Даже совершая самые безобразные поступки, люди могут убеждать себя в том, что они очень хорошие. Например, когда террорист-смертник взрывает себя в толпе ни в чем не повинных людей, далеких от политики, он твердо уверен, что совершает благое дело и за это отправится в рай. Члены сицилийской мафии традиционно почитают себя добрыми католиками; по будням они убивают, а по воскресным дням замаливают грехи. (Кстати, глава криминального мира Катаньи Бенедетто «Нитто» Сантапаола был настолько религиозен, что имел небольшую капеллу прямо у себя на вилле; к сожалению, это ничуть не помешало ему отдать приказ удушить четырех детей и избавиться от их тел.) Даже врачи, наблюдавшие за газовыми камерами в Освенциме, убеждали себя, что они остаются верны Клятве Гиппократа: помогая уничтожать евреев, избавляют народ от «нечистой» и «опасной» нации.
Конечно, это довольно редкие и радикальные примеры. Но практически все люди имеют тенденцию к лестному, а иногда даже благородному объяснению своих действий. Когда директор компании активно продвигает по службе совершенно некомпетентную сотрудницу, которую он считает привлекательной, скорее всего, он будет убеждать себя в том, что она, как никто другой, подходит на высокую должность. Человек со средними доходами, устраивая ребенка в престижную платную школу, будет убеждать себя, что у него просто нет другого выхода, «потому что другие школы совсем не подходят». Заядлый картежник, жульничающий во время игры, успокоит себя мыслью, что его соперники не стоят честной игры, так как они совершенно не разбираются в тонкостях и партия из-за этого теряет весь азарт.
«Мы так привыкли к объяснению всего на свете, что можем придумать причины абсолютно для всех своих действий, даже самых бесчестных», — говорил Бенджамин Франклин.
Психологи давно заметили тенденцию к совмещению подобного мотивационного оптимизма со склонностью преувеличивать свои возможности. Об этом напоминает так называемый эффект озера Вобегон, когнитивное искажение, заключающееся в тенденции давать завышенные оценки. (Писатель Гариссон Кейлор в новелле «Озеро Вобегон» рассказывает о городе, в котором «все женщины сильны, все мужчины красивы и все дети имеют интеллект выше среднего».) Во время опроса в одном из колледжей 88 процентов студентов с уверенностью заявили, что водят машину лучше других; а при опросе преподавательского состава выяснилось, что 95 процентов преподавателей считают, что работают гораздо больше своих коллег. Другие подобные исследования указывают на нашу склонность значительно переоценивать свою физическую привлекательность, умственные способности и честность по отношению к окружающим. Большинство людей, у которых есть пара, считают свои отношения с любимым человеком гораздо более серьезными и не в пример лучшими, чем у других. И да, практически все родители считают своих детей самыми умными и красивыми.
Не то чтобы люди против истины. Мы скорее обманываем самих себя. Все мы храним точные сведения об окружающем нас мире где-то на задворках своей памяти и извлекаем их только в случае необходимости. Наш разум просто не обращает внимания на абсолютно весь объем информации, который мы получаем с помощью органов чувств, ровно до тех пор, пока не появится причина, по которой нам могут понадобиться те или иные сведения.
В более зрелой версии игры в подглядывание экономисты Дэн Ариэли и Майкл Нортон попросили студентов пройти IQ-тест, при этом дав возможность части из них тайком заглянуть в ответы. Разумеется, такие студенты получили более высокий результат. В этом нет ничего странного. Гораздо важнее то, что они впоследствии сами поверили в свое превосходство над другими. Ведь результаты теста были налицо, и никто не знал о небольшом ухищрении. Когда у участников эксперимента спросили, как они оценивают свои способности в свете повторного прохождения теста, те, кто благодаря своей изворотливости оказался «умнее» других, не проявили ни малейшего беспокойства. Но стоило им пройти тест еще раз, уже без доступа к правильным ответам, как решительности у них поубавилось.
Согласитесь, это довольно забавная ситуация. Да и вообще самообман является неисчерпаемым источником для сатириков и комедиантов. Мы любим посмеяться над тем, как люди преподносят себя (на «Минуте славы», например), и тем, на что они на самом деле способны. Почему? Возможно, потому, что признаем необходимость самообмана в нашей жизни и сами замечаем в себе многие недостатки, о которых не очень-то хочется думать.
* * *
Если вас попросят объяснить, что такое здравомыслие, то вы, вероятно, скажете, что это нечто, связанное со свободой от иллюзий. Когда мы подозреваем, что кто-то из наших близких может сойти с ума, мы говорим, что этот человек «теряет связь с реальностью». На протяжении всего ХХ века это было аксиомой, которую подтверждали даже врачи и ученые. В докладе, подготовленном американским правительством в 1958 году, прямо указывается:
«Психическим здоровьем называется восприятие реальности, во время которого то, что видит индивид, напрямую соотносится с тем, чем на самом деле является тот или иной объект… Психически здоровое восприятие означает процесс наблюдения за миром, в ходе которого индивид готов адекватно воспринимать факты окружающей реальности без их искажения или ложного толкования».
Но в 1988-м Шелли Тейлор и ее коллега Джонатан Браун написали статью, перевернувшую это утверждение с ног на голову.
Еще будучи молодым психологом, Тейлор работала с людьми, которым пришлось пережить непростые ситуации. Среди ее пациентов были жертвы изнасилования и люди с запущенной формой рака. Работать было нелегко. Шелли описывает свои беседы с пациентами как попытки «проложить путь к нормальной жизни, помочь им восстановиться после серьезной травмы». Постепенно она стала замечать, что многие из ее пациентов занимаются самообманом, рассказывая о своем будущем. Однако при этом в их голосе звучала полная безнадежность, и слышать это было очень тяжело. Например, один из пациентов говорил о том, что у него больше никогда не будет рака, хотя из документов следовало, что он в скором времени умрет, не выдержав схватки с болезнью.
Как ни странно, Шелли пришла к выводу, что пациенты, обладающие оптимистическими представлениями, больше всех остальных способны восстановить свое психическое здоровье. Да, они лгали самим себе, искажая реальные факты, но эта ложь шла им только на пользу.
Неожиданное открытие инициировало проведение исследования роли самообмана в жизни самых обыкновенных, здоровых и счастливых людей. В результате Тейлор пришла к поразительному заключению: человеческий разум активно использует ярко выраженный позитивный фильтр реальности. «Наш разум, — пишет она, — истолковывает события так, что в них появляется элемент незначительной фантазии о нас самих, об окружающем мире и о будущем». Мы каждый день переоцениваем себя и то, что происходит вокруг нас. А так как мы привыкли равняться на других людей, мы переоцениваем и их, и их поступки.
То, что Тейлор называет «позитивными иллюзиями», можно разделить на три категории.
Первая — чрезвычайно высокий уровень уверенности в своих возможностях и личных качествах. Подобная «иллюзия превосходства» крайне навязчива: почти все люди чувствуют себя особенными, совершенно не похожими на окружающих. Психолог Эмили Пронин назвала это «слепой предвзятостью». Занимаясь исследованием данного вопроса, она раздала студентам буклеты, в которых описывалось восемь наиболее распространенных форм самообмана (когнитивной предвзятости). Когда участники эксперимента закончили чтение, Эмили попросила подумать, к каким из этих форм они наиболее восприимчивы в сравнении с другими людьми. Все студенты предположили, что они более честны с собой, чем окружающие. Но и это, как вы понимаете, было самообманом. Практически во всех дальнейших исследованиях Эмили испытуемые настаивали на том, что их самооценка субъективна, а вот самооценка других людей, скорее всего, предвзята.
