– Ну вот и дошли, – сказал почти с облегчением Данила при виде входа в церковь. Ему всерьез надоело оттаскивать от появившейся по пути сабли приятеля и пихать в спину Веру, застывшую при виде очередного попугайского наряда. Птиц он этих южных никогда не видел, но мать всегда так говорила про излишне ярко одетых. Все равно денег серьезных под рукой не имеется, и прежде чем нечто покупать, надо хорошо приглядеться к ценам, чтобы жулики не обманули. Да и цель у него сегодня очень конкретная. Уже жалел, что подался на уговоры и взял их с собой.
– А это чего будет? – спросила жадно Вера, обнаружив помост, возле которого собирались люди.
– Представление театра, – покровительственно заявила торговка с лотком на шее. – Трагединое покажуть.
– Античная трагедия, – немедленно выдал Данила застрявшие в чулане памяти объяснения матери, желая подколоть сильно умную горожанку, – строится вокруг трех элементов: гордыни (hubris, хюбрис), умопомрачения (ate, ате) и возмездия (nemesis, немезис).
На этот раз на него с открытыми ртами уставились все трое. Стало неудобно. Еще немного и примут за переодетого князя, изучающего свой народ изнутри и по беспечности проговорившегося. Он тоже в жизни не видел ни одного представления, если не считать кабацких песен и драк.
– Ну давай посмотрим, – жалобно попросила Вера.
– А куда нам торопиться, – бодро сказал, криво усмехнувшись и давая себе наикрепчайшее слово больше с кем-то не ходить на Торг. Она, конечно, не в курсе подробностей, но что не прогуливаются, ведь знает прекрасно. – Свежие хоть пирожки?
– Утром было не до еды, а пока бродили с широко открытыми зенками, уже брюхо напомнило о себе.
Торговка радостно затрещала, предлагая свой товар и расписывая его достоинства. На удивление, сущая мелочь. Степенно выбрали себе по парочке разных видов и прямо тут принялись закусывать.
– А приходите еще! – довольно сказала и тут же заорала не хуже заупрямившегося осла, громко и противно: – Пирожки на любой вкус! С мясом, капустой и картошкой! С грибами и печенкой! С требухой и рыбой. Совсем дешево!
Тут как раз и театр начался. Отто рядом весело смеялся над представлением, а вот Даниле как-то не особо забавно было. То ли настроение неподходящее, то ли излишне простенько все смотрелось. Как-то все же вели себя актеры неестественно… Переигрывали. Только один, изображающий старого князя, когда изредка вступал в действие, заставлял забыть, что это игра. Уж больно происходящее походило при этом на настоящую трагедию, а вовсе не на глупенькую пьеску, которую строили остальные.
В голосе пожилого человека звучала настоящая тоска и неподдельные чувства. И становилось понятно, что на самом деле здесь не комедианты кривляются, а подлинный рассказ о поражении отца, не сумевшего правильно воспитать детей. Они не просто думают, как обмануть близкого человека, еще и готовы на любые меры, чтобы отобрать чужое достояние: украсть, подделать подпись, лжесвидетельствовать. И все о том в курсе, чем еще неприятнее жалит душу отца.
А потом сыновья вытолкали отца со сцены окончательно, отправив того в долговую яму, и принялись строить козни друг другу с новой силой. Данила отвлекся, не ожидая в дальнейшем ничего оригинального круче петрушки с палкой, и принялся рассматривать собравшуюся публику. В особенности девушек. После длительного похода и с Верой рядом мысли в голове возникали самые сомнительные. Должны же быть в городе приятные девушки. Во всех отношениях.
Вон та, по одежде из служанок, очень миленькая и смеется, будто серебро рассыпает. Интересно, как в городе знакомиться положено, и не примут ли его поползновения за чрезмерную наглость. Ну в худшем случае отмахнется от попытки пойти на сближение, так он давно не дите малое по этому поводу плакать. Не эта, так другая. Слава богу, в монахи не записывался, решил, будто невзначай делая шаг вперед и становясь рядом с девушкой. Она повернула головку и улыбнулась.
И тут у Данилы вышибло все похотливые мысли из головы. Сбоку, ранее невиданная им из-за положения, прикрытая какими-то мужиками стояла удивительная тварь. Ничего подобного он никогда не видел и не слышал. Морда лупоглазая, вместо ушей две дырки, и когда засмеялась, язык раздвоенный наружу выскочил. Самое поразительное – люди рядом ничего не замечали. Ладно еще фигура спрятана под обычный сарафан среднего вида и ноги в туфлях вроде нормальные. Но ведь даже под платком не спрячешь такую жуткую рожу!
