Глава 1

Старый знакомый

Сашка потянулся и зевнул. Он сделал то, что нужно. Поставил себе мысленно плюс и нажал кнопку, извлекая диск. Хорошее дело дежурство по выходным. Пьяные и грабежи его не касаются. И в Главное управление их не доставляют. На то есть районные отделы. Ночью в основном тишина и благодать, по пустякам не беспокоят. Сидишь и занимаешься своими делами. Днем вечно куча проблем на пустом месте. Забодали товарищи в погонах. Ничему учиться не хотят, надоело одно и то же по тысяче раз всем повторять. Большинство проблем они сами и создают. Если ему нравится собирать, чинить и отлаживать эвээмки, это еще не значит, что он счастлив бегать по дурацким вызовам.

На этот раз любопытную задачку подкинули. Кто-то там, в торговле, не дундук оказался. Ну да на каждого хитреца имеется свой специалист. Проще надо быть и вести двойную бухгалтерию в обычной конторской книге. Спалил бы — и никаких забот, а теперь следователь намотает очередному вору за расхищение социалистической собственности по полной программе, пользуясь восстановленными данными.

Этого и не жалко. Реально налево товар толкал. Вот был один умник в прошлом году, умудрился улучшить технологию производства пластмассы и из сэкономленных материалов производить товары народного потребления. Ну да — заработал. Так не жалко, он к этому приложил собственный труд. Вместо того чтобы медалью наградить, посадили на десять лет. Глупость. Предприимчивым товарищам надо отстегивать минимальный процент и славить в газетах на манер передовиков производства. Конечно, при условии, что создал нечто новое. Выдавать грамоту — смотрится издевательством и энтузиазм убивает на корню. Вот ему лично надо делиться со всеми собственными идеями? Очень выборочно и на обмен.

Сцепление давно стало не просто местом общения — еще и полуофициальным черным рынком. Люди меняются и продают нечто полученное по очереди, но не являющееся для них остро необходимым. Не взять глупо, если положено, и можно кому другому нуждающемуся передать. Или заинтересованные в каком-то другом товаре. Если и пытались отслеживать ответственные товарищи всю эту деятельность, давно утонули в огромном количестве посетителей соответствующих общалок. Разве прямую спекуляцию запрещали, — так давно научились договариваться эзоповым языком. Нет, если кого конкретного возжелают взять за одно место, так не проблема, но это уж когда человек влип и на него старательно копают. А в целом никого эти детские хитрости «меняю упаковку мыла на мешок шила» не волнуют. Лишь бы не оптовыми размерами. Все проще людям жить и доставать интересующие их вещи. Не просто пинжак, а вот непременно с блескучими пуговками. Ну хочется человеку красиво смотреться — зачем ставить на дороге лишние барьеры?

А данному тороватому товарищу, который нам совсем не товарищ, лучше осваивать Крайний Север под охраной. Там ему самое место. Хотя не дурак. Пришлось повозиться, восстанавливая затертые данные. Даже в старые записи залез. Зря хают высшее образование — вроде пользы практической от учебы никакой. На месте приходится переучиваться. Не без этого, но давали достаточно много. Надо просто уметь пользоваться знаниями. А кроме того, учеба не кончается никогда. Каждый год нечто новенькое появляется. Это вам не УК СССР, вечный и неизменный.

Он озадаченно задумался. Господи, уже десять лет прошло с его второго рождения, а вроде вчера случилось. Ну не чувствует он своего тридцатника с лишним, по ощущениям все тот же молодой и борзый. Нахальный и глупый местами. Тем паче опыт прибавился, а прошлого как не существовало, так и не проявилось. И взрослые (почти) дети не очень удивляют. Где-то в глубине души они для него по-прежнему дети. Конечно, сопли уже не вытирает и по мелочам не проверяет, но ведь стоит расчихаться — и сразу автоматически в стойку. Очень возможно, и лет через сорок ничего в этом смысле не изменится.

В коридоре кто-то протопал. Минут десять — и появятся его соратники по отделу. Сегодня им предоставляется право самостоятельно трудиться. Если Зеленину надо, пусть сам и приглядывает, чем они на рабочем месте занимаются. Все равно ничего не поймет. Зато цельный полковник и начальник отдела. За неимением других забот постоянно размножающий приказы, на которые подчиненные регулярно поплевывали за их бессмысленность, и требующий ходить в соответствующем виде, утвержденном инструкцией нумер пес его знает когда изданной.

Наружность техников без формы или синего халата приводила его в натуральный ужас, выливающийся в гневные вопли. Приходится держать обмундирование в кабинете и по понедельникам, отчитываясь за неделю на планерке или при вызове к полковнику, являться при полном параде.

— Как дела? — с шумом вваливаясь, поинтересовался Геннадий Петрович.

В отделе он был самый старый, уже за пятьдесят перевалило, и начинал в стародавние времена, когда ЭВМ были большими, память на магнитных лентах, а программисты ценились на вес золота. Впрочем, он-то ничего не кончал и был чистым самоучкой. Тем не менее вполне тянул текучку и, имей другой характер, давно мог получить подполковника и сидеть вместо Зеленина. Слишком уж любил правду-матку в глаза начальству резать. Так и останется вечным майором до пенсии. По выслуге все сроки настали, но выпихивать его за порог пока не пытались, а он не напоминал. Что делать здоровому мужику дома? С частными клиентами он бы не смог работать. Там требуется быть вежливым и не стесняться деньги брать, да еще и оглядываться по сторонам. Нетрудовые доходы.

— Вроде мне удалось втолковать полковнику, что процессор — это не компьютер, а такая микросхема.

— А заявку на оборудование подписал?

— Все равно урежут, — отмахнулся Сашка, — не помню случая, чтобы полностью дали.

— А вообще?

— Продолжается первый в истории визит в США, — голосом диктора продекламировал Сашка. — Председателя Совета министров А Вэ Пашкова. Встреча с президентом прошла в теплой, дружественной обстановке. Якобы с глазу на глаз. Видимо, Александр Владимирович срочно выучил английский язык и в переводчиках и консультантах не нуждается.

Собеседник скривился, будто скушал лимон. Вчера вместо футбола два часа рассказывали о столь важной поездке по всем программам. Все прекрасно знали, дело действительно важное и в каком-то смысле эпохальное, две великие страны пошли на сближение, однако третий день все одно и то же с утра до вечера, да еще и вместо обычных новостей на полчаса сообщения продолжаются в несколько раз больше. Кого угодно достанет.

— А не столь судьбоносное?

— За истекшие сутки, — глядя на сводку, поделился Сашка, — в городе Новосибирске совершено сорок девять преступлений. Тридцать два из них раскрыты по горячим следам. Одно убийство — раскрыто.

— Жена мужу утюгом по голове дала, — уверенно определил Геннадий Петрович.

— Опера зарезали.

— Это оригинально! Давно ничего подобного не было. Года два. И кого мочканули?

— Некто Иванов. Без понятия. Не из наших управленцев. Восемнадцатое отделение. Еще разбои, грабежи, кражи, три угона — растет благосостояние граждан прямо на глазах. Три сотни пьяных отправлено в медвытрезвители, больше сотни мелкое хулиганство и почти тысяча привлечены за нарушение порядка паспортного режима. Очередной месячник по этому поводу скоро закончится, и перестанут дергать. Самоубийство, аварии. А! Восемь случаев изъятия наркотиков.

— А ведь когда-то про это и не слышали.

— Ерунда. На фоне полуторамиллионного города — семечки. Будет алкоголь дальше дорожать — пойдет волна, мало не покажется. И не поможет расстрельная статья за незаконную торговлю. За большие деньги рискнут.

— Ты сходишь с ума от переработки? — удивился Геннадий Петрович. — Отправляясь домой, напяливаешь форменную одежду?

— С сегодняшнего дня ожидается дополнительно бескомпромиссная борьба с пьяными водителями. Согласно приказу. Где-то с неделю будут тормозить всех подряд, потом опять заглохнет, как все кампании сверху. А мне дожидаться некогда — вечером встреча.

— А то тебе — не вернут права! Еще сами в зубах принесут и извинятся.

— А зачем создавать себе лишние проблемы? Легче не нарываться.

— То есть пьяным ездить можно, но в погонах? Ай-ай, хорошо, тебя не слышит новое поколение. Хотя они еще хуже. Старших абсолютно не уважают. Халстух не забудь! Он так и сказал, через два «х».

— И так сойдет. Ладно, — засовывая диск в бумажный пакетик и написав краткую сопроводиловку, сказал Сашка, — я ушел. Остаешься за главного.

— Есть, товарищ капитан! — дурашливо завопил Геннадий Петрович. — Согласно должностной инструкции кабинет не останется без присмотра. На сколько тыщ здесь? — обводя взглядом заставленное аппаратурой помещение, поинтересовался. — Потом не расплатимся.

Сашка прошел по длинному гулкому коридору со множеством дверей, здороваясь со встречными. Кое-где у стен стояли стулья для посетителей. Зарешеченные окна в концах коридора давали мало света, и люминесцентные лампы горели круглые сутки. На стенах висели плакаты с наглядной агитацией и образцы документов. Все настолько примелькалось, что глаз не воспринимал, скользя мимо. Там хоть сообщение о наступающем конце света повесь, все пройдут не задерживаясь.

Как и мимо старательно моющей полы уборщицы. Ее труды волновали исключительно хозуправление, все прочие не слишком беспокоились о чистоте помещения. Вечно по углам валялись обрывки бумажек и окурки. Почему нельзя поставить в коридоре парочку пепельниц — тайна глубока и таинственна. Даже на лестнице используют старые консервные банки. Впрочем, позволить себе мусорить могли только работающие здесь. Явившиеся по повестке редко обладали достаточной наглостью, послушно высиживая в ожидании вызова в кабинет. На втором этаже сидели обэхээсники, и контингент вызываемых у них был все больше интеллигентный и зашуганный.

Он спустился по лестнице и между первым и вторым этажами сдвинулся, освобождая дорогу. Завернув руки за спину, так что бедолага скрючился, мимо провели изрядно помятого мужичка. Били его всерьез и, видимо, собирались продолжать в том же духе. Уж очень злые лица были у сопровождающих. Рубаха драная и вся в пятнах крови.

Сашка двинулся было дальше и замер с поднятой ногой. Развернулся и пошел за процессией следом. Проследил, в какой кабинет завели, приоткрыл дверь и деликатно постучал.

— На минуту, — попросил знакомого следака.

Тот кивнул и вышел.

— Что-то случилось, Александр Константинович?

В лицо Сашку полуправления знало и величало по имени отчеству. Полезный человек и не часто просьбами обременяет. Честно говоря, за все годы и вовсе ничего не просил серьезного.

— Слушай, вот этот что натворил?

— Убийство работника милиции, прямиком мазать зеленкой лоб. Брали на покупке герыча, а он заточкой в брюхо.

— А, тот опер из сводки…

— Напарник видел, свидетелей сколько хочешь — прямо на базаре. Так он еще, гнида, молчит. Документов нет. Ну да никуда не денется. Татуировка группы крови — армейская. Еще и зоновские присутствуют. Покатаем пальчики — и в КПЗ. А что?

— Вроде я вашего задержанного знаю.

— Вроде?

— Лет десять прошло, и морда вся сплющенная, толком не разобрать.

— Так он еще легко отделался. Тут дело чистое, могли и на месте кончить.

Сашка понимающе кивнул. В инструкциях о таких вещах не писали, но все знали — трогать милиционера нельзя. Потом тебя из-под земли достанут, и лучше бы на свет не рождался. Года два назад допившийся до чертиков сын директора крупнейшего завода вполне сознательно насмерть сшиб пытающегося его остановить гаишника. Его догнали и превратили в кусок мяса, пропущенный через мясорубку. Вряд ли осталась хоть одна целая кость. Человек десять участвовало. До больницы не довезли, сам помер. Оно и к лучшему: инвалидность ему обеспечили на совесть, вряд ли бы когда смог встать.

Отец поднял страшный крик, пытаясь привлечь к ответственности участников линча. Ничего не помогло. Ни его заслуги перед Родиной, ни прокурорское расследование. Все дружно бормотали про аварию, в которой пострадал бедный несчастный мальчик, не желающий остановиться на сигналы и многократные попытки милиционеров вежливо тормознуть. Пьяный, ничего не поделаешь, не справился с управлением. Не пристегнулся и вылетел при аварии. Эксперты мычали что-то невразумительное — они тоже в милицейских погонах ходят, пусть и отдельное подразделение.

В жизни всякое случается, но даже уголовники обычного участкового старались обходить десятой дорогой и послушно поднимать руки при аресте. На зоне люди живут, а вот не доехать до нее можно запросто. Способов существует много, и лучше не нарушать правил игры.

— Дай на него посмотреть, — попросил Сашка. — Поговорю один на один, может, что полезное скажет.

— Почему нет, — подумав, разрешил следак. — Глядишь, и польза будет.

Сашка зашел в кабинет и уселся на стул, внимательно разглядывая мужика. Тот сидел на полу, пристегнутый за правую руку наручниками к батарее. На сгибе локтя отчетливые следы уколов. Немного, два-три, да лиха беда начало. Левая сторона лица — сплошной синяк, и личность оттого выглядела перекошенной. Сидит и в пол пялится. А дышит тяжело, с хрипом. Не иначе, отбили ему чего-то внутри. И все-таки не зря дернулся.

— Здравствуй, Мосол, — приветствовал старого знакомого. — «Добрый день» говорить глупо.

Тот поднял голову и мутно посмотрел заплывшим глазом, щурясь. Второй вообще не открывался.

— Ухо? — неуверенно спросил. — Ты что, в мусора подался? Вот не ожидал. Образованный ты наш.

Он заперхал, и до Сашки не сразу дошло — это смех.

— Так я не вполне мент, хотя и числюсь. Поступил на информатику в НГУ. А срок пришел — и распределили.

— Закурить дай!

Сашка достал сигареты и протянул:

— Себе оставь.

Зажег спичку, давая прикурить.

— Спички тоже заныкай, пригодятся… Да не сказать чтобы такая уж и плохая жизнь у меня. Зарплата не слишком большая, но и не маленькая. МНС в институте меньше получает, да кучу начальников на шее терпит. А у меня, кроме полковника — руководителя отдела, никого выше. Контроль минимальный, и требуется только одно — обеспечить бесперебойную работу сети ЭВМ. Нас всего пятеро на все управление, и страшная уважуха. Еще и снабжение по третьей «А» и за звание доплата. А стаж один к полутора, считая и армию, — к сорока на пенсию выскочу. А там можно и посмотреть. В этом возрасте жизнь не кончается.

— Ты всегда умел хорошо устроиться, — согласился Мосол. Он жадно курил, очень характерно держа сигарету внутри ладони, чисто по-зэковски, и стряхивая пепел на пол.

— Ага, — согласился Сашка. — Даже не особо старался. Мне после университета сразу старшего лейтенанта повесили. Не чмо какое, порох реально нюхал. Ты-то как докатился?

— Дурак был. Знать, где тебя облом поджидает, непременно соломки бы подстелил. А уж домой не поехал бы, без сомнений. В город надо было податься. Да вот так и вышло. Вернулся в родную деревню и закуролесил. А как же! Первый парень и без балды, правда. Когда еще такие по улице ходили? Почитай, с Отечественной не случилось. С наградами и понтами: «Где вы все были, когда я кровь проливал?» Девки так и млели. Бабы к себе приглашали, у нас там по ходу на все село председатель, пяток бригадиров, три деда да два инвалида. Все остальные усвистали в большие города. Кто вроде временно, а кто и на праздники перестал показываться. И то, в городе восемь часов отпахал — и сиди в пивнушке, отдыхай. Не жизнь, а малина. Да мне и дома столько наливали, что не просыхал.

Он загасил докуренную до фильтра сигарету о подошву и привалился к батарее, скособочившись. Нормально сидеть мешали наручники.

— Работали у нас вербованные «черные» на полях. Из самых что ни есть паршивых. Ну как водится. Сезонные рабочие. А я при них вроде надсмотрщика. За этими всегда пригляд необходим. Ты послабление дай — в момент сядут бездельничать и по-своему трындеть. Бла-бла, да бла-бла. Еще и смотрят вечно косо. Ну, у меня они шелковые стали. Дашь раза — утрет юшку и старается не в пример прошлому. У них типа бригады было — мужики и несколько баб. Ну, там сготовить, помыть. Мужики в поле — эти по хозяйству. И приглянулась мне одна. Такая, блин, тоненькая и застенчивая, с большими глазищами. Все ходит и в землю смотрит. И кожа светленькая, зуб даю, мамаша на стороне нагуляла. Эти-то все черные, противные, а она совсем другая. Мало мне было наших баб. Нет, потянуло на чужачку. Я и так и эдак, а она мимо смотрит. Вот однажды подловил одну — и опять с разговорами. А она шарахается, будто от зверя. И не выдержал. От сопротивления еще больше распалился, завалил — и понеслось. Даже ведь не девка оказалась! И в самый разгар дали по башке. Хорошо, не до смерти — знали, что потом всей кодлой на каторгу загремят, но все равно дали всерьез.

— А то тебе не объясняли в свое время про мусульман.

— Так то там, а то здесь! Когда наши муслимы последний раз муллу слышали? Подумаешь, великое дело, помял слегонька на травке. Сами иной раз приходили за трешку. В первый раз, что ли, у нас в деревне вербованные? Всегда парни навешать в гости ходили, и никто не возникал. Выставишь самогона домашнего, заплатишь, и стараются за милую душу. Бывает, таких голодных завозят, за краюху хлеба отдаться готовы. Ихних баб всегда отдельно селили. Остальные вроде и не в курсе. Так что обидно мне стало очень. Пошел к бараку, дверь подпер, чтобы выскочить не смогли, и подпалил к аллаховой матери. Шесть человек сгорели, и она тоже. Потом суд был — и шесть лет впаяли.

— По году за каждого покойника.

— Все по закону. Даже по верхнему пределу УК СССР. Не граждане — лишенцы. Не повезло, могли и меньше дать, но там еще пострадавшие были. Почти десяток. И не смотри на меня так, — почти зарычал, — сам лучше? Напомнить? Что мы в том кишлаке на иранской стороне устроили, не забыл? Как всех подряд кончали и старательно душманские следы оставляли? Сколько на тебе висит убитых? По ночам не навещают?

— Не ангел я, и в первый год было. А потом прошло.

Тут он честно сказал. Как отрезало сны после смерти Гали. И, видать, к лучшему. Никакой кишлак ему не снился. Так и остались в голове выхваченные из прошлого картинки безо всякого порядка. Общее представление имеется, навыки сохранились, а лишние кровавые картинки ему ни к чему. Зато принялся навещать «афганец». Об этом он вообще никому не рассказывал.

— А я до сих пор просыпаюсь от кошмаров, — угрюмо сознался Мосол. — А так… Отсидел свое и вышел с чистой совестью. УДО мне никто не дал, ну тут уже я сам не без вины. Кланяться не привык. К отрицаловке прислонился.

— Мента-то зачем запорол?

— А я знал — мусор он или кто?! Представиться, гад, забыл, формы на нем нет, и хватает. Я этих хватунов не люблю, нервы ни к черту. Да вас никто не любит, и по справедливости. По закону делать надо, а не кидаться. Да на привокзальном рынке не в первый раз грабят. Вот и среагировал машинально.

— Правильно. На том и стой. За грабителя принял. Вряд ли поможет, но шанс.

— Слушай, Ухо, ты ж всех здесь знать должен! Помоги! Отмажь. Что хочешь потом требуй. Ты меня знаешь, я слово держу.

— Совсем, что ли, того? — удивился Сашка. — По голове сильно били? Мертвое дело. Куча свидетелей. Вся разница — под вышку пойдешь или нет. Сигарет или жрачки могу подогнать, а прикрыть убийство милиционера никому не под силу.

— А если я дам что взамен? Ценное очень.

— У тебя имеется карта, где указывается точное место клада Колчака или где зарыты брильянты шаха Афганистана? Совсем меня за идиота держишь?

— Больше, Ухо, намного больше. Там или грудь в крестах, или голова в кустах. Середины не дано. Просто зайди к большому начальству и объясни ситуацию. Я знаю такую вещь, что многие душу за нее продадут. Чем меньше людей в курсе, тем спокойнее. Третий лишний. С глазу на глаз скажу вашему генералу. Не пожалеет. Какой мне смысл врать! Лишних три часа протянуть? Проверяется элементарно, но без меня ничего не выйдет. Хрен бы кого в долю взял — выхода нет. Мне в тюрягу нельзя. Сейчас никак нельзя.

Он хотел что-то добавить и осекся. Замолчал. Дрожащей рукой достал еще одну сигарету и торопливо закурил.

— Хоть намекни — с чем к генералам идти.

— Нет. Нельзя. Или начальник, или шиш всем. Знаю я вашу братию. Получат, а меня по этапу. «Суд решит». Не волнует меня самый гуманный и справедливый суд на свете. Будто непонятно: чего накорябает следак — то он и решит. Я хочу на свободу, а тому, кто мне это обеспечит, — лифт до самых небес. Ты можешь дело закрыть? Нет. Вот и не лезь. Просто зайди к кому в больших погонах и расскажи. Сделай, Ухо, от тебя не убудет, а соскочу — не пожалеешь.

— Маслюков Афанасий, — выйдя за дверь, сообщил следаку. — Отчество не помню, год рождения вроде восьмидесятый должен быть. На год позже меня призывался. И это… Ваши в натуре на облаве и не подумали кричать: «Стой! Милиция!» — и прочую лабуду?

— А то ты не понимаешь. Еще с флагами красными и угощением явиться надо было. В момент все клиенты разбегутся.

— Я-то все прекрасно понимаю, да он битый сиделец. Шесть лет от звонка до звонка, в несознанку пойдет.

— Незнание закона не освобождает от ответственности, — дернул щекой следак. — Другим наука впредь.

— Ладно. Не мое дело. Просто старый знакомый. Мы с ним по горам бегали. Я ему сигареты дал, уж не доставай его.

— На сентиментальность пробило? Хрен с ним. Какой смысл прессовать. Все равно никаких показаний от него не требуется, все кристально ясно, и результат тоже. А имя — это хорошо. Время сэкономим.

Сашка постоял немного в коридоре на лестнице, задумчиво куря и пытаясь прикинуть, чего такого таинственного мог узнать Мосол. Выходила чистая чушь. Вскрыл резидента иностранной разведки или обнаружил каналы поставок героина? Ага, потому и затаривался дозой прямо на рынке. Бред. Прийти к кому — обсмеют.

Десять лет с сослуживцами не сталкивался, и совершенно не тянуло. Прошлое осталось в прошлом. Снов этих гадостных выше крыши хватило. И ведь тогда считал все происходящее нормальным. И все равно не убудет от него, если даже выставит себя идиотом. Если есть шанс помочь, не сделать скотства.

Повернулся и, мысленно смеясь над собственной глупостью, пошел по коридору в самый конец. К обитой кожей двери с табличкой: «Следственное управление Западно-Сибирского экономического района. Полковник Курнатов Ф. Б.».

Если уж говорить, так с ним. Прямой начальник, обязан быть в курсе, и дело забрать для него не вопрос. К генералам лезть не стоит, а Филипп Борисыч жуткий карьерист и вполне способен клюнуть. Вот если пустышка, непременно отыграется при случае — злопамятный, хуже верблюда. Да фигня, пусть с Мосола спрашивает. Тот сам напросился. Курьера наказывать не за что… Он за передачу неверной информации не отвечает. Не на Востоке проживаем.

Он толкнул дверь и, поздоровавшись, спросил у секретарши, старательно красящей ногти:

— У себя? На пять минут.

 

Глава 2

Все имеют право налево

— Хорошо-то как, — произнесла Майя, пристраивая растрепанную голову у Сашки на груди. Взгляд у нее был затуманенный, и тело, как обычно после получения удовольствия, расслаблено.

— Я старался.

— Сегодня ты превзошел себя. Нет сил подняться.

— Торопишься?

— Нет. Я сейчас с проверкой в замечательном городе Ленинске. — Она звонко засмеялась. — Какое счастье, что прогресс не добрался до Союза! Смотришь заграничное кино — американцы все с мобильниками ходят. Жуть. В любое время тебя начальство проверить может. Где ты находишься? А чем занята? А во сколько прибудешь? В командировке я, и всеобщей телефонизации еще не существует. Вернусь — непременно сообщу. Лучше я приятно проведу вечер с тобой, чем на работе. Честное слово, осточертело. Одной нужно уйти раньше, чтобы забрать ребенка из школы, другому передвинуть отпуск, третий хочет на освободившуюся должность. И все норовят перейти на приятельский тон. А распускать подчиненных нельзя, приходится ставить на место. Вечно я гавкаю на своих умников хуже собаки. Смотрят же постоянно со всех сторон пристально. И снизу и сверху. Женщина, ага. Все бабы дуры и зря занимают свое место. Она должна вдвое больше стараться, для того чтобы на нее обратили внимание не за волнительную грудь, а деловые качества. Нетушки, без меня в горсовете давно ничего не делается.

Занятная штука жизнь, размышлял Сашка, не особо вслушиваясь в повествование. Ходила по университету такая Майя Волжанская — секретарь комсомольского комитета, вечно произносившая речи на всех собраниях. Красивая девочка, да как-то не до нее. Практически не пересекались. Она уже на четвертом, он на первом курсе. Да и не до студенческих гулянок ему было. Привет, пока, почему взносы не заплачены?

На последнем курсе выскочила замуж за сокурсника — Ваню Доброхотова. Мальчик был непростой — папа из горсовета, на немаленькой должности. Что-то там связанное с промышленным производством. Прямо напрашивалось продолжение в том же духе. Жена идет по идеологической части, муж ракетой взлетает по специальности, прикрытый мощной протекцией. А вышло наоборот.

Ваня, то есть уже Иван Антонович, вышел из стен альма-матер не слишком перегруженным знаниями. Преимущественно развлекался в веселой компании и диссидентствовал. На словах, не всерьез. А поскольку не дурак был, клепать самонаводящиеся ракеты или что там ему папа подготовил в закрытом почтовом ящике, не стал. На месте его быстро бы раскусили, и сидел бы всю жизнь младшим научным сотрудником. Проснулась в Ване внезапно страстная забота о народе, и пошел трудиться по идеологической части. Языком болтать — не мешки таскать. Кто-то должен разъяснять политику правительства жаждущим светлого будущего.

А Майя распределилась в городское аптечное управление. Осмотрелась по сторонам и решила, что сто двадцать с прогрессивкой ее не устраивают. Пришла пора внедрять новые технологии под ее чутким руководством. Лекарства в СССР всегда были в дефиците, а дополнительно накладывалось еще снабжение по категориям. Каждая имела свою собственную «корзину». Что положено первой, отнюдь не соответствует шестой. Чем ниже, тем сложнее приобрести. Часть лекарств изначально бронируется для высших категорий. Оно есть, но тебе конкретно не положено, и только в конце месяца имеешь счастье купить, когда завозят новую партию.

Да и цены нередко разные. Вернее, дотация от государства. По себестоимости не всякий себе позволить может. А еще присутствует масса тонкостей внутри категории и ведомственные поликлиники. Вот и случались неоднократно ошибки, а когда и химичили творчески продавцы и фармацевты. Склады тоже себя не забывали.

Идея была проста и не вполне нова. Каждый покупатель является в аптеку с именной пластиковой карточкой, где уже содержатся все скидки и разрешения согласно его категории и заслугам. В кассе проводят по считывающему устройству — «бзинь», и все претензии снимаются. Тебе положено от сих до сих, и нечего жаловаться. Заодно и мошенничать продавцам гораздо сложнее.

И всего-то навсего необходимо написать соответствующую программу, купить необходимое оборудование (не так уж и дорого) и забить данные в карточку. Это уже вообще простейшее дело, для школьников.

Идея в высоких начальственных кругах прошла на «ура», пора брать на вооружение новейшие методы, и вообще — с какой стати на Западе давно имеется, а у нас нет. Мы что, рыжие? Решили провести для начала эксперимент в области. Выйдет — распространять полезный опыт дальше.

Только гладко было на бумаге, а на деле вылезла куча проблем. Напрямую спереть у забугорных буржуев нельзя. Мы ж не просто так, а создаем свое, да и к чему тогда сама Майя? Нет, все собственными руками! И программа регулярно радовала глюками, а подозрительное аптечное начальство не спешило покупать непонятного назначения железо, расходуя фонды, и при этом требовало результата немедленно.

Майя звезд с неба не хватала — фундамент у нее был серьезный, а вот озарения отсутствовали. Чисто по учебникам не всегда хорошо выходит. Будучи достаточно сообразительной, очень быстро решила, что выпускать из рук реализацию столь прогрессивной идеи равносильно остаться с носом, а одна она не потянет. Зато знакомства в НГУ крепкие, и людей она знает прекрасно. Что-что, а организовывать процесс она умела замечательно. Она прекрасно усвоила «Кадры решают все» и принялась на совесть претворять лозунг в жизнь.

Выбила в горсовете (не иначе, через тестя) три ставки для студентов (а сто двадцать — для живущих на стипендию неплохой стимул), и запись в трудовой книжке совсем не лишняя. Внедрение собственной программы для выпускника на защите диплома звучит замечательно, и перспективы на будущее открываются интересные. Сегодня аптеки, завтра еще что-нибудь. Да те же магазины, сбербанки или трудовые книжки. Все данные на куске пластика в кармане. Серьезные горизонты через несколько лет для разработчиков возможны, да и опыт полезный.

Троих из наиболее голодных, и при этом сообразительных, ей порекомендовал Карелин. Низина в том числе. Смирнов с Лазаревым тоже учились на третьем курсе и не просто старательно изучали официальную программу: потихоньку баловались написанием не вполне законных самодельных программ. В сущности, детство в заднице играло, но декан оказался в курсе. Пустил их энергию в правильное русло.

Никто не отказался от заманчивого предложения. Уж точно лучше, чем вагоны по ночам разгружать в поисках лишней пятерки. Они прилежно пахали больше года, отлаживая и отлизывая все до мелочей, продолжая при этом посещать занятия. Правда, в несколько облегченном режиме. Если сдаешь зачет, посещения лекций от тебя не требовали. В университете Майя тоже договорилась. Все равно было тяжко.

Потом еще год бегали по заявкам, устраняя неполадки и объясняя тупым пользователям, в чем их ошибка и почему система не сработала. Это ведь очень сложно провести по считывающему аппарату правильной, специально покрашенной стороной карточки и выбрать на экране верную опцию. Ну, чего ради читать написанное красивыми печатными буквами на прекрасно известном русском языке? Жми куда попало, а потом удивляйся результату!

Большинство продавцов до сих пор лучше умело пользоваться деревянными счетами и элементарно шугалось новой техники. Пришлось даже курсы специальные открыть и выступать там с лекциями, отвечая на идиотские вопросы.

А потом последовали подарки. За внедрение рацпредложения премия аж по полтораста рублей на нос и почетная грамота. Хотели вручить одну грамоту, но тут уж Майя устроила скандал. Лично для себя от денег отказалась, но за студентов встала горой. Была у нее задняя мысль или нет, ему это осталось неизвестным, зато он точно знает по собственному опыту — принципиальность и забота о сотрудниках, не особо влияющая на начальственные интриги, в определенных кругах ценятся. Человек команды.

В своем аптечном управлении она не осталась, а резко скакнула выше, начальником информационного отдела в горсовет с крайне туманными функциями. Кандидата наук получила практически сразу, а потом и докторскую защитила. Регулярно выходили научные статьи, правда, в соавторстве. Святое дело научному руководителю курировать разработки подчиненных, входит в правила игры.

Автоматизация и внедрение пластиковых карт стремительно зашагали по стране, и Майя в момент угодила в консультанты и стала нарасхват. Причем на лаврах не почивала, а, используя уже новые возможности, всерьез занималась окучиванием торговли. На Западе карточками расплачиваются, а мы чем хуже? Удобно, и уменьшает количество наличности на руках.

Такими резвыми темпами она вполне могла пробить и собственный институт на основе разросшегося до пугающих размеров отдела, и выйти уже на всесоюзный уровень. В Москве, Харькове и Праге работали по сходным тематикам, но она была первая, и притопить Волжанскую не удавалась, как ни старались. Слухи среди посвященных о благожелательном отношении к ней на самых верхах ходили упорные, и в окончательном результате мало кто сомневался. Далеко пойдет. Работу оценили по достоинству, и подъем был стабилен и неуклонен.

Смирнов с Лазаревым тоже не остались внакладе. Они даже стандартный двухгодичный армейский срок тянули у нее под теплым крылом, а после сидели в Майином отделе на неплохих должностях. Она вообще перспективных ребят с НГУ заманивала к себе, пользуясь знакомствами и неплохими должностными окладами, создавая отдел практически с нуля. Как заставить парней трудиться, вопрос не стоял. Уж что-что, а именовали ее за глаза не иначе как сукой — за безжалостное выжимание соков. С другой стороны, о подчиненных она реально заботилась под лозунгом: «Хочешь отдачи — дай и работнику», — и все прекрасно видели: здесь занимаются интересными делами, и в будущем для полезных ожидается рост.

Сашка тоже получил подарок. Достаточно неожиданный. Сидели они тогда почему-то в отделенном от конторы Водоканала стенкой помещении из пяти комнат. Кабинет начальника, то бишь мадам Волжанской (фамилию она после замужества не поменяла), и маленькие клетушки, заставленные столами с ЭВМ и прочим крайне необходимым добром. Еще наличествовал продавленный диван для посетителей, используемый все больше во время летучек. Замечательное преимущество заключалось в отдельном выходе. Раньше это был черный ход, а теперь последний просто ставился уходящим на сигнализацию. Удобно при их ненормированной работе.

Он тогда засиделся, пытаясь разобраться с очередной нестыковкой, вылезающей в самый неподходящий момент.

Часов в девять вечера заявилась Майя с бутылкой и пакетом бутербродов. Она иногда подкармливала несчастных голодных студентов чисто по-дружески. В маленькой университетской столовой очереди всегда были огромные, а перерыв не слишком большой. Многие просто не успевали и жили впроголодь. Да и выбор там был страшно однообразный и навсегда выученный многими поколениями студентов. Желающие могли заскочить в не слишком далеко расположенную пельменную, но это выходило раза в полтора дороже, и стипендии не хватало. Так что такие дружественные угощения совсем не лишними были, но вот водку Майя притащила в первый раз.

— Брось, — произнесла, очень четко выговаривая слова, — день раньше, день позже. Всегда не хватает времени, чтобы выполнить работу как надо, но на то, чтобы ее переделать, время находится.

На фоне ее вечных требований быстрее-быстрее — прозвучало изумительно. Сашка присмотрелся и понял: она где-то всерьез успела нарезаться. В общаге пили все и всегда, однако за ней такого до сих пор не замечалось.

— Выпьем, — потребовала, — за светлое будущее. — И, не дожидаясь согласия, принялась разливать по стоявшим на столе грязным стаканам.

В обычной ситуации непременно устроила бы скандал: уж очень не любила неопрятного вида ни на рабочем месте, ни во внешнем виде. Иногда Сашка представлял ее на месте сержанта и был уверен — справится. А тут без разницы, в упор не замечает.

— И что вы, мужики, находите в этой гадости? — возмутилась, легко выпив сто грамм.

— Ты закусывай, — заботливо предложил Сашка. В отличие от остальных, он Майю называл на «ты». По возрасту они ровесники, вполне могли заканчивать университет вместе, если бы не армия, и общались вполне по-приятельски. Не при посторонних, понятно. Зачем злоупотреблять.

— Представляешь, — сказала Майя, без всякой связи с предыдущим, — мой козел опять загулял. Мода у них такая — партконференции с девицами, — на самом деле она употребила вполне солдатское выражение, — устраивать. И если бы первый раз! Вот чего ему, гаду, не хватает?

Она вскочила и крутанулась перед Сашкой, давая себя рассмотреть. Вечный деловой пиджачок, униформа чиновника, прекрасно сидел на ладной фигуре, и взметнувшаяся юбка продемонстрировала замечательные ноги. Роды никак не испортили тела. Добавилась пара килограммов, но в правильных местах. Как она позже говорила: «Это от природы. Ничего специально для сохранения вида не делаю».

— Ты красивая, — честно заверил Сашка. — И деловой стиль нисколько не портит впечатления.

— А так?

Майя изобразила что-то волнообразное из разряда латиноамериканских танцев с отчетливым вилянием попки, при этом каблук подломился, и ее занесло вбок, так что приземлилась прямо к нему на колени.

— А еще я ужасно молодая и самая лучшая. По внешности — так прямо в артистки.

Она всхлипнула, и Сашка, притянув ее к себе, поцеловал, утешая. Майины губы сразу ответили, и очень скоро они принялись целоваться всерьез, жадно и страстно.

Оторвались друг от друга, очумело посмотрели. В ее лихорадочно блестевших глазах не было испуга или удивления. Было желание и вызов. Она поерзала у Сашки на коленях и, ощутив его возбуждение, залилась хрипловатым счастливым смехом. И этот женский смех подействовал на Сашку не хуже красной тряпки на быка. Вот теперь он уже не станет делать вид, что ничего не произошло. Плюнуть и уйти уже стало невозможно.

Одним движением Майя скинула пиджачок и прижалась всем телом, продолжая целоваться со страстью школьницы, дорвавшейся до известного на весь Союз певца. Руки ее ни секунды не оставались без дела. Гладили его, ласкали и трогали. Долго он не выдержал, сгреб ее в охапку и, услышав довольный вскрик, поволок на стоявший в углу диванчик. После непродолжительной возни одежда летит на пол, и Майя сама торопиться лечь как ему удобно.

Они оба как с цепи сорвались и нетерпеливо рвались к заветной цели, забыв обо всем. Потом, слегка умерившись, продолжили уже более спокойно, не забывая выпить рюмку, закусить и полежать обнимаясь. Они никуда не спешили и не собирались останавливаться.

Утром Майя сразу заявила:

— Даже не вздумай начинать! Мне двадцать пять, и я не для того годами рвалась вперед из зачуханного Котовска, прогрызала себе дорогу, не задумываясь о мнении окружающих, чтобы ломать сейчас жизнь. Мои родители до сих пор в бараке живут, и я такой судьбы для себя не желаю.

— Останемся друзьями, говорят в таких случаях, отводя глаза.

— Еще чего! Сегодня я выяснила замечательную вещь. Очень много упустила в прошлом. Я вполне способна по головам пройти, но никогда не лезла под начальство. И не стану делать карьеру таким образом. Не то воспитание, не то отношение к таким дамам. Даже Ивану не изменяла. Однако ночью обнаружила, что ничего не знаю. Даже не подозревала о некоторых особенностях. Взрослая баба с ребенком обнаружила у себя на теле кучу чувствительных мест и способность кайфовать от обычных поцелуев. Нет, такой друг мне без надобности. Хочу любовника. Лежать! Я все сделаю сама.

Так оно и продолжилось. Они созванивались и встречались — когда реже, когда чаще, — был перерыв почти на год, когда она дочку рожала, а он вовсе не стремился вести монашескую жизнь. Потом все вернулось на круги своя. Приезжали на встречи не для обсуждения очередной замечательной программы, эти дела решались совсем в других местах. И не выяснения семейных сложностей у нее или у него. Ныряли под одеяло и отрывались на всю катушку.

На работе, когда они еще вместе трудились, это было достаточно неудобно. Не столько узкий диван, сколько кто-то мог случайно застать в самый неподходящий момент. Через некоторое время появилась квартира, и он никогда не спрашивал, чья она. Жилая — это точно. Всегда чувствуешь, есть ли жильцы. По обстановке, да и запахи совсем иные.

С хозяевами он не сталкивался, и как Майя договаривается, совершенно не волновало. Уж что-что, а проблемы она решала замечательно. Общественная закваска никуда не делась, и организовать собрание или квартиру для встреч — для нее разницы не было. Уходили и приходили они раздельно, тщательно соблюдая конспиративность, и Майя всегда оставалась навести порядок. Сашка был уверен, что после ее трудов найти следы и собаки не сумеют.

При этом она была верной женой, отличной матерью и энергичным деловым администратором. И любовница хоть куда. Страстная, всегда готовая поэкспериментировать, проверяя новую идею. Она была неутомима и изобретательна в этих поисках и умела завести. Прекрасно совмещалось, и никаких неудобств от двойной жизни она не испытывала.

— Ты меня вообще слушаешь? — спросила Майя с подозрением.

— Конечно! Все кругом гады и чего-то хотят от тебя. В глубине души я страшно доволен, что не поддался и не пошел к тебе работать после НГУ. Видимо, я единственный, кому ничего не надо, и поэтому ты меня так долго терпишь.

А ведь ему действительно от меня ничего не надо, подумала Майя. Когда я рядом, во взгляде появляется интерес. Уж в этом ошибиться нельзя. А отсутствую — и не вспомнит. Это хорошо, не припрется выяснять отношения с мужем, и это… обидно. Я ведь сама не заметила, как привязалась, а как жить, когда он в один совсем не прекрасный день уйдет? А ведь когда-нибудь случится, и не удержать.

Любопытно, он догадывается о дочке? Вряд ли. Мужики в этом отношении натуральные бараны. Иван точно ничего не понял — все умиляется, насколько на его мать походит. Было бы на кого походить. Никому такой свекрови не пожелаю. С вечно поджатыми губами и претензиями. Все не может простить, что не из их круга невестка. Еще неизвестно, из моего ли круга ее замечательный Ванечка лет через десять будет.

Сглупила, да все равно срок по закону. К тридцати годам двух детей вынь и положь родному государству, если не хочешь снижения категории. Ему солдат подавай. Еще не хватает выслушивать нотации по поводу неправильного планирования семьи и отсутствия патриотизма. Лучше уж от Саши рожать. Муж давно присутствует на манер старой мебели. Выбросить жалко, а пользы никакой. Пьет не хуже лошади и не слишком волнуется об ублажении жены. Он уже и насчет работы не слишком беспокоится. По утрам глаза красные и морда опухшая. Натуральный упырь. И терплю-то только из-за наличия отдушины. Да и не любит начальство разведенных. Начнут копаться в белье — не дай бог лишнее вылезет.

Ну не люблю я противозачаточных таблеток. От них толстеют, и всякое влечение пропадает. Еще и головные боли. Без них проще. И ведь дни считала, а все одно залетела. Ничего, все, что ни делается, к лучшему. Хорошенькая, крепенькая и здоровая Светочка. Даже младенцем не слишком беспокоила криками и плачем. При такой наследственности странно было бы обратное. Мы не в анекдоте, и папа с мамой имеют не только вполне симпатичную внешность, но и неплохие мозги. А Саша, тьфу, тьфу, точно знаю, в жизни ничем серьезным не болел.

Почему он мне не встретился раньше? Сама прекрасно знаю, тогда бы на него и внимания не обратила. Мальчик после училища, из коммуналки. Совсем другие планы в голове. Выполнила. Даже с перевыполнением иду, а чего-то все равно не хватает. Видимо, и правда нормальной бабе не карьера нужна, а дом и семья. А мне этого мало. Не хочу на старости лет оказаться в положении собственных родителей. Всю жизнь трудились — получили шиш. Работягам много не дают. Ровно столько, чтобы не жаловались. И все равно свербит в душе. Хочется вот такого… надежного под боком. И просто говорить с ним.

Когда же это было? Вроде в две тысячи третьем году. Уже и не вспомнить, зачем к Машке Глушковой домой пришла. Открывает вся в слезах. Я даже испугалась, не выпорол ли ее папаша наконец. Девка-оторва и плевать на окружающих готова. Ничем не прошибешь. Одни гулянки и капризы в голове. При наличии дедушки-маршала, даже на пенсии, можно много себе позволить. Оказалось, ошиблась — на нее воздействовала великая сила искусства. Напечатали в «Юности», рассаднике молодых талантов, новую повесть: «Про любовь».

Через год автору даже премию Ленинского комсомола отвалили. Уж очень нестандартно. Производственных отношений в тексте нет, правильных речей герои не произносят, и ко всему еще те оболтусы. Вернулись с Афгана и время проводят отнюдь не на собраниях. Чем-то напоминало полузапрещенного Ремарка, но без его надрыва. Не потерянное поколение — ищущее места в жизни.

Правильные критики долго ругались. Конец не такой, пьют регулярно, и отнюдь не прохладительные напитки, гибель девушки противоречит воспитательному моменту, не раскрыта роль чего-то там… Партии, комсомола, милиции с добрыми и усталыми глазами.

А без ментов не обошлось. Тут ее в первый раз и зацепило. Страшно знакомо прозвучал эпизод — вроде что-то слышала сходное. А через три страницы кинжал обнаружился. Трофей, притыренный с войны и проданный за дикие деньги. А ведь я его видела своими глазами, с удивлением отметила. Оптин, еще один однокурсник, хвастался и особо не скрывал, у кого его отец приобрел. Большой коллекционер восточных предметов. Опять не совсем такой, но уж слишком много совпадений.

Дети, о которых знали в университете все, и многие всерьез считали, что Саша очень правильно себя повел, да вот на его месте оказаться никто не желал. Кому охота в двадцать лет такую обузу на шею.

Да и сам замечательный студент Низин, прикрываясь семейными делами, нагло игнорировал все общественные мероприятия, отговариваясь занятостью, и даже с демонстраций норовил сдернуть при первой возможности, но если бы только они (в повести, кстати, только один ребенок присутствовал). Тут тебе и пограничники, тут и ордена соответствующие. Ее еще при первом знакомстве, когда анкету изучала по долгу комсомольского секретаря, удивил уровень наград. Не часто к ним на факультет заруливали герои. Программисты все больше ведут сидячий образ жизни, и в горах от них проку немного. Еще и половина очкастые. А тут заявился реально понюхавший пороху, и на вид совсем не тупой урод. Вот и запомнила.

Женское любопытство — страшная вещь. К университету она отношения уже не имела, однако навести справки через знакомых в отделе кадров, задав парочку невинных вопросов, — никаких проблем.

Два дня — и она, пройдя по цепочке общих знакомых, вышла на бывшего однокурсника. Этого разговорить и вовсе не проблема. Павел на нее в свое время смотрел телячьими скорбными глазами и готов был на любые подвиги. А теперь по распределению отправился служить в тот самый город. О! Совсем не названный в повести, но именно тот, где проживал писатель Степной.

Конечно, она не стала объяснять, зачем ей, собственно, понадобились подробности. Наплела про проверку. Слишком бдительные товарищи из горсовета желают знать, нет ли чего неприличного в прошлом, а то вот имеется милицейский протокол, и хотя по нему виден поступок настоящего советского человека, готового охранять тишину и спокойствие родного города от происков недоперевоспитанных, все-таки не каждый соискатель на штатное место мимоходом резал бандитов. Даже не особо приврала. Где-то там, на заднем плане, мелькали солидные дяди с нахмуренными бровями, и если бы затея с пластиковыми картами не удалась, ей бы все припомнили.

Павел расстарался, поя дифирамбы приятелю и выдав пару интересных вещей. Выяснилось, что со Степным они прекрасно знакомы, и свел их, кто бы мог подумать, опять Саша.

Самое интересное, что как раз про тот случай толстяк и не слыхал. Не болтун Низин, и лишнего хвастовства за ним не замечалось. Не проверяли бы абитуриентов стандартно по линии МВД — она бы и не узнала в свое время. Да и остальное отнюдь не бросалось в глаза посторонним. Как говорится, писатель серьезно исказил реальность в целях показа собственных идей. Но вот прототип у него имелся, и очень определенный.

Саше она так никогда и не сказала о своих детективных открытиях. Наверняка там приукрашено и крайне сомнительно, чтобы он обрадовался, когда начнут пальцами показывать и за спиной перешептываться. Никому такое не понравится. А ведь страшно подмывало поинтересоваться — как он отреагировал, обнаружив себя в литературе. Долго бил Степного или не догнал? Во всяком случае, детей на лето отправлял к старому знакомому. Выходит, не рассорились.

Впрочем, позвала она его в компанию разработчиков новой программы совсем не из этих соображений. Он как раз совсем неплохо соображал по профилю. Тут все было честно, и держать никчемного она бы не стала. От нее требовали результат, и провалиться было нельзя. И не прогадала. Ни по работе, ни по…

Может, так ничего бы и не случилось, да достал ее муженек-козел в очередной раз. Вот и подумала: почему нет? Хороший левак укрепляет брак. Терпимее начинаешь относиться к закидонам муженька: сама не без греха. Брак по расчету прочнее любовного. Разочарования меньше. Так она тогда думала.

Прекрасно знала, что Саша один в здании остался. Не так уж она много и выпила. Скорее, для куража. Это он наверняка думает про случайность. Шла она вполне с определенной целью, прекрасно представляя, чем все кончится. Не соблазнить третий год постящегося мужика? Ха! Удержать его — задача гораздо сложнее.

Сашка провел рукой по бедру. Такая нежная кожа.

— Вот это, — заверила Майя, не пуская пальцы ниже, — многие не прочь проделать. Вот им всем. — Она показала хорошо знакомый жест, хлопнув себя по локтю.

— А мне?

— Тебе немного погодя. Подожди. Ты про реорганизацию МВД знаешь?

— Второй год намеки строят, — равнодушно ответил Сашка.

— Решили наконец. Все в лучшем виде. Будет называться «Управление информационных технологий, связи и защиты информации». Совершенно самостоятельное подразделение при Министерстве внутренних дел СССР. Четыре основных отдела в составе управления: информационных технологий, связи, защиты информации, реализации государственных программ в области информатизации, и дополнительно — отдел кадров.

— И все-то ты знаешь, — неодобрительно попенял Сашка. — Звание какое? Не меньше полковника? В твои… Ах, извини, про женский возраст нельзя вслух. Или ты из КГБ?

— Неужели не понимаешь?! Расширение, новые возможности, штаты. Твой Зеленин пойдет выше, а один из отделов — тебе! Куда он денется, все в курсе, дуб дубом и понимает в современной технике не лучше астронома в химии. Без знающего заместителя не обойдется. Или предпочтительней начальником отдела? Разрабатывать новые программы или обеспечивать защиту? Первое перспективней. Лови удачу, пока возможность выбора в руки падает.

— Начальник отдела — должность административная. Мне желательно погоны с большими звездочками для приятной жизни и попадание во вторую категорию, а должность — дело десятое, лишь бы не заставляли докладные писать и не мешали делом заниматься. Еще неплохо прикрытие сверху от понимающего генерала и заниматься в свое удовольствие таинственными для начальника железками. У полковника Зеленина любимая игра — вешать неудачи на заместителя. Совершено не хочется за него отдуваться.

Он потянулся и опять полез, куда не приглашали. Получил по руке и совершенно спокойно продолжил:

— Не тянет меня делать карьеру, и все равно мнения не спросят. Один раз уже ощутил заботливую руку вышестоящего доброжелательного начальства. Отправили в милицию крепить смычку новых технологий с передовым отрядом, обеспечивающим безопасность наших улиц, и моего мнения спросить забыли. Родина вам оказала честь, товарищ, хлопая печатью, провозгласят, когда придет время, в отделе кадров. И приказ на подпись. А отказаться нельзя — не поймут и сгноят в каком Сургуте на должности участкового. Так что мне по барабану. Назначат — не назначат — как карта ляжет. Не стану я вылизывать его в расчете на повышение.

— Ну нельзя же так, — растерянно сказала Майя. — Иногда не имеет смысла хамить в глаза. Тебе нужен враг? Один раз в жизни бывает такое. Каждое направление работы предполагает определенные программно-технические решения, по сути — наличие отельных мини-систем. Какие-то из них уже существуют, другие еще предстоит создать. Огромное поле продвинуться.

— Где-то там, в Москве. В совершенно закрытом институте с невразумительным номером вместо названия. Разработки с мест будут годами мурыжить. Тебе вон тоже академика на шею навязывают. Так ты у нас личность известная и можешь брыкаться, а с простым капитаном никто выяснять отношений не станет. Пара ступенек максимум вверх — и тупик. Да и нет у меня желания кому-то что-то доказывать. Ну, разве тебе, и совсем по другому поводу.

Иногда он непрошибаем, подумала Майя, ничего не сделаешь. Пусть. Не хочет сам — попробую без него обойтись. Необязательно просить, достаточно подсказать кому нужно кандидатуру. А там пусть проверяют и назначают. И она в стороне, претензий никаких, и ему неплохо.

