Глава 1
Былое и настоящее
— Неприятель быстротою наших движениев был свыше крайне удивлен, — возбужденно говорил поручик Армфельд на вполне приличном русском языке. Высокий, симпатичный молодой человек. Типичный викинг, белобрысый и могутный. Токмо в мундире нового образца Второго Московского полка. Очень доволен, что свел столь полезное знакомство, а не болтается в тыловых частях.
«Свыше крайне» — это мелочь. Мне так на шведском вряд ли удастся скоро объясниться. Да и не рвусь, откровенно говоря. Напротив, демонстративно требую обращаться по службе на государственном русском, сиречь имперском. В свободное время и дома можешь изъясняться хоть на китайском наречии, но желающим делать карьеру придется постараться всерьез. Причем не моя якобы блажь, а императрицы. Она старательно изображает самую русскую из всех русских, избирательно забыв отца, но подчеркивая происхождение от родных берез. Многие очень хорошо поняли намек, когда она отказалась беседовать с гвардейскими офицерами по-немецки.
Дворянство балтийских провинций и Шведского королевства согласно привилегиям, полученным при завоевании и подписании унии, не было обязано служить. Однако если кто-нибудь из них поступал в армию (кроме шведских полков, хотя и там высшее офицерство не могло обойтись без русского, а значит, и в генералы без него не попадешь), то с недавних пор на тех же условиях, что и прочие подданные. Включая необходимость знания языка страны и ведения на нем документации. Иначе продвижение становилось достаточно сомнительным.
Ничего ужасного не произошло. Многие благородные шли воевать вовсе не от горячего характера. Все больше по причине бедности и плодовитости родителей. Кое-кто гордо отказался следовать правилам и отправился за границу, но сомнительно, что там они получат больше. По мне, умные и проявляющие рвение без малейших сомнений способны за пару лет научиться если не трактаты научные писать, так командовать на языке страны, которой даешь присягу. А если нет, то нужны ли России такие остолопы?
— Мы маршировали к Мемелю со всей возможной скоростью, — продолжал Армфельд, — избавившись даже от множества нужных вещей, например, осадного парка орудий. Его подвезли позже на кораблях.
Эти сказки стоило бы рассказывать кому другому. Мне лично пришлось подгонять в очередной раз неизвестно почему заосторожничавшего Ласси. Во всей Восточной Пруссии было всего три крепости: Пиллау, Мемель и Кенигсберг. Сколько-нибудь важное значение имел только Кенигсберг, защищенный непрерывным поясом укреплений с тридцатью двумя бастионами, цитаделью и отдельным фортом Фридрихсбург.
Вместо стремительных действий армия толпилась у дыры под названием Мемель, где всего гарнизона один батальон. Восемьсот человек, включая ополченцев, против шестнадцатитысячного осадного корпуса и при полной блокаде с моря. Не имело ни малейшего смысла держать здесь все войска, вполне хватило бы и половины того, а остальных, в особенности казаков с калмыками, лучше было использовать для других целей. Еще и после обстрелов выпустили гарнизон с почестями, пусть без оружия и имущества.
Не понимаю фельдмаршала и его поведения. В Швеции действовал в лучшем виде, под Азовом тоже удачно. А в Крыму и Пруссии его будто подменили. Фридриха, что ли, боится? Так он сейчас занят в совершенно ином месте. Фактически бросил на произвол судьбы и Восточную Пруссию, и Померанию. Восточная Пруссия бедная страна, с песчаной почвой, болотами и слабо заселенная, и не здесь его устремления. В ней едва насчитывалось около пятисот тысяч жителей.
Разве дело в черноземе? А для нас с Анной Карловной завоевание здешних земель чрезвычайно важно. Взяв эти земли, Россия получает два незамерзающих порта на Балтике — Мемель и Кенигсберг, подходящие для содержания и военно-морского, и торгового флота. Практически вся польская и литовская торговля идет через Кенигсберг и в меньшей степени Данциг. В этом случае даже «щедро» уступленные Австрии коренные ляшские земли станут платить пошлину империи.
Упустить такой лакомый кусок было бы непростительной ошибкой. Мы надеемся закрепить свои права на оккупированную землю по заключении всеобщего мира. Именно поэтому я вынужденно бросил все хозяйственные дела, плюнул на варшавский комфорт (действия немногочисленных повстанцев не в счет, они в лесах) и отправился наводить порядок в северной армии.
Ласси вообще не очень рвался изначально за подвигами, пытаясь отбрехаться местными делами и недостаточным контролем за уже занятой литовской территорией. В принципе так и есть. Добрую половину корпуса пришлось раскидать гарнизонами, а существуют места, где русских солдат до сих пор не видели и вряд ли подозревают о смене власти. Правда, здесь и на Украине население все больше поддерживает нас и особых проблем нет. Все же православные в подавляющем большинстве, и даже магнаты не пытаются организовать сопротивление. Тут не Польша, где пришлось выдержать несколько серьезных столкновений, прежде чем загнали в леса остатки отрядов недовольных дворян. Только Австрия требует оплатить кровью захваты, и для России данное вторжение лучший вариант.
— При вступлении в город командующий приказал отслужить в лютеранской церкви благодарственный молебен. Затем чиновникам и всем жителям города пришлось принести присягу на верность императрице Анне.
Я невольно покосился на рассказчика. Густав Армфельд не может не испытывать смешанных чувств по данному поводу. Семейство его, как и Врангели, достаточно разветвленное и многочисленное. Лично он проживал на отошедших к России финских территориях, по крови швед и не так давно тоже вынужденно клялся в верности новой власти. Полагаю, с одной стороны, он доволен — не им одним пришлось ради сохранения владений от конфискации склонить голову перед русскими. С другой — поступив на службу, не против повоевать, а здесь ничем отличиться не удалось. Штурма не случилось, только артиллерия лупила по Мемелю.
— Имелись недовольные и отказавшиеся? — спрашиваю.
Все чиновники, все пасторы окрестных приходов, все обыватели мужского пола старше пятнадцати лет, независимо немецкого или литовского происхождения, должны принести присягу. Ответ мне известен, но любопытно его отношение.
— Многие разбежались еще при появлении первых наших разъездов. Боятся. Потом реквизиция лошадей и припасов мало удовольствия доставляет бюргерам и крестьянам. Фуражирующие иррегулярные кавалеристы не особо сдерживаются.
В переводе это означает: мародерствуют казаки с калмыками. Странно от них чего другого ожидать. Приятного мало, когда имущество отбирают. Но это уж как водится. На войне кормятся за счет противника, и мало кто осуждает подобное. Фридрих и сам не без греха.
— В Тильзите сразу согласились открыть ворота, мы и дойти до города не успели. Нижайше просили фельдмаршала взять под свое покровительство.
А вот это новость. Видимо, гонцы в дороге меня не обнаружили. Хотя не сказать уж очень неожиданная. Видать, навели калмыки шороху. В пути через российские земли их сопровождали специально выделенные подразделения, чтобы не баловали. А здесь, похоже, развернулись во всю степняцкую ширь. Немцы теперь готовы и молебны служить во славу русского оружия, лишь бы не грабили.
Армфельд хотел что-то добавить, но замолчал, повинуясь моему жесту. Мы оба прислушались. По дороге мы неоднократно обгоняли обозы и войска, но выстрелы и так часто раздавались в первый раз. Я обернулся к сопровождающим, и, не дожидаясь команды, мои казачки понеслись вперед, выяснять подробности. Драгуны конвоя, напротив, приблизились, окружая стеной.
— Кажись, пруссаки идут навстречу, — доложил вернувшийся казак. — Барабаны бьют.
— Что значит «кажись»?
— Туман, ни черта не разобрать.
Я пришпорил коня и понесся вдоль длинной колонны людей, выстроившихся на лесной дороге. Если армию подловили на марше специально, ничего хорошего впереди не ждет. Называется, прибыл с проверкой в штаб. Угодил в самую раздачу.
Пытаясь хоть что-то понять, осматриваю окрестности. Все поле предстоящей битвы, окруженное лесом, покрывал туман. Видимость не дальше версты, зато слышимость замечательная. Действительно, под хорошо знакомый бой барабанов надвигаются вражеские полки. Единственное, не видать, сколько и откуда. Совсем не ясно, где находится командование и что оно собирается приказывать. Как утверждает Гена, карма у меня, видимо, такая. На полном ходу въезжать в неприятности.
Искать фельдмаршала в этой ситуации — глупее не придумаешь. Он наверняка и сам не в курсе, кто и где находится. Почему вперед не выслали разведку, разбираться стану потом. Если уцелеем. Но после этого не то что отстранить от командования, по-честному под суд положено отдавать, а не смотреть на его седины и былые заслуги. Расслабился, уверенный, что пруссаки не пойдут вперед, опасаясь высадки с кораблей в тылу.
Все! Некогда пытаться сваливать ответственность на других, пора принимать решение. И я принялся раздавать приказы, рассылая во все стороны вестовых. Армфельду гнать на полной скорости вперед свой полк. Казаки, сколько удастся собрать, и драгунский полк, застывший в ступоре, отправить для прикрытия. Их неминуемо сомнут, если сюда заявился весь прусский корпус, включая померанские части, но это дает возможность оттянуть время и подготовиться.
Вологодскому, Суздальскому и Выборгскому полкам занять высоту, господствовавшую над западным дефиле. Поставить там всю артиллерию, имеющуюся под рукой, невзирая, своя или чужая. В этой неразберихе каждое жерло на счету. Угличскому встать на дороге, давая возможность подойти Московскому и другим отставшим подразделениям. Я сам этим займусь. Плевать мне на звания! Я генерал-фельдмаршал Ломоносов! Выполнять приказание! Вот это уже лучше, мысленно улыбнулся я, глядя на поспешно садящихся на коней старших офицеров.
Кавалерия! Господибожемой, где вся наша кавалерия?! Не могу я парой тысяч отбросить противника!
— Чего они тянут? — с раздражением спросил кто-то рядом.
Будто в ответ ухнули орудия, добавив дыма в рассеивающийся туман.
Глядя на вражеские построения, с облегчением думаю: радоваться надо, а не ныть, что пруссаки воюют по уставу. Конечно, ядра не очень приятная вещь, но могло быть много хуже. Сначала канонада, затем атака конницы, и лишь потом вводится в бой пехота. Похоже, они сами растерялись, не ожидая сойтись с нами на встречном марше. Потеряли темп и не раздавили сразу. Впрочем, еще не поздно. Мы фактически разорваны на две группы, и не меньше трети до сих пор болтаются на дороге позади.
Запели знакомо трубы. Вражеские всадники неслись, выныривая из тумана, с топотом, от которого задрожала земля. Кирасирские полки — тяжелая конница. Пластины на груди, огромные битюги. Нашим кавалеристам не удержать удар. И не надо. Если я чему-то научился на войне, так это борьбе с атакующей кавалерией. Ружейный и артиллерийский огонь лучшее из возможных средств борьбы с такими героями.
Русская легкая конница поспешно разворачивается, уходя из-под удара и открывая противника для обстрела. Все как договорено. Тем более я не требовал от казаков умирать. Напротив, важнее внушить уверенность врагу. Сейчас на высоте уже готовы. Наше секретное оружие — набитый пулями шар, взрывающийся на подлете, — пока никто не сумел повторить. Ходят слухи, у англичан налаживают производство, но до войск еще не дошло в приличном количестве. Да и не противники нам островитяне на данный момент. Сейчас запальные трубки уже нарезали на разную длину для отдельных дистанций, и пруссаки наконец вкусят угощения.
Первые выстрелы не произвели особого впечатления. Ни мощи, ни кучности. На самом деле это пристрелочные, чтобы определить ориентиры. Недолет, перелет, попадание. Стена кирасир даже не заметила происходящего. И тут грохнуло. Взрывы снарядов выше и перед строем выбивали жуткие бреши в катящейся лаве. Еще один залп. Лошади ржали от боли и падали, всадники вылетали из седел. Все это образовало немалый завал, о который споткнулся железный поток. Часть кирасир принялась обходить образовавшийся барьер с флангов, остальные затормозили и завязли в куче мертвых и истекающих кровью тел. Тут их накрыл очередной орудийный залп, добавив сумятицы в происходящее.
Наперекор потерям и трудностям пруссаки продолжали двигаться вперед. Может, их не за что любить, однако точно стоит уважать. Уже становится опасно бить по атакующим из орудий, недолго и своих зацепить. Пушки и так изрядно проредили вражескую конницу. Пришло время для ружей.
— Первая шеренга — на колено! — скомандовал полковник рядом.
Сейчас наступил момент, когда мое вмешательство излишне и мешает. Пусть отдают приказы те, кому положено. Они и людей своих лучше знают.
Вторая шеренга изготовилась к выстрелу, первая застыла, ожидая приказа сменить и загораживая товарищей поднятыми штыками. Большинство лошадей на острия просто не пойдет. А кто посмеет погнать своего коня на приготовившийся строй, долго не заживется. Маневр давно отработан, и не только я умею отражать атаки всадников в каре. Все отлажено на тренировках и проходит без суеты и заминок. Угличский полк не из худших будет, и надо потом отметить в приказе независимо от результатов сражения.
— Приготовиться!
Противник все ближе. Огромная неразличимая масса всадников с обнаженными клинками, воющая в готовности смять и убивать.
— Не стрелять! Ближе, еще… Огонь!
Шеренги взорвались огнем и свинцом, уничтожая опасность. Снова падают лошади и валятся на землю люди, застигнутые в последний момент. Первая шеренга буквально исчезла, загромождая путь следующим, невольно врезавшимся в огромную кучу. Лошади вновь кричали, ломая ноги, а пули на таком расстоянии не могли остановить и кирасы. Те, кто оказались под копытами могучих коней, очень пожалели, что не погибли сразу.
Атака захлебнулась, уцелевшие уже не пытались смять массой, а уходили на фланги, но в лес соваться было опасно. Тем более оттуда тоже постреливали, пусть и не сильно. Похоже, Московский полк на подходе. Кирасиры проверять количество злых русских солдат не стали и начали отход, вторично угодив под орудийный обстрел и теряя товарищей.
Первый раунд мы свели вничью. Это далеко не победа, но кавалерия попалась в ловушку и понесла серьезные потери. Да и боевой дух пруссакам изрядно подпортила артиллерия. Теперь уже по нам заработали пушки, пробивая бреши в рядах. Наши орудия отвечали, но у пруссаков больше стволов, и заткнуть их совсем не просто. Счастье, что пока ядра все больше пропадали попусту. В основном перелеты. Только это ненадолго.
В районе второй группы по-прежнему свалка. Кажется, их все-таки сбили с позиций. А помочь я ничем не могу. Теперь вперед пошла вражеская пехота, и нас продолжали долбить ядрами. Самый страшный момент. Ты не можешь никуда уйти, неподвижно ждешь очередного гостинца. Рядом падают хорошо знакомые люди, кричат искалеченные, а ты стоишь столбом. Только и остается, что вспоминать названия: Ростовский, Вятский, Черниговский, Муромский, Нижегородский, Апшеронский, Воронежский полки. Дать слабину и отойти из-под обстрела в лес — это позволить нанести удар им во фланг. Нельзя! Надо стоять!
И тут в меня ударило ядро, снеся по пути голову казаку, держащему поводья. Я с хрипом подскочил, сев на кровати. Сердце стучало со страшной скоростью, спина вся мокрая… Сразу и не сообразил, где нахожусь. Ей-богу, тогда спокойнее отнесся. Точнее, просто ничего не понял. Вот сижу и изучаю обстановку — а через мгновение валяюсь на земле. Столько лет прошло, а все трясет. Почему никогда не могу проснуться и вечно дергаюсь? Ведь помню прекрасно: сон. Пусть и реальный, о взаправдашнем, да былое.
— Опять? — озабоченно спросила Стеша, приподнимаясь рядом. — Ядро?
— Да. Снова пришло.
— Все хорошо, — гладя меня по голове, как маленького ребенка, говорит. — Было и прошло.
— Ну да, — уже спокойнее бормочу, — нога снова болит.
Тогда, почти тридцать лет назад, сломал на совесть. На счастье, ничего не оторвало, прямо в жеребца угодило. До сих пор его жалко. Ухоженный и дорогущий. Специально под меня не хуже кирасирского подбирали. Вот он своей тушей и устроил радость на всю оставшуюся жизнь. В тот момент я имел даже силы и наглость с носилок отдавать приказы. Я же начальник! Полководец! Подвиги совершаешь в момент текущего из ушей адреналина, а потом остаток своих дней жалеешь, почему сразу не лег на лечение.
Хорошо еще гипс своевременно наложили. Это не морфий с эфиром, удобный способ сращивания костей быстро пошел в медицину, и даже простой народ оценил. Так потом и прыгал на костылях по Кенигсбергу. А теперь на погоду ныть регулярно начинает. Хуже того, сон в последнее время снится. И в подробностях, будто сызнова в бой угодил. Хочу, но ничего изменить не могу. Даже не выдержал и в церковь сходил. Помолиться. Пользы ноль. Вреда, впрочем, от сей частенько появляющейся неизвестно зачем картинки тоже не наблюдается.
— Так не мальчик уже, — сказала Стеша ласково, — у кого в этом возрасте ничего не болит.
— Утешила! — сердито восклицаю, отталкивая ее. — Лучше бы промолчала. — И принимаюсь искать ногой тапочки возле кровати, чтобы встать.
В умывальной комнате с недоумением уставился в большое зеркало. Господибожемой… Вот эта опухшая со сна рожа — я. Чтобы рассмотреть подробно, надо приблизиться. Зрение без очков уже негодное. Шестьдесят четвертый год пошел. Старый, с заметным брюхом, которое легко отрастить, но почти невозможно избавиться, заимев, и седой. Трое сыновей, не считая дочки, по-прежнему официально числящейся моей племянницей. Кроме Юрия, у всех уже свои дети. Мои внуки и внучки, стало быть.
Ничего удивительного, выросли дети. Иван Михайлович третий человек на Кавказе после генерал-губернатора и Суворова. И командующий его ценит не за происхождение. А я ведь прекрасно помню Ваню маленького. Как будто вчера на руках держал. Я имею внуков! Ну совершенно не чувствую себя пожилым. Я еще о-го-го. По крайней мере в мыслях. Как был в иных отношениях мальчишкой, так и остался.
Неужели все старики в душе всего лишь постаревшие мальчики и девочки? Ой, не верю. Это от характера зависит. Мало, что ли, видел молодых со стариковским поведением? Хм… А я ведь по прежним законам уже пенсионер. С шестидесяти вроде, или срок увеличили… не помню. Последнее время стал задумываться о пользе незнания. Ну вот сиди у меня в памяти точная дата смерти господина Ломоносова, счастья бы это точно не добавило.
Дни текут, незаметно уходят годы, и приходит ужасная мысль о скорых похоронах. Натурально страшно. А сейчас я просто живу и не в курсе приговора. Завтра? Послезавтра? Через пять лет? Лучше не ведать и радоваться настоящему. Тем паче я не уверен в совпадении сроков. Иначе себя веду, наверняка по-другому питаюсь и старательно слежу за здоровьем, благо могу позволить себе выписывать лучших докторов, а их рекомендации внимательно изучать, заодно прислушиваясь к советам Павла.
Я, конечно, почетный академик всех существующих Академий наук, но давно уже страшно отстал от развития лечебной премудрости. То есть кое-что соображаю, но предпочитаю помалкивать в основном. Вступать в споры глупо, проще не выполнять указания. А Павел по-прежнему в теме. Его институт жутко разросся и давно обскакал лучшие мировые университеты с их медицинскими факультетами. У моего старого приятеля куча отделов, лабораторий, три десятка сотрудников и больше сотни технических работников, не считая обслуги. Приличных размеров деревня.
Совместными усилиями наших как молодых, так и заслуженных российских исследователей выработаны в высшей степени стандартизованные методы проведения экспериментов на животных, в частности на белых мышах, охотно демонстрируемые всем любознательным и публикуемые для врачей.
Именно доктора и были нашими главными противниками при вакцинации. Возмущенные вторжением в область, которая, по их мнению, была недоступна пониманию тех, кто не окончил соответствующего учебного заведения, они поливали наше общее дело потоками оскорблений и клеветы. А Павел работал и работал. Оспа, дифтерит, бешенство, столбняк, сыворотки от змеиных ядов, геноцидные бактериальные мази. Невзирая на летящие годы, одержимо пялился в микроскоп и ставил сто тысяч первый опыт, перепроверяя полученный положительный результат.
После эпидемии чумы на юге Анна Карловна всерьез озаботилась и повелела заняться и этим, выделив солидные средства. Павел приехал в Крым с готовым планом действий. В маленькой лаборатории чумные культуры подвергались поочередно самым жестким воздействиям. Их глушили химическими веществами, травили всевозможными гадостями, подогревали, высушивали. Два года кропотливого труда. Одно дело теория, другое — предохранительная вакцина от чумы, которую никто никогда прежде не изготовлял.
Закончилось это тем, что он сделал себе прививку противочумного препарата. Повторил мой «подвиг». Только в отличие от оспопрививания никакой гарантии Интернет дать не мог. Как позже выяснилось, запросто мог и помереть. Из двух тысяч первых привитых сорок скончались. Зато из не получивших вакцину погибало трое из четверых. Результат более чем положительный. Теперь каждая собака в Европе знает про теорию Ломоносова о микробном происхождении болезней и его замечательные слова: «Если в организм человека ввести убитых или ослабленных болезнетворных микробов, то в нем выработаются сопротивительные силы, образуется иммунитет, невосприимчивость к данному виду микробов…»
И второе утверждение пока никто не опроверг: «Тот или иной фактор может считаться причиной заболевания, если удовлетворяет по крайней мере трем условиям: присутствует в заболевшем, может быть выделен из заболевшего и способен передавать болезнь при введении вторичному хозяину». Правда, Павел тихонько поправляет, надо писать дополнительно «животного» вместо просто «присутствует» или «заболевшего». Это мелочь. Человек тоже животное, и принципиально мои слова не опровергаются. Некие тонкости, не столь важные. Тем более обе словесные формулы выведены самостоятельно, без чужих идей.
Другое дело правильное выполнение методик и технологии производства. Хватало случаев, когда вместо спасения людей заражали по глупости и неумению. Тем с большим уважением относятся нынче к Институту России. Вот так скромненько называется. Тем более что добрую часть бюджета теперь получает от государства. Давно уже не идет речь о прибылях. Люди важнее.
А мне не обидно, что он достиг многого. Я не про ордена и дворянство. Сам не хуже. Правда, в другом смысле. Туже Восточную Пруссию не зря брал. Теперь она навечно губерния империи. Не знаю, как бы повернулось, не окажись я там. Ласси в очередной раз захотел быть добреньким. Он был готов согласиться на предложение делегатов от Кенигсберга. Те, понимаете ли, щедро предлагали оставить им все существующие льготы и вольности, а заодно победитель может брать только те товары и имущество, которые принадлежат прусскому государству. Будто от лица неприступной крепости говорят, а не просят милости для беззащитного перед лицом врага города.
Мы на поле сражения удержались только благодаря своевременному подходу частей под командованием Ломана. Не зря Армфельда посылал. Но и потеряли убитыми добрых четыре тысячи человек и не меньше десяти тысяч ранеными. Пруссаки даже больше, однако это слабое утешение. Зато они, не добившись успеха, моментально очистили всю Восточную Пруссию. Никаких сил цепляться за землю после девятичасового кровопролитного боя уже не имелось. А к нам могли подойти подкрепления из Литвы.
— Пора бриться, Михаил Васильевич, — заявила Стеша, появляясь в дверях.
— Только тебе и доверяю, — соглашаюсь, принимаясь наконец мыться.
С какой стати Россия не должна была получать с завоеванных земель рекрутов, налогов и прочих контрибуций? Фридрих не стеснялся драть с подданных на ратные нужды. А мы чем хуже? Любые военные действия надо совершать в максимальную силу и упорно ломить к цели. Естественно, она должна быть достижимой. Нельзя пытаться маршировать на Париж, имея возле Вислы четверть боеспособной армии. Полезнее ловить интерес поближе.
Я позволил желающим уехать, увозя вещи и личные ценности. То была максимальная льгота. Под сенью двуглавого орла провинция не имеет права получить лучшие условия, чем под одноглавым гогенцоллернским, и тем более чем русские провинции. На общих основаниях, господа.
Жители городов должны были принести присягу на верность российской императрице. Каждый произносил слова, зачитанные пастором, и подтверждал своей подписью добровольное согласие. К больным приходили домой. Такая же процедура соблюдалась по всей провинции, и во время публичных богослужений имена Фридриха II и кронпринца заменили именами императрицы Анны и великого князя-наследника.
Со временем и еще кое-кто уехал, особенно когда подписали мирный договор и стало ясно, что положение сохранится навечно. Даровать прибалтийские привилегии на манер Петра Великого никто не собирался. Мало того, после окончательного согласования границы сюда массово переселяли казенных крестьян из России. Не самые лучшие территории, но требовалось создать лояльную опору для власти. На конфискованных у здешних не желающих оставаться дворян и чиновников землях, а также пустующих и принадлежавших ранее прусским властям селили русских и белорусов. Право владеть официально закреплялось исключительно за подданными империи. Позднее это облегчило и борьбу с польскими помещиками, позволяя отобрать имения у оставшихся в Австрии хозяев.
Фактически, не юридически, новопоселенцы получали вольную и могли заниматься любыми ремеслами и заводить собственное дело. Понятно, таких на первых порах меньшинство, но крестьяне обустроились недурно в сравнении с Центральной Россией. Хутора, собственная земля и полное отсутствие барина. Бытие, как водится, определяет сознание. Большими общинами не живут и прямо на глазах превращаются в отъявленных кулаков.
Им, кроме стандартных налогов, ничего платить не надо, и барщины нет. При этом урожайность много выше российской, а рождаемость заметно подскочила. Через пару поколений не меньше половины будет от общего населения. Восточная Пруссия, которую называют официально Балтийской губернией, станет со временем неотъемлемой частью империи. А заодно эти люди и барьер между Германией и прибалтийскими немцами.
— Ты должен с Юркой поговорить, — сказала Стеша, намылив мою физиономию и приступая к бритью.
— А почему не Сашкой или Софьей? — интересуюсь брюзгливо.
— Нет, — она всплеснула руками, в одной из которых, между прочим, опасная бритва, — неужели тебе не важно?! С ней-то уж точно не мешает.
— Пусть с девочкой мама с папой разбираются. Это их идея была — брак с Потоцким. Я с самого начала возражал. На черта нам чужие богатства, подумаешь, шестнадцать сел с тремя тысячами мужиков, своих хватает!
— Вот потому она к нам приехала, а не домой. Знает ваше отношение!
— А то у нас мало народу в доме проживает помимо нее!
Так, это было лишнее. Татьянины дети, да и сама она меня не раздражают. Впрочем, как и остальной эскадрон. Геннадия потомки, дети и внуки сестер и брата, куча разнообразных крестников из казаков вечно навещают. Иной раз наткнешься в саду и недоумеваешь. Рожа знакомая, а как зовут — забыл. Слишком много развелось вокруг народу. И ведь у большинства есть дома и даже собственные деревни, но от приехавших в гости дальних и близких родственников избавиться невозможно. У того дела в столице, у этого отпуск из армии, а иные просят приютить на время. Трагедия, видите ли, в семейной жизни.
Собственный разветвленный клан полезен при неурядицах любого рода. От царского неудовольствия до неурожая или неудачного вложения денег, способного повлечь за собой разорение семьи. Имея множество деревень в разных губерниях и разные производства, всегда легче переносить неурядицы. Правда, приходится не забывать о месте патриарха. Официально мое слово последнее и обжалованию не подлежит. А фактически Стеша в семействе и хозяйстве владыка, безраздельно правящая домом и всем с ним связанным.
Это сложилось незаметно и в первую очередь к моей выгоде. Вечно занят был и на мелочи не обращал внимания, передоверив Стеше. Вот и стала она центром и душой семьи Ломоносовых, а заодно и Шадриных. Наш союз прочен и полезен. Даже с моим братом Ванькой она больше общалась лично и письменно, а уж его дети и внуки в моем доме чувствуют себя родными в первую очередь не из-за меня.
— Послушай, Стеша, — после длительного размышления сказал я почти застенчиво, — ты на меня не обижаешься?
— Это с чего? — обтирая мне лицо полотенцем, удивилась она.
— Ну столько лет прошло, а мы в церкви и не были. Невенчанные живем.
— Ой, да теперь только людей смешить! Дети наши справные, и не просто Ломоносовы, графья. — Она хихикнула.
По нынешним временам такое титулование выше княжеского будет. Я высокоблагородие, а родовитым князьям такового не положено. А еще сиятельство, как сенаторы, и Стокгольмский, что гораздо почетнее, и таковых нас на всю Российскую империю помимо меня всего три: Давыдов-Крымский, Долгоруков-Кавказский и Ломан-Балканский. Фридрих Ломан уже скончался, однако потомки имеются, и подобное отличие не последнее дело.
Про себя можно признать, гениальных полководцев среди нашей компании не имелось, зато все настоящие крепкие профессионалы и научились не следовать слепо шаблонам и инструкциям. Так что честно заслужили титулы весомыми победами на полях сражений.
— Сказал бы мне кто в детстве…
— Дворяне паршивые, — говорю зло. — Знаешь, что мне Юрка заявил, когда я ему в последний раз нотацию читать пытался? Ты, говорит, сын крестьянский, а я — фельдмаршала. Мне так прижимисто вести себя нельзя. Я эту родную кровиночку чуть не прибил за такие слова.
— Перебесится, — с не особо понятной мне уверенностью отмахивается Стеша. Будто не сама буквально сейчас просила воздействовать. Гулять наш сынуля научился не по-детски, а она все над младшеньким трясется. Здоровый уже лоб, я в его годы полком командовал.
— В армию отправлю! — вознегодовал я. — Пусть послужит как нормальный человек и в чувство придет. И не на Кавказ, под крыло к брату. В Сибирь загоню!
Глава 2
Почти внучка
— А, ты уже здесь, — говорю, с удовольствием разглядывая Софью.
Девочка выросла высокая и очень симпатичная, на мой взгляд. Не красавица, но без излишней полноты, столь ценимой в нынешнее время. На щеках приятные ямочки, когда улыбается. Всегда нравились такие. Полногрудая, с яркими живыми глазами, умело подчеркивающая фигуру платьем. Современная стилизация под крестьянку. Никто на улице не спутает, но это специально под мои простые вкусы надето. Что-то ей точно надо.
— Вас жду, — почтительно заявляет и ресницами хлоп-хлоп. Сплошная невинность.
Я на такие штуки и в молодости не покупался, зато теперь уверен в правильности догадки.
— И почему тебя родители не назвали Еленой, прекрасная?
Тут она мило и незапланированно покраснела. Блондинка с нежной кожей, и румянец на щеках хорошо заметен.
— Скажете тоже!
Главное, она во всех смыслах здоровая и крепкая. В детстве простая пища, подъем спозаранку, отсутствие сюсюканья. Бегала босиком с деревенскими и казачьими детьми по улицам.
— А я всю правду нынче говорю. Теперь уже можно.
— То есть раньше врали регулярно, Михаил Васильевич? — заинтересованно спрашивает.
— Софья! — возмущенно воскликнула Стеша.
В восемнадцатом веке не было принято, чтобы родители воспитывали детей, а бабушки с дедушками баловали. Старшее поколение обычно следило за поведением отпрысков даже более строго и нередко отчужденно. Внуки с внучками наносили визит лишь изредка. Другое дело Софья. Она у меня с рождения жила. И кем приходится, я затрудняясь определить. Евдокия Васильевна, мать ее, мне вовсе не дочь, а сводная сестра официально.
На свадьбу Дуське я подарил в качестве приданого сорок тысяч десятин в Уфимской губернии. Приобрел незнамо зачем по бросовой цене, чисто из жадности после башкирского замирения. Потом с Украины полторы сотни семей перевез, пообещав освобождение от любых повинностей, кроме подушной подати, на пять лет.
Когда мой бывший адъютант, выйдя в отставку по ранению (в отличие от меня так легко в Пруссии не отделался), туда с семьей прибыл, его, естественно, встретили без особой радости. Эти куркули недурно развернулись без пригляда. Каждое крестьянское хозяйство к тому моменту держало десять-двенадцать лошадей и пятнадцать-двадцать коров. Кур, уток, гусей и индюшек никто не считал.
Теперь он пишет рассказы, восхваляя прекрасный и обильный край. Даже две книжки издали «Охотничьи рассказы» и «Моя земля». Мне понравилось. Красиво природу описывает и повадки звериные. Я так не сумею. Поэтическая натура. Ценить таланты надо. Потому издал в своей типографии, тем более приличных русских писателей надо поддерживать. И оба раза тиражи расходились моментально. Пришлось дополнительные печатать. Умудрился на зяте чуток заработать.
А хозяйством занимается Дуська между родами. Семерых детей мужу подарила. Софья была первая, не захотели с маленьким ребенком ехать в глушь. Не дай бог, что случится или заболеет. Вот с тех пор и живет. Раза три к родителям ездила, но дом ее здесь. Мать железная баба, прости меня господи, за такое слово. Дворянка как-никак. Но нечто от Ломоносовых по части деловой хватки передалось. Ничего ужасного, такое частенько случалось. Мужчины пребывали на государевой службе, в домашние заботы не вникали, а хозяйством занималась женская половина семейств. Чтобы не распустить холопов и сохранить доходность имений, требовались характер, смекалка, воля и оборотистость.
Командует в доме нынче не супруг. У Гусева всего пяток душ и жалованье имелось, а Дуське от меня столовое серебро досталось да пять тысяч рублей, да еще восемь от Ивана. Его не напрягает возвышение сестер. Всегда был легкий человек, и интересы совсем в другой области лежали.
— Как же без этого государственному человеку? — усмехнулся я. — Идем уж завтракать, мадам Потоцкая.
— Я Гусева! — с негодованием воскликнула Софья.
Вот ей всерьез не повезло. Или напротив — это уж как посмотреть. Замуж шла по сердечной склонности за молодого, что не часто случается. Еще богатый и делающий карьеру. И все было просто замечательно. Три месяца. Пока не поймала на любовнице. Все бросила и отправилась домой. В смысле ко мне.
Раньше бы я этот вопрос решил через императрицу в кратчайший срок. Теперь проблема. Подать на развод и получить его — разные вещи. Некоторые годами дожидались решения Синода — далеко не всегда благоприятного. Обоюдного согласия супругов считалось недостаточно. Для церковного расторжения брака требовались серьезные основания. Например, отсутствие детей. Но Потоцкие были молоды и еще имели шанс обзавестись наследниками. А доказательства прелюбодеяния, как и свидетели, отсутствуют. Все знают — было, иначе поведение жены не объяснишь. Сам супруг отмалчивается, не отрицая случившееся, но юридически не доказано.
Естественно, весь высший свет заинтересованно обсуждает создавшуюся ситуацию. Я бы скота убил, надо же иметь наглость предложить ответно выбрать любовника из его друзей. Это мне Софья сама рассказала, и не имею причин не верить. Явно с головой непорядок у дебила. Только граф изволил отбыть в поместье и не кажет носу в Петербург. Приятного во всей истории и для него мало.
Мне он с самого начала не нравился, но становиться поперек дороги у влюбленной девушки я посчитал неразумным. Тем более брак организовывали женщины и справки наводили. Ничего реально предосудительного не выявили, иначе бы не сладилось.
— Ты у нас Ломоносова, — сказал я ласково, обнял ее за плечи и подтолкнул в сторону столовой.
— А что? Тоже неплохо!
На стенах столовой висят семейные портреты. Не парадные, в застывшей напряженной позе, при всех орденах — такой у меня единственный имеется. Подарок от благодарного купечества к пятидесятилетию. Я для него даже не позировал. Где-то в чулане висит.
Эти писали ученики Художественной академии России, я лично отбирал наиболее понравившиеся. Им лишний заработок, большинство ведь без особых доходов, а мне память. Забавно смотреть на растущих детей и стареющих родственников. Стеша, например, лет десять назад отказалась от очередного портрета. Не хочет видеть себя постаревшей. Зато в кабинете в рамке прямо на столе держит мой давний рисунок. Она там еще девушка.
Завтрак идет по давно заведенному порядку, включая поданные блюда. Без особых изысков. Обычная атмосфера домашнего круга. Когда я ем, то глух и нем — не про нас. За столом вполне можно завести разговор о политике или последних распоряжениях, касающихся армии. Просто эти темы сейчас старательно обходят.
Обмениваются репликами по поводу домашних забот, новых платьев, болезней и обсуждают последнее письмо от Ольги. Сеструха у меня путешественница. Столько лет не вылезает из-за границы, что, наверное, уже и не помнит, откуда родом. Письма, правда, исправно пишет, нас с Дуськой не забывает.
Теперь уж и не помнят многие, а отправка в Вену ее супруга Густава Армфельда с официальным поздравлением по случаю бракосочетания эрцгерцога Иосифа, будущего императора Иосифа II, было событие не рядовое. По тем временам огромный прорыв. Ольга Васильевна первая из русских дам в новом царствовании сопровождала мужа в служебном путешествии за границу. Натуральный вызов во многих отношениях.
Сам Густав швед, жена только по названию дворянка, и последний раз за границу совместно супруги из России ездили как бы не при Петре I. Такой толстый намек на возможность карьеры и подданного Швеции — уния дает тебе шанс высоко подняться, и женской эмансипации. С тех пор прошло много лет, а Армфельд так и продолжал кочевать из Копенгагена в Вену и далее в Лондон в качестве посла, ну и супруга с ним.
Очень удачный, как оказалось, выбор. Помимо знания нескольких языков и умения контактировать с самыми разными людьми, в чем я убедился, используя его в качестве ординарца в Восточной Пруссии, он реально руководствовался девизом «Meine Ehre heisst Treue!», то есть «Моя честь — это верность». Дав присягу и женившись, ставил в первую очередь интересы страны и семьи.
Я даже передал ему основные контакты с купленными газетчиками и жадными пэрами. На месте удобнее разбираться. Дипломат восемнадцатого века личность достаточно скользкая. Он вправе вербовать себе открытых сторонников и тайных осведомителей. Примеров подкупа официальных лиц самого высокого ранга несть числа. Такие вещи вообще никого не удивляют. Иным российским министрам иностранные государства до меня платили регулярно немалые суммы. Почему нельзя провернуть обратное? Еще как можно! Как минимум дважды я сумел повлиять серьезно на английскую политику, поработав с оппозицией и газетами. Денежки тамошние кадры любят ничуть не меньше всего остального человечества и родное правительство сдавали за милую душу.
— В былые времена, — со вздохом сказала Татьяна, — спектакли следовали через день: в понедельник — французская комедия, в среду — русская, в четверг — трагедия и опера. Маскарады…
— Это давно было, — включаюсь. Кажется, что-то упустил, отвлекшись.
— Да, — с грустью подтвердила свояченица, — в последний год токмо один раз спектакли давались, в четверг.
— Ну вот сейчас опять в среду, — неуверенно сказала Софья.
— Другое! Ой, ты не обижайся.
— Стоп! — в удивлении потребовал я. — Это о чем мне не доложили?
— «Гамлета принца Датского» ставят в Императорском театре, — подала голос Стеша.
— Софьи перевод?
— Ну да.
В 1745 году Сумароков впервые напечатал свой вариант «Гамлета» в стихах. Проблема одна: в его переложении пьеса мало походила на Шекспира. Тот, собственно, и сам не стеснялся перелицовывать чужие идеи и сюжеты, но слово «перевод» к чему-то обязывает. А тут в пьесе появились дополнительные персонажи. Конец трагедии счастливый — Гамлет и Офелия живы. Короче, бред.