Он отвернулся: прямой взгляд люди и животные частенько чуют. Лучше посматривать краем глаза, не показывая излишнего любопытства. А пока, абсолютно перестав замечать происходящее на сцене и разочарованную девушку рядом, принялся старательно перебирать все известные сказки и байки, старательно ковыряясь в воспоминаниях, и ничего подходящего под данный тип не находил.
После Баюна и его рассказов о жителях южного материка уже ничто не удивляло. Мало ли чего раньше не слышал. И про плиту жертвенную, дарующую здоровье, тоже не доводилось. Впору собственный трактат писать о странных событиях и существах, людям мало ведомых, без обмана и по личным впечатлениям. Но в лесу всякое случается – встреть там, не особо удивился бы. А здесь – прямо в городе ходит явно нечеловек.
И что ему делать? Орать «Хватайте!» особо не тянуло. Точнее, совсем не появилось такой мысли. Ничего плохого она не только ему не сделала, но даже и кому другому. Во всяком случае, уточнил критически, об этом ему на данный момент неизвестно. Тем более возникает на данный счет неприятная коллизия. Если никто не замечает ничего удивительного, значит, это с ним нечто не в порядке. И объяснить это представителям власти или церкви окажется очень непросто. Особенно если мадам, в отличие от него, хорошо известна жителям города и слово против слова от неизвестно откуда взявшегося парнишки. К тому же достаточно подозрительного. Стоит обыскать их вещи – и всплывет неизвестно откуда взявшееся золото.
Как иногда не хватает Земислава, но тот в городе гулять не собирается. Ему здешняя суета неинтересна. Собирается дождаться у склада, пока они вернутся, изучая небо и правильно дыша. А сейчас он оказался бы очень кстати. Если не помощь, то совет были бы очень уместны. Неужели не знает?
Народ захлопал, Данила вздрогнул от неожиданности. Пока он пытался думать, представление закончилось. Видимо, придется оставаться в неведении, наказан ли порок. Совсем перестал замечать происходящее, а спрашивать у Веры неудобно. В толпу вклинились люди с коробочками-копилками. Желающие могут оплатить представление в меру щедрости, провозглашали актеры с шутками и прибаутками. Некто в женском платье бросила гривну. Можно смело забыть очередную гипотезу, и так крайне сомнительную. Не упырь. Мало того – на солнце торчит, так и серебро голыми пальцами берет. Они, кстати, вполне нормально смотрятся. Ни тебе когтей, ни прочих выдуманных ужасов на манер засохшей крови под ногтями.
– Дан, – сказал удивленный голос Отто, и он запоздало среагировал, кинув свою лепту в общую кучу монет.
– Здорово они представление дали, – оживленно сообщила Вера.
– Ага, – пробурчал Данила, наблюдая за объектом, идущим впереди вдоль рядов. Ну вот, поздоровалась с одной, другой торговкой. Ее здесь хорошо знают, выходит, местная.
– А хочешь пряник? – спросил рядом проникновенно Отто.
– Ты не спрашивай девушку, а купи, – поправил его Данила на ухо, отвлекшись на мгновенье. И тут же потерял из виду удивительную бабу. Завертел головой в растерянности, потом обнаружил знакомый сарафан в соседнем ряду, где теснились лавки. – Я быстренько.
– Ты куда? – удивилась Вера.
– Я тут буду, рядом, – очень содержательно ответил парень, мучительно размышляя, какого рода глупость он собирается совершить, не желая терять странное существо. – Встретимся позже у входа в Парасковью, ладно? – и не дожидаясь ответа, устремился вдогон.
– Так мы зайдем, – крикнул Отто, – поспрашиваем?
– Конечно, – обернувшись на ходу, согласился. – Узнай, – и помчался вслед за уходящей, чувствуя спиной недоумевающие взгляды обоих своих друзей. Натурально тянул за собой и внезапно сорвался в противоположную сторону. Не знают, что и подумать.
Чересчур поспешил: чуть не врезался на скорости в приметную спину. Идти медленно было положительно невозможно. Продавцы норовили вцепиться и затащить к себе, в надежде что-то продать. Никогда с такой назойливостью раньше сталкиваться не доводилось.
Она стояла и болтала о чем-то с очередной торговкой пирожками. Тут не ошибешься. На плече у второй женщины деревянный поднос, за спиной специальный сосуд, завернутый в тряпье для сохранения тепла. Но дело в том, что это была вовсе не та тварь. Обычная женщина средних лет. Ничем не выдающееся лицо. Только одежда осталась прежней. Никак не мог перепутать. Теперь и внимания не обратил бы.