Мужская рука становилась все настойчивее и рвалась вперед все упорнее. Поблуждала по животу и устремилась ниже. Потом Сашка повернулся, приподнялся на локте и поцеловал в ложбинку на шее, чувствуя под своим ртом зачастивший пульс. Она вздохнула, сдаваясь, и обняла его за плечи, притягивая к себе. Дела подождут.

 

Глава 3

Родственники

На проходной, как всегда, толпилась куча народу. Краем глаза Сашка засек, как дежурный кивнул в его сторону, и от стойки навстречу двинулась женщина, загораживая дорогу.

— Вы — Низин?

— И что? — переспросил с досадой. Опять задержка. В магазин не успеет.

— Я — корреспондентка АПН…

— К начальнику отдела полковнику Зеленину, — отрезал сразу, пытаясь обойти. Еще не хватает отвечать на вопросы этой замечательной формально независимой общественной организации. Разведчик на разведчике сидит и шпионом погоняет. А кто не в штате, тот просто пишет доклады.

— Моя фамилия Дмитриева, — загораживая дорогу, порадовала.

— Очень приятно. И что? Я обязан зайтись от счастья?

— Василий Лукич Дмитриев, — с ожиданием в глазах сказала.

— Не знаком, — уже готовый взорваться и послать надоеду крайне далеко отказался Сашка.

— А имя Галина Петровна Дмитриева вам что-то говорит?

Сашка впервые посмотрел на нее внимательно. На вид хорошо за сорок, но холеная. Следит за собой. Прическа простая, но чувствуется рука мастера в хорошей парикмахерской. Одета во все импортное, но не лишь бы достаток показать, со вкусом. И загар странный. С юга привезла, в России так не чернеют.

— При чем тут агентство печати «Новости»? — с холодком в голосе поинтересовался.

— Ни при чем, — легко согласилась, — мне требовалось объяснить дежурному желание найти вас. На рабочем месте отсутствуете, вот и сказала. Я действительно там работаю. Может, отойдем? Не хотелось бы при всех.

Сашка кивнул и двинулся на выход. Спустились по широким ступенькам, завернули за угол, и он, открыв дверь своего старенького «Русича», показал рукой: садись.

Взгляд, с которым женщина осмотрелась внутри, его не удивил. За машиной он следил, не впадая в крайности. Основные навыки в него вбили крепко еще в таинственном детстве при получении прав, и пусть никогда ему не стать автомехаником, но за состоянием автомобиля внимательно следил. Все положенные процедуры проводил вовремя. В обязательном порядке гонял на техническое обслуживание в ведомственный гараж. Ничего не поделаешь, машина уже старенькая и без надлежащего ухода непременно начнет разваливаться. То глушитель требуется заварить-поменять, а достать не так просто, то еще чего случается вроде полетевшего ремня на вентиляторе. Мелочь, а неприятно.

Купить новый аккумулятор — и то проблема. Даже дистиллированную воду пришлось добывать на кухне в собственноручно изготовленном агрегате, благо ее не так много и требовалось. Кружок «Умелые руки».

Ходовая часть была в порядке, а вот обшивка и внешний вид давно смотрелись не лучшим образом. Ничего, еще побегает, а на новую все равно денег нет и не скоро будут. Да и очередь подойдет лет через пять, в лучшем случае. Проще уж договориться и взять списанную после начальства. Там убитых вконец не бывает, но и без него умников, стоящих в негласной очереди в начальственный гараж, хватало.

— Я слушаю, — напомнил он.

— Знаете, — с запинкой сказала женщина, — всю жизнь кормлюсь репортажами и статьями и практически впервые не могу подобрать слов. Даже готовилась, а все едино не знаю, с чего начать. Уж очень это неожиданно. Вы знаете, что на Васю похожи?

— Для меня это крайне сомнительный комплимент, — отрезал Сашка.

Она запнулась и замолчала — поняла.

— Так что вашему многоуважаемому семейству от меня понадобилось через столько лет?

— Я знаю, как это смотрится, но дело в том, что отец… мой и Васи… он тяжело болен. Неизлечимо. Ему осталось немного. Он прожил сложную жизнь и… Задумался. Все ли он делал правильно… И он хочет повидаться перед смертью с внучкой. Сделать для нее что-то…

— Вас как зовут?

— Вера. Вера Лукинична.

— Давно вернулись в родную страну?

— Что? — растерянно переспросила. — На той неделе из Претории прилетела.

— И как там относятся к советским?

— Нормально… Без нас они бы с этими западными эмбарго давно загнулись. А так есть возможность маневрировать. И США стараются лишний раз не давить. Вспоминают, что апартеид — это разделение, а не угнетение, местные негры живут лучше свободных, и вынужденно закрывают глаза на все неприятное. А то как бы буры в объятия коммунистов не подались. Ерунда, конечно, чисто деловые отношения. А что?

— Да просто подумал, что ничуть ваш Лука не изменился. Всю жизнь был эгоистом, им и остался. Всегда навязывал свое мнение окружающим его близким людям, учил их правильно себя вести, а то что про него скажут! Поступать необходимо правильно! Хотя что значит это «правильно»? Это означает вроде бы то, что принято большинством. Сын вышел из-под его воли? Гнать к чертям собачьим! Наверняка в доме имя его упоминать запрещалось.

Женщина отвела взгляд, и Сашка понял — угадал.

— И пятно на биографии приводит в такой ужас, что на могиле сына ни разу не был. Я — приходил, а родной отец — нет. Наверное, еще упрям и безразличен к возражениям. Захотелось — потребовал сорваться с места и заставил дочку поехать за него унижаться. Себе он позволить этого не может. Он до сих пор мнит, что все должны быть счастливы при одном упоминании о его предложении прийти и поклониться.

— Вы неправы! Я же вижу, он изменился.

— О да. Наверняка задумался о грехах прошлых. А как же, смерть рядом. Непременно в церковь сходит. Хотя нет, попа к нему доставят.

Он отмахнулся от возражений и продолжил:

— Толстой был глуп. Все счастливы по-разному. Одни счастливы, когда довольны их близкие. Другие — когда у них много денег. Третьи — когда делают карьеру. Сейчас ему ни настоящее, ни будущее не обещают ничего хорошего, вот и пробило на сентиментальность. Себя ведь жалеет, не сына, не дочку, не внучку. Да ладно, — мысленно приказав себе заткнуться, произнес. Хватит собственное раздражение на женщину изливать. — Оставьте телефон, вы в гостинице остановились?

— В «Оби».

— Я Наде расскажу. Захочет — позвонит. Она уже взрослая, сама решит.

Он вылез из машины и двинулся ко входу. Как раз тренировки закончились, и начали появляться дети. Удачно вышло. Дверь из принадлежащего обществу «Динамо» спортзала выходила на узкую дорожку, и ближе все равно не подъехать. Да и не требовалось.

Уселся на скамейку, специально приспособленную для ждущих своих чад родителей, и закурил. Тепло, хорошо, и мухи не кусают.

Надя прошла мимо, не заметив его, сердито выговаривая Косте:

— Бить надо сразу. Резко, неожиданно. В нос. Ты парень или тряпка? Бей первым!

Сашке почудилось что-то смутно знакомое. Не иначе, он и говорил когда-то. Воспитатель из него получился аховый. Что требуется девочке, пришлось постигать прямо на ходу. Раньше ему об этом задумываться не доводилось. Как оказалось, они изрядно отличаются от мальчиков и по поведению и по желаниям, и эту науку пришлось постигать методом тыка и с осложнениями. Если бы еще не Ксения Юрьевна, вообще неизвестно, что бы получилось. К сожалению, она в прошлом году умерла и оставила его без женской помощи.

И так вышло достаточно странное сочетание. От своей самозваной бабки она взяла умение шить, и совсем неплохо. Готовить тоже учил не он — его хватило только на покупку «Книги о здоровой и полезной пище». Та еще морока изучать рецепты приготовления и сверяться с правильными ингредиентами. Так и не пошел дальше «щи да каша — пища наша».

Зато от него Надя взяла все остальное. Пристраивалась рядом и начинала помогать. Сначала вполне по-детски, приходилось объяснять и за спиной переделывать, а со временем и самостоятельно, со все улучшающимся качеством. Теперь она уже кривила нос и давала советы, как красить, штукатурить, класть плитку, чинить сантехнику и электроприборы. Даже плотницкие и столярные работы выполняла вполне профессионально. Само собой вышло. Сначала переделывали комнату в коммуналке, приводя ее в нормальный вид. А в дальнейшем продолжилось. Формально, раз квартиры были государственные, ремонтировать их должно было при вручении новому жильцу государство, но практически добиться элементарного ремонта было нереально. Поэтому и все исправления косоруких строителей нормальные люди делали за свой счет и своими силами. Так проще, чем добиваться и бегать по инстанциям.

Через год после переезда в Новосибирск, при массированной поддержке Ксении Юрьевны, им дали трехкомнатную отдельную. Дети разнополые, им положены отдельные комнаты. Иди знай без подсказки. Обычно количество комнат равнялось количеству членов семьи минус один, то есть на двоих однокомнатную, на троих двухкомнатную и т. д.

Кто думает, что если по закону на одного человека меньше шести квадратных метров, то можно бежать и получить, — очень ошибается. Сначала необходимо встать на квартирный учет в райисполкоме. Или по месту работы. Мало иметь льготы и малый метраж — дожидаться своей очереди можно очень долго. Лет 10–15 — вполне нормальный срок. Людей много, а категория хоть и приличная, но не выдающаяся. Для нее своя очередь предусмотрена. Попробуйте просуществовать это время на двенадцати метрах втроем с грудным ребенком.

Заслуженная учительница СССР прекрасно знала, кому писать и что именно писать, умело трясла наградами в правильных местах. Своими и его. А, обнаружив через какие-то свои знакомства квартиру, предназначенную для будущих поколений руководителей и временно пустующую, вынула из городского начальства всю душу. Ей страшно мешал спокойно умереть детский плач по ночам.

Еще через два года, не вполне законными путями, играя с пропиской (Ксения Юрьевна отнюдь не родственник) и смущенно улыбаясь, он сунул сколько надо кому надо и проделал обмен. Бабкину коммунальную и его трехкомнатную поменяли с доплатой (естественно, с рук на руки, забыв поставить в известность официальных государственных лиц) на четыре комнаты с улучшенной планировкой в новом доме.

По закону в жизни не положено, однако при наличии множества законных, подзаконных актов и инструкций, на руки посетителям не выдаваемых, путаницы в категориях (не все способны предусмотреть даже прожженные бюрократы, а не менее ушлые товарищи, занимаясь распределением, при подогревании материального интереса могли и сработать в лучшем виде) возможно все.

Долги он отдавал долго и мучительно, бесконечно налаживая ЭВМ всяким недоразвитым, но с большими деньгами. К окончанию НГУ целая клиентура образовалась, и даже сейчас кой-кому из прежних знакомых мог помочь по старой памяти, хотя уже не нуждался. Не забесплатно, понятно.

Зато теперь у каждого имелась своя личная комната, а то Ксения Юрьевна у них и без того жила, но после получения новой квартиры поселилась на законных основаниях на собственной жилплощади — официально. Он без нее обойтись не мог никак. Если и есть на свете бабушки, горящие единственным желанием обеспечить помощь, так он ее видел реально. Повеситься без нее, конечно, не повесился бы, но учиться не смог.

Сегодня они жили в соответствующей чеканной формуле В. И. Ленина: «Богатой квартирой считается также всякая квартира, в которой число комнат равняется или превышает число душ населения, постоянно живущих в этой квартире». Правильный товарищ просто обязан мечтать получить жилплощадь согласно формуле: К = Ж — 1, где «К» — количество комнат, а «Ж» — количество жильцов. То есть количество существующих в общем помещении должно быть на одного больше, нежели количество комнат. Не равно и не меньше, а именно больше. Отсюда простейший вывод: с возрастом он окончательно растерял свою правильность и перестал задумываться о справедливости.

Совесть за старые деяния абсолютно его не мучила. Все жильцы должны иметь свой личный угол, и пошел основоположник со своими идеями в дальний край. Сам наверняка не нуждался в лишних квадратных метрах, а уж маленьких детей сроду не имел.

И каждый раз, вселяясь в новую квартиру, надо было начинать ремонт сначала и перестраивать, перекрашивать под свои вкусы, учитывая и пожелания остальных. Работы хватало.

А еще он явно перестарался с поощрением желания дать отпор обидчикам и воспитанием активности. Не решать споры с помощью кулаков, а активная самооборона. Думал, пригодится в любом случае. Она хорошо усвоила его уроки и регулярно применяла. В восемь лет Надя, получив в глаз от очередного соперника мужского пола, глубоко задумалась и попросила научить ее драться всерьез.

Вот тогда он ее и отвел в «Динамо». Кто же знал, какой результат выйдет? К ее большой радости, там обнаружился кружок хапкидо с натуральным тренером-корейцем, достаточно сумасшедшим, чтобы учить маленьких детей всерьез. К спортивным видам это дело явно не относилось, и международных соревнований не проводилось. Зато с физическим развитием и самозащитой полный порядок. В жизни пригодится. Четыре раза в неделю Надя старательно посещала занятия и никогда не сачковала.

Года через три, на показательных выступлениях, Сашка с изумлением обнаружил очень знакомые приемы. Он сам так работал в драке и прекрасно знал, чем это может закончиться при реальном столкновении для противника. Это не игры — в бою человека калечат в считанные секунды. Получается, и его в свое время учили схожим образом. Что там было до армии, он так и не вспомнил и давно по этому поводу не дергался. Было и прошло.

Когда он попытался Наде объяснить некоторую чрезмерность данного вида спорта, предлагая заняться чем-либо менее убийственным, получил в ответ лекцию о заложенном в системе духовном и психологическом воспитании, позволяющем сформировать сильного духом и телом человека, и сдался. Почти наверняка она была рассчитана на окрепший ум, никакой высокой духовности в ломании костей он при всем желании обнаружить не мог.

Даже прямые указания на полное отсутствие других девочек в их секции и невозможность себя проверить не помогли. Поражения ее не пугали, а умение драться на равных с пацанами радовало. К счастью, монстра из Нади не вышло. Вполне нормальный ребенок, готовый при необходимости договориться. Но вот раздражать ее не по делу или распускать руки не стоило. Могла вломить от всей души, и об этом скоро узнала вся школа.

А Костю она уже сама отвела знакомой дорожкой. Она начала с ним сидеть еще с пеленок, и при их разнице в возрасте и Сашкином вечном отсутствии дома Надя заняла место матери, читая нотации и вытирая брату нос. Во всяком случае, Сашка мог быть абсолютно уверен: ребенок накормлен, домашнее задание проверено, и если необходимо, отца моментально поставят в известность для высшего суда. Этим Надя редко злоупотребляла, предпочитая сама решать проблемы. Требовалось совсем уж из ряда вон выходящее происшествие, чтобы она спасовала.

Его система воспитания была страшно простой и сводилась к пяти элементарным правилам:

1. Ты мужчина. Защитник. Понимай это буквально.

2. Ты все можешь сам. Не умеешь — спроси.

3. Ты получил собственную комнату и сам там хозяин. Сам прибираешь и сам обустраиваешь. Все остальное — общее.

4. Чем больше мы помогаем друг другу, тем спокойнее жить. Особенно Нади касается. Твой мужской долг облегчить ей жизнь. Не дожидайся просьб, сам заранее соображай. Таскать сумки с продуктами, выносить мусор и помыть посуду не слишком тяжело, но важно. Забота всегда приятна.

5. Я всегда на твоей стороне. Если не накосячил. Накосячил — отвечай.

Не сказать, что все выходило замечательно, но в целом работало.

Сашка окликнул их, на душе потеплело при виде обрадованных лиц. Он редко в это время появлялся дома, и уже достаточно взрослые дети самостоятельно могли добраться на автобусе. Поездка на машине — почти праздник.

— Пристегнись, — сказал Сашка Косте, автоматически засовывая язычок ремня в защелку.

— На заднем сиденье даже правилами не предписывается, — моментально отозвался тот.

— У меня положено, — потребовал он, начитавшийся сводок и несколько раз имевший «счастье» любоваться на последствия аварий. Кстати, после этого и поставил ремни безопасности и на заднее сиденье: они не были предусмотрены конструкцией.

Костя с тяжким вздохом проделал необходимые манипуляции. Он великолепно знал, когда не имеет смысла капризничать.

«Русича» Сашка поставил прямо у подъезда, на его законное место. Все соседи давно усвоили, где чья машина обретается, и редко занимали чужую стоянку. Да и места вполне достаточно. Больших начальников в их многоэтажке не водилось, и машин было немного. У них дом хороший, квартиры давали заслуженным товарищам и многодетным. Совсем недоделанных здесь не имелось, а после одного конфликта с соседом на почве излишнего распития спиртных напитков его вообще старались обходить стороной. Запомнили: за ним не заржавеет, в ответ на ругань Низин способен без раздумий навалять всерьез, а трогать его не стоит. Милиция — она такая. Ворон ворону глаз не выклюет. Да и достал сосед не только его — большинство еще и довольными остались. Есть мусоропровод — вот и пользуйся, а не гадь вокруг себя.

Забрав сумки с тренировочной одеждой и прикупленными по случаю продуктами, они потопали домой.

— Здрасьте, — приветствовали их сидящие на скамейке перед входом подростки, не особо старательно пряча бутылки за спину.

Вечером всегда пересменка. Вместо вездесущих бабулек, контролирующих поведение жильцов, место занимала молодежь. Сидели, трепались, иногда заводили магнитофон и пиво пили.

Ребята все более или менее приличные, не хулиганье какое, однако выпендриться друг перед другом — святое дело. И посмотреть вслед девушке заинтересованными взглядами не стесняются. Возраст такой. Впрочем, всерьез приставать не пытались, а Надю страшно уважали. Она при случае не только языком могла качественно отбрить, а и приложить всерьез. Нунчаки для соседей не требовались, вполне рук и ног хватало, а здешние учились с ней в одной школе и прекрасно были с ее повадками знакомы.

Дома Сашка первым делом проследил, отправился ли Костя трудиться над домашним заданием, и потом поманил Надю с собой на кухню. Незачем ему слышать разговор. Прошел прямиком к холодильнику. Достал оттуда начатую бутылку «Пшеничной» с завинчивающейся латунной пробкой (хорошо жить, снабжаясь по верхнему уровню третьей категории), налил полный стакан и выпил.

— Ого! — с изумлением прокомментировала Надя. — Беседа будет серьезной.

Само желание пообщаться отдельно, с глазу на глаз, ее не удивило. Не в первый раз они совместно решали самые разнообразные дела. Денежные и хозяйственные. Когда-то, вернувшись в первый и последний раз из пионерского лагеря, она заявила, что больше туда ни ногой, и вообще достаточно самостоятельна для принятия важных решений о собственной судьбе. Отныне он обязан советоваться с ней. Проще всего было дать по заднице. Сашка совершил противоположную вещь — признал ее равноправие. Ну, когда это имело смысл. Необязательно ставить в известность обо всем, но почему не выслушать иногда мнение?

Он достал из банки соленый огурец и захрустел, показывая на стул:

— Сядь.

Моментально села на стул, руки сложены на коленях — сплошное послушание.

Посмотрел внимательно, впервые за долгое время. Ничего Надя от матери не взяла, кроме роста и цвета волос. Забавно, но ему неоднократно говорили, как дочка похожа на него. И ведь приятно звучало. А оно вон как. В отца пошла.

Да… Вот так идут годы, ничего не замечаешь. Вблизи изменений не заметно. Все кажется, маленькая девочка. А девочке семнадцатый пошел, и уже мальчики в окрестностях нарисовались. Смотрят вполне откровенными взглядами на внезапно обнаружившуюся грудь и вполне симпатичную попу. Чрезмерно накачанных мышц, пугающих ценителей женской красоты, не наблюдается. Тренер не ставил задачу создать мускулистое чудовище, и это замечательно. Вот выносливость имеется, но с виду не скажешь. Пока еще она пресловутой проблемой «непонимающий родитель» не страдает и не проявляет особого желания гулять по ночам. Разрешения спрашивает. Годик-другой — и придет время высматривать в окно.

— Ты отца своего помнишь? — спросил, устраиваясь напротив.

— А чего его помнить? Вот сидит. Александр Константинович Низин. Иногда зануден, но в целом вполне симпатичен.

— Надя, — досадливо поморщился Сашка. — Настоящего.

— Нет, — сказала, как отрезала. — Слишком маленькая была. Я знаю, он ни в чем не виноват, вполне вероятно, был замечательный человек, но я ничего не помню. И не слишком по этому поводу беспокоюсь. Мне достаточно одного отца. В чем его заслуга? Он произвел меня на свет? Спасибо, конечно. Только это не подвиг и не причина для благодарности. Меня в известность не поставили и мнения не спросили. За что я ему заочно должна быть благодарна? Ты мой отец, и другого мне не надо. Я всегда знала, ты рядом и готов помочь без всяких условий. Знаешь, — сказала задумчиво, — я недавно прикинула: а ты ведь тогда всего лет на пять меня сегодняшней старше был. Представила, каково это, и страшно стало. Учился, где-то на стороне подрабатывал, приходил домой уставший, как собака, и все равно находил время для меня. Однокурсники на танцульки, а ты домой. Без праздников и выходных. Еще и Костя со своими детскими болезнями и плачем по ночам. Я помню. Это я прекрасно помню.

— Баба Ксеня помогала.

— Да. Помогала. Здоровья у нее не слишком много было. А ты все пер вперед не хуже танка. Обеспечить нормальную жизнь. Я вот не очень представляю, на что мы тогда существовали, но уж точно не одними макаронами питались. И конфеты были не реже, чем у мамы.

На мои трофейные деньги и побрякушки жили, подумал Сашка. Очень удачно вышло. Бабе Ксении он с честными глазами поведал про Галино наследство (в смысле денег и побрякушек), и, на удивление, она поверила.

Не бедствовали, особенно после продажи того самого замечательного индийского кинжала. Вот о клинке он врать не стал — сознался в малом: княжеская вещь. Не выдержала душа любителей ножей — и скоммуниздил у душмана в виде честного трофея. Очень пригодился. «Победу» купить можно было. И на мебель в новую квартиру, и на всякие холодильники со стиральными машинами, и стройматериалы для ремонта хватило. Только практически наверняка прогадал. Дороже стоил. А попробуй, продай. Не в комиссионку же нести. Там драгметаллы на вес оценивают и обуют еще чище.

У Жоры таких денег не имелось, да и не любил он антикварных вещей. Клинок обязан быть функциональным. Хорошо, через Терещенко познакомился с любителями. У «золотой» молодежи и родители денежные. Замечательное вложение капитала. Одни гжель покупают, другие обожают брильянты, а кому и раритетный нож самое то. А что делать? Ксения Юрьевна вцепилась не хуже клеща и не позволила плюнуть на университет. И права была. Жили бы до сих пор в трехкомнатной, а так удачно вышло. Да вот годы были реально собачьи. Сейчас я бы так не смог и моментально отправил бы человека с подобным поведением к ветеринару. Проверить, не осел ли он.

— Стоп, — приказала она сама себе, — куда-то меня понесло не по делу. Выкладывай, что случилось.

Сашка рассказал. Без особых эмоций, чисто факты.

— Интересное кино, — удивилась Надя.

Она положила руки на стол и наклонилась вперед, глядя ему в глаза.

— На старости лет у дедули взыграли родственные чувства. Вот так, через шестнадцать лет: «Здравствуй, внученька, мы никогда тебя не забывали!» И почему я раньше не замечала, как они пристально следят за моей жизнью и проявляют огромную заботу? Или они просто купить меня захотели? Да пусть хоть сдохнет в своей больнице, я не киношная дура, мечтающая обняться с бросившими ее при рождении замечательными родственниками. На кой они мне сдались?! — искренне удивилась. — Каждому по заслугам и делам его. Маму я прекрасно помню, и мне за нее обидно. Этот паскудный дедушка с ней познакомиться не пожелал. Не то происхождение. Анкета подкачала. Наверняка ведь еще и в церковь ходил. Вот попы ему грехи перед смертью и отпустят. А я знать их не желаю. Все! Вечер разговоров о прошлом считаю закрытым. Пора ужинать.

Она поднялась и принялась доставать из холодильника еду. Загремела сковородкой. Чиркнула за спиной спичка, поджигая газ, и Сашка воровато налил себе еще, пока она не видит.

— Можешь выпить еще дозу — и хватит, — разрешила Надя. — Не слишком все это приятно, но на старости лет начинать употреблять всерьез не стоит.

— Какая старость, — возмутился Сашка, — я еще в полном расцвете сил, и доза детская.

— В смысле для меня ничего страшного? Представляю, какой бы крик поднялся, позволь я себе. Скажи, — спросила, не поворачиваясь, — а это всегда так, женщина кусается, когда это происходит, или это исключительно Майи особенность?

— Откуда ты знаешь про Майю? — возмутился Сашка, поспешно застегивая рубашку.

Так, похоже, он погорячился со сроками. Она уже проверила на практике, что при поцелуях необязательно отключаются мозги, заинтересовалась. Хочется всерьез врезать всем встречным парням по шее, и останавливает исключительно глупость данного поведения. Кто такой? Ноги вырву. И как мне проводить воспитание — мать должна объяснять. Я уже умудрился один раз — получилась спортсменка с уклоном в мордобитие. Нехорошо для девушки.

— Я — дочь разведчика, — хихикнув, сообщила Надя. — Знаю, знаю, не совсем по профилю, но ты же сам меня учил следить за обстановкой. Если что-то изменилось неожиданно, возможна опасность.

— Ну не в том же смысле. И вообще это игра была.

Совсем не игра. Он старательно изображал беззаботность, а переклинило после Гали всерьез. Старательно вбивал девочке в голову наставления из соответствующих методичек, совсем не на тот возраст рассчитанные. И не для того.

Внимание! Посмотри и скажи, какая машина появилась недавно. Правильно, у нас во дворе в первый раз. Давай проверим, к кому приехал.

Чем странен этот дядька? Плохо смотришь. Одежда не по сезону. Подозрительно. Ну и что, что алкаш? Это еще не причина таскаться в теплую погоду в длинном плаще и так потеть. Это вообще признак четкий. Нервничает. А с чего? Не вздумай с ним разговаривать. А эту приторную тетку можно послать прямым текстом. Нечего ей знать подробности про нас. Кто, сколько и как живем. Воровки себя так ведут. И так далее, и тому подобное.

Один раз реально раскололи домушника. Вот тебе и игра. Надя долго ходила с задранным носом и гордилась подвигом.

Мы живем в самой лучшей стране на свете, да лучше не хлопать ушами — целее будешь. Если в газетах не пишут и по телевизору не рассказывают — это еще не означает, что все на свете замечательно. Все, рассказанное официально, — абсолютная правда. За исключением тех редких происшествий, которые доводилось наблюдать лично.

Хуже того, с началом работы в милиции он убедился в собственной правоте. По улицам города ходили отнюдь не только законопослушные граждане, и иные добропорядочные экземпляры, случалось, выкидывали крайне неприятные номера. Мир жесток, ошибок не прощает, и лучше быть готовым к неожиданностям.

— Оказалось полезным, — говорила между тем Надя с хорошо знакомой усмешкой, непонятно каким образом передавшейся от матери, — от меня ничего не скроешь. Во-первых, от тебя пахнет женскими духами. И запах страшно знакомый. Не в первый раз уже. В продаже не бывает — французские. Во-вторых, у меня хороший слух, и я знаю пароль на твоей электронной почте. Эти ваши недомолвки по телефону такие прозрачные — странно было бы не догадаться.

— Э, — замычал Сашка в растерянности. Он-то был уверен в конспирации. Никто ему раньше большие глаза не делал и намеков не строил.

— Да ты не парься. Я уже девочка большая и все понимаю. Мужчине нужна иногда разрядка. Сбросить напряжение и не срывать раздражение дома. Здоровому и не старому еще, — она мимоходом погладила по плечу, — превращаться в монаха глупо. И против Майи ничего не имею. Сразу два преимущества: красивая и неглупая. Можно гордиться, что папа такую бабу уломал, и не опасаться, что завтра ей стукнет в голову в мачехи набиваться.

— Это еще почему?

— Так она сучка карьерная.

— Надя!

— А по-другому не назовешь. Ей мужик нужен? Ерунда. И замуж с расчетом выскочила, и если разбежится со своим деятелем, непременно найдет начальника повыше. Женщина при должности. Всегда выгоду ловит. И при этом умная. Дома не сидит на манер домохозяйки, и считаться с собой умеет заставить. Иная начальница, вроде нашей школьной директрисы, существо бесполое, жестокое и беспощадное. Любят отыгрываться на просителях, и не дай бог свое мнение иметь. Логика, деловые соображения — все в момент забывается, остается одно желание: настоять на своем во что бы то ни стало — и отомстить. Стереть в порошок нахала, посмевшего возражать. Майя не такая. Она расчетливая. Правильное предложение поддержит, просто потом окажется — это ее идея.

— Откуда ты все знаешь?

— А я поинтересовалась, — без малейшего смущения сообщила Надя. — Вот как обнаружила любопытные обстоятельства, принялась задавать наивно-детские вопросы разным людям. И на работу к ней заходила. Почему нет? Мы даже пару раз вполне откровенно побеседовали. Не про тебя. Про жизнь. Взрослой женщине приятно поучить уму-разуму трепетную девушку, заглядывающую в рот. Я ж ей не соперница, а при желании могу и напакостить. Расскажу тебе сплетню, смущенно хлопая ресницами. Дети — они такие.

— Пороть тебя уже поздно…

— А смысл? Могла бы и не говорить. Имей в виду: излишняя строгость с дочкой приведет к тому, что она станет избегать и опасаться отца. Книга для родителей, одобренная для поступления в Информаторий. Между прочим, ты так и не ответил на вопрос.

— Какой? А… Да нет здесь правил. От темперамента зависит. У каждой женщины ощущения особенные, неповторимые. Даже у одной и той же женщины это не протекает каждый раз одинаково. Совсем не обязательны страстные крики. Как не бывает одинаковых людей, так необязательно поведение совпадет в… Слушай, ты себя можешь считать сколько угодно взрослой, но для меня это не так. Я тебе лично задницу вытирал не так давно, мне вообще кажется, буквально вчера, и чувствую себя не в своей тарелке. Нашла тоже тему. Вот с Майей и обсуди. Я верю — ты сможешь. И пользы наверняка будет больше. Женщины про любовь лучше понимают.

Сейчас спросит, что такое «делать любовь», трусливо подумал Сашка, жалея о сорвавшемся с языка. Идиотская калька с английского. Как можно ее делать, и что такое любовь? Мне бы кто популярно объяснил. С Галей было совсем другое. А здесь… мне хорошо и удобно. Никаких обязательств и претензий. Совершенно не представляю, как бы мы ужились вместе. Слишком разные. Не очень красиво звучит, а правда.

— Основное ясно, — подвела итог Надя. — Между нами говоря, хорошая идея. Майя точно лучше знает, чем одноклассницы. — Она хихикнула. — Переходим к следующему пункту семейной программы. Костя! — заорала без перехода. — Сюда иди! Ужинать пора.

Сашка плюхнулся на кровать и тяжко задумался. Восьмой час, и спать заваливаться рано. Почитать книжку или зайти в сцепление и потрепаться с Гретой? Упаси бог, не про семейные проблемы. То есть и про дела свои скорбные иногда жаловались друг другу, но все больше по мелочи. Дети такие-сякие, слушаться не хотят. С ней они обсуждали в основном профессиональные дела.

Специалист она была хороший и обладала невероятной усидчивостью. Пока не добьет дела, не встанет. И мозги работали в лучшем виде. Изредка скажет что-нибудь совершенно неожиданное, получается очень любопытное развитие идеи. Совершенно не женское дело программирование, но она и без диплома НГУ могла обставить очень многих выпускников. Тем не менее сидела в Техцентре на своем месте, не первый и, надо думать, не последний год, на мелкой должности. Ссыльным карьеру не сделать, хоть разорвись. Тут и муж, известный писатель, не поможет.

Детям, правда, уже светила другая дорога. С Сашкиной точки зрения, СССР последние лет двадцать начал проводить гораздо более правильную политику. Желающие ассимилироваться и стать полноправными гражданами получили заметное облегчение.

Запишется национальность по отцу — и основного барьера не станет. Раньше все равно не помогало — потенциально нелояльный тип. С появлением нового руководителя стали заметны изменения. В анкете все равно останется запись, но старт совсем другой. Да вот найти такого холостого — задача не проще, чем деревенскому из общаги жениться на коренной москвичке. Сразу возникают мысли о желании заполучить прописку и прочих корыстных мотивах.

В этом смысле ничего такого заподозрить было нельзя. Игорь при первом знакомстве моментально пал к ногам валькирии немецкого происхождения. Совершенно не требовалось окучивать и соблазнять. Грета еще упорно пыталась объяснить неразумному про кучу проблем, ожидающих в будущем, но того внезапно поразили глухота и крайняя тупость. Было у него в характере нечто романтическое, недаром и повести свои клепать начал. И характер имелся. Уболтал. Не подарок он тогда был. Совсем не подарок. Без квартиры, серьезной зарплаты и, из песни слов не выкинешь, инвалид. Зато как умел замечательно говорить, когда перестал считать себя конченым и пребывал в настроении! Девушки слушали, открыв рты. Писатель…

Очень удачно он их когда-то свел, абсолютно без задней мысли. Хотелось просто пристроить парня на работу, а вышло для всех замечательно.

В дверь стукнули, и, не дожидаясь разрешения, в комнату просочился Костя. Совершенно нехарактерное поведение. С каких это пор он стучаться стал?

— Что-то случилось? — с подозрением спросил Сашка.

— Дневник принес на подпись, — доложил отпрыск.

Сашка недоверчиво взял и принялся листать. Это было вдвойне странно. Столь трогательной заботы он в принципе не понял. Обычно в конце недели он вспоминал об ответственности и требовал предъявить, под нудные оправдания и с чтением длительных нотаций о пользе знаний. Выдрать страницу или старательно исправить оценку — вполне от сына можно ожидать, однако чтобы он самостоятельно принес… Наверняка в школу вызывают гневные учителя.

На последней странице красных чернил с воплем души завуча не обнаружилось. Четверка по географии, еще одна по математике (в кого пошел — непонятно, уж отец-то точно в математике не дуб), пятерка по физкультуре. Все. Ни разбитых окон, ни отрицательной отметки по поведению.

— Замечательно, — с довольной рожей сказал и старательно расписался в соответствующей графе. — На, — вручая дневник, — так и продолжай.

— Па, — отводя взгляд, сказал Костя, — а Надя не уйдет?

Ага, понял Сашка, вот мы и добрались до главного беспокойства. У этого тоже вместо ушей локаторы. Недаром ужинал сегодня в чинном молчании. Обычно рот не закрывается.

— Садись, — вздохнув, сказал и похлопал по кровати.

Костя мгновенно залез с ногами на одеяло. Тапочки предварительно показательно скинул. Длительная борьба по этому поводу шла с переменным успехом. У себя в комнате он твердо отстаивал право лазить по мебели хоть в грязных ботинках. В чужой — совместными усилиями удалось заставить соблюдать минимум приличий.

— А про то, что подслушивать чужие разговоры нельзя, я тебе в детстве объяснить забыл?

— Она так громко говорила… И в конце я не слышал.

Уже хорошо. Ему еще рано задавать соответствующие вопросы. С меня достаточно одного раза.

— Тогда должен был прекрасно слышать, — сказал вслух. — Никуда она не уйдет. И не потому что я могу запретить — сама не хочет.

Взгляд у сына был крайне выразительный.

— Ты уже достаточно взрослый. Должен понять. Есть ситуации, когда непозволительно мешать. Лишь хуже сделаю. Каждый решает сам, что ему важнее. Для меня главное — семья. Ее интересы. Понимаешь?

— Ну, дык и нечего было рассказывать. Не заинтересована наша семья в потере члена, — убежденно сказал Костя. — У нас других родственников нет. Пусть они со своими разбираются.

— А то некому тебе будет вытирать нос, — ероша ему волосы, признал Сашка. — Нет. Те ведь не успокоятся. Подкараулят возле школы или дома, совсем несложно выяснить, если уж меня нашли, и окажется — я предатель. Не поставил в известность. Лучше быть честным. Нельзя врать в ситуации, когда решается судьба. Потом не простит. Не всегда правду говорить приятно, но бывает необходимо. Так всем легче. И вот еще… Меня спросил — правильно сделал, а к Наде не подваливай. Ей будет не очень приятно. Захочет — сама расскажет. Договорились? Она все равно не собирается от нас уходить. Вот и ладно, — подвел итог на кивание, — давай о чем-нибудь приятном побеседуем. Например, выполнил ли ты своевременно домашнее задание?

Костя засмеялся. Он всегда их выполнял. Прямо в школе на уроках. Точные на гуманитарных, разные географии с литературой вообще не открывал, умудряясь не опускаться ниже стабильной четверки. Дома ему некогда: есть занятия поинтереснее. Очередная стратегия на ЭВМ гораздо привлекательнее скучных теорем или образов лишнего человека в литературе. Впрочем, последнее ему еще только предстоит. Всему свое время.

 

Глава 4

Приход «афганца» не к добру

Сашка дернулся и сел на кровати. Невольно посмотрел на часы. До звонка будильника, который ему вовсе не требовался — прекрасно поднимался за пять минут до дребезжания по старой армейской привычке, — еще не меньше часа. Спать уже не хотелось. Опять накатило.

Все тот же сон, стонал слегка сдвинутый герой в «Золотом теленке». Вот и у него повторялся вновь и вновь. Только вместо партийных собраний или государя-императора приходил «афганец». Жуткая пыльная буря, дующая в конце осени в далекой стране. На улице невозможно находиться без респиратора или хотя бы повязки на лице: моментально в открытый рот и нос набьется песок. И вся рожа потом напоминает маску. Весь в глине, принесенной ветром. А белая тряпка становится красной и тяжелой, с трудом пропуская воздух.

В считанные часы все заносит песком и принесенными из дикой дали микрочастицами земли. Находиться в такое время на открытой местности смертельно. В трех шагах ничего не увидишь. И тебя никто не заметит, даже крика не услышат. Сплошная муть в воздухе и бешеные порывы ветра. Отошел чуть подальше — и никогда не найдут.

В первый раз «афганец» задул перед поездкой в Светлое. Ничего особенного. У него случались сны и гораздо красочнее. Еще один эпизод, не особо интересный. Так бы и пропустил, если бы не повторилось аккурат перед взрывами в Верном. Его как кольнуло — предупреждение. Неприятности. Представить себе какие — он не мог, но получив телеграмму, почти не удивился.

Когда в третий раз пыль закрыла солнце, он принялся настороженно ждать, сам не зная чего. Маленькие дети часто плачут, и не всегда сразу понимаешь, в чем дело, но тут резко поднялась температура, и, не дожидаясь участкового врача, понесся в больницу. Очень правильно сделал. Задержись — и легко могли получить серьезные осложнения. Еще одно подтверждение.

Больше он не сомневался: хватало доказательств. Первый инфаркт у Ксении Юрьевны в очередной раз засвидетельствовал его странные озарения. Хорошо, он был настороже и не стал слушать успокоительных отмазок. Могла умереть на пять лет раньше, если бы его не дергало. Не стал слушать и про «бывало раньше», «скушаю нитроглицеринчику — и все пройдет». Почти насильно отволок в уже знакомую больницу — и правильно сделал.

«Афганец» приходил — и неизбежно в ближайшие сутки ожидали серьезные неприятности. Хуже всего — неизвестно какие. Удара можно было ждать откуда угодно, предотвратить все на свете нельзя. Как не получилось спасти Ксению Юрьевну. Возраста и общего состояния здоровья никому не дано отменить. Вроде состояние улучшилось, и он ушел из больницы успокоенный, а ночью она просто не проснулась.

Черт! Год позавчера исполнился, а он на кладбище не сходил. Совсем из головы вылетело. И свечку в церкви поставить необходимо. Веришь не веришь — положено. Хуже не будет. Ему плевать, не для собственного успокоения делается, — но вдруг там польза? Если грешники попадают в ад, то ей обязаны предоставить рай. Пусть и атеистка была и все-таки жила для других. Не только про него речь. Бывшие воспитанники ее не забывали, писали, заезжали, а это не так часто случается.

С болезнями вообще было проще. Сразу все понятно. Зато в очередной раз, подскочив ночью от хрустящего во рту песка, он запретил Наде поехать с классом на экскурсию, получив жуткую обиду, а на следующий день узнал, что одна из девочек утонула, а вторую едва откачали, — и почувствовал дикое облегчение пополам со стыдом. Мог предотвратить. Или все равно не смог бы. Что бы он сказал и как объяснил? Задницей чую?

Приходилось ему и раньше слышать байки про предсказывающих смерть. Самую занимательную рассказал Казак, как по заказу, в одном из давних снов, когда почему-то никого вокруг не убивали и никого не ловили. Почти единственный такой случай, наводящий на неприятные мысли. Ничего ему просто так не приходило. Все имело какой-то смысл, да он так и не разгадал какой. Разве что про «афганца» с третьего раза дошло.

М-да… Казак с его сказкой…

Был якобы у его деда в Отечественную такой случай. В их полку служил солдат, и ничто его не брало. Рядом люди гибнут, а он как заговоренный. И стали замечать, что перед боем он частенько подсаживается к малознакомым людям и заводит разговоры о том о сем, без особого смысла. Угощает их табаком или едой. А на следующий день человек погибает. Вроде он свою смерть передавал другому.

Ну и грохнули его свои же, в один прекрасный день — на всякий случай. А еще неизвестно, что там на самом деле было. Случайность, или он реально видел смерть и на прощание пытался хоть что-то сделать для человека. Ведь не скажешь же ему: прощай, братец, пора могилку тебе копать. Вот и получается: лучше не высовываться, а то примут за наводящего порчу и запросто применят суровые меры. Тем паче все это крутилось вокруг его родных, и пророчествовать не получится.

Дважды он так и не понял намека. Вроде ничего чрезвычайного не случилось. Иди знай, потому что встречал и отвозил в школу и не пускал на улицу вечером, или еще по какой причине. Проскочило — и хвала всем существующим и отсутствующим богам.

Читать медицинскую литературу Сашка не пытался. Хватило и предыдущей попытки, когда изучал, отчего бывает амнезия. В научно-популярных книжках ничего не возьмешь, а для серьезной научной литературы не хватало подготовки. Одно он усвоил твердо — психиатрия не наука и четко ничего про деятельность мозга сказать не способна.

Куча цветастых слов, и при желании можно у кого угодно найти симптомы чего угодно. Предчувствия это, интуиция или еще какая хрень — особо не трогало. Польза есть — прекрасно. Один, максимум два раза в год он слышал предупреждение, и ему вполне достаточно. Толпами несчастные случаи не ходили, и это радовало.

В дверь управления неторопливо вливался поток по-утреннему хмурых милиционеров. Они вяло переговаривались и дружно матерились. Где-то впереди был затор. Очень уж медленно очередь продвигалась.

— Прогульщиков ловят, — со смешком предположил один из стоящих сзади. — Или опоздавших.

— Вот из-за этого и опоздаем!

— У нас кого только не ловят, — со злобой пробурчал еще один. — Делом бы занимались, а не устраивали вечные кампании.

Сашка докурил сигарету уже перед дверью и отправил ее щелчком в урну. Не попал. Плевать. Шагнул через вертушку и, ожидая, пока двое предыдущих пройдут, не поворачивая головы, внимательно осмотрелся. Дежурный делал вид, что старательно изучает документы и сверяет личность с фотографией. С половиной работающих в здании он был прекрасно знаком, и бдительность совершенно не требовалась. Даже заставлял открывать сумки и выворачивать карманы. Ладно бы еще на выходе — вдруг документы выносят, — а здесь происходило нечто непонятное.

В качестве главного присутствовал очередной полкан из кадров, но гораздо занимательнее были люди, торчавшие спокойно на стульях в стороне, но при этом все обязательно должны были пройти мимо.

Майора Хамзатова он знал в лицо и совершенно не стремился с ним общаться. Невысокий, полненький, с липким неприятным взглядом, вечно пытающийся изображать интеллигента, но рано или поздно из него прорывалась подворотня.

Противный человечишка, вечно выполняющий поручения Курнатова, и не всегда они были кристально чистыми. Если дело по каким-то причинам требовалось затянуть или, наоборот, срочно раскрыть, не смущаясь в методах и, как говорили, оглядываясь через плечо, и подбрасыванием улик, то майор всегда принимался выполнять указания со всем возможным рвением. Был он такой по жизни изначально или плохо повлияло наличие папы-татарина, заставляя выслуживаться, — Сашка не знал, да и знать не желал. Благо по работе им делить нечего.

Второй был странный тип. Все время дергается, длинные сальные волосы, и взгляд дикий. Из уголка рта тянется ниточка слюны. Одежда, без сомнений, с чужого плеча. Чистая, но размер больше нужного. При виде Сашки что-то замычал невразумительное и достаточно громко оповестил всех:

— Закрыватель! — При этом он задергался еще сильнее и сделал попытку упасть со стула. Псих. Причем поставить диагноз не требовалось медицинского диплома.

Вот только зырканье майора при этом на него Сашке крайне не понравилось.

Настроение ему испортили всерьез. Он очень не любил непоняток вокруг себя, да еще и после «афганца».

— Обычные дела, — докладывал почтительный лейтенант Шалаев, продолжая жевать. Опять кого-то заставил поделиться, прямо с утра пораньше. Молодой специалист обладал замечательным нюхом на возможность присоединиться к очередному застолью. Необъяснимым образом Шалаев всегда появлялся очень вовремя и непринужденно вливался в коллектив. Без особого стеснения сметал со стола продукты за троих. Куда в нем все девалось, никто не понимал. Парень был пугающе худ, будто прибыл прямиком из концлагеря. Зато исполнительный работник, если рядом не запахнет жратвой. — Один идиот забыл собственный пароль, другой умудрился стереть документ, над которым трудился два дня, и теперь рыдает, умоляя восстановить, еще у одного не грузится ЭВМ, и один случай странный: беспрерывно перезагружается. Все. Поделить заявки и разбежаться по этажам.

— Срочно к Краеву, — возбужденно воскликнул, врываясь в комнату, Зеленин.

— Я? — изумился Сашка.

Ничего приятного от подобного приглашения не ожидалось. В животе неприятно крутануло. Вот оно! Дождался очередных неприятностей.

— Ты, ты. По фамилии назвали. Подать сюда срочно. Можешь форму не надевать, так двигай. Ты что натворил?

— А может, это в связи с реорганизацией? — невинно спросил Сашка. Желание подколоть дубаря было неистребимо. — С будущими начальниками отделов начальство желает ознакомиться и поинтересоваться их мнением о сослуживцах. Я, естественно, как советский гражданин, выложу все начистоту. Обманывать генералов… — Он покачал головой.

— Шутник хренов, — злобно сказал полковник. — Быстро пошел! Стоп, — приказал, — ты точно знаешь, утвердили?

— На днях обязательно, — делая многозначительное лицо, подтвердил Сашка. — Информация на сто процентов. Мне вот нравится получить назначение в отдел реализации государственных программ в области информатизации. А вас порекомендовать в отдел кадров?

Ожидаемой длинной матерной фразы не последовало. Зеленин пребывал в растерянности. То ли капитан совсем обнаглел, то ли точно рассчитывает на неплохой пост и плевать на него хотел. В любом случае вызов смотрелся странно. Вряд ли генерал-майор вообще должен подозревать о наличии в управлении какого-то Низина. Все это нехорошо пахло.

— Что это за дурь, — с раздражением сказал генерал-майор Краев, захлопывая папку. — Личное дело называется! Политически грамотен, морально устойчив, квалифицированный специалист, пользуется уважением товарищей по работе. Не хватает только записей «беспощаден к врагам рейха» и «истинный ариец»!

— Это выдумки, — невозмутимо поправил его Курнатов. — Ничего такого в немецких характеристиках не писали. Но самое забавное, что насчет арийского происхождения может оказаться правдой. В Намангане до мятежа было несколько десятков семей сосланных силезцев, финнов и эстонцев. Кто там их порешил, и тридцать лет назад разобраться не удалось. Могли «черные» за неподходящую внешность, а могли и солдаты под горячую руку. Ничего из ряда вон. Когда детей по каким-то причинам у лишенцев отбирают и они по внешним признакам соответствуют стандартам, всегда направляют в соответствующие заведения.

— Да, да. Статья пятьдесят девятая Кодекса о браке, семье и опеке СССР. «Оказание родителями вредного влияния на детей своим аморальным, антиобщественным поведением», — проворчал Краев. — Мне еще лекцию прочитай о порядке применения уголовного и административного кодекса!

— Нам важнее правильное воспитание, Боян Георгиевич, — невозмутимо произнес полковник, — а оно присутствует.

— На собраниях не спит, руку всегда поднимает за, — саркастически сказал Краев.

— Не без этого. Нормальное поведение… Что касается характеристики… Скептик, подозрительный. Войти в доверие очень сложно. Вероятно, вызвано отрицательным прошлым опытом. Друзей практически нет. Обладает высоким уровнем интеллекта и реально влияет на свой отдел в качестве теневого лидера. Молодые смотрят в рот, а единственный старший по званию и возрасту признает его превосходство именно по части квалификации и всегда поддержит в случае необходимости. Крайне неохотно делится информацией о себе, вместе с тем активен и настойчив, если поставил себе цель. В некотором смысле трудоголик, но только если это не мешает его личным делам. Тут способен на все плюнуть. Семья — это вообще для него святое. Нам тоже полезно, — прокомментировал, — хороший якорь. Кстати, прямое воздействие на семью не рекомендуется. Может повести себя крайне агрессивно, не задумываясь о последствиях. В тир регулярно ходит и для поддержания формы посещает тренировки группы быстрого реагирования. Парни с ним очень спарринговаться не любят.

— Это почему?

— Они все больше учатся обезвреживать противника. Взять преступника — лучшая оценка. А он нацелен вывести из строя. Покалечить, убить. Желательно с первых ударов. Бой без правил. Все участвует — руки, колени, ноги, корпус, голова. Рукопашный бой, который дается солдатам срочной службы, прост и даже примитивен. Несколько отработанных до автоматизма приемов. Нет смысла учить всерьез. Задача солдата — стрелять по противнику, а не лупить его ногами. В штыковые давно не ходят. Но он готовился на быстрое и эффективное уничтожение противника. Нож — хорошо, но и любой предмет подойдет. Это не спорт. Ориентировка на удары по трахее, нервным центрам и переломы рук и ног. Он вообще человек опасный. Не понравилось поведение соседа — и спустил с лестницы, так что тот все ступеньки пересчитал. И жаловаться не посмел. Люди его агрессивность чувствуют и боятся. Все больше со старшим «Медведей» отдельно развлекаются. Тоже, кстати, нормально для дела, с капитаном Поповым сработается. Не друзья, но приятели.

А ведь не мог он все это выяснить за прошедшую неделю, и так дел хватало, с неприятным чувством подумал генерал. И привлечь Низина решили только сегодня. Значит, давно присматривался. К кому еще и сколько у него компромата в загашнике?

— А ведь он моментально свяжет концы, если такой умный, — сказал вслух.

— И что? Маслюков повесился в камере, все остальное — сплошь догадки. А потом ему и деваться некуда будет.

— А в родное КГБ?

— Пограничные войска только на словах в структуру входят. Спецназ — так и вовсе на ГРУ завязан, а те занимались наводкой и поставляли данные для акций. Совсем другие задачи. Отдельное подразделение, и никогда не состоял на связи. Это гарантировано. На фиг не нужно было его в те времена вербовать. В Афгане особистов волновали исключительно возможность дезертирства или перехода на сторону противника и пресечение утери и торговли оружием. Все остальное для них было вторично, включая мелкие шалости вроде покуривания анаши или мародерства. Нет, тут он чист. Никаких знакомств не имеет. Да и выбора особого не имеется. Бич-то на него среагировал. Из всей толпы на одного. Да и кому разбираться в этих электронных приборах, кроме него.

Генерал в раздумье побарабанил пальцами по столу и нажал кнопку селектора:

— Капитан Низин в приемной? Запускай!

— Ты временно переходишь под руководство полковника Курчатова, — веско ронял слова генерал.

Сашка почтительно слушал, стоя по стойке «смирно» и глядя на подбородок Краева. Смотреть в глаза высоким чинам не рекомендуется. Они вроде хищных зверей: прямой взгляд принимают за вызов и становятся агрессивными. Полную неподвижность и опущенный взгляд принимают за миролюбие и уважение.

