Данила устало слез с коня у дома здешнего главного боярина. На самом деле для здешних самый настоящий князь и хозяин, вершащий суд и имеющий личный отряд, содержащийся на налоги. Но князья в Беловодье в жизни не признали бы чужака не из Рюриковичей, а точнее, происходящих от самых первых, совершивших Исход. Неизвестно, сколько в тех реально древней крови объединителей Руси.

В Китеже прежнем сидел семиюродный рязанскому князю и на половецкой ханше женатый. И были у него три сына. В другой ситуации на всех земли не хватило бы, там и так делить особо нечего. После Исхода и вовсе в первые годы тяжко пришлось. Они сумели себя когда-то поставить, не устроив свары, а действуя совместно. Честь им и хвала за ум и готовность сотрудничать.

Это потом уже, с ростом населения и выделения вотчин потомкам, начались проблемы. Но все благородные прекрасно знали родословную и никогда не позволяли кому-то не из их корня носить красные сапоги. Даже если иной имел силу и богатства, превышающие таковые в приличном княжестве. Это уже не вспоминая про захудалых и изгоев. Остальные рангом ниже и достойны только звания боярина. Не выше.

Вот и дом, ничем особо не отличающийся от множества других, раньше знакомых, включая собственный. Двухэтажная изба, перед ней большой двор. Сбоку и сзади хозяйственные постройки и немалый сад с плодовыми деревьями. Вот что неожиданно – это растущие у забора дубы. Редко кто сохраняет их в городе.

Как его называют местные – архонтом, посадником или еще каким мудреным словом, – не особо важно. Главное, в округе и единственном городе с крайне оригинальным названием «Готсбург» заправлял он в компании еще нескольких семей, из его же гридней.

Самое любопытное, что среди населения попадались с именами явно греческими, а не германскими. Уж настолько в языках Данила разбирался. Видать, все не так просто, как ему Отто втирал. Вполне возможно, гот о таких вещах не задумывался, привыкнув с детства. Всегда существуют разные тонкости, которые чужаку обнаружить проще даже с беглого взгляда.

На улице в очередной раз завизжало несколько девичьих голосов. Только что навстречу пронеслась тройка с нарядными молодцами. Вроде Масленица уже закончилась, что они там празднуют? С облегчением отдал повод конюху, сейчас хотелось уйти в предоставленную каморку и лечь, надолго заснув. Последние дни вымотали все силы.

Сначала он оттащил покойников в кучу в сторонке, предварительно отрубив тем головы для опознания. Мерзкая работенка, но необходимая. Напихал лед в мешки, унес эту гадость подальше от костра и положил в снег. Затем проверил доставшихся коней. Целый табун в три с лишком десятка голов, включая хорошо знакомых, уведенных из дома Отто. Верховые, вьючные, промысловые.

Последние особо ценны. Их специально учат не бояться зверя, крови и выстрелов. Фактически сами по себе целый клад, и требуется накормить, осмотреть. Они способны табенить, то есть добывать из-под снега пищу, но правильней кормить овсом, чем дожидаться, пока бедную животину оставят силы. Тем более что предусмотрительные грабители прихватили с собой не только три легких телеги, но и одну нагрузили зерном и продуктами.

Затем натаскал побольше дров, приготовил для всех еду. Помощи от остальной компании не дождешься. Земислав лежит, Отто после всего сидит скособочившись, и его определенно знобит от раны. Предложить поучаствовать безымянному – так и не удосужился выяснить, как кличут пленного, – было бы несколько глупо даже после извлечения стрелы из ноги. Развязывать его не собирался. Тем более что потом надо будет не столько работать, сколько сторожить. В результате приходилось стараться самому.

