ВС Литвы принимает акт о независимости. А где для меня прибыль?

Третий съезд н.д. СССР отменяет шестую статью конституции. Хана компартии.

Декларация о государственном суверенитете РСФСР. Горбачеву тоже хана.

Объединение Германии. Войска еще стоят, но теперь начнут все подряд продавать за западногерманские марки.

Начало войны в Молдавии. Слады армии в Приднестровье. Там хватит обеспечить всю Армению и еще останется на долгие годы.

Парижская хартия НАТО и ОВД; Договор об ограничении Вооруженных Сил в Европе; конец 'холодной войны'. Опять пустые слова. Она и так кончилась. Поражением СССР.

Закон СССР о собственности (предусматривает аренду предприятий трудовыми коллективами). Пошло-поехало.

Законы РСФСР о банках и банковской деятельности, о Банке России. Свой банк зарегистрировать. Коммерческий.

Закон РСФСР о собственности. С юристом читать.

Закон РСФСР о предприятиях и предпринимательской деятельности. И это тоже.

Выписки событий из Интернета с комментариями Андрея.

* * *

Андрей внимательно дочитал газетное сообщение. Он регулярно сравнивал новости со своими записями для дополнительной проверки. Для него давно превратилось в стандартное поведение прибыть на работу и первым делом залезть в Интернет-новости будущего. Никогда заранее не угадаешь про изменения. Пока ничего глобального не наблюдалось, но чем больше он вмешивался в происходящее, тем менее предсказуемым становилось грядущее. Иногда расхождение обнаруживалось моментально, но чаще всего связь понять было сложно, и не всегда просматривалась.

Вот Валере уже никогда не стать олигархом, очень его своевременно Свиридов бортанул, выкинув на самом раннем этапе. И именем его не будут трясти на всех перекрестках. Жить будет неплохо, но под Еременко, на вторых ролях. А под кого нефть уйдет в Поволжье? Не гарантировано. Все меняется на глазах. Умудрившись втиснуться в тесный кружок олигархов, он вызвал колебания в будущем и множество подвижек среди будущих миллиардеров. Иногда вообще не понять связь между отдельными событиями.

Анна Сергеевна прекрасно знала о запрете тревожить его в первые четверть часа после появления на работе. А лучше минут тридцать, если небо не упало, и лично президент РФ на пару с Генеральным Секретарем ЦК КПСС не позвонили. Уж что она там себе думала, он перестал гадать давно. Правила есть правила и никаких послаблений они не допускают. Выполняет и прекрасно. Может позволить себе начальство маленькую блажь? Посидеть, подумать о дальнейших действиях в развитии благосостояния? Сколько угодно.

На столе у него стоял правильный компьютер, используемый в рабочих целях, а вот свой ящик он держал в комнате отдыха, и туда доступа не было никому. Собственно, кроме кушетки, где он за все годы подремал два раза, после особо удачных сделок и последующих возлияний, стола с компьютером и сейфа, там ничего и не было. Уборщица прекрасно знала, что к столу прикасаться категорически запрещено и при малейшем намеке на нарушение вылетит с работы с треском. Он бы и сам убирал, не сильно сложно, но это уже смотрелось бы не чудачеством, а непроходимой дурью.

Когда-то он ящик принес из дома и так больше и не забирал. На работе все равно проводил больше времени, чем в особняке, да и не хотелось лишний раз светиться, таская с собой. Всем желающим, он охотно рассказывал про талисман и удачу, приходящие от ящика. Люди понимающе соглашалась. Ничего особенного. Кому подкова, кому заячья лапка, а Еременко старый компьютер, слегка модернизированный. Хочет, пусть себе играет в карты в свободное время. Не головой же о стены бьется. Нормальная причуда.

Он всегда проверял в Интернете сначала сообщения о себе. Вот тогда они не могли найти себя. А искать требовалось РОСТЕХ. И откуда было знать название, если на ходу придумали? Фамилия Еременко станет известна гораздо позднее. Всему свое время. Пашка в последнее время вообще к ящику не подходил, и это уже становилось странным. С другой стороны и удобнее. Не приходится толкаться локтями.

Вывод на основании опыта был сделан правильный. Сегодня найти упоминания о себе не просто, а страшно легко. Немного сообразительности. На зарегистрированном в США сайте без всякой рекламы висела подробнейшая биография, запущенная им самим, как только Интернет стал достаточно доступным.

Всегда легче соломки в месте случайного падения заранее расстелить. Вот зачем пускать дело на самотек? Проще подкидывать информацию и наблюдать. Ясный пень, все равно многое отсутствовало, слишком много нельзя было озвучивать открыто, но двое 'русских' эмигрантов на зарплате регулярно вбивали на сайт все статьи про него или ссылки на публикации, следя за отсутствием повторений. Удобно. Не требуется искать, терять время и морочить себе голову. Судя по последовательным изменениям на сайте, в ближайшие пятнадцать лет с этим сложностей не будет.

Что уж там они себе думали, он не интересовался. Неплохая подработка для людей и без особых трудностей. Следи себе за прессой на родном языке и вовремя обновляй. Делиться реально ценной информацией он не пытался. Мало ли кто увидит. Одни уходили, найдя что-то весомее в денежном смысле, другие появлялись, но сайт нормально существовал и старательно фиксировал происходящее вокруг него. Посещаемость была ниже плинтуса, но его это меньше всего волновало.

Еще он собирался зарегистрировать персональный сайт на домен ru. Как только появится. Чисто по приколу хотелось оказаться первым. На будущее была еще простейшая, но крайне прибыльная идея. Регистрация доменных имен.

Целый список на пять с лишним сотен популярных был приобретен через очередную никак с ним официально не связанную компанию. Net, Hospitality, Best, Sex, Porn. Придет срок и их будут выкупать у владельцев от ста тысяч до тринадцати миллионов долларов. Хорошее дело информация из наступающего будущего. Сиди на печи и только с графиком справляйся. Когда там начнется очередной бонус. Единственное, даже в таком виде, необходим начальный капитал. Подарки просто так никому не обламываются. Да прошли времена, когда он задумывался, где деньги взять. А впереди ждали очередные приятные необременительные поступления из самых разнообразных источников.

Биография изредка менялась в мелочах, один раз он серьезно пролетел с фармацевтической компанией. Там крутились государственные интересы, что в переводе означало слишком большие запросы и наезд прокуратуры. Нарушения всегда можно найти. Было бы желание. А в России, где половина товара уходит стабильно налево и почти никто не платит налоги, с гарантией. Пенсионные фонды, лицензии на производство лекарств и государственные дотации, слишком жирный кусман и у него попытаются через несколько лет выдрать из пасти.

Упираться Андрей не стал, согласившись на компромисс и оставшись в прекрасных отношениях со всеми заинтересованными лицами. Пришлось срочно прикрывать только-только начатый проект, никому ничего не объясняя, и даже удалось впарить свои идеи и кооперативы за вполне приличные деньги. Еще и небольшой прибылью остался. Как всегда, в нотариально заверенном договоре пишем одну сумму, передаем другую. А уж как новый хозяин будет выкручиваться в 1995 г, его не касается. Откуда ему заранее подробности знать? Никаких претензий быть не может!

Такие накладки случалось редко. Андрей слишком не любил по-глупому рисковать. Зачем? Еще не хватает, чтобы власть придержащие увидели в него серьезную угрозу и начали гонять как очередного Березовского. Так и болтался через пятнадцать лет в конце полусотни наиболее богатых олигархов России, по версии 'Форбс'.

Много они знают в своих заграницах! Максимум могут основываться на официальных отчетах и приблизительной стоимости акций и имущества, а очень многое у российских миллиардеров по бумагам не проходит. У него, так без сомнений. Худо-бедно уже сейчас парочка миллионов вложены в быстро поднимающийся хай-тек. И не лишь бы, а с точным знанием будущего. Лет через десять, с гарантией, будут уже сотни миллионов. И никакого мошенничества. Одна ловкость рук и вовремя выполняющий указания брокер. Хотя, вроде бы считается инсайдерской информацией и подсудно, но доказать будет очень проблематично. Никто и не возьмется.

Ничего требующего срочного внимания обычно не было. После себя проверял известия по фирме и затем о Пашке. Именно в такой последовательности. Все остальное шло уже вторым эшелоном, хотя иногда было немаловажно. Вот и сейчас всплыло давно ожидаемое.

В череде множества не самых приятных новостей оно терялось, но он точно знал что искать. Демократические перемены продолжали мощно стучать в сердца демократически озабоченных идиотов. Первый чеченский национальный съезд (ЧНС) избрал Исполнительный комитет, принявший решение об образовании независимого чеченского государства. Жизнь шла по наезженной колее.

Андрей вытащил из сейфа толстую общую тетрадь еще советских времен, проверил даты и события. Вырвал очередную страницу и спалил ее в пепельнице. Никаким дискетам он в этом случае не доверял, справедливо опасаясь, что потом один раз просмотренную информацию можно будет восстановить. В сейфе с самого начала стоял маленький заряд взрывчатки, срабатывающий на неправильный шифр, а подобрать пароль к ящику, по уверениям Пашки было бы крайне затруднительно. Работы на месяцы, а надо еще знать, что именно ищешь.

Ничего в происходящем не изменилось, волеизъявление граждан воняет ничуть не хуже прошлого варианта. Дата, вот почему-то на сутки сдвинулась. Ну, это мелочь, не стоящая внимания. Кинул газету в мусорную корзину.

'Будем весело скакать по дорогам', промычал немузыкально. Снял трубку и набрал хорошо знакомый номер.

— Константин Степанович? — спросил, дождавшись ответа. — Наша договоренность остается в силе? Выслушал ответ, и сообщил: — Можно приступать. Вежливо попрощавшись, положил трубку. Набрал еще один номер.

— Договор подписан, — сказал и сразу отключился.

Ну, сказал сам себе, с Богом. Будем делать дьявольскую работу. И выполнять ее хорошо. Если власть не ловит мышей, этим будут заниматься другие люди. Себе на пользу.

* * *

Из подъезда вышел невысокий жилистый кавказец, огляделся по сторонам, не вынимая руки из кармана. Двор был пуст, только молодая девица вдалеке качала коляску, сидя на скамейке. Чего спозаранку выскочила не ясно, но угрозы не наблюдалось. Он еще раз обшарил взглядом округу и вернулся назад. Через минуту по ступенькам спустились уже втроем. Один был огромный мужик с низким лбом и близко посаженными глазами, настороженно бегающими по двору. Типичный охранник, без особых извилин, но лично преданный. Второй, пожилой и морщинистый, выглядел почти интеллигентом в костюме и с портфельчиком.

Они быстро прошли к старой ржавой 'шестерке', припаркованной неподалеку и пожилой открыл дверь. Молодая мамаша, неторопливо катящая коляску по дорожке, остановилась и извлекла оттуда вместо гугукующего ребенка АКМ. Телохранитель среагировал правильно, попытался прикрыть пожилого, но скошенный очередью отлетел назад. Пуля зацепила и первого охранника, однако он с перекошенным от боли лицом, прислонился к капоту и вытащил пистолет. Вторая очередь прошила ему грудь. Пожилой поспешно рухнул на землю и попытался заползти под днище 'шестерки'. Из влетевшей во двор не менее старой и стреляющей глушителем машины выскочили двое и начали расстреливать несчастный 'жигуль' и уже не шевелящихся телохранителей.