Вторая категория позитивных иллюзий — нереалистичный оптимизм , выражающийся в том, что наша самоуверенность распространяется и на размышления о будущем. Когда студентов (неустанных участников экспериментов) спросили, какой они видят свою дальнейшую жизнь, почти все ответили, что лично у них больше шансов пробиться в высшие слои общества, получить хорошую работу и достойную зарплату, чем у их сокурсников. Более того, многие предположили, что именно их дети будут наиболее одаренными. В то же время никто не сказал, что в будущем у них могут возникнуть проблемы с алкоголем, что их семья может распасться, и уж тем более никто не считал, что им грозит рак.
Если говорить о более близких проблемах, имеющих значение уже сегодня, а не в отдаленном будущем, то люди, как правило, сильно преувеличивают свои способности, когда речь заходит о том, сколько килограммов им удастся сбросить, смогут ли они бросить курить, или выполнить сложное задание по работе, или справиться с учебой. В одном из исследований участников эксперимента попросили сказать, насколько быстро они смогут подготовить сложный проект. Естественно, все с оптимизмом заявили о своей готовности (и возможности) сделать проект быстро и в то же время скептически отнеслись к способностям своих коллег. Их собственные целевые установки и методы работы казались им наиболее выгодными в данной ситуации. При этом они совершенно забывали о том, что в ходе работы над проектом могут возникнуть непредвиденные трудности, способные сильно повлиять на конечный результат.
Третья категория называется преувеличенным чувством контроля над окружающим. Мы склонны представлять, что можем так или иначе повлиять на события. Это обманчивое чувство дает о себе знать даже тогда, когда на самом деле мы не можем ничего предпринять. В одном из экспериментов группу успешных трейдеров из нескольких инвестиционных банков посадили перед экранами компьютеров, на которых отображалась воображаемая кривая биржевого индекса FTSE 100 (индекс Футси). Им объяснили, что если они будут последовательно нажимать на определенные кнопки, то это окажет влияние на рост индекса. После эксперимента участников попросили дать краткую характеристику эффективности своего воздействия на кривую. Почти все трейдеры были уверены, что их действия вызвали увеличение показателей. Но на самом деле… да-да, какие бы кнопки они ни нажимали, это ровным счетом никак не сказывалось на поведении кривой.
Когда случается что-то плохое, мы далеко не всегда готовы взять на себя ответственность. Чтобы описать, насколько неохотно люди признают свою вину и встречают неодобрение в свой адрес, Шелли Тейлор обращается к показаниям водителей, попавших в аварию:
«Приближаясь к перекрестку, я не заметила сигнал светофора. Ну просто потому, что этого светофора там никогда не было, ведь улица не такая оживленная. Вот я и не успела вовремя затормозить, чтобы избежать аварии».
«Телефонный столб приближался. Я уже было собирался повернуть, как внезапно врезался прямо в него».
Короче говоря, по словам Элиота Аронсона, ученика Леона Фестингера, среднестатистический человек способен на многое, убеждая самого себя в том, что он «хороший человек и способен неплохо контролировать ситуацию».
Энтони Гринвальд, размышляя о свойственной нам, людям, тенденции к такой интерпретации реальности, при которой мы представляем свои действия одновременно благотворными и эффективными, придумал очень точное слово — бенеффектанс [38]Бенеффектанс (англ. beneffectance) составное слово, происходящее от beneficial — благотворный и effective — эффективный. — Примеч. пер.
. Когда что-то идет не по плану, что-то не удается, мы прекрасно умеем придумывать истории, нивелирующие несоответствие между нашими действиями и нашим имиджем, которому мы изо всех сил стараемся соответствовать.
Это не так уж плохо. Гораздо проще общаться с окружающими, чувствуя себя сознательным, разумным и весьма симпатичным человеком. Проще потому, что такими же начинают казаться и все люди вокруг (разве что они не такие симпатичные по сравнению с нами). Если бы я не был способен обманывать самого себя, то, наверное, давно бы стал затравленным, всеми покинутым, закомплексованным человеком.
Философ Вильям Хирстейн предположил, что противоположность самообмана — вовсе не объективное самосознание, а обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР):
«Тогда как нормальный человек, склонный к самообману, запросто может сказать себе „Ну ладно, что-то я устал… если я один разок не почищу зубы на ночь, особого вреда от этого не будет“, то человек с ОКР будет снова и снова вставать и чистить зубы. Он будет делать это не только потому, что так надо, но и потому, что так ему спокойнее. Такие мысли при ОКР становятся настолько навязчивыми, что избавиться от них нет никакой возможности. Приходится действовать».
Хороший повод задуматься над тем, не могла ли именно эта наша характерная черта стать причиной, по которой мы, люди, получили репродуктивное преимущество и, соответственно, стали лидерами естественного отбора. Посудите сами: прирожденная склонность к непомерному оптимизму в отношении самих себя вполне могла помочь нашим предкам выжить в нелегкой и опасной первобытной среде. Более того, безграничная вера в себя уже в то время помогала мужчинам (самцам) завоевать внимание самок. Хоть мы и живем сегодня в комфортабельных, хорошо отапливаемых домах, а не на деревьях и в пещерах, где холодно и сыро, мы все еще полагаемся на иллюзии, которые порой проносим через всю свою жизнь.
Например, мы считаем, что рождение детей сближает родителей, якобы с появлением ребенка в семью приходят счастье и уют. Но некоторые современные исследования доказывают, что это, мягко говоря, не совсем так (конечно, я не имею в виду, что мы заводим детей исключительно в ожидании собственного счастья; просто именно такое ожидание нового, лучшего периода в жизни зачастую становится решающим фактором в определяющем для молодой пары выборе). Решаясь на столь серьезный шаг, как рождение ребенка, мы надеемся, что любимый человек безгранично предан нам, а потому мы, рука об руку, сможем преодолеть все трудности и вырастить нормальных, здоровых и счастливых детей. Но и это, как вы понимаете, может оказаться не более чем самообманом.
Подобные примеры встречаются во всех сферах общественной жизни. Возьмем наши верования. Практически все мы уверены, что когда эта, земная, жизнь закончится, мы не канем в небытие. Жизнь продолжится, но только в другой форме (в какой — на этот вопрос различные религии отвечают по-своему). Как ни странно, такие представления помогают нам не только справиться с жизненными трудностями, в отчаянии успокаивая себя тем, что рано или поздно нас ждет лучшее, но и повысить собственно продолжительность жизни. Парадокс, но, наверное, суть его в том, что подобные представления, которые хочется назвать массовым самообманом, вселяют в нас уверенность.
Не имей мы возможности обмануть себя, мы бы превратились в унылых, затурканных существ, неспособных ответить на вызов окружающей среды. Здесь вспоминаются слова Шелли Тейлор, утверждающей, что позитивные иллюзии — «топливо, без которого не будут работать человеческая креативность, мотивированность и стремление к достижению высоких идеалов».
Однако не все мы в равной степени обладаем способностью к самообману. Есть определенная группа людей, совершенно не расположенная к позитивным иллюзиям. В каком-то смысле можно сказать, что они более близки к правде о себе, чем остальные люди. Их представления о собственных способностях и возможностях более реалистичны. Они не питают никаких иллюзий по поводу своего будущего и даже не надеются на то, что могут контролировать ситуацию. Филипп Ларкин называет таких людей «менее подверженными обману». Психиатры же дают им другое определение: клинически депрессивные.
В ходе многочисленных исследований было доказано, что депрессивные люди имеют крепкую связь с реальностью. У них просто нет ложных представлений о собственной компетенции или привлекательности. Они механически передают события прошлого, слово в слово, действие за действием, даже не стараясь что-либо приукрасить в своих словах.
Но и клинически депрессивные люди, как оказалось, тоже могут обладать ложными представлениями о самих себе. Это в первую очередь относится к тем, кто впадает в тяжелую форму депрессии. Они тоже нуждаются в постоянном самообмане. Вот только в их случае он принимает несколько иную форму — самообман таких людей негативен.
В то же время умеренно депрессивные люди, по словам Тейлор, способны точно и объективно оценивать окружающий мир, себя и собственное будущее. Психологи называют этот феномен «депрессивным реализмом». Многие врачи не раз обращались к изучению того, как депрессивный человек оценивает реальность. Как выяснилось, они ее практически не искажают.
