Вернулся служивый, да только без славы — Не слишком-то бравый и очень костлявый. К ядру приласкался ногою и боком — И нынче вышагивал только поскоком. Стал горя шутом, попрыгушкой недоли И тем потешал, что кривился от боли. Смешил своих жалоб затопом-захлопом И мучинских мук неожиданным встрепом. Причухал домой он – и слышит с порога: «Пахать или сеять – зачем колченога?» Дотрюхал до кума, что в церкви звонарил, Но тот не признал и дубиной ошпарил. Явился к милаше – а та употела, Когда греготала с ядреного тела! «Ты, знать, свой умишко на войнах повыжег. Тебя – четвертина, а три – передрыжек! Так мне ли поспеть за твоим недоплясом? И мне ли прижаться полуночным часом? Уж больно прыглив ты прямохонько к небу! Ступай, и не лайся, и ласок не требуй!» Пошел к изваянью у самой дороги: «О Боже сосновый, о Господи строгий! Кто высек тебя, того имя забвенно, — Но он пожалел красоты и полена. С увечным коленом, с твоим кривоножьем, Тебе не ходить, а скакать бездорожьем. Такой ты бестелый, такой худобокий, Что будешь мне пара в моем перескоке». И долу ниспрянуло тело Христово; Кто вытесал Бога – тесал безголово! Ладони – две левых, а ноги – две правых; Когда зашагал, продырявилось в травах. «Не буду сосниной от века до века, Пойду через вечность, пускай и калека. Пойдем неразлучно – одна нам дорога — Чуток человека и крошечка Бога. Поделимся мукой – поделимся в муке! — Обоих людские скостлявили руки. Мы братски разделим по малости смеха, Кто первым зальется – тому и потеха. Опрусь я на тело, а ты на соснину, Меня ты не минешь, тебя я не мину!» С ладонью в ладони, пустились в дорогу, Суча перепрыжливо ногу об ногу. И вечных времен проходили толику, Какой не измерить ни таку, ни тику. Минуло все то, что бывает минучим, — С беспольем, бескровьем, безлесьем, беззвучьем. И буря настала, и тьма без оконца, И страшная явь истребленного солнца. И кто это бродит среди снеговея, Вовсю человечась, вовсю божествея? Два Божьих шкандыбы, счекрыженных брата, Культяпают как-то, совсем не куда-то! Один без заботы, второй без испуга — Волочатся двое влюбленных друг в друга. Своей хромоты было каждому мало: Никто не дознается, что там хромало. Скакали поскоком на всяку потребу — Покуда в конце не допрыгали к небу!