Вскоре на золотую пустыню опустилась бархатистая тьма. Ночи в Лирленде совсем не похожи на ночи Дэуса. Небо черно как смоль, и не видно на нём ни одной, хоть даже самой маленькой звёздочки. Лишь огромная белая, как кувшин с молоком луна. Её диск ярок настолько, что светла земля, будто днём, а резкие тени могут скрыть даже самого неумелого убийцу. Люди верят, что луна и солнце — два огромных рукотворных шара, мраморный и хрустальный. И живут на краю мира два старика, которые каждый день поднимают их в небо…

Путники шли по пустыне, оставляя за собой шлейф на песке. Ветер давно утих, и на бесконечном просторе царила приятная прохлада, успокаивающая раздражённый разум. Ни одна песчинка не слетала с синеватых барханов, залитых белым лунным светом и отбрасывавших причудливые тени. Ян уже клевал носом и зевал, но его пробудил голос Гьяси.

— Шевелитесь! Лагерь на горизонте.

И действительно, впереди среди дюн показалось скопление небольших холмиков, словно рассыпанных кем-то. В таких как раз и жили алиджанубы. Странники ускорили шаг.

Через пару минут они вошли в поселение. Оно выглядело гораздо убедительнее, чем столица. Весь лагерь находился внутри огромной дюны, которая кольцом охватывала его, что странно, ведь эти горы песка обычно долго не живут, разрушаясь под влиянием ветров. Лабиринты полуразрушеных стен сменились вполне нормальными улочками, хоть и небольшими, а возле каждого дома стояли загородки из известняка, в которых спали самые обыкновенные козы. И чем они, интересно, их кормили? По пути то и дело встречались странные небольшие колодцы, из которых исходил свет и тянулись тонкие струйки дыма.

Пройдя в центр поселения, путники остановились возле огромного холма, окружённого более мелкими. Сверху на нём стоял флаг из звериной кожи.

— Залезайте, — ткнул когтем Гьяси на дыру в земле.

— Куда?

— Ох…

Гьяси подошёл к колодцу и залез в него. Остальные, не долго думая, последовали его примеру. Внутри оказалось довольно сносное жилое помещение, с раскиданными повсюду вещами, оружием, шкурами и коврами на стенах. Прямо посередине комнаты горел большой костер, возле которого сидели двое алиджанубов.

— Lirahak wandits Lirdon. Anaha sahts tusadunak, — громко произнёс Гьяси, став по стойке смирно и опустив руки по швам.

— Странники? — один из алиджанубов повернул голову в сторону гостей. Хмурые тяжелые брови, опущенные на глаза, придавали ему грозный и недовольный вид. — Вижу, хорд. А вы двое люди?

— Ну я териантроп. А что? — со своим обычным хитрым выражением спросил Сонни.

— Хм-м. Хорошо. А ты?

— Человек, — ответил Ян.

— Ладно. Giasi, ninha imhts tusadunak?

— Kahts hydna? Wasats tusaehts ealats altaghaluts! Raawa laha!

— Эй, кроты, вы чё там шебуршите? На вопрос мой ответьте! К чему такие подробности? — рявкнул лис.

Алиджанубы замолкли. Хмурый встал, закинув на плечо коричневый шарф и окинув недобрым взглядом плута. Второй, который всё это время неподвижно сидел перед костром, очень медленно начал подниматься. Его глаза скрывала завязанная на голове тряпка, на ремне висели четыре сабли, а руки были спрятаны в длинные рукава одежды. Пока он неспешно вставал с земли, все молчали и ждали, даже хмурый. Наконец он молча поднялся и замер, запрокинув голову. Гьяси после этого сделал строевой шаг вперед и стал рядом с алиджанубами, развернувшись лицом к путникам. Хмурый с силой вдохнул воздух, расправив жабры на лице, и начал громко чеканить слова:

— О, странники! Я Ремаро, военный предводитель культа Хара. Я от всего нашего народа прошу вас помочь нам в борьбе с великой тьмой. Возможно, это будет очень… тяжёлое испытание. Возможно, вы не вернётесь после него…

— Мы отказываемся, — перебил Ян.