Один из новоприбывших резво подбежал, обнаружил вполне живого старшего кавказца и нехорошо усмехнувшись, заменил обойму и выпустил пол магазина в него, добивая. Потом все трое метнулись в свою машину, бросив автоматы, и машина, визжа тормозами и оставляя на асфальте следы паленой резиной, на дикой скорости рванула с места, уносясь в неизвестную даль. В воняющем кровью и порохом маленьком дворе наступила тишина.

— И чего столько шума? — удивленно спросил Иван, — понаехали тут. Он кивнул на толпу милиционеров, послушно внимающих указаниям деятеля в лампасах. — Сегодня чеченцев убивают уже просто за то, что они чеченцы. Других причин не требуется. Побежали из Москвы как зайцы.

Они сидели в 'Москвиче' в дальнем конце двора и без особого интереса наблюдали за бурной деятельностью милиционеров. Те заходили в подъезды целыми эскадронами, и не меньше толпилось у расстрелянной машины. Старый газетный волк Бергер, аж почти тридцати лет отроду, специализирующийся на криминале и совсем молодой парень, направленный с ним в качестве стажера и фотографа. Приехать успели минут на двадцать раньше первой патрульной машины и все осмотреть заранее. Даже по квартирам пробежались, пока профессионалы раскачивались. Свидетелей было ноль целых, ноль десятых. В этот ранний час люди только вставали и протирали глаза со сна, а все произошло очень быстро. Одна бабка, желающая выгулять собаку с утра пораньше, быстренько забилась при звуках выстрелов в подъезд и ничего толком рассказать не могла. А и знала бы, тоже ничего не сказала. Люди стали ученые, и связываться с мокрушниками не желали.

— Учитесь думать, господин Лаптев, — покровительственно заметил его товарищ. — Даже для наших веселых времен подобное дело не вполне заурядно. Разборки-разборками, а это была совсем не случайность. Товарищи с автоматами точно знали, кого они поджидают. Недаром набежали стервятники с большими погонами. Ты успел нормально сфотографировать? Лица покойников будут хорошо видны? Это важно.

— Обижаешь! Это моя работа. Да толку не будет. У одного пол головы снесло. А что?

— А то, Хамза это был. Нам личико ни к чему. Ручки у него очень характерные. Наколочка. Жуткий был дедуля. Потому и суетятся начальники милицейские. Хана пришла чеченским бригадам. Последнее пугало убрали. Теперь их рвать на куски будут. Правительство Москвы и так глаза закрывало на выдавливание черных, а теперь и самые боязливые кинутся чужое наследство делить.

— Славянская группировка, — понимающе сказал Лаптев.

— Давай я не буду сообщать, что думаю про твои умственные способности? Я искренне верю, что если слегка напряжешься, сумеешь догадаться о разных мелких несоответствиях в данном заявлении.

На поясе у него запиликал пейджер. Страшно дорогое удовольствие, но при его работе необходимое.

— Где-то тут был телефон?

— На улице видел.

Вернулся он почти бегом.

— Погнали! Быстро! Классную наводку дали. Спасибо РОСТЕХу за замечательную услугу. В некоторых профессиях пейджер крайне необходимая вещь. Еще бы скидку для журналистов делали, и было бы замечательно.

— А ты напиши что-то приятное лично Еременко и будет тебе счастье.

— А я написал. Про новое начинание. Почему и получил бесплатно. А связь положено оплачивать. Эксплуататоры трудового народа. Чего сидим, поехали!

— А здесь все? — заводя двигатель, спросил Иван.

— А здесь в протоколе напишут: 'Обнюхав место происшествия, собака пробежала до выхода со двора метров тридцать и работу прекратила'. Что ей нюхать? Следы шин? Еще план 'Перехват' объявят. Непременно обнаружат брошенную украденную машину и чувством выполненного долга дело закроют.

— Так что случилось? — выезжая на дорогу под подозрительными взглядами многочисленных милиционеров, поинтересовался Лаптев.

— А ты уже обдумал свое предыдущее заявление? Похоже, нет, — не дождавшись ответа, вздохнул собеседник. — Шире надо смотреть на происходящее. Условно московские 'чечены' делились на три основных отряда — центральный, останкинский и южно-портовый. Центральный отряд под руководством Шалима Исламова контролировал около трехсот фирм, проституцию в центральных отелях, а также рынки. Останкинская Мамуда Большого держала перепродажу мебели, продуктов, компьютеров и обеспечивала поставку требуемых товаров в Грозный. Южная, возглавлялась Сулеймановым, тем самым Хамзой. Основное направление ее деятельности составлял бизнес вокруг торговли автомобилями. И никого из них больше нет. И смена не прибудет — убьют за милую душу. Кто уцелел, прятался в последние месяцы, вроде Хамзы. Стеснялись показать личико. А почему?

— И почему?

— Имеем трогательное единение бандитов, причем всех видов и национальностей, у них с интернационализмом полный порядок, администрации города и 'Кольчуги'. Последние еще в 1989 г подмяли под себя почти все водочные и пивоваренные заводы Москвы, взяв на себя охрану, а теперь энергично выкидывают из нефтепереработки и АЗС черных. Сейчас левый бензин золотое дно, а с правительством Москвы Еременко делится. Не со всеми подряд, понятно. С ключевыми лицами. Кому дефицит и нехватка, а кто бензовозами возить собирается.

Причем ни для кого не секрет, что в особо скользких случаях тараном идут дагестанцы. Не в паспорте дело и не в смуглоте. Еременко прекрасно умеет сотрудничать с кавказцами. Вот чечен почему-то не любит. Тайна сия есть велика и официально нигде не подтверждается. Спроси напрямую, будет распинаться про имеющихся в рядах его сотрудников представителей данной гордой народности. И что интересно, не соврет. Парочка наличествует. Впрочем, он и азеров недолюбливает, хоть и не так явно. Но это как раз понятно. Связи с армянами хорошие. Амбарцумян ему лучший друг, вместе дела крутят, даром, что тоже вор в законе.

— Ты хочешь сказать, что все это заварил РОСТЕХ?

— Нельзя так прямо в газетах писать. В суд подадут, — Бергер хихикнул. — Ну, это мелочь, а вот кирпичом по кумполу могут. Да и слухи это все. Никаких фактических доказательств. Не считать же попытку покушения на добродетельного Андрея Николаевича со стороны возбужденных нохчей доказательством? Их всех на месте постреляли и никаких ответов мы уже не дождемся. Мало ли — перепутали. Он хихикнул. — Эй! На красный, зачем едешь!

— Сам сказал быстрее!

— Ну не кладбище же. Направо давай. К кольцевой.

— А едем хоть куда?

— В лес, — серьезно сказал Бергер. — Кажется, нашлись посетители ресторана 'Каштан'.

— Это что на юго-западе? А кто пропал?

— Слушай, ты репортер или говно? Уж про это должен был слышать.

— Ничего я не слышал! Объясни по-человечески.

— Три месяца назад, — укоризненно качая головой и крутя пальцем у виска, пояснил Бергер, — в ресторане состоялся сходняк лидеров чеченской общины. Не в первый раз там собирались. Ихняя точка. Вот вся вышеперечисленная компания и еще много авторитетных товарищей. Что они терли нам неведомо, но приехали мужики в форме и с автоматами, в масках. Всех повязали, загрузили в автобусы и увезли. Хамзе повезло, он опоздал из-за пробки и потом на него серьезно косились. Все влипли, а он в стороне. Подозрительно.

— И? — с недоумением спросил Лаптев.

— И больше их никто не видел. Вообще. Двое опоздавших, Хамза с приятелем, в искреннем недоумении через часик звякнули в ментовку, а там сильно удивились. Никого не посылали, ни о чем не ведают. А сразу после этого и началась война. Головку неизвестно кто снял, руководить некому. И понеслось. Неужто не слышал? Хотя да, — снисходительно согласился. — В газетах не писали, дела не заводили. Люди просто испарились. Очень влиятельные люди. Одиннадцать авторитетов и не меньше двух десятков людишек поменьше. Охрана, водители, обслуга.

— И почему об этом молчат?

— Наверное, пришли к консенсусу. Там, — он ткнул в потолок машины. — С чего волноваться? Есть вещи поважнее. Перестройка, ускорение. На улицах стреляют. А тут не понятно, что произошло. Может они таким оригинальным способом решили уехать в родные места и там издевательски смеются. Провокаторы. Ты их ищешь-ищешь, а они отдыхают в горах от трудов праведных. Тем более и приятных во всех отношениях товарищей, среди данных личностей не наблюдалось. А заявления не было. Пришло пару баб, в поисках мужей, а их попросили зайти через три дня. По закону так. Мабыть загуляли мужья или в командировке. Больше дамы не появлялись. Вероятно, тоже в родные места отбыли. Где-то здесь, — разглядывая записи, сказал, — ищи поворот. Грибник наткнулся на труп и в ментовку звякнул. Вроде бы грибник. Представиться забыл. Даже по телефону было слышно, как его трясет.

— А откуда известно, что именно эти, а не кто посторонний?

— Он землю ковырнул и паспорт обнаружил. А там фамилия знакомая. Занести в отделение, правда, не догадался. Назвал по телефону, а паспорт оставил на месте. Трогать побоялся.

— Этот поворот?

— А кто его знает… Езжай.

Они проехали по узкой, совершенно пустой дороге метров семьсот и возле непонятно зачем установленного 'кирпича' притормозили, обнаружив очередной поворот.

— О! — воскликнул Бергер, глядя направо. — Он самый. Сразу видно. Не повезло. На этот раз они быстро среагировали.

Поперек дороги стояла патрульная машина и при виде 'Москвича' двое гаишников заинтересовано уставились на подъезжающих.

— Остановись. Пойду, побалакаю.

Он вышел из машины и направился к патрульным. Лаптев видел, как они сразу послали Бергера крайне далеко. Слова не требовались. Жесты были очень красноречивы. Потом он им что-то сказал, легкое, почти небрежное движение руки, со стороны мало заметное и к гаишнику что-то перекочевало в ладонь. Они оживленно принялись обсуждать происходящее, разводя руками на манер рыбаков. Оно воооот такое. Один полез в газик и появился оттуда, кивнув. Минут через десять притопал еще один милиционер. Этот был в гражданском. Лаптев сообразил, что его позвали по рации. Они с Бергером отошли в сторону и переговорили. Тот, что в штатском отмахнулся и, показав на машину, сделал жест, указывающий в обратную сторону.

— Что? — спросил Лаптев, когда напарник вернулся и, не дождавшись пояснений.

— А? — переспросил тот. — А, извини, задумался. Может оно и к лучшему, что мы не успели. Там только тронули, а вонь на километр. Приятного мало. Пару десятков трупов с гарантией. Руки в наручниках. В упор стреляли. Опознать нефиг делать. Документы прямо в яме лежат. Карманы пустые, а паспорта валяются. Даже не собирались скрывать, наоборот, смотрите! Яма уже заранее была готова. Там рядом и технику бросили. Наверняка угнали где-то по соседству. Почти новый трактор с ковшом. Все равно без толку. Если уж решились на такое, концов не найдешь. Или им плевать на поиски. Сидят где-нибудь в Карабахе, попробуй оттуда выковырять, без веских оснований и дивизии с танками. Поставили всех на край и посекли из автоматов. И ведь не рыпались, а должны были неладное почуять, когда из города выехали. Самое неприятное, что наверняка некоторые живые еще были, когда закапывали. Знаешь, как в фильме, про вылезающего из ямы недострелянного. Здесь не откопались. Не глубоко лежали, грибник об руку споткнулся, но следов выползания не было. А вообще, — уже нормальным голосом закончил, — это надолго. Пока извлекут, пока опознают, экспертиза и все прочее. Быстро не выйдет. А два имени, — он подмигнул, — у меня есть. Те самые голубчики. Из ресторана.

