Первое, что я ощутила, вновь придя в себя — тепло. Не открывая глаз, потянулась — и вспомнила все, что со мной произошло. Резким движением села, одновременно открывая глаза.

Наконец-то я смогу рассмотреть свое новое тело! Как там в книгах обычно описывают попаданок в чужое тело? Красавица: потрясающая фигура, прелестное лицо, золотые волосы, волной ниспадающие до талии? Все это было не про меня. Худое, словно изнеможенное голодовкой тело — казалось, еще немного, и кости прорвут кожу. Правда, босые ступни были маленькими и аккуратными при довольно длинных ногах, а кисти рук — изящными, с длинными пальцами. В своем прежнем теле я была склонна к полноте, и приходилось прилагать титанические усилия, чтобы держать себя в приличной форме. Так что худоба меня скорее радовала, чем огорчала — нарастить мышцы и все будет в порядке. Все видимые мне части тела были покрыты синяками, но самое худшее — я была грязной и воняла! Именно так, мне казалось, что от меня несет, как от помойки. Одета я была в какое-то тряпье, слава Богу, мужское — представляю, как бы Эрвейн меня нес, будь я в платье! Удивительно, как его вообще не стошнило от запаха! Волосы, судя по всему, были длинными, хотя сейчас превратились в один сплошной колтун. Вымыться и переодеться, срочно! Кажется, где-то недалеко ручей или речка, было слышно журчание воды, на которое я и рванула.

— Ты куда? — раздался голос Эрвейна, и он собственной персоной вышел из-за кустов.

Стремительно повернулась, желая наконец рассмотреть своего спасителя-спасённого. Раньше было не до этого: болели глаза, да и свет в камере не располагал к разглядыванию. Да, а он вполне мог бы быть героем одной из прочитанных мной книг! Красивое мужское тело — широкие плечи, узкие бедра, длинные ноги — напоминающее фигуры профессиональных пловцов. Чуть грубоватые черты лица, четко очерченные губы, серые глаза, с иронией глядящие на меня. Никакой смазливости, настоящая мужская красота, что всегда меня безумно привлекала. Волосы до плеч необычного оттенка — серебристые. Почему-то мне казалось, что должен быть брюнетом — может, из-за того, что его дракон черный? Он явно уже успел вымыться и переодеться, кожа и волосы были чистыми. Одет Эрвейн был в простые, явно домотканые штаны и рубаху, на ногах — короткие сапоги. Интересно, а где он чистую одежду взял? Он приподнял бровь и чуть улыбнулся, явно позабавленный моим изучающим взглядом.

— Хочу вымыться, — ответила я, смутившись, — я не привыкла ходить грязной. Жаль, что чистой одежды нет.

— Вообще-то есть, — хмыкнул Эрвейн, — пойдем, отведу к воде.

Оказалось, совсем недалеко пролегало русло неглубокой речки. Лес, в котором я очнулась, подступал почти к самому берегу, заросшему высокой травой. Подойдя к берегу, Эрвейн кивнул мне на сверток, лежащий тут же.

— Чистая одежда. И вот, — наклонившись, он поднял с земли и протянул мне небольшой кувшин и деревянный гребень.

— Что это? — спросила я, вертя в руках кувшин.

— В нем мыло, не самое лучшее, но какое есть.

Ура! Мыло, расческа, чистая одежда — большего сейчас трудно и желать. Эрвейн усмехнулся, видимо, мой восторг его насмешил, и произнес:

— Я буду на опушке. Мойся, здесь тебя никто не побеспокоит.

Удивительно, как все-таки могут радовать самые простые вещи! Вода из речки, мыло, пахнущее почти как хозяйственное (было такое в советские времена — коричневое и вонючее), деревянный гребень — вместо удобной ванны, пены, шампуней и бальзамов. Оторвав рукав от грязной тряпки, служившей мне рубахой, тщательно отстирала её и использовала как мочалку, оттирая лицо и тело от грязи. Пока мылась, заодно рассмотрела себя более внимательно. М-да уж… Грудь едва наметилась, в совокупности с худобой и общей нескладностью все указывало на то, что я нахожусь в стадии так называемого «гадкого утенка». Обычно подростки в нашем мире её проходят лет в 14, сколько мне здесь — неизвестно.