Гьяси вдруг разразился кашлем, будто подавился, и алиджануб в повязке с силой толкнул его в бок. Ремаро поднял брови и надулся как жаба, сжав лапы в кулаки и впившись разъярённым взглядом в странников. Однако они не испугались, молча и твёрдо смотря на него в ожидании. Ремаро вздохнул и неожидано ухмыльнулся.

— Вы хотите покинуть Сурхва-Алеквариб, я правильно понял вас?

— Да.

— Хорошо, тогда предлагаю сделку. Вы поможете нам, а мы выведем вас из пустыни. Сами из неё вы никогда не выйдите.

Ян переглянулся с Сонни. Лис почесал затылок, дёрнул ухом и прильнул к спутнику, тихо пробурчав:

— Эти хмыри нас просто так не отпустят. Выбора нет.

Парень повернулся к алиджанубам и с тяжёлым вздохом произнёс:

— Мы согласны.

Хмурый изменился в лице, расплывшись в дружелюбной улыбке. Его враждебный сразу же вдруг куда-то пропал.

— Спасибо вам. Я верю, что вы хорошо поможете нам. У нас очень мало воинов, поэтому точно поможете. Гьяси, посели их где-нибудь на ночь. Выдвигаемся утром.

— Но куда?

— Я не знаю, в казармах нет места. Хоть у себя дома.

— Но…

— Гьяси!

— Повинуюсь.

Ремаро и алиджануб с повязкой сели на пол. Гьяси прошёл между путниками и вылез наружу, жестом позвав их за собой.

На поверхности хариец сразу двинулся вперёд. Пройдя в другую часть поселения, четверо приблизились к очередному холму. Алиджануб поклонился, пригласив странников внутрь.

— Располагайтесь. Огонь там горит.

— А вы?

— Я побуду здесь. Не хочу спать.

Путники начали залазить внутрь. Великан кое-как пытался протиснуться туда, прижав руки к телу. Ян тем временем стоял рядом с Гьяси, смотря на горизонт и морщась от холода.

— Гьяси, скажите, — нарушил молчание он, — а откуда вы так хорошо знаете лирлендский? Вы так свободно на нём говорите. Совсем не как те, в городе.

— Я долго жил в Утопии.

— Да? Но как вы выходили за пределы пустыни? Вы ведь… не можете?

— Кто тебе сказал?

— А печати?

— Что за вздор? Они ограждают от тьмы, а не от алиджанубов! — слегка усмехнулся хариец. — От колдунов, личей всяких. Если это тебе кто-то в городе сказал, то знай — это ложь. Царица распускает эти слухи, чтобы никто не покидал столицу.

— Понятно.

Тем временем остальные уже забрались в землянку. Ян бросил взгляд на яркую луну, вздохнул и тоже полез в колодец по приставной лестнице. Интерьер богатством не блистал. Там была только одна маленькая комнатка, голые стены и костёр. Лишь одна сабля стояла, опёртая на стену, и кучка веток рядом с ней. Не долго думая, все расселись у огня. Таситурн сложил ноги и опустил голову. Сонни подвинулся к костру, лёг на бок и закрыл глаза. Разговаривать настроения не было. Ян сидел на земле и, по своему обыкновению, прокручивал события последнего дня в голове, сопоставляя факты, разбирая те ситуации, которые не представлялось возможным обдумать до этого, собирая цепочку событий воедино…

***

Странно, что Анна покинула их именно сейчас. Теперь Ян осознал, что она — основная сила в группе. Даже хорд и териантроп не могут сравниться с личом. Конечно, ведь магия намного полезнее грубой силы. Возможно, если бы она была рядом, всё обернулось бы совершенно по другому. Анна бы точно успела среагировать тогда, когда во дворце на них напала стража, Анна бы и без помощи Серкет вылечила контузию Сонни, Анна бы смогла без труда вывести их из пустыни. Анна… Ян попытался вспомнить её. Странно, будто он видел девушку сто лет назад. Русые кудри, вечно удивлённые большие серые глаза, светлое курносое лицо и простая, но весёлая и добрая улыбка. Страшно представить, что она на самом деле бессмертный лич. А жаль, ведь говорят личи не испытывают чувств…

