Бессемер любил повторять, что его изобретение уже в 1858 году вышло совершенно таким, каким оно и осталось до самого последнего времени. Никаких существенных изменений в него внесено не было. Едва ли это верно. А главное — ведь помимо Бессемера была проделана огромная работа по исследованию процесса. В тот самый год, когда в своем большом патенте от 1 марта 1860 года Бессемер окончательно закрепил свой метод производства стали, германские физики Кирхгоф и Бунзен открыли спектральный анализ.

Разложенные призмой лучи от пламени обнаруживали ничтожнейшие примеси химических элементов.

В руках металлурга оказывалось средство, при помощи которого он мог проникнуть в тайну того, что происходило внутри пылающего пламенем конвертора. Спектроскоп мог раскрыть химический состав пламени, а по нему можно было делать заключения и о происходящих реакциях.

Друг и ученик Бунзена, проф. Роско, занялся вопросом о применении спектрального анализа к наблюдению за процессом. Он работал как раз на заводе Джона Брауна, и в 1863 году сделал об этом доклад в Манчестерском философском обществе. А в следующем году наблюдения при помощи спектроскопа уже были введены на заводе как необходимый элемент производственного контроля за ходом операции.

Но спектральный анализ, несмотря на всю свою ценность, все же не давал полной картины. Каковы бы ни были трудности, нельзя было все же обойтись без химических анализов проб, взятых во время процесса. Первый, кто проделал эту работу, был австрийский профессор Куппельвизер. В конце 1866 года он провел эти исследования, имевшие огромнейшее значение для бессемерования. Только теперь стала более или менее ясна картина того, что происходит в конверторе. Выяснился действительный порядок выгорания отдельных примесей. Но прошло еще около десяти лет пока удалось определить термический эффект каждого из этих процессов, в частности роль кремния в повышении температуры. Но помимо этих средств контроля и наблюдения, нужно было найти средства воздействия на процесс, средства для изменения направления самих химических реакций во время процесса. «Проклятая» проблема фосфора, перед которой должен был отступить Бессемер, все еще оставалась неразрешенной. Дефосфоризация является заветной целью инженеров и химиков, занимающихся бессемеровским процессом.

Сидней Джилькрист Томас одним из лучших кончал Королевское Горное Училище в Лондоне. В училище он особенно увлекался лекциями знаменитого металлурга, Джона Перси, большого оригинала, бывшего врача по специальности, и, можно сказать, — самородка в области металлургии. Перси особенное внимание обращал на химическую сторону процессов, и этот интерес он сумел передать и своим ученикам.

Томас по окончании училища устраивает у себя маленькую лабораторию и так как дефосфоризация металла при бессемеровании была тогда наиболее жгучим вопросом, то немудрено, что Томас с увлечением стал ею заниматься.

Давно было намечено несколько способов освобождения металла от фосфора: или посредством соответствующей предварительной обработки металла до продувки его в конверторе, или же путем выделения фосфора в самом конверторе. Последний способ до сих пор никак не удавался. Идея выкладывать внутренность конвертора соответствующими материалами возникла уже сравнительно давно: в начале 60-х годов австрийский металлург Туннер предлагал для футеровки магнезит. Любопытно, что уже в 1865 году один из немецких металлургов предлагал применить как раз тот материал, который был впоследствии применен Томасом — доломит. Но администрация завода — Кэнигсхютте в Силезии — не разрешила произвести опыта. На доломит с глиной указывали и французские металлурги.

Чего надо было достичь, было более или менее известно. Как достичь — это удалось открыть только Томасу.

Он первый составил практически применимую футеровку из «основных» материалов.

Свои первые опыты он вел у себя в лаборатории, с крохотным конвертором на шесть фунтов металла. Футеровка была приготовлена из негашеной извести и жидкого стекла.

Томас начал свои опыты в 1876 году, когда ему было 26 лет. Осенью 1877 года получились уже первые удовлетворительные результаты. Но Томас очень хорошо отдавал себе отчет, что эти лабораторные эксперименты совершенно еще непоказательны для работы в производственном масштабе. Необходимо было повторить и продолжить опыты на заводе.

Двоюродный брат Томаса, Перси Джилькрист, работал химиком на одном из Южно-Уэльских заводов — Блэнавон.