- 'Белая стрела'?

— Глупости это, — уверенно заявил Бергер. — Нет такой организации. Никто не отдаст подобного приказа. Эскадроны смерти хороши в Латинской Америке, а у нас про честь и совесть, да долг давно забыли. Побоятся. А самодеятельность отдельных офицеров, — он пожал плечами, — чушь. Один-два еще что-то могут, но организация — нет. Сами испугаются или сболтнут лишнего. Чем больше народа, тем риск выше. А привлечь чем? Идеей не проживешь, от государства прятаться приходится. Вот и получается, что любое сообщество, нарушающее закон с самым лучшими намерениями, обязательно превратится в банду. Будет трусить деловых людей. Или работать по заказу. А чем они тогда лучше? Такие же бандиты. Нет, — убежденно сказал, — не по нашим понятиям, наводить справедливость пулей. Наши менты, скорее охранниками к мафии пойдут. Да и навыки здесь совсем другие необходимы. Не ловить — убивать. На 'афганцев' бы глянуть внимательно, да те тоже не слишком идейные. Ишь, как бабки кинулись заколачивать. Вот стреляй меня, ни одна официальная структура ничего такого сделать не в состоянии. Не чисто здесь. Очень плохо пахнет. Люди пришли, всех постреляли и испарились. И глухо, никто ничего не знает. Или большие деньги, или большая политика. Наши доморощенные бандиты на это не способны. Короче, поехали. Какой-никакой, а репортаж будет любопытный. Свяжем эти дела вместе и моментом в номер. Тебе Хамзу, а мне яму. Если главный редактор не возьмет, я собственные штаны съем.

* * *

Толпа откормленных харь, в одинаковых темных костюмчиках, внимала мэру, толкающему очередную речугу. Изумительное дело, чем больше такие люди распинаются про всеобщее благо, тем сильнее похожи их откормленные морды на поросячьи рыла. Он распинался про флагманов перестройки. В смысле, про новую поросль бизнесменов, включая и его лично. Андрей с сосредоточенным лицом уважительно кивал в необходимых местах, продолжая размышлять о своем. Научился на подобных мероприятиях. Ничего особо оригинального. И раньше такое было на комсомольских и открытых партийных собраниях. Прекрасно звучит — 'открытые'. Это значит, что все обязаны присутствовать и послушно хлопать. Жизнь изменилась, но попробуй не явится. Возьмут на карандаш и сделают крайне неприятные выводы. Там лишали тринадцатой зарплаты или летнего отпуска, здесь хорошего контракта.

Болтает, болтает… Хорошо чиновнику жить, — мелькало у него в голове. — А я все тружусь в поте лица. Без шуток. Дураки считают, что это легко и просто. А работать по пятнадцать часов в день без выходных и праздников, не имея гарантии, что в конце в плюсе останешься, они пробовали? Нет. И не хотят. Поэтому и сидят в своих конторах на окладе и гавкают. Пиз… не мешки таскать. Кто-то должен обеспечить прекрасную жизнь по западным лекалам, а он будет работать как в Союзе.

Хуже всего, постоянно следить за работой подчиненных. Уже дважды ловил проверенных и назначенных лично людей на завозе левой продукции. Я и сам этим грешу, чтобы поменьше государству и разным жадинам в больших кабинетах отдавать и иметь не прослеживаемый источник дохода, но это мои магазины. Что хочу, то и делаю. А вот когда человек, получающий у меня зарплату, начинает класть себе в карман деньги из кассы или не оформляет очередной компьютер, получая левачок в карман — это уже дело наказуемое. Причем очень сурово. Убивать? Вот еще! Обобрать до нитки, начиная с квартиры и кончая последними подштанниками.

В денежных делах вообще никому верить нельзя, всегда необходимо проверять всех, с кем работаешь. А в перестроечном СССР все сломя голову побежали хапать деньги. А с кем? Со старым приятелем, с хорошим знакомым… Вот и идет все замечательно пока не приходит время делить эти самые деньги. Я тебе доверял, а ты меня обманул! Может и не обманул, а самого кинули, но, пойди проверь, нет того, на что рассчитывали. Срок таким умникам совместно трудиться три, максимум четыре месяца. Редко кто до года продержится. Потом наиболее шустрый посылает к наиболее наивному бандитов или просто не очень приятных знакомых, с нехорошими предъявами и в самом лучшем случае оставляет старого приятеля с голым задом. Бывает, что и не находят болезного. Нет уж, даже собственных заместителей регулярно требуется проверять, а уж на слово никому нельзя верить.

Андрей мысленно называл себя многостаночником. Очень давно усвоил, что не стоит вкладываться исключительно в одно дело и специализироваться на единственном товаре. Всегда существует возможность прогореть. По самым разным причинам, начиная с более оборотливого соседа-торгаша и кончая претензиями властей. Во все времена и во всех странах они страшно любили залезть в чужой карман. Коммунистические чиновники, в этом смысле, ничем особенно не отличались. Наоборот, хапая взятки они постоянно не выполняли не только обещаний, но и своих прямых обязанностей. Так что деятельность нормального купца, сиречь по нынешнему бизнесмена, должна быть разнонаправленной и при этом, очень желательна невозможность связать ее с общим руководством. Сегодня кооператив-однодневка существует, а завтра его учредителей с собаками не найдут.

Кажись, заткнулся. Андрей с облегчением вздохнул. Это была самая трудная часть. Он не выносил пустых разговоров и бессмысленной потери времени. Тем более что перед тем как говорить очередную речь о заботе, о народе, мэр не постеснялся взять очень толстый конверт. Упаси Бог, не себе! На пользу обществу. А как же, очередная подпись на договоре необходима и протекция в будущем не помешает. В друзья к Горбачу и Ельцину он набиваться не собирался — затопчут. А вот московские начальники совсем иное дело. Отношения необходимо налаживать заранее, а получить со временем можно очень много. Не с этого, ему недолго осталось, но и к кепочке с улицы просто так не завалишься, а теперь они прекрасно знакомы. Ты его подсаживаешь исключительно по дружбе, ничего не прося взамен, а он тебя не забудет. А что и в самые неприятные моменты всегда готов помочь нормальные люди ценят. Откуда им, нормальным, знать о сроках назначения и выборах.

— Поздравляю! — радостно пожимает руку подошедший мэрский зам.

— Надеюсь на дальнейшее плодотворное сотрудничество, — продолжает он.

Еще бы, — уважительно кивая и заверяя в неизменном почтении, подумал Андрей. — Неплохо на мне наварился и в дальнейшем собирается. Я-то свои обязательства всегда выполняю. И пачка денег будет и пуля тоже. Не сейчас, так потом. Все должны знать, что слово мое ценится гораздо выше бумаг. Эти договора можно очень часто прочитать и так и эдак, на то и юристы существуют с купленными судьями, а вот слово мое отлито из железа. На том стою.

— С вашей просьбой, — приближаясь практически вплотную и интимно понижая голос, сообщает поросенок, — все на мази.

Это он про еще одно помещение. Там у арендаторов подошел срок к концу, и теперь им не продлят ни под каким соусом. Уже куча всяких комиссий актов насоставляла. И санитарная, и пожарная, а налоговая. За все платил естественно Андрей, но уж больно ему понравился домик. Меньше километра от Кремля и стоить будет как кооперативная квартира. Тысяч десять в рублях, не больше. Ну, еще в два раза больше на расходы по оформлению. Зато все правильно, официально и в кратчайшие сроки. Через пару лет бюрократическая братия поймет, как была не права, отдавая в долгосрочную аренду за смешные копейки, но будет уже поздно.

На самом деле, большинство этих актов совершенно правильные и честные. Все эти недостатки присутствуют. Точно также как и за пару лет до этого, когда их никто в упор не замечал. Такая уж система. Сдавать помещения под офисы — золотое дно. И полновесный конвертик каждый месяц в его потные лапки упадет дополнительно. Можно и не платить, но кидать еще рано. Вот года через два…

— Все-таки, — говорит Платон Федорович доверительно, — вы меня поражаете. Совсем ведь молодой человек, но очень быстро создали серьезную компанию. Даже не одну, — намекает на свою осведомленность. — Ведь не такие же большие деньги изначально были, но так развернулись. Он уважительно качает головой.

— Э… пока это первые опыты. Неизвестно как повернется. У нашей власти семь пятниц на недели. Сначала — обогащайтесь! Затем начнут вытрясать золотые червонцы в темных подвалах КГБ-НКВД. Ничего не поделаешь — сами не знают что хотят.

— В Гибралтаре компанию зарегистрировали, — пропуская жалобу мимо ушей, поинтересовался. — А почему там?

— Юристы посоветовали, — пожимая плечами, ответил честно Андрей. — Им лучше знать, для того и держу.

Твое собачье дело, где фирма прописалась, — сердито подумал он. Сегодня есть, а завтра нет. И на Кипре есть, и в Швейцарии, и в Будапеште. На кой хрен мне венгры, так и не понял, но в этих делах юридически подкованные лучше разбираются. Что тоже счет открыть хочешь за границей? Так не по чину.

— Главное не учеба в самых престижных университетах, — убежденно говорит заместитель мэра. — Она совершенно ничего не дает в реальной жизни. Исключительно общие идеи. Надо их еще суметь применить на практике. А такие специалисты по экономике, как выпускаются нашими высшими учебными заведениями, разве навредить смогут. Он негромко рассмеялся.

Из зала вынырнул что-то жующий на ходу журналист и нацелился на них фотоаппаратом. Платон Федорович роскошно осклабился, демонстрируя, что походы к стоматологу не пропускает. Вспышка, еще одна.

Не люблю это противное племя, — отворачиваясь, подумал Андрей. Хуже любой милиции с полицией. У тех задача доказать что-то не слишком законное. Работа у них такая. Как могут, так и делают. Эти норовят любую информацию вывалять предварительно в фекалиях. Им чем скандальнее, тем лучше. Вечно слетаются как мухи на падаль, даже куда не звали. И лучше их не трогать. Известное дело, только вонять сильнее будут. Развели гласность на нашу голову. Сидят люди и смакуют подробности. Ай, сорок тысяч партвзносов заплатил. Миллионщик! Ты заработай этот миллион, а потом сравнивай, сколько сам платишь родной партии. Так нет же. Рисковать не хотят. Желают под пальмой сидеть, и чтобы в рот банан падал бесплатный. Еще вкусом недовольны останутся.

— Торопитесь? — понимающе спросил Платон Федорович, когда журналюга удалился, заметив брошенный мельком взгляд на часы.

— Пока время терпит, — честно ответил Андрей, — но пойду. Больше мне сегодня здесь делать нечего.

— Завидую я вашей молодости и энергичности, — неожиданно сказал он. — Все то вы успеваете. И на работе успех, и деньги текут рекой в карманы. Еще и по бабам шляться время остается. Такая у вас интересная репутация по этой части…

Андрей мысленно скривился, сохраняя внешне крайне доброжелательное выражение лица. Еще не хватает, чтобы слухи пошли гулять. Этот-то ладно, показывает какой информированный, а до Свиридова разговоры дойти раньше времени не должны. Стерегся, стерегся, да не иначе где-то прокололся. Узнать бы кто языком треплет.

— Действительно люблю это дело, но мои подвиги изрядно преувеличены в разговорах, — сообщил он, продолжая улыбаться.

