Я все же пою, хоть поется несладко! Он был нищеброд, а она – христарадка. Они полюбили средь уличной пыли И жалкую тайну от мира хранили. Веселая майская ночь оборола — И сели вобним на ступенях костела. Она вперемежку, согбенно и снуло, Несла к нему губы – и корку тянула. Вполсонках делились под мреющим небом То хлебом, то лаской, то лаской – то хлебом. И так утолялись под сенью церковной И нищенский голод, и голод любовный. Тебе – вразумленье, рифмач дальнозоркий! Но нет у него ни подруги – ни корки.