Деревня Чужаки возникла неожиданно.

Обычно перед деревней начиналась полоса расчищенной земли. Люди — твари ленивые и первым делом сводят деревья вблизи жилищ. Даже если и опасности поблизости никакой. Здесь, далеко от властей и в глухом лесу, случалось неоднократно всякое. И медведь забредает без спроса, и лихие люди выскочат нежданно. Так что практически всегда и частокол присутствует, и мешающий обзору кустарник с не только старыми, но и новыми деревьями постоянно пропалывают.

— Беспечно живут, — буркнул Олаф, ни к кому не обращаясь.

— Так это же переселенцы, — ответил ему брат, — бараны неученые.

— Ты тоже так думаешь? — спросил Энунд.

— За пяток лет могли бы и пошевелиться, — нехотя вступил в разговор Блор.

Он предпочитал лишний раз рта не открывать. Не хотелось попасть впросак, как по первости. Уж больно нагло говорили крестьяне с главным ловчим. Так и тянуло съездить по харе, чтобы знали свое место. Энунд не позволил. Вопреки своему простецкому виду, оказался достаточно разумным, чтобы не просто приказать, а объяснить, почему нельзя как хочется всласть отстегать деревенщину, позволяющую себе не кланяться.

Достаточно внятно объяснил, почему он, главный ловчий лордства, в обязанности которого входит отнюдь не одна организация охоты, а и сбор дани во владениях, спускает нахальство. Между прочим, к своему новому назначению Энунд относился трепетно и покушения на прерогативы терпеть отказывался. Ни одного наемника в первый объезд границ и поселений с собой не взяли. Только его люди, и почти все родичи.

Из каких соображений в эту компанию угодил заодно и Блор, ему не объясняли. Наверняка не сам придумал чужака взять. Вот про держать рядом — это вернее, но приказ пришел свыше. Вернее, Николас дал понять, что пришло время ближе ознакомиться с окрестностями, а то сильно засиделся. Целых два дня отдыхал после занятия госпожой Жаклин подобающего ей по рождению места — пора отрабатывать содержание.

Оно и к лучшему. Подальше от излишних вопросов. Рассказать ему особо о псоголовых нечего, а веры теперь меньше. Промолчал — значит, скрываешь важное и интересное. Пришлось давить на плохое отношение в Империи к полулюдям, якобы потому и промолчал. А на самом деле старался обходить подробности, чтобы за непроходимого враля не приняли.

Выдумывать не хотелось, а фактически внутренней жизни он и не видел. Все со слов Дока, а уж насколько тот правдив, и не выяснить. То есть откровенно не врал, но вполне мог преувеличивать и недоговаривать. Из дальнейшего хорошо видно. Какой смысл скрывать собственную помощь — не понять. Наверное, присутствовал, но за малым разумом Блора не заметен. Лучше уж помалкивать о подобных знакомствах.

— Почему именно пять? — быстро спросил Энунд.

— Поле, — односложно ответил Блор. — Вырубка недавняя. Расширялись. Сразу так не размахиваются.

— А! — сказал Олаф с ощутимым пренебрежением. — Ты же сам приезжий, от земли.

— Думай иногда, — треснул его отец. Не сильно, просто для порядка.

Блор вновь промолчал. Затевать ссору не ко времени. Пусть его. И Олафа предки не так давно прибежали под чужую руку и присягу давали. На чужую землю. Он своих родителей не стыдился. И уж подавно не их попытки закрепиться на новом месте.

В этом отношении они ничем не отличались ни от его товарищей, происходящих с Гелоновых островов, ни даже от лордов Кнаута. Все до одного когда-то начинали одинаково, имея в качестве имущества один меч в самом лучшем случае. Большинство и его не получили при рождении. И если они поднялись над толпой, честь и хвала. А боги рассудят, кто достоин прославиться, кто основать свой род и заполучить богатство, а кто погибнет бесславно. Не предками едиными надо гордиться. Еще и самому приложить огромный труд.