Как влез с самого начала в этот богемный мир поющих художников и скандалящих артистов, так и продолжал в нем вращаться. Давать указания, что снимать, рисовать и ставить в театре он не собирался, но многим при возможности помогал. Наглецов посылал и брал на заметку, а к остальным всегда доброжелательно относился. Деньги, правда, не давал. Разве что мелочь какую. Еще не хватает всех и каждого содержать. Вот звякнуть кому или с декорациями, помочь почему нет. Картины купить. Сам не заметил, как не все дальше начал перепродавать, а лично себе оставлял особо понравившиеся.

Давно сделал себе зарубку на память. Скоро государство плюнет на самое важное искусство, а зря. Тоже способ заработать и отмыть изрядное количество черного нала. Снимают фильм, в смете пишут три лимона, тратят один. Два остаются в уме, а вернее в широких карманах и потом деньги пилятся между замечательным спонсором и разными режиссерами, подключая финансовых директоров. Те в накладе обязательно не останутся. Работа у них такая — крутить и химичить. В глубине души Андрей надеялся хоть что-то сделать приличное. Зачем, чтобы потом при упоминании его имени, появлялись многозначительные улыбки? Совсем плевать на зрителей не стоит. Принесли недавно сценарий. И не просто так, а на шестнадцать серий. Народ тащится с латиноамериканских просто Марий, почему не попробовать.

Мушкетеры, благородные дворяне, на заднем плане бродит король с вытянутым занудным лицом. К нормальной жизни тех времен имеет такое же отношение, как пляшущие на Красной площади медведи с балалайкой в лапах. Ну, он не совсем темный — Дюма с детства знаком. Посмотрел текст и остался в легком недоумении.

Ничего нельзя сказать про интриги среди аристократов, но про жизнь в те времена авторы текста явно имеют очень смутные представления. На каждой странице ляп. Так Дюма сам о себе откровенно сказал, что берет реальное событие и приклеивает ему совершенно нереальное объяснение. Герцог полюбил королеву и начал делать глупости. Вот чего среди них не особо водилось в те времена, так это страстных чувств. Любовниками и любовницами менялись направо, и налево, не скрывая это ни от мужей, ни от детей. Совсем другая мораль была.

На этот счет его хорошо просветила одна девица с соответствующим образованием. Как заведется рассказывать исторические детали с дословными цитатами, так только в постели и успокаивается. Ну да не без пользы для общего развития. Кое-чего нахватался. Теперь жизнь трехсотлетней давности сложно понять. Современные люди смотрят на прошлое со своей точки зрения, не имеющего ничего общего с тогдашней. Нельзя же в дуэли бить ногой по яйцам! Это не комедия! Секунданты не поймут, разговоры начнутся. Человек, прекрасно знающий, что его покровитель продаст, рассказывает про честь своего хозяина. Она ему не помешала в спину соперника ножом ударить. Бред.

А сериал получался дорогой, костюмированный. Откат ожидался серьезный, а у Андрея как раз прибежала серьезная сумма наличных, за технику, поставленную в Армению. Не наркота, упаси Бог! С этим он не связывался — чересчур опасно и непредсказуемо. Оружие для борцов за свободу звучит совсем иначе и за перевозку отвечают армяне. От нашего стола — вашему столу. Они немножко замочили московских чеченцев в качестве аванса и получили свой канал поставок. Он просто посредником работает. А про его роль во всеобщем отстреле всего двое и знают. Да вот беда, один героически погиб в бою, даже руки прикладывать не пришлось, а второй никогда не скажет. Чтоб вор с ментами работал и у барыги с руки кормился? На ножи моментально поставят.

Так что есть откуда награждать достойных режиссеров. В России самое милое дело ходить с пачкой наличных в кармане, но не с чемоданом же. Срочно требовалось кого-то спродюсировать. Слово-то, какое! Как ругательство звучит.

Много на что требовались деньги, и много можно было накрутить в бухгалтерии — лошадки, декорации. При киностудии организовать парочку кооперативов, никак не связанных с РОСТЕХом — и вперед. Не верилось в вероятность получить хороший фильм. Это еще видеть надо, как эти, так называемые дворяне, из театрального училища, умеют ездить на лошадях! В жизни скотину вблизи не видели и в деревне не были. Хорошо еще в кадре обычно до пояса или дублер заменяет. Впрочем, это уже не его дело. Еще и каскадеру заплатят в два раза меньше, чем по бумагам, а актеру срежут за профнепригодность и тоже зажмут. Там на киностудии подметки на ходу рвут, куда там кооператорам. Потом дружно жалуются на тяжелую жизнь. Но ведь приятно, черт побери, когда известные люди про тебя в очень положительном смысле отзываются! И не сегодня, выпрашивая помощь, а через десять лет.

'На самом деле, прощаясь и пожимая руки приглашенным на открытие, — подумал Андрей, очень бы Платон Федорович удивился, если бы знал, куда я собираюсь направиться. Оргиями там не пахнет. Все больше очередными вчерашними пельменями'.

* * *

Выглядело заведение, как самая натуральная забегаловка. Нечто среднее между кафе и баром. Можно и поесть, но не стоит. Не отравишься, но изжога замучает. Можно выпить пиво, но разбавленное. Ничего особо интересного, а мясо неизвестно откуда берется. В слухи о дворнягах, разделываемых злобными кооператорами на шашлыки и котлеты, Андрей не верил. Проще купить по блату мясо в государственном магазине и продать потом с наценкой. Купить за два рубля по госцене, добавив сверху еще трешку, и продать шашлыки за двадцать пять. За минусом углей и места сплошная чистая прибыль. Какой интерес пачкаться. Поймают за разделкой шавки и голову оторвут. Кстати и правы будут. Просто завистников жаба замучила, вот и болтают. А что изжога, так все на прогорклом масле жарится и без всякого соблюдения норм. Быстрее-быстрее. Как привыкли в советской столовке на чем угодно выгадывать по мелочи, так и продолжают при полном отсутствии совести. Качество не волнует. Есть места, где очень прилично кормят, но там цены гораздо выше.

Он заказал себе большой бокал светлого пива и пристроился у столика, лениво перелистывал газету. Тяжкие страдания сограждан излились на него со страниц печатного издания. Еще не старая женщина, председатель сельсовета, из глубинки, семьдесят пять километров от райцентра, крайне разумно спрашивала: 'Зачем, созданы такие замечательные условия кооператорам? Она туфли на высоком каблуке у родственников держит, потому что асфальта нет, не пройти, так и живут всю жизнь. А вы позволяете людям в магазине скупать мясо и в десять раз дороже продавать…'

Где она обнаружила связь асфальта, который не удосужилась проложить советская власть, с кооперативными шустряками, тайна была глубока. Очевидно, они попутно с жаркой уворованного мяса сняли асфальт и унесли. А он так давно дожидался в закромах Родины дня укладки.

Тут, на днях, приходил один бывший рабочий, абсолютно не страдающий от несправедливости. Просил помочь с бульдозером. Он теперь в кооперативе чинит квартиры, и навострился дороги прокладывать. Бывший начальник ему в жизни не даст, скорее застрелится. Пришлось помочь. Пригодится полезное знакомство. За деньги все прекрасно решается полюбовно. Если когда-то придется иметь дело со строителями, в жизни это СМУ нанимать не станет. Лучше уж оборотистого работягу. У него качество будет, если выживет, конечно, в современных условиях. А нет, так надо обдумать идею при себе строительный кооператив иметь. Вот таких и брать на работу. Не ноющих и умеющих трудиться. Купить что ли вместо кино строительную технику? Так напрямую нельзя. Вечные проблемы.

Были в газете и другие гневные отклики. Целая подборка. Все больше на один манер. Жулики! Залезли в карман к рабочим! Если они такие головастые, пусть придут к нам и наладят производство! Посмотрим, как они будут здесь заколачивать по тыще!

Сильно смахивало на очередную компанию. Раньше так много гнева подряд не печатали. Хм… а вот это надо запомнить: 'кооперация — это узаконенная спекуляция'. Хорошо сказано. Вверну где-нибудь в разговоре.

Ну да ничего. Кто ж позволит так резко удавливать курицу, несущую золотые яйца. Пошумят в газетах и примут новый закон. Страшно прогрессивный. Будут учитывать налоги по профилю деятельности кооперативов. Да еще и районные с городскими Советами имеют право принимать решение. В зависимости от дефицитности тех или иных потребительских благ, уровня используемых цен и тарифов.

Бред дурацкий. Взятки так и замелькают. Это одноклеточным страшно. У него в Уставе предусмотрительно не записано только доение птичек на торты. Все остальное присутствует. Не одними компьютерами живем. Программы наши страшно дефицитны и цены невысокие. Да и бульдозеры всякие разные. Пойди, разберись, где кончается одно и начинается другое. Все связано и старательно запутано предусмотрительным главбухом. Действительно хороший специалист. Три года проверка ковыряться в бухгалтерских книгах будут.

— Можно? — спросил его, останавливаясь рядом с таким же пивом в одной руке, и старым потертым портфелем, раздувшимся от положенных в него вещей в другой, мужчина лет пятидесяти.

— Свободно… Присаживайтесь.

Был мужик и сам весь какой-то потертый, неопрятный с сальными волосами и скрытыми за большими круглыми очками глазами.

— Это был юмор? — спрашивает.

— Что?

— Присаживайтесь. Говорят на зоне нельзя произносить 'садись', могут и обидеться.

— Никогда не был там, не собираюсь и тебе проверять не желаю. Что за глупости Матвей Иванович?

— Да так, настроение паршивое.

Не понравилось Андрею это настроение. И Матвей Иванович уже давно не нравится. Запутался и в любой момент с резьбы соскочить может, а это непредсказуемо. Давно уже сам не ходил на подобные встречи, а имел прокладки-посредников из посторонних людей, но с ним начинал в самом начале и на просьбу решил откликнуться. Посмотреть вблизи на старого знакомого.

— И зачем ты меня позвал, — отхлебывая пиво, поинтересовался Андрей. — Что такого срочного случилось? Нельзя было в антикварный сходить? Адрес напомнить?

— Деньги нужны позарез, — сознался тот, не глядя на Андрея.

— Ты меня что, решил мало-мало пошантажировать?

— Тебя пошантажируешь. Голову моментально отвинтят нехорошие люди. Я тоже газеты читаю.

— Так там напишут! Обычная драка. Стал бы я самолично связываться, послал бы парней. А просто в ресторане пьяные наглеть начали. Развелось сейчас горячих и без понятия о нормальном времяпровождении. Украл, выпил — в тюрьму. К моим делам никакого отношения не имеет. Разобрались и выпустили. Было бы за что, давно бы небом в клеточку любовался.

— Не скажи, — пробурчал он. — Уж за что — имеется. Что тебе, что мне. Пока что за руку не поймали.

— Ноу коментс, говорят в таких случаях англоговорящие иностранцы. Давай к делу переходи. А то эта лирика мне мало интересна. Есть еще масса дел.

— Есть интересная вещь, — помолчав, сказал Матвей Иванович. — Шестнадцатый век. Оригинальное издание. Труд Киприана, епископа Карфагенского. На латинском языке. Так написано. На самом деле к епископу отношения не имеет. Копия более ранней книги, и ни в каких каталогах не значится. Такой книги вообще в природе не существует. Он подождал и, видя, что Андрей не реагирует, раскрывая от восхищения рот, продолжил: — Толщина 16 см, ширина 25 и длина 45 см. Переплет из кожи.

