Японское купечество по своему происхождению представляло собой довольно пеструю картину. Несмотря на строгую общественную регламентацию, в японском обществе на протяжении длительного периода происходили активные процессы социальной мобильности, что прослеживается на примере истории крупных торгово-предпринимательских династий.

Особенно сильно сословная система обнаружила свою подвижность в период кинсэй, чему способствовал ряд политических и социально-экономических обстоятельств. Сталкиваясь с реальностью повседневной жизни, люди довольно активно меняли свою социальную принадлежность: одни по причине накопленного богатства, другие — в силу утраты внутрисословных связей.

Купечество пополнялось за счет обедневших самураев, ремесленников, оставивших ремесло ради торговли. С ростом городов началось и участие в торговле крестьян. Они стали заниматься пригородным земледелием, ориентируясь на нужды горожан. Хотя городские купцы старались вытеснить крестьян с городских рынков, закупая излишки сельскохозяйственной продукции и изделия сельского ремесла на местах, некоторым крестьянам удавалось разбогатеть, и они, порвав с земледелием, сами становились купцами.

Предприимчивость японского купечества позволила ему достичь значительной экономической мощи даже в условиях изоляции Японии, когда оно было лишено возможности заниматься внешней торговлей. Всю свою энергию и изобретательность оно направило на развитие внутренней торговли, меньше — в сферу производства. Четвертое (в японских условиях) сословие весьма преуспело в искусстве манипулирования деньгами, создав по всей стране сеть ссудных лавок. Кредитно-финансовые операции для многих купеческих домов послужили источником накопления, а свидетельством того, какими денежными суммами обладали эти дома, служит факт быстрого образования банков во второй половине XIX в., основу которых составляли как раз накопления купеческих домов. Купцы также вкладывали деньги в освоение новых земель и разными путями становились фактическими собственниками земли.

В социальной иерархии торговцы занимали последнюю ступеньку, и их отношения с другими социальными категориями населения страны были сложными. Основная часть даймё и самураев, находившаяся у купцов в постоянном долгу, относилась к ним с враждебностью и презрением, но не могла обойтись без их помощи. Так, Осио Хэйхатиро, самурай по происхождению, поднявший мятеж в Осака, говорил о них:

«Ненавистные пройдохи — богатые горожане не только подчиняют себе самураев, пользуясь их затруднительным материальным положением, но позволяют себе грубости, гордясь и выставляя напоказ свое богатство… Они имеют огромное количество рисовых пахотных полей и другое имущество и живут, не испытывая ни в чем недостатка. В то время как народ страдает от страшного бедствия, голода, они продолжают, как всегда, вести роскошную, веселую жизнь, не обращая внимания на страдания народа» [267] .

При этом верховные правители Японии пользовались услугами купечества. У Токугава Иэясу советником по финансовым делам был Гото Мицуцугу, который основал монетный двор (Гиндза). Купечество само искало связи с властями. Так, торговый дом Мицуи стал банкиром бакуфу. В отношении низших слоев населения купечество выступало в роли работодателей — лодочники, грузчики, носильщики, не говоря уж о многочисленных приказчиках в лавках, обслуживали расширявшуюся торговлю.

Структура купечества была многообразной. Это были и крупные оптовые торговцы, владельцы бакалейных, мануфактурных, галантерейных лавок и лавчонок, лоточники, бродячие торговцы вроде русских коробейников; среди последних было много женщин. В период средневековья бродячие торговцы сыграли важную экономическую роль — они были посредниками между городом и деревней, между районами с разной специализацией. Для многих крестьян такая торговля была побочным промыслом, хотя она была связана с большим риском — на дорогах хозяйничали разбойники.

Торговля вразнос была одной из самых распространенных в период средневековья. Купцы обычно специализировались на продаже какого-то определенного вида продукции, но, безусловно, в торговле преобладали товары повседневного спроса, предметы первой необходимости, хотя большие лавки, расположенные в центре трех главных городов Японии, славились своими предметами роскоши.

Существовали и торговые посредники. Купечество определенных областей монополизировало отдельные отрасли торговли и широко занималось разного рода кредитными операциями. Будучи юридически бесправным, но осознав свою экономическую силу, японское купечество научилось отстаивать свои интересы и выгоды.

Купечество создавало свои объединения (накама) типа европейских гильдий. Первое из них появилось под непосредственным руководством бакуфу в 1604 г., чтобы противопоставить единую организацию японских купцов португальской монополии на ввоз китайского шелка. Получив специальную привилегию, торговцы часть прибыли отдавали правительству. В первой половине XVII в. эти поступления значительно пополняли финансы бакуфу.

Практика выдачи лицензии (кабу) продолжалась и дальше. Кабунакама, получив разрешение на продажу или производство какого-либо товара, уплачивали бакуфу определенный налог. Лицензию можно было продать или передать по наследству.

Были у купцов и организации, созданные самостоятельно: оптовые торговцы имели свои объединения — тоия, или тонъя.

В 1721 г. сёгун Ёсимунэ в русле проводившихся им реформ взял деятельность купечества и ремесленников под контроль. Он легализовал все их объединения, разделив их на 96 категорий. Таким образом упрощалась схема взимания налогов с объединений торговцев. Но и торговцы получили при этом определенные выгоды: сёгунат уже не мог, как раньше, прибегать к конфискации имущества отдельных членов объединения. Кроме того, торговцы самостоятельно решали, какую сумму в качестве лицензионного взноса и ежегодного налога должен был платить каждый член их объединения.

Правительство поощряло создание купеческих объединений — так было удобнее собирать налоги, через них передавались указы и распоряжения властей, осуществлялся контроль над ценами, надзор за торговлей и т. д. Использовало правительство эти объединения и в полицейских целях. Известно, что объединение ростовщиков, имевших ломбарды, помогало выявлять краденое и ловить воров.

Купечество не было обложено таким постоянным налогом, как крестьянство, но было уязвимо для властей, когда те, испытывая финансовые затруднения, могли конфисковать имущество, аннулировать долги или потребовать какие-либо «пожертвования». Купечество платило следующие налоги:

— мёгакин — промысловый налог, им облагались также ремесленники и рыбаки, т. е. лица, занятые в производственной сфере; это была плата бакуфу или даймё за разрешение заниматься теми или другими видами деятельности, размер этого налога определялся каждый год;

— ундзёкин — плата за разрешение заниматься извозом, налоговые ставки здесь были самыми разными;

— гоёкин — внеочередной налог; его платили по особому распоряжению властей или если получали право носить фамилию, меч и т. д.

Купцам предоставлялись особо широкие права, если они являлись подрядчиками или поставщиками двора сёгуна или отдельных княжеств; их называли гоёсёнин. С бакуфу и властями княжеств сотрудничали и гоётацу; это были торговцы, которым были предоставлены монопольные права в области посреднической деятельности. Среди них было много тех, кто специализировался на закупке риса. Курамото, или какэя, были купцами — владельцами рисовых складов, кредитовавшими даймё и продававшими продукцию, производившуюся в княжествах. Кредитование даймё было настолько широко распространенным явлением, что в ходу был специальный термин даймё каси (кредит для даймё). А купцы-фудасаси кредитовали самураев в счет их рисовых пайков. И тех, и других особенно много было в Осака.

В XVI–XVII вв. в Японии возникло много торговых или торговопредпринимательских домов. Часть из них разорилась, но многие сохранились и до наших дней, среди них — Коноикэ, Мицуи и Сумитомо. Последние принадлежали к новому слою японского купечества, сложившемуся в эпоху Токугава. Они пришли на смену купцам XVI — начала XVII в., активно занимавшимся внешней торговлей, и в условиях ограничения связей с внешним миром им приходилось искать иные сферы и формы деятельности.

 

Торговый дом Коноикэ

«Загляни в приходные книги купцов и сразу увидишь, что город Осака — первый торговый порт Японии. В него съезжается множество торговцев из всех уголков страны. И не перечтешь, сколько в Осака оптовых лавок, ведущих дела и с восточными провинциями, и с западными провинциями. А для того чтобы развлекать гостей, хозяева держат у себя на службе девушек, которых зовут «листьями лотоса»» [269] .

Так писал об Осака японский писатель XVII в. Ихара Сайкаку. И в этом городе, который в эпоху Токугава называли «кухней поднебесной» (тэнка дайдокоро), самой богатой среди торговцев в XVII в. была семья Коноикэ.

Родословная дома Коноикэ насчитывала много столетий. Своими корнями она связана со знатной самурайской фамилией Оми Минамото, а та, в свою очередь, вела свое происхождение от императора Уда (888–897), восьмого принца Ацудзанэ. Много раз семья меняла место жительства, пока не обосновалась в Идзумо и не стала служить даймё Амако. Там в декабре 1570 г. родился Синроку, которого считают основателем торгового дома Коноикэ.

С младенческих лет Синроку воспитывался у двоюродного дедушки Яманака Нобунао, который уединенно жил в деревне Коноикэ, находившейся в провинции Сэццу в местечке Итами (ныне префектура Хёго). В мае 1579 г. дед умер, и Синроку стала воспитывать двоюродная бабушка. Жили они в большой бедности, практически не имели средств для существования.

После обряда совершеннолетия (гэмбуку) в 15 лет Синроку дали имя Сатимоти. Перед юношей встал вопрос — как и на что жить. Хорошенько поразмыслив, Синроку отбросил большой и малый мечи, которые были принадлежностью не только военного костюма и снаряжения самурая, но и гражданского платья. Они носились всем сословием самураев, начиная от простого воина и заканчивая верховным правителем страны — сёгуном.

Скрыв свое самурайское происхождение, Синроку решил заняться торговлей. Он изменил свое имя на Синъэмон. Потом это имя в доме Коноикэ переходило из поколения в поколение вплоть до середины XIX в.

В начале XVII в. менявшиеся условия жизни в Японии многих заставляли менять привычные устои и традиции. Выходцы из самых разных сословий — синтоистские и буддийские монахи, врачи, самураи, крестьяне — становились торговцами. Таких примеров было множество. Можно сказать, что Синроку уловил дух времени — эпоха войн завершилась, и потребность в воинах отпала. В Японии были нужны иные профессии.

Синроку был бедняком и не имел средств, чтобы начать дело. Помог ему случай. Семейная легенда рассказывает, что однажды некий человек благородного происхождения из Тамба затеял ремонт замка. Синроку узнал об этом и решил принять участие в этом деле. Будучи по происхождению самураем, он разбирался в военном искусстве. Он осмотрел местность вокруг замка, указал его владельцу на слабые места с точки зрения обороны и высказал свои соображения, как можно укрепить замок. За это владелец замка во время торжественной церемонии по случаю окончания работ хорошо его наградил, что и помогло ему вырваться из тисков бедности. Обычай праздновать этот день — 4 января — за трапезой с дзони (рис с овощами) надолго закрепился в доме Коноикэ.

Деревня Коноикэ была удобно расположена для ведения торговли — в двух ри на запад находился рынок в Итами, на севере — торговый город Осака. И в этой деревне Синроку начал варить дешевое сакэ (нигоридзакэ) и торговать им вразнос. Скорее всего, это было в 1600 г.

Производство сакэ известно в Японии с глубокой древности, вероятно с того времени, как японцы начали сеять рис. В древности сакэ изготовляли в синтоистских храмах и использовали во время торжественных церемоний. Производство сакэ было высокоприбыльным, и налог с него имели право получать лишь императорский дом и бакуфу.

Существовало сироки (белое сакэ) и куроки (темное сакэ). Белое изготовляли из риса, темное — из хиэ (сорт злака). Но к тому времени, как Синроку решил открыть новое для себя дело, в Японии еще не делали прозрачного сакэ. Правда, говорят, что монахи в Исэ владели секретом изготовления такого напитка. Но, как бы там ни было, начало производства прозрачного сакэ связано с именем Синроку. Техника его изготовления по сути не изменилась и сейчас, а открыть этот секрет помогла чистая случайность.

В доме Синроку был слуга, отличавшийся дурным нравом. Однажды он со злости тайком швырнул золу в бочонок с обычным, мутным, сакэ, чтобы напакостить хозяину.

Ничего не зная об этом, Синроку, как обычно, зачерпнул сакэ и к своему удивлению обнаружил, что оно стало прозрачным и, мало того, у сакэ появился приятный аромат. Когда он обнаружил на дне бочонка золу, ему в голову пришла догадка, что зола и очистила сакэ от мути. Это неожиданное открытие и послужило началом товарного производства прозрачного сакэ. Мелкая пакость обернулась грандиозной удачей, принесшей известность дому Коноикэ и обеспечившей его процветание.

Сакэ, изготовляемое Синроку, стало чрезвычайно популярным. Поэтому Синроку задумался о новых рынках сбыта. Его привлекали рынки в Эдо и Осака. В 1615 г. двое сыновей Синроку основали в Осака собственное дело. Затем они стали заниматься перевозкой риса и сакэ по всей стране, чем приумножили свое богатство. А в 1619 г. в Осака перебрался и сам Синроку, где продолжил заниматься производством сакэ. Вся дальнейшая деятельность торгового дома Коноикэ разворачивалась в этом городе, который являлся главным рынком страны.

Когда в 1650 г. Синроку умер, его семья уже входила в число богатейших торговцев Осака. Дальнейший расцвет дома был связан с деятельностью сына Синроку Дзэнъэмон. Именно он присоединил к своему имени фамилию Коноикэ, увековечив тем самым название деревни, где начинал варить сакэ его отец. Благодаря своим предприимчивости и смекалке он научился извлекать выгоду из разных видов деятельности, сумел сохранить и приумножить богатство, создать дому доброе имя.

Дзэнъэмон первым занялся морскими перевозками. Сначала это была его обязанность по отношению к даймё Нисигуни, когда тот, следуя системе заложничества (санкин котaй), должен был являться в Эдо. Затем он стал кредитовать даймё, отправлявших собранный в их владениях рис на продажу в Осака. Постепенно Коноикэ сделались владельцами рисовых складов (курамото). Для них это дело было особенно выгодным, поскольку рис служил сырьем для производства сакэ.

Для успешной деятельности в области торговли и финансов были важны и личные качества — деловая хватка, бережливость, умение разбираться в рыночной ситуации, налаживать связи, уметь выбрать выгодное направление в своей деятельности.