Поскольку он делал вид, что совсем не интересуются их болтовней, приходилось с глубокомысленой физиономией изучать разложенные на прилавке многочисленные ткани. Неизвестно, приняли его за солидного покупателя или скорее за деревенского увальня, по одежке наверняка заметно – не городской, но прицепились моментально, стоило остановиться. Причем не один, а сразу несколько.
– Что угодно приобрести?
– Ищете что конкретное?
– Пожалте посмотреть, у нас есть платья любого вида и фасона на мужчин и женщин.
– Барыня хуже смотреться станет, чем в нашей ткани. Желаете паволоки? У нас есть наилучший, по византийским рецептам!
– Атлас, холст, пестрядь, сукно всех сортов шерстяное, льняное, хлопчатобумажное.
– Бархат, скарлат, батист, бязь, кастор, аксамит.
– Назар! Неси кваса с сайкой господину!
– Большое спасибо, – испуганно пробормотал Данила, счастливый возможностью удрать.
Все-таки якобы женщина закончила обсуждение со встречной и направилась куда-то в глубь рынка. Положительно сумасшедший дом, хоть отмахивайся, хоть отпихивайся, а лезут будто мухи на мед. И судя по смеху сзади, его в качестве покупателя оценили невысоко. Скорее развлекались. Или надеялись подсунуть чего по цене немалой, а по качеству похуже. Нет, сюда он второй раз самостоятельно не придет.
Еще ряд, второй уже с игрушками, потом специи продают, вот к этому надо присмотреться. Потом. Завернула за угол и под приветствия стоящего у входа в соседнюю лавку шагнула через порог. Над дверью невразумительная вывеска. Когда на дверях постоялого двора вывешивается пук соломы, у бондаря обруч или кружка в питейном заведении – это нормально. Но вот что должна обозначать дерево? Еще и осина, судя по листьям. Иуду на таком повесили. Намек? Тогда не ясно на что.
– Простите, ежели глупое спрошу, – обратился к тому самому, поздоровавшемуся, стараясь излагать простонародным говором, – сами мы прибымши с далекого севера и в здешних порядках плохо разбираюсь. Вижу у вас товар особый. Не лук с чесноком. Сухофрукты редкие, черный и красный перец, какао…
– Мне привозят регулярно лучшие сорта, – с гордостью заявил мужчина. – Мускатный орех, листья коки, кориандр, гвоздика, куркум, тмин, кардамон. Многие его берут для использования в качестве афродизиака.
– А? – озадачился Данила, не притворяясь. Слово такое в первый раз услышал.
– От импотенции, – покровительственно сказал торговец и, видимо поняв, что не особо помогло, пояснил: – Когда у мужчины с женой не выходит.
– Чего? – вторично не дошло.
Продавец показал недвусмысленным жестом очень доходчиво.
– И помогает?
– Еще как! Только стоит немало, и тебе все равно ведь без надобности, – он рассмеялся. – Молод еще, и так все должно быть в лучшем виде. Аль знакомые такие есть?
– Слава богу, – искренне крестясь, ответил парень, – я действительно не в том возрасте, чтобы затруднения по данной части испытывать. Оно иногда как вскочит! И в самый неподходящий момент.
Они посмеялись.
– Я чегось хотел, тебе приходилось слышать про фиолетовую картоху?
– То не совсем картошка, – свысока заявил торговец. – Родственное растение.
А на вкус совершенно не отличается. Да и какая разница, вон рожь с пшеницей вроде тоже дальние свойственники.
– Бывает. Редко и дорого.
– А енто скока, – старательно мигая и делая наивную рожу, спросил Данила. – Дорого?
– Пуд шестьдесят гривен, – сказал тоном всезнающего горожанина, поучающего глуповатого юношу. – Иногда и выше.
Ну ничего себе, подумалось. Обычная стоит десять-пятнадцать «белок». Никому и в голову не придет далеко возить. Десяток гривен за сотню пудов перевозка, тут доход как бы не меньше пушного. Вес, правда, другой, сильно много не утащишь.
– Да, редко, видимо, встречается. Это я хорошо зашел.
– Ты с севера?
– Ага.
– И откуда?
– Готсбург, – и уловил мелькнувшую легкую тень в глазах. Кажется, прекрасно знает место. Наверное, пожалел о попытке выставиться всезнающим. И не зря.
– Хочешь сказать, завалялось где-то? – без улыбки спросил купец.
– Ага. Привез. Вот ищу, кто возьмет себе на прибыль.