Сесть ему не предложили. Начальство в своем репертуаре. И панибратское «ты» в его устах совершенно нормально. Всегда тянуло ответно очередному начальнику ответить на «ты», но он еще окончательно из ума не выжил. Не поймут.

Кабинет был огромен, и стол для заседаний не менее монументален. Наверняка больше их отнюдь не маленькой квартиры. Хорошо быть генералом.

— Это чрезвычайно важное для государства задание, и, кроме нас, знать о нем никто не должен. Все вопросы решать с Филиппом Борисовичем. Его приказы обязательны к исполнению. Любые, — подчеркнуто заверил генерал. — Для начала командировка займет пару дней, а потом посмотрим.

Приплыл, осознал Сашка. Поеду искать золото Колчака. Почему я? Других нет? Мое дело сидеть и с эвээмками общаться, а не лопатой в тайге землю ковырять. Потому что замазан. Ах, Мосол, Мосол, подвел меня. Как бы еще пообщаться с ним с глазу на глаз и попробовать выяснить подробности. Нет, это глухой номер. Если есть связь, никогда не дадут встретиться. Что за странная идея в два прыжка через пропасть сигать. Сначала проверить наличие (чего?), а потом извлечь.

— В случае успешного выполнения задания можешь рассчитывать на серьезное продвижение по службе. Да и категория поднимется. Место начальника отдела… ты слышал? Ага, — сказал на подтверждающий кивок, — вполне вероятно по результатам. Если все хорошо пройдет.

Морковку пообещали — теперь как бы уцелеть. Что-то здесь страшно тухлое. Кто ж мешает дать официальный ход делу? Нет, все заведомо крутят в узком кругу, и по инстанции доклад не пошел. Пошлешь его, как же. Долго потом икаться будет. Лучший способ убеждения — это принуждение.

— Ну и обратное столь же верно, — подтвердил догадку Краев. — Придется очень постараться. Вопросы?

— Если я уеду надолго, — в надежде выяснить хоть какие-то подробности поинтересовался Сашка, — необходимо уладить семейные дела.

— Полковник?

— Так точно, — браво ответил Курнатов.

Как хочешь, так и понимай.

— Мне что-то брать с собой?

— Тебе все объяснят. Свободен!

Вариант раз, следуя за полковником, размышлял Сашка. Вырвать пару часов, найти сетевым сканером ЭВМ Курнатова. Собственно, адрес у меня должен быть. На то мы информационная безопасность, чтобы пройти по сети без тревоги. Прямые мои обязанности — заниматься поиском дырок в защите. Попробовать поискать любые данные по ключевым словам. Для меня пароль не вопрос, однако время. Или плюнуть, и пусть идет как идет? Все равно и так узнаю? Ага, то, что соизволят рассказать. Потом втемную используют, вытрутся и выбросят. Слишком странно все это.

Времени ему не дали.

— Майор Хамзатов Юрий Бакирович, — показывая на поднявшегося навстречу со стула в предбаннике, поставил в известность Курнатов. — Поступаешь в его распоряжение. Выполнять любые, — подчеркнуто напомнил, — приказы. Его слова — это мои и даже генерала Краева.

Он повернулся и, не дожидаясь вопросов, ушел по коридору.

— Пошли, — буднично сказал майор и повел его по коридорам в дальнее крыло здания. — Какой у тебя вес?

— Семьдесят три кило, — озадаченно ответил Сашка.

— Хорошо. И что в гражданском — удачно.

Сашка промолчал. Один черт ничего не понятно. Быстрей, быстрей — и держат в приемной час. А потом иди туда, не знаю куда. И что ему стоило вообще сегодня в управление не ходить? Дурак.

Очень скоро он понял, куда его ведут. Неизвестно кем и для чего придуманная «секретка». Он сам когда-то занимался проверкой технических условий. Для гарантии от утечки информации электричество проводили особо изощренным способом. Пришлось поставить специальный фильтр, исключающий передачу по проводам дополнительного сигнала, помимо стандартных двухсот двадцати вольт.

Теоретически здесь должны были проводиться особо секретные мероприятия, защищенные от прослушки. При полном отсутствии телефонов, звукозаписывающей аппаратуры и прочего чрезвычайно важного набора аппаратуры бойцов невидимого фронта. Может, где-то в КГБ и была в этом необходимость, но уж точно не в их управлении. Наверное, решили быть не хуже «соседей».

Полностью экранированные три небольшие комнаты с глухими дверями и отсутствием мебели внутри. Не считать же за таковую наличие пары стульев. А больше ничто и не присутствовало. Абсолютная пустота на фоне выкрашенных в радикально-белый цвет стен. Очень редко использовали помещения в качестве камер для особых клиентов.

Майор, высунув язык, поковырялся в замке, набирая шифр, и с лязгом распахнул тяжелую железную дверь.

— Заходи, — приветливо предложил.

Сашка доблестно двинулся вперед, чувствуя себя Штирлицем, за которым неминуемо захлопнут дверь и заложат засов. Только вот оправданий никто слушать не станет, и выкрутиться не удастся. Дверь Хамзатов как раз закрыл, даже подергал, проверяя, но изнутри.

На полу стояли два туго набитых рюкзака. Один — огромного размера, второй — почти в два раза меньше. На стене висела приклеенная за уголки (гвоздей здесь не вобьешь) картина, очень реалистично изображающая самую обычную облупленную дверь. В остальном комната-камера не изменилась, и Хамзатов не стал со злорадным гоготом запирать дверь снаружи. Честно прошел внутрь, закрыв ее за собой, и плюхнулся на один из стульев.

— Документы из карманов достань. Все, — правильно поняв взгляд, подчеркнул. — Деньги тоже. Мне без надобности твои бумажки. Оставишь здесь.

Сашка нехотя извлек бумажник, потом вывернул карманы, проверяя. Майор демонстративно кинул сверху на его хиленькую кучку свой портмоне. Кожаное и роскошное на вид.

— Закуривай, — предложил, извлекая портсигар. Сигареты в нем были до чертиков подозрительны. Очень похожи на самостоятельно набитые.

— Это что?

— «Химка», — скалясь и показывая кривые зубы, поделился майор. — Лучший афганский гашиш из конфисканта.

— Ты бредишь, майор? Или под статью подводишь?

— Не-а, — глубокомысленно заверил Хамзатов, — тебе что генерал с полковником сказали? Слушаться меня как маму. Кстати, мы с вами, товарищ капитан, в одной канаве не валялись, и попрошу без панибратства. Я твой начальник. Не наоборот.

Он чиркнул спичкой, прикуривая, и на совесть затянулся одной из своих сигарет.

— Не боись, не проверка это. Без маленького улета не получится. Или герыч предпочитаешь? Могу и укол организовать на раз-два. Гашиш лучше: если постоянно не употреблять, психической зависимости не будет. И со стороны не видно. Можно и проглотить, но тогда эффекта ждать долго. А нас время поджимает.

— Что получится? — беря сигарету и крутя ее в пальцах, переспросил Сашка.

— Увидишь, — довольно захихикал майор. — Теперь непременно узнаешь. Не каждому дано, да у тебя получится.

Они сидели и молча курили. Вместо нормального состояния эйфории почему-то страшно медленно тянулось время. Будто застыло. Зато Сашка прекрасно слышал, что во второй комнате кто-то находится. Дыхание доносилось сквозь совершенно не мешающие толстые стены. Потом сосед странно забубнил, и Сашка сам себе кивнул с удовлетворением. Тот самый псих. Правильно он подумал, есть связь с его командировкой. Разобраться бы еще в происходящем.

От майора воняло гуталином и едким потом, и вообще он стал страшно противен. О чем Сашка и не преминул тому сообщить.

— Эк тебя разобрало, — озабоченно сказал Хамзатов. — Видимо, пора. Повернись, помогу рюкзак надеть. Теперь ты мне.

— С какой стати? — удивился Сашка. — Сам корячься, он маленький. И вообще мы на брудершафт еще не пили, и ничем не обязан.

— Глаза закрой, — зло приказал Хамзатов и, убедившись, что указания выполнены, пихнул его вперед.

Ощущение было очень странным — будто сквозь вату продирался. Медленно и с усилием.

— Все, — сказал смутно знакомый голос, — разуй глазки и брось груз.

Сашка автоматически избавился от рюкзака и осмотрелся. Камеры не было. Он стоял посреди совершенно незнакомой задрипанной кухни. По углам кое-как сваленные вещи, хлипкий стол с деревянными табуретками и ободранные обои. На стене еще одна картина с дверью. На этот раз роскошной. Обита коричневой кожей, и ряды медных заклепок.

В грязное окно, не мытое годами, были смутно видны длинные ряды стандартных блочных пятиэтажек. Почему-то его больше всего поразило — второй этаж. Неплохо сиганул из подвала.

Кроме него и Хамзатова в комнате находились еще двое. Хорошо знакомый капитан Попов Илья по общеизвестной всему управлению МВД кличке «Как бы», с которым они неоднократно тренировались совместно. Он служил в группе быстрого реагирования «Медведь» и сам по габаритам вполне мог заменить медведя. Причем по жизни был страшно добродушен, но только не в рабочей обстановке. Если уж их группу посылали брать очередного товарища, забывшего про закон, тот при малейших признаках неподчинения ловил таких плюх, что стоило потом Илье показаться, как подследственный начинал срочно писать добровольные показания. Капитан ко всему еще был неглуп и готов своих бойцов в обязательном порядке прикрыть при залетах.

Второго он видел в первый раз. Совсем молодой белобрысый парень, наверняка после училища.

— Вот ты и узнал, — загоготал майор, — поздравляю с попаданием в другую вселенную.

Сашка посмотрел на Илью. Тот кивнул.

— Ага, ты как бы влип. Как и вся наша компания. Ничего приятного.

Сашка молча развернулся и, не сдерживаясь, ударил раскрытыми ладонями по ушам веселящемуся Хамзатову. Майор всхлипнул и заткнулся. Добавил под ложечку и брезгливо отступил, давая возможность упасть.

— Браво, — удовлетворенно заявил Попов. — Меня тоже тянуло, но субординация как бы не позволила. С меня бутылка.

Сашка посмотрел на него неприятным взглядом и выдал все, что он помнил из армейского лексикона, одной длинной фразой.

— А можно еще раз, я запишу? — взмолился Попов.

— Пошли вы все со своими играми, ищите другого идиота, — заявил Сашка, отпихнул с дороги парня и двинулся на выход, хлопнув наружной дверью.

— Останови его, — прохрипел майор.

— Да ни за что! Мне как бы интересно, сколько времени пройдет, пока дойдет. Спорим, даже со двора не выйдет? А, Петруха?

— На пятерку. И если уйдет, я за ним не побегу.

— Договорились.

— Придурки, — промычал, с трудом поднимаясь, Хамзатов.

Подошел к окну и, с трудом дыша, посмотрел вниз. Сашка как раз вышел из подъезда и решительно направился к дороге. На третьем шаге резко затормозил и остановился.

— На что это он уставился?

— Там плакат вчера повесили: «Николая Романова на царство!» — любезно пояснил молодой.

Хамзатов посмотрел на него диким взглядом.

— Понятно, не тот. Почти сто лет прошло. Не то внук, не то правнук. Нам откуда знать?

Сашка резко развернулся и направился в глубь двора, к машинам. Долго ходил вокруг, потрепался с возящимся возле одной хозяином и, покрутив головой, осматриваясь, направился к дороге.

— С тебя пять рублей, — довольно сказал Петруха.

— Хрен. Это он как бы к ларьку намылился.

— Но ведь не двор!

— А где здесь забор? — очень логично поинтересовался Попов. — Если к дороге выйдет — тогда да, я проиграл. Но он как бы умный. Посмотрит и вернется.

— Вы ведете себя совершенно безответственно, — с угрозой в голосе сказал майор. — Я обо всем доложу.

— На здоровье. Очень меня сейчас волнует выговор. Все равно или посадят, или полкана вручат. — На нервной почве Илья даже перестал бесконечно повторять свои «как бы». — Хотя нет. Космонавтам дают Героя Советского Союза, а мы, пожалуй, покруче будем. А промежуточные мелочи никого волновать не будут. Победителей не судят. Хочешь — иди и приведи его обратно, употребляя весь наличный авторитет. — Он хохотнул. — Говорил же, надо людей хоть минимально подготовить. Кидать в речку для обучения плаванью хорошо не всегда. Люди — они разные. Кто утонет, а кто и в морду треснет. Нет, все забавляешься. Это тебе не Петруха…

— А что я? — возмутился тот. — В первый раз в жизни эту гадость пробовал, вот и обрыгался.

— Шел бы отсюда, начальник, — серьезно посоветовал Попов, — а то вернется и повторит номер на бис. Он сейчас злой. И по делу. У него дети дома, и просто так исчезать не рекомендуется. Не вздумай вечером не появиться и не забрать. А я пока объясню, что к чему. Заодно и успокою. О! Идет обратно. Ну, кто был прав? Подходящий товарищ. Даже обдолбанный соображает. Есть с кем в разведку идти.

 

Глава 5

Он попал всерьез

Сашка ссыпался по ступенькам, прыгая через две в отвратительном настроении. Очень хотелось кого-то порвать, причем всерьез. Он им, в конце концов, не мальчик и в дурацких розыгрышах участвовать не напрашивался. Шутки решил Хамзатов шутить. Пусть скажет спасибо, не прибил вконец. И черт с ним. В начальники он не рвался, а переведут рангом пониже — так и хрен с ними со всеми. Больше времени останется на личные дела. Уволить все равно не посмеют. Письменного приказа не было, и придраться не к чему.

В глубине души он прекрасно знал: на таком уровне юморить никто не станет. Во всем этом идиотизме наверняка есть какой-то непонятный смысл, и сейчас его совершенно не ко времени сорвало демонстрировать отношение. Все сразу наложилось — и нервы, играющие с утра от «афганца», и непонятные обещания вперемешку с полуприкрытыми генеральскими угрозами, и гашиш. Давненько он этими вещами не баловался. Собственно, и не вспоминал даже после госпиталя. Все хорошо в меру, а он свою прекрасно знал. Одно дело погулять в компании таких же солдат после дела, совсем другое — когда у тебя семья и дети.

Все-таки как он здесь оказался? Сознания не терял, сто пудов. Или выключился, и его перевезли? Что-то сильно бьющее по мозгам в сигарете было, а не обычный гашиш? Зачем?! Какой в этом смысл?

Он толкнул входную дверь и вышел наружу. Ничего особенного и намекающего на странные обстоятельства в первый момент не обнаружил. Обычный, в меру захламленный двор. Несколько чахлых деревьев и что-то вроде детской площадки со стандартным теремком, скамеечками и большим ящиком с песком. Это, видимо, для совсем маленьких детишек.

Но это только на первый взгляд. Сначала его всерьез удивил дикий плакат. Не для него же повесили! Это уже переходило все границы и тянуло на антисоветчину. Для шутки глупо, да и зачем так странно шутить. Невольно вспомнился идиотский майоров смех. Ведь с самого начала догадывался о какой-то серьезной гадости.

Включились старые рефлексы. Тем паче не исключительно для Нади придумал игру в разведчиков — сам постоянно и нередко чисто машинально занимался тем же. Вот и сейчас, вместо того чтобы спокойно уйти, плюнув на все, принялся внимательно осматриваться.

Чем дальше, тем меньше ему окружающее нравилось. Прохожих было не слишком много, однако вид у них страшно непривычный. Расцветка, фасон — все выбивалось из знакомых образцов. Прямо пялиться, хватая за рукав, не станешь, но вроде все импортное. Для здешнего района удивительно. Явно же не самые лучшие места, и люди с обычными доходами. Иначе бы в здешних домах не обретались.

Хуже всего были машины. Перед домом стояли три, да и по дороге достаточно часто ездили. Ничего знакомого. Ни одной модели. Даже автобус смотрелся донельзя удивительно. Скошенный зад — и весь разукрашенный подозрительной заграничной рекламой. С каких пор у нас рекламируют Макдоналдс, в недоумении уставился вслед. С ума, что ли, посходили в горсовете?

Еще и несколько пикапов промелькнуло для пущего эффекта. Вот уж чего на улицах Новосибирска днем с огнем не сыщешь. Почему-то в серию они никогда не шли, даром время от времени в журнале «Автомобилист» появлялась очередная бравурная статья о достижении советской промышленности и фотографии образца. Видимо, потому что грузовики в личной собственности не положены, а план выполнять гораздо проще большегрузными. Что иногда требуется и небольшие грузы перевозить, плановые органы и хозяйственные организации мало трогало. А здесь — пожалуйста. На показуху для него это меньше всего походило. Слишком дорогое удовольствие.

— Чего на дороге стоишь? — недовольно пробурчала откормленная баба, появляясь из дверей.

Сашка без возмущения отодвинулся и уставился вслед. Расплывшаяся женская фигура волновала мало. Его гораздо больше занимали джинсы, обтягивающие немалых размеров зад. Как обязаны выглядеть заклепки, нашивки и наклейки, он не имел понятия, зато точно знал, название фирмы пишется Wrangler, а вовсе не через V. Ничего не понять. Фальшак?

Огляделся еще раз и двинулся в сторону ковыряющегося в машине мужичка. Интересно глянуть вблизи. Автомобиль у него по внешнему виду страшно напоминал «фиат» — такой же маленький и малосимпатичный. Номера вот нешуточно удивляли. Ничего общего с привычными. Цифры «54» присутствовали и на двух остальных. Похоже на район. Чем дальше, тем страньше. Другая вселенная, сказал весельчак Хамзатов? Бред. Во что я вляпался?

Ну, поглядим поближе, все равно терять нечего. А жизнь стала всерьез занимательной. Золото в тайге копать, похоже, не придется. А что тогда? Куда его засунули и за каким лешим?

— Какие проблемы? — спросил у матерящегося мужика, уважительно прислушиваясь. Ничего особо нового в гневной речи не обнаружилось, но иные словосочетания оказались достаточно интересны, и стоило запомнить на будущее.

— Представляешь, — пожаловался тот, — напряжение в бортовой сети не поднимается выше двенадцати вольт, с нагрузкой падает до десяти.

Кто к нему подвалил, мужика абсолютно не волновало. Нашелся благодарный слушатель — вот и прекрасно. Надо излить душу и пожаловаться на жизнь.

— При увеличении оборотов снижается еще ниже! До восьми падало при двух с половиной — трех тысячах оборотов в минуту!

— Ремень на генераторе проверь, случается, ослаб. Не крутит нормально — вот и нет зарядки, — заглядывая под открытый капот, посоветовал Сашка.

— Ха! Да я не только ремень, я новый генератор поставил! Результат нулевой.

— Тогда давай снимем клемму с аккумулятора и посмотрим, сколько покажет заряд. Если без нагрузки перевалит за двенадцать — ищи новый.

Мужик, наморщив лоб, уставился на него, переваривая идею.

— Да было у меня такое, тоже не сразу сообразил. Давай, что ли, ключ, помогу.

— Надо было в сервис сразу отогнать, — раздраженно сказал мужик. — Я-то решил, самый умный.

— Да нормально, — заверил Сашка, — со всяким случается. Я как свою купил, через пару лет ремень полетел. Стал ставить — не получается, хоть тресни. Дело вроде простейшее, ума не требует, а все одно не выходит. Даже книжку достал и принялся изучать. А там вообще жуть какая-то. «Снять болт, второй, еще один, крышку, надеть, закрутить снова». И подлезть требуется гибкость, как у гуттаперчевого мальчика.

Мужик понимающе хохотнул.

— Стою, думаю. А мимо шел знакомый и спрашивает: «Что, не получается?» Взял ручку, которой вручную заводится, провернул — и ремень сел как надо. Две секунды. Всегда лучше со знающим посоветоваться. Специалистом. Ну как?

— Так и есть, — с грустью сообщил мужик, — аккумулятор, сука, виноват. Придется опять раскошеливаться. Вот был у меня случай…

Дальше уже не требовалось задавать наводящих вопросов. Полилась совершенно нормальная речь с байками про разные происшествия. Дорожные и жизненные. Вполне достаточно помычать сочувственно, и появляется новая порция информации. Причем иные истории звучали на его слух крайне странно. Наличие президента не слишком поразило — гораздо хуже было, что на чистом русском языке ему заливают про цены (недаром Хамзатов бумажник отобрал) и политику. Толком он ничего не понимал и очень старался сохранять невозмутимое выражение на лице. Надолго его не хватило. Уж очень дико звучало.

Сашка зашел в комнату и обнаружил сидящего за столом Попова, на пару с ковыряющимся в рюкзаках парнем. Прямо на полу кучей лежали пакеты, несколько консервных банок и два АБСУ. Один из бумажных пакетов надорвался, и в прореху высыпалась гречка.

— А этот где? — оглядываясь, спросил Попова.

— Ушел.

Илья показал на картину, невозмутимо висящую на стене. Сашка скривился. Нетрудно догадаться об отношении этих намалеванных дверей к происшествию, но если задуматься — бред натуральный. Очаг папы Карло. Только за тряпкой никакой двери быть не может. Ни в другую комнату, ни в чужой мир.

— Быстро дошло?

— Не слишком. Одно ясно: не дома мы.

— Как бы другой мир. Не волнуйся, вечером наш проводник непременно объявится. Собственно, и сами можем, да приказ сидеть вдвоем. Как моряки в иностранном порту. — Он хохотнул. — Передвигаться по буржуазному городу исключительно с товарищем, для контроля. Теперь стало нас трое — и начнется движение. Мы как бы открыватели новых земель, а не заключенные. Сходишь домой, побеседуешь с Курнатовым — и с горячим трудовым энтузиазмом вернешься. Кстати, познакомься: сержант Петр Мельников, патрульно-постовая служба. Наш как бы соратник.

— «Завтрак туриста», — извлекая очередную консервную банку, с тоской в голосе сообщил тот, — достало уже. — Картошки бы лучше принесли. А то патронов приволок. Можно подумать, здесь тир.

— Концентраты с мясными консервами как бы меньше весят, и объем минимальный занимают. Хлеб имеется?

— Аж пять черняшек.

— Ну, вот бери и лопай.

— Я пойду телевизор смотреть.

— Тоже как бы дело, — согласился Попов.

— Он что, в натуре через картину ходит? — подозрительно спросил Сашка, усаживаясь за стол.

— Мы, — подчеркнуто заверил Илья, принимаясь вскрывать еще одного «Туриста» ножом, — ходим. Накуришься, закроешь глаза и ладонью берешься за ручку. Раз и ты уже… Честно говоря, хрен знает где. Питаться будешь?

— Нет.

— Это у тебя как бы чисто нервное. Время уже обеденное.

— По-русски аборигены разговаривают, — задумчиво сказал Сашка. — Иногда странное что-то проскальзывает. Брокеры, дилеры, бизнес, спонсор. Риелтор — это сто пудов квартиру сдает. От английского слова realtor — агентство недвижимости. Но оно должно произноситься «риэлтэр».

— Американизмы, — неуверенно ответил Илья, — как бы приспособленное под местное наречие. Мы пока не особо общались с местными.

— Во всяком случае, не на Альдебаран высадились.

— Вот именно, — Попов ткнул в сторону окна, — там как бы Россия. И при этом очень странная — не СССР.

— И что вы выяснили?

— О! За два дня как бы массу всего можно узнать. — Он весело засмеялся. — Земля здешняя круглая, звезды правильные, луна имеется, и люди как бы обычные. Две руки, две ноги, голова. Америка имеется, Австралия с Африкой тоже. Город за окнами называется Новосибирск, да вот беда — у нас мечети нет. А здесь как бы стоит, не падает. Вот как тебе журнальчики с голыми бабами в киоске? Свободно продаются, но в руки без денег не дают. Как бы во избежание убегания любителя порнушки без оплаты.

— Два дня? — переспросил Сашка, откладывая остальное на потом.

— Точно так. Ко всему еще конец августа на улице, а у нас как бы июнь. Странно все это. Послушай, — откладывая ложку и вытирая жирные губы, произнес Попов, — мы друг друга давно знаем. Не друзья-кореши, однако вроде ничего плохого ни я о тебе, ни ты обо мне не слышали?

— Верно, — подтвердил Сашка.

— Вот и выходит, надо нам вместе держаться. Мы как бы разве на словах в одной лодке. Хамзатов гнилой насквозь, Петруха молод, еще и глуповат. А полковник с генералом нас втемную один раз разыграли и без проблем второй употребят. Они все это дело под себя взяли и никого в известность не поставили, зуб даю. Иначе как бы сидели бы сейчас за этим убогим столом не мы, а зубры из ГРУ или ПГУ. Как бы нам вся эта радость боком не вышла. Вместе соображать надо.

Сашка показал на уши и обвел рукой вокруг себя.

— Нет, — заверил Илья, — я проверял. Уж это мы притащили в первую очередь, страхуясь от излишнего любопытства туземцев. Полный набор. И «Охотник» на прослушку, и «Филин» для обнаружения камер. А работать я с аппаратурой учился. Можно говорить свободно.

Сашка подумал и изложил утреннюю историю. Про психа и свои неприятные мысли, не очень отличающиеся от идей Попова. Будет интересный результат — генерал выйдет выше, и неизвестно что с ними сделают. Скорее всего, сидеть им всю оставшуюся жизнь в закрытой конторе с таинственным адресом под вечным наблюдением. Еще не худший вариант: там кормить сытно будут. А не выйдет — вообще плохо запахнет. О Маслюкове он промолчал. Чистая догадка, хотя и очень похожая на правду. Да и незачем грузить лишними подробностями.

— Правильно, — довольно согласился Илья. — Сходится. Я тоже его видел. Тогда не сообразил, а ведь и нас ему показывали. Это ты как бы верно просек. Не каждый может на эту сторону. Мои-то ребята не смогли. Один я. А псих твой наверняка и есть дверной художник. Только сдвинутый и мог такую хрень намалевать.

— И чего у нас общего? — скептически поинтересовался Сашка.

— А я думаю, у нас как бы мозги не так устроены. Вот у меня бывают как бы предчувствия. Приходим брать очередного клиента, а я точно знаю: вот у этого в кармане нож, а за тем поворотом стоит мужик с топором.

— Нет, — отперся Сашка.

— Не хочешь — не говори. Только мы, видать, ведьмы, или как там правильно будет мужского пола. Даже если как бы не подозреваем об этом. При употреблении образуются в черепушке новые связи.

— Тогда в мозгу.

— А нам не по фигу? Что-то там имеется изначально, потом как бы раз — и вперся в картину. С толчка. А мог и без, потом бы на глюки решил. Вот у Петрухи бабка точно ведьма была. В наших краях достаточно известная. Могла порчу снять, а заплатишь — и навести. И это как бы не сказки. Умела. Что-то наверняка передалось. Гены-хрены. По наследству подарила на долгую память. Если он не умеет, еще не значит, что не получится, когда прижмет.

— Маги, — хмыкнув, сказал Сашка. — Сквозь стены ходить можем, да не догадываемся. Тоже неприятно пахнет, а ну разберут на части, чтобы выяснить, чем это так отличаемся от нормального человека? А оно на клеточном уровне или в генах. Под микроскопом не обнаруживается.

— Вот и думать надо, чтобы польза от нашей деятельности перевесила. Для начала — вживаться.

— Ага, — согласился Сашка, — запросто. Вот зайдет с обычной проверкой участковый, которому дворник стукнул про неизвестных людей, и попросит документы. А у нас на полу куча огнестрела. То-то радости здешним ментам.

— Еще вопрос, существует ли в здешней как бы России участковые.

— Ну, околоточный. Кстати, вы что, про здешние порядки ни сном ни духом?

— А как ты себе это представляешь? — серьезно спросил Попов. — Ловить прохожих и выяснять у них структуру органов правопорядка? И что потом с «языком» делать?

— На ту сторону.

— А он не пролезет! И как бы искать начнут. Вот прикажут — тогда да. И никак иначе. Возврата для него не будет, а убивать мне как-то не хочется.

— Да хоть в ближайшую библиотеку сходить… М-да… Там тоже паспорт попросят.

— Начинаешь понимать. Это тебе как бы не шпионить на загнивающем Западе. Там хоть имеют представление, с чем придется дело иметь. Подготовка какая-никакая. Деньги как бы опять же на дорожку и документы. Пусть липовые, но на первый случай имеются. А у нас, — он махнул рукой. — Опытным путем установлено — груз не должен превышать собственного веса. Больше взял — не пропускает. Подопытный человек не в счет. Он вроде как сам по себе, но по первому разу лучше держать за руку.

Он подумал и хохотнул:

— Или за другое место. Главное, как бы контакт с голой кожей. И не всякий подходит. Курнатов головкой об стенку приложился. Вот и выходит — а что тащить? Жрачку с оружием — это как бы максимум. Продать и то нечего. Все это с конфиската, а золото с брильянтами из вещдоков и полковнику не так просто стибрить. Да и в комиссионке опять паспорт потребуют. Если они есть здесь, — после паузы добавил.

— Что-то должно иметься. Ломбарды, скупки. Деньги у них в ходу. И хоть совсем не похожи, но рубли, я у киоска хорошо рассмотрел. Стоп! Твой Петруха телевизор смотрит! По нему тоже кое-что понять вероятно.

— О! Это как бы песня! Во-первых, не от антенны, а от кабеля работает. Во-вторых, сто программ принимает. Не как у нас три — две центральных и местную. Новости, я же про Африку с Америкой не зря сказал, детективы… Имей в виду: при аресте есть право хранить молчание и вызвать своего адвоката. — Он рассмеялся. — Мелодрамы, спорт, про животных, детские передачи. На как бы любой вкус. Он как уселся — так исключительно в туалет отлучается. Даже ест у телевизора, на диване. Еще рекламу бесконечно гоняют. Покупайте то и это. Петруха и ее смотрит, разинув рот.

— А записать? Даже по фильмам и новостям можно многое понять.

— Пробовали. Как бы не стыкуются наши системы.

— Схема телевизора есть?

— Здесь вообще ни одной бумаги нет. Твой псих нам подарков решил не делать.

— Все равно смотреть надо. В Союзе импортные видики тоже надо переделывать. У нас стандарт телевидения SECAM, у них — PAL. Выходит в черно-белом цвете, а иногда и со звуком проблема. Одна дополнительная микросхема «сорок пять-десять» — и порядок.

— Я даже не буду делать вид, что понял. Ты у нас как бы специалист, вот и соображай. Получится — дадим начальству хоть что-то. Уже плюс. ЭВМ, именуемые компьютерами, в этом свихнутом мире имеются. Тебе и карты в руки.

— Ага, — скептически согласился Сашка. — На каком языке работают? Аналитик, Глагол? Майкрософт Ворд? Я пять лет учился для получения диплома — и все равно многого не знаю. Разобраться за два дня, пусть два месяца — чушь. Даже при условии доступа к книгам. Не надо ждать невозможного. Слушай, а вдруг это вообще не его квартира и в любой момент хозяева заявятся?

— Ключи подошли, выход единственный. Тем не менее я замок на всякий случай поменял. На наш, советский. Как бы не хочется обнаружить в один прекрасный день входящих в помещение чужаков.

— Идите сюда, — заорал Петруха из комнаты. — Скорее!

Они переглянулись и двинулись на вопль.

Обстановка в комнате была не менее убога. Все те же ободранные стены, продавленный диван, на котором сидел Мельников, и маленькая тумбочка. На ней громоздился телевизор раза в полтора больше Сашкиного по диагонали.

На экране вокруг непонятного здания сгрудилась куча раскрашенных на американский манер машин с надписями по-русски «Полиция» и мельтешили люди в элегантных белых форменных рубашках, неуловимо похожих на американскую одежду тамошней полиции из фильмов. Некоторые были и в кителях. Это уже, видимо, по здешней погоде. В руках они держали пистолеты, и лица были страшно серьезны.

На ступеньках стоял толстый тип в полувоенной одежде, в бронежилете, маске на лице — и, прикрываясь явным заложником, что-то орал. В руке он держал отдаленно смахивающий на АБМ автомат. Такой же магазин, и очертания знакомые. При этом глаз резала неправильность приклада и отсутствие пистолетной рукоятки. За спиной у мужика висела туго набитая спортивная сумка с непонятной надписью латинскими буквами. Толком не разобрать.

За кадром торопливой скороговоркой трещал назойливый диктор, по три раза объясняя одно и то же, прекрасно всем понятное. Сработала сигнализация, и, выполняя свой долг, патрульные машины прибыли в считанные минуты.

— Кино, что ли?

— Ограбление банка, — чуть не подпрыгивая от переполняющих его чувств, вскричал Петруха. — Прямой репортаж из Воронежа. Это прямо сейчас!

Дверь распахнулась от пинка изнутри, и на пороге появился еще один близнец по одежде, но более худой и высокий, с пулеметом наперевес. Этот тоже не обошелся без толстой сумки на ремне. Заодно жилет весь был усеян карманчиками, из которых торчали обоймы, и имел на боку внушительных размеров нож.

Запоздавший в переговоры вступать не стал и с ходу принялся поливать полицейских длинными очередями. Они моментально разбежались не хуже мышей от кошки, прячась за машины. Стекла звенели и сыпались под ударами пуль, машины оседали на пробитые шины. Дико закричал раненый.

Камера задергалась и упала. Единственный вид — перекошенные колеса машин. Не желая раздражать телезрителей отсутствием зрелища, в кадр забрался ползущий полицейский с пистолетом в руках. Он приподнялся и, выстрелив неизвестно куда, поспешно вновь упал на асфальт. Диктор продолжал раздражать своими бессмысленными комментариями и рассказом, как мимо него буквально вот сейчас пролетела с визгом пуля.

— Идиоты, — подивился Попов. — И те и другие. Палит, как из шланга поливает, сейчас коробка закончится — и что тогда?

— Рэмбо, — озвучил впечатление Сашка. — Часть вторая. Патроны никогда не кончаются.

— Так урки все одинаковые, — возбужденно сказал Мельников, — вот когда я на срочной лагерь охранял, в побег сорвались. И тоже без ума. На рывок прорваться пытались. Ну и положили всех пятерых.

Картинка на телевизоре опять появилась, но очень неудобная. Снимали стрелка сверху и сзади, в черно-белых цветах.

— Пара снайперов — и все, — продолжал свое Илья, ругаясь через слово. — Они как бы гуляют, будто по бульвару. А эти на заложника смотрят, как бы не задеть. Валить надо было сразу. Один пострадает, зато другие знать будут — бесполезно прикрываться посторонним человеком. — Он удивленно покачал головой. — Сто полицаев приехало, и все с пистолями. У них в машинах как бы ничего серьезнее не присутствует?

— А у нас есть? — обиделся Мельников. — Хорошо, дубинки патрульным выдают.

— Не, — отмахнулся Попов, — у нас такого хамства сроду не случалось. По каждому случаю огнестрела из главка прибывают.

— Оружие здесь свободно продают? — заинтересовался Сашка.

— Вроде автоматическое запрещено, — неуверенно сказал Петруха. — И без справки об отсутствии судимости нельзя.

Изображение на экране неожиданно сменилось. Съемка теперь шла мощным объективом откуда-то сверху и справа. Не иначе, из окна дома напротив. Худой, расстреляв магазин, небрежно швырнул пулемет на землю и извлек из-за спины странного вида оружие и продолжил свое увлекательное занятие в виде стрельбы по окружающим целям.

— Пистолет-пулемет Хеклер и Кох, копия MP-5N, — авторитетно заверил Попов. — Хорошая вещь. Посмотреть бы вблизи, чем отличается от нашего. Там должна иметься резьба для крепления глушителя.

— Оно и видно, как законы выполняются!

— Черный рынок как бы во всем мире существует, — пробурчал Попов. — Хочешь, шпалер прямо у вокзала куплю? Дорого, опасно — и все равно находятся и продавцы и покупатели. Места знать надо.

Оба деятеля не торопясь прошествовали в сторону стоянки левее выхода из здания. Толстый, не скупясь, награждал заложника пинками, направляя его в нужную сторону. Худой продолжал палить во все стороны без перерыва, иногда меняя обоймы. Героические полицейские абсолютно не рвались грудью встать на дороге, продолжая хорониться за расстрелянными машинами и иногда бесполезно постреливая в сторону врагов из своих пистолетов. Те даже не вздрагивали, прекрасно понимая, насколько такая стрельба с сотни метров бессмысленна. Правда, худой иногда вроде бы отвечал на выстрелы, но понять, куда он целится, и целится ли вообще, было сложно.

Дошли. Толстый нырнул в дверь старого пикапа, завел машину и принялся раздраженно махать в сторону выезда. Там, перекрывая движение, стояла одна из патрульных машин. Худой двинулся вперед деловой походкой. Видимо, собирался отогнать чужой транспорт. Шагах в трех он неожиданно споткнулся и, выпустив длинную очередь в воздух, упал. Звука слышно не было, но судя по корчам, попало ему в ногу, и бандит принялся истошно орать. Засевший за машиной полицейский не упустил своего шанса и продырявил ему конечность.

Забытый всеми заложник шустро кинулся убегать и свалился от очереди в спину. Толстый не стал церемониться. Потом он поехал прямо вперед, высунув в окно автомат.

— Какой долбон, — с чувством сказал Попов, наблюдая, как тот врезался в автомобиль, пытаясь отбросить его с дороги. Бок полицейской машины помял, но и себе радиатор разбил напрочь. Во всяком случае, жидкость потекла на землю. — В зад надо было бить!

Полицейский, метнувшись через капот, оказался у открытого окна и выстрелил бандиту в голову. Моментально присел рядом с пикапом, глядя на раненого худого. Тому было не до замечательного окружающего мира. Он пытался зажать рану на ноге и, широко разевая рот, в голос матерился. Догадаться о конкретных словах было несложно и без наличия звука.

— Не оскудела еще как бы земля русская на нормальных людей, — довольно прокомментировал Илья. — Не побоялся парень.

Очень медленно со всех сторон, выставив вперед пистолеты, начала собираться вокруг толпа полицейских. Элегантный и наутюженный вид исчез. Все были грязными от валяния на земле и страшно злыми. Они что-то орали и делали грозные жесты.

— Спорим, не застрелят, — азартно предложил Петруха.

— Перед камерой? Нема как бы дурных. Должна же у них быть прокуратура.

— А откуда им знать про съемки?

— Не, — отказался Попов, — достаточно одному рацию послушать. Наверняка сказали. Еще и лечить будут. — Он, не стесняясь, плюнул на пол. — Разлагающаяся буржуазия, туды ее в самое… Капитан, — сказал, обращаясь к Сашке, — а ведь это как бы знак, ниспосланный свыше. Уж как сделать чисто, мы на пару сообразим, а?

— Только не здесь! Возле квартиры пачкать нельзя — спалимся.

— А ехать в другой город как бы надо деньги. А их можно взять только так. Замкнутый круг.

— В центр и пешком не проблема. Или угнать: заводить без ключей меня учили. Двигатель и зажигание здесь ничем не отличаются, я посмотрел. Но без дури. Сначала хорошо осмотреться. Кто его знает, какая разница в правилах дорожного движения. И камера наблюдения мне не понравилась. Заметил, снимали с двух точек, и вторая стационарная, установленная на входе?

— Эй, — подозрительно спросил Петруха, — вы о чем?

— Планы строим на будущее, — отмахнулся Попов. — Отдыхай, сержант.

 

Глава 6

В гости попрощаться

Сашка закинул внутрь чемодан и захлопнул багажник. Над головой в светлые дали с шумом пронесся самолет. Через три часа отбывать обратно. Летом вечно сложности с билетами — ну да ему в очереди не стоять. Прямо к трапу приехали и принесли. Лишнее напоминание: полковник Курнатов все держит под контролем.

На переднем сиденье уже уютно устроилась Надя, и он полез назад.

— Кирова, двадцать четыре, — сказал таксисту. — По Гоголя, до Красноармейской, потом направо.

— Знаю, — обиделся тот, — это где большой двухэтажный дом?

— Он самый.

— Объехать придется: на Красноармейской опять все перекопали. Вот есть же у людей деньги, — трогая машину, завелся таксист, — строят и строят, а тут ломаешься круглые сутки — и вечно жена ноет. То ей не так, это не эдак. Уж как я стараюсь, все домой, а она вечно недовольна. Что, и с друзьями после работы пивка нельзя?

Ага, одобрительно что-то мыча мысленно, согласился Сашка. То-то от тебя несет прямо с утра.

— Вот повысили тарифы — и люди вообще садиться перестали, а план дай! Никого не волнует! Я, что ли, счетчик устанавливаю?

— За нами с самого аэропорта черная «победа» идет, — доложила по-английски Надя.

— Тебе показалось, — ответил Сашка на том же языке.

— Нет, и в Новосибирске ехали. Я думала, случайность, а здесь то же самое. Папа, что происходит? Ты поэтому сорвался и повез нас в Верный, не дожидаясь экзаменов? Это из-за моих родственников?

— Честное слово, нет, — отперся Сашка, напрочь забывший про Дмитриевых. — Потом объясню.

Машину он и сам видел. Опять напоминание. Большая сложность приставить слежку. Не надо никому ничего объяснять. Следственное управление дало указание — и полная информация своевременно поступит Курнатову на стол.

— Если вы хотите, чтобы я не понимал, — косо посмотрев на него, заявил Костя, — переходите на немецкий. — Он обернулся и посмотрел назад. — Антенна на «победе». Радиотелефон.

Если уж что без сомнения и внесла Ксения Юрьевна в воспитание детей — так свою любовь к языку вероятного противника. Чуть ли не с пеленок она говорила с Костей на английском, не забывая вовлекать и Надю. Даже устраивала специально дни общения без русского. Сейчас они наверняка знали язык лучше него самого. Уж точно девочка забивала собственную учительницу в школе по всем показателям. А у него знания всерьез заржавели. Без применения они долго не лежат. Читал он практически свободно, по работе приходилось, а вот общаться было не с кем.

— Да не от тебя, — с досадой ответила Надя, — от водителя.

— У него от этого уши даже вытянулись, так интересно. Вы только никому не говорите: мы шпионы, — поставил шофера в известность по-русски Костя, нахально улыбаясь, — наша фамилия Бонд. И папа у нас Джеймс Бонд. А этот мужчина так… сопровождающий телохранитель.

— Пороть детей все-таки жестоко, — признал Сашка, — вот подзатыльник за глупость не мешает дать.

— Ой! — воскликнул Костя, поспешно отодвигаясь в дальний угол. — Дяденька шофер, я пошутил! Мы из советской разведшколы и готовимся к внедрению в американскую семью. Подменим их оболтусов, никто и не заметит. Только это секрет!

— Ремень — для некоторых лучшее лекарство, — пробурчал водитель. — Волшебная вещь. Сразу старших уважать начинают.

— Когда вашему будет лет двадцать, — убежденно сказал Костя, — он непременно все припомнит. А если и потом не хватит смелости, так тряпкой вырос.

Сашка повернулся и посмотрел многообещающим взглядом.

— Всем молчать! — приказал зло. — В тишине и спокойствии едем до остановки. Тебя, — это Косте, — касается в первую очередь.

Такси остановилось прямо у ворот, и водила даже помог вытащить чемоданы, так ему не терпелось свалить поскорее. Не понравились ему пассажиры.

От дома уже шла Грета в окружении своих трех белобрысых отпрысков. Старшему восемь, потом шесть и четыре. Чистая немчура — распланировано правильно, и все своевременно. И дети такие же. Хорошо воспитанные. Со старшими вежливые, не скандальные. Сами моют свою посуду, чистят обувь, застилают постель и складывают игрушки на место. Даже не ноют, когда отправляют спать. И это не означает отсутствия собственного мнения. Уже сейчас способны обосновать свое суждение и отстаивать его.

Вот почему у него так не получается воспитывать? Вроде нормальный ребенок, и не драчун, а обязательно выскажется, да еще в самое неподходящее время. Тяжко ему в жизни будет, если не дойдет, что иногда стоит язык и придержать.

Он поцеловал Грету в щеку и, не дав ухватить чемоданы, поволок их собственноручно. Сумку и Надя унесет, здоровая вымахала, не развалится. Костя уже принялся наставительно что-то объяснять малолетним приятелям. Он себя давно назначил атаманом и за большинство общих детских шалостей в последние лет пять отвечал единолично.

И не скажешь, что здесь еще десять лет назад стояла полуразвалившаяся халупа, купленная за гроши. Натуральные куркули проживают. Уж чем замечателен Игорь — так своим непревзойденным желанием хорошо устроиться. Вопрос денег с некоторых пор для него не стоит, и он размахнулся во всю молодецкую ширь.

Отгрохал натуральную барскую усадьбу. Двухэтажный деревянный дом с верандой и огромными окнами. Фундамент выкладывали по примеру дореволюционных особняков. Слой крупных камней, мелкая галька, песок. И дерево, и камни, и кирпичи рассматривались Игорем чуть ли не в лупу. Будто и не советский человек. Ему не требовалось срочно, он возжелал качества. Неторопливо и аккуратно, без трещин, гнилья и малейших перекосов. Стоило это очень дорого, но зато и результат оказался впечатляющим.

Отдельно во дворе имелись гараж, сарай, фруктовые деревья и цветник. Последнее — уже Гретина работа. Неистребимая женская привычка создавать уют, помноженная на немецкую педантичность. Вот мужу ничего такого не требовалось. Деревьев вполне достаточно. А то поливай, удобряй, подстригай. Нет в нем желания обустраивать палисадники — городской человек.

Внутри тоже совсем неплохо. На первом этаже большой длинный светлый зал, кабинет хозяина и спальня. Еще две комнаты, кухня и черный выход. Ванная с туалетом. На втором этаже еще две комнаты — и опять же туалет с душевой, в расчете на гостей. Ну и, как положено богатому человеку, куча подсобных помещений. Подвал, кладовки, чердак. У него любой чулан по размеру легко крыл стандартную комнату в панельном доме.

Хорошо устроился. Ко всему еще он теперь имел изумительную запись в трудовой книжке: «Находится на творческой работе». Реально ни одному участковому не понять, зато и придраться невозможно. Не кто-нибудь — член Союза писателей, и не бездельничает дома, а размышляет о творчестве. При советских тиражах он вполне может себе позволить за закрытой дверью сачковать, отдыхая от общественной жизни. Загнать его на субботник проблематично, а дела Союза писателей его мало волновали. Выбивать материальные блага через начальство Игорь брезговал. Хватало хороших отношений с местными большими людьми, гордящимися, что он не желает перебираться в Россию. Собственная знаменитость.

Игорь встретил на пороге, и процедура всеобщего обнимания-целования повторилась. Сашка нетерпеливо потоптался рядом и, затащив чемоданы внутрь, принялся показывать в сторону кабинета.

— Ого! — сказал с удивлением, попав наконец внутрь.

Он достал с полки книжку и перелистнул пару страниц. Здесь Игорь держал исключительно собственные сочинения, для чужих имелась серьезно разросшаяся библиотека в комнате.

— Это на каком языке?

— Вьетнамский, — мельком глянув, объяснил тот, — читают, как ни странно, «Про любовь». Причем южные, не северные. Говорят, очень похоже на их собственные дела. — Он хмыкнул. — Борьба с партизанами (если не давить, с какими именно, все одинаковые), и выбитый из нормальной жизни человек возвращается домой. Сами вышли на Госиздат и предложили сделать перевод. Семнадцатое издание — и шестое на иностранном языке! — объявил с гордостью. — Советские республики не считаю. На днях прислали авторские экземпляры. Одну книжку на полку для коллекции. Что с остальными делать, понятия не имею. Как-то не попадались мне в Союзе знатоки вьетнамского языка. Дарить и то некому. Зато гонорар не в рублях. Мне, правда, вместо валюты чеки в «Березку», но и так неплохо.

— Добытчик, — умильно порадовалась Грета, — оторвал за гонорар новейшую ЭВМ, а сам так и не научился ею пользоваться. Применяет в качестве пишущей машинки. Даже в редакцию я письма отправляю. Боится что-нибудь не то нажать. Тоже бред натуральный. Почему нельзя прямой выход на заграницу сделать? Хотя бы временно. Все равно проверяют, не понравится цензору — обрежут линию. Минутное дело. А сейчас — переводчица пригоняет вопросы по тексту в Госиздат, а те нам на утверждение. Потом обратно, и только после согласований за границу уходит. Что эти цензоры понимают, если мы здесь сами мучаемся? Там иногда такие странные сложности при переводе шли — попробуй четко перевести разные жаргонизмы. У них свой солдатский сленг — и спрашивает: а так можно? А нам откуда знать? Дословно чушь выходит.

— Вот интересно, а не держи СССР на поводке своих узкоглазых соратников и завали Китай с Северным Вьетнамом военной помощью — вышибли бы американцев в шестидесятые, как французов?

— Ага, мало было китайских добровольцев на тропе Хо Ши Мина. Давай за них отдуваться, в надежде нагадить побольше неизвестно кому. Еще двадцать лет войны, и все за наш счет. Правильно сделали, что договорились с американцами. Они войска вывели, а мы узкоглазых дальше не пустили. Зачем Москве сильные соседи? Пусть следуют указаниям, а не проводят самостоятельную политику. Или еще войска посылать за них сражаться? Базы в Китае и Северном Вьетнаме имеем, заводы если и строим, так не забесплатно, — вполне достаточно. И так китайские копии нашей стрелковки по всему миру расползлись. Все в свои игры играют. А имей они ядерную бомбу и приличную промышленность — быстро бы Мао себя показал. Тот еще перец был.

— И валюты бы тебе не досталось, — указал Сашка злорадно.

— Давай к делу, — сказал Игорь. — Что за спешка у тебя? Что происходит?

— Это хорошо, про гонорар. У меня к тебе не просьба. Практически поручение. Ты мне должен, — серьезно сказал Сашка, ставя книгу назад. — Много-много гонораров. Пришло время расплачиваться. Я тебя в свое время не прибил только по доброте душевной. Что за хамская манера вставлять своих знакомых в дурацкие книжки!

— Так он абсолютно не имеет фантазии и норовит списать реальный сюжет и личности, — мимоходом погладив мужа по голове, засмеялась Грета. — Он и меня дважды засовывал в свои гениальные произведения. Собственную жену!

— Да, но превращать Галю в семнадцатилетнюю школьницу — это переходит все границы. Совесть надо иметь.

— Разве плохо вышло? — обиженно спросил Игорь.

— Да мне плевать, хорошо или плохо, и сколько ты с этого получил. Ты мне должен! За все хорошее, включая знакомство с Гретой.

— Кончай давить на жалость. Выкладывай, что случилось.

Сашка вытащил из кармана обе бумаги и положил на стол.

— В чем дело? — с недоумением осведомился Игорь, прочитав текст. — Кто в наше время пишет завещание?

— У тебя на медкомиссии нашли что-то серьезное? — с испугом спросила Грета, быстро прочитав через его плечо немногочисленные строчки.

— Слава богу, нет. Все гораздо хуже. Я совершенно случайно влип в очень нехорошее дело. На очень высоком уровне склока. Шансы — пятьдесят на пятьдесят. Или буду ходить в генеральских погонах, или закопают в безымянной могиле. И мне не выскочить. Придется идти до конца. Отказ не принимается — поздно. Это такая длительная командировка, откуда не пишут и не звонят. Совершенно не представляю сроков. Очень не хочу, чтобы дети остались одни. Летом ничего особенного, не в первый раз к вам привожу, но я не хочу сложностей в дальнейшем. Если потребуется, они должны задержаться, да и успокоить не мешает. Мне больше не к кому обратиться. Это, — он показал на генеральную доверенность, — дает вам право поступать с имуществом по собственному разумению, а по завещанию вы опекуны. Придется вам взять на себя все проблемы, если не появлюсь в ближайшее время. Кстати, у Нади еще один экзамен. — Он пошарил в кармане и вытащил еще одну бумагу, без проблем полученную у полковника. — Тут разрешение сдавать не в своей школе. Надо подъехать и договориться.

— Глупость говоришь, — пробормотала Грета. — Мы и так все сделаем. Дружба не исчерпывается совместными пьянками. Важнее готовность помочь. Если ты в это не веришь, на черта приехал?

— Я знаю — на вас можно положиться. И все-таки это не погостить на каникулах. Возможно, это навсегда.

— Ты не преувеличиваешь?

— А сходи прогуляйся до калитки. Там стоит «победа» с очень характерной антенной, и внутри двое или трое товарищей. Внимательно пялятся, чтобы не соскочил. Они просто сидят и смотрят. Наблюдают. Вот такое предостережение от неправильных действий. Сдал детей — и на самолет. Назад. Выполнять приказ. А больше ничего не предусмотрено.