Следует сказать, что государство вовсе не стояло на страже интересов купечества, хотя и пользовалось их финансовой помощью. Правительство время от времени совершало «набеги» на их финансы, облагая купечество «добровольно-принудительными» займами (гоёкин) и «забывая» потом эти деньги возвращать. Рост финансового могущества купечества внушал опасения классу феодалов, которые всячески старались ограничить свободу их деятельности. В этом лежит одна из причин, почему японское купечество мало денег вкладывало в промышленную сферу. Но по мере развития торговли, товарно-денежных отношений японское купечество становилось все менее покорным. Оптовые торговцы Осака, Эдо и Киото обладали силой и авторитетом, играли большую роль в ценообразовании. Как говорил конфуцианский ученый Гамо Кумпэй (1768–1813), «гнев богатых купцов из Осака вселяет ужас в сердца даймё».

В 1656 г. Дзэнъэмон открыл в Эдо меняльную контору, занявшись всевозможными кредитными операциями. Однако особенно преуспел в финансовых делах Дзэнъэмон II. Он входил в состав совета Осака, объединявший 10 меняльных контор города. Эти конторы продавали золотые и медные монеты, серебро на вес, давали ссуды, принимали векселя, брали деньги на хранение, т. е. по своим функциям являлись прообразом банка. Когда Коноикэ делали только первые шаги в этой сфере деятельности, они взяли за образец стиль ведения дел Тэннодзия Гохэй, основателя финансового дела в Осака. И вскоре они наравне с Тэннодзия стали официальным банкиром правительства страны.

Постепенно Коноикэ перестали заниматься производством сакэ и морскими перевозками и целиком переключились на кредитно-финансовые операции. В 1696 г. 30 % феодальных домов Японии пользовались услугами ссудных лавок, принадлежавших дому Коноикэ, 110 княжеств получили от этого дома займы.

Дом Коноикэ ссужал деньгами и купцов. В 1670 г. 59 % общей суммы капитала шло на кредитование купцов и 19 % — даймё. Но к началу XVIII в. процент кредита, предоставлявшегося даймё, резко вырос — он составлял 73,5 % от общей суммы капитала дома Коноикэ.

При третьем главе дома, Мунэтоси, благодаря финансово-кредитным операциям дом Коноикэ особенно преуспевал. Он приобретал земельные участки и переселял туда крестьян для их обработки. Так, в 1705 г. Коноикэ купили земли в провинции Кавати и переселили туда 120 семей из ближайших деревень и еще 360 семей из других районов. Вообще, освоение земель — нови и пустошей — под посевы риса было типичным делом для японского купечества в период Токугава. В Осака дом Коноикэ также стремился приобретать земельные участки, которые со временем росли в цене, что делало выгодной и эту сферу деятельности.

* * *

Как организационная структура крупных купеческих домов, так и направленность их деятельности имели отличия, но в них можно обнаружить и много общего. В начале XVIII в. Коноикэ имели следующую организационную структуру. Кроме главного дома (хонкэ), который вел свое происхождение от основателя по прямой линии, было учреждено пять боковых домов (бункэ), связанных с главным домом родственными связями. Кроме того, в клан Коноикэ входило еще 22 семьи, которых называли бэккэ. Это была боковая линия дома, члены которого не были связаны родственными узами с хонкэ. Скажем, главой такого дома мог быть муж дочери или усыновленный семьей Коноикэ человек. Все эти линии и ветви включались в деятельность главного дома, и функционирование их предприятий зависело от экономической поддержки последнего.

Работающим в доме Коноикэ по найму требовалось обычно десять лет, чтобы, будучи приказчиками, дослужиться до такой должности, когда разрешалось открыть собственное дело или создать бэккэ. В ученики принимали мальчиков в возрасте 12 лет. Когда ученик поднимался до должности приказчика и если при этом ему уже было более 20 лет, ему доверяли обучение учеников. Спустя 2–3 года было принято выдвигать этого работника на должность управляющего, а еще спустя 2–3 года ему разрешалось создать бэккэ, и тогда он считался главой боковой линии семьи. Например, работник, получивший должность приказчика в возрасте 18 лет, мог руководить обучением в 38 лет, стать управляющим в 40–41 год и создать бэккэ в 42–43 года. Но начиная с 40-х гг. XVIII в. все меньшему количеству наемных работников разрешалось основывать собственное дело.

Ученики не получали никакого вознаграждения, работники в должности приказчика и выше получали 50–60 моммэ серебром каждые два месяца, заведующие обучением и выше ежегодно получали от 300–400 до 3000 моммэ в зависимости от должности.

К этой основной оплате работники получали еще доплаты двух видов — мояигин и надзукэгин. Мояигин представляли собой годовые бонусы в размере 200 моммэ. Надзукэгин платили каждые 2–3 года, но только после того как работнику исполнялось 21–22 года, да и то только тем, кто работал у Коноикэ с юности. Тем же, кто нанимался на работу в более зрелом возрасте, выплачивали вознаграждение на 8–9 год службы у Коноикэ. Таковы были правила дома.

Однако на практике работники не получали надзукэгин до тех пор, пока не подходило время их отставки или пока им не разрешали открыть собственное дело. Такая практика позволяла удерживать работника у себя, поскольку покинуть хозяина становилось для него экономически невыгодно. Этот стиль управления получил широкое распространение и дальнейшее развитие в последующий период Мэйдзи. По сути дела, система найма в доме Коноикэ представляла собой прообраз существующей в современной Японии системы пожизненного найма.

Более 10 % всех работников дома Коноикэ имели статус бэккэ. Согласно семейным записям в 1719–1741 гг., 51 чел. покинул этот купеческий дом по разным причинам: 8 чел. умерли, трое были приняты в другие дома как наследники, 8 чел. попросили освободить их от контракта. 32 человека были уволены: 27 как плохие работники или по возрасту, среди остальных пятерых один оказался вором, двое заболели, один потерял казенные деньги, другой напутал с деньгами, отпущенными на расходы на кухню.

Весьма примечательны уставы крупных купеческих домов. Они появились и у Коноикэ, и у Мицуи, и у Сумитомо в одно и то же время — в XVIII в. Эти уставы, разные по названию, отражали «индивидуальный портрет» дома и законы, которыми регулировалась его деятельность. Но во всех уставах поощрялись бережливость, деловая смекалка, тщательное соблюдение отчетности. Кроме того, эти уставы содержали многочисленные предписания относительно системы найма, служебной иерархии, взаимоотношений с наемными работниками. Словом, именно в этих правилах следует искать исторические корни японского стиля управления, интерес к которому так велик в сегодняшнем мире.

Появление в 1723 г. семейных правил (какун) дома Коноикэ было не случайным. К тому времени Коноикэ представляли собой большой семейный клан, накопивший огромное богатство. Необходимо было регулировать деятельность дома, его боковых домов, строго следить за направленностью деятельности, не допускать пустой траты капитала. Правила касались и внутрисемейных отношений, и взаимоотношений с наемными работниками. Они дают возможность познакомиться с купеческой этикой тех лет.

Идея составления семейного устава возникла еще у родоначальника дома Коноикэ Яманака Синроку, который известен и под именем Юкимото. В 1614 г. он написал «Наставление потомкам от Юкимото». Каждое последующее поколение вносило свою лепту в свод семейных правил, пока это дело не завершил Мунэтоси, который по своим деловым качествам превосходил всех своих предшественников.

Мунэтоси приступил к написанию семейных правил в апреле 1716 г. Есть предположение, что он поручил написать их ученому Каибара Экикэн, но трудно сказать, так ли было это на самом деле. Полный свод правил был завершен к 1732 г., когда Мунэтоси было уже 66 лет. Следуя семейной традиции, он в 57 лет отошел от дел и, скорее всего, сам занимался его составлением. Кроме деловой части, правила содержали массу поучений и наставлений: определяли нормы нравственного поведения членов семьи, касались обрядов совершеннолетия, бракосочетания, похорон, религиозных отправлении.

Весь клан Коноикэ вместе с наемными работниками представлял собой как бы единую семью, где старались создать хорошие условия найма с тем, чтобы удержать работника у себя на более длительный срок. Этот семейный стиль управления получил широкое распространение и дальнейшее развитие в последующий период Мэйдзи.

Правила, касавшиеся деловой сферы, были очень строгими. Главенство во всех делах признавалось за основным домом, а всем остальным полагалось с ним сотрудничать. Запрещалось производить перемены в сфере деятельности, предписывалось следовать установленной практике ведения дел и направлять свою энергию на какой-то один вид деятельности. По всей видимости, клан не хотел рисковать, предпочитая заниматься делами, приносящими твердый доход.

Четкие семейные правила ведения дел позволяли клану Коноикэ выживать в условиях жесткой конкуренции, поскольку другие купеческие дома были не менее предприимчивыми. В большом почете были бережливость, аккуратность в ведении деловой отчетности, деловая смекалка. У дома Коноикэ существовали особые бухгалтерские книги (санъётё), где фиксировались сделки по продаже сакэ, кредитно-финансовая деятельность дома. Некоторые японские ученые считают, что именно дом Коноикэ впервые в Японии ввел в практику систему двойной бухгалтерии.

Для решения различных проблем в клане Коноикэ существовал консультативный совет, и в правилах подчеркивалась важность семейных консультаций. В уставе дома Коноикэ было зафиксировано, что даже глава основного дома не может распоряжаться капиталом без согласования с управляющими и другими членами дома. Глава клана был официально управляющим всем семейным делом, но ему не дозволялось принимать решения единолично. В 1713 г. в уставе дома об этом говорилось следующее:

«Наследник главного дома ( хонкэ ) должен нести ответственность за сохранение и защиту капитала дома до тех пор, пока он не передаст эту функцию своему преемнику. Поэтому он должен придерживаться установленных традиций дома в решении всех деловых вопросов».

Хотя главой дома мог быть лишь старший сын, порой случались отступления от этого правила: до этого поста иногда допускались усыновленные члены семьи, если по какой-то причине этого права лишались родные дети.

* * *

В XIX в. участились случаи неуплаты долгов со стороны даймё, и предоставление денег в кредит перестало быть выгодной сферой деятельности. Но Коноикэ по-прежнему оставались в первом ряду самых богатых людей в Японии. И ничто не предвещало крутых перемен, ожидавших этот купеческий клан.

В 1867–1868 гг. в Японии произошли события Мэйдзи исин, изменившие путь развития страны. Их главное значение заключалось в том, что за ними последовали важные социально-экономические преобразования, расчистившие путь для быстрого развития капитализма в стране.

После отречения сёгуна от власти в стране развернулась гражданская война, длившаяся полтора года. Японское купечество тоже было вовлечено в водоворот этих событий. Богатые купеческие дома Осака и Киото финансировали военные операции антисёгунской оппозиции, а некоторые купцы вступали в ее военные отряды.

Дом Коноикэ стал настоящей золотой жилой для нуждавшейся в средствах оппозиции. Достоверно известен факт, когда ему под жестким нажимом пришлось выполнить «просьбу» одного из отрядов добровольцев и выложить 200 рё серебром. Другой руководитель такого отряда получил от 22 осакских менял 7 тыс. рё.

В конце 60-х гг. XIX в. предприимчивый самурай из княжества Тоса, которое находилось в крайне стесненном материальном положении, убедил Коноикэ и еще несколько купеческих домов подписать с княжеством торговый договор, согласно которому каждый месяц княжество получало 30 тыс. рё. Самурая звали Ивасаки Ятаро, впоследствии он создал знаменитую фирму «Мицубиси», процветающую и сейчас. Не исключено, что деньги, полученные от дома Коноикэ, помогли ему стать процветающим предпринимателем.

В тот переломный период, когда менялись ориентиры в деловой активности, многие купеческие дома обанкротились. Особенно это коснулось купцов-менял. Они привыкли ссужать деньги даймё под залог налоговых доходов и товарной продукции княжеств и, сидя в безделье и праздности, получали огромные проценты. Но в 1871 г. княжества были упразднены, и все прежние соглашения с купцами-менялами расторгнуты. Лишившись ссудных процентов, многие пытались заняться торговлей, но, не имея опыта, в конце концов терпели убытки и разорялись. Богатый город Осака переживал депрессию.

Дом Коноикэ довольно удачно пережил то время и до середины периода Мэйдзи (1868–1912) оставался еще очень заметной фигурой в финансовых кругах. В 1877 г. Коноикэ первыми в Осака учредили современный банк — «Дай дзюсан гинко». Хотя этот банк формально представлял собой акционерное общество, в действительности он являлся личным финансовым учреждением главы клана Коноикэ Дзэнъэмон Юкитора. Последний получил от всех 33 других учредителей (все они были из клана Коноикэ) письменное обязательство, что они не будут обладать правами акционеров и что все ценные бумаги они передадут Юкитора.

Но во второй половине периода Мэйдзи дела Коноикэ пошатнулись. Япония вступила в период промышленной революции, но Коноикэ не сумели переключиться на новый вид деятельности, продемонстрировав неспособность приспособиться к новым условиям. Обладая огромными денежными средствами, дом продолжал заниматься кредитным делом вместо того, чтобы вкладывать их в развитие промышленности. Возможно, сыграл роль и субъективный фактор. Тогдашний глава клана не обладал той энергией, напористостью, умом, предприимчивостью и другими деловыми качествами, которыми отличались его предшественники.

Некогда богатейший торгово-предпринимательский дом терял завоеванные позиции и оттеснялся с экономической арены. Последнее заметное событие в его истории — образование в 1933 г. банка «Санва» (сейчас один из крупнейших банков Японии). Однако тогда доля Коноикэ по сравнению с другими учредителями (банками Ямагути и Сандзюён) была наименьшей (соответственно, 10, 27,5 и 39,7 млн иен), причем для банка Коноикэ это были все деньги, которыми он располагал. Вот уж поистине «ветер жизни человеку не подвластен».

 

Торговый дом Мицуи

Немного существует в мире фирм, чья история насчитывает более трех столетий. Мицуи относится к их числу. Это одна из старейших и крупнейших торгово-предпринимательских фирм, начало которой было положено в далеком XVII в. Это был период, когда в стране после долгих междоусобных войн наступил мир и многие самураи оказались не у дел. Несмотря на строгую сословную регламентацию, многие из них поменяли свой социальный статус — занялись торговлей, стали художниками, учителями, ремесленниками.

