Королевна пряла – и ладонь укольнула… Сон ползет по дворцу, как зараза с болотин… Вязы кудрятся памятью прежнего гула, Мотылек над колодцем совсем бесполетен. И, зрачки аметистя, а после бельмастя, Кот приластился к ларю, где сотня жемчужин; Пес улегся в калачик негибнущей масти, Только дрожью хвоста от людей не отчужен. Гарь на кухне застыла кудрями плюмажа, И бездвижный стряпун простирает куда-то Золотой чугунок, где безбытье и сажа Приварились ко дну, словно два панибрата. И жена его, стиснув в руке поварешку, Спит душой – в безграничье, а телом – у топки С той поры, как решила при взбрыках похлебки, Что любовь – наяву, а стряпня – понарошку. И, их всех величавей и ветхозаветней, Пара тетушек сделалась парою статуй, Когда тетя седая другой, седоватой, О своем короле рассказала полсплетни. И властитель, неловкий в любовной сноровке, Обнимая служанку в пустой аванзале, Навсегда деревянится в самом начале Поцелуя, подобного птичьей поклевке. И портрет прямо в прошлое голову свесил; И, приняв королеву за свой подлокотник, Паж вломился в забвенье просиженных кресел, До чего и всегда был великий охотник… И на пурпурном ложе, в своей почивальне, Вспоминая о скальде и о менестреле, Как бы сходу прожив то, что близко и дальне, Королевна впласталась в забвенье постели. И она, тем прекрасней, что это без толку, Улыбается мира надсаженным прытям, И, себя в праперину загнав, как иголку, Все свое бытие прикрывает – безбытьем.