— Хоть намекнуть можно?

— Я бы и рад, да ситуация такая… Ничего объяснить нельзя, вам же хуже. Кто меньше знает — лучше спит.

— А если я кой-кому позвоню? — неуверенно спросил Игорь. — Есть у меня знакомые на достаточно высоком уровне. Я все-таки известный писатель.

— Вот тогда и меня порежут, и детей, и вас за компанию. Много знающие долго не живут. Не шучу я и не пугаю. Там ставки огромные, никого не пожалеют, а возможности у людей имеются. Не стал бы я вообще ничего говорить, да иначе не выходит. Начнете звонить, беспокоиться и выяснять — тут и сработает сигнализация. Я вас прошу об одной конкретной вещи — позаботиться о детях. И все. Остальное не ваши проблемы. Договорились?

— Конечно, — подтвердила Грета. — Будь спокоен.

Игорь кивнул и заявил:

— Ты придурок. Мог бы и не спрашивать. Через столько лет сомневаться в ответе — это я тебя обязан прибить.

— Вот и замечательно, — сказал с облегчением Сашка. — Да! Если к вам позвонят или придут с вопросами, все равно какие удостоверения будут показывать, в каких званиях будут и на кого ссылаться станут, — говорите чистую правду. Ее всегда излагать легко и приятно. Уж точно не запутаешься. Вот что я выложил, то и честно передайте. Уехал в командировку и ничего внятно не объяснил.

Игорь поднял вопросительно бровь.

— А если я позвоню, так обязательно скажу что-нибудь из знакомого только нам. Да не думаю я, что до этого дойдет. Мои э… работодатели прекрасно понимают: пока я честно выполняю приказы, лучше излишне не давить, а то не хватит трудового энтузиазма на дальнейшее. А заменить меня сложно. Можно, да куча дополнительных хитроумных телодвижений. Все, — произнес, вставая, — пойду с детьми попрощаюсь. Выдам Наде ценные указания. Время поджимает.

— Я отвезу?

— А куда ты денешься. Такси я отпустил. Кстати, — спросил с опаской, — насчет твоей старой идеи… В маньяки меня не записал в очередной замечательной повести, рассчитанной на переиздание за границей?

— Не берут, — с сожалением в голосе сознался Игорь. — У нас они не водятся.

— Слава богу! Мало мне было дожидаться перешептывания за спиной по прошлому гениальному произведению.

Сашка вынырнул из огромной толпы у касс и, морщась, сообщил:

— Зря торопился: рейс задерживается. Могли спокойно посидеть, билет все одно в кармане.

— Так в чем проблема? — удивился Игорь. — Давай хлопнем на дорожку. Обычай.

— А тебе стоит? Тормознут на трассе и права отберут. Без колес тяжко будет.

— Как заберут, так и отдадут, — заверил Игорь. — Ты забываешь, кто я есть такой. Очень известный писатель. Народ меня просто обожает в лице мелких милицейских начальников, трудяг на СТО и прочей общественности.

— Тогда посиди. Я щас.

Сашка помчался в сторону ресторана, а Игорь плюхнулся на кресло и вытянул ноги со вздохом облегчения. Долго стоять ему было тяжко, проще уж ходить. При знакомых он не жаловался и старался не показывать, насколько это неприятно, когда после стояния в очереди ноют занемевшие конечности. Благо и нечасто приходилось. Уже не первый год по знакомству отоваривался без длительных ожиданий, и дело вовсе не в удостоверении инвалида СА, позволяющем прорываться к прилавку напрямую. Иные товарищи, всерьез раздраженные ожиданием, могли и прибить, невзирая на корочки. И он не слишком их осуждал. Самому бы не понравилось пропускать кого, если неизвестно, на всех ли хватит. Просто в Верном не так много всесоюзно известных прозаиков. Практически он один и есть. Остальные местного разлива и особыми успехами похвастаться не могут. Не Москва или еще какой большой город, где писатели ходят стаями и грызутся между собой за влияние и материальные блага. Для него всегда приготовлен заранее в подсобке полный набор согласно категории, и еще и звонят из магазина. Удобно. А подписать лишний экземпляр подсунутой книги дарственной надписью рука не отвалится.

Вокруг клубились всевозможные типы. Только в Туркестане такое встречается. В центре не так заметно — там славяне преобладают, хотя и среди них очень разные имеются физиономии. Здесь тоже большинство европейцев на вид.

Многие отставники селились по окраинам. Государство было заинтересовано увеличивать прослойку лояльных граждан и выделяло таким людям дополнительную жилплощадь, помогая и с трудоустройством. И все одно здесь очень наглядно представлено многонациональное население страны. Все цвета кожи, разнообразные одежки и многочисленные языки. Вокзалы и аэродромы — чуть ли не единственное место, где не существует четкого разделения. Попытка распихать по разным залам с успехом провалилась, хотя неграждане и сами старались в общий не соваться: недолго и от мусоров по шее заработать.

Раньше было спокойнее, да после нескольких угонов самолетов через границу проверки при посадке стали гораздо жестче, и приезжать требовали за два часа. В результате народу в не рассчитанном на это здании стало заметно больше, а порядка много меньше. Ничего странного. Серьезные люди через общий зал ожидания не ходят, а сидят в комнате первой категории и с любопытством наблюдают за столпотворением через окно. Для них общей очереди не существует, и нервы трепать необходимость отсутствует. Их редко трогают проблемы остальных. Он вполне мог протыриться внутрь и расположиться в комфорте, да Сашу все равно не пустят. Пока не дорос: туда пускали исключительно первую категорию, — вот и приходится сидеть по соседству, любуясь вблизи на общее для всех растерянно-покорное выражение лиц.

Самое интересное, когда понадобилось, замечательно договорились с потенциальными противниками о выдаче лихих героев, норовящих совершить рейс в одну сторону. Политика — не политика, а мы способны применить и ответные адекватные методы. Зачем им нарываться? Разрядка — она гораздо лучше и приятнее, включая легкое сокращение обычных вооружений и пару сотен ядрен-батонов. Принципами не поступились, даже слегка приоткрыв щелку.

Вот если хорошо присмотреться, заметны две отдельные сплоченные кучки отъезжающих. С греками все ясно. Уж драпая от своей реакции в сороковые, они никак не рассчитывали быть сосланными и пополнить число жителей Туркестана. Ну да они хоть в лишенцы не попали, в отличие от понтийских, загремевших еще раньше на поселение. Собственно, отношение и к тем и к другим было вполне приличное, в сравнении с немцами или некоторыми кавказскими народами, но им чего-то не понравилось. Теперь норовили отбыть за бугор. И очень зря. Давно они имели очень мало отношения к далекой Элладе, и многие уже и по-гречески не слишком хорошо говорили. Это ведь только на словах их там поджидают с нетерпением, реально — в лучшем случае выдадут минимальную сумму на обустройство и забудут через день. Будут пахать еще похлеще здешнего, причем при полном незнании окружающего мира и его законов.

Вторая толпа была гораздо страннее. Не так много государств, где добросердечное советское правительство могло углядеть новую родину для своих бывших жителей. Не в Афганистан же их отпускать и не во Францию. Никому они там не сдались. А вот Турция для всех заинтересованных подошла идеально. Мусульманская страна, и на ее территории много кого встретить можно. Они ведь только числятся турками, а копнешь — и обнаружатся курды с дагестанцами. Вот и прекрасно.

Воссоединение родственников, причем исключительно прямых, через десятилетия — еще та история. Доказать достаточно сложно, и мудрые юридические органы СССР сделали на этом неплохой бизнес. С каждого отбывающего, хорошо помурыжив с доказательствами наличия двоюродной тетушки, требовали очень приличную сумму. Все равно, в валюте или рублях. В иностранных купюрах даже предпочтительнее. Исключительно на проверку и установление родства. А то мало ли кто чего скажет или покажет.

Все вполне официально, хотя ходили упорные слухи про отдельные контингенты убывающих, к которым не очень придирались. Чуть не из лагерей собирали, визу в зубы — и на самолет. Саша на прямой вопрос глубоко задумался и, пожав плечами, признал некие подвижки в данном вопросе. Статистики до них не доводили, но по очень приблизительным прикидкам места содержания заключенных серьезно разгрузились. Наплачутся еще демократы с правильно воспитанными советскими уркаганами, свалившимися им на голову.

Зато под это дело очень многие намылились в Турцию. И всевозможные чеченцы с дагестанцами, и турки-месхетинцы, и узбеки с таджиками. Турки принимали всех, будто сами сотнями тысяч не старались перебраться из любимой страны в Европу. Им за это платили с Запада всевозможные борцы с коммунистическим засильем. И всем было хорошо. СССР избавлялся от враждебного балласта, показывая желание быть замечательным в глазах прогрессивной общественности, турки получали дешевую рабочую силу, а сами люди мечтали уехать. Полное счастье для всех. Зря Стругацкие считали, что такого не бывает. Еще как случается. Только вот не продолжается долго.

Саша появился с подозрительной коробкой в руках. Уселся рядом и извлек из кармана два граненых стакана.

— Воровать нехорошо, — наставительно сказал Игорь, наблюдая, как они наполняются прозрачной жидкостью. — Наверняка за кем-то числятся. Копеек на тридцать, не меньше, нагрел бедолагу.

— Ха, — ответил тот, — все честно. Пятерку в лапу — и все сами вынесут, даже утруждаться не требуется. Хочешь — водочку, хочешь — коньячок. И ресторанную наценку не забудут, даром буфет. Зато без очереди и с улыбкой. Им же утруждаться и обслуживать не надо, здесь чистый доход. В ресторан вообще не попасть: не первый рейс задерживается — и народ это дело заливает. То ли с горя, то ли с радости… А стаканы в качестве дополнительной услуги. Не из горла же нам хлебать. Не дети уже давно.

— Какие наши годы!

— Хороший тост, — одобрил Саша. — Хотя человек имеет возраст, на который он себя ощущает. Я вот застрял на двадцать с чем-то и в последнее время при виде Нади впадаю в задумчивое состояние. Вчера еще маленькой была, а нынче принялась задавать совсем не младенческие вопросы. — Он поежился. — Закусывай! — предложил, извлекая из коробки пластиковые тарелки с пластиковыми же вилками.

Удобная вещь. Поел — выбросил. Главное, не сильно нажимать, разрезая очередной жесткий от времени продукт, недолго и с распиленной пополам тарелкой остаться.

— Это сосиски? — с подозрением спросил Игорь.

— Или сардельки, они с виду толще, а на вкус особо не различаются. С гарниром. Картошка, зеленый горошек. Что не устраивает? Совсем зажрался на домашних харчах. Дежурное блюдо в данном ресторане в будние часы. Еще салатик со свежими овощами и хлебушек. Можно было компот взять, но я ограничился обычной минералкой. Она в бутылках, по дороге не расплещется.

— Был у меня знакомый из Приднестровского экономического района — он утверждал, у них подают в общепите блюдо под названием «Завтрак гайдука». Это вроде абрека. Тоже по лесам шастал и грабил. Кусок мяса, помидор, огурец и брынза. Даже не режут, так в тарелке и приносят.

— Логично. Шеф-повар в Шервудском лесу не предусмотрен. Оленя — на вертел, и с ближайшего огорода сперли немного зелени для вкуса. Ну, за наши будущие плодотворные годы…

— Гадость какая, — отдышавшись, сказал Игорь. — Разбавляют они, что ли, потихоньку?

— Пробка была на месте, проверял. Я и говорю — зажрался. Давно ли «Туркестанку» приличной считал? Натуральный самогон. А мы пили и за удачу считали!

— Вот и плохо, что для всех пить нормально. Алкаша даже жалеют. А он ничего хорошего за собой не тащит. Запретить бы или, на худой конец, задрать цену до небес. Ты хоть представляешь, сколько травматизма и миллионов потерянных рабочих часов в результате выходит по стране?

— Да вроде все нормально, — удивился Сашка, — вон… — Он показал на огромный телевизор под потолком: разобрать, что именно говорят, не представлялось возможным из-за постоянного шума вокруг, но картинка была достаточно красноречивой. — Очередную миллионную тонну чугуна выдала на-гора новейшая доменная печь. Куда мы его деваем, не в курсе? На ванны пускаем? Ядра для пушек давно перестали производить.

— И вроде много не выпил…

— «Приходит член общества трезвости на завод, — уверенной рукой разливая по стаканам, поведал Сашка. — С проверкой и контролем. Особливо за травматизм. Начальник цеха подводит визитера к токарю Иванову:

— Вот наш передовик.

— Очень хорошо, — обрадовался гость. — А скажите, если бы выпили стакан вина, вы бы смогли так же ударно работать?

— Не знаю, — пожал плечами токарь.

— А два стакана?

— Не уверен…

— А целую бутылку ноль-семьдесят пять?

— Так ведь работаю, как видите…»

— Я серьезно! — обиделся Игорь.

— А если серьезно, то ты прав и неправ одновременно. Уменьшить потери — задача правильная и даже решаемая, только отнюдь не так. Повысить цену — так в момент, когда она станет запредельной, начнется повсеместное самогоноварение. Это без сомнений, не ты первый задумался. Где-то там, — Сашка показал на потолок, — просили рекомендацию. Вот я и ознакомился. Бороться с самогоноварением будет абсолютно бесполезно. Если спрос есть, найдутся и производители. И статья в УК не поможет. Участковые вполне себе люди. Пока их гоняют, бегают, а постоянно следить не станут. Других обязанностей хватает. Только самогонщики без контроля выпускать станут. Без фильтров. Отрава. Да и начнут повсеместно употреблять самые разнообразные заменители, вплоть до дихлофоса и тормозной жидкости. Покойников будет масса. Просто от непищевых суррогатов и горящих с утра труб. Наркотики опять же. Сейчас дорого и опасно, а превысит доход риск — и возьмутся за это дело всерьез. Тут и расстрелы не помогут, найдутся добряки хоть из «черных». Совсем запретить пить — так есть два замечательных примера. США в двадцатые годы и Россия во время Первой мировой. Результат нагляден.

— Ты еще сообщи, что революция из-за сухого закона случилась!

— А это не мешало бы проверить! Хорошая тема для диссертации. Жаль, не утвердят. Помнится, в фильмах возбужденные толпы шли ломать в феврале винные склады. Любопытный такой момент. Не за хлебом — за водярой ломанулись. Пили и пить будут, но деньги пойдут в криминал. Это еще при условии, что мы не знаем, сколько алкогольных денег в бюджете. Производство — копейки, продажа — рубли. Не удивлюсь, если очень солидный кусок. Уйдут они — и за счет чего верстать расходную часть? Вот и выходит, дешево продавать плохо — много пить станут. Дорого — не менее опасно, примутся за самогоноварение. В Госплане не идиоты сидят, баланс соблюдают.

Он замолчал и намекающе поднял второй стакан.

— За здоровье детей не откажешься? Вот и все так, — сказал с насмешкой, дождавшись, пока Игорь выпьет и заест сосиской, — не отказываются в компании. Идейных борцов с алкоголизмом наблюдать не приходилось. Разве больные какие. Язвенники. Воспитание у нас такое. Культура общения. Так принято, и все с детства видят: просто так не сидят. И вместо психолога — собутыльнику душу изливают. Не нажирайся до свинского состояния — и никто слова не скажет.

Он проглотил содержимое стакана не поморщившись и продолжил:

— А выпить иногда необходимо. Как баба Ксения умерла, сидел вроде деревянного. Все пытался разобраться, правильно все делал или можно было лучше. А потом на поминках хлопнул стакашек и захорошело. Жизнь не кончилась. Наверное, не очень красиво звучит, положено долго мучиться и страдать, но реально помогло. Меру знать надо. Представляешь, у меня дома в холодильнике бутылка хранится, и никак не выпью. Сам обычно желания не имею, а праздники мы на работе отмечаем. Даже на День пограничника не тянет надраться и в фонтане понырять. Но ведь не абстинент.

— Ты вообще на встречи ветеранов не ходишь?

— Один раз сунулся, еще в студенчестве, и навсегда удалился. Люди либо языком болтают, либо квасят не по-детски. Кстати, недавно своих знакомых по роте пробил по эмвэдэшной базе данных. Один совсем спился, другой под машину попал, тоже под этим делом, еще двоих в соответствующем состоянии убили.

— А остальные?

— На остальных уголовных дел не заводили. Может, пьют тихонько, а может, стали знатными механизаторами и передовиками производства. Четверо из почти шести десятков оставшихся в живых, кого я помню, проходят в базе данных, остальные нет. Неплохой результат. Мы ребята правильные были и молодые. Я верю — приспособились к мирной жизни. Могло быть гораздо хуже.

— И не пробовал пообщаться?

— Нет. Это прошло, и в воспоминаниях о героическом прошлом не нуждаюсь. «Помнишь?» — непременно спросят. Слишком хорошо. Мне этого выше крыши хватило.

То-то ты помалкиваешь о прошлом и демонстративно отмечаешь день рождения с госпиталя, не пытаясь поделиться. Совсем я не уверен в полном восстановлении памяти, не пытаясь мешать, решил Игорь. Не часто он так раскрывался. Все-таки нервничает из-за своих непонятных дел.

— Да я вообще, — подумав, сознался Сашка, — друзьями как-то не разжился. Разве вот ты.

Потому что мы оба поломанные, подумал Игорь. По-разному, но перешли когда-то черту, отделяющую от прошлого. Хотел бы я знать, насколько ты свое вспомнил. Никогда ведь толком не делился, один раз про сны рассказал — и больше ни-ни, а спрашивать неудобно. Сколько лет минуло, а есть вещи, о которых я догадываюсь, да знать не могу.

— Еще баба Ксения под определение «друг» подходила, да ей-то совсем другого хотелось. Думаешь, не знаю, как бы она была счастлива, назови я ее мамой? А я не смог. Так и не переступил через себя. Приятели имеются, друг — один. Прошел я как-то по краю студенчества, не до совместных мероприятий тогда было. Дети очень много времени отнимают, даже не считая необходимости добывать для них пищу, одежду и еще много чего. Они ведь нуждаются выглядеть не хуже остальных. Хотя, — задумчиво добавил после паузы, — это скорее я пытался добиться в меру разумения и хитрозадости. Они никогда не требовали. Есть — хорошо, нет — переживут. На редкость правильно все воспринимают.

— А женщины? Была же у тебя…

— А чо женщина? — удивился Сашка. — В этом смысле не обижен. Вот только баба начальник — жуткое дело. И проблема не в зарплате или должности. Она меня учит, что правильно, неправильно, к кому сходить с просьбой или поклониться. Представляешь, даже в постели пытается воспитывать. На фиг, на фиг. Я уж как-нибудь сам со своей жизнью разберусь. В указаниях не нуждаюсь. Хороша ли, плоха, но это моя судьба, и делать я ее собираюсь самостоятельно. Нельзя лезть в начальники, не избавившись от дурацкой привычки сообщать дураку об его дурости. А я вечно забываюсь. Взялся за дело — делай его хорошо или не лезь. Вот и получается… Так даже удобнее. Пообщались — разбежались.

— Не стукнуло тебя всерьез, когда готов на все.

— Один раз случилось. И закончилось не лучшим образом. Подумать — все равно удача. У других и один раз не случается. Да и у меня повторение вряд ли возможно. Всегда чуть по-другому. Мы ведь меняемся с возрастом, и в одну воду дважды не войдешь. Один хрен, если где-то там свыше запланировано — без спроса проявится, дай срок, какие наши годы! Вот освобожусь от обязанностей — и в первый раз закачусь к Черному морю. Один. Надя уже большая, пора. Отпуск без домашних спиногрызов и нервомотателей — это ж счастье! А там отдыхающие красавицы, мечтающие о симпатичном мужчине без вредных привычек. Щедром, и с этим делом все в лучшем виде. За тем на курорты и мотаются. Все впереди.

— Почему в неположенном месте распиваем? — прерывая его, потребовал незаметно подобравшийся милиционер.

Вид у него был помятый, будто спал прямо в мундире под лавкой, но смотрел соколом. Порядок на охраняемой территории обязан быть.

— Ну, ты же видишь, командир, — ответил Сашка, — ему стоять тяжело, а в буфете стульев не предусмотрено. Войди в положение. Мы уже заканчиваем.

— Документики предъявите, — потребовал угрожающе.

— На, — одним движением доставая из кармана и раскрывая удостоверение, ответил Сашка, — читай. — И тут же, не давая в руки, спрятал вновь. — Еще вопросы?

— Эта… — после паузы попросил милиционер. — Не злоупотребляйте. — Еще секунду поколебался и, не особо торопясь, удалился в толпу.

— Вот, — нравоучительным тоном сказал Сашка, — еще одно преимущество пьянства для наших органов правопорядка. Если не буйный, а хороший человек всенепременно не станет возникать при обращении к нему человека с погонами при исполнении, любой выпивший чувствует себя заранее виноватым, и хоть смажь ему по роже — и не подумает жаловаться. Очень удобный контингент для воспитательной работы. Особенно если в вытрезвитель забрал и карманы попутно почистил. Потом ни черта не докажешь.

— А ты уверен, что он не вернется, когда сообразит, что ты не из нашего экономического района, а приезжий?

— Все он прекрасно понял, — отмахнулся Сашка, — на такой работе быстро становятся психологами, с первого взгляда вычисляющими человека, или вылетают. Это посторонним кажется, в ППС сплошь тупари. Есть даже экземпляры, специально под образ косящие. Удобно — и моментально отбивает охоту объясняться. Что с такого служаки, помнящего один устав, возьмешь, кроме неприятностей? Так и этот. Вдруг при желании могу устроить нехилые неприятности? Да и нет серьезной причины на рожон лезть. Мы — каста, и ворон ворону старается без команды глаз не выклевать.

— Уверен? — повторил Игорь.

— Дело в том, что у меня на лбу не написано, зачем приезжал и с кем в Верном из мусоров близко знаком. Если бы не успокоился, послал бы его на парковку. «Победа» пятьдесят пять — восемьдесят девять. Буковки соответствующие, означающие код Управления МВД города Верный. Они любознательных любят.

— А «победа» все стоит?

— А куда они денутся! Жарятся на солнышке. Сопровождение. Не бери в голову. Давай о чем-нибудь более интересном потолкуем. Вот в газете недавно прочитал: Троицкая камвольная фабрика перевыполнила план на какие-то большие проценты. А что такое камволь, и что с ней делают?

— Хрен его знает, — подумав, ответил Игорь. — Раз ткацкая — наверняка ткань.

— Такой нужной обществу вещи не знаешь, а про глобальные проблемы рассуждаешь. Нет, мы пили, пьем и пить будем. «Руси есть веселие пити, не можем без того быти». Образ жизни.

 

Глава 7

Лучший способ познания жизни находится на базаре

Сашка поднялся по ступенькам в 1086-й автобус и, мысленно кривясь, законопослушно заплатил пятнадцать рублей за путешествие. Жаба давила разбрасываться деньгами. Пять копеек за проезд остались в далеком СССР, а у него и там был льготный проезд. Здесь у них все не как у людей. Зависит от принадлежности — муниципальный транспорт или частный, и на какое расстояние бегает. Никогда заранее не знаешь, сколько потребуют.

Как они, пыхтя, ни старались вывести коэффициент по ценам, ничего не выходило. Слишком мало известно, и ничего общего. Продукты вроде бы дороже по отношению к средней зарплате, вещи намного дешевле, но жизнь ведь не исчерпывается пожрать-одеться. Еще и квартира, и школа, и больница (вроде все платное, и сильно дороже). Впрочем, толком они все равно не знали. По телевизору ничего не поймешь. Надо погружаться в местные реалии, а это не так просто. Не на работу же устраиваться, — а со стороны не всегда поймешь все взаимосвязи.

Он посмотрел на Илью, старательно изображающего постороннего в соседнем ряду, и тот подмигнул, кивнув на Хамзатова, уставившегося в окно. Они-то были уже бывалые ходоки, по пятому разу катались по окрестностям, а майор сподобился в первый. Впечатление было сильным. Угодили на разлагающийся Запад.

Светящаяся реклама на множестве магазинов и просто так, ярко одетые люди. Правда, у многих страшно недовольный вид, но в этом ничего оригинального. Выйди с утра на улицу в советском Новосибирске — еще и не такие раздраженные хари обнаружишь. И разговоры ничем не отличались. Правительство ругают, на американцев дружно плюют, денег нема, и жена пилит.

Человек при любой власти не меняется. И при коммунизме, чтобы там ни говорили основоположники, жить станет прежде всего своими личными интересами. Откуда и вывод — до коммунизма страшно далеко. Каждому по потребности долго ждать придется. Слишком у многих потребности необъятные. «Один говорит, что слишком мало свободы дают, другой — что слишком много. Один ропщет на то, что власть бездействует, другой — на то, что чересчур действует… Даже расхитители казенного имущества недовольны, что скоро и расхищать нечего будет…»

На улицах до черта иностранных машин, но имеются и российского производства. Одна беда — ничего общего с привычным видом, и даже названия другие. Слишком давно история пошла не так. Его ведь сразу зацепило, еще в первый день. Несколько машин возле дома — и ничего знакомого. А внутри все похоже. Мелкие различия не в счет. Тот же двигатель и те же приборы. Даже расположены одинаково. Удобно. И воровать гораздо проще. Убрать замок с руля или переключения передач как раз не проблема с их профессиональными инструментами. Гораздо хуже наличие в новых моделях электронного замка с кодом. То есть справиться можно, но лишнее время занимает. Проще уж со старыми моделями.

Деньги… Ему жутко не нравилась вся ситуация. По-умному, сидеть тихо и собирать информацию. Потом уже выводы делать. Нет, горит генералу — дай результат! Вечная болезнь начальства. Ему подавай срочно-срочно.

Одно дело дома орать, требуя, другое — совершать резкие движения, не очень представляя, как это отзовется. Совсем иначе смотрится на месте в неизвестной остановке.

Вот пошел Илья по собственной инициативе, без согласования, и дал возле мечети по башке местному «черному» из прилично одетых. Типичный гоп-стоп, и срок за него корячится. Нет, если судить по-советски, он проделал все в лучшем виде. Чистый глухарь, и никто всерьез морочить себе голову не будет, но они же не в СССР. Кто его знает, как здешние работают. Хочется верить, ничуть не упорнее, но рисковать в своем районе зачем? По-любому рядом с лежкой пакостить опасно. Теперь уж что? Сделал. Сиди и жди, не придут ли с проверкой паспортного режима и вообще шерстить в связи с участившимися случаями грабежа.

Получили кучу неизвестно куда приложимых данных. Внешний вид водительских прав (на двух языках, русский и английский), паспорт (ничем особенным, кроме цвета обложки и надписи с названием государства, не отличающийся), тысяч тридцать наличными, кредитная карточка, которой пользоваться все равно нельзя, — отследят и могут внешность вора выяснить. Теоретически документы теперь можно сделать, да опять не на уровне милиции. Это все для КГБ, а не их самодеятельности. Зато полегче стало с деньгами. А генералу понравилось, и он им поставил новую задачу. Чтоб козлу пусто было.

Илья вообще иногда себя вел, будто тормоза отказали. Если Петрухе ничего не было надо, только в телеящик пялиться, — так из капитана недовольство и желание съездить кому в ухо так и перли. Дома он вроде таким не смотрелся. Совершенно случайно попавшегося под руку парня напугал до потери пульса. Даже не бил, просто прицепился, но вид при этом был такой, что тому срочно захотелось оказаться страшно далеко… но скользко. Если бы тот посмел возражать, неминуемо бы дело плохо кончилось. Пошто это он старушку толкнул? Очень Илье нужна была та бабулька — он про нее мгновенно забыл, стоило парню поспешно испариться. Не для этого их сюда загнали. Поменьше внимания привлекать. Незаметными необходимо стать, а не в сводки попадать регулярно.

Напротив поднялась девушка — ей на следующей выходить. Очень коротко стриженная под мальчика блондинка с синими глазами и вздернутым носиком. И, на радость выросшим в советской инопланетии, без коричневых губ, наводящих на мысли о дальтонизме, и вечных колец в носу и губе. Со здешних панков, или как они там правильно именуются, его тошнило и тянуло дать по шее. Удерживало исключительно понимание, что в чужой монастырь со своим уставом не лезут. А у этой даже в ушах ничего не имеется, хотя и проколоты. Нормальная девчонка, если не обращать внимания на джинсы. В СССР это четкий признак зажиточности, не всякий готов отдать две сотни, здесь — каждый второй ходит.

Что-что, а постоянных пассажиров, отбывающих с родной остановки в одно время, он выучил автоматически. Не так уж и много их было. Большинство разъезжалось на работу раньше. А им особо торопиться некуда, и согласно приказу никогда всей компанией не уходили. Один обязан оставаться на хозяйстве.

Петруха охотно взял на себя этот тяжкий труд. Ему интереснее импортное кино смотреть. Еле-еле один раз совместными усилиями выпихали, и то всю дорогу ныл. И то, денег тогда не имелось, и облизываться на витрины мало удовольствия. Даже перекусить свои бутерброды приходилось носить и наматывать километры ножками. Так что Мельников честно сооружал пожрать и выносил тот немногий мусор, что оставался. Еще подметал в квартире, регулярно не забывая без напоминаний. А все остальное свалил на их плечи. Вот ему гораздо любопытнее посмотреть на чужой мир в телеящике, а не реально задумываться о будущем. Благо не марсиане какие-то вокруг, и с пониманием никаких сложностей.

Илья с нехорошим выражением лица изучал сидящего напротив. Уж больно вид у того был неприемлемым для советского человека. Длинный хвост волос, завязанный узлом, серьга в ухе и кожаная куртка с черепом и костями. Совсем молодой парень — и строит из себя. Попался бы он в таком виде патрульным в родном Новосибирске… И остригли бы, и серьгу выдрали, хорошо если не разорвав при этом ухо, и накидали бы непременно пенделей для профилактики.

Что, собственно, серьга означать должна? Уж точно не единственный сын казачки. А в правом, если он правильно помнит, — последний в роду. Чушь. Выпендривается. Интересно, он в курсе, что в Древней Греции мужчина с серьгой в ухе — проститутка? Да ну его, не первый такой, и не воспитывать местных они едут.

Автобус дернулся, и Сашка машинально придержал девушку рядом. Могла и упасть. Она с благодарностью кивнула и принялась протискиваться к выходу. Со спины смотрелась неплохо. Обтянутые пресловутыми джинсами попа и длинные ноги. Да и лицо ничего. Не красотка, но вполне симпатичная. Стрижена вот слишком коротко, будто мальчишка.

Попов посмотрел на него и скорчил рожу. Можно подумать, у него разных мыслей в голове не бывает, и размышляет исключительно по делу. Мысленно плюнул и принялся листать последний раздел из «Linux для чайников». Никак было не удержаться. Прямо на улице с лотка книжку спер. Пришлось вспомнить героическое прошлое и стандартные солдатские умения. Никто не заметил.

В институте они изучали Win-3.11, еще и творчески перепиливали не первый год под собственные задачи. Это было удачно. База имеется, надо слегка напрячься — и получится занимательный результат. Ничего особо альтернативного он в брошюре не обнаружил. Уж совсем хлопающим ушами не останется. Даже сумеет родить пару полезных для здешних идей, а уж совместимость непременно будет.

Ничего особо заумного в тексте не наблюдалось. Элементарщина для тупарей. Установка, настройки, программы, драйверы, проблемы, особенности. Натурально «чайникам» изучать.

Мелкие несоответствия имелись, но в целом все понятно. Английский точно нелишним будет. Здесь почему-то свои русские школы программирования отсутствовали. Одна сложность: смотреть необходимо в железе, а на покупку денег не имелось. Ладно, это будет — начальники тоже не вполне дураки.

Хамзатов вышел на очередной остановке. Хоть в этом он не стал демонстрировать дурного характера и согласился поучаствовать. Нечего им там делать: над дверью камера прикреплена, и потом наверняка всех проверять примутся после случившегося. А срисовать подробности сумеет. Не маленький.

В заднее окно было видно, как майор отправился через дорогу. Прямо весь из себя безукоризненный гражданин России. Через «зебру», которая ничем не отличается от советской, и дождавшись зеленого сигнала светофора. По фиг, что все прутся, как им нравится, не такое уж серьезное движение. И ведь правильно делает, а все равно противно. Несовместимость и устойчивое желание дать пинка за все хорошее, и данную командировку — в особенности.

Через две остановки они вылезли вместе с большинством остального народа прямо у огромного рынка с простеньким названием «Левобережный». Специально прикатили. Не ходить же на дело в собственных вещах. Проще нацепить новое, а потом выкинуть. Да и в куртке на пару размеров больше много чего спрятать можно. Погода подходящая, обращать на себя внимание не будут.

Таиться было больше не от кого и незачем, и они двинулись вперед вместе.

— Чего кислый, Саш?

— Не по душе мне вся эта история, — сознался. — У этих вконец тормоза отказали. Мы кто? Грабители и убийцы?

— А, — понимающе согласился Илья, — у тебя как бы тонкая душевная организация. При виде крови падаешь в обморок и с детства озабочен высокими устремлениями.

— Да при чем тут это, — сказал с досадой Сашка. — Ты что, не понимаешь? Там была война, и на другой стороне враги. Или ты их, или они тебя. А здесь живут обычные люди. Нам с тобой не сделали ничего плохого. А завтра убьем? Вот ту же кассиршу, ни в чем не повинную. Потому что генерал приказал. Он в любом случае в стороне, а у меня на совести будет висеть труп.

— И ловить нас начнут как бы всерьез. Поэтому никаких покойников и стрельбы.

— Ага. Все по плану. А то не знаешь. Никогда ничего не бывает гладко. Вот помяни мое слово, еще и наследим. Мы же не урки, а я вообще не оперативник. Из меня диверсанта делали. Стандартный рефлекс — убей!

— Есть более подходящие предложения?

— Нет. В том-то и дело — нет. Эй, ты куда? Одежда в той стороне продается.

— А вот у меня как бы появилась идея, — целеустремленно направляясь в противоположную сторону, пробормотал Илья. — Я ведь не зря говорил, бывают у меня предчувствия. Вон тот — очень подходящий клиент.

Сашка посмотрел и ничего интересного не обнаружил. Молодой парень с длинными волосами, худой и в дешевых тряпках. Все потертое и грязное, не из миллионеров будет. Ничего бросающегося в глаза. Здесь таких на каждый десяток пучок.

Идет не слишком торопясь, вихляющей походкой, между прилавками. Старики еще ладно, ищут что подешевле купить, но огромное количество народа, шляющегося в рабочее время по рынку, серьезно удивляло. И ведь не из учреждения на крик «Девки! Дефицит выбросили!» примчались.

— Наркоша, — глянув искоса и увидев его недоумение, пояснил Илья, — как бы за дозой прется.

— И?

— Ну, ты как маленький. Взять с него особо нечего, а вот продавец — как бы совсем другое дело. Любопытно глянуть, где точка. Можно и неплохо разжиться, и жаловаться не побегут.

Они неторопливо двигались мимо бесконечных рядов с товарами. Диски ДВД, судя по рекламе, самые наиновейшие. Особенно впечатлила надпись, сообщающая, что данный фильм в американский прокат еще не поступил. И стоит не особо дорого. Попробовал бы в советском городе на улице кто западную продукцию продавать. Мало спекуляция, так еще и ворованное, о чем не стесняясь сообщают.

Не менее бесконечные и разнообразные часы. Механические, электронные, настенные. На любой вкус, размер и вид. Сколько может стоить «Роллекс» или «Сейко» (любопытно, что названия совпадают, хотя японская фирма вроде бы с девятнадцатого века существует) в здешних рублях, он не представлял, но уж точно оригинал не отдали бы за эти смешные деньги. Натуральная подделка, и не стесняются.

Интересно, в ювелирных магазинчиках работают по схожей системе, и опытные покупатели приходят с пузырьком кислоты — или все обставлено по-другому?

Зато в очередной витрине потенциальных любителей извещали о наличии в продаже часов Breguet Marine за пятнадцать тысяч долларов. И простеньких классических Patek Philippe Calatrava в желтом золоте, которые стоят всего двадцать тысяч. Это свободное хождение долларов и прочих фунтов стерлингов у него в голове до сих пор не укладывалось. Обмен — да, со скрипом готов головой принять, однако торговать за валюту, открыто? Бред. Ни одно независимое государство не допускает свободного хождения чужих купюр на своей территории. Это ведь экономический рычаг, с помощью которого легко действовать на чужие настроения. Как это было в Афгане, где советские купюры очень быстро вытеснили собственные.

— Ты лучше погуляй, — озабоченно сказал Попов, — дальше я как бы сам.

— Может, не стоит в одиночку?

— Иди, — отмахнулся, — сам сказал, не оперативник, как бы следить не умеешь, в спину пялишься. Вот и наркоша, обеспокоенный исключительно одной мыслью, задергался. Пока как бы не сообразил, но лучше дальше я сам. Встретимся на обычном месте.

Сашка не стал спорить и завернул в очередной поворот. Нравится Илье его идея — пусть работает. Нашелся великий топтун. Он по жизни занимался свинчиванием разнообразных правонарушителей, и слежка не по его части.

Тут он резко затормозил и сделал стойку не хуже собаки, внезапно обнаружившей свежую кость. В этом ряду он еще ни разу не побывал, а посмотреть было на что. Не магазинчики, а мечта любителя всевозможных единоборств и членовредительских наклонностей.

На прилавках во множестве представлены нунчаки, боккены, тонфа, кастеты нескольких видов, груши для тренировки спортсменов и многие другие предметы, за которые положен в родных краях немаленький срок. А тут — бери, только плати. Вот, пожалуйста, и бейсбольные биты. Замечательный, хорошо сидящий в руках предмет для перелома костей ближнему и дальнему. Или здесь в бейсбол играют?

А по соседству впечатляющий набор всевозможных ножей. От огромных мачете и неприлично длинных ножей, наверняка подпадающих под УК, до совершенно точных подделок под самурайские мечи (натуральный за двадцать тысяч рублей не могут продавать по определению), если рядом лежат обычные импортные ножи за 49, 29 и 57 тысяч рубликов.

Были странные на вид металлические когти на палец (только в дурных боевиках и могут использовать) и совершенно неприличные для обыкновенной лавки метательные. Желающим предоставляются еще и обычные хозяйственные и кухонные. Короче, добро на любой вкус. Японские, немецкие, американские, российские. Кое-что ничем по форме и не отличалось от знакомых образцов, а иные он видел в первый раз.

Сашка уже давно забыл про свои детские забавы с коллекционированием клинков, сохранив от немаленького собрания единственно старый добрый «Сапер», отбитый в милиции (им самим понравился, и возвращать категорически не желали) после длительных переговоров и подключения знакомых.

Свои он, нуждаясь в деньгах, толкнул любителям, еще учась, и вполне обходился без этого, но сейчас душа страдала и рыдала. Такой замечательный выбор! На любой вкус. И по большей части дома никто ничего подобного не видел. Жора бы удавился за некоторые особо интересные экземпляры. Замечательный простор нехило навариться и себе организовать неплохую выставку. Да что там, лучшую в Союзе! Ни у кого нет и не будет, исключительно в единственном экземпляре.

Нет, здешние места ему решительно нравились. Все что угодно имеется. Вопрос денег. Да имей он здесь нормальную работу, а не изображай пришельца, — много интересного притащил бы домой. Ладно, сколько можно смотреть бессмысленно и слюной капать, скоро продавцы примутся выставлять за дверь. Вернуться никогда не поздно. Где-то здесь имелось интернет-кафе. Вот там самое время посидеть и поковыряться в информации.

Он появился вовремя. Оба его соратника уже торчали возле знакомой забегаловки на высоких табуретах. Обычная застекленная будка и мангалы, на которых жарят мясо у тебя на глазах. Горячее на месте. Почти привычная картина, не хватает только длинной очереди за выпивкой. Здесь пиво завозят бесперебойно и нескольких сортов. Баночное имеется, но это глупость. Одна радость — упаковка. Замечательно давить пальцами, показывая крутость. Пить лучше разливное. И вкус гораздо приятнее. Никаких добавок, а разбавляют вполне по-божески. Приходилось и хуже пробовать.

Илья старательно поглощал очередной бутерброд с докторской колбасой, запивая купленным темным пивом. Приобретать полюбившийся ему шашлык под присмотром майора все-таки не рискнул. Легко нарваться на нотацию об экономии. Будто лично начальство выдало им командировочные.

Хамзатов нервно курил, глядя пустыми глазами в неизвестность. В первый раз им тоже стало не по себе на рынке. Посмотришь на очередные тридцать сортов кофе или бесконечный выбор вещей — и хочется страстно материться. Почему где-то есть, а в СССР отсутствует? Хорошо еще, они не нервные женщины и в обморок падать при виде многообразных товаров и продуктов не собираются, но глаза на лоб полезли. Что да, то да.

— Вот зачем, — ни к кому конкретно не обращаясь, спросил майор, нервно давя окурок, — требуются эти… памперсы?

— А ты никогда не стирал загаженные пеленки? — спросил Сашка. — Мне вот приходилось. Незабываемые впечатления. И запах, и ручками все это лапаешь. А тут просто выбросил — и новые надел на ребенка. Удобно.

— Каждый раз выбрасывать?! — возопил майор в негодовании.

— Буржуазия как бы, — авторитетно пояснил Попов. — Гнилая и разлагающаяся. Чем больше выбросишь, тем больше купишь. Цена-то копеечная, а возни не требуется. Правильно говорит — удобно. И размер любой. На взрослых, — он гоготнул, — тоже имеются. Попадаются как бы в жизни довольно часто разные обгаженные. Вот на них и рассчитано.

— А сто видов колбасы? — взвыл Хамзатов дурным голосом. — На кого рассчитаны?

— Гы, — извлекая из кармана газету, неизвестно где подобранную, и разворачивая ее, сказал Илья. — Ну и что, что старая, зато как раз в тему.

Он поворошил страницы, бурча:

— Не то, — и обрадовался: — Нашел!

С чувством принялся читать:

— Колбаса вареная. Состав: тридцать процентов — птичье мясо. Двадцать пять процентов — эмульсия. Двадцать пять процентов — соевый белок. Десять процентов — просто мясо. Восемь процентов — мука/крахмал. Два процента — вкусовые добавки.

Посмотрел и довольно сообщил:

— Эмульсия — это кожа, субпродукты, отходы мясопроизводства. Все размолотое и уваренное до состояния светло-серой кашицы. Мука-крахмал — кукурузная-картофельная мука и крахмал. Вкусовые добавки — загустители, краситель, «вкус мяса», консерванты, соль, сахар, перец по вкусу. Интересно, про что речь. Ну, не принципиально. Самое интересное — соя. Такой обычный белый порошок. Смешиваешь его с водой — и он превращается в кашу, которую можно подсолить, поперчить, подкрасить и добавить в колбасу вместо мяса.

— Соя — это что? — заинтересовался Сашка. — Вроде растение, при чем тут колбаса.

— Основное свойство соевого белка, — показывая невообразимые знания, извлеченные из газеты, сообщил Илья, — впитывать воду, разбухать и увеличивать выход продукции. Чем больше воды может впитать в себя белок, тем он лучше. По степени гидратации (впитывания влаги) соевый белок делится на три вида: соевую муку, соевый изолят и соевый концентрат. Сейчас почти все мясокомбинаты перешли на концентрат: он хоть и стоит дороже, зато впитывает всех больше воды. Технологи мясопереработки, как древние алхимики, постоянно ищут соевый белок со все более высокой впитываемостью. Вот! Пусть они как бы жрут свою колбасу.

А наша «Докторская» состоит на двадцать пять процентов из говядины, на семьдесят — из свинины, на три процента из яиц и на два процента из молока. Никаких посторонних добавок.

Он со смаком откусил от очередного бутерброда кусок.

— Должна состоять, — со злобой сказал Хамзатов. — Будешь мне рассказывать про правильное соблюдение ГОСТов. Забыл, как три года назад на мясокомбинате очередных дельцов сажали? Я следствие вел! Там отдельные цеха для разных категорий, и ГОСТ разный, да и из него воруют все подряд. Нутряное сало по статистике пишут в мясо, а субпродукты прессом давят и пишут «мясо». Даже не суповый набор, а в колбасу добавляют. Испорченное мясо или колбасы подвергали обеззараживанию химическими реактивами и вторичной переработке. Думаешь, с тех пор что изменилось? Да всегда так было, и в будущем ничего не изменится. Ты хоть раз на мясокомбинате был?

— Я был, — признался Сашка. — После армии от Техцентра послали как самого молодого. Подарок к Первому мая для детей в детском саду. Типа шефская помощь. Выделили для улучшенного питания на ведомственный садик. Заводят меня прямо в грязных ботинках с улицы в холодильную камеру. Посредине — большая куча кусков, смерзшаяся насмерть. Залезаю на самый верх, естественно, не снимая обуви, и ломом долблю. А вокруг бегают крысы. Вот такие. — Он показал размер. — Ей-богу, не вру. Я на нее ломом замахиваюсь, а она на меня же кидается. Злобная гадина, и откормленная — жуть. Хребет перешиб — и потом тем же ломом опять куски отковыривать. А вечером зашел одной мадам из того самого детсада ЭВМ чинить. Она мне и вручила в качестве гонорара большой кусок мяса.

— И взял? — с интересом спросил Попов.

— Взял! — с вызовом ответил Сашка. — Вместо того чтобы в хлебало дать — взял. Мне тоже семью кормить надо было. По талоном хрень выдают, пусть и вовремя. Сплошные жилы. Куда все мясо делось — неизвестно. Вот к заведующей, а через нее ко мне ушло. И что они там на праздник положили в тарелки, проверять не стал. Я своих детей сам водил в детсады и прекрасно знаю: голодными они не оставались. Только от каждой порции отрезать пять граммов — и заведующей на отбивные хватит. Еще и повару останется. ГОСТы-шмосты. Разница в том, что у нас берешь, что дают, и радуешься. А здесь берешь, на что денег хватит. Дешево и вкусно или дешево и качественно — в природе не бывает. Не надо быть дипломированным экономистом, чтобы понять.

— Ерунда, — пробурчал Хамзатов, — и дорого запросто дерьмо продадут. Чего дурака не обуть. Есть простейшие правила с той же колбасой.

— Ну и?

— В большом магазине меньше шансов нарваться на обман. У них объемы продаж серьезные, и не выгодно из-за куска скандал получать. Тоже не гарантировано, но спокойнее. А дальше элементарные вещи, который любой знает, да, хапая «Докторскую» за два восемьдесят, задуматься забывает.

Оболочка не должна отходить от продукта. Подобный недостаток говорит о том, что колбаса, скорее всего, пересушена из-за неправильных условий хранения или просто старая. Поверхность колбасы должна быть чистая, сухая, без повреждений, проколов, наплывов фарша. Продавцы для лучшего вида могут намазать маслом поверхность, и это четкий признак — уже были пятна, и качество совсем худое.

— Да у нас все возьмут, — хохотнул Попов. — В СССР лучшие в мире желудки. Железо переварят.

— Ну и дата изготовления и годности.

Хамзатов глянул на Илью и нейтральным тоном добавил:

— Кто хочет, может и порченое с аппетитом жрать. Перчика добавить, да под стаканчик сорокаградусной. Уверен, и здесь ничем не отличается. Но сто сортов — перебор. Зажрались.

— А цены-то!

— Кстати, насчет денег, — переходя на деловой тон, сказал майор. — Камера у входа, еще одна внутри. Охрана вообще не предусмотрена. Нормальное общественное учреждение. Две девицы. Окошка узкого не имеется — свободное общение, просто стойка. С вашей, хм, физической подготовкой перепрыгнуть — запросто. И дверка внутрь запирается на обычный крючок. Страна непуганых идиотов. Схему я нарисую, да там и смотреть не на что. В сейф не забудьте заглянуть. В конце комнаты.

— А есть ли смысл торопиться? Как бы завезут пенсию, тогда и сумма совсем другая.

— А кто привезет, и как охрану организуют? Надо ведь проверить предварительно. Значит, все откладывается на неопределенный срок. Инкассаторы точно вооруженные, а ловить почтальонов и отбирать у них сумки — не дело. Раз, максимум два. Тем более что нам ведь трупы ни к чему. Лучше меньше, да спокойнее. Маски на головы, одежку сменить… Вы почему не купили куртки до сих пор? — возмутился.

— Вот сейчас и сходим, — успокаивающе пробормотал Попов. — Доедим и потопаем.

Сашка глянул на него вопросительно. Тот отрицательно покачал головой. Наверное, правильно. Зачем заранее говорить. Уж тут точно придется предварительно подготовиться. А с этими начальниками каши не сваришь. Опять завопят: быстрее, быстрее!

 

Глава 8

Грабеж по идейным соображениям

— Зачем эту брали? — недовольно спросил Илья и поерзал на узком сиденье. Его габариты не позволяли сидеть нормально. — «Фиат» и то лучше.

— Это не «фиат», — возразил Сашка, — по лицензии выпускают.

— Какая разница!

— А нет никакой. Что увидел, то и взял. Не ходить же по дворам, проверяя все подряд, — недолго нарваться на хозяев. Я не профессиональный угонщик. Любитель. А тут и сигнализации нет. Старье иностранное малолитражное.

— Зато этот, как бы автомат имеется. Петруха, ты справишься?

Тот заторможенно кивнул. Лицо было бледное и напряженное. Нервничает. Не каждый день приходится грабить.

— Сначала, — с запинкой поведал, — растерялся. Чуть в забор не въехал. Она все время на газу, надо помнить. А сложностей никаких. Сам скорости переключает. Сел и поехал. Пять минут практики — и на права сдавай.

— И кому требуется автомат в машине? — привычно принялся брюзжать Илья.

В последнее время он регулярно по поводу и без повода негодовал на зажравшуюся буржуазию. Такое впечатление, что зависть заела. Большой специалист по автоматическому переключению передач потолкался на рынке, послушал разговоры, а сам и не пробовал ездить.

— Он исключительно для города хорош, — продолжил нудеть Попов. — С приличными дорогами. А в горах или по бездорожью ручка гораздо гибче. Еще и бензин лишний жрет.

— На автобусах давным-давно стоит, и на правительственные ставили, — подумав, сообщил Петруха. — Значит, есть смысл.

— Но на легковые нет, значит, и нет пользы в государственном масштабе, — уверенно заявил Илья. — Плановики как бы считать умеют. Наверняка один перерасход бензина любые положительные качества перекроет.

— Ты когда-нибудь советскую автомашину с ручным управлением для безногих инвалидов видел? — спросил Сашка. — Изумительная конструкция. С правой стороны руля стоит рычаг. Нажимаешь вниз до стопора — это сцепление. Переключаешь передачу, освобождаешь. Все бы ничего, но тормоз тоже выведен под правую руку. По-другому не получается. Газ на руле, и его бросать нельзя. Поэтому, переключая передачу, ты не можешь держать одновременно тормоз. Третья рука природой не предусмотрена. Стоит такой агрегат на горке на светофоре и начинает катиться назад. Нет, с определенной привычкой все проделывается быстро, редко кого зацепят, но случается. В чем сложность установить автомат? Легко, и куча проблем снимается. Ведь в правительственные можно. А инвалидам нельзя. Даже за деньги не делают. Бери, что дают.

Рация пискнула и с хрипением сообщила:

— Пусто.

Товарищ майор ставит в известность — в помещении почты посторонних нет. Он сидит на чердаке напротив и внимательно считает, сколько вошло и вышло, при помощи бинокля. С паршивой овцы хоть шерсти клок. И то хорошо, второй час дожидаются. Надоело.

— Пошел! — скомандовал Илья, натягивая лыжную шапочку на физиономию. Удобная вещь, и свободно продается — не в капроновых же чулках на головах идти на стремное дело.

Петруха тронулся и плавно притормозил напротив почты. Как раз вовремя — чтобы обнаружить очередную бабу, хватающуюся за ручку входной двери. Ничего не поделаешь, переигрывать поздно.

Они вышли из машины одновременно и, не задерживаясь, двинулись вперед. Сейчас не до шпионских методов с озираниями по сторонам. Лиц не видно, а торчать перед входом на радость прохожим они не собираются. Время решает все.

Еще до того как захлопнулась дверь за несвоевременной посетительницей, они уже влетели внутрь. Илья небрежно влепил бабе оплеуху, от которой та полетела носом вперед, роняя свои вещи, и в один прыжок очутился у прилавка, угрожая автоматом.