Основателем дома Мицуи считается Такатоси Хатиробэй (1622–1694). Но первая лавка была открыта его отцом Такатоси Сокубэй (1578–1633), который проявил определенную дальновидность, отказавшись от самурайского звания и решив заняться торговлей, хотя в период Токугава сословие торговцев находилось на низшей ступени социальной лестницы.

Предки Сокубэй были мелкими феодалами. Историю этого рода трудно проследить с достаточной долей достоверности, поскольку часто в родословные вплетались разного рода легенды. Согласно одной из них, представитель семьи Фудзивара по имени Нобунари Уманоскэ покинул Киото и поселился в провинции Оми. Однажды, осматривая свои владения, расположенные вдоль берега озера Бива, он обнаружил три колодца, в одном из которых нашел золотые монеты. Посчитав это за доброе предзнаменование, Уманоскэ изменил свое имя на Мицуи, что означает «три колодца». Насколько эта легенда соответствует истине, судить трудно, но знак «три колодца» впоследствии стал эмблемой торгового дома Мицуи, а в городе Мацудзака провинции Исэ Мицуи долгое время заботливо сохраняли три колодца, окружив их высокой стеной; один из этих колодцев используется до сих пор. Скорее всего, в этих колодцах была хорошая по качеству вода, пригодная для изготовления сакэ.

В период Муромати (1338–1573) Мицуи были самураями феодала Сасаки в провинции Оми. В XV в. глава семьи Мицуи имел довольно высокий ранг, что позволило одной из его дочерей стать женой Такахиса, младшего сына Сасаки. В Японии существовал обычай входить в семью на правах приемного сына, женившись на наследнице, если в семье не было сыновей. Таким приемным сыном в семье Мицуи стал Сасаки Такахиса. Из сохранившихся документов дома Мицуи нельзя ясно понять причину усыновления. Так или иначе, Такахиса построил замок в Намадзуэ, в местности к востоку от озера Бива, где семья Мицуи жила под покровительством рода Сасаки.

Во время междоусобных войн и борьбы за объединение страны в XV–XVI вв. дом Сасаки и семья Мицуи очень пострадали; небольшая часть оставшихся в живых людей из клана Сасаки была покорена Ода Нобунага, одним из объединителей Японии, и род Сасаки исчез со страниц японской истории.

Но семье Мицуи, которая жила тогда в провинции Этиго, удалось выстоять и сохраниться. Глава дома Такаясу, почувствовав приближение опасности, велел своим слугам собрать все, что можно было унести с собой, и скрылся с семьей и немногочисленными вассалами. Они обосновались в призамковом городке (дзёкамати) Мацудзака, который был торговым центром провинции Исэ. Там Такатоси Сокубэй, старший сын Такаясу, начал свою жизнь уже в другом качестве.

Городок располагался в очень удобном месте: поблизости был порт. Кроме того, в нем останавливались паломники, направлявшиеся в храм Исэ. Матросы, бродячие торговцы, странники доносили до городка разные новости, что помогало Сокубэй ориентироваться в обстановке. Он несколько раз ездил в Эдо, который Токугава Иэясу, завершивший объединение страны, сделал резиденцией бакуфу, и видел, как быстро рос и развивался город.

Процесс политической стабилизации благоприятно отразился на экономическом развитии страны, но привел к падению роли самураев как воинского сословия. Именно тогда дальнейшая судьба дома Мицуи круто изменилась. Вернувшись в 1616 г. из очередной поездки в Эдо, Сокубэй объявил жене, детям и слугам о своем решении поменять самурайский меч на соробан (счеты). К тому времени уже не было в живых сюзерена, которому он присягал на верность, и Сокубэй посчитал, что его первейшим долгом как главы дома было восстановление благополучия семьи:

«Меч не может больше обеспечить нашу жизнь. Я видел, как большими выгодными делами можно заслужить уважение. Я буду варить сакэ и соевый соус, и мы будем процветать» [286] .

Дело, затеянное Сокубэй, было несложным по технологии и требовало лишь небольшого капитала и нескольких квалифицированных подмастерьев.

Тем не менее дела поначалу шли неважно. Как говорят в Японии, легко дело открыть, трудно его сохранить. Сокубэй получил самурайское воспитание, был сведущ в поэзии и каллиграфии, но плохо представлял себе технику торгового дела. Положение спасла его жена Сюхо. Она была купеческой дочкой и, вникнув в дела мужа, проявила удивительные деловые качества. Ее житейская смекалка, умение ладить с клиентами, способность находить новые формы обслуживания покупателей, не упускать из виду ни единой мелочи, бережливость сыграли определяющую роль в успешном развитии их семейного предприятия.

Сюхо успешно вела дела и после смерти мужа в 1633 г. У нее было четыре дочери и четверо сыновей, каждому из которых она сумела подобрать дело, которое наиболее соответствовало его природным способностям.

Когда старший сын Тосицугу Сабуродзаэмон прошел основательное обучение дома, Сюхо отправила его в Эдо, дав денег, чтобы он смог открыть там мануфактурную лавку, названную «Этигоя». Ему помогал младший брат (третий сын) Сигэтоси Сарубэй, который потом основал собственное дело по изготовлению и продаже гвоздодеров (кугинуки), очертание которого стало его эмблемой. Второй сын Хиросигэ Сэйбэй был усыновлен другой семьей. Самый младший, Такатоси Хатиробэй (1622–1694), помогал матери. У него рано проявились способности к торговле, и дело в г. Мацудзака должно было перейти к нему по наследству.

Сюхо, видя, что Хатиробэй может заняться более масштабным делом, как только ему исполнилось 14 лет, отправила его в Эдо к Сабуродзаэмон, где он в скором времени открыл лавку, также названную «Этигоя». Менее способный Сигэтоси возвратился домой и стал помогать матери, а Сабуродзаэмон отправился в Киото, где занялся скупкой и продажей тканей.

Хатиробэй, оставшийся в Эдо, стал управлять также и лавкой брата, и дела у него пошли успешно. Приобретя опыт, он начал в широких масштабах совершать закладные операции, заведя ссудную лавку. Как правило, клиентами таких лавок становились даймё, жизнь которых в Эдо требовала больших расходов. Даймё ежегодно привозили в три главных города страны — Осака, Эдо и Киото — 4 млн коку риса, из которых 3/4 шло на покрытие одних лишь процентов по долгу, достигавшему 60 млн рё, причем у торговцев не было твердой уверенности, что они получат долги, поскольку они не были защищены законом.

Такие проницательные дельцы, как Хатиробэй, учились вести дела на свой страх и риск, объединялись с другими торговцами, а когда денег для ссуды не хватало, брали краткосрочные займы у храмов. Постепенно Хатиробэй овладел всеми премудростями торговли рисом.

В 1673 г., когда Хатиробэй исполнился 51 год, он решил прекратить дела с даймё, которые регулярно «забывали» платить свои долги, и стал больше ориентироваться на простых горожан. Он переехал в Киото и занялся торговлей тканями. Потом, оставив дела на старшего сына Такахира, вернулся с другим сыном обратно в Эдо, где открыл в августе 1673 г. небольшую лавку по соседству со своим старшим братом, торговавшим кугинуки. Хатиробэй торговал модной парчой «нисидзин» и шелком, скупая их в Киото и в других местах. Когда дела пошли успешно, Хатиробэй передал дело своим шести сыновьям и занялся изучением условий ведения дел.

В лавках, расположенных на оживленной Хонтёдори, где находилась и «Этигоя», торговали по образцам. Приказчики, обходя дома даймё и самураев, предлагали им образцы тканей. Но денег от таких покупателей приходилось ждать довольно долго. Хатиробэй, создав у себя в лавке большой запас товара, продавал ткани мелким провинциальным торговцам по розничным ценам. Барыш был небольшим, но реальным, товарооборот расширялся, и такая форма торговли имела перспективу. Кроме того, расчет производился наличными деньгами.

В лавках на Хонтёдори ткань продавалась целым куском на кимоно, что ограничивало возможности сбыта. Один из приказчиков Хатиробэй сообщил ему о разговоре, подслушанном в бане, что женщины предпочитают покупать небольшие куски материи, из которой можно шить различные мелкие вещи, например, кошельки. Подумав, Хатиробэй решил рискнуть и стал продавать ткань в кусках разной длины. Результаты не заставили себя долго ждать. Спустя год после приезда в Эдо Хатиробэй так преуспел в делах, что смог открыть еще одну лавку на той же улице. Теперь у него было 15 приказчиков, 5 учеников и несколько слуг.

В апреле-мае 1683 г. Хатиробэй перевел лавку «Этигоя» в район Сурагатё недалеко от Нихомбаси. К стене лавки было прикреплено полотнище, на котором был изображен круг, внутри которого были вписаны два иероглифа один в другой, причем первый иероглиф был взят от слова «колодец» и был изображен в виде скошенного сруба колодца, а внутри вписан иероглиф, означающий число «три». Эта эмблема сохранилась до сих пор, и ее можно увидеть на всех зданиях, принадлежащих группе Мицуи. И еще на вывеске было написано: «За наличные. Цены без запроса» (Гэнкин. Какэнэ наси). Это был новый принцип в торговле, введенный домом Мицуи — продажа товара по твердым ценам.

К 1700 г. лавка превратилась в самый крупный магазин в Эдо. От нее ведет свое начало один из крупнейших современных универмагов «Мицукоси», получивший это название в 1928 г.

Большое внимание Хатиробэй уделял рекламе. В дождливые дни клиентам одалживали зонты с эмблемой Мицуи. Хатиробэй покровительствовал поэтам, драматургам, писателям (например, Ихара Сайкаку), а те своими произведениями создавали благоприятное для него общественное мнение. В японской поэзии есть строчки о лавках Мицуи:

писал поэт Кикаку, эдоский горожанин, беспечный гуляка, воспевая улицы и богатые торговые лавки родного города.

К концу XVII в. в торговом доме Мицуи работало несколько сот служащих по найму. Поскольку лавки «Этигоя» в Эдо процветали, Хатиробэй открыл их филиалы в Киото и Осака.

Причины феноменального успеха Мицуи, несомненно, следует искать в личных качествах Хатиробэй. Он хорошо разбирался в политической и экономической обстановке, осознавал непрочность социального положения своего сословия, а следовательно, необходимость официального покровителя, без которого все имущество можно было потерять в одно мгновение. Так случилось в Осака с торговым домом Ёдоя, когда, обвинив последний в расточительстве и невыполнении распоряжений сёгуна, власти конфисковали все его имущество. Поэтому дом Мицуи постарался наладить связи с бакуфу, и с 1689 г. начал поставлять ткани и украшения для сёгуна Цунаёси, а затем стал банкиром сёгуна, что позволило Мицуи занять в районе Нихомбаси самый высший ранг среди горожан. Дом Токугава поддерживал торговцев Эдо и других городов, входивших в сёгунские владения, поскольку это значительно пополняло казну за счет налогов.

При Токугава было проведено упорядочение денежной системы. Начал ее Тоётоми Хидэёси, который монополизировал чеканку золотых и серебряных монет. Затем сёгунат ввел единую денежную систему, что послужило одним из эффективных средств для упрочения его политического положения.

Можно сказать, что создание национальной денежной системы Японии находилось в тесной связи с процессом становления централизованного японского государства. Ранее в стране находилось в обороте пять видов денег (золотых, серебряных и медных). Они имели хождение по всей Японии, и право их чеканки принадлежало бакуфу. Кроме того, существовала местная валюта (бумажные деньги); сёгунат таких денег не выпускал. Так, купцы из Яма- да пустили в оборот в провинции Исэ бумажные деньги, прозванные «Ямагата-хагаки». С 1661 г. в княжестве Фукуи начали печатать «княжеские» бумажные деньги, и к началу XVIII в. такая практика распространилась еще на 46 княжеств. Свои бумажные деньги появились в городах, деревнях, храмах и даже у отдельных торговых домов. Одной из причин такого положения была нехватка серебряных монет.

Наличие в обращении разного вида денег, развитие товарно-денежной экономики и рыночных связей привели к появлению меняльных контор, а также лиц, профессиональной деятельностью которых стало ведение финансовых операций. К середине XVII в. в торговой практике появились всевозможные векселя. Деятельность меняльных контор помогла их владельцам сколотить значительные состояния. Там можно было взять деньги в кредит, обменять вексель, оставить деньги на хранение. Говоря о японском купечестве XVII в., французский историк Ф. Бродель отмечал, что оно рано поняло, какую выгоду можно извлекать «из манипуляций с деньгами — деньгами приумножающими, необходимым инструментом современного накопления».

Чтобы понять причины широкого распространения меняльных контор и других видов финансовой деятельности японских купцов, необходимо рассмотреть, как происходила реализация риса и других видов производившейся в княжествах продукции.

Владения дома Токугава были разбросаны по всей стране. Собиравшийся в них налог, прежде всего в виде риса, доставлялся в Осака, продавался там, а деньги переводились в Эдо, резиденцию сёгунов. Даймё также отправляли в Осака рис и другую продукцию своих княжеств, а деньги им переводили в Эдо, где они были обязаны жить согласно системе заложничества санкин контай.

Даймё поручали продажу риса и других продуктов определенным торговцам в Осака. Постепенно последние начали авансировать даймё еще до реализации риса, а иногда и в счет будущих продаж. В Осака образовалась целая группа торговцев, называвшихся курамонто, какэя и т. п., которые занимались финансированием даймё и сбытом их продукции. Возникновение такой системы купли-продажи обычно относят к годам Камбун (1661–1672), а иногда и к более раннему периоду Сёхо (1644–1647).

Первым и крупнейшим из осакских торговых домов, начавших подобные операции, был дом Ёдоя, который вел дела 33 даймё. Сохранившиеся документы свидетельствуют, что не осталось ни одного даймё из юго-западных княжеств, который не был бы должником этого дома.

Деньги от продажи риса пересылали из Осака в Эдо. Для этих целей была учреждена почтовая служба, но дело было сложным и хлопотным. Деньги перевозились на лошадях или их нес на себе посыльный, что было делом небезопасным — по пути могло случиться всякое. Купец из Осака по имени Тонамура ввел в обиход более простой способ расчета продавца с покупателями — переправлялись не деньги, а векселя, по которым даймё получали деньги в Эдо. Таким же образом велись дела и между торговыми домами — пересылались вексель и доверенность. Выгоду получал и торговый дом в Эдо — иногда даймё запрашивал не всю сумму сразу, и оставшиеся деньги можно было на время пустить в оборот. Этот способ ведения дел получил широкое распространение в Осака и для многих торговых домов стал основным направлением в их деятельности, которую можно рассматривать как прообраз банковских операций.