— Я даже не спрашиваю, сколько ты хочешь. Мы о чем в свое время договаривались? Я тебя сразу предупредил — мне абсолютно не требуются разные Рембрандты и шапка Мономаха. Продать такие вещи невозможно. Какая мне разница, что картина миллионы стоит, если за нее любой антиквар моментально сдаст полиции? Вот взять из ваших запасников вещь малоизвестного художника или средней руки ювелира, которая стоит несколько десятков долларов — это нормально. Она все равно нигде не числится и еще много лет никто пропажу не обнаружит. Она могла и тридцать лет назад пропасть, теперь не установишь. Множество вещей в нескольких экземплярах и никак не оформлены. Что-то отправлено на выставки в другие места. Просто нарушение условий хранения и отсутствие фондов на реставрацию. Ничего не знаю, ничего не ведаю! А это…

— Ты не понял, — нетерпеливо сказал Матвей Иванович. — Подчеркиваю! Нигде не числится. Привезли, в свое время, из Германии книги и свалили их прямо в ящиках в подвальное помещение. Возвращать жалко, выставлять опасно, могут всплыть возмущенные хозяева. Вот и лежали бессмысленно. Страшная тайна для всех. Что там конкретно, никто не понимал. Не нашлось знатоков старонемецкого языка. Это даже не у нас. Это один районный музей. У них нет возможности хранить, недавно прорвало водопроводные трубы и залило подвал. Я очень благородно взял на себя обязанность передать в наши запасники. Там они точно также сгниют. Лучше уж тебе.

— И что там еще есть? — невольно заинтересовался Андрей.

— Ничего особо интересного. Кроме того, я должен и показать свой труд начальству. Поэтому взял только три более или менее занимательных книжки. Остальное как раз девятнадцатый век, как по заказу. Стоит… м… сохраненное для потомков…

Это как повар Вайда экономил, вспомнил Андрей. Не выдавал продукты до боя. Покойникам без надобности, а ему запас для угощения начальства и налево толкать.

… всего ничего. Пять тысяч зеленых. Продать можно минимум в три раза дороже. Но эта книга — совсем другое дело! — забывшись, он повысил голос.

— Ну и как я могу оценить вот этот неповторимый оригинал? — подумав, спросил Андрей. — Настоящий Киприан стоит тысяч сто в продаже. Ты говоришь — это вообще не он. Мы ж не будем рассматривать прямо в пивнушке, тем более что я не великий знаток священных текстов и их стоимости. Консультация нужна у понимающего и не болтливого человека.

Матвей Иванович в изумлении поднял брови.

— Есть, конечно, но это займет время. А если действительно такая редкость, точной оценки не будет. Сам знаешь, на любителя. Я еще покупателя найти должен.

— Я хочу сто тысяч. В долларах, — твердо сказал он.

— А жопа не слипнется? Кота в мешке всучиваешь и условия ставишь. Здесь не аукцион Сотби. Конкурентов, готовых отвалить миллионы не наблюдается.

Андрей вынул из кармана заранее приготовленный небольшой сверток и положил его на стол.

— Здесь пять тысяч. Рублей. Две — за две книги, что я даже не видел. Еще три — аванс за эту. Через две недели позвоню и скажу что и как. Если она настолько ценная, получишь еще. В долларах. Нам еще вместе работать не раз, так что обманывать, смысла нет. Как, надеюсь, и тебе.

Три секунды потертый жизнью искусствовед колебался, потом быстро схватил деньги со стола и спрятал во внутренний карман. Даже не прощаясь, поднялся и быстро пошел к выходу. Совсем не маленькие деньги отхватил. А что хотел больше, так понятно. Все хотят. Не все получают.

Андрей не торопясь, допил пиво, подобрал с пола портфель и тоже направился на улицу к своей машине. Хорошо еще, что догадался переодеться в обычную ветровку. Хорош бы был в строгом пиджаке и с этим затрюханным портфельчиком в руках.

Вот таких Матвей Ивановичей у него почти полтора десятка. За эти годы перетаскали, без больших сложностей, несколько сотен вещей стоимостью в пару миллионов долларов. Хорошо налаженный канал через таможню функционировал бесперебойно. Он уже давно с ними лично на контакт не выходил, есть специальный человечек для таких дел, но этого поймал на крючок первым. Такое не забывается. Первый успех, первая серьезная прибыль.

Несчастные люди эти искусствоведы, работающие в музеях. Зарплата минимальная, а вокруг сокровища. В одном Эрмитаже, почти три миллиона экспонатов и последняя проверка осуществлялась до перестройки. Полная ревизия фондов не проводилась уже лет тридцать, только выборочно смотрели. Даже фотографии имеются только на очень ценные экспонаты, а всякая мелочь — только описания, под которые запросто можно подставить совсем другой предмет. И ведь на свете существует далеко не один Эрмитаж. Совсем не обязательно выламывать замки и бить сторожа по голове кистенем с сатанинским смехом. Сами же работники, при определенных обстоятельствах, готовы вынести все что угодно. А еще бывают пожары, затопления, отсутствие финансирования и выселения из зданий. Не обязательно даже воровать. Можно поработать с документацией или если предмет не выставлялся десятилетиями и хранился в запасниках, потерять его. Много на свете разных способов для умных людей.

И дальше будет продолжаться также. Масса людей заинтересована сохранять ситуацию в том же виде. Не он один, такой умный. Но самое главное, государство совершенно не заинтересовано навести порядок. Ведь публикация полного каталога музейного фонда страны, может породить передел ценностей. Объявятся родственники прежних владельцев, еще хуже, если среди них окажутся иностранцы. Это уже большая политика, репутация, престиж страны. Кому нужны эти хлопоты и хождение по судам? Если встанет вопрос о выкупе незаконно изъятых у частных владельцев произведений, никаких денег попечителей и музейных спонсоров не хватит.

Вот честно, положа руку на сердце, кого волнует сохранность серебряных вилок из царского сервиза? Так они и будут лежать неизвестно зачем, вечно в ящике. Не лучше, всякие не особо оригинальные вещи, не первого ряда, пустить в продажу и на их стоимость, обеспечить сохранность остального имущества, создавая соответствующую атмосферу в камерах хранения и нормальную охрану? Не лучше! С тех самых пор, как стали свозить в музеи отобранное у эксплуататоров добро, оно или уходило за границу, давая необходимую стране валюту или просто гнило в запасниках. Люди этого не видели и, скорее всего, никогда не увидят.

Так что, Андрей, в каком-то смысле, чувствовал себя Робин Гудом. Забирал у одних, отдавал другим. Не бедным. Очень не бедным. Зато способным ценить красоту. И уж эти люди, никогда не станут хранить купленную за собственные кровные деньги вещь, в мокром подвале, а потом героически ее реставрировать. А государство? Плевать на него. Оно не ценит то, что имеет и только жадно тянет все подряд под собственную огромную жопу. Это называется 'Закрома Родины'. Даже если купить в обычном магазине за собственные деньги, есть шанс, что запретят вывозить за границу. Обнаружат культурную ценность эксперты и привет. То, что в 1991 г эти границы появятся совсем в другом месте, никого не волнует.

А вот насчет Матвей Ивановича, пора серьезно задуматься. Он игрок. Андрей знал это с самого начала и на этом его и приручил. Сначала деньги в долг, потом требование вернуть, и совершается сделка. Искусствовед шуршит по музею, а благодетель обеспечивает ему возможность играть. Странный человек. Ладно бы, еще иногда, добивался успеха. Вечно в проигрыше и масса долгов. Чем больше имеет, тем больше спускает. Болезнь, не иначе. Только это не лечится. Все предохранители давно перегорели и рано или поздно начнет требовать, неизвестно что. Плохо. Надо или окончательно с ним рвать, или устроить встречу с пьяными гопниками. Сначала проверка этого Киприана, что не Киприан, а потом дать указания Олегу. Матвей Иванович становится опасным. Скоро начнет брать на глазах у всех, прямо с экспозиции, а повяжут и его не постесняется заложить.

* * *

Андрей стоял у плиты и старательно уничтожал прямо со сковородки остатки жареной картошки. Целый день ничего в рот не закинул. То презентация, то совещание, то встреча. В этой самой пародии на кафе, не до того было, одно пиво и все. А человек такая интересная животина, он без всего обойтись может, только не без еды и воды. Все потребности в прекрасном и духовность испаряется после нескольких дней голодовки.

Прямо на кухне, устроившись за покрытым, как бы не хрущевских времен еще старенькой клеенкой, трудился над новой интересной задачей его личный консультант по старинным вещам. В таких случаях Андрей предпочитал не изображать углубленную работу ума, а сразу показывать тем, кто соображает гораздо лучше и именно в этом деле.

Вот Наталья Валерьевна как раз из таких будет. Большой специалист. Наследие советского режима. Привыкшая давать неплохой результат на одном энтузиазме. Ей было интересно учиться, интересно работать по профессии. И продолжалось это до тех пор, пока не стали пропадать окончательно продукты.

Тут и выяснилось, что женщина, возрастом за сорок с хвостиком и совсем не с дивной внешностью, у которой имеется девятилетняя дочка, не способна ее прилично прокормить, лечить и на всякую мелочь вроде ботинок, заработать тоже не способна. Никому не нужны в новом мире тонкое знание разницы шрифтов в прошлых веках и подробности жизни давно умерших художников и писателей. Звание доктора исторических наук не особо впечатляет работодателей.

Им требуется либо цыпочка, с ногами до ушей, либо старая мымра, всю жизнь, проработавшая секретаршей и съевшая на этом не одну стаю собак. У него как раз такая, и приходя в незнакомое место, Андрей всегда внимательно смотрел, кто там сидит на телефоне. Сразу понятно, с кем имеешь дело. Хорошие секретарши или как стало модно нынче именовать, референты, на дороге не валяются. Симпатичная мордочка далеко не самое главное, для чего она сидит в предбаннике. Без хорошего помощника обойтись трудно. Все в голове не удержишь, и отсеивать не особо важные дела и докучливых посетителей не забота хозяина.

На ее счастье, Андрей оказался на своем рабочем месте и внимательно выслушал. Вот, как раз, такая секретарша ему была без надобности. Ничего толком не умеет, кроме как в музейных экспонатах разбираться. В РОСТЕХе ей нечего делать. А вот ее знания его крайне заинтересовали. Подошло время избавляться от излишних контактов, и он задумался о ручном антикваре. Пристроил ее к одному знакомому, который скупал любопытные вещички не вполне законно попавшие в руки, выговорив себе дополнительное право отвлекать для консультаций, за отдельное вознаграждение. Она как раз об этом не в курсе и очень старается, чтобы хозяин не узнал, что Андрей иногда названивал и заезжал показать любопытную вещь.

Удивительная страна СССР! Даже телефона у нее собственного не было. Столица великой страны называется. Забота о собственных гражданах. Плеваться хочется. Пришлось постараться и провести за свой счет. Не всегда консультации проходят в удобное время. Тут не угадаешь, а связь нужна. На работу иногда не стоит звонить. Наталья Валерьевна так и не поняла, что это он расстарался. Искренне верила в подошедшую очередь.

Такое впечатление, что она до сих пор не осознала, в каком мире живет. Так и ходит в антикварную лавку в старом строгом костюме, купленном в стародавние времена. Куда деньги деваются не понять. Ладно, еще официальные, но Андрей тоже неплохо подкидывал за советы. Одно время думал любовника на стороне имеет, даже ради интереса попросил своего Аксютина посмотреть. Людей потренировать на реальном объекте. Ничего подобного. Все уходит на лекарства для матери, одежки и игрушки для ребенка. Девочка получает все. От многочисленных кружков, до новейших тряпок. Остатки готова раздать любому попросившему. Многие пользуются и не отдают. Совершенно непрактичная женщина. Откуда взялась дочка тоже неизвестно. Мужа никогда не было, про любовников никто не знает.