Уж на что не люблю Тредиаковского, однако с ним согласен в критике в данном случае. Тот считал недопустимым перевод не с английского оригинала, написанного белым стихом, а с французского изложения в прозе. А уж превращение трагедии в комедию и вовсе ни в какие ворота. Имел несчастье высказаться как-то за столом по этому поводу. Обычно в литературные разборки не лезу, но тогда по мне в очередной раз проехались по поводу моих словесных трудов.
Точнее, в связи с очередным изменением английской политики Анне Карловне втемяшилось подколоть тамошний двор. В результате я создал пьесу из тамошней жизни. Попутно зацепив не только Англию, но и почитателей «голубой крови». «Пигмалиона» я не читал и даже фильма не видел. Зато мюзикл «Моя прекрасная леди» посещал. Еще в школе водили. Первый и единственный раз. Не знаю, что нашей «англичанке» стукнуло.
В результате стихов, естественно, в памяти не осталось, зато сюжет вполне сохранился, с немалыми подробностями. Чем я не Шекспир, обирать других? Скандал вышел знатный, когда в Париже пьесу поставили. Больше сотни раз шло представление. Мне, разумеется, шиш, но я не претендовал на золото. Что просили, то и подсунул через Голландию. Авторство уже задним числом всплыло.
Софья сделала неожиданные выводы из этой истории и моих слов. Взялась за английский язык всерьез. Современные барышни знают по три-четыре языка и зубрят изящные манеры параллельно с игрой на музыкальных инструментах. В один прекрасный день принесла для ознакомления и посоветоваться «Макбета» на русском в стихах. Ничего такого от нее не ждал. Убила наповал. То ли от меня, то ли от отца достались неплохие литературные способности. Действительно сумела, не ломая пьесу, передать всю красоту сюжета сочным родным языком. Я даже не посмел редактировать. Так, указал на несколько мелких погрешностей и похвалил в обалдении.
На сегодняшний день у нее взяли для постановки в профессиональных театрах «Ромео и Джульетту», «Отелло», «Короля Лира», «Макбета», «Укрощение строптивой». А еще я подсунул Киплинга. Сказки про Маугли и прочих слонов с леопардами когда-то напечатал в детском приложении к «Ведомостям». А вот стихи не рискнул. Адекватно перевести с английского не смог бы, а учил в школе именно на языке острова. Еще в первый год переноса записал, пока не выветрилось из памяти. Теперь выдал якобы за слышанное от моряка из Великобритании. Даже имя правильно указал.
Получил в лучшем виде целый тематический сборник, который, напечатав в типографии, пустил в продажу. И про бремя белых, и про солдат, и баллада о Западе и Востоке, и про службу королеве. Много разных. Сам не ожидал, что столько вспомню. И частенько созвучно нынешним временам. Да что там, в любом столетии остается неизменным: падальщики могут пожирать плоть, но им не под силу испортить репутацию. Этим обеспокоены лишь люди.
Теперь еще и Гамлет. И ей всего восемнадцатый год. Хвала всем богам, перестали в пятнадцать отдавать замуж, а то вообще бы сломалась влюбленная дурочка. И ведь неплохие мозги и художественный вкус имеет. Глядишь, меня обставит, причем благодаря своему труду, а не заимствованным стихам и басням.
— А надо ли? — спрашиваю. — Сейчас не столько о пиесе говорить станут, сколько о Софье лично и ее разводе…
Женский коллектив уставился на меня с негодованием.
— Императорский театр — это высшее признание!
— Они договаривались о постановке задолго до этого сего прискорбного происшествия!
— Да пусть болтают! Не собираюсь прятаться от общества!
Последнее, безусловно, имеет смысл, и немалый. Чего ради отказываться от заслуг. Уж я-то знаю, насколько тяжел труд переводчика и особенно подобный. И в курсе, что она втихомолку пытается написать что-то свое. Пока не показывает. Боюсь, выйдет у нее после поломанной супружеской жизни нечто трагическое.
— Тебе решать, — говорю, демонстративно разводя руками. — Но мы все будем на премьере.
— Уж обязательно, — поддержала меня Татьяна.
Стеша как раз и пойдет не со мной, а с ней. Моя невенчанная жена до сих пор старательно выдерживает дистанцию. Вся Россия с просвещенной Европой в курсе ее существования, но официально мещанка с графом в одной театральной ложе? Фи. Скандал. Наверное, я все-таки свинья. Детей признал, а ее нет. Давно об этом не задумывался. Жить вполне комфортно и без того. Мне. А ей?
— А можно тебя попросить кое о чем? — спросила Софья тетку.
— Конечно!
— Ты бы не могла рассказать об императрице? Такое… что одним лишь близким ведомо.
— Ну знаешь! — Татьяна вскочила и вышла из столовой, практически маршируя, с прямой спиной, источающей обиду.
Стеша устремилась за ней.
— Деда, ну что я сказала плохого? — жалобно спросила девочка.
Когда мы на людях, Софья зовет меня согласно этикету на «вы» и по имени-отчеству. А вот как сейчас назвала — исключительно наедине. Никогда не поправлял и не возмущался. Наверное, я неправильный старший родич. Не проявляю строгости. Мне приятно, что она бегает излить душу ко мне, а не к Стеше. Про ее родителей уж и не вспоминаю. Мы Софье точно ближе.
— Государыня не любила менять старых, проверенных слуг, — говорю. Не вижу смысла темнить, а объяснить поведение необходимо. — Весь ближний штат при ней трудился много лет. Татьяна не меньше сорока, еще при Анне Иоанновне начинала. Старилась вместе с хозяйкой и считала преданность высшей добродетелью. Она многое знала и, наверное, ближе всех из этого круга была посвящена в личные дела императрицы. Когда Анна умирала, не бегала в поисках нового покровителя, а сидела рядом до самого конца. Не за деньги вытирала слюну, текущую изо рта, и прочее. Из преданности и уважения старалась.
— Так я ничего плохого и не думала.
— И не надо ее трогать. До сих пор больная тема. Меня и сейчас не простила.
— А ты при чем?
— А я не находился возле одра. Государственные дела решал. Она ведь не сразу умерла. Сначала удар. Потом второй. В промежутке уже практически не вставала. А страна никуда не делась. Сегодня одно, завтра другое. Надо решать и резолюции накладывать.
Я так канцлером и не стал, зато мало что под занавес правления Анны двигалось без моего одобрения. Служба никогда не кончается, пока в отставку не отправили. Ежели что не так, то задним числом последует разнос, а ждать дела не могут.
— А правда, после нее остался дневник? — жадно спросила Софья.
— Тебе-то это зачем?
— Деда, я хочу написать про тебя.
— Чего?
— Никто не может отрицать твоего вклада в историю и огромных заслуг не токмо для России, для мировой науки, — торопливо сказала она. — Но уже сейчас ты для многих не живой человек, а некая функция.
— Ну спасибо.
— Нет, правда. На тебя молятся и ненавидят, мечтают превзойти и ищут недостатки в идеях и достижениях.
— Я даже знаю, кто эти люди, особенно по части нелюбви.
— Я хочу написать правду, как оно было.
Вот не было печали. Теперь не успокоится. Не в первый раз. Как втемяшится в голову, так и будет доставать, пока не получит желаемое. И с замужеством то же случилось. Ее вроде бы Стеша не подталкивала. Сама рвалась. С другой стороны, может, обжегшись один раз, думать начнет.
— Кому такая книга нужна?
— Людям. Будущему.
— Допустим, она, правда, малоприятна, тогда что?
— А кто говорил «не бывает счастья для всех»?
— Делать мне больше нечего, только отвечать на глупые вопросы, да еще и честно.
— Ну деда! Это же замечательная возможность высказаться перед потомками. Ты не ангел, но ведь сколько добился!
— Люди любят находить себе оправдания. Любой негодяй и подлец с легкостью покажет пример худший, чем он сам. На этом основании можно собой гордиться и остаться довольным собой. А я натурально не самый приятный человек. Много делал вопреки морали, случалось, и поперек чести. Да не все даже окружающие знают. Зачем мне подобная слава?
— Так надо взгляд дать, почему так поступал. Твой, со стороны, для государства. Почему думал так, а не иначе, и чего добиться хотел.
Ну да. Похоже, мои былые статьи про источниковедение и критическое отношение к словам и документам тщательно проштудировала. Подлизывается. Или вправду хочет биографию написать? Хм… при авторстве близкой родственницы однозначно претензии будут, что ни нарисуй.
— Не доросла ты еще до правильного соблазнения опытного человека. Нет, если покажешь ножку, задрав подол, — поспешно уточняю на вполне понятный жест, — многие пойдут на край света, но я о другом.
— Да-да! — горячо сказала Софья. — Украшает женщину скромность, благопристойность и стыдливость. Боюсь, не для меня этот путь.
— С чего бы это?
— Не испытываю желания идти по обычной женской стезе.
— Дурочка ты. Жизнь длинная, и прожить ее желательно приятно. Придет срок, встретишь еще правильного мужчину.
— Может быть, — кивнула решительно, — только не собираюсь ждать дома сего счастливого часа. Хочу добиться широкой известности не одними переводами. Такой хватки, как у госпожи Шадриной, у меня нет…
Так и не научилась Акулина Ивановна нормально писать, сначала дочь за нее старалась, затем секретаря держала. Что совершенно не мешало ей управлять немалым хозяйством и контролировать детей. Указания она им рассылала не часто, но на моей памяти никто не посмел не выполнить приказ. В среде купечества пользовалась огромным влиянием, а от дворянского титула сама отказалась. При ее капиталах и с моей поддержкой могла себе и без того многое позволить.
Подчас жестокая, она была тем не менее верующей женщиной, много жертвовала на церкви, а перед смертью сделала удивительную вещь: призвала в зал своего роскошного дворца, построенного Растрелли, крестьян, соседей, семью и при стечении народа повинилась в содеянных грехах. Немалое мужество требуется для подобного. Я бы не посмел. И просила она тогда прощения не у Бога, а у людей. Для многих реально стала примером. Особенно для женщин.
— Зато писать нравится, и я знаю о ком!
— Вечно вы, Гусевы, норовите меня отобразить. Вот пиесы пиши. Не Мольера и Шекспира перевод — свое.
— Нет, у папы не то, — махнула рукой она. — Война, куда пошел батальон и упало ядро. По-моему, он брал пример с Плутарха. Честное слово, «Охотничьи рассказы» много лучше.
— Так он стал старше и мудрее. Потерпи лет десять, и тоже стиль улучшится. Мудрость охотно посещает женщин, когда от них бежит красота.
— Хочу создать нечто более объемное, — не слушая, продолжала она гнуть в прежнем направлении. — Пройдет небольшой срок, и не станет достоверности от первого лица, зато появится в угоду иным властителям политизированная критика.
Это такой тонкий намек на нынешние обстоятельства.
— Мою биографию Вольтер предлагал написать, да на черта мне сдалось деньги за то французу платить, — хмыкнув, говорю. — Ты хоть понимаешь, чтобы действительно что-то интересное создать, нельзя пользоваться только воспоминаниями. Через годы на многие вещи иначе смотришь, да и подзабылись старые тревоги со сложностями. Характеристику у вельмож можно получить яркую, да не соответствующую прежним идеям. За минувшие при моей жизни полстолетия Россия очень изменилась. Даже высшее общество заметно переменилось. Для серьезной работы над биографией политического деятеля лучше быть историком, чтобы разбираться в массе научных теорий, полемике и документах.
— А ты допустишь до своего архива? — подавшись вперед, быстро спросила Софья.
— Да с удовольствием! Через три года выползешь оттуда вся в пыли, заскучав. Там бумаг собраны пуды без всякой системы. Кое-что по годам, а большинство навалом. Там тебе не библиотека с карточками и кодами по алфавиту и языкам собранная.
— Это ведь ты систему библиотечную внедрял с целью удобства поиска?!
— Я. Нормальное дело — сапожник всегда без сапог. Что мне важно, я и так мог найти. А чего не помню, как хозяйственные ведомости и балансы, то и обойдусь.
А чего я, собственно, упираюсь? Кто и зачем пишет биографии? Ну если отмести благоговение перед объектом исследования или страстное желание обмазать его фекалиями. Главное в подобных книгах всегда Успех. Как его достиг человек, что помогло ему состояться. Вспомнят еще раз. Может, и найдутся берущие пример. Не самый худший вариант из существующих. Все же я много куда руку приложил и пользы России достаточно принес.
— Ладно, — вставая, говорю, — пойдем-ка прогуляемся. У меня моцион для здоровья. Да и тебе полезно воздухом подышать. Пиши что хочешь. И в архиве можешь копаться сколько угодно, и на вопросы честно отвечу. Только условие…
— Я ничего не напечатаю и никому не дам читать без твоего разрешения, — поспешно пообещала она. Как бы с отцом не проконсультировалась предварительно.
— Нет! Я читать не стану, исправлять тоже. Только поклянешься на люди вынести после моей смерти. Не раньше.
— Почему?
— Допустим… да что там, знаю абсолютно точно, в бумагах найдется письмо, где я или мой корреспондент называет человека откровенно ругательными выражениями. Зачем на пустом месте через много лет скандал с ним или его родственниками? А ведь, возможно, иначе не объяснить иных поступков. В глаза улыбались, за спиной хуже дерьма считали. Политика!
— А кто корреспондент, не императрица?
— Так вот, — не отвечая, продолжил я, — урок тебе для начала. Даже если заменишь матерные слова невинными, на любой цитируемый чих, как то: письма, доклады, интервью со мной или другими людьми, — должна иметься либо бумага, либо подпись под записью беседы. Отбирай в отдельную папку важное и нумеруй, чтобы знать в будущем точное место хранения. А то ведь недолго за клевету под суд пойти. Или за оскорбление, — добавил я, подумав. — Мне там, — показал на небо, — будет уже все равно. А тебе неприятности непременно обеспечат. И не важно, что из лучших побуждений старалась. Это я как бывший главный редактор газеты наставление даю. Да и не одних конкретных людей касается. Отечество обычно не столь требовательно к матерным выражениям, но оно редко бывает благодарным. Я много чего делал ему на пользу, но любые реформы всегда бьют по большим группам населения. Мало кому приятно, особенно когда всплывет, что сознательно шел на такое, прекрасно представляя последствия.
Глава 3
Реформы и последствия
Иногда у меня возникает ощущение, что живу в музее. Дворец, ага, в халупах не проживаю, был заложен еще при Екатерине I. Анна Карловна практически открытым текстом потребовала привести его в порядок. Якобы будет навещать. И действительно, в дальнейшем регулярно приезжала летом. Даже когда я отсутствовал. Эдакая неофициальная вторая резиденция. Конечно, милость великая, хотя с точки зрения финансов это достаточно затратно.
Вот и пришлось расширять и обустраивать здание. Четыре года трудились рабочие и самые известные русские и иностранные архитекторы. В немалые капиталы влетело. Вышло нечто вроде еще не существовавшего Зимнего дворца. Точных параметров и вида не помнил, но общие представления имел. Наброски не вызвали отторжения. Сейчас этот стиль именуют русским барокко, и таких зданий, включая через пять лет в очередной раз перестроенный Зимний, довольно много. Мой дворец все же оказался первым.
Правда, в городе такого раздолья не существует. А я мог себе позволить огромные парки: английский пейзажный, французский регулярный и специально сохраненную рощу. Конечно, лес не дикий, за ним ухаживают, но все же без явного вмешательства и геометрических линий с подстриженной травкой и скамейками.
— Красота, — говорю с удовлетворением, осматриваясь и дыша полной грудью. — И денег не жалко, на все это потраченных.
— В слободе упорно шепотком рассказывают, — поведала Софья, — что есть во дворце комната, где пол золотыми монетами выложен. И не плашмя, а на ребро поставленных.
— Мои деньги просто так не лежат, — невольно усмехнулся я, — в обороте.
Ничего удивительного. Знаю, откуда слухи идут. Не столь бросается в глаза, но за хозяйственными постройками имеются два четырехэтажных корпуса. Там мои коллекции представлены. В одном картины и скульптуры русских или хотя бы живших в России мастеров. Книги, старинные карты и многое другое, имеющее отношение к империи. Тут и польские, литовские, сибирские вещицы присутствуют в немалом количестве. Я абстракционизмом так и не проникся и уважаю все больше «Богатырей» и вообще батальные сцены. Без разницы, с нашим участием или это некие греки, штурмующие город Трою. Главное — достоверность изображения.
Второй корпус заполнен тоннами всевозможных предметов из древних курганов с юга. Последнее время и с Алтая тащат. Моя давняя случайная находка с Кубани, продемонстрированная на очередном приеме, всколыхнула многих. Где у помещика на земле проступали бугры, туда и лезли моментально с лопатой. Частенько портили и ломали, даже обнаружив, многие оставляли находки себе, но я по-прежнему платил за изделия больше его веса, требуя показать место и зарисовку, как лежали вещи. Даже за черепки, если склеить есть шанс, платил.
Понятное дело, барин, то бишь я, с легкой придурью, но щедрый и не только за золото с серебром монетами разбрасывается. Да и за металлы больше, чем вес, дает. Нет смысла переплавлять. Специально через газету предупредил и честно выплачивал. В результате тащили не только скифское, но и греческое, а порой попадалось древнерусское и норманнское. Я даже умудрился выделить несколько центров распространения скандинавских захоронений. Южное Приладожье (с центром в Старой Ладоге), бассейн реки Волхов (с центром в Рюриковом городище), Верхнее Поволжье (с такими центрами, как Сарское городище, Тимерево, Петровское, Михайловское), Верхнее Приднепровье (Гнездово), Среднее Приднепровье (Киев, Шестовица, Чернигов).
Правда, таких сокровищ, как в скифских курганах, не попадалось. В основном всякая мелочь. Стеша так и не поняла, зачем мне весь этот хлам, помимо драгоценностей. Натурально никчемные траты. Так и лежит бессмысленно, включая золото с камнями. Лишь изредка гости полюбуются вещами, выставленными в застекленных витринах. Стану помирать, в завещании непременно передам в царскую сокровищницу при условии сохранения коллекций для показа. Может, хоть тогда не растащат по карманам.
С моей легкой руки увлечение историей и всяческими древностями широко распространилось по России. Куча собирателей и коллекционеров появилась. И не только по русскому искусству ударяют, хотя это стало модно, как и покровительствовать художникам и скульпторам. Покупают в Европе тамошние картины, камеи, всевозможные редкости. Хуже стране от этого точно не стало.
Я в курсе, поколения будущих археологов меня станут проклинать за деяния вроде бессистемных раскопок, не хуже чем Шлимана за разрушение Трои. Он нашел город, но принял за нужный совсем другой слой. А многие не верят в обнаруженные сокровища, говорят, якобы сам и изготовил. Ну и плевать, как было на самом деле. До здешней Трои с Тутанхамоном я пока не добрался, пусть и имелись на этот счет мысли. Мои ценности точно настоящие, и найдено много больше, чем хранилось в известных мне музеях. Все-таки художественная школа дает представление о таких вещах. Ни в каком Эрмитаже столько и таких изумительных произведений искусства скифско-сарматского и греческого периодов Причерноморья даже в запасниках не присутствовало. А ведь курганы копали и в той истории.
Скорее всего, все исчезало в карманах черных кладоискателей и переплавлялось, навсегда пропадая для историков и потомков. Кое-что наверняка угодило под воды плотин. На Днепре огромный район при строительстве ГЭС в двадцатом веке залило. А у меня оттуда масса находок. Для большинства серьезных есть точная привязка к территории. Часть с указанием, где и что лежало. За такие вещи платил дополнительно. Может, кто для дисера получит материал. Не жалко.
— А сколько у тебя есть, деда?
— Ты знаешь, сколько в слободе человек?
Начинался поселок со строительных рабочих, теперь в нем все больше дворцовые служители проживают. Надо ведь кому-то охранять, убирать, садовники, конюхи, да мало ли кто. Отсюда всего полверсты по дороге. Софья в детстве запросто бегала, да и остальные мои дети не гнушались посещать. С самого начала приказал не селиться как попало, а согласно общему плану. Территория разбита на квадраты, в центре площадь, церковь, костел, кирха и аптека с полицией. Сегодня уже триста пятьдесят четыре обывательских и казенных строения.
— Нет, — после раздумья отвечает Софья. — Думаю, не меньше трех тысяч.
— Пожалуй, все четыре будет, — без особой уверенности возразил я. — Считая с работающими на полотняной фабрике и мельнице. Людей и то не упомнишь. А ты про количество монет желаешь знать.
— А бабушка наверняка знает! — обвиняющим тоном воскликнула она.
— Так у нее и спрашивай, — очень логично предложил я.
— Но ты же знаешь!
— Даже без шуток очень приблизительно.
— И?
— Урок тебе нужен… Будет тебе первая лекция. Итак, за мной двести сорок две деревни, деревеньки, мызы и села на тридцать семь тысяч крепостных обоего пола. Раскиданы по всей стране. Не специально, так вышло. Что-то за службу получил, чем-то наградили, кое-что у заложивших имущество или, как в молодости, на спор выиграл…
Она кивнула. Старая история с подрывным фитилем и снарядом давно превратилась в семейную легенду, иллюстрирующую мою находчивость и предприимчивость. Иногда в этих рассказах — а не одна такая байка существует — себя не узнаю. Настолько мудр и добродетелен.
— …кого перевозил, как в Заволжье или Причерноморье с Крымом. Почти все люди на оброке. А он очень разный.
И частенько на моих землях повинности или сборы за пользование лесом с прочими угодьями заменены фиксированными денежными выплатами, выплачиваемыми всей деревней. А в остальном я практически не вмешиваюсь во внутренние дела, разве уж жаловаться начинают. Не по доброте душевной. Так проще, и не требуется держать человека на жалованье.
Нет ничего выгоднее, чем вести хозяйство самому, но это предполагает постоянное жительство на одном месте и знание людей с их хитростями и старыми счетами. Мне это недоступно. Контролировать десятки и сотни отдаленных друг от друга мест и вовсе невозможно. Равно как руководить сдачей земли в аренду можно, имея представления о крестьянах, кто трудолюбив и кто ленив, да и точные сведения о ценности территории. Лишняя морока.
Мои крестьяне четко знают, что никто с них драть лишнего не станет, кроме юридического освобождения, имеют все права вольного человека, включая выборность старост. На самом деле находятся на положении государственных, только платят больше. Зато школа за мой счет. Причем привычная мне, а не в старом стиле. Прежде в класс набирали детей разного возраста. По моему указанию появились большая общая доска с мелом и классный журнал. Перед началом занятий проводится перекличка. Тот, кто хочет спросить или ответить, должен поднять руку. Обязательны экзамены по итогам года.
Основная масса все это — и относительную свободу, и обучение детей — оценила довольно быстро. Отсутствие образования не означает наличие дури. В принадлежащих мне селениях по большей части люди достаточно зажиточные, а кое-кто уже и собственное производство имеет.
— Нельзя устанавливать одинаковый размер платежа для Кубани или Центральной России. Неплодородная почва и неблагоприятный климат более северных районов вынуждает крестьян с незапамятных времен заниматься ремеслом, охотой, рыбалкой, торговлей, строительством, перевозками и другими видами деятельности, не относящимися непосредственно к сельскому хозяйству. Применяя оброк вместо не приносящей заметного дохода сельскохозяйственной трудовой повинности, можно получить заметно больше, уменьшая управленческую ответственность. Такая система дает пользу не токмо мне или другому помещику, но и крепостным дает возможность увеличить их заработки.
— Основной источник богатства в крепостных, а не в земле.
— Не в черноземных областях. Там как раз наоборот.
— Там просто пока народу мало, — уверенно сказала Софья, посеяв сомнения в важности изложенной лекции, сама все и до моих откровений знала. — Нехватка земли приводит к массовому переводу крестьян на оброк. В тех местах, где довольно места, сходнее держать их на пашне.
— Ох лиса, нужны ли тебе мои старческие разглагольствования?
— Нужны и важны. Я и правда подробностей не знаю. Вот сколько оброку правильно требовать?
— Естественно, в разных губерниях и суммы могут различаться. — Ну хочет, пусть слушает. Тайн не открываю. — От почвы зависит, близости городов, судоходных рек и многого другого. Но и это еще не все! Цены растут, и соответственно повышаются требования. В России уровень оброка не фиксирован. В принципе правильно. Подушный много лет оставался неизменным, и фактически государство теряло огромные суммы, остающиеся не крестьянину, а помещику. А в целом до Анны Иоанновны средний составлял около двадцати пяти копеек с души и пятидесяти копеек с души мужского пола. Уже в 1742 году брали примерно восемьдесят копеек с души мужского пола. К концу правления Анны Карловны оброк крестьян на Суздальщине и Ярославщине достигал рубля и тридцати четырех копеек с души мужского пола, или пяти целых девяти десятых пуда в пересчете на хлеб.
— А государственный? — неожиданно заинтересовалась она.
— Сорок копеек с души мужского пола. — Уж данный момент я хорошо проработал, не зря в свое время консультировал по поводу Российского Государственного банка и перевода заложенных имений под руку государеву. — В 1745 году был увеличен до пятидесяти пяти копеек, оброк с дворцовых крестьян, формально также равнявшийся сорока копейкам, в 1743–1750 годах составлял в среднем шестьдесят семь копеек. В 1755 году вырос до одного рубля с души мужского пола, а в 1762 году — до рубля и двадцати пяти копеек. В 1761 году оброк государственных крестьян увеличен до одного рубля. А в частном имении и до двух доходит.
— Действительно выгоднее быть в крепости не у помещика.
— А еще лучше вольной птахой летать. За службу государственную получали когда-то дворяне землю. На войну ходили, кровь проливали, кормиться им как-то надо было? Денег в те времена на Руси не особо много имелось.
— Homo sine pecunia imago mortis, — торжественно провозгласила Софья.
В переводе с языка вымерших римлян на наречие родных осин: человек без владений как мертвый.
— Какая ты у меня умная, — показательно восхитился я. — Так, да не так. Не одними полями можно богатеть.
— Предприятиями. У тебя их не перечесть. Сам, наверное, не помнишь.
— Зато я кое-что другое прекрасно помню. Ни на одной мануфактуре или заводе все имущество мне не принадлежит.
— Так товарищество, и работникам для пущего усердия выделял долю. О том все знают.
— И это тоже чистая правда. Но то для всех. А тебе могу и заднюю мысль поведать: очень мне не понравилось, что у впавших в немилость Меншикова и Долгоруких с прочими Биронами отбирали имущество. И не важно, честно заработали, в наследство получили, подарки царские или наследство. Все подчистую. Когда несколько владельцев, уже просто так не отнять. А если записано на крестного сына, так официально и вовсе не мое имущество. Вот так. И не спрашивай с удивлением, почему не хочу прижизненного издания. Без обиняков с тобой беседовать стану, раз уж замахнулась на образ мой литературный. Да ведь всю жизнь играл по своим правилам, где не всякая мысль для общего употребления. Всегда два писал и три в уме держал.
Еще и потому многие законы проталкивал, что пытался создать власть, охраняющую закон и порядок и позволяющую строить и создавать новые предприятия без опасения прихода начальников, отбирающих по неизвестным соображениям в казну. У нас в Российской империи до сих пор разрешение на открытие предприятия именуется привилегией и доступно не всякому. Петр создал не условия для развития капитализма, а пародию на него, где промышленные предприятия власть держала в жестких рамках, приравняв к поместью.
А я пробил закон, уравнивающий купцов первой гильдии в правах с дворянством. Им дозволялось создавать свои органы самоуправления — торговые сообщества, суды, выборные органы, акционерные общества. И даже сверх того. Раньше по уголовному законодательству при осуждении представителя низшего сословия — купца, мещанина, зажиточного крестьянина — принадлежавшее ему имущество подлежало конфискации. Частенько случалась несправедливость. Пришлось сдвинуть гору, чтобы добиться права наследования и отменить реквизиции, за исключением возврата украденного и случаев государственной измены.
— И даже при императрице об этом думал?
Вряд ли сама замечает, но для нее существует только одна Великая Анна. С рождения жила при правлении, и на фоне достижений теряется практически бесследно и Анна Иоанновна, и Екатерина.
— Никто не вечен, и жизнь непредсказуема. Ты хоть представляешь, насколько меня ненавидели шведы с прибалтийскими и прусскими немцами?
— Я видела неоднократно отношение, но не задумывалась, — озадаченно сознается Софья. — Прусские понятно, шведы с прищемленным самолюбием тоже. Но почему остзейские? Их никто не притеснял.
Вот так. Подросло новое поколение, и уже десятилетней давности события исчезли во мраке прошлого. И она всерьез надеется создать нечто интересное людям? А, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вспоминала о проблемах с мужем и разводом. А мне поболтать о былом приятно.
— Приняв эти территории в свое подданство, Петр обещал соблюдать привилегии именовавшегося рыцарством местного дворянства, полученные им ранее от шведских королей. Сохранены были традиционные органы местного самоуправления дворян и горожан. Более того, на территории Лифляндии и Эстляндии продолжало действовать шведское имущественное и уголовное право, а в Петербурге со временем была создана специальная апелляционная инстанция по судебным делам — Юстиц-коллегия лифляндских и эстляндских дел.
— Да, я помню.
— Тогда недурственно было бы поднять материалы о проведении губернской реформы в России, — тоном умудренного старика подсказал я.
Софья вопросительно приподняла бровь: мол, а ты на что?
Я вздохнул и остановился, ноги уже не те, и хочется посидеть.
— Мы последовательно превращали Россию в унитарное государство с единообразной системой управления на всей территории страны. Фактически отбирали привилегии и льготы, ставя всех на один уровень. За основу разделения страны на губернии были взяты территории с населением триста-четыреста тысяч человек. Они в свою очередь делились на уезды с населением в двадцать-тридцать тысяч человек. Во главе губернии находился губернатор, обладавший высшей полицейской и военной властью на вверенной территории. Попутно создана система судов разных инстанций и сословий по уголовным и гражданским делам, отделенных от административной власти.
Мне очень хотелось не просто подойти к принципу разделения властей, но и шагнуть дальше, позволяя заседать в государственных органах и мещанам с крестьянами. С порога отвергли данный пункт все подряд. Низшие боялись давления дворян, высшие — конкуренции податных. Реально создавалась эффективная система местного управления, обеспечивавшая более высокую степень контроля населения на всей территории страны.
Заодно решался трудный вопрос управления на местах за счет участия дворянства, получившего представительство в органах власти и ряд должностей во вновь создаваемых учреждениях. Выбранные на те или иные должности шляхтичи становились правительственными чиновниками, проводившими на местах политику центра, получая попутно чин в соответствии с Табелью о рангах.
Забавно, но уже задним числом обнаружилось еще одно последствие помимо двойного увеличения чиновников в количестве. В Москве к началу реформы жил почти миллион человек, а спустя несколько лет при очередной ревизии оказалось потеряно почти двести тысяч. И они вовсе не умерли от болезней или сгинули еще от каких-то ужасов. Представители благородного сословия, реализовывая право выходить в отставку, перебирались в имения, а многие занимали гражданские должности в новых местных органах.
Провинциальные города принялись расти и хорошеть, застраиваясь в европейском вкусе, обзаводились театрами, клубами и многочисленными магазинами. Торговля и ремесла невольно тоже оживились, ведь не каждый имел средства выписывать новые вещи из столицы. Вот так и появляются вовсе не запланированные первоначально положительные последствия. Или отрицательные, что тоже имело место неоднократно.
— Возвращаемся, — провозгласил я решительно. — Хватит на сегодня.
— Но деда!..
— Думай, девочка. В жизни пригодится. На Остзейские земли распространялись общие для всей России налоги, рекрутский набор, городское управление унифицировалось Жалованной грамотой городам, на деле не жаловавшей, а отнимавшей права на контроль за крестьянской торговлей и на определение размеров таможенных пошлин, акцизов и налогов. Упразднялась монополия цехов на учреждение мануфактур, а русский язык вводился в качестве языка делопроизводства и администрации с рассрочкой на пять лет. Не сдавших экзамен увольняли. В городах прежде сидели сплошь немцы, держащие в узде латышей с эстонцами. Заодно поощрялось переселение русских и иностранных предпринимателей для создания конкуренции местным производителям и купцам. О, как они взвились! Даже забыли разногласия с дворянством. Сколько посыпалось жалоб и возмущенных докладных с описанием грядущих катастроф! — Я невольно усмехнулся. — Анна Карловна приказала отвечать по-русски на немецкоязычные адреса и петиции. А публично заявила: прибалтийские крестьяне являются, как и все остальные, подданными российской императрицы.
— Она ведь грозила отпустить на волю без воли хозяев? — со смесью восторга и ужаса спросила Софья.
— Она давила на дворянство, заставляя его признать права крестьян на движимое имущество, неотъемлемое наследственное право на пользование своей усадьбой, позволить прикрепленным свободно продавать продукты собственного производства и предоставить им право подавать жалобы на своих помещиков. Не допускать продажи с торгов за границу мужей без жен, жен без мужей, родителей без детей. Определить в точности те случаи, в которых владельцу могло быть разрешено сгонять неисправных хозяев с земли. Положить раз и навсегда законный предел вспомогательным повинностям, ограничив в особенности подводную и винокуренную, определить виды и меру наказаний, отменив вовсе кандалы и арест на продолжительный срок в холодных помещениях.
Фу. Не такой я уж и дряхлый, пару верст незаметно одолел, заливаясь и треща. Дорога назад всегда почему-то кажется короче. Хотя топать еще и топать достаточно долго.
— И заставила, провозгласив публично, что императрица Российская, а не Лифляндская, и будет издавать те законы, которые считает наиболее полезными государству.
— И все уверены, что с твоей подачи?
— Девочка, постарайся все же не просто слушать. Следующий шаг — ввести эти положения для всей России. И очень многие мгновенно просчитали следствие. Русских вельмож тоже коснутся ограничения! И они оказались правы. Позже вышел еще один указ, определяющий возможность выкупить вольную. И отказать по дурному характеру или еще каким причинам нельзя. Закон!
— Страшно, — подумав, сказала она.
Точную фиксированную сумму указать было невозможно. Суммы и цены растут, в разных местах стоимость земли разная, да и люди не одинаковы. Один с профессией, другой простой пахарь. Потому размер выкупа помещичьего крестьянина определялся суммой, которая приносила ежегодно проценты, равные оброку, уплачиваемому выкупающимся.
Конечно, здесь имелись скользкие моменты, как в любом законе. Особо ушлые помещики могли и задрать сумму оброка на огромную высоту, но тогда они имели шанс доиграться до бунта. А чуток поднять расценки вполне нормально. Должны же хоть что-то получить взамен? Тем более массового выхода до сих пор не заметно. Землю ведь с собой не унесешь. А такие суммы могли иметь лишь разбогатевшие на отхожих промыслах. Ну так они и знали, куда идти. Только не каждому дано подняться.
В центральных губерниях процентов сорок на оброке, в северных доходит местами до восьмидесяти, но серьезные капиталы завелись у одного из ста таких ходоков. И то удачно в сравнении с прошлым. Они теперь могут записываться спокойно в мещанство и купечество.
— Четыре серьезных заговора последовало, — с усмешкой сообщил я, — не считая обычных болтунов. Даже по пьянке молвить: «Нынешней-де государыне, надеюсь, недолго жить», — достаточно опасно. Таких не меньше сотни просторы Сибири осваивают. Нервов потрачено много, но я и сейчас считаю: оно того стоило для пользы державы.
— Так все-таки ты!
— Общий проект писал, не отрицаю. Без Анны Карловны сам бы ничего не сделал. Здесь воля нужна и поперек многих идти. И не испугаться. Много на свете критиков, но крайне мало готовых и способных в любой момент и по первому требованию занять место критикуемого им и выполнять на пользу государства, а не себе в карман.
— А теперь они все вокруг Дмитрия собрались, — понимающе подвела итог Софья.
И это мой огромный просчет. Я сделал ставку на наследника. Петром его не зря назвали, с дальним прицелом. Пусть и не лично воспитателем был, но подбирал учителей, составлял программу обучения, объяснял непонятное и вводил в курс происходящего. Царевич был «бодр умом» и охотно узнавал новое, будучи любопытным и сообразительным от природы. К двенадцати годам в совершенстве овладел латынью, знал польский, французский и немецкий языки. Он читал труды эллинских и римских классиков философии, изучал математику.
К шестнадцати высказывал вполне здравые суждения и вел переписку со многими известными учеными и людьми. Не стеснялся спрашивать совета и перепроверял его у других специалистов, поступая на манер умудренного опытом мужа. Ну кто мог заранее знать, что, полностью соответствуя своему тезке, первому императору, полезет в холодную разлившуюся Неву, спасая людей, и умрет от воспаления легких?
Если бы хотя бы за год до этого не выдали замуж за короля Дании Кристиана VII единственную дочь Анны и его сестру Елену! Вполне могла повторить путь матери и стать императрицей. Ничуть не хуже характером, и в отличие от сыновей Анна ее любила, лично занимаясь воспитанием. А вышло то, что вышло. Не проявлявший особенных способностей и не готовившийся править Дмитрий выиграл в основном — остался жить, и заменить его некем.
Его окружение сплошь шведы с немцами и меня крепко недолюбливает. Даже вынужденную женитьбу Дмитрия на бывшей невесте брата Екатерине ставит в вину господину Ломоносову. Будто имелись другие варианты. Выдрать согласие на брак с сестрой короля Великобритании Георга III оказалось отнюдь не просто.
Екатерина по-нынешнему, Каролина Матильда до крещения, безусловно, не глупа и с первого же дня своего пребывания в Петербурге сознательно стремилась сделать свой образ более привлекательным для подданных. Старательно учила язык, окружила себя фрейлинами русского происхождения и усердно соблюдала православные религиозные обряды.
Брак с Дмитрием вышел неудачный, рождение наследницы ничего не изменило. Стало хуже. Ему, видите ли, мечталось о мальчике. Она неожиданно оказалась в противостоянии немецко-шведскому сборищу вокруг мужа. Пыталась наладить связи для укрепления своего положения при дворе, и я стал не самым худшим из советчиков. Однако внезапная смерть Анны вновь перечеркнула все расчеты. В отставку меня пока не выгнали, но фактически я отправлен доживать век в Царицыно. В моих услугах более не нуждаются.
Деньги, впрочем, по-прежнему за кучу государственных постов выплачивают. Я все равно последние лет пятнадцать из них выдаю стипендии особо одаренным и безденежным ученикам для дальнейшего обучения в университете или по иной части. Не совсем бескорыстно. После окончания они три года на меня горбатятся. Правда, не в качестве идущего за плугом. По специальности.
Окончившие Горный институт принесли немалый барыш. Угольные шахты на Миусе, медные залежи в Оренбургском крае, где добывают породу открытым способом, золотые рудники на юге Сибири и на Алтае, дающие уже десятилетие в среднем ежегодно до тридцати пудов драгоценного металла и триста серебра. Пусть казна по твердой цене забирает, но и мне немало приходит. Все затраты на стипендии окуплены стократно.
И это только с моих шахт немалый доход. А бирюсинские государственные за десять лет четыреста пудов золота добыли. И всего намывают до сотни пудов золота в год на Алтае, Урале и Саянах! Не знаю, что бы делала Россия без такого дополнительного источника средств во время войн. На Урале золотник драгоценного металла обходился вначале в три, потом в полтора рубля. А с появлением промывочного станка Фролова и того дешевле. Кузьма Дмитриевич двух сыновей за мой счет выучил и сам звание офицерское получил по заслугам. А ведь есть и другие достижения у моих «крестников»!