Молодым людям удалось добиться от дирекции разрешения производить опыты на заводе с небольшим конвертором на 300 — 400 фунтов металла. Работы эти подтвердили результаты лабораторных опытов. В начале 1878 года Томас взял свой первый патент. В нем он предлагал целый ряд рецептов: известняк, магнезия в смеси с глиной или портландским цементом, так, чтобы в смеси было не больше 12 процентов кремнекислоты.

Скоро Томас остановился на глине и доломите (патент от 5 октября 1878 года).

Об опытах на Блэнавонском заводе никто не знал.

Осенью 1878 года Томас решил ознакомить технический мир с полученными им важными результатами. Это был год Парижской всемирной выставки и английский Институт железа и стали устроил свои заседания в Париже. Томас отправился туда, но молодого изобретателя постигло жестокое разочарование: светила металлургии не захотели утруждать себя слушанием его доклада и он был снят с повестки дня «за поздним временем». Но это было конечно только предлогом, а суть заключалась в том, что никто из членов Института не мог себе даже представить, что какой-то неизвестный юнец может рассказать действительно что-нибудь путное по тому вопросу, над которым бились напрасно чуть ли не два десятка лег крупнейшие светила металлургической науки.

Но эта неудача имела и хорошие стороны: ведь работа тогда еще не была доведена до конца, и результаты, которые тогда смог бы привести Томас, могли бы показаться недостаточно убедительными для скептически настроенных металлургов. Но Томас недаром съездил в Париж — тут, на заседании Института, он познакомился с директором завода, имеющего крупнейшие в Англии бессемеровские установки — Ричардсоном с завода Болкоу и Воган в Эстоне. Для завода, имеющего только что построенную бессемеровскую установку, вполне естественно было заинтересоваться этим открытием. На заводе в Эстоне Томас уже работает с большим конвертором в десять тонн. Тут ему удалось дополнить и развить свой метод. Не только футеровка конвертора должна была быть из доломита, но доломит нужно было присаживать, добавлять во время процесса, а затем еще некоторое время вести продувку. Только тогда, после того как уже выгорел весь углерод, и происходит окисление фосфора и переход его в шлак.

10 апреля 1879 года Томас взял свой третий патент, а месяц спустя он читал при переполненном уже теперь зале Института железа и стали, перед затаившими дыхание слушателями свой доклад.

Реванш был взят! Процесс Томаса-Джилькриста, как он стал называться, чрезвычайно быстро вошел в практику. Техника бессемерования с точки зрения исследования и наблюдения процесса настолько уже была к этому моменту разработана, что в ближайшие же месяцы после доклада Томаса была выяснена детально и термическая и химическая стороны его процесса. Было определено, что фосфор для нагревания металла играет приблизительно такую же роль, что и кремний при бессемеровском «кислом» процессе.

Первые же практические опыты выяснили и ошибочное предположение Томаса, что менее фосфористые чугуны легче и быстрее освобождаются от этой примеси и что потеря железа при этом меньше. Опыт показал обратное: как раз сильно фосфористые чугуны оказались наиболее пригодными и выгодными в смысле меньшего угара металла и получения ценного фосфористого шлака.

Более значительные потери металла по сравнению с бессемеровским процессом были одной из причин, несколько препятствовавших распространению томассирования. Зато обстоятельством, содействовавшим применению нового способа, было то, что можно было легко приспособить прежнее оборудование. Надо было только поставить еще третий конвертор к имеющимся уже двум, так как «основной» томассовский процесс более разрушительно действовал на футеровку конвертеров, нежели «кислый» бессемеровский.

Бессемер пророчествовал, что вся старая система выработки сварочного железа при помощи пудлингования будет немедленно сметена его новым процессом.

Однако длинные ряды пудлинговых печей продолжали все удлиняться, а слитки бессемеровского металла в течение еще целого ряда лет составляли лишь небольшую кучку по сравнению с грудами сварочного железа. Борьба литого металла со сварочным железом была довольно продолжительна.

В 1860 году в Англии было свыше 4 тысяч пудлинговых печей. Через пятнадцать лет, к 1875 году, их стало больше 7 1/2 тысяч.