Жизнь в Эдо заставляла даймё все чаще прибегать к услугам меняльных контор. Просрочка платежа со стороны даймё была обычным делом, поскольку общество не очень-то заботилось об охране интересов купечества, хотя дела о неуплате долгов и рассматривались в городских магистратах. Купцы могли защищаться от произвола властей только силой денег — скажем, увеличивая процентную ставку.

Семейство Мицуи включилось в кредитные операции. Их меняльная контора в Эдо открылась в 1683 г., в Киото — в 1686 г., в Осака — в 1691 г. Главной меняльной конторой стала киотская: там сосредоточились основные денежные капиталы дома Мицуи, пускавшиеся в оборот, оттуда шло финансирование меняльных контор и торговых лавок в Эдо и Осака.

Интересно, что японские меняльные конторы имели примерно такой же режим работы, как и лондонские. Они были открыты ежедневно с 10 часов утра, а продолжительность их работы (примерно два часа) определялась временем горения светильника (в Лондоне время работы определялось временем горения одной свечи).

В конторе был работник (мидзуката), в обязанности которого входило смачивать пол водой (вероятно, чтобы не допустить пожара) и выдворять замешкавшихся клиентов, когда контора закрывалась.

Дом Мицуи через свои меняльные конторы активно занялся пересылкой золота и серебра с помощью векселей. Дело приносило довольно большую прибыль, деньги постоянно находились в обороте. В это дело Мицуи также внесли новое — за наличные деньги от продажи в Осака риса они покупали ткани, продавали их в Эдо, после чего возвращали деньги владельцу риса. Дело в том, что вексель подлежал оплате в течение 60 дней, а на пересылку денег из Осака в Эдо уходило только 15–20 дней, что и позволяло использовать наличные деньги для торговых операций. Прибыль от них позволяла продавать товары по более дешевым ценам, и вырученные деньги снова пускать в оборот. Все это способствовало процветанию дома Мицуи и расширяло сферу его деятельности.

В 1691 г. Мицуи обратился к сёгунату с такой просьбой — в обмен на ссуду он предлагал пересылать для сёгуната деньги из Осака в Эдо, не взимая за это проценты. Наличные деньги использовались для закупки товаров. Взяв ссуду в серебряных монетах, он вернул ее сёгуну в золотых, получив прибыль в результате неустойчивого курса обмена. Потом право на проведение подобных операций получили от сёгуната и другие торговцы, но первыми начали их именно Мицуи.

Основным местом деятельности Хатиробэй стал Киото, а вести дела с бакуфу в Эдо он отправил своего старшего сына Такахира Хатироэмон. Постепенно Хатиробэй отошел от непосредственно торговых дел и, стремясь расширить сферу деятельности своего торгового дома, занялся изучением условий купли-продажи в различных районах страны, т. е. тем, что теперь называется «маркетинг».

К концу XVII в. Хатиробэй мог с удовлетворением наблюдать результаты своих трудов — его лавки и меняльные конторы в Эдо, Осака и Киото процветали. Можно сказать, что ему удалось создать своего рода империю Мицуи.

* * *

Хатиробэй умер в 1694 г. Его старший сын Такахира Хатироэмон оказался достойным преемником своего отца — с его именем связаны многие новшества в деятельности клана Мицуи, главным из которых было создание системы управления и контроля над всеми формами деятельности клана, которая обеспечила ему прочную стабильность.

Раньше за всей деятельностью дома Мицуи следил сам Хатиробэй. Можно сказать, что он хорошо владел основами маркетинга — знал потребности жителей городов, где и что производят, и поставлял необходимые товары туда, где на них был спрос, причем по низким ценам. Но теперь дело расширилось, и одному человеку было уже не под силу управлять им.

Хатиробэй еще при жизни пытался поделить свое имущество между детьми, но это его стремление, к счастью для дома Мицуи, не было одобрено членами главного дома клана. После его смерти дети сплотились вокруг старшего брата Такахира и целиком положились на его волю, отказавшись дробить общее наследство. Дальнейшая история дома Мицуи показала правильность такого решения.

К началу XVIII в. клан Мицуи состоял из 9 домов (семей) — одного старейшего, который вел свое происхождение от основателя клана, пяти родственных домов (бункэ) и трех неродственных — домов усыновленных детей (рэнкэ) (позднее, в июле 1740 г., к клану присоединились еще 2 рэнкэ — дом Иэхара и дом Нагаи). Таким образом, дом Мицуи (Мицуи додзоку) включал в себя 11 семей, в совместном владении которых находилось все имущество клана. Такая структура семейной компании под единым руководством и контролем сохранялась до тех пор, пока после окончания Второй мировой войны не были принудительно распущены финансово-промышленные группы дзайбацу.

Можно с уверенностью утверждать, что XVIII век в истории клана Мицуи был определяющим. Клан обладал большим богатством, его многочисленные лавки и меняльные конторы процветали. Расширялись и географические рамки деятельности Мицуи — с 1707 г. они стали закупать китайские шелковые ткани непосредственно в Нагасаки.

Учитывая большой спрос на них в аристократическом Киото и разницу в ценах, торговля китайскими шелками приносила немалый доход.

Этому многогранному и разрастающемуся делу уже был необходим руководящий центр, в ведении которого находился бы контроль за всеми видами деятельности клана. Создание такой системы связано с именем Такахира Хатироэмон, старшего сына Хатиробэй, человека одаренного практической смекалкой и деловым чутьем. Именно при нем сложилась и была закреплена в различных документах вся организационно-правовая система клана. В 1705–1719 гг. был проведен ряд организационных реформ, зафиксированных в различных завещаниях, наставлениях, поучениях, уставах.

Эта система получила название омотоката. Это было емкое понятие, включавшее в себя и организационную структуру, и правовые отношения, и взаимоотношения между семьями, и контроль за всей финансовой деятельностью. Можно сказать, что омотоката была мозговым центром клана Мицуи, его высшим организационным достижением.

Центр деятельности клана Мицуи переместился в Киото, где система омотоката начала действовать с января 1710 г. Она определяла всю финансовую политику клана, следила, чтобы деньги «работали» в каждой сфере деятельности. Взаимоотношения между омотоката и каждой лавкой можно рассматривать, говоря современным языком, как отношения между холдинговой компанией и ее дочерним предприятием. Каждое предприятие было финансово независимо и использовало выделенный ему капитал по своему усмотрению, возвращая 12 % от аванса. В возврат производился раз в полгода. Каждый глава дома нес личную ответственность за дела своего семейного предприятия перед омотоката. Глава клана (сорёкэ), наследовавший родовое имя Этигоя Хатироэмон, контролировал главные мануфактурные лавки в Киото, Эдо и Осака и нес ответственность за их работу.

В январе 1722 г. появился семейный устав клана Мицуи — «Завещание Мунэтакэ». Это был домашний устав (кахо), составленный Такахира; Мицуи руководствовались им в делах до 1900 г. Согласно ему, клан состоял из девяти семей. Все имущество оценивалось в 220 единиц, и каждой семье был выделен свой пай. Семья Хатироэмон получила 62 единицы, что составляло 28 % от общей суммы; Мотоносукэ — 30 единиц (13,6 %); Сабуросукэ — 27 единиц (12,3 %); Дзироэмон — 25 единиц (11,4 %); Хатиродзиро — 22,5 единицы (10,2 %); такую же долю получил и Сохати; Сокуэмон — 8 единиц (3,6 %); Китироэмон — 6 единиц, (2,7 %); Хатисукэ — 7 единиц (3,2 %); остаток в 10 единиц (4,5 %) стал общим владением клана.

В «Завещании Мунэтакэ» был закреплен принцип неделимости капитала. Каждая семья имела два вида денежных средств — на предпринимательские дела и на семейные расходы. Смешивать эти две статьи расходов было строго запрещено. Кроме того, ни одна семья не могла забрать свою долю или независимо продать, или подарить свой пай. В случае банкротства одного из родственников остальные не были юридически ответственны за его долги. Таким образом клан Мицуи сумел сохранить и приумножить свое богатство.

В деятельности дома Мицуи в XVIII в. можно обнаружить много нововведений. К ним, в частности, относятся бухгалтерские книги (иэаритё). Эти написанные от руки книги, где отражены все сферы деятельности клана, хранятся в Научно-исследовательском институте Мицуи по социально-экономической истории в Токио. Интересно, что несмотря на то, что японское купечество было оторвано от непосредственных контактов с купечеством вне пределов Японии, техника ведения дел у дома Мицуи и у других японских купеческих домов была такой же, как и у их европейских коллег. Они владели техникой двойной бухгалтерии, которая позволяла в любой момент получить полный баланс между дебетом и кредитом. И если баланс не сводился к нулю, значит была совершена ошибка, которую следовало сразу же найти.

Учетные книги в клане Мицуи были двух видов: в первых учитывались сделки и соглашения по краткосрочным кредитам на полгода, в других — крупные сделки, которые заключались каждые три года. Система контроля и учета за всеми сферами деятельности была очень строгой.

Тщательности в составлении отчетности могла бы позавидовать любая современная компания, оснащенная компьютерной техникой — благодаря омотоката дело в клане Мицуи было поставлено так, что любые ошибки исключались. Система омотоката прекратила свое существование 29 февраля 1944 г., когда была образована головная компания (хонся) Мицуи.

* * *

Мальчиков из семьи Мицуи рано начинали обучать премудростям торгового дела. В возрасте 12–13 лет такое обучение проходило дома, а с 15 лет подростка отправляли в одну из лавок в Эдо или Осака, где он проводил несколько лет. Даже если юноша уже был женат, уезжал он один, жена оставалась дома. В такой практике обучения имелись свои подводные камни — не все могли избежать соблазнов чужого города, бывали случаи, когда молодые люди сбегали с женщинами, проматывали деньги, пускались в загул. Все это хорошо описано Ихара Сайкаку (1649–1693), который был сыном зажиточного осакского купца и оставил нам полнокровное, сочное изображение жизни города, со всем, что в ней было высокого и низкого, причудливого и своеобразного.

Такатоси Хатиробэй проявил себя еще в одном качестве — он отлично обучал наемных работников. Хатиробэй составил свод правил из 25 пунктов, касавшихся круга обязанностей и правил поведения лиц, которым предстояло работать приказчиками. Эти правила относились не только к. торговле, но и к взаимоотношениям между работниками. В них подчеркивалась важность добрых отношений между ними, т. е. уделялось большое внимание тому, что сейчас называется «микроклиматом в коллективе». За прилежную работу предусматривалось поощрение. Что касается правил поведения в быту, то предписывалось не вести споров, не начинать ссор, не водить знакомство с дурной компанией и проститутками. Одежду, а также пояс (оби) надлежало носить из хлопка, приказчикам не полагалось иметь при себе деньги — словом, правила были очень подробными. О плохом поведении мальчиков извещали главную контору в Киото, а самих их возвращали домой.

1-го, 15-го и 28-го числа каждого месяца по вечерам проводились своего рода совещания-беседы, где речь шла не только о работе, но и о правилах поведения в быту. Как видно, хозяин стремился поддерживать слаженность в работе, поскольку это благотворно отражалось на торговле и доходах.

Такатоси обнародовал свои правила в августе 1675 г., а в июле 1676 г. к ним были сделаны дополнения. Новшества основывались на конфуцианской морали — все вновь поступившие должны были оказывать почтение давно работающим, но молодежь должна была почтительно относиться к старикам независимо от стажа их работы. Особо подчеркивалась необходимость слаженности в работе приказчиков и всячески поощрялось прилежание. Кроме того, определялись меры, которые следовало предпринять в случае болезни приказчика.

Среди наемных работников (хоконин) всегда было много людей родом из Киото и из провинций Оми и Исэ, которые славились своими предприимчивыми купцами. Приказчики и слуги низших рангов (гэнин) принимались на работу только при условии: должно быть хорошо известно их социальное происхождение и иметься поручитель. Хоконин подразделялись на две категории — тех, кто работал в лавке, и тех, кто ходил по домам даймё с товаром. В лавках Мицуи была довольно сложная система должностей. Так, в мануфактурных лавках работало до 15 видов работников, причем у приказчиков в лавке были разные обязанности, и каждый отвечал за конкретное дело, что облегчало контроль над его работой. Например, ткани разного качества продавали разные приказчики.

Как и другие купеческие дома, Мицуи широко использовали институт главных управляющих (банто). Вся их деятельность была подчинена интересам дома, а отношение к хозяину, стержнем которого была преданность, основывалось на конфуцианской морали. Их обязанности и стандарты поведения были четко определены уставом дома.

По мере того как сфера деятельности клана Мицуи расширялась, вносились изменения и дополнения в систему найма. Должности, жалованье, обучение, продвижение по службе, отставка получили более четкие контуры после 1703 г. Появлялись и новые правила. Если раньше предпочитали брать в обучение только мальчиков, чтобы будущий работник с детских лет впитывал «дух Мицуи», то теперь стали принимать и юношей. Когда молодые люди из других семей поступали к Мицуи, они полностью отсекались от своих прежних корней и должны были твердо придерживаться норм и правил клана.

На работу обычно брали мальчиков в возрасте 11–13 лет. Должность приказчика можно было получить спустя 10–15 лет, а чтобы стать старшим приказчиком необходимо было проработать еще 12–18 лет. И лишь 5 % из числа наемных работников удавалось дослужиться до должности управляющего. До 20-х гг. XVIII в. основой для продвижения по служебной лестнице был стаж. Однако после 1735 г. выдвижение на высшие должности стало зависеть лишь от деловых качеств работника.

Следует отметить, что до введения системы омотоката приказчики, долгие годы, добросовестно служившие Мицуи, входили в клан на правах бокового дома. Но затем была проведена четкая грань между родственными членами клана и теми, кто работал у них по найму.

У Мицуи существовало одно любопытное правило — работникам высших рангов, если они после удачного завершения контракта с Мицуи открывали собственное дело, разрешалось использовать в разной степени символику клана; конкретно это зависело от ранга работника, и эти статусные различия строго соблюдались.

Среди членов дома Мицуи не поощрялась государственная служба, поскольку это расценивалось как пренебрежение делами клана. «Не забывайте, что мы торговцы; ваши отношения с правительством должны быть занятием второстепенным по сравнению с вашим делом», — такой наказ получал каждый вступавший в практическую деятельность член клана Мицуи.