То есть получается, что большинству из нас требуется своеобразная «подушка безопасности» для защиты от непримиримого столкновения с жестокой реальностью. По словам социального психолога Роя Баумайстера, мы окружаем себя «полем иллюзий».
И это самое поле нельзя назвать стабильным: его границы меняются день ото дня. Джони Митчелл в своей песне «Both Sides Now» («По обе стороны») очень красиво описывает подобное явление. Сначала говорится о «волнах в океане ангельских волос», «легких, как перышко, каньонах» и «настоящих замках из мороженого, парящих в небесах». Но далее речь идет о крушении прекрасных иллюзий. Небо заволакивают тяжелые тучи, становится холодно, зябко и одиноко. Даже любовь начинает казаться чем-то бесполезным и ненужным, «еще одним шоу, созданным забавы ради». То есть, с одной стороны, присутствует красивая иллюзия, а с другой — жестокие разочарования, вызванные столкновением с суровой реальностью. В конце песни делается вывод, что на самом деле мы ничего не знаем о мире, даже рассмотрев его со всех сторон. «Both Sides Now » — не только хорошая песня, но и в каком-то смысле потрясающее описание человеческих отношений с реальностью.
Самообман как привычка
Самообман постоянно присутствует в жизни каждого человека, и, тем не менее, некоторым из нас требуется более серьезная доза этого естественного и доступного каждому наркотика.
Джоанна Старек, еще будучи студенткой-старшекурсницей психологического факультета, заинтересовалась вопросом, почему два совершенно одинаковых по физическим данным пловца, проходящих подготовку у одного тренера и обладающих схожими психологическими характеристиками, на соревнованиях показывают разные результаты. Этот вопрос интересовал ее не только как психолога, но и как успешную спортсменку: Джоанна превосходная пловчиха. Вскоре она поняла, что ответ прост: чем чаще спортсмен говорит себе, что он лучше всех, тем выше его результаты.
Старек и ее коллега Кэролайн Китинг решили провести комплексное исследование данного вопроса. Прежде всего они устроили опрос, основываясь на тесте по выявлению уровня самообмана, разработанном Гарольдом Сакеймом и Рубеном Гуром (кстати, Гур в настоящее время активно занимается исследованиями с применением детектора лжи, разработанного на основе технологий МРТ). Тест Сакейма — Гура состоит из двадцати вполне конкретных вопросов, наподобие «Важна ли для вас высокая оценка ваших действий со стороны окружающих?», «Сомневались ли вы когда-нибудь в своей сексуальной ориентации?» или «Устраивает ли вас ваше физическое развитие?». Тестируемому нужно выбрать варианты ответа от «вовсе нет» до «очень даже». Занимаясь разработкой теста, ученые подразумевали, что совершенно честный по отношению к самому себе человек почти на все вопросы ответит положительно. Соответственно, чем чаще даются ответы «нет» или близкие к «нет», тем больше человек склонен к самообману.
Сакейм и Гур проводили свои исследования в два этапа. Как только участник эксперимента заканчивал отвечать на вопросы теста, ученые просили его зайти в другую комнату и сказать в диктофон какую-нибудь банальную фразу типа «подойди ко мне». После этого они предлагали прослушать (в записи), как ту же самую фразу повторяют другие люди. При этом голос испытуемого также звучал. Многие участники эксперимента сказали, что не узнали свой голос — не смогли отличить его от других.
При прослушивании записи психологи внимательно следили за физиологическим состоянием испытуемых. Особое внимание уделялось уже знакомым нам показателям: пульсу, давлению и частоте дыхания. Вскоре выявилась интересная закономерность: как только из диктофона раздавался голос испытуемого, все показатели тут же начинали расти. Это означало, что многие участники узнали свой голос, но не смогли идентифицировать его. В этом явлении и заключается вся суть самообмана: самообман — это способность воспринимать сразу два противоречивых образа, но только одному из них позволяется остаться в сознании. (Кстати, именно те участники, которые не смогли идентифицировать свой голос, набрали самые высокие баллы в тесте.)
Для прохождения теста Сакейма — Гура Джоанна Старек и Кэролайн Китинг пригласили сорок человек (двадцать юношей и двадцать девушек) из команды по плаванию колледжа Северного округа Нью-Йорка. К эксперименту они добавили еще один этап, во время которого участников попросили заглянуть в обыкновенный стереоскоп. Вместо картинок в стереоскоп были вставлены две карточки: одна со словом, способным породить позитивные или негативные ассоциации, а другая — с нейтральным словом (то есть такие пары, как страх — слух, потерять — вытирать, медаль — педаль и т. п.). Как мы уже знаем, воспринять написанное на карточке можно только одним полушарием — левым или правым, в зависимости от того, с какой стороны она находится. Здесь также нужно вспомнить, что наше восприятие в каком-то смысле заложник желаний и ожиданий. Это значит, что в данном случае совмещение двух разных слов (пусть и схожих по звучанию или написанию) не будет отражаться в нашем сознании как непонятный каламбур: мозг выберет то слово, которое захочет увидеть.
Эксперимент показал, что испытуемые (напомню, спортсмены), как правило, игнорировали «неприятное» слово. И чем чаще тот или иной участник эксперимента «не видел» «неприятных» слов, тем выше оказывался его общий результат за весь тест.
Когда Старек и Китинг сравнили результаты тестирования с достижениями спортсменов, была установлена прямая взаимосвязь между их успехами на соревнованиях и уровнем самообмана. Спортсмены, преуспевшие в нечестности по отношению к самим себе, плавали гораздо быстрее других. Описывая этот эксперимент в одной из своих статей, Старек заметила: «То, что ученые привыкли называть самообманом, тренер успешной команды назовет мышлением чемпиона».
Связь между самообманом и высокими достижениями существует не только в спорте. Люди, прекрасно умеющие обманывать не только окружающих, но и самих себя, оказываются более успешными в школе, университете и даже в бизнесе. Более того, некоторые способны убедить и окружающих, и самих себя в том, чего на самом деле еще не случилось; исследование, проведенное в американских школах, показало, что ученики, неоправданно преувеличивающие свои возможности в учебе, в дальнейшем действительно начинали учиться лучше. Но это не только стимул для хорошей учебы — точно такие же обманные механизмы зачастую могут стать двигателем экономического развития и залогом повышения уровня жизни.
В книге «Теория нравственным чувств» Адам Смит описывает историю сына бедняка, из обид и злобы которого выросли колоссальные амбиции. Юноша с голодной завистью смотрел на роскошь, окружающую богатых людей, на их кареты, дворцы и подобострастных слуг. Полагая себя ленивым от природы, он думал, что, получив все это, он был бы полностью удовлетворен и абсолютно спокоен за свое будущее. Эта идея (разбогатеть) настолько очаровала его, что он посвятил всю свою жизнь ее достижению. Но вожделенная безмятежность оказалась не более чем иллюзией. Да, он сумел сколотить огромное состояние. Но ему приходилось работать все больше и больше, он уже просто не мог остановиться. «Всю свою жизнь он преследовал искусственную идею, мысль и идеал, который создал сам для себя. Ему казалось, что он никогда не сможет достичь желаемого, а потому жертвовал своим спокойствием, которое на самом деле всегда было в его распоряжении». Самообман помог этому человеку достичь высот в своем деле и заработать огромные деньги. Более того, своими действиями он, безусловно, принес много пользы для общества. «Такая ложь, — пишет Смит, — рождает и поддерживает в должном состоянии всю мировую индустрию».
«Именно она, ложь, заставила когда-то людей начать вскапывать землю, строить дома, основывать города и целые государства, изобретать и развивать свои знания во всех науках и в искусстве. Она облагораживает и украшает жизнь человека. Она полностью изменила облик всего земного шара, превратила непроходимые леса в плодородные пашни, а дикий, необузданный океан сделала великой стезей коммуникации между всеми нациями земли».