А кто надеется подняться, обязан слушать не одного себя, а в первую очередь других. Неоткуда Блору знать некоторые подробности. Многое случилось, пока он жил в Храме и носился по Крыше Мира. Вот и отношения с крестьянами изменились, и без подробных пояснений сложно разобраться с ходу. В жизни все много проще и при этом сложнее, чем слышал в детстве. Черная смерть унесла жизни трети населения во многих провинциях Империи, тяжело ударив и по здешней. Многие поселки опустели, некому стало обрабатывать земли.

Спрос на рабочие руки оказался необычайно высок, и крестьяне достаточно свободно себя чувствовали при общении с фемами. Не понравятся условия — уйдут к другому. Чересчур сильно давить на людей стало достаточно опасно для хозяйства. Независимо от написанного в законах, чувство собственной выгоды заставляло считаться с арендаторами.

В городах тоже начались сложности. При работе за жалованье с работником заключался договор на год, а хозяин, увольнявший до истечения срока, был обязан выплатить ему жалованье полностью. Естественно, этим пользовались, выставляя каждый раз новые условия или уходя к другому работодателю. Никого нельзя было заставить трудиться у одного и того же мастера больше трех лет. Стоило задержать плату на пару дней — и нанятый считал себя не связанным обязательствами.

Впрочем, нашелся и выход. В последнее время многие приглашали в поместье желающих с юга. Изредка приезжали самостоятельно, но чаще предварительно заключались договоры с большими группами переселенцев. Глава рода или целого крестьянского клана договаривался с землевладельцами об отводимой для поселенцев земле и о повинностях, которые колонисты должны за нее нести в виде платы за землю.

Они получали земли на правах вечно наследственной аренды и уплачивали земельному собственнику денежный взнос или натуральный оброк, определенный договором. Территория отводилась единым клином, и каждый новый домохозяин получал отдельный участок в индивидуальное владение. Иногда, если группа была особенно большой или собственник очень нуждался в крестьянах, старший среди переселенцев получал в виде вознаграждения участок земли в наследственное пользование, свободное от всех платежей и повинностей.

— Неладно что-то, — с тревогой сказал Блор, пристально всматриваясь вперед.

Вся деревня высыпала навстречу, от мальца до старика, будто посреди дня им заняться нечем и по избам сидят в ожидании гостей. Еще и оружие в руках почти у каждого. Не одни мужчины с копьями и топорами. Даже бабы с косами и цепами. Оно ведь издали смешно, а правильно резануть таким длинным лезвием — и конь без ног, а всадника по темечку приголубят. Никакой шлем не поможет, ежели от всей души да с размаху. Не с первого удара, так со второго башку проломят. Руки-то у крестьян привычны цепом махать.

Энунд не стал отдавать команду, просто направил коня к толпе, и не подумав осторожничать. Ничего эти по-любому не сделают, даром четверо на одного. Нормальный кнехт на коне и пятерых мужиков разделает без особых затруднений, тем более что здесь полно ребятишек и женщин. Не им тягаться с приехавшими.

— Здоровья тебе, Мадач, — произнес ловчий, обращаясь к спешащему к нему пожилому морщинистому дядьке в богато вышитом кафтане. — Почто встречаете с дубьем, али совсем одурели, в чаще сидючи? На людей без причины бросаетесь.

— Э… — отозвался настороженно староста, — мы… э… завсегда радешеньки привечать дорогих гостей, но за каким э… пожаловали?

— Да вот решили по случаю напомнить об обязанностях перед хозяйкой.

— Так ты, Энунд, э… давно уже не на должности, э…

Крепкий мужчина, стоявший сзади, быстро произнес нечто непонятное. Одно слово — чужаки. Никто языка этих не понимал, за что соседи не особо их любили. Пару раз на ярмарках дрались.

За спинами пошли разговоры. Люди передавали негромко сказанную реплику.

— Может, прямо скажешь, Ласло? — потребовал Энунд. — Чтобы все случайные гости поняли.

— Невместно мне поперек отца выступать, — ответил тот на вполне приличном имперском.

— А выслушивать бесконечные «э» нормально? — уже с раздражением спросил Энунд.

— Я сказал, в Кнауте все изменилось. Леди Жаклин правит. Не лорд Витри.

— Э? — вопросительно проблеял староста.

— Может, Ласло в старосты вместо тебя назначить? Он хоть немного ума имеет.

Олаф заржал, и даже в толпе кое-кто усмехнулся.

