№ 35. Из судебного дела по Пржевальскому району

(По р. В. О. С. № 93 и 12)

После мятежа выяснилось из показания ряда киргиз и русских, которые были в плену у киргиз и слышали от них, что киргизская беднота подвергалась незаконным поборам со стороны разных администраторов включительно до джигитов. Уездный начальник, которому подавались заявления об обирании киргиз разными «почетными» лицами, никаких мер не принимал. На уездн. нач. Иванова указывали, что он сам через своих соратников производил поборы (взятки) при перевыборах волостных управителей и т. п.

Киргизы Джетыогузовской волости подавали в 1916 г. Прошение губернатору о том, что Абдулла Сориков, на которого они доносили уездн. нач. Иванову несколько раз, разоряет их «чилимами» (взятками). Прошение возымело свое действие и подавших прошение Урмамбета Чекирова и. Джанузака Джуносова несколько раз вызывал у. н. Иванов и предлагал помириться им с Сориковым.

Дело, творят, было прекращено по получении Чекировым порядочного «отступного».

ЦАУ Кирг. АССР из фонда жандармского управления в г. Верном по описи № 6 за 1916 г., стр. 51–52.

№ 36. Из показаний учителя П. А. Шестеркина

(По р. П. В. О. С. № 462.)

По мнению учителя С.-х. школы Пржевальского уезда П. А. Шестеркина:

1. Наплыв русских переселенцев, благодаря которому сократилась площадь землепользования киргиз кочевников.

2. Столкновения на почве водопользования, так как население уплотнялось, а оборудование орошения оставалось почти тем же. Многие поля оказывались без полива.

3. Предложение киргизам переходить на оседлое положение так же не было им по душе.

4. С началом войны в 1914 г. среди киргиз, которых на войну не брали, начались разные сборы: юртами, кошмами и т. п.

5. Между тем носились слухи о турецких или немецких агитаторах, на сколько это правильно — трудно судить; в общем волнений не наблюдалось.

6. Набор рабочих из киргиз для действующей армии для киргиз был неожиданным, и они не верили, что их мобилизуют на работы. Киргизы говорили, что правительству надо только взять их, а там, что заставят, то, и будешь делать. У киргиз были тайные собрания, на которых они выносили постановления не давать «солдат».

7. В Пржевальском уезде была еще своя специфическая причина восстания, на которую так же надо обратить внимание— это опийное дело.

В 1916 г. в Пржевальском уезде с разрешения властей была засеяна опийным маком большая площадь. Весь сбор опия должен был сдаваться правительственному комитету за установленную плату; ко времени сбора опия в уезд наехало очень много китайцев для скупки опия; не мало было попыток провоза опия в Китай контрабандой; были конфискации опия, недоразумения со стражниками и т. д.

8. И последнее — это религиозный фанатизм…

ЦАУ Кирг. АССР, фонд жандармского управления в г. Верном, по описи № 6 за 1916 г., стр. 76.

№ 37. Копия показаний инженера Танышпаева {18} ЕГО ВЫСОКОПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВУ Господину туркестанскому генерал-губернатору

При сем имею честь представить вашему высокопревосходительству копию моего показания на допросе у следователя по требованию прокурора Верненского окружного суда; показание это представляет собою краткую историю отношений русской власти к киргизам в связи с событиями 1916 г.

Инженер Танышпаев.

Я происхожу из киргиз Макынчи-Садыровской волости Лепсинского уезда, поступил осенью 1889 г. в младшее отделение приготовительного (класса Верненской гимназии, каковую окончил в 1900 г.; в том же году поступил в Петроградский Институт инженеров путей сообщения и окончил курс института в 1906 г.; в 1907 г. выборщиками туземного населения Семиреченской области был избран членом 2-й Государственной думы, после роспуска коей поступил на службу на Средне-азиатскую железную дорогу, откуда в начале 1914 г. перешел на постройку Семиреченской железной дороги.

Будучи гимназистом, ежегодно ездил верхом из Верного в Лепсинск (500 верст) и обратно; будучи студентом, бывал в Семиреченской области через каждые два года; в 1906 г., по окончании института был на изыскании Семиреченской железной дороги в Пишпекском уезде, где пробыл среди киргиз целых 4 месяца; будучи на службе ездил и езжу в Семиреченскую область (преимущественно в Лепсинский уезд) через каждые два-три года.

Из сказанного выше видно, что я являюсь свидетелем изменений условий киргизской жизни в Семиречье, приблизительно с 1894 г., а будучи гимназистом старших классов и студентом, понимал уже нужды киргизского населения, стал постепенно вникать во взаимоотношения между органами русской власти и киргиз, и по мере постепенного изменения условий киргизской жизни приходилось сравнивать, что было с киргизами раньше и что происходило в данный момент.

Обращаясь к истории этих взаимоотношений, должен прежде всего заметить, что прибытие русских в крае киргизская масса, еще раньше слыхавшая о порядке, справедливости и могуществе русских, встретила безусловно дружелюбно, понимая, что прежним постоянным бедствиям от бесконечных войн, внутренних распрей и непорядков Наступит конец. Этим объясняется, что проводниками русских отрядов явились самые родовитые киргизы, примкнувшие к русским в самом начале, когда еще не было известно, чем должно было окончиться наступление русских. Большинство киргиз, руководимое родовитыми сородичами, покорилось само; война в сущности происходила между Россией и Кокандским ханством, и на стороне последнего были киргизы, преимущественно подданные этого ханства. Край был покорен, и управление населением перешло в руки русских властей во главе с первым военным губернатором Семиреченской области генералом Г. А. Колпаковским (1867 г.), в том же году первым же генерал-губернатором Туркестанского края, которому было подчинено Семиречье, был назначен генерал-адъютант К. П. фон-Кауфман. Видно, что правительство ясно поняло ожидания киргиз, шло навстречу их желаниям и во главе области края были поставлены такие поистине замечательные люди, подобных которым киргизы не видели до самого последнего времени, а именно до назначения на пост генерал-губернатора генерал-адъютанта А. Н. Куропаткина.

Ожидания киргизской массы оправдались: прежде внутренние войны и связанные с ними непорядки и бедствия прекратились, русские власти оказались справедливы.

После бесконечных войн киргизы мирно занялись скотоводством, а вскоре же и хлебопашеством, а за первый период русского управления краем общее благосостояние населения стало подниматься.

В 1876 г. генералом Колпаковским открыта в Верном мужская прогимназия с пансионом для киргизских детей (в этом пансионе жил и учился впоследствии и я); около того же времени генералом Кауфманом открыта мужская гимназия в Ташкенте и тоже с пансионом для киргизских детей; этот пансион, содержавшийся на собранные от киргиз суммы, был впоследствии, после смерти генерала Кауфмана, закрыт благодаря влияниям известного миссионера Ильменского и Остроумова, проживающего ныне в Ташкенте; на оставшуюся сумму построена учительская семинария с пансионом, куда и стали поступать киргизские мальчики, как это хотелось сторонникам семинарии.

Когда генерал Колпаковский был назначен степным генерал-губернатором, то он и в Омске открыл пансион при гимназии для киргизских детей, закрытый однако вскоре после его отъезда в Петроград.

В заботе о киргизских интересах около 1874 г. генерал Колпаковский, находя, что Семиреченскому казачьему войску отведена слишком большая площадь земли, назначил в Лепсинском уезде комиссию по разграничению действительно необходимых для казаков земель для возвращения остальной части киргизам (в этой комиссии со стороны киргиз участвовал мой отец); киргизам в одном только Лепсинском уезде возвращено было около 100 000 десятин земли (на одном из этих участков находится зимовка моего отца); насколько помнится, такие разграничения сделаны в Копальском и Верненском уездах. Около 1880 года генерал-губернатор Кауфман, находя, что киргизы стеснены пастбищными угодьями, издал циркуляр, разрешающий киргизам безвозмездно пасти свой окот после 1 октября на казачьих землях. Таких примеров забот о киргизах во времена управления краем генералов Кауфмана и Колпаковского очень много. 3 мая 1882 г. умер в Ташкенте генерал Кауфман, в том же году генерал Колпаковский был назначен степным генерал-губернатором, и Семиреченская область по личному его ходатайству была присоединена к степному генерал-губернаторству. Общий порядок управления Степным краем генералом Колпаковским до его ухода в военный совет (1889 г.).