В 1870 году к моменту, когда истекал срок действия патента Бессемера, мировая продукция литого металла, то есть главным образом бессемеровского, не составляла и одной десятой всей продукции сварочного металла (6 749 тысяч тонн и 673 тысячи тонн). В Англии и в Германии это соотношение было несколько выше, но например в Америке, стране, которая создаст свою промышленность и транспорт именно на бессемеровском литом металле, его тогда производилось в 15 раз меньше сварочного, а если брать только бессемерование (то есть без тигельной стали), то в 30 раз. Но дни пудлинговой печи все же были сочтены. Мировая продукция сварочного железа перевалит в 1882 году за 9 миллионов тонн, с тем, чтобы никогда уже больше этой цифры не достигнуть.

Пройдет еще пять лет, и в 1887 году впервые пудлингового железа будет выработано меньше, чем литого металла (8 млн. тонн и 9,2 млн. тонн). Но пудлинговая печь должна была уступить под тройным напором Бессемера, Томаса и Сименса—Мартена и окончательно сдать свою первенствующую позицию конвертору и регенеративной печи.

Больше тридцати лет понадобилось для того, чтобы нанести этот решающий удар старому способу изготовления ковкого металла.

По своим технологическим свойствам бессемеровский металл не мог всегда заменить собой сварочное железо, бессемерованием выгодно было получать сорта металла с довольно высоким содержанием углерода. Решительный удар производству сварочного железа был нанесен именно томасовским способом, при котором легко получался как раз мягкий, малоуглеродистый продукт.

Рельс стал тем изделием, на которое пошла главная масса бессемеровского металла. За тридцатилетие, с 1855 по 1885 год, европейская железнодорожная сеть увеличилась больше чем в пять раз, с 34 тысяч километров до 195 тысяч. Особенно бурно шло строительство в Европе за пятилетие с 1870 по 1875 год. Англия вывозила почти по миллиону тонн рельсов в эти годы. И доля бессемеровского металла в этом вывозе все возрастала.

Но новый способ производства металла заострил и создал ряд новых экономических противоречий. Вторая половина семидесятых годов является периодом депрессии. Железнодорожное строительство замирает и это тяжело отражается и на английской металлургии. Бессемеровская сталь оказалась несравненно более прочным металлом для рельсов, нежели железо, из которого они делались раньше. Исчезла таким образом необходимость сравнительно часто менять рельсы. Депрессия отразилась и на морском транспорте: и тут постройка судов из более прочного материала отрицательно отразилась на промышленности. Но все это были лишь частные случаи гораздо более глубоких сдвигов, которые должна была испытать Англия в своем положении на мировой арене.

«Сэр Генри Бессемер. Изобретатель нового способа выработки стали. Председатель Института железа и стали, Почетный гражданин г. Лондона, Почетный мастер Цеха токарей. Почетный мастер ножевщиков. Член Королевского общества. Член Лондонского университета. Член... Но зачем перечислять все почетные звания, медали, премии, которые вы получили за ваши изобретения, за ваши «заслуги перед родиной».

Знаете ли вы за что вы их получили и каковы действительные ваши заслуги?

Вы своими изобретениями нанесли величайший ущерб английскому народу, вашей родине — Великобритании, великобританской металлургической промышленности и мне — Британскому Капиталу.

Это относится и к вам, мистер Томас, бледный, чахоточный химик, и к вам может быть в большей степени, нежели к сэру Генри Бессемеру.

Вы не верите, так пусть против вас говорят цифры и факты.

Годами, десятилетиями, почти столетие в течение ряда поколений накапливала Англия опыт, улучшала приемы получения и выработки железа и стали.

Мы широко воспользовались этими накопленными знаниями и поддерживали наше превосходство над другими государствами. А теперь нам приходится начинать все сначала, так же как и нашим соперникам, конкурентам, врагам. Мы такие же беспомощные новички в новой технике, мы должны так же учиться, как и они. Мы так же должны искать и исследовать, как и они, и неизвестно кто еще — мы или они — скорее достигнет во всем этом успеха.

Вы разрушили, вы обесценили нашу старую техническую традицию, на ней мы строили наше техническое превосходство.

Недра Англии изобилуют железными рудами и это обилие их и умение перерабатывать их, которому мы научились раньше других, создало из Англии «мастерскую мира», а теперь вы открыли новый способ получения металлов. Он более совершенен, нежели тот, которым мы пользовались раньше, но лишь небольшая доля нашей руды пригодна для него. Но мы вынуждены применять его именно потому, что он более совершенен, потому, что его будут применять наши соперники и тогда они окажутся впереди нас.