С волосами пришлось туго — отрезать бы, да кто его знает, какое значение длина волос имеет здесь? Так что намучилась я вдоволь: пришлось вытягивать из колтуна по тонкой пряди, промывая и прочесывая каждую. Провозилась я часа два, не меньше, но наконец почувствовала себя чистой. Выбралась из воды, вытерлась куском холста, что лежал рядом с моей новой одеждой. Одежда была мужской: штаны, рубаха, что-то вроде портянок, сапоги. Белья не было, то ли его было не принято тут носить, то ли Эрвейн не смог его раздобыть. Оделась, долго провозилась с портянками — все же я никогда ранее ими не пользовалась, а что делать? Обувшись, попыталась заплести косу — волосы оказались длинными, ниже лопаток. С учетом того, что с пяти лет я носила короткие волосы, промучилась я довольно долго, да и коса получилась кривоватой. Странно, неужели прежняя хозяйка этого тела никогда не заплетала себе косы? Уж мышечная-то память должна была сохраниться! Ладно, лучше уж с кривой косой, чем цепляться волосами за ветки.

Ну что ж, я готова. Пора вернуться к Эрвейну и разобраться, что делать дальше.

На опушке пылал костер, на самодельной подставке висел котелок с какой-то жидкостью, а в углях явно пеклось завернутое в листьях мясо — уже чувствовался запах. Эрвейн сидел у костра, о чем-то задумавшись. Я кашлянула, привлекая его внимание.

— Ну что, как ты себя чувствуешь? — взгляд серых глаз остановился на мне.

— Значительно лучше, спасибо, — ответила я, присаживаясь на поваленное дерево рядом с костром.

— Хорошо. Ты что-нибудь помнишь о той, в чьем теле ты сейчас находишься? А о своей прошлой жизни?

— О прежней хозяйке тела — не помню, о своей прошлой жизни — помню, и неплохо.

— Ну то, что ты не помнишь о прежней хозяйке тела — неудивительно, на поглощение памяти нужно время. Хотя это можно ускорить, вот поедим и попробуем. А вот насчет прошлой жизни — странно, обычно в таких случаях эта память теряется сразу. Хотя ты не проходила ритуал объединения, так что может быть все, что угодно. Расскажешь о себе?

— Расскажу, но сначала я бы хотела кое-что узнать. В конце концов, моя прежняя жизнь — прошлое, а настоящее важнее. Можно я спрошу тебя кое о чем?

Эрвейн пожал плечами:

— Спрашивай. Если смогу, отвечу.

— Что такое тарр-эррей?

Он взглянул на меня удивленно:

— Откуда ты? А, понятно, слышала наш разговор. Смотришь прямо в корень. Что ж, слушай. Расскажу, что знаю.

Оказалось, очень давно, так давно, что об этом времени сохранились лишь легенды, драконы вели войну с загадочным врагом. Каррсаны — так этот народ называл себя. Пожиратели душ — так называли его все остальные. Откуда они пришли — не знал никто, скорее всего, из иного мира. Судя по описанию, они чем-то напоминали энергетических вампиров, с той разницей, что пожирали душу разумных существ, оставляя пустую оболочку — тело, которое продолжало механически вести растительное существование. Причем все процессы в таком теле замедлялись в сотни раз. Существа с магической составляющей, судя по всему, были для пожирателей деликатесом, и любимейшим деликатесом из всех были драконы. Сражаться с ними не удавалось: они умели телепортироваться, пусть и на небольшие расстояния — ни одна другая раса этим искусством не владела — и были чрезвычайно сильными магами, все без исключения.

Почему каррсаны не убивали полностью — неизвестно. Была теория, что чем больше тело живет после поглощения души, тем больше силы приобретает пожиратель. В первое время жертв пытались лечить, но как можно вылечить отсутствие души? Пожиратели становились все сильнее, ловили все больше драконов, особенно молодых. Драконов становилось все меньше и меньше. А ведь их и без того всегда было мало — живут драконы долго, поэтому дети рождаются редко. Другие же расы отказывались вступить в союз с ними, сказалось высокомерие, с которым в те времена драконы относились ко всем остальным.