Хотя изменения в отношении к киргизам наступили после ухода генерала Колпаковского не сразу, все же правильнее время управления краем генералов Кауфмана и Колпаковского считать отдельной эпохой (1867–1889 гг.). Чины администрации выбирались самим генералом Колпаковским; часто уездными начальниками назначались люди с небольшим образованием, но люди безусловно честные, идейные, проникнутые желанием приобщить население к культуре. Конечно и тогда могли быть случаи лихоимства и прочего, но эти отдельные случаи были ничтожны и находили должную оценку перед генералом Колпаковским. Тогдашнее благосостояние киргизского населения объясняется главным образом подбором хорошего состава администрации; кроме того жизнь в крае была гораздо проще, баснословно дешевле; не было и признаков сложных хозяйственно-экономических, политических, культурных и иных вопросов, выдвинутых настоящим моментом; отрицательные результаты Положения 1896 года еще не успели сказаться и в туземную администрацию попадали еще люди вполне достойные, справедливые.

Второй период — от 1889 г. (уход генерала Колпаковксого) до 1905 г. — переходный: в крае начали появляться темные лица, которые и стали эксплуатировать простодушных киргиз, продавая, например, одну коробку шведских спичек за барана и т. д.; научившиеся говорить, а иногда и писать, киргизы подражали этим проходимцам из казаков и татар, щеголяли в резиновых калошах, лакированных сапогах, научились курить папиросы, пить водку и т. д. Появились разные «закунчи», обманывали киргиз; жизнь стала несколько сложнее и дороже, и кадр русской администрации стал пополняться людьми случайными, раньше ничего общего с киргизами не имевшими, нисколько ими не интересовавшимися. Выборные подкупы, в которых нередко принимали участие и русские администраторы, с бесчисленными жалобами и доносами друг на друга, будучи в начале событиями исключительными, впоследствии стали явлениями обычными, повседневными. В 1897 или 1898 г. на выборах в Копальском уезде уездный начальник Петров приказал доставить молоденьких девочек — киргизок, приказание было исполнено; одна из девочек не выдержала мучений и умерла, другая после долгой болезни выздоровела. Циничное и хвастливое письмо Петрова по этому поводу к одному приятелю в Верном благодаря покойному Тудыбеку Сыртанову получило широкую огласку и, насколько помнится, было следствие, но стараниями чиновника особых поручений Пантусова дело было замято. Народ стал понимать, какие люди находятся во главе уездов и какие люди сидят в уездных управлениях; каждый вновь приезжий бедный переводчик-киргиз через год становился уже богачом, имел табуны лошадей, красивые юрты и т. д.; не мудрено, что для киргизских учеников гимназии быть переводчиком стало заветной мечтой; единственное счастливое исключение составляли покойные братья Сыртановы в Верном, за что они пользовались заслуженным уважением как народа, так и областной администрации.

В одном только отношении прежние порядки и взгляды оставались без изменения — это отношение власти к землям, бывшим в пользовании киргиз. Бывали земельные притеснения, но большинство таких дел решалось в пользу киргиз. Я помню (сохранились у меня копии некоторых документов), как мой отец в течение целых десяти лет чуть ли не 10 раз обращался одновременно к уездному Начальнику, военному губернатору, степному генерал-губернатору по поводу стеснения казаками Лепсинекой станицы, и дела неизменно решались в пользу отца, хотя чуть ли не ежегодно приезжал новый межевщик и вновь замежевал спорные земли. Участок, занимаемый отцом, окончательно был оставлен за ним в 1898 г. Такие примеры, насколько помнится, были в Копальском и Верненском уездах.

В 1905 г. под влиянием аграрных волнений в России основано в гор. Верном Переселенческое управление, и это событие явилось началом третьего периода, имеющего весьма важное значение в судьбе киргиз. Во главе управления был поставлен опытный знакомый с Семиречьем, старый туркестанец О. А. Шкаповский. После предварительных обследований и экономического исследования части Пишпекского уезда (Аламединской и других волостей) Шкапский осенью 1905 г. представил заведующему управлением земледелия и землеустройства Шванебаху обстоятельный доклад с заключением, что в Семиреченской области нет свободных от киргиз земель, что он, Шкапский, поставлен для того, чтобы у киргиз отбирать лучшие земли, а как выходит — по закону или не по закону — это его, Шванебаха, не касается (об этом мне передавал впоследствии сам О. А. Шкапский). В 1906 г. Шкапский был удален из Семиречья и на его место переведен С. Н. Велецкий, пробывший в Верном целых 8 лет (до 1914 г.).

Первые действия Велецкого в области встречены с тревогой не только населением, но и администрацией области; крупное дело началось с отобранием участка в Чамалганской волости Верненского уезда, и это дело с первого шага ознаменовалось бесцеремонным отношением переселенческого ведомства к киргизам, к законам и логике обстоятельств; так Велецкий по поводу постановления общего присутствия областного правления об оставлении за киргизами этого участка, писал особое мнение от 31 марта 1907 г. за № 786, что все законы и изданные в силу их распоряжения вполне соблюдены и ни в чем ее нарушены; между тем оказалось, что все гидротехнические и другие исследования участка, определения площадей, занятых пашнями, клеверниками и т. д., оказались произведенными под покровом глубокого снега; было написано, что киргизы сами изъявили готовность уйти, между тем 15 марта 1907 г. к журналу № 34, утвержденному военным губернатором 20 марта 1907 г., было приложено донесение уездного начальника, что киргизы никогда не желали и не желают добровольно уступать орошенных, усадебных земель для образования переселенческого участка и даже за вознаграждение. Этот участок был изъят от киргиз, несмотря на защиту генерала М. Е. Ионова. В 1908 г. замежевана была громадная площадь, 301/2 тысяч десятин в Лепсинском уезде; постановление уездной поземельной комиссией было обжаловано и вполне согласилось с доводами жалобщиков, и решение комиссии было отменено; в 1909 г. все те же участки, за исключением одного, замененного новым, замежеваны вновь, названы новыми именами; генерала Ионова уже не было (долгий спор между Велецким и генералом Ионовым кончился победой первого и отставкой второго), и администрация под давлением усиливающегося влияния управления земледелия отступила во многих местах, в том числе в Лепсинском уезде, уже содействовала переселенческому ведомству; под давлением и угрозой ссылки из края со стороны лепсинского уездного начальника Федорова, тестя заведующего Лепсинским подрайоном Андриевского, Маканчи-Салыровский волостной управитель Курбангалий Арапов, продержав постановление комиссии положенное число дней (2 недели), вернул таковое при надписи, 136 что содержание постановления населению обнародовано и что население против изъятия этих участков ничего не имеет. Киргизы об этом деле узнали только тогда, когда постановление оказалось одобренным областным правлением и утвержденным генерал-губернатором. В 1910 г. изъято еще 61 тысяча десятин земли в Лепсинском уезде почти при таких же комбинациях. Таких и подобных дел в области масса, и не удивительно, что в 1910 г. при проезде по Семиреченской области я видел, что например, почти от Карабалтов до Пишпека и далее до Константиновки, на протяжении около 75 верст, почтовые станции соединились друг с другом почти сплошными переселенческими поселками; весь Пишпекский уезд оказался покрытым массой поселков, и о «земле обетованной — Пишпек» говорили и мечтали мужики отдаленных Черниговской, Орловской и других губерний. Не лучше дело обстояло в Верненском, Копальском и особенно в Лепсинском уездах. Я здесь не говорю о нарушениях законных прав по существу; достаточно сказать, что переселенческие чиновники, изощряясь, дошли, например, до такой виртуозности, что «согласно, якобы, точного смысла ст. 122 Ст. Пол.» округлялись отдельные зимовки, оставляли их за отдельными хозяевами, отбирали кругом всю площадь, не давая иногда даже выхода из этого круга. Это был уже не обход закона, а прямое издевательство над законом. Земельный вопрос в области оказался решенным окончательно и бесповоротно; многочисленные киргизские жалобы оставались без рассмотрений. Киргизы пробовали бороться с этими неблагоприятно создавшимися для них условиями жизни, но стало для них понятно, что старания их бесполезны; а жизнь не стояла на одном месте, выдвигала перед ними все новые и, новые условия и задачи. Скотоводство стало прогрессивно падать, земледелие, после отбирания лучших угодий, сократилось. За 7 лет—1907 по 1914 г. — область стала неузнаваема. Прежние люди времени генералов Колпаковского, Фриде, Иванова и Ионова постепенно стушевались, приходили новые люди с новыми понятиями и новыми взглядами на вещи. Прежнее благожелательное отношение к киргизам меняется, во многих местах берут их уже в подозрение в приверженности так называемому панисламизму. Разумеется, всякому простому киргизу приятно, когда ему говорят, что единственная Турция сильна, что магометане сделали то-то, победили балканские народы (?) и т. Д.; но говорить, что простой, мало культурный народ, всецело поглощенный своими повседневными мелкими интересами, отдаленный таким пространством, мог подняться до сознания образования какой-то цельной организации, преследующей отвлеченную, малоуловимую идею, может так думать человек или с болезненной фантазией, или имеющий в виду какую-нибудь особую цель.