— Потому что прав твой сын. Нет больше лорда Витри, а я как был главным ловчим, таким и остался. Всем понятно? — взревел он, обращаясь к людям.

Невнятное бурчание стало ответом.

— Вот пусть и защищает, раз заявился, — взвизгнул женский голос на имперском с гортанным акцентом. Явно сознательно кричала для всех, а не ради деревенских.

Толпа взревела, но не угрожающе, а с надеждой и страхом. Послышались еще крики, но понять, что к чему, было решительно невозможно. Уж очень коверкали язык и жутко произносили знакомые слова, да еще несколько человек одновременно.

— Помилосердствуй, защитник сирых и обиженных, — заголосил староста, будто по сигналу, исключительно плаксивым тоном, — руби мне голову, только спаси род мой и людей прочих от погибели жуткой неминучей!

— Ну дает, — изумленно произнес кто-то из воинов за спиной у Блора.

— Это ты так по поводу налогов трясешься? — изумился Энунд.

Из толпы опять закричали нечто невнятно-просительное. Еще и женщины заплакали, как умеют рыдать профессиональные рыдальщицы на похоронах. Ловчего аж перекосило.

— Говорить станем в доме и без баб, — отрезал он. — Старосты с сыном достаточно. Остальные пусть делом займутся. Чего неясного? — хмуро спросил, обводя нахмуренным взором толпу.

Избы здешних крестьян уже перестали поражать Блора. Он и раньше их наблюдал вблизи, все-таки сам проживал в одной достаточно долго до Храма, но ребенок о таких вещах не задумывается. Для него все вокруг нормальное и сравнивать особо не с чем, разве с чуть худшими по обстановке и размерам соседскими. Кто давно проживал, так целые хоромины в два этажа отгрохал, с домами на юге никакого сравнения. Насмотрелся. Нищета там натуральная. Правильно говорят — в метрополии простой народ хуже окраин существует.

Здешние и питались много обильнее. В самых обычных домах угощали тремя или четырьмя блюдами. И не потому что могут егеря остаться недовольными и отберут заготовленное на зиму. Условия аренды четко фиксировались. В хартиях обстоятельно определялись права и обязанности сторон, точное количество и качество («хорошее, чистое зерно») поставлявшихся ими господину продуктов, сроки поставки, а также срок, на который заключался договор аренды.

Обычно он заключался на десять лет, но в самой формуле предусматривалась возможность его продления на новый срок, «если в течение всего срока лет крестьянин пробудет примерным хозяином, которому не будет сделано каких-либо замечаний». Обязательно оговаривалась стандартная вещь: «Излишнего с крестьян ничего не требовать и убытков с дополнительными налогами не чинить».

За Длинным морем в деревне считали мясом по преимуществу засоленную свинину, а пшеница в основном была предназначена для продажи, ее отправляли в города или морем в другие страны. Крестьяне довольствовались ячменем (похлебки, лепешки и низкосортный «хлеб») и овощами.

Не то здесь. Не питаться свежим мясо трижды в неделю, когда под боком лес, — признак нищеты и скудости. На огороде растут картошка, капуста, огурцы, помидоры, лук, чеснок, фасоль, тыквы, дыни, щавель, укроп, горох. Во дворе ходят куры, утки, гуси, в хлеву свиньи. Конечно, пшеница растет хуже, зато нет проблем с более устойчивой к холодам рожью.

Мясная пища, состоявшая из говядины и телятины, домашней птицы и дичи, а также рыбы, входила в будничный стол обычного крестьянина на севере постоянно, овощи и молочные продукты в неограниченном количестве. Они даже были одеты много лучше южан. При развитии скотоводства и значительных посевах льна и пеньки самодельная одежда старожилов не шла ни в какое сравнение. Здесь все-таки морозы случаются, и одеваться излишне скудно просто опасно для здоровья.

Вот что приходилось привозить с далекого юга — это оливковое масло. Многим в первые годы приходилось тяжело без привычной пищи и освещения. Затем привыкали. Естественно, кто сумел приспособиться и вытянуть наиболее трудные годы. Животные жиры или сливочное масло с успехом подменяло с течением лет оливковое. Пищевые привычки менялись, а дети и вовсе не знали другой жизни.

