Виолетту отправляли в тыловой далекий госпиталь. Когда Димка вышел во двор, девушка уже лежала на повозке, закутанная в одеяло. Димка продавил в сене ямку, положил туда пакет с яблоками и пирожками: их принесла белобрысенькая девчонка по имени Катя.
- Вот, дорога дальняя, поешь,- сказал он.
Повозка качнулась; это ездовой взобрался на передок, взял вожжи.
Виолетта подала Димке руку, и он нежно сжал ее, погладил тонкие пальцы.
- Знаешь, не хочу я в Сибирь,- прошептала Виолетта.- Хочу к девчатам, в свою часть. Если приедут наши, скажи: вернется Виолетта! Запомнишь?
- Запомню,- кивнул Димка.
- Слезай! - сказал ездовой, и повозка тронулась.
Димке было трудно идти, но он старался не отставать.
- Погодите! - попросила Виолетта, и когда ездовой с недовольным видом остановил повозку, девушка подождала Димку, схватила его рукой за голову, притянула к своему лицу, крепко поцеловала в губы. Глаза ее были полны слез.
Повозка опять тронулась, загромыхала по булыжникам прифронтового городка, Димка стоял, махал рукой и что-то беззвучно шептал.
Теперь он остался совсем один, и если бы не Леночка, которая привязалась к нему, как к брату, жизнь его стала бы совсем невыносимой. Только и ее отправили куда-то в далекий тыл: нечего делать ребенку в армейском госпитале, в двух шагах от фронта.
И Димка заметался. Все чаще и чаще видел он во сне «своих»: доброго и спокойного старшину Вивтоненко, ласковую санитарку Дину, порывистого, горячего лейтенанта Евдокимова. Только путь на фронт ему заказан, неодолимым барьером стоят перед ним слова воинских начальников: «Призыву по возрасту не подлежит!»
- Когда же меня выпишут? - все чаще и чаще спрашивал он у Веры Федоровны, у Маши, даже у девчонки Кати, но тех словно пугал этот Димкин вопрос: спешили перевести разговор на другое, отмолчаться.
А однажды Вера Федоровна прямо сказала:
- Слушай, а что, если отправить тебя в тыл? Чего тебе здесь делать, возле фронта?
- Нет! - упрямо тряхнул головой Димка.- Там - Сталинград! Мой дом! Мои родные! Куда мне ехать?!
Потом была строгая комиссия, вопросы, вопросы… «Как самочувствие? Бывают ли головные боли? Тошнота? Головокружение?»
Бывают! И тошнота у Димки случается, и головокружение. Правда, не так часто, как раньше, но бывают. Но если еще полежит он недельку-другую на чистых простынках, да в четырех стенах, да на манной каше, то не такие еще головокружения будут! Волком взвоет Димка!
- Ну, молодой человек! - улыбнулась после комиссии Вера Федоровна.- Долго ты у нас не задержишься!
- Вот и хорошо! - сумрачно ответил Димка.
- А куда ты потом? - осторожно спросила врач, и Димка пожал плечами:
- К своим!
А где те «свои», на каком фронте, в каком доме держат оборону?..
Понурый, сумрачный, вышел Димка во двор, посмотрел кругом и почувствовал вдруг головокружение и сердцебиение: у тополя стоял и говорил с главным врачом лейтенант Евдокимов. Рядом с ним - старшина Вивтоненко!
- Товарищи!..- голос у Димки сорвался, он протянул руки и почувствовал, как схватили его крепкие лапы, затискали:
- Живой! Вот герой ты наш! Жив-здоров! Ах ты юнга, юнга!..
- Здрасте, товарищ лейтенант! И вы здравствуйте, товарищ старшина! А как мой Васька? Живой? - сразу и про все хотел спросить задыхающийся от счастья мальчишка.
- Живой твой Васька! Живой! А как ты-то? Поправился? Как голова? Не тошнит? Тебя в халате и не узнать! А Виолетта? Где она?
- Да вы сядьте где-нибудь,- улыбнулся главврач.- Чего на ходу-то!
И они уселись. Накрепко. На целых три часа, отпущенных лейтенанту на это свидание. Димка забывал жевать яблоко - слушал, отвечал, улыбался.
- Знаю про Леночку,- вздыхал лейтенант.- Вот не застал! Жалко! Какая она? А?
И слушал жадно каждое Димкино слово, и улыбался, и мрачнел. А потом сказал искренне и просто:
- Вместо сына ты мне теперь, Димка! Точно!
- Это верно,- крутил усы довольный старшина.- Это так!
И глаза его застилал туман.
- А если так,- прищурился Димка,- берите с собой! Чего мне тут ошиваться!
Евдокимов быстро взглянул на старшину, тот крякнул в кулак.
- Понимаешь, какое дело, юнга, некуда к нам-то. Мы - на бронекатер, на Волгу. В самое пекло. А тебе, парень, самый раз в тыл.
- Спасибо! - Губы Димки задрожали от обиды.- Васька там, дерется, а я - в тыл! Хорош сын моряка! Да что мне потом говорить-то Ваське?! И Мишке! И маме, если… вернется… «Юнга, юнга»… Вот и возьмите юнгой!
- А что,- кашлянул старшина,- товарищ лейтенант… Сигнальщиком или еще кем? А?
Димка благодарно взглянул на его скуластое, усатое, такое милое лицо и с надеждой повернулся к Евдокимову.
- Это, конечно, идея,- задумался Евдокимов,- возраст?
- Сколько мальчишек моложе меня - и воюют! - вскричал Димка.- Вон у нас в госпитале двое лежат!
И осекся: строго взглянул на него лейтенант Евдокимов:
- Не дело это, юнга: мальчишки и в госпитале!