Как бы там ей было, от прежних отношений к киргизам, принятых к руководству во времена генерала Колпаковского, теперь следов не осталось. Положение 1868 г. завело киргиз так далеко, что порой даже земельные притеснения бледнеют перед дрязгами выборов и партийности. Теперь нигде ни одного выбора не бывает без громадных подкупов. Каждый раз перед выборами претендент клянется, что если проведут его, то прекратятся бесконечные «темные» (так и называются на киргизском языке) налоги, настанет мир и спокойствие в волости. Киргизы, увлеченные партийностью, забывают подумать о том, зачем такой благодетельный претендент раздает 5, 10, 20, 30 и даже 40 тысяч рублей, когда все его будущее жалованье за трехлетие не превосходит 900-1500 рублей. Претендент, прошедший в волостные или народные судьи, собирает в 5, 10, 20 раз больше затраченного капитала, и этот форменный грабеж происходит в настоящее время. Партийные дрязги и еще чаще грабеж волостных доводят население до отчаяния и до преступления. В 1905 или 1906 г. в Лепсинском уезде возле почтовой станции Джузь-Агач арганачинский волостной управитель Мухамед Галий Бейсенбин был убит толпой в 500–600 человек; киргизы этой волости, встречавшие меня на этой станции в 1906 и 1907 г.г., рассказывали невероятные, легендарные дела.

Возмущенные невероятной жадностью, проявленной волостными при наборе рабочих в июле 1916 г., киргизы Карабалтинской волости Кустанайского уезда убили своего управителя Сайма Кадыфова, а киргизы Чингырлауской волости Уральского уезда — своего Ахмеда Сарбалина. Эта борьба волости с управителем в Семиреченской области, благодаря некоторым превходящим обстоятельствам, приняла совсем другой оборот. Здесь пострадавшими оказались сами киргизы (Ботбаевской волости Верненского уезда, Маканчи-Садыровской волости Лепсинского уезда), — об этом более подробно будет сказано дальше. Подкупы, вымогательства сделались явлениями обычными, ординарными.

…Позволю себе обратиться к книге В. Набивкина «Туземцы раньше и теперь» (стр. 92): «Два уездных начальника (Н-с и Г-с) ушли в Сибирь за казнокрадство и лихоимство. За ними туда же, по другому делу, ушел правитель канцелярии генерал-губернатора (С-в). Один из военных губернаторов (Г-в), заведомо принимавший деятельное участие в грязных делах казнокрадов и грабителей, отделался одним лишь увольнением от службы благодаря заступничеству генерал-губернатора и снисходительности царя.

Масса других, подобных им, продолжали те же или подобные им дела, оставшиеся безнаказанными…

Один, якшаясь с волостными управителями, втихомолку скупал у туземцев земли по очень выгодным для себя ценам; другой, принимая благодарности от богатых туземцев за разные нелегальные поблажки, строил хлопкоочистительные заводы, куда полицейские силой доставляли хлопок для очистки; третий вступил в компанию с виноделом и таким же путем добывал виноград; четвертый взимал мзду с волостных управителей и с казиев за хлопоты по утверждению их в должностях; пятый облагал необременительной данью туземных проституток; шестой просто брал, не специализируясь и не упускал ни одного удобного случая; седьмой по дорогой цене продавал «бездействие власти».

Редкого из уездных начальников мог видеть лично, не уплатив переводчику мзду за устройство такого свидания. Возникшие в 1902 г. дела Р-на, Р-ка, и К-ва приподнимали лишь незначительный уголок завесы, за которой скрывалась масса самой возмутительной грязи, причем нигде, повидимому, эти оргии административной разнузданности не доходили до таких гомерических размеров, как в Андижанском уезде в конце девяностых и в начале девятисотых годов.

Народ все это видел, и понимал; а типичнейшие и наиболее предприимчивые представители окружавшей нас живой стены, увидев себя хозяевами возникших положений и соотношений, плавали во всей этой грязи, как рыба в воде. (Нам дарили ковры, лошадей и экипажи. Нас ссужали деньгами, которых мы но большей части не возвращали обратно. Нам помогали приобретать по дешевым ценам земли и строить дома.)

Между нами и ютившимися вокруг нас туземными проходимцами возникали связи, позорные для русского служащего лица и опутывавшие нас в достаточной мере, нас начинали эксплоатировать, ведя но пути целый ряд проступков и преступлений.

Сделавшись подневольными людьми, запутавшись в своих личных делах, тесно связанных с делами и с интересами купивших нас туземцев, мы волей-неволей служили и богу и мамоне.

Изложенное относится преимущественно к Ферганской области; подобные дела, правда, в несколько меньшем размере, творились в Семиречье (об этом более подробно будет сказано дальше). Киргизы составили об администрации вполне определенное, законченное подкрепительными фактами, мнение.

Есть еще одно обстоятельство, заслуживающее внимания. Дела между киргизами и некиргизами (русскими, татарами или сартами) администрацией большей частью решались не в пользу киргиз; по разным, заведомо ложным, обвинениям киргиз крестьянами, казаками и т. д. и у мировых судей киргизы часто проигрывали правые дела; очень возможно, что за плохое знание или подкупность переводчика, или что-нибудь еще другое; но простой народ не может разбираться в таких деталях и склонен приписывать тому, что, мол, русский чиновник всегда стоит за русского.

В одно время в Лепсинском, Верненском, кажется, и в других уездах администрацией была установлена круговая ответственность киргиз; если пропадает у русского скот или что-нибудь другое, то вся указываемая жалобщиком волость отвечала за пропажу и должна была возместить немедленно (в Лепсинском уезде в 3 или 5-дневный срок); что это распоряжение администрации противоречит закону.

Наконец, считаю необходимым оказать о просвещении киргиз. Покойный генерал Колпаковский для открытых им гимназий (в начале прогимназии) и пансиона дал такой педагогический персонал, подобно которому (с точки зрения просвещения киргиз) теперь нигде не встречаем.

Отеческие заботы о киргизских мальчиках первого директора покойного Новака и высоко гуманное отношение всего преподавательского персонала к киргизским мальчикам памятны всем бывшим воспитанникам этих незаметных, но поистине великих людей; о втором директоре гимназии М. В. Вахрушеве, моем воспитателе, проживающем сейчас в Верном, вспоминают не иначе, как с величайшей благодарностью; этот просвещенный идеалист, оказывается, под старость лет собирает летом вокруг себя случайных киргизских мальчиков, учит грамоте, русскому языку и т. д. об этом официально никому не известно.

Помню, как теперешний инспектор гимназии, престарелый А. Д. Юрашкевич, по целым дням просиживал со вновь поступившими киргизскими мальчиками, чтобы к концу учебного года научить их говорить и писать. Такое отношение круто изменилось в 1908 г., когда, благодаря чисто случайному обстоятельству, ушел совершенно безвинный, благородный М. В. Вахрушев и директором гимназии сделался г. Дейнеко. Достаточно сказать только одно, около 5–6 человек киргиз не были выпущены из 8 класса гимназии (один из них мой родственник), 4 стипендии в высших учебных заведениях для киргиз (одной из них пользовался я) теперь потеряны для киргиз — ими пользуются русские студенты и курсистки, а мой родственник, кончающий ныне юридический факультет, жил и учился без всяких личных средств. В таком положении и как отнеслись они к военным событиям…

Искать смысл в войне, разбираться в возможных последствиях победы или поражения для России, вникать в возможные вследствие этого изменения в жизни России и киргиз, производить такой анализ со многими неизвестными факторами, разумеется, не в состоянии не только простой киргиз, но и средний русский интеллигент.

…киргизы понимали войну схематически и чувствовали только одно: если победят русские, будет хорошо России, и, значит, хорошо будет и киргизам; если победят враги, то плохо будет России, враги могут дойти до нас и будут опустошать города, села, поля, скот, разграбят имущества, часть киргиз перебьют, часть будет бежать (но куда?), словом, должны повториться времена войны с монголами (XVIII век — времена монгольского князя Гальдан-Цырена, страшная память о котором до сего времени сохранилась у киргиз Семиречья), времена отчаянных междоусобий между киргизами и кара-киргизами (XIX век — времен Знаменитых Джантай, отца Шабдана и Кенесари Касымова). Много простоты и наивности в этих суждениях, но ведь так думал не интеллигент, а простой киргиз.

Для предотвращения возможных с киргизской точки зрения бедствий осталось единственное средство — помогать русским всем чем только можно. Прежде всего начались денежные сборы — киргизы собрали от 50 коп. до 2 рублей с каждой кибитки; но если не все эти суммы дошли до назначения, то в этом сами киргизы не виноваты. В некоторых местах киргизы постановили своими средствами скосить сено, сжать, убрать и свезти хлеб семей призванных нижних чинов и запасных — так было в Лепсинском уезде и даже как. раз в той волости (Маканчи-Садыровской), где благодаря алчности и доносу управителя в сентябре в 1916 г. произошли прискорбные события.