— Семеро? — переспросил недоверчиво ловчий через четверть часа, выслушав старосту.

Несмотря на постоянное эканье, тот вполне толково изложил суть проблемы. В деревне начали исчезать люди. И не раз, и не два. Все в короткий срок и без малейшего следа. На попавших под лапу медведю непохоже абсолютно. Останки не обнаружились, да и в последнее время все настороже. Уже неделю чуть ли от домов не отходят, а двое пропали с концами.

— Человек это, — заверял Мадач многословно, с бесконечными повторениями, — мобыть, и не один. Убивец!

— А не девок ли соседи воруют?

— Ну была одна. Всего одна. А окромя три бабы в возрасте, два мальчишки и взрослый мужик. Кузнец наш. Плечи во, — он показал, шириной с дверной проем, — руки оглобли. Его и на цепь не посадишь — порвет.

— А ты что думаешь?

— Не берут след собаки, — ответил Ласло, — до воды доходят — и все.

— В одно место?

— Ну до озера.

— Так, может, утопли? — крякнув от собственного странного предположения, воскликнул Энунд. Ну конечно. Семеро и почти одновременно. А до того ни разу.

— Лодки все на месте, — заверил староста. — Мы уж и сторожить стали по ночам.

— И?

— Вот тогда кузнец и исчез, — объяснил Ласло. — Человек это, не зверь.

— А людям такое зачем? Ну украсть, продать пленного подальше — это я понимаю. Вот и бабы с детишками подходящая цель. А кузнец ваш на дороге попался. Зарезал неудачника — и вся недолга. Свой и пырнул ножиком. Незнакомого не подпустил бы. Поднял бы крик.

— Людоловы пришли бы толпой. А двое-трое не стали бы столь долго у деревни болтаться. И следы! Нет следов! Ничего нет! Трупа и то нет!

— Говорят, в Рогачеве видели волка с человеческой головой, — почти весело сообщил Олаф. — А в Приступине медведь заявился и начал баять человеческим голосом про глад и хмарь. О смуте грядущей много рассуждал.

— В другое время и я бы посмеялся, — угрюмо сказал Ласло. — У тебя бы соседей скрали — в момент жену с детьми в подпол бы запихал.

— Мои дети вырастут воинами, — пренебрежительно ответил тот, — а здесь трусостью смердит за лигу.

— А ты отработай дань-то нашу да жалованье во славу хозяйки, — сжимая немаленьких размеров кулаки, посоветовал сын старосты.

— Я для начала…

— Молчать! — зарычал Энунд. — Не ко времени ссориться. Слушай, они из родичей? Может, ссора была и мстит кто?

— Нет, все из разных семей, — заверил староста.

— Не было ничего такого. Мы уж думали. Много думали. Чужак это.

— Случается, и человек как зверь становится, — пробурчал Энунд. — Крови алчет да мучить любит, но чтобы совсем без следка… Поищем и найдем. Всегда остается хоть что-то. Псы не берут след, твой зверюга сумеет?

— Попробуем, — согласился Блор. — Зря, что ли, с собой тащил?

— Вот и покажешь, — тыча пальцем в грудь Ласло, приказал ловчий, — где там последний пропал.

Десяток домов не расстояние, пара минут — и они уже в дальнем конце деревни. Толпа детишек, перебегающая за спинами и обменивающаяся впечатлениями, уже давно не особо раздражает. Привык. На Возмездие пялятся повсюду, правда, и трогать редко пытаются. Неприятнее оказались взрослые. Смотрят с надеждой, тоской и страхом.

Как водится, в частоколе имелся и второй выход. Не ворота, а калитка, чтобы не вокруг бегать, а напрямую к лодкам и озеру выходить. Удобно, зато и охранников требуется больше. Стоило ее открыть — и демон, получивший указания, рванул к берегу.

— Вон там, — показал Ласло на доски новенького причала без особого энтузиазма в голосе и замолчал. Направлять зверя не требовалось. Он и так отправился куда требовалось. Подошел и уставился на воду.

Тоненькие ниточки ручейков, практически невидные под камнями и травой, начинают свой бег далеко на севере. Они, тихонько булькая и журча, петляют среди заросших мхом древних валунов Каменного пояса. Спускаясь ниже, встречают таких же малозаметных родственников и сливаются в неширокую говорливую речушку. И чем дальше стремится вода безудержным потоком на юг, тем становится шире, свободнее, и все яростнее вскипает на порогах стремительный бег ее волн.