– То цена продажная, – быстро сказал тот.
– Конечно. Мы хочь деревенские, да завсегда привыкшие, что меньше дадут. Только ведь без посредников, а? – деловито напомнил. – Думаю, полсотни гривен мне за труды в самый раз будет.
– Тридцать – гораздо более подходящая.
– А ты на рынке не один. Найду кого приятнее в общении. Чтобы уважил.
– Сколько у тебя есть?
– Да пудов сотня, пожалуй. Договоримся нормально – могу и на будущий год подбросить, – перестав строить дурачка, перешел на деловой тон.
– Сколько?
– Любой вес в пределах разумного. Хоть тыщу, хоть десять тыщ пудов. Только ведь цену собьет, нет? Хотя если действительно хорошие связи, можно и в другие земли продать. Ты ведь от себя работаешь? Не на хозяина?
– Сорок.
– Сорок пять последняя цена, и больше не торгуемся. Мне еще много куда успеть надо.
– А ты не такая уж деревня, – сказал торговец медленно.
– Да понахватался всякого разного. Но все по мелочи. Например, так и не знаю, чего в той картохе замечательного. Едал. – Тут покупатель откровенно скривился: натурально почти серебро употреблять в пищу. – Ничего особенного. Мы договорились?
– Надеюсь, не рассчитываешь на большой мешок с серебром? – озабоченно спросил собеседник. – Такую сумму под рукой в металле мало кто имеет. Патриаршими расписками.
То есть фактически чуток меньше выйдет. Расплачиваться в лесу вряд ли удастся, хоть кое-кто и берет. А в обжитых землях все выйдет дороже. С другой стороны, ничем не отличаются в качестве денег. Разве весом. Бумага не такая тяжелая.
– На сорок пять гривен за пуд патриаршими.
– Слово, – протягивая руку, сказал купчина. Он пожали друг другу руки. – Василь Хилич Полочанин.
– Данила Афанасьевич из Рогова. На Гостином дворе мои люди и товары.
– Все равно узнаешь, – после запинки сказал Василь. – Травники вытяжку делают, чуть не на вес золота продают.
Это, выходит, очередной успех моментально превратился в вечный проигрыш. Правильно было по аптекам походить. Век живи – век учись, а все равно всеведущим не станешь. С другой стороны, мы ведь не ожидали миллионов. Еще тысчонку дополнительно срубить. А выйдет – четыре с половиной. Совсем не лишнее. Денег вообще много не бывает, а здесь прямо в руки приплыли.
– Вон она, – кивнул в сторону соседней двери, – тетка Христина, немалый куш дерет.
Данила внутренне расцвел. Не придется наводить на соседку и задавать вопросов, которые могут насторожить. Но вообще… тетка Христина… м-да. Еще, глядишь, и крещеная, да на исповедь регулярно заглядывает. Нет. Не живой мертвец. Но и не человек. Нечто совсем другое и интересное.
– Не растет почему-то, зараза, с этой стороны гор. Даже в теплицах не зреет. А с севера второй год не везут.
– Пропали сразу два корабля, может, и больше, – объяснил Данила. – Считай, я за тех расторопных отныне буду. Да, мы сделку заключили, выходит, напрямую к травникам не пойду, пока договора не нарушаешь.
– Они столько и не возьмут!
– Пришлось бы побегать, – ухмыльнулся. – Так, говоришь, травница? И хорошая?
– Очень. В Смоленске из лучших и третье поколение людей лечит. Если она чего не знает, никто не знает.
– Наверное, и дерет много?
– Это уж как водится. Да когда болит, о размере платы не особо думаешь.
– Ну тогда непременно загляну, как расплатишься.
– Когда забрать могу?
– На гостевом подворье, честь по чести лежит на складе. Сейчас извини, дело есть, а вечером рад видеть.
– Еще кому-то с наивным лицом ценность предложить хочешь? А я чем не угодил?
– К ювелиру Микуле Чудинову иду. Родич он матери, брат двоюродный. Мне, стало быть, дядька. Вроде правильно шел, – он развел руками, – а занесло куда-то не туда.
– Бывает, – возвращаясь к тону уверенного в себе, сказал с иронией торговец. – Тебе вон туда, – показал рукой в направлении, откуда Данила пришел, – третий поворот направо, второй налево. Там его подворье. Ну да соседи по-любому покажут.
– А ведь даже в ошибках есть свои положительные стороны, – весело сказал Данила. – Не перепутай дорогу, разве познакомились бы, а?