Глава 4
Императрица Анна
— В детстве я все больше восхищалась императрицей издали, — задумчиво сказала Софья, когда, вернувшись в дом, мы прошли в кабинет и я уселся, с удовольствием вытянув ноги. — Стеснялась подойти, пусть и видела, как просто она себя ведет. Всегда была вежлива даже со слугами: «пожалуйста», «будь любезен», «спасибо», «много тобою довольна». Она казалась спокойной и холодной и, по-моему, расчетливой.
— Она такая и была. Эгоистка с гордым нравом, непомерным честолюбием, уверенная в праве сидеть на троне и отдавать приказания. И одновременно никогда не вела себя резко по отношению к окружающим. Не любила этикет и придворные церемонии. Ненавидела подписывать смертные приговоры и очень обижалась, выяснив в очередной раз, что близкий вельможа ее обманывал. В глубине души ей мечталось спокойно нежиться в постели, вставать поздно и гулять на природе с подругой. А всю работу пусть делают другие. И всю жизнь себя переламывала, вставая с рассветом. Сама разжигала печку и садилась за письменный стол, приступая к вечно не заканчивающимся трудам. Читала поступившие докладные, накладывала резолюции, писала письма.
— Тебе?
— И мне тоже. А также иным ответственным людям, выполняющим самые разные поручения и отчитывающимся лично.
— Не поняла, — озадаченно созналась Софья.
— Ну, например, Фалеев сообщал о расчистке Днепровских порогов или сдаче военных кораблей во время Второй турецкой войны лично императрице. Вообще, она строительство практически всей системы каналов контролировала, не доверяя никому. Даже совершала путешествия с проверками. Попутно и на обстановку в стране посмотреть. В газетах писали, что путешествия предпринимаются «для поправления недостатков». Например, императрица посетила Прибалтийские губернии, через год — Ладожский канал, а в 1767 году плавала по Волге.
Еще и дополнительный способ выяснить, что происходит на местах, а не одни докладные читать. Жалобы на действия местной администрации и притеснения со стороны помещиков поступали во время поездок регулярно. И на меня тоже. В Киеве Анна была дважды, в Крыму и Литве по разу.
— Это была ее идея — связность по воде. Точнее, еще Петр Алексеевич решил создать систему каналов. В 1703 году началось строительство Вышневолоцкого канала для выхода в Ладожское озеро и далее к Балтийскому морю. С 1697 года строился Волго-Донской канал. Ежегодно слюзному делу…
Софья улыбнулась. Типа умная и слово «шлюз» знает. А коверкали неспроста. В народе говорили «к слезному». Вот такие мелочи и делают картину обстановки выпуклой.
— …сгонялось ежегодно десять-пятнадцать тысяч человек. Нехватка финансирования и материалов, а также война остановили это и добрую половину его начинаний, а усилия и траты пропали втуне.
Кажется, меня в очередной раз понесло слегка не туда. Про Петра принято либо хорошо, либо ничего. С юности я получил достаточно данных о начинаниях первого императора и во многом теперь согласен с критикой простого помора, всячески его обзывавшего. Петр I пихал Россию в одном ему известном направлении в экстремальном темпе и невзирая на ситуацию. Регулировал буквально каждый параметр, связанный с производством, начиная от размещения предприятий и заканчивая номенклатурой необходимой продукции.
Он распоряжался купцами как госслужащими — поручал им строительство мануфактур, обязывал госзаказами, заранее назначая цену. За редким исключением именно в Петровскую эпоху богатейшие московские купеческие дома-фирмы были разорены. Ничего удивительного. Торговля отдавалась на откуп одному или нескольким понравившимся ему людям. Продажа товаров, таким образом, монополизировалась конкретным откупщиком, выплачивавшим в казну сразу или по частям определенную сумму, которую он, конечно, стремился с лихвой вернуть себе за счет потребителя или поставщика сырья.
В результате император убил на корню возможность создания сильного третьего сословия. Ну а то, что на этом фоне крестьянин окончательно стал не зависимым, а имуществом и с 1722 года священникам было под страхом смерти указано докладывать о «несделанном, но еще к делу намеренном от него воровстве», а всем подданным — обязательно ходить к исповеди хотя бы раз в год, — это уже кремовая розочка на торте. И не уклонишься — следить за явкой прихожан положено приказчикам и старостам.
Я не особо верующий, точнее говоря, с сильным подозрением отношусь к церковным догматам. Горящего куста или явления Гавриила с Михаилом с мечами наперевес до сих пор видеть не доводилось, хотя уж мне-то есть о чем поведать. Но эти указы уже запредельные, как и не посмевшая возмутиться священническая братия. Зато про меня в их среде много чего говорили. С таким пылом и жаром проклинали за все мои деяния, что, прислушайся высший судия к их молитвам, давно бы шарахнул молнией.
Секуляризация церковных имений и передача их в казну до сих пор воспринимается жуткой несправедливостью. А на самом деле экономически продуманный план с разработанными шагами его осуществления и подготовленными институтами, которые должны были принять имущество у церкви. Отобрали миллион с лишком тысяч душ крестьян и восемь с половиной миллионов десятин земли на первом этапе. Потом еще, и на вновь присоединенных территориях повторяли удачный шаг.
В первые четыре года переведенные в государственную собственность крестьяне принесли в казну около полутора миллионов рублей оброка. На содержание церкви в этот период шло около четырехсот шестидесяти тысяч, то есть треть. Чистый миллион без особых усилий, добрая десятая часть всех поступлений! К концу царствования Анны бывшие церковные имения приносили около четырех миллионов рублей в год, а сумма, выделявшаяся на церковь, увеличилась незначительно, только до полумиллиона, что составило одну восьмую часть. Государство приобрело семь восьмых в ходе секуляризационной реформы. Естественно, лишенные прибыли такого размера духовные отцы злобствуют.
Что касается последствий для архиерейских кафедр, прямой хозяйственный ущерб потерпели только три — Казанская, Новгородская и Ростовская, где ежегодный доход превышал три-пять тысяч рублей, которые были положены от государства. Остальные кафедры выиграли — оклад, положенный от казны, превышал их бывший доход от имений.
Иначе обстояло с монастырями. В великороссийских губерниях было упразднено пятьсот семьдесят три монастыря. Осталось четыреста семьдесят девять. Кто в списке — штатные, — получали государственное содержание. Заштатные его не получали, а должны были кормиться рукоделием и подаянием. Кроме того, обителям были оставлены небольшие земельные наделы в шесть-девять десятин. Принципиальной особенностью было то, что в эти наделы не входила пахотная земля. Это сады, огороды, луга, покосы, но не пашня.
Для себя, что ли, старался? От ненависти это не избавляло, скорее добавляло. Укради я, они бы поняли, но то, что отнял для использования на образование народа, организацию школ, гимназий и университетов, в зашоренных умах не укладывается.
В итоге всю свою карьеру я собирал вокруг людей незнатных, обязанных лично мне, и тихой сапой ломал прежнее устройство государства. Нельзя стране двигаться на пользу одного сословия. Иначе дождемся взрыва. Экономика страны сильна тогда и только тогда, когда предпринимательство пользуется уважением. Первыми богатеют люди талантливые, энергичные, пробившиеся из низов. Им часто не хватает знаний, широкого кругозора, они неотесанны, грубы и жестоки, но предприимчивы и практичны. В конечном счете приносят пользу стране. Это же всем и каждому не объяснишь, когда бьют по карману или привилегиям.
Назначение торговли — кормить и одевать людей как можно дешевле, повторял бесконечно. Оттого всем польза. И каждый раз при новом указе, облегчающем жизнь всех, кроме человековладельцев, ожидал ножа в спину от разгневанного дворянства.
— Анна собиралась нарастить поток товаров. Речь именно о физической возможности, поскольку лошадь, даже самая сильная и выносливая, везет грузов гораздо меньше, чем обычный баркас. Выход России к Балтийскому морю, возрастание роли Петербурга требовали удобных водных сообщений новой столицы с внутренними районами страны. Помимо Вышневолоцкой водной системы построили Тихвинскую и Мариинскую. Деньги огромные, только на днепровские работы истратили до двух миллионов рублей. Но шли они из ее личной канцелярии за счет алтайских и сибирских золотых и серебряных рудников. Потому и следила пристально.
Многое сделали. Речной путь Каспийское море — Волга — Вышневолоцкий канал — Ладога — Нева — Петербург связал Поволжье и Волго-Вятский район с северо-западными землями. Кроме того, нитка Водла — Онежское озеро — Свирь — Ладожское озеро — Нева связывала северо-западный регион с северо-восточным. Оставалось лишь соединить Волгу и Дон, чтобы присоединить к существующим торговым путям и юг России с Азовским и Черным морями. Но данный проект так и остался нереализованным. После внимательного изучения инженеры доложили: огромные средства на постройку, отсутствие достаточного количества народу в ближайшей округе, и, что гораздо важнее, движение судов по нему могло бы осуществляться лишь в весеннее время, когда реки были полноводными.
Петербург оставался самым большим речным и морским портом России. По дороге от поля до столичных пристаней стоимость зерна возрастала раза в четыре. От волжского хлебного пути питались многие десятки тысяч работников — крестьяне, мельники, плотники, бурлаки, коноводы, крючники, капитаны, лоцманы, мастера, делавшие рогожные кули, матросы, кабатчики и лавочники волжских пристаней, рабочие шлюзов. Но больше всех наживались хлеботорговцы, с каждым годом их барыш увеличивался.
— Она ведь и с Доротеей Эркслебен письмами обменивалась, — по непонятной женской логике перескочила с темы каналов Софья. Видать, надоел экономическими выкладками окончательно.
— Со многими известными женщинами переписывалась, — согласился я, оставляя в стороне излишние подробности.
Конечно, Доротея Эркслебен, получив разрешение на обучение специальным приказом Фридриха Прусского, стала первой женщиной-врачом в Германии, и очень известной. Получила свою степень доктора медицины в Университете Галле в 1754 году. Не сказать, что такой уж замечательный специалист… Ну нормальный средний уровень. Зато опубликовала сочинение, в котором утверждала, что женщинам должно быть разрешено обучаться в университетах.
Анне понравилось. А по мне, после отказа принять приглашение императрицы приехать надо было забыть о дуре. В конце концов, не одна она такая на свете, и кроме Германии другие страны существуют. Лаура Басси была назначена профессором анатомии в 1731 году в Университете Болоньи в двадцатилетнем возрасте, избрана в Академию наук в 1732 году. В следующем году получила кафедру философии. Такая карьера и мне не удалась. Двадцать с лишним статей по физике и гидродинамике, невзирая на кучу детей. До сих пор физику преподает.
Подумал и не стал приводить доводы против женской эмансипации. Все же не ретроград какой, и дозволение на обучение в российских университетах девушек давно существует. Не сказать чтобы так много шли в науку. Фактически ни одной. Справедливости ради замечу: среди учителей и фельдшеров появились женщины, но то в женских классах и в больничных соответствующих отделениях вроде акушерского.
Зато я вспомнил еще одну историю с письмами.
— У меня на содержании достаточно долго были журналисты и даже парочка газет в Англии, Дании, Голландии, Германии. Когда нужно устроить шум против правительственной политики в тех державах или склонить общественное мнение в нашу пользу, подбрасывал им материал. Так императрица придумала даже лучше: якобы от лица фрейлины, недовольной чем-то, слала сообщения о внутренних и внешнеполитических акциях. Излагала от чужого лица свою точку зрения, приводя прямые слова и цитаты.
— Генеральша Краснова? — изумилась Софья.
Через несколько лет после публикации первого письма нельзя было найти ни одной известной французской или немецкой газеты, где бы еженедельно не перепечатывались эти разъяснения. То, что иной раз нельзя было сказать открыто по государственным каналам, приносили любому булочнику в Лондоне прямо на порог. Забавно, но многие за границей верили во всю эту историю и пытались вычислить интриганку. Даже инструкции послам присылали. Секреты через болтливую добывать.
— Она самая.
Шуточки у моей царицы не отличались тонкостью. Сказала по поводу псевдонима: раз продаюсь, буду не хуже твоей всезнающей капитанши. Токмо рангом повыше. А признаться, зачем я регулярно шляюсь в столь интересное заведение, мне пришлось. Реально иногда ревновала к женщинам. Я ей Лопе де Вега «Собаку на сене» подсунул, фыркнула, и все. Еще и потому не женился. Не хотелось вызвать недовольство. Да по чести сказать, положение вполне устраивало.
Ну не делиться же, право слово, с внучкой такими подробностями. Эмма Максовна нынче уже в возрасте и ведет жизнь богатой вдовы. В Крыму о ее прошлом никто ни слухом ни духом. А до сих пор у нее свербит, и шлет послания о происходящем вокруг. А я отвечаю. Нам обоим от сотрудничества много пользы вышло.
И это не вспоминая законы о проституции. Имея такие знакомства, невольно задумаешься. Что там творилось в Японии в ивовых домах, или как их там правильно, помню очень смутно. Но оставить на самотек еще один источник дохода для государства оказалось выше моих сил. Уличную проституцию запретили указом Сената, зато оказывать услуги с шестнадцати лет в определенных домах, находящихся не ближе трехсот метров от церквей, училищ и школ, самое милое дело. Естественно, при условии регулярного посещения врача, о чем необходимо иметь справку.
Дополнительно несколько правил, вроде запрета на приставание на улицах и в общественных местах, не принимать мужчин до восемнадцати лет и регистрация в полиции, обеспечивающей надзор. Сутенеры при таких порядках обычно без надобности, и порок загоняется в определенные рамки. Ну и соответственно в зависимости от категории заведения выплачивается пошлина.
Делиться с Софьей столь занятным способом пополнения доходной части бюджета не собираюсь. Захочет — самостоятельно выяснит. Много есть вещей, сегодня людям привычных, введенных через мою подсказку. Нумерация домов, облегчившая ориентировку и работу почты, не самая заметная. Раньше вместо адреса писали «на дом такому-то», и легко обнаружить соответствующий можно в небольшом городишке, а не в Петербурге или Москве.
Употребление постного масла. Регулярные лотереи, средства от которых идут на Сиротский дом. Единый финансовый баланс, фиксирующий все доходы и расходы державы. Теперь хоть видно, насколько траты временами превышают поступления.
И конечно же Кодекс христианина, регулирующий отношения между крепостными и их хозяевами. Шесть десятков статей, включающих уже озвученные ранее на коронации. Право подавать в суд жалобы, причем не только письменные, но и устные, по поводу жестокого обращения с ними, а также если им запрещают жениться. Хозяева не могут беспричинно бить, мучить или убить своих крепостных, за это предусматриваются как штрафы, так и уголовные наказания.
Естественно, на практике помещики часто оправдывали жестокое обращение бунтами или другими правонарушениями, но парочка показательных процессов достаточно ясно продемонстрировала направление мысли власти. Крепостное право уничтожено не было, но формы его значительно смягчились. Улучшилось и упрочилось имущественное положение крестьянина. Право покидать одно поместье и переходить в другое давало ему возможность переменить слишком тяжелые условия жизни на более легкие. Помещик со своей стороны почувствовал тесную связь собственного благосостояния с довольством своих крестьян.
Были и проблемы. Мелкие имения нередко разорялись, богатые стремились привлечь рабочие руки, давая дополнительные льготы. Ничего ужасного. Дополнительный дворянский контингент, не из скуки, а по необходимости идущий на службу в армию и всевозможные канцелярии. Кто-то и с купечеством сроднится либо сам подастся в предприниматели или на жалованье к солидным людям. К лучшему или худшему — можно выяснить разве что через пару поколений. По мне, важно стремиться ускорить процесс разложения дворянского сословия, всеми силами содействовать его обезземеливанию и срастанию с буржуазией.
— Возвращаясь к распорядку ее императорского величества… Поработав часок-другой в одиночестве, звала служанок и одевалась. Легкий завтрак, и она звонила в колокольчик, чтобы стоявший у дверей дежурный камердинер пригласил приехавших чиновников.
— Почему не в спальне?
Специально для утренних приемов при многих дворах существовали парадные спальни, в которых никто никогда не спал. Одна сплошная видимость.
— А назло французам. Обычай принимать должностных лиц в королевской опочивальне пришел из Парижа. Не любила Анна австрийцев и галлов. Иногда это даже влияло на суждения и решения. Впрочем, и англичан с пруссаками не особо. Хотя правильней сказать, отношение распространялось на монархов и их ближний круг. К простому народу претензий не имела. Но те и не решали ничего. Так о чем я? А… Должностные лица заранее знали время своего доклада и загодя собирались в уборной, ожидая вызова. Военные непременно согласно регламенту в мундирах. У многих должностей имелись собственные приемные дни. Для генерал-прокурора Сената — понедельник и четверг. В среду — обер-прокурор Синода, и так далее. В случае важных и неотложных дел любой из соответствующего уровня чиновников имел право приехать в любое время. Тебе еще не надоело?
— Нет!
— А тогда какое отношение к моей биографии имеет Анна с ее распорядком дня?
— Но это же все важно!
— И можно без труда найти в журнале посещений, коий вели на постоянной основе ее статс-секретари.
— Еще не так давно мне представлялось, — сказала Софья, — что написать твою биографию достаточно просто. Берешь по годам и начинаешь излагать подробности. Все неясное легко уточнить. Причем у объекта лично.
Я невольно хмыкнул. Субъекта, на самом деле. Или это я по привычке в очередной раз путаю?
— А ведь все не так. Как принялась копаться, задумалась: человека даже близко знакомого не так просто понять без знания обстановки. Личные побуждения могут серьезно не совпадать. Опыт у нас разный. Как Юрка сказал, он сын фельдмаршала, а не крестьянина. Никогда не сумеет повторить путь отца.
И не надо, подумал я. Ни одному из своих детей не пожелаю всю жизнь врать окружающим и даже в постели с любимой женщиной бояться лишнее сказать. Он стервец большой, да не старается изображать правильное поведение с постной рожей. А мне приходилось.
— И мне кажется, лишения, перенесенные в детстве, побуждают с невиданным упорством преодолевать трудности и создавать нечто новое либо усовершенствовать старое. Преуспевая в своем деле, «выскочка» доказывает себе и окружающим собственную состоятельность и завоевывает уважение. Материальное благополучие играет второстепенную роль.
— Браво! — Я демонстративно поаплодировал. Похоже, она самостоятельно изобрела психологию. Уже и травмы детства всплыли. Фрейд вроде в конце девятнадцатого века жил. Прогресс! Не без моих усилий, но заметный. Нечто такое вставит в книжку, и непременно найдутся обратившие внимание на идею. — Сама жизнь приучает «выскочек» к нарушению общепринятых норм поведения. И они невольно становятся восприимчивы к новым идеям и информации и легко перестраиваются сообразно новым обстоятельствам. В самую точку!
— И твое влияние на императрицу благодаря случайно доставшемуся месту еще в детстве было огромно.
— Ты упустила главное. У нее тоже было не самое сладкое детство. Да и сидя на троне, постоянно приходилось доказывать окружающим, кто в России самый главный. Мало издать закон, гораздо важнее проследить за его исполнением. Но значительнее для образа, что и ее костюмный стиль, вопреки европейской моде, перебивший французский, и даже употребление чая или кофе — вечный вызов всеобщему мнению.
— Почему? — Недоумение Софьи было искренним. — Про женские платья и категорический отказ от париков понятно. У нее были роскошные волосы даже в старости.
Вот паршивка! Где она обнаружила старость? С точки зрения молодых, те, кому за сорок, помнят Ивана Грозного. Даже я еще молод, хотя и Петра не застал. Душой уж точно.
— Кофе к нам пришел из Парижа. В Европе считался скорее мужским напитком. Не отставал и Лондон, здесь в кофейни не допускали представительниц прекрасного пола. Она пила кофе, чуть ли не демонстративно на приемах. Кто надо, очень хорошо намеки понимал.
А некоторые и прямо выдумывали. Во многом из французских пасквилей тянулось представление о ее жизни как бесконечной оргии. Указать хотя бы один реальный факт недоброжелатели не сумели бы, но шлейф скандальных слухов тянулся за императрицей всю жизнь, и это был своего рода ответ на измышления: «Плевать я хотела на ваши толки!» Но про Юлию и их взаимоотношения пусть Софья сама ищет. Здесь я ей не помощник.
— Как была вызовом и большая свобода для женщин у нас в стране, по сравнению с так называемой просвещенной Европой. В той же Англии до сих пор муж распоряжается приданым и имуществом жены. Она и сама вроде имущества. А у нас при разводе интересы обоих учитывают, и все это прописано в законе!
И это точно не мое влияние. Анна сама всю жизнь норовила в юридическом смысле улучшить положение слабого пола. Очень многие получили развод с ее помощью, а не живут раздельно годами в ожидании решения Синода. И алименты на детей до их совершеннолетия или выхода матери снова замуж самостоятельно придумала. Цари вечно вмешивались в личную жизнь дворянства, попирая обычаи, но в данном случае многие ей были благодарны.
— Употребление чая и кофе было делом состоятельных людей. Но Анна ввела моду на послеобеденный чай. Обед долго не затягивался, а вот затем к чаю подавали различные пироги, пирожные, конфеты. И уже спокойно обсуждали самые разные вещи. Императрица свободно говорила обо всем, не исключая политику. Она любила слушать рассказы и сама делилась забавными происшествиями.
Практика приглашения друзей на чай быстро была подхвачена и укоренилась всерьез. Опять пошли в продажу самовары, хотя такой цели Анна не ставила.
— Плохо, — с прорвавшейся тоской сказал я, — что она пристрастилась к крепким напиткам. Кофе варили из одного фунта на пять чашечек, и он отличался необычайной крепостью. Чай тоже оглушительной крепости, как принято было у военных.
Вот здесь уже моя вина. Поделился рецептом чифиря. Полфунта на литр воды. Он снимает сонливость, и я знал многолетних чифиристов, ничуть не страдающих от регулярного употребления. В народ все равно не пошло, слишком дорого, но в очередной раз благие намерения сделали кульбит. Торговля чаем заметно расширилась и приносила неплохую прибыль государству, державшему монополию.
— От них, особенно от кофе, действительно наступает прилив сил. Но нельзя пить постоянно. Плохо влияет на сердце. Может, потому Анна и сошла в могилу раньше срока. Не рекомендуется все время организм подстегивать… Да! — крикнул я, когда в дверь постучали.
В тяжелой многолетней борьбе удалось приучить слуг предупреждать о появлении. Теперь они не вламываются без спросу.
— К вашей милости приехавши господа, — сообщил мой новый секретарь.
Поставки из Сиротского выпускников обоего пола в нужные для политических и иных связей дома продолжались не первый год. Обычно после гимназии лучших я отправлял в университет или Горный институт. Оттуда выходили не одни геологи, как может показаться по названию, еще и с инженерными специальностями. Семь лет предприниматели содержали на собственные деньги училище, прежде чем была государством признана польза и повышен статус до института.
Для страны полезнее технические специальности, но кто имел скорее гуманитарный склад ума, тоже не пропадал. Некоторых я брал к себе в качестве конторских служащих. Других рекомендовал в полезные мне места. Во дворце и министерствах, сменивших коллегии, в стенографистах и грамотных людях по-прежнему нуждаются. Всячески отличал людей умных и способных, приближал их к себе, награждал. Советов трудиться с большим рачением, упорством и энергией, говоря, что только такой труд откроет для них «путь к успехам и счастью», не давал. Сообразительные сами к этому придут, дуракам подсказка не поможет.
Изредка и моему многолетнему бессменному секретарю Зосиме Шалимову подкидывал наиболее смышленых на обучение. Тот сведущ, начитан, честен — что редкость, разборчив, проницателен и надежен в работе. Уж он им спуску не давал. Слегка пообтершиеся и доказавшие полезность шли на повышение в самые разные канцелярии. Или умело цеплялись в Стешины подручные. И во дворце, и в моих имениях всегда дело находилось. Но понравиться ей не так просто. Этот был из новеньких и еще не очень пока представлял, куда угодил.
— Кто приехал, обормот?
— Граф Давыдов-Крымский, — загибая пальцы, принялся перечислять Кузьма, — промышленник барон Вахтин и купец первой гильдии Гейслер.
Чего вдруг сразу толпой примчались? Вряд ли вместе приехали. Ничего общего у них, и Афанасий Романович вообще с Кавказа прибыл и в здешних делах ни сном ни духом. Плохой знак его появление.
— Потом у Зосимы поинтересуешься, как правильно представлять уважаемых людей.
— Будет исполнено! — проорал, как на плацу.
— А повторится — накажу. И не кричи, пока не глухой.
Тут он уже не посмел рот открывать. Слышать я натурально стал хуже на правое ухо. Наверное, из времен молодости догнало. Стреляли рядом много, и, случалось, в помещениях. Только это не повод кричать.
— Графа Афанасия Романовича Давыдова со всей вежливостью проводишь ко мне, Семена Вахтина в гостиную… Софья, сделай одолжение, проводи его и угости чаем с пирожными. Побеседуешь заодно о былом.
— А этот… как его… третий? — спросила она.
— А перед ним ты, Кузьма, очень вежливо извинишься за мою занятость, попросишь подождать и проводишь в музей. На золото скифское полюбоваться.
— Так, может, лучше…
— Не лучше, — оборвал я внучку. — Каждому овощу свое время и место. Не о чем им говорить между собой, и мне с ними лучше по отдельности общаться. Кузька!
— Да, Михаил Васильевич! — вздрогнул тот от моего рева.
— Ступай выполнять! Софья, возьмешь его в помощь. Ежели разбираться в бумагах потребуется, ящики с письмами тягать, да мало ли… Застоялся явно наш помощник секретаря без работы.
— Спасибо, деда, — довольно улыбнулась Софья.
Это она рано радуется. Замучается мой почерк разбирать.
Глава 5
Заговорщик в золотых погонах
Афанасий Романович влетел в дверь и, не утруждая себя расшаркиванием и объятиями, провозгласил:
— И как тебе это нравится?!
Совсем не нравится. Сначала вызывают для представления и отчета, затем без аудиенции отправляют в имение до особого распоряжения. Похоже, и с ним та же история. Сноровисто разливаю из графинчика заранее заготовленную водочку.
— Я не за этим сюда пришел, — возмущенно заявил он, опрокинув в глотку и довольно крякнув.
— А зачем?
Он уселся на стул, положив ногу на ногу, и, непринужденно налив вторично, сказал:
— Не верю в твое показное равнодушие. Во дворце изучают прусские мундиры для реформы армии и скоро заставят Кавказскую армию маршировать как на параде. А еще через годик выяснится, что шведы нас завоевали. Как тебе последний проект передать Финляндию под управление Стокгольма? — Он выпил и осмотрелся. — Закусить нет? Ну, мы не гордые, — заявил, откусывая от зачерствелой горбушки. — Зубы, правда, не очень. Хотя благодаря нынешним стоматологам жизнь стала значительно приятнее и веселее.
Демонстративно клацнул зубами и открыл рот в широкой улыбке. Действительно, и не разберешь, где свои, а где чужие. Научились подбирать по цвету для лучшего вида. Теперь девушки от пожилых мужчин не так резво шарахаются.
— Вот за что я тебя уважаю, не любишь иностранцев, и французов с англичанами в первую очередь, а перенимать удачные находки не стесняешься.
А что делать, если после тридцати зуб заболел? Пришлось выдрать. И в процедуре приятного мало, и всерьез задумался о будущем. И пригодилось! Совсем гнилых не имею и к сладкому почти равнодушен. Видимо, потому и сохранил не меньше половины.
А тогда отправил к знаменитому Пьеру Фошару, изобретателю зубных протезов, в город Париж учеников для получения специфических знаний. Влетело в немалую сумму, но дело определенно того стоило. Тем более не за свой счет — за государственный. Запросто пробил предложение оплатить учебу. Беднякам эта радость не скоро понадобится, а люди солидные не прочь получить обслуживание в удобном кресле и без кузнечных щипцов в руках целителя. Фошар даже штифты изобрел, что выяснилось задним числом.
Действительно талантливый человек, заметно опередивший время. Кресло вместо стола и набор зеркал, позволяющий заглянуть в рот, самостоятельно изобрел. Как и идею сдачи экзаменов будущими светилами стоматологии. Никаких шуток. Те трое русских студентов, сюрприз — из Сиротского дома, и стали первыми профессорами в университетах. Отрабатывали в них вложенное, передавая знания помимо частной практики. Теперь уже сотни три специалистов российского происхождения имеется. Казалось бы, мало, а по данному показателю обогнали все страны Европы. Ну, наверное, не на душу населения, а по числу, и не все сразу, а по отдельности. Тоже недурственно.
— А потом раз — и сделаешь лучше. Отдельную специализацию для зубодеров придумал на медицинских факультетах. Я бы не сообразил. — Он покрутил головой и задумчиво уставился на графинчик.
Вторую порцию я не допил, и он такие вещи улавливал не хуже придворных. Вздохнул и, не предлагая, налил только себе.
— Знаешь про эту новомодную штучку с обезболиванием при удалении зуба? Без боли, надо же.
— Кокаин для местной анестезии, — сухо объяснил я. А куда было деваться, когда морфий в Германии повторили, пришлось искать другие пути для получения монопольных доходов и облегчения боли страждущим, — прошел апробацию в Институте России, как и хинин для лечения малярии. Давно не имею к нему отношения, но по-прежнему в курсе всех разработок и возможной пользы.
И это чистая правда. Сами по себе препараты нисколько не тайна, но даже в медицинских кругах немногие были в курсе. Все же в Европе эти растения, как и гевеи, не растут. Идеи вводить под кожу слабый раствор кокаина для снятия боли и использовать хинин на побережье Черного моря — мои. Нет, я помнил про разнос возбудителя комаром, но даже не подозревал, насколько распространена малярия на отвоеванных землях. Легко мог в свое время подцепить хоть на Тамани, с непредсказуемыми последствиями. Полно болот и ближе к Анапе. Счастье, что там в основном в холодную пору бывал. Не озаботиться на будущее не мог.
— Верю, — проникновенно сказал Давыдов, — и про то, что все знаешь, тоже. Меня в последнее время крайне интересует, откуда так быстро новости из-за границы узнаешь?
— Магазины с казенным хлебом для того и существуют, чтобы держать резерв на случай неурожая.
Ах как обидно было, когда отстранили! Фридрих в Пруссии удержался, но в Саксонии и Чехии люди сотнями умирали, да и в других немецких землях несладко было. Мы многое могли бы поиметь. И людей для заселения, и специалистов, готовых за мизер стараться. А император Дмитрий Глубокомысленный щедрым жестом российские запасы пруссакам передать изволил. Как же, лучший друг. Фридрих чужой монарх, и интересы собственного государства должны быть ближе всего!
— Так я не о том.
— А о чем?
— Не хочешь говорить, — сказал он без особой обиды. — Ладно. Тогда поговорим как фельдмаршал с фельдмаршалом.
Ну вообще. До сего дня упорно твердил, что мой потолок в качестве военного — командир дивизии. А тут такие речи…
— Силезская война закончилась с ничейным результатом. Если бы не «дипломатический переворот»… — Давыдов отчетливо заскрежетал починенными зубами.
На многих та история подействовала не хуже ушата холодной воды. Идет война, Россия посылает войска на помощь Австрии, и вдруг британцы разрывают союз с Марией-Терезией и идут на соглашение с Пруссией. Десятилетиями наработанные союзы разваливаются, причем Париж моментально входит в альянс с Веной. Для Петербурга отвратительный поворот. Наш недоброжелатель и турецкий советчик заключают договор о взаимопомощи, выбивая единственного союзника на южном направлении.
Допустим, австриякам деваться было особо некуда. Но для Петербурга случившееся оказалось неприятнейшим сюрпризом, тем более Стамбул крайне недоволен разделом Речи Посполитой. Российское высшее общество осталось в глубоком убеждении, что Англия испугалась столь быстрого и заметного усиления северного соседа, успевшего проглотить огромные территории. Ну и отсутствие у Анны желания воевать за чужие интересы, защищая Ганновер от французов, сыграло свою роль. Мирные переговоры продолжались почти год. В результате мы вынужденно оказались в одной связке с Австрией и Францией. Воевать со всей Европой невозможно, вот и пришлось идти на компромисс, чтобы сохранить уже завоеванное.
Фактически Англия заполучила всю Северную Америку до Миссисипи, Россия с Австрией поделили, как и собирались, Речь Посполитую. Вене достались Польша и Померания без свободного города Данцига, России — украинские, белорусско-литовские земли, под шумок и Курляндия, и Восточная Пруссия. Самой Пруссии — Силезия, из-за которой все началось. Фридрих вроде бы добился своего, забрав лакомый кусок под руку Берлина.
Кроме меня и Анны, недовольны результатами остались все. Особенно Франция. Хотя, по правде говоря, Россия-то как раз и спасла положение, одним ударом прекратив грозившую перейти в многолетний кровавый конфликт неприятную свару. Тяжелая гиря в виде двух корпусов и поражения пруссаков подействовала на умы. Южные подразделения, выступившие на помощь Австрии, так и не встретились с врагом. Само присутствие русской армии помогло дипломатам.
Естественно, позднее последовал и второй раунд, доказав наглядно, что без Петербурга ничего хорошего не выйдет. Только Анна очень правильно использовала ситуацию для войны с Турцией, предоставив просвещенным европейцам полную свободу старательно месить друг друга. И закончилось это подтверждением прежних европейских границ. А мы в очередной раз прибрали к рукам чужое. Воистину стоять над схваткой и ждать до последнего — лучший рецепт обогащения. США в двадцатом веке не дадут соврать.
— Теперь у нас есть Дмитрий, подписывающий союз с Фридрихом. Мы отправимся воевать с австрийцами за совершенно ненужные нам земли, получив непременную войну на юге с Турцией.
— Это напрашивается, — согласился я. — Только графу ли Крымскому бояться сражений?
Занятно, но именно военные в высоких чинах чаще всего и не мечтают о сражениях. Уже накушались вдоволь, и подставляться — а счастье переменчиво — нет желания. Это молодым и горячим охота продвинуться и получить кусок славы. А Россия еще толком не переварила прошлые завоевания.
— А вот не надо этого, — хмуро заявил он, не поленившись хлопнуть еще одну порцию водки. — Там совсем другое было, не хуже меня знаешь. Когда убили Надир-хана, Персия и так вся сыпалась без нашей помощи. Туркмены нас просили принять в подданство и защитить. В Фарсе, Хорасане, Мерве, Хорезме и Хиве восстания. На Кавказе отбивались от персов и местами вышибли полностью. Все были счастливы принять помощь русских. Мы просто пришли и подобрали плохо лежащее. Вернули утраченное при Бироне.
Ну конечно, немец виноват. Давыдов и сам теперь искренне верит. Не зря я столько лет лозунги через газеты повторял. Помимо дагестанских и чеченских горцев почти всё на Кавказе до Батуми подгребли. Где, как в гнилой Гиляни, местные вассалы, где дающие калмыкам в войско людей туркмены, а в основном российская земля. Ереван, Баку, Тифлис, Тебриз, Астрабад после войны с Турцией за нами закреплены договором. Каспийское море нынче внутреннее для России.
Персы сами подставились бесконечной резней. Когда сосед слабеет, грех не вырвать из него кусок. Тем более богатый нефтью. Не сейчас, так позже пригодится. Может, через поколение и до моря дойдем, если османы не помешают. Никому сейчас Эмираты с Бахрейнами и Кувейтами не сдались, тем более государства эти еще не появились и в пустынях бродит две сотни верблюдов на полтысячи бедуинов.
— И если в Бухаре и Хиве платят дань калмыкам, так те по твоему приказу ходили завоевывать азиатские ханства.
Совершенно нечего взять оттуда сегодня, кроме опиума и хлопка. Только слишком далеко возить последний. Дешевле выходит пользоваться привозным от англичан. Потому нет смысла держать гарнизоны. Они вассалы калмыков, те соответственно вассалы России. Придет срок, и присоединим уже привычных голову нагибать. Да и занятие калмыкам. Пусть лучше там грабят и воюют. Через Волгу ходить не надо. Здесь теперь все наше.
— Ну с турками-то честно воевал. И помощников толковых вырастил. Чем Суворов Александр Васильевич плох?
Ну не удержался. Даже вопреки мнению отца отправил его командовать, как подрос. Тем более молодой Суворов сам хотел из интендантов в герои. Будущий генералиссимус пока себя особо не проявил, хотя, доброжелательно подталкиваемый в спину, рос в чинах потихоньку. Пока для него подходящей войны не случилось. Последняя давно была. Разве на Кавказе сражения? Так, наведение порядка и карательные экспедиции против горцев. Ничего, пускай опыта набирается. А заодно Кутузов.
Больше все равно имен выдающихся полководцев не помню. Багратионы с Волконскими намного позже воевали. Сейчас сущие дети, если родились. А проверить никак. У иных, вроде Муравьевых, эскадрон родственников. Кто из них в генералы вышел и на Сенатскую площадь в числе декабристов ходил — неизвестно. Михаил Илларионович оказался не столько военным, сколько администратором, и не прочь подольститься к начальству. Бойкий парнишка. Далеко пойдет.
А иностранцев недолюбливаю и, пока был в силе, затирал. Ничего не поделаешь. Сколько их ни корми, за границу смотрят. Сын графа Петра Петровича Ласси, на нашей службе генерал-майор, уехал в Австрию служить. Видимо, там к нему отнесутся лучше. Слава богу, уже своих полководцев воспитываем и в чужих не нуждаемся.
— Да всем хорош. Только сдается мне, ты нарочно в сторону уходишь. Все достижения, вместе взятые, не могут стереть из памяти даже один провал. А России предстоит в чужую игру войти. Не хочется видеть бессмысленно пролитую русскую кровь!
— Чего ты от меня хочешь? — устало спросил я. — Мы живем в империи, и мы ее подданные. Император высшая власть, не в Англии, чай.
— Ага! — торжествующе воскликнул Давыдов. — Думал! Так про Карла Первого вспомни!
Будь это кто другой, я уже звал бы слуг вязать провокатора и подлеца. Только слишком долго знаю старого вояку. Он нисколько не притворяется, да и не умеет. Не зря с таким трудом карьеру делал при впечатляющем опыте. Так и резал правду-матку всем подряд. Лично мне такие люди как раз по душе. От них хоть знаешь чего ждать, и они не улыбаются, ненавидя в душе и выжидая момент, пока споткнешься. Потому и тащил всегда за собой, поручая военные дела.
Вот только он же не удержится и дальше примется болтать. Рано или поздно найдутся добрые люди — заложат. За меньшую вину на плаху, случалось, ходили, а здесь попытка свержения монарха. Причем не липовая. Хорошо, что за дверью мои люди стоят. Проверенные. Никто не подслушивает.
— Поднять войска, — сказал я, и Афанасий довольно улыбнулся, — не проблема. Или, скажем так, не самая большая. Арестовать царскую особу? Ну допустим. А дальше что? Не станет он отречение подписывать, пытать примешься или сразу… — Я провел ребром ладони по горлу.
— Пытать — нет. А убить запросто, — не меняясь в лице, сказал он. — Причем сразу, не рассусоливая. Народу объяснить не проблема. Бывает, молодые люди внезапно помирают от апоплексического удара.
И главное, произнес длинное мудреное слово не запинаясь, явно хорошо обдумал.
Господи, ну почему нельзя Елену Датскую на престол посадить! И даже не ее — сына. Как бы все сложилось красиво! Кристиан VII психически ненормален, жена за него правит. Точнее, слушает подсказки Васьки Долгорукого, посла российского. Так замечательно дружат, что про наследника говорили — не от отца, а посланник России постарался. Вранье. Василий Михайлович к тому отношения не имеет. То Иван Леонтьевич Блок, лейб-хирург, помог лишенной ласки Елене Прекрасной в промежутках между просветительской и врачебной деятельностью.