— Встать! Руки подняли! — заорал диким голосом.

Сашка вставил в очень удобную ручку заранее припасенную ножку от стула. Теперь снаружи не откроешь. Стекло матовое, и с улицы не разглядеть ничего. Как по заказу.

Количество мест для сидения в их конспиративной квартире катастрофически уменьшилось на одну единицу. Ничего более подходящего не нашлось, а заранее не померяешь. Хамзатов сказал «сойдет». Пришлось поверить на слово.

Он обернулся к бабе, сидевшей на полу с отвалившейся челюстью.

— Рот закрой, — приказал внушительно, поводя стволом АБСУ и глядя в дико выпученные глаза. — Лицом вниз легла, или я стреляю!

Крик так и не родился. Она поспешно рухнула на пол, уткнувшись в грязный линолеум.

— К стене! — продолжал бушевать Попов. — Ты, кому я сказал! Встала! Стоять смирно!

Если у них есть сигнализация, то должна быть возле кассы. Нажали или нет, уже не проверить. Вроде не успели или побоялись. До ближайшего полицейского отделения двадцать минут неспешной езды и минут семь быстрой. Специально проверяли.

— Держу на прицеле, — предупредил Сашка не столько для него, сколько для девушек.

Наверняка вид у грабителей страшный. Маска на лице, автомат в руках. Еще и дикие вопли давят на психику. Честно сказать, на девушку отдаленно тянула одна — возрастом лет под тридцать, с унылым лицом вечной двоечницы. Напугаться-то она напугалась, но и глазки так и бегают, ощупывая. Такая физиономию непременно бы срисовала. Вторая была уже пожилая и страшно нервная. Ее трясло мелкой дрожью, и почему до сих пор в обморок не упала, непонятно.

Илья красивым движением махнул через прилавок внутрь. Ничего не зацепил и приземлился лицом к кассиршам с нечленораздельным: «Ух».

Они попытались отшатнуться еще дальше, вжимаясь в стену. Попов еще раз гыркнул, нагоняя страха, и, повесив автомат на плечо, принялся деловито выгребать из кассы купюры, отправляя их в черный пластиковый мешок, взятый в первом попавшемся магазине. Советскими сетчатыми авоськами здесь не пользуются — и к лучшему. Хорошо бы они смотрелись, таская деньги по улице в таком виде.

— Ключи от сейфа! — потребовал Илья, вычистив кассовые аппараты.

— Он открыт, — продолжая трястись, созналась пожилая, боязливо показывая пальцем.

— Если что — стреляй! — приказал Попов, в очередной раз давя на нервы, и полез внутрь железного ящика.

Время тянулось страшно медленно, и постоянно хотелось взглянуть на часы, не пора ли смываться. По спине тек холодный пот. Отвык он от столь горячих мероприятий, да и грабежами отроду не занимался. Подождать в засаде или зайти и грохнуть — проще и легче. Только меньше всего сейчас хотелось пускать в ход оружие. Не война. Докатились советские милиционеры.

Ручку подергали снаружи. Потом со злостью попинали дверь. И то: рабочее время не закончилось, а почта заперта.

— Ушел? — спросил Сашка в рацию, не называя имени.

— Ушла, — подтвердил Мельников.

Илья вынырнул из сейфа и, уже не показывая молодецкой удали, направился к дверке в зал. Откинул крючок и на прощанье издал еще одно медвежье рычание:

— Стоять смирно!

— Выходим, — предупредил Сашка в рацию, вынимая из ручки самодельный стопор и засовывая его в карман куртки. Оставлять — лишняя улика. Или у него уже паранойя развивается? Что установишь таким образом?

— Порядок, — отозвался Мельников. — Чисто.

Теперь, если не влететь случайно, дело сделано. Начинается отход. Машину спалить — и пусть ищут до посинения.

Сашка поднялся в автобус со знакомым номером. Пришлось ехать с двумя пересадками чуть не из промзоны. Не посреди же города устраивать рукотворный вандализм с машиной. Пассажиров в наличии немного, и мест сколько угодно. Интересно, так поздно он еще не возвращался. Надо запомнить расписание — пригодится на будущее.

Как и запланировали изначально, сделав дело, они разбежались, и добираться до хаты будут самостоятельно. Илья потащил автоматы, Мельников унес пакет с деньгами, а на долю Сашки осталось уничтожение украденной машины.

Замечательную идею с РГД от Петрухи он отверг с ходу. Парень явно пересмотрел детективов. Плевать, что граната с отсутствующей чекой идеально ложится в стакан и, прикрепленная к внутренней стороне капота, непременно подорвется на первой же выбоине в дороге. Граната сработает при движении, а машину обязательно осмотрят, как только найдут.

Обнаружить в ней особо нечего, но зачем дурацкий риск и лишние жертвы. Засунул в бензобак тряпку, подпалил — и все дела. Ну, в салон еще дополнительно плеснуть. Если и умудрились где-то хвататься голыми руками (а специально в перчатках поехали), то ничего не обнаружится после пожара. А РГД — след. Да и жалко единственную. Пригодится. Пластиковой Си-3 почти кило имеется, граната — единственная. Жалко и непродуктивно.

В результате загнанная на пустырь украденная машина элементарно, без фантазии, сгорела. Дальние многоходовые комбинации хороши в детективах. В жизни проще надо быть. Единственное, в следующий раз тырить две машины или, на худой конец, велосипед. Задолбало ноги бить по заваленному хламом пустырю и темным улицам. Ничего, новый опыт полезен на будущее.

Он хотел плюхнуться в кресло, но не смог. Глаза и слух сразу засекли непорядок. Два достигших возраста полового возмужания малолетних придурка, лет по шестнадцать на вид, не желали сидеть спокойно и страстно рвались познакомиться с его вечной соседкой по утренним поездкам. Причем цеплялись они с пьяной агрессивностью и, не стесняясь окружающих, матерились во весь голос.

Слов они не понимали и, судя по поведению, успели где-то крепко выпить. Он уже знал о запрете продавать алкоголь несовершеннолетним и о его повсеместном невыполнении. Ничего оригинального. Всю жизнь строгость законов компенсировалась наплевательским отношением к ним.

Водитель не реагировал, и остальные пассажиры упорно делали вид, что их хата с краю. В здешних это раздражало больше всего. Ну что они смогут сделать, если люди возмутятся? И ведь даже не блатные, способные порезать. Слегка не соразмерившие своих сил по части алкоголя молокососы. Один раз поставить на место — и не придется лично тебе в другой раз испытывать на себе их лишнее внимание. Нет, глаза отводят и помалкивают дружно.

Меньше всего ему сейчас необходим шум, но оставить так просто физически не мог. Прошел вперед и, взяв за предплечье одного из них, слегка придавил. Если знаешь нужные точки, реакция последует незамедлительно и непроизвольно. Уж очень ощущения неприятные. Парень дернулся и отступил с прохода. Сашка, усевшись рядом с девушкой, с деланым удивлением осмотрел пацанов — с нечесаных голов до грязных ботинок.

— Ты их знаешь? — спросил.

— В первый раз вижу, — сердито заверила.

— Ну, — пожимая плечами, сказал Сашка, — тогда свободны. Я уже тут, и знакомиться с моей, — это было подчеркнуто, — девушкой позволительно исключительно с разрешения. А уж ругаться в общественном транспорте не стоит. Люди могут рассердиться на нарушение их покоя.

Он, не мигая, уставился в глаза одному из парней.

— Что-то не ясно? — крайне доброжелательно поинтересовался.

Со стороны оно не чувствуется, и голос нормальный, да парню лучше понятно. Неизвестно что Сашке там, в детстве, втирали учителя, обучая медитации и высокому пути духовности, — он замечательно усвоил одно правило: если ты концентрированно ненавидишь противника и готов его порвать при первых же признаках сопротивления, не стесняясь в средствах и не думая о последствиях, он это прекрасно видит. Очень редко идут на конфронтацию, если ощущают непредсказуемость человека. А люди прекрасно чувствуют такие вещи.

Молокосос отвел взгляд и потянул приятеля в задний конец автобуса. Что и требовалось доказать. На серьезный конфликт они идти не собирались. Не те кадры. Вот гавкнуть что-нибудь в спину нецензурное — запросто. В армии сломались бы в считанные недели. Ну да эти служить не собираются. Гулять на родительские денежки гораздо приятнее.

— Спасибо, — еле слышно сказала девушка.

— Не за что, — отмахнулся и, вытащив из кармана свой неразлучный «Сапер», принялся пилкой чистить грязь под ногтями. Такой маленький дополнительный намек для понятливых. Неизвестно как здесь гласит закон, а в Союзе вполне подходит под запрещенное оружие. Зато и упорное «ничего не вижу» остальных пассажиров вполне удачно. Вот пусть и помалкивают да взоры смущенно отводят.

Вступать в разговоры не тянуло, и он вернулся к своим размышлениям. Пока топал по переулкам, родилась любопытная идея. Не иначе, на почве очередного просмотра малобюджетного боевика с сумасшедшим гангстером в роли наркобарона. Не приходилось встречаться лицом к лицу с подобными деятелями, но он сильно подозревал, что человек с таким неадекватным поведением долго бы не побегал. Если не конкуренты, так свои быстро зарыли бы. Главарь обязан иметь расчетливый холодный ум и представлять последствия диких выходок. А это поведение шестерки, стремящейся продемонстрировать крутость. Тем не менее натолкнуло на мысль. Вот еще оформить как следует — и поглядим.

Автобус подъезжал к нужной остановке. Они дружно поднялись. Краем глаза Сашка заметил, как парни зашевелились. Очень им стало любопытно, вместе или отдельно они выйдут. Даже переместились поближе к задним дверям. Обломались.

Сашка помог девушке спуститься по ступенькам, подав руку. Вместе мы идем, вместе — просигнализировал. Я ей не просто попутчик, а реальный знакомый, и если понадобится, уши поотрываю. Вечного «мы еще встретимся» так и не последовало. Если придется встретиться, еще и на другую сторону улицы перейдут. Вот к девчонке могли бы прицепиться, а его тронуть побоятся.

Топая рядом, направление здесь одно, Сашка старательно мысленно составлял список необходимых покупок. Куда начальнички денутся — раскошелятся. Бесплатную газету с рекламой найти несложно, и характеристики, размер памяти, скорость Интернета и прочее он представлял, вместе с приблизительными ценами. Нет проблемы.

Вот разница между разными Линоксами и Виндоусами могла быть проверена исключительно практически. Интернет-кафе на рынке для этого не годилось. Там был стандартный минимальный набор программ, и все. Да и за неделю все одно толком ничего не понять.

Первым делом — в магазин. Хотят результата — пора получить в руки собственный компьютер из новейших. Иначе никакого смысла во всем этом не будет. Купить можно что угодно. Использовать — нет. Железо само собой, но программы всегда заточены под определенные задачи. Без соответствующей цели и людей в СССР — пустой номер. Не будешь же таскать отсюда компьютеры, для того чтобы играть. На советских ЭВМ просто не поднимется диск. Для создания совместимости придется месяцы убить, и хорошо если не целому НИИ. А лично ему, капитану Низину, в любом случае будет обеспечен почет и уважение. Он первый на этом интереснейшем поприще и разбираться будет лучше остальных.

— Этот подъезд? — спросил, заметив движение. — Ну, пока.

Не сбавляя шага, двинулся дальше.

Карина растерянно посмотрела ему в спину. Напрашивались заходы с намеками и просьбы зайти на чашечку кофе. Она бы непременно отшила: не сразу же, — да он и попытаться не собирался. Подобное равнодушие просто обижало. Захотелось срочно отправиться к зеркалу и проверить, все ли на месте. До сих пор на отсутствие внимания жаловаться не приходилось. Странный мужик.

Коллектив грабителей собрался на кухне и приступил к празднованию удачного набега еще до его появления. На столе присутствовали две пустые бутылки из-под водки с хорошо знакомой этикеткой (из ближайшего ларька притащили) и остатки немудреной закуски. Спрашивать разрешения у закартинного начальства явно не собирались. Как и писать финансовый отчет в трех экземплярах о потраченных средствах. Разложение контингента шло ускоренными темпами.

Мельников сидел с грустным видом, и глаза у него пытались смотреть в разные стороны.

— Я не для того шел в милицию, — невразумительно сказал, неизвестно к кому обращаясь, забыв закончить предложение. — Где наша не пропадала, — провозгласил вне связи с предыдущим заявлением и попытался выпить остатки из стакана. Бедняга давился и пыхтел — не лезло.

— Чего это с ним? — спросил Сашка, присаживаясь и наблюдая, как сержант, икнув, по старинному обычаю попытался пристроиться головой в тарелку.

— Потеря остатков иллюзий, — серьезно объяснил Илья, — он как бы очень правильный парень, отличник политической подготовки. Учился охранять закон, а мы его нарушаем. Правда, в несколько странных условиях, однако переклинило. Представляешь, а стрелять придется? Как бы реальный балласт. Полностью отсутствует здоровый цинизм и критическое отношение к окружающей действительности.

Он посмотрел на жалобно всхлипывающего во сне Мельникова и поморщился.

— Вот у тебя как бы наличествуют.

— У меня после Афгана вообще никаких иллюзий не осталось. Очень, понимаешь, способствуют развитию скептицизма реальные будни. Как приезжают с большими звездами и толкают речугу о любви к Родине, наверняка предстоит нечто крайне неприятное.

— Каким местом думали наши начальники, загоняя его сюда, — пробормотал Илья, качая головой, — сложно представить.

— Да они, похоже, совсем не думали, — возразил Сашка. — Слишком мало подходящих нашлось, выбор отсутствовал. Может, уберем его с кухни? На диван определим?

— Пусть сидит. Не мешает. Тронем — начнет опять на жизнь жаловаться. Даже не думал, что настолько нудный. Наливай, продолжим отмечание налета. Фартовые мы как бы теперь или нет? Обязаны отметить.

— По закону жанра: «Украл, выпил — в тюрьму».

— Типун тебе на язык.

— А этот где? — чокаясь, спросил Сашка.

— Согласно диспозиции отбыл с докладом. Замечательно устроился. Приказы передает и ни за что не отвечает. Я ему, — оживляясь, доложил Илья, — на прощанье всучил кучу порнухи. Карты с голыми бабами, пару журнальчиков с прекрасной полиграфией. Куда там нашим советским убогим попыткам подражать Западу. Совсем иное впечатление. Как бы нешуточно вставляет.

— Тоже вариант, — одобрил Сашка, — пусть полюбуются. Вдруг заинтересуются. С паршивой овцы шерсти клок. Сколько хоть взяли?

— Триста двадцать семь тысяч, — без особого энтузиазма сообщил Илья. — Я думал, больше будет. Меня как бы начинают терзать сомнения насчет рентабельности работы грабителей. Оружие нам досталось бесплатно, за квартиру не платим, жратву и то доставляют. А если еще и покупать огнестрел, да после акции избавляться на случай баллистической экспертизы — тьфу, тьфу, чтоб не сглазить, — так и вовсе на заводе больше заколотишь, и без нервотрепки. Странные люди бандиты. Топтать зону лет пять за… если делить на троих… где-то пять средних зарплат на нос.

— Минимальных намного больше.

— Ага, как бы стоит пересчитывать на убогое пособие. Стоило стараться. He-а. Нормальный урка должен гулять с шиком и баб охмурять направо и налево. Сорить деньгами и делать понты. Не на минимальную же им жить.

— Плохо считаешь. Полтинник сразу минусуешь на мои нужды. На самом деле тысяч двадцать пять, но надо иметь с запасом на разные непредвиденности. Программы разные далеко не задаром. Стоимость Интернета. Выходит, еще меньше остается. Единственное, что всерьез может их заинтересовать в СССР, — это новые технологии. А с ними разбираться надо всерьез. В первом приближении СССР по компьютерной части здешней России вообще нечего предложить. Разве очень специфические чисто математические модели. Покупателей найти — большой геморрой.

— Это ты о чем?

— Расчеты по части климата. Данные должны быть достаточно близки и могут заинтересовать, как и программы, только определенные инстанции. А таких организаций немного. Еще… хм… расчеты ядерных взрывов. Больше на ум ничего с ходу не идет. Может ли Краев найти разумный предлог потребовать у находящегося в городе «ящика» исходники программы моделирования ядерного взрыва в космосе или обработки сейсмограмм и построчные комментарии к ним? Я как-то сомневаюсь. Так мало того, нам еще и здесь надо будет покупателя найти. Зайти с улицы и сообщить завлекательно: «Мы для развлечения создали специальный математический аппарат и программы по военным разработкам». Может, они не столь уж беспокоятся о секретности, но ведь обязательно задумаются, и шансы на стук в бдящие организации достаточно высоки.

Интернет у них по всем показателям забивает наши «Снеги» и не нуждается в дополнительных идеях. Своих хватает оригинальных. А все остальное очень специфично и под конкретные запросы. Слишком много в этом мире компьютеризировано и очень отличается. Очень жаль, я не могу сравнить с нашими западными разработками. Напрямую никогда не работал, исключительно переделанное или исходники. Это совсем другой уровень. Хотя, — после паузы добавил, — мало времени мы здесь крутимся, и я недостаточно знаю. Пообщался в сети кой с кем, благо анонимность. Позадавал разнообразные вопросы. Всерьез разбираться, наскоком не выйдет. Требуется время и отсутствие этих самых горячих акций. Отвлекают. Так что для начала персональный компьютер мне и отдельный выход в Интернет.

— А мне? — с негодованием спросил Илья, извлекая очередную бутылку и привычным движением сворачивая пробку. — Я тоже желаю чего-нибудь такого-эдакого!

— Легко. Протрезвеешь…

— Я в полном порядке, — с негодованием отверг Попов.

— Тогда лови идею. Садишься и пишешь докладную на имя Краева. Ты про кубинских генералов, расстрелянных по обвинению в причастности к наркобизнесу в конце восьмидесятых, слышал?

— Смутно. Сам знаешь, одни слухи, да и давно было. Вроде они в целях прорыва экономической блокады поставляли кокаин и прочие радости в США, а на вырученные суммы закупали необходимое для острова Свободы. Только заигрались и слишком много по карманам заныкали. Очень нашим обидно стало, что такие суммы мимо проплыли, вот и надавили на кубинцев. Сделали из воров показательный пример. А подробности… — Он развел руками.

— На черта нам подробности? Общее направление. Пиши обоснование: «Для получения многообещающих для нашей промышленности и военных, — он поднял палец, подчеркивая, — оригинальных образцов есть простейший ход». Достать в Афгане гашиш или опиум несложно. Малый вес, серьезная цена.

— Где-то килограмм полмиллиона рублей будет в российских ценах, — быстро прикинул Илья. — Очень приблизительно, от чистоты зависит.

— Вот именно. Единственная вещь, способная себя многократно окупить при нашей проходимости груза. Хоть тоннами носи — источник не отслеживается. Здесь толкнуть — домой купить заинтересовавшее. Не вещи, разве для образца! Технологическую документацию. В принципе — золотое дно.

— Богатая мысль и очень противная. Своими как бы руками травить людей. Оно-то, конечно, разлагающаяся буржуазия, но вроде как бы наши вокруг.

— Наши, ваши… Эти люди не имеют отношения к нам. Кому без надобности, тот и не купит.

— Своим детям тоже так скажешь?

— Да пошел ты! Пожалей еще капиталистов и исполни про слезу ребенка. Гуманист. И вообще… В начале девятнадцатого века врачи запросто прописывали от депрессии опиум и брали в аптеках. В конце девятнадцатого и начале двадцатого в моду вошли кокаиновые эликсиры. Шерлок Холмс героин себе колол, и доктора Ватсона это не удивляло. Все вполне легально, как амфетамины и валиум позже. У нас писали про прозак. Лучшее в мире средство от депрессии. Горстями лопают. В газетах соврут — недорого возьмут, и все равно подозрительно. Не бывает полного счастья. Любые препараты хороши в малой дозе. А переберешь — обязательно расплата ожидается. А тут рай. Якобы снимает симптомы депрессии, повышает настроение, и при этом делает все чисто биохимическим способом, не требуя от пациента «работы над собой». А как влияет на мозг, никто не знает. Фармацевтическим компаниям невыгодно разбираться. Помяни мое слово, лет через двадцать объявят наркотиком. Я точно знаю — ну, что от Майи, делиться не обязательно, — проверяли прозак у нас по-серьезному. Потому и статьи с сарказмом написаны о новых американских достижениях. Нам вроде и не требуются. Реально дорогой заменитель марихуаны не повышает настроение, а дурит голову.

Он замолчал и налил себе вновь. Чокнулись, выпили, закусили.

— Да ладно, я просто предложил. Хочешь — используй, не хочешь — плюнь. Будем думать над другими идеями.

— Допустим, займемся. Хм… На столь занимательной дороге, — подумав, сказал Илья, — подстерегает крайне серьезная проблема. — Он выпил, критически осмотрел остатки еды и закусил горбушкой. — Рынок наверняка давно и плотно поделен, — проглотив кусок, изрек, — и конкурентам не обрадуются — это раз. Серьезные поставки без сети продавцов невозможны. В одиночку не потянуть — это два. Петруха, — он посмотрел на спящего, — годен только носить тяжести. Ничего серьезного не доверить.

— Пусть Хамзатов таскает, ему понравилось под балдой гулять.

— Это и плохо. Никакого доверия. Да и майор, — Илья хохотнул, — непременно взбрыкнет, отказываясь от роли тягловой скотины. Он себя высоко ставит. Нет. У тебя как бы свое направление действий — у меня свое. Подумать надо. Очень хорошо подумать. Вариант как бы хороший. Мне нравится. Необязательно сразу широко замахиваться. Потихоньку, полегоньку. Выйти на серьезных людей для начала и им предложить купить.

— Как у тебя со слежкой?

— А! — отмахнулся. — Шушера. Вот попробовать через них выйти на контакт… Сдать немного на пробу, а затем и серьезную партию предложить… Давай еще по одной! За удачу!

 

Глава 9

Нет альтернативной истории, есть альтернативные биографии

Сашка сидел на скамейке и с чувством счастливого собственника изучал список, нежно прижимая к себе сумку с ноутбуком. Размер оперативной памяти 3072 Мб, оперативная память — 1 Гб, размер жесткого диска 320 Гб, еще куча всякого. Два часа он морочил голову продавцу, пока не уяснил мелких подробностей. Он не очень понимал, зачем ему на данном этапе оптический привод DVD/CD-RW или дополнительная куча разъемов, но если брать, так по полной программе.

Название фирмы-производителя процессора ему ничего не говорило, оставалось надеяться на то, что не обдурили. В целом сплошной восторг, и не требовалось больше маяться поисками на глазах у посторонних людей урывками в интернет-кафе. Завтра подключить к Интернету и приступать.

Ничего близкого по параметрам ему раньше держать в руках не приходилось. И это было его собственное, переносное, и всего на два с половиной кило. Жизнь хороша, и жить хорошо. Наконец он сможет заняться интересными делами, не оглядываясь через плечо.

Появления Ильи он не заметил — слишком увлекся. Тот испарился еще утром, бросив его одного заниматься покупкой. Место встречи обговорили давно, и особой тревоги Сашка не испытывал. Полиция документы редко проверяла, а вырубить парочку слабосильных представителей власти ему вполне по силам. Здесь кого только в органы не набирали! Дети натуральные, с минимальной подготовкой. Наверняка были и нормальные подразделения, но ППС поставлена из рук вон плохо. Для них и лучше. Бояться нежелательного внимания людей в форме они давно перестали. Веди себя прилично — и никому ты не сдался. Всем на всех глубоко наплевать. Правда, «черных» иногда на улицах проверяли, требуя таинственной регистрации, однако на чисто славянские физиономии даже не косились. Хоть и трындят регулярно про равноправие, а все равно подозревают определенных элементов. Вроде даже по делу. Ничего нового. Этнические группировки. У них хоть вполне официально профилактикой занимаются, а здесь — смущаясь и со множеством оговорок. А в компании мужичков за возлиянием ничего оригинального не звучит. Знакомые мотивы.

Илья плюхнулся рядом с глубоко задумчивым лицом.

— Пиво будешь?

— А чего покрепче нет? — недовольно спросил Попов.

— Не на улице же! Дома хлопнешь, коли неймется. А здесь — на фиг, на фиг. Конспирация.

— Тогда пиво давай.

Он открыл бутылку, сковырнув крышку о край скамейки, и жадно присосался. Так и сидел, молча прихлебывая, пока не опустошил, и тут же протянул руку за следующей.

Сашка невольно присмотрелся. Что-то было не так. Нехарактерное поведение. Не нудит про недостатки окружающего мира. Не реагирует на его восторги по поводу новой игрушки, даже на цену не сморгнул.

— В чем дело, Илья?

Тот еще раз хорошо глотнул и очень спокойно произнес:

— Я как бы на деда своего ходил смотреть.

— Чего? — изумился Сашка.

— Того! — зло сказал Попов. — Попросил в интернет-кафе базу данных по фамилии и имени с отчеством проверить. Здесь это запросто. Никаких сложностей с МВД, в открытом доступе, если не секретный человек или миллионер. Умник, да?! — спросил со злостью. — А что если Россия, так как бы и мы вполне здесь проживать можем, в голову не пришло? Понятно, не мы, а двойники от тех же пап и мам.

— Совсем другой человек, — неуверенно ответил Сашка. — Нечего там ловить. Другая обстановка, совсем другое воспитание. Но да. Любопытно было бы встретиться с самим собой. Шансы вот минимальные. Слишком давно история пошла по другому пути. Вряд ли возможно полное соответствие. Даже в одной деревне не совпадает. У нас домой вернулся после армии, а здесь в городе остался. Все. Совсем другие семейные связи. И это… зачатие абсолютно одинаково, практически шансов не просто ноль, а в минус какой-то степени. Достаточно секундной разницы — и совсем другой человек появится. Уже не психологически — физически.

— А те, кто родился в начале века?

— Да, — подумав, согласился Сашка, — вариант, но мы-то намного позже, и у них дети другие. Что скажешь: «Я ваш неродившийся внук, от девушки, которую в жизни не встречали?» Хорошо, если просто пошлют, а то ведь психиатрическую помощь вызовут.

Илья непроизвольно скривился.

— Моя бабка, — после очень длительного молчания, изрек, — училась в Новосибирске. Конец сороковых. Послевоенное время. Это сейчас в городе полтора миллиона, тогда раз в пять меньше жило. Еще сто тридцать тысяч бывших ленинградцев и эвакуированные предприятия. Это я как бы на тему коренного населения. Шансов встретить местного — минимум. Но педагогическое училище имелось. Куда податься сообразительной девчонке? Вот именно. Как бы нормальная идея. И остаться в городе совсем не глупо, и вообще… Ну я как бы не про это. Знаешь, — отхлебнув из очередной бутылки, сознался, — как бы в первый раз кому-то рассказываю. Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой в изложении бабки. Она про это как бы не слишком распространяться любила, а вот со мной много чего-то поделилась. Я как бы любимчик был. Внучок. Говорила, на деда похож. А может, просто вспомнить перед смертью захотела — уже не выяснить.

Время было голодное, — помолчав, продолжил, — да и жизнь не слишком сладкая. Все по карточкам, и в общаге жуть. Не топят, чуть ли не вповалку спят. А она, видать, неглупая была. Как бы старательная, такая по-деревенски прилежная. Потом всю жизнь в школе отпахала и в директоры прошла. Не за речи, за умение трудиться. Вечно какие-то проблемы, фонды, ремонты, и она это до самой пенсии героически преодолевала временные сложности. Короче, как бы понравилась училке усердием. Та ей помогать принялась, а потом и домой привела. Знала бы, чем кончится, — он усмехнулся, — как бы в момент змею подколодную удавила. Это бабка сама говорила. Она очень странно вспоминала, как бы и стыдилась и гордилась. Одновременно.

Муж у училки был инженер. На заводе имени Чкалова работал. Она из эвакуированных, а он тутошний. Из столыпинских переселенцев происходил. Тоже наверняка не дурак. Пробился из деревни самостоятельно. Рабфак, еще чего-то там, и должность как бы занимал серьезную. Большая как бы уважуха от окружающих, и жили по тогдашним понятиям зажиточно. А если как бы я на него похож, — он повел плечами, — так и все остальное вполне при нем. И лицо и сила. Папаша у меня тоже орел, даже сегодня. Бабы так и вешаются, а при желании и быка кулаком пришибет. И мать у него, в смысле моя бабушка, очень ничего была в молодости, она лет пять назад умерла, но в те годы как бы ого-го смотрелась! Людмила — милая людям.

Сладилось у них с инженером. Не сразу, но все случилось. Перво-наперво она и смотреть не пыталась, все мечтала. Очень уж дело как бы такое… Тебя в дом привели, относятся замечательно, а ты хозяйке… м-да. Пакость. Мужика уводишь. А у нее ребенок маленький. Нехорошо. Люда даже пыталась не ходить к ним, но тут он ее уже сам нашел. И понеслось. Так что вскоре забеременела. Аборты запрещалось делать, но кто желал, всегда мог бабку со спицами и крючками найти, а она и не хотела. Прикинь, как бы любовь горячая.

Он замолчал и долго сидел, глядя невидящими глазами на снующих по рынку людей. Сашка не выдержал и подтолкнул:

— И что дальше?

— А дальше они уехали. За бугор. В пятьдесят первом году.

— Так что, они из этих были?

— Каких этих? — уставившись на него очень неприятным взором, переспросил Илья. — Нормальные советские люди. Жена — да, как бы нацменка. А он как бы не захотел ее бросить в такой ситуации. Ясное дело, для Людмилы плохо, но, положа руку на сердце, мы что — не мужики, понять не способны? Выбор-то поганенький. И так нехорошо, и так отвратительно. Извиняет его одно: когда сваливали, Людмила сама еще не знала про беременность. Или сказать не захотела, я уж не знаю. Гордая была, держать не хотела. Я иногда думаю — а как бы жизнь сложилась, если бы он узнал? Уехал, нет? А, — он махнул рукой, — ничего не исправить.

— Я не понимаю, — озадаченно сказал Сашка. — Всегда слышал: отъезд был добровольным. Могли и остаться.

Илья тихо заржал и покрутил пальцем у виска.

— У нас все добровольное. Демонстрации, субботники, государственные займы, сколько там в прошлом месяце на благо Родины отстегнул? Процентов двадцать зарплаты? Фонд мира, фонд строительства, ДОСААФ, не считая прямых вычетов. Вот на черта подоходный платим, если сразу можно меньше начислять? Из одного кармана в другой перекладывают. Все одно в государственный. Только не правый, а левый.

Веришь, что раньше по-другому было? Как бы не хуже. Помягчела советская власть. Массово не высылают и не сажают. Кой-кому и послабление вышло. Даже за границу выпускают. Раньше-то — ух! Попробовал бы кто заикнуться. А тогда наше правительство очень правильно решило сразу двух зайцев подстрелить. Причем крупных и хорошо упитанных.

Появилась после войны идеальная возможность укрепиться на Ближнем Востоке. Египет, Иордания и Ирак как бы верные вассалы Англии. Мы могли опереться только на силу, враждебную англичанам. А кто больше палестинских евреев ненавидел Великобританию? А помочь людьми и оружием — кому благодарны будут? То-то. В СССР была развернута мощная агитационная кампания против империалистической Англии и ее как бы арабских марионеток.

Желающих отправиться в Палестину евреев с реальным боевым опытом в СССР и Восточной Европе после Второй мировой было больше чем достаточно, и заставлять не требовалось. Трофейного немецкого и собственного оружия — завались. А как Израиль провозгласили, так и вовсе стесняться перестали. Наладили прямую дорогу пароходами, и самолеты так и летали через югославов. Раздружились мы с Тито как бы потом, когда похерили старые идеалы и принялись новую политику проводить. А тогда как бы большие друзья.

А попутно правительство решало мечту детства — спасти Россию особо оригинальным способом: дав евреям свое государство. Хорош им должности в СССР занимать. Еще и квартиры для нуждающихся освободят. Решался еврейский вопрос, и увеличивалась возможность влияния на Израиль. А всякие мелочи вроде смешанных семей элементарно решались. Кто не желал уехать с Родины — разводись. А не хочешь — так всем как бы ясно: нутро у тебя не наше, враждебное.

Как схлынула начальная волна отъезжантов, обнаружилась куча оставшихся. Оказалось, не все горели желанием строить новую жизнь в Палестине. Многим и здесь неплохо. Прижились и вообще не желают менять устроенную жизнь на неизвестно что. Непорядок. Что с ними делать? Оставлять глупо, пусть катятся. Добровольно. Это ж как бы просто было. Вот живет себе семья и никуда не собирается, а национальность соответствующая.

Первая стадия — газеты пишут о достижениях в Израиле. Настал новый этап развития, на котором еврейская нация должна своими руками строить свое государство, а не как бы пить кровь у терпеливого русского народа (шутка). Папу вызывают в отдел кадров и спрашивают: «Почему он еще НЕ уехал?» Маме поручают доклад на тему «Строительство социализма руками самих евреев на земле евреев». Из зала громко говорят: «А сама здесь сидит», — на ребенка косо смотрят в детском саду. Сосед по коммуналке радуется, что скоро освободится комната. В письме из Израиля — работа не по специальности, жизнь тяжелая.

Вторая стадия — газеты пишут о достижениях в Израиле. Папу вызывает начальник и говорит, показывая пальцем на потолок: «Хотя я тебя уважаю, но есть мнение, что твое место должен занимать новый специалист, а для тебя у нас работы нет». Его нигде не берут на работу. Заработать как бы можно, хотя бы на разгрузках вагонов, но без трудовой книжки. В школу приходит делегация родителей, которые требуют убрать маму, потому что она не может воспитывать патриотизм в детях. Ребенка лупят на улице. Маму переводят в уборщицы (увольнять жалеют). Ребенка лупят в детском саду. Сосед уже открыто плюет в борщ на коммунальной кухне. В письме работа не по специальности, жизнь тяжелая. Приходит участковый и, интересуясь, почему папа не работает, обещает выселить всю семью на сто первый километр за тунеядство.

Третья стадия. Ехать надо. Отъезд вполне добровольный — никто как бы и не заставлял.

— А я все понять не мог — чего они так резво из социалистического лагеря сбежали?

Саша подумал и совершил «открытие»:

— Так они же нас ненавидеть должны! Мало выживали — так еще в пустыню, к верблюдам.

— Не все так просто было, — заверил Илья и вопросительно посмотрел.

— Нет больше.

— Ну и хрен с ним, — согласился тот, — отпустило. Уже не так тянет надраться. Я этими делами как бы с детства интересуюсь, как услышал историю своего происхождения. Фигня — чисто русский, а без разницы любопытно. И с израильтянами приходилось беседовать. Года два назад приезжали по как бы обмену опытом. Из их полиции к нашей милиции. Что-то там межгосударственное. Пообщались. Нормальные парни. Кагтавят. Я думал, анекдот, говорят — нет, из-за особенностей иврита. Там «р» не так произносится. Ну, как бы не суть. Промышленности в сорок восьмом году практически не было, а сельское хозяйство разрушено войной. Бен-Гурион со товарищи по идеологии и сами были теми еще коммунистами, только не называли себя так. Красное знамя, портреты Иосифа Виссарионовича в кабинетах, воспитание соответствующее. Другое дело, что при многопартийной системе он не мог полностью подражать своему кумиру товарищу Сталину. Требовались деньги. Даже на еду. Когда население увеличивается в разы, без закупок на стороне не обойтись. СССР мог дать оружие, но в конце сороковых как раз засуха и голод. Не до подарков всяким разным. Деньги были у американских евреев. Поэтому израильское правительство, при всем желании, не могло открыто встать на сторону СССР. Была провозглашена политика нейтралитета.

Коммунистов на Западе боялись, и распространения их влияния на Ближний Восток тоже. А так всем хорошо. Британская империя фактически проиграла войну, сдав ключевые позиции. Но она все еще влиятельна, в особенности на Ближнем Востоке. Для держав-победителей (СССР и США) такое положение как бы нестерпимо. Именно поэтому они поддерживают антибританское еврейское национально-освободительное движение. Благо поддержку можно осуществлять скрыто. Правительство США как бы сквозь пальцы смотрит на деятельность сионистских организаций и сбор ими средств (кстати, как и на сбор средств для «Шин Фейн»). СССР с удовольствием продает оружие еврейским повстанцам за валюту. Все довольны. Британская империя терпит поражение, Израиль не уходит в советский блок.

А люди… Первое поколение во многом на нас зуб имело, но практично смотрело на экономику и необходимость торговли. СССР всегда по демпинговым ценам торговал, прорываясь на внешний рынок. Выгодно, а евреи своего дохода не упустят. Еще и реэкспорт пару раз устраивали, ну да это прижали быстро. Мы тоже как бы не дураки.

Так вот… Они и сами говорили и писали по-русски, даже в руководстве почти все. А как приехали почти три миллиона советских, так и считаться были вынуждены с избирателями. На восемьсот тысяч довоенного населения и еще стольких же из Восточной Европы в конце сороковых в два раза больше нашенских привалило. Газеты на русском, речи и родные карточки на продукты. Все как полагается. А постепенно все это ушло. Нынешние в массе как бы плевать хотели на прежние заморочки. Их не колышет. Давно было и прошло. И русского уже многие не знают. Не нужно им. Неинтересно. Они родились и выросли в Израиле и совершенно не интересуются нашими делами. Ну, как бы пока их не касается. Нет там никакой ненависти. Равнодушие. Мы им больше никаким боком не интересны. Еще и живут как бы получше нашего. Такие все из себя уверенные в своих силах и возможностях. И то, на пустом месте создали страну, и не самую паршивую. А уж гонору! И надо сказать, не всегда необоснованного. Мы команда на команду соревнование устроили — так ничем не хуже. В некоторых отношениях как бы и лучше. Они с террорюгами гораздо чаще дело имеют, и опыта навалом. А мы все больше по простым хулиганам. Редко что серьезное случается. Вот.

— И как дед? — помолчав, поинтересовался Сашка.

— Как, как. Умер. Не мальчик уже был. А сын его каким-то израильским начальником стал. На большом заводе — видать, передалось инженерное воспитание. Внуки есть, как бы сводные мои братья. Я толком не знаю, стороной дошло. Хуже — здешний. Еще как бы ноги таскает, да ведь не тот. И жена у него другая, и дети. Все по твоим словам. Буквально так и есть. Неплохо живут, но говорить-то не о чем! Чужие люди. И знаешь что? Бабка моя с ним никогда не встречалась, и сына у нее никакого не было. И меня соответственно с сеструхой. Всю жизнь Людмила моя в школе проработала и так и померла без семьи. Видать, не нашла по душе никого. Вот такие пироги.

— Лучше иметь и потерять, или не найти вовсе?

— Кабы знать! Мне-то точно лучше случившееся. Я существую. А ей?

Генерал на глазах наливался кровью. Вся откормленная харя стала бордовой. Явно давление зашкаливает. Самое время пиявок поставить или кровь пустить. Он хватал ртом воздух и не мог выдавить из себя приличествующей ситуации фразы.

Курнатов стоял молча, дожидаясь вполне обоснованного разноса. В данной ситуации без вариантов. Заявлять — ты же, гад, сам условия ставил, от моих предложений отмахнулся, стараясь ограничить количество допущенных к информации, — не имело смысла. Начальники всегда страдают избирательной потерей памяти и ничего подобного при всем желании вспомнить не смогут. Этот в особенности. Козел. Сейчас начнется поиск стрелочника.

Краев выдохнул и понес по кочкам, не выбирая выражений.

— Что значит отсутствует? Ах ты… Да я тебя… Будешь…

Его тоже можно понять, почтительно опустив глаза и изображая раскаяние, подумал Курнатов. Столь красиво начавшаяся история запахла самым натуральным дерьмом. Докладывать наверх подробности — это расписаться в собственном своеволии и некомпетентности. Не докладывать — еще хуже. Всплывет — выкидыванием на пенсию не обойдется. Меры применят самые крутые. Балуясь в собственные игры, не подставляйся. Я ведь предлагал пойти к Виноградову. Снять с себя ответственность за происходящее и получить жирный плюс от министра МВД. Такой замечательный повод вставить КГБ. Мы добились успеха там, где вам и не снилось! По-любому он бы запомнил услужливого. Нет, хотелось скотине объехать на кривой и выскочить в дамки. Вот теперь и расхлебывай.

Да и сам виноват. Не настаивал и сам правильных шагов не сделал. Мог ведь своевременно подсуетиться, да не захотел. Уж очень жирный куш перед глазами нарисовался. Это тебе не раскрытая банда налетчиков и даже не очередная звездочка на погонах. Тут пахло первой категорией и выходом в высшие круги. Если бы проскочило. Вот именно. Риск всегда есть. А этот решил, ему маслом намазали и все по щучьему велению исполнится. Нет, ну кто ж мог знать, что вконец ненормальный Логутин такой номер выкинет?! Надо было его в смирительной рубашке держать.

— Домой отправился твой придурок? — слегка успокоившись, уже почти спокойно потребовал ответа Краев.

— Почти наверняка, Боян Георгиевич. Девяносто девять из ста.

— По мне, лучше бы он вовсе провалился, — пробурчал генерал. — Что он знает?

— Практически ничего. Он все время в камере сидел, а до того в квартире у…

— Первого контактера, — нетерпеливо закончил Краев.

— Да… Там не было даже телевизора с радио. Маслюков — бич самый настоящий. Ничего он про наш мир не знает.

— Прекрасно помню. Встретил его у газетного киоска, даже налил, и, выслушав удивительную историю, с чего-то поверил. Мы сотни людей пробивали на эту способность — почему именно первый встречный подошел? — опять распаляясь, воскликнул в гневе. — Почему уголовник с дикими идеями в голове? Сбежать, мля, он вздумал. На сладенькое подлеца потянуло!

Ага, согласно кивнул полковник. Действительно странно, однако чего на свете не случается. Нам по должности верить в совпадения не положено, но ведь произошло. А иначе бы сдох пришелец в канаве. Хотя вряд ли. Забрали бы болезного в отделение, а там и прямая дорога в желтый дом. Кто бы его слушать стал. Пробили бы пальчики по базе и, ничего криминального не обнаружив, сплавили непременно врачам. Он же и на вид ненормален. Вот и скорешился с Маслюковым. У того тоже были не все дома. Надо ж, краски приобрел, не пожалел денег, а удовольствие, считая все эти мольберты и холсты, совсем недешевое, да еще и сбегать на ту сторону сподобился. Наше счастье (или несчастье?), что решил основательно обустроиться и вернулся за вещичками. А то бы и не узнали никогда. Да положа руку на сердце, бич — он и есть бич. Если здесь сидел в дерьме — там в белом не походит. Разве жрать стал бы вкуснее, а в целом однохренственно.

Генерал выплюнул очередную порцию ругани и глубоко задумался.

— Никак с этим нельзя идти наверх, — постановил он после длительного молчания.

Посмотрел подозрительно, ожидая возражений. Теоретически можно было настропалить команду внедренцев на поиск потеряшки. Практически шанс минимальный, и опасность нешуточная. Не станут же они бегать по улицам с расспросами, а выскочить ненормальный мог где угодно. Если не у себя дома, так где?

— Ничего серьезного мы не получили, — изрек Краев, — эти их обещания, — он раздраженно покрутил шеей, очень напоминая полковнику напуганную черепаху, — все в расчете на будущее. Положительного — нуль. Все это очень интересно, но сейчас стало слишком опасно. Еще и держать засаду в квартире… Неоправданный риск.

— Отзываем?

— А рты им ты лично позакрываешь? И сержанту тоже? Твоя недоработка!

— Так точно, — послушно согласился Курнатов.

Будто сам не гнал: скорее, скорее. Но здесь он прав. Свидетели. Насмотрелись, и всю жизнь держать на контроле, чтобы не сболтнули лишнего, не получится.

— Все, — решительно сказал Краев, — это твоя задача исправить упущение. Ничего не должно выйти наружу. Про гашиш забыть, они и сперли, объявишь потом в розыск. — Он пожевал губами и извлек из стола тонкую папочку, швырнув полковнику.

Тот быстро пролистал и кивнул.

Вот в чем ему не отказать — так в сообразительности и умении бороться с последствиями, прикрывая задницу, мысленно одобрил Курнатов. И ведь сразу подстраховался, даже меня не привлекая. Ай да генерал. Вскрыл шайку ворюг, и им теперь ходу нет никуда с разными глупыми откровениями. В момент повяжут.

— Избавиться навсегда. Ничего не было! Надеюсь, не надо объяснять, почему выносить наружу эту историю нельзя? Ничего, — раздельно повторил. — Свободен!

А жаль, подумал в прямую спину уходящего подчиненного. Такие замечательные перспективы намечались — и такой хреновый результат. Просчитался. И ведь теперь и от этого избавляться придется. На повышение, что ли, отправить Курнатова в другой регион? Подальше отсюда. Посмотрим. Ну да ничего, проверенный кадр пригодится. Доверенные люди всегда к месту, а замазан он по самое горло.

 

Глава 10

Переквалифицироваться в преступники — дело непростое

Илья с сочувствием дождался, пока он не перестанет кашлять, и озабоченно сообщил:

— Не нравится мне твое состояние.

— А мне все не нравится! — откликнулся Сашка. В горле драло, и почти наверняка температура имелась. Ясное дело, простудился. В нормальной ситуации отлежался бы пару дней, а тут приходится бегать. — Мое самочувствие, необходимость именно сегодня действовать и их поведение тоже. Давай отменим все.

Про в очередной раз навестившего «афганца» он говорить не хотел. Абсолютно нет стремления делиться неприятными подробностями, да и толком о будущем все равно без понятия. Одно понятно — неприятности в очередной раз. Ну да не новость. Чувствовал он себя отвратно и не годился для серьезных мероприятий. А выбора нет.

— Нельзя, — твердо сказал Илья. — Зря я, что ли, старался и контакты наводил? Позвонить и вдруг сообщить о невозможности встречи — кто ж в другой раз согласится с нами дело иметь? Тут как бы не детские игры.

— В этом и проблема. Совсем не дети эти… Неизвестно, чего ожидать.

— Брось, — заверил Илья бодро. — Все будет в лучшем виде. Ничего такого не случится — чай, не кино. И делать тебе как бы ничего не придется. Поскучаешь слегка. Я сам все прокручу.

Он буквально излучал нетерпение. И то: впервые добился серьезного прорыва. Чем занимается Саша, он представлял себе крайне смутно, да тот и сам признавал — эффекта от его деятельности скоро не предвидится. А здесь — наглядный успех. И в его личном зачете, и в глазах начальников. Ему удалось не только впарить образец, а еще и договориться о продолжении контактов на более серьезном уровне. Дело за малым — провести обмен, и в дальнейшем все станет намного приятнее. Уж платя за проезд в автобусе, не придется себя ломать, высчитывая мелочь. Это в их положении было хуже всего. Отсутствие денег и осуществимость их пополнения. Легальных способов они не видели.

— Давай собирайся, — призвал нетерпеливо. — Надо появиться заранее.

Да никуда они не денутся, если заинтересованы, собираясь, решил Сашка. Все необходимые действия давно совершены, и обратной дороги нет. Машину тиснули накануне. А стандартное появление для осмотра чуть раньше предусмотрено. Ничего там подозрительного или наводящего на определенные мысли не имеется. Хотя на черта вся история, до него не дошло. Гораздо проще и спокойнее было бы обменяться в людном месте, а не тащиться на подозрительный пустырь. Да в том же баре, где никому до тебя дела нет. Ну да Илья договаривался, пусть он и думает. Лично у него, Низина, в данный момент голова набита опилками, и в жар бросает. Требовать глубоких раздумий от него глупо.

Пустырь как пустырь. Ничего особенного. Площадка, заросшая сорняком метров пятидесяти в окружности, наверняка не в первый раз используемая для подобных мероприятий. На это тонко намекали следы от множества шин, проходящая неподалеку разбитая дорога, по которой не столь уж часто ездили машины. Случайному человеку заруливать никакого интереса, а в промзону пилить — прямо еще километра три.

Местность совершенно открытая, и чужаков видно издалека, благо и движения особого не наблюдается. Они вчера специально ждали часа три, осматривая попутно округу, и проехала по дороге пара грузовиков. Сюда нормальные водители не суются: недолго и колесо пропороть на давно не чиненных путях. Яма через яму. Проще ехать по асфальту, не пытаясь срезать путь.

Подвалили как раз в срок. Это особая вежливость. Неизвестно, насколько порядки сходятся, но у них опоздавший на встречу уркаган в негласном соревновании теряет определенные очки. Точность — примета матерых деятелей. Их визитная карточка. Только шантрапа позволяет себе опаздывать на деловые переговоры.

Скоро показались и покупатели. Черный «мерседес», демонстрируя шик, пронесся на совершенно ненужной скорости, поднимая за собой столбы пыли, и остановился на противоположной стороне пустыря. Даже слабо понимающим в иностранных тачках советским товарищам с первого взгляда была заметна и его немолодость, и невысокий класс контрагентов. Низкого полета парни. Солнце уже садилось, и в красных закатных лучах на борту автомобиля отражались следы столкновений. Не так чтобы весь битый, но помять ребята свое средство передвижения успели неоднократно. Приличным наркоторговцам положено раскатывать на последних, только выпущенных моделях. Впрочем, с чего-то начинать надо, а они пока не тонну зелья предлагают. Соответственно и покупатели не акулы, а так, мелкие псы.

Одновременно хлопнули дверцы, и Сашка с Ильей вылезли наружу. Петруха продолжал сидеть за рулем. В случае появления посторонних сваливать требовалось в резком темпе. Эти тоже сработали практически зеркально. Двое, в лучших традициях местных гопников, в кожаных куртках и с бритыми головами, появились одновременно. Пока все шло нормально. Так и договаривались. Лишних людей нет, оружием с ходу не козыряют. Хотя иди проверь. Стекла тонированные, может, внутри еще пара человек, с чем серьезным. Надо иметь в виду.

Сашка оперся на капот и, не доставая из-под широкой куртки автомата, принялся наблюдать. Не понравилось ему — и что второй не остался у машины, а сдвинулся вперед, правда, не пытаясь приблизиться, но держа руку в кармане, и отсутствие какой-либо подходящей емкости в руках. Не в кармане же он пачки денег держит. Вот Илья тащит небольшой дипломат, хотя мог бы три кило гашиша и так отнести.

Они встретились с главным на середине и принялись о чем-то толковать. Со стороны ничего особо интересного. Приветствия, демонстрация содержимого чемоданчика. Разговор вроде спокойный, без нервов. Сигнала Попов не подает — видимо, все идет нормально. Слов ни черта не слышно, далеко и не трогает. Голова чугунная, и единственная оставшаяся мысль — поскорей бы все закончилось.

В очередной раз закашлявшись, Сашка пропустил важный момент. Беседа перестала быть томной, Илья, судя по жестам, остался недовольным. Он резко повернулся и двинулся к машине.

— Стой, — крикнул кожаный.

Попов, не реагируя, продолжал уходить. Дальше все понеслось в диком темпе. Совершенно неожиданно кожаный вытащил револьвер и без всякого предупреждения выпалил в спину Илье. Тот еще падал, когда Сашка автоматически, на одних рефлексах, поднял АБСУ и срезал бандита. Словно время вернулось назад, и он вновь был на войне, только это был не сон. Наяву. Тело привычно сработало, и голова в происходящем почти не участвовала. Без раздумий, четкие действия в привычной обстановке опасности. Задержишься, задумавшись, — и ляжешь мертвым.

Из тачки заполошно вывалился Петруха, самым натуральным образом подвывая, и принялся возиться. Действовал он при этом вполне правильно. Рефлексы в него в армии вбили намертво. Положение на колено и готовность к стрельбе. Все будто на учениях. Хорошо хоть, не прятаться кинулся или не рванул отсюда с перепугу. Сашке сейчас было не до сомнительного напарника, и воспитывать он его не собирался. Счет шел на секунды.

Второй бандит попытался извлечь из кармана что-то, и Низин, не дожидаясь появления еще чего убойного, прошил его короткой очередью. Покупатели точно ни о чем подобном заранее не договаривались. Очень поздно проявился и не был готов к конфронтации. Размышлять сейчас было не ко времени, и Сашка принялся прицельно расстреливать «мерседес», быстро двигаясь вперед. Лучший способ защиты при неожиданном нападении — рвануть вперед. Противник этого не ждет и теряется.