Ну как минимум он не побежит ставить в известность это странное существо о моем интересе, подумал уже на обратном пути, а я попутно с удовлетворением любопытства нашел возможность половину товара сбыть за очень приличные деньги.
– Ты где так долго был? – спросили в один голос Вера с Отто, когда он появился. – Мы ждали-ждали…
– Овощ твой фиолетовый пристраивал.
– Имело смысл везти?
– Берут, еще как берут. Сорок пять гривен за пуд. Отто охнул.
– Вот гады-то, больше полутора сроду не предлагали. И кажный год одна песня: берут плохо, скинь, – он харкнул на землю в раздражении.
– Ну вы же тоже не обязаны всем докладывать, сколько здесь стоит? – нерешительно сказала Вера. – Потом дорога, плата за перевозку, хранение…
– А меня спросят, врать должен?
– Такая она, торговля, – пробурчал Данила. – Здесь взял дешево, там сдал дорого. Местным еще похлеще обойдется, так нам что, им тоже отдавать задарма? Кстати, а что такое кастор и миткаль?
– Первое – тончайшей выработки сукно с примесью бобрового или козьего пуха, – ответила моментально Вера, – второе – обычная сероватая хлопчатобумажная ткань из толстых нитей. Его используют для изготовления дешевых рубах.
Данила внимательно посмотрел на свою.
– Ага, – подтвердила она. – Если обработать или покрасить, совсем другая цена и название. Например, после окраски в красный или синий цвет – кумач.
Данила посмотрел на задумчивое выражение лица Отто и осознал, что выглядит таким же озадаченным. Выходит, после покраски или отбеливания уже другое название. Раньше такое и в голову не приходило. Следовательно, и аксамит может оказаться обычной парчой, только с растительными или животными узорами золотыми нитями. А шуму-то! Княжеская ткань!
– А что?
– Это я в суконном ряду побывал.
– И как?
– Испугался, – честно признался Данила. – Половины слов не знаю. Куплю, потом плакать стану. А нам ведь ткань не помешает. И для тебя, и для остальных. Не, я без Веры туда больше не сунусь.
– Так не зря ехала, – воскликнул гот, будто в том присутствовала его личная заслуга.
– Пока еще неизвестно, насколько мы сами с пользой заявились. Давай, выкладывай, что там с воском получится.
– Да все как на Гостином дворе обещали. Продажу воска и меда на пользу городу обложили дополнительным налогом. Потому в одном месте разрешено взвешивать. Заодно ковырнут, чтобы под верхним слоем мусора не оказалось. Были случаи. Там и эталоны весовые хранятся. «Локоть иванский», «медовый пуд», «гривенка весовая», «весы вощеные». За пользование тоже плату взимают. Зато удобно. Дают заранее оговоренную сумму, а дальше не наше дело.
– Сколько они еще на свечах заработают, – мечтательно зажмурилась Вера. – Нельзя везти так. В церкви надо, в дома тоже. И цена совсем иная.
– Ага, пуд воска в зависимости от качества тридцать – тридцать пять гривен, а дюжина свечек – полгривны. Они на золоте сидят!
– Да как-то незаметно, – ковыряя носком сапога деревянные плашки мостовой, съехидничал Данила.
– Конечно, – не замечая иронии, возмутился Отто. – С самого воска пошлина, потом за пользование их эталонами, неизвестно еще, не подпиленными ли.
– Ну это вряд ли.
– А еще за свечки! Да они с нас одних получат… – Отто глубоко задумался, высчитывая прибыль.
– А мед?
– За десять пудов четыре-пять гривен, – просветила Вера.
– Лучше уж в следующий раз вместо меда картоху эту ненормальную везти. Или… хм… свечки. Лошадь здесь в полсотни обходится, у нас не меньше семи десятков, готы за сотню спасибо скажут, а в Новом Смоленске и полторы можно взять.
– А в Черном Яру, говорят, в десятку выйдет, – отвлекшись от раздумий, сообщил новость Отто.
– Слишком далеко, и по реке не пройти. Урал.
– Такая она и есть, торговля, – улыбнулась их досаде Вера. – Где-то далеко полушка, а у нас в деревне телушка. Да ты ее дотащи, пошлину уплати, в дороге прокорми, охраняй от зверей, собственной дурости, и от налетчиков обороняй. Потом посмотришь – а стоило ломаться за эти крошки? Слышали, опять Китеж с югом не поладил. Сахар исчезнет, мед подорожает. Лошади тоже. Хлопка не будет. Ткани, значит, тоже в цене подскочат. Никогда точно не угадаешь, что ждет впереди, но некоторые вещи просчитать полезно!