Потребовали на театр военных действий юрты, овчины, киргизы жертвовали и ими; деньги, ассигнованные на выкупку их, до владельцев большею частью не доходили.

Требовали, чтобы киргизы ставили юрты и приготовляли скот для проходящих эшелонов; требования исполнялись беспрекословно; деньги же, отпущенные для расплаты с киргизами, в большинстве случаев до них не доходили, а юрты или пропадали или возвращались без кошем, или поломанные.

Но всех туземцев Туркестана превзошли кара-киргизы Пржевальского и восточной половины Пишпекского уезда; не ограничиваясь пожертвованиями и деньгами, они отправили на фронт первых и единственных киргизских добровольцев; но замечательнее всего то, что добровольцы ушли из тех мест, где в 1916 г. произошли самые серьезные эксцессы.

Заведывающий военно-полевыми строительными работами инженер Чаев в сентябре 1915 г. обратился ко мне с просьбой высказаться по поводу проекта о привлечении киргиз к отбыванию воинской повинности. Я тогда же представил свои соображения и написал о существовании проекта редактору киргизской газеты «Казак», издающейся в Оренбурге.

В декабре 1915 г. об этом проекте заговорили в печати. 24 января 1916 г. газета «Казак» (№ 166) поместила мнение нескольких уважаемых киргиз по поводу ожидающегося привлечения киргиз к отбыванию воинской повинности; причем вопрос о желании или не желании служить в армии не рассматривался совсем; все заинтересовались вопросом о том, в каком виде будут служить киргизы — пешими или в конном строю; этот вопрос стал разбираться на страницах «Казака» № 166, 168, 177, 179, 184—последний от 9 июня, (кои при сем прилагаю). В общем из статей указанных номеров можно было заключить: 1) большинство киргиз предпочитало службу в конном строю (в том числе и я), меньшинство стояло за службу в пехоте; 2) предполагалось, что ввиду отсутствия у киргиз метрик привлечение их на военную службу в ближайшее время будет сопряжено с большими трудностями.

…Для выяснения этих вопросов 3 февраля 1916 г. выехали в Петроград бывший член 1-й Государственной думы А. Букейханов, редактор «Казака» А. Байтурсунов и киргиз Н. Бегымбетов; побывав в Петрограде у разных лиц, в том числе и у военного министра, генерала Поливанова, делегаты вернулись и сообщили на страницах «Казака», что вопрос о Привлечении киргиз пока отложен (этот номер «Казака», к сожалению, у меня не сохранился).

Тем не менее вопрос, какая служба для киргиз лучше— кавалерия или пехота — рассматривался до июня м-ца 1916 г. Газета эта, единственный печатный орган, очень распространена среди киргиз (издающаяся в Ташкенте «Алаш», во главе которой стоит Кольбай Тогу сов, человек с темным прошлым, в счет итти не может); статьи о военной службе читались с особым вниманием; …и вопрос этот стал очередной темой среди киргизского населения. Вспоминали, что раньше, до войны, частично возбуждался вопрос о переходе значительными массами в казачье сословие чтобы можно было составить из киргиз целые конные полки; поводом к этому служили земельные притеснения (возбуждали этот вопрос еще до войны в Лепсинском (мой отец), Верненском, Пишпекском и Пржевальском уездах).

Нельзя, конечно, сказать, что киргизы радовались предполагавшейся венной службе, но они отнеслись к ней, как к военному явлению в жизни народа, и, имея в виду, что будут служить в кавалерии, думали, что смогут закрепить за собой занимаемые земли.

Таким образом ясно, что военная служба не напугала киргиз, наоборот, они к ней на всякий случай готовились; никто не ожидал, что привлечение киргиз на работы более страшные (по их разумению) произойдет так внезапно.

Высочайший указ 25 июня стал известен в городах (в Верном) 8 июля. В газетах, если не ошибаюсь, от 9 июля было напечатано, что туземцы в возрасте от 19 до 43 лет привлекаются на военные работы, тогда как другие виды работ не упоминались вовсе. В воззвании военного губернатора Семиреченской области (около половины июля) также говорится, что киргизы призываются на окопные работы. Я сам, хотя отлично понимал суть дела, находился в затруднительном положении: на распросы киргиз я говорил, что под военными работами разумеются работы по постройке или эксплоатации железных дорог, нагрузка, выгрузка провианта, орудий, охрана лошадей, рубка леса на топливо и т. д., на это мне резонно возражали, что об этих работах в телеграммах и газетах ничего не сказано, а только про окопные работы и что я передаю не совсем точно и что так им объяснили знакомые крестьяне с поселков, у которых есть родственники на войне и т. д. Даже им успели объяснить, что такое «окопы» — это рвы, в которых сидят русские и германские солдаты друг против друга; если же нужны новые окопы, то роют впереди, т. е. под обстрелом неприятеля (зачем мол рыть окопы позади солдат); стало им понятно, что это самая опасная работа: невероятно вздорные слухи передавались из уст в уста и никто населению вовремя не сумел объяснить сущность призыва рабочих; вместо этого местные власти стали приводить в исполнение высочайший указ спешно и в некоторых случаях с применением крутых мер. Единовременная спешная мобилизация 25 возрастов (19–43) поразила население; киргизский народ никогда воинской повинности не отбывал; при таких чрезвычайных условиях и обстоятельствах и в принудительном порядке киргизы не призывались; мы были свидетелями, что даже частичная мобилизация народов, давно привыкших к воинской повинности, при более благоприятных условиях и обстоятельствах часто сопровождалась разного рода эксцессами. Если бы население было заранее подготовлено и знало о цели привлечения рабочих, если бы после этого была объявлена частичная мобилизация из первых, хотя бы некоторых, возрастов или была бы примерно система, которая введена генералом А. Н. Куропаткиным (определенное количество рабочих на область, уезд, волость в пределах 19–43 лет по разверстке в самой волости специально избранными для этой цели людьми), если бы своевременно были приняты меры к парализованию злоупотреблений туземной администрации, то мобилизация прошла бы вполне мирно и гладко. Чего можно было ожидать после этого от киргиз?

Обстоятельства сложились слишком неблагоприятно, и малочисленная киргизская интеллигенция очутилась между двух огней.

Газета «Казак», почувствовав серьезную опасность, в № 192 от 11 августа (при сем прилагаемом) за подписями бывшего члена 1-й Государственной думы Букейханова, редакторов Байтурсунова и Дулатова выпустила воззвание к киргизскому народу, горячо призывая его к успокоению, уверяя, что никакой опасности нет. Этот номер брался нарасхват. Выписывали по нескольку экземпляров для распространения среди населения. После первого приема (10 августа) у только что прибывшего в Ташкент генерала А. Н. Куропаткина, я телеграфно обратился к пишпекским киргизам с призывом к успокоению (копию телеграммы при сем прилагаю) .

Наряду с этими призывами были пущены в ход и злоупотребления. Крутые меры и просто ошибки некоторых лиц русской администрации, вымогательства волостных управителей и т. д., и так как эти приемы касались населения непосредственно, то немудрено, что волнения стали разрастаться.

… Причин волнений, как видно из всего вышеприведенного, оказалось очень много, а ближайшими поводами были разные неблагоприятные случаи местного характера; причем отдельные характерные случаи привожу в хронологическом порядке, насколько мне удалось проследить общую картину всего происшедшего…

1) Кызылборукское дело (Вернейший уезд), записку свою при сем прилагаю, было вызвано исключительно поведением вр. исп. должность помощника уездного начальника волости Хлыновского: никаких волнений до его приезда не было. 3 августа он и вр. участковый пристав Скулаев с 15 нижними чинами прибыли на стоянку переписчиков скота; перепись скота перед тем шла мирно и спокойно, и переписчики работали безо всякой охраны. Хлыновский без всякого повода со стороны собранных для переписки киргиз арестовал нескольких видных киргиз, а остальным приказал представить список рабочих в течение 5 часов. Волость перед тем «приступала к составлению списка, а в течении 5 чесав составить и представить таковой было решительно невозможно. Киргизы раза три обращались к Хлыновскому с просьбой отпустить арестованных и отсрочить представление списков; Хлыновский, желая, очевидно, припугнуть, выстрелил, говорят, из револьвера вверх, а нижние чины, не разобравшись в чем дело, выстрелили в киргиз и убили двоих; тогда киргизы окружили стоянку и кто-то из киргиз выстрелом из охотничьего ружья убил нижнего чина. (Дальнейшее изложено в моей записке).