Один из магов-драконов, потеряв жену и сына, попытался найти способ уберечь свою дочь — единственное оставшееся у него близкое существо. Запереть её было невозможно — она уже могла оборачиваться, а такие драконы не могут жить без неба. Эти магом и был придуман тарр-эррей. Неизвестно, чего он хотел добиться, но результат после проведения ритуала оказался неожиданным. Дракон жил обычной жизнью, но при атаке пожирателя расставание души с телом вело всегда к одному: тело впадало в стазис, а знания, память — не только о фактах, но даже о чувствах — каким-то невероятным способом сохранялись в амулете, который вживлялся в тело объекта. Что-то вроде магического копирования диска. При этом позднее в тело можно было поместить любую другую душу, этот ритуал назывался объединением и после него все воспоминания донора души стирались, заменяясь воспоминаниями, чувствами и мыслями реципиента.

Я уставилась на Эрвейна:

— Я могу понять, зачем это надо было драконам: если от того, кто отдавал свою душу, не оставалось ничего, драконы фактически давали своим близким шанс на вторую жизнь. Ну и себе заодно, ведь если драконов мало… это позволяло получить чистокровное потомство, так?

— Да, ты все верно поняла, — кивнул он.

— Но… Зачем это тому, кто отдавал свою душу? Ведь они же фактически умирали! Или те древние драконы лгали им?

— Забавно… Кем ты была в своем мире, раз задаешь такие вопросы?

— Тем, кто умеет задавать правильные вопросы и делать выводы из неполных данных, — усмехнулась я, — так зачем?

— Люди — а именно они отдавали свои души — живут мало. Для драконов было неважным то, в каком состоянии находилось тело человека, основными требованиями к ним были совпадение пола и определенные душевные качества. Многие из тех, кто шли на ритуал, делали это ради своих близких, ведь наши предки щедро платили за души, причем не только деньгами, но и услугами.

— И все же я ничего не понимаю. Мне всегда казалось, что память, знание, чувства — это и есть душа!

— Не знаю, как это было в твоем мире, но в нашем душой называют некую важную часть разумных, в которой хранится все, что ты перечислила, — пожал плечами Эрвейн, — но я не ученый, и могу чего-то не знать. Рассказывать дальше?

— Да. Попробую просто поверить в то, что ты рассказал, — кивнула я.

Усмехнувшись, он продолжил свое повествование. По его словам, в те времена гораздо более важным свойством тарр-эррей оказалось то, что прошедшие его драконы стали не по зубам пожирателям. Нет, их души не превратились для пожирателей в яд, они попросту стали бесполезными: каррсаны не могли поглотить их. Как только это выяснилось, все без исключения драконы прошли тарр-эррей, и ход войны был сломлен. Пожиратели, лишившись притока силы от драконов, обратили свои взоры на эльфов. Эти слова заставили меня внутренне усмехнуться: «Ага, и эльфы здесь есть! Нормальный фэнтезийный мир». Поняв, что опасность угрожает не только драконам, эльфы предложили крылатым союз, который и был вскоре заключен. После этого война длилась еще несколько лет, и в конце концов силам союза удалось уничтожить пожирателей, всех до единого.

После этого тарр-эррей не применяли. Когда же, выслушав всё это, я спросила, как колдун собирался использовать ритуал для создания своих верных слуг, и как это относится ко мне, Эрвейн отвернулся и довольно надолго замолчал.

— Примерно две тысячи назад один из исследователей изменил ритуал объединения, — наконец он нехотя начал объяснять, — этот мерзавец нашел способ менять характер того, кто получается в итоге. Внушить покорность, преданность — да что угодно! Более того, ходили слухи, что он догадался, как изгнать душу дракона из тела, а затем вернуть её, изменив таким же образом. Говорили, что некоторые главы кланов использовали измененный таким образом ритуал для того, чтобы создавать преданных сторонников из противников. Те же слухи гласили, что после такой операции дракон превращался в покорное и бездумное существо, способное лишь на одно — выполнять приказы. Впрочем, слухи это или нет, но после этого тарр-эррей был строжайше запрещен. Хотя если судить по тебе, кое-кто все еще его практикует! Интересно, зачем его над тобой провели? Скорее бы ты уже все вспомнила!

— Скажи, а если его проведут еще раз? Это получится? Можно ли изгнать мою душу из тела? — этот вопрос волновал меня больше всего.

— Нет, его можно проводить только один раз. Так что это тело — твое навсегда.

Я вздохнула с облегчением. Не хотелось бы умереть снова, особенно теперь, когда я ощутила себя не только живой, но и молодой.