Экономист и историк Джон Най утверждает, что основная причина всех экономических кризисов кроется в том, что рано или поздно многие бизнесмены становятся слишком рациональными. В успешной экономической системе должны быть те самые дураки, которым постоянно везет, — оптимистично настроенные предприниматели, готовые пойти на риск. Совершенно очевидно, что без людей, которым, что называется, закон не писан, то есть тех, кто готов не обращать никакого внимания на устоявшиеся правила, пренебречь мнением общественности и следовать только своим инстинктам, международная экономика вряд ли развивалась бы так активно.
Каждый год тысячи амбициозных предпринимателей открывают свое дело. Они прекрасно понимают, что мечты о перевороте в экономике, который произойдет благодаря им, практически несбыточны. Многие фирмы разваливаются через несколько недель, некоторые держатся пару лет, кто-то может даже закрепиться на рынке и добиться стабильности. Но одна-две из них могут стать новыми Dyson, Apple или Starbucks. Мы пишем симфонии и романы, которые априори обречены на провал, и пытаемся разгадать вековечные секреты, прояснить которые не удавалось многим поколениям до нас. Но лишь некоторые способны увлечься такими иллюзиями и написать «Уловку 22 », сочинить симфонию № 3 или открыть ДНК. Джордж Бернард Шоу очень точно заметил: «Разумные люди приспосабливаются к этому миру. Неразумные же приспосабливают мир под себя. А значит, именно на них полагается прогресс».
Конечно, чрезмерно самоуверенные люди также могут быть обречены на провал. Психолог Эллен Лангер проводила эксперимент, в ходе которого участникам предложили сыграть в примитивную карточную игру. Смысл игры заключался в том, чтобы угадать, у кого находится старшая карта. Каждый испытуемый играл против двух мужчин: один из них был хорошо одет и уверен в себе («щеголь»), а другой был в старом поношенном костюмчике и постоянно отпускал грубые словечки («дурак»). Естественно, большинство игроков не считали «дурака» за потенциального противника. При этом они руководствовались простой логикой: «Я умнее его, я его запросто обыграю». В сущности, игра как таковая строилась на случайности, и все участники прекрасно понимали это. Но их уверенность по одному вопросу («Я лучше этого дурня») совершенно иррационально перетекала в другую плоскость («У него не может быть хорошей карты»).
Это необъяснимое состояние — ключевой механизм чрезмерной самоуверенности. Поняв это, мы сможем объяснить, почему, например, в 2000 году руководство компаний AOL и Time Warner [41]AOL (America Online) — крупнейший в мире интернет-провайдер, Time Warner — медиа-компания новостного и развлекательного профиля; после слияния — компания AOL Time Warner. — Примеч. пер.
решили, что смогут вести дела вместе (это слияние некоторые считают одной из крупнейших ошибок в истории бизнеса), или почему вплоть до 2008 года многие управляющие банков считали, что если у них хорошо идут дела в банковской сфере, то они запросто смогут играть по-крупному на рынке капитала.
Этот эффект распространен повсеместно. Некоторые люди считают, что, если кто-то преуспел в чем-то (скажем, в публичных выступлениях), этот же человек так же хорошо будет справляться и с более сложными задачами (такими, как управление компанией). Строго говоря, в крупных компаниях далеко не всегда понятно, кто именно из работников вносит наиболее значительный вклад в развитие дела. Можно сказать, что в любой компании идет борьба самоуверенных людей за высокие должности. И самые самоуверенные из самоуверенных добиваются их, потому что работодатели обращают внимание на «признаки высокой компетентности»: готовность отстаивать каждое свое слово, уверенная, громкая речь, умение поддерживать свою речь жестикуляцией. Эти признаки мы почему-то привыкли считать показателем высокого уровня образованности, и благодаря им самоуверенные люди кажутся нам подходящими для высокооплачиваемых должностей. У таких людей с самого начала складывается прекрасное резюме; пользуясь им, они без проблем продвигаются по службе, обретают еще больше уверенности и рано или поздно занимают руководящую должность. И тогда они начинают принимать на работу таких же самоуверенных людей. Этот процесс происходит до тех пор, пока совет директоров не «укомплектуется» уверенными в себе, сильными людьми, способными хорошо себя преподнести и отстоять свои интересы, даже если при этом они совершенно ничего не смыслят в профессии.
Вы можете возразить, что все тайное становится явным и что рано или поздно профессиональная некомпетентность таких работников всплывет на поверхность. Совершенно не обязательно! Конечно, чрезмерно самоуверенные люди склонны принимать слишком уж рискованные решения, которые могут разоблачить их. Но пока они держат себя в определенных рамках, все идет неплохо, особенно если обстановка благоприятствует. Ошибки таких людей списывают на досадную неудачу, а вот успехи признают следствием прирожденного таланта. В итоге они обретают статус суперпрофессионалов, и уровень их личных доходов от этого только увеличивается. Разоблачение им грозит только в том случае, если из-за их неразумных действий случается катастрофа, грозящая развалом всему предприятию. Но такие катастрофы возможны только при столкновении двух чрезмерно самоуверенных людей.
Столкновение позитивных иллюзий, или
Самообман на поле боя
Вечером 15 ноября 1532 года испанский конкистадор Франсиско Писарро вел отряд усталых воинов через горы в северной части Перу. Их путь лежал в город Кахамарка. Добравшись туда, отряд расположился на центральной площади, где Писарро посвятил солдат в свои планы относительно следующего дня. Утром ему предстояло встретиться с правителем инков — великим Атауальпой, который якобы желал обсудить с испанцами вопрос о сферах влияния над территориями и золотыми рудниками. Писарро, однако, нисколько не сомневался, что Атауальпа приведет с собой армию. Такое вероломство, по его мнению, было только на руку испанцам: он предложил пленить правителя и потребовать за него огромный выкуп.
Что именно в тот вечер думали солдаты о хитроумных планах своего командира, доподлинно не известно, но их положение было незавидным: они долгое время находились вдали от дома, а в тот самый день далеко оторвались от основного отряда. Но менять что-либо было уже поздно, и потому они покорно разбили лагерь на площади, чтобы хоть немного отдохнуть перед предстоящим сражением, которое уже всем казалось неизбежным.
Когда на горы опустилась ночь, перед глазами конкистадоров предстало потрясающее зрелище, одновременно и красивое и ужасающее: то тут, то там на склонах зажглись тысячи костров. Это были костры воинов Атауальпы. Брат Писарро, Фернандо, чтобы хоть как-то успокоить себя, глубокомысленно сказал, что индейцев, должно быть, не больше сорока тысяч. Но это было слабое утешение — никто не сомневался, что их окружает как минимум восьмидесятитысячная армия. А испанцев было всего лишь сто шестьдесят восемь, и ни один из них не спал той ночью.
Утром Писарро приказал солдатам укрыться в домах вокруг площади и ждать сигнала. С ним осталась только его личная охрана. Из укрытий солдаты с ужасом наблюдали за тем, как с гор потянулась огромная армия. Через несколько часов томительного ожидания в протяжном гуле, издаваемом тысячами голосов, испанцы стали различать отдельные слова боевых песен. И вот наконец передовой отряд инков оказался на площади. На солнце ярко сверкали роскошные украшения их боевой одежды. Вскоре появился и сам Атауальпа, которого несли на пышном троне, украшенном золотом и разноцветными перьями. Правителя сопровождали девяносто военачальников, одетых в парадные платья.
Конкистадоры были поражены и напуганы этим зрелищем настолько, что некоторые даже непроизвольно обмочились прямо в штаны. Они прощались с жизнью и нисколько не сомневались, что уже совсем скоро каждого их них ждет долгая и мучительная смерть.