Уже солнце перевалило за высшую точку на небе, когда закончил все необходимое и принялся сортировать вещи, снятые с тел и извлеченные из вьюков и мешков. Безголовым армяки с зипунами и сапогами ни к чему, а он не настолько богат, чтобы разбрасываться теплыми вещами. Валенки вот излишество, по мокрому в них не походишь, но не бросать же хорошие вещи. Данила подозревал, что многие из них, выглядевшие новыми, украдены у убитых, но вряд ли найдутся желающие даже из близких родичей на чужой кафтан. А в его положении привередничать странно. Хоть по мелочи, но можно сдать в лавку. Жить им на что-то надо, и достаточно скоро придется платить.

Правда, в этом отношении стало много проще. Помимо пресловутых двухсот сорока трех гривен, которые отложил в сторону, нашлось в поясах, мешках да карманах почти две тысячи серебром, монетами всех видов и расценок. Пришлось долго старательно пересчитывать, а то помимо совсем старых и затертых попадались никогда не виданные прежде образцы. Хорошо еще система общая и шла с древних времен.

Для удобства и неграмотных – с одной стороны цифирь, со второй изображение. Одна гривна серебром делится на двести «белок». Таких, впрочем, почти и не найти сегодня. Уж очень мелкая по покупным возможностям. Потому в ходу больше другие. «Медведь» – 50 «белок», или полтина, «соболь» – 25 (четверть), «лисица» – 10, «бобр» – 5. В целом вес немалый, второй мешок потребуется.

Он бы предпочел золото, оно идет по весу один к двадцати, и одна самая мелкая стандартная монета соответствует серебряной гривне. В таких глухих местах с солнечным металлом всегда напряженка. Только и нашлось три десятка златников. Сверх того на груди у Евсея обнаружился мешочек с камушками. Совсем маленькие в большинстве, всего десяток почти с треть фаланги мизинца, но той мелочи очень много. Пара горстей с горкой точно наберется.

Полной уверенности не было, он всего раз видел резцы из адаманта. Украшений всякого рода и вовсе не встречал. Не по их доходам честь. Но, судя по твердости, сумел поцарапать камешком бусину, очень смахивает. Ювелиры действительно такое должны оценить и охотно взять.

Еще из дорогого имелось оружие, включая фузеи. Остальное мало заинтересовало. Ничего занятного, что хотелось бы оставить: копья, ножи, луки, всевозможные кистени и клинки вроде кончара и двух кольчуг, ему абсолютно не нужных. Впрочем, и за них можно нечто выручить у скупщика.

Единственное – заинтересовал меч Евсея. Два локтя длины и малый вес, не больше пары гривен, делали его эффективным, и главное, смертоносным оружием ближнего боя в умелых руках. И отделка рукояти, переплетенной пайкой серебряных, медных и латунных пластинок, говорила о непростом владельце. Интересно, собственный или тоже снятый с трупа?

Гораздо приятнее оказалось наличие доброй дюжины фузей. Все, правда, разного вида, состояния и давности выпуска. Две опять же из дома Отто, достаточно знакомы. Это вполне красноречиво говорило и о происхождении остальных. Но одна была прекрасна. Данила положительно влюбился в замечательное оружие и не собирался его отдавать кому бы то ни было. Прежде всего ружье это было легким, короткоствольным, то есть удобным для носки, охоты и длительных переходов.

Спусковая скоба выглядела довольно грубо и была достаточно большой, чтобы позволять стрельбу в кожаных или вязаных перчатках, что тоже удобно и давало в холодное время преимущество. Замок крепился на трех болтах, и имелось два хорошо знакомых клейма. Первое, на стволе – стилизованное изображение кречета, знак производителя стали. Фомин считался лучшим из известных, выпускающих железные изделия. Тит утверждал, что особой заслуги хозяина в том нет. Технология у всех одинакова, но месторождение в горах, из руды которого завод кует железо, не особо чистое. Там присутствует какая-то добавка, отчего и качество выходит заметно выше.

Второе клеймо тоже хорошо знакомо. Крест в круге, монастырь на Вершине, выпускающий фузеи в основном для нужд Патриархии. Они специализировались на огнестрельном оружии с самых первых образцов, принесенных из прежнего мира давным-давно. Опыт огромный, рука набитая, и претензии случаются крайне редко.