Ян поймал себя на этой мысли. Не поняв, почему она пришла ему в голову, он спешно избавился от неё. Лучше обдумать произошедшее по факту. Вдруг, где-то их могли обмануть, а он этого не заметил? Судя по поведению алиджанубов, они точно что-то не договаривают. Кстати, а зачем им, всё таки, жабры? И чешуя. Пока что Ян не мог всего объяснить, и это раздражало. Хмурый Ремаро вызывал много подозрений. Гьяси тоже был каким-то странноватым. Точнее, он был слишком естественным, даже черезчур. А ещё этот, с повязкой. Он ну совсем уж странный. Четыре сабли на поясе. Четыре! Может, у него четыре руки? Да не может быть! А повязка на глаза? Он что, слепой? Вопросов много, ответов пока нет. Нет…

***

Из дрёмы Яна вывел громкий и звучный голос Гьяси.

— Ян, Ян!

— Что?

Юноша протёр глаза и развернулся, увидев стоявшего рядом алиджануба.

— Вставай, тебя зовёт вождь. Крайний холм со шкурами в восточном крыле поселения.

— Меня? — удивлённо спросонья прищурился Ян.

— Да.

Путник встал и медленно поднялся по лестнице наверх. Гьяси проводил его взглядом. Краем уха Ян услышал:

— Эй, просыпайтесь, я принёс вам еду!

— А мы и не спали! Заноси, — оживлённо воскликнул Сонни.

Сначала рыжий парень обиделся. Еду принёс, а его выгнал! Хотя с другой стороны, если его звал вождь, значит это было что-то важное. Намного более важное, чем еда.

Когда Ян вышел на улицу, лучи солнца лишь слегка коснулись его лица. Восточная половина неба покрылась пурпурной мглой, и в свои права медленно вступал день. Удивительно, но никто ещё не проснулся. Даже козы лежали в загородках, сдувая песчинки под носами и дёргая ушами. Ян прошёл между домами в конец лагеря. Там находился самый большой холм, сверху застеленный тканью и коврами. Путник подошёл ближе, сонно окинул взглядом округу и, найдя вход, спустился внутрь.

Отряхнувшись от песка, Ян вошёл в довольно большое круглое помещение. Оно традиционно освещалась костром, перед которым были хаотично раскиданы разные вещи: богатые одежды, антикварное оружие и даже драгоценности. В конце комнаты на горе из тряпок и ковров сидела маленькая скрюченная фигура, у ног которой были рассыпаны золотые монеты, сверкавшие в полумраке. Приблизившись и прищурив опухшие спросонья глаза, Ян понял, что это и есть тот самый вождь. Хоть у него и не было седых волос, бороды и морщин, с первого взгляда стало ясно, что он очень стар. Вождь неспешно поднял голову и взглянул на путника крохотными стеклянными глазками, слегка дрожа в старческом ознобе. Их взгляды встретились, и маленькое существо вздрогнуло всем своим телом, вдохнув воздух в ссохшуюся грудь. Лёгкий шёпот раздался из его уст, такой, что гостю приходилось прислушиваться.

— Ты Ян?

— Да.

— Хорошо. Я Бузирис, предводитель культа Хара. Ты догадываешься, почему я позвал сюда именно тебя?

— Может, потому что вы решили, что я главный в группе?

— Нет, — спокойным ровным тоном отрезал вождь. — Что у тебя в кармане?

Яна в тот же миг будто прошило насквозь. Вся дремота сразу же улетучилась, и путник оцепенел, округлив испуганные глаза и уставившись на старика.

— Ничего нет, — быстро ответил он.

— Есть, — очень тихо, но чётко произнёс Бузирис. — Подойди.

Ян обошёл костёр и стал прямо перед вождём, встретившись с ним взглядами. Но в его жёлтых глазах-бусинках не виделось ничего, и понять его мысли не представлялось возможным. Старик смотрел куда-то сквозь странника с абсолютно расслабленным бесчувственным лицом.

— Достань это, не бойся.

