ДРУЗЬЯ

20 апреля. Четверг

Все дороги ведут в Г. Впервые Анилегна появилась там в 60-е, когда моя мама была еще подружкой Обуховой. Впрочем, может, она появлялась в Г. и раньше, мне известно только о 60-х. Затем Анилегна появляется в Г. через 30 лет, в середине 90-х, буквально за год до моего приезда туда с Дальнего Востока, и знакомится с Димкой. И, наконец, сейчас ее тело, вернее, ее бывшее тело вывозят хоронить именно в Г. Почему именно туда? Почему ее не похоронили в Василькове? И какого черта ее вообще занесло из Тувы, где она стала гулу, в провинциальный и никому не нужный Г.? Так, позвонить еще маме.»

— Дозвонились? — в комнату вернулся Кузьмич и подсел на самый краешек кровати, как будто это он был в гостях, а не я.

— Ну можно и так сказать. А вы чего так долго?

— А вот дружка встретил. Фуру отгоняет на Одессу.

— Фура — это хо-ро-шо, — я хотел сказать «дружок — это хорошо», но получилось именно так.

Сейчас я думал, как добраться до Г., минуя всевозможные милицейские блокпосты. На автовокзал соваться нельзя — там могут схватить. Да и вообще в людных местах ходить нежелательно, наверняка мой фоторобот (хотя, какой фоторобот, фотография!) вывешен во всех людных местах. Да и весь Г. уже знает, что я «маньяк-серийник». Как я там появлюсь?

— Ничего себе?! Как ты здесь появился?! — на всю комнату прокричал знакомый бас. Я не поверил глазам: в дверях стоял Жора, тот самый дальнобойщик, который подобрал меня ночью на шоссе возле кладбища и подвез к Академгородку. — А вырядился-то как! Прям жених! — Жора здоровенным шагом подошел ко мне и скомкал мою руку своей лапой в зверском рукопожатии.

— Привет, Жора, рад тебя вновь видеть!

Я действительно обрадовался этой встрече — этот огромный богатырь вселял в меня какое-то спокойствие и умиротворенность. Этакий Алеша Попович двадцать первого века.

Больше меня обрадовался только Кузьмич. Видя, что я знаю всех его «полезных» знакомых, он вновь засуетился:

— Может, что еще поесть желаете? К обеду жена голубчиков принесет…

Но я его особо не слушал. У меня в голове родилась новая мысль.

— Жора, а ты на Одессу едешь?

— Да, в Василькове на складе сейчас загрузимся и едем.

— А меня не возьмешь с собой?

— На море потянуло?

— Да к маме решил заехать. Мне как раз на полпути до Одессы.

— Не вопрос, дружище. — Нагнувшись к моему уху, Жора шепнул: — Мне опять сон снился. В дороге расскажу… — И уже чуть громче добавил: — Кузьмич мужик отменный, но расскажи — будет весь Васильков знать.

— Ну-ну-ну… Кузьмич, как могила, — это уже подал голос сам Кузьмич, наигранно обидевшись. — Мне вон Владислав Аркадьевич может сказать такое, что не каждому подчиненному скажет. А все потому, что знает, — Кузьмич больше никому.

При упоминании о Владиславе Аркадьевиче мне поскорее захотелось убраться из этих гаражей.

Я резко поднялся:

— Когда едем?

— Сейчас и едем. Ну, бывай, Кузьмич! — Жора протянул охраннику руку. — В следующий раз поболтаем дольше. Что-то Витьку у тебя не сидится, видимо, плохо принимаешь гостей!

— Так это ж… Я не знал… — Кузьмич стал виновато оправдываться. Я за него тут же заступился:

— Все было просто здорово, Кузьмич! Вы мне очень сильно помогли! Обязательно скажу Владиславу Аркадьевичу, какой вы молодец!

От моих слов Кузьмич просто засиял. Он пытался скрыть улыбку, но она сама так и лезла наружу, обнажая его маленькие и местами черные зубки.

Вы же заходите к нам, Виктор! Не забывайте! Я буду знать, так жена и голубчиков, и все сделает…

Я так понял, жена у Кузьмича специализировалась исключительно на «голубчиках».

— Обязательно, Кузьмич! Всего хорошего! — Я пожал ему руку и вышел на улицу.

Погода была ясной, но на гоизонте собирались тучи. Похоже, надвигалась гроза. За шлагбаумом стоял уже знакомый ЗИЛ, к которому я и направился.

— Жора, а где напарник? — спросил я, когда мы уже сели в кабину и стали отъезжать от гаражей.

Кузьмич энергично махал нам рукой.

— По магазинам пошел продуктов взять в дорогу.