Здесь всего лишь одно из ответвлений могучего, раскинутого на огромной территории водного стока в могучую реку. Даже Кнаут стоит всего лишь на слиянии двух крупных речных рукавов в один, продолжающий тысячелетний бесконечный бег к Длинному морю. Поток вбирает по пути силу больших и малых рек до самого конца, возле Ранткура. И если дорогу духу преграждают человеческие недоумки, они расплатятся. Жизнью никчемной.

— Я, конечно, могу и дальше бегать по бережку, — подходя и садясь у ноги, выдал мысленно демон, — но, кажется, ты словил посыл.

— Это был ты? — удивился Блор. Опять нечто новенькое. Он будто воочию видел эти пороги и вскипающие воды. Да и ответ почти рядом.

— Конечно нет, — он почти обиделся, — водяник. Ему плохо. Он ищет помощи.

— Зачем вы построили плотину? — резко спросил Блор сопровождающего, с определенно скептическим видом покачивающего головой. Хваленый зверь непонятной породы вполне ожидаемо ничего нового не обнаружил.

— Откуда, — начал с удивлением сын старосты, — ты знаешь?

— Я спросил неясно?

— Мельницу хотели ставить. Там выше, где вода вытекает из озера, место подходящее.

— Зажмотились платить за помол, жертву нормально духу воды не принесли — чего теперь хотите?

— Он сам берет? — глухо переспросил Ласло, уставившись на Блора расширенными глазами. — Откуда ты знаешь?

— Покажем ему? — небрежно спросил Возмездие.

— Давай! — согласился Блор, не имея понятия, как это будет выглядеть. Сказал — может, значит, сделает. До сих пор не обманывал.

Демон даже не раскрыл пасти. Только на шее вздулись мощные мускулы, будто рычит. В воздухе повис крайне неприятный звук, от которого, казалось, сами кости черепа скрипят. Оба человека невольно схватились за уши, пытаясь хоть немного укрыться от происходящего. Не помогало. Это дребезжание рождалось прямо внутри головы.

В деревне дружно завыли псы. Послышались испуганные крики, а облепившие частокол детишки метнулись прочь не хуже вспугнутых птиц. Почти у самого берега волна круто вздыбилась, и мелькнула на воздухе огромная спина. Ласло охнул и сделал хорошо знакомый всем в Империи отвращающий несчастье жест. Причем показал кукиши обеими руками. Проняло. Открытая пасть с крупными острейшими зубами наводила на очень неприятные мысли.

— Что происходит? — потребовал Энунд, появившийся в сопровождении чуть ли не всей прибывшей свиты. Многие держали в руках мечи, готовые неизвестно к чему. Далеко за спинами тащился и староста. Ему очень не хотелось лезть, но на то он и старший в деревне. Приходится действовать, даже если ужасно страшно и хочется забиться в глубокий подвал.

— Они умудрились запереть плотиной Зигориза в озере, — ответил Блор. — Мельница срочно потребовалась. Даже жертвы нормально не дали.

— Хозяина реки обидели?

— Длинная шея, плавники. Все как изображают.

— Человек, ага, — обрадовался Патрик. — Убийца вокруг бродит.

— Я бы на его месте тоже обиделся, — пробурчал Олаф.

— И что можно сделать? — деловито потребовал Энунд.

— Убить можно? — возник староста.

— Ну можно взять меч и нырнуть в озеро. Вдруг повезет.

Ловчий криво усмехнулся.

— Убить можно кого угодно. И духа реки тоже, — пробурчал Ласло.

— Можно, — согласился Блор, — а зачем? Проще дать ему уйти в родную воду.

— Пусть ломают плотину и роют дорогу по новой, — хохотнул Олаф. — Это север, — сказал он, ухмыляясь в лицо старосты. — Здесь еще не исчезли старые боги, как там у вас… — Он неопределенно махнул рукой. — Наши на людей мало похожи, но справедливы. Принесли бы жертву, как положено, ниже по течению — и сам был ушел из озера. А то, понимаешь, лезут куда ни попадя не разбираясь!