Разрыв ствола, а для него и других частей фузеи мелкие ремесленники нередко использовали плохой материал в целях удешевления, абсолютно немыслим. Ну если, конечно, не запихать тройную дозу пороха или не закупорить ствол. В продажу такое оружие шло редко, в основном монахи и приобретали, хоть и случалось. Цена соответственно выше обычной, и чаще всего богато украшенные охотничьи игрушки. А это очень простое и явно не для показа на княжеском празднике сделано.

Еще в числе трофеев досталось довольно много качественной пушнины. Шкуру тигра Данила увидел впервые в жизни и не особо горевал о пропущенной встрече с живым. Чисто на взгляд в живом не меньше двадцати пудов веса и клыки с человеческий палец.

Было немало соболиных, горностаевых, бобровых шкурок и даже парочка черно-бурых лисиц. Еще кто-то из пострадавших умело работал с костью – моржовой и мамонтовой. Шахматы, фигурки людей и животных выполнены замечательно. И сами бивни в немалом количестве. Не зря две телеги просели под тяжестью.

Надо признать, отбирать у бандитов награбленное не только полезно, но и выгодно. Естественно, если погибшие жители хутора тебе неинтересны и никаких связей. Выполнил долг – и размышляешь, кому ненужное продать, чтобы не продешевить. Рассуждать, конечно, проще всего. А в реальном мире пришлось одному, без помощи искалеченной команды, организовать обоз. То, чем занимались семеро взрослых здоровых мужиков, пришлось взять на себя и медленно передвигаться в сторону первого попавшегося населенного пункта, благо Отто мог указать направление.

Лошадь животина умная, и заставить ее идти по ненадежному льду достаточно сложно. А тут еще целый табун. Каждая со своим характером – и дружно отказываются делать глупости. Поэтому движение выглядело так: все телеги следуют одна за другой, спасибо что хоть править остальные способны. К каждой пришлось еще дополнительно лошадей привязать, чтобы не разбежались. Впереди шел Данила, простукивая дубиной лед, и вел в поводу первую повозку.

Легко на словах. Лошадки часто начинают упрямиться, не хотят идти по следу, тогда надо возвращаться и тоже вести под уздцы. Ко всему кони еще могут меняться, отдыхая, а он в единственном лице торит путь всему обозу. Неприятности дополнительно ожидали на наледях, когда приходилось идти в каше из снега и воды, и на перекатах, где лед обычно проваливается. Скорость продвижения всей кавалькады изумительная – две, от силы три версты в час, и все равно пар валит из-за трудной дороги. Притом, как бы ни вымотался, устройством лагеря, распряганием-запряганием приходилось заниматься опять же ему.

К счастью, на третий день оба его напарника слегка прочухались и посильно принялись помогать. Приготовление пищи и управление телегами сняло немалый груз со спины Данилы. Но в целом все, если не считать монотонности и затянувшегося похода, прошло в лучшем виде. Уже в городе Данила подумал, что в очередной раз сглупил. Надо было идти одному с парой лошадей и привести подмогу. Но в тот момент физически не мог оставить не добро трофейное, а своих товарищей. Неизвестно, пережили бы они или нет ожидание.

От входа нетерпеливо помахал Скульд. Надо отправляться с докладом, а он задерживается. Послушно поднялся по ступенькам на высокое крыльцо, стараясь не пялиться. Уже пожилой мужчина, странно скособоченный. Одно плечо выше другого, и вообще вид странный. Длинные мозолистые руки при мощном теле с горбом. Еще куча шрамов на теле. Явно не врожденное, искалеченный, но спрашивать неудобно. Прошел за ним внутрь, подождал стука и разрешения.