Автомобиль газанул, трогаясь, взвыл и тут же замер. Достал он шофера. В разбитое пулей боковое окно Сашка увидел круглолицего парня с чистым лицом, отмеченным порезом. Красоту с утра наводил и поторопился, бреясь. Здоровый, накачанный и все в том же форменном кожаном прикиде. Почти наверняка он любил демонстрировать крутость млеющим телкам в прошлой жизни. Не в этой. Сейчас он был весь белый, и из простреленного плеча толчками текла кровь.

— Не надо, — голосом испуганного ребенка пропищал умоляюще, дрожа при виде приближающегося человека, — я ни при чем. Мы так не договаривались! У меня жена! Я не стрелял! — закричал, глядя прямо в бесконечный черный туннель ствола.

— Какая разница, кто стрелял, — харкнув горечью на землю, сообщил Сашка, — надо лучше выбирать друзей и знакомых.

Выстрела водитель уже не услышал.

Краем глаза Сашка заметил движение и резко развернулся, пытаясь вспомнить, сколько еще патронов осталось, — два или три. Вконец он расклеился, совсем мозги не варят. За обстановкой перестал следить. Откуда уверенность, что нет еще одного?

К счастью, это оказался Мельников, и только большим усилием он удержался, не угостив и его свинцом. К финалу Петруха окончательно проснулся и прибежал. Хорошо, автомата впопыхах не забыл. Страшно тянуло врезать сержанту, но сейчас он и сам показал себя не лучшим образом. Было стыдно. Герой, спецназовец — и так лажанулся. И заржавевшие рефлексы пополам с плохим самочувствием роли не играли. Догадывался: не развлекаться пришли. Мог бы и проявить бдительность, а не верить Илье на слово. Все, на мази! Вот оно и вышло, что вышло. Утерянный навсегда контакт, второй раз к тем же людям не сунуться — это еще полбеды. Капитан!

— Проверь Попова, — приказал.

— Он того, — сообщил Мельников с вытаращенными глазами, — мертвый.

Посмотрел на водилу, оставшегося без верхней части головы, и, застав Сашку врасплох, сложился на манер перочинного ножика, рухнув на колени. Его принялось выворачивать.

Сашка с тоской вздохнул. Еще один герой, все повидавший и регулярно отлавливающий беглых зэков. Вот знал он, обычная трепотня. На вышке стоял вертухай и за всю службу всерьез не рисковал. Болтать мы все мастера. Кто всерьез пороха понюхал, редко делится прошлыми заслугами. Мало приятного вспоминать.

Машинально поменял рожок, передернул затвор и, повесив АБСУ на спину, полез в раскуроченный «мерседес». Долго искать не пришлось. На заднем сиденье стояла большая спортивная сумка. Внутри куча денег, отнюдь ее не заполняющих. Свободного места сколько угодно. Пересчитывать купюры он не стал. Претензии предъявлять поздно и некому.

Непонятно. Если привезли, соответственно готовы были к сделке. Что пошло не так? В количестве или цене не сошлись? Так Илья утверждал, все договорено заранее точно. Нормальненько. Доверился и не стал подробностей выяснять. Не то настроение сегодня. Мрак. Неясно, и уже не разобраться, что не поделили. То ли эти недоумки захотели большего, то ли Илья наобещал лишнего. Или просто самолюбие у кого возбудилось и крутость пришла охота показать. Уже ничего не выяснить и не исправить. Пора уносить ноги, не дожидаясь вызова мусоров тутошнего разлива. Кто-то мог слышать выстрелы. У здешних хорошо развит инстинкт самосохранения, и вмешиваться не захотят, но анонимно звякнуть с них станется.

Вернулся назад, давая время очухаться Петрухе — все одно толку от того ни на грош, — и присел у убитых, проверил. Капитан готов. Судьба. Такой человечище — и одна маленькая пулька в спину. А ведь мог безо всякого заломать противника. И оружия не требовалось. А тут раз — и все. «Кожаные» Сашку не трогали абсолютно. Туда им и дорога. Парочкой уголовников меньше на свете — людям жить легче. А вот за Попова было крайне обидно. За что погиб?

На всякий случай обшарил карманы покойников и забрал все, что там было. Бумажники, ключи. Глядишь, и пригодится. Деньги и документы лишними не бывают. Оружие брать не стал. Неизвестно еще, где стволы работали. Попадешься с чужими — тут и повесят на тебя десяток убийств. Ну его. Телефоны тоже. В теории они легко отслеживаются. Это он сразу выяснил. Запеленговать даже недействующий достаточно просто, а полиция моментально выйдет на операторов связи, стоит всего раз воспользоваться. В нормальной жизни никому не сдалось, но по тройному убийству (с Ильей четверо) моментально возьмут на контроль, и стоит номеру ожить — примчится группа захвата.

Пора уносить ноги. Думалось тяжело, будто тяжесть невообразимая и приходится ворочать мозгами, напрягая все силы. Где-то в глубине, не особо волнуя, болталась разумная мысль: «Время!» Непростительная задержка. А двигался медленно и тягуче, еще и кашляя по-стариковски. Одно сразу ясно: теперь на троих задачу не поделить, а к Мельникову доверие минимальное. Придется слегка подкорректировать старые разработки. Основное — на себя.

Поднялся и снял со спины АБСУ, привычно вынул обойму и вторично передернул затвор, подставив руку и поймав вылетевший патрон. Почти наверняка лишняя предосторожность: кругом сколько угодно гильз и пули в телах. При пристальном осмотре моментально всплывут непонятки. Маркировка, материал, даже калибр. Пусть. Этого уже не исправить, а лишней пищи для размышлений давать не стоит.

Тем паче оставлять в стволе патрон, даже на предохранителе, — последнее дело. Случаются и самопроизвольные выстрелы. У них в госпитале лежал один сержант. Два долбеня в карауле играли, ударяя прикладом об пол и со смехом слушая, как щелкает спусковой механизм. В один совсем не прекрасный момент АБМ выстрелил. И пуля, срикошетив, угодила в ногу совершенно не причастного к их веселью. Три операции и инвалидность на всю жизнь. Никто не виноват, если не считать врожденного идиотизма.

Сунул автомат в сумку к деньгам, отобрал у слабо реагирующего на окружающую действительность Мельникова второй и отправил его туда же, проверив предварительно. Оказалось, был готов к бою. Ну, хоть что-то. Не совсем Петруха безнадежен. Еще парочка боестолкновений — и выйдет человек.

— Полегчало? Рожу вытри.

— А? — потерянно переспросил сержант, послушно протирая лицо.

— Подъем, — сказал Сашка, поднимая его за плечо, — уходить надо.

— А как же Илья?

— Никак, — ответил со злостью. — Здесь останется. Что мы его, на краденой машине через весь город потащим, а потом на глазах у всех в подъезд заносить будем?

— Но нельзя же…

— На, — вталкивая в руки «дипломат» с гашишем, сказал. — Идем. Вести самостоятельно сможешь?

— А? Да.

— Значит, действуем по старому плану, — почти волоча сержанта за собой, торопливо объяснил. — Меня высадишь на набережной и отгонишь машину. Сжечь! Садишься в автобус — и на базу. Ты все понял? — подпуская в голос угрозу, переспросил.

— Да, — подтверждает без особой уверенности в голосе.

— Как отвечаешь, сержант?

— Так точно! — на глазах возвращаясь в образ правильного служаки, отчеканил Петруха. На него крайне живительно подействовало соответствующее обращение. Старший по званию приказал — он лучше знает. И ответственность на нем.

— Вот и действуй! Остальное дома обсудим.

Сашка открыл дверь и шагнул внутрь. В голове была каша, и думать совершенно не хотелось — слишком плохо он себя чувствовал, иначе бы непременно задумался. В воздухе стоял слишком хорошо известный запах.

— Руки вверх, — сказал знакомый голос сзади, — и медленно двигай вперед.

— В чем дело, майор? — не оборачиваясь, удивился.

— Выполняй! — рявкнул на грани истерики Хамзатов.

Он послушно поднял конечности и прошел по коридору на кухню. Краем глаза засек отсутствие картины с дверью на стене. Внутри было еще хуже. Откинувшись на стуле, сидел Петруха с удивленным выражением лица, и меж глаз у него была аккуратная дырка. Стреляли в упор, и он явно не ожидал ничего подобного.

— Оружие на пол, — скомандовал Хамзатов, — и не вздумай поворачиваться.

— Ты спятил? — закашлявшись, поинтересовался Сашка. — Я могу засунуть АБМ за пояс? Какое оружие?! И что, собственно, происходит?

— Куртку сними. Не торопясь. Я хочу видеть, что под ней.

Сашка спорить не стал. Хочет убедиться — сколько угодно.

Демонстративно медленно расстегнул и кинул на пол. Рук опять поднимать не стал. Подождал оклика и, не получив очередного вопля, поставил себе мысленно плюс. Долго с задранными не постоишь, а так уже лучше.

— Можешь повернуться.

Он все так же неторопливо развернулся. Нехорошо выглядел Хамзатов. Наверняка опять гашиша накурился, и не одной сигареты. Глаза стеклянные, зрачки совсем маленькие, и весь какой-то перекошенный. Пуговицы на пиджаке расстегнуты, все наружу. На работе он себе такого не позволял. А «макар» в левой руке держит. Стало быть, левша. Не знал.

— Где деньги? — после паузы спросил майор.

— В кармане, — пожимая плечами, ответил. — На сигареты не хватает?

— Какой карман, блин! Мельников про сумку говорил!

— А нету, — пожал плечами, — боялся по улице ходить, вдруг ограбят. Вот и спрятал. Может, ты объяснишь? — Он сделал попытку сдвинуться.

— Стоять! — дико закричал тот. — Не двигайся!

— Стою. И дальше что? Или растолкуй, что хочешь, или стреляй. Деньги? А на черта? И вот этого, — Сашка кивнул на мертвого Петруху, — происками империалистов не втереть самому глупому начальству. Здесь только ты мог насвинячить.

— Объяснить? — с насмешкой сказал Хамзатов. — А почему нет! Ты же умный, а? Что думаешь про всю нашу абсолютно неправдоподобную историю? Что должен был сделать Курнатов, выслушав идиотские показания битого зэка Маслюкова? Ну?

— Проверить и доложить по инстанции. А оттуда пойдет сигнал в КГБ.

— Вот именно. Это не в компетенции милиции. Но они же тоже очень умные. — Хамзатов нервно гоготнул. — Решили посмотреть, все тщательно предварительно обдумать. Посмотреть, что, собственно, за другой мир и нельзя ли с него поиметь.

Если набрать информацию об этой стороне, нарыть нужные технологии, создать связи и лишь потом сообщить, легко можно попасть в обойму не просто выполняющих инструкции, но и причастных. Риск — да, могут по головке не погладить, но победителей редко судят. Скорее вероятен шаг вперед, в сравнении с нынешним положением. Это же Эльдорадо, Голконда — на годы и годы разрабатывать, а ты причастен и в теме. Выход на очень высокие инстанции и должности. Желательно стать руководителем госпроекта (куратор из Москвы не будет все время сидеть возле портала — ему понадобится местный помощник). Пусть не главный, а второй, все равно мощный скачок вверх.

— И что изменилось? — с холодком спросил Сашка. — Скрыть вовсе от государства — не уничтожая прохода, при активном использовании-то, — нереально. Ты ведь решил соскочить, нет? В невозвращенцы податься. В СССР здешние фантики без надобности. Золото — еще куда ни шло. Без причины не верю. Сколько мы можем находиться в командировке?

— Боюсь, теперь вечно. Наш замечательный художник, сидя в камере, нарисовал обычными горелыми спичками контуры очередной двери и отбыл в неизвестном направлении…

— Что? — поразился Сашка.

— Вот именно! Если он отправился сюда, то точно не в свою квартиру. И что произойдет, когда местные органы заинтересуются?

— Если обратят внимание на чушь. Он же явный сумасшедший. Кому интересен бред неадекватного человека?

— Пусть так. Если. Тем не менее тревога завыла. Предсказать поведение местной власти мы не способны. Проще перестраховаться. Прикрыть временно или навсегда проект. Не было ничего. А там видно будет. Через год или три выйти на заинтересованных лиц, повторив попытку уже под официальной программой. А куда списать капитана Попова? Да, да. Рассказал мальчик. Все. После этого выбора нет. А вас куда девать на той стороне? Мельников точно стукачок. Жаль, сразу не выяснилось. Плохо документацию оформляют наши работнички. Галочка в личном деле отсутствовала. Потому и не ходил домой ни разу. Ты с Поповым удостоился, он — нет. Обязательно сольет своему куратору любопытную историю. Да и ты сомнительная личность.

— А Маслюкова тоже устранили?

— Откуда знаешь? — удивился майор.

Он уже успел забыть, понял Сашка, что сам и брякнул без малейших намеков раньше. Совсем не соображает. Интересно, это так всегда у заигравшихся и «выбравших свободу», или лично его неадекватность проявилась?

— Впрочем, теперь не так важно. Он совершенно случайно повесился в камере практически сразу. Мутная личность, и не отпускать же. — Хамзатов жизнерадостно хохотнул. — Достаточно намекнуть в СИЗО кому нужно, и все сделали. Проще уж совсем не иметь человека, тогда и проблема отсутствует. Некому распускать язык. А причину вашего исчезновения найти несложно. Подыщут подходящую аварию со сгоревшими пассажирами. Было бы желание. И пропавшую наркоту на вас спишут. Не погибни честный суд возмущенных товарищей… Короче, сам догадаешься. Вот и сказал мне полковник Курнатов с добрыми глазами, даже еще не подозревая о Попове: «Неплохо бы решить проблему».

А как? Подписку взять о неразглашении? He-а. Прямо не желает высказываться, исключительно намеки иносказаниями. В первый раз, что ли? Уж я давно его делишками занимаюсь. Все на мне. И последствия тоже. Тьфу! Один-единственный способ имеется. Неужели написал приказ и печать поставил? Нема дурных! Все на словах. И со мной как? Я ведь знаю! Да и без санкции Краева он бы не решился закрыть тему. Испугались они утечки информации. И что дальше? Убрать вас — и жить мне после этого совсем недолго. Утону в реке по пьяни, и все дела. Или повешусь. Так что вариантов остается два. Плохой и сомнительный. Я лучше пойду по сомнительному. Не вернусь. — Он опять истерически рассмеялся. — Все. Нет прохода. Порезал я ножичком картину.

— А жена? Неужели не волнует? И дети.

— Надоела она мне, — доверительно сознался Хамзатов, — сил нет. Та еще сука. Вечно пилит. Двадцать лет нудит и достает по поводу и без повода. Почему женимся на прекрасных девушках, а в жены получаем отвратительных ублюдочных баб? Загадка. Дети давно своим умом пользуются. А здесь я свободен. Деньги где? — без перехода потребовал.

— Вот отдам — и ты меня хлопнешь. Какой смысл? Давай просто разойдемся. В полицию ведь точно не пойду, сам по уши замазан. А деньги поделим. Или давай, стреляй! Где искать станешь?

— Торгуешься? — с интересом спросил Хамзатов. — А вдруг я не насмерть, а куда-нибудь в живот? Я и без денег проживу. Никому из вас в голову не стукнуло, а иконы старинные хорошо здесь пойдут. Даже за валюту. Приволок мало-мало на продажу. Да ладно… Договоримся. — Он вновь захохотал. Заливистый смех законченного наркомана, не слишком себя контролирующего. — И как ты себе это представляешь? — успокаиваясь, ласково поинтересовался. — Я тебя отпущу? Нашел дурака. Вместе пойдем. Где они?

Сашка жутко закашлялся и сложился пополам, практически не притворяясь. Ему было смертельно плохо, и бил озноб.

— Вот еще на мою голову, — пробормотал майор, — почему раньше в голову никому не стукнуло наличие в здешних местах неизвестных болезней? Люди, люди, не инопланетные чудовища, то-то радости… От людей как раз проще подцепить очередную гадость. У слизня триппер не поймаешь. Перезаразишь еще пол-Союза. Так что я прямо благодетель родного государства. Эй, — осторожно шагнув вперед, спросил, — ты, часом, не сдох?

Сашка резко выпрямился, всаживая нож ему в подмышку. Хамзатов только вздохнул, роняя пистолет. После такого не выживают. Быстро выдернул и ударил в печень.

Добавка вряд ли требовалась — удар хорошо отработанный, — да кашу маслом не испортишь. Долго возиться с шумом как-то не тянуло. Не то у него состояние. Хотелось просто лечь и закрыть глаза.

Смышленый, а дурак. Кто же так подходит к опасному противнику! Пистолетом, что ли, потыкать захотел? Так я не манекен и пули в живот дожидаться не собираюсь. И в затылок она мне также без надобности.

— А ты как думал? — наклоняясь над лежащим майором, спросил. — После Петрухи поверю? Своего убил — и меня отпустишь после всех этих откровений? Как же!

Смысла в подобных речах не было ни малейшего. Уж не перед трупом красоваться, — а иной публики в квартире не наблюдалось. Зачем сказал, и сам не понял. Оправдаться, что ли, захотелось? Так не за что. Выбора не было. Не отпустил бы его никогда Хамзатов, и на земле этой осталось место только для одного.

Он тщательно вытер верного «Сапера» о майорский пиджак и пошел в соседнюю комнату. Не соврал, гад. Дороги назад не было. В лоскутки картину порезал. Сашка сел прямо на пол и долго мучительно кашлял. Даже живот разболелся. Мало ему головной боли и всех прочих неприятностей. Не зря «афганец» приходил. Неспроста на войне верили — слишком долгое везение не к добру. Долго копились неприятности — и сразу полное ведро дерьма на голову.

— И что мне теперь делать? — спросил неизвестно кого с тоской.

 

Глава 11

Самостоятельная Надя

Надя кинула в ящик для добровольных пожертвований у входа трешку, мимоходом подивилась на размер запирающего замка и пошла к выходу. Еще раз перекрестилась и спустилась по выщербленным ступенькам. Возле кладбища всегда отирались люди — не столько нищие, сколько изображающие убогость. Она их старалась не замечать. Алкаши сплошные. Чего, казалось бы, сложного заработать в таком месте? Оградку подровнять, покрасить, траву вырвать. Вот тебе и заработок. Нет, предпочитают просить.

Поправила платок и осмотрелась по сторонам. Обнаружила неподалеку хорошо знакомый автомобиль с треугольником на лобовом стекле и двинулась к нему. Игорь при виде нее оживился, перестав изучать прохожих и выбросив сигарету, потянулся заводить.

— А чего не зашел? — спросила, усаживаясь в кресло. Как-то не прижилось в их отношениях вежливое «вы». С детства назвала по имени и на «ты» и его и Грету, а там так и пошло. Не воспринимались они взрослыми, умудренными жизнью людьми. Головой все правильно понимала, но для нее они были скорее друзьями, чем дядя и тетя. Как Саша одновременно занимал место отца, а попутно и старшего брата.

Вот, правильный водитель, в очередной раз отметила. Чистота внутри автомобиля, и обивка не драная. И не прожженная. Не то что их «Русич». Двигатель, тормоза и ходовая в порядке, а привести в порядок желающие отсутствуют. И так сойдет. Чисто мужское понимание. Даже снаружи моет папа от случая к случаю, по большим праздникам.

— У нас в СССР, — включая поворотник и выруливая на дорогу, сообщил Игорь, — в этом отношении обязаловка отсутствует. Церковь отделена от государства. Не мешают желающим — вот и прекрасно. До войны гоняли верующих, а потом перестали. Пусть вкушают опиум для народа.

— Гадостно как-то звучит.

— Но-но! Не вздумай в школе высказаться. Не поймут. Сейчас про это стараются не вспоминать, а ведь основоположник сказал: «Все современные религии и церкви, все и всяческие религиозные организации марксизм рассматривает всегда как органы буржуазной реакции, служащие защите эксплуатации и одурманиванию рабочего класса».

— А крестьян пускай? — удивилась Надя. — Кто сказал?

— Да Ленин. У него пролетариат всегда на первом месте числился. Сейчас такого не учат, но если не просто держать ПСС на полке, а еще и читать, много интересного узнаешь.

— Не вижу ничего плохого в посещении церкви! — запальчиво воскликнула Надя.

— Это с войны пошло. Церкви пооткрывали. Хм… и немцы начали, а мы уж подтянулись. Не отдавать же врагу души сограждан. А были времена, боролись, да еще как.

— А ты у нас решил вернуться к ленинским идеалам.

— Надя, я не стремлюсь перевоспитывать людей. Я тебе говорил: «Не ходи»? Нет. Тем не менее где-то он был прав. Люди получают в религии успокоение. Нет?

— Да. На душе становится легче.

— К кому-то надо идти за утешением. Не худший вариант.

— Но не для тебя?

Он долго молчал, продолжая очень аккуратно и не торопясь ехать, и когда она уже решила, что ответа не будет, сказал:

— Меня жутко раздражает фраза, непременно звучащая в ответ на недоумение по поводу очередного не слишком приятного происшествия: «Пути Господни неисповедимы». Проще сказать, объяснений не последует. Сами ни черта не понимаем. Если есть высший смысл в происходящем, нам не постичь. И я не могу проникнуться почтением к столь глубокой мудрости.

— Ну, если верить в высшую волю, то ведь для тебя произошел не самый худший случай. Наверняка без…

Надя замялась, подыскивая слова.

— Я легко продолжу мысль, — сказал Игорь. — Не заработай я свою инвалидность — и жизнь моя была бы абсолютно другой. Может, и не спился бы, да вряд ли начал баловаться писательством. Тут спасибо твоему папе. Без него и в голову бы не пришло.

И уж жена, безусловно, нашлась бы другая. В соответствии с поведением и местожительством. Пилила бы с утра до вечера за маленькую зарплату и сводила с ума постепенно. Откуда взяться другой в моем районе? Так вроде благодеяние. Трахнул Бог меня всерьез, и стало лучше. Мне. А вот как быть с остальными? Еще трое погибших. Они просто под его благословляющую руку подвернулись? Или опять неисповедимо нам. Он прозрел сквозь годы: все они будущие ужасные убийцы. Извини. Я их неплохо знал. Наверняка не лучшие представители человечества, но ничем не хуже остальных. В одного врага рода людского с большой натяжкой поверить могу. В трех — никогда.

Тем паче, если существует свобода воли, а это подразумевается, иначе бы ни рая, ни ада не существовало, так не его дело вмешиваться. Предопределенности нет, это я теперь точно знаю. Мы сами себе создаем жизнь в меру способностей, ума и трудолюбия. Поставить цель и ломиться к ней. Без определенного расчета и мечты нет интереса. Человек должен к чему-то стремиться и хотеть больше, чем имеется. Иначе зря мы спустились с деревьев. Ели бы себе бананы до сих пор и забот не знали.

Он усмехнулся и покачал головой:

— А ведь Саша и меня заставил в это поверить. Его слова. Видимо, сверху было предписано еще и ему дать по башке, для моего лучшего понимания ситуации. Очень сложные дальние заходы, сильно переплетенные. Сунуть ко мне в палату. И все с целью заставить меня жить и к чему-то там стремиться.

Игорь подумал и не стал развивать мысль. А то ведь и про ее мать придется сказать. Для чего ее угробила высшая сила? Чтобы Саша превратился в милиционера? Или самолично менял пеленки? Воистину неисповедимы пути Господни. А раз так, то и просить не нужно. Сам даст, когда потребуется. Или не даст. Молитвы здесь бесполезны.

— Кстати, — спросил вслух, — а как у Саши с этим делом? В церковь ходит не на праздники? Исповедаться и все такое…

Надя глянула искоса. Не прикалывается. Похоже, действительно не в курсе. Они между собой об этом не говорят. Высоких духовных материй не обсуждают.

— У папы с Богом тоже очень сложные отношения, — ответила нехотя. — Как у солдата с офицером. Младший по званию своего командира не любит, но уважает субординацию. Положено по уставу то-то и то-то. Честно проделает. Руку к головному убору или «так точно» выполнит в срок. Ну, в смысле свечку на годовщину или панихиду, обязательно все сделает. А просто так зайти — я и не помню. Он говорит, под обстрелом все верующие, в обычной жизни и не вспоминают. Потому что никто не верит в реальную помощь. От отчаяния просят.

— Это детдомовское воспитание. Не проси и не бойся. Легко сказать… Многие искренне верят. Только внушать нужно с детства. А на нас, да и на вас, государство напрямую не давит. Не мешает, однако и не помогает вещать про Бога. И на том спасибо. От коммуниста уже не требуют безбожия. За ним признается право на кой-какое утешение не из правительственных организаций. И это правильно. Должна быть отдушина, при отсутствии явного противостояния с властями. Мы все-таки меняемся. Медленно, и изнутри малозаметно — да когда живущий внутри системы мог видеть всю картину? Исключительно в сравнении можно делать серьезные выводы.

— Вот и написал бы об этом. Слабо?

— К штыку приравнять перо? Вот уж не мое. Если ты своей книгой не смог заинтересовать, лезть с поучениями глупо. Да реально в Союзе писателей бьются ведь не за истину. Все эти расплодившиеся группировки сражаются за материальные блага. Поддержишь Иванова или Сидорова — все заинтересованные стороны отмечают: «Ага! Он из деревенщиков или там военную прозу пишет». У нас ведь все давно распланировано. Сколько в год экземпляров книги типографии выпустят или дач особо прославленным писателям предоставят. И начинается дележка со сварой и визгом. Они не друг друга критикуют — они борются за место под солнцем и соответствующее снабжение. Нет бы по продажам смотреть. Кого покупают, того и выпускать. Нельзя. Все согласно соответствующим решениям. И перманентная борьба за власть в своей среде, а попутно тиражи и блага, никогда не закончится. А мне на все их потуги — плюнуть и растереть. Ну да — первоначально чистое везение, что кому-то в высоких инстанциях понравилось. Могли и не заметить или запретить. А дальше я пишу то, о чем хочу, и так, как хочу. Еще и не слишком быстро. За все годы четыре книги напечатали и от одной отказались. Не соответствует моменту. А мне плевать!

— Ну не так уж равнодушен, — пробурчала Надя. — В общалку ветеранскую выложил, шум был.

— Твоя правда, — согласился Игорь, — не стал переделывать и скинул. Если не на бумаге, так в «Снеге». Пусть читают. За что удостоился беседы в высоких инстанциях, с упреками в нелояльности. Мое счастье, там все-таки сидят не дубари полные. Товарищи имеют мозги и соображают, что иногда надо пар спустить, а не оставлять чайник кипеть, пока не взорвется. Убрать убрали, но особых выводов не сделали. Все лучше, чем в «Правде» разгромная статья от замечательно возбудившихся соратников по писательскому ремеслу, с гиканьем требующих принять меры. Я не диссидент какой, порочащий Родину и ее политику. Я за исправление отдельных ошибок в окружающем мире. А вот начнут давить — невольно принимаешься отвечать.

Надя изумленно покосилась на него.

— Хорошее дело, отдельных. Я вообще удивляюсь, как у тебя за «Приказ» не отняли «Красную Звезду»! Куда смотрят военные?

— А ты читала? — заинтересованно спросил Игорь. — Где взяла? На второй день вечером уже сняли.

— Ха, ты, дядя, ровно маленький. Что в сцепление попало, того уже не вырубишь топором. Ты же в Техцентре работал.

— Я просто менял детальки. Ума не требует, глубоких знаний тоже. Заявка, бумажка — там все написано. Я все-таки бывший механизатор и гайки крутить умею. Один раз показали — и принялся приносить пользу обществу. Заменил вентилятор или модуль, и в конце месяца свой стольник в руки. До серьезных вещей не допускали. Я и сам не рвался. Может, задержись подольше, и стал немного разуметь, а так вынесло во властители душ. Полгода и просидел с отверткой. Не отвлекайся. Мне интересен отзыв от знакомого человека.

— Распечатать проблема, — пожав плечами, ответила Надя, недоумевая по поводу странной необразованности вроде неглупого человека, — а скачать на домашнюю ЭВМ и потом переслать друзьям-приятелям — в любом количестве, нашел сложность. С экрана не всегда приятно читать большие тексты, но при желании почему нет? Под официальный запрет не попало, получается, никакого нарушения. Ходит по рукам достаточно. Читают. Правда, в таких случаях, бывает, и правят текст разные люди — от недовольных до гэбэшников, — но я сравнивала ради интереса. С оригиналом совпадает. Никто целенаправленно тебе репутацию не портит.

— Не понял? — озадаченно сказал Игорь.

— Это я лишнее задвинула? Ну, извини, предупреждать надо, что ты не в курсе. Жена за твоей спиной с моим папаней в сцеплении регулярно общается. Обычно они какие-то технические проблемы трут, мало интересного, а тогда подогнала ему текст, а я уж посмотрела и на диск скачала.

— Два вопроса. Первый: ты регулярно заглядываешь в чужие письма?

— Лезть с поучениями глупо. Это, если не дошло, цитата. У меня есть кому воспитанием ребенка заниматься.

— Ладно, не мое дело.

— Абсолютно так. И давай я второй вопрос озвучу?

— Ну?

— А что Саша сказал?

— Я очень прозрачный, — без особого удивления сообщил Игорь.

— «Грета, — с хорошо знакомыми отцовскими интонациями, выдала Надя, — это детский сад».

Игорь отчетливо поперхнулся.

— «… Любой служивший набросает массу историй, — невозмутимо продолжила, — гораздо неприятнее. Он за грань не зашел, а что Политуправление возмутилось — так это их работа. По мне, зря они задергались. Хотя дело известное. Если читать любое произведение под очень определенным углом, обязательно обнаружится извращенный ум читателя. Автор сроду такого не вкладывал. Он у нас против не выступает, и правильно делает. Поживем — увидим. Давить лауреата вряд ли всерьез станут. Постращают и успокоятся. А вообще хоть кто-то попробовал, а то я про армию читать не могу. Противно».

— А мне и не обмолвился, — сказал Игорь с обидой.

Он задумался и сообразил: Саша вообще после его первых рассказов не проявлял интереса к дальнейшему и с критикой не объявлялся. Оказывается, читал.

Надя помолчала и нерешительно спросила:

— Это действительно гораздо хуже?

— Ох, Надя. Ты размеры нашей доблестной армии представляешь? В ПВО на Камчатке или пехоте в Кушке — наверняка существует разница. Все равно как в одной стране очень по-разному живут в разных концах и с разными категориями. В целом — Союз, а каждый имеет свой личный опыт и распространяет его на весь мир. Ему говорят: «Такое бывает», — а он утверждает: «Не видел». «У нас с пятьдесят лохматого года не завозили сгущенного молока». И ведь прав. У них отсутствует. И страна и армия местами совсем не таковы, как мы их себе представляем. От окружения зависит, от начальства, от воспитания и еще от кучи разного, включая расстояние до большого города. Я тебе честно скажу, никаких особых ужасов не видел. Слышал, но иди знай, где кончается правда и начинается вранье.

— Да их там и нет, — пробормотала Надя. — А впечатление неприятное.

— Я не старался напугать. Сугубый реализм в надежде заставить хоть кого-то ответственного задуматься. Исправлять снизу никому не нужно. Привыкли. Ведь несложно догадаться: через годы одно событие может представляться и смешным и ужасным. Смотря кто рассказывает и какой дополнительный опыт наложился. Для меня ничего особенного в части не происходило. Ну, нормально это по понятиям, когда по третьему году в наряд не ходят, ночью красят коридор молодые или сержант цепляется к неровному кантику на одеяле. Табуреткой одеяло отбиваешь, а он тычет в неровности. У него глаз набит на сотнях предыдущих солдат, и скидывание на пол матраца является не издевательством, а учебой. Это с его точки зрения. Или с моей сегодня. А тогда…

У нас было образцово-показательное подразделение. В казарму в тапочках ходили и по воскресеньям смотрели телевизор. Так что все написанное почти правда. Прототипы у них были. Имена другие, кое-кого я слепил из нескольких людей, но в целом все по воспоминаниям реальным. Моим. Я сегодня несколько по-другому вижу происходящее. И по судьбе их и по собственной. Наверняка где-то и отразилось. Не специально, но через годы и невзгоды иначе смотрится.

Я парень простой, и в нашем поселке нравы были… м-да… не при девочке рассказывать. И пили, и дрались, и воровали. Много чего случалось. Но я искренне верил в долг перед Родиной, и что армия — школа жизни. Так я был воспитан. При всем неприкрытом дерьме вокруг. Школа, фильмы. Да я сегодня и объяснить не смогу. Это было, и это данность. Закосивших от армии у нас не водилось. Не служивший — не мужик. Аксиома. Девки смотрят с подозрением. Явно порченый. Или здоровье, или еще похуже. Еще и возможность для парней вырваться из вечного поселкового круга и пойти другой дорогой. Подняться.

Выражение «армия — это срез общества» дошло значительно позднее. Люди не прилетают в твой взвод с Марса и не просачиваются незаконно через государственную границу, неся на себе отраву чужого воспитания. Они приносят на новое место старые нравы и собственный характер. Кому все до лампочки, а кто и не выдерживает — срывается. Оно ведь по-разному выражается. Описанное — наилегчайший вариант. Все остались целы.

Игорь вспомнил собственное поведение в госпитале и постарался сохранить невозмутимое выражение на лице и в голосе. Да, он был на все сто неправ и Саше обязан по гроб жизни. Причем очень характерно: тот, даже пытаясь заставить его себя чувствовать виноватым, прежде чем впутать в подозрительную историю, не об этом вспомнил. О книге сказал. Очень даже верилось, что Саша видел кое-что гораздо хуже.

— Прямо по анекдоту, — хмыкнув, сказал Наде, — пока не побывал, спал спокойно. Демобилизовавшись, мучаюсь бессонницей. Слишком хорошо знаю, кто мой покой охраняет. И это при том, что наш учебный полк всерьез готовили к Афгану и мутотой мы редко занимались. Там я впервые в жизни увидел обкурившихся, пьющих одеколон (даже у нас себе позволяли такие штуки исключительно вконец опустившиеся), пьяных офицеров, зашуганных до полусмерти солдат. Мужской коллектив, блин. Молодые самцы обезьян, регулярно бьющие себя кулаком в грудь и выясняющие иерархию. Пока все в определенных рамках, ничего страшного. Такое всегда было и всегда будет, но ведь попадаются и садисты по жизни. Любители отравить жизнь или почесать кулаки о других. Иногда это плохо кончалось.

У нас был вернувшийся с дисбата. По закону он свой срок отмотал и назад дослуживать. Такой тихий, голоса не повысит, незаметный. Сломанный. Весь лысый, и на вид лет тридцать пять. Его старались не трогать, и он ничего не рассказывал. Оно и к лучшему. Одним видом пугал до жути. Никому и без откровений не хотелось пойти по его стезе и на себе испытать перевоспитательный процесс.

Почему у нас не было отпусков, еще с трудом понять можно. Страна большая. Ехать долго. Пока туда-сюда — отпуск кончился. То есть на самом деле были. Аж два отпускника. Каптерщик и один особо выдающийся вылизыватель начальства, засевший в штабе. Он и в роте появлялся по случаю. А вот что подавляющее большинство даже в увольнительной не побывали, всегда удивляло. Ни уединиться, ни отдохнуть от остальных. Иногда это очень тяжело.

И все равно — это воспринималось нормально! Это служба, и так положено. Почему нельзя откровенно говорить о всем знакомом? Поделиться недостатками и исправить их. Совсем не сложно иногда. Загадка. Сами себя обманываем, умалчивая. Если это плохо в глазах цензуры, то что говорить о наших учениях? Когда нам заранее объясняли сроки и обязанности… Такая залепуха иногда бывала!

А не хотелось бы мне попасть в место, где, по словам Саши, неприятнее. Я ведь догадываюсь, о чем речь. Как раз в те годы на КМБ нам зачитывали приказ об улучшении, усилении и всяком таком. Очень веская причина появилась у военной прокуратуры. Неуставные отношения, пьянство и разгильдяйство военнослужащих стали причиной сразу нескольких массовых убийств в воинских частях и соответственных выводов. Но писать я о таком не буду. Сам не видел, врать не хочу.

Игорь повернул в переулок направо и притормозил напротив ворот, пропуская грузовик. Створка распахнулась, не дожидаясь, пока он вылезет. Обычно Грета в это время торчала на работе, и ее присутствие, а также озабоченный вид ему совершенно не понравились. Как и торчащая во дворе милицейская «победа». Запахло неприятностями. Товарищи почти наверняка пришли с пресловутыми вопросами о подозрительной Сашиной командировке. Пришла пора излагать чистую правду. Ни о чем не знаем, ни о чем не ведаем, живем честно-благородно. Во что все-таки он вляпался?

Игорь въехал внутрь, встав так, чтобы не мешать чужакам убраться, и в то же время не встретиться с ними слишком быстро. Хотелось узнать, что происходит.

— По Сашиному поводу? — спросил у Греты, выбравшись наружу и захлопнув дверцу.

— Вот именно.

— Большие удостоверения?

— Не участковые. Угро. Жаждут поселиться у нас на время.

— Ого! — изумился Игорь. — Засаду, что ли, устроить размечтались?

— Вроде того. А иначе заберут. — Она посмотрела на подошедшую Надю. — Одолжение делают. Знают, недолго и хай устроить. Ты у нас известный писатель, не абы кто.

— Зачем же так? — с искренней обидой воскликнул появившийся из сада товарищ в гражданском. Вид хоть и помятый, но совершенно определенный. Не просто мент — еще и начальник. Вальяжный и привыкший руководить. — Мы стараемся как лучше. Неужели лучше забрать и в детприемник?

— Чего? — изумилась Надя. До нее дошло, что все происходящее имеет отношение к ней и Косте.

— На каком основании? — железным голосом потребовал Игорь.

Ему очень не понравилось, как девушка держала платок. Богатое воображение подсказало следующий шаг. Захлестнуть горло и сломать шейные позвонки. При определенном навыке реально. Только очень резко и неожиданно, иначе масса тела помешает. Мужик здоровый, начнет отмахиваться. А тут раз — и готово. Неужели их такому учат на хапкидо? Или он лишнее нафантазировал? На всякий случай, вроде невзначай, оперся на ее плечо, отвлекая. Стоять инвалиду тяжело, требуется надежная подпорка, попутно лишающая свободы движений. Она глянула на него и отвернулась. И платок оставила в покое. Похоже, пронесло.

— Пройдемте в дом, — лучась добросердечием, попросил мент. — Все подробно расскажу, и обсудим. Разве ж мы хотим доставить неудобства! Приказ. Сами должны понимать. Служба!

— Грета, — скомандовал Игорь, — проводи. Мы следом.

Ему надо было задержаться с Надей наедине. Ходит он медленно — есть несколько минут на обсуждение без посторонних рядом. Жена поняла и почти поволокла изумленного милиционера к дому. Она и не так может.

— Я не знаю, что происходит, — очень тихо поведал, когда они остались вдвоем. — Саша не поделился, но чего-то в этом роде ждал. Потому и не оставил вас дома без присмотра (знаю, знаю — ты уже взрослая, дай сказать), а сюда привез. Одно совершенно точно. Я вас в любом случае не отдам. Всех на уши поставлю. И основания имеются. Все законно. Никаких забрать, разлучать. У меня бумага есть железная. Я просто показывать до поры не хочу. Выйдет хуже. Он заранее готовился. Уж не знаю к чему, но о вас думал. Только в случае отсутствия выбора достану. Не осложняй мне задачу. Без этих… мордобоев, ругани и криков. Ты очень послушная и воспитанная. Меня уважаешь и слушаешься. Ясно?

— Замучаются ловить, — зло сказала девушка. — У папы зверская интуиция. Он всегда опасность заранее чует.

Игорь остановился и выразительно посмотрел. Попутно задумался, не употребляет ли и он излишне ярких выражений при детях. Вроде нет.

— Да все я поняла! Буду пай-ребенок. Им все равно. Будет приказ — повяжут. Нет — пряниками примутся кормить, в надежде что-то выяснить. Если бы я хоть капельку знала!

 

Глава 12

Обыкновенная девушка Карина

Фонарь во дворе стандартно не горел. Тьма затаилась по всем углам, и только окна слабо светились. И легкий ветерок, таскающий шуршащий мусор, не менее стандартно не убранный (а могли и позже насвинячить), заодно оптимизма не добавлял. Общее впечатление неустроенности и паршивости.

Неприятное ощущение, и хочется оглянуться через плечо — не крадется ли под шум ветра и мотающихся целлофановых пакетов некто с дурными намерениями. Все чудятся разные ужасы. Район, конечно, не из лучших, но про бандитов ничего не слышно. Нечего здесь серьезным людям ловить: особыми капиталами жители похвастаться не могут. Разве отсиживаться после дела, а тогда возле лежки обычно не гадят. Подростки вот прицепиться способны, но дальше не слишком приятных шуточек дело не шло. Баллончик с перцем в сумочке в серьезном случае все равно не поможет. Драпать надо с диким визгом.

Карина вздохнула и бодро двинулась вперед. Проскочить сразу не получилось. Сюрприз. На ступеньках, привалившись спиной к дверям подъезда, сидел мужик. Меж ног он зажал спортивную сумку. Пройти мимо — никак. Пьяный, что ли? Угораздило же ее задержаться.

— Эй, — осторожно потрогав того за плечо, сказала. — Ты чего? Холодно валяться.

Он не отреагировал. Карина толкнула уже сильнее. Мужик что-то невнятно замычал и открыл мутные глаза.

— Э, да я тебя знаю. Автобусный попутчик. И вроде не несет сивухой, — принюхиваясь, уведомила саму себя. — Тебе плохо? Эй!

Она похлопала по щеке и невольно отдернула руку. Жар. На ощупь и под сорок может быть.

— Ну-ка вставай, — приказала, хватаясь за воротник.

Тот с трудом поднялся и, судя по виду, ничего не соображал. Это не помешало ему автоматически ухватить сумку.

— Молодец. Теперь идем… Вот, — почти таща его на себе, говорила. — Это дверь, и, слава богу, не придется ползти по ступенькам. Мне тебя не утянуть. Тяжеленный, зараза. Не падай! Сейчас дверь открою и помогу. Держись! — воскликнула на новую его попытку сползти по стенке.

Совместными усилиями они доползли до комнаты, и Карина с облегчением отпустила мужика на кровать. Он свалился и так остался лежать, свесив ноги с края на пол.

— Уф, — сказала она, вытирая пот. Пошарила у него в карманах и, не обнаружив документов, полезла в сумку.

Прямо сверху лежал новенький лэптоп. Тысяч тридцать, не меньше. Парень не из бедных будет. Не удержавшись, открыла. Под крышкой обнаружилась фотографии. Тот самый мужик с мальчиком лет десяти страшно серьезного вида и достаточно взрослая девица, неуловимо на него похожая. Посмотришь — и сразу ясно: дочь. Сколько же ему лет? Ей не меньше шестнадцати. На вид и не подумаешь, что такие взрослые дети.

Ладно, не мое дело. Лэптоп в рабочем состоянии, аккумулятор заряжен. Ого, и Интернет подключен. Посмотрела журнал посещений. Сплошные компьютерные сайты и бесплатные программы. Ничего не понять. Ладно, это все потом. Что там у нас еще?

Набор инструментов: отвертки и все такое. Паяльник, тестер. Рация, напоминающая обычные для охранников. Старье. Кто сейчас ходит с такими, проще обычный мобильник иметь.

Куча дисков. Не ДВД. Подозрительного вида серьезный нож, бритва, зубная щетка, еще кой-какая бытовая мелочь. Достала и повертела в руках странную штуку. После размышления признала в ней оптический прицел для охотничьего ружья. Не совсем ясно, зачем с собой носить, однако не ее дело. Ключи. Явно от квартиры.

Почти сто тысяч рублей разнообразными купюрами насыпаны в самом низу просто так. Ничего удостоверяющего личность не имелось. Почему паспорта нет? Даже «скорую» не вызовешь. Станут они забирать без страховки и имени, разбежались.

Достала из кармана мобильник и принялась набирать номер.

— Свет, это Карина. Правильно, на этаж ниже живу, прямо под тобой. Спустись ко мне, будь добра, — попросила, когда ответили. — У меня тут тяжелый случай по твоей части, я не знаю, что делать.

Закрыла телефон, не дослушав недовольного бурчания. Она не со зла, чисто для порядка. Светку знал весь дом. Безотказная баба, работающая в поликлинике участковым врачом. Это не ее район, но на просьбы в неприятных случаях всегда откликалась. И чисто по доброте душевной, и лишняя копейка пригодится. Опять-таки сама не просила, но если давали, не чинилась. Вот не дадут — в следующий раз и пошлет запросто. И правильно, наглеть не надо. Любая работа должна быть оплачена. Не подходит — топай в поликлинику, больницу или звони в «Скорую помощь». Там неминуемо сдерут больше.

Света появилась через несколько минут в наброшенной на плечи неизменной куртке, с вечной сигаретой во рту и докторским чемоданчиком.

— И где ты его взяла? — помыв руки, спросила. — Знакомый?

— У подъезда валялся, — честно созналась Карина.

Над замечанием об ее отсутствующем уме и непроходимой дурости задумываться не стала, наблюдая, как врачиха осматривает и выстукивает больного. Иногда по команде помогала ворочать тяжелое тело.

— Ну что сказать, — выпрямляясь, поведала Света, — обычный тривиальный грипп, слава богу, еще не перешедший в тяжелую форму. Полный набор симптомов. Сухой отрывистый кашель, резко поднявшаяся температура, сухость слизистой оболочки носа и глотки. Наверняка озноб присутствовал. Головная боль, разбитость.

— Вот это легкая форма? — изумилась Карина.

— Средняя. При тяжелой немедленно в больницу. Запросто доиграется до поражения сердечно-сосудистой системы, дыхательных органов, центральной нервной системы. А тут удачно вышло, он тебе по гроб жизни благодарен должен быть. Если еще полежал бы на улице, поимел бы в придачу воспаление легких и высокие шансы на домовину. Вот так и бывает, когда не обращают внимания на симптомы и продолжают бегать на работу.

Она посмотрела с подозрением.

— Я нормально себя чувствую, — поспешно сказала Карина.

— Смотри! Заразиться от этого — не проблема. Это грипп, передается с элементарным чихом. Повязку, что ли, надень марлевую, а то сляжешь рядом больная, и кто поможет? Значит, так… На сегодня я лекарства оставлю, а с рецептом сбегаешь в аптеку утром. Деньги хоть есть?

— Достаточно.

— Вот, — присаживаясь к столу и корябая на бланках, сообщила, — парацетамол — жаропонижающее. Или панадол. Против кашля — бронхолитин.

— А антибиотик?

— Тебе сколько лет?

— Двадцать второй, а что?

— В твоем возрасте пора знать — антибиотиками грипп не лечится! — В голосе было железо. — Возбудитель является вирусом, а антибиотики на вирусы не действуют. Только при осложнении. У этого, тьфу, тьфу, в легких чисто. Жар под сорок — это плохо. Обильно пить.

— Хм? Он же не может.

— Заставляй. Не было у девки забот — так нашла она себе больного порося. Отвар шиповника, чай с малиной и медом, липовый чай. Сок малины с сахаром — хорошее освежающее питье при высокой температуре. Чай-то в квартире есть?

— Даже мед. Но чай — просто чай. Не липовый.

— Остальное купишь. При сильном кашле хорошо помогает следующий способ. Нарезать сырую редьку тонкими ломтиками, посыпав их сахарным песком. Появившийся сладкий сок принимать по столовой ложке каждый час. Натереть редьку на терке, отжать сок через марлю. Смешать литр сока с жидким медом и пить по две столовые ложки перед едой и вечером перед сном. Что, и редьки нет?

— Нет, — созналась Карина.

Врачиха пожала плечами:

— Захочешь — найдешь. Твое дело. Поливитамины обязательно. Афлубин.

— А это что? — почтительно осведомилась Карина.

— Для поддержания иммунитета. Если дня через два улучшения не наступит, придется сплавлять в больницу. Осложнения дома не лечатся. Ну да я завтра вечером загляну, проверю. Чего ты его, собственно, сразу не сдала по назначению?

— Документов нет в карманах. Деньги есть, а паспорта нет. Спасибо, — Карина протянула купюру.

— Куда так много?

— Это не мои — его. Не бери в голову.

— Ха, — забирая деньги, сказала Света, — и чего мне богатые мужчинки на дороге не попадаются? Я бы их обиходила гораздо лучше. Ну, я пошла…

Кровать у меня одна, вернувшись, подумала Карина. А этого спихивать поздно. Ишь, разлегся, прямо поперек. Вздохнула и отправилась заваривать чай, настраиваясь на кормление больного таблетками. Зажать нос, в разинутый рот запихать и заставить запить. Легко сказать. Одеяло еще достать с дополнительной подушкой. Выдергивать из-под него — садизм, а спать одетой совершенно не хочется. Да и место не особо предусмотрено для дополнительных мужчин. Кровать односпальная.

В дверь опять позвонили, и, открыв, Карина обнаружила Свету с пакетом в руках.

— На, — сказала та и, не дожидаясь благодарности, удалилась к себе наверх.

Проверила. Малина, редька и мед. Зачем, она ж сказала — есть. Хорошая все-таки баба.

Утром он зашевелился и сел. Карина вскинулась от неожиданности. Полночи кашлял, мешая спать, только задремала — и на тебе.

— Куда собрался?

— В туалет, — послушно доложил болящий. Он попытался подняться и заметно качнулся.

— Ну, пойдем, помогу, — подставляя плечо, предложила.

— А я где? — с недоумением спросил, ковыляя и хватаясь за стенку. Как шлепала по щекам и заставляла глотать лекарства, у него в голове явно не сохранилось.

— У меня в квартире. Вон туалет — прибыли.

Он замолчал и поспешно протиснулся внутрь, не забыв закрыть дверь. Она осталась снаружи, дожидаясь. Звукоизоляция была замечательной, и прекрасно слышно журчание и тяжкие вздохи, перемежающиеся очередным кашлем. С шумом водопада обрушилась вода из бачка. Потом наступила тишина. Мужчина не появлялся.

— Эй, ты там не заснул?

— Уже, — открывая дверь, доложил.

Общими усилиями они дотащились до кровати, причем рука, которой он все-таки на нее оперся, была мокрая от пота.

— А ты кто? — глубокомысленно спросил.

Видать, полегчало, начал интересоваться окружающим миром.

— Карина меня зовут. Не помнишь?

— Автобус, — с заминкой признал. — Помню.

— Точно.

Где еще знакомиться хорошо воспитанной девушке с подозрительными мужиками, таскающими в карманах большие ножи при полном отсутствии документов? Порядочных девушек непременно должно тянуть на эдаких мачо. На работе все давно надоели и интереса не вызывают. В библиотеки, планетарии, концертные залы и на балет не хожу. В бары — исключительно по большим праздникам и не для встреч.

— А тебя как зовут?

— Александр. Саша. А что за имя странное?

— Нормальное. О! Да ты совсем мокрый. Снимай рубашку — и под одеяло. Мама у меня, — принимая рубаху и майку, мокрые насквозь, рассказывала, — была крайне поэтичная натура. За окнами море Карское шумит, вот и Карина. А так мы Травкины. Старожилы Крайнего Севера невесть с каких времен. Чалдоны. У нас даже язык не вполне такой. Местный диалект. Прислали в школу учительницу из России, и в первый же день напугалась до смерти. Директор ей «отдайся» говорит. Серьезно так. Натурально в первый день работы сексуальные домогательства со стороны вышестоящего начальства. А он просто попросил отодвинуться: пройти мешала.

И для кого я это говорила? Уже спит. Ну, хоть не бредит и вполне соображает. А пропотел — прекрасно. Глядишь, на поправку пойдет. Надо забежать и чего-то из белья купить. Не ходить же ему в голом виде, а это все стирать необходимо. Сейчас сохнет долго. Будет мне веселье. Аптека, рубашки-майки, приготовить пожрать и на работу не опоздать. А, один черт, не свое трачу, не жаль.

Она не успела открыть дверь, Саша моментально появился. Помог снять куртку и вообще в очередной раз проявил не свойственное современному мужчине внимание. Претензии, впрочем, предъявлять некому. Запугали мужчинок феминизмом — лишний раз боятся предложить физическую помощь. Вдруг очередная девица примет за посягательства и побежит жаловаться.

Оказывается, окончательно не перевелись. Откуда берутся подобные джентльмены, бог весть. Каким ветром его занесло к подъезду, он так и не пояснил, как и про полное отсутствие документов. Не то чтобы она настаивала, но уж очень неопределенно отвечал на самые невинные вопросы и пока не проявлял стремления отбыть по прежнему адресу.