— А может, все-таки того, э? — заискивающе предложил староста. — Как он пойдет через сток — его и…

— Я тебе сделаю «и»! — возмутился Энунд. — Нашли тебе способ избавиться от напасти — так благодари, а не требуй чего!

— Но ведь люди погибли.

— Наука на будущее будет. Спроси сначала, а потом строй.

— Иди людей собирай, — сказал Блор. Бессмысленный разговор ему надоел, да и отвлекал от общения с Возмездием. Тот рассказывал занятные вещи, а одновременно слушать людей и мысленно разговаривать с демоном не так просто. Сосредоточенность сбивают. — Нравится не нравится, а выбора нет. Пусть лучше спокойно уходит, чем здесь сидит.

— А захочет?

— Сдались вы ему, — сказал Блор с досадой. — Просто он большой, а жрать в вашем озере разве плотву. Все приличное еще когда стрескал.

— Конечно, конечно, господин, — пятясь, проблеял староста. Ухватил за локоть сына и потащил его за собой, по направлению к калитке. Оказавшись в десятке локтей, заметно вырос в размерах и гневно заорал на деревенских зрителей, разъясняя задачу. Видимо, в их глазах он не смотрелся глупо. Все зашевелились и помчались за инструментами.

— Чего смотрите? — спросил Энунд остальных. — Можете тоже сходить и помочь. Заодно и посмотрите. Вы тоже ступайте, — сказал сыновьям.

Через минуту возле него никого не осталось. Всем было интересно посмотреть на настоящего духа реки, и никто не догадался прикинуть, когда пророют канал. До вечера в лучшем случае придется возиться.

— Ты хотел поговорить со мной наедине, — уверенно заявил Блор.

— Лет десять назад завелся на Киричах огромный сом, — сказал Энунд доверительным тоном, — не знаю уж, сколько ему лет было, но локтя три в длину. Силы у него в избытке было, а вот гоняться за рыбой маневренности не хватало. Мельтешат чуть ли не под самым носом, а пока развернется, уж и нет. Так он что, стервец, приучился делать: выискивал добычу, плавающую на поверхности воды, — уток, гусей, собак, да и других животных, решивших, на свою беду, войти в воду.

— А где звери, там и люди?

— Точно! Говорят, ежели зверь попробовал человечину, его уже не отучить. Так и станет охотиться. Я считаю, обычные враки. Просто человек слаб в сравнении со зверями. Силы мало, скорости, да и зубы не те. Но людей много, и у них огонь. Хищники очень быстро усваивают, что опасно трогать без причины. А вот больной или подраненный — ему и скрадывать добычу не надо. Понимаешь?

— Еще как. Сильно большому тоже плохо. Ему и дичь другого размера нужна.

— Ну да, вон твой Визи за один раз сколько способен слопать и не подавиться. Ему заяц или рябчик — на один зуб. А человек все же побольше слегка.

— Мне лет восемь было, отец стал одного посылать в лес. Сначала, конечно, показывал, а потом я уж и самостоятельно ставил силки, петли, делал загоны. Еще травница приходила специально в деревню для демонстрации, какие травы и ягоды годятся в пищу, какие для изготовления лекарств или для отпугивания злых духов и тому подобное.

— И на коня посадил.

— А как же! Малец еще совсем, а ездил. Сначала без седла. Только я это к чему — мегахоеруса встретил однажды.

— Ребенок!

— Знаю, знаю. У страха глаза велики. Да вот я как раз не струсил. Просто не сообразил сразу. Ну кабан и кабан. Клыки большие, загривок мощный. Ноги вот излишне высокие, да я не понял сразу. Локтей пятьдесят расстояние, а я все же маленький был. Вот потом подошел к дереву, где он почесывался, прикинул размеры и чуть не обделался. Ростом с доброго быка, и вес огромный. Там не копыто, а натуральная яма оказалась. Вот с ним бы я связываться побоялся и сегодня.

— Мегахоерус не зверь! — возмутился Энунд. — Он — дух леса!

— У духов не бывает детей. А у того сзади бежали поросята. Я сам видел!

— Ходят слухи, — ехидно произнес ловчий, — что у последнего воплощения Воина не просто парочка детей осталась, а целая династия. Второе столетие правит Империей.

