– Я, конечно, ничего против здешнего колорита не имею, – заметила Лукас, брезгливо пиная кованым носком своего жестокого ботинка бесчувственное тельце бывшего собутыльника. – Но что-то мне подсказывает, что скоро здесь прольётся чья-то кровь. Возможно даже наша, если вовремя не смоемся.
На самом-то деле просто закуска кончилась совсем – карамельку слизали, луковицу снюхали, но Лесин вряд ли признал бы этот повод достаточным и необходимым для немедленной капитуляции, поэтому пришлось солгать бесплатно. Произнести клевету, в смысле. Иными словами, сказать неправду. Ну или, если уж совсем начистоту, – соврать. У нас, честных и независимых журналистов, бесплатная ложь, ежели она во спасение, даже за грех не считается – так, маленькая невинная шалость.
Вышли мы из роскошного кабака (из-за неплотно закрытой двери у нас за спиной немедленно раздались истошные вопли Луизы: то ли она кого-то резала, то ли кто-то – её, а всего вернее – пробудился бедолага Марсианий, и вместе с ним пробудилось его либидо).
– Тебе не кажется, что небо стало немного ближе? – осторожно спросил Лесин, хватаясь за воздух.
– И земля под ногами какая-то слишком прозрачная, – шёпотом сказала Лукас, – Уж не в раю ли мы?
– В раю должны быть обнажённые гурии, вечно ты все путаешь, – заявил Лесин, – Мне кажется, что мы в аду. А вон и черти к нам идут!
И точно. Слева и справа от нас выросли – словно бы из прозрачной земли – два мордоворота с дубинками.
– Кто вам позволил устраивать перекур в неположенное время? – строго спросил левый мордоворот.
– Мы не курим! – испугалась Лукас, – Я бросила, а он вообще не умеет!
– Умею, – обиделся Лесин. – Я в школе выиграл районную олимпиаду по курению.
– По борьбе, – тихо, но твёрдо возразила Лукас.
– Ага. По вольной борьбе дзюдо. У меня силища – во! – показал Лесин слабые трясущиеся кулачки. – Лучше попасть под поезд, чем под мой удар.
Лукас только поглядела со значением и Лесин смолк.
– По борьбе с курением, – уточнила она. – С курением. Мы хорошо боремся с курением. Кашляем, падаем, хрипим, синеем и задыхаемся.
– Это – смягчающее обстоятельство, – кивнул правый мордоворот (видимо, он в этой паре исполнял роль доброго полицейского).
– В таком случае – что вы делаете на крыше в рабочее время? – не дал нам расслабиться левый.
Мы ещё раз посмотрели себе под ноги – и разом вспомнили Замятина и Оруэлла (или Ильфа с Петровым, короче, тех парняг, что «Утопию» написали), царство им небесное. Никакая это была не прозрачная земля, а самая обыкновенная стеклянная крыша. А под этой крышей, в одинаковых крошечных закутках, сидели за компьютерами люди в серой-пресерой униформе от Версаче.
– Мы вдыхаем свежий воздух. Небо близко, воздух бодрит, – впал в поэтическую патетику Лесин.
– Странно, – пожали плечами оба громилы, – В Едином Офисном Здании кондиционирование и пять систем очистки воздуха, а снаружи – гарь, дым и радиация. Чего ж в этом свежего?
– Зато – натуральная грязь и радиация. А очищенный воздух – искусственный, он нам надоел! – заявила Лукас.
– А где ваши костюмы, хотел бы я знать? – снова кинулся в атаку злой полицейский.
Мы в ужасе посмотрели друг на друга: кто их знает, Марсиания с Луизой, вдруг они под шумок нашу одежду стянули, и стоим мы теперь на крыше стоэтажэного небоскрёба, Единым Офисным Зданием именуемого, голые и беззащитные. Но нет. Вся одежды была на месте. Даже Лесин чей-то незнакомый лифчик на себя нацепил, для красоты.
– Вы почему так варварски нарушаете общепринятый дресс-код? – мягко спросил добрый полицейский, – Может быть, вы заболели?