* * *

Благодаря семейным хроникам до наших дней дошло довольно много сведений о женщинах из богатых купеческих домов. Наибольшее количество сведений сохранилось о семье Мицуи — это семейные биографии, хроники, уставы, различные наставления для потомков. Все эти материалы хранятся в Научно-исследовательском институте Мицуи по социально-экономической истории.

Купеческие дочки, выходя замуж, становились помощницами своих мужей. Когда торговое дело находилось в стадии становления, у них были бесчисленные обязанности как по дому, так и в лавке. Им приходилось улаживать отношения как с прислугой, так и с клиентами, вести домашнее хозяйство, воспитывать детей, всячески помогать мужу. Здесь требовались не только определенные навыки, но и природная смекалка.

В семейных хрониках дома Мицуи особой похвалы удостаивалась Сюхо (1590–1676), жена Сокубэй, основателя торгового дома Мицуи. Сюхо была дочерью процветающего торговца по фамилии Нагаи из местечка Нибу в провинции Исэ. Ее выдали замуж в 13 лет, у нее рано появились дети, однако Сюхо находила время вникать в дела мужа. От своего отца она унаследовала решительность, твердость характера и чутье в торговых делах. Ее богатая семья не оказала ей с мужем никакой финансовой помощи, и поэтому приходилось целиком рассчитывать лишь на свои возможности. Но Сюхо обладала необыкновенным даром находить разные способы ведения дела. Она была бережливой, и у нее ничего не пропадало даром. Она удивляла всех своей способностью извлекать пользу из самых незначительных вещей.

Сюхо умела найти общий язык с клиентами. Покупателям, которые приходили за сакэ, мисо (соевый соус) и другим товаром, она бесплатно предлагала чай, табак, холодный рис. В результате сакэ распродавалось все лучше. Клиентом лавки Мицуи стал и владелец замка Мацудзака.

Когда у покупателя не было денег, он мог оставить какую-нибудь вещь в лавке в качестве заклада. Причем Сюхо следила, чтобы процент за ссуду понемногу повышался. Так был сделан первый шаг к одному из направлений в деятельности Мицуи — закладу, что приносило большие доходы и положило начало процветанию дома Мицуи.

Пожалуй, самой отличительной чертой характера Сюхо в повседневной жизни была бережливость. Во время их скромной семейной трапезы никому не дозволялось оставить что-то в своей чашке. Каждый из сыновей выполнял какую-то нужную работу; это было составной частью его воспитания. Даже когда материальное положение семьи упрочилось, Сюхо не позволяла себе носить одежду из шелка — она и ее дети были одеты в кимоно из хлопка, который выращивали и пряли в провинции Исэ.

Сюхо сама подобрала жену для своего любимого младшего сына Такатоси Хатиробэй. Дзюсан (1636–1696), как и свекровь, происходила из купеческой семьи. Она родилась в Эдо, где ее отец держал меняльную лавку. Когда ей было 13 лет, семья переехала в Киото, а спустя три года — в провинцию Исэ. Дзюсан была энергичной и спокойной по характеру женщиной, у которой в доме и в лавке был широкий круг обязанностей. Она была под стать своему мужу, который высоко ценил ее роль в делах. Она родила ему шесть сыновей и пять дочерей.

В семейных хрониках дома Мицуи Сюхо и Дзюсан остались как образец служения делу. Но по мере того как Мицуи богатели, отпадала необходимость жене заниматься слугами и лавкой. В доме появились слуги, в обязанности которых входило присматривать за детьми, заниматься различной работой по дому и следить за ним в отсутствие хозяев. Детей теперь поручали кормилице, наличие слуг освобождало женщину от непосредственных занятий домашним хозяйством. Она теперь управляла только теми слугами и служанками, которые работали по дому. Но у нее имелся широкий круг обязанностей: она должна была следовать установленным правилам, касавшимся рождения детей, причесок, их первой одежды, обряда совершеннолетия, свадебных церемоний и других праздничных обрядов, буддийской заупокойной службы. В ведении жены главы дома находились свадебные церемонии и похоронные обряды всех родственных домов. В ее обязанности входило также посещение больных.

Девочки, как и мальчики, в 7–8 лет стали обучаться грамоте. Среди женщин дома Мицуи можно было видеть и таких, кто интересовался литературой, поэзией, живописью, но это было редкостью.

В семье Мицуи разумно относились к судьбе женщин, не бросали их в беде. Если по какой-то причине, не зависящей от женщины (например, из-за беспутства мужа), дальнейшее совместное проживание становилось невозможным, ей не возбранялось его покинуть. Так, Кати, младшая сестра Такахира, в 15 лет была выдана замуж за Нагасаки Хатибэй из Мацудзака, родила двоих детей. Но дела мужа пришли в упадок, и Кати, когда ей было 27 лет, вернулась домой. Старший брат Такахира пожалел ее, его старший сын женился на дочери Кати. И таких случаев было много. Возвращались домой и после смерти мужа и, если были молоды, нередко опять выходили замуж.

Женщин наставляли не быть ревнивыми, хотя мужья и подавали для этого повод, развлекаясь в «веселых кварталах». Были случаи появления внебрачных детей и многоженства. Незаконнорожденного ребенка с согласия отца брали в дом и воспитывали как приемного сына. Если у жены было твердое желание развестись, то препятствий не чинили, даже когда развода не желала семья мужа.

Для женщин из дома Мицуи было много разных наставлений. В 1705 г. Такатоми создал «Наставления для женщин», написанные в духе конфуцианской морали, где на первый план выдвигалось почитание родителей, беспрекословное подчинение мужу. В другом из них, написанном в 1744 г., речь шла о женской скромности: говорилось, что следует быть осмотрительной, посещая театр или наслаждаясь прохладой летнего вечера, встречаясь с артистами театра Но или уличными слепыми певцами, а также имея дело с торговцами мебелью. Женщинам разрешалось посещать храмы Исэ, осматривать Осака, ездить на горячие источники вместе с отцом или мужем, или с детьми и внуками.

Первое поколение Мицуи заключало браки с людьми, проживавшими в провинции Исэ. Старшие сестры Хатиробэй Такатоси были выданы замуж за местных влиятельных купцов, его тетки вышли замуж за купцов из Мацудзака. Эти купцы держали лавки и в Эдо, где имели хорошую репутацию и пользовались влиянием. Такие родственные связи способствовали укреплению позиций Мицуи в Эдо, когда они решили открыть там свои лавки.

Но постепенно география браков расширилась. Уже дети Хатиробэй Такатоси женились и выходили замуж за людей из разных социальных слоев, уезжали в другие города и провинции Японии. Жена Такахару была родом из Нара, жена Такатомо была из дома Окусуми из Эдо, глава которого был сёгунским чиновником (дайкан) при буддийском храме Дзодзёдзи. Жена Такахаси была родом из Эдо, ее отец Масуда был глазным лекарем и торговал глазными лекарствами. Муж старшей дочери Минэ по имени Ситидзаэмон, принятый в семью Мицуи, поначалу служил приказчиком, а потом управлял лавкой в Эдо. Он рано умер, и Минэ вышла замуж за его двоюродного брата. Но все-таки предпочтение отдавалось бракам с людьми из купеческих домов, как правило, богатых, а браков с самураями избегали сознательно.

В XVIII в. разрешение на брак уже следовало получить от омотоката; расходы на брачную церемонию тоже были в ее ведении. Девочек выдавали замуж в возрасте 13–16 лет. В «Завещании Мунэтака» был специальный раздел, где речь шла о том, как следовало проводить свадебную церемонию. Одежда и утварь рассматривались как приданое невесты и являлись ее личным имуществом, которым она могла распоряжаться. В семьях богатых купцов недвижимость — дом и участок земли, на котором он стоял, — передавались жене и родственникам по женской линии. У Мицуи недвижимость находилась в юрисдикции омотоката, и женщина свободно ею распоряжаться не могла. Это правило распространялось и на мужчин.

* * *

Клан Мицуи олицетворял собой новое купечество, сменившее купечество XV–XVI вв., разбогатевшее на внешнеторговых операциях. Это были предприимчивые, энергичные люди, сумевшие, исходя из конкретной социально-экономической ситуации, развернуть многогранную деятельность и создать свой стиль управления.

В деятельности дома был сильно выражен субъективный мотив — предпринимательские способности, родовая устойчивость, фамильная преемственность занятий. Уставы дома преследовали одну цель — сохранить дело и капитал. Бережливость, деловая смекалка и тщательное соблюдение отчетности — три составляющие успеха Мицуи.

Клан Мицуи представлял собой семейное товарищество с ограниченной ответственностью. Он сумел создать очень действенную систему управления и контроля, что позволило клану позднее быстро преобразоваться в семейную холдинговую компанию (дзайбацу), поскольку все необходимые предпосылки для этого сложились еще в период Токугава.

В переломный период Мицуи сумели правильно выбрать дальнейший путь развития и вложили свои огромные денежные накопления в банковскую и промышленную сферы. Клан уловил дух времени — Япония во второй половине XIX в. вступила в стадию промышленной революции. Благодаря протекционистской политике нового правительства Мицуи получили текстильные предприятия и угольные шахты на очень выгодных условиях. В 1876 г. Мицуи одними из первых создали свой банк.

Социальная градация общества с неизбежностью вытекает из взаимоотношений, которые складываются между его членами в процессе общественного воспроизводства. Постепенно размывание сословных перегородок привело к изменению социально-классовой структуры японского общества, что было следствием экономического развития страны в XVII–XVIII вв. Так «путь вниз» по сословной лестнице привел клан Мицуи к вершинам финансовой и промышленной деятельности, истоки которой крылись в таланте предпринимательства и умении манипулировать деньгами первых представителей дома Мицуи.

 

Торгово-предпринимательский дом Сумитомо

Финансово-промышленная группа Сумитомо является одной из старейших в Японии. За свою почти четырехсотлетнюю историю она играла различную роль в японской экономике, переживала времена расцвета и кризисов, но сумела сохранить прочную финансовую базу.

История дома Сумитомо своими корнями уходит в XVII в. В отличие от других купеческих династий, возникших в эпоху Токугава, дом Сумитомо с самого начала своей предпринимательской деятельности был связан с горнорудной промышленностью, в частности с добычей меди.

В родословной Сумитомо различают основателя фамилии и основателя дела. Из союза этих ветвей и сложилась торгово-предпринимательская династия Сумитомо.

Родоначальником семьи Сумитомо считается Масатомо (1585–1652). Он родился в Маруока в провинции Этидзэн (сейчас это префектура Фукуи). По одной из версий, его отец был местным феодалом, но достоверных сведений о нем не сохранилось. И о самом Масатомо биографические данные очень скудны.

В 1596 г., когда Масатомо было примерно 12 лет, он вместе с матерью и младшим братом переехал в Киото. Там он стал буддийским монахом, примкнув к школе Нэхан, где выделялся среди учеников своим усердием. Но на школу начались гонения, и ему пришлось снять рясу монаха и искать себе другое занятие. Масатомо открыл лавку под называнием «Фудзия», где стал торговать лекарствами и книгами. Ему было тогда 45 или 46 лет.

Основателем дела считается Сога Ридзаэмон (1572–1636). Его предки были выходцами из провинции Идзуми, которые затем перебрались в провинцию Кавати, где он и родился. Есть сведения, хотя и не вполне достоверные, что уже в 1573 г. семья Сога начала торговлю медью.

В городе Осака Ридзаэмон обучился технологии плавки меди и освоил технику изготовления изделий из нее. В 19 лет он решил начать свое дело и перебрался в Киото, где в западной части города в 1590 г. открыл плавильную мастерскую.

Широко развернуть дело ему помог случай. В 1591 г. Ридзаэмон в богатом торговом городе Сакаи обучился новому способу плавки меди («намбанбуки») у «южных варваров» (намбандзин), как называли выходцев из Индокитая, Индонезии, Филиппин и проживавших там португальцев, и испанцев. Предполагают, что человек, который поведал ему секреты нового способа плавки, был или европейцем по имени Хаксли (Huxley), или японским купцом по имени Сиродзу. Так или иначе, Ридзаэмон освоил новый способ плавки и усовершенствовал его, что стало приносить хороший доход. Дело в том, что часто медная руда содержала серебро, и новый метод учитывал разницу температур плавления обоих металлов, что делало возможным разделить их. Медь получалась отменного качества, что позволило дому Сумитомо стать основным поставщиком меди как на внутренний, так и на внешний рынок. А потребность в меди была велика: из нее чеканили монеты, изготовляли различную утварь, украшения, использовали для обшивки носовой части судов. Даже когда правительство Японии ограничило связи с внешним миром, четыре представителя дома Сумитомо имели разрешение на торговлю медью с иностранными купцами.

Трудно сказать, каким образом пересеклись жизненные пути Масатомо и Ридзаэмон, но достоверно известно, что Ридзаэмон женился на старшей сестре Масатомо, а позднее Рихэй, старший сын Ридзаэмон, стал зятем Масатомо. Вот таким образом и сложился торгово-предпринимательский дом Сумитомо. Это было довольно редким явлением среди богатых торговцев того времени: как правило, все купеческие дома вели свое начало от одной семьи.

Ридзаэмон назвал свою мастерскую «Идзумия», что означает «источник». В качестве эмблемы было выбрано изображение игэта (колодезного сруба), и ромбовидная фигура из двух горизонтальных и двух вертикальных перекрещивающихся линий в виде стилизованного колодца по сей день является фирменным знаком Сумитомо.

Своим преемником Масатомо сделал Рихэй, который поменял свое имя на Томомоти, когда вошел в качестве зятя в семью Масатомо.

В первой половине XVII в. в судьбе дома Сумитомо произошел решительный поворот. Второе поколение семьи перебралось из Киото в торговый город Осака. Скорее всего, это произошло в 1623 или 1624 г., но доподлинно известно, что в 1630 г. Томомоти открыл мастерскую в Осака на углу улочки Китаниси в квартале Авадзи. Спустя некоторое время он расширил свое дело, открыв еще несколько мастерских в Осака и две в Киото.

В семейных хрониках дома Сумитомо можно найти причину его переезда в Осака — он был связан с тем, что применение новой технологии плавки меди сулило в Осака хорошие перспективы. Город в то время обустраивался и расширялся. В январе 1620 г. началось восстановление Осакского замка, который был полностью разрушен в 1615 г. В городе начался своего рода фортификационный бум, продолжавшийся до 1628–1629 гг.