Первым навстречу Атауальпе вышел священник, который призвал языческого правителя раскаяться в грехах и принять христианство. Разумеется, тот с издевкой отверг ничтожное предложение, и тогда Писарро отдал приказ о наступлении. Долину огласило звонкое пение сигнального рожка, и испанцы открыли огонь из своих неуклюжих, но довольно эффективных мушкетов, стреляющих невероятно громко. В атаку ринулась немногочисленная конница Писарро (кстати, до того дня инкам еще не приходилось видеть лошадей).
При виде полулюдей-полуживотных, на огромной скорости несущихся прямо на них, солдат Атауальпы охватило смятение. Огневая поддержка испанцев, засевших в домах, только усилила их ужас. Они побросали оружие и пустились бежать. В результате образовалась колоссальная давка: до смерти перепуганные индейцы, которым не посчастливилось в начале атаки оказаться в первых рядах, напарывались на копья братьев по оружию. Зазевавшихся подгоняли острые клинки испанской конницы.
В самый разгар этого кровавого хаоса Писарро пленил растерявшегося правителя, за которого в дальнейшем назначил выкуп. Индейцы согласились пойти ему навстречу и привезли в испанский лагерь огромную повозку, доверху груженную золотом. Но Писарро изменил своему слову, и Атауальпа был казнен. Инки, привыкшие подчиняться приказам своего правителя (которые он отдавал, даже будучи под стражей), были подавлены. Атауальпа был для них богом. Его смерть привела к разобщению в рядах индейцев, и это во многом сказалось на дальнейших победах испанцев.
Битва при Кахамарке, пожалуй, одна из наиболее ярких во всей военной истории. Благодаря тактике испанцев погибло около семи тысяч инков. Эта битва стала переломным моментом в ходе завоевания европейцами американского континента. Можно даже сказать, что в каком-то смысле именно в результате этой битвы в дальнейшем открылся величайший путь эмиграции и переселения народов. Все это стало возможным только благодаря шумной стрельбе, острым клинкам и бесстрашным конникам. Но и этого было бы мало без ключевого элемента, сыгравшего решающую роль в сражении: все было бы напрасным, если бы не сила убеждения, которой владел Писарро. Его солдаты боялись армии Атауальпы, но не отступили перед лицом смертельной опасности, потому что их командир смог вселить в них надежду и веру в победу. А для того чтобы сделать это, ему прежде всего пришлось убедить самого себя.
С исторической точки зрения оптимизм Франсиско Писарро выглядит совершенно безосновательным. Но в то же время перед лицом ошеломляющего численного превосходства противника он смог разглядеть то, чего не увидели другие, — он догадался, что благоговейный страх перед невиданным даст ему преимущество и поможет небольшому отряду конкистадоров одолеть огромное воинство инков. А что, если эта тактика не оправдала бы себя?
* * *
Спустя триста пятьдесят лет в битве при Литтл-Бигхорн генерал Джордж Кастер (возможно, вдохновленный легендой о победе Писарро) с криком «Вперед, ребята, мы их сделаем!» повел отряд в шестьсот семьдесят пять человек в бой против трехтысячного войска индейцев. Американцы были полностью разгромлены. Сам Кастер также погиб в бою.
В исторической ретроспективе о Кастере можно сказать, что он был бомбой замедленного действия. Единственным его талантом было тотальное безрассудство. Его результаты в Вест-Пойнте были самыми худшими, и он получил свидетельство об окончании известной академии только потому, что в 1861 году началась Гражданская война. Во время службы в армии его неоднократно понижали в звании из-за склонности к рискованным операциям и неподчинения приказам. Но то, что в кругу офицеров называлось «безнадежной мужественностью», привлекло к себе внимание со стороны высшего командования, и Кастер начал быстро подниматься вверх по карьерной лестнице, чему в немалой степени способствовало стремление оказаться на передовой в самых ожесточенных сражениях. Апогеем его карьеры было подписание мирного договора, которым закончилась Гражданская война, ведь именно Кастер 9 апреля 1865 года в Аппоматтоксе принял из рук поверженного противника флаг капитулирующей Конфедерации. По его собственному мнению, он был блестящим и бесстрашным лидером своей армии, но никак не безрассудным и амбициозным воякой, постоянно испытывающим свою судьбу.
После войны его слава померкла, и Кастер был втянут в бестолковые и неумелые кампании против коренных американцев. Когда президент США Улисс Грант приказал войскам разобраться с враждебными племенами сиу и шайенн, оккупировавшими территорию между рекой Йеллоустоун и горами Монтана, Кастер испытывал неодолимое желание вернуть себе былую репутацию и потому с радостью взялся за дело. Двадцать пятого июня 1876 года он отринул предложение о перевооружении своего полка, пренебрег дельными советами людей, прекрасно знавших местность, проигнорировал тщательно спланированные указания тактиков и… повел своих солдат на верную смерть.
Герцог Веллингтон позднее заметил, что «на свете нет ничего глупее, чем безрассудная офицерская доблесть». Если бы Писарро потерял свою армию в сражении против инков, мы рассматривали бы его точно так же, как сейчас рассматриваем Кастера или сотни других, менее известных офицеров, осмелившихся пойти с кучкой напуганных солдат против многочисленной армии противника. Иными словами, мы бы думали о нем как о безнадежном дураке.
В истории было еще много Кастеров и Писарро, настолько много, что можно провести полноценное исследование их промахов и просчетов — или полной военной некомпетентности. Снова и снова генералы обманывались, считая вполне достижимой мечту о победе в сражении, в котором на самом деле у них не было никаких шансов. Конечно, иногда удача оказывалась на их стороне, но чаше они терпели серьезное поражение. По словам Нормана Дикстона, исследователя, проводившего психологический анализ военной истории, тенденция командования к «недооценке сил противника и чрезмерной самоуверенности в собственных силах — постоянный спутник всех военных катастроф». Вера в быструю и легкую победу стала причиной многих войн, в числе которых бурская война, Первая и Вторая мировые войны и даже операция на Плайя-Хирон.
Проблема даже не в том, что склонность к самообману является врожденным свойством человека, а в том, что именно боевые офицеры зачастую подвержены этому качеству в большей степени, чем обычные люди. В сущности, это — то же самое чувство, что и у спортсменов-пловцов. Уверенность в себе и своих силах помогает хорошему солдату справиться со стрессовой ситуацией и вселяет в него веру в победу в самых безвыходных ситуациях. Даже если при этом солдат совершает грубую ошибку, это не всегда плохо, потому что она может оказаться к месту. Но если мы говорим об офицере, ценой такой ошибки могут стать человеческие жизни.
В гражданском обществе действуют точно такие же механизмы. У успешных политиков не менее часто обнаруживается потрясающий талант к самообману. Во время своей предвыборной кампании в 2008 году Барак Обама заметил, что практически любой человек, стремящийся стать президентом, страдает чем-то вроде мании величия. По словам Обамы, для того чтобы считать себя способным находиться во главе государства, нужно быть наполовину сумасшедшим. Конечно, без таких сумасшедших президентов и вовсе не было бы. Но в таком случае это значит, что нами управляют чрезвычайно самоуверенные люди.
Действительно, Майкл Хандел, историк, специализирующийся в области военной стратегии, считает, что во время войны политики даже больше склонны к самообману, чем военачальники, потому что им приходится справляться с более сложными задачами, такими как определение дальнейшей политики противника, например. Самообман проникает и в их морально-этические представления, потому что во время войны лидер государства в любом случае будет считать себя на стороне добра и справедливости, а противника — олицетворением зла. Доминик Джонсон, автор книги «Самонадеянность и война: крушение и триумф самоуверенных иллюзий», разработал даже целую шкалу самообмана.