– Очень, очень заболели! – зацепился за эту идею Лесин, – Шли в кабак, да заплутали.
– Куда вы шли? – переспросили громилы.
– Ну, это, в помещение, где деловые работники принимают рабочие бизнес-ланчи, – перевела на деловой язык Лукас. – Мы ведь работники. Работаем на работе работниками. Зарабатываем заработную плату…
– А, так вы из ударников капиталистического труда? – уважительно промолвил добрый полицейский. – Долго ли ваши товарищи будут пребывать в добровольном затворничестве, перевыполняя заветы великого Маркса?
– Кого? – переспросили мы хором.
– Петра Петровича Маркса, нашего вождя и учителя, – подобострастно сверкнул белоснежными зубами добрый полицейский. – Совсем вы оглохли, бедняжки. Нельзя же так себя изнурять! И то – я бы не смог пять лет работать по 24 часа в сутки без выходных и отпусков.
– Хотя, конечно, мы берём на себя повышенные обязательства, на вас глядючи, – наступил ему на ногу злой полицейский.
«Хе-хе, – подумали мы. – Врёте, бездельники, сидите тут, на крыше, балду пинаете, бедных курильщиков гоняете!» Но вслух, конечно, не сказали. Вслух мы сказали – ну, вы уже догадываетесь, что.
– А, так это на пятом уровне третьего корпуса блока бэ, – улыбнулся добрый полицейский. – Мы бы и сами с вами выпили, но нельзя – нам бы ещё три дня продержаться, пока нас сменят.
– Ничего себе! Три дня без отдыха! – с уважением сказала Лукас.
– Ну, это, конечно, не пять лет, как у вас, но и не два дня, как у этих офисных крыс! – гордо сказал злой полицейский.
Попрощавшись с добрыми стражами трудовой дисциплины, мы прошмыгнули в непрозрачный люк, скрывавший вход на чёрную лестницу. Лестница и в самом деле была абсолютно чёрная – из полированного мрамора. Перила – из сандалового дерева. Потолок – мазутом вымазан, чтоб не забывали, что это лестница не для белых воротничков. Везде лозунги: «Труд – это работа», «Работа – это праздник, который всегда с тобой», «Сделал дело – снова вкалывай смело», «Без работы кони дохнут».
Можно было бы и на лифте спуститься – но мы решили, что так спокойнее. Чёрная лестница привела нас в чёрный коридор, по которому – руководствуясь исключительно инстинктом, выводящим пьющего человека к источнику алкоголя, мы проблуждали всего-ничего. Часа два или три. Зато без помех прибыли на пятый уровень третьего корпуса блока бэ.
– Предъявите магнитный пропуск, – механическим голосом сказала дверь в вожделенное заведение – и не поддалась.
– Ты дура, что ли, открывай живо! – аргументировано вступил в научную дискуссию Лесин.
– Поругайся мне тут! – охотно откликнулась дверь – и в самом деле открылась. А за дверью стояла наша старая знакомая – Луиза Первомаевна. Только она нас опять не узнала – богатыми будем.
– Не узнала нас, Луизушка? Богатыми будем! – кинулся лобызаться Лесин, но Лукас его живо оттащила.
– Ох, не узнала, – утёрлась передником Луиза. – А у меня дверь уже три недели как сломалась, а починить все руки не доходят. Редко ко мне забредают посетители, так что я приноровилась сама отпирать. Магнитные карты ведь у вас наверняка есть?
– Как не быть! – охотно соврали мы. – Наливай, голубушка!
В заведении Луизы и в самом деле давно уже никого не было: столы запылились, стулья, бутылки, рюмки. Даже Луиза запылилась от долгой невостребованности.
– Грех это – ничего не делать, – вздохнула она, вытирая передником рюмашки, – Если бы вы не зашли, наверное, в тюрьму бы меня посадили за безделье.
– А что так, красавица? – плотоядно улыбнулся Лесин.
– Ты закуски поставь сперва, а потом рассказывай, – предупредила Луизу Лукас. – А то знаем мы вас. Одной карамелькой сыт не будешь!