Постепенно медь начала играть большую роль в системе внешней торговли. Дело в том, что в связи с падением добычи серебра и золота бакуфу принимало меры к сокращению вывоза этих металлов из страны. Дом Сумитомо одним из первых начал заключать с иностранными купцами сделки по продаже меди. Правда, в 1637 г. бакуфу запретило и вывоз меди. Непосредственной причиной этого послужило то, что с 1636 г. правительство приступило к чеканке медных монет. Торговцы медью обратились к бакуфу с просьбой отменить этот запрет. Купечеством шести городов была организована широкая кампания, которую возглавлял дом Сумитомо, и в 1646 г. запрет на вывоз меди был снят.

Занимаясь торговлей, Сумитомо включились и в другую выгодную сферу деятельности — кредитно-денежные операции — и постепенно добились успеха на этом поприще. В 1662 г. Томосада, второй сын Томомоти, открыл в Осака меняльную контору, и к 1690 г. так преуспел в этом деле, что вошел в число десяти самых богатых менял города.

Но основная деятельность дома Сумитомо была связана с разработкой медных рудников. Именно добыча и продажа меди обеспечили расцвет Сумитомо. Произошло это при Томоёси, в четвертом поколении семьи.

Месторождение меди в Бэсси, на о-ве Сикоку, которое стало золотой жилой для дома Сумитомо, было обнаружено в 1690 г., а его разработка началась в 1691 г. К тому времени у Сумитомо был богатый опыт в деле разработки рудников в разных провинциях. Самым известным был медный рудник в Ёсиока, который Сумитомо начали разрабатывать еще в 1681 г.

Томоёси узнал о месторождении в Бэсси от человека по имени Тёбэй, который работал на соседних рудниках Татикава (Тацукава). Медные рудники, как и золотые и серебряные, были собственностью даймё или находились в непосредственном подчинении бакуфу и служили для них надежным источником дохода. Для того чтобы добиться подряда на их разработку, надо было подать прошение правительству. Приказчик из лавки в Эдо по имени Идзумия Ситиэмон подал прошение на разработку рудников Бэсси, а в качестве поручителя выступил Томоёси (Идзумия Китидзаэмон). В мае 1691 г. разрешение было получено, и в августе того же года началась разработка рудников Бэсси. В сохранившейся расписке перечислен ряд имен — все из дома Сумитомо, что свидетельствует о том, что рудники были семейным предприятием (додзоку). Другими словами, семье Сумитомо удалось получить наследственное право на разработку и вывоз меди, и в дальнейшем бакуфу не раз привлекало представителей семьи в качестве советников по вопросам управления государственными рудниками.

Пик добычи меди пришелся на конец XVII — начало XVIII в., а потом начались разные осложнения, продолжавшиеся до 60-х гг. XIX в. Ущерб рудникам, наносили ураганы, наводнения, пожары и другие стихийные бедствия. Кроме того, лес, который использовался как крепежный материал и топливо, в районе рудников был вырублен, и его приходилось привозить издалека, что увеличивало накладные расходы. Наконец, из-за углубления штолен росла угроза их затопления подземными водами, и расходы на борьбу с этой опасностью постоянно росли. Все это стало сказываться на объемах добычи меди.

Помощь пришла со стороны бакуфу, которое предоставило Сумитомо заем, стало поставлять рис для питания рудничных рабочих по сниженным ценам, разрешило использовать для транспортировки тракт Ниихама и заготовлять отбракованный лес в окрестностях рудников. Такие льготы со стороны правительства объяснялись тем, что медь наряду с золотом и серебром играла большую роль во внешней торговле, ею рассчитывались с Голландией и Китаем. А в 1762 г. Сумитомо с разрешения бакуфу присоединили к своим владениям и рудники Татикава.

* * *

В XVIII в. появились уставы дома Сумитомо, своего рода домашние конституции. Как и в уставах других купеческих домов, в них поощрялись бережливость, деловая смекалка и тщательное соблюдение отчетности. Это были три главные составляющие успеха в делах.

Предшественниками деловых уставов были различного рода наставления, завещания потомкам, основные идеи и принципы которых и легли потом в уставы. Одно из первых, сохранившихся в истории торгово-предпринимательского дома Сумитомо «Завещание-наставление» было составлено основателем дома — Сумитомо Масатомо. Сформулированные там правила легли в основу семейных уставов дома Сумитомо.

Вот эти правила:

Пункт 1. Если происхождение вещей вызывает сомнение, то покупать их не стоит, даже если они продаются по низким ценам.

Пункт 2. Не следует давать приют на ночь постороннему человеку, принимая в залог лишь соломенную шляпу.

Пункт 3. Не следует заниматься посредничеством.

Пункт 4. Не продавать ничего в кредит.

Пункт 5. Далее если человек требует от вас слишком многого, и вы начинаете терять терпение, следует поступить так, чтобы избежать конфликта.

Многогранная деятельность дома Сумитомо заставляла совершенствовать систему управления и контроля. Поэтому в XVIII в., когда рамки деловой активности дома расширились, появились уставы, специально написанные для медных рудников Бэсси и лавок в г. Нагасаки. Первый из них появился в мае 1721 г. и состоял из 13 правил. Вот некоторые пункты из них:

Пункт 1 касался правил противопожарной безопасности. Работников обязывали быть осторожными с огнем в дневное и вечернее время.

Пункт 2 запрещал азартные игры и драки между рабочими.

Пункт 5 указывал на необходимость быть внимательным при выплате денег и соблюдать осмотрительность при даче денег взаймы.

Пункт 6 запрещал вымогательство по отношению к деловым партнерам.

Пункт 7 запрещал употребление спиртных напитков.

Пункт 8 предписывал жить скромно и быть экономным.

Пункт 9 указывал на необходимость соблюдения строгого порядка на территории рудника: открывать и закрывать ворота полагалось неукоснительно в одно и то же время.

Пункт 10 запрещал приводить гостей для развлечений.

Пункт 11 запрещал нелегальную торговлю.

Очень важным был пункт 12, где говорилось о том, что вопрос о ценах следует решать коллегиально. Такая практика принятия решений и сегодня является характерной для многих фирм и предприятий Японии, а в XVII–XVIII вв. она определялась существованием специфической семейной системы, при которой семья (иэ) была основной единицей торгово-предпринимательской деятельности. Поэтому дом Сумитомо был семейной компанией и в таком виде просуществовал до конца Второй мировой войны.

Согласно пункту 13 на рудниках вводилось своего рода профессиональное обучение смежным профессиям, что позволяло в случаях производственной необходимости использовать работников на разных местах, поскольку работник приобретал опыт работы на всех участках.

Своего рода мозговой центр дома Сумитомо находился в Осака, а лавки и меняльные конторы были разбросаны по всей стране. В Нагасаки, куда заходили корабли из Голландии и Китая, дом Сумитомо открыл свои лавки и конторы, где осуществлялись сделки по продаже меди. Для этих лавок в том же 1721 г. был составлен устав, где было много общих пунктов с уставом для рудников Бэсси, но имелись и отличия:

Пункт 4 предписывал быть внимательным при заключении сделок, следить, чтобы запрещенные правительством к продаже товары не фигурировали в сделках.

Пункт 5 запрещал сразу же после заключения сделки отправляться в увеселительные поездки, что препятствовало торговым партнерам каким-либо образом «отблагодарить» работника.

Пункт 7 предписывал строго соблюдать отчетность. Все счета фиксировались в бухгалтерских книгах, и в феврале каждого года присылались отчеты в основную осакскую контору. За этим следили очень строго.

Пункт 8 не разрешал приставать с какими-либо просьбами к постоянным клиентам и заниматься вымогательством по отношению к деловым партнерам. Категорически запрещалось взяточничество.

Пункт 9 запрещал приводить в лавку проституток.

Пункт 10 предписывал соблюдать скромность в одежде. Это касалось и управляющих (банто), и простых работников: все должны были быть одеты в платье из хлопка.

Пункт 12 предписывал строго соблюдать рабочие часы (с 6 до 16 час.), после чего лавка запиралась на замок.

Пункт 13 предписывал, что в случае приема гостей каждому необходимо было внести свою долю расходов на угощение, т. е. никаких представительских расходов не допускалось.

Пункт 14 приказчикам запрещалось заниматься тайными торговыми операциями. В противном случае их ожидало суровое наказание.

Пункт 15 касался механизма заключения сделок. При осуществлении купли-продажи предписывалось предварительно договориться с клиентом о цене и строго следовать установленному порядку. Указывалось, чтобы вопрос о цене решался не одним человеком, а путем консультаций.

Появление устава для лавок в г. Нагасаки можно объяснить тем, что в портовом городе было много соблазнов, и, чтобы уберечь от них работников, следовало заставить их следовать строгим нормам поведения. Поэтому правила дотошно регламентировали все стороны повседневной жизни и на работе, и в быту.

В дальнейшем система контроля и управления продолжала совершенствоваться, что находило отражение в новых уставах и наставлениях, где повторялись прежние пункты и появлялись новые. Так, для лавок в Нагасаки в 1740 г. были составлены новые правила из 20 пунктов. Согласно двум из них, запрещалось давать деньги в долг и предписывалось три раза в месяц подавать в основную контору сведения о ходе дел.

В октябре 1750 г. был создан устав и для основной конторы в Осака, откуда осуществлялись контроль и руководство за всеми сферами деятельности дома Сумитомо. Причин появления этого устава было несколько: дело приняло широкие масштабы, увеличился штат наемных работников, разрастался и сам клан. Поэтому было необходимо упорядочить систему взаимоотношений семей, которые находились в разных степенях родства с главой дома.

В особый раздел были выделены правила для всех работников, и отдельно говорилось относительно контроля над работой приказчиков, служивших в родственных домах.

Уже в то время обращалось внимание на организацию труда — в обязанность работнику вменялось поддерживать порядок на рабочем месте. Следили и за техникой безопасности — не только призывали быть осторожными с огнем, но и держали специального сторожа, причем не только в дневное время, но и в ночное. Кроме того, занимались утилизацией отходов производства — так, золу от древесного угля, используемого в плавильных мастерских, предписывалось не выбрасывать, а собирать, и искать покупателя.

Но главное — в этом уставе зафиксированы некоторые принципы, которые до сих пор лежат в основе деятельности многих фирм, определяя их особый, чисто японский микроклимат. Так, пункт 19 касался взаимоотношений хозяина и работников. Весь стиль взаимоотношений был пронизан духом конфуцианской морали — почтительного отношения к старшему. Интересы клана ставились выше, нежели интересы одной семьи или отдельного работника. Этот корпоративный дух, проявляющийся в преданности работника идеалам фирмы, можно наблюдать и в современной Японии. Преданность воспитывали и поощряли разными способами, исходя из практических интересов дела. И ученик, и наемный работник становились как бы составной частью огромного механизма клана Сумитомо. Их действия полностью подчинялись одной цели — чтобы процветал дом Сумитомо, от благополучия которого зависели их собственная судьба и материальное положение. Для торгового сословия «верность» заключалась в самоотверженном служении главе дома, по отношению к которому работник исполнял свой «сыновний» долг.

Этические основы профессиональной деятельности были во многом связаны с сингаку («учением о познании собственного сердца»), которое называли также тёнингаку («наука горожан»). Основателем этого учения считается Исида Байган (1685–1744), крестьянин по происхождению, служивший приказчиком в одном из купеческих домов в Киото. Благодаря сети специальных учебных заведений это учение имело широкое распространение вплоть до середины XIX в. Идеи сингаку представляли собой синтетическое соединение элементов буддизма, даосизма и синто при доминирующей роли конфуцианства. Они формулировали моральные ценности предпринимательской деятельности, среди которых были усердие в своем деле, знание профессии, верность.

Все это было характерно и для морального кодекса дома Сумитомо, включавшего в себя аккуратность в ведении дел, честные отношения с партнерами, неприятие возможности получения денег нечестным путем, бережливость не как скупость, а как средство накопить торговый капитал; излишества же могли привести к разорению, что считалось высшей формой «сыновней непочтительности».

В доме Сумитомо, как и в других богатых купеческих домах, существовала система ученичества, призванная воспитать работника в духе преданности дому, привить ему нормы поведения в быту, обучить правилам взаимоотношений в коллективе, научить почтительному отношению к старшим. Поэтому прежде всего обучали этике, затем — письму и арифметике, а уже потом навыкам бухгалтерского учета и всем премудростям ведения торговых дел.

В период расцвета предпринимательской деятельности японского купечества ему были необходимы образованные работники, чтобы успешно вести дела. В XVIII в. в Осака была основана школа Кайтокудо, где обучались дети простых людей. Она была создана на пожертвования богатых торговцев, в том числе и Сумитомо, и позднее получила поддержку бакуфу — сёгун Ёсимунэ поощрял обучение простого народа. В середине периода Токугава таких частных школ для простонародья появлялось довольно много.

* * *

В 1840 г. исполнилось 150 лет эксплуатации семейством Сумитомо рудников Бэсси, но никаких праздничных мероприятий по этому поводу не проводилось — дом испытывал кризис в делах. Управляющий основного дома (хонкэ) Такавара Гэмбэй представил «Записки», где изложил свои соображения по поводу реорганизации рудников Бэсси. Он предлагал сократить расходы, взяв курс на экономию во всем. В 1841 г. Томокэн, глава семьи, отправился в Бэсси, чтобы реорганизовать дело на принципах строгой экономии.

К 1843 г. дела на рудниках Бэсси начали понемногу налаживаться. Это явилось результатом чрезвычайно решительных мер, предпринятых Томокэн. Он не только снизил оплату временным рабочим (это были крестьяне-отходники), но и сократил расходы основного дома. Тем не менее это не привело к радикальному улучшению дел дома в целом.

На кризисное финансовое положение Сумитомо в то время влияла и неуплата долгов со стороны даймё. Дом Сумитомо покорнейше просил возвратить долги, но дело это было безнадежным по причине плачевного состояния финансов самих даймё. Положение усугубили стихийные бедствия. 4–5 ноября 1854 г. в Осака случилось сильное землетрясение, а в апреле следующего года — еще одно. В результате рудникам Бэсси был причинен большой ущерб, и в 1855 г. Сумитомо пришлось подать бакуфу прошение о предоставлении денежной помощи — своими силами справиться с финансовыми затруднениями они были не в состоянии.