2) Второе дело в Верненском уезде — ботбаевское (записку по этому делу прилагаю). Ближайшим поводом к возникновению события в Ботбаевскюй волости было злоупотребление при составлении списка рабочих со стороны управителя Абдыгалия Курбангалиева; из своей партии он почти никого не записал; зато киргиз противной стороны, главой коей был кандидат его Бейсебай (фамилия неизвестная), включил в список чуть ли не поголовно. Пристав Гилев жалобу киргиз, недовольных действиями управителя, не принял, а волостной управитель донес Гилеву, что Бейсебай подстрекает народ к бунту. Пристав повел на ст. Самсы 20 нижних чинов (6 августа). Присутствие вооруженных нижних чинов во главе с приставом Гилевым, ставшим на сторону управителя (так и поняли киргизы), действовало на толпу раздражающим образом; не помогло здесь и посредничество Токсанбаева, переводчика жандармского ротмистра, случайно прибывшего на место происшествия; отряд, отступивши, стал стрелять из-за забора и убил 12 киргиз.

Когда на другой день, 7 августа, отряд с ротмистром Железниковым и Токсанбаевым и с жителями ст. Самсы ушел по направлению к Казанско-Богородицкому, волнение разрослось; одни, испугавшись возможных последствий, бежали в горы Пишпекского уезда, предполагая, что за бежавшими верненскими киргизами — их родственниками — придут отряды, и, не разобравшись, нападут на них (пишпекцев), бежали в соседние Атекинскую и Сарыбагишевскую волости, Токмакского района и внесли панику в эти волости злополучные джанасцы, испугавшись размеров волнений в Атекинской волости, бежали дальше на юг, в волости, граничащие с Пржевальским уездом

Увидев, что волнения начались в Пржевальском уезде, они отошли далее на запад и через Мерке спустились к реке Чу, описав, таким образом, почти целый круг, радиусом в 100–150 верст вокруг Пишпека, лишившись почти всего имущества, скота, потеряв стариков и детей. Другие ботбаевцы, увидев агента полицеймейстера Поротикова… Закира Исабаева, стали откупаться в надежде, что скотом, деньгами, кошмами и дорогими седлами, даваемыми Исабаеву, они будут спасены (копию прошения Курбан-Ходжинова по этому поводу прилагаю); так как этот обирала Исабаев не был никем тронут в то время, когда киргизы стали позволять себе убийства русских и т. д., то я склонен предполагать, что Исабаев давал разрешение на эти дикости, и даже подстрекал народ (от Исабаева можно ожидать решительно всего). Считаю нужным обратить серьезное внимание на то, что первыми убитыми оказались два переселенческих чиновника из учреждения, которое положило основание недовольству киргиз; после их убийства отступить ют занятой позиции бунтовщикам было уже поздно: есть основание предполагать, что если бы в это время среди проезжавших не было чинов переселенческого ведомства, то дело не дошло бы до таких размеров.

Считаю нужным кстати упомянуть о действиях агентов полицеймейстера Поротикова перед событиями в Верненском, Пишпекском и Пржевальском уездах (копии двух докладных записок от 28/Х и 28/XII при сем прилагаю).

Задолго до означенных событий (13 июля) агентами Поротикова были арестованы киргизы Джамышевской волости Верненского уезда Сять-Ниязбеков, Танеке и другие; агенты перевалили через горы, побывали в дунганском поселке Каракугза (по соседству с волостями Атекинской и Сарыбашевской), арестовали волостного Булара Магуева, не пожелавшего дать выкупа; агенты в июле, и в начале августа побывали в Пржевальском уезде, откуда сам Исабаев вернулся с дорогими вещами, нагруженными на 2 лошадях, 2 пудами опиума, проданными им в Чарыне по 35 руб. за фунт (см. прошение Кубан-Ходжинова ).

Во всех 3 указанных местах или вблизи них впоследствии возникли серьезнейшие события.

Невольно спрашиваешь себя, почему печальные события произошли именно в тех местах, где перед тем побывали агенты Поротикова? Чем вообще занимался полицеймейстер Поротиков и его сотрудники, известно киргизам Верненского, Капальского, Пишпекского и Пржевальского уездов (см. прилагаемое прошение Измайлова).

3) Как было сказано выше, киргизы Джанынской и части Чумичевской волости Пишпекского уезда, боясь, что за прикочевавшими к ним родственниками их — ботботаевцами — придут отряды, бежали на восток к кара-киргизам Атекинской и Сарыбашевской волостей и своим бегством способствовали панике среди кара-киргиз; узнать ближайший повод волнений этих кара-киргиз мне не удалось, так как мне не пришлось быть на месте; но необходимо отметить то, что, когда русские покорили край, Шабдан Джантаевы приходили на помощь русским С киргизами как раз в этих местах, т. е. с отцами теперешних сарыбащевцев и атекинцев; знаменательно еще то, что первые добровольцы ушли из этих же мест, значит обстоятельства оказались настолько серьезны, что поднялись сарыбашевцы, самые лойяльные из всех туземцев края.

4) Слухи о волнениях в Верненском и восточной части Пишпекского уезда распространились с невероятной быстротой и создали нервное настроение не только в Семиречье, но и в Аулитинском и Черняевском уездах. Достаточно было случая убийства в Беловодском участке кем-то на заимке двух крестьян, чтобы кара-киргизы ближайших волостей, боясь репрессий, бежали по направлению к горам; я интересовался узнать, кем убиты крестьяне — каракиргизами или русскими, но выяснить это не удалось. Среди бежавших киргиз распространился слух, что их не тронут, если они сумеют получить удостоверение от пристава (Грибановского) с короткой надписью «мирный» (прошения с изложением таких подробностей поданы генерал-губернатору и копии у меня не сохранились; каракиргиз, явившихся к приставу в числе около 517 человек, заставили слезать с лошадей, пешком отправили их в волостное правление: сам пристав, сдав арестованных каракиргиз возбужденным крестьянам, уехал, и все киргизы до одного оказались перебиты. Мне передавали кара-киргизы из этих мест, что никто из русских в участке не пострадал; сами кара-киргизы определяют число убитых около 1 100 человек.

5) О ближайших поводах к волнениям в Пржевальском уезде мне неизвестно; могу только констатировать то, что там перед самыми волнениями «работали» агенты полицеймейстера Поротикова во главе с Исабаевым.

О так называемом «Теплоключенском деле», когда пострадали ни в чем невинные киргизы, также не удалось узнать Подробностей.

6) В Копальском уезде не было волнений, никто из русских не пострадал, убийство около 40 киргиз (записку при сем прилагаю) нужно приписать исключительно озорству казаков Карабулакской станицы.

7) В Лепсинском уезде, В Маканчи-Садыровской волости, поводом к волнениям, убийству около 100 киргиз и аресту около 100 киргиз, послужили жадность и вымогательство волостного управителя Джакамбаева, народного судьи Омарова, Князева; а в МамбетбайнКаскаческой волости те же качества нового волостного Джанабая.

…8) Для полноты общей картины волнений считаю необходимым рассказать еще о событиях в Аулиэатинском и Черняевском уездах. Слухи о верненских волнениях и беловодских событиях создали нервное настроение не только у киргиз, но и у крестьян; по тракту от Аулиэата на Пишпек спешили отряды войск, что еще более нервировало киргиз; отряды проходили при чрезвычайных условиях; часть крестьян, пользуясь этим, предалась грабежу; у киргиз стали пропадать лошади, скот; другие крестьяне просто приходили в аулы и брали кошмы, ковры, одеяла и т. д. Под влиянием всего этого часть киргиз Чуйского и Меркенского участков ушли к p. Чу, к пескам. В Чуйском участке к этому прибавился ложный донос двух лесообъездчиков. Оба пристава поступили одинаково — отправились за киргизами в сопровождении нижних чинов, чем и вызвали нападение.

Одинаковые действия представителей администрации вызывали совершенно одинаковые результаты: 1) Хлыновский отправился к кизылборукцам с отрядом и вызвал нападение; 2) Гилев пошел на Самсы с отрядом — киргизы напали на отряд (если бы не было этого случая, то, по моему мнению, не было б событий в Пишпекском и Аулиэатинском уездах); 3) пристав меркенский и чуйский пошли с отрядами, и опять случилось нападение.

В начале августа в г. Черняеве было получено тревожное известие о волнениях в северной, наиболее глухой части уезда. Помощник начальника уезда, Подполковник Тризна, отказавшись от советов взять в собой вооруженных нижних чинов, отправился туда только с переводчиком. Пробыли там 12 дней; многие, узнав о столкновениях в Аулиэатинском и Пишпекском уездах, считали его погибшим. Благодаря тому, что он явился к волновавшимся киргизам именно без отряда, благодаря его такту и умению говорить с киргизами, население совершенно успокоилось. Понятно, что если бы Хлыновский, Гилев, Лундин, Урбенек действовали так, как Тризна, то, несмотря на самые неблагоприятные обстоятельства, удалось бы избежать печальных событий.