Должно ли командование армией продвигать по службе только тех офицеров, которые не кажутся чрезмерно самоуверенными? И должны ли избиратели делать то же самое во время президентских выборов? Вовсе нет. Повышенная самооценка, пусть и являющаяся самообманом, в сочетании с другими качествами может сформировать у человека превосходные лидерские качества. «Сила и обман — главные добродетели на войне, — сказал как-то Томас Гоббс, — и самообман, вне всяких сомнений, помогает человеку обрести и то и другое». Когда солдат уверяет себя в том, что победа близка, боевые качества повышаются. Самообман помогает нам вводить в заблуждение не только самих себя, но и окружающих, и даже противников на войне; он вселяет уверенность в наших солдат и страх в солдат противника. Самый действенный способ преодолеть противника — ввести его в заблуждение, обмануть, заставить подумать, что вы обладаете и численным, и техническим превосходством. Если эта тактика оправдывает себя и враг отступает, то это не только помогает выиграть сражение, но и сохраняет множество человеческих жизней.
Тем не менее, когда на поле боя встречаются два самоуверенных обманщика, это неизбежно приводит к настоящей катастрофе, так как ни один из них не захочет отступить и будет делать все возможное, лишь бы доказать свою правоту. Антрополог Ричард Вренгам уверен, что именно это является причиной всех самых разрушительных и кровопролитных войн в истории человечества.
«Помните, — говорил Уинстон Черчилль, — как бы вы ни были уверены в том, что вы с легкостью сможете разбить противника, ваш враг ровно настолько же самоуверен. Иначе не было бы никаких войн». К сожалению, практически все политики имеют врожденную предрасположенность напрочь забывать об этой простой истине.
Итак, мы пришли к странному парадоксу: самообман крайне полезен для каждого отдельно взятого человека, он может оказать положительное влияние на развитие группы, но в масштабах всего человечества он смертельно опасен.
«Все начали лгать»: последнее слово Саддама
На войне лучшее средство — обман.Саддам Хусейн
В 2003 году Ирак стал ужасающим примером того, как столкновение иллюзий приводит к катастрофе. Множество усилий было затрачено на то, чтобы проанализировать ошибки, допущенные Западом в ходе самого конфликта и в ходе подготовки к нему. Здесь я не хочу в очередной раз приводить длинный список нелицеприятных фактов. Я хочу рассмотреть позицию и поведение Ирака, так как в сравнении с ошибками США и их союзниками ошибки Саддама, по меньшей мере, настолько же значительны.
После теракта 11 сентября 2001 года со стороны американского правительства обрушился просто ураганный огонь заявлений о том, что США собираются разоружить и силой свергнуть режим, который вызывал так много нареканий в последние годы. Как мы теперь знаем, на самом деле после 1998 года Саддам вовсе не планировал серьезную программу развития и производства оружия массового поражения. Тем не менее он упорно продолжал убеждать в обратном всех: и разведку западных стран, и своих соседей по региону, и даже свой собственный народ. Возможно, если бы Саддам несколько пересмотрел свою политику и пришел к какому-либо определенному соглашению с США по этому вопросу, он смог бы дольше удерживать власть. Но он не пытался наладить отношения и продолжал активно придерживаться своего обмана, даже когда всем уже было понятно, что заявления США о намерении свергнуть его — не пустой звук.
Более того, Хусейн практически ничего не сделал для подготовки своих вооруженных сил к войне. Стремительное поражение армии Ирака стало приятным, но сбивающим с толку сюрпризом для захватчиков. Поразительно, но диктатор даже не подготовил для себя пути к отступлению: спустя семь месяцев после начала вторжения он был найден в землянке неподалеку от своего дома. На протяжении более чем двадцати трех лет правления Саддам пережил несколько внутренних восстаний, ряд покушений, две войны, выдержал все дестабилизирующие неудачи и даже смог устоять при политическом натиске со стороны западных стран, целью которых было его свержение. Может быть, этим и объясняется его поразительная беспечность?
После задержания Саддам рассказал на допросах о причинах такой неподготовленности. Ему просто хотелось преподнести себя как наследника великих арабских героев прошлого. Надеюсь, чтение этой книги не прошло даром, и вы понимаете, что у этого туманного объяснения есть более приземленные корни.
После падения Багдада военные обнаружили огромный архив правительственных документов, в том числе записи переговоров Саддама с его ближайшими подчиненными (у него была привычка записывать все свои встречи и телефонные разговоры). Армия США передала эти обширные документы на изучение команде аналитиков, в главе которой стоял Кевин Вудс, бывший офицер и член Объединенного командования вооруженными силами США.
Летом 2003 года Вудс провел более трех месяцев в Багдаде. Он беседовал с бывшими членами иракской армии и правительства Саддама. Среди них были и известные всему миру Тарик Азиз и Кемикал Али (Али Хасан аль-Маджид, двоюродный брат Саддама). Вудс встречался с ними неоднократно; во время беседы он раскладывал на столе карту региона и предлагал рассказать свои истории. При этом он уверял, что пришел вовсе не для того, чтобы проводить допрос. Заключенные начинали свой рассказ без лишних уговоров, потому что были рады возможности поведать миру о жертвах, на которые им пришлось пойти во время этой бесчеловечной войны.
Вудс более пяти лет потратил на то, чтобы совместить проведенные им интервью и информацию, полученную из архивов Саддама, в единое целое. Он восстановил полную картину подготовки — или, точнее, полной неподготовленности — Ирака к войне. Более того, ему удалось выяснить, что в 2003 году мир в глазах Саддама выглядел немого иначе, чем его представляли политики западных стран.
Когда американские солдаты вторглись в Ирак, они были немало удивлены абсолютной неподготовленностью страны к длительной обороне. В частности, армия Ирака не разрушила ни одного моста через Евфрат, что давало огромное преимущество американцам, ведь по хорошим мостам удобно и быстро перебрасывать войска и тяжелую технику. После падения Багдада главу Ирака спросили, чего он ожидал от победы войск коалиции. Он признался, что угроза со стороны Турции или Ирана представлялась ему и его коллегам гораздо более реальной, чем угроза со стороны США. Это — поистине ошеломляющие подробности о совершенно необоснованных представлениях не только самого Саддама, но и всего его режима.
В 1991 году практически весь мир видел в войне в Персидском заливе унижение для Саддама. Итог этой войны вызвал противоречивые чувства. С одной стороны, армия Саддама была разгромлена американцами и потому была вынуждена отступить из Кувейта. В то же время сам Саддам был уверен в том, что именно он является лидером арабского мира, а потому даже в поражении смог разглядеть победу: ведь его режим уцелел, несмотря ни на что. Это ощущение только усилилось, когда в 1992 году президент Буш лишился возможности выдвинуть свою кандидатуру на выборы. Америка постепенно менялась, а Ирак под властью Саддама оставался прежним.
Когда после 11 сентября 2001 года конфликт начал разгораться с новой силой, Саддам не уставал повторять, что, даже если американцы всерьез намереваются вторгнуться в его владения, на этот раз у них будет меньше солдат и меньше союзников. В том случае, если «младший Буш» захочет превзойти своего отца и захватить Багдад, у него ничего не получится. Для Саддама действо «Америка против Ирака: продолжение» казалось бледной тенью минувшего конфликта.
Приближенные Саддама предпочитали скрывать от него правду, хотя точно знали, что у американцев более чем достаточно и сил и возможностей для свержения режима. Они предпочитали говорить диктатору то, что он хотел услышать. Министры Хусейна уверяли его, что Америка и Великобритания никогда не решатся атаковать без согласия и участия России и Франции, а его генералы заявляли о полной боеготовности иракской армии. Постепенно обманчивые представления Саддама распространились по всей армии, и солдаты ожидали большей угрозы от внутренних конфликтов или притязаний соседей, но никак не от США и Англии. К слову, эти взгляды были широко распространены даже после начала (!) вторжения. Мосты через Евфрат не были разрушены потому, что иракцы были уверены в необходимости подавления внутреннего восстания после того, как американцы будут остановлены. Личный секретарь Хусейна рассказал Вудсу, что даже через десять дней после начала войны Саддам был спокоен и уверен в нерушимости своей власти.