Вскоре мы выехали на магистральное шоссе и стали объезжать Васильков по дуге, направляясь к складам.

— Так что там тебе, Жора, приснилось такое?

— Да опять, Витек, какая-то хрень. Как будто я стихи пишу.

Я весь напрягся.

— Стихи? Ты когда-то писал стихи?

— Ни разу в жизни. Даже не знаю, как их составлять.

— Угу. Ну понятно. Так что там дальше во сне?

— Я писал какие-то странные стихи. Напишу, и оно тут же сбудется. Напишу — и сбудется. И так все время.

— Да, ерунда какая-то. И что ты писал?

— Написал, что у Витька, не у тебя, у напарника моего, горе случится. И оно тут же случилось.

— Какое именно горе?

— Не знаю. Вернее, не помню. Но что-то страшное я написал.

— А зачем ты ему горя пожелал?

— Да в том-то и дело, что я не хотел этого писать. Но почему-то написал.

— Понятно. Что еще ты писал?

— Затем я написал еще один стих и тут же очутился в сельском доме на похоронах. Хоронили маленькую девочку. Я отчетливо помню ее маму, женщину лет тридцати, она все плакала и проклинала кого-то неизвестного. Кто-то убил ее девочку, и они не знают, кто. Я будто был рядом с ними и в то же время не там. И чувствовал свою вину. Мне кажется, я даже во сне плакал, потому что, когда проснулся, то лицо мокрое было.

— Брось, Жора! Это только сон. Еще что-нибудь тебе снилось?

— Да. Под самое утро. Я с чем-то боролся. Мне постоянно приказывали написать еще одно стихотворение, и я таки написал. Но не то, что от меня требовали. Я помню, ощутил, что как только его написал, мне сразу же стало хорошо. Сначала больно, а потом хорошо. Вот и весь сон.

— Немного странный сон, но, главное, Жора, в голову это себе не вбивать. Сны бывают разные, но реальная жизнь всегда другая. Вот в ней и нужно быть, согласен? — я весело подмигнул Жоре, хотя на сердце заскребли кошки. Мне этот человек стал симпатичен, и совсем не хотелось, чтобы его постигла беда. — Расскажи лучше о себе, чем живешь?

Мы въехали на территорию складов. Поднимался ветер. На горизонте уже сверкали молнии.

— Опа, здоров! Ты опять здесь? — напарник Жоры стоял возле одного из складов и пил кефир. — Жорик, тебе просто с этим парнем пруха сплошная.

— Привет, Витек, — я пожал ему руку. — Буду вам двоим компанию в дороге на Одессу составлять.

— Шустрый малый, — Витек повернулся к Жоре, — он мне решительно нравится. — У моего тезки было отменное настроение, видимо, в Василькове хороший кефир продают.

— Ты накладные заполнил?

Витя оторвался от кефира:

— Так еще ж не погрузили.

— Загружать быстрее, чем заполнять. Топай в администрацию…

Я отошел в сторону и стал осматривать территорию. Она была просто огромной: не меньше десяти ангаров, специально отведенная железнодорожная ветка — и почти полное отсутствие рабочих. Если бы это было, скажем, под Бостоном или Гамбургом, я бы еще подумал, что все кругом автоматизировано и разгружают и загружают роботы. Но я был под Васильковом, где роботы бывают разве что в телевизоре.

— Витек, далеко не уходи! Сейчас загрузим и едем! — прокричал мне в спину Жора, увидев, что я уже подошел к соседнему ангару.

— Да я здесь буду, — но именно «здесь» я уже не был, так как активно искал угол, где бы можно было отлить. Как назло, именно здесь стройматериалы грузило несколько рабочих, поэтому пришлось переться к следующему ангару.

— Здоров, пожарник!

Я подумал, что это опять Витя, и с улыбкой повернулся к говорившему. В следующую секунду я получил тяжелейшим кулаком в ухо. Моя голова откинулась в сторону так резко, как будто была пришита старыми нитками к шее, а тело уже лежало под стеной ангара. Над собой я увидел двух амбалов, которые ночью выламывали дверь в квартиру Алисы. У одного из них от ладони до локтя рука была перевязана бинтом — похоже, это был ожог. Больше я ничего заметить не успел, так как получил ботинком в живот. Удар был настолько сильный, что меня тут же вырвало бычками Кузьмича на бивший меня ботинок.

— Ты сейчас, сука, в этой блевотине захлебнешься! — выкрикнул амбал, и я ему сразу поверил.

А зря… Уроды были крепко сбитыми и высокого роста (один явно выше меня на полголовы, а я сам за метр восемьдесят), но даже их полностью накрыла тень, выступившая за спинами нападавших.