Прежде чем оказать материальную помощь, бакуфу послало на рудники агента, чтобы изучить состояние дел на месте, и, признав положение действительно плачевным, оказало Сумитомо большую помощь в восстановительных работах, несмотря на свое собственное трудное материальное положение. В этом заключалась причина того, что в 60-е гг. XIX в. дом Сумитомо выступал на стороне бакуфу.

Начавшаяся борьба за восстановление императорской власти нанесла ощутимый удар предпринимательской деятельности Сумитомо. Бакуфу также уже не было в состоянии оказывать им помощь и поддержку, как в предыдущие годы.

Это прежде всего отразилось на положении рудничных рабочих. Дело в том, что свыше 1/4 риса, необходимого для питания рабочих, Сумитомо получали из Мимасака, владения бакуфу, но поскольку в связи с военными действиями правительство само остро нуждалось в продовольствии, эти поставки были прекращены. Необходимо было 8300 коку риса, но удалось купить лишь 6050 коку. В то время на рудниках был занят 3871 рабочий, которым в год требовалось 12 тыс. коку. Бакуфу же тем временем сообщило, что поставки риса из Ёсю также будут прекращены.

В этой критической ситуации в 1865 г. управляющим рудниками Бэсси стал Хиросэ Гиэмон (Сихэй) (впоследствии первый президент компании Сумитомо). Он срочно поехал в Осака, где проконсультировался с управляющим главной конторы Имадзава Ухэй, после чего сразу поехал в Эдо и обратился с просьбой о возобновлении поставок риса в финансовое ведомство (кандзё бугёдзё). С такой же просьбой Хиросэ и глава дома Томокэн обратились к наместнику (сёсидай) Киото и другим официальным лицам. В результате были возобновлены поставки риса из Ёсю, но по рыночным ценам (до этого бакуфу продавало Сумитомо рис по льготным ценам). Это негативно сказалось на материальном положении дома и отразилось на питании рабочих. В результате в мае 1867 г. на рудниках вспыхнул бунт, продолжавшийся до сентября; три месяца рудники простаивали. Пришлось вмешаться властям: 10 чел. были арестованы, и с бунтом было покончено.

После смерти сёгуна Иэмоти бакуфу поставило Сумитомо в известность, что оно ограничивает поставки меди в Нагасаки 72 тыс. кин. Это сразу пробило огромную брешь в финансах Сумитомо. Под вопросом оказалось само существование рудников Бэсси. Затем в стране произошла реставрация императорской власти, что еще более осложнило положение Сумитомо, поскольку они были связаны тесными отношениями с бакуфу, т. е. с проигравшей стороной. Рудники Бэсси были конфискованы в пользу нового правительства. Однако управляющему Хиросэ Сихэй удалось убедить власти разрешить дому Сумитомо продолжить эксплуатацию рудников. Спустя некоторое время дом приобрел их в собственность и с помощью приглашенного французского инженера модернизировал весь процесс добычи меди, что сразу же сказалось на объеме добычи. В истории торгово-предпринимательского дома Сумитомо наступил качественно иной этап.

 

Система образования и воспитания

Японский мыслитель Огю Сорай (1666–1728) утверждал, что Японией было легко править, поскольку народ был неграмотным. Однако при этом он, хотя и неохотно, должен был признать, что к азам образования следовало приобщать и низшие слои общества, чтобы они могли ознакомиться с китайскими книгами, содержащими моральные нравоучения и наставления конфуцианского толка.

Многие мыслители и ученые того времени считали, что образование вредно для простого народа, поскольку оно могло, по их мнению, привести к лени и праздности, нежеланию продолжить дело родителей. Такое, конечно, случалось, что нашло отражение в японской пословице: «родители наживали, дети мотали, а внуки нищими стали». Сочинялись на эту тему и сэнрю, сатирические хокку:

Но корень зла крылся, разумеется, не в образовании: дурное поведение и вредные привычки не зависели от сословной принадлежности и рода занятий. Образование позволяло сделать служебную карьеру самураям и давало возможность добиться успеха в жизни простолюдинам. Кроме того, следует иметь в виду, что обучение в школах разных типов было пронизано морально-этическими нормами конфуцианства, было направлено на воспитание «добродетельного человека», призванного обеспечить мир и порядок в семье и государстве.

Следует отметить, что Япония в эпоху Токугава имела достаточно грамотное население, особенно во второй половине эпохи, причем уровень грамотности был не ниже, чем в европейских странах.

Еще в XVI в. на это обратили внимание миссионеры- иезуиты, прибывшие в страну для проповеди христианства. Так, Луиш Фроиш отмечал, что в крупных городах большинство мужчин и женщин умело писать и читать. Алессандро Валиньяно писал, что японцы очень способные:

«Их дети очень быстро схватывают наши уроки и задания. Они овладевают чтением и письмом на нашем языке намного быстрее и легче, чем европейские дети. Низшие классы в Японии не так невежественны и грубы, как в Европе. Здесь они в большинстве своем разумны, хорошо воспитаны, и им легко дается учение» [328] .

В эпоху Токугава Япония обладала довольно разветвленной сетью школ; их число выросло во второй половине и особенно в конце периода. Большую роль в этом сыграли власти Японии — центральные и местные. У них была своя выгода — до грамотного населения было легче доводить официальные приказы и распоряжения.

Необходимость открытия школ осознал еще в 1600 г. Токугава Иэясу, встретившись с У. Адамсом. Обучение тогда велось при монастырях, и в качестве учителей выступали монахи; они же были и домашними учителями. Аристократия и основная часть высшего слоя воинского сословия были грамотными.

В XVII в. наступивший в стране мир стимулировал экономический подъем в стране. Появилась потребность в гражданских профессиях, которые требовали определенного уровня грамотности и образованности. Настало время поменять меч на кисть. Знания были необходимы самураям, чтобы суметь найти себе дело в условиях мира, и купечеству, и сельской администрации. Необходимость образования осознавали и правители Японии, особенно Иэясу и Ёсимунэ.

Постепенно в стране появилось большое количество школ разного типа, в том числе частных. Уже в XVII в. уровень грамотности среди всех слоев населения вырос, а образование стало носить целенаправленный характер, причем каждое сословие приобретало определенные профессиональные навыки.

Первые шаги в области обучения даймё и самураев предпринял Токугава Иэясу. Еще в 1615 г. он дал понять, что намерен поощрять образование. Кроме того, он способствовал открытию библиотек и субсидировал издание книг по вопросам управления государством.

Это было составной частью мероприятий Иэясу, направленных на стабилизацию обстановки в стране. Сёгун осознавал опасность, исходившую от «лишних» людей, действия которых могли бы нарушить мир в стране. Можно сказать, что политику правительства и местных властей в области образования определяла жизненная необходимость, хотя на первых порах власти вряд ли были озабочены обучением простолюдинов.

В упоминавшемся «Княжеском кодексе» статья первая гласила:

«Сердце и все мысли воина должны быть посвящены искусству владения письмом, оружием, стрельбой из лука и верховой езды. Заветом древних богов было: сначала искусство письма, а затем — военное искусство. Но ни то, ни другое не должно находиться в пренебрежении» [331] .

Воспитание ума и развитие духа первого, воинского, сословия шло в рамках конфуцианского учения; неоконфуцианство — конфуцианство в интерпретации китайского философа Чжу Си (1131–1200) — было в токугавской Японии официальной государственной идеологией. Моральные принципы конфуцианства способствовали поддержанию общественного порядка, помогали регулировать человеческие отношения и нормы поведения. Ученые-конфуцианцы пользовались расположением Токугава Иэясу, а Хаяси Радзан (1583–1657), один из основоположников чжусианской школы в Японии, входил в его ближайшее окружение. Он служил у четырех сёгунов (Иэясу, Хидэтада, Иэмицу, Иэцуна) и был автором всех указов, касавшихся самураев, которые были изданы в 1624–1644 гг. «Его деятельность проявилась в том, что в период основания государства (в эпоху Токугава — Н. Л.), пользуясь высочайшим покровительством, он установил нормы поведения подданных в империи, определил законы, и не было документа, используемого правительством, который бы не проходил через его руки».

С именем Хаяси Радзан связано и учреждение первой в Японии высшей правительственной конфуцианской школы, которая готовила кадры чиновников для правительственных учреждений и подчинялась бакуфу. Это — Сёхэйдзака гакумондзё, известная также как Сёхэйко, или Сёхэйгакко — Конфуцианская академия при центральном правительстве. Хаяси Радзан был первым ректором этой академии, и эта должность стала наследственной в его семье. Кроме лекций по конфуцианству, там преподавали японскую историю и литературу, поэзию, право, военные искусства.

Создание академии положило начало правительственной системе образования для представителей высшего сословия. История ее открытия такова. Ее предшественницей была частная школа, построенная в районе Уэно в Эдо в 1630 г. сёгуном Иэмицу; при школе была и библиотека. Эта школа получила название Кобунъин. В 1690 г. сёгун Цунаёси построил храм в Юсима, в районе Канда, куда перенес изображение Конфуция, которое ранее находилось в Кобунъин, после чего сама школа переехала в Канда. Место назвали Сёхэй — так звучит по-японски китайская местность Чанпин, где родился Конфуций. Школу, библиотеку и храм объединили под общим названием Сёхэйко, деньги на ее содержание выделяло бакуфу, и она начала функционировать как правительственная школа.

В период реформ Кансэй (1787–1793) структура школы расширилась, а контроль за ее деятельностью со стороны бакуфу усилился. С 1798 г. в школу стали принимать только членов семей хатамото и гокэнин, и она получила землю под строительство новых зданий. Статус школы в результате реорганизации повысился, она стала называться Сёхэйдзака гакумондзё. Ее считают предшественницей Токийского императорского университета, в котором велась подготовка правительственных чиновников.

В предшествовавший период начальное обучение детей буси происходило в основном дома. Там ребенок получал необходимые бытовые навыки — умение сидеть, поджав под себя ноги, держать палочки для еды, правильно входить в комнату. Дети с малолетства должны были вести себя в соответствии с особыми предписаниями. В мальчиках воспитывали бесстрашие, силу воли, умение владеть собой, у них развивали чувство самоуважения, умение защищать свою честь. Им внушали, что стремиться отомстить обидчику в высшей степени добродетельно. Домашнее воспитание было особенно строгим в семьях самураев высших рангов. В качестве учителей выступали буддийские монахи, самураи.

Особой любовью пользовался старший сын, который, согласно традиции, не только наследовал имя и дело отца, но и был опекуном родителей на старости лет. Следует отметить, что мальчики с самого раннего возраста начинали ощущать свое превосходство над девочками. Особенно сильно зависимость женщины от мужчины проявлялась в самурайских семьях.

Наступивший в стране мир внес перемены в систему обучения детей первого сословия. Появились княжеские школы — их называли ханко, хангаку, хангакко. Правда, надо отметить, что идея обучения детей в специально построенном для этого здании не была новой. Школы существовали еще в период Хэйан, когда их создавали императорский двор и кугэ; известна Асикага гакко — школа, созданная в провинции Тотиги предположительно в XII в. Можно привести и другие примеры. Но школы, которые появились в период Токугава, были совсем иного рода. Их задачи и программы обучения соответствовали духу времени. По мере того как в условиях мира общественная роль самураев падала, а правление в стране становилось все более гражданским, требовались более широкие знания, чтобы найти работу в какой-либо административной структуре. Все, что было связано с гражданской стороной обучения (бун), было подчинено идее воспитания послушных подданных, которые бы не нарушали порядок в стране. Моральному воспитанию придавалось большое значение. Словом, кисть становилась могущественнее меча.

Этому способствовало и появление сидзюку — частных школ, которые отличались от официальных школ бакуфу и княжеств. Сидзюку размещались в доме преподавателя, существовали на денежные взносы учеников, не получали материальной поддержки от властей. Поэтому они были свободны от официального контроля, что позволяло им самим определять программу обучения. Во многих сидзюку упор делался на изучение западных наук: там обучали голландскому языку, медицине, западным военным наукам, навигации. Уровень обучения был высоким, что давало возможность после окончания школы стать хорошим специалистом (конечно, при наличии способностей). Число сидзюку росло: в 1829 г. их насчитывалось 437, а к 1867 г. было уже 1528.

Привлекательность этих школ заключалась в том, что они давали возможность обучения и самураям, и простолюдинам. Для обучения в сидзюку не имели значение ни местожительство, ни сословная принадлежность. Там при формировании групп учитывались способности ученика, и благодаря этим школам талантливые люди незнатного происхождения смогли продвинуться по бюрократической лестнице. Пользовавшиеся хорошей репутацией сидзюку привлекали на обучение молодых людей из разных мест Японии. Часто юношей отправляли на учебу власти княжества. Государство, нуждаясь в способных и квалифицированных чиновниках, принимало на службу хорошо образованных самураев низших рангов или даже простолюдинов и разрушало тем самым традиционную систему предоставления должностей, что способствовало повышению социальной мобильности в токугавском обществе.

Наряду с частными школами в Японии получило широкое распространение и югаку — обучение не по месту жительства.

Княжеские школы предназначались поначалу лишь для детей самураев княжества. Как правило, дети самураев поступали в школу в 7–8 лет, оканчивали ее в 22–23 года. Обучение в них было бесплатным, все расходы по содержанию школы оплачивал даймё. Число учащихся зависело от величины княжества и дохода даймё, в среднем их бывало около 500.

Сёгунат открывал школы для своих непосредственных вассалов. Дети хатамото и самураев из владений Токугава обязаны были посещать школу в возрасте от 8 до 15 лет. Их дальнейшее образование зависело от финансовых возможностей родителей, их общественного положения и от желания самого юноши чего-то добиться в жизни.

Следует отметить, что княжеские школы имели отличия друг от друга, что часто зависело от финансовых возможностей княжества. В некоторых княжествах этих школ или не было совсем, или в них можно было получить только самые элементарные знания. Однако несмотря на различия основной набор предметов в них был, как правило, одинаков — конфуцианство, история Японии и Китая, каллиграфия, этикет, кокугаку, литература, военные предметы.