В комнате стол, широкая кровать. Над ней висят щит, два меча и топор. Все практичное с виду, без украшений. Толстый разноцветный ковер на полу, привезенный, судя по мотивам, с побережья. Два мощных шкафа, украшенных резьбой, видимо для вещей, и сидящий в мягком кресле совершенно седой морщинистый человек.

– Садись, – сказал боярин. И голос тоже старческий, дребезжащий. Но мозги работают у старика – дай бог каждому. – Есть хочешь с дороги, Данила?

Ортан был единственный правильно произносящий. Готы все подряд упорно не желали произносить полное имя, ограничиваясь Даном. Он скоро перестал поправлять. Все одно без толку. Ну нравится им так, от него не убудет.

– Мне бы помыться.

– Баню приготовят. Выкладывай, – потребовал нетерпеливо.

– Так Лив больше моего знает. Я рядом присутствовал, а он воевал и на волоке тряс тамошних.

– Про крепость в курсе. Остальное, что вас касается, в подробностях излагай.

– Зачем? – тупо спросил Данила, не соображая с дороги.

– С внуком я сам разберусь, когда вернется, важно узнать твое впечатление.

– Мое?

И кто он такой, чтобы раздавать указания. В этих хоромах и Отто не особо слушали. Мал еще умудренным авторитетным главам семей подсказывать что правильно, что нет. Тем более что мнения участвовавших в обсуждении резко разделились. Большинство хотело получить денежную компенсацию за погибших, но часть была не прочь пустить поселок на поток и разграбление. Победило суждение Старого. Иначе его никто не называл, и звучало крайне уважительно. Или по роду – Ортан.

– Иногда чужой глаз многое заметит, что всем привычно, и вывод последует неожиданный. Как прошло?

– Противно. Их староста Севастьян торговался будто на базаре. И не по поводу посадника из ваших или налогов. Когда семь десятков вооруженных бойцов нагрянули, никто и не попытался сопротивляться. У них в селе всех людишек в два раза больше не наберется.

Потому, собственно, и слуг в доме раз-два и обчелся. Лив забрал с собой практически всех гридней, да еще и помощников прихватил. Честно сказать, не так и много. Десятка полтора личных бойцов и еще десяток рангом пониже и совсем отроков, поучиться в первом походе. Никто же не ожидал продолжения в виде целой крепости.

Так что подготовились нормально. В Готсбурге едва за три тысячи населения наберется, если приблизительно по домам определить. И всего одно здание каменное – церковь. Это, впрочем, не особо удивительно. Леса хватает даже у моря-океана. Разве на юге все распахали до гор. Но там плантации хлопка и совсем иначе живут.

– Севастьян не хотел платить виру и бился за каждую монету. Не ответчик за ушедших без спроса. А что пленный говорит, то пустое. Любой под топором что угодно скажет.

На самом деле того повесили для наглядности прямо перед домом Севастьяна, когда окончательно договорились. Быстро, чисто, без мучений, как и обещал. А что не от оружия, а в петле, так то не воин, а обычный разбойник. Ему честь не положена. И головы убитых татей насадили на специальные колья для опознания.

Судя по разговорам, никто особо и не пожалел. Все они были излишне буйными и не хотели слушать старших. Тем не менее, не требовалось быть пророком, чтобы сообразить: вернись с прибытком – никто бы не заинтересовался подробностями добывания чужого добра. Люди там живут скользкие, всем кланяются и норовят обчистить. Кто почти честно, продавая услуги – волок, кабак, пищу и прочее, а кто и с мечом в руках. Откуда деньги, в медвежьих углах спрашивать не принято.

– Расти над собой, юноша! – недовольно попенял Старый. – Думай головой, а не сразу действуй. Прав староста. Не обязан он виру платить за изгоев. Не токмо себя, но и остальных защищал.

– Это потому что с ним без рукоприкладства говорили. А вытянуть пару раз по хребту – иначе бы запел.

– Разочаровываешь. Такое позволительно Отто болтать, а ты вроде не дурак. Книжки в моей библиотеке читаешь.