Иные из полковых врачей умудряются высоко взлететь. Своевременно попался на глаза и под хорошую характеристику от директора Медицинской коллегии барона Черкасова, сменившего Кондоиди (уходят мои соратники в мир иной, знать бы, чем для меня закончится здешнее существование), поехал сопровождать невесту. Вот и насопутствовал. Дело, конечно, житейское, и наследственность дурная не передастся.
Ведь какая изумительная комбинация родится, если посадить сына Елены на российский престол: он наследник и датского трона. Уже вторая уния. А то и прямое объединение. Балтика целиком наша — русская. Даже сегодня союз плотен и оформлен договором о взаимопомощи. Если атакованной стороной оказывалась Россия, то Дания должна была в этом случае отправить ей в помощь двенадцать тысяч человек пехоты и эскадру из пятнадцати кораблей. Если же нападению подвергалась Дания, то Россия выставляла корпус в двадцать тысяч человек и эскадру из десяти линейных кораблей. А в новой ситуации…
Все портит закон о престолонаследии. Анна Карловна не завещание очередное оставила. Именно закон. Императорскую фамилию составляют император или императрица, их супруга или супруг, вдовствующая императрица (мать) и великие князья: сыновья и дочери здравствующего или умершего императора. При этом внуки, правнуки и дети брата и сестры рангом ниже и считаются обычными князьями, пусть и связанными родственными узами с правящей фамилией. Видимо, не хотелось ей включать в дворцовые захребетники чересчур много народу и лишних отсекла заранее. Им положен при рождении денежный порядок. Солидный, и не больше. Даже земли разбазаривать запрещено.
Сама все написала, ни с кем не советуясь. Историю она хорошо выучила и про то, как выполняли прежние завещания, не забыла. Потому все изложено просто, четко и без любых двусмысленностей. Трон переходит по прямой линии. От старшего к младшему. Дальше у бездетных к брату или сестре либо к прямому потомку при их отсутствии. И плевать на пол родственника. Это должно было гарантировать стабильность власти и ее преемственность, безопасность самой императорской фамилии, сохранение за всеми ее членами соответствующего и определенного законом статуса.
Еще брак должен быть равным, что вычеркивает русских барышень и прекрасных юношей автоматически. Одновременно оговорен запрет на супруга императрицы с равными правами. Правит династия, а не человек со стороны, но, что любопытно, супруга императора таких ограничений не имеет. Неужели специально прописано, или ошиблась?
Когда-нибудь Наталья Дмитриевна станет царицей при очередном муже-консорте. И что, она не вспомнит отцовских убийц? Здесь выход лишь один — уничтожить всю семью. А жена с ребенком в чем виновны, если император не вышел приличным? Да и не отмыться потом. Это не про апоплексический удар сообщать. Кто же поверит в такую чушь, как массовая смерть по естественным причинам. Тем более в первый раз тяжело. А во второй раз свергать и убивать много проще. И не про революции речь. Внутридворцовые игры. Мина под саму государственность. Не для того я ее строил, чтобы смуту создавать своими руками. Пусть я уйду, но держава с законом сохранится.
— Давай так, — сказал я, поняв, что пауза затянулась. — Ты подождешь пять дней. Я все обдумаю и решу.
— Идет!
— Или да, или нет.
— Угу, — наливая снова нам обоим, подтвердил он.
— И ты будешь делать то, что я скажу!
— Нет другого выхода, ты сам знаешь, — уверенно припечатал Давыдов и, чокаясь, провозгласил: — За Россию!
— А пока, — выпив и поставив стаканчик, сказал я, — поживешь у меня. Все равно твои на Кавказе, дом пустой. Тебе же велено дожидаться аудиенции у государя?
Он утвердительно кивнул.
— Вот и ладно.
Главное, до срока никому не скажет о нашем разговоре. Для того здесь его и оставляю. Проще контролировать, и не пойдет к другим со столь занимательными предложениями. Не нужен мне шум и расследование в ближайшие дни абсолютно. Прекрасный и храбрый человек, хороший вояка, приличный администратор — многие годы на Кавказе и в Закавказье занимался размежеванием территорий, что всегда вызывает массу спорных вопросов. Племенная раздробленность, неопределенность в отношениях с неконтролируемыми горцами и нестабильность в Персии и Турции вынуждают постоянно крутиться, не имея возможности запрашивать Петербург. Всем замечателен, но не способен охватить положение дел на дальнюю перспективу.
За дверью зашумели, нагло мешая спокойным раздумьям. Потом хлопнула дверь, и ворвался младшенький. Смотрю я на своих сыновей и впадаю в изумление. Нет, не оттого, что так и не привык к собственной внешности. Давно сросся с телом и не замечаю ничего странного в зеркале. Просто не успел оглянуться, а Юрке уже двадцать два, и он взрослый по понятиям окружающего мира. В сорок — сорок пять многие заканчивают карьеру и общественную жизнь, удаляясь в имение. Еще не старость, но хочется отдохнуть в семейном кругу. Да и здоровье, особенно у повоевавших, не всегда в порядке.
— Михаил Васильевич… — сказал извиняющимся тоном из-за спины красавца в мундире поручика-конногвардейца Зосима.
Я лишь отмахнулся. Уж как есть, пусть сам извиняется перед ожидающими. Достаточно долго я бывал в семье урывками, мало общаясь с сыновьями. Они и рождались обычно после моих наездов в столицу. К счастью, исправно и без трудностей, но вроде как случайно. Я лично ничего такого не планировал, и Стеша десяток отпрысков дарить не собиралась. Как свыше распорядились, так и вышло.
Дети росли без меня, и встречались мы в Петербурге пару раз в год, а летом, в промежутках между их учебой, в Киеве или где я в очередной раз болтался. В принципе ничего ужасного. Все так живут. Иные воюют по много лет подряд или еще с какими поручениями болтаются по заграницам, а дети с женой в поместье или в своем городском доме.
Нынешнее поколение дворян выросло иначе, в посещениях школ с гимназиями и чтении патриотической литературы. Они и думают не так, о чем неоднократно жаловались родители. Сам приложил руку и должен быть доволен, да не знаю, куда все это приведет. Хочется надеяться, не к очередным декабристам, призывающим к просвещению и не пожелавшим отпустить на волю собственных крепостных.
Ну это ладно. При всем оптимизме вернее всего не доживу. Но даже собственные дети и сегодня вгоняют меня в ступор. Иван пошел в Шляхетский корпус, закончил не из последних и с удовольствием отбыл в армию. Поскольку война, и то малая, у нас на Кавказе, попросился на линию. Не захотел стервец начинать с придворной должности камер-юнкера. При канцелярии императрицы можно было завести полезные знакомства. И тут мне было продемонстрировано ослиное упрямство. Он мечтал не у трона оттираться, а совершать подвиги. А то надоело ему, понимаете ли, выслушивать про великого отца. Захотелось своих деяний.
Отпустил. Хуже нет воспитывать задним числом. Решил: пусть самостоятельно шишки набивает. Даже просить не стал о протекции у того же Давыдова. Он и узнал о появлении нового офицера не сразу. Ничего. Сумел Иван Михайлович продвинуться. Не потому, что мой сын, хотя, естественно, все в курсе. Иногда это не помогает, а, напротив, мешает. Многие, особенно в гарнизонах, не особо любят сынков вельмож. Как-то он смог пройти по золотой середине между высокомерием и панибратством и доказать на деле — не для записи в формуляре прибыл. И счастья ему. Имеет характер и готов терпеть трудности — молодец.
Когда второй, Сашка, проявил не меньшее упрямство, я всерьез заподозрил — семейное. Кажется, за мной такое не числится, но гены, видимо, лучше знают. Михайло подсуропил. Только этот отнюдь не в армию рвался. В прямо противоположном направлении. Горный институт ему понадобился. По инженерной части возмечтал. И в девиз к моему дворянскому гербу Non solum armis — «Не только оружием» опять же тыкать принялся. Многие откровенно в спину ухмылялись. Не по-аристократически начинать с этой ступеньки. Опять же от царского дворца далече трудиться придется.
Я-то спокойнее отнесся. Промышленность, ее развитие — это моя вечная боль и мучения. Петр Алексеевич создавал заводы, не считаясь со стоимостью и затратами. Ему требовались пушки, ружья и железо прямо сейчас. В результате себестоимость продукции государственных предприятий намного превышала цену у частников. Причем буквально рядом работали на одних технологиях и с приписными трудягами. Пока война — никого особо расходы не трогают. Только уже при Анне Иоанновне вопрос подняли и без моих выкладок по экономике.
Из Саксонии выписали некоего Курта Александра Шемберга, где тот занимал пост главного распорядителя ведомства горного дела. В России он возглавил Генерал-берг-директорию. Ведомство под его началом приступило к пересмотру горного и промышленного законодательства. И пришло к выводу, очень знакомому мне по прежней жизни: лучше всего передать казенные заводы в руки частных предпринимателей. И естественно, Генерал-берг-директория в лице Шемберга настаивала на том, чтобы передачей предприятий занимался он лично, распределяя их по своему усмотрению.
Ну и всякое-разное по мелочи: предлагал назначить фиксированные цены вместо продажи по аукционным. Передача в вечную собственность, гарантии неприкосновенности имущества для владельца и право свободно распоряжаться своей собственностью. Очень прогрессивно, если бы по проекту не распределял самолично. Нормальная такая приватизация на пользу конкретным лицам. Потому что чиновники Генерал-берг-директории могли вступать в рудокопные компании и становиться владельцами заводов. Все настолько прозрачно, что и следователь без надобности.
В качестве поручителя благонадежности шустрого господина из Саксонии выступил курляндский герцог. Естественно, быстренько пришли к компромиссу, закрыв глаза на кучу несуразностей. В двухнедельный срок возникает доклад комиссии, и высочайшая резолюция к нему «Об отдаче казенных заводов в содержание частным людям». Шемберг получил Горноблагодатные (у горы Благодатной) и иные заводы, сальный и китобойный промыслы. Был расторгнут выгодный для казны контракт с компанией Шифнера и Вульфа, и сбытом казенного железа за границей стал заниматься сам генерал-берг-директор. Еще и субсидии от государства поступили, как начинающему заводчику.
Торжество его оказалось недолгим. После прихода к власти Анны Карловны появилась разоблачительная статья по поводу всей той сомнительной истории. Да-да, я лично писал. А затем был пересмотр результатов приватизации. Вечное владение в России только на бумагах и сохраняется. Практически сразу создали ревизионную комиссию, и достаточно скоро появился приказ «Шемберга взять под караул и спрашивать, не утаил ли он где своих имений, или кому не роздал ли под образом займа, или каких сделок и в долги и в купечество, и кому именно, и когда, и сколько…»
Бирон в камере был предельно откровенен и даже поведал мне, насколько мало он имел со всей этой истории в качестве пайщика полученных Шембергом предприятий. Фактически просто не успел набить карманы. В конечном счете, отсидев добрых пять лет под следствием и в тюрьме, бывший генерал-берг-директор был освобожден и отпущен за границу лишь после того, как выплатил незаконно присвоенные двести тысяч рублей.
Карл Фохт, Иоганн Леман, штейгеры, то есть горные мастера, Иоганн Буртгарт, Кристиан Пушман, Иоганн Шаде и другие из нанятых им саксонских специалистов оказались честными профессионалами и продолжали работать. Может, и сам Шемберг не так уж был плох, просто попал в определенную ситуацию и не удержался. Деньги любят прилипать к рукам.
Вице-президентом, а затем и президентом восстановленной Берг-коллегии остался другой немец — Винцент Райзер. Заводы вновь перешли в руки государства, да вот работать они лучше от того не стали. И получающие разрешение на открытие новых предприятий частники дружно ныли, требуя приписать людей. Указ о свободном найме вольных их не устраивал.
Свой человек в Берг-коллегии мне нужен был позарез. Правильных знакомств я не имел и доверять всей этой братии мог постольку-поскольку. Василий Никитич Татищев, вновь ставший при новой власти генерал-берг-мейстером, очень себе на уме, пусть и работает достаточно честно. Так что я благословил Сашку на его мечты и пустил собственной дорогой.
Похоже, не прогадал. Уже после выпуска поехал сын на Урал, на строящийся новый завод на реке Иж, вблизи все той же Благодатной горы. Первоначально там собирались изготовлять железо и сталь. Приехавший новый начальник наладил выпуск холодного и огнестрельного оружия из изготовленной на месте стали. И что особенно приятно, не стал изображать самого умного, а через мое посредничество привлек для создания оружейного завода немецких, шведских и датских специалистов.
Совместными усилиями, но, что радует, под его личным руководством и, хочется надеяться, в результате моих лекций, изобрели специфическую машину для изготовления ружей. Обычно изготовленные вручную детали одного ружья не соответствовали по размерам деталям другого, да и никто не стремился к такой точности. Теперь для каждой детали изготовили лекало, игравшее ту же роль, что и выкройка для платья. Рабочий по шаблону вырезал из металла части. Металлическая пластина крепилась на верстаке, модель накладывалась на пластину сверху, и режущий инструмент двигался по очертаниям лекала. Обычно в таких целях употреблялся резец, но тот требовал от рабочего специальных навыков. Сейчас использовали железное колесо с зубцами по краям, напоминавшее шестерню.
Грань каждого зубца была слегка изогнута, заточена и закалена. При вращении колеса они поочередно вступали в работу. Каждый действовал как резец. Все зубцы вгрызались в металл с одинаковой силой, поэтому колесо обладало свойством ровно разрезать металл. Для этой операции от рабочих не требовалось высокого мастерства или особых навыков, то есть была применена техника массового производства. Все тот же мой вечный конвейер, опробованный еще на производстве обычных иголок.
Деталей различных много, и почти пять лет шли практические исправления, пока родился первый фрезерный станок, действительно заслуживающий этого названия. Он имел многолезвийный режущий диск и подвижный стол, приводившийся в движение при помощи червячной передачи. Заказ на пятнадцать тысяч ружей был выполнен в два года, а качество после проверки оказалось такое, что Сашка орден отхватил и карт-бланш на любые механизмы. Тут и протекция не понадобилась — о человеке судят по его делам.
— Какое право имеет эта узкоглазая рожа меня к вам не пускать?! — возмутился Юрка.
Зосима из калмыков, и лицо натурально не русское. Подарил мне когда-то хан неизвестно зачем мальчишку. Реально не зная, куда приспособить, я отправил его учиться и в один прекрасный день обнаружил под дверью двадцатилетнего выпускника университета. Господин Шалимов освоил в кратчайшие сроки все науки, с его точки зрения полезные, и прибыл для дальнейшего прохождения службы. Я слегка обалдел. Из смутно помнящегося полуголого ребенка-степняка превратился в эдакого интеллигента конца двадцатого века. Не по внешнему виду, на казенный кошт не зажируешь, по взгляду и мироощущению.
Принял его на работу в личную канцелярию согласно просьбе, несколько недоумевая, зачем это ему. Со временем понял. Интель он и есть интель. В нашем мире действуют законы джунглей: есть хищники, которые охотятся и убивают, и есть множество тех, кто выживает за счет охоты других (гиены, стервятники). Это не в обиду, просто не хватает сил или честолюбия. Они не подличают, не заискивают, всячески стремятся не утрачивать достоинства, не считая нужным работать локтями. Их вполне устраивает роль исполнителя, и к власти не рвутся.
И притом нельзя сказать — всепрощенец. Доводить не рекомендуется. Может и взорваться. Я абсолютно не верю в религии добра с миром вообще, и буддизм в частности. Помнится, в моем прежнем мире у японцев и тайваньцев враждебные партии прямо в парламенте дрались. Не каждый день, но случалось. А уж самураи чего стоили! Проверить остроту меча на прохожем — не задумываясь. Вкусить мяса животного? Ужасно и отвратительно. Замечательно совмещается.
Человеку душевного утешения мало. Ему подавай удобство и комфорт. Потому и религия не превращает его в идеальное существо. По крайней мере массово. И не важна вера для начальства. Сумеешь умника правильно оценить и держать при себе — много пользы получишь. Долгие годы Зосима находился рядом и стал моим личным секретарем. Между прочим, две тысячи рублей годового жалованья на всем готовом не каждый имеет. Как и чин статского советника с дворянством.
— Еще раз поносные слова в адрес Шалимова услышу, не поленюсь встать и морду разбить, — спокойно объяснил я. — Не тебе, мальчишка, его ругать. Нос не дорос. От тебя, в отличие от Зосимы, сплошные неприятности.
— Ну, — Юрка показательно осмотрелся, заглянув под стол, — мы вроде одни, и я смело могу воскликнуть: неправда ваша, Михаил Васильевич!
Тут крыть нечем. Время поджимало, и некогда было изобретать хитрые планы. А сидеть на гауптвахте ему не впервой. Подумаешь, попросил устроить скандал с кулаками, вплоть до шпаг, но без смертоубийства. Так, чтобы конкретный господин пару дней полежал. Плечо проткнуть или челюсть сломать. Ничего особенного. Мой сын по собственной инициативе неоднократно творил нечто подобное вместе с друзьями. Здоровый лось, целиком в меня, и учителя фехтования были из самых лучших. Его задевать давно боятся.
— Зачем я должен был так себя вести? — с искренним недоумением спросил Юрка, уяснив, что намек останется без ответа. — Мне просто любопытно.
— Честный ответ в обмен?
— В каком смысле?
— В прямом. Я объясню, но и ты без обиняков выскажешься.
— А давайте! — откидываясь на спинку кресла, согласился он.
— Чего ты хочешь действительно?
— Не понял, — озадачился он. — Чего все.
Видимо, я действительно плохо сформулировал.
— Меня не волнуют все, — объяснил я терпеливо. — Я и так в курсе. Денег, девок, должностей и славы. Я говорю о тебе. Вот Иван в полководцы метит — мечта у него такая. А Александр создает. Он от своих заводов удовольствие получает. Сделает нечто новое и полезное, и вся предшествующая нервотрепка как бы значения не имеет. И не ради наград старается. А вот тебе чего надо?
— Мне нужно, — после паузы ответил он, — чтобы никто не ставил в пример великого отца. Не так учишься, не такое поведение, не те мысли. — Он постепенно повышал голос. — Никогда нам не догнать. Нет, наверное, такой отрасли или направления, куда Михаил Васильевич не приложил руку. Наука, поэзия, проза, медицина, промышленность, торговля, война, присоединение земель. Куда ни сунешься, везде Великий. В гости приедешь — самовар на столе. У врача шприц, а военные в созданной им форме ходят и по его уставам живут! И где в России такое место, куда он не залез?!
— На флоте, — без промедления ответил я. — Никогда их дел не касался.
Строго говоря, не совсем так. Ежедневное мытье палуб с уксусом, ежевечернее проветривание помещений, процеживание питьевой воды, добавление можжевелового раствора в воду, ежедневный осмотр и сортировка продуктов на камбузе не от патриарха родились. А вот оборудование нижних палуб вентилятором — чистое заимствование у англичанина Стивена Гейлса. Для загона воздуха в душные трюмы использовались воздушные насосы, а трубы, выводящие воздух из трюма, сделали вентиляцию проточной. Небоевые потери снижались заметно, согласно науке статистике, и качество экипажа улучшилось.
— Ага! А послужной список офицеров и экспедиция к Дарданеллам чья идея? Азовскую флотилию с Черноморской эскадрой чьи люди строили?
Ну если быть правдивым до конца, то в Адмиралтействе меня недолюбливают, правда, уважают. И именно за внесенный существенный вклад. Ходить по морю не пытался, да. Опыт от Михайлы чисто теоретический. Так ни разу и не ступил ногой на палубу военного корабля. Тем не менее и здесь отметился. Не все о том в курсе — это другое дело. Томаса Чепмена из Гетеборга отправил на обучение во Францию и Голландию. В Англии он и без меня успел потрудиться на верфи.
Не один такой был мастер, мой свояк Густав и сейчас руководит целой агентурной сетью и получает информацию немалой важности, включая чертежи новейших кораблей. За многие годы завербовали для работы в России больше сотни корабельных мастеров в Англии и Ирландии. И даже четырех главных конструкторов.
Гораздо полезнее оказалось, когда Томас обратил мое внимание на работы Пьера Буге. Три из них получили премии Французской академии наук — «О корабельных мачтах», «О лучшем методе наблюдения высоты звезд над уровнем моря», «О лучшем методе слежения за колебаниями компаса в море». Были еще «Новая конструкция лага» и большой труд «Новое сочинение по навигации, содержащее теорию и практику штурманского искусства».
В 1746 году Буге издал «Трактат о корабле, о его конструкции и о его движении». Эйлер тоже нечто подобное пытался довести до ума в Scientia Navalis, или «Корабельная наука», но нормальным людям формулы на латыни мало говорят. А здесь легко и просто, даже до меня дошло.
Расчеты Буге позволили строить корабли с примерно схожими характеристиками. До того для постройки служили не чертежи, а уменьшенная в несколько раз копия строящегося корабля. Ее проверяли в специальных бассейнах, и она служила основой для постройки собственно самого корабля. Как ни старайся, а абсолютно идентичного дерева не достать. В результате корабли могли сильно отличаться по ходовым характеристикам, остойчивости, форме корпуса и так далее. Корабль переделывали, меняли мачты или такелаж, размещение орудий, и появлялись суда совершенно непонятно ведущие себя при нормальном ветре, плохо слушающиеся руля и с меньшим количеством артиллерии на борту.
Книга Буге помогла решить эту проблему и строить корабли хотя бы с примерно одинаковыми характеристиками. Фактически качественный скачок: сначала проектировать, затем возводить. К сожалению, в шестидесятых пришлось использовать старые суда. Вся военная кампания прошла на прежних, что неминуемо осложнило походы и сражения.
Зато теперь корабли строим быстрее всех в мире. Так, в Англии на строительство трехпалубного корабля уходило в среднем три-четыре года, в России — год! И ничем не хуже по качеству. И все это за счет серийного строительства кораблей с использованием абсолютно идентичных заготовок. Все параметры кораблей стандартизированы, отклонения не допускаются.
Чепмен, используя французские и английские методы, принялся выпекать корабли как пирожки. Сегодня он главный корабельный мастер Российской империи, и совершенно заслуженно.
— Задал задачу, — признал я. М-да… Это он своими гулянками комплекс неполноценности убивает. И оба старших тоже о том думали? Неприятно. Никогда в этом плане не задумывался о детях. — Ступай.
— А как насчет ответа? — требует Юрка.
— Какого еще… а! — Успел забыть, с чего начался разговор. — Мне надо было встретиться с глазу на глаз с Рихтером. И чтобы не спрашивали о причине сильно любопытные. Мне сейчас не хочется привлекать пристальное внимание.
Юрка понял. Мой старый знакомый и честный служака не первый год занимает должность генерал-полицмейстера Санкт-Петербурга. По совместительству генерал-аншеф, действительный камергер и сенатор. Кто со мной дружил, пользу поимел немалую. Вряд ли, приехав из родной Лифляндии, он мог надеяться столь высоко взлететь. А моя удача в том и состоит — собирать вокруг себя людей. У кого идеи, кто просто честен, но, толкая наверх, приходится брать ответственность за решения, а не сидеть ковыряя в носу.
— А зачем — я не обещал объяснить. Ступай.
Сказал в очередной раз полуправду. С Рихтером уж нашел бы возможность пересечься. А вот убрать на время сильно настырного пристава Игнатьева требовалось. Если все утрясется, надо присмотреться к человеку. Внимательным и исполнительным применение обязательно найдется.
Глава 6
Теология государственного типа
Дети мои дети, стоя у окна и бездумно разглядывая скульптуры нимф в парке, думал я. Не настолько впал в маразм, чтобы не помнить про вечную проблему. Выросшие в достатке и благополучии нередко проводят жизнь в праздности и безделье. Стеше проще — для нее дом, семья, покой важнее всего. А у меня вечно государственные проблемы.
Преемственность? Я же не монарх и в стабильности власти не нуждаюсь. Не пытался постоянно делать замечания или навязывать правильный путь. Не из дальних побуждений, просто пустив на самотек. Не так много в нашей стране дорог для здоровых отпрысков дворянина мужского пола. Армия и еще раз армия. Это образ жизни, традиция.
Ивану хватит и без поддержки лет на двадцать занятий на Кавказе. Куча ханств, народов и племен. Между собой дерутся, с соседями и пришедших на огонек русских не забывают. Сегодня горит Кабарда, завтра Черкесия, послезавтра полыхнуло у мингрелов или талышев. Османы с персами с удовольствием помогают оружием, проповедниками и советами. Я бы на их месте тоже не успокоился. Чего ради отдавать когда-то их территории.
И в результате четвертое десятилетие, начиная с тридцатых годов, строятся все новые кавказские линии, на манер устраиваемых мной на Кубани и Тамани. Отсекают куски территории, окружая и сдавливая, уничтожая самыми жесткими мерами, вплоть до голода сопротивляющихся и загоняя в горы остатки. Рано или поздно Россия и ее армия сломит чужую волю. А кто готов умереть, но не подчиниться, над тем будут вороны орать, раздирая мертвое тело.
Отвечать набегами на набеги бессмысленно и расточительно. Дешевле и показательнее нанести массированный удар по базе налетчиков. И не волнует, из романтических устремлений крадут скот доблестные соседи или по кровожадности натуры. Если выучить сидеть смирно нельзя, значит, приходится уничтожать в прямом смысле. А потом можно искренне посочувствовать их тяжелой жизни на скудных землях, не дающих прокорм. Лично у меня достаточно возможностей расселить по Сибири всех мечтающих о богатстве. А жить за чужой счет, угоняя рабов и стада, не стоит. За это следует расплата.
Добрая половина армии уже который год сидит на Кавказе и штыком со снарядом вбивает в головы горцев понятие о законе и праве. Кровная месть нормальна? Тогда нечего обижаться. Боюсь, переваривать этот кусок придется доброе столетие. А пока абсолютно убыточное предприятие, куда регулярно проваливаются ресурсы, деньги и тысячи жизней. Я не хотел начинать бесконечную Кавказскую войну. Северная часть до предгорий и прибрежные районы Черного и Каспийского морей — достаточно. Максимум номинальная граница по Главному хребту.
К сожалению, мы предполагаем, а Бог решает. Сначала, после убийства Надир-шаха, утрата власти Персией над азербайджанскими ханствами и опасение, что туда войдет Турция. Затем война и вторжение с ответным наступлением. Давыдов ордена получал за дело, но последствия были довольно неприятные. Никто же не заставлял грузинского Ираклия просить о помощи и тем более за русскими спинами вести тайные переговоры со Стамбулом. Теперь он проживает в Тамбове в очень неплохих условиях, а армии приходится еще и его земли прикрывать от нападений. При моей жизни, уж без сомнений, ничего кардинально в тех местах не изменится.
Поступок Сашки по примеру старшего брата и его подвигов достаточно удивителен. Александр Михайлович показал немалый характер, наплевав на общество, его мнение и последствия. Хотел ли таким образом выделиться? Сомнительно. Скорее ему действительно интереснее возиться с железками и искать свое.
И то, что двое из трех сыновей старательно уклонялись от придворных обязанностей и норовили свернуть в интересную им сторону, неплохой результат. Юрка слаб? Не думаю. Ничуть не хуже остальных. И стержень имеет. Так просто не сломить. И речь не идет о заносчивом поведении и дуэлях. Когда действительно требуется, способен обойтись без мягкой постели и толпы слуг. Значит, нужно найти ему занятие, а не держать в придворном полку. А ведь есть подходящая идея… Надо все хорошо обмозговать и предложить…
Я вздохнул и, отойдя от окна, вернулся под портрет Анны Карловны. Торжественный, при всех регалиях, такие висели в каждом учреждении. У начальников обязательно, но иногда и в других кабинетах. Тоже способ заработать для Академии наук. Они печатались исключительно в ее типографии и пусть стоили недорого, однако десятки тысяч штук по стране. По копеечке и рубль набежит. А вот у меня в домашнем кабинете висит неофициальный. Собственной рукой созданный и без всякого чинопочитания. Уже не девочка, еще не женщина, сразу после коронации. Сидит на троне развалясь, в новомодном платье и с ироничной улыбочкой. Ей не особо нравился, а мне наоборот. Повесил у себя и не стал дарить, как первоначально задумывалось.
Есть еще две моих работы Анны в Зимнем, находились раньше в ее личных апартаментах друг против друга. Они написаны с разницей всего в несколько лет, но перемены огромны. На первом веселая девушка, полная и круглощекая, с простодушным, милым лицом и лукавым взглядом. На втором сдержанная, величавая — настоящая дама. Смотрит прямо, ее пристальный взгляд сосредоточен на наблюдателе, при этом ощущается дистанция — она стоит много выше и сознает это. За спиной не особо приятный опыт общения с множеством людей, ищущих милостей и норовящих набить карманы казенными деньгами. Вместо ярких и сочных красок девичьего образа холодные и спокойные дают дополнительный эффект.
Дернул дважды за шнурок. Очень полезная вещь для связи с Зосимой. Можно было бы давно соорудить звонок на манер дверного, он примитивен, даже специалист моего уровня слепит такой в кратчайший срок, но до генераторов мы еще не дожили. Держать специальный аккумулятор под столом? Так проще дернуть колокольчик. Один звяк — сигнал секретарю зайти. Два — запускать следующего. Целый список разработали, чтобы вносить ясность не словами. Не всегда полезно, чтобы посетитель сообразил про задержку или что его намеренно не впускают.
— Здрав буде, боярин, — прогудел басом человек-гора, и не иначе с сарказмом. Когда требовалось, нормально умел обращаться, и даже на нескольких языках.
Здоровый до безобразия в своем возрасте. В молодости наверняка вырывал дубы с корнем, раз сейчас быка кулаком валит. Зарос бородой по самые брови и в простом армяке. Материя, правда, не из дешевых. А так в лучшем случае на захудалого шляхтича тянет. Барон, ага. Это я всего пару лет назад организовал при полном его равнодушии. Титул ему не требовался, зато мне для показательного примера очень даже.
— Присаживайся, дворянин, — с ответной иронией сказал я, указывая на стул. — Принес?
— Как договаривались.
Семен Вахтин, мягко говоря, своеобразная личность. Фанатик с жилкой матерого бизнесмена. За почти семидесятилетнюю жизнь четырежды снимался с места и удирал от пристального внимания властей. И каждый раз не только сам недурно обустраивался, еще и куча народу на него опиралась. И помотался от моих северных краев до самого Константинополя, успев послужить в слободских казаках, взглянуть на Запорожскую Сечь (не понравилось) и стать шляхтичем в Белоруссии со своим не шибко большим куском земли.
И все потому, что в России рано или поздно принимались доставать православная церковь. Раскольник, причем упертый. Готов на дыбу и костер за двоеперстие. Но не псих, мечтающий о самосожжении. Вот это нет. Предпочитает жить-поживать да добра наживать. А придут с претензиями, сам кого хочешь головой в огонь сунет и сапогом сзади поддаст, чтобы живее летел.
Большинство сведений о нем все больше косвенные и по чужим обмолвкам. Сам на манер Геннадия про свои похождения не распространяется. Но кое-что мне известно уже из более поздних времен. Пришел специально посмотреть на меня после Кенигсберга. Как я достаточно быстро сообразил, не по собственной инициативе, а послан был поповцами из наиболее авторитетных. Раскольники есть самых разных толков, а на территории, принадлежащей ранее Польше, их до ста тысяч на момент занятия русскими войсками присутствовало.
Указы и обещания — это одно. А посмотреть вблизи и предъявить желательные условия — совсем другое. Прошение было любопытное. Содействие в рассмотрении Синодом «соединения», то есть даровании старообрядцам священников с дозволением отправлять всю службу по старопечатным книгам.
Согласие требовалось на основании определенных пунктов: разрешить «двоеперстно сложение», службы церковные совершать по старым, дониконовским, книгам, а также все обряды, чины, уставы и обычаи иметь старообрядческие. Просили не возбранять старообрядцам приобщиться Святых Тайн в греко-российской церкви по их желанию, так и сынам этой церкви приобщаться от единоверческого священника.
Беседа о том у меня была, и не одна. С патриархом, Анной, парочкой священников. Вскоре стало прозрачно ясно: отдельного епископа в отличие от попов не дадут ни при каких обстоятельствах. Церковь мечтает поставить раскольников в зависимость. Отучать смотреть на них как на людей невежественных, непросвещенных, чужих, а на все их книги и обряды как на ошибочные и еретические не собираются. Данный вариант рассматривается как на учреждение для церкви бесполезное и даже вредное.
Но я в отличие от постриженных человек государственный и руководствуюсь соображениями целесообразности и пользы для державы. Отталкивать сто тысяч налогоплательщиков исключительно из-за упертости и вбитых в головы старых догм крупнейшая ошибка. Так и до очередного мятежа Булавина недолго. Тем более на поверхности лежит отвращение: к раскольникам православному можно зайти исключительно по смертной нужде. И это называется послаблением. Кстати, Семен по возрасту мог в том мятеже участвовать. Я бы не удивился.
Короче, предложил собственный вариант. Не сказать чтобы раньше с уважением не смотрели, однако приятно, когда тебя принимают всерьез, а не ухмыляются, типа видали и раньше всякие глупости. Вахтин удалился и отсутствовал почти два года. Потом явился, да не один, а в сопровождении целой толпы. Естественно, не сразу к парадному крыльцу, предварительно меня предупредили и определенные мероприятия провели с обеих сторон. Прежде чем подписать громкие документы, их всегда обсуждают за кулисами. Да и консультация с императрицей совсем не лишнее. Есть вещи, которые на себя брать не по чину.
Староверы вытащили из турецкой Сербии митрополита, лишенного греками-фанариотами кафедры, и тот по чистой совести за благо изволил поступить в староверческую религию в сущем звании митрополита. Раз не хотите официально через Москву, нате шах. Конечно, проще всего взять всю компанию под стражу и отправить до выяснения в Петербург, но это же нарушение Указа о веротерпимости!
Ко всему представители старообрядцев обязались в прошении: «содержать его высокопреосвященство господина митрополита Арсения на всем монастырском иждивении во всяком спокойствии и удовлетворении во всю его жизнь». Таким образом, выполнялось требование властей в моем лице о том, чтобы на правительство не возлагалась обязанность по материальному содержанию старообрядческого архиерея.
Самое странное, Арсений особых интриг не затевал и непомерным честолюбием не страдал. Человек от природы добрый, он не мог равнодушно смотреть на бедственное положение народа. Частенько становился на сторону простых людей и по возможности старался облегчить их нужды, делая дырку в голове по поводу любых страдающих и не различая православных и раскольников. Даже за католиков заступался, обиженных хозяевами. В дальнейшем пригодилось при давлении на польских помещиков.
Пока бумаги ходили, кое-кто поливал желчью листки, благочестивый Арсений безотлагательно принялся окучивать подвластную ему паству, ставя новых священников поповцам, а заодно и прочим сектантам, кто просил. Разъезжал с помпой по вновь образованным приходам под охраной моих казаков. Очень к месту оказалась свора бывших некрасовцев. Кому доверить, как не таким же упертым и притом своим.
Гром с молниями так и не грянул. Поскольку выгонять поздно, чин у него самый настоящий, и отзыв из Стамбула или Москвы в любом варианте проигнорирует, а делать из него мученика излишне, высочайшим указом велено было считать случившееся полезным. Императрица уже разрешила старообрядцам иметь священников, служащих по старым книгам и обрядам. Партия выиграна — это был мат! Православная старообрядческая церковь моментально охотно присягнула императрице, и вновь созданная иерархия получила из ее рук и с ее одобрения права главенства во вновь созданной ветви церкви.
Это уже не переходная церковь — от старообрядчества в новообрядчество: она подчинена собственным архиереям. А не надо было упрямиться и ссылаться на прошлое, проклиная соперников. Я сам диктовал и рассылал вопросник по этому поводу всем ведущим церковным деятелям страны. Никто не захотел дать епископа из своих рук. Боялись конкуренции. Ее и получили. Может, больше о душах паствы теперь думать станут, а не о кармане.
Выговор от Анны Карловны получил серьезный. Она прекрасно поняла, зачем и почему все это проделано. Но это я пережил. Потом дважды меня пытались убить. Прямо как Генриха Французского. Только к тому моменту так просто к моей особе не допускали всех подряд, а я по улицам в одиночку не шлялся. Уж что-что, а понятие об охране и спецслужбах вынес из двадцатого века. Дилетантское безусловно, но у других и такого не имелось.
Один исполнитель — монах с острым ножиком. Второй — сектант из беспоповцев. Очень ему не понравилось предпочтение властью одних раскольников в ущерб другим. Этот, к счастью, оказался полусумасшедшим одиночкой. Может, и стояли за ним некие настропалившие его личности, да староверы всех фракций так долго и трогательно извинялись, что пришлось спустить дело на тормозах. Удобнее в своих целях чувствующих вину использовать.
Зато в православных кругах заговор вскрылся крупный, и многие отцы церкви закончили свой путь в каменных мешках Соловков и миссионерствуя за Полярным кругом у чукчей с эскимосами. Я даже специально ездил в столицу всех сдавать лично императрице с жалобами и стонами. Странно было бы упустить такой удачный случай убрать оппозицию, сохранив более уступчивую часть высшего духовенства. И никакой липы, что особенно приятно!
— Так, — сказал я, прочитав со всем вниманием тексты дважды. — Кажется, все правильно.
— А не боишься, Михаил Васильевич? — спросил Вахтин с отчетливым любопытством.
— Если меня не казнят, — ответил я со всей серьезностью, — я при необходимости и тебя, и их всех вместе с детьми живыми в землю закопаю. Хоть до городу Парижу бегайте. Да что вас, хоть самого патриарха всея Руси. Из Сибири достану. Есть кому заняться. Веришь?
— Истинный крест, — подтвердил он. — Верю. Только почему с нас начинать? Есть и другие подходящие кандидатуры.
— Ты за языком-то следи, барон.
— Так не первый день знакомы. Птица ты высокого полета и лишней крови не приемлешь — знаю. Да ведь и совестью мучиться не станешь, коль придешь к выводу, кого порешить. Сделаешь и дальше пойдешь. Бога не боишься, у тебя черт в душе.
— Это как понимать?
— Страшный ты человек, господин Ломоносов, — очень серьезно сказал Вахтин. — Не понимаю частенько, что тебе надобно. Другой зарежет, так по горячке или пьянке. Украдет, так от жадности. Или там кланяется низко, а сам за спиной вельможи ветры пускает. Их побуждения сверху лежат. Присмотрись и увидишь без труда. А ты все просчитываешь, да непонятное. Возьмешь не от алчности, убьешь не от страсти. А для чего?
Вот так живешь-живешь, думаешь, что давно свой, а тебя раскалывают почти мгновенно. И не первый случай. Как ни стараюсь, а я другой. Психология точно отличается от окружающих. Да, на деле все наносное. Такой же зверь, как и окружающие. И казнил, и сам убивал. Моя проблема — не верю в прощение грехов и неких посредников, с тонзурой они или с бородой. Разве что искреннее покаяние поможет, но для того не нужно деньги давать. Подкузьмило всерьез полученное от неверующих родичей воспитание. Соборы ставлю, домашнюю церковь и духовника имею, а сам не верю. И даже после перемещения души не проникся. Гласа с небес или из куста так и не услышал.
— Так, может, я и взаправду о других думаю? О государстве, а не себе.
