На следующее утро Мишель направилась в спальню к маме и принялась массажировать ее руки – процедура была довольно скучной, но необходимой при уходе за парализованными больными, и должна была проводиться каждый день. Она попеременно использовала то купленное Фредом миндальное масло, почти без запаха, то персиковый увлажняющий крем без парабенов фирмы с приятным названием «Kiss my face».

Фред, проходя мимо Мишель после своего утреннего душа, провел ладонью по спине падчерицы и шлепнул ее по упругим ягодицам.

– Ты – прекрасная дочь! Я предполагаю, что твои прикосновения очень нежные. Любящие, – томно произнес он.

Чувство брезгливости и тошноты охватило девушку от голоса и действий Фреда. Мишель повернулась к отчиму лицом, просверлила его возмущенным взглядом. Но ее злость затупилась о его заметно постаревшее черты. Под глазами отчима были какие-то припухлости, тройные мешки, от бессонницы или рыданий, которых она раньше не наблюдала. Девушка опустила голову и молча удалилась в свою комнату.

Она не знала, как себя вести в такой ситуации. В доме не было камер наблюдения, чтобы доказательства домогательств можно было бы предоставить в полицию. А без доказательств ее слова были пустым звуком, по крайней мере, ей так казалось. Она ушла в свою ванную принять душ и смыть неприятные вибрации прикосновений Фреда.

– Я знаю, что ты чувствуешь. Что-нибудь можно предпринять? – спросил Тави, глядя на нее из зеркала.

– Я отсюда не съеду.

– Это твой мир, но я подумал…

– Я не плачу тебе, чтобы ты думал за меня, – нахамила мысленно «тюрьма» своему заключенному, откусывая заусенец.

Вскоре девушку забрал Стив, и они уехали на работу. Это был сумасшедший день, национальный праздник – День Независимости. Несмотря на то, что многие американцы устраивали дома барбекю и приглашали друг друга в гости, продажи местных кафе и ресторанов увеличивались в разы, словно все так и хотели доказать себе, какие они независимые от собственной кухни и плиты…

* * *

Когда Мишель уехала, Фред устроился на диване в гостиной и стал поглощать попкорн, уставившись в телевизор. На экране его взору предстала огромная поляна, трава, деревянные и пластиковые приспособления. На заборе висела табличка: «Шуцхунд Клуб».

Фред впился глазами в дрессировщика собак, который с экрана объяснял:

– Шуцхунд – это система тренировки немецких овчарок. Но для других пород тоже применяется, – дрессировщик на экране погладил крупного щенка. – Только индивидуальные тренировки имеют смысл.

Фред просмотрел эпизод, как помощник замахивается на дрессировщика, а молодой пес в свою очередь набрасывается на нападающего и сбивает его с ног.

– Он знает, что я – глава стаи, альфа-пес. Если собака так не думает про своего хозяина, то она будет вести себя в вашей семье как ее душе угодно! – объяснял дрессировщик.

– Альфа-собака! – воскликнул восхищенно Фред, чуть не подавившись попкорном.

– Если щенок проявляет ко мне неуважение, я усиливаю давление. Я контролирую свободное время этой собаки, чтобы она начала проявлять уважение ко мне как к лидеру стаи, – закончил дрессировщик.

Фред выключил телевизор, повторяя как загипнотизированный услышанное:

– Контролировать свободное время. Контролировать свободное время.

* * *

После работы Стив отвез Мишель домой.

– Не хочешь сегодня вечером съездить на Пенсакола-пляж посмотреть салют?

Мишель задумалась.

– Вообще-то да.

Ей хотелось вырваться из дома, забыть о работе, заключенном, отчиме и братишке, о матери и злосчастной аварии.

Мишель приняла душ, переоделась и стала накладывать макияж перед зеркалом. Она прекрасно понимала, что и без зеркала можно выйти на связь со своим заключенным, но видеть собеседника и общаться с ним гораздо проще, чем задавать вопросы невидимке в голове и получать ответы, словно ты сама до них додумалась.