Ну да, в отличие от гота, который, встав твердо на ноги, отправился тренироваться с оружием. Кажется, по нем всерьез ударила гибель семьи. Теперь не успокоится, пока не станет великим воином, повергающим в прах врагов толпами. Одной рукой отмахнется – переулочек. Другой – сразу широкая улица. Если, конечно, не убьют раньше.

– Нельзя на одной силе жить! Особенно в наших обстоятельствах, когда по лесу Баюны разгуливают, – он рассмеялся. Ничуть не удивил боярина беседующий кот. Прямо не произнес, однако очень вероятно, что и сам имел с тем дело.

Ну да, отвертеться от подробного изложения так называемых приключений, начиная с отъезда из дома, не удалось. Рассказал почти все, без отдельных намеков ягуара на мать и самого Данилу. И про не первый раз приключившиеся с ним колдовские странности тоже промолчал. Кстати, знающие того Евсея уважительно посматривали. Завалить его не так просто даже бывалым воинам.

А куда деваться? Все равно придется ходить к сарматам-члагам через здешних. Ссориться нельзя. А вот посоветоваться с действительно мудрым человеком не мешало. Самое главное, на вопрос о продаже оружия Старый пожал плечами. Фузеи и так уплывали через границу, тот же Кочкарь таскал товары не зря в обход основных поселений. И скорее всего, не он один. Так или иначе, перекрыть все пути невозможно. За тем, собственно, получив прекрасный повод, на волоке сейчас сажали контролеров и собирались брать пошлину с торговцев.

Значит, надо быть предупредительным с обеими сторонами и не забывать готов в своих расчетах. Тем более что они явно не собирались оставлять его без пригляда. Не зря с ним вождь уважительно беседует и интересуется мнением. Ответно грубить уже не станешь. Не было бы Отто – нашли бы возможность пристегнуть к словенину кого-то другого под самые замечательные лозунги о помощи и переводчике. Или про защитника.

Данила все это понимал, сознавал, что увязает все глубже, и не особо беспокоился. Пока его не ставят перед выбором те, вторые или третьи, кто для него важнее, и не требуют нарушить договоренности – пусть идет, как идет. Он хочет пока получить свое, и не серебро важнее, а знания.

– И не только говорящие коты в лесах попадаются.

– Убежавшие от княжеской власти или придерживающиеся иной веры люди.

– Встречаются и не относящиеся к роду людскому. Иные на нас и не похожи, а кое с кем не стоит встречаться.

– Э… прости, боярин, может, обидно скажу…

– Хочешь спросить, правда ли слышанное про меня? Да. Так и есть. В нашем роду кровь леших присутствует, – сказано определенно с гордостью.

– Это которые волосатые почти как люди?

– Эти ничего общего не имеют с лешими, – наставительно сказал Старый. – Лесавики. Яг-морты. Общие дети рождаются редко, и у тех своих потомков не бывает. Как мулы, произошедшие от лошади и осла. Получить жеребенка можно, но размножаться не будет. Мы – совсем другое. Ну что ж, давай вернемся к нашей беседе.

То есть объяснять опять ничего не собирается. Про его якобы предков говорили, что они могут превращаться в животных, понимать языки всех зверей, обеспечивать при хорошем отношении удачу на охоте и благополучный выпас скота, а также урожай на поле и плоды в лесу. В плохом соответственно мог и нагадить всерьез.

Еще детей воровали и воспитывали вергенов-оборотней. Где сказки, а в каком слове правда, ему не разобраться. На лесное чудовище собеседник точно не походил и с жуткими завываниями колдовать не собирался. Как раз наоборот, носил на груди крест и посещал церковные службы.

– Восемьсот гривен за каждого убитого, невзирая на пол и возраст, – доложил Данила, думая о своем. – С семей виноватых. Фактически со всего поселка, они там все друг другу кем-то приходятся.

– Мало, – огорченно заявил боярин. – Очень мало.