Он выразительно посмотрел на лежащие на столе документы. Ну да, в прежние времена это называлось «оформление собственности на подставных лиц, уход от налогов, вывод денег за границу» и каралось по всей строгости закона. Даже в нынешнем веке открытие в Марселе карманного банка с французской вывеской дело довольно сомнительное. Как и приобретение через него русских товаров по знакомству и со скидками. Схема древняя, как засохшее дерьмо мамонта. Перегоняю золото на Запад, прокручиваю в банке, на эти деньги покупаю товары по сниженным расценкам у подконтрольных купцов и продаю во Франции. Разница остается на счетах банка. Чистый, нигде в России не зафиксированный доход.
— А это не для себя. Для семьи. А то у меня без того миллионов не хватает. Может, одолжить?
Он сдержанно ухмыльнулся. Один из немногих принесших денежки под сахарную идею. Причем весьма солидную сумму. Сегодня его община владеет тридцатью тысячами десятин на юге, где раньше почти никто не жил и земли раздавали по дешевке или по знакомству после присоединения Крыма и исчезновения угрозы. Еще двадцать тысяч ему на Кубани отписал при массовых раздачах. Может, не миллионщик, но в купцы первой гильдии записался и где-то пятый по количеству изготавливаемой продукции сахарозаводчик в стране.
Мы не один год крутили дела вместе. Во все три существующих на сегодня коммерческих банка Семен вкладывался с первого намека. С наличными деньгами в России на момент начала царствования Анны Карловны обстояло отвратительно. Их категорически не хватало. Для развития промышленности и дешевого кредита купцам требовался серьезный источник золота. Ростовщики требовали до двадцати процентов и выше. Редко кто мог пойти на такие условия без гарантии огромной прибыли. В принципе святое дело ссужать через такие организации денежку напрямую государству. Именно на подобных комбинациях и вырастают олигархи.
В 1694 году Вильгельм Оранский принял предложение Уильяма Патерсона, который выступил от имени частного синдиката, ссудить короне один миллион двести тысяч фунтов стерлингов в долг под восемь процентов и дополнительно четыре тысячи фунтов в год. При этом бюджет Англии тогда составлял четыре миллиона фунтов стерлингов. Банк получил право выпускать бумаги под гарантии правительства. Таким образом, если облигация обналичивалась, то государство должно было покрыть стоимость из собранных им налогов. Беспроигрышная комбинация.
Или был такой Якоб Фуггер. В 1519 году император Священной Римской империи Максимилиан скончался. На трон императора Священной Римской империи претендовали девятнадцатилетний внук Максимилиана испанский король Карл I Габсбург, французский король Франциск I и английский король Генрих VIII. Как всегда и во все времена, результаты выборов зависели от финансовых возможностей кандидатов.
Генрих смог выкатить всего-то двести двадцать тысяч гульденов на выборы, французский Франциск I предложил больше — триста тысяч гульденов, а Карл (ему одолжил Якоб Фуггер) собрал восемьсот пятьдесят тысяч флоринов и был, естественно, избран имперскими князьями-выборщиками германским императором под именем Карла V.
За своевременную помощь получил Фуггер сущую безделицу: права на испанские золотые и серебряные рудники. И жила бы семья долго и счастливо, да вот беда, короли не любят отдавать долги. Филипп II, сын Карла, взял и объявил Испанию банкротом. Несколько миллионов, данных в кредит, заполыхали ярким пламенем. Единственный выход дать еще. Уж не знаю, какими условиями это обставлялось, однако испанский король принял помощь с великой благодарностью, а через некоторое время объявил Испанию вторично неплатежеспособной и отказался платить по векселям. Дом Фуггеров не смог подняться и в 1607 году признал свой крах.
Мораль. Кредитовать монархов очень выгодно и крайне опасно, тем паче есть и другие примеры, начиная с тамплиеров. Потому мои конторы не нацеливались на спасение казны и беззастенчивое обирание народа. Рано или поздно это плохо закончится. Лучше брать по маленькой у многих, чем один раз сокровище, которое все равно унести не дадут и выдавят назад с кровью.
Требовалось срочно предпринять нечто для обеспечения долгосрочного и краткосрочного кредитов и поддержки предпринимательской деятельности. Изобретать велосипед совсем не нужно. Банки вполне себе существовали во многих странах, и даже в немалом количестве. Только в России их не было. Монетная контора, которая была организована в 1727 году для чеканки монет, получила право осуществлять ломбардные операции под восемь процентов годовых. Однако осуществлять эту кредитную операцию дозволялось лишь лицам, особо приближенным к императорской фамилии.
Если чего-нибудь полезного нет, значит, надо этим воспользоваться и создать. Интересно, но, по моим прежним сведениям, в Британии сначала возникает индустрия и потом обслуживающие ее банки, а в Германии наоборот. Сначала появляются банки, а потом они строят эту промышленность. То есть правильного рецепта не существует, и возможны варианты. В очередной раз недурно помочь родине и себе пополнить кошелек. Банк замечательное место для получения денег из воздуха. Правда, сначала их нужно иметь.
За основу взял свою ссудную кассу, составил Устав и получил разрешение от государыни без промедления. Забавно, но она замечательно усвоила мое же предложение проводить первоначальные испытания не на подданных, а на мышках. В их роли обычно видела меня. Правда, и вознаграждала за труды и лишения не одними ласковыми словами. Близость к трону и доверие дорого стоят в глазах окружающих.
Если предложение срабатывало, в дальнейшем с уровня личного кармана Ломоносова или Западного края метод распространялся на всю Россию. Честное слово, не худший вариант. Между прочим, Анна так поднаторела во всевозможных финансовых тонкостях, что недрогнувшей рукой вычеркнула право производить обмен и покупать иностранную золотую и серебряную монету.
Это давало возможность получать значительную прибыль, так как валютные операции в Петербурге были очень выгодными. Иностранную монету приобретают весной, в момент прихода большого количества иностранных торговых судов, а затем, когда в город приезжают покупатели валюты, в том числе из Москвы, можно выгодно продать. Это осталось привилегией позже открывшегося Государственного банка.
В любом случае основной капитал, состоявший из моих и шадринского семейства семисот пятидесяти тысяч рублей, под конец царствования Анны Карловны достиг шести миллионов. Мой карманный банк не только выдавал ссуды под имения, дома и фабрики, но и имел по высочайшему указу права на учет векселей, прием вкладов на хранение и совершение переводов. Русским купцам, торговавшим при Санкт-Петербургском порту, под залог товаров в размере семидесяти пяти процентов их стоимости сроком до одного года. Трансферты денежных вкладов, учет векселей. Кредиты под шесть-восемь процентов, даже крестьянам выдавали на срочные нужды небольшие суммы (рублей двадцать-тридцать) под те же шесть процентов. Самое важное — за вклады владельцы получали до четырех процентов.
И понесли многие денежку в немалом количестве, обнаружив возможность заработать, ничего не делая. По мере развития Коммерческий банк постепенно открывал свои отделения в Москве, Астрахани, Киеве и других городах. Причем я не забывал и о служащих. После составления годового баланса в случае положительных результатов отчислялась определенная сумма на премирование всех служащих банка. Материальная заинтересованность!
Основная задача состояла в обеспечении русских купцов, занимавшихся внешнеторговой деятельностью, прежде всего экспортеров, дешевым кредитом, что должно было способствовать развитию внешней торговли. Появившийся через два года Государственный банк по большей части кредитовал важные для страны проекты. Для осуществления операций ему было выдано из казны пятьсот тысяч рублей. Поскольку по вкладам, которые вносились на счета или для хранения, государство выплачивало по моему примеру проценты, оно было заинтересовано в том, чтобы деньги не лежали праздно.
Капиталы нередко использовались на государственные проекты, а позже правительство стало покрывать за счет этих средств бюджетный дефицит. Происходило это посредством выдачи казначейству беспроцентных краткосрочных и долгосрочных ссуд. В условиях военных действий, при огромных незапланированных расходах, превышающих поступления, иной раз и выхода иного нет.
А деньги требовались прямо сейчас и много. Те же сахарные заводы сначала нужно построить, хлеб закупить и на продажу до порта довезти и так далее. В результате уже без моего прямого участия возникло еще два банка: Волжский и Купеческий с восьмьюстами и семьюстами пятьюдесятью тысячами рублей основного капитала соответственно. Уважаемые люди скинулись на общее дело.
И если Купеческий работал по моей схеме, но в основном на Украине и в Причерноморье, то Волжский строился на иной основе. Главной торговой артерией России издавна служила Волга и ее притоки, включенные в общую систему строящимися и построенными каналами. По ним шли грузы в столицу и на экспорт. Помещики брали деньги под урожай, купцы — под будущие сделки, судовладельцы — под фрахт. Конторы открылись на главных пристанях, он быстро стал крупнейшим банком страны.
И в обоих новообразованных учреждениях немалую долю имели старообрядцы. Личности основных вложившихся в банковское дело хранились в тайне, но не были ни для кого секретом. Уж для меня точно. И теперь, через этих хороших знакомых, под посредничество Вахтина и фактически на честном слове, большая часть имущества моего заложена под те самые ссуды, уплывшие во Францию.
Зато если император попробует взяться за меня всерьез, его ждет крайне неприятный сюрприз. Почти вся имеющая ценность недвижимость, включая огромные земельные владения, за исключением вот этого самого дворца в Царицыне и парочки домов в Москве, а также в Киеве и Петербурге, принадлежит отныне по документам совсем иным людям.
— Кто со мной честен, того и я уважаю, — сказал я. — Как сказано в Священной книге: «Не делай того другому, чего не хочешь сам получить». Или не так? — переспросил я, заметив мелькнувшую на лице собеседника тень. — Ну извини, дословно не упомню, но общий смысл наверняка верен.
— А ты в Бога-то веришь? — с жадным любопытством спросил он.
Не нравится мне этот разговор, и чем дальше, тем больше. Но правду я все же скажу. Иногда это лучше бесконечного красивого вранья. Старый стал, иногда хочется открыто высказаться, а даже Софье не всегда можно открыться. Да и учует Вахтин уклончивость. Тоже матерый волк и людей хорошо видит. Жизнь мне дали напрокат, и пользоваться одному себе на благо — с души воротит.
— Я верю в высшую сущность, — сказал я предельно честно, — которая станет нас судить потом. А здесь, на Земле, эта сила не вмешивается. Потому просить о помощи бессмысленно. У человека есть свобода воли, и он сам решает — помогать другим или резать соседа. Можно обращаться к Нему в любом месте и в любое время на родном языке. И не важно, как ты его называешь. И без разницы, произносишь Исус или Иисус, двое- или троеперстие творишь. Главное, на что направлены твои побуждения. Потому не стану я преследовать любое направление религии до тех пор, пока на пользу государству. Молись, как тебя устраивает. Но другим не указывай и в тарелку с указаниями, что можно и что запрещено, не лезь! Божественные откровения никогда не воевали и не воюют между собой, кто бы ни говорил обратного. Воюют догмы, созданные людьми. Если тебя в моих словах что-то отвращает, — добавил я после паузы, — порог вон там. Уходи и не возвращайся.
— Напротив, — довольным тоном сказал Семен, — вот теперь я понял. Ты к суду божественному готовишься и вечно просчитываешь, в какую чашу весов поступок добавится. Хороший он или плохой? Тяжело так жить, — вздохнув, явно посочувствовал он. — Без надежды на прощение слабого. Один окончательный и справедливый Судия.
Интересные он выводы сделал из сказанного, обалдеваю. Прямо на ходу изобрел концепцию равновесия. Это же ересь натуральная!
— Всегда помнить, сколько плохого и хорошего совершил, и не от души творить, а потому что важно. И ведь государственная должность заставляет принимать решения неоднозначные. Этому поможешь, того обидишь. Нам руку протянул, православные возмущены. И что важнее, где выгода больше?
Здравствуй, вечная теория малого и большого зла! Нешто до сих пор не придумали?
— Казалось бы, там, где останется больше довольных. А ты не пошел по легкому пути! — Похоже, он вообще начал разговаривать сам с собой. — Для пользы государства? Нет! Все существует окончательно для славы Божией.
Мне очень хотелось заявить: на Бога мы уповаем, но лучше подсуетиться самому. А от употребляющих эти слова желательно требовать весомые доказательства любых утверждений. Промолчал, естественно.
— Спасать людей, — сказал Семен уверенно, — деяние не просто милосердное, оно еще и на пользу душе. Человеку недоступно творить одно хорошее, он может лишь постараться свершить лучшее из возможного. А величие так просто никому не дается.
Глава 7
Вечный еврейский вопрос
— Присаживайся, сударь, — радушно предложил я. В принципе я не хам, но тыкать нижестоящим принято. Это к равному по положению в России обращаются на «вы» и по имени-отчеству. А Гейслеру до меня при всех его немалых капиталах тянуться и тянуться. Причем во всех смыслах. Если бы я обратился к нему иначе, он бы всерьез удивился и насторожился. — Угощайся, элитная ломоносовка. В продаже не бывает, исключительно для близких и ко двору поставляю.
Иона Гейслер мало походил на заумного книжного червя, корпящего сутками напролет над мудростью Талмуда. Ходил обычно в немецком кафтане и имел телосложение грузчика. Ничего удивительного, что среди моих знакомых полно таких. Хлюпики обычно в детстве помирали или просили подаяние. Да и питание здоровое, пусть без особых изысков. Откуда писатели вроде Радищева взяли про крестьянскую нищету ужасную, не представляю. Или врали, или все это предстоит в будущем. Народ размножился, земли больше не стало, а до освобождения из крепости пришлось сидеть друг у друга на головах. Сколько евреев было перед Первой мировой? Раз в десять больше нынешнего, а территория прежняя, вот и стали недоедать, и хлюпики от рахита. Русские хоть в Сибирь ехали и на Кавказ.
Ругался он тоже соответственно, на нескольких языках. Правильные черты лица, отсутствие горбатого носа и кучерявой шевелюры. Волосы коротко остриженные на голове, кроме двух прядей, которые падают с висков, и роскошная черная с проседью борода.
Его легко можно было принять за обычного купца из западных провинций, тем более у него был польский акцент. Ну пейсы-то никуда не денешь, так и вьются на ветру. Особой религиозностью он не страдал, за стол садиться не отказывался, хотя свинину ему я и не предлагал никогда и гостям в таких случаях не ставили. У меня на приемах и мусульмане бывают. Есть определенные нормы поведения. Я тоже исправно посещаю церковь по праздникам и в пост не ем скоромного.
— Ну, — я протянул свою чарку и чокнулся с ним, — за здоровье. Все остальное мы и так купим!
— Хороша! — одобрил он водку. Гейслер серьезно поднялся во время войны на поставках в армию, переключившись с винокурного ремесла и запрещенной откупной деятельности. Он в алкоголе недурно разбирается.
— Гонят из ржи методом дистилляции, — объяснил я. — Вот только выход — один литр из ста килограммов сырья — совершенно нерентабелен и оправдан только при наличии крепостных. Вот и пью сам да придворные.
— Кое-что все же приобрести нельзя, — сказал он, глядя мне в глаза.
— Надеюсь, ты не о любви или уме. Он без постоянного упражнения тоже вянет. А без книг да общения с иными знающими и вовсе усыхает, какие бы надежды в свое время ни питали окружающие в отношении юноши.
— Есть не только любовь к женщине, еще и отношение государя.
— Вот с этим в последнее время плохо, — откидываясь на спинку кресла, согласился я. — Но это в основном лично меня касается. Вашему племени с того что?
— Политику творят не государства, — очень серьезно заявил он, — ее создают люди. Михаил Васильевич Ломоносов управлял огромным краем бессменно много лет, и мы его хорошо знаем. Не святой, но много сделал для народа Израилева.
— Но-но! — погрозил я пальцем. — Не надо про себя слишком хорошо думать. Не для кого-то старался, на пользу державе.
И, будем хотя бы мысленно откровенны, далеко не для всех, в основном для небольшой группы. Ну так и результат станет виден лет через сто. Или двести. Потомки непременно облают, что бы ни делал.
После раздела Польши на территории России оказалось где-то полмиллиона, огромное количество, иудеев. Не то чтобы я этого не знал заранее, однако, собирая в государстве три основные ветви восточнославянского православного народа, и не сильно вспоминал. Ко всему еще нынешние от будущих серьезно отличаются. Более прибитые и без особых богатств. Не про отдельных представителей речь. Об общей массе. Потому пока не существует «евреи все скупят и займут лучшие места». В основном сейчас говорят «жалкие, грязные, невежественные» и одновременно «еврей может запросто обмануть православного, заставив его забыть истинную веру».
Меня как раз волновало иное. Не создавать питательную почву для недовольных революционеров, а получить максимальную пользу от новых подданных. Инструменты для этого уже имелись. Указ о веротерпимости и правовое равенство. Конечно, в обоих случаях наличествует масса оговорок и тонкостей. Но это все потом. Просто и элементарно, не выделяя евреев в отдельную категорию, приравниваем в правовом качестве ко всем остальным. Вы мещане, купцы или крестьяне, владеющие землей? Кстати, как оказалось, такие тоже существовали. Добрых двадцать пять тысяч сельских тружеников. На общем фоне немного, но я сразу взял на заметку.
Отныне на вас лежат соответствующие обязанности, налоги, но есть и права. Владеющие русским языком могут занимать должность в местном самоуправлении. Нет никаких ограничений в местожительстве, согласно общим правилам. Это означает, что реально перебраться в другую область не так просто. Сначала надо получить справочку об уплате всех налогов и позволении местных властей. Но это в сравнении с крепостными и так хорошо.
Ну и одновременно рекрутский набор. В полках завести казенных раввинов и прочие радости. Если православные попы имеются, почему нет? Существовали себе вполне башкирские или калмыцкие полки. Сегодня наличествует реально боеспособная пехотная дивизия, артиллерийские и инженерные части из евреев. В турецкую воевали под началом русских сержантов и офицеров, теперь унтер-офицерский и до среднего офицерского состава из своих. Из нижних чинов выдвинувшиеся. Некоторые подают просьбы о переводе в другие подразделения. Там легче расти по службе. Больше вакантных должностей.
Кое-кто крестится добровольно, тогда перевод не задерживается. Не так много пока, да срок мизерный миновал. Своими не одобряется. По-любому, определенная свобода в возможности подняться в местном самоуправлении или переехать в другие места при знании русского языка должна вызвать желание учиться в казенных школах. Да-да, я прекрасно в курсе их малого количества. Этот вопрос решается за счет местного налога.
Проще и легче запереть их в гетто и поставить начальниками своих же. Налоги в казну, взятка в карман. Разбираться в мелочах не надо. Вдруг и сразу бюрократия не появляется. Мне пришлось ее создавать почти тридцать лет. И первые годочков триста и в западных, и в прочих губерниях будет масса проблем и злоупотреблений. Можно подумать, их в моей реальности не существовало. Правовое государство исключительно в идеале существует. Воображаемом.
Многим не понравились ни дополнительные сборы, ни казенные школы с общеобразовательными предметами и уж тем более забривание в солдаты. Евреи очень настороженно относились к любым попыткам властей так или иначе менять их образ жизни. Новые веяния вызвали боязнь ереси, которую, как были убеждены еврейские мудрецы, принесут перемены. Еще по зажиточной прослойке ударили.
Винная монополия, автоматически распространенная на присоединенные земли, значительно сократила количество откупщиков и шинкарей. Среди прочих злостных мер обязал их взять фамилии, каковых ранее, до царской власти, не было. Очень удобно в дальнейшем идентифицировать и отслеживать уклоняющихся от переписи, налогов и разного прочего важного для государства.
Я недовольным официально указал в сторону Польши и прочих Германий. Не нравится — вали за границу. Там знания русского языка не требуют, в выборах местного самоуправления не участвуешь. Утерлись. В реальной жизни все происходило наоборот. Сюда шли. Приписывание к сословиям с получением всех соответствующих прав, при наличии на первых порах в городах Магдебургского права, запрещающего вступать в ремесленные цеха, немалое улучшение положения. Как и возможность войти в купечество. А там и пойдет врастание в гражданскую, экономическую и культурную жизнь страны.
Мне нужна тихая и спокойная ассимиляция. Когда давишь, получается обратная реакция. Если ничего не менять, выйдут природные русские иудейской веры. Не сразу, лет через сто. К середине девятнадцатого века мы имеем помимо кучи крестившихся достаточно большую еврейскую прослойку без особой религиозности по всей России. Непременно станет популярна расовая теория в будущем. Она замечательно заточена как инструмент недобросовестной конкуренции. Без нее будет сложнее бороться с русскоязычным и православным Рабиновичем. Но это дело далеких веков. А мне получать выгоду здесь и сейчас.
— Мы давно знакомы, и я в курсе вашей нелюбви к пустословиям, — заявил Гейслер. — Очень быстро переходите к делу, оставляя в стороне поклоны…
Есть такое. Терпения за все десятилетия не набрался медленно и вальяжно выступать и беседовать. Как не приучился прежде, чем заводить о нужном, долго расспрашивать о болезнях родственников, урожае, поголовье скота и прибывшем недавно ко двору новом скульпторе или певце. Сначала не особо требовалось в роли воспитателя, затем было абсолютно не важно в полку, и наконец я смог себе позволить плевать на чужое мнение, взлетев в должности к самому трону.
— …вы единственный из известных мне людей, кто абсолютно не имеет предубеждений против людей другой веры и происхождения.
Ничего удивительного при моем воспитании и дальнейшем окружении. Мои учителя отличались многообразием языков, веры и национальностей. Немцы, русские, шведы, калмыки, украинцы, французы да много кто еще. Странно было бы зацикливаться на их предрассудках. По мне, образование ума не добавляет. Оно дает знания, и не больше.
— Человек остается человеком, — сказал я, — на каком бы языке он ни говорил и молился. Мне нет дела, снимает он шапку в священном месте, напротив, натягивает или поворачивается в определенном направлении. У каждого народа находятся люди предосудительного поведения, но они не могут нанести бесчестья на целую нацию. Я сужу людей по их поступкам и по старой заповеди: не делай другому то, что не хочешь получить в ответ.
— Счастлив народ, — патетически вскричал он, — родивший такого сына!
Так хорошо начал и не удержался. Слишком долго я находился наверху, чтобы всерьез принимать любые комплименты и восхваления.
— Не уверен, — сказал он тоном ниже, видимо сообразив о неудачном впечатлении, — что без ваших действий ее императорское величество отнеслись бы столь благосклонно к нашим проблемам. Без вашей протекции было бы у нас много гзейрес, то есть напастей.
Этого уже никогда не узнать. Но среагировала Анна на мои действия похвалой и манифест не под диктовку писала. Стоило принять меры к равноправию евреев, и местное христианское население начало протестовать. Причем иногда вплоть до разбитых голов. У меня еще польские инсургенты по лесам бегают, а тут практически мятеж. Ну и подавил с показательной жестокостью. А Анна провозгласила: «Когда еврейского закона люди вошли уже на основании указов Ее Величества в состояние равное с другими, то и надлежит при всяком случае соблюдать правило, Ее Величеством установленное, что всяк по званию и состоянию своему долженствует пользоваться выгодами и правами без различия закона и народа».
— Мы после того Kaiser treu стали, — в очередной раз сбиваясь на немецкий, сказал он.
Хотелось бы мне знать, кто эти самые «верные государю» конкретно. Евреи, особенно высший и средний слои, в новообретенных землях были крепко завязаны на экономические отношения с польской шляхтой. На семьсот пятьдесят тысяч поляков добрых двести пятьдесят относились к шляхетству. Вот насчет них я, в отличие от многих просвещенных российских дворян, иллюзий не питал. Уничтожения своего государства, ограничения власти над населением, лишения многих привилегий с обязанностью служить и издевательского требования переходить в делопроизводстве на русский язык не простят.
Так оно в целом и оказалось. Всеми силами саботировали любые распоряжения, а по причине отсутствия достаточного количества лояльных чиновников в администрации нередко и заставить было невозможно. Во Вторую турецкую и вовсе местами полыхнуло. Слишком быстро забыли гайдаматчину сороковых. С приходом русских войск и известии о взятии под руку Москвы украинских земель повстанцы повсеместно нападали на шляхетские имения, разоряли их и убивали шляхту. Такое нельзя выпускать из-под контроля. Потому пришлось разгонять, вешать или отправлять в Сибирь.
Но это касается всех! Порядок должен быть! А кто без разрешения бунтует, тому власть и покажет кузькину мать. Потому с поляками поступали в том же ключе. Особо буйных познакомили с петлей. Прочих в солдаты или опять же осваивать просторы нашей Родины. За Уралом места много. Земли конфисковали и пускали в свободную продажу.
Конечно, в первых рядах оказались мои друзья, но высокопоставленных чиновников и себя не забыл. Тысяч пятнадцать десятин в нескольких имениях ушли отнюдь не с аукциона. Никогда не помешает подмазать полезных. Кое-кто разевал рот и на иные приятности, но имущество вроде богатых соляных копей Велички и Бохни сразу становилось государственным.
Гораздо важнее, что, продавая, а не раздавая часть реквизированной земли, я постарался вбить клин между еврейскими арендаторами и хозяевами-шляхтичами. Ну не у крестьян же искать деньги на выкуп поместий! А страна нуждалась в средствах для ведения войны. Вот и получается, если что-то хочешь сделать в отношении той или иной общины, этнической группы, то нужно найти союзников внутри этой группы.
Просто надо следить, чтобы евреи не выступали подставными лицами. Таких в случае разоблачения (пару раз удалось) сплавлял осваивать казахские степи. Но они быстро почуяли, где мед и масло на хлеб предлагают. Стоило взять вкусную приманку, как свои навыки предпринимательства евреи уже используют не в связке с польской аристократией, как это обычно было, а в сотрудничестве с русской администрацией. А вытягивать последние соки из земли и крестьян им нет смысла. И под законом ходят (жалобы по Кодексу христианина), и это уже не чужое временно взятое в аренду поместье. За пятнадцать прошедших лет идея не без огрехов доказана практически. Тамошние крестьяне в среднем живут не хуже, чем у помещиков, исповедующих православие или католицизм. В среднем — потому что всякое бывает. Как и везде.
А что делать, если в крае лояльность высшего сословия отсутствует, промышленности нет, денег взять неоткуда? Как создавать буржуазию? Есть два варианта: либо поляки, либо евреи. Говорите по-русски, будьте благонадежны и преданы власти — мы вас будем считать русскими Моисеевой веры. Хочется верить, что сработает. Проверить все равно не удастся. Вхождение растянется на столетия и подвергнется влиянию множества не зависящих от сегодняшних решений факторов.
— А когда в Москве поддержали, многие и вовсе за вас молиться стали.
Еще немного, и Гейслер запишет меня в мессии. Обычная практичность, как с заселением Причерноморья. Чем заманивать всех подряд: греков, чехов, немцев, армян, шведов, лишь бы заменить исчезнувших мусульман, — проще давать льготы бедноте из западных губерний. Пусть сами едут и устраиваются. Землю выделил, от налогов на десять лет освободил, скот нашел в немалом количестве и инвентарь для работ. Гарантировал, что записывать в крепостные не станут. Собственно, потому и не рвались евреи в крестьяне, как того хотело правительство. Оно кому-то надо — в один прекрасный день обнаружить себя чьим-то имуществом?
Бродяг, не прижившихся и оставивших выделенные участки, опять же в Сибирь, чтобы жизнь медом не казалась. На рудниках рабочие руки полезны, и заводы нуждаются. Как приписывать стали к производству и бегунов по этапу отправлять, так и урожайность моментально выросла. Половина перемерла и сбежала в города, но тысяч двадцать пять хозяйств осело и землю пашет. Это где-то под сотню тысяч человек. Целые еврейские районы на Тамани и Кубани. До зажиточности далеко, но с голода уже не дохнут и особого пригляда не требуют.
Москва, конечно, несколько другая история. Пожаловались купцы русские на конкуренцию. Евреи разносили товар прямо по домам, что в те времена в Москве не принято было, и брали пониженной ценой с оборота. Иной раз и качество не лучшее, зато дешево. Жаловались на чрезмерную предприимчивость, прося оградить от пришлых.
Выгодное это дело — прокручивать рубль пять раз, пока у других он обернется только два раза. Где такое происходит — и налоги для государства вырастают, и жизнь дешевеет. А от этого государству и народу польза немалая.
Так что печалиться надо не о еврейской оборотистости — плакать надо скорее о том, что в руках у русских купцов рубль оборачивается недостаточно быстро.
— Ходят слухи, — после паузы продолжил Гейслер, — о создании специального комитета при императоре по еврейскому вопросу.
— Это правда. Собираются обсудить вопрос обезвреживания еврея, — с удовольствием сообщил я, пусть вспомнят доброго генерал-губернатора Ломоносова. — Охранить крестьян от его экономического господства.
Пожалуй, гость добрался до цели своего визита. Забавно, но, собираясь ломать многолетнюю политику по данному вопросу, Дмитрий фактически признает ее пользу. В начальном варианте проекта в комитет входит высшая имперская русская аристократия, польская почти не представлена, за исключением спящего на ходу восьмидесятилетнего дедушки. А для консультаций собираются приглашать полезных евреев, то есть уже завязанных на центр и имеющих интересы в России.
— Это случится не завтра, — пояснил я, — сейчас есть более важные занятия, но тем не менее идея витает в окружении императора.
— Вы можете помочь в смягчении удара или хотя бы оттянуть его?
— Когда-то испанской королеве Изабелле, если мне не изменяет память, предложили миллион за отмену указа об изгнании. Она отказала. Предлагаете обратиться к его императорскому величеству Дмитрию? Полагаю, о моем положении вам прекрасно известно. Это только ухудшит ситуацию.
— Зачем же идти прямо к монарху? — очень удивился Иона. — Довольно подмазать членов комитета. Мне поручено предложить двести пятьдесят тысяч рублей на эти цели. Одноразово. А в случае необходимости и больше.
— А что завтра меня могут отправить в ссылку и плакали ваши денежки, ничего?
— Риск существует всегда. И нам представляется, взяв на благое дело, граф Ломоносов не станет пускать на иные цели. Его слово дорогого стоит.
Так и такого размера мне взятки еще не предлагали. Жаль, что не прежние времена. Столь серьезная неподконтрольная сумма пригодилась бы. Правда, при Анне он и не принес бы, смысла никакого. Я зряшним шантажом не занимался и деньги из солидных купцов без причины не доил.
В принципе все возможно. Даже без постов и должностей знакомств и связей хватает. С кем договориться, прекрасно знаю. И не обязательно самому. Хватает обязанных лично мне людей.
— Может, ничего еще и не будет.
— Будем надеяться на лучшее, но я могу рассчитывать на содействие?
А про мой личный процент при посредничестве помалкивает. Между прочим, недолго и все положить в карман. Проверить практически нереально. В эти круги даже богатому купцу вход заказан. Туда и барону Вахтину невместно соваться. Титул у него не за наличие предков и голубая кровь отсутствует.
Игра на доверии. Ты же не обманешь, а себе возьмешь нормальный кусок. Я не кину. И не по душевной чуткости. Слишком долго выстраивал направление развития, чтобы позволить недоумкам сломать будущее.
— Ничего не могу обещать прямо сейчас.
Он многозначительно закатил глаза. Ну ясное дело, любой сделает постную рожу и поведает о предстоящих трудностях.
— Считайте, принципиально договорились. Постараюсь помочь. Только принесете золото не сюда, а честно-благородно в Коммерческий Петербургский или Московское отделение банка. Получите вкладные билеты. Чтобы следов в дальнейшем никаких.
Он понятливо кивнул. Кто же не знает эти штуки. Сам и изобрел для анонимности. Билеты, как деньги, можно передавать другим лицам. Фактически чек на предъявителя. Единственное, при краже ничего не докажешь. Но такие бумаги меньше пяти сотен рублей не бывают, и с улицы с ними не приходят.
С невозмутимым видом он извлек из кармана три толстые пачки. То-то я удивился, не бутылки ли приволок, так оттопыривались. Здешние ценные бумаги не похожи на фантики. С тетрадочный лист размером, плотные, с водяными знаками и печатным текстом. Варварство свернутыми в сюртук запихивать. Две упаковки с тысячными и одна пятисотками. Испугались еврейчики, готовы раскошелиться всерьез. Очень похоже, я продешевил, раз Гейслер сразу извлек. Легко можно было и больше выдоить. Так и не научился я торговаться в лавках. На то у меня Стеша имелась.
— Буду держать в курсе. — Я скинул подношение в ящик стола.
Он поспешно вскочил и откланялся. Куда уж яснее. Вопрос согласован. А дальше как Бог решит.
Оставшись один, я развалился в кресле и прикрыл глаза, вспоминая. Мне ведь поручили не просто управление, а в первую очередь преобразование огромного края, где запросто можно было выкроить пяток не самых маленьких европейских государств. И пойди та же губернская реформа не так, неминуемо случился бы откат от предложенной линии. Выводы по поводу лично моей компетенции я уж оставляю в стороне.
Не так просто на пустом месте набрать людей не только готовых сотрудничать с оккупационной властью, но еще и говорящих на ее языке. Одними отставниками и получившими в награду реквизированные у мятежников поместья не обойтись. В новых губерниях пришлось отодвинуть срок экзамена на знание русского на пять лет, затем еще раз на такой же срок. И все равно в администрации попадались сомнительные типы.
В плане воздействия на ход государственных дел это десятилетие оказалось почти всеобъемлющим. Реформы коснулись канцелярии и судов, финансов и законотворчества, сферы просвещения и культуры, внутренней политики и взаимоотношений России с другими государствами. Я определял, если не прямо, то косвенно, назначения на должности, в том числе и высшие. Все люди имеют свои предрассудки, заблуждения и просто страсти. Хуже всего, что большинство моих ближайших друзей и помощников выросли в здешней системе и не всегда понимали причины и следствия необходимых действий.
Я не исключение и так и не изжил некоторые представления. К примеру, не вижу ничего зазорного, если человек не православной веры. Мне фиолетово. Главное, была бы польза от специалиста и не копал бы скотина под меня. Были прецеденты. Бирон не зря в свое время предупреждал о неблагодарности вознесшихся. К счастью, я никогда не верил, что все повеления будут беспрекословно и немедленно исполняться.
Способ контролировать бюрократию пока существует один: став доверенным лицом императрицы, я целенаправленно принялся ставить на ключевые посты своих людей. Коллегии испытывают крайнюю нужду в грамотных и толковых делопроизводителях? У меня достаточно способных парней из Сиротского дома, гимназии. За такую услугу протеже щедро расплачивались со своим высокопоставленным покровителем информацией обо всем, что творилось рядом. Сидя в Кенигсберге, Варшаве или в самой жуткой дыре, я продолжал держать руку на пульсе дворца и столицы.
Хватало и других забот. Еще Силезская война не закончилась, мир не был подписан, а требовалось навести порядок в крае. Для этого надо иметь представление о происходящем. И я в первые годы вечно мотался по подведомственным землям из конца в конец. Знакомство с существовавшими здесь порядками удручало. Старый закон не существовал, новый только внедрялся. Делопроизводство на польском и немецком, куча судебных тяжб со старых времен и масса новых по поводу собственности, претензий к войскам и повсеместное злоупотребление чиновников.
Еще евреи эти… Нет, в принципе я к ним претензий не имею. Умные, образованные, и все такое. Но это те… прежние. Здешний ужас иной раз и словами не передать. Нищета. Какие там богатства, они выживают, а не живут за редким исключением.
Очередной городок лежит в чистом поле, начинаясь маленькими лачугами. Одна улица ведет с юга на север, другая с востока на запад. Там, где они встречаются, базарная площадь. Жители сплошь благочестивые иудеи с длинными бородами. Несколько тысяч населения, три четверти балуются мелкой торговлей. Остальные ремесленники, книжники, служители культа, синагогальные служки, учителя, писцы, переписчики Торы, ткачи талесов, попрошайки. Все молятся трижды в день, заодно успевая обсудить новости, потолковать о политике в мире большом и малом. Они ведут себя здесь как в клубе.
Постороннему глазу все молельни покажутся одинаковыми. Но это не так. Четкая граница пролегает между приверженцами каббалы, почитателями отдельных цадиков, вокруг каждого из которых собирается свита. Есть и «просвещенные», что не имеет отношения к европейскому образованию и не значит неверующие. Просто они обычно имеют дело с внешним миром, и у них несколько шире кругозор. Если у такого человека проблемы и затруднения, он непременно отправится к ребе за помощью и утешением. Самое удивительное, что живущий в округе мужик-христианин нередко приходил по тому же адресу за советом. Видимо, помогает, раз распространено достаточно широко.
Есть еще одна занятная категория — еврейский селянин. Этот наполовину мужик. У себя в деревне он арендатор, мельник или шинкарь, но если семья большая, то и поле с огородом обрабатывает. Никогда ничему не учился, до всего дошел сам. Едва умеет читать и писать. Крепкий, рослый, здоровый как бык. Обладает физической силой и смелостью, любит подраться, не страшится опасности. При этом его отличают честность и здравомыслие.
И вот из этого материала я должен был лепить адвокатов с бизнесменами! Ну, может, через пару поколений и дорастут. Пока единицы способны выделиться из общей массы. Но они имеются. Добрый десяток молодых, готовых учиться и узнавать нечто вне привычного круга я держал в личной канцелярии. Всегда полезно иметь консультанта, прилично разбирающегося в здешних отношениях и понимающего, чего добиваются очередные просители, объясняющиеся в лучшем случае на ломаном немецком.
Конечно, переводчиков самих не мешает проверять, чтобы не оказаться в роли следователя НКВД, допрашивающего чукчу о спрятанном золоте. Толмач упорно утверждает, что арестованный проклятиями сыплет, хотя тот давно признался и рассказал, где горшок закопан. Но то нормальное дело. Тут дело не в национальности, а в должности.
Возможности очень быстро уловили, и потек ручеек ко мне на поклон и даже в школы казенные. Я же не запрещаю все эти библейские премудрости изучать и даже на родном жаргоне, но после арифметики, географии, чистописания и истории на русском. Попов с кадилами туда не допускают. Как можно меньше запретов, как можно больше свободы. Тоненький ручеек, но пошел. Двое сегодня уже числятся в коллежских асессорах, добрая дюжина в титулярных советниках. А ведь этот ранг уже дворянский.
Смех один, еврей из местечка — аристократ с титулом. Вот музыканты попадались классные. Что хочешь сыграют. От народной музыки до молитвы. Они сочиняют мелодии и, не зная нотной грамоты, передают песни по наследству своим сыновьям. Музыканты бедны: им платят гроши, если дадут домой чего-нибудь вкусного да детишкам пряничков, то уже хорошо. Да и взять, собственно, в селе особо нечего.
Я себе организовал «капеллу». Ей-богу, чем приглашать со скрипкой итальянца, проще и дешевле местных послушать. Ну а там, как водится, принялись повторять начальника. Теперь в больших городах имеются собственные оркестры. Сильно не зажиреешь, но семьи стали жить лучше. А парочку особо одаренных учиться отправил за свой счет. Глядишь, и выйдет толк для классической музыки.
А какие иной раз красавицы попадаются! Давно известно, «красивая женщина», «готов сделать ради нее все» или «вот на этой женюсь» — понятия абсолютно нетождественные. Любой мужчина не прочь погулять, хоть три раза счастливый семьянин, если тихо и незаметно. И я не исключение. А барин высокого полета при деньгах немалых. И посмотреть любопытно, и себя показать. Нравы достаточно строгие, тем более с иноверцем низзя, но женское любопытство неистребимо.
Ну и рано или поздно это должно было случиться. И оно естественным образом произошло в городе Витебске, где на три костела четыре церкви и двадцать синагог. Появилась Рут. Несмотря на шестнадцать лет, вполне оформившаяся. Крепкая грудь, изумительные ноги, бездонные черные глаза, чуть хрипловатый голос, роскошная грива волос, неплохие мозги и могучий темперамент. Такой экзотический зверек, пушистый и любопытный, с грацией оленя и вкрадчивой опасностью ласки. По виду и не скажешь, что хищник. Ласковая кошечка со спрятанными острыми клыками.