Карина и не настаивала. Вредных привычек, за исключением курения (это воспитанно проделывал на кухне, с открытым окном) за ним не водилось, и на маньяка меньше всего походил. Что-то у него не в порядке — это ясно, но все равно не скажет.

Выглядел на четвертый день он уже вполне пришедшим в норму. Слабость еще наблюдалась, однако явно поправился. Исчез страшный кашель, а температура спала уже на вторые сутки. Света зашла, убедилась в прогрессе и распрощалась. Ее забота в дальнейшем не требуется. Нормальное питание — и через пару дней придет в себя.

Вообще здоровый бык, хотя и не Шварценеггер. Жилистый, и мускулы вполне приличные. Сразу видно, в спортзал похаживал в промежутках между сидением у компьютера. Это у него проявилось сразу. Как пришел в себя, так и уткнулся в свой лэптоп, оставляя его исключительно на еду и принятие лекарств. И хотя невысокий, всего на голову выше, чувствуется сила. Не просто умение пробивать кулаком стену, а мужское начало. Уж не побежит в перепуге от хулиганов, и решения принимает самостоятельно.

— М-да, — с изумлением сказала, — обнаружив на кухне ужин. Она совершенно точно знала, в холодильнике отсутствует квашеная капуста, соленые огурцы и приятно пахнущая дорогая колбаса. — Откуда продукты взялись?

— Я выходил в магазин. Нельзя все время лежать, — предупреждая возражения, сообщил, — и чувствую себя гораздо лучше. А ключи в коридоре на гвозде висят. Между прочим, глупо так оставлять. Приманка для воров. Заглянет кто с простейшей просьбой про соль и спички, и пока бегать станешь, умыкнет. Задним числом и не вспомнить, когда пропали.

— Картошку на сале жарил? — принюхиваясь и пропуская все остальное мимо ушей, заинтересовалась Карина.

— Это единственное, что я прилично умею готовить, — сознался. — Хорошо, не требуется отбивные самостоятельно делать. Купил.

— А я умею, но не люблю. И если уж полуфабрикаты приобретаешь, разогревал бы в микрогале, — забирая сковородку с плиты, посоветовала.

— Где?

Карина посмотрела с подозрением. Придуривается, что ли?

— Вот этот ящик, — показывая пальцем, преувеличенно вежливым тоном поставила в известность, — называется микрогаль. Кнопочку нажимаешь — открываешь. Ставишь внутрь тарелку с едой из холодильника, накрываешь пластмассовой крышкой. Обязательно никакого металла — сгорит. Керамическая или пластмассовая посуда. Теперь захлопываешь. Кнопка «таймер», выставляешь время. И «старт». Через минуту будет теплое. Не надо ломаться после работы.

— Понял, — подтвердил Саша, внимательно наблюдающий за ее действиями.

Нет, он серьезно. Из какой деревни приехал, с полным отсутствием электричества? Где такие в наше время остались?

Она поставила перед собой тарелку и приступила к тщательному пережевыванию выставленного на стол угощения. В детстве так мама всегда говорила — полезно для здоровья. А тетка смеялась и добавляла: «Тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь обществу». Хорошее было время…

— Кем ты работаешь?

— А? — проглотила кусок и только потом ответила: — Менеджером по связям с общественностью.

— Управляющей чем? — озадаченно переспросил странный экземпляр мужчины.

— Секретаршей, — мысленно вздохнув, обреченно ответила. — Сейчас все кругом менеджеры. По продажам — продавец, по работе с клиентами, по закупкам и еще миллион вариантов.

— Я только менеджер закачки знаю, — пробормотал Саша. — Неужели нельзя по-русски объясняться?

— Так красивее звучит. Киллер, дилер, брокер, шмокер. Неужели не слышал?

— Раздражает, — сознался Саша. — Так насчет работы?

Ага, отметила Карина, сразу понял — прокололся. Можно не смотреть телевизор, не читать газеты, но он натурально из тайги вылез: и обсуждать не хочет, сразу тему меняет. Опа! А не с зоны откинулся? Стрижка короткая, документы отсутствуют, куча денег, и даже мобильника нет. Вроде не похоже. Наколок нет. На предплечье, без сомнений, группа крови. Кому такие делали? Ага, «я русський спецназ» из Африки. Фильм дурацкий, а в принципе почему и нет. Где наши не болтались. Ангола, Эфиопия, в Центральной Африке. Ну, допустим, не по возрасту, но и сейчас в газетах что-то было про наемников. Прекрасно в версию укладываются и шрамы. Что я, огнестрелов не видела? Загар должен быть. А если в Азии? Интересненько.

— Детективное агентство «Немезида», — объяснила вслух. — Это богиня мщения. Мы, в отличие от нее, работаем за презренные деньги и не занимаемся наказанием за преступления. Это в полицию. Убийства не по нашей части, как и их расследования.

Она подумала и неуверенно добавила:

— Разве за страшно большие деньги, и я такого не слышала. Могут и лицензию отобрать. Попутно — другое дело. Наша задача — информация и розыск. Найти человека, проследить за супругом или по просьбе компаньона проверить счета. Нормально — выяснить, не обкрадывают ли деловые партнеры. Впрочем, в должностные обязанности оригинальной Немезиды входило еще и честное и равное распределение благ среди смертных, все в тему. А я — просто секретарша. Всех знаю и облизываю клиентов. Очень разные попадаются. Мое дело — уговорить и в правильный кабинет сплавить. А то иной раз появляются и натурально блеют, сами не знают чего хотят. Пойди туда, не знаю куда. В основном мечтают получить дешево, быстро — и ни малейшего понятия о процедуре. Платят неплохо, зато вечно задерживаюсь допоздна. Диспетчерская должна работать. Нас там две постоянно на проводе. В «Немезиде» даже на телефоне не стоит вечный автоответчик: нажмите «один», нажмите «два». Клиента встречают с радостью. Хм. Если он имеет хорошую пачку долларов в кармане и готов заключить договор.

 

Глава 13

Варианты выбора

Она лежала, уткнувшись в подушку, и пыталась разобраться, что, собственно, произошло. Мало ей было прошлой истории, когда замечательный во всех отношениях Тарасик растрезвонил на всю округу о своей победе. Уж как на нее косились в школе, до сих пор вспомнить противно.

Любовь, блин. Знала — не принц, однако в тот момент совершенно не беспокоило. Даже планы на будущее строила. И вдруг он повел себя хуже скота. В тот момент и пришло понимание. Больше она в эти игры не играет. В фирме, да и не только там, многие пытались с ней флиртовать и приглашали куда-то. Обжегшись один раз на воде, будешь дуть на воду. Стараясь не обидеть, она всегда уклонялась от предложений. Со временем ее оставили в покое, и жизнь стала вполне комфортной. Поговорка «Before You meet the Handsom Prince You have to kiss a lot of Toads» как-то не утешала. Проще без них обходиться.

С чего у нее вдруг крышу снесло? Нет, когда Саша, бесконечно смущаясь, предложил лечь на полу, правильно сделала, покрутив пальцем у виска. Еще не хватает окончательно не выздоровевшего на холодный линолеум. Дополнительного матраца в наличии не имеется, и раскладушка раньше не требовалась. А два одеяла — вполне нормальная прокладка. Он сам по себе, она сама по себе. Впервые ее не напрягало присутствие рядом чужого мужчины, и не занимал вопрос, как он себя поведет в следующий момент.

Вчера он во сне подгреб ее под бок. Если вспомнить про размер кровати, ничего особенного. Не космодром, и на двоих не рассчитано. Невольно упираешься рано или поздно в соседа. Никаких проявлений приставаний. Наверняка даже не проснулся, все машинально проделал, а лежать было удобно.

Мама в свое время говорила: мужчины существуют, чтобы греть долгими холодными ночами, обеспечивать материально и развлекать женщину. Замечательно звучало, если вспомнить, как всю жизнь билась одна. Попытки устроить семейную жизнь так и остались бесплодными. И не удивительно. Моряки надолго не задерживались, а местные алкаши без надобности. Все больше пыталась учить теоретически. Вдруг хоть дочери удастся найти себе подходящего человека.

Как так вышло, что посреди ночи она оказалась чуть ли не верхом на чужом мужчине? Еще маечку с идиотской надписью «I love boyfriend» надела как по заказу.

Уму непостижимо. Специально не проделаешь. Ворочалась, ворочалась да и заползла. Ага, тепло сразу стало. Отопление еще не включили, а Саша горячий, как печка. Нет, не температура высокая. Просто непривычно и хорошо. И совершенно не тянуло отбиваться с гневными криками, когда он обнял. Не было в этом ничего наглого и требовательного. Стоило возмутиться — и ничего бы не произошло. Да вот негодование и отсутствовало полностью.

Женщина желает слышать нежные слова? Не в тот момент. Вот нежные руки, горячие губы, сначала терпеливые, а потом все более неистовые и жадные. И собственные руки, изучающие каждый сантиметр уже знакомого тела. Вроде ничего нового обнаружить при всем желании не удастся. Рассмотрела уже раньше, а ощущения совсем другие. От поцелуев кружится голова, и впервые в жизни хочется раствориться в мужчине. Безумие.

И ведь понравилось не на шутку. Опыт у него был, к гадалке не ходи. Осторожно, нежно, не торопясь. Умеет с женщиной обращаться. Хотя какая из нее женщина, одно название. Года четыре прошло с последнего раза. Потому и жутко, что дальше.

Он осторожно провел пальцами по спине.

— У больного достаточно сил продолжать? — спросила Карина довольно.

— Есть единственный способ проверить, — поворачивая ее к себе, заверил Саша, — продолжить.

Утром он первым делом отправился в ванную — мыться и бриться. Обычно мужики этим не блещут, довольствуясь снятием щетины. Он и здесь умудрился выделиться, уже на второй день продемонстрировав привычку бриться еще и перед сном. Между прочим, подобное обыкновение снимать щетину перед сном намекало на женщину. Ей бы тоже не понравилась колючая морда в постели. Мужиков с усами она вообще недолюбливала. Причем исключительно заочно. Не приходилось проверять на практике.

Карина полежала еще немного, прислушиваясь к требованиям тела. Оно желало понежиться дальше, и настроение было замечательным. Давно ей так хорошо не было. Вставать не хотелось. Она обдумала эту мысль и решила — надо. Требовать с ходу еще и завтрак в постель непозволительно. Захочет — сам догадается, а нахальничать не стоит.

Села и пошарила ногой внизу. Тапочек почему-то на месте не оказалось. Внимательно осмотрела окрестности и, не обнаружив крайне нужных предметов, нехотя полезла под кровать. Там ее ожидал сюрприз. Симпатичная пузатая сумка из спортивных товаров. Вчера ее не было — вон, значит, зачем наружу прогулялся. Стало интересно. Если хотел Саша спрятать, мог бы найти местечко позаковыристее. Например, шкаф. Или уж прямо попросить не лапать. Посему можно и посмотреть. Любопытство, дергая за ремень неожиданно тяжелой сумки, напомнила себе, — не порок. Пыхтя, извлекла на свет и села на кровать.

Молния вжикнула, открывая нутро. Вот я дождалась пункта третьего в программе насчет развлечений, поняла Карина. Прямо сверху лежали два автомата со спаренными рожками и складывающимися прикладами. Под ними навалена куча денег. Очень много и совершенно небрежно. Возможно, где-то среди них прятались и грязные носки, но шансов на это немного.

Она с минуту оторопело смотрела. В голове ни одной мысли. Потом почувствовала взгляд. Саша стоял в дверях. Прятать сумку и делать вид, что ничего не знаешь, поздно.

Больше всего люди интересуются тем, очень спокойно подумал он, что их совершенно не касается. Хотя нет. Это женские штучки проверять карманы.

— Ты бандит? — спросила Карина без особого удивления в голосе.

— Гораздо хуже, — вздохнув, сознался Сашка.

Сел рядом с ней на кровать и выложил практически все. И откуда взялся, и как попал сюда, и чем занимался. Попутно сам не заметил, как принялся рассказывать про жизнь и с усилием себя заткнул. Все-таки хорошо ему поездили по мозгам здешние контрасты. Хочется выпячивать хорошее и гордиться Родиной. Не к месту хаять окружающую жизнь.

— Значит, жены у тебя нет, — задумчиво подытожила девушка, когда он замолчал.

Сашка с ужасом понял, что женщин ему никогда не понять.

— И почему я такая невезучая? — спросила неизвестно у кого Карина. — Папашка еще до рождения растворился в неизвестном направлении. В школе влюбилась в одного парня, так он еще тот козел оказался. Хотела поступать в университет — мать заболела. Наизнанку вывернулась, все сбережения потратила, даже дом продала, и не помогло. Одна осталась, и пришлось идти работать. Теперь это еще. Нет бы обычный грабитель — пришелец на мою голову выискался. Щерботная я, что ли?

Ущербная, догадался Сашка.

— Вечные неприятности на пустом месте.

— Выход есть всегда, — не слишком уверенно заметил Сашка, осторожно обнимая девушку за плечи.

— Да, — согласилась она, положив голову ему на плечо, — вот только выход не всегда нас устраивает. Знаешь, какой лучший вариант в данной ситуации? Погладить тебя по голове, утешая. Утром тихонечко прихватить сумку с деньгами — и на улицу. Из телефона-автомата звякнуть фараонам. Тебя повяжут и посадят. А самой отправиться к теплому морю, где гуляет ласковый ветерок и бродят смуглые темпераментные парни.

— Мне совсем не нравится, — сознался Сашка.

— Очень глупо, но мне тоже. А как же пункт третий?

Он не понял, но переспрашивать не стал. Уточнить легко можно и позднее. Сейчас ситуация уж больно скользкая. Сиди и дожидайся решения. Выставит так выставит. Не тот случай, чтобы права качать. Хорошо еще, сама с визгом в окно не попыталась выскочить. Вот он что сделал бы в подобной ситуации? В психушку позвонил или сразу в КГБ?

— Зачем искать кого-то, — задумчиво отметила Карина, — если он уже под боком и не за деньги. Правда, попутно способен обеспечить мне еще кучу неприятностей, однако непременно будет носить на руках. Будешь?

— По мере возможности, — согласился Сашка.

— Ну да. Сумка с деньгами в одной руке, автомат в другой. Ничего, я на шею сяду. Кстати, — встрепенулась, — а что там в вашей инопланетии интересного изобрели по части отношений между мужчинами и женщинами?

— Не думаю, что это в принципе возможно. Коленки у меня в другую сторону не сгибаются, и выдумать особо оригинальную позу не удастся.

— Это да… С виду и на ощупь ничего из ряда вон. Я тщательно проверила. Хвоста — и того нет! Уши вытянутые отсутствуют. Непорядок! Нормальный пришелец обязан быть симпотным ушастиком.

— А у вас уже были встречи с пришельцами? — опасливо поинтересовался.

Карина жизнерадостно засмеялась. Сашка сообразил, что спорол ерунду, но если это была шутка, так не для него. Юмор не дошел.

— Все, — вытирая слезы, сказала, — уровень твоих познаний о здешней жизни и коварные планы вашей державы мне ясны. Попробую серьезно. Собственно, куда ты шел?

— В больницу. Думал такси поймать, а там уже посмотрят. С деньгами у вас везде без проблем. Лишнюю купюру с несколькими нулями — и никаких подробностей не спросят. Только я не слишком хорошо помню. Все кусками… и когда сумку собирал… — Он пожал плечами. — На черта прицел взял? А пистолет забыл.

— Ну, оно к лучшему. Неизвестно, как бы отреагировала, обнаружив. И что дальше делать удумал?

Сашка вторично пожал плечами.

— Ясно. Чего, — разделяя каждое слово, спросила Карина, — ты сам хочешь? Вернуться? Остаться?

— Возвращаться надо было сразу. Теперь не поверят, хоть разорвись. Где шлялся? Да и двери больше нет.

— А все-таки?

— Чего хочу… Забрать своих детей сюда, — брякнул он, не раздумывая. — Не потому что здесь лучше, а потому что там на них могут отыграться. Может, ничего не будет, пятьдесят на пятьдесят, но я рисковать не желаю. Оставлять одних — тем паче. И, — он помялся, — ты мне тоже нужна.

— Дети — понимаю. А я? Нет, оно приятно звучит, но зачем?

— Честно?

— Желательно.

— Я сам не знаю. Я хочу, чтобы тебе было хорошо со мной. — Не могу объяснить. Это как ребенка спросить, за что он любит папу. Ни за что. Просто любит.

— Звучит интересно… Не буду тебя мучить уточнениями, пока достаточно… Если есть желание, — подумав, сказала, — надо постараться придумать способ его реализовать. Деньги не проблема — замечательно. Требуется вход в чужие миры. Без художника никак. Начнем с простейшего.

Она достала из кармана мобильник и, поискав в памяти номер, нажала вызов. Сашка краем глаза увидел и оценил: количество телефонов в записной книжке выходило за три сотни.

— Я ведь всех знаю и под рукой имею. Полезных, ценных и кое-чем обязанных. Имеется хороший компьютерный специалист, — объяснила, — профессионально занимающийся добычей информации… хм… не всегда законным путем. «Немезида» не всегда абсолютно законопослушна и пользуется услугами, хм… консультантов. Коммунальщики с городской сетью — для него ерунда. Захочет — и в полицию залезет, только там совсем другие расценки. Риск. Не в штате нашей фирмы, тем не менее правильная секретарша должна находиться в курсе, кто в чем спец и к кому обратиться в случае необходимости.

Нетерпеливо переждав гудки, сказала:

— Гарик, это Карина. Возьми трубку, я в курсе — ты рядом! Почему сложно сразу взять, телефон возле компа стоит. Привет. Все в лучшем виде. Дело есть личное. Даже два. Не по работе. Естественно. Стала бы я тебя зря беспокоить с утра пораньше в выходной. Мало мне твоя физиономия на работе мелькала. Совсем легкая просьба. Мне тут предложили квартиру по дешевке снять. Где вы сидели, адрес? — тихо спросила у Сашки.

— Третья Садовая, квартира семь, — послушно продиктовал.

— Ну да, — подтвердила Карина в трубку, повторив, — у меня Первая Садовая. Никакой фантазии у мэрии. И садов не наблюдается. Ни фруктовых, ни диких. Просто это совсем рядом, и никаких сложностей с переездом. А цена в два раза ниже. Вот! И меня обеспокоило, с какой радости такая разница. Типичный бесплатный сыр. Очень странно смотрится. Ну, мебели нет, хозяин не то псих, не то алкаш, может, трубы горят. Только пропал с концами. И не звонит, и самого нет. Ты можешь выяснить? Да все! Слишком ситуация напрягает. Кому принадлежит, кто жил, нет ли долгов за хозяевами, не сдают ли сразу нескольким, и вообще всю подноготную. Тебе ж выяснить подробности — как мне плюнуть. Ты меня знаешь, я в долгу не останусь. Хочешь — деньгами, а хочешь…

Сашка пихнул ее в бок.

— Не ревнуй, — прикрывая трубку, усмехнулась Карина, — … хорошим коньяком. Он не по женской части. У вас что, такие не встречаются? — удивилась, глядя на его лицо.

— У нас за это сажают.

— Дикие люди, — посочувствовала. — Если самим нравится, и без насилия, хоть с овцой живи в квартире.

Ну да, не пытаясь возражать, прикинул Сашка. Сегодня он животину в квартире имеет, а завтра потребует признать его право на зоофилию публично. Или педофилию. А что? Никому же, кроме родителей, не мешает, а они не смеют возражать. По обоюдному согласию. Напоил, заплатил — и вот тебе все замечательно. Нет, наши законы гораздо правильнее. По любым понятиям. Хоть человеческим, хоть Божьим. Плодитесь и размножайтесь, дал нам указание. Соответственно мужчины с женщинами. На то и природа два пола предусмотрела. И прочего мне не требуется. Совсем они сбрендили в капитализме. А спорить не ко времени. Ну его сейчас.

— Ага, — подтвердила Карина, отвлекаясь в трубку. — С приятелем беседую. Не партнер, а полюбовник и страшный гетеросексуал.

Сашка изобразил непонимание мордой лица. Она отмахнулась.

— Других не держим. Да знаю я твои расценки! Мог бы и одолжение сделать по знакомству. Договорились? Вот и красно. Про вторую просьбу? А это сложнее. Помнишь, ты мне рассказывал про польский вариант? Не лажа? Серьезно, есть человек подходящий при деньгах и заинтересован. Ничего совсем серьезного за ним не тянется, зато сложности семейные. Тебе не все равно? Детей выкрал у супруги. Я понимаю, не по телефону. Когда? Ну, пока. Целую.

— Так кто такой гетеросексуал? — нетерпеливо спросил Сашка.

— Серьезно не знаешь?! Это нормальный парень, имеющий насчет женщины очень определенные виды. Ты вроде нормальный?

Он решительно сгреб в охапку девушку и продемонстрировал недвусмысленные намерения.

— Ой, верю, — не всерьез отбиваясь, воскликнула. — Только честно скажи: вас при заброске не мазали разными ферментами для привлечения женского пола? Уж очень ты на меня действуешь положительно.

— Это вроде как у бабочек, — припомнил Сашка, — за километр к самцу бегут? Точно нет. Иначе у нас во дворе вечно торчала бы куча озабоченных баб. Не было такого!

— Уже легче. Тогда показывай, — разрешила Карина, — чего умеют в твоей инопланетии. Стой! — приказала, принимаясь искать зазвонивший мобильник.

— Да, Гарик, — проверив номер, заворковала, — я внимательно слушаю. Момент! Ручку и бумагу возьми, — приказала Сашке. — Ага. Записываю. Логутин Бронислав Михайлович, — продиктовала. — Папу звали Броня? Точно не маму? Это я так, просто мысли вслух. Не суть важно. Одна тысяча девятьсот шестьдесят девятого года рождения. Квартира на его имя. Долгов нет. Платежи прямо со счета снимают. Не заложена. Родственники дальние. Старшая сестра в Москве проживает и отношений не поддерживает. Где находится? Сильно. И диагноз соответствующий? Интересно, он вообще имеет право подписывать юридические документы и сдавать в аренду квартиру? Нет — вопрос риторический, прекрасно знаю, не к тебе. Большое спасибо. Целую, — сказала, закрывая телефон. — Надо же, как быстро справился. Поздравляю, — сообщила Сашке, — нашелся твой псих, и диагноз у него реальный. Не первый год на учете в медицинских учреждениях. Если он так замечательно смотрится, как ты описываешь, ничего удивительного. Полиция подобрала прямо на улице и отвезли моментально по соответствующему адресу. Село Каменка.

— Это что?

— Дурдом это. Деревня километрах в трех от города с душевным названием «психоневрологический интернат».

— У нас это дело называется «Новосибирская клиническая психиатрическая больница номер три» — и корпуса по всему городу. Наверное, на природе лучше. Птички поют. Очень положительно влияют на расшатанные нервы.

— Знаешь что, — задумчиво сказала Карина, — раз такое дело, с утра поеду на работу, возьму отпуск. Потом вместе прокатимся к сумасшедшим. А то еще заплутаешь, да и с врачами лучше мне говорить. Тоже мне стражи порядка, — подчеркнула с пренебрежением, — до элементарной вещи додуматься не смогли. Сколько, собственно, в сумке?

— Там куча всего. Валюта, рубли. Если по официальному курсу пересчитать, где-то под три миллиона.

— Ага. На квартиру не хватит, зато с голоду точно не помрем. Премию мне в размере месячного оклада выделишь. Раз и фигурант моими действиями установлен. А пока давай подробнее про свою жизнь.

Она посмотрела на Сашку и усмехнулась:

— Поздно уже скрытничать. Начал говорить — колись до дна. Должна же я хоть приблизительно представлять, чего от тебя ожидать. Да и от вас всех тоже. И любопытство заедает. Слишком странно. Вроде бы похоже, но отличается. Альтернативные миры — знаешь такое определение?

— Мы тоже думали. Единственный вариант — точка бифуркации.

— Это понятно, — заверила Карина на вопросительный взгляд. — Обычная фантастика. С какого-то момента история идет иначе, и миры разделяются.

— Ага. Только чистый реализм. Как это физически возможно, представления не имею, но даже по зданиям заметно. Храм Александра Невского существует и у нас и у вас. Адрес тоже одинаковый. Ничего не понять, улицу точно переименовывали. Значит, и у вас. Ну, выяснили мы без особого труда, когда началась разница, — и что дальше? Исправить — никак.

— И очень замечательно! Какой ни есть — мой мир, и не вам в нем ковыряться. С чего это убеждение, что пришельцы сделают лучше? Для себя. А нам своего счастья хватает. Как бы хуже не стало. И сильно отличаемся? — подумав, спросила.

— Да у нас местами очень странная разница наблюдается. Вот в «Рэмбо»… Там этот, как его… Что в «Великолепной семерке» главный. Бритый. Совсем старое кино, начало шестидесятых. Сценарий практически не отличается, а актеры другие, и снято раньше. А во второй части наш Рэмбо по Шанленду шастал. Оказывается, он там воевал.

— Где? — удивилась Карина.

— Нет у вас такого, я даже карту смотрел. А у нас присутствует. У азиатов после ухода колонизаторов какое-то странное псевдогосударство образовалось, как раз на стыке границ Таиланда, Лаоса и Бирмы. Основной товар на экспорт — наркота. Тоннами везут. Вот Рэмбо и спасал попавших в плен американцев, борющихся с наркотрафиком. Вообще практически все одинаково, а иногда вылезает — ни в какие ворота. Да мы копаться в этом не стали, мозги запросто сломаешь без всякой пользы, и не историки — милиция.

— Правоохранительные органы, — с чувством подтвердила Карина. — На страже закона.

— Ну что есть, — пожал плечами Сашка. — Не те задачи перед нами ставили, и на черта сдалась точная дата. Тем паче началось раньше. Год — это уже изменение наглядное, а когда совершилось первое повлиявшее на будущее изменение, точно не всегда и увидишь без копания в первоисточниках и архивах. И зачем утруждаться. Все равно роли не играет. Давно ничего общего не осталось.

— А подробнее?

— Да вся ваша жизнь, при очень большом сходстве, ни в какие ворота. Иногда откровенно воротит, при совсем малом опыте.

— Так в этом и дело! Недостаточно информации.

— Брось! — возмутился Сашка. — Со стороны всегда виднее, и моментально глаз режут несуразности. Именно на сравнении и делаются выводы. Выдумали тоже запрещать называть своими именами. Черное именуется белым, а назвать черное черным — это расизм и отвратительно. Скоро запретят употребление слов «мама» и «папа». Идиотизм. Еще книги примутся сжигать. Мало ли как раньше кого называли! Догадались Марка Твена корректировать. Завтра примутся Библию исправлять. Уж очень в ней некрасивые места присутствуют. Это не исправление — замалчивание проблем. Будто назвать человека «с ограниченными возможностями» сильно облегчит ему жизнь.

— Это просто этика общения. Не называть других людей обидными, принижающими их по групповому признаку словами. Даже за глаза.

— Дело не в слове, дело в отношении. В смысле, который вкладывают. Заботиться надо о людях, а не стыдливо называть их лицами с ограниченными умственными способностями. Очень хорошо все понимают смысл обращенного к себе. Хотят тебя обидеть или нет. Что толку называть кого-то совершенно нейтральным лицом кавказской национальности, если он прекрасно слышит интонации и подход. У преступников нет национальности — это правда. Уголовник и есть нарушитель закона, независимо от его графы в паспорте.

— У нас не пишут!

— Но идея дошла? Толку-то не сообщать, кто по происхождению бандит, если он Иванов или Абдульхамидов. В девяноста девяти случаях из ста все делают мгновенный и чаще всего правильный вывод. А запрещать поминать этнические преступные группировки — несусветная глупость. В чем сложность реально проверить статистику и озвучить? Она иногда очень много может сказать просто цифрами.

— У вас лучше?

— У нас честнее. От каждого — по возможности, каждому — согласно заслугам его. Не без недостатков, конечно, но кто видел идеальное государство? Везде присутствуют свои плюсы и минусы. Вопрос — чего больше и для кого. Права без обязанностей ведут к потребительскому отношению. Дай ему, а обществу он сам хоть что-то дал? Равноправие? Нормально, я не возражаю. Для всех равные стартовые условия. Хорошая идея. А вот один лучше другого, потому что он родился не таким и его за это должны уважать, — чушь. Ты докажи свое превосходство. Чем угодно. Карьерой, трудом, героическими подвигами или красивым пением, даже умением заработать офигенные деньги — и я тебя уважать буду, при условии, что это было честно. Не воровал, не грабил и не подставлял, ну понятно.

— И эти ваши талоны на продовольствие — нормально?

Чего я про них брякнул? Можно подумать, тянули за язык. А на будущее не мешает знать: все запоминает и на учет берет.

— Они гарантируют покупку в размере, достаточном для жизни. На самом деле иногда даже остается.

— Ага, в мирное время надо гарантировать, а то все раскупят. И хапают в запас. Вдруг не достанется. Если в магазине вчера, сегодня, завтра и послезавтра всегда будет полный набор, ничего гарантировать не требуется.

— Цена. Государство дотирует стоимость, и продовольствие дешевое.

— Можно подумать, я голодаю на свою секретарскую зарплату.

— И потом, при наличии денег всегда можно купить в коммерческом, без талонов, или на базаре.

Вот почему у нас там продукты всегда дороже, подумал Сашка, отборные и без всякой гнили, я понимаю. Почему здесь дешевле — не доходит. К классическому учебнику политэкономии отношения не имеет. Никакая конкуренция цену не сбивает. У всех продавцов на базаре плюс-минус одинаковая. Точняк договорная, но ведь дешевле супермаркета. Не удивлюсь, если специально проверяют. Аренда помещения, электричество, кондиционеры и все такое, поднимающее стоимость, не проходит. Они должны покупать оптом по сниженным расценкам и за счет оборота делать приличные деньги. Чему-то нас неправильно учили на экономике в университете.

— Так, — задумчиво подвела итог Карина, — пришло время поделиться собственными успехами. Выкладывай.

— Да нормально живу. Уж не хуже ваших соответствующих по званию и квалификации, судя по слышанному. Не миллионер и не могу им стать, но ни в чем не нуждаюсь.

— Ну-ну?

— Не умею я рассказывать об обычной жизни, — отказался Сашка. — Встал, помылся, на работу пошел. Вернулся, поужинал. Ничего занимательного не наблюдается ни в собаченье с начальством, ни в тупых пользователях, нуждающихся в элементарных объяснениях, какую кнопку нажать. Сравнивать не с чем. Думаешь, здесь чем-то отличается? Живущий внутри системы не замечает ее уродства или замечательности. Для него обычная, нормальная, ничем не примечательная жизнь.

— Тогда я спрошу о тебе. Просто расскажи о своей жизни.

— Ну, давай попробуем… — Он ухмыльнулся. — Смех по поводу моей осведомленности о российской действительности нуждается в отмщении. Вопросы задавай, а я поделюсь. Любопытно — хоть что-то поймешь или нет.

 

Глава 14

Откровения от психа

Ничего особенного за окном автобуса не обнаруживалось. Обычный загородный пейзаж. Сосны и кедры вдоль побитой транспортом и давно дожидающейся ремонта дороги. Высоковольтные линии тянутся неподалеку. Собака нагло перебегает дорогу. Типичная дворняга советского разлива. Кто-то ему заливал про заграничных псов, непременно проверяющих цвет огня на светофоре, прежде чем вальяжно пересечь дорогу, ну да здесь не город. Столь ценных признаков цивилизации не наблюдается. Проверить, насколько российские псы продвинулись по части законопослушности, не удастся. Да и не требуется. Ничуть они не лучше людей.

Временами казалось, ничего не случилось, и мир не изменился и хорошо знаком. Это если не замечать одежды пассажиров. Вот вроде ничего особенного, те же бабки-дедки — ан нет. Несколько присутствующих здесь же молодух и парочка подростков сразу цепляли глаз. Неизменные кроссовки, странные куртки, дикие рисунки на майках у детей. Не так они одеваются и не так себя ведут. Более раскованно, что ли. Правда, к лучшему ли это, большой вопрос. А отсутствие желания уступить место пожилым — далеко не признак падения нравов. Там тоже вели себя не одинаково, и попадались не слишком приятные экземпляры.

Давно известно: хуже всего не обычный урка с наколками на пальцах и щербатым ртом. Неприятнее всего нарваться в темном переулке на стаю недоразвитых молокососов. Они еще жизнью не ученые, тормозов не имеют, а друг перед другом любят показать неимоверную крутость. В Советском районе такие веселые ребята из рабочих семей, пока их поймали, трех убили и с десяток всерьез покалечили. И взяли-то ерунду. Не за тем они начинали, чтобы в карманах шарить. В газетах об этом не писали. Зато здесь целые страницы происшествиями заполнены. Люди всерьез боятся. Начитаешься подробностей, смакуемых очередным газетчиком, и лишний раз вечером на улицу не пойдешь. Неизвестно еще, что лучше. Предупредили бы людей в том Новосибирске и поймали бы скорее, и не ходили бы в парк поздно. Нельзя. Почему нельзя? Кто запретил? Тайна, покрытая мраком. Сплошной оптимизм, иногда выходящий боком.

Количество наблюдений пока не очень большое, хотя вечером они с Ильей специально шлялись в пивнушку послушать мудрые беседы аборигенов, а заодно и просто отдохнуть. И из общения с местным населением Сашка одно уяснил четко. От наличия капитализма вокруг психологически люди не изменились. В некоторых отношениях стали гораздо свободнее и наглее, заметно проявлялась «моя хата с краю», да оно и в СССР только в кино граждане мечтали жить честно. Возможности другие. Воровать надо иметь что. Здесь имелось гораздо больше возможностей по этой части. А с работы всю жизнь тащили. Кто по мелочи, а кто и по-крупному. «Тащи с завода каждый гвоздь, ты здесь хозяин, а не гость!» — не в США придумали.

В целом в России люди как люди. Деньги их волнуют гораздо сильнее. Оно и понятно. Категорий снабжения не существует, и дефицит отсутствует как класс. Заработал — потратил. Не сумел — твои проблемы. Толку в СССР от больших денег, если купить нельзя и все равно переплачиваешь! Здесь не так. Очень многое доступно имеющему набитый купюрами карман. И не волнует конец квартала и очередь на триста человек или на годы. Ты только продемонстрируй пачку хрустящих банкнот. С головы до ног оближут и непременно принесут именно необходимое, а не завезенное. Нет в наличии — так закажут. Ты плати, и все будет. Любой марки и вида. Или довольствуйся более дешевой моделью.

Вечный вопрос: что лучше — наличие зарплаты, на которую ничего купить нельзя, или огромный выбор товаров, на которые не хватает денег. Так во втором случае всегда есть возможность накопить. А в первой ситуации человек ни на что повлиять не может. Хоть сколько в банке или под подушкой держи, очередь подойдет через годы.

Если есть цель в жизни и желание исполнить — в любой стране можно ее реализовать. А если плывешь по течению — хорошей отмазкой будет недовольство государством, ибо оно тебе чего-то недодало. Почему не соседу? Почему не инвалиду или пенсионеру? Потому что тебе не хватает, а чужие проблемы не волнуют. Разве в разговорах. Никто тебе не виноват в личных проблемах. Ага, еще личные способности и удача нужна. Будто где-то по-другому.

Здешний народ не слишком интересуется международными делами, разве с целью потрындеть в пивной. Так и у нас ничуть не лучше. Еще россияне мало заинтересованы просто так помочь, но даже и здесь попадаются приличные экземпляры, — он покосился на пристроившуюся на его плече Карину. Она сладко спала, не интересуясь привычной действительностью. Это ему занятно смотреть, сравнивать и размышлять о сходстве и различиях, а для нее ничего нового не появилось.

Вот кто бы ее осудил, если бы она просто перешагнула через больного и пошла дальше? Никому нет дела до чужих. Значит, не окружающий мир виноват. Воспитание. Обычная совесть. Не стоит проливать крокодиловы слезы, рассказывая про влияние общества. Семья важнее. Что заложено с детства, то и получишь на выходе.

Пассажиры принялись подниматься, не дожидаясь остановки.

— Приехали? — спросила Карина и зевнула, деликатно прикрывая ладошкой рот. — Вперед!

Она моментально преобразилась. Вся расслабленность исчезла без следа, и энергия полилась через край. Дай место — и обязательно примется подпрыгивать, настолько не способна вести себя чинно и спокойно. Темперамент и, хм… страсть слишком долго сдерживалась.

И ведь не красавица, а все равно люди на улице оглядываются. Есть в ней нечто не поддающееся определению, однако привлекающее мужиков. Еще и авантюризм попер со страшной силой. А иначе не определить. Вместо того чтобы в момент выкинуть его из квартиры и срочно забыть, полезла во все эти не слишком приятные дела. Прекрасно поняла, чем может кончиться, и про него тоже все смекнула. Далеко не подарок достался и с длинными хвостами. Тут любой испугается.

Слава русской девушке Карине, терпеливо дождавшейся странного типа и добровольно вызвавшейся помочь. Для нее он в лепешку расшибется. Даже если бы не сдох, как собака в подъезде, а дошлепал до больницы, многое бы потерял. Нет, давно ничего настолько хорошего с ним не случалось. Ради одного знакомства с ней стоило смотаться сквозь неведомые дали.

Сашка машинально подал руку, помогая спуститься со ступенек, и заработал благодарность в виде поцелуя. Не принято здесь помогать женщинам. Они самостоятельные и очень дорожат независимостью. Вот так и попадаются на мелочах, демонстрируя чуждое воспитание. Плевать. Чужие бабы пусть сами таскают свои кошелки. Собственная подруга — совсем другое дело.

— Говорить буду я, — поучала Карина, следуя за тянущимися в сторону больших ворот людьми.

Большинство пассажиров их автобуса намылилось по тому же адресу. Видимо, удачно приехали — приемные часы. Занимательней всего было наличие кладбища впритык к бетонному забору. Его кресты и памятники виднелись из-за низких металлических оград. Полное обслуживание. Как залечат до смерти, здесь и похоронят. Далеко носить не придется, а родственникам удобно. Маршрут уже знакомый.

— Я его сестра, проведать приехала, а ты…

— Муж из США. Денег немерено. Готов выступить этим… спонсором для врачей.

— Да? А по-английски сможешь?

Сашка сказал. Речь была импровизированной и от этого достаточно искренней. Сам от себя не ожидал.

— Это хамство, — совсем не обиженно ответила Карина, — интересоваться у девушки, почему она, собственно, живет одна, употребляя при этом слова «заводная и бесшабашная в постели».

Сашку бросило в жар. Он никак не ожидал, что она поймет. До сих пор никто из случайных знакомых в районе и на рынке не проявлял познаний в других языках, кроме русского. Киргизы, или кто они там, на рынке — не в счет. На своем родном бухтели.

— Впрочем, все остальное мне понравилось. Я очень привлекательная, целеустремленная — и далее по списку. Только никакой загадочности. Не нужен мне просто мужик. Даже с деньгами. Я себя достаточно уважаю. И совсем не нужен женатик. И без чужих проживу. Вот понравится — другое дело. Это у вас охотничий инстинкт и желание похвастаться длинным списком побед. Мне нужен один и лично мой. Как бы это глупо ни звучало, чтобы сердце екнуло. И плевать тогда на последствия. И не смотри на меня так, — неожиданно закончила сердито.

Сашка молча обнял девушку. Никогда он не умел в правильный момент изречь что-то сильно умное. Хорошо быть Дон Жуаном, у того целый набор подходящих к случаю фраз, а потом он просто исчезает.

— И еще я невезучая.

— Зато я счастливчик. Охотно поделюсь своей удачей.

— Ты ничего не понимаешь, — ткнув его в бок кулачком, серьезно сказала Карина. — Такими словами не бросаются. Удача — больше храбрости или умения. И даже не найденный на улице кошелек с пачкой долларов. Она дает возможность выпутываться из самых затруднительных ситуаций, разрешать споры и привлекать к себе людей.

— Хорошая идея. Сама придумала?

— Викинги давно изобрели. Это такие древние скандинавские…

— Я знаю.

— Вот. Нельзя разбрасываться удачей, хотя можно подарить или даже унаследовать. Но это опасно. В смысле добровольно делиться. Перейдет к другому — и на пустом месте шею свернешь.

— А нет ли в слове «удача» подозрительного корня «уд»? — задумчиво спросил Сашка.

— Я серьезно, а ты шуточки шутишь!

— Я тоже ответственно. Ведь если вождь не способен с собственной женщиной правильно обращаться, то и с удачей неполадки. Мечом махать не всегда достаточно. Важнее убеждение в прочном тылу. Так что без балды…

— Без чего?

— Ну, честно, — в очередной раз подумав о необходимости думать, прежде чем употреблять слова, сказал Сашка, — удача вождя должна распространяться на его людей. Иначе на черта он нужен. И делиться с близкими — нормально.

Она глянула на него и промолчала. Ничего, пусть переварит. Глупостей про неизменность судьбы и заранее прописанный конец он не любил. Все и всегда изменить можно. Если решиться. А для этого очень часто необходим толчок. Лучше внешний. Для человека нормально верить: придет кто-то и все изменит. Вот я и пришел. Не слишком ординарный, а вывод следует однозначный.

Через проходную они проследовали спокойно. Никто не интересовался документами и куда они, собственно, направляются. Для посетителей даже имелась примитивная схема расположения корпусов на фанерном щите у входа. Жили больные, оказывается, не в одном здании, и в засаженных уже голыми деревьями дворах копошились люди. Сгребали листву и мусор. Таскали носилками куда-то в дальний конец. Там поднимался густой дым. Видимо, сразу жгли. Хотя зачем на костре, когда на той же схеме присутствовал крематорий, — загадка.

Зрелище было насквозь знакомое. Кто сказал про различия капитализма с социализмом? Ерунда. Мотивы у начальников при любой власти одинаковые. Припахать лежащих бессмысленно на койках подопечных и не платить — самое милое дело. Лечебная процедура для больных под названием «трудотерапия». Сразу видно. Одеты кто во что и работают тоже по-разному. Кто старательно, а кто и сачкует. Вот интересно, кто из них больший сумасшедший? Правильно соображающий и не должен пылать энтузиазмом добровольно трудиться на благо администрации. Зато погулять выпустили. Или тут не все со съехавшей крышей? На вид в окружающих ничего особенного. Вполне нормальные.

— Подожди здесь! — приказала Карина, показывая на скамейку у входа в здание. — Я выясню и позову.

Сашка не стал возмущаться и послушно сел, доставая сигареты. В лапу всегда лучше брать без лишних свидетелей. Да и мужчина вызывает больше подозрений в сравнении с симпатичной девушкой, взволнованно выясняющей диагноз брата. Неизвестно, захотят ли проверить документы, но у него с этим делом по-прежнему швах.

Таинственный Гарик должен был обеспечить реальный польский паспорт только на следующей неделе. Кто-то там, в связи со вхождением Польши в Евросоюз, хорошо подсуетился и заранее затарился бланками паспортов и прочими столь же необходимыми для свободного перемещения бумажками из закромов Родины. Теперь приторговывал через посредников. Хочешь — водительские права международного образца, хочешь — свидетельство о рождении.

Ситуация его серьезно напрягала. И дело даже не в ста тысячах рублей или отсутствии знания польского языка. Слишком он хорошо представлял себе систему проверки. Сам когда-то трудился над милицейской базой данных. Кроме общедоступных сведений, номер, серия или малозначительные для непонимающего человека отметки могли содержать массу информации для заинтересованных лиц, и нестыковки при серьезной проверке моментально вылезут.

Мало ли, другие условия. Достаточно сгореть одному покупателю — и пойдут по цепочке. Не дай бог, продавцы сохранят имена для облегчения собственной участи. Оно глупо, каждый дополнительный случай утяжеляет срок, но кто сказал, что такие люди умные? Или не держат подстраховки на случай непредвиденных обстоятельств. С полицией договориться или покупателя пошантажировать. Это ведь не ящик водки украсть.

С другой стороны, надо с чего-то начинать, и вариант реальный. Любопытно проверить здешний УК. За подделку или исправление данных в документах в Союзе давали два года, а здесь как?

Ко всему паспорт же не российский. Если не влипнуть на чем серьезном, максимум пошлют запрос и получат ответ: есть такой. И то на фиг утруждаться. Все прекрасно знают, зачем живущему в России польский паспорт. Чтобы без визы в Европу кататься. Вывод — в Польшу ни в каком качестве не заезжать и даже дорогу стараться в ближайшее время переходить в положенном месте. Внимание полиции без надобности.

— У вас не будет закурить? — спросил хорошо одетый интеллигентного вида мужчина в новенькой дубленке. О похожей, но в женском варианте, Надя страстно мечтала и делала недвусмысленные намеки. Достать можно было исключительно по блату. А здесь — пожалуйста. Еще и нос воротят. Им импортное подавай.

Сашка протянул пачку, и мужчина деликатно вытащил одну. Благодарно кивнул, прикуривая и усевшись рядом, без перехода поинтересовался:

— Что вы думаете о Жан-Поле Сартре и его концепции?

Сашка что-то смутно помнил про ужасно прогрессивного французского писателя, поддержавшего революцию на Кубе и гневно протестовавшего против войны во Вьетнаме, но иди знай, как с этим дело обстоит в здешнем мире. Может, и войны никакой не произошло. Надо обязательно полазить по историческим сайтам, хоть последние годы посмотреть, чтобы не выглядеть в разговоре недоумком.

На всякий случай он промычал что-то одобрительное, но мужику и не требовался ответ. Он желал излить на случайного собеседника свои глубокие знания.

— Сартр говорит, — с пафосом сообщил мужик и отбарабанил, как по писаному: — «Диалектика как движение действительности невозможна, если недиалектично время, то есть если отрицают определенную активность будущего как такового. Мы должны понять, что ни люди, ни их действия не находятся во времени: время, как конкретное свойство истории, созидается людьми на основе их изначального времяполагания».

«Это что значит? — тупо подумал Сашка. — Время не существует, пока люди его не создают? А проще нельзя?»

— Я вижу, вы понимаете, — обрадованно сказал мужик, — он — гений. Насколько глубоко копает! В корень смотрит. Ведь не надо быть философом, чтобы понять его замечательную мысль: «Бессмысленно то, что мы рождаемся, бессмысленно, что умираем. История любой человеческой жизни есть история поражения». Никто не ответит, зачем мы живем, — прокомментировал цитату. — На это ответа не существует!

Какое счастье, что в наших школах не додумались изучать этого Сартра. Вот после подобных изумительных откровений глупые дети и режут вены. В школьной программе его точно нет, и это замечательно.

— И сам же отвечает, — продолжал свое мужик, не дожидаясь вразумительного ответа, — в книгах. Огромное количество материала для размышлений. Но надо сказать, — доверительно сообщил, — что в последние годы творчества он стал тяжеловат для восприятия.

«Еще хуже?» — в панике подумал Сашка. До него неожиданно дошло, что мужик из здешних клиентов. Скажешь не то — и в глотку вцепится. Нет, зашибить его не проблема, но шум поднимется. Вон сколько народу кругом, и чего именно к нему подвалил? Наверное, все уже слышали про Сартра, а тут удачно новенькие уши подвернулись. Или он тихий? Просто балаболит, не кидается на прохожих? Буйных обязаны держать в обитом пробкой помещении. Или в смирительной рубашке.

— Насколько он был блестящ и ярок в своих ранних произведениях! Например, знаменитая «Комната». Не просто проблемы семейной жизни. Моральный выбор между преданностью близкому человеку и обывательским мировоззрением…

— Извините, — Сашка поспешно вскочил, увидев выходящую из здания Карину, и рванул от слишком словоохотливого товарища с чемпионской скоростью.

— Он где-то тут, — поставила его в известность девушка. — Гуляет. Смотри внимательно по сторонам. Не могла же я спрашивать, как выглядит мой родной брат. Куртка должна быть синяя. Как сказал врач в некотором недоумении, странного покроя. Видать, вашего производства.

Они двинулись по дорожкам, заглядывая в лица людей.

— Кстати, он сам пришел в больницу. Он тут свой человек. Как ухудшение, сам и заявляется таблеточки попить. Как раз та самая настоящая сестра и оплачивает страховку и еще кое-что по мелочи. Заочно. Саму никогда не видели. На еду ему пенсии хватает. Диагноз какой-то странный. Не просто шизофрения, а чем-то там осложненная. Я ничего не поняла и уточнять не стала. Какая разница, нам его не лечить.

— Исключительно своровать и добиться нарисования новой двери, — пробурчал Сашка. — Как с сумасшедшим договариваться?

— Есть интересные сведения. В состоянии ремиссии почти нормально общается. А ухудшение замечательно прогнозируется малеванием очередной картины. И неплохо рисует. За приличные деньги продают. Выгодное дело, есть любители, и не абстракционизм какой. Сами же врачи и толкают, он их просто оставляет где попало или выбрасывает. С ним, естественно, не делятся, но всегда принесут краски и холст. И отдохнуть всегда с удовольствием принимают. Это я в ходе допроса с пристрастием выяснила, проверяя, куда идут мои деньги, в смысле сестры. Не надо красть бедолагу из больницы. Подкинуть идею конкретной картины докторам и купить.

— Это если он в те двери не вкладывал что-то такое. — Сашка неопределенно покрутил рукой.

— Все может быть, а как проверить?

— А Сартра ты читала? — невпопад спросил Сашка, продолжая вертеть головой и изучая обстановку. — «Комнату».

— Чего? — изумилась Карина. — Ну да… Очень в тему. Девушка влюблена в сумасшедшего, который называет ее чужим именем, видит призраки и скоро совсем съедет с катушек, но она из чувства сострадания убьет его раньше. Все. Конец. На всю жизнь отвратило от желания читать книги нобелевских лауреатов. Они звания получают исключительно по не понятным никому соображениям. Или по лимитам. В прошлом году азиату, в этом европейцу, и обязательно на следующий год африканцу. Политкорректность на марше. А уж политическая деятельность во имя спасения бедных и несчастных обязательна. Без нее в Нобелевском комитете и читать не станут. Представляешь, сколько в мире книг в год пишут? Каждого читать — здоровья не напасешься.

— Кажется, он, — сдавленно сказал Сашка при виде сидящей на скамейке нахохлившейся фигуры в страшно знакомой болоньевой куртке. Половина управления расхаживала в этом виде.

— Кажется?

— Я один раз его и видел! — направляясь в боковую аллею, процедил он. — Сейчас проверим.

— Гы, — содержательно сказал псих, обнаружив Сашку перед собой. Лицо у него непрерывно дергалось, и опять струйка слюны из уголка рта потекла. Вид противнейший. — Закрыватель!

Тот самый, понял с облегчением. Встретил бы на улице — не узнал. А так сразу ясно. Теперь еще разобраться, какая польза от находки.

— Что именно он должен закрыть? — быстро спросила Карина.

— Двери, — с недоумением ответил придурок. По его мнению, наверняка все сказано кристально ясно. Он старательно принялся говорить очень четко, видимо, принимая их за идиотов. — Не то. Не вышло. Плохо. Все плохо. И первый. Гад. Бил.

«Мосол, что ли?» — подумал Сашка. Уточнять неинтересно. Понять бы хоть что-то.

— И потом. Злые. Противные. Закрыть. Навсегда. Уничтожить.

Его глаза непрерывно бегали по их лицам и временами разъезжались в разные стороны. Вполне возможно, замечательный медицинский случай, годный для диссертации, однако толку от откровений было немного.

— Дорогу в другой мир закрыть? Как? Уйду на ту сторону, картина останется здесь. Уничтожу эту — там продолжат использовать.

— Муть, — глубокомысленно сообщил псих. — Без разницы.

— Если это называется «состояние улучшилось», что тогда ухудшилось? — еле слышно пробурчала Карина.

Псих уставился на нее с укоризной. Безусловно, все прекрасно услышал и остался недоволен комментариями. Глаза часто моргают, и слеза потекла.

— Не понимаю, — сознался Сашка. — Объясни. Ты ж видишь — я готов помочь. Как? Что я должен сделать?

Того перекосило уже всерьез. Некоторое время он трясся, потом сел ровно и заговорил:

— Мечта. Найти. Мир. Другой. Правильный. Там хорошо. Я думал. Много. Сильно. Глубоко. Дверь. Не важна. Просто облегчение. Идти в дверь.