Я привел данные, характеризующие отношения русской власти к киргизам в связи с изменением условий киргизской жизни; сказал, как отнеслись киргизы к событиям, связанным с войной; указал на крайне неблагоприятные обстоятельства, связанные с призывом киргиз на тыловые работы. После всего этого можно ли еще удивляться, что произошли такие печальные события, и можно ли все это приписать одним только киргизам? Можно ли отыскать более красноречивые, более действительные приемы агитации для возбуждения умов, чем все то, что сказано выше? Люди незнакомые с историей этих взаимоотношений, к каковым, к сожалению, приходится причислять чуть ли не 99°/» русского населения Туркестана, в попытках объяснить причины волнений в Семиреченской области отыскивают эти причины, не задумываясь, слишком просто и легко — в «турецкой и германской агитации». Из сказанного, несомненно ясно одно: если бы не было тех отношений к киргизам, что были до войны, если бы мобилизация рабочих проводилась более осмотрительно, то самая идеально обставленная, какую только можно себе представить, «турецкогерманская» агитация не достигла бы того, свидетелем чего мы явились.

Более показать ничего не имею.

Приложения:

1) Книга В. Н. Наливкина «Туземцы раньше и теперь».

2) Номера газеты «Казак» 166, 168, 177, 178, 179, 184, 192.

3) Копия телеграммы от 13 августа.

4) Записка по Верненскому и Копальскому уездам.

5) Копия докладной записки от 14 января 1917 г. (по Лелсинскому уезду).

6) Копия прошения киргиза Верненского уезда Курбан Ходжанова.

7) Копия прошения киргиза Верненского уезда Манке Измайлова.

8) Копия прошения пригородных киргиз Верненского уезда.

9) Копия Докладной записки по дополнению этих прошений.

10) Копия докладной записки о Шабдане и его детях.

11) Отношения канцелярии генерал-губернатора.

Показание снималось 6—24 февраля 1917 года — инженер (подпись не разборчива) — Тапышпаев.

Копия взята из дел ЦАУ Узб. ССР за 1917 год, арх. № 1186, фонд КТГГ, отдел секретный, стр. 7-25, по фондам ЦАУ Кирг. АССР, дело А А-87/138 за 1915 г., стр. 118–146.

№ 38. Копия прошения кара-киргиз Пржевальского уезда на имя российского консула в Кульдже [92]

Мы, кара-киргизы Пржевальского уезда, Курткамерганской, Багатинской, Кунгейаксуйской, Тюпской, Курмектинской, Кенсуйской, Тургенской, Бехназарской — всего 8 волостей, пришли к границе в количестве 4 595 кибиток. Среди пришедших есть много женщин и детей. Прошение наше заключается в нижеследующем: принадлежащие нам земли от нас взяли под предлогом, что мы не отбываем воинскую повинность, нам же предоставили горы. Но горы, занятые лесом, оказались казенными. На скот и юрты наложили подать. Поля отошли к крестьянам, а горы отошли в казну, и нам нечем было жить. Отопляться нам тоже было очень затруднительно. Цены на лес повысились в 5 раз, так что деревья дошли от 3 до 15 (рублей штука. Билеты заставили брать по два раза в год и бедные не в состоянии делать это, а если срубят одно дерево, то лесная стража составляет протокол на 10 деревьев.

Каждая волость ежегодно платила штрафы по нескольку тысяч рублей, причем, кто был в состоянии, тот платил, а бедные отсиживали под арестом. Призывали помогать России в войне, и мы помогали раз пять. Кроме двух налогов, которые мы платили каждый год, на нас еще наложили на каждую юрту по 4 рубля. Взято налога с 80 юрт. Понадобились юрты для армии, попоны для лошадей. Заставили нас, по распоряжению губернатора, сеять опий и установили таксу по 12 рублей за фунт, а если кто будет продавать на сторону, то приказали сажать в тюрьму на 4 месяца или платить 500 рублей штрафа. Оказалось, что мы потерпели убыток. С нас взяли приговор о том, чтобы мы отдали на службу с 19 до 31 года, а если не отдадим, то будем расстреляны, но молодежь, не слушавшись старых людей, стали бежать. Уездный начальник говорил, что молодежь бежит по нашему убеждению, и потому мы были наказаны. Сидевшие в тюрьме и показавшиеся на глаза, кроме татар, были убиты — это говорили нам бежавшие раненые из Пржевальска.

Услышав такие вести, испугавшись и думая, что нас ни одного в живых не оставят, стали бежать к границе Китая, жившие по дороге крестьяне начали стрелять, сколько ими убито — неизвестно. Оставшиеся в живых лишились скота, юрт, а сзади гнали нас войска. Китайские власти задержали нас на границе. Сейчас у нас нет пищи, юрт и корма для лошадей, на которых бежали. Наступает зима, для нас и скота будет плохо.

Обращая внимание на наши слезы, просим направить наше прошение к вашему начальству, так как у нас нет хлеба и соли и потому обращаемся к вашему высокородию, не найдете ли возможным помочь нам. Расписавшись, приложил печати.

(Следуют подписи и печати).

Верно: секретарь консульства Л. Зилькевич.

№ 39. Выписка из показаний Канаата Абукина [94]

Я начал свою общественную деятельность с 25 лет, занимая различные выборные должности по народному управлению. Первое время моей службы по выборам отношения с русским населением были хорошие — ни ссор, ни других недоразумений не было. В то время начальство в лице уездных начальников в выборы не вмешивалось и выборы шли шарами. Избирались на должность лица, пользующиеся доверием народа. В Пишпекском уезде так шло, пока не ушел с должности уездного начальника Затинщиков, который соблюдал интересы киргиз. Со вступлением лет 6 тому назад на должность уездного начальника подполковника Путинцева порядок выборов изменился, а именно: под давлением начальства начались выборы только богатых людей. Делалось это так. Богатые люди были близки к уездному начальнику Путинцеву, участковому приставу Токмакского участка Кутукову, а после него Байгулову, заведующему полицейской частью Меньшикову, и эти начальники в пользу богатых людей оказывали свое влияние на выборы. Так, под давлением уездного начальника был выбран волостным управителем Толкановской волости Ашир Узбеков, а в Джамансартовской волости Дардаил Абдуллин. Эти лица восполняли свои расходы с населения. По всему видно, что они платили уездному начальнику… Так, в этих волостях собирались деньги «чигын» со специальным указанием, что это для уездного начальника…

Под давлением пристава Байгулова прошли в волостные управители: в Абаильдинской волости сын Мананова, в Темирбулатовсхой волости Мамонкул Эсиналиев, в Сусамырской волости Кудайбергень Раимбеков, которому помогали Путинцев, Байгулов и заведующий полицейской частью Меньшиков. В Сарыбагишевской волости давление на население оказывали и Путинцев, и Байгулов в пользу Шабданова. В Атекинской волости под давлением Байгулова прошел Баимбер Баранбаев.

Давление заключается в том, что во время аульных выборов, когда избираются выборщики в волостные выборы по приказанию руководителя выборами, уездного начальника или пристава, если видит, что больше народа на стороне противника их протеже, то при помощи джигитов путают выборщиков и признают за большинство именно ту партию, которая стоит на стороне его протеже. Таким образом, от этого именно «большинства» согласно степному положению выбираются все выборщики, независимо от того, сколько было на противоположной стороне, и выборщики, по одному от 50 кибитковладельцев, все выбираются от большинства. Таким образом, и на волостном сходе выборщики оказываются в большинстве их протеже, уездного начальника или пристава. «Чигын» для начальника собирается со всех кибитковладельцев. Дело в том, что деньги обыкновенно платятся начальству до выборов, а уже после собираются с кибитковладельцев. Выборы в волостные управители и на другие должности были в прошлом году, а осенью, в прошлом же году, объезжали загорные волости пристав Байгулов и зав. заторными волостями Меньшиков, а после их проезда собирали по Абаильдинской волости «чигын» по 1 р. 50 коп., в Кочкорской волости, по 3 рубля, в Темирбулатовской волости no 1 р. 50 коп.; в Абаильдинской волости около 100 кибиток, в Кочкорской около 900, а в Темирбулатовской около 500.

В январе этого года вновь приезжал пристав Байгулов с Меньшиковым и после их проезда собирали «чиган» в Абаильдинской волости по 1 р. 80 коп. с кибитки, в Темирбулатовской — по 1 р. 40 коп., сколько в Кочкорской — не знаю.