Никто ее не подсовывал, сама на меня открыла охоту. Чисто женская магия вовремя показаться в правильном виде. Вроде бы случайно коснуться, и прочее в таком роде. Я уже давно не мальчик и с подобными уловками хорошо знаком. Занятно было наблюдать за усилиями по соблазнению, учитывая вечную толпу рядом с большим господином, то есть со мной.
Кроме внешности и желания вырваться, ничего у нее за душой не имелось. Зато у родителей целый выводок дочерей без приданого и огромного ума единственный сын, вечно уткнутый в Тору. Короче, если честно, я ее просто купил за смешные деньги. Пусть и без официальной купчей, все же по закону свободная. Избавил семью от лишнего рта, совершив благодеяние. Руки мне не целовали исключительно потому, что сам не дал, хотя для соседей, скорее всего, прозвучала иная версия.
Девочка с самого начала была совсем не прочь удрать из дому. Полагаю, с ее стороны особой любви не было. Подвернулся удачный случай. В общем, все эти годы присутствовала где-то рядом в провинции. В столицу или Москву не брал. Удобно, практично и безопасно. Никаких болезней не подцепишь. На сторону она не гуляла по вполне рациональным соображениям. Прекрасно знала: узнаю быстро и выгоню.
Рут числилась служанкой и строила планы на будущее. Откладывала деньги из полученных на личные нужды и, между прочим, училась в Киевской женской гимназии, а затем в университете. Там у меня постоянная генерал-губернаторская резиденция. Как она откровенно говорила в постели после очередной бурной встречи: «Получу от тебя все возможное и здесь и там. Мне интересно узнавать новое», имея в виду не только уроки за партой.
Хорошее было время. Тяжелое по трудам вечным, зато и отдохнуть душой имел возможность. Почти по-семейному жили, а не токмо кувыркаясь в постели. Могли и нормально поговорить да за чаем посидеть. Только всему приходит конец. Мои похождения в семье старательно не замечали, но рождение сына на стороне уже кардинально меняло ситуацию. Тем более в одном отношении Рут категорически отказывалась меняться. Ребенок обязан быть правоверным. Иудей Ломоносов — это звучит мощно. Царедворцы, как змеи, при каждом удобном случае примутся использовать яд сплетен. Непременно ужалят исподтишка. Не мог я себе такого позволить.
Зато, слава богу, организовать паспорт честной вдовы, дать денег и гильдейское свидетельство купчихи — без особых сложностей. На вторую гильдию я мог из кармана вынуть, не ставя в известность Стешу. Сам и выписал необходимые бумаги, никуда не обращаясь, и оформил задним числом. Вот тут, любезный, печать поставь, не показывая текст.
Рут уехала в Гаджибей и удачно встроилась в хлебную торговлю. Зубки у ласкового котенка оказались не хуже тигриных. Миллионов пока нет, но верю — бедствовать не станет. На юге хозяйства крупные и сбывают через порт в Европу зерно все больше. И замуж до сих пор не вышла. Не стоит тешить себя мыслями, что из-за горячего чувства к бывшему любовнику. Скорее, как и я, опасается. Только я Анну раздражать, а Рут соответственно меня. Захочет — найдет возможность оторваться. Шпионов не приставлял. Просто интересуюсь время от времени сыном.
Глава 8
Семейная трапеза в раздумьях
Если утром завтракаю в узком кругу, вечером могу обойтись парочкой бутербродов с чаем, то обед у нас семейное мероприятие. Обязаны явиться все присутствующие. С каких пор возникла эта традиция, неизвестно, однако не раньше моего назначения генерал-губернатором Юго-Западного края. Дети и родственники получили возможность увидеться в непринужденной обстановке, не подавая просьб об аудиенции, и спокойно побеседовать.
Церемониал на трапезе отсутствовал, садились кто где, за исключением меня. Патриарх всегда во главе стола, и на это место допускается лишь жена в его отсутствие. Естественно, приземлялись рядом по интересам, возрасту, и без разговоров на самые разные темы не обходилось. Иногда просто обменивались мнениями, случалось, следовали просьбы или даже мольба об ослаблении наказания.
Во внутренней иерархии семьи я пользовался высшими правами. Обычные проблемы решались без малейшего участия. На то имелась Стеша, бдительно следящая за хозяйством и обучением детей. Это со стороны представляется легко и просто. Муж, в смысле я, вечно отсутствует по государственной необходимости, и приходится собственным разумением справляться. Учет доходов и расходов, с полным контролем отпрысков.
Детям, например, категорически запрещалось лгать, злословить, относиться пренебрежительно или презрительно к бедным и слугам. Наказание за такие действия следовало неотвратимо. Воспитывали с младых ногтей, приучая к правильному поведению. Помнится, Софью она специально оставляла развлекать гостей, не считаясь с возрастом. Лет с восьми та уже подменяла хозяйку.
Иногда сыновья и прочие (Шадрины всех видов, Ломоносовы, Гусевы) обращались напрямую, пользуясь моей снисходительностью. Правда, результат получался через раз. Разобравшись в происшествии, я мог и ужесточить наказание. Непослушание, отсутствие прилежания в учебе и сачкование при выполнении физических упражнений карались по всей строгости отцовского долга. Был во дворце и спортивный зал, и площадка для детских игр, куда не возбранялось служащим приводить своих детей.
Умение поставить себя в общении со сверстниками не за счет происхождения, соревновательность в играх без поддавков, считаю, крайне важны. Да и подрастая, многие из этих приятелей оставались рядом и в дальнейшем. Кто в качестве доверенного слуги, а кто и выше поднимался. У иных аристократов в доме и от крепостных баб прижитые отпрыски в этих ролях попадаются. Посмотришь на иного слугу, так вылитый барин. А дети как раз и не слишком смахивают на папашу. Наверняка и не угадаешь, шутка природы или мамаша на стороне гуляла. Уж если с Черкасской и графиней Голицыной в свое время…
Да ладно, быльем поросло. Знал бы, будь у меня дети на стороне помимо сына от Рут. Чисто по-человечески понятно — все мы люди и ничто не чуждо. Сам не святой столпник. Но все же держать своих детей в рабстве скотство. Не понимаю такого. Так и не превратился окончательно в человека восемнадцатого века, потому никогда служанок мимолетно не нагибал и крепостных девок насильно не брал. Если уж случалось, то подальше от дома, по доброй воле, и без помощи не бросал.
Обед, за которым бывало немало гостей и блюд, всегда вкусен, прост, без роскоши. Сегодня на стол выставили несколько салатов, соленые огурцы, квашеную капусту, рыбную уху, куриный бульон, отварную картошку, гречневую кашу, гарниры из овощей, курицу запеченную, рубленое мясо в сметанном соусе, котлеты, селедку холодного и горячего копчения, стерлядь, пирожки нескольких видов и вино с квасом. Чинно дождавшись, пока меня обслужат, остальные принялись непринужденно разбирать угощение согласно вкусам по тарелкам. Не на торжественном приеме, официанты не предусмотрены.
Тарелки, правда, из саксонского фарфора, с картинами сельской жизни, а кастрюли и приборы из серебра. По-другому не бывает. Положение обязывает. Причем мне на это с высокой колокольни, но Стеша нарушения приличий не допустит и в горячке. А то что о нас подумают?!
Кухарка моя прежняя бессменная тихо отошла в один не самый прекрасный день. Присела и не встала. Успела подготовить многочисленную смену. Теперь сразу несколько человек, прошедших ее тренинг, помимо моих домов и дворцов подвизаются в качестве известных поваров у богатых людей. Зачем французский кулинар, когда свои ничуть не хуже под рукой? Разве для понтов.
Мой шеф-повар получает восемьсот рублей годового жалованья и любого иностранца за пояс заткнет. Не зря его учительница специально перенимала чужие блюда и две книги издала. Во многих домах ее «Советы хозяйке» имеются, и постоянно дополнительный тираж уходит. А он теперь ходит по ресторанам и знакомится с меню — нет ли чего вкусненького и оригинального. Старательно держит руку на пульсе, чтобы никто не обогнал в мастерстве.
Надо сказать, рынок его услуг не особо велик. Всего по стране чуток больше ста тысяч человек шляхетского, что синоним дворянского сословия. В столице с учетом сосредоточения органов власти примерно пять-семь тысяч человек, или чуть больше тысячи семей. Содержать повара-профессионала или иностранца могли себе позволить семей сто пятьдесят — двести. Остальные довольствовались крепостными стряпухами. Были, правда, зажиточные купеческие семьи, но там копейку считали крепко. Потому марку надо держать высоко, чтобы конкуренты не обогнали и на твое место другого не взяли.
Сижу, старательно ковыряюсь в тарелке и думаю, насколько туп и глуп оказался. Надо было дождаться, чтобы Юрка носом ткнул, иначе так бы и не попытался понять, с чего это всех моих детей несет подальше от дома и в прямо противоположных направлениях. Не ссоримся, не ругаемся, а узнаю об их успехах и неудачах стороной. Сами не сообщат, рука отвалится. С матерью как раз переписываются. Думал, она просто ближе, а оно вон как.
Кстати, на обед Юрка не явился. И моего учителя фехтования Кариоли нет. Видать, в тренировочный зал удалился и итальянца с собой взял. Тот идеальный спарринг-партнер. Умелый, успевший недурно повоевать и побретерствовать. Кого-то не того прикончил на дуэли и, спасаясь от мести родственников, добежал аж до Львова, где я его и подобрал. Чем хорош — может драться честь по чести, а при случае не чурается и грязных приемов. В жизни всякое случается, пригодится Юрке и такое умение.
Никогда не предъявлял завышенных требований к сыновьям. Я-то в глубине души не псих и прекрасно знаю, откуда взялось большинство моих достижений. Нет, считать себя гением во всех науках пока не догадался. Воспользовался знаниями будущего в полной мере. Только пользы от них чаще всего мизер. Так и не сумел вспомнить, что дают X и Y хромосомы. Одна от женщины, вторая от мужчины. Зато твердо знаю одно: Стешина ничуть не хуже моей. Дети вышли здоровыми, красивыми и сообразительными. Иначе и быть не могло. Все же Ломоносов и без моего присутствия многого достиг самостоятельно. Значит, мозги хорошо работали.
Честно, положа руку на сердце, мало иметь общие представления об экономике. Тут не аудитория колледжа, и тебя слушает не преподаватель, которому в принципе все равно. Мне пришлось выступать в высшей лиге, доказывая зубрам и волкам администрирования ту или иную идею. Сначала на словах, потом на деле. Не трудился бы я с утра до вечера, не заставлял себя иной раз через силу, не помогла бы и близость к императрице.
Все эти бесконечные и крайне нужные государственные проекты я создавал без шпаргалки: «Размышления о государственном устройстве империи», «Важнейшие законы государства», «Записка об устройстве судебных и правительственных учреждений», «О постепенности усовершения общественного», «О силе общего мнения», «Размышления о свободе и рабстве» и еще десятки записок, докладов и проектов.
— Попробуйте, — предложила Стеша и принялась накладывать на тарелку, не дожидаясь ответа.
На вкус, по-моему, не очень отличается от бефстроганов. Кто придумал этого графа и зачем? Без него существует блюдо. Или это эксперименты моей бывшей кухарки? Очередное воздействие на историю?
— Не нравится?
— Все хорошо, — промычал я.
— А пошто вина не выпьете?
— Уже водки хватил раньше. Достаточно.
— Деда думает, — полушепотом сообщила Софья.
Первая же поездка по Украине и знакомство с существовавшими здесь порядками вызвали удручающие впечатления. Невозможность быстро все переменить к лучшему менее устойчивого могла и в депрессию вогнать. Я был молод и горел энтузиазмом, получив в руки изумительные рычаги воздействия. Как там выразился Архимед про перевернутый мир? Не знал он в натуре, какую глыбу ворочать приходится.
Для начала я сел и в очередной раз написал: истинная сила правительства состоит в: 1) законе; 2) образе управления; 3) воспитании; 4) военной силе; 5) финансах. Повесил на стенку для наглядности.
Из этих необходимых государству элементов три первых на момент прихода к власти Анны Карловны в России практически не существовали. Надо было на пустом месте создать во многом новую державу. Причем реально первоначальный план полностью до сих пор не выполнен. Равенства и отмены сословий ждать еще доброе столетие, освобождение крестьян, высвободив руки для промышленного развития тоже на данном этапе невозможно.
К счастью, мне не надо было постоянно договариваться с разными группировками. Будучи вторым человеком в стране, фактически бесконтрольно управляя доброй третью населения и территорий, я мог не оглядываться на чужое мнение и скрутить в бараний рог любого. На самом деле редко пользовался этим. Не по доброте или мягкости характера, а из желания не создавать дополнительных проблем. Только в исключительных случаях стирал в порошок, не останавливаясь перед любыми действиями. На таких войнах пленных не берут, и заканчивается путь в Сибири или на плахе.
Приходилось быть не просто фаворитом, а незаменимым администратором. Самый лучший образ управления, не имея исполнителей, не произведет никакого полезного действия. Оставалась сущая мелочь: отладить механизм управления собственной бюрократией. А для этого требовалось организовать эффективный контроль за действиями должностных лиц, создать процедуры, которые бы гарантировали выполнение указаний, а не откладывание в долгий ящик.
Это, между прочим, оказалось труднее всего. Кадры отсутствовали напрочь. Да, я заставлял открывать школы, добавил к Петербургскому Московский и Киевский университеты. Позволил существовать Кенигсбергскому и в Вильно, с переводом на преподавание на русском языке.
И все равно — мало, мало, мало! С учетом всех типов школ, включая духовные и военные учебные заведения, на конец царствования Анны учащихся насчитываюсь в общей сложности шестьдесят две тысячи. На чуть меньше сорока миллионов населения. И все-таки кое-чего я добился. Молодое поколение впервые в истории России стало силой, влияющей на духовную атмосферу целого общества. Оно читало газеты, книги на русском языке и, будучи образованным, не отводило роль светоча Франции или Англии.
Надо иметь свою голову и внедрять полезное, не считая важным внешнее, — об этом я твердил лично и писали в подконтрольных газетах. Частных до сих пор не существует. Альманахи литературные — на здоровье, пусть и с критикой. А пускать дело пропаганды на самотек, извините. СМИ формируют общественное мнение. В газетах текст обретает новую роль: информирования, политической дискуссии, агитации, пропаганды. Да-да. И дискуссии тоже. В определенных границах можно допустить. Иначе доверять печатному слову перестанут.
Составной частью государственной политики становится использование научно-технических достижений на основе передового зарубежного опыта. И при том не следует забывать, что автоматическое применение в России западного опыта необходимых результатов не дает. Мы отстали, и надо догонять — это так. И потому нельзя слепо брать чужие порядки, в отличие от технологий.
Ориентация хозяйственно-экономической политики государства в новом направлении промышленного развития и в сторону интенсивного освоения юга, включения его в единую систему хозяйственных связей — вот такая ерундовая задача мне поручена была. После Второй турецкой войны предстояло дополнительно проложить дороги, наладить грузопоток к портам, которых еще не существовало. Прибрежные деревни преобразовать в города.
Любые изменения привычного порядка, и особенно финансовые, везде влекут за собою удар по чьим-то интересам. К примеру, одной рукой я удлинял цепь на крестьянстве, давая дополнительные возможности и права, другой подталкивал помещиков к освобождению без земли. В нашей стране продовольствие исключительно дешево, и хозяйство частенько страдало от низких цен. Казалось бы, нет лучше стимула для увеличения производительности. Ага. В большинстве поместий работали по старинке. Как деды заповедали.
Создал Общество экономического развития, где изучался передовой заграничный опыт, и собственные земли под экспериментальные поля выделил. Даже девиз придумал соответствующий: Periculum privatum utilitas publica — «Частным риском достигается общественная польза».
И что? Почти никто и не почесался. Говорили много, толку мало. И не трогает их, за редким исключением, что при двухпольном севообороте одну часть земли засевают, а другая при этом отдыхает. На «отдыхающем» участке растет трава, используемая на корм животным. При трехпольном севообороте под паром остается треть территории. И зачем держать пустое поле, когда гораздо выгоднее иметь обработанный участок, который можно занять промежуточной культурой (картофелем, гречихой, кукурузой, фасолью, горохом, викой, чечевицей).
Не понимают, зачем нужен посев на лугах кормовых трав, раз есть где пасти скот. А все просто: урожай с сеяных лугов в два, а то и в три раза больше, чем с природных. Больше корма для скота — больше поголовье, больше животноводческой продукции, в том числе навоза. Конечно, кормовые травы отнимают часть земель у хлеба, зато повышают его урожаи за счет удобрения почвы. Получается парадокс: земель под хлебами меньше, но урожай богаче! В Англии догадались, бери пользуйся. Нет, чуть не насильно заставлять приходилось.
Подсолнечное масло они приняли. Странно не заметить, как Ломоносов обогатился на подсолнухах. Зато когда я выяснил, что еще в 1747 году при помощи микроскопа обнаружены на срезах свеклы кристаллы сахара, и, осененный идеей замены тростникового из колоний местным продуктом, впряг Общество в исследования, никто не пожелал вложить средства на начальном этапе. Смеялись. Совсем-де у Михаила Васильевича от быстрого подъема по служебной лестнице мозги поехали — у собственных крестьян в счет оброка свеклу покупает. Лучше бы они задумались, что нет в сельском хозяйстве продукта ценней. Даже малый выход белого золота позволит обогатиться.
Когда сделал на бросовом овоще миллион в кратчайшие сроки, прекратили ржать. Свекла растение неприхотливое, спрос на сахар огромен, через десять лет после запуска первого завода в любом доме со средним достатком присутствует. А уж на экспорт идет тысячами тонн, наравне с хлебом. У Европы острова в далеких морях, а мы экзотику без негров на Украине выращиваем и поставляем за звонкие монеты. И дешевле, кстати.
Перебили иностранцам всю сладкую торговлю, аж прибежали договариваться. Россия кое-что полезное выдрала по торговой части, заодно подняв тарифы на экспорт, чтобы не пускать по миру плантаторов в Америке, и получив немалую прибыль в казну. Занятно, но и на негров сбили цену, подкосив работорговлю.
Хлопчатник, увы, прибыли не дал — хотя надежды на него возлагались большие. Учредил специальные премии, но все было напрасно. Климат оказался недостаточно жарким. Везде не выиграешь — это я давно понял. Как и важность затрат до получения серьезной прибыли. Иногда они уходят впустую, зато в другом месте отбиваются. Конечно, сложнее всего заработать первые сто тысяч. Дальше много легче. Главное не жадничать.
— Что? — переспросил я. Отвлекся в очередной раз. Старый, видимо, совсем стал. А, это они про изданную академией недавно книгу «Москва и орда». Девять глав-параграфов, построенных по хронологическому принципу, — каждая соответствует времени правления одного из московских князей. Датировки некоторых грамот спорные, но Первый Новгородский список, вероятно, древнее Лаврентьевской летописи. Да и вообще, тамошние документы довольно любопытны и местами дополняют прежние, как тверские и литовские сообщения — привычные московские известия.
— Вот именно! — довольно вскричала раскрасневшаяся Люба, Татьянина невестка.
Одна из немногих, кто по-настоящему интересуется этими древностями. Как бы не первая не только в России, но и в мире женщина-историк, защитившаяся на звание доктора наук. И пятая беременность совершенно не мешает писать очередную статью про ордынские ярлыки великим князьям. Не улавливаю пользы для общественности, но в свое время пропихнул Любу на должность в архив академии по первой просьбе. Отчего бы не порадеть родному человеку, особенно если мне это ничего не стоит.
Там до сих пор тьма рукописей неразобранных. Без такой Любы и парочки ей подобных давно бы мыши съели. Четыреста тысяч не повторяющих друг друга древних (ну до Петра) источников! Все больше на русском языке, но тащат отовсюду, где побывали наши солдаты и дипломаты. Специальный фонд на приобретение выделен. Малую часть академия издала, и все время приносят новые древние и интересные документы.
— Сочинения Рукн-ад-дина Бейбарса, Ибн Халдуна, Рашид-ад-дина, Низам-ад-дина Шами, Шереф-ад-дина Иезди, — без запинки перечислила она, к моему восхищению. Из Персии и Закавказья тоже старательно тащили древние рукописи и книги, пополняя фонды академии. Даже парочку переводчиков завели из армян. Оказывается, кто-то читает. — Относятся к концу XIII — началу XV века, но при этом достаточно сомнительны в отношении земель севернее поволжских.
Ну ей, наверное, лучше знать. Историки, они такие умные, аж иногда жуть пробирает. Удивительно, но никто до сих пор всерьез не задумался о последствиях для древнерусской истории обнаружения арабских рукописей. В «Повести временных лет» летописец упоминает с массой подробностей походы киевских князей на Византию, но ни словом не обмолвился о грандиозных походах на Каспий, запечатленных в восточных текстах. А им-то хвастаться собственными поражениями ни к чему. Значит, правду описывали.
Вторжение 909–910 годов и экспедиция в Бердаа в 943–944 годах остались Нестору неизвестны. А ведь ответ лежит на поверхности. Он имел в руках договоры с Византией Олега 907 года, Игоря 941 года, а не древние славянские записи. Соответственно все написанное им про события вплоть до одиннадцатого века в лучшем случае легенды, в худшем — чистые выдумки. Вылезать на трибуну с подобными открытиями я бы и в молодости поостерегся. Закидают на манер обезьян объедками и фекалиями из-под хвостов. А то ведь, даже если Нестор создавал свое творение на основании более старых летописей, что не доказано, напрашивается вывод: вся история с Рюриком сказочная.
Очень может быть, до Игоря с Олегом никого и не было. Да и с теми странные вещи происходят. Почти наверняка Олег не пришел в Киев в 882 году и не отправился на войну с радимичами в 885-м. События не стыкуются с новгородскими источниками. То есть какие-то мелкие князьки племенные безусловно существовали. Только не служил Олег, а сам по себе был. И не подчиненные Аскольд и прочие. Маленький Игорь, предъявленный Олегом для доказательства прав на Киев, потом выдуман. Почему тогда Рюрик? Откуда он взялся? И ведь без сомнения князья себя считали Рюриковичами, но про предка ничего не известно. Мутная история, и что-то там явно с преемственностью. Очередной Владимир, сын рабыни, всех подмял и постарался вычистить о том упоминания. Не он, так дети его. Кому охота светиться низким рождением.
— Обычно упускается из виду, — увлеченно вещала Люба, — что 1480 и даже 1502 годы не положили конец платежам — в меньших, может быть, размерах, чем выход в Золотую Орду, — со стороны Русского государства Крымскому, Казанскому и Астраханскому ханствам и на содержание служилых татарских царевичей и их слуг. Это были реальные и не такие уж незначительные платежи, а не просто позднейшие подарки-поминки. Их выплата фиксируется в духовной грамоте Ивана III, датированной 1504 годом, и договорах его сыновей Василия и Юрия от 1504 и 1531 годов соответственно.
Я опять отключился. Встревать в беседу не имеет смысла. О чем спор, вообще не знаю. Прослушал.
Законы…
Еще по указу Петра I от 18 февраля 1700 года учреждалась специальная комиссия, на которую возлагалась обязанность собрать все принятые после Соборного уложения 1649 года узаконения и путем объединения их со статьями уложения создать свод законодательства. Как обычно, все до конца не довели. И так семь раз подряд, начиная при каждом новом монархе, а при иных и дважды в специально созданных комиссиях. Мой комитет оказался восьмым. Три года создавалось сорокатомное Полное собрание законов Российской империи. Часть прежних положений устарели и для повседневного пользования не подходили. Потому еще два года трудов, пока на его основе не вышел пятнадцатитомный Свод законов Российской империи.
Это был настоящий подвиг. Без всякой иронии. И награды с поощрениями не миновали выполнивших дело.
Финансы…
Воистину благословен пусть будет тот час, когда я прочитал про золотые россыпи в России и сумел протолкнуть идею. Это было отнюдь не Эльдорадо и даже не сокровища инков, однако регулярные значительные поступления заметно сняли безумную нехватку денег в стране. Инфляция все равно имела место. В военное время даже пришлось впервые в истории попросить немалые займы за границей. И все же правительство налоги существенно не повышало, получив солидный дополнительный источник дохода.
Проблема была в том, что мало иметь несколько тонн золота и четыре-пять сотен пудов серебра в год. Требовалось свести все денежные ведомости в единую, чтобы понимать, сколько вообще в казне. Я ввел сначала отчетности и проверки финансового состояния коллегий, усложнив жизнь многим крупным российским казнокрадам. В результате бюджет перестал быть черной дырой и стал открытым для контроля. На саботаж Анна решительно ответила заменой коллегий на министерства. Это уже без моих предложений, разве по части названия. И дело не в смене вывески, а в перетряхивании всего чиновничьего аппарата. Старые кадры убирали, новых людей поднимали именными указами. Они знали, кому обязаны местом, и пахали во всю прыть.
Высший свет и большая часть дворянства, за исключением продвигаемых мной и получающих выгоду от реформ, ненавидели фаворита Ломоносова и постоянно интриговали. Купечество в основном обожало. Верхний его слой получил права дворянства без рекрутской повинности. Первый стройный систематический таможенный тариф, послуживший прототипом всех наших последующих пошлин, выработали вместе с заинтересованными гильдейскими делегатами, а не по собственному разумению.
Крестьяне, особенно государственные, получили большую свободу и возможность жаловаться на несправедливость. Помещик остался судьей крепостных в гражданских делах; но, если только возникал имущественный спор между крестьянином и барином, последний судил уже не единолично, а совместно с особым чиновником.
Что касается уголовных дел, то Анна ограничила судебно-карательную власть помещика лишь правом выносить приговоры по делам о проступках чисто полицейского характера. Максимально позволенное наказание не превышало три дня ареста или двадцать четыре удара розгами. Все сверх того — в суд. Конечно, дворянину проще договориться или заплатить чиновнику, чем мужику, так быстро только сказка сказывается. Злоупотребления будут всегда. Зато есть законная возможность обратиться в вышестоящие инстанции.
Староверы и иноверцы буквально молились на Анну и ее верного помощника. Меня то бишь. Мы отменили все до единого прежние репрессивные постановления в их отношении. Тысячи обнадеженных людей потянулись домой из-за границы, а это всё работящие и деятельные руки. По правде сказать, мусульман я бы прижал при удобном случае, да вот на управляемых мной территориях их мизерное количество. Потому мы в основном не пересекались.
А в принципе иной раз кусок духовенству приходилось подбрасывать. За счет поляков в первую очередь. Отобрать у католиков приход, здание церкви и с благостной миной передать православным — святое дело. Базилианский орден был очень тесно связан с шляхтой, в его владении находилось около тридцати монастырей (бывших православных), располагавших крупной земельной собственностью. Отобрал по указу, как не ведших образовательной деятельности, с целью улучшения материального положения более многочисленного светского духовенства.
На этой почве из-за меня киевское духовенство с московским даже лаялось. Я местных православных поднимал над прежними властителями-католиками, им это очень по сердцу пришлось. Даже на шашни со староверами очи зоркие закрыли.
Мордва, мари, чуваши, считавшиеся «языческими» народностями, в сороковых были почти поголовно подвергнуты крещению. Это не меньше четырехсот тысяч человек. Без всякого насилия. Пряник имелся. Крестившиеся освобождались от крепостной зависимости от помещиков-мусульман. Крестьяне, принадлежавшие мурзам и не желающие креститься, были обложены такой же подушной податью, как и помещичьи, чего ранее не происходило.
Вблизи Башкирии и на ее территории открыли русские школы и запретили обучение в медресе. Позже это распространили и на другие области с татарским населением, но там христианизация шла туго, несмотря на давление. Прямо заставлять было запрещено, а экономические методы иногда срабатывают с задержкой.
— Спасибо, — сказал я, отодвигая тарелку. Пора и честь знать. Все уже давно поели и ждут разрешения подняться. — И попрошу не забыть, завтра после завтрака всем коллективом отправляемся посмотреть, что там Сашка изобрел.
Любины дети поддерживают восторженными воплями.
— Железный корабль плавать не будет! — категорически припечатала, морщась от шума, Татьяна.
— Но он же не зря все это затеял, — без особой уверенности возразила Стеша.
— Чтобы у Александра Михайловича очередная механика не вышла? — удивляется Люба. — Мельница работает.
Я не только ратовал за пристальное внимание к научно-техническому прогрессу. По мере сил старался способствовать применению новых промышленных технологий. А недостатка в важных нововведениях и инициативах и так не имелось. Паровая машина Ньюкомена существовала уже не первое десятилетие. После проверки признана компетентными людьми неэффективной. Но я-то точно знаю: за паровыми двигателями будущее!
Значит что? Именно! Если в семье есть собственный инженер, почему бы не изложить свое видение будущего, славы и всего сопутствующего, подсунув модель механизма Ньюкомена. Ни на что полезное, кроме откачки воды, она не годилась, и КПД до отвращения маленький. Требовалось нечто универсальное для замены водяных приводов.
Я уж не знаю, насколько сработало самолюбие, а где додавил отцовским авторитетом, но убедил. Тем более на алтайских заводах обнаружился некий Ползунов, построивший самостоятельно работающую модель. Он, оказывается, уже скончался, но первая в России паровая машина три месяца до прогорания котла успела поработать. Но она была способна, как и у Ньюкомена, лишь на движение вверх и вниз. Мне же требовалась годная приводить в действие любые машины, начиная от ткацкого станка и заканчивая кузнечным молотом.
Александр вытребовал к себе учеников мастера Ползунова — Левзина и Черницына. На своем Ижевском заводе поставил с ними кучу опытов и заметно усовершенствовал прототип. Теперь это была паровая машина двойного действия. Основная сложность заключалась в том, чтобы заставить работать поршень и цилиндр. Металлопроизводство было не способно обеспечить нужную точность изготовления. На доведение технологии и саму машину ушло три года. Улучшения позволили увеличить производительность в четыре и более раз, а потребление угля заметно снизить.
Он запатентовал схему в России, а мои агенты во Франции. Причем всю коммерческую часть я брал на себя, сыну оставалось только трудиться над технической стороной и улучшать механизмы, выпуская новые. Поскольку Александр Михайлович числился государственным служащим и все работы происходили на казенных заводах, я оплачивал расходы по экспериментированию и постройке машин. Для участников, включая министерство, неплохая сделка. Риск за мой счет и оплата затраченного времени и материалов тоже.
Конечно, я бы предпочел все прокрутить на собственном заводе, но он оказался мал и неприспособлен, загруженный другими заказами. Нет смысла перестраивать, когда на юге поднимается новый, по последнему слову прогресса. Сами отчисления от патента поделили чисто по-родственному — мне две трети, ему остальное. Пока это просто бумага.
С Англией вышла накладка. Выползли на свет божий какие-то Джеймс Уатт со товарищи Рэбэком и Болтоном и принялись размахивать некими очень общими описаниями, ранее очутившимися в патентном бюро. Причем нормальной работающей машины продемонстрировать были не способны, все больше упирали на отдельные детали и общие решения. Вот конденсатор реально придуман раньше, и без него машину проще выкинуть. До суда пока не дошло, но отступные попросили немалые. Переговоры идут, и, может быть, того механика удастся переманить.
Остальные просто деньги давали и, получив свое, заткнутся. А самого изобретателя неплохо бы прибрать в Россию. Годичный заработок по нашим понятиям немаленький — двести фунтов стерлингов. Только могу позволить себе и двойной оклад, сдобренный огромным уважением. Тут полно занятий даже в моих хозяйствах. Главное — выключить из процесса в Англии. Приоритет важно застолбить, чтобы претензий не было, и потом доить подражателей. На коммерческую основу поставить труднее. Государство в своем репертуаре — денег на внедрение не имеет. Ну и не надо. Слава богу, к Бирону или Миниху идти не требуется с поклонами. Сам был фаворитом и занес на подпись императрице.
За свой счет поставить первую в мире паровую мельницу в обмен на сущий пустяк: десятилетний срок поставки провианта и фуража для войск Санкт-Петербургского военного округа и некоторых местностей, снабжаемых из провиантских магазинов, при условии что хлеб доставлялся в зерне и перемалывался под надзором интендантства, а цена фиксированная.
Начала работу мельница с одним паровым двигателем, через год установлен второй. Вместе они развивали мощность в пятьдесят лошадиных сил и вращали двадцать пар жерновов, но обычно работали поочередно. Конструкция еще до ума не доведена, и вечно требовались ремонт и обслуживание. Тем не менее первоначальные темпы составляли двадцать девять тонн муки в сутки. После реконструкции доведено до тридцати восьми тонн муки в сутки при восьми работниках.
Уже любопытствовали насчет заказов на несколько новых двигателей, причем все заинтересованные из Англии и Голландии. Пока за полтора года изготовлено всего четыре рабочих механизма, из которых два стоят на мельнице, один в качестве модели на заводе, и вот сейчас появился последний. Торопиться особо некуда. Правильней отладить все производство. Поломки и перебои вызовут разрушение репутации, и незачем пороть горячку. Специалистам придется на месте собирать и налаживать работу механизма. А их пока не так чтобы сильно много.
Коммерчески идея себя, без сомнения, оправдает. На всю Британию сейчас и ста с лишком насосов старого типа от Ньюкомена не наберется. В России пока в очередной раз лениво наблюдают, признают ли успех работ иностранцы. А потому на начальном этапе все положено делать без спешки, в идеальном состоянии. Приятно, что Сашка явно пошел дальше первоначальных планов, пригласив меня на презентацию корабля с паровым двигателем. Значит, уверен в своей машине и ищет новое применение.
— Значит, потелепает, но медленно, — соглашается Татьяна.
Софья не по-девичьи ухмыляется. Она тетку, не то что брат, недолюбливает. Я бы тоже поделился соответствующим анекдотом про низко летающего ежика, но мир в семье важнее.
— Вот и посмотрим своими глазами, — ставлю я точку, — чего там наизобретал. Не все же мне, пора и сыну нечто удивительное сотворить!
Глава 9
Будущее по-прежнему туманно
Империя, империя, империя превыше всего. Сорок лет на нее работал прямо, косвенно, сознательно и случайно. Обидно вдруг оказаться на обочине. О, конечно, заслуги мои общепризнанны повсеместно, не в одной России, и это достаточно приятно. Помимо физики с химией, где оставил заметный след и отрицать никто не посмеет, есть и иные научные заслуги. Быть признанным авторитетом во всех существующих академиях наук, дело не просто престижное, еще и полезное.
Давно уже жалкое тявканье из подворотни дипломированных врачей меня не трогает и не интересует. Из года в год в приложениях к «Ведомостям» публикуется старательно собираемая статистика по части смертности, болезней, новых препаратов Института России и самых разнообразных идей и опытов. Если врач не клинический идиот, он станет мыть руки, кипятить инструменты, хотя бы чтобы к нему приходили больные. Сейчас все просвещенные, а в Европах еще и в газетах пишут про резкое возрастание смертности у пренебрегающих новыми веяниями.
Проблема не в этом. Чем старше становлюсь, тем чаще посещают грустные мысли. Пытаясь сделать лучше, как бы не запустил гораздо более неприятный механизм. Тысячи людей остались живы в результате моего вмешательства. Да, лечить болезни и без меня пытались, ничего нового нет. Вот победа над оспой или чумой увесистый вклад. У выживших родились дети. Великое дело свершилось, но как это отразится на будущем? Скачкообразный рост населения в Европе напрашивается. А это либо массовая эмиграция в колонии, либо кровопролитные войны. А скорее оба процесса одновременно.
О чем говорить, когда под боком в Швеции благодаря медицине и картофелю население выросло на четверть. Дополнительные полмиллиона, которые раньше бы просто не смогли прокормиться. При всех льготах и послаблениях удалось заманить на поселение во вполне благодатные места всего тридцать тысяч человек. Остальные и дома себя неплохо чувствуют. Но это ведь не может продолжаться бесконечно. Рано или поздно прорвет, заполнив все подходящие территории. И тогда придется что-то делать срочно и всерьез.
А все же не жалею. Слово «больной» происходит от слова «боль». Но боимся мы обычно не ее, а беспомощности и потери близких. Я пытался улучшить жизнь, а если все закончится кровью, так и без меня конфликтов хватало. Слава богу, Россия имеет куда девать дополнительное население. Вырасти оно в три раза при сегодняшних сельскохозяйственных технологиях, и начнется массовый голод. Только благодаря завоеванным землям есть изумительный предохранительный клапан. Помещикам раздавали земли в Причерноморье и на Кавказе. Государственных крестьян тоже переселяли иногда целыми деревнями. Так они далеко не всегда рвались на новое место.
В Курской губернии средний двор казенных крестьян имел пять лошадей, пять коров и чистый сбор в триста пудов хлеба — в три-четыре раза больше, чем нужно для потребления. Согласно ответам на анкету Общества экономического развития в 1765 году в Воронежской губернии у средних крестьян было от пяти до пятнадцати коров, а у зажиточных пятнадцать-пятьдесят коров. Вот соблазни таких на переезд! Для сравнения: в те же годы во Владимирской губернии на двор приходилась в среднем одна лошадь и одна корова. Так в центральных районах и оброчные работы на мануфактурах наиболее развиты.
А ты крутись. Предлагай северянам аж на Алтай своим ходом. Вольную можно пообещать, освобождение от налогов на длительный срок, но это же чистое разорение для государственного кармана. У помещиков ведь мужиков без веской причины или компенсации не отберешь, раз сам за частную собственность и закон. Почти открыто власти все годы моего генерал-губернаторства в Причерноморье беглых не замечали и позволяли им селиться. Но все равно не хватает людей. Крестьянам, испытывающим недостаток в земле, разрешили переселяться в южные губернии без каких-либо определенных условий. Поселенцы за казенный счет получали на одну душу мужского пола восемь десятин пахотной земли, по паре волов, по одной лошади и по одной корове.
По почину императрицы распространяли на Балканах манифест о привлечении иностранцев для колонизации русских земель. С удовольствием принимали балканских славян, греков, армян и прочий полезный в хозяйстве народ. Им стало неуютно в Османской империи после войны. В Крым и на Северный Кавказ направился мощный переселенческий поток из русских, украинцев, казаков, поляков, греков, румын, болгар, валахов, сербов… К настоящему времени за сто тысяч набралось.
Казенный фонд земель, из которого выделяли землю помещикам, составили ханский домен и владения феодалов, выехавших в Турцию, да и многие татарские деревни пожгли в очередной раз при попытке сопротивляться. Ногайцев почти уничтожили, и я второй раз приложил к этому руку. Остатки ушли в горы Дагестана и к калмыкам под начало.
Из немцев все больше ремесленников привечали и меннонитов. Эти были известны как образцовые земледельцы, а что сектанты-анабаптисты голландского происхождения, так империя всех переварит. Они просили беспрепятственного и свободного богослужения, освобождения на десять лет от всех податей, разрешения заводить фабрики в городах и деревнях, вступать в торговлю. И получили все это, но без освобождения от рекрутства.
Может, это и личный мой пунктик и проку от двухсот двадцати восьми семейств не особо много, однако ни одна народность не должна получить в этом отношении льгот. А в целом немцев не особо звали. И без того их огромное количество в присоединенной Восточной Пруссии, да и шведы на русских мало походили. А фактически уже каждый десятый житель России немец или протестант, и неизвестно, как такое отразится на державе в будущем. Иногда такое количество полезно в самых разных отношениях, но многих раздражает.