В период бакумацу в княжеских школах стали происходить заметные изменения. Школы начали менять свои правила. Так, в 200 из 215 княжеств сохранились документы о разрешении простолюдинам учиться в княжеских школах. Менялись учебные программы, вводились новые дисциплины, рационализировалась организационная структура. Обязательным для самураев высших рангов стало изучение права. Появились школы разного уровня и разного профиля. В 1/4 этих школ началось изучение западных наук, особенно в более развитых княжествах — Тёсю, Тоса, Сацума, Кага и Сага. Обозначился упор на обучение способных и талантливых людей.

Всего в период Токугава было 225 княжеских школ, и они вплоть до своего упразднения в 1871 г. играли заметную роль в распространении грамотности. Считается, что мужская часть самурайского сословия к периоду бакумацу, скорее всего, была полностью грамотной.

Но самым распространенным типом школы были тэракоя — прихрамовые школы. Именно они обеспечивали элементарную грамотность в широких масштабах. Они возникали по всей стране, в деревнях и городах, без помощи официальных властей. По некоторым подсчетам их было более 10 тыс. Крестьяне, торговцы, горожане осваивали в этих школах азы чтения, письма и арифметики, необходимые им в повседневной жизни. Не будет преувеличением сказать, что тэракоя сыграли главную роль в распространении грамотности в стране в эпоху Токугава.

Школы для простолюдинов получили название тэракоя не случайно. Еще в период Камакура буддийские монастыри (тэра) стали своего рода центрами обучения духовенства и мирян. Монахи в то время были носителями грамотности, к ним шли, когда надо было составить какой-либо документ, получить медицинскую помощь, узнать свою судьбу. С конца периода Муромати самураи перестали обучаться при монастырях, и в качестве учеников из числа мирян там остались лишь дети простолюдинов. Такое положение сохранялось до начала XVII в.

В период Токугава тэракоя стали чисто светскими школами, не имевшими непосредственных связей с храмами. Первоначальный смысл названия утратился, но сохранилась форма обучения. Название тэракоя стало употребляться для обозначения начальных школ вообще.

Тэракоя получили широкое распространение в Японии во второй половине XVII в. Так называли школы в западной части страны, а в Эдо их именовали тэнараисё — школа, где учили писать. В школах этого типа давалось самое элементарное начальное образование. Обучение в тэракоя было увязано с нуждами повседневной жизни детей, прививало им навыки, которые были полезны и необходимы. Родители, отправляя детей в школу, надеялись, что полученные знания помогут им добиться успеха в жизни.

Существовало несколько видов школьных заведений, объединенных названием тэракоя или тэнараисё, которые отличались друг от друга по разным параметрам. Например, программа обучения зависела от социальной принадлежности учеников. Пестрым был и социальный состав учителей в этих школах. В тэракоя работало примерно 17 тыс. учителей. Многие из них были самураями, ронин, буддийскими и синтоистскими монахами, каллиграфами, лекарями, простолюдинами, причем для некоторых из них учительство не было основной работой. Иногда в роли учителей выступали богатые крестьяне или кто-либо из деревенской администрации. Учителя из монахов преобладали в тех районах Японии, где было много построенных в древние времена храмов, в которых сохранялся дух учености.

Позже в городах, прежде всего в Эдо, появились учителя, для которых преподавание стало основным видом деятельности. В основном это были выходцы из самурайской среды, что было вполне закономерно — самураи составляли большую часть населения этого города. Разные обстоятельства приводили людей к необходимости заниматься преподавательским трудом, были и такие, кто ни к чему другому не был склонен. Иногда учителями становились по причине нездоровья: такие люди брали учеников, чтобы заработать себе на жизнь. Так постепенно в Японии складывались учительские династии.

Профессиональные учителя селились в тех районах Эдо, где жили самураи, и обучали в основном детей из самурайских семей. Но среди их учеников можно было увидеть и детей горожан, поскольку не было запрета на такое совместное обучение; иногда учениками были и взрослые люди.

Среди учителей было довольно много женщин. Это были вдовы или женщины, долго прислуживавшие в домах даймё и по каким-то причинам упустившие возможность выйти замуж. В Эдо треть учителей были женщинами.

Тэракоя отличались друг от друга по своему материальному положению — были школы благополучные, но были и очень бедные. Школы существовали за счет добровольных пожертвований, регулярного жалованья учитель не получал. В качестве платы ему могли принести одежду или продукты питания. Оплата труда учителя зависела от многих факторов, в частности от количества учеников. Обычно в школе обучалось 30–60 детей. Учитель был один, ему помогали члены его семьи, и кто-нибудь из старших учеников.

Для занятий использовались разные помещения, большинство школ размещалось в доме учителя. Девочки и мальчики обучались вместе, только сидели по разные стороны комнаты. Девочек было меньше, чем мальчиков, образование в тэракоя получали примерно 40 % мальчиков и 10 % девочек. Мальчики поступали в школу в возрасте 6–8 лет и учились до 11–13 лет, после чего начинали работать или обучаться ремеслу. Девочки учились в школе на год дольше, чем мальчики.

В школу приходили не каждый день, поскольку часто дети помогали по работе в лавке или на полях. В деревенских тэракоя в период сельскохозяйственных работ устраивались каникулы. Время пребывания ученика в школе не было фиксированным, да и само понятие «урок» тогда, по-видимому, отсутствовало. Обычно дети проводили в школе 3–5 часов. Деления на классы в школе не было, обучение было индивидуальным. Ученик, приходя в школу, подходил к учителю, получал задание и садился его выполнять. У каждого была доска, на которой выполнялось задание, в конце занятий дежурный собирал эти доски и складывал в определенное место. Учили главным образом письму, чтению и арифметике, используя японские счеты — соробан. Девочек обучали шитью, чайной церемонии, искусству икэбана.

В большинстве школ проводили своего рода экзамены — ученики должны были по памяти воспроизвести выбранный учителем из книги текст. За хорошо выполненное задание ставили не только отметку, но и давали что-нибудь в награду.

Существовали и меры наказания, но довольно мягкие. Могли оставить после уроков, поставить в угол или около доски, ударить сложенным веером, но не больно. Известно, что в одной из школ в Эдо, где часто случались драки и ученики били друг друга крышками от коробочек для письменных принадлежностей, если учитель даже слегка вмешивался в эту драку, это рассматривалось как насилие по отношению к ученикам. Поэтому один из известных учителей Эдо, прозванный «Учитель Гром», предпочитал призывать учеников к дисциплине глазами или словами.

В школах большое внимание уделялось этическому воспитанию, основной частью которого была конфуцианская мораль. Поощрялись опрятность, аккуратность, прилежание, хорошее поведение; вместе с тем детям прививали почтительное отношение к родителям и к учителю. То есть ребенка с малых лет воспитывали в духе почитания старших. Соблюдение этого принципа было обязательным во всех социальных слоях общества, что позволяло сохранять общественное спокойствие и порядок.

Программа обучения простолюдинов не была так строго регламентирована, как для самураев. Учеба в тэракоя начиналась с обучения детей слоговой азбуке, написанию имен, географических названий, названий наиболее употребительных предметов. Следующей ступенью было изучение иероглифики по китайским книгам; здесь вникать в содержание текстов не требовалось, их заучивали наизусть. Умение читать по-японски постигалось в процессе обучения иероглифическому письму.

В качестве своего рода учебников использовались тексты, сведения из которых вряд ли могли пригодиться детям самураев и простолюдинов. Одним из самых популярных учебных пособий был «Письмовник», составленный неизвестным автором в период Асикага. Содержание писем касалось церемоний, игр, развлечений, одежды, пищи, убранства дома, буддизма, храмов, оружия, болезней, методов их лечения и др.; приводились также образцы приветствий. Многие слова в «Письмовнике» устарели и были непонятны для людей, живших в XVII в. Тем не менее этот текст в течение периода Токугава переиздавался 170 раз. Использовались и еще более древние тексты — переписка аристократов хэйанской эпохи на китайском языке.

Постепенно эти письмовники стали переводить на современный язык. К ним составлялись комментарии, вводились современные понятия, на полях книг делались иллюстрации, причем бытовые сценки относились уже к периоду Эдо. Иллюстрировали эти пособия известные художники, например, Хокусай. Кроме того, письма стали объединять по определенным темам, так что постепенно текст утрачивал свой первоначальный характер и становился учебником.

Существовало множество разного рода учебных пособий, но сколько-нибудь широко использовалась только незначительная их часть. Кроме того, учителя стали сами писать учебники, которые и использовали в процессе обучения.

В некоторых школах к трем основным предметам добавлялись и другие дисциплины, дававшие профессиональные навыки; иногда изучали камбун, историю, географию. С проникновением в страну западных знаний в тэракоя появлялись новые предметы.

Свидетельством того, что власти начали поощрять обучение простолюдинов, было появление гогаку (местных школ), где давался более высокий уровень знаний, чем в тэракоя. Гогаку ставили своей целью подготовку образованных чиновников деревенской и городской администрации. В них дети самураев и простолюдинов обучались вместе, причем со временем число самурайских детей возрастало. Первая гогаку открылась в провинции Окаяма в 1667 г., а спустя несколько десятилетий эти школы появились во многих провинциях. Большая часть этих школ основывалась самими даймё в княжествах, но были и такие, которые открывались частными лицами. Иногда такую школу, объединившись, открывали несколько деревень или несколько кварталов в городе.

Сёгунат оказывал поддержку трем гогаку, и, по всей вероятности, 50 школ, открытых во владениях дома Токугава, находились на его содержании. Несмотря на поддержку официальных властей, значительную часть расходов несли местные жители. В их обязанности входили строительство и ремонт школ, на что власти княжеств денег не выделяли. Но они следили за учебным процессом, три раза в месяц приглашали ученых из конфуцианской академии, освобождали школьные земли от налога, предоставляли учителям разного рода привилегии.

Гогаку получили широкое развитие в первой половине XIX в. Многие вновь открывшиеся школы представляли собой, в сущности, ответвления от княжеских школ, в связи с чем они попадали под попечительство (и, конечно, под надзор) властей, которые следили за учебным процессом и контролировали учебные материалы и программы.

Многие школы имели хорошее собрание книг, по уровню обучения они были ближе к княжеским школам или к лучшим сидзюку. Можно сказать, что они обеспечивали среднее образование, тогда как тэракоя давали начальное. Звездный час этих школ пришелся на последние годы сёгуната и первые годы периода Мэйдзи, а затем они послужили основой для создания общеобразовательной школы западного типа.

Несмотря на совместное обучение мальчиков и девочек в тэракоя, женское образование в токугавской Японии имело свои особенности.

Статус женщины в японском обществе складывался веками. Образ жизни каждого сословия определял характер воспитания девочек в семье, но было и общее правило: в женщине следовало воспитать такое качество, как послушание — сначала отцу, в замужестве — мужу, во вдовстве — сыну. Сохранились многочисленные уставы, наставления, дневники, где содержится множество красочных и детальных сведений о жизни японской женщины в эпоху Токугава.

Среди них особо выделяются поучения и наставления, написанные конфуцианским ученым и врачом Каибара Экикэн (1630–1714), которого можно назвать пионером педагогической науки в Японии. Его знаменитый трактат «Поучение для женщин» девочки изучали в школе.

Вот некоторые выдержки из этого трактата:

1) Женщина с молодых лет должна твердо помнить о различии между мужчиной и женщиной и никогда не допускать вольностей.

2) Жена должна всячески почитать мужа как своего хозяина и господина.

3) Рано вставай, поздно ложись, будь прилежной в домашней работе.

4) Не допускай ревность в свое сердце.

5) Будь сдержанной в выражениях, не допускай многословия.

6) Убереги себя от пяти женских пороков: непослушания, гнева, клеветы, зависти, легкомыслия.

В отличие от обычая низших сословий отправлять девочек в школы, где они обучались вместе с мальчиками, обучение девочек из самурайских семей проходило дома. Здесь наиболее важным было получение морально-этического образования. Главной обязанностью женщины считалось рождение и воспитание детей. Ей не полагалось выставлять напоказ свою ученость. Мацудайра Саданобу, ссылаясь на примеры из китайской истории, доказывал, что когда женщина образованна и умна, это знак того, что гражданские беспорядки не за горами. Девушек обучали житейским премудростям — как вести дом, ткать и шить; даже дочери даймё в XVII в. должны были уметь сшить одежду для себя. Так девушку готовили к замужеству. В разного рода наставлениях для женщин можно было встретить такие высказывания: если вы не умеете повиноваться, заботиться о своем внешнем виде, готовить и шить, то это может привести к разводу. В богатых купеческих семьях девочек учили также вести хозяйство, старались привить им хорошие манеры.

То, что Япония имела в период Токугава довольно грамотное население, подтверждается тем, что в то время страна пережила «книжный взрыв». Книги разных жанров издавались большими тиражами и широко распространялись по стране. Появление многоцветной печати преобразило облик книги. В искусстве книжной иллюстрации прославились художники Моронобу, Харунобу, Киёнага, Хокусай, Утамаро и др.

Поэзия Мацуо Басё, драмы Тикамацу Мондзаэмон, проза Ихара Сайкаку положили начало литературе нового типа и заняли особое место в культурном наследии Японии. Тогда же появились своего рода путеводители по стране. Особой популярностью пользовался путеводитель Асаи Рёи «Записки о достопримечательностях тракта Токайдо»; он даже использовался в качестве учебного пособия.

Книжный бум оказал большое влияние на распространение образования в стране, а оно, в свою очередь, способствовало увеличению спроса на все виды книжной продукции. Популярные книги выходили тиражом в 10 тыс. экз. Коробейники с пачками книг за спиной расхаживали по улицам и дорогам Японии. Появилось много специализированных книжных лавок, где книжку можно было взять почитать за четверть или треть ее цены. В стране имелись также библиотеки, где книгу можно было взять под денежный залог. К началу XVIII в. в Эдо было 656 библиотек, где желающие могли ознакомиться с книжными новинками, если у них не было возможности их приобрести.

Образование в период Токугава содержало в себе немало традиционных, даже косных, элементов, но оно вполне соответствовало потребностям японского общества того времени. Опыт, накопленный тогда в этой области, был использован и в последующий период. Решительный поворот в области образования в период Мэйдзи был бы невозможен без развития школьной системы в период бакумацу. В стране имелось большое количество учителей с опытом работы, образование было реально доступно не только высшим слоям общества, но и простолюдинам. В результате в 1870 г. уровень грамотности в Японии был выше, чем в Европе, что послужило хорошей основой для успешной индустриализации страны.