– А твоя цивилизация дружит с другими?

– Не думаю, – Тави откликнулся незамедлительно, словно ему было скучно, и он был не прочь поддержать беседу.

– А почему ваши люди не вступили в контакт с нашими людьми? Ведь наши предшественники – сестры и братья! Мы, можно сказать, одной крови!

– Хороший вопрос, Мишель. Может, с твоей помощью, я найду на него ответ во время своей реабилитации на Земле.

Потом она прокралась к спальне матери и заглянула внутрь через слегка приоткрытую дверь.

…А в это время Фред сидел на стуле около жены. Он целовал ее шею, слушал ее дыхание – но она оставалась недвижимой.

Мишель подумала, что отчим похож на принца из сказки: наклонялся над женой, целовал в губы и ждал, что вот сейчас она все-таки откроет свои прекрасные глаза! И заговорит! И поцелует его в губы. И пойдет. И ему больше не придется покупать памперсы и одноразовые перчатки… Мишель наблюдала, как он гладил короткие волосы Анжелики и целовал ее пальцы, ясно слышала слова отчима из спальни.

– Ты знаешь, Анжелика, я никогда не был поэтом. Но в голову лезут какие-то дурацкие строки. Послушай, даже рифмы иногда выскакивают, – он прочел свое творение:

Жизнь – не подарок к Рождеству. Остин мертв, мое сердце – в гробу. Как убийц его наказать? Как мозаику жизни собрать? Душу гложут злость и вина. Я, наверно, сойду с ума.

Фред сел на кровати, взял мраморную урну с прахом сына в руки, открыл и несколько минут разглядывал пепел. На его глазах выступили скупые слезы.

– Меня обокрали, – пробормотал он, покрывая поцелуями гладкую холодную поверхность последнего убежища своего ребенка.

Мишель отгрызла заусенец и отошла от спальни.

* * *

Фред аккуратно поставил урну на тумбочку, протянул руку под кровать и вытащил отцовский пистолет. Покрутив в руках огнестрельное оружие, он медленно приложил дуло к правому виску, ощутил холод металла, зажмурил глаза.

«Стоит ли жить, если нет ничего, ради чего стоило бы влачить это жалкое существование?» – стучал барабанной дробью вопрос в мозгу Фреда.

Ему стало казаться, что умереть – самое достойное и верное решение в его положении. Ведь смысл жизни в радости, а не в оплакивании ребенка и прислуживании парализованному инвалиду до конца своих дней… В чем его личная самореализация, самосовершенствование, удовлетворение плодами своего труда, в конце концов?

Звук подъехавшей к дому машины вырвал Фреда из депрессии. Вырвал со скоростью пробки, вылетающей из шампанского. Фред, очнувшись от мрачного транса, бросил пистолет под кровать, набросил на него один из своих возбуждающих солнечно-сочных журналов.

Фред подскочил к окну, слегка отодвинул занавеску и увидел при свете фонаря Стива, стоящего с букетом цветов. Он не мог поверить, как они – Мишель и Стив, убийцы его ребенка, дошли до такой наглости – строить планы на вечер и развлекаться у него перед носом!

Кровь хлынула к голове и застучала дятлом по шее, словно хотела вырваться на свободу. Ярость, казалось, набросила на него невидимое лассо, и он озверел от недостатка воздуха. Фред торопливо натянул джинсовые шорты и выскочил в гостиную. Там Мишель в длинной юбке надевала сандалии. Фред подскочил к ней, грубо схватил за волосы и отшвырнул на пол.

– Оставь меня, придурок! Я – взрослая, я могу поступать как хочу, я – свободная! – возмутилась Мишель, пытаясь пнуть отчима.

– Никто не свободен! – прошептал разъяренный отчим, схватил ее одной рукой за волосы, а второй за руку и поволок. – Я тебе покажу «придурка»!

Протащив девушку через гостиную, через прачечную со стиральной машинкой и, пнув дверь в детскую, он со всей силой толкнул непокладистую падчерицу в комнату. Мишель ударилась головой о ножку кровати, застонала от боли и потеряла сознание.