Еще бы. Он хотел волок навечно на цепь долговую посадить. Витимир с адамантами наследников не оставил, все сгинули. Но они Ортанам какая-то дальняя родня. То есть по закону перейдет земля и имущества к боярину. Двадцать три человека, считая женщин и детей. Немалый род сгубили, серьезное подспорье для мошны Старого.

С другой стороны, излишней жадностью боярин не страдал. Отбитого у грабителей добра трогать не стал. Даже камней с костью. Каждому свой кусок достанется. Дополнительный урок на будущее – себя не забыл и мстителя не обделил. Все останутся довольны и не прочь в дальнейшем сотрудничать. Худо-бедно Отто тоже четыре тысячи причитаются помимо доли в трофеях.

– Но не сразу, по частям. У них просто столько нет. Тебе нехорошо? – спросил, поднимаясь, при виде побледневшего лица.

– Старость, – ответил тот с кривой усмешкой. – Бывает. Настой попью, пройдет.

– Так помочь чем-нибудь?

– Вон в том ящике склянка зеленая – достань.

– Эта? – обнаружил почти сразу и показал.

– Да.

Налил в кружку немного, и выдохнув, выпил. Скривился. Стало быть, приятного мало, но так обычно и бывает с лекарствами.

– Ступай, – велел хозяин комнаты, ответив на озабоченный взгляд Данилы. – Уже лучше.

За дверью сообщил Скульду о непорядке со здоровьем Старого, получил благодарный кивок, и каждый отправился по своим делам. Горбатый – спасать господина, а Данила – к себе отдыхать.

Это он зря понадеялся. На его ложе расположился Земислав и с сосредоточенным видом строгал нечто белое ножом. Похоже, кусок мамонтовой или моржовой кости. При виде напарника прекратил свое занятие и уставился на него с вопросительным видом. За его отсутствие волхв окончательно оправился, пропали под глазами черные пятна, делающие его похожим на енота, и смотрел нормально.

– Закончили, – буркнул Данила. – Скоро отправляемся.

– Дыхание, – чертовски лаконично, но уже привычно «многословно» потребовал волхв.

– Когда я мог всерьез заняться? – зло спросил Данила. – Надо было боярина матерно послать и за вирой не ездить?

Земислав очень показательно пожал плечами. В переводе это означало нечто вроде: «Хочешь получить результат – делай положенное не ленясь. А не станешь – твои проблемы. Не мне, тебе надо, сам же просил».

Тут обижаться не на что, действительно самому требуется. А этот же ничего не объясняет. Показал и ждет выполнения постоянного, будто есть сколько угодно времени и не существует иных срочных занятий. Не все зависит от личного желания.

В чем связь определенного способа дыхания с магией, до него не дошло. Объяснений не получил помимо кратчайшего: «польза» и «дисциплина». Причем второе в устах почти дикаря прозвучало изумительно – сеземцы таких вещей в принципе не понимали, у них и понятия такого не имелось. Каждый волен поступать по личному разумению. Ну, естественно, не в семейных делах. Там просто старший верховодит, и это не удивляет. На то и родичи.

Сейчас! – стегнул шаман резким жестом, не утруждаясь открытием рта.

Данила послушно уселся в неудобную позу, мысленно матерясь на всех известных языках, последние дни добавили в его запас множество прежде неизвестных. Просьба научить контролировать себя обернулась неожиданной стороной. Земислав без особого смущения принялся поучать ученика в случае неповиновения или недостаточного усердия. Причем не только руками или ногами, но и используя первый попавшийся предмет. Не то чтобы очень сильно, хотя и чувствительно, однако обидно. А приходится терпеть. Другого учителя все равно рядом не имеется, и надо попытаться получить реальную отдачу. Иначе рано или поздно его без всякой системы прорывающиеся способности доведут до непоправимого.

– Режешь что?

– Лестовка, – неожиданно соизволил ответить волхв. – Образец. Полностью сам.