— Не будем спорить, — ответил Блор, про себя отметив, что в божественную природу основателя государства, похоже, северяне не верят. И то прямо говорят: у них боги имеют мало общего с людским видом. — Мы же не жрецы, и эти тонкости мне, как и большинству, не сильно ясны.

— Вот именно!

— Этого я слышал. Он говорил, и достаточно внятно.

Подробностей он излагать не собирался. Это воистину было слишком сложно, да и толком рассказать не хватило бы слов. Он был одним целым с водой, и нельзя сказать, что она сильно умная. Она просто знает, как течь. А ее воплощение и вовсе не размышляет. Живет, ест, спит и иногда отправляется в некий путь. Зачем — Блор так и не разобрался. Либо слишком далеко от человеческих понятий, либо и сам дух толком не знает.

Зато он получил кучу дополнительных сказок от Возмездия, и лучше бы рта лишний раз не разевать. Уж очень неприятно звучало. Вопреки выученным с детства представлениям, демон с уверенностью утверждал, что ками могут появиться в отдельных деревьях, камнях или ином предмете в редчайших случаях. Требуется большое количество верующих. Поэтому священная роща или гора бывают, а чего поменьше — ему не встречалось. Уж распознавать он умеет.

И поэтому наиболее древние духи имеют животный облик. Именно так их представляли люди, а они лишь воплотили общие чаяния. Ведь дух реки или моря обязан плавать в ней, да и временами являть злобный нрав, наказывая. И пока люди верят и приносят жертвы, духи растут. Потому и на юге хиреют и почти исчезли. Храмы тянут людей приносить жертвы и молиться в своих стенах.

А в принципе ками могут вырастать огромными, и уж раздражать их безусловно не стоит. Данный еще почти безобиден. Река небольшая, людей живет немного, за пару тысячелетий всего несколько локтей в длину. Еще и туповатый. Заплыл да и заснул на пару десятилетий. Так бы и дальше лежал, да состав воды изменился. Вот и прочухался.

— Да, — подтвердил Энунд, посмотрев на озеро. — Этого мы все слышали. Аж голова разболелась.

— Надеюсь, нальют за избавление пива приличного?

— Еще и накормят, — довольно загрохотал собеседник. — Не знаю, как насчет телятины, а гуся приготовят самого жирного. Ты знаешь, чего здесь столь много этой птицы? Торгаши! Пух и перья! Гагар-то не водится, но и это для тепла в перины и куртки недурно.

Веселье он в основном изображал и подозревал, что Блор это понимает. Тот вообще излишне много соображает, и при этом неплохой мечник. Движениям частенько не хватает мастерства опытного бойца, но скорость и умение импровизировать выше всяких похвал. Кто бы ни учил его, умудрился за малый срок отлить неплохую заготовку. И что не ленится постоянно, даже в походе, тренироваться, успев победить практически всех его людей, тоже неплохо. Его практически не мешает отшлифовать, однако парень может пойти далеко. Причем во всех смыслах.

Ловчему вся история серьезно не понравилась. Вышел Блор за ограду и получил ответ, которого так долго ждали и искали. Легко и просто. С чего бы это? Не маг он — это и проверять не требуется. Воспитанник в Храме не вышел бы оттуда, имей серьезные способности. Повязали бы или удавили, если сильно супротив власти дергался. Не первый и не последний случай.

Свободных магов не терпят нигде. Шпыняют как бешеных псов. Предсказатели погоды, травники и мелкие лекари не в счет. Кто-то же должен и в деревне обретаться. Не все в городах сидят. Зверюга эта жуткая вон как слушается. Ежели богам угоден, так и на свою сторону тянуть.

Хм, поглядел он в небо. Легкие малиновые облака, что остались после захода солнца, не понравились. Погода обещала быть ясной и холодной. Завтра утром по берегам озера ляжет иней. Пожухнет трава, и лес станет еще темней и настороженней перед близкой зимой. Пора возвращаться. Дотянули с поездкой буквально до снега. Хвала богам, последний поселок на их пути. Совсем скоро выпадет и первый снег. Самое опасное время. Урожай в амбарах, люди по домам сидят. Без набегов не обойдется.