— Но ведь я не проходила ритуал объединения! Тогда как я попала в это тело? И я все помню!

Мужчина пожал плечами:

— Кто знает? Возможно, ты помнишь все именно потому, что попала в это тело случайно, а вот как это вообще получилось — не могу даже предположить! Что с тобой случилось в твоем мире? И какой он, твой мир?

— В своем мире я умерла. Глупая, нелепая случайность. Последнее, о чем успела подумать — что не хочу умирать. А мир? Он показался бы тебе странным. Хотя бы потому, что магии у нас попросту нет.

— Нет магии?! — взгляд Эрвейна был откровенно шокированным. — Как же вы тогда живете?

— Обычно живем. У нас из разумных существ есть только люди, но их очень много. Магию нам заменяют технологии, они позволяют нам быстро путешествовать на огромные расстояния, связываться с людьми на другом конце света, лечить, учить, развлекаться, обустраивать нашу жизнь с максимальным удобством. Правда, есть и минусы — наш мир, как бы это лучше сказать… Грязный! Отравленный воздух, вода, все меньше лесов. Еще у нас все время идут войны. Есть оружие, способное по мановению руки уничтожить весь мир, и как-то раз это чуть не произошло.

— Ясно, то есть все совсем по-другому… Пожалуй, у нас все-таки лучше! Тем не менее, я хотел бы побывать в твоем мире — ненадолго, просто посмотреть, жить там я бы не смог. Ладно, надо поесть.

К моему удивлению листья, в которые было завернуто мясо, не сгорели. Взяв палку, Эрвейн вытащил сверток из углей. Изумительный запах заставил меня сглатывать голодную слюну. Подождав пару минут, Эрвейн развернул листья, вновь возникшим когтем отрезал кусок и протянул мне его на листе какого-то местного лопуха:

— Угощайся.

— А откуда все это? Мясо, котелок, одежда и обувь, мыло? — спросила я, утолив первый голод.

— Повезло. Ночью на опушку вышел медведь, ну я его и пришиб. Еще когда летел, увидел деревню, так что решил оттащить туда тушу — хотел сменять на одежду. А оказалось, что этот медведь уже успел напасть на пару деревенских ребят, так что местные были мне очень благодарны и отдали взамен все это.

— А почему ты не остановился в деревне? Ведь это было бы удобнее, чем в лесу, разве нет?

— Ну, удобство сомнительное. Денег у меня нет, а деревенские жители обычно скупы. Впрочем, будь я один — остановился бы в деревне, а тебе там лучше не появляться. Кто знает, что местные могли бы себе надумать? Да и потом, разве в лесу хуже, чем в деревенском доме с блохами?

— Нет, что ты. Меня все устраивает, просто полюбопытствовала. И спасибо, очень вкусно! — мясо было просто пальчики оближешь, никогда ничего вкуснее не ела.

Эрвейн рассмеялся и протянул деревянную кружку с каким-то отваром, зачерпнутым из котелка.

— Вот, держи. Ты просто голодна, поэтому это и кажется тебе таким вкусным.

Я взяла кружку и уставилась в нее, пытаясь разглядеть свое отражение.

— Что ты там высматриваешь?

— Пытаюсь увидеть, как я выгляжу.

— Пей, потом покажу.

— Покажешь? Как? У тебя что, еще и зеркало есть?

— Зеркала нет. Пей, и пойдем к реке.

Умирая от любопытства, я в несколько гигантских глотков выхлебала кружку и вскочила в нетерпении, вызвав его понимающую усмешку:

— Я готова, идем.

Мы подошли к реке, Эрвейн прищурился, лицо его на миг стало отстраненным… и речная вода выплеснулась вверх, превращаясь в подобие зеркала.

— Смотри.

Что ж, я правильно определила — вид как у подростка. Высокая, худая, голенастая, чуть сутулая. Кожа неестественно белая, почти до синевы. Лицо худое, под глазами синяки как после недельной бессонницы. Хотя сами глаза хороши: большие, редкостного фиалкового цвета. Черты лица тонкие, но какие-то невыразительные. Волосы светло-русые. Словом, основа неплохая, есть над чем работать.

— Ну что, как впечатление, — в голосе Эрвейна явно слышалось ехидство, — нравится?