Ян нерешительно вытащил из кармана футляр с голубой лентой, покосившись на Бузириса. Он стиснул зубы и протянул его старику. Тот медленно взял его тонкими дрожащими пальцами так невесомо, словно в любую секунду мог выронить. Плавным движением развязав ленту и открыв крышку, вождь опустил глаза вниз. Около минуты он сидел неподвижно, не произнося ни слова и смотря в упор на блестящую иглу. Эта минута длилась будто целую вечность. Губы Бузириса подрагивали, словно мудрец собирался что-то сказать, но он продолжал молчать. Ян нервно переминался с ноги на ногу, тревожно переводя взгляд то на него, то на злополучную иголку. Пока вождь бурил её взглядом, внутри юноши всё напряжённо сжималось и холодело. Наконец, Бузирис поднял голову и твёрдо громко произнёс:

— Откуда у тебя эта вещь?

— Я нашёл её, — быстро ответил Ян.

— Хм-м. Хорошо, я не буду допытываться, — сказал вождь. Его тихая, как ветер, речь воспринималась очень легко и будто успокаивала собой. — Пусть будет так. Но это ужасная вещь. Нужно избавиться от неё. Причём так, чтобы она никому и никогда больше не попала в руки.

— Почему?

— Эта игла обладает странной энергией. Это не магия, это что-то злое, но и не тьма. Я не понимаю.

— И что мне делать? — немного расслабившись с интересом спросил Ян.

— Избавься от неё, как сказано. Но перед этим я хотел бы проверить, хотел бы воспользоваться…

— Иглой?

— Именно.

— Но ведь это же опасная вещь, и её нужно уничтожить?

Старик едва заметно ухмыльнулся.

— Каждой твари свойственно любопытство, путешественник. Ты ведь собираешься идти навстречу злу пустынь вместе с Ремаро?

— Да.

— Ты понимаешь, что это верная смерть?

Ян пронзил взглядом Бузириса, задумчиво и напряжённо прищурившись. Старик нахмурил брови в ожидании.

— Понимаю, — коротко ответил странник.

— Зачем ты лжёшь? — неожиданно быстро ответил вождь, будто он ждал этих слов.

— Да, вы правы. Я лгу, — ответил юноша, заинтересованный разговором с мудрецом. — А что я должен был ответить? Что я хочу умереть?

Бузирис снова улыбнулся уголком сухих чёрных губ и выпустил из жабр воздух со вздохом.

— Ты умён, но ещё молод. Поэтому глуп.

— Почему это?

— Забудь, что я сказал, — слегка взмахнул рукой вождь. — Я помогу тебе. И заодно проверю, что это за вещь. Но к ней лучше не прикасаться. Возьми футляр с другой стороны двумя руками.

Ян сделал то, что сказали.

— Теперь просто жди. И не отпускай. Иначе сгинешь.

Воцарилось полное молчание. Ян сначала закрыл глаза и ждал, но ничего не происходило довольно долго, и никто из них не двигался. Бузирис просто смотрел на футляр и не подавал признаков жизни. У странника затекли ноги, и он стал топтаться на месте, крутить головой, но ничего вокруг не менялось. Юноша мялся перед горой тряпья, держась двумя руками за футляр, а с другой стороны на ней сидел вождь и так же держался. И так продолжалось неимоверно долго. Яну стало плохо. Он метался, крутился на месте, становился на колени и снова вставал. Время чувствовать он начал ещё острее, оно тянулось бесконечно. В комнате становилось душно, в висках стучало, волшебный дурман окутывал путника, подкашивая ноги. Ян пробовал звать, кричать, но никто не приходил, не отвечал. Одна единственная мысль посещала его каждую минуту — отпустить. И каждый раз он пресекал её, под страхом смерти. Что же значило это страшное слово "сгинешь". Значило ли это смерть? Или всё таки нет? Лучше отпустить. Нет, сгинуть страшнее. Страшнее…