— Уже лучше, — сказала Карина.

— Не сбивай его, — потребовал Сашка. — Продолжай, Бронислав.

— Она не злая, — сообщил псих, — обычная дура.

— Тихо! — прошипел Сашка, не дожидаясь возмущенного ответного диагноза.

— Обычным не понять. Ты — можешь.

— Почему я?

— Ты долбанутый на всю голову, — уверенно заявил псих.

Карина отвернулась, и плечи ее затряслись. Очень смешно.

— Картина не нужна, — твердо сказал сумасшедший художник. — Тебе не нужна. Прошел — порядок. Пути существуют. Таблетки тоже необязательны.

Ага, понял Сашка. Он чего-то здесь психотропного предварительно нажрался. Хорошо, нам гашиша хватало, а не пришлось трескать всякую гадость. Растормозить сознание требуется, так, что ли?

— С ними в первый раз, — продолжал нудеть свое псих, уже не разделяя каждое слово и достаточно внятно. Разговорился. — Смог. Поверил, не существует барьера. Представь нужное место и иди.

— Куда угодно?

— Да! — страстно сказал псих. — Любой мир. Только все обман. Нет нигде ничего приятного. Он существует помимо… — Замолчал и опять перекосился. Сидел и безмолвно раскачивался.

Сашка терпеливо ждал пять минут и, сообразив про отсутствие продолжения, попытался уточнить:

— Существует помимо изначальных представлений? Мир меняется независимо от твоих желаний? Ты сам задаешь параметры? Ты можешь влиять на обстановку?

Нет ответа. Может, он слов таких не знает?

— Я могу тебе чем-то помочь? — присаживаясь на корточки, чтобы смотреть прямо в глаза, спросил Сашка.

— Закрой, — ответил псих сразу. — Исправь ошибку. Больше никогда.

— А почему? Ведь можно и другой мир.

— Запрещают. Говорят, неправильно.

— Кто?

— Голоса. Вот здесь, — он показал на голову. — Все время. Говорят, говорят. Не хочу! Не хочу! — закричал на весь парк. Это уже были не дерганья, а реальные судороги. Он свалился со скамейки и принялся подвывать в голос, корчась. Люди оглядывались, и к ним заспешил здоровый парень в белом халате поверх ватника. И халат не слишком свежий, и ватник уютно-советского вида. Санитар, к гадалке не ходи. Подойдет — непременно орать начнет.

— Уходим? — отшатнувшись, нервно спросила Карина. — Медиков с вопросами нам только не хватает.

— Смываемся. Похоже, главное он сказал. А уж получится или нет, надо проверять на практике. Спасибо и за это. Огорошил всерьез.

— Слушай, — спросила Карина уже на автобусной остановке, — а что он такое сказал о твоей голове?

— Контузия у меня была. Только потом все тщательно проверяли и ничего не нашли. Полный порядок. Даже справка имеется. Годен к строевой. Голосов, тьфу, тьфу, не слышу. Не дай бог! Без рук и ног люди живут, без ума — только мучают окружающих и родственников. Им как раз все равно, они не понимают, но страшнее нет ничего. Не осознавать себя и не отвечать за поступки.

 

Глава 15

Советский супермен

Карина сидела на кухне в дикой с точки зрения Сашки позе, подложив ногу под себя, и, прихлебывая кофе из большой чашки, с интересом наблюдала за его бессмысленными попытками пройти сквозь стену. Стукаться было неприятно. При этом он упорно представлял здешнюю квартиру, но другую комнату. Имелась опаска угодить по прежнему адресу в «секретку». Только не сейчас.

— Может, мы чего-то не так поняли? — сдаваясь после пятой пробы, спросил он. — Или у меня фантазии не хватает мысленно изобразить правильное место.

— Или он просто идиот, — охотно согласилась Карина. — И я заодно. Поверила в дикие россказни. Сознавайся, ты приехал из Урюпинска и в пьяном виде потерял документы.

— Хотелось бы, — изучая стенку, сознался Сашка. — Может, нажраться всерьез? Мы все время под балдой ходили в картину.

— Или нет, — решила она. — Ты явный английский разведчик.

— Почему английский? — с удивлением обернулся Сашка.

— Я утром ясно слышала в речи британский акцент.

— Правильно. Классический английский понимают везде. Нас и учат по эталонному произношению Oxford English. А на самом деле толком никто языка не знает, включая учителей. Вбивать в головы тупым школьникам азы много знаний не требуется. Практически везде экзамен сдают на количество слов. Не на понимание или скорость. Ну, — самокритично признал, — ездящие за границу теоретически должны знать. Практически — опять немногие. У остальных произношение матерное. Свободные гулянья и общение с иностранцами у нас не поощряются. Разговорной практики нет за отсутствием свободного общения, и нет необходимости углубленного изучения, а письменный совсем не так произносится, как пишется.

— Э… ничего не понимаешь. Как обнаруживают шпиона? Элементарно. Знание иностранного языка, употребление поговорок и фраз, не свойственных данной стране, неправильное произношение русских слов…

— Каждый второй на рынке. Сам слышал. Шпионы так и кишат.

— Ошибки в написании русских слов.

— Смешно. Каждый первый. Одеть — надеть. Ложить — класть. На чался или начался. Или у вас не так? Все страшно грамотные?

— Стремление обойтись без медицинской помощи, — не пытаясь встать на защиту местного образования, продолжила перечисление признаков шпиона Карина, — и странные пищевые привычки.

— Про первое меня не спрашивали, хотя есть здесь сермяжная правда. Но тогда и ты шпионка. А вот второе… Если ничего хорошего в пицце и теплой кока-коле не нахожу — это очень подозрительно?

— А! — вспомнила она дополнительный замечательный признак иностранца. — Разбавление спиртных напитков. Только русские не уважают коктейли и хлебают стаканами.

Сашка фыркнул.

— Портить водку?! Бред. Менделеев еще когда вывел правильную формулу. Сорок процентов спирта, остальное вода — и никаких гвоздей! И два ноля Бонда у меня исключительно с туалетом ассоциируются. На черта нужно. Нет, я честный советский, в смысле русский, инопланетянин. И подозрения серьезно обижают.

Он вновь повернулся к стене, мысленно на нее плюнул и задумался. Что он делает не так? А если попробовать на реальной двери?

Он шагнул к выходу в комнату, зажмурился, старательно представляя обстановку финиша, и, взявшись за ручку, почувствовал знакомое сопротивление. Продавил и шагнул вперед. Осторожно открыл глаза. Зрелище было занимательным. Пока его не было, девушка вскочила, уронив чашку. На полу валялись осколки, и образовалась черная лужа. Она стояла с растерянным видом, позабыв весь свой скепсис, и смотрела в сторону пустого коридора.

— Ку-ку, — сказал из-за спины, ничего умнее не придумав.

Она вздрогнула, развернулась и, кинувшись к нему, повисла на шее, заливаясь натуральными слезами.

— Ты чего? — ошеломленно спросил Сашка, гладя ее по голове.

— Я испугалась. Я испугалась, что ты исчез навсегда. Ушел, а вернуться не сможешь.

— Глупости, — поцеловав ее, сказал, — куда я денусь. Совершенно не тянет отправляться в неизвестность. Здесь неплохо кормят, и блондинка по ночам греет молодым телом.

Тут он заработал кулачком по спине.

— За правду не бьют! Забавная девчонка, имеющая глупость подбирать на улице незнакомых подозрительных мужиков. Имей в виду, одного больше чем достаточно на всю жизнь. Котята — еще куда ни шло.

— Дурак!

— Сама такая. У нас говорят «Два сапога пара».

— У нас тоже.

— Значит, признаешь. Будем знакомы — меня зовут Супермен. Как там звали недогадливую журналистку?

— Луис Лейн.

— Ты симпатичнее. А знаешь, — сознался Сашка, — это ведь полный трындец. Если я теперь могу куда угодно пролезть, то можно приступать к неограниченному очищению населения от всевозможных ценностей. Посмотрел на внутреннее помещение музея и, не тревожа сигнализации, приступил к выносу антиквариата. А лучше сразу денег из банков. Слегка потренироваться, и…

Кристина резко отстранилась и, тыча пальцем ему в грудь, заявила:

— Ты никогда не будешь больше красть. Не потому что я очень уважаю чужую собственность. Плевать мне на окружающих. Это слишком опасно. Рано или поздно полиция выйдет на тебя. И способ настолько неординарный, что тюрьмой не отделаешься. Обещай мне!

— Я обещаю, — послушно сказал Сашка, — никогда не воровать в будущем, не посоветовавшись с тобой.

— Подозрительно звучит, — наморщив нос, сказала она, — но ладно. Пусть. Надеюсь, сдержишь слово. Или попрощаемся навсегда. Я серьезно!

— А на что мы будем жить? Без документов и, прости меня, с двумя детьми. Сумка не бездонная. В грузчики не хочу, а профессия моя под большим вопросом.

— Документы — это скоро. Сумасшедшего я тебе обнаружила, паспорт тоже сделаю. А сейчас, — потребовала, азартно блестя глазами, — попробуй провести меня.

— Вдруг не получится? Я ж говорю, на сотни людей четверо смогли.

— Что тебе сказал Бронислав? Поверил — сможешь. Ты можешь все! Ты супермен или кто?

— Я — он! И отправляемся прямиком в спальню, — беря Карину за руку, согласился Сашка. — Кратчайшим маршрутом. Совмещая с манерами Джеймса Бонда. Раз уж английский разведчик. Надо подтверждать репутацию.

Сашка осторожно сполз с кровати, стараясь не потревожить девушку, и тихонько оделся. Очень не хотелось ждать утра, да и свидетель ни к чему. Ночь для этого подходила в лучшем виде. Дело предстоит малоприятное и грязное. Нырнул под кровать и на ощупь достал прицел из сумки. АБМ имелся и на квартире, а греметь железками не стоило. Проснется — начнет пилить: не посоветовался.

Забрал на кухне рулон полиэтиленовой пленки и клейкую ленту, запасливо приобретенную по дороге домой. Почему-то она именовалось «скотч», хотя всем прекрасно известно — это виски. Правда, пробовали его немногие. Ему довелось только здесь. Натуральный самогон и ни в какое сравнение с приличной водкой не идет. Особенно когда из холодильника.

Надел комбинезон, также прикупленный в хозяйственном магазине, не забыв сунуть в карманы верный нож и кое-какие простейшие инструменты. Саперную лопатку в руки. Рано или поздно это сделать придется, и лучше пока есть настрой. Может, проще было плюнуть, но зачем подставлять психа, не сделавшего ему ничего плохого. Да и оставлять не дело. Найдут — примутся выяснять, кто жил. Лишние проблемы.

Уже привычно представил себе обстановку и шагнул вперед. В нос шибанул неприятный запах. Ничего странного: вторая неделя пошла, и в квартире работает отопление. Поспешно натянул респиратор из все того же магазинчика. Стало легче. Хорошо жить при капитализме. Никаких сложностей в нелегкой противозаконной трудовой деятельности. Все имеется на полках магазина. А у нас пришлось бы использовать либо противогаз, либо куском марли обходись.

Рожа у Хамзатова была зеленая, с переходом в черный, да и узнать его стало сложновато. Раздулся, гнида. Глаза выпученные, губы вывернулись, и тело раздулось. Смотреть противно. Ну да не любоваться он сюда пришел.

Расстелил полиэтилен на полу и приступил к кантованию тела. С противным звуком при переворачивании пошли газы, но к этому он был готов заранее. Приходилось и до Афгана сталкиваться. Лекций по медицине не требовалось. Насмотрелся на покойников. Дебильная проверка характера для кандидата в спецназ — сходить в морг. Да еще непременно полапать под присмотром сержанта. Чтобы запомнил ощущение.

Обычно трупы в таких ситуациях случались свежие, но раз на раз не приходится. Задержался бы подольше — вообще куски бы скользкие отваливались при любом движении. По первому разу никто не выдерживал такого зрелища. Воспитание, блин. Спецназ, млин. Проще уж ножиком живого. Не так отвратительно воняет. Нет, попадались душары с ароматами не хуже козлов, но это совсем другой запах. К трупному привыкнуть нельзя.

Старательно замотал полиэтиленовый сверток скотчем не хуже мумии. Еще не хватает потерять чего-нибудь по дороге. Отошел к окну и перекурил. Вновь представил себе финиш и, ухватив кокон за ноги, с натугой поволок его вперед. Прошел тяжело, но куда требовалось. И то колбаса длинная вышла. Ты наверняка уже в другой вселенной, в СССР, а ноги покойника по-прежнему в России.

Замечательное дело, бросая с облегчением тело, признал. Одна профессия дополнительная у меня уже есть. Буду уносить покойников с места происшествия и ныкать их в чужих мирах. Наверняка денежная работенка. Масса заинтересованных лиц — и с гарантией необнаружения никакого подвоха. Здесь — никто не разберется, откуда взялись, там — никаких концов. Классика. Нет тела — нет дела. Переквалифицируемся из милиционера в чистильщика. Или сразу в контрабандиста? Доставка любых ценностей в любую страну за вкусный процент. Для долбанутых границ не существует. И никакого воровства. Полное выполнение обещания.

Кстати, а как насчет ограничения веса, Хамзатов-то сколько весит? Рост у него небольшой, да пузо вполне приличное. Еще опасался, что придется труп рубить на куски. И так сошло. Пообещали не больше собственного веса груз — поверил. А теперь психопат заверил в моих замечательных способностях — и я не усомнился.

Я теперь запросто могу таскать любой вес или нет? Поэкспериментируем. Ничего, так даже лучше. Любая тяжесть по плечу. Верю? Верю!

И наличие заскоков у Карины. Вот так легко совпало, и вышел на родственную душу? Пустить самостоятельно и проконтролировать. Или она права, и я супермен советского разлива? Не худший вариант.

Почему-то он был твердо уверен в своей способности протащить кого угодно в любую точку столь оригинальным способом. Экспериментировать не требовалось. Четкая убежденность и даже сомнения не посещали: вдруг Надя или Костя не смогут… Им и не надо. Он все сделает самостоятельно. Проламывая стену.

Сашка пнул со злостью труп, спихивая его в яму. Тот нехотя скатился, норовя зацепиться и ломая валяющиеся по дороге ветки, в неглубокий овраг. Скоро начнутся дожди. Оно и замечательно. Следов не найдут. Поежился от холода. Мог и заранее догадаться: комбинезона недостаточно. Мало одной простуды. Готовиться требуется серьезно. Перезагрузки не будет. Один раз наверняка.

Я спокоен, я совершенно спокоен. Не время беситься и мучиться сомнениями. Решил — продолжаю. К лучшему, к худшему — дорогой генерал не оставил мне выбора. Последнее дело своих предавать. Каждому по делам его. Тем же концом и обратно. А положив его и Курнатова, я уже не смогу отмазаться. Слишком просто выйти потом на капитана Низина, если следствие будут вести не идиоты. А фигуру такого уровня не оставят без внимания. Из Москвы прикатят, всех раком поставят. Нет, единственный подходящий план. Особенно сейчас. И тянуть нельзя.

Снял перчатку и достал очередную сигарету из помятой пачки. Очень не хотелось назад, в противную атмосферу квартиры. Как еще соседи не забеспокоились? Или приходили, кричали, да открыть некому. Значит, повезло. А то могли и на ловушку нарваться, взламывая дверь. Хорошо, хватило мозгов не лезть сразу в дверь, а тихонько приоткрыть. Мог и подорваться. Что значит рефлексы. Голова не работала, а мину поставил. Ну да ладно, пригодится.

Так, еще раз по порядку…

Сначала доставить сюда Петруху и закопать. Уж извини, парень, придется тебе в братской могиле с собственным убийцей остаться. Нет у меня сил и времени копать отдельную. Удачно вспомнил про это место. Прогулки по лесу на выходные и в отпуске в компании с детьми себя оправдали на все сто. Осенью здесь горожане не бродят. Сплошной бурелом.

Надя в свое время категорически отказалась ездить в пионерский лагерь. Один раз побывала и встала в позицию партизана, не желающего сотрудничать с оккупантами. В чем проблема, он так и не узнал. То ли вожатые достали, то ли дети цеплялись, то ли в очередной раз желала настоять на своей самостоятельности и важности.

Ну не хочет — и не надо. Особо и не сопротивлялся. Малявка, а с Костей посидеть и перепеленать вполне способна. Вот как сын подрос, и начали совершать походы в тайгу. Сначала в близлежащие места, с годами и подрастанием — все дальше и дальше. В отпуск могли уехать и на недельку. От гор его воротило: приплачивай — не пойдет. Тайга — другое дело. Вырваться на короткое время из города на природу приятно.

Идти по лесу легко, воды сколько угодно, и рюкзак не особо утруждает. Несколько дней прожить несложно. В летнее время звери самостоятельно убираются с дороги, и стаи злых медведей с волками бывают исключительно в глупых американских фильмах про дикую Сибирь. Тем более что и ружье имеется.

Попутно без назидательности, в охотку, идет обучение. Как ориентироваться. Без дороги в лесу легко промахнутся на километры и выйти совсем не туда. Или вообще не выйти. Тайга огромна, и заблудиться не проблема. Опыт, умение стрелять и ходить — никому не лишние. Это ведь целая наука правильно выбирать и носить обувку. Натрешь ногу — и все удовольствие от похода насмарку.

Он учил их, как разжигать костер, как ставить палатку, где можно ночевать и многому другому. И правила первой помощи они хорошо усвоили. Крови не испугаются. В жизни всякое случается — пригодится. Пусть лучше не понадобится, однако уметь гораздо важнее, чем применять. Да и для физического развития хорошо. Пригодится или нет — жизнь покажет.

Сашка встряхнулся, отстраняя воспоминания. Пора заняться делом. Потом проверить рюкзаки: он тогда не слишком соображал и наверняка многое упустил. Глядишь, что полезное найдется. Выспаться — и завтра вечером приступать к закрытию. Тянуть долго нельзя.

Карина проснулась и с недоумением посмотрела на часы. Шесть двенадцать. Саши нет. Что за новости.

Подняв голову, прислушалась. Опять какой-то странный металлический звук. Наверное, и в прошлый раз сквозь сон пробился. Она села, осмотрелась и, не обнаружив поблизости ничего подходящего, натянула мужскую рубашку. Раздевались они в спешке, и надо потом поискать собственные брюки с рубашкой под кроватью. Носки вон валяются прямо на столе. А трусы, скорее всего, обнаружатся на люстре. Проверила. Странно — отсутствуют. А куда они делись?

Не настолько она ниже, критически разглядывая еле прикрытые бедра, подумала. Все наружу. Ничего, так даже забавнее. Нечего ему по ночам удирать, пусть посмотрит, от чего отказался. Стратегических запасов жира пока не наблюдается. Ничего лишнего!

Сашка сидел на кухне, расстелив на столике какую-то тряпку, и с глубокомысленным видом заканчивал собирать автомат. Она уже и раньше его видела, только сверху на ствольной коробке прежде отсутствовал оптический прицел. Вид у дополнительного приспособления был грубый, но чувствуется, что сделан для войны. Удары и падения вреда не принесут.

Он поднял голову, мимолетно улыбнулся и передернул затвор. Голова почему-то мокрая. В душ, что ли, ходил посреди ночи? Странно. И вид измученный. Будто землю лопатой несколько часов ковырял.

— Когда это ты успел? — спросила Карина, показывая пальцем на прицел.

— Долго ли умеючи? Два винта, два штифта. Я даже смотался пристрелять в родной мир. При трехкратном увеличении до двухсот метров все пули в десятку.

— Куда ты сходил? — слабым голосом спросила Карина.

— Стоит поверить, — подмигивая, заверил Сашка, — и нет для меня преград. Представил нужное место и прогулялся. Там лесок подходящий, людей в это время практически не бывает.

— Там?! А если бы я встала раньше? — уставившись на притащенный неизвестно откуда большой рюкзак, сказала с негодованием. Между прочим, попахивает. Надо будет вытряхнуть содержимое и выкинуть.

Что у него там? Пулеметы-гранатометы и разобранное артиллерийское орудие? Странные люди в этом СССР. Сразу стрелять и грабить. Мало ли вещей продать можно, если деньги требуются.

— Я оставил записку. И предварительно попробовал здесь.

Он положил автомат и принялся набивать патронами магазин.

— Ты — безответственная скотина!

— Практически любой из живущих, — с готовностью «продекламировал» Сашка, — наповал убивал любимых… Оскар Уайльд у вас должен быть.

— При чем тут английский поэт? А если бы не удалось вернуться? Нельзя прыгать сразу, без подготовки и тренировки!

— Теперь все будет нормально. Если только не угрохают бывшие начальники. Я надеюсь оказаться шустрее.

— Ты меня пугаешь, — садясь на стул, сказала совсем нешуточно. — Неужели нельзя без этого обойтись?

— Нет, — отрезал Сашка. — Я не пытаюсь указывать, с кем и как тебе здесь говорить. Там — другое дело. Не говори мне, что эта проблема решается другим способом. Будь она проста — не было бы проблемы. Я долго думал, и вариантов нет. Закрою двери навсегда. Извини, я не слишком приятный тип. Так уж воспитали. Так что думай, пока не поздно. Меня еще с трудом терпеть можно, но чужие дети редко приносят одни радости.

— А жизнь состоит из одного бесконечного счастья?

— Из пустых слов, хождения на работу, скандалов с близкими по пустячному поводу — и на этом фоне мелких радостей. Совсем маленьких. Можно я не буду философствовать, а просто спать пойду? Устал.

Он поднялся и, прихватив свою смертоносную игрушку, удалился, не забыв по дороге чмокнуть в щеку.

Начинаются семейные будни, осознала Карина. Любить мужчину не идеального, а реального, достаточно сложно. Бицепсы, трицепсы — это хорошо, но не основное. Некоторым толстый кошелек прекрасно заменяет атлетическое телосложение. Хочется надежного, чуткого, нежного и сильного. Вроде бы получаешь, но сильный имеет свои представления о жизни и желания. И в их число входит дурацкая убежденность, что раз он мужчина, просто обязан самостоятельно принимать решения и брать на себя ответственность. И с этой идеи его не сдвинуть. Он обещал меня сделать счастливой? Это и от меня зависит. Отношения строят вдвоем.

Я могу тебя долго ждать, ты только вернись.

 

Глава 16

Закрывание дверей

Сашка походил по пустым комнатам, машинально подбирая разбросанные вещи. Когда уезжали в Верный, не было желания наводить порядок. Настроение всерьез испортилось. Одно дело понимать головой — сюда больше не вернешься и вся предыдущая жизнь псу под хвост. Совсем другое — столкнуться с реальностью.

Здесь они жили долгие годы, и даже запахи очень специфические, родные и навевающие воспоминания. Единственное место, которое он всерьез считал своим домом. Ни той коммуналки, ни первой квартиры, полученной по льготам, так не воспринимал. Слишком мало времени в них провел, и в душе всегда присутствовала надежда перебраться в другое место. Здесь совсем иные ощущения. А сейчас — пустота. И что-то висело в воздухе раздражающее. Ясно он назвать причины не мог, но абсолютно был уверен — здесь были посторонние люди. Ничего не взяли, даже карабина не тронули, и все равно неприятно.

Он пробежался по комнатам, собирая теплые вещи. Там уже поздняя осень, и рисковать здоровьем глупо. С собой у них ничего нет подходящего. Маечки-рубашечки, а без пальто и сапог ожидают проблемы. Хватит с него и собственной болезни. Добавил в кучу карабин и кое-что из мелочевки. Простая вещь носки, а зачем бегать в магазин, когда есть свое. В результате получилось не на одну ходку. Дело даже не в весе. Объем.

Сбегал в Россию на Каринину кухню трижды, прежде чем перетаскал все вещички и удовлетворился. Отдышался и, сев за стол, включил ЭВМ. В нормальной обстановке Сашка к нему не подходил, разве пообщаться по сцеплению со знакомыми и коллегами. Хватало выше крыши на работе. Создал два входа и отдал практически в безраздельное пользование детям. Пусть играют. Они дисциплину знают и в чужой половине ковыряться не станут. Хотя, как оказалось, Надя с интересом изучала его почтовые отправления. На будущее имеет смысл учесть. Лучше бы имелось две отдельные ЭВМ, но кто же знал.

Заваливаться напрямик в управление — глупость несусветная. В «секретке» его документов не оказалось. Зря зашел. Там вообще ничего не было, кроме картины, которую он заботливо прихватил на долгую память. Пусть думают, куда она могла пропасть из закрытой комнаты. Ответ простейший. Подозрительный капитан вышел на психа и сумел с ним договориться. Теперь тот штампует проходы конвейерным способом.

Отсутствие пропуска — не главная проблема, пройти в управление можно, да результат выйдет отрицательный. Кто-нибудь официально зафиксирует появление, а есть весомый шанс, что на него стоит пометка. Сразу пойдет сигнал тревоги. Дежурному и причины знать не требуется. Приказ.

«Низин идет по коридору», — вряд ли начнут мгновенно сообщать, но рано или поздно Курнатов об этом узнает. Зачем превращать серьезное дело в балаган, убегая от получивших указания сотрудников? Ему требуется время, и совсем не обязательно совершать диверсии, сидя на рабочем месте. Потом это отследят, все внешние входы протоколируются, да задним числом плюнуть и растереть. Пусть ищут.

Идея прежняя. Войти в милицейский «Снег» с его паролем — как два пальца. Нелояльный сотрудник, имеющий доступ к сети, страшнее любого террориста. Отвечающего за сохранность информации, профессионально знающего внутреннее устройство системы практически невозможно остановить. Замечательно, что он все свои программы, легальные и нелегальные, держал дома. Совсем прекрасно их наличие. Могли и унести побывавшие здесь с обыском, но на этот случай он принес с собой. Не зря таскал в чужой мир любимые игрушки.

Существует прекрасная программа «сетевой сканер безопасности», чуть не целиком содранная с Network Security Scanner, даже название поленились сменить. В Информатории таких вещей не существует, ну да специалисту достать несложно. Для выполнения должностных обязанностей необходима. Если ЭВМ в сцеплении, элементарно отслеживаем нужные адреса.

Теоретически существуют специальные программы, извещающие, когда кто-то лезет к тебе. Многие из них уже заранее вставлены в «Снег». Но это не для простых умов. Надо ведь отредактировать соответствующий файл. Ничуть не мешает проверять почту и выходить на сцепление. Не из вредности, а просто облегчая себе работу, они никогда никому без просьбы в управлении не показывали. Просьб таких за все годы не поступило. Оно ведь удобнее иногда проверить прямо из кабинета неполадки. Вот и пришло время воспользоваться дыркой.

Угу, полковник, похоже, вообще свою не выключает. Обычный пользователь, не удосужившийся прочитать инструкцию. Галочка стоит на «запомнить пароль», просто изумительно. Никаких затрат труда. Заходим. Теперь искать соответствующие документы на диске. Стандартные текстовые, расчеты и вообще все.

М-да… Человек использует ЭВМ по назначению. Огромный объем. Некогда разбираться. Он принялся скачивать все подряд. Хорошо, не обычная телефонная линия. А если у Курнатова слегка тормозить начнет — мелочи жизни. Вряд ли поймет. Тем более что он сейчас по клавишам не бренькает. Будет ли прок от всего этого массива уголовных дел и на фиг вообще нужно — некогда думать. Мало информации не бывает. Потом внимательно смотреть.

Ага. Все. Теперь отправим дорогому другу замечательно гадкого «червя» с таймером. Пошел. И ровно в полночь карета превратится в тыкву. Узнают об этом только утром, и хочется надеяться, уже не замечательный Филипп Борисыч. Конечно, есть шанс, что он хранит данные еще где-то. Придется рискнуть. Когда нечего терять, приходится выбирать.

Едем дальше. Угу, угу. Здравствуйте, товарищ генерал! А вот здесь нуль. Он исключительно пасьянсы раскладывает и приказы от вышестоящего начальства внимательно читает? Почта! Ну-ка, ну-ка… Конечно. Имеется домашний. Эх, хорошо в стране Советской жить! Никаких анонимов. Честный кириллический адрес с именем. Проблема. Нет связи. Ну, скачать ничего не удастся, а вот подсадить несложно. Предусмотрено. Придет дорогому другу вместе с посланием. Может, и зряшняя гадость, прямо в столе бумага лежит с подробным описанием их опупей, но вламываться в дом ему не с руки. Что мог, сделал. Чего не учинишь для уважаемого человека. Чтоб его перекосило, скота.

Сашка отвалился от стола, глянул на часы и поразился. Полрабочего дня незаметно пролетело. Вот что значит заниматься интересным и важным делом. Не замечаешь, как время летит. Перекурил, начал отсоединять провода. Это все необходимо забрать с собой. Пригодится. Что в его силах — сделал. Стадия вторая.

Он снял трубку и, сверяясь с записью в блокноте, набрал прямой номер. Секретарша в этих делах совершенно лишняя.

— Здравствуйте, Филипп Борисыч, — сказал, дождавшись недовольного: «Слушаю!» — Не узнали? Богатым буду. Капитан Низин вас беспокоит. Позвоните генерал-майору Краеву и попросите его проверить домашнюю почту по электронке. Там для вас письмо. Прочитайте внимательно и лучше выполните просьбу. Все ясно? До свидания, — твердо сказал, не отвечая на пулеметную очередь вопросов и увещеваний.

Положил трубку и поднялся, собираясь уходить. АОН у полковника на телефоне присутствует. Элементарно выяснить, откуда звонок. Мало ли какая реакция последует.

Подумал и опять взялся за телефон. Легко отдавать ненужное. А бедняга давно страдает.

— Привет, Геннадий Петрович. Хорошо, что на тебя попал, дело есть на пару тысяч. Нет, не вернулся. Я по-прежнему в длительной командировке. Вспомнил про твои заботы и решил звякнуть. Глянь, у меня в столе открытка должна быть на новый холодильник. Очередь подошла, а я так и не сбегал. Вот-вот. Мне сейчас не до того. Забирай. Да сам не хуже меня знаешь, как это дело обойти. Это ж наш ведомственный магазин. Договоришься. Поставишь потом бутылку. Ну, будь. Вернусь — первый узнаешь. Пока.

Сашка лежал неподвижно уже не первый час. Не так это и сложно при наличии определенных навыков. Вроде годы прошли, а тело прекрасно помнит, и все проделано на полном автоматизме. Если не знать, черта с два его заметишь.

Ночью было холодно, но он предусмотрительно оделся потеплее. Все равно неприятно. Резкий ветер проносился в вершинах деревьев, от озера тянуло неуместной свежестью. Зубы под утро возжелали выбить дробь, и пришлось стиснуть их покрепче. Для лучшего впечатления еще заныла когда-то раненная нога. Обычно это случалось к перемене погоды, но иногда дергать начинало без видимых причин. Сейчас просто затекла.

Он постарался отключиться от неприятных ощущений и забыть все лишнее. Жалеть себя и вспоминать о возрасте (не мальчик уже) примется потом. Сегодня перед ним совсем другая задача. Если потребуется, проделает через силу.

Сашка специально пришел пораньше. Всегда лучше подстраховаться. Если назначил встречу на определенный час и поставил условием отсутствие посторонних людей, это еще не значит, что они с готовностью выполнят требования. Внимательный осмотр окрестностей заранее и проверка помогают остаться здоровым и свободным. Неизвестно, насколько далеко товарищи старшие офицеры способны зайти.

На пределе слышимости загудел двигатель машины, и он, отбросив все постороннее, внимательно прислушался. Другие дороги в окрестностях отсутствуют, если, конечно, данный путь на две колеи позволительно именовать столь красивым словом. Прекрасное место, где люди появляются не слишком часто, и времени добраться из города к назначенному сроку в обрез. На то и рассчитано.

Еще минут десять ожидания под нарастающее рычание форсированного двигателя — и показалась черная «победа» с правильными номерами и торчащей над крышей антенной. Не торопясь, она выползла к остаткам покосившейся сгнившей избушки и остановилась. Он поднял автомат плавным движением и внимательно рассмотрел гостей.

В прицел были видны двое внутри. Не факт, что не имеется кого-то, лежащего на заднем сиденье. Салон большой, даже двое вполне поместятся.

Автомобиль остановился. Пару минут ничего не происходило, затем из автомобиля выбрался человек в генеральской форме и знаменитой на весь мир папахе. Оптика приблизила его настолько, что казалось — можно разглядеть глаза. Один есть. С водительского места выбрался второй. Курнатов собственной персоной. Тут не ошибешься.

Краев что-то эмоционально принялся втирать полковнику, энергично маша руками и не сдерживая голоса. Даже до Сашкиной лежки доносились отдельные слова. Недоволен. Аж животом немаленьким напирает. Капитан Низин, вместо того чтобы со слезами на щеках ползать перед ним, выпрашивая прощение и каясь неизвестно в каких грехах, посмел не явиться вовремя. Неправда ваша, Боян Георгиевич. Еще целых три минуты! Что за имя идиотское! Будто болгары не могут детей нормально назвать.

Из положения лежа и с оптическим прицелом стрелять по стоящим метрах в полутораста — одно удовольствие. Мягко нажал на спуск, и голова Филиппа Борисыча исчезла. Всю верхнюю часть черепа ему снесло.

Генерал застыл с открытым ртом, не попытавшись упасть на землю. Ничего удивительного. Слишком резкий переход для нормального, не понюхавшего войны человека. Он просто впал в ступор. Еще выстрел — и грузная туша генерала валится на землю. Никаких особых чувств Сашка не испытывал. Ни радости, ни угрызений совести. Отлично проделанная работа. И что важнее всего — своими руками. Эти послали бы исполнителей. Козлы. Сам напортачил — сам и отвечай.

Сашка застыл не двигаясь. Если кто-то есть в машине, или, пуще того, он проморгал их раньше, непременно должен проявить себя. Пять минут. Десять. Тишина. Никто не бежит, ломясь сквозь кусты, в машине тоже отсутствует движение. Пятнадцать. Терпение.

Лес после выстрелов затих, но очень скоро вернулся к обычному состоянию. Запищала какая-то пичуга. Зашуршала в траве мышь. Обычные, ничем не примечательные звуки.

Наконец он разрешил себе подняться. Тело затекло, и вставать, не выпуская из виду машины, было неприятно. Он опять застыл и подождал несколько минут. Похоже, порядок. Недаром старался, сочиняя свое послание. Проверить его слова невозможно, но четкий пересказ откровений Хамзатова и уверения в дальнейшем сотрудничестве на определенных условиях, видимо, убедили. Уж возможность ходить не через «секретку» замечательно подтверждала, что псих у него в кармане и сотрудничает.

Он медленно двинулся вперед, продолжая контролировать окрестности. Метров с пяти внимательно осмотрел своих бывших работодателей. Курнатова проверять не имеет смысла. Еще никто не пытался гулять без мозгов. А вот генерал помер не сразу. Неудачно вышло. Пуля снесла челюсть и прошла сквозь шею. Слегка помучился. Ничего не поделаешь. Судьба у него такая. АБМ — не снайперка. Чисто не получилось.

Теперь проверить карманы и машину. Мало ли, все пригодится. Или нет. Там видно будет. Прятать трупы не имеет смысла. Пока расчухают, он уже закончит третью стадию — и пусть усиленно ловят по просторам СССР. Долго искать придется.

Сашка вынырнул точно в рассчитанном месте, за сараем. Моментально ушел в сторону и залег, внимательно изучая обстановку. С улицы его из-за забора не видно, и желательно предварительно хорошо осмотреться. Он задницей чуял: просто так зайти в дом — опасно. Не мог Курнатов как-то не подстраховаться после исчезновения контакта. Дядя был с головой и предусмотрительный.

С каждым разом переход получался все легче и легче. Подробности обстановки не трогали, главное — четко представлять место высадки. Лишний камень или валяющиеся на дорожке грабли никак не влияли на результат. Достаточно общих представлений. Теперь и дверная ручка не требовалась, но он все равно ее фантазировал — так проще.

Натурально супермен со встроенным телепортатором. Неизвестно только, от рождения или все это последствия контузии. Да и не суть важно. Что есть, то есть. Ничего изменить нельзя. Остается эксплуатировать странные способности себе на пользу.

Он даже начал находить в происходящем удовольствие и тщательно обдумывал любопытную мысль. Сумасшедший Бронислав искал для себя уголок, где ему будет хорошо. Занимательный вопрос, по каким критериям. Не мешает еще раз проведать и попытаться разговорить.

Чего он добивался? Места, где его излечат? А кто ж его знает, может, отечественная психиатрия так убежала вперед, что непременно бы вылечила. Познакомиться поближе с самыми передовыми методами ему не удалось. Нарвался на Мосола. Или тот видел прибытие, или разговорились — теперь не выяснить. Псих же не представлял окружающей жизни. Вот и влип.

Хотя есть вариант, просто бы залечили до состояния овоща. А может, именно об этом и страдал подсознательно сумасшедший художник? Ну, это его проблемы.

В любом случае твои мысли и представления совсем не обязательно соответствуют обстановке на том конце. У них там свои КГБ, милиции и всякие разные организации, берегущие покой граждан. Не считая бандитов и хулиганов, которым не понравится внешний вид или, наоборот, приглянутся твои вещи. Или вообще по выходным людоедствуют. Заранее не узнаешь, а есть вещи всем прекрасно известные, но не обсуждаемые.

Вывод — даже если прогуляться не в неизвестный мир, а в очередную картину (а почему нет, представить себе именно данное место?!) за навевающей мысли о высокой духовности лесной благостной опушкой и невинной белочкой вполне может оказаться не слишком красивая обстановка. Типа художник писал умиротворяющий пейзаж, офигев от окружающей его гражданской войны. Опять подсознание вылезает.

Почему именно картина? Потому что кишка тонка вообразить непротиворечивый мир. Слишком много факторов, всего не предусмотришь. Почти наверняка попадешь либо в родные места, а после сегодняшнего как-то не очень хочется, либо вообще неизвестно, попадешь ли куда. Без четкого представления об окружающем мире недолго попасть в объятия тамошних Мосолов.

Остается чужая фантазия. Пробовать «Красных коней» Петрова-Водкина, Пикассо или Шагала — опасно для жизни на все сто процентов. У них там физические законы не соответствуют земным. Люди летают, часы текут, и с генами у лошадей непорядок, достаточно посмотреть на окрас. Вдруг и с человеческими? Пропорции у фигур очень подозрительные. Опыт с обычным чужим гриппом оказался страшно неприятным. Подцепить чего посерьезнее совсем не хотелось.

К медвежатам Шишкина тоже не стоит. Медведица такого не поймет. С мамашей лучше не связываться — загрызет. Да и бред натуральный. Что у него там за сборище? Медведи стаями не ходят, и парочка детенышей в семье максимум. Маленький и пестун на пару лет старше. Как она в третий раз обрюхатится, начинает бить старшего и гнать. Он лишний и опасный. Запросто мальца стрескает. У медведей это случается часто.

Но мысль интересная. Надо всерьез посмотреть хороший каталог и биографии художников изучить. Картины разные бывают, и это уж точно интереснее, чем ходить на работу с восьми до шести. Попробовать надо, как освободится. Попытка не пытка, как говорил давно померший вождь. Не получится — тоже результат.

Ничего подозрительного в глаза не бросалось. Служебные машины во дворе не стояли, в окнах посторонние не мелькали. Тем не менее кто-то должен был в это время во двор выйти. Или детей выгнать на прогулку, или Грета с деловым видом мусор подметать. Давно пора вставать и делом заниматься. Странно. Или он себя накручивает? Спят без задних ног — каникулы. Игорю на работу не требуется торопиться.

Поднялся и, пригибаясь, побежал к дому, стараясь не отсвечивать напротив окон. Если засада есть, они давно притомились ждать и расслабились. Все равно не причина гулять, как по бульвару. Осторожность никому не мешает.

Черный ход стандартно заперт, и только близкие знают, куда прячут ключ. Не так уж им и часто пользуются. Сигнализации здесь нет: дома постоянно присутствует хозяин.

Замок щелкнул негромко, и Сашка скользнул внутрь. Быстро закрыл дверь за собой и замер, привыкая к полумраку. Медленно, стараясь не стучать по полу ботинками, двинулся вперед, прислушиваясь. В дальнем конце что-то бубнили несколько голосов. Он проследовал в сторону кабинета Игоря, заглядывая в двери. Ничего подозрительного. Беспокойство не оставляло. Что-то было не так. Дети не шумят, наверху телевизор работает. Не положено. Грета столь ужасного нарушения порядка не могла допустить ни под каким видом. Просмотр телевизионных программ у нее шел по расписанию. Вечером — нормально. Днем — никогда.

Достаточно ясно из кабинета раздался голос Нади:

— Сам иди, нашел прислугу!

Сашка замер у стены: заходить резко расхотелось. Тон был уж очень неприязненный. Со Степными она так никогда не разговаривала. Быстро скользнул на кухню и стал сбоку от двери.

В коридоре раздались шаги, и в кухню вошел уже немолодой полный мужик в расшитой украинской сорочке и форменных милицейских брюках. Чтобы сомнений не оставалось, еще и кобура с пистолетом в специальных ремнях для скрытой носки. По сторонам он не смотрел и целеустремленно направлялся к холодильнику.

Не раздумывая, ударил прикладом сзади и, придержав падающее тело, осторожно опустил на пол. Старательно скрутил руки и ноги извлеченным из кармана скотчем. Заодно и рот заклеил. Извлек из кобуры пистолет и проверил. Все нормально. АБМ для работы в помещении и при наличии в комнате посторонних приспособлен слабо. Не хватает еще кого зацепить. А «макар» в самый раз.

Странные все-таки люди полковники с генералами. Табельное оружие с собой брать запрещали, а автомат — пожалуйста. С какого склада он сперт, что никто не волнуется об обнаружении недостачи?

Он прошел к кабинету, пнул дверь и ворвался внутрь, готовый стрелять. Полный кворум. Игорь за столом, с недовольной рожей. Грета рядом. У окна Надя и незнакомый тип с очень характерными глазами опера и кобурой под мышкой. Пиджак висит на стуле, и все прекрасно видно.

— Лечь лицом вниз, руки за голову! — скомандовал, держа его на прицеле.

— Ты будешь стрелять в офицера милиции? — очень спокойным тоном спросил тот, не делая попытки встать.

— Проверим? На счете «три» начинаю. Раз!

Надя неожиданно поднялась и с азартной улыбкой двинула опера по голове неизвестно откуда извлеченным коротким деревянным дрыном. Тот странно вякнул и упал вперед.

Наверняка давно и без него прикидывала, вон специально где-то подобрала деревяшку. Дорвалась, в конце концов, до реальных боевых действий.

— Надежда! — укоризненно сказал Сашка, присаживаясь на корточки и щупая пульс. Полным именем он ее именовал редко. Исключительно демонстрируя недовольство. — Думай все-таки, с какой силой бить.

Она хмыкнула и оправдываться не стала. А ведь логично — тебе стрелять можно, а я просто слегка приголубила по башке.

Жив. Убивать посторонних он совершенно не собирался. Они просто выполняли приказы начальства. Точно как он. Прострелил бы колено в крайнем случае, и все. Однако этому тоже спеленал руки и ноги. Рот затыкать не стал: пусть дышит. Скотча еще на полсотни пленных хватит.

— Еще кто-то есть, кроме вышедшего на кухню?

— Нет, — сразу ответил Игорь, — но через час смена должна подъехать. В первые дни они сильно настороже были, потом успокоились и не особо озираются. Могут позволить себе слегка опоздать, но не гарантированно. А второго ты тоже?

— Костя где?

— Наверху.

— У тебя десять минут, — сказал Наде, — собери необходимые вещи — и Костю вниз. Уходим.

Не дожидаясь дальнейших указаний, она выбежала. Хорошая девочка. Папу слушается беспрекословно. Когда сама хочет.

— Я помогу, — сказала Грета, собираясь следовать за ней.

— Подожди!

Он помялся, пытаясь сформулировать, чего хочет. Так и не придумал, как высказаться поделикатнее.

— Я когда приезжал в Верный, всегда к Гале на могилу ходил. Глупо, но рассказывал про жизнь, про детей. Собственно, если там что-то есть и она слышит, должна все прекрасно знать. Но мне всегда казалось, что лучше посетить. Не думаю, что доведется еще раз на кладбище попасть. В общем, вы сходите и скажите: я ее помню и свои обещания выполняю.

Грета подождала и, поняв, что продолжения не будет, молча кивнув, вышла.

Сашка плюхнулся на стул, устраиваясь, чтобы видеть через окно ворота во двор. Вытянул гудящие ноги и, подтащив к себе пепельницу, закурил. Игорь с любопытством посмотрел на зажигалку.

В СССР почему-то эти одноразовые не производились. Простейшая вещь и удобная, но именно так и прокалываются разведчики, понял Сашка. В очередной раз показал лишнее. Мелочь, а неприятно. Да и сигареты не местные. Не забыть забрать бычок. Нечего наводить следователей на разные интересные идеи. Проку ноль, зато поставят на вечное наблюдение. Лишние сложности в будущем. Кто его знает, как повернется. Вдруг еще загляну в гости.

— Ты тоже думаешь, я псих? — выдыхая дым и наблюдая за кольцами, повисшими в воздухе, поинтересовался.

— Нет, — твердо ответил Игорь. — Пока мы помним, они живы. Хотя бы для нас. Для меня прозвучало нормально, и не верю, что Грета постеснялась бы высказаться, если бы ее покоробило.

Сашка выложил на стол оба трофейных пистолета. Вынул обоймы и, показав жестом — выдвинь ящик, — отправил их туда.

Передернул затвор, проверяя. Забирать с собой не хотел. Пропажа оружия — трибунал. Этим товарищам и так достанется по самое не могу. Обойдется без дополнительных стволов, хотя и жаль. Но оставлять с патронами глупо.

Вот у генерала с полковником он бы с удовольствием забрал, да они честно выполнили условие прийти на встречу без оружия. Не те люди, чтобы своими руками сработать. Слишком привыкли давать указания.

— Ничего спросить не хочешь? — прервал молчание Сашка, докурив до фильтра и засовывая окурок в карман.

— Зачем? Все равно не ответишь. Главное и так понятно.

— Ну-ну.

— Поскольку неделю назад прибыли, хм, — Игорь посмотрел на связанного, — товарищи, с большой долей уверенности можно догадаться — генеральских погон ты не получил. А вот в покойники записывать рано.

— Хунта оказался быстрее, — равнодушно подтвердил Сашка.

— А? Не люблю эту книгу. «А чем вы занимаетесь?» — передразнил Игорь. — «Как и вся наука — счастьем человеческим». Наука занимается либо изобретением чего-то страшно убойного, либо удовлетворением собственного любопытства за чужие деньги. Иногда из этого потом появляется еще более жуткое и убойное, а изредка случаются товары народного потребления. Про счастье речь не идет.

— Где кончается военная наука и начинается забота о населении? У нас сложно найти. То ли дело буржуи. Я вот недавно просветился — и кисло стало.

Рассказывать, откуда взялась мысль проверить, он не собирался, но быстрый поиск в сцеплении в свободную минуту не оставлял места для сомнений… здесь история совпадала. Хорошим он идиотом смотрелся в глазах Карины, расспрашивая про работу всем известного простейшего прибора.

— В далеком сорок пятом году в США была компания, — Сашка задумался, — забыл название. Они производили локаторы. Или какую-то дрянь для их начинки, не суть важно. Представляешь, частная фирма производила для военных нужд секретное оборудование? Совсем с бдительностью в Америке швах. Локаторы тогда очень продвинутой и секретной технологией считались. Уже было видно — не сегодня, так завтра война кончится, и заказов больше не будет. Вот хозяин и задумался: как жить дальше? А в штате имелся некий головастый Перси Спенсер. Он и подкинул идею. При работе локатора используется электромагнитное излучение сверхвысокой частоты, дающее побочный эффект, — тепло.

— Слышал я байки про поджарившихся рядом с локатором, — отмахнулся Игорь. — Страшилки.

— Это в СССР байки, а злобные империалисты в сорок пятом придумали простейшую вещь. Использовать в различных производствах — от сушки соломинок для коктейлей до тепловой обработки табачных листьев. А с шестьдесят пятого года началось массовое производство, и в любой квартире принялись ставить ящик. Микрогаль называется. Сунул внутрь продукты, нажал три кнопочки — разогрел. Удобно.

— И к чему ты это? — с недоумением спросил Игорь.

— Да просто так. По поводу товаров народного потребления и выросшего благосостояния народа согласно категориям снабжения. Вот почему через сорок пять лет у нас такого не существует? Простейшая вещь, и наверняка эффект прекрасно известен. Да просто купить за бугром и скопировать, в чем сложность? Нам не положено хорошо жить?

— Кто сказал, что они отсутствуют для людей, снабжающихся по первой категории?

— Тоже верно. Чтобы иметь простейшую бытовую технику надо всего-навсего стать маршалом или министром. Остальным и так сойдет. Полуфабрикаты в продаже все одно нечасто попадаются.

В коридоре раздался топот, и в распахнувшуюся дверь влетел Костя. Он подхватил его на руки.

— Мы уезжаем?

— Да. Далеко и надолго. Не боишься?

Сын презрительно хмыкнул. Он мужчина и ничего не боится. Тем более вместе.

— Тогда идем. Грета, — сказал входящей в кабинет жене Игоря, — посидите здесь. Не надо провожать. И если что, простите, честное слово, не хотел вас впутывать. Да, — вспомнил, — в сарае у вас ничего ценного нет?

Степные переглянулись.

— Вроде нет.

— Вот и хорошо. Доверенность у вас все одно сохранилась, если деньги не конфискуют, используйте — разрешаю. — Он хмыкнул. — Рублей триста имеется, страшно разбогатеете. Идем, Костя!

Игорь тяжело поднялся со стула, опираясь на столешницу, и подошел, хромая. От долгого сидения ноги затекли, и неприятно дергало. Неповторимо отвратное ощущение, кто не сталкивался — не объяснить. Столько лет ничего там нет, а все болит. Это не протезы, это нервы исправно сигнализируют в мозг о недовольстве.

Обняв жену за плечи, посмотрел во двор. За окном Саша что-то говорил внимательно его слушающим детям. Костя, не дослушав, шагнул вперед и прижался. Саша погладил его по голове и обнял. Надя переспросила и на ответ показала кулак с большим пальцем. Издалека была видна довольная улыбка. Ей происходящее нравилось.

— Жаль, — сказала Грета, — не умею читать по губам. Он им объясняет то, что нам не захотел.

— А мне нет, — ответил Игорь. — Бегающий с автоматом бывший спецназовец наводит на крайне неприятные мысли.

— Но ведь Саша никого не убил!

— Здесь. Он совсем недавно стрелял. Уж запаха пороха я никогда не забуду. Знаешь, иногда лучше реально быть не в курсе происходящего. Потом с чистой душой рассказываешь правду следователю. Не представляю, куда он мог отправиться. Все. Нет информации.

Во дворе Саша посмотрел на дом и прощально махнул им рукой. Подобрал рюкзак, валяющийся на земле, и повесил на плечо. Все трое зашли в сарай и тщательно закрыли за собой дверь.

— И что дальше? — удивленно спросила Грета. — Он вырыл незаметно для нас подземный ход прямо до Бомбея?

— Вот и мне интересно, — сознался Игорь. — Задняя стенка? Так проще обойти… Не от нас же таится. Какой смысл? Чудеса таинственные. Все люди как люди, один Саша ни в какие ворота не лезет.

В сарае рвануло так, что задребезжали стекла. Дверь от взрыва распахнулась, шарахнув о стену, и внутри стало видно пламя.

— Куда? — хватая за руку, поинтересовался у рванувшейся жены.

— Помочь!

— Нет там никого. Ты что, Сашу не знаешь? Ничего глупее себе невозможно представить, чем коллективное самоубийство. Убить за детей он может запросто, но вести их на смерть — ерунда. Он ведь прекрасно знал и предупредил. Не удивлюсь, если сам и поставил мину. Та еще история, откуда у мента АБМ, взрывчатка и прочие штучки, свободно на дороге не валяющиеся. Он не мог иметь доступа: не та должность. Все, — подчеркнул решительно, — концерт окончен. Я звоню в КГБ, Столярову. Пусть приезжают и ответственно разбираются. С этими, — он показал в сторону опера, — тоже. А сарай пусть горит. Он его подпалил недаром. Если и были какие следы, черта с два теперь обнаружат. Даже не вздумай подходить. Мы ничего не видели. И так нервы на локоть обязательно намотают.