Луиза кивнула, засуетилась – даже спрашивать не стала, есть у нас наличные деньги или нет, поставила на стол целого поросёнка с гречневой кашей, осетров, белых лебедей.
– Богато живёте! – одобрил Лесин.
– Давно у нас фуршетов не было, а совершенные технологии замораживания и разогрева позволяют хранить пищу бесконечно долго, – важно заявила Луиза, – Ешьте, пейте гости окаянные. В смысле – кушайте, кушайте, смертнички.
– Ты не заговаривайся, старая карга! – автоматически перешли и мы на сказочно-повествовательный лад. – Ты сперва доброго молодца и красную девицу напои, накорми, потом снова напои, снова накорми, потом налей, потом поднеси рюмашку, потом за опохмелочкой сбегай, а потом…
– Да не будет у вас никаких потомов, касатики, – заулыбалась щербатым ртом Луиза, – Нешто я не знаю, кого ко мне на последний фуршет присылают?
– Это кого же? – насторожилась Лукас.
– Ну, как? – радостно осклабилась Луиза, доставая из лифчика длинный свиток. – Государственных преступников, которые на рабочем месте пасьянсы раскладывают или почту личную проверяют под видом деловой. Потом ещё бездельников, которые на летучку опаздывают. Кроме того, негодяев, вольно или невольно нарушающих дресс-код без уважительной причины. Затем, лиходеев, смеющих говорить с начальником, не облобызав предварительно его ботинки. Ну и так, по мелочи…Продолжать, или узнали себя?
– Мы пасьянсы на работе не раскладываем! – попробовала оправдаться Лукас.
– Не раскладываем, нет, – подтвердил Лесин. – Они у нас никогда не сходятся.
– Да чего уж там, пейте! – махнула рукой Луиза. – Вы на свой внешний вид поглядите, неформалы.
– А как вы нас убивать будете? – осторожно спросил Лесин. – И когда?
– Да выгоню вас через часик на улицу, там вас бомжи-вампиры и прирежут, проспиртованных-то. Кровушки вашей вдоволь напьются. Так что наливай, наливай касатик, и мне налей, я-то здесь останусь, в тепле.
– Не меняешься ты, Луиза, – вздохнул Лесин, пригубив очередную рюмку. – Вечно против нас выступаешь, а на нашей ведь стороне – правда!
– А у вас все бомжи – вампиры? – интересуется тем временем Лукас. – Или так, через одного?
– Кто ж их, окаянных, знает, – беспечно призналась Луиза. – Мы всех, кого из Единого Офисного здания выгоняем, так величаем.
– Что, ни разу не проверяли? – не поверила Лукас.
– Свят-свят-свят! Кто же по доброй воле из офиса в неизвестность прыгнет?
– А мы вот прыгнем! – храбро сообщил Лесин. – Айда с нами, Луиза.
– Нет, нет, и не просите! Оттуда ведь, – она перешла на заговорщицкий шёпот. – Никто не возвращался!
– А чего им возвращаться! – заметила Лукас. – Если у вас тут – офисное рабство, а у них там – свобода, равенство и братство!
– Концерты в метро, – элегически поддакнул Лесин.
– Тихо вы, под статью меня подвести хотите, что ли? – побледнела Луиза. – Нету в метро никакой жизни, это всё клевета и навет наших конкурентов из Лодейного Поля. Нет там ни земляничных полян, ни конопляных лугов, ни свечного заводика, ни домика с видом на Кремль, ни пикничков на берегу Сходни, ни оргий в ночь на Ивана Купалу, ни Деда Мороза со Снегурочкой в новый год…
Постепенно она запьянела, начала заговариваться, называть нас Серёгой и Октябриной, а потом и вовсе отключилась. Чтобы не беспокоить пожилую женщину, мы сами убрали все со стола – в удачно обнаружившийся возле барной стойки чемодан – и, не оборачиваясь, шагнули в очередную неизвестность. Где нас уже давно ждали.