– Я буду монах при постриге с четками? – хохотнул Данила.

Впервые за все время знакомства он увидел на лице собеседника недоумение. Похоже, в первый раз услышал.

– Ритм, – сказал наконец. – Нет удивления, если крест. Магию не заподозрят.

Это нуждалось в осмыслении. Лестовка для молитв, но крест на ней для маскировки. Земиславу без надобности. Просто инструмент для соблюдения определенного ритма и концентрации. Или еще для чего? Магия не для красного словца? Имеет смысл.

– Почему мамонтовая кость? Нужен определенный материал?

– Мертвое – нет. Камни, стекло, металл бесполезны. Дерево. Надо разбираться в породах. Не ты. Лучше кость. Человеческая предпочтительней…

Он что, всерьез?

– Старый, совсем молодой, больной – не подходят. Крепкий и хорошо бы собственными руками убитый.

– Чего же раньше не сказал, – пробормотал Данила, слушающий с открытым ртом. Кажется, дошли и до практик с человеческими жертвоприношениями. В дрожь не бросает, но стало кисло.

Земислав неожиданно ухмыльнулся.

– Правильно – чем больше кость, тем лучше.

Похоже, это был такой внезапно пробудившийся специфический юмор.

– А самая огромная у мамонта, – утвердительно сказал Данила вслух.

И кроме того, уж точно никто не заинтересуется. Бивень сложен в обработке, но практичен и долговечен. Легко обрабатывается резцом и имеет красивый сетчатый рисунок. Он сохраняет эффектный внешний вид при самых разных способах обработки – покраске, полировке, гравировке. Его очень легко отличить от других костей. Обычно желтоватого или коричневатого, неоднородного цвета с годовыми кольцами, как на спиле ствола дерева. Трещины на такой кости бывают часто и не являются значительным дефектом, зато серьезно мешают скульптору в крупных вещах.

В комнату без стука влетел возбужденный и пахнущий по́том Отто. Наверняка с самого раннего утра тренировался, невзирая на бок. Очень обиделся, что не взяли с собой. Встав на ноги, с утра до вечера стремился наверстать недостаточное владение оружием.

– Ты уже здесь? Когда едем?

– Положи, – встрял Земислав. – Порежешься.

Отто отчетливо побурел: нечасто Земислав голос подает, и определенно с насмешкой прозвучало. Вложил меч в ножны. Клинок Евсея перед отъездом на волок Данила отдал Отто, заслужив безграничную благодарность за невиданную щедрость. На самом деле у него самого чересчур хорошая вещь станет лежать без толку и особо не нужна. Он предпочитал легкую фузеею и нож.

Большую часть оружия они с Земиславом обменяли прямо у боярина на припасы в дорогу. Наверное, в других краях можно было взять и больше, однако готовиться лучше с подходящим по весу и балансу клинком. И полезнее иметь сейчас, а не в будущем, даже если выгадаешь пяток гривен. Хороший клинок может спасти жизнь.

– Я же тебе объяснял! Здесь среди своих будешь! – повторять при Земиславе прежнее, о весьма подозрительном предложении Баюна, и что его открыто используют и те, и другие, не тянуло. Чем закончится авантюра, неясно никому, и в первую очередь ему самому.

– Я поклялся, – распрямляясь и выпячивая грудь, гордо заявил Отто. – И потом свои гривны и трофейное имущество вложу в общее дело. Чем плохо?

– Гридень уже забыт?

– Почему? Одно другому не мешает. В дороге вещи охранять придется, и опыт получу.

Он явно был уверен в бесконечных налетах на торговые суда.

– Ладно, – молвил, сдаваясь, Данила. Ведь все равно нужны помощники, одному такого предприятия не вытянуть. – С сегодняшнего дня, считай, младший партнер в новом торговом предприятии. – Отто расцвел. – Но теперь я на законных основаниях стану приказывать и плевать на твои «хочу», «не хочу».

– Не дождешься – не уйду!