Фред запер дверь на замок. Кровь отхлынула от головы, ему показалось, что петля ярости уже не сжимала мертвой хваткой его шею. Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов:

– Альфа-собака наказывает непокорную сучку в своей стае!

Наивный Стив стучался в дверь. Эта дробь действовала Фреду на нервы!

Он быстрым шагом вернулся в гостиную, рывком открыл входную дверь, молча столкнул ненавистного юнца со своего крыльца. Затем он вырвал из его рук букет и так же молча сломал. Бросив обломки цветов на ошеломленного юношу, Фред процедил сквозь зубы:

– Мишель тебя никогда не полюбит. Она ненормальная – социопатка. Ты знал? Вместо того чтобы тратиться на цветочки, лучше бы вернул мне деньги, которые я потратил на похороны сына! Между прочим, смерть нынче недешево стоит! – Фред хлопнул дверью так, что она должна была бы обидеться на такое насилие.

* * *

Стив сел, отряхнулся, не понимая, как себя вести. Может, он приехал слишком поздно и разбудил итак уставшего человека? Юноша послал SMS-ку Мишель, но та не ответила.

Может, поссорилась с отчимом и передумала, отключила телефон. Или он отнял телефон. Отец был прав, Фред меня ненавидит. Мы с Мишель для него детоубийцы. А как бы я поступил на его месте?

Стив не представлял себе, что Фред способен поднять руку на падчерицу и ограничить ее свободу. Медленно поднявшись, юноша сел за руль и уехал.

* * *

Мишель открыла глаза, встала с пола, чувствуя слабость от стресса. Поднялась с ковролина и попыталась открыть дверь. Отчим запер ее на ключ! Она открыла окно, но решетки только оскалили свои черные клыки. Она находилась в комнате братишки, которую когда-то построил ее отец для своей стареющей матери.

Комната Остина была такой же, как большинство спален для маленьких ребятишек. Пестрые фотообои с динозавриками, одеяла ребенка, игрушки – все осталось нетронутым, как будто Фред был не в силах ни раздать вещи сына, ни потревожить что-либо в детской.

Девушка села на постель братишки, заметила на его тумбочке вазу с конфетами и настольную лампу, включила свет.

Лампа была большая, разноцветная, с зеркальными вставками. Глаза Мишель и Тави встретились.

– Он бросил меня сюда как поганенькую собачонку! Как мусор! – ей не верилось, что Фред был способен на насилие. – Как же я его ненавижу!

Она стала биться головой о дубовую спинку кровати.

– Стоп! – Тави взмолился от боли. Его слова прозвучали так громко, до рези в мозгу носителя. Его глаза светились фиолетовым светом в зеркальных вставках лампы.

Мишель перестала психовать, она не ожидала, что Тави способен так воздействовать на нее. Может, он и сам не знал, на что способен?

– Мне больно, Мишель, – услышала она его тихий голос.

Головная боль отступила так же резко, как озадачила владелицу головы. Девушка решила держать с узником совет.

– Я бессильна. Я хочу вырвать отчима из своей жизни, как… модель избавляется от проглоченной пищи!

– Прости, я не понимаю, о чем ты сейчас говоришь. Почему кто-то будет избавляться от съеденного? – спросил изумленно узник двадцать восемь.

– Забудь об этом. Если я буду объяснять тебе все мелочи жизни на Земле, у меня язык отсохнет, – вздохнула Мишель. – Мне срочно нужно искупаться.

Из первых глав пособия по управлению сновидениями девушка уже успела узнать о ежедневных вибрациях негативных мыслей, стрессов и эмоций, которые загрязняют ауру человека каждый день. Смывать водой нежелательные плохие энергии жизненно необходимо.

Она зашла в ванную, которой никто не пользовался, кроме Остина. Все было чисто, даже зубная щетка братишки и полотенца с динозавриками находились на местах. Мишель торопливо разделась, стараясь не смотреть на себя в зеркало, включила душ. Струи горячей воды заключили ее в объятия и помогли немного расслабиться.