Экономические итоги первых лет колонизации вышли безотрадными. Условия обычно были не самые лучшие, да и начинать приходилось с пустого места. Примерно треть колонистов стабильно гибли или разбегались. И это не новость. По моим данным, переселение всегда тяжелый процесс. Смертность среди шведских переселенцев в Западную Финляндию в первые пять-семь лет под тридцать — тридцать пять процентов.
Казалось бы, ни тебе набегов злых индейцев или татар. Климат — почти одинаковый. Люди — тоже почти такие же. Видать, везде свои нюансы. Тут уж воспоминаешь про царствование Петра Великого, когда в бассейны донских притоков — Битюга и Осереди — переселены без малого пять тысяч крестьянских душ обоего пола. Это были крестьяне из дворцовых волостей Костромского, Пошехонского, Ростовского и Ярославского уездов. Так, по официальным данным, к 1704 году три тысячи четыреста девять человек умерло, тысяча сто сорок один человек — бежал. И сразу начинаешь гордиться собственными достижениями. У меня две трети закрепились на земле.
Вечная проблема, стакан наполовину пуст или полон. Полагаю, через столетия появится выражение «ломоносовские деревни», как символ ужаса и втирания очков на предмет освоенности территорий. А на практике все же не так и плохо оказалось. Многих разорившихся колонистов отправили на военную службу, обязали к принудительному труду или отпустили в города для неземледельческих занятий. Надо было кому-то заселять Херсон, Николаев, Гаджибей, Анинград и Севастополь.
Лично я и не ожидал мгновенного счастья, но правительство выделяло немалые средства на конкретное дело, а в реальности часть разворовывалась, часть пропадала по бесхозяйственности или неумению. Претензии же звучали в адрес генерал-губернатора Ломоносова, будто я обязан присматривать за каждым лично и вытирать слезки. Многое из-за недостаточного финансирования было начато и брошено, другое с самого начала оставалось на бумаге, осуществилась лишь ничтожная доля смелых проектов.
Ну не бывает все и вдруг! Нетерпение в обустройстве державы смертный грех. Объяснить это казне дело безнадежное. Иной раз в важных случаях приходилось платить из своего кармана, и куча до сих пор невозвращенных сумм висит безнадежно. Ну и что делать, если людей не хватает, как не создавать очередной план. «Всякого звания людям» было дано право получить в собственность крупные земельные имения (не более тысячи четырехсот сорока десятин) при условии заселения их за свой счет вольными людьми, желающими из-за границы или собственными крепостными в течение трех лет. Пустые участки возвращались в казну.
В результате богатые помещики получали много больше служивых. Для баланса и поддержания определенных людей требовалось поощрить военных и гражданских чиновников. Ну и ближайших помощников не забыл, а также генералов, адмиралов, фрейлин и многих других, приближенных к трону. Можно подумать, кто-то бы поступил иначе. Сотня-другая тысяч десятин на Южном берегу Крыма и в материковой части Причерноморья. Земли в первые десятилетия после аннексии зачастую шли даром, а если за них и назначалась цена, то около рубля за шесть десятин. Ты в старых губерниях такие расценки найди!
После присоединения Крыма к России многие татары стали покидать полуостров и переселяться в Турцию. Они бросали и землю, и остальное имущество, так как покупателей не было, ведь все можно было получить из рук власти бесплатно. Но если сады и виноградники еще подлежали отчуждению, то пашни и пастбища переходили в разряд выморочных и как таковые поступали в казну. Иногда вследствие ухода прежних арендаторов и хозяев зéмли приходили в запустение. Ну не принимать же всерьез повеление селить там отставных солдат. Они уже забыли напрочь всю науку сельхозтруда, а про виноградники и не слышали на родной Тамбовщине.
Для освоения края были нужны рабочие руки, но удерживать собирающихся на отъезд татар я запретил. Кому нужна пятая колонна? В тот момент ситуация была неопределенной и сложной. При сохранении в Крыму большинства татарского населения сохраняется опасность возмущений и сопротивления. Тем более восстания вспыхивали неоднократно. Частенько они были вызваны ошибками русских чиновников в управлении, происходящими от незнаний местных традиций. Только подавлять недовольство в любом случае приходилось жестко, и любви к властям это не добавляло. Случись высадка турецкого десанта, и полыхнуло бы всерьез. Проще заранее избавиться от нелояльного населения.
Да и поддержка подданными чужих вторжений значительно осложнит ситуацию на юге и положение Российской империи на международной арене. А Турция практически открыто готовилась к новой войне. Объем работ по военному укреплению Крыма был гигантским — по сути возникали новые города-крепости: Севастополь, Евпатория, Симферополь. И работать на стройках и добывании камня заставляли местное население. Приятного в том для них было безусловно мало. Но государственные соображения вечно важнее отдельных судеб.
Когда пошел слух о насильственном крещении (ей-богу, ничего такого не организовывал), татары тронулись в эмиграцию чуть ли не поголовно. Почти полторы тысячи деревень опустели, и, по нашим подсчетам, шестьдесят тысяч человек подались подальше от России, на другой конец Черного моря. Скот стоил копейки, и нередко его просто бросали. Сколько татар погибло в пути от голода и болезней, а также уже в Османской империи, точно неизвестно, но добрая половина. И даже не по жестокости тамошних братьев по вере, а от безалаберности и невозможности накормить сразу кучу народу. Судьбу каждый выбирает сам.
Опять я уплыл в неведомые дали. Начал с увеличения населения и закончил татарским исходом. В общем, в очередной раз от моих стараний вышла палка о двух концах. Для России результат положительный, но пока малозаметный. В ней до крестьян улучшение медицины не скоро доберется. Хотя борьба с эпидемиями всегда на пользу народу. Просто в империи еще долго будет куда сбрасывать излишки населения. Включая, между прочим, и выбитые племена Кавказа.
В целом на пользу державе, без сомнений. Просто до всеобщего охвата и профилактики дойдет не скоро. Иногда посмотришь, так с души воротит, хоть я и не брезгливый. Матери детям сопли отсасывают. Так принято. Ну и бог с ними. Больше сделанного, вплоть до наглядной агитации о пользе мытья рук, раздаваемой бесплатно в виде картинок, сделать не могу. Попытка устроить в деревнях школы двухлетние вызвала в Подмосковье натуральный бунт. Дети должны помогать родителям, а не ерундой заниматься. И уж точно из своего кармана платить не собираются. А кто должен? Казна не безразмерная.
А Европа маленькая, и эффект роста населения проявится много скорее. По моим прикидкам, где-то в третьем поколении, то есть лет через двадцать от сегодняшнего дня. Еще могу дожить до большой, на весь континент войны. Правда, и без моей деятельности хватало причин для кровопролития. Тридцатилетняя, Силезская, Война за австрийское наследство, Северная, две русско-турецких и куча конфликтов рангом пониже.
Вычленить четко последствия вакцинации и воздействия Института России не удастся. Если бы я имел учебник истории прежнего мира, можно было бы прикинуть изменения. Но увы. Чего нет, того нет, и это к лучшему. Зачем оглядываться на чужие решения и мучиться неопределенностью, так или иначе поступить?
— Входи! — почти с облегчением пригласил я, услышав осторожный стук.
Подобного рода мысли оптимизма не добавляют. Что было, то прошло. Пусть историки разбираются, насколько правильная внутренняя политика проводилась и чем через полсотни лет аукнулось. А может, Софья добросовестно подбросит полешек в огонь из моего дровяного склада.
— Я же тебя отдыхать отослал, — сказал я, хотя ничуть не удивился появлению Зосимы.
Шалимов не уйдет, пока я в кабинете сижу. Он сам себе устав придумал. Иной раз удобно — под рукой прилежный исполнитель, тем более восьмичасовой рабочий день пока даже не в стадии изобретения. Мечтатели грезят о десяти часах, и над такими оторванными от жизни субъектами откровенно смеются. Я тоже нередко от темна до темна засиживался. Не мешки таскал, да работы постоянно непочатый край, и никто от нее не освободит.
— Я закончил справку. — Еле заметно поднятой бровью он продемонстрировал легкое недоумение.
Прямо не посмеет спросить. Не из страха, просто в курсе, что, случалось, такие вещи срабатывали через годы и дальними планами я редко делюсь даже с ближайшими помощниками и друзьями. Не выгорит — некому станет напоминать в следующий раз о неудаче. Тоже самолюбие имею и не всегда готов объяснять, откуда вывод получается. Не говорить же — подгоняю под заранее известный ответ.
А в принципе прав. Натурально, зачем мне это сдалось в нынешнем положении. Привычка. За столько лет превратился в матерого бюрократа. Особо щепетильные дела кому попало не поручаю, на каждый чих отдельную бумажку для прикрытия сооружаю. И будет лежать в архиве, пока не понадобится.
— А я «Историю Сибири» Миллера одолеть пытаюсь. — Я показал на открытую на той же странице, что и час назад, книгу.
Три тома достаточно большого объема соорудил историк. Куча документов и личное знакомство с обстановкой на Востоке. Скоро год как пытаюсь прочитать. Все руки не доходили, занят был. Теперь вроде время появилось, а проку нет. Совсем другие мысли в голове.
— Спасибо, — поблагодарил я, принимая исписанные листки. — Ступай отдыхать. Распоряжения не ожидаются, почитаю еще, и спать.
Он кивнул с минимальной задержкой и, поклонившись, удалился. Ну не уйдет — его дело. Я сделал все что мог. Итак, что у нас по поводу внеплановой просьбы…
Краткие биографии Бенджамина Франклина, Томаса Джефферсона, Джорджа Вашингтона, Сэмюэля Адамса, Патрика Генри, Кристофера Гедсдена, Джона Адамса.
Занятно. Я вспомнил только трех первых, и то Франклин достаточно известный ученый, а остальные присутствовали на долларах. Далеко не вся эта компания радикалы, однако все же не соглашатели. А в английских колониях нынче становится горячо. Лозунг «Нет налогам без представительства в британском парламенте» постепенно превращается в требование независимости. Даже завелись «Сыны свободы». Их усилия сосредоточены на организации бойкота английских товаров.
Торговля с колониями приносила Англии ежегодно шесть миллионов фунтов стерлингов. Кампания бойкота серьезно сказалась на состоянии американской экономики, приведя к застою торговли и некоторых отраслей промышленности. С другой стороны, отсутствие импортных изделий стимулировало развитие местных ремесел.
Пока что не думаю, что всерьез сдвинул мировую историю. Не знаю, как там будет с Французской революцией и Наполеоном, из дат в памяти только Бородино и Москва 1812 года, а до них вряд ли доживу. Допустим, найти будущего императора и просто грубо замочить у меня довольно возможностей и без государственных механизмов. Он сейчас уже родился или нет, я не в курсе, да и не важно это. Не в нем остановка.
Куда хуже грядущая революция во Франции, вытолкнувшая наверх Бонапарта. В отличие от научных теорий, частенько обретающихся в темных подвалах, политические идеи берут начало на задворках королевских резиденций. Не он один все это устроил и даже не в первых рядах торчал, свергая Людовика. Очень напрягает незнание номера у короля. Неужели помрет старый козел скоро? Можно было бы хоть прикинуть ближайшее будущее.
Прогнило что-то в галльском государстве всерьез, раз появилось под конец века столько мечтающих укоротить монарха на голову. И жену его, кстати, тоже. Я что, должен лезть с предупреждениями за добрых тридцать лет до начала? Ну не помню я, когда было взятие Бастилии и казнь, зато про Бородино твердо знаю. Сначала лет десять воевали, то есть незадолго до начала нового века должна состояться казнь. Причем французы вечно стояли за спиной Османской империи, толкая ее воевать с Россией. Вот уж нет, ради кого стараться. Людовик XV, претендовавший на роль арбитра Европы, мечтал не дать России права участвовать на равных в европейской политике, вытеснить ее на задворки. В этом смысле он имел заслуженную репутацию убежденного и последовательного русофоба.
Тут скорее радоваться надо. На определенном этапе Стамбул останется без союзников, и можно будет порешать с ним вопрос проливов. Главное, не идти на поводу у англичан и не пытаться ставить на место оборзевших галлов. Не наша эта война. Боюсь, вне зависимости от наличия или отсутствия Наполеона найдется кому бить собирающихся реставрировать монархию и возвращать Бурбонов. Не этот генерал, так другой. Ней, Мюрат… Кто там еще был?
Крайне не нравятся мне повылазившие в последнее время отовсюду так называемые просветители. Руссо, отдавший собственных детей в воспитательный дом и призывающий жить на природе, Локк с правом народа на восстание против тирании, Мильтон с подозрительными религиозными заскоками, Вольтер с нападками на веру и готовый трудиться за золото.
Их рать огромна, и идеи достаточно прогрессивны, как у Монтескье, утверждающего: «Миром управляет не божественный промысел или фортуна, а действующие в любом обществе объективные общие причины морального и физического порядка. Климат, религия, законы, принципы правления, примеры прошлого, нравы, обычаи; как результат всего этого образуется общий дух народа».
Если не считать мелких поправок в формулировке, я бы подписался. Проблема, что любая правильная мысль доводится до абсурда. Идея свободы личности почему-то не распространяется на рабов или крепостных страстными почитателями гениев. А критика религии моментально превращается в злобное оплевывание веры миллионов. Уж на что я нейтрален по части веры, но есть же определенные границы и уважение. Так до устройства в церквях конюшен и домов безбожника недолго.
Дух исследования и порицания прошлого возобладал во Франции… Ирония и насмешка как инструменты критики и глумления над религией меня при всем спокойном отношении к божественному выводят из себя. Неправильно все это, и глубоко сомнительны последствия. Куда приведет влияние Вольтера и идущих за ним Руссо и Дидро с компанией, твердо знаю: к революции и двум десятилетиям кровопролитных войн, в которые ввяжется и наша держава. Пусть старое общество созрело для разрушения, но сделать это можно по-разному. К чему великие потрясения с миллионными жертвами, если можно все сделать сверху и практически бескровно?
А ведь сейчас даже Англия в лице образованного общества приветствует энциклопедию с ее идеями. Первые не значит умные, и это верно всегда, вне зависимости от века. Не готова Россия к таким мыслям, и хуже того, рассуждая в модных салонах о просвещении, наша аристократия не соотносит с собственным поведением. Казалось бы, будь последовательным и устрой школы для мужиков. А то пуще — отпусти на свободу своих крестьян, раз уж так впечатлен последними веяниями светлой мысли. Ага. Ни одного такого случая не знаю.
Стоп! Один как раз имелся. Некий швед из чухонских земель, как его, имя вылетело, отпустил целых пятерых финнов на вольные хлеба. Старые уже стали, и кормить не хотел. Я его потом сгноил по службе, загнав в Нерчинск. Не каторжником, естественно, не за что судить, мелким чиновником. Старики тоже люди, и выгонять их на голодную смерть непозволительно.
В далекой Америке определенно начинается бурление. День независимости 4 июля 1776 года. Это абсолютно верно. Фильм был такой, отчего в голове и застряло навечно. Само кино ни уму ни сердцу, однако благодаря ему число осталось намертво. Да, еще «Патриот» с Мэлом Гибсоном на ту же тему. Вытащить из остатков сюжета нечто полезное и много лет назад не удалось. Отложил на будущее, все равно колонисты не мешают ни мне, ни России.
А потом будто пробило, когда я прочитал в газете очередную новость. В марте 1770 года в Бостоне английские солдаты стреляли по толпе, убив нескольких человек. Сделал стойку, но неожиданно все затихло. Тогда и напряг Зосиму провести маленькое расследование на политическую тему. Шалимова давно мои внезапные требования не удивляют, и он и в обычной манере тщательно навел справки о происходящем за дальними морями.
Несколько грустно читать. В Бостоне, Филадельфии и Нью-Йорке появились десятки книжных магазинов. В колониях существует не первый год целая сеть библиотек, издается полсотни газет. Нам в стране с более богатой историей еще тянуться и пыжиться до такого. Библиотек в великой Российской империи три, газет пять. И то моими трудами. С образованными широкими массами здесь плохо до безобразия. В городах до сих пор грамотных не свыше четверти, а про села и вовсе лучше стыдливо промолчать.
Хотя домашняя библиотека в солидных домах становится обычным явлением. Если во времена моей молодости у дворянина имелось с десяток томов по большей части переводной литературы, то сейчас у некоторых по триста и более книг. Даже у зажиточных мещан появились в немалом количестве. И все в основном на русском языке.
Еще можно гордиться работающими в России университетами. Худо-бедно результат имеется. Мало, но лучше чем ничего.
Одно любопытное уточнение. Хотя в колониях проживает не меньше трети французов, испанцев, немцев и прочих голландцев, основным языком по-прежнему остается наречие метрополии. Тем не менее он приобрел некие особенности, уже отличающие его от английского за счет заимствования у разных групп иммигрантов и индейцев. В результате началось формирование вполне самобытной культуры, пусть основанной на прежнем фундаменте. Помимо широкого распространения идей экономической независимости колонисты стремятся переселяться на западные земли, в чем их нередко сдерживает правительство из Лондона.
Вывод Зосимы — конфликт неминуем. Они постараются отделиться от Англии достаточно скоро. И это не мое пророчество, а его. Вот насчет возможности не уверен. Полагает, задавят, если на помощь бунтующим не придет Франция. А это вряд ли вероятно при начавшейся войне в Европе.
То есть прогноз ничем не отличается от моего и внушает уверенность совпадением общих тенденций и мыслей. Но если император втянет Россию в конфликт на стороне Англии и Пруссии, возникают разные варианты.
По мне, лучший вариант перенаправить усилия французов на Индию. В свое время меня крайне удивила их деятельность на Востоке. Оказывается, так называемая жемчужина в короне Великобритании еще недавно вовсе не принадлежала англичанам. Пока в Европе гремели сражения и шла русско-турецкая война, хитроумные джентльмены с туманного острова решали вопросы в колониях. Незначительные колониальные владения, сохраненные Францией в Индии сегодня, большой роли не играют. Зато перенацелить усилия Парижа в направлении востока вместо Америки интересная задача.
После получения земель на Кавказе и развала Персии одно время я даже просчитывал возможность получения Россией колоний в Индии. К сожалению, много минусов: расстояния, необходимость контролировать пути по враждебной Персии, держать там гарнизоны с немалым количеством войск. Неминуемые потери от непривычного климата, болезней, нападений и тысячеверстный переход, в том числе по пустыне.
Овчинка выделки не стоит. Кроме алмазов, все остальное обойдется дороже затраченных усилий, не вспоминая о людях. Проще прямо оккупировать Персию, но даже это потребует огромных расходов без особой прибыли. Достаточно и Кавказа с его бесконечными стычками. Морским державам проще: вместо суточного перехода груженой телеги в двадцать верст (и это отличный результат!) они со значительно большим грузом проходят сотню и свыше, не спотыкаясь на многочисленных таможнях и препятствиях.
Основная трудность в вычислении последствий моего вмешательства в исторический процесс. Я действительно уверен в отсутствии на данный момент глобальных изменений. Медицина в качестве заметно влияющего на политику фактора проявится в лучшем случае через поколение. Физика, химия, производство того же керосина улучшает комфорт в основном в высших слоях или остается чисто теоретическими разработками. До серьезных подвижек в быте простых крестьян без лупы не добраться.
Касающееся моей деятельности в России? В целом ничего ужасного для мира не произошло. Да, промышленный рост достаточно заметен. Количество предприятий увеличилось почти в десять раз, и число рабочих на них достигло полтораста тысяч, причем треть вольнонаемные горожане. Запрет на приписывание к заводам волей-неволей заставляет искать иные пути, улучшая технологии, чтобы не вылететь в трубу.
За царствование Анны Карловны примерно в три раза выросло число доменных печей, в пять раз увеличился выпуск чугуна (и это не считая шведского производства), на Урале построено до сотни новых заводов, на Алтае почти сто тысяч человек работают в рудниках и шахтах. В десять раз вырос объем внешней торговли в пересчете на золото.
Сахар в основном, но не он один. Тот же керосин для освещения стал потребным товаром за границей. Себестоимость пуда керосина восемь копеек, причем оплата рабочей силы и материалов составляла меньше копейки, а продавалась горючая жидкость по рублю за пуд. А свои источники помимо Трансильвании за границей отсутствовали. Да и добывать нефть не так легко. В основном подбираем идущую самотеком. Для бурения нужны паровые двигатели хотя бы. А это пока из области будущего.
Цинк, ткани, зерно, лес, пенька и многое другое находили стабильный спрос. Внутренний тоже возрос заметно. Это видно хотя бы по вновь открывшимся ярмаркам.
И все же до Англии с Францией нам достаточно далеко. А по иным параметрам, вроде грамотности и сопутствующего тому развитию системы, до мелких германских княжеств порой долго тянуться и тяжело пыхтеть. Да, такие товары, как сахар или растительное масло, дают заметную прибавку к бюджетным поступлениям в виде налогов и пошлин, но это, как и зерно с лесом и пенькой, сельское хозяйство.
Без отмены крепостного права нечего и стараться догнать. Где-то в будущем все это должно дать эффект, но опять через поколение-другое. А время поджимает. Кто отстал — проиграл. Не зря Первая мировая война закончилась гибелью империи. И не утешает, что по остальным монархиям долбануло. Запас прочности первым закончился у России.
Территориальные приобретения вещь приятная во всех отношениях, но даже при моих познаниях в истории (местами нулевых) за рамки прежнего не вышел. Раздел Польши, Причерноморье, Кавказ, Финляндия, даже последовательное продвижение в Южную и Восточную Сибирь — ничего нового. Пусть и не в те сроки все это случилось, но опрокинуть тяжесть локомотива будущего мне не удалось. Разве слегка подтолкнуть в предусмотренном направлении, придав ускорение. Почти незаметное.
Два жирных плюса — уния со Швецией и присоединение Восточной Пруссии. Первое точно не во вред, хотя при удобном случае не мешает показать, кто в доме хозяин. Без жесткости, с твердостью. Зажились за русской спиной спокойно и собираются и в дальнейшем урвать побольше льгот. А нынешняя команда Дмитрия чересчур предупредительно относится к требованиям о дополнительных правах.
Второе сумел лишь Сталин, и можно гордиться сравнением. Чисто для себя. Другие не поймут шутку юмора. Есть немалые шансы, что он вообще не родится после моих выкрутасов. Кто-то не помрет от болезней или не попадет в лапы лезгинов, изрядно порезанных Давыдовым недавно, и здравствуйте другие предки. За сотню лет может такого накрутиться, вплоть до рекрутского набора прадедушки. Не уверен, но, кажется, в моем прошлом представителей многих кавказских народов не брали на службу, разве только если они желали служить добровольно. Такие льготы подданным империи не положены. Кого не устраивает, тот может к одноверцам в Турцию плыть.
Возвращаясь к несуществующим пока США. Постараться уничтожить в самом начале — задача на данном этапе достаточно любопытная и уж точно повлияет глобально на всю дальнейшую историю. Уверенности в возможности нет, не в моей компетенции вправить мозги лордам и пэрам. Но кое-что через газеты и получающих на лапу организовать недолго.
Наиболее удачный расклад не ставить на место всех сразу, а вести переговоры с колониями по отдельности, намеренно разъединяя. Эти самые тринадцать будущих штатов крайне неодинаковы. Никакого единого целого с выработанной экономической или политической программой не существует. Да и интересы их различны.
Виржиния, Джорджия и Нью-Йорк королевские колонии, управляемые назначенным Лондоном генерал-губернатором. В Коннектикуте, Мэне, Массачусетсе, Нью-Хэмпшире, Род-Айленде заправляют местные советы. Пенсильвания почти целиком принадлежит потомкам Уильяма Пена. Она появилась по банальной причине: король Карл II задолжал шестнадцать тысяч фунтов и то ли не имел денег расплатиться, то ли пожадничал, подарив кредитору земли в Америке. Почти целиком сельскохозяйственные Джорджия, обе Каролины вечно ссорятся с более развитой Новой Англией. Еще и территориальные претензии друг к другу, помимо таможней.
Получив общего врага, они неминуемо вынужденно сплотятся. А надо расколоть нестойкую коалицию, давая одним льготы, другим то же представительство, третьим (особо неуживчивым) шиш. Рецепт не новый, исправно действующий в течение многих столетий. Почему бы не использовать?
Есть и второй вариант. Довольно жесткий. Резко сменив фронт, Россия бросит на весы Европы свой тяжелый меч, и Франции станет не до далеких колоний, а Англия освободит достаточные силы, чтобы задавить восстание колонистов. Только не понять, с какой стати отдуваться за неоднократно пытавшихся кинуть Петербург англичан.
Дипломатическая революция с переворотом союзов больно ударила по России, в очередной раз доказав: они не считают нас равноправными партнерами. Источником сырья — да. Ни в коей мере не союзником. Ганновер оказался для британской династии важнее даже сестры, сговоренной (уже пребывала в Петербурге) за царя.
Да что там говорить! В соответствии с действовавшим Навигационным актом российским судам в английских портах приходилось платить высокий процент тоннажного сбора (втрое, а то и вчетверо больше, чем с собственных судов Великобритании), а кроме того, запрещалось посредничество России в торговле Британии с кем бы то ни было, то есть русским судам дозволено привозить в Англию лишь товары, непосредственно произведенные либо добытые в России, в то время как англичане могли доставлять в нашу страну «всякие товары и вещи». Русские не могли также торговать с колониями Великобритании.
Да, нам требовался этот приток серебра, и баланс в торговле неизменно оставался в нашу пользу. Мы стали гнать ресурсы в Англию, а деньги, получаемые от торговли, нередко вкладывали в еще большую добычу ресурсов и тех товаров, которые у нас покупали (речь прежде всего о хлебе и о тканях из льна и пеньки). Очень долго, даже и сегодня в Англию поставлялось железо. Дело в том, что своя руда там имелась, и в немалом количестве, а вот лесов почти не было. Жечь в домнах нечего.
В середине пятидесятых годов восемнадцатого века произошел технологический прорыв. Британцы научились выплавлять качественный чугун на коксе. Это обожженный уголь, очищенный от всех примесей. Уже заметно, как раз через те самые пресловутые лет тридцать, которые отвожу на скачкообразный рост населения, остров перестанет нуждаться в привозном товаре из России. Железной руды и угля на острове завались, дерево можно везти из Америки. Пенька и лен имеются в достаточном количестве в Канаде. Взаимная заинтересованность исчезнет быстро. А вот политические противоречия не растворятся ни с того ни с сего. В ближайшем будущем Англия превратится в соперника.
Так нужно ли поддерживать ее в борьбе с колониями? Занятный вопрос. Я прекрасно помню ненависть по поводу США, изливавшуюся с экрана телеящика и газет. Оно и понятно, СССР проиграл «холодную войну», развалился, и мировым гегемоном стал бывший враг. А одаривать за бесплатно и кормить бывших противников злыдни не собирались. Они не прочь были скупить по дешевке достижения и сырье, но благодеяниями не занимались. Обидно, и хочется вернуться в золотые времена, когда все боялись и не смели возражать. Особенно это касалось бывших сателлитов и республик СССР.
А ведь если подумать трезво, поставки оружия из США и в Первой, и Второй мировых войнах помогли победить Германию. И если Второй рейх был достаточно цивилизован, то от Третьего население оккупированных территорий хлебнуло лиха по полной программе. Убить североамериканские штаты, пока они чайник, а не паровоз, и другой рукой способствовать усилению Пруссии, копая своей стране яму? Оригинальный рецепт построения светлого будущего.
Так… Ладно… Заходим с другой стороны. Рано или поздно штаты, даже оставшись в составе Британской империи, превращаются в доминионы. По отдельности они слабее и идут на поводу у английской монархии. То есть вроде бы расклад не особо изменился. Не так! Имея за спиной мощь США, Лондон станет вести себя совсем иначе. Много агрессивнее.
Франция для него в двадцатом веке не соперник. Союзник на континенте уже не так необходим. Точнее, сильный не востребован. А вот слабый — та же Германия. И она в новом виде становится союзником против вечного врага, Парижа. В поисках решения противоречий в Азии Япония плюс Англия против Петербурга. Как бы весь этот расклад не превратился в гораздо худший разгром России, чем в моей прошлой реальности.
Слишком много неизвестных факторов, включая развитие стран. Мы можем подняться больше за счет приданного толчком ускорения. Доминионы в Северной Америке запросто способны оказаться на порядок слабее. За счет отсутствия единого пространства, замедленного распространения вглубь континента — британцы этот процесс сознательно сдерживают, — и иных отношений с Испанией. Может, все эти Калифорнии, Техас и Флорида так и останутся за Мексикой, а Аляска за Россией.
Не просчитывается. Политику будущего вычислить невозможно. Тут имея немалые возможности и влияние, вляпался на пустом месте. Человеческий фактор, будь он неладен.
Вывод, вывод… Горячку пороть не имеет смысла. Вмешиваться тоже вряд ли. Не хочу из самых замечательных побуждений завалить все. Пусть идет, как идет. А я понаблюдаю — рассосется само, или все же я поломал нечто важное и история сдвинулась.
Глава 10
Возраст и предусмотрительность
— Что случилось?! — в откровенном ужасе воскликнул я при виде Гены.
В первый момент я его не узнал. Не виделись мы меньше года, но он за этот срок превратился в жуткую карикатуру на себя. Высох, страшно исхудал и смотрит определенно с той самой тоской, коя у смертельно раненных в глазах.
— Вот тут, — совершенно спокойно сказал он, показывая на бок, — если пощупать, с хорошее яблоко имеется опухоль. Помираю я.
— Так какого черта не сообщил раньше?!
— И что бы ты сделал? Врача бы хорошего нашел? Пойдем в беседку, — предложил он, увлекая меня за собой. — Я и сам догадался заскочить к докторам. — Он криво усмехнулся. — Не маленький, чай. Смотрели. Не один. Резать надо, да поздно. И так и эдак без пользы.
Я обнял старого друга, невольно поражаясь, насколько он стал маленьким и тщедушным.
— Да брось, все мы смертны. — Геннадий, похлопав меня по спине, отстранился. — Когда-нибудь должен был подойти срок.
— Торопиться-то не надо.
— Ты не представляешь, какие боли бывают, — сказал он с отчетливой тоской в голосе. — Я бы выл, да, на счастье, есть такой Михаил Васильевич Ломоносов, придумавший морфий. Мне теперь без разницы, — добавил он, заметив на моем лице озабоченность, — в этого… зависимого не превращусь. Не успею. Уже такая доза требуется, что скоро совсем помогать перестанет. Хорошо хоть позволить себе могу. Человек твоими стараниями не бедный.
— Это целиком твоя заслуга, я лишь в самом начале руку приложил, поставив начальником в придворной конюшне.
— Немногие могут сказать «Я сделал это!» — с гордостью провозгласил он. — Я могу! Но без тебя бы ничего не добился.
— Ты сам всего достиг, не преувеличивай.
При Бироне штат царской конюшни состоял из трехсот девяноста трех служителей и мастеровых, и содержание трехсот семидесяти девяти лошадей обходилось ежегодно в пятьдесят восемь тысяч рублей. Но это была коллекция самых разных замечательных скакунов. Для катания и поездок, а не разведения. Потому любые элементы сбруи превращались в произведения искусства и стоили частенько не меньше породистого жеребца.
С приходом Гены началась новая жизнь. Очень практично он принялся наводить порядок. От излишеств избавились, распродав седла с яхонтами и изумрудами и позолоченные стремена, инкрустированные алмазами. Зато очень быстро в конюшне стало тысяча двести лошадей, и на их содержание уходило свыше ста тысяч рублей в год. Дополнительные средства он тянул с придворной канцелярии, без особой стеснительности кивая на мое разрешение. Естественно, начались внутриведомственные разборки.
Тут Гена вылез с придуманным им седлом, которое сочетало конструкцию дамского и мужского. Со двора женщина выезжала боком, а оставшись только в обществе своих берейторов, получала возможность перекинуть ногу и скакала по-мужски. Кататься Анна Карловна любила, в молодости была лихой наездницей, но вот охоту в отличие от предыдущей императрицы не жаловала. В результате псарня и ловчие птицы почти захирели. Возможность носиться по полям свободнее ей понравилась, и идея выведения новых пород получила зримое воплощение в регулярно направляемых средствах. Все же хорошо быть монархом. Или ему первым другом.
Войдя в беседку, Геннадий первым плюхнулся на скамейку. Не надо было быть специалистом, чтобы насторожиться по поводу его походки. Идет скособоченный и, сам того не замечая, держится за бок.
Анна прекрасно понимала, что придворная челядь наживается, обслуживая императорскую семью. Кто о том не в курсе? Не вдруг в страну залетела, имела срок оглядеться и усвоить, что кругом руки загребущие. В реальности ее стол, конюшня и туалет стоили гораздо меньше тех сумм, которые на них отпускались и растаскивались. Слуги просто семьи подкармливали, а иные сенаторы, совсем не стесняясь, принимали свой карман за государственный.
Непрошибаемая честность Гены, готового зарезать, но не взявшего ничего лично себе, ее впечатлила. Действительного статского советника бывший казак получил не сразу, но исключительно по заслугам. Просить и кланяться он так и не научился. Вернее, из гордости не желал.
Конюшенная канцелярия, якобы занимающаяся разведением новых пород, существовала с 1731 года, однако по-настоящему заработала только при моем крестнике. И кое-что действительно вышло неплохо. Донская, керимовская и геннадьевская породы сейчас получили достаточно широкое распространение, и есть несколько частных конезаводов помимо четырех государственных. И это действительно его заслуга. Он скрещивал кобыл с лучшими жеребцами самых разных пород, требуя привозить из Персии, Туркмении и бог знает еще откуда. Выращивал, проверял качество — выносливость, неприхотливость к условиям содержания, скорость — и отбраковывал неподходящих.
В итоге три основных вида — скаковая, тяжеловес для кирасирских полков и, совсем уж неожиданно, невысокая и жутко выносливая скотинка, годная хоть под плуг, хоть телегу возить. На скачки такую не выпустить, и под кавалеристом не особо себя покажет, однако для крестьянского хозяйства очень подходящая. Не знаю, этого ли добивался, мы со временем отдалились. У каждого своя жизнь. Встречались по большим праздникам.
Гена достал из кармана золотую табакерку с портретом Анны — награда за заслуги, — извлек оттуда нечто вроде самокрутки и прикурил от не менее красиво оформленной и дорогой зажигалки из хорошо знакомой мне модной и соответственно дорогой мастерской Лехтонена. Отчетливо повеяло практически забытым сладковатым запахом.
— Анаша?
— Она самая. В промежутке между уколами морфия забавляюсь. Хочешь? Не табак — можно.
— А давай. — Я протянул руку. — Вспомню молодость.
— Азов, что ли? Так отказался же.
В очередной раз ляпнул не подумав, от расстройства. Неприятным повеяло. Не думал, что он раньше уйдет. Всегда был крепким, как кожаный ремень. Крутить — пожалуйста, разорвать не удастся. А память-то у Гены хорошая. Предлагал когда-то для расслабухи вместо выпивки, а я на отцовский запрет сослался.
— Приходилось пробовать, — неопределенно ответил я. — Потому и не захотел. На войне нужна ясная голова. А теперь можно и развлечься.
— На старости только и осталось, что во все тяжкие пускаться, — знакомо ухмыльнулся он. — Глядишь, и с девками погулять охота пробьет.
— Раньше надо было начинать, — невольно вздохнул я с сожалением, — нынче и хочешь, да не вскочишь.
— Ну тебе-то грех жаловаться, — толкнул он меня в плечо.
— А сам-то?
— Кстати, — совсем другим тоном произнес Гена, — мой Степан, что от татарки, когда узнал, что сюда направляюсь, попросил передать дословно: «Затягивать непозволительно. Контролировать становится тяжело».
Неприятно, и придется начинать, не выполнив полностью план. Ну да ничего нового. Еще не было случая, чтобы все вышло идеально. И не важно, на войне или в производстве. Еще закон Мэрфи на этот счет есть: «Если нечто может сломаться, оно непременно сломается». Почему Мэрфи, за давностью лет уже не вспомнить. Выветрилось. Актер с такой фамилией существовал. Еще кино снял. Поскольку сам черный, в нем ни одного белого не присутствовало. Большой, видимо, любитель политкорректности.
— Он с остальными ладит?
— По жизни — да. Нормально общаются. А так… все равно больше твой, чем мой. Сам когда-то просил пристроить, вот и вышел отрезанный ломоть.
Определенно в свое время вышел сюрприз, когда заявился из глубин Азии с очередным караваном сомнительный тип, назвавшийся его сыном. Уж какие экспертизы Гена проводил, мне неизвестно, но признал. Якобы в бытность в плену с местной нагулял. А сынок не ужился с соседями. Кого-то достал всерьез, я особо не вникал. Не дожидаясь ответных мер, отправился искать отца. Через Ибрагима и нашел. Парень внешне на отца не походил, но вполне европеец с виду. Чаще всего за итальянца или грека принимают.
— И заметь, — добродушно усмехнулся Гена, — я не пытаюсь выяснять, что ты там опять нехорошее задумал.
— Почто сразу о плохом думаешь? — вяло возразил я.
— Будто не знаю, по какой надобности Степку используешь.
— Да?
— Когда прямо открутить кому-то голову почему-то нельзя, его посылаешь. Все обставит тихо, вроде бы случайно человечек споткнулся.
— Так спокойно говоришь?
— Ну Степан не Зосима. Его науки не привлекают и по колокольчику являться не станет.
— Кровь тоже не возбуждает.
— Это да. Убивает, будто работу делает. Без души. Странный вышел. Мать его дикая была. Не в вашем просвещенном смысле. Какая там природа, если всю жизнь в городе прожила, и неплохо, надо сказать. Родители не из бедных. Муж старый и особо не докучал.
Это он, похоже, в чужой гарем заглядывал. Ну, я как-то не удивлен. Оно же еще интереснее башкой рискнуть.
— В обычное время веселая, жизнерадостная. А чуть не по нраву, взрывается совсем не по-восточному. Огонь-баба: вскочит и с кулаками кидается. Все равно что мышь на слона, а туда же. За свой нрав вечно и страдала.
И сыну зачем-то про родного отца сказала. Может, не знал бы, и по-иному его судьба сложилась бы.
— Любил я ее, — сказал Гена после продолжительного молчания, давя окурок. — Не захотела уйти в Россию.
— А… — Я хотел спросить про жену. Особой страсти я так и не увидел. Жили нормально, без особых скандалов и шума. Пару раз Гена срывался, так на то причины веские имелись.
— То другое, — сразу перебил он. — Когда я ее увидел, будто в сердце кольнуло, так на мою мать похожа.
— Ты же говорил, лица не помнишь.
— Сам не понимаю. — Он покрутил головой, будто воротник тесный. — Может, свыше подсказали. Сначала просто жалел, а потом…
— Ну худо не было, и сыны твои добрые казаки.
При Оренбургском войске числятся, парочка в немалых чинах. Видать, гены от отца неплохие передались. Сами выслужились, без протекции.
— И девки подходящие, — согласился он. — А Степан другой, небось сам знаешь. Может, потому, что у матери туркмены в роду. Не способен сидеть на месте и приказам подчиняться.
Когда надо — очень даже. А что не делится подробностями с посторонними, даже с Геннадием, дополнительный плюс.
— Шило в заднице — будто болезнь. Не может долго сидеть на месте.
А это верно подмечено. Учителей под ниндзю мне было взять негде, и учили его всему понемногу. Драться, стрелять и с холодным оружием Степан обращаться умел. Зарезать тоже завсегда с удовольствием. Но на самом деле в основном мозгой работает и других посылает подвиги совершать, а сам в сторонке наблюдает. Грудью на стволы не ходит и при опасности бесшумно исчезает. Полезное свойство для разведчика.