Адмирал Джон Годфри, глава британской военно-морской разведки в годы Второй мировой войны, неоднократно отмечал стремление нацистов из двух противоречащих друг другу донесений разведчиков верить тому, факты которого полностью соответствовали их собственным убеждениям. Офицеры Гитлера намеренно искажали и даже придумывали факты, то есть делали все возможное, лишь бы полученная информация подтверждала полученные ранее сведения. Более того, среди историков широко распространено мнение, что Сталин до последнего отказывался верить в предательство Германии и готовность Гитлера начать крупномасштабное вторжение на территорию СССР, несмотря на активную консолидацию войск нацистов у границ советского государства. Как видите, режим Саддама полностью соответствовал тому, что Годфри называл «согласованностью фактов» и «желанием верить в лучшее».
Всем хорошо известна печальная участь бывшего министра здравоохранения Ирака Рияда Ибрагима. Во время ираноиракской войны Саддам созвал своих министров и попросил у них совета, как действовать дальше. Ему было интересно их непредвзятое мнение. Ибрагим имел неосторожность обмолвиться, что в сложившейся ситуации Саддаму лучше на время отказаться от своего поста и вновь прийти к власти после подписания мирного соглашения. Хусейн был взбешен. На следующий же день изуродованные останки министра были доставлены лично его жене (теперь уже вдове). По словам одного из коллег Ибрагима, этот случай «несколько повлиял на точку зрения министров». Двадцать лет спустя именно страх перед такой расправой толкал приближенных Саддама на обман. Они старались говорить диктатору только то, что он хотел бы от них услышать.
Тем не менее один из чиновников все-таки решился нарушить табу. Через четыре года после войны в Персидском заливе командир Республиканской гвардии Ирака осмелился бросить вызов тотальной ортодоксии, царившей в рядах армии Хусейна. Вот как он описал этот случай Вудсу.
«Тогда проходила большая научная конференция по военному искусству. На ней присутствовали лично Саддам и практически вся армейская верхушка. Я и еще два человека должны были выступить с докладом. Основной тезис моего выступления был прост… я утверждал, что наша армия слабеет и устаревает, в то время как технологические возможности американской армии возрастают год от года. С 1995 года мы были уверены, что рано или поздно конфликт неизбежно разгорится. А потому, чтобы в нужный час быть готовыми вступить в бой, нам следует реорганизовать свою армию. В частности, представлялось необходимым заменить устаревшие тяжелые войска на легкую пехоту, способную вести партизанскую войну. То есть действовать так, как когда-то во Вьетнаме, — совершать внезапные и разрушительные нападения и отступать, чтобы сохранить основные силы. Я выступал первым, и мой доклад вызвал гнев Саддама. Его абсолютно не устраивали мои предложения. Меня назвали гнусным заложником американского мышления… Хусейн был настолько рассержен, что тем, кто выступал следом за мной, пришлось на скорую руку менять тезисы в своих докладах… Вот примерно с того самого времени все начали лгать ему…»
Саддам создал в рядах своих приверженцев карательную среду — такую, что всем приходилось лгать ради собственного же блага. Никто не хотел расставаться с жизнью. В итоге и он, и его страна стали жертвами тотального обмана и самообмана.
* * *
Роберт Триверс начал заниматься эволюционной биологией после того, как успешно освоил математику, право и историю Америки. Он горячо полюбил дарвиновскую теорию эволюции, но, тем не менее, считал, что еще никому не удалось высказать более-менее убедительного эволюционного предположения о происхождении социального поведения человека. В начале 1970-х годов он, еще будучи студентом, опубликовал ряд превосходных статей, в которых изложил радикально новые теории о развитии альтруизма, родительского инстинкта и самообмана.
По теории Триверса, люди начали обманывать самих себя, чтобы научиться лучше обманывать окружающих, а значит, стать более приспособленными к жестким условиям естественного отбора, к противостоянию обмана и контробмана. Тот, кто хочет привлечь на свою сторону потенциального союзника или партнера, с успехом добьется своего, если научится обманывать самого себя, заставит разработать такую теорию, которая покажется окружающим правдоподобной. Более того, чтобы как можно лучше изобразить то, что ты говоришь правду, необходимо прежде всего самому убедиться в искренности своих слов.
Иными словами, самый успешный лжец — тот, кто сам верит своим словам. Такие люди в масштабе истории более склонны к выживанию и, соответственно, успешно передают свои гены от поколения к поколению. Они выиграли борьбу с естественным отбором.
Теория Триверса вполне приемлема и устойчива. Но, тем не менее, это всего лишь гипотеза, в центре которой находится предположение о соотношении обмана и самообмана. Человек может с легкостью обмануть, если сам верит в свою ложь. Это дает неплохой ключ к пониманию взаимоотношений начальства и подчиненных в организации. Сотрудники, пытаясь избежать неоднозначного отношения к себе, граничащего с неодобрением, доносят до руководства ту информацию, которую «там» хотят услышать. Тот, кому это удается сделать лучше всего, быстро продвигается по карьерной лестнице. В то же время само начальство, заглатывая подобную информацию, все чаще убеждается в своей правоте по поводу тех или иных действий. А когда такие убеждения подпитываются и поддерживаются, все в организации начинают воспринимать их на веру, даже если они грешат против истины. То есть в компании, управляемой самоуверенным, властным лидером, создается гладкая альтернативная реальность.
Стоит иметь в виду, что существует четкое разделение между иллюзиями и заблуждением. Обычный человек может относиться ко всему чрезмерно оптимистично, но это не значит, что он не обращает внимания на реальность. Большинство из нас способны придавать значение фактам, противоречащим нашим радужным представлениям, хотя для принятия таких фактов нам иногда требуется больше времени, чем следовало бы. Но это, конечно, зависит от ситуации. Например, ученые доказали, что дети, родители которых развелись, повзрослев, более адекватно воспринимают ситуацию, связанную с крахом семьи, и гораздо чаще рассматривают вероятность развода, чем те, у кого родители не разводились. Человек (или организация) находится в заблуждении, если умышленно исключает всю ту информацию, которая способна разрушить его (ее) иллюзии. По краткому замечанию Шелли Тейлор, «заблуждение — это ложное представление, которое упорно продолжает существовать в сознании, несмотря на противоречащие ему факты. При этом заблуждения, как правило, основываются на иллюзиях».
* * *
Кристофер Эндрю, историк, специализирующийся на исследовании деятельности разведки, утверждает, что одна из основных задач разведчика — усиление у противника ложного мироощущения. В таком случае получается, что в Ираке времен Саддама этим не надо было заниматься, так как сами сторонники диктатора тайно «редактировали» информацию, которая могла бы вызвать его гнев. Получился своеобразный круговорот обмана и самообмана. Но проблема в том, что в нем был замешан Запад.
Когда весь мир следил за ситуацией, разворачивающейся вокруг поиска оружия массового поражения, Саддам пытался поддерживать две противоположные точки зрения. С одной стороны, он хотел создать у своих противников, как с Запада, так и у соседей по региону, ощущение того, что с ним шутки плохи. Он постоянно напоминал тем, кто поддерживал его, об опасных соседях Ирака. Если на Востоке ты покажешь свою слабость, на тебя тут же накинется целая стая хищников; в такой обстановке химическое и ядерное оружие становится чем-то вроде таблички «Осторожно, злая собака». С другой стороны, он знал, что, если Запад будет уверен в том, что у Ирака есть такое оружие, над ним и его страной постоянно будет висеть угроза вторжения со стороны Америки. Именно поэтому он допустил к себе независимую инспекционную комиссию ООН — и в то же время давал соседям понять, что на самом деле вовсе не собирается следовать указаниям американцев. Естественно, такое несоответствие натолкнуло лидеров западных стран на мысль о том, что Саддаму есть что скрывать.