Стив. Была ли у него неприятная стычка с Фредом? Что он подумал о ней? Нужно будет извиниться…

* * *

Между тем Фред осторожно открыл дверь в детскую. Он прислушался, тихо ступая по мягкому ковролину. Звук бегущей воды его заинтриговал, и он медленно направился к ванной. Ехидная усмешка вальяжно расположилась на его лице.

Когда Мишель посмотрела на поверхность душевого шланга из нержавейки, в его зеркальном покрытии она увидела глаза своего печального узника.

– Что думаешь о Фреде? – мысленно задала она вопрос. – С ума сошел, да?

– Я не могу читать его мысли, – телепатировал ей Тави.

Фред вошел в ванную, где за прозрачной занавеской с веселыми динозавриками под горячим душем стояла нагая аппетитная Мишель.

– Смываешь прошлые грешки, моя орхидея? – громко спросил он с издевкой.

Она вздрогнула от неожиданности.

– Что ты здесь делаешь? – рассердилась девушка. Она почувствовала, как от страха у нее подкашиваются колени. Фред стал непредсказуемым. А непредсказуемость всегда пугает.

– Разговор есть, – бросил Фред, сплюнув в унитаз, захватил с собой одежду Мишель и вышел.

Через пару минут девушка предстала перед ним, завернутая в полотенце. Фред жестом показал на кровать сына.

– Присаживайся, пончик мой медовый! – его голос был пугающе дружелюбным и спокойным.

Мишель села. Фред устроился рядом.

– Несколько часов назад ты утверждала, что стала взрослой. Помнишь?

Фред нежно прикоснулся к ее руке, затем к голому покатому плечу. Падчерица отодвинулась и молча кивнула. Она догадывалась, к чему клонит отчим, но ей не хотелось верить, что это реальность, а не какой-то противный сон!

– Может, ты должна вести себя, как взрослая. Ты в курсе, чем взрослые люди занимаются?

Он медленно потянул на себя ее полотенце. Вернее, полотенце Остина с разноцветными смеющимися динозавриками… На глаза девушки навернулись слезы.

– Не смей меня трогать! – буркнула она, лихорадочно перебирая возможные действия и слова-плети, слова-пули, которые убили бы его неуместную похоть.

– Из-за тебя моя жизнь закончилась, ты понимаешь это или нет?

Он схватил ее за оба колена, сдавливая со всей силой.

– У тебя еще будут дети, от другой женщины.

– Нет. Никогда у меня не будет детей! – покачал головой Фред. – По милости твоей глупой матери я пошел на вазэктомию. Ей не хотелось предохраняться, не хотелось больше беременеть, рожать. Я – стерильный! Она теперь как мумия, а я не могу с мумией ни говорить, ни заниматься любовью!

Он повалил падчерицу на постель и стал целовать.

– Остину стыдно за отца, за твои нестерильные помыслы, – разорвали воздух слова-пули.

Фред остановился и отшатнулся от Мишель, удивленный, словно контуженный. Желание обладать юной плотью отступило, словно танцующая на губах Фреда одуревшая фея страсти спряталась под коронкой его зуба. Зуб начал ныть.

Мишель на секунду подумала, что «Остин» для нее своего рода мантра, как мантра «ом» в йоге, только она действует как палка о двух концах. Иногда Мишель способна этим волшебным именем ввергнуть Фреда в вулканическую лаву неудержимого бешенства, а иногда – вернуть ему кристальную ясность мысли и самоконтроль.

Расстрелянный неожиданной правдой и начавшейся зубной болью, Фред рванул к двери и замер возле нее. Его осенила новая мысль, он хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул:

– С завтрашнего дня я не прикоснусь к твоей матери. Я слагаю с себя все обязанности по уходу за ней. Ее ждут пролежни, если ты не проявишь некоторую инициативу со мной помириться, медовый ты мой орешек.