Ничего такого изначально не задумывалось. Потерся рядом парнишка, и видно: в чиновники его нельзя определять, а для армии излишне инициативный и начальство не уважает. А тут как раз я принялся налаживать в Крыму сеть секретных корреспондентов. По-простому — обычный шпионаж. Кого же послать, как не объясняющегося на татарском с детства и не нуждающегося в притворстве. Он не выдает себя за мусульманина — таковой и есть. Степан — это же так, для близких. Самый натуральный Ахмет.
Я думал — поездит, письма передаст. Умудрился парень за год организовать параллельную организацию и завербовать Якуба-ага, толмача крымского хана. А тот много знал, сидя у хозяйского трона! Или на чем там хану положено располагаться. И денег немалых, на его просьбы посылаемых, не жалко. Донесения лично царица читала, настолько информированный кадр и полезные данные поставлял. После присоединения Крыма так и остался в администрации на прежней должности. А у меня появился личный помощник по восточным делам, со временем создавший ничуть не худшую резидентуру на Балканах. Молодой, а прыткий.
— Пора бы Степе и повзрослеть, не мальчик уже давно.
— Это от возраста не зависит, от характера.
— Тоже верно. Ты просьбу исполнишь? Последнюю.
— Зачем такие вещи спрашивать? — Я даже обиделся. — Все что угодно.
— Вот именно, — многозначительно кивнул он. — Сам сказал, я за язык не тянул.
— Мы же родня! Сделаю.
— Да, за отца, извини, пусть и крестного, принимать странно, однако брат ты мне. Потому и пришел. Специально к темноте, чтобы не видели. Кто же не знает, ты на моцион, — Гена хмыкнул, — каждый вечер выходишь. Плохо это, быть предсказуемым. Подождать за деревом и прибить — плевое дело.
— Да кому сейчас надо меня порешить, — с досадой отмахнулся я.
— Как раз самое время. Не особо и искать станут.
— Да есть тут охрана!
— Я бы мимо нее в прежнем виде просочился на раз. Ты дурью не майся, а слушай опытного человека, — повышая голос, приказал он. — Сколько народу на тебя клинки уже точат, и не передать!
— Да знаю я.
— А выводов не делаешь. Ладно, тоже уже дедушка. Если ума не нажил, советы давать бесполезно. Я сказал — ты думай!
— Все?
— Нет. Не волнуйся, не забыл. Тут такое… — Кажется, он был смущен, чем всерьез меня озадачил. Стеснительностью Гена сроду не страдал. — Самоубийство у всех грех…
Допустим, древние греки и римляне по этому поводу не страдали особо. Да и самураи со своим харакири нормально существуют.
— Не могу я убить себя сам… Сделай это для меня, брат.
— Что?! Ты с ума сошел?!
— Как раз напротив, — очень спокойно возразил он. — Не могу дальше мучиться. Все равно конец скоро, но еще немного, и я превращусь в бессмысленно воющего от боли пса. Не хочу, чтобы меня таким запомнили. Ты обещал помочь!
— Знал бы, чего хочешь…
Нет, совесть по этому поводу меня тревожить не станет. Это действительно последняя просьба, и отказаться нельзя. Не на пользу кому или чему — во имя избавления от боли и страданий.
— Прикажешь сбегать за пистолетом?
— Да ну… Потом расследовать примутся, виноватых искать. Ты за кого меня принимаешь?
За слегка сдвинувшегося старика. И страшнее всего, неизвестно, как я себя поведу в такой ситуации. Достойно умереть тоже непросто.
— Все будет без шума, крови и следов. Вот… — Он полез в карман и извлек коробочку со шприцем и пузырек с плотно притертой пробкой. — Просто один маленький укол, и я тихо усну. Ты не подумай чего. Там я все сразу выложу. Вины на тебе не будет.
Похоже, на полном серьезе утешает. Отмажет меня от высшего суда. Логики здесь ни на грамм. Если Он есть и так все видит и знает. И что все это хитрый уход от вины, мол, не сам я — тоже. История в очередной раз повторяется. Только в прошлом я остался в отдалении и так никогда не посмел даже намекнуть на подозрение. А сейчас придется сделать все самому. Одна радость — не корысти ради или по злости.
— Да не смотри так, — слабо хохотнул Гена, — меня сейчас плохо кипяченный шприц меньше всего волнует. Коли, — почти приказал он.
Минут через десять я встал и медленно покинул беседку. На душе было погано. И в случившемся мало приятного, и то, что один из немногих, кого я считал другом и кому доверял абсолютно, ушел навсегда, радости не приносит. Не мешает задуматься о вечном и перечитать завещание. Наверняка придется некоторые пункты изменить.
Как изначально собирался, я прошел по аллее к трехэтажной пристройке, не заметной от парадного входа, и постучал кулаком по обитой железом двери. Отворили с задержкой, изучив внимательно физиономию через маленькое зарешеченное окошко. Время позднее, и посторонним здесь не рады. Моя личная электрическая лаборатория, когда-то с успехом заменяющая филиал академии.
Лет через пять после первой демонстрации аккумулятора, собрав горящий энтузиазмом коллектив и проверив, насколько парни усвоили азы, я практически бросил команду на произвол судьбы, по горло занятый устройством Юго-Западного края. Мы переписывались, и свои обрывочные знания по части электричества я не скрывал от коллектива. Оказывается, любознательность, подкрепленная финансами, в сочетании с трудолюбием и приданным приблизительным направлением может расширить познания о природе различных явлений.
Раньше в этом здании работа так и кипела. Открытия сыпались как из рога изобилия, повергая в изумление и Европу, и меня. Уже через пару лет я перестал понимать, о чем парни спорят, помимо самых общих понятий: тепловое, магнитное воздействие тока, намагничивание иногда происходит в одном направлении, а иногда в другом, при тех же знаках заряда, электромагнит, электродинамика. С физикой я в школе не сказать чтобы дружил и все же на первых порах мог указать правильную наводку и посоветовать, например, искать связь между магнитными и электрическими явлениями.
Славы мне особо не требовалось, пусть при публикации очередной работы будущие академики — на сегодня семеро, и все это называется школой Ломоносова — регулярно ссылались на мои советы. Меня интересовало конкретное применение. Использование электролиза, создание простейшего телеграфа для связи. Короче, не прошло и двадцати лет, выяснилась принципиальная возможность создания аппарата. Одна мелочь — провода стоят дорого и их непременно сопрут. А закапывать в землю без нормальной изоляции бессмысленно.
И здесь мы как-то незаметно вышли на искровой передатчик. Не то чтобы я не сообразил первым. Представлялось, телеграф проще. Теория колебательного характера электрического разряда, изобретенная господином Синицыным, вышедшим из Сиротского дома и готовым трудиться над электричеством всю жизнь бесплатно, лишь бы кормили и не мешали, а также искусственные электромагнитные волны, полученные на опыте, заставили пересмотреть ситуацию. Дальнейшие работы были засекречены, и не посвященные в новые разработки переместились в Академию наук, на тамошние хлеба.
Прошло еще свыше пяти лет, и затрачены немереные капиталы. Сама идея достаточно ясна и прописана мной. Создается колебательный процесс в замкнутом контуре и антенной катушке. К сожалению, вместо однократного спада тока возникали биения. При этом в замкнутом контуре значительная часть энергии расходовалась впустую. Потребовался обычный техник, занимающийся практическим воплощением гениальных теорий, чтобы изобразить другую схему по собственному разумению, и изобретение стронулось с топтания на одном месте. Между прочим, он теперь обеспечен на всю жизнь. Подобного рода успехи нельзя оставлять без внимания. А отпускать столь знающего тем паче опасно.
Радиопередатчики по новой схеме позволяли существенно проще повышать мощность передаваемого радиосигнала. Если до этого дальность передачи составляла около двадцати верст максимально, теперь речь шла совсем о других расстояниях. После примерно года опытов при должном финансировании, подобрав опытным путем антенну и другие конструкционные особенности, стали принимать передачи на сотню и больше. В ближайшей перспективе свыше пятисот верст.
Если не считать до сих пор мешающей проблемы, что две одновременно работающие радиостанции практически забивают друг друга, я и скромненько так Россия — пусть в правительстве никто не поставлен в известность — получили огромную фору в политике и экономике.
Сегодня радиостанции установлены на западном направлении: в Гельсингфорсе, Риге, Кенигсберге, Стокгольме, Копенгагене, Данциге, Гамбурге, Берлине, Амстердаме, Лондоне и Париже. Конечно, иногда приходится пользоваться переносными приемниками на промежуточных станциях, но и это огромный успех. По линии Клеве — Мемель почту с 1655 года отправляли дважды в неделю; из Кенигсберга в Берлин она прибывала за четыре дня, из Кенигсберга в Клеве — за десять дней. Это была быстрота для того времени необыкновенная. А я получаю срочные известия в течение суток.
Есть вторая цепочка, недавно вступившая в работу: Киев, Львов, Варшава, Будапешт, Вена, Прага. Давно пора завести и третью, с прицелом на Стамбул, но все это сложно (производство вручную и очень малое количество доверенных людей), дорого (одна радиостанция обходится за все про все с хороший фрегат), и пока есть всего две, в Севастополе и Гаджибее. Чем большая дальность нужна, тем более громоздкая станция.
Приходится в каждую точку привозить почти тридцать пудов оборудования, что не так просто, да и вся эта радость влетает в огромные расходы. И все-таки идея себя уже окупила благодаря экономическим данным. Любые важные новости приходят мгновенно, позволяя реагировать опережающими темпами. Стоило случиться проблемам с урожаем в Европе и подняться котировкам на бирже, агенты Коммерческого банка скупили чуть не на корню зерно в России. Брать за горло уж совсем нагло не стал, однако свои затраты отбил в кратчайший срок, подняв расценки для иностранных купцов и корабелов.
У каждой радиостанции есть график выхода в эфир во избежание помех и недоразумений. Располагаются обычно при тамошних филиалах моих неофициальных контор, на манер представительства Коммерческого банка. Если не считать антенны, ничем такие дома не выделяются, а особо любопытным дают разъяснения про опыты с молниями и их безопасным отводом. Про электричество нынче все наслышаны, и пока все идет нормально.
На самом деле и в доме все уверены в правдивости ответа, за исключением тщательно отобранной парочки техников-радистов. Рано или поздно утечка случится. Чем больше народу в курсе, тем скорее об этом узнают и другие государства. Поэтому секретность абсолютная, и выплаты людям, имеющим отношение к радиопередачам, идут на уровне если не генеральском, то полковничьем. Для обычных ребят, набранных в основном по склонности к технике из сирот или бывших бродяг, предел мечтаний.
Изначально все это затевалось для совсем иных нужд. Мгновенная связь важна чрезвычайно на случай военных действий. Генерал, узнавший о выступлении неприятеля не в момент пересечения тем границы, и даже не через курьера, а через три дня после выхода войск и за неделю до их прихода к чужой границе, или адмирал, флот которого собирается как раз ко времени подхода вражеского, уже наполовину победили, заранее подготовившись. Но что знают двое, знает и свинья. Поэтому армия и флот остались пока без этого новшества. Если потребуется, в известность поставлю, но увеличивать количество посвященных в способ получения информации не собираюсь.
В еще одной закрытой комнате после условного стука и очередного осмотра мне с поклоном вручили шифровку. Я быстро просмотрел короткий текст. Ничего, слава богу, неожиданного. Лебедева не зря подсаживал в кресло генерал-губернатора Швеции. Он приказ выполнит мгновенно и без раздумий, о чем и докладывал предельно откровенно. Похоже, настал срок принимать окончательное решение. Степан тоже просил не затягивать.
Я сжег шифровку на глазах у охранника. Стандартная процедура.
Поскольку я много лет лично отвечал за перлюстрацию корреспонденции и заглядывание через плечо дипломатов, о спецслужбах, ворующих донесения, я в курсе. Давно в российских посольствах переведены на одноразовые сменяющиеся шифровальные книги, и все это добро хранится под тремя замками и под охраной доверенных лиц. И даже при том с самого начала я ввел шифрованные передачи, хотя алфавит из точек и тире никому не известен. Азбуку Морзе я тоже не знал, зато принцип не тайна. Сам и придумал соответствия. Только даже проверенным радистам не всегда положено знать, чего они ключом выбивают. Для общего спокойствия.
От продажной человеческой натуры никто не застрахован, и все же некий порядок удалось навести. Прошло время, когда брать на лапу от иностранных дипломатов за содействие считалось нормальным. Теперь за это следуют в Сибирь без промедления. Там работников в канцеляриях вечно недостаток. И это при условии, что секреты не передавались. Или как минимум доказать не удалось.
Попрощавшись, вышел наружу. Дождавшись лязга засова за спиной, шагнул в темную аллею и вздрогнул от неожиданности, остро пожалев, что даже шпаги не имею. Отделившаяся от дерева тень — явно не садовник, которому давно спать положено, — направлялась в мою сторону.
Глава 11
Похвастаться достижениями
— Софья! — воскликнул я, разглядев наконец, и с раздражением ощутил, что спина взмокла. Испугался Миша. Старый стал и глупый, а жить, промежду прочим, не надоело. — Какого черта пугаешь?!
— Я тебя, деда, ждала, — наивно заморгала она. — Ты вечером постоянно заходишь в лабораторию.
Кажется, не сообразила, что я чуть не навалил полные штаны от неожиданности. А я натурально стал излишне предсказуем и беспечен.
— Раньше я тоже заходила, а потом перестали пускать.
— Электричество, — пробурчал я внушительно. — Убить может. Помнишь Петерсона?
Был такой деятель. Решил лично убедиться, насколько громоотвод полезен. Возможно, хотел опровергнуть в очередной раз. Не он первый, не он последний. Доэкспериментировался. Теперь на его примере каждого предупреждают о нежелательности совать пальцы в розетку. Фигурально выражаясь. Электричество не игрушка. Зато в учебники попал.
— У них там батареи мощные, от случайного прикосновения удар немалый. А иногда и просто находиться в помещении небезопасно. Когда хлор получили электролизом, чуть все не перетравились. Удачно вышло, что вытяжка мощная.
Эксперимент в целом простейший, и я даже предупреждал, чтобы были осторожными. Но они же ученые и все лучше знают. Давно не обижаюсь, мой способ пропускания тока через раствор поваренной соли все равно только для показа годится. До дешевой энергии крайне далече. Вот и выделяют чисто химически — соляная кислота на хлорную известь. Очень полезный элемент хлор для отбеливания тканей. И польза немалая.
— Я понимаю, — голосом пай-девочки ответила она.
— Чего-то тебе надобно, лиса, а?
— Мудрости!
— Истинно говорю: старость ее не приносит.
— Зато знания накапливаются.
— Это — да. Если память нормальная. Иные знакомые замечательно поделятся о событиях многолетней давности, а про вчера и спрашивать без толку.
— Тьфу-тьфу-тьфу, — сплюнула она через левое плечо. — Не про нас будь сказано.
— Полагаю, и в пожилом возрасте полезно головой работать. Читать, считать, и вообще не сидеть просто так, даже если ноги не ходят. Мозги нужно нагружать, как мускулы. Кроссворды решать тоже полезно. Иначе в нужный момент работать не станут по слабости. Стоп! Сбила с мысли. Спросить хочешь чего важное?
— Ну как… о прошлом. Как это было.
— Опять про императрицу?
— Про Вторую турецкую.
— И зачем? — невольно поморщился я. — Что могу такого интересного поведать, о чем в старых газетах не найти? В Публичной библиотеке есть подшивка, не сомневаюсь.
— Зачем официальные реляции, когда я о тебе писать собираюсь?
— Ну и что такого важного обо мне в те времена? — невольно развел руками я. — Ну в Первой я герой и полководец. В атаки ходил и в крови купался. А Вторая… Сидел в тылах и подвигов не совершал.
— Про Анапу с Кубанью и Крым папа до меня поэтически поведал, — небрежно отмахнулась Софья.
— Поменьше сарказма в голосе, когда об отце говоришь, — холодно посоветовал я.
— Да ничего такого, — слегка растерялась она. — Стиль у него… не для документальной литературы. Вечно на излишний пафос сбивается.
С чем я полностью согласен. Но произнести это вслух было бы непедагогично. Родителей положено уважать в любом веке. Тем паче во всех отношениях нормальные люди. Без заскоков.
— Ладно, будем считать, ты поняла. Возвращаясь к нашим баранам, о чем секретном поведать?
— Ну вообще… — Она сделала неопределенный жест. — Обстановка, причины, твои предложения. Решения императрицы.
— И всего-то? — Я натурально развеселился. — Давай присядем, — предложил, направляясь к скамейке, — разговор может затянуться.
— А тебе не холодно? Может, в дом зайдем?
— Пока не холодно. Слава богу, не зима на дворе.
— Я хочу знать историю не для всех. И потом, — не дождавшись ответа, выдвинула она убойный, с ее точки зрения, аргумент, — я обещала не отдавать в печать до… — И запнулась. Да уж, про грядущую могилку напоминать не шибко красиво.
— История не есть прошлое; она совокупность наших представлений о нем. Вот причина, почему возможны разные истории. Я вижу факт так, другой интерпретирует случившееся иначе.
— Но мне интересен именно твой взгляд!
— Ну что же… Слушай и перебивай, если не поймешь. После Силезской войны случился дипломатический переворот. Объяснять, что такое, надо?
— Ну не настолько я глупа.
— Может, просто молода. Подробностей не помнишь. А тогда вся Европа гудела в недоумении от английского финта. Все прежние договоренности превратились в пыль. Англия пошла на союз с Пруссией. В результате произошел разрыв отношений Берлина с Парижем и был заключен франко-австрийский союзный договор. Это, в свою очередь, повлекло за собой разрыв русско-английских и налаживание русско-французских отношений.
— Ну это всем известно…
— Все дело в том, как конкретно это выглядело для русской стороны. Торговый договор России и Франции, заключенный несмотря на противодействие Англии, — прекрасно. Еще один рынок сбыта. Маленькая сложность — пробка из Турции, закрывающая выход из Черного моря. Французы обещали возить товары на своих судах, но здесь мы попадали в ловушку зависимости от хорошего настроения Людовика. А он остался крайне недоволен захватом Польши и не горел желанием облегчать жизнь России. Наша держава не была союзницей Франции в прямом смысле. Париж сотрудничал лишь через посредство Вены.
Я помолчал, подбирая слова. Прошло достаточно времени, чтобы смотреть непредвзято на ситуацию между двумя европейскими войнами. В момент перемены фронтов и союзов на первом этапе я даже оптимистически смотрел в будущее. Входя в договор с Петербургом, Париж вынужденно должен был дистанцироваться от Стамбула. Победа над Англией для него важнее поддержки ничего не дающей политически Османской империи. Я слишком хорошо подумал о тамошних вельможах с дипломатами. Хотя среди них попадались и здравомыслящие типы, погоды они не делали. Решал лично король, и вышло сплошное разочарование.
— Людовик не соглашался войти в прямые переговоры с петербургским двором. Он предпочитал давать деньги Австрии для последующей передачи России, но не общаться с Анной даже при посредстве посла. Франция стремилась низвести ее от статуса участницы союза до положения вспомогательной державы. Насколько было возможно, Россию принуждали подчинить свою политику и даже ведение войны австрийским и, хуже того, турецким интересам. Несколько раз царица и официально, и тайным образом предлагала Людовику Пятнадцатому заключить новый договор, более обширный, чем те простые соглашения о присоединении России к коалиции. Но король каждый раз не соглашался на это. Из страха перед усилением России он не хотел ее побед даже над общим врагом. Победив Фридриха, русские стали «слишком требовательными и дерзкими».
— И чем это отличается от отношения Британии? — спросила Софья.
— Очень правильный вопрос. С моей точки зрения, ничем. Обе страны хотели получить торговые льготы, не связывая себя политическими обязательствами, и использовать русские войска, покупая кровь за золото. На западном направлении Россия удачно поглотила земли, населенные в основном говорившими на русских диалектах и исповедовавшими православие. Тамошние жители симпатизировали империи, притом хватало сложностей. Идти дальше воевать за чужие интересы… — Я пожал плечами. — Другое дело, если бы на юге у нас были развязаны руки. Крымское ханство, даже приведенное к смирению и лишившееся части территории, разрывало наши границы и опасно вклинивалось в русские земли. Сохранять устья Дона, Днепра, Буга и Керченский пролив в руках кочевников-татар было дико. Как и, если мы хотели нормальных коммерческих связей, нельзя было существовать при запретах хождения русских судов по Черному морю и невозможности защищать свою торговлю без военного флота. Вот это было действительно важно, однако Людовик отказывался идти на сближение в обмен на помощь его целям войсками.
А ветерок становится неприятным. Да и спать пора. Но меня самого увлекли воспоминания.
— С самого начала Анна, чтобы иметь возможность влиять на готовившееся заключение мира и заслужить репутацию европейского арбитра, пыталась взять на себя роль посредницы в переговорах. Идея провалилась. Никто не был заинтересован в росте авторитета России. Невзирая на разочарование, императрица распорядилась создать при министерстве иностранных дел германский отдел. Замечу, я не имею ни к идее, ни к воплощению ни малейшего отношения. Практически во всех германских государствах, от Баварии до вольных городов, появилась куча консулов, для лучшего контроля обстановки. Она принялась подчеркнуто проводить политику сохранения мира на основе территориального статус-кво, вмешиваясь при каждом удобном случае в происходящее в Священной империи. Фактически постепенно отнимала у Франции ее функции по сдерживанию и контролю за притязаниями Австрии и Пруссии на гегемонию. Не без просчетов, конечно, однако в целом заставила считаться с Россией и получила дополнительное поле для маневра.
— Вышло настолько удачно, — с оттенком восхищения заявила Софья, — что в попытках избавиться от вмешательства Петербурга в дела Европы Англия и Франция открыли нам дорогу на юг. Занять нас войной с Турцией, пока сами примутся выяснять отношения.
— Не так сразу и не так быстро. Маневров и переговоров было много. Именно тогда приехала в Россию Каролина Матильда, будущая Екатерина в православном крещении. Англичане готовы были на многое, чтобы переманить ее на свою сторону.
На девочку смотрели как на политическую силу, а ее замужество расценивалось не просто как брачный союз, а союз Англии с Россией, где Лондон в очередной раз играл роль направляющей силы, а обязательств на себя не брал. В Англии уже заполучили шпагу в виде Пруссии и нуждались скорее в устранении Петербурга или использовании на вторых ролях, чем в качестве равноправного партнера. Будущая русская царица, происходящая из Великобритании, виделась из Альбиона скорее в роли марионетки и шпиона, чем скрепляющей связи. Только говорить сейчас это несколько неуместно. И пахнет нехорошо. Захочет Софья — сама догадается о неких тонкостях.
— Впервые мы могли диктовать свои условия, — сказал я, — а не смиренно выслушивать их. Несмотря на все усердие Австрии и Франции, усиленно старавшихся вновь вовлечь Россию в военную коалицию, императрица не пошла на этот шаг. Париж не желал отказываться от поддержки османов, да и торговый оборот в тот момент только набирал силу. А если смотреть на происходящее без иллюзий, то Людовик и не мог сдержать ответные турецкие действия.
— То есть как ответные? — изумилась Софья. — Они же имели планы восстановить независимость Польши, захвата Волыни и Подолии, утраченной Турцией по Карловицкому миру 1699 года!
Великое все-таки дело средства массовой информации. Столько лет сам и при помощи прирученных журналистов вливал в уши российского общества определенные тезисы, используя малейшие предлоги для гневных статей, что скоро и сам поверю. Конечно, одной из важнейших причин Русско-турецкой войны 1760–1765 годов было то, что султан Мустафа III, как и его ближайшие предшественники, стремился играть значительную роль в Центральной и Юго-Восточной Европе. Они всерьез и очень правильно опасались дальнейшего усиления Российской империи в целом, видя в этом угрозу своим позициям в Северном Причерноморье и в Крыму. В основном удерживало нежелание Франции финансировать войну. Этот пробел очень удачно исправила Великобритания, решившая устранить Россию из европейских раскладов.
— По условиям мира между Россией и Турцией оставалось несколько буферных формирований — это Крымское ханство, Грузия и Кабарда, Валахия и Молдавия. Мы прямо и косвенно постоянно вмешивались во внутренние дела тамошних правительств, поддерживая своих ставленников. В Кабарде фактически правили русские вассалы, казаки регулярно вторгались на побережье. Они тоже старались не оставлять якобы нейтральные территории без присмотра. Меняли ханов в Крыму, нервно реагировали на строительство на полученных Россией землях. Османская империя присоединила к своей территории земли, принадлежавшие раньше Крымскому ханству: был создан новый пашалык в Бессарабии с включением в него Каушан, Балты, Дубоссар и прочих земель до реки Буг. Очень сложно разобраться, что происходило само по себе, что по наущению или в качестве ответной меры.
— Ты хочешь сказать…
— Именно это и хочу. В любом конфликте всегда две стороны. И мы приложили не меньше усилий, чтобы подтолкнуть к войне.
— Но ты вечно говорил про мир, который важен для державы! Что ее нужно обустраивать, а война приводит к огромным материальным и финансовым потерям!
— Я и не отказываюсь. Только мир позволяет сводить бюджет государства без дефицита. Глубоко убежден: налоги не должны превышать двадцать процентов дохода. Таможенные пошлины на импортируемые товары не свыше двадцати пяти процентов на продукцию, производимую в России, десяти процентов на экспортную. Иначе люди принимаются скрывать прибыль и переходят к контрабанде. Единственный путь, по которому следовало идти, — это развивать деловую активность. И я был прав! Таможенные доходы увеличились на треть.
А как меня в очередной раз возненавидели те, кто наживался на поставках из-за границы! Хорошо еще Анна сделала красивый жест, объявив, что двор будет довольствоваться «отечественными произведениями». Она поддержала облегченный таможенный тариф для отечественных текстильных фабрик и одновременно запретила импорт иностранных мануфактурных изделий, за исключением сырья, необходимого для ремесел и фабрик.
Армия требовала крупных поставок сукна. Потребность в сукне составляла в 1742 году миллион триста десять тысяч аршин. И задачу решили. Не сразу, однако полностью. Теперь не мы закупаем ткани, а европейцы носят наши. Нельзя сказать, что сегодня русские мануфактуры завалили весь мир, однако если не так давно треть ввоза из Англии составляли хлопчатобумажные ткани, пятая часть приходилась на шерстяные изделия, то сейчас импорт почти не закупается. Достаточно своего качественного производства.
Это было непросто. Целая серия мероприятий и указов: «О пропуске без взимания пошлины с машин, служащих к сокращению труда на мануфактурах», «О беспошлинном пропуске привозимых из-за границы новых изобретений, служащих в пользу», «О пропуске по одному образцу выписываемых из чужих краев для горных заводов инструментов, орудий и других вещей, особливо из Англии, патентованных», «О невзимании пошлины с книг в переплете, выписываемых для Академии наук, для университетов, кадетских корпусов и гимназий». Кроме того, приходилось сманивать умелых мастеров и красть чертежи станков.
— Деньги, деньги, — с досадой проворчал я. — Ты хоть слышала про революцию цен в Европе после открытия Америки?
— Золото и серебро поступали в Испанию из колоний в огромном количестве, — бодро отрапортовала она. — Цены на Западе выросли очень заметно.
— Молодец, хорошо училась. Только заметно — это раз в десять и до наших краев докатилось не в шестнадцатом веке, а доброе столетие спустя. Потому и выгодно купцам покупать товары в России и Польше. Здесь взяли, там сбросили, и навар процентов в триста. А при такой прибыли нет такого преступления, на которое купец не рискнул бы пойти, хотя бы и под страхом виселицы.
— Как? — переспросила она, открыв рот.
— Нормальный доход десять процентов, при двадцати появляется группа, готовая вложить деньги в новое дело. При пятидесяти уже огромная толпа. Сто процентов заставляют нарушать мораль и приличия, продавая в рабство ближайших родственников.
— Я должна это записать, — пробормотала Софья.
— Сколько угодно. Только это не я придумал. Просто слышал когда-то. Кстати, дешевое золото позволяет снизить банковские ставки, отчего деловая активность тоже оживляется. А реальные цены, выраженные в граммах серебра, с начала столетия выросли в несколько раз. Рынок требовал для нормального функционирования соответствующего, то есть громадного, увеличения денежной массы. Систематическое повышение реальных цен позволяло выпускать некоторое количество не имевших реальной ценности бумажных денег, не расстраивая при этом сколько-нибудь существенно финансы и избегая дефицита в государственном бюджете. Истраченные казной на ведение войн двести миллионов рублей были получены за счет выпуска ста миллионов рублей ассигнациями и дохода в сорок три миллиона от чеканки медной монеты на восемьдесят три миллиона рублей. Именно эмиссия бумажных и медных денег позволяла казне сводить дебет с кредитом в государственном бюджете. Революция цен подарила России свыше двухсот миллионов рублей и тем самым спасла ее от финансового краха, а податное население — от разорения налогами. Тебе, наверное, все это скучно.
— Напротив, — возразила Софья, — это даже занятно наблюдать, насколько подобные нудные материи могут всерьез возбуждать. Явно очень задевает тема.
— Еще бы! В чем в чем, а в произошедшем немалая доля моего участия. Товарно-денежные отношения в стране к началу моего взлета не достигли достаточно высокой степени развития. И, создавая промышленность, я получил нечто неожиданное и полезное. Не будь товаров и готовых за них платить, золото и серебро уходили бы в землю, спрятанные на будущее в виде кладов. Бумажные и медные деньги обесценились бы во много раз, а цены возросли бы только в неполноценной валюте, как это случилось в России во время денежного кризиса 1654–1663 годов.
— Медный бунт?
— Он самый! Доходы за время царствования Анны выросли в шесть с лишним раз, но и государственные долги ушли за сто миллионов рублей. Войны, огромные затраты на освоение новых территорий, а рецепт такой простой — напечатать побольше бумажных фантиков. Самые страшные споры случались не по поводу назначений и снятия с должностей. Хуже всего денежный вопрос. Каждое ведомство тянет бюджет на себя, многочисленные выпуски ассигнаций приводят к обесцениванию бумажных купюр и невольно влекут утечку серебра за границу. При этом золото правительство придерживало для внешнеторговых операций, а медь выбрасывало на внутренний рынок. Постоянно приходилось искать некую середину между срочными нуждами и сдерживанием инфляции с налогами.
Все равно за ассигнацию в один рубль нынче дают не более восьмидесяти пяти копеек. Но это почти хорошо. Я всерьез боялся получить бесконечную раскрутку цен с последующим мятежом, печатая не обеспеченные ничем миллионы. В банке миллион, на руках сотня. Потребуй денежку хотя бы половина вкладчиков, и гореть мне синим пламенем. Пример Джона Лоу состоялся не так давно, чтобы про него успели забыть. Шотландский спекулянт своими действиями и бесконтрольным изготовлением миллионов банкнот разрушил множество состояний во Франции, устроил массу банкротств и помер в нищете. Очень не хотелось повторить судьбу основателя Banque generale, проклинаемого половиной страны.
— В общем, прости старика, но я снова отклонился далеко. Камнем преткновения в переговорах о союзе и с Францией, и с Англией каждый раз становилась Турция. Вторая сторона не желала допустить усиления России, а кроме того, их интересовала Россия как младший союзник против вечного соперника, и не больше. Эту игру не так сложно было раскусить, и мы не шли на соглашения на чужих условиях, регулярно вмешиваясь в происходящее в германских государствах. На определенном этапе возобладала идея позволить Петербургу заниматься своими заботами, перенацелив его устремления на юг. Посланник в Петербурге лорд Каткарт писал: «И в случае успеха России и при неуспехе утратим лишь то, что не могли иметь»…
— То есть это правда, что письма читают, и даже дипломатические послания?
— И даже зашифрованные, — невольно усмехнулся я. Вот так, дай ей палец, руку откусит. — Поэтому не надо о том болтать. По крайней мере не раньше, чем меня зароют в землю.
— А может, и совсем не стоит оповещать людей?
— Кому надо и так в курсе. А во Франции и Англии существуют свои отделы по перлюстрации корреспонденции. Государственные органы охраны порядка у французов появились раньше. Я даже с галльской системы копировал полицию и ее функции. Ну да не важно в данный момент. Главное для нас удачно совпало.
— То есть и те и другие мечтали избавиться от вмешательства России в европейские дела, и даже французы были готовы закрыть глаза на войну с Турцией, вопреки старым связям и торговле?
— Официально поддерживая Стамбул, несмотря на понимание серьезности проблем, вставших в этом случае перед Османской империей, французское правительство стремилось овладеть Египтом, находившимся в вассальной зависимости от Константинополя. Русско-турецкая война как раз и давала возможность захватить Египет мирным путем. Война должна была истощить силы России и Турции. Султан обращается за помощью и в благодарность если не совсем отдает страну фараонов Людовику XV, то, по крайней мере, предоставляет там большие привилегии французскому капиталу.
— Но это… отвратительно!
— Политика — очень грязное дело. Говоришь одно, думаешь другое, делаешь третье. Речь идет вовсе не о том, чтобы быть правым, а о том, чтобы оказаться правым по результату.
Хм. Каламбур, однако, вышел.
— Задним числом, достигнув победы, мы выглядим мудрыми провидцами и опытными интриганами. В жизни частенько приходится принимать важнейшие решения при отсутствии важной информации и нехватке времени. И получается некая история, где потомки ищут таинственный смысл, а это просто удачное совпадение обстоятельств. Потому несмотря на все принятые меры начало войны оказалось для Российской империи несвоевременным: когда осенью 1760 года Турция объявила войну, ни армия, ни флот России еще не успели закончить подготовку к ней.
— Заранее готовились и не успели? — с оттенком недоумения переспросила Софья. — Значит, правду писали в газетах о неожиданности?
— Не неожиданно, но и проблем хватало. Собственно, как всегда. Все в сравнении. На фоне турецкой армии любые недостатки смотрелись бледно.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Армия Османской империи не являлась регулярной и по своей боевой подготовке стояла значительно ниже нашей. Янычары, некогда грозная военная сила, утеряли боеспособность. Тем не менее общая численность турецкой армии могла достигать шестисот тысяч человек, но в отличие от европейских армий, обученных искусству маневрирования, они действовали на поле боя неупорядоченной массой. Распространены были неподчинение, бунты и дезертирство. Армия имела неоднородное и разнокалиберное оружие, артиллерия же вообще вызывала улыбку — перемещаться на поле боя не умела, и пушки старых образцов, очень тяжелые.
— И зачем тогда первой нападать?
— Мустафа III, контролируемый различными придворными партиями, имел преувеличенное представление о могуществе Османской империи и о значении своей персоны. А заодно и деньгами помогли. Впрочем, османская кавалерия, надо отдать должное, очень была недурна, особенно татарские отряды. Ну еще изумительно паршивый уровень командования. Главнокомандующим числился по должности великий визирь, совершенно некомпетентный в военных вопросах и уверенный в мгновенной победе. Уровнем ниже дело обстояло ничуть не лучше. Большинство офицерских должностей просто покупалось, и наличие денег не означало компетентность.
— Когда стотысячная толпа навалится, никакие новые ружья не помогут, — скептически пробормотала она.
— А ведь помимо преимущества по численности имелась куча других.
Она машинально кивнула и приготовилась стенографировать.
— Первое: неограниченная возможность использования Крыма — прекрасного стратегического плацдарма для ударов по южным русским землям. Второе: полное господство на Азовском и Черном морях турецкого флота, который мог оказывать необходимую помощь своим войскам, при нужде и Крыму, а также проводить десантные операции в любой точке побережья. Третье: от театра военных действий удалены наиболее развитые турецкие провинции. Разорение им не грозило. А на пути к Константинополю через Балканы полно мощных крепостей, на которые могли опереться турецкие войска. Еще неустойчивое положение на Кавказе и шанс на поддержку высадки от местного населения. Было бы ошибкой считать, что начавшаяся борьба могла закончиться для России легкой и быстрой победой.
Кажется, не зря высиживал. Дождался. Ну, еще немного для окончания разговора, и придется идти.
— Чтобы решить черноморскую проблему раз и навсегда, следовало получить выход на Черное море с правом мореплавания через проливы Босфор и Дарданеллы. Весь регион к югу от линии Смоленск — Кострома — Воронеж был кровно заинтересован в сбыте своей продукции через Черное море: слишком трудно было торговать через замерзающее Балтийское море. Сухопутные перевозки обходились в пятьдесят раз дороже морских! А регулярное плавание через проливы невозможно без создания военного флота, что запрещал мирный договор. А что позволялось — не выполнялось. Турки открыто мешали торговым судам под русским флагом ходить в своих владениях.
И втихую ничего серьезного толком не построишь. Три важнейшие верфи Азовской флотилии располагались в среднем течении Дона. Оттуда до Азовского моря кораблям предстоял длинный и трудный путь. Так, только от Новопавловской верфи до крепости Святого Дмитрия Ростовского чуть больше тысячи верст. Одними вооруженными лодками и палубными ботами серьезно воевать на море было крайне трудно.
Мелководность Дона, и особенно его дельты проверена в Первой русско-турецкой войне 1735–1739 годов. На самом деле войн с южным соседом больше, но считали происходящие в правление Анны Карловны. Предыдущие приятными победами особо не радовали.
— Для базирования флота вне Азовской ловушки требовалось в первую очередь изменить положение Крымского ханства, присоединив к России. Без установления контроля над ним решение данной проблемы откладывалось на неопределенный срок, и новая война была неминуема. Притом достаточно ясно было, что ни Австрия, ни Франция, ни даже Англия с Пруссией не обрадуются такому повороту и постараются не допустить заметного усиления России. Отсюда и основная идея… Что там за мельтешение? У тебя глаза лучше.
— Не знаю, деда, — сказала Софья после паузы. — Стоят, смотрят.
— Ну-ка пойдем. — Я поднялся со скамьи. Невольно захромал, но через пять шагов нога разошлась и стало не так неприятно наступать. — В чем дело? — осведомился я у слуг с факелами и лампами. Уже человек пять собралось и бессмысленно топчутся на месте.
— Там… это… Геннадий Михайлович… того… мертвый.
Отодвинув растерянно моргающего молодого садовника, я зашел в беседку. Гена сидел в прежней позе, со слабой улыбкой на губах. Наклонившись, я попытался нащупать пульс.
— Того, — сказал еще один садовник, светя лампой, — у него уже трупные пятна видны, Михаил Васильевич.
— В дом послали? — закрывая глаза старому другу, спросил я.
— Так точно. — Это сторож и, кажется, из отставных солдат.
И действительно, не прошло и минуты, как подоспела Стеша в сопровождении взвода слуг. С ходу лишних разогнала с поручениями. Великое дело настоящая хозяйка! Когда женщина правильно следит за домом — обычно незаметно. Заметно становится, когда она это не делает. Глянула на меня вопросительно и негромко сказала:
— Наверное, не стоит оставлять его у нас. Люди на похороны не придут.
Действительно, зачем давать повод уклониться. А вот кто не явится на отпевание, можно и на заметку взять. Есть вещи непростительные.
— Везти тело сразу домой тоже не очень красиво. Пошли к жене с сообщением, пусть сама решает.
— Лучше к Ефросинье, — покачала головой Стеша, имея в виду старшую невестку Гены. Та давно в доме всем заправляла, проявляя нрав истиной казачки. Она бы и в конюшне всех построила, да Гена не пускал. То его вотчина была до сего дня, и лезть в нее никому не позволялось, включая сына и жену.
Стеша принялась раздавать дополнительные указания. Уж что-что, а обустроить похороны или свадьбу сумеет в лучшем виде. Опыта ей не занимать. Без нее в нашей семье ничего не происходит, а Гена все же Ломоносов, пусть не по крови, и дети его соответственно на моей фамилии.