В других загорных волостях собирали также, но сколько именно я не знаю. К этому добавлю, что другие законные сборы у нас собирались отдельно и «чигын», о котором я говорю выше, ничего общего с законными сборами земскими, податными сборами и сборами пожертвований не имеют. Пожертвования на дело войны собирались по приговорам. Я не скажу, чтобы было давление при пожертвованиях. Жертвовали много. Так, в январский приезд пристава Байгулова были собраны пожертвования от 100 богачей, причем из них жертвовали по 30 руб., по 15 руб. и по 10 руб. именно такими цифрами. Эти деньги были переданы волостному управителю Карасеву в присутствии стражника завед. Меньшикова, но дошли ли эти деньги по назначению мне неизвестно. Во время этих приездов собирались приставом, как судебным приставом, деньги по испольнительным листам и ему прогонные деньги как судебному приставу.

За время моего служения на выборных должностях были и лица, которые не брали с киргиз. Так, служивший завед. полицейской частью загорных волостей Матвеев и бывший Токмакский пристав Чубаков были честные и никогда ничего не брали с киргиз. Пристав Байгулов с семьей, которая у него большая, и джигитами приезжают как бы в гости к богатому киргизу и что понравится просят у киргиза подарить. Они объезжали почти всех богачей киргиз в сопровождении волостного управителя и брали лошадьми, коровами, а главным образом деньги. Был Байгулов с двумя сыновьями у моего сына Карыкпая и у него 152 взяли волчью шубу и 300 (р. деньгами. Если посмотреть у пристава Байгулова, то эту шубу я думаю можно найти. Она волчья, крытая темносиним сукном, нашлись бы и ковры и другие вещи.

Эти поборы, это вмешательство в выборы и вообще несправедливость и были главными причинами бунта в Пишпекском и Пржевальском уездах…. Лошадей для поездок брали в большинстве бесплатно — очень редко кто платил прогонные деньги, а администрация в лице уездного начальника, пристава и другие никогда прогонов не платили…)

Несколько последних лет начал практиковаться способ взыскания с киргиз денег за пропавший у крестьян и казаков скот в административном порядке, т. е. по приказанию начальства. Мне известны факты, что крестьяне ложно показывали, что у них пропал скот, и администрация заставляла платить за скот, которого не существовало. Такие случаи были часты в селении Столыпине и киргизам Кочкорской, Борунчинской, Джуванарыкской и др. волостей приходилось платить за этот скот. За этот якобы пропавший скот заставляли платить и мою, Абаильдинскую, волость, несмотря на то, что она отстояла за 60 верст, и я с трудом уговаривал завед. полицейской частью Меньшикова не взыскивать с нас, так как мы здесь не причем. Кем введены были эти правила о взыскании с киргиз за пропавший скот, я не знаю. Все это отражалось и на отношении сторожил — русских к киргизам. Отношения их испортились, хотя и не в такой степени. Таким образом, между русскими, главным образом новоселами, и киргизами установились враждебные отношения, со стороны русских явные, а со стороны киргиз — скрытые против русских.

Исправляю свое показание, относительно пожертвований 10 богачами денег на нужды войны. Это пожертвование было не добровольное, а по требованию пристава Байгулова, который в нашей волости заявил, что в других волостях богатые люди жертвовали по 60 руб. Мы начали упрашивать, чтобы с нашей волости взяли меньше, говоря, что деньги и разные вещи мы уже жертвовали по нескольку раз. При обращении администрации к киргизам о пожертвовании, администрация указывала, что нас не берут на военную службу, что мы не оказываем помощи людьми и что взамен этого мы должны жертвовать деньгами и вещами. Так, осенью прошлого года заведывающий полицейской частью загорных волостей Меньшиков собрал «манапов» и должностных лиц всех 9 загорных волостей на урочище Ак-Ущук (Белая Высота) и говорил нам, что мы освобождены от несения воинской повинности, а потому должны помогать русским деньгами и вещами.

Мы охотно пожертвовали от рубля до 25 руб. Я лично пожертвовал 10 руб. Деньги там же сдали наличными Меньшикову. Меньшиков никому квитанции не выдавал, а записывал в твоей записной книжке. Учесть, сколько именно тогда пожертвовали, трудно. Народу съехалось много и пожертвовали деньги больше чем 1 000 человек. Во всяком случае в среднем пожертвования были не Менее 5 руб. с человека. Приговоров на пожертвования в тот раз и в то время, когда собрали деньги с 100 киргизов нашей волости, пристава Байгулова не было.

Когда объявили о призыве рабочих от туземцев, что поняли неправильно, а именно как введение воинской повинности, киргизы обсуждали, что при сборе пожертвований им разъяснили, что именно эти пожертвования даются ввиду того, что мы не отбываем воинской повинности. Сам я неграмотный, но слышал от киргиз, что было воззвание губернатора, в котором губернатор приглашал киргиз к пожертвованиям, указывая, что киргизы не несут воинской повинности.

В прошлом году осенью из газет киргизы узнали, что предполагали брать солдат от киргизского населения. Этим вопросом киргизы живо заинтересовались и обсуждали его. Общее мнение киргиз было, что они не подготовлены к несению такой службы, так как не знали языка, не знали даже городской жизни и что слух о призыве туземцев явился не более, чем вымысел. От стариков я слышал, что при переходе в русское подданство, одним из белых царей (Ак-Падша) было обещано, что киргиз никогда не будут брать в солдаты, о чем знают все киргизы.

Первые сведения о призыве рабочих в действующую армию были получены в разных волостях в виде слухов о призыве не рабочими, а солдатами в июле м-це. Слухи эти встревожили киргиз, но они сомневались, так как знали о существовании письменного обещания белого царя не брать киргиз в солдаты. После того как распространились эти слухи, волостных управителей потребовал к себе через джигитов пишпекский уездный начальник, куда они и поехали.

По возвращении из Пишпека, волостные управители объяснили, что призывают киргиз не солдатами, а для каких-то других надобностей в действующую армию. Киргизы понимали, что раз призывают в действующую армию, то, конечно, для солдатской службы.

Это мнение киргиз усилилось еще и тем, что некоторые русские говорили киргизам — дошла очередь и до вас служить на военной службе. Почетных лиц и манапов заторных волостей никто из администрации не вызывал и никто не разъяснил вопроса о призыве. Вызывали и беседовали уездный начальник, токмакский пристав и заведующий полицейской частью только с оолостны. ми управителями, но киргизы волостным управителям не верили.

Волостные управители от имени начальства требовали, чтобы в волостях были составлены приговора со списками рабочих. Это распоряжение киргизы поняли, что местное начальство, начиная от губернатора и ниже, желая выслужиться перед высшим начальством, хочет отобрать у нас приговора о нашем желании нести военную службу. Это убеждение имело основание и потому, что киргизам было известно, что пржевальский уездный начальник в прошлом году потребовал составить приговоры о том, что несколько человек киргиз изъявило желание итти добровольцами в действующую армию. В действительности этих лиц, по нескольку человек от волости, назначили.

Я лично в прошлом году был в Токмаке, когда эти добровольцы отправлялись, в Россию и я разговаривал с ними. Они шли не по своей воле, а потому, что это потребовало начальство. Из этого факта я сам также заключил, что здесь с военной службой была проделка местных властей.

Преувеличение подати. Два года тому назад увеличили подати и никто не присылал приговоров, а прямо приказали платить. Так же, когда ввели 2 года тому назад военный налог с неотбывающих воинской повинности, который мы платили по 1 р. 84 к. с кибитки — никто приговоров не требовал, а просто приказали платить. Плата нами военного налога взамен отбывания воинской повинности в связи с требованием приговоров еще больше укрепила в нас мнение, что призыв является «добровольным», исходящим от местных властей, и мы вправе отказаться, и если от нас Настойчиво требуют, то исключительно местное начальство с целью выслужиться.

В каждой волости почти ежедневно были сборища молодежи, подлежащей призыву на военные работы. На этих сборищах выяснилось, что молодежь не согласна итти, а решила бежать в. пределы Китая. Были созваны съезды при участии должностных лиц и монапов, причем несмотря на то, что манапы были уверены, что именно местное начальство указывает призыв по своему почину, все же они склонились к тому, чтобы удовлетворить это требование, потому что боялись мести администрации в случае отказа, но молодежь категорически отказалась дать свое согласие.

Заведывающий полицейской частью Меньшиков вызвал к себе в конце июля на Джумгал в казенную школу должностных лиц для составления приговоров, но молодежь часть пятидесятников не отпускала, а у некоторых отобрала печати, говоря, что должностные лица хотят их сдать в солдаты. При сборищах молодежи, я слышал, у них была «бата» в каждой волости отдельно, но общего собрания нескольких волостей не было и общей «бахы» также не было.

Несомненно, как мне известно, что в каждой волости отлично знали, что делается в соседних волостях.