— Не самый худший вариант, — пожала я плечами, — ты говорил, что можешь помочь мне вспомнить жизнь прежней хозяйки тела.

— Я сказал, что попробую. Идем, тебе будет лучше прилечь.

Мы вернулись на опушку, я улеглась на спину, постаравшись максимально расслабиться, и закрыла глаза. Эрвейн посоветовал мне представить, как я сворачиваю все, что составляет мою личность, в плотный шар, максимально очистив разум. Было сложно, но постепенно я словно бы отстранялась от себя прежней, голова становилась все более пустой. В какой-то момент мне показалось, что тело тоже стало пустым и легким, будто наполненный гелием воздушный шарик. И тут же меня захлестнули воспоминания Ринавейл эр Шатэрран. Дом, семья, учеба, книги, разговоры…

Мне казалось, что прошли часы прежде, чем я снова открыла глаза, однако когда я это сделала, то обнаружила, что солнце практически не изменило своего положения на небосводе. Резко села, заставив Эрвейна подскочить:

— Ну что, вспомнила?

— Да, вспомнила. Но не так, как ты рассказывал — все, что происходило со мной здесь, я помню как будто бы прочитала или посмотрела спектакль об этом. И я по-прежнему помню все, что происходило со мной в том мире.

— А ощущаешь себя кем? И кстати, может, ты все-таки представишься?

— Ринавейл эр Шатэрран. Ей себя и ощущаю, только с дополнительным опытом и знаниями.

— Я мог бы догадаться, что только в клане Шатэрран могут незаконно практиковать тарр-эррей! — Эрвейн был явно зол. — И зачем проводить такой ритуал с дочерью главы клана?

— Не знаю. Я не помню самого ритуала, похоже, меня привели в бессознательное состояние перед его началом. И что мы теперь будем делать? Я вспомнила, наш клан и клан Шарэррах не очень-то дружны.

— Не очень-то дружны? Мягко сказано! Ты знаешь, что твой отец считает меня позором расы драконов?

Я в полном шоке уставилась на него:

— Нет, я ничего такого не знаю. Слышала как-то раз, он говорил что-то о полукровках в вашем клане, но причем тут ты?

— Я и есть полукровка, — кулаки Эрвейна сжались, — моя мать эльфийка.

— Но… Ты же обращаешься, значит, ты дракон!

Я была поражена. Память говорила мне, что далеко не все чистокровные драконы могли оборачиваться, а полукровка? Да, у дракона и представителя другой расы могли родиться дети, которые во время взросления обретали вторую ипостась, но только при соблюдении двух условий: первое — взаимная искренняя любовь, второе — оба родителя должны быть сильными магами. В этом случае такой ребенок, повзрослев и обретя ипостась, признавался чистокровным драконом. Но, видимо, не всеми. Да, Рина, плохо ты знаешь своего отца.

— Прости, я не знала. Я не считаю тебя полукровкой, и я очень благодарна тебе за свое спасение!

Лицо Эрвейна расслабилось, и он улыбнулся:

— Ну, кто еще кого спас! Кстати, как тебя лучше звать? Обращаться «Тари Ринавейл»? Рина? Вейла?

— Только не Вейла! — не хватало еще, слово «вейла» у меня ассоциировалось только с персонажами книг о Гарри Поттере. — Зови меня Рина.

— Тогда я — Эрв, меня так зовут друзья.

— Хорошо, Эрв, договорились, — я улыбнулась ему, — я буду рада стать тебе другом. Так что мы будем делать?

Он отвел взгляд:

— Я мог бы забрать тебя к нам в клан, у нас бы ты могла найти друзей, но… Тебя наверняка ищут, так что…

Я понимала. Рано или поздно мои родители — буду называть их так, надо привыкать — узнают о том, что я спаслась и где я нахожусь. И это поставит под удар клан Шарэррах и самого Эрва. Нет, такого я допустить не могу. А если я вернусь, что мне может грозить? Решила спросить об этом Эрвейна.

— Ничего, неужели ты думаешь, что тебе могут причинить вред? — он явно был возмущен, — будешь жить обычной жизнью!

— Но они ведь узнают о том, что я — это не я!

— Если хочешь, я верну тебя и скажу, что колдун замышлял провести над тобой ритуал изгнания души и объединения, чтобы подчинить тебя, но попросту не успел это сделать. Тогда для всех ты будешь все той же Риной. Единственное, тебя могут выдать замуж. Кстати, сколько тебе до первого совершеннолетия?