Почувствовав себя почти коронованным триумфатором, предъявившим ультиматум колеблющейся жертве, Фред удалился ухмыляясь, бормоча под нос свою мантру «Я – глава стаи. Я – альфа-собака!»

* * *

Мишель вытерла слезы полотенцем, достала несколько конфет из вазочки и начала поспешно жевать.

Ее глаза встретились с лавандовым взглядом Тави в зеркальных вставках лампы.

– Когда я расстроена, я хочу съесть что-нибудь сладкое! – призналась девушка. – Смотри, я прекратила одеваться соблазнительно и дразнить отчима, но это не работает. Почему?

– Мое скромное мнение не является истиной. Но я думаю так. Сейчас ты съела несколько конфет. Тебя тянет на сладкое. Одни конфеты были в виде драже, другие в фантики завернуты. Тебе было все равно, какие конфеты затолкать в рот. Когда индивидуум желает чего-либо, ему неважно, как объект его вожделения упакован.

– А ты что думаешь о моем отчиме?

– Благодарю. Приятно, что тебя интересует мое мнение. Как я это вижу… Фред является истинным узником. Он желает тебя, большую конфету. Твое молодое тело – его тюрьма. Анжелика – тоже его тюрьма. Он устал быть обслуживающим персоналом. Его собственное тело является его тюрьмой. Фред ненавидит себя, так как думает, что не сможет больше никогда быть отцом. Я ему сочувствую.

– А что нам теперь делать?

– Ты не обязана терпеть мужчину потому; что он умеет делать то, чего не умеешь ты. Тебе придется… стать Фредом.

* * *

Фред лежал в постели и смотрел на часы в виде тасманского дьявола из мультика – красные цифры на электронном табло будильника показывали второй час ночи. Эта бессонница как надоедливая, неусыпная любовница-садистка его замучила. Вроде тело устало, ноги гудели, а сон не шел – судорожные подергивания в ногах мешали расслабиться. Он бросил взгляд на синюю баночку с БАДом, прочитал в который раз название «мелатонин», и не принял, хотя инструкция утверждала, что этот гормон эпифиза поможет снять напряжение в мышцах и восстановить ритм сна. Фред не мог понять, почему он покупал БАДы, чтобы были, но принимать не решался.

Тяжело поднявшись, прошел в ванную. Над раковиной был шкафчик с зеркальной дверцей, встроенный в стену. Он открыл его и осмотрел содержимое: зубная паста с зубной щеткой в стаканчике, крем для лица, картонная коробочка с ватными палочками, упаковка со снотворным. Положил пару таблеток в рот, поморщился от их вкуса, запил водой из крана и долго смотрел на себя, небритого, в зеркало.

Он давно для себя понял, что синдром беспокойных ног надо снимать отжиманиями от пола и упражнением «планка».

Держа «планку», он вспомнил, что слышал в одной из передач «Шоу Опры Уинфри» такой совет: на ночь, перед сном, вспомнить хотя бы три события дня, за которые мысленно стоит поблагодарить Вселенную, чтобы привлечь в свою жизнь больше радости, удачи, благополучия.

Фред пытался это делать, но у него ничего не получалось. Благодарить за что? За смерть сына? Лицо Остина всплывало перед глазами, начинало учащаться дыхание, и он испытывал какое-то жжение в солнечном сплетении, подташнивало. Несколькими ударами по груди кулаком он сбрасывал с себя гнетущие эмоции, пытаясь словно с лупой рассмотреть положительные моменты прошедшего дня.

Ну, встал утром, живой и здоровый. Ну, спасибо, вселенная. Нашел в себе силы высказать Мишель все, что накипело. Спасибо тебе, Господи. Фред усмехнулся этим глупостям, пришедшим на ум.

Снотворное начинало действовать, и Фред засыпал с мыслью: «Какое счастье, что изобретено снотворное!»

Темная ночь разрывалась от вспышек салюта. Свободные, независимые американцы праздновали День Независимости. Фред не чувствовал себя ни свободным, ни независимым, ни счастливым.