Сначала упал тот, что поменьше. Он получил только один удар в поясницу и успел лишь крякнуть. Бивший меня громила развернулся на вскрик своего дружка и тут же получил кулаком в рыло. В принципе, этого уже было достаточно, так как его ноги подкосились, а тело стало оседать. Но Жоре этого было мало, он подхватил его за воротник и нанес еще и второй удар. Рубашка урода треснула, не выдержав такого напряжения, и ее кусок остался в руке Жоры. Тело амбала свалилось рядом со мной. В следующую секунду я увидел перед своими глазами широкую ладонь Жоры, которая из отбойного молотка переквалифицировалась в подъемный кран.

— Витек, ты как?

— Да ничего, жить буду… — Я поднялся с помощью Жоры, но выпрямиться сразу не смог, мышцы живота ужасно болели.

— Чего они от тебя хотели? — это уже подал голос Витек, который был тут же и все так же невозмутимо пил из бумажной коробки кефир.

— Не знаю, я спросить не успел.

— Ментов вызывать будем? Таких уродов надо сажать, — это уже Жора обращался ко мне.

— Да брось, Жора. Вызовем милицию, на Одессу поедем не раньше ночи. Куча протоколов, поиск свидетелей… А в конце еще и нам припаяют, что мы на них напали, — я говорил очень убедительно, мне не хотелось прощаться с дальнобойщиками из-за вызова милиции.

Меня тут же поддержал тезка:

— Да, Жорик, какие менты? Еще не погрузили, накладную не заполнили.

В этот раз Жора сдался без боя, и мы дружно пошли к машине. Витек стал рассказывать истории о драках, свидетелем или участником которых он был, Жора, идя степенно, изредка поддакивал, а я едва поспевал за ними, согнутый в три погибели (живот все еще ныл, как, собственно, и ухо), но счастливый от того, что встретил наконец-то людей, рядом с которыми не страшно и надежно. Позади осталось два тела: одно корчилось в муках, держась за спину, второе лежало молча.

Машину загрузили почти полностью, и уже через полчаса мы выезжали с территории складов. Все эти полчаса я просидел в водительской кабине. Мы сворачивали с окружной васильковской дороги на южную трассу. Слева я увидел знак «Васильков 6 км» — тот самый, возле которого остановился «Икарус», везший меня в Столицу. В этот момент у Витька зазвонил телефон.

— Алло, — тезка ответил игриво, как будто в слове «алло» было не две буквы «л», а десять. Был слышен голос, который говорил не останавливаясь. Витя не прерывал говорящего, но его мимика… Сначала на нем проступило недоумение, затем непонимание, потом страх и, наконец, горе. Витя, взрослый мужик за тридцать, стал плакать: по его лицу текли слезы, но он даже не замечал этого. По телефону все еще что-то говорили, но Витя уже ничего не слушал, он опустил руку, и говорящий уже сообщал информацию моим коленям.

— Витек, что случилось? — Витя молчал, его лицо теперь ожило и стало содрогаться в беззвучном плаче. — Витя, что случилось?! — Жора уже стал кричать.

Но вдруг Витя ровным холодным голосом стал говорить:

— Звонил директор автобазы. С морга. Там все мои. Катька, Ольчик, мама и папа. Возвращались с села. Авария. Попали под КАМАЗ. Погибли все. Сразу. Я теперь один.

Жора остановил фуру, и мы молча сидели в кабине.

— Так, я разворачиваю машину. Мы едем в Столицу.

— Нет. Я поеду сам. Ты повезешь груз.

— Какой груз, Витя?! И какой сам?! Я еду с тобой!

— Нет. Я сам.

Витя говорил очень тихо и спокойно, и этот тон перебивал эмоции Жоры.

Я же просто молчал. Чувство неловкости просто зашкаливало.

Витя открыл кабину (в лицо ударил неприятный порыв ветра) и вышел. Жора тут же последовал за ним. Я остался один в машине, продуваемый с двух сторон сквозняком от открытых дверей.

На лобовое стекло стали падать первые капли дождя, намечалась серьезная гроза. Витя вышел на обочину дороги, а фактурный Жора без перерыва энергично все говорил и говорил что-то своему напарнику.

Витя никак не реагировал, он был сейчас далеко. Еще минут через пять они остановили машину, и Витя уехал в сторону Столицы.

Жора не уходил с дороги, пока автомобиль с его напарником не скрылся из виду. Только затем он залез в кабину и завел мотор. Дальше мы ехали молча. Первый стих из сна Жоры сбылся. У его напарника Вити случилось горе.