А вот за собой не следит. Не накрасится толком, волосы в старческий пучок собраны. Знала что приедет, а сидит в стареньком ситцевом платье. И вся страшно вежливая, ни слова про жизнь свою. Никогда ничего не попросит и не пожалуется. То ли стесняется, то утруждать других своими проблемами не хочет. Интеллигенция, вымершая еще сразу после революции. Оживляется только когда видит что-то интересное из старинных вещей. Причем дело не в цене. Просто вещь должна быть достаточно редкой или загадочной.

Андрей закончил с питанием и с интересом посмотрел на зазвонивший телефон. Давно пора. Специально предупредил, где искать и уже заждался.

— Ну что? — снимая трубку, спросил сразу.

— Все в полном порядке шеф, — уверенно заявил мужской голос. — Дело на мази. Я отвечаю. Не задерживайтесь.

— Смотри, ты сказал.

Андрей положил трубку и подумал не вызвать ли машину. Не стоит. Сам доедет прекрасно. Чем меньше свидетелей, тем лучше.

— Очень интересно, — довольным тоном сообщила Наталья Валерьевна, обернувшись. — Это, действительно, шестнадцатый век. Я готова подписаться под любой экспертизой. Но это совершенно точно копия более ранней книги. Тут в тексте прямые намеки. Больше половины самый натуральный бестиарий вымышленных существ. При этом абсолютный не стандарт. Не переписано из какого-то 'Молота ведьм'. Совершенно другие признаки. Надо внимательно смотреть.

— Три дня хватит?

Она умоляюще посмотрела, прижимая книгу к плоской груди.

— Хватит, — твердо сказал Андрей. Положил на стол конверт с американскими президентами. — Я на вас надеюсь. Хотелось бы точно знать, что это и сколько может стоить.

— Музейная вещь!

— Конечно, — тоном взрослого, успокаивающего ребенка, согласился он. — Но вот досталась алкашу от помершей бабки. Чуть не с помойки взял. И уж отдавать никому не собираюсь. Так я позвоню через три дня, — сказал уже от двери.

* * *

— Со мной пойдешь, — сказал Олегу.

— А почему не на машине?

Андрей так посмотрел, что тот мгновенно заткнулся. Где проходит граница, когда можно потрепаться по-дружески, а когда надо просто исполнять приказы, Олег давно усвоил.

Минут пять они шли по заасфальтированной дорожке к дому молча, затем Андрей открыл дверь и начал подниматься на второй этаж. Еще издалека он услышал характерные звуки. Олег искоса глянул, но сказать ничего не посмел. В доме сейчас кроме жены Андрея никого не было, и задавать идиотские вопросы абсолютно не тянуло. По-прежнему молча, они вошли и обнаружили вполне предсказуемую картину.

На супружеской кровати энергично работал голым задом водитель Марины Дмитриевны, а она сама, вцепившись ему в плечи руками, старательно помогала, странно поскуливая. Голые женские ноги были широко раздвинуты, и Степан буквально расплющивал ее мощными ударами, приговаривая: На! На тебе! Ты же этого хотела! Получай! Голова женщины безвольно моталась по подушке. Степан довольно взвыл и сообщил: Сейчас… Сейчас кончу…

Андрей шагнул вперед и со всей силы пнул его в раскоряченную задницу. Степан заорал от боли и слетел на бок. Марина испуганно вскрикнула, обнаружив мужа с охранником, и попыталась прикрыться простыней. Андрея это взбесило больше всего. От него — законного мужа закрываться? Стесняется!

— Не зря говорят, что поцелуи любовника слаще! — со злостью сказал он. — И что все бабы стервы — не зря говорят! Тебе сука чего не хватало?

Степан попытался встать и испуганно сообщил:

— Я не виноват! Она сама захотела!

Андрей развернулся к нему всем телом и двинул в челюсть. Водитель рыбкой улетел к стене. Андрей потряс рукой, видимо, ушиб пальцы и перевел неприятный взгляд на жену.

— И какой смысл наказывать кобеля? — риторически спросил. — Чтоб другим неповадно было. Да вот беда — один раз случилось, непременно повторится. Сука не захочет, кобель не вскочит. Пошла вон!

— Что? — ошеломленно переспросила Марина.

— Встала, оделась, и чтоб духу твоего в доме больше не было. Вот Олег отвезет к родителям. Андрей оглянулся и тот поспешно стер с лица ухмылку, уважительно кивнув. — Чего лежишь? Нас стесняться не стоит, уже ознакомились с голым видом. Некоторые, — он нехорошо оскалился и посмотрел на Степана, — уже неоднократно.

— В первый раз, — подал голос тот. — Мамой клянусь!

— Может в первый, но точно в последний. Ну?

Она медленно встала и, повернувшись к мужчинам спиной, стала одеваться.

— Быстрее! — рявкнул Андрей. — Или Олегу помочь? Не только посмотрит, но и пощупает…

Когда дверь за уже бывшей женой и Олегом закрылась, он взял стул и уселся на него, задом наперед, так что руки легли на резную спинку.

— Долго лежать собираешься? — спросил спокойным тоном.

— Больно, — морщась и щупая лицо, где уже наливалась синева, сказал Степан. — Мы так не договаривались. Вы ж Андрей Николаевич челюсть сломать могли.

— И копчик, — согласился тот. — А ты как хотел? За такие бабки исключительно удовольствие получить и даже от разъяренного мужа по шее не заработать? Я тебя еще и закопаю. Участок большой — места сколько угодно.

— Э… вы чего?

— Шутка, — сказал, криво усмехаясь Андрей. — Пусть так все думают. На мое добро рот разевать никому не дозволено. На, — кинул водителю в руки толстую пачку денег. — И вот еще, — добавил вторую. — Даже с премией за тяжкие труды и понесенный физический ущерб. Ты ж бедняга так и не кончил. Меня на жалость пробивает. Виза на руках?

— Да, — подтвердил Степан.

— Вот и мотай в город желтого дьявола, а здесь тебя больше никто не увидит. Все понятно?

— Конечно, — подтвердил тот, — на черта мне возвращаться! Да и не нужен мне Нью-Йорк. Я в Калифорнию поеду. Только это…

— Что?

— Правда, в первый раз. Долго уламывать пришлось.

— Проваливай, — устало сказал Андрей. — Где раз, там и два. А потом и много. Вали и помалкивай. А то, в натуре, придется закопать. Я свои обещания всегда выполняю.

— Понял, — поспешно согласился Степан, — уже исчезаю. В лицо он не смотрел, старательно отводя взгляд. Быстренько пособирал разбросанные вещички и тихо просочился к выходу.

Ну, вот и закончилось, подумал Андрей. Давно мечтал шею Марине свернуть, достала уже в конец. То ей не так, да это не устраивает. Дырку в мозгах сделала и к каждому дереву ревнует. Как пройдет мимо, непременно молоко скиснет. А сама даже родить не может. Вполне нормально вышло. Подсунуть подходящего парня и никакой уголовщины. Кто меня осудит? За что? Позор подлой изменщице! Даже мать не станет удивляться. Все. Не понравится Дмитрию Николаевичу — его проблемы. Утрется. Надо подумать, как и его из дела выжить. Пользы все меньше, а гонор прежний остался. Все поучает…

Он вздохнул и, пододвинув к себе стоящий на столике у кровати телефон, начал набирать хорошо знакомый номер. Сообщить новость тестюшке необходимо первым. Пусть потом бывшая жена, пойманная на горячем, свою версию излагает. Два свидетеля имеется. Для развода выше крыши. Платья с цацками отдам, и прощай навсегда. Ничего больше сука не получит и пусть только попробует вякать. Столько лет терпеть и изображать любовь! Хрен теперь женюсь. Пришел — ушел. Вставил — вынул. И никаких серьезных обязательств. Когда сам хочу, не отчитываясь и не спрашивая разрешения у истерички. Не требуется больше такие ступеньки, скорее под меня стелиться начнут. Хорошо жить в сказке. Все на голову падает без усилий. В жизни золушки очень быстро превращаются не в принцесс, а в ведьм. А принцессы в блядей. Да сам принц, признал самокритично, не слишком смахивает на ангела.

— Дмитрий Николаевич, — сказал в трубку, услышав 'Алло'. — Хорошо, что застал.

'А куда ты денешься ночью из дома', язвительно подумал.

— Проблема у нас. Нет. Личная. Право мне неудобно, объяснять, но я не собираюсь закрывать глаза и строить из себя христианского всепрощенца, подставляя вторую щеку…

* * *

Генерал вышел из ворот части и, не оглядываясь, зашагал по дороге с маленьким чемоданчиком в руке. Походка была деловой и пружинистой, но в душе он кипел негодованием. Даже машину до вокзала не дали, х… и… Слов было не особо много и все они были исключительно нецензурными. По лицу ничего прочесть было нельзя. Когда требовалось, он сохранял спокойствие даже в самые неприятные моменты. Когда самолет падал, например. Столько лет отдал армии, лучшая часть по всем показателям, а чуть запахло жареным, все моментально отвернулись. Словно и не выпили вместе не одну бочку. Ну, да ладно, слегка успокаиваясь, решил. Х… беситься, все равно возвращаться не буду. Еще поцелуют меня в …

Его толкнули в спину и, падая, еще ничего не успев понять, он удивился, почему не чувствует ног. Мимо неторопливо прошел молодой парень в кожаной куртке и тяжелых ботинках. Выше он не видел, и со зрением начали твориться какие-то странности. Он еще раз с трудом вздохнул и умер. Женского крика уже услышать не довелось. Баба была не из нервных, но в первый раз в жизни увидела тело, с торчащим из-под лопатки ножом.

— Слышали? — возбужденно говорили в купе. — В Литве полковника убили, в Эстонии генерала. И никому дела нет. Гниды эти из Национального фронта злорадствуют. Руками разводят, ни при чем, а кто при чем? Больше некому!

— Дожились! — поддержал собеседник. — Армия по казармам будет сидеть, обделавшись, а нас можно теперь бить? Нет уж. Пора создавать отряды самообороны, если власти плевать. Вот в Нарве мы им покажем!

Совсем молодой коротко стриженный парень в кожаной куртке скривился и встал.

— В тамбур пойду, — сообщил он сразу всем, — перекурю.

Попутчики, не обращая на него внимания, продолжили друг друга пугать всякими ужасами и грозно обещать кары неведомо кому. Ну, оно и к лучшему. Сейчас вытащат вечных жареных кур, яйца, вареную картошку, непременную бутылку водки и понесется до самой станции. Чем меньше они смотрят по сторонам, тем лучше. Хотя, в принципе, ху… Никто не сможет ему ничего предъявить. Да никому и не нужно. Одни шибко идейные идиоты, другие супер корыстолюбивые. Бей, гуляй рванина. Разве что вот эти… Привыкшие болтать, но ничего не делать. Самооборону они организуют… Два раза… Будут сидеть и смотреть, как соседа палками убивают. Против толпы надо оружие, против бандита умение. Но без решительности, все это пустое место. Вынул — не жди и не разговаривай. У тебя нет выбора. Только идти до конца. И не важно, что будет потом. Люди обычно задумываются о последствиях и теряются. Нельзя. Плевать на все и на всех. Важно, что будет сейчас. Силу ломает сила и никак иначе.

В толпе человек всегда ведет себя иначе. Это не объяснишь — это психология. Толпа заражает одиночек своей мотивацией. Самостоятельно ты никогда не станешь делать того, что в толпе. Если ты нормальный человек, если ты умеешь думать, не становись частью толпы. Становись ее ужасом. Чтобы в одиночку разгонять всех. А это можно только наглядным примером и жестокостью. Или властью. Той самой, с армией и милицией. С еб… не на что не способным КГБ. На что они нужны, если ничего не делают? Дерьмо.