Первое совершеннолетие у драконов наступает в двадцать пять лет, второе — в тридцать пять. До наступления первого совершеннолетия дракон считается ребенком, ему нельзя вступать в брак. Между первым и вторым совершеннолетием дракон приобретает ипостась (или не приобретает, тут уж как получится). Кстати, интересный момент — если у одного из родителей, или даже у обоих нет ипостаси, но они чистокровные, их ребенок все равно является потенциально двуипостасным. В период между совершеннолетиями, как правило, заключаются браки, при этом решение о заключении брака принимают родители. А вот в тридцать пять лет дракон становится полностью самостоятельным.

— Мне двадцать два, то есть еще три года.

— Значит, замужество в ближайшее время тебе не грозит. Вряд ли мы сможем встречаться, но я постараюсь узнавать о твоей жизни. Знаешь, мы можем договориться — я постараюсь встретиться с тобой незадолго до твоего двадцать пятого дня рождения, и оказать всю возможную помощь, если ты будешь в ней нуждаться.

Я задумалась. У меня есть три года, чтобы узнать все о мире, о себе. Три года, в течение которых мне не грозит ни нежелательное замужество, ни серьезные проблемы, да это же просто замечательный бонус! Надо соглашаться.

— Договорились. Ты отнесешь меня сам? Тебе не опасно появляться на наших землях? И где мы вообще? И кто этот колдун? И почему колдун, а не маг?

Эрв улыбнулся:

— О, сколько вопросов! Начну с конца: мы в Адарии, почти на границе с землями вашего клана, кто такой этот колдун — не знаю, а почему колдун — так он сам себя так назвал. А насчет опасности… Спасибо, Рина, что волнуешься за меня, но не стоит. Ну подумаешь, обольет меня твой папаша презрением — не впервой. Хотя знаешь, а ведь и это вряд ли, он-то будет считать меня твоим спасителем. И что гораздо важнее, ему будет выгодней не доводить дело до скандала, тарр-эррей ему не простят… Что мы ему скажем?

— Думаю, лучше всего тебе самому решить, что говорить, ты в этом лучше разбираешься. А я буду твердить, что очнулась сегодня в лесу и помню только то, что было до похищения.

— Тогда летим. Только здесь я не взлечу — слишком мало места, надо выйти на открытое пространство. Пойдем, тут недалеко луг.

Пока мы шли, я решила расспросить Эрва об его жизни. Оказалось, ему тридцать семь лет, ипостась он обрел довольно рано — десять лет назад. Владеет магией воды (ну, это я видела) и всегда мечтал иметь младшую сестру. На это я улыбнулась, понимая, что, судя по всему, именно сестру он и видит во мне. Что ж, я не в претензии — да, он красив, но друг или брат мне сейчас нужен был гораздо больше, чем объект нежной страсти. Да и смешно подумать, что в своем нынешнем виде я могла бы привлечь мужчину, разве что ему позарез нужно наглядное пособие по анатомии.

— Долго нам лететь?

— Нет, не очень. Пару часов, не больше. Жаль, что я не могу разговаривать в образе дракона, тебе будет скучно.

— Не переживай, мне есть о чем подумать. Буду готовиться к встрече с родителями.

— Отлично. Ну что, летим? — подмигнул он мне и трансформировался.

В ипостаси дракона Эрвейн был не менее красив, пусть и нечеловеческой красотой: метра три в холке, угольно-черная чешуя отсвечивает бриллиантовым блеском, такие же черные кожистые крылья, мускулистое тело. Взгляд серых глаз с вертикальным змеиным зрачком не дал бы никому усомниться в разумности этого великолепного хищника, да и все выражение вытянутой морды с крупными острыми зубами было по-человечески насмешливым. Эрвейн потянулся и расправил крылья, явно демонстрируя мне себя.

— Ты прекрасен! — не сказать это Эрвейну сейчас было невозможно. — Никогда не думала, что бывают такие красивые драконы!

Он улыбнулся, и хотя это выглядело необычно, в том, что это была именно улыбка, было невозможно усомниться. Прижав крылья к телу, он вдруг резко расправил их, одновременно поднимаясь в воздух. Осторожно подхватил меня когтями — я оказалась словно в клетке — и мы отправились в путь.