- Но ведь война, товарищ лейтенант! Сами же меня в комсомол принимали! Или это так, для шутки, а? Вы скажите прямо! Для шутки?!
- С этим не шутят, юнга! - встал Евдокимов.- Ждать меня и ничего не предпринимать! Ясно?
- Ясно, ясно! - засмеялся Вивтоненко, подмигивая Димке.
- Что с тобой? - подозрительно спросила Димку медсестра Маша, когда он, лихо проехав по перилам лестницы, остановился перед ней.- Заболел?
- Наоборот! - отдуваясь, весело сказал Димка.- Выздоровел!
Хотел рассказать про Евдокимова, но воздержался: кто знает, что можно, а что нельзя болтать врачам и медицинским сестрам,- возьмут да и задержат еще на неделю-другую. А Димке задерживаться никак нельзя. Вести из Сталинграда идут радостные: немецкое наступление захлебнулось. А значит, недалек день, когда начнется наше наступление! Не-ет, время не ждет!
«Братцы, началось! - сообщили как-то раненые, только что прибывшие с передовой.- С северной части выбили гада! С «Красного Октября» - вышибли! Теперь громят на тракторном!»
Попробуй усиди на месте после таких вестей! Димка целыми днями пропадал во дворе, смотрел на дорогу, ждал, ждал Евдокимова. А Евдокимов явился неожиданно перед обедом, возбужденный, с горячими глазами.
- Ну, чем порадуешь, юнга? - весело спросил лейтенант, подходя к Димкиной кровати и кладя на нее сверток; Димка уставился на этот сверток, смотрел долго, даже вспотел. Лейтенант улыбался: - Ну, разворачивай! Это тебе!
Димка медленно развернул пакет и увидел краснофлотский бушлат. Сердце его радостно забилось.
- Ого! - потянулся безногий краснофлотец Иванов.- Вот это роба! Давай, юнга, одевайся скорей! Хоть поглядеть на тебя!
Всей палатой обряжали Димку, а когда Маша вошла н разогнала народ по местам, перед нею предстал незнакомый морячок в.новеньком, хоть малость великоватом бушлате, очень молоденький и розовощекий.
- Здрасте! - растерянно и счастливо пролепетал «морячок» и улыбнулся застенчивой Димкиной улыбкой.
- Ой, мамочки! - присела на табуретку и всплеснула руками Маша.- Димочка!
А безногий моряк Иванов сидел на своей койке и кричал:
- Вот он какой! Юнга! И бушлатик, и бескозырочка! Иди, сынок! Иди за меня! Родной ты наш!..
- Ну! - поднялся Евдокимов.- На сборы тебе пятнадцать минут! Действуй! Я жду внизу!
Димка обошел раненых своей палаты. Каждый крепко пожал ему руку, а безногий краснофлотец Иванов порылся под подушкой и протянул большие светящиеся наручные часы.
- Носи, юнга! Помни Иванова!
- Спасибо! - от всего сердца сказал Димка и твердым шагом вышел в коридор, где почему-то горько плакала и смотрела жалобно медицинская сестрица Маша.
- Морячок ты наш! - сказала она и, схватив Димку, обцеловала, обмочила его лицо слезами.- Ну иди! И смотри там, слышишь? Смотри! Чтоб я тебя тут больше не видела! Слышишь?! Чтобы не видела!..
Димка махнул ей рукой и вышел во двор. Из окна смотрела на него Вера Федоровна, смотрели «ходячие» из родной палаты. Димка помахал всем и степенно зашагал рядом с лейтенантом Евдокимовым. Ветер шевелил ленточки его бескозырки.
Остановились на краю береговой кручи. Под отвесной стеной обрыва желтел песок, виднелись мосточки, уходящие в воду. Прижавшись к ним бортом, стоял бронекатер. Застыли его орудия, зенитные пулеметы уставились в небо, трепетал флаг. Димка не мог отвести взгляда от судна: низкие обтекаемые надстройки, скошенная назад мачта, плавные обводы бортов. Казалось, что катер сорвется с места и стремительно помчится вперед, рассекая воду.
Лейтенант Евдокимов первым прошел на бронекатер и поднес ладонь к фуражке, отдавая честь флагу. Вахтен-ный подал команду «смирно» и доложил, что на катере все в порядке.
Димка, ступив на борт, тоже поднял ладонь и коснулся пальцами бескозырки, впервые отдавая честь военно-морскому флагу, как настоящий моряк.
Из рубки вышел розовощекий младший лейтенант, поспешил к командиру корабля. Евдокимов коротко бросил ему:
- Снимаемся, помощник!
Из машинного отделения выглянул Вивтоненко:
- С прибытием! - сказал он и, мигнув, опять скрылся.
Димка вслед за Евдокимовым прошел на мостик. Лейтенант подвел его к молодому здоровяку, чем-то, может усами, напоминавшего старшину Вивтоненко.
- Принимай пополнение, Дымов! Пускай побудет у нас за сигнальщика.
- Есть, товарищ командир! - весело ответил тот, сверкнув озорными серыми глазами.
По палубе забегали краснофлотцы. Они быстро, без суеты выполняли команды. Мерно загудели моторы. Бронекатер ожил, палуба под ногами стала подрагивать. Раздалась новая команда:
- Отдать носовой!
- Отдать кормовой!
Мостки поплыли назад, быстро удаляясь. На высокой круче, что нависла над водой, стояла какая-то женщина: чья-то мама или жена. Димка сорвал бескозырку и замахал ею над головой. Женщина тоже махнула в ответ.
Бронекатер стремительно несся вперед, к Сталинграду.