Саддам Хусейн вовсе не был глупым реакционером. Он имел талант потрясающе точно угадывать намерения и эмоции других людей. По замечанию Кевина Вудса, Саддам успешно удерживал власть на протяжении многих лет в стране, раздираемой племенными и семейными междоусобицами и живущей в постоянном страхе перед возможным полномасштабным вторжением с Запада. Тем не менее способность Саддама угадывать намерения окружающих, значительно ухудшила его отношения как с собственными подчиненными, так и с политическими противниками из вражеских стран. Его скорее можно назвать «циником», нежели «доверчивым», особенно если иметь в виду политических лидеров далеко за пределами Ближнего Востока.
Саддам слишком поздно понял, что американцы на самом деле намеревались вторгнуться в Ирак. Только в 2002 году он согласился предоставить комиссии ООН полный доступ ко всем объектам и всем территориям. Отчасти это разрешение обусловливалось приказом офицерскому составу в срочном порядке замести следы предыдущих программ по разработке оружия массового поражения. Когда американцы начали проводить активные поиски такого оружия, неумелые действия подчиненных Саддама привели к выводу о том, что они не устраняют, а укрывают следы разработки. Естественно, когда комиссия прибыла в Ирак и ровным счетом ничего не обнаружила, это сбило всех с толку (сторонники Хусейна были удивлены не меньше американцев, потому что были уверены, что, даже если Буш и не найдет оружия, он «подбросит» доказательства его наличия).
Вероятно, западная разведка потому и была введена в заблуждение, что сторонники Саддама были уверены: программа продолжает активно действовать. Вудс задавал главе комиссии вопрос, ответ на который самому ему казался очевидным: думал ли он после проведения проверки, что засекреченная программа по разработке оружия массового поражения все-таки существует и тайно финансируется правительством Ирака? К его превеликому удивлению, глава комиссии кивнул, сказав при этом, что у режима Саддама была настолько разобщенная структура, что одному человеку (кроме самого Хусейна конечно же) вряд ли удалось бы знать обо всем происходящем в Ираке. Но главной причиной он назвал заявление американского президента о том, что ОМП точно есть в Ираке. Никто не верил в возможность вторжения. Никакого вторжения не будет до тех пор, пока американцам не удастся найти серьезные доказательства существования в Ираке опасного вооружения. Это убеждение было широко распространено. И в самом деле, не могло же ЦРУ допустить такую серьезную оплошность…
Саддаму удалось создать вокруг себя атмосферу, в которой каждый видел только то, что хотел видеть. За год до начала войны он публично заявил, что в Ираке нет ОМП, и поэтому он не поддастся на угрозы со стороны США. Но на Западе первую часть его заявления восприняли как ложь, а вторую — как блеф. Тем не менее Саддам говорил правду. По словам Вудса, благодаря действиям своих приближенных, Саддам действительно находился в заблуждении, но в США заблуждались не меньше.
Вся правда о политиках
Мы привыкли обращать внимание исключительно на минусы своей политической системы. Но в демократическом государстве есть и свои преимущества. В частности, демократический строй препятствует развитию заблуждений у высокопоставленных лидеров страны. При демократии у политических лидеров всегда есть оппоненты, способные в любую минуту обрушиться на их голову с критикой. Более того, свободная пресса всегда более чем рада спустить власть имущих с небес на землю и подвергнуть настоящей бомбардировке нелицеприятными фактами. При диктатуре такое вряд ли возможно. Диктаторы привыкли слушать о себе исключительно хорошее, а потому гораздо чаще переходят границу, отделяющую спасительный самообман от пагубного заблуждения. Конечно, эту границу иногда переходят и лидеры демократических стран, как это было, например, во время войны в Ираке с правительствами США и Великобритании. Но, как бы там ни было, это только частный случай, и пусть таковых можно отыскать еще множество, подобная ситуация не настолько распространена в демократическом обществе, если сравнивать его с режимом диктатуры.
На самом деле проблема зрелой демократии в другом: вечно недовольный электорат и неугомонная пресса значительно искажают представления об идеале справедливости. В своем стремлении искоренить обман из сферы общественной и политической жизни мы вполне можем одурачить самих себя.
На протяжении всего ХХ века отношения между прессой и правительством строилось на принципах осмотрительного внешнего приличия. То есть газетчики прекрасно понимали, что политики имеют право на свою собственную личную жизнь, но если между личной жизнью и политическим имиджем наблюдались расхождения, это однозначно расценивалось как обман и лицемерие по отношению к электорату. И об этом предпочитали умалчивать. Но потом появилась настоящая культура радикальной честности. Частично это связано с Уотергейтским скандалом (после которого Ричарду Никсону пришлось уйти в отставку с президентского поста), частично — с повышающимся год от года свободным доступом к информационным ресурсам. Дело в том, что людям вполне справедливо захотелось узнать больше о жизни тех, кому они доверили власть в своей стране. В результате мы стали настаивать на том, что «публичная маска» политиков должна уйти в прошлое, чтобы каждый при желании мог увидеть настоящего, живого человека и посмотреть, насколько последовательно он придерживается заявленных идеалов.
Но несмотря на все надежды, подобные радикальные взгляды не привели к ожидаемому результату. Политические лидеры не стали лучше или честнее. Теперь мы еще больше неудовлетворены их поведением, а потому гораздо чаще думаем о том, что власть предержащие нас обманывают. Иными словами, с тех пор, как у нас появился идеал политической честности, заставить политика говорить начистоту стало еще сложнее.
В этой книге я хотел с разных сторон рассмотреть утверждение, что ложь и обман являются неотъемлемой частью нашей жизни и что граница между честностью и не честностью зачастую мнима и иллюзорна. Самая распространенная ошибка, которую все мы совершаем, состоит в том, что честность оценивается как черта характера, как качество — то есть что-то, чем человек либо обладает, либо не обладает. Хотя на самом деле стоило бы пересмотреть эти взгляды и считать честность состоянием , в котором человек может пребывать при тех или иных обстоятельствах. Мы постоянно обвиняем политиков в нечестности, но достаточно на одно мгновение задуматься, и станет ясно, что вряд ли все без исключения политики являются социопатичными лжецами.
Если мы хотим получить честных политиков, прежде всего придется создать такие условия, в которых они сами придут к этому. И конечно же начать придется с себя. Первое, что стоило бы сделать, — стать честнее к самим себе. Большинство из нас привыкли считать себя немножко более бескорыстными, более благожелательными и справедливыми, чем мы есть на самом деле. Притом это относится к нам не только как к избирателям, но и как к коллегам или друзьям. Опросы показали, что многие готовы платить высокие налоги, чтобы улучшить состояние публичного сектора, но в то же время на выборах практически все голосуют за того, кто обещает уменьшить налоги. Политики знают эту слабость и предрасположенность к самообману, а потому постоянно обращаются к нашим инстинктам, за что мы их и ненавидим. Общество — хороший пример того, что Фрейд называл «активностью вымещения»; мы мысленно собираем все сомнения по поводу собственной честности и относим их к той группе, которую принято порицать.
Второе, что необходимо сделать, — научиться адекватно воспринимать тревожную информацию политического характера. Иногда кажется, что мы вовсе не хотим слышать правду от своих правителей. Нас выводят из себя их заявления, противоречащие нашей точке зрения, или замечания о том, что какую-то проблему в настоящий момент решить сложно. Точно так же мы не любим слышать от них что-то неожиданное. Например, многие политические лидеры, вступая в борьбу за драгоценные голоса на выборах, довольно часто оказываются в неудобном положении, когда в прессу просачиваются их глупые, неуместные или даже оскорбительные заявления. Но такие заявления не всегда ошибочны. По словам американского журналиста Майкла Кинсли, политики часто получают неодобрение избирателей только потому, что говорят правду. Вспомните описание двух школ с разным подходом к образовательному процессу. Так вот, наши политические лидеры напоминают детей из школы В. Они знают, что если попадутся на обмане, кары им не избежать, а значит, врать им приходится складно и обоснованно, ну или в худшем случае им просто приходится как-то уклоняться от ответа на поставленный вопрос. Получается, что, вместо того, чтобы пытаться воспитать наших политиков морально, нужно просто дать им больше возможностей для выбора — сказать правду или обмануть.