Я забыл сказать, что в наших волостях русские писаря. Эти писаря также поддерживали слух о том, что берут в солдаты. Не знаю, для чего они что делали, не думаю, что просто смеялись над киргизами. Оружия никто не делал и разговоров в загорных волостях о восстании не было. Молодежь лишь стремилась убежать в Китай. Приговоры составлены не были. В начале августа к 5 числу,и. д. уездного начальника Рымшевич вызвал в Пишпек волостных управителей и 6-го вечером с ними разговаривал, потребовав, чтобы через 2 дня ему были представлены приговоры со списками рабочих. На 7 августа к уездному начальнику были вызваны почетные лица и должностные лица от всех загорных волостей и от Атекинской и Сарыбагишевской. 7-го мы в числе 300 человек были во дворе уездного управления, куда к нам и вышел уездный начальник Путинцев, к которому мы обратились с заявлением о том, что молодежь не соглашается давать людей и итти. С уездным начальником говорили трое в присутствии остальных, а именно: Хисамутдин Шабданов (Сарыбагишевская волость), Курман Ленесов (Курманхождинская волость) и я. Переводил письменный переводчик Абдукерим Садыков. Уездный начальник Путинцев нам ответил, что он должность сдал и нам нужно говорить с новым уездным начальником Рымшевичем, а он хочет обратиться к нам с просьбой, ввиду его ухода с должности в честь его построить для больных на Арасане (Иссыгатинские минеральные воды) барак, мы тут же согласились дать со всех бывших волостей по 30 коп. с каждой кибитки.

Во время разговоров с Путинцевым к нам вышел Рымшевич, к которому мы обратились с тем же заявлением о нежелании молодежи подчиниться требованию о составлении списков и приговоров и просили его вызвать войска. Это заявление было сделано в присутствии Путинцева, добавляю, что о вызове войск мы просили Путинцева.

В начале августа 1-го, 2-го и 3-го, с просьбой о вызове войск мы обращались и к Меньшикову, который приезжал к нам по поводу набора лошадей. Меньшиков нам ответил, что он сам едет в Пишпек и доложит уездному начальнику. После этого он был в Пишпеке и присутствовал 7 августа, когда мы были у уездного начальника, Рымшевич с нами не разговаривал, а просто повернулся и ушел. Из этого мы заключили, что нас вызвали не для того, чтобы решить наболевший вопрос о призыве рабочих, а для того чтобы мы пожертвовали деньги на постройку на Арасане барака имени Путинцева.

№ 40. Доклад Начальника штаба 6-го ополченского корпуса по части

Секретно.

4 января 1917 года

Самарканд

Командующему войсками Туркестанского военного округу генерал-адъютанту А. Н. Курапаткину о причинах, вызвавшие восстание киргиз Семиреченской области.

Состоя лишь начальником воинского отряда, я не имел ни права, ни возможности вникать в те причины, которые вызвали восстание киргиз Семиреченской области, а тем более не мог и проверять тех данных, которые ко мне случайно поступили по этому вопросу.

Но, исполняя приказание вашего высокопревосходительства, я считаю долгом доложить, что по моему мнению» главной причиной восстания надо считать неурегулированный должным образом земельный вопрос, а призыв туземцев на тыловые работы был только поводом к началу этого восстания. Дело в том, что киргизам оставлялись в пользование только худшие земли, все же лучшие от них отбирались и передавались русским Переселенцам, которые вместо того, чтобы самим обрабатывать землю и быть, так сказать, — культуртрегерами в крае, находили для себя более выгодным и удобным не работать, а сдавать эти земли тем же киргизам в аренду или же обрабатывать их киргизами же, нанимая их за нищенское вознаграждение. Таким образом, получилась такая картина, что киргизы, лишившись лучшей своей земли, платили в то время за нее же деньги. Такое ненормальное явление, естественно, вызывало неудовольствие киргиз к русским переселенцам, в которых киргизы видели, так сказать, виновников своих бед. Неудовольствие это было давно. Оно росло по мере отчуждения новых земель под новые русские поселки и, наконец, вылилось в форму восстания, толчком к которому послужил призыв рабочих, а цель которого было желание освободиться от русских переселенцев, так щедро наделяемых землею, в ущерб киргизского населения. Восстание это вспыхнуло потому, что киргизы, зная отлично, что все сильное мужское население области призвано на военную службу, не рассчитывали встретить сопротивления со стороны переселенцев, а равно не рассчитывали и на своевременный подход войск, предполагая, что все войска заняты на фронте. Лучшим доказательством того, что мятеж был направлен исключительно против переселенцев, а не против, вообще, русских, может служить то обстоятельство, что в то время, как в районе действия вверенных мне отрядов ни одна, даже самая незначительная, казачья станица не подвергнулась нападению киргиз, рядом расположенные большие русские поселки были сожжены дотла. При этом докладываю, что речи о том, что киргизы, якобы, боялись казаков и потому не нападали на станицы, быть не может, так как они прекрасно знали, что в станицах тогда, как и в поселках, остались лишь старики, женщины и дети. Единственная станица в р-не действия вверенных мне отрядов была станица Саитсоковская, но и на нее напали киргизы только потому, что в ней жили инженеры, служащие в организации по орошению Чуйской долины, работы которой производятся для тех же русских переселенцев. Кроме причин неудовольствия со стороны киргиз, вызванных водворением переселенцев, одной из главных причин восстания, насколько я мог разобраться, было и ненормальное отношение между местной администрацией и киргизским населением. Киргизы, по моему, народ крайне мирный, чуждый фанатизма и представляющий собой хороший материал для полного слияния во всех отношениях с русским государством. Народ этот, веками изучив местные условия, очень умело использовал для скотоводства те районы земель Семиречья, которые не могли быть использованы для сельскохозяйственных культур, и русской администрации только следовало лишь дать толчок к тому, чтобы они занялись столь же умелым использованием и земель, пригодных для сельского хозяйства, к чему у большей части киргиз было большое стремление. Для переселенцев следовало отводить лишь те земли, которые должны были оказаться совершенно ненужными киргизам даже и при переходе их от скотоводственного к земледельческому быту, главным же образом, для переселения, необходимо было устраивать новые районы, путем мелиорации: такое именно решение земельного вопроса в Семиречье и было бы наиболее выгодным с точки зрения общегосударственной. Между тем местные представители Переселенческого управления, которых киргизы сливали в одно со всей остальной администрацией, не проявили при отводе земель достаточной осторожности и предусмотрительности и отводы земли для русских переселенцев не только затрудняли переход киргиз к земледельческому образу жизни, но 158 даже сильно стеснили их в введении скотоводства: так, например, не приняли даже мер к беспрепятственному прогону скота из летовок, на зимовки и обратно. Все это вызвало в конце концов понятное озлобление со стороны киргиз не только к администрации, но и особенно к ближе стоявшим к ним переселенцам.

Далее докладываю, что киргизы, с которыми мне приходилось сталкиваться по тем или иным причинам, неоднократно заявляли мне о том, что некоторые из чинов местной администрации занимаются незаконными поборами. Заявления эти я не имел ни права, ни возможности проверить, а поэтому не могу даже судить, насколько ценным материалом они являются для суждения о семиреченских беспорядках. Но, так как этих заявлений было очень много, то я не нахожу возможным о них и умалчивать. Между прочим указание на это имеется и в прошении, поданном мне одним из главарей восстания, Канаатом Абукиным, и представленном мною командующему войсками области. Если такие факты вымогательства действительно имели место, то они, несомненно, должны были явиться одной из серьезных причин к возникновению беспорядков. Кроме этого, не могу умолчать еще о том обстоятельстве, что весьма возможно, что быть может неудовольствие киргиз и не вылилось бы в форму восстания, если бы местной администрацией были приняты соответствующие меры, так как о брожении, происходящем среди киргиз, было заведомо известно администрации. Начальник Верненского охранного отделения ротмистр Железников мне говорил, что им еще за месяц до начала восстания доносилось о брожении киргиз в Петроград и об этом докладывалось губернатору. В заключение считаю долгом доложить Вашему Высокопревосходительству, что в настоящее время положение киргизского населения в тех районах Семиреченской области, которые были охвачены восстанием, крайне тяжелое. Не имея запасов продуктов первой необходимости, они принуждены спускаться в русские поселки и обращаться за покупкою к русскому населению, которое ввиду понятного озлобления совершенно не идет им в этом отношении навстречу. Насколько мне известно, были даже случаи кровавой расправы с киргизами, Приближавшимися к русским поселкам за различными покупками. Такое положение, безусловно, не нормально и спешно необходимо принять меры к его урегулированию, иначе на почве голода возможны новые крупные эксцессы.

Подлин. за надлежащей подписью.

ЦАУ Кирг. АССР, фонд № М-99/177, по описи № 72 и 44 за 1916 и 1917 гг., стр. 38–41.