Нет в Союзе людей, способных взять на себя ответственность. Вывести своих парней на улицы, разогнать быдло по норам. Они этому учились и зарплату именно за это получают. Не будут. Потому что все боятся. Это кровь. Большая кровь. Зачем брать на себя ответственность? Пусть команду дают. Не дождутся. Не будет. А кровь, которую сегодня стоит пролить, отольется потом в десятки раз. Сегодня по щиколотку, завтра по колено. И никто не виноват. Гуманисты. Болтуны. Смотрят на Запад и в зад его целуют. Давить толпу надо сразу. Убивать политических деятелей разных партий моментально, в ответ на действие военного крыла. За то, что своими словами толпу спровоцировали. Что значит они не при чем? А лозунги и агитацию кто проводил? Кто на улицы людей вывел? Вот они и должны ответить по высшему закону. Закону справедливости.

Он прислонился головой к холодному оконному стеклу и посмотрел в мутное изображение лица. Снаружи мелькали дома и деревья, но пейзажи его меньше всего занимали. Мысль текли по давно прорытому руслу и никуда не сворачивали. Обстановка вокруг его мало трогала, если появится опасность он сразу включится, еще не успев сообразить в чем дело. Учили его на совесть. Где Андрей раскопал спецов, он не спрашивал. Убивать, уходить от слежки и драться они прекрасно умели и охотно делились знаниями. Вопросы излишни, любопытство наказуемо. Усмехнулся, как оскалился, так что проходящая по вагону бабка испуганно покосилась.

Одиночке не сделать ничего. Поздно. Даже с братьями не сделать. Они еще и не хотят идти до конца — боятся. Жизнь заставит. Вот он, первый шаг. Один раз решился — дороги назад не будет. В душе они все понимают. Старший, так точно, а младший боится. Пока еще не хотят себе признаваться, что нет другого пути. Ничего, поймут. Где лежат деньги, где они не просто большие, а громадные, там будет кровь. Так там хоть деньги. Неприятно, но понятно. А за что моих? Прощать нельзя. Нет. Каждому воздастся по делам его. Всю толпу я убить не смогу, но лидеров и тех про кого рассказали, заслуживающие доверие обязательно урою.

— Ну, что тебя не устраивает? — устало спросил Андрей. — Все сделали в лучшем виде. Замели этого дебила практически сразу. За попытку изнасилования малолетней, опустили в камере. Я уж не знаю, что там с ним вытворяли, но повеситься ему показалось наилучшим выходом. Нет больше человека.

— Это не человек. Это нелюдь. Обливать людей бензином и поджигать. Бить головой ребенка о стену. Человек такого не сделает. Убить — запросто. Но такое… Не прощают никогда. Жаль, очень жаль, что ты поступил по-своему. Я бы лучше сам… Своими руками.

— И ты бы его жег и головой об стену?!!! Чем тогда лучше?

— Тем, что не я начал. Не я к нему в дом пришел. Не я чужую сестру убил, только за то, что в паспорте национальность другая. Вот этим я лучше. Месть — святое дело.

— Безнадежно, — обреченно махнув рукой, подвел итог Андрей.

— Совершенно верно. Меня не переубедишь. Ты не знаешь, как это бывает. Твое счастье. Рассуждать про отмену смертной казни и гуманное отношение к преступникам, про их права способны только недоумки, не желающие замечать страдания жертв. Их права никого не волнуют. Они уже пострадали и обязаны простить и понять. Как их самих коснется — по-другому завопят. Но ты ж нормальный человек? Попытался помочь. Не твоя вина, что я такой. Вот и не воспитывай. Поздно. Не поможешь — сам сделаю.

— И отловят тебя мгновенно. С твоей русской рожей, за километр виден.

— Все может быть. Но не попробовать, как жить?

— А потом станет легче?

— Вряд ли. Я не настолько глупый, чтобы верить в наступившее после этого счастье. Дыру в душе не закроешь чужой кровью, но не делать ничего — это расширять ее. Или наплевать на свою кровь. Короче, я сказал. Дискуссию на этом закрываем.

— Образованный… дискуссию. Ты когда последний раз книгу открывал? Все учишься кирпичи головой ломать и руками стены прошибать. А в школу собираешься ходить? Или без аттестата проживешь? С ножом и АКМ.

— Давай не будем снова. Ты мне показал про этих военных бумаги. Про оружие со складов. Про то, что скоро начнется еще хуже, чем у нас. Так там хоть кавказцы были, вам на тех и других начхать. Не принимать же всерьез кто крестится, а кто Аллах Акбар кричит. Вроде один советский народ, а на деле не любили никогда народы соседей. Объединяются они, когда враг снаружи приходит. Ну да поздно рассуждать. Вот сейчас русаков резать будут. Что ничего не делать? Сидеть и смотреть?

— Вот скажи, если умный, что свершить? Бежать к Меченому и на колени становиться? Так уже бегали, насчет Карабаха. Помогло? У него государственные расчеты и самомнение до небес. Все правильно и верно, а там трава не расти. Убивать его? А уверен, что хуже не будет? Я — нет. Ну, объясни, почему все всё видят и никто пальцем не пошевелит.

— Запросто. Делай, что можешь, и пусть все идет, как должно. Не надо ни с кем говорить. Я обоих чеченов положу, а ты мне моих кровников сдашь.

— Х… Мне что их жалко?!!! На! — Андрей швырнул на стол бумагу. — Вот тебе даты и подробности. Один, поэт херов, приезжает пообщаться с местными либералами-демократами. Другой торговать. Набивать карманы рвется, а не воевать за свой незалежный Азербайджан. На словах все борзые. Как до дела доходит, так в строю одни дурачки. Вот тебе полный расклад. Иди! Режь. Стреляй.

— Значит, договорились, — засовывая в карман, сказал. — Я тебе помогу.

— Да не просил я тебя!

— Ты уж не обижайся, но не надо на меня смотреть как ребенка. Ага, не просил. Просто так показал. Об этом и просить не требуется, слегка в спину подтолкнуть. Нормальная разводка. Ну и что? Если в моих интересах, так без проблем. Везде будут убивать, не только у меня в доме. Хоть немного меньше — я это буду знать. На других и их мнение ложил. И не надо просить. Я сам все сделаю.

'А меня сделаешь, подумал Андрей, если когда-нибудь узнаешь, что это не просто разводка, а реальный кидок? Не торгуют они оружием. Пока. А вот резня в Чечне будет. Уже начинается. Зачем там два офицера с реальным опытом? Остановить я не способен, но притушить вполне. Обман это или нет? Лучше не задумываться. Даже с близкими, уже не способен общаться, без задней мысли'.

* * *

Они вышли из лифта и не успели двинуться в искомом направлении, куда показывала стрелка, как мимо проскочили двое форме, едва не сшибая встречных с ног, и резво побежали по коридору.

— Не нравится мне это, — напряженно сказал Аксютин, переглянувшись с Павлом.

Они прошли мимо пустого столика медсестры, направляясь прямо на крики и громкую ругань. Люди в белых халатах и больничной одежде жадно смотрели в ту сторону, но никто не кидался на помощь. Желающих жить мирно не наблюдалось. Зазвенело расколотое стекло и на ультразвуковой ноте, завизжала женщина.

На полу, у кабинета врача, скорчившись, лежал один из быстроногих парней в форме. Руки он держал между ног и тихонько подвывал. Второй, видимо, и вышиб головой стеклянную дверь и очень медленно пытался подняться. Ноги скользили по осколкам и не похоже, что хоть что-то соображал. Так и скребся с обреченным видом, напоминая жука. Приподнялся — опять упал. Сотрясение мозга определялось без медицинского образования по нескоординированным движениям. По соседству столпилась стайка девиц в белых халатах, с живым вниманием наблюдая происходящее.

Пожилой мужчина в белом халате, с текущей из разбитого носа кровью стоял, вжавшись в стену спиной, и со страхом смотрел, на беснующегося Андрея. На нем повис Олег и с трудом удерживал. То, что лилось у старшего брата изо рта, ни одна самая передовая газета не напечатала бы ни в период гласности, ни во времена застоя. Во втором случае еще и редактора уволили бы. Выкрики были страшно эмоциональны и совершенно не вразумительны. Самым понятным было обещание убить козла.

Павел встал перед ним, загораживая врача своим телом. Посмотрел прямо в глаза и резко ударил со всей силы по лицу. Голова Андрея мотнулась, и он растеряно посмотрел на брата. Потом весь обмяк и заплакал. Павлу стало нехорошо. Не в первый раз он видел сорвавшегося Андрея и догадывался, что тот может выкинуть. Но вот плачущий — это было зрелище неординарное. Он такого не помнил.

— Все, — обнимая его, сказал Павел растеряно. — Успокойся.

— Сделайте ему укол что ли, — зло посоветовал за спиной Аксютин. — Откуда я знаю? — возмутился на робкий вопрос, — успокоительное.

Подскочила одна из девиц со шприцем, торопливо набрала из ампулы жидкость, и с опаской закатав Андрею рукав, всадила в вену. Он даже не отреагировал, продолжая всхлипывать.

— Евгений Васильевич, — приказал Павел, не оборачиваясь. — Разберитесь. Если надо заплатите.

— Он еще и меблЯ в кабинете переломал, — доложил Олег, — пока за этим гонялся.

— Ты тоже с ним иди, — процедил сквозь зубы Павел. — Для поддержки. Или пусть деньги возьмут, или продолжишь в том же духе. Помаячь там своей физиономией.

Объяснять не требовалось. Незнакомые люди, встречаясь с бывшим боксером и увидев его нос, а также габариты, заранее обреченно ждали крайне неприятных последствий. Обычно Олегу и говорить ничего не требовалось. Посторонние норовили перейти на другую сторону улицы, лишь бы не встречаться.

— Оставьте нас одних! Живо!

Осторожно направляя, отвел брата в угол и усадил на стул. Присел рядом, продолжая обнимать.

— Она умерла! — уткнувшись в плечо младшего брата, сказал Андрей. — Мамы больше нет! Я еще вчера знал. Наш еб… ящик сообщил. Похороны состоятся послезавтра. Придут с соболезнованием… Чтоб их самих скрутило и очень соболезнованно стало… Как прочитал, взял ее и потащил в больницу. Она еще удивлялась — прекрасно себя чувствует… Ничего не болит, все в порядке. Зачем отрываю ее от дома. Такая радость — самой все обустраивать. Всю жизнь мечтала нормальную дачу иметь и ютилась в этой сраной халупе. Что это мне в голову взбрело отрывать от вечной чистки-уборки? А ху…. его знает, как объяснить. Сказать я знаю?!!! А что знаю? Там ничего не написано. Дата в моей биографии. В долбанном Интернете один хрен ничего не поймешь, где правда, а где вранье. Хорошо еще день указан. Ни диагноза, ни как все было. Вот и подхватился. Почти насильно засунул в машину. Привез… Всем кругом забашлял, пусть срочно смотрят. По любому хуже не будет, да и врачи рядом. Если что мгновенно набегут. Она еще смеялась, чего я дерганый. Ага… прибежали суки… Им плати не плати, будут чаи гонять в ординаторской и ху… знает чем заниматься. Убью, — он опять рванулся и Павел его с трудом усадил. — Гады, самая лучшая на свете медицина. Ничего не видят. Я отошел на пять минут, тебе звякнуть и в контору, чтоб не ждали. Возвращаюсь — лежит. И ни одной души рядом!