Сам того не понимая, Ян уже подвергся влиянию злополучной иглы. Она проникла в его разум, помутив и без того расшатанный рассудок. Но путник не отпускал футляр, хватаясь за последнюю спасительную нить разума, уговаривая себя. Но вскоре к Яну пришло осознание. Он целыми днями шёл, шёл без остановки по миру, а сейчас сходит с ума от стояния на месте?! Нет! Это всего лишь жалкая тьма завладела его разумом, заставив поверить в то, чего нет! Странник решительно сдвинул брови и с силой распахнул веки. Он полулежал, опираясь на кучу тряпок плечом, и его руки уже съезжали вниз, едва касаясь футляра. Путник с испугом вскочил, жадно вцепившись в него. Взглянув в глаза вождю, он всё так же ничего не увидел. Вздохнув, парень снова стал ждать. Боль и усталость пропали, только абсолютная тишина резала слух. Неужели потух костёр? Почему не слышно его треска? Странно, но в комнате всё ещё было светло. Ян покосился на жёлтую стену из известняка. На ней безмолвно волновались чёрно-синие тени, разрастаясь с каждой секундой. Вдруг сердце Яна сжало в тиски. Юноша испуганно обернулся. Из фиолетового тёмного пламени костра к нему тянулись сухие скрюченные руки. Затем оттуда показалось лицо с отвисшей звериной челюстью и огромными клыками. Сверкнули слепые дико выпученные глаза.

— Верни. Мою. Иглу…

Путник замер в оцепенении, и в его горле остановился крик. Он смотрел прямо в глаза чудовища, не в силах пошевелиться. Костлявые пальцы уже тянулись к его лицу, источая могильный холод.

— Теперь я понял, — вдруг произнёс Бузирис.

— А?

В тот же миг всё исчезло. Костёр снова спокойно затрещал, и комната погрузилась в тёплый свет оранжевого пламени. Старик поднял глаза на юношу в тишине.

— Это не вещь. Это воля. Воля вершить то, чего захочет душа её владельца.

— И ч-что это значит? — быстро моргая спросил Ян, всё ещё нервно косясь на костёр посреди комнаты.

— Решать тебе. Но помни — случайностей не бывает. Теперь это твоя вещь.

Бузирис закрыл футляр и завязал ленту, протянув его юноше. Странник дрожащей рукой забрал его и положил обратно в карман. Он ещё раз обернулся, взглянув на костёр, но тот по-прежнему спокойно горел желтоватым пламенем.

— И это всё? — повернулся он к мудрецу. — Простите, вы целый час просто… думали?

— Да, — преспокойно ответил тот.

Ян встряхнул волосами и вытер затёкшее лицо, хмуро уставившись на вождя.

— А костёр? Вы видели?

— Что? — наклонил голову на бок старик.

— Ну-у… Костёр, — растерянно произнёс парень, указывая на пламя посреди комнаты.

— Я ничего не видел.

— Странно…

Ян опустил глаза, смотря на свои ботинки круглыми глазами и застыв перед Бузирисом как статуя.

— О чём ты думаешь?

— Нет, ни о чём, — выпалил странник. — Я пойду. Спасибо.

— Так и быть. Но помни, не изменяй своей душе. С этой вещью у тебя нет на это права. А я пока отдохну. Как-то холодно здесь. Будто на кладбище…

Бузирис лёг на тряпки и накрылся ковром, закрыв глаза и тихо засопев. Ян не стал ему мешать, перешагнул затухающий костёр и вылез из подземного дома. На улице ничего не изменилось. Солнце лишь слегка приподнялось над горизонтом, а небо всё также было наполовину окрашено в пурпурный цвет. Ян поплёлся обратно к дому Гьяси, вспоминая дорогу и задумчиво смотря себе под ноги. "Верни. Мою. Иглу." — звучало у него в голове. Впервые юношу посетила мысль, столь очевидная и важная. Кто такой, этот портной? Почему отец Яна украл иглу именно у него? Да, именно так. Не "почему украл иглу", а "почему украл именно у портного". Ведь юноша знал своего отца. Рой жил не ради выгоды, а ради идеи. Если он что-то у кого-то украл, значит владелец вещи это заслужил. Но впервые перед собой Ян видел такое жуткое и странное чудовище. Оно не было похоже ни на что, с чем он сталкивался в своей жизни. И если его отец осмелился украсть у этого… существа, значит оно это заслужило. А если так, то возвращать ему иглу ни в коем случае нельзя! Но избавиться от проклятия тоже нужно. Ян всё никак не мог собрать мысли в кучу. Они роились в голове будто пчёлы, перебивая одна другую и окончательно запутываясь. А перед глазами стояло только лицо этого проклятого портного. И тихий пробирающий шёпот, будто не из этого мира. Верни. Мою. Иглу…