Он еще долго что-то говорил, ругался и проклинал весь мир. Павел молча сидел рядом и думал. Опять подтвердилось. Получается, исправить можно исключительно несчастный случай. Или действие. Вот должен упасть тебе на голову кирпич — не ходи в том месте и будет тебе счастье. А от инфаркта не убежишь. Подошел срок и пришел тебе песец. И что дальше? Не заглядывать? Глупо. А знать свой срок страшно. Человеческая психика не приспособлена к таким откровениям. Хуже того, вычитаешь дату и пойдешь пить. От алкоголя и загнешься. Что, Интернет виноват? Сам постарался. Не знал бы, не допился до белой горячки и не сдох. Куда не кинь, всюду клин. Подарочек нам достался. Выбросить жалко, пользоваться жутко. Удавил бы этих инопланетян за их подарок, в виде троянского коня, оформленного под столь занимательную вещь. И ведь не откажется от этого Андрюха. От власти еще никто не отказывался. А информация — власть. Да и польза от нее несомненная. Деньги мусор, а вот Жанку я бы никогда не встретил, не свалились на голову чудо. Что она там делает? Позвонить надо. Я ж не предупредил, куда отправился. Когда Андрюха позвал, он ничего не объяснил. Приезжай и все. Думал, опять очередная супергениальная идея посетила. Стукнуло в голову больницу прикупить. Придет Жаннка, а меня нет. Может, не стоило в Москву перебираться? Стоило! Отдельно жить всегда лучше. Когда уже мобильники появятся в продаже…

Он вышел на лестницу, доставая сигареты. Обнаружил там уже дымящего не хуже паровоза Евгения Васильевича.

Аксютин вынул зажигалку и дал прикурить. Подождал, пока выпустит дым, и негромко сообщил:

— Тромб. Оторвался и закупорил сосуд в мозгу. Никто не виноват. Никаких признаков. Случается иногда и с молодыми. Мгновенье назад замечательное самочувствие и вдруг… Говорят есть какое-то импортное лекарство для разжижения крови и его надо принимать регулярно. Тогда шанс есть. Но не в последний момент. Да это и определить почти не возможно. Почему тромб отрывается толком неизвестно. Лекарство, скорее, для профилактики. Оно не лечит, а при большой дозе можно и в ящик сыграть. Кровь перестает сворачиваться.

— Это точно? — затягиваясь, спросил Павел.

В голове быстро шел просчет вероятностей. Получается, знай, они болезнь заранее, могли спасти. Добыть лекарство сегодня не проблема. Если что и из-за границы притащить не великое дело. Хорошо быть умным задним числом…

— Вскрытие необходимо, для диагноза, но врачи уверены. Что-то они там говорили научное. Я все равно не понимаю, и проверить, не способен. На то и патологоанатом существует.

— Это обязательно?

— Конечно, — взглянул Аксютин с удивлением. — Закон. Официальные требования в случае смерти пациента. А вдруг лечили не от того? А вдруг врачебная ошибка?

— Да… бумага должна быть. Без бумажки ты букашка… А с этими что? Ну, врач… охранники…

— Договорился. Они тоже люди. С одной стороны понимают, с другой — деньги никому не лишние.

— Ладно. Потом скажите сколько — верну.

— А как он? — помолчав, спросил Аксютин.

— Заснул. Дозу успокоительного ему лошадиную вкатили. Как буйному. Евгений Васильевич хмыкнул. — Я попросил посидеть возле него медсестру. Теперь не выйдет. И Олег там — присмотрит. Повторения никому не надо. Проспится — отвезете домой. А я уж займусь всеми этими… бумагами…

— Он что опять видел? — очень тихо спросил Аксютин выдержав длительную паузу. — Мы должны были ехать в Архангельск. Вдруг сорвался, повез в больницу, все отменил…

Павел раздавил окурок о перила и повернулся к начальнику безопасности фирмы. Посмотрел в лицо.

— Кроме меня, об этих… снах в курсе только вы. Когда-то я был против, но он настоял…

Вообще-то все было прямо наоборот, но сообщать это Павел не собирался. У Андрея секретность превратилась в навязчивую идею и не без оснований. Его пришлось чуть ли насильно заставлять рассказать хоть что-то и добился этого Павел, тщательно продумав легенду, которую стоит скормить Аксютину. Проще поверить в вещие сны, чем в ихнюю подозрительную игрушку. Про предчувствия все слышали, Кашпировские по стране ходили стаями и светились на экране центрального телевиденья, а как объяснить наличие не существующей в природе всемирной сети информации представить сложно.

Так уж вышло, что отношения у него с бывшим ментом остались чисто деловыми, а вот Андрей очень часто доверял лишнее Аксютину. Да по другому и нельзя. Если не верить собственному помощнику по этим делам, проще сразу пойти и застрелиться. Другое дело, что совсем уж грязные делишки шли через Олега, и Евгений Васильевич мог о них догадываться, но не точно знать. Он еще помнил себя в погонах и не дай Бог, отреагирует по принципу: 'За государство обидно'. Да Андрей и с Павлом не очень в последнее время делился. И не очень-то хотелось углубляться. Как-то он совсем не так себе сначала представлял будущее. Чтение — это совсем не метод узнавать жизнь. На практике слишком завоняло дерьмом и кровью.

— Вы меня старше больше чем в два раза, — также тихо говорил Павел, — работали в милиции и должны не только по 'Семнадцати мгновениям весны' понимать: 'Что знают трое — знает и свинья'. Мы до вас трижды пробовали…

Говорить правду, сколько на самом деле и как, он не хотел. Ни к чему такие подробности.

— … письма писали по инстанциям. Дважды ничего… То ли ими подтирались, то ли проводили очередное собрание по улучшению, усилению, модернизации и правильному наведению порядка в субботник под песни. Не знаем. Мы туда лезть побоялись. Ничего ведь не объяснишь, а можно попасть на заметку. А вот в третий раз… Вы про АЭС Three Mile Island accident слышали?

— Я даже слов таких не знаю. Три — а дальше что?

— АЭС Три-Майл-Айленд, — терпеливо повторил Павел, — В США. Крупнейшая авария в истории ядерной энергетики. 28 марта 1979 года в Пенсильвании. Работы по устранению последствий аварии до сих пор не закончены. Была проведена дезактивация территории станции, топливо выгружено из реактора. Часть радиоактивной воды впиталась в бетон защитной оболочки и эту радиоактивность практически невозможно удалить. Стоит это приблизительно миллиард долларов.

— В первый раз слышу, — удивился Аксютин.

— Специалисты знают. Да и мы, вот теперь. Специально выясняли подробности. Дело в том, что нечто подобное должно было грохнуть в СССР. Только еще и с человеческими жертвами. Десятки погибших, тысячи пострадавших. А теперь этого нет. И мы не знаем, это наша заслуга или взорвется в будущем. Кто нас пустит к докладным и протоколам ответственных комиссий, выяснить, не среагировали ли власти на сигнал с конкретными именами и подробностями? Или все делалось келейно, под ковром и никаких комиссий не было? Там, наверняка, стоит сигнализация на любопытных и гебешники ждут неосторожных. Никто не мог знать некоторых любопытных подробностей. Шпионажем пахнет. Прямо задавать вопросы мы побоялись, но есть косвенные признаки. Кучу народа поснимали и с помпой заявили о разработке нового типа реактора. Якобы еще лучшего. Остается надеяться, что не грохнет в другом месте. Вот в Питере я жить не желаю категорически. Из чувства самосохранения.

Он мысленно прикинул варианты и продолжил, стараясь особо не врать:

— Так что был у нас, после этого, разговор. И договорились мы приблизительно о следующем. Не дословно, но суть. Надо иметь собственную команду. Чтобы сказал: 'Взять вон того козла и накачать его алкоголем до невменяемого состояния насильно' — и сделали, не удивляясь. Командир приказал — нет возражений. Что и зачем, не их дело. Они деньги получают и выполняют. А делается это затем, чтобы не мог летчик сесть за штурвал самолета и разбить его. Можно и башку оторвать, все лучше одному, чем две сотни погибших пассажиров, но тут уже уголовщина и зона, а мы туда не стремимся совершенно. Самолет-то целый! И знать заранее, что летчик ошибется, заходя на посадку нельзя. Отсюда вывод — исполнителям подробности ни к чему. Ты приказал — он честь отдал и попрыгал Тарзаном, подвиги совершать. А для этого нужны деньги. Много денег. На идее не вытянуть, да и побегут моментально сдавать из самых замечательных побуждений и прикрывая собственную вину… И самое неприятное, — после длительного молчания сказал, — что вот он, пример. Павел кивнул на дверь в отделение. — Узнал, помчался, а сделать ничего не смог. Поэтому и сорвался.

— А знаете, Павел Николаевич, — сказал Аксютин, впервые назвав по имени-отчеству и на 'Вы', - почему я из милиции ушел? Тоже прошибить стену головой пытался. Поначалу ведь опаска была. Экстрасенс вещает. То ли правда, то ли хлебобулочные изделия на уши вешает. Проверка необходима. А как, если точных дат убийств нет? Следить только. Попробуй организовать без причины. Обоснование… Ну да в Москве и области проще. Достаточно знакомых. Кому подсказать или намекнуть, ссылаясь на информатора. Двоих, что он мне сдал, повязали, на руках почти носили. Даже неудобно. Заслуги никакой, а генералы уважительно кланяются. А потом началось… Почему ты требуешь крутить этого? Убийства же не связаны? Не наш город, занимайся своими делами… В таком виде. Не выдержал и поехал сам. Он, когда меня увидел, все понял и бежать кинулся. А я его застрелил. Превышение полномочий, стрельба на улице, расследование. Отсутствие четких доказательств. Косвенные имеются, а прямых улик нет. Он развел руками. — Год мурыжили на допросах. Предложили не поднимать шум и уйти по собственному желанию, пока перестроечные газеты из меня монстра, губящего невинных граждан не сделали, да заодно и всех в дерьмо не макнули… Все честно. Что хотел, то и получил. Избавился от урода. А последствия… На зону не пошел, уже хорошо. Все-таки репутация не хухры-мухры — заслужил уважение. Многие всерьез решили, что у меня мозги не на месте. К психиатрам заскоки пациентов цепляются, а к ловцам серийных убийц, почему не должны? Ты ж себя на его место ставишь, для лучшего понимания, а там недолго и до, — он криво усмехнулся. — Даже лечиться по-дружески предлагали. Жалели.

В дверь вошли, весело разговаривая несколько человек в больничных халатах, и Аксютин замолчал. Они прочно устраивались поболтать и перекурить. Обычные разговоры после обеда. Жратва паршивая, отношение отвратительное, на больных плюют. Обсуждать свои дела при посторонних не стоило.

— Ладно, — сказал Павел, давя вторую сигарету подошвой. Не могут обычную пепельницу железную поставить. Все через жопу. Он и не заметил, как снова закурил. — Пошли в палату. Посмотрим, как Андрей… Просто надо всегда держать в памяти, что гарантии никакой, — сказал он уже по дороге. — Мы каждый день меняем свое и окружающих будущее, принимая решения. Обычно в этом нет… э… глобальности. Но, действуя, вполне можем ухудшить ситуацию. Тот летчик, ведь ничего не поймет и в следующий раз разобьет другой самолет, но уже в придачу о жилой дом. Или этого не случится. Нам знать, не дано. Поэтому действовать требуется исходя из собственных представлений о порядочности. А то ведь, потом окажется, что один из пассажиров, оставшихся в живых, станет хуже Гитлера и убьет миллионы невинных людей.