Нам ничего не остается, как ввозить чужое сырье, иностранную руду, и так это будет и впредь. Посмотрите цифры.

В 1870 году в самой Англии было добыто 14 млн. тонн железной руды, а ввезено лишь 200 тысяч тонн — всего лишь одна семидесятая по сравнению с добычей, а через 10 лет — ввозится уже свыше 2,5 млн. тонн, а внутри страны добыто 18 млн. тонн, то есть ввоз уже равен 1/7 добычи, а к концу XIX столетия он составит уже около половины ее (в 1900 году ввезено 6,8 млн. тонн, добыто 14,0 млн. тонн), а в XX веке он сравняется с ней, и половина всего выплавляемого в Великобритании чугуна будет получаться из привозной руды. Английская металлургия будет опираться на испанскую малофосфористую руду.

Но то, что вы вынудили нас поставить великана нашей британской железной промышленности на глиняные ноги ввозного сырья, — это еще полбеды, но вы неслыханно усилили и вооружили наших противников.

Кто с каждым годом становится нашим все более опасным, можно сказать, страшным противником в конце XIX века и в XX веке? — Германия. Кто способствовал ее подъему, может быть даже помогал ее вооружению?

В год Франко-прусской войны, в 1871 году, в Германии было выработано по вашему способу, сэр Генри Бессемер, 140 тысяч тонн стали. А через 10 лет, в 1880 году, почти в пять раз больше — 678 тысяч тонн.

Разве вы не видите, как уже тогда Германия стала нагонять Англию, где за это же десятилетие выработка бессемеровского металла всего лишь утроилась (1871 год — 329 тысяч тонн, а в 1880 году — 1 061 тыс. тонн).

Правда, Германии нелегко вырабатывать такое количество металла почти всецело из импортного сырья. Ведь каждая тонна малофосфористой руды буквально на счету у немцев, и Германия вынуждена ввозить большие количества ее. Крупп, например, получил огромную концессию в Испании в 1871—72 гг. и вывозит оттуда сотни тысяч тонн этой руды.

Но тут на помощь пришли, вы, м-р Томас. Можно себе представить, какую сенсацию произвело в Германии ваше изобретение — перерабатывать фосфористую руду. Ведь Германия изобилует ею, и теперь германская металлургия из ваших рук получает твердую сырьевую базу в пределах собственной страны. Посмотрите, что из этого получилось: в 1880 году Германия выработала по вашему, м-р Томас, способу всего лишь 18 тысяч тонн металла, а через 10 лет — уже 1,5 млн. тонн, а к концу века, в 1899 году — 4 млн. тонн. Что значат перед этим сказочным ростом те 2 млн. тонн конверторного металла, которые выработала Англия в 1890 году и — что особенно знаменательно — которых она даже не доработала в 1899 году (1,3 млн. тонн бессемеровского, 0,5 млн. тонн томассовского металла).

Изобретение сына Альбиона до основания разрушило английскую железную гегемонию.

Но в 1871 году вместе с 5 миллиардами франков, с двумя богатыми провинциями, с новоиспеченным императором, с затаенной злобой и с жаждой реванша разбитого соседа, объединенная «железом и кровью» Германия получила около 2 миллиардов тонн скверной железной фосфористой руды в недрах Лотарингии. Этого сырья и без того достаточно было в Германской империи. Но пришло ваше изобретение, м-р Томас, и следующие четыре цифры покажут, что из этого вышло. В 1873 году в Эльзас-Лотарингии было добыто 860 тысяч тонн руды, т. е. 13 процентов всей германской добычи, а через 20 лет — 4 млн. тонн — 32 процента — всей германской добычи.

Но ведь за пределами Германской империи, у ее соседа, Франции, осталось еще 2 миллиарда тонн этой, ставшей теперь ценной, руды. Хорошо было бы, если бы граница пошла бы чуть-чуть подальше к западу — так думают капиталисты Германии.

Проклятый немец отнял такой лакомый кусок священной французской почвы. Нужно вернуть его во что бы то ни стало, — так думают капиталисты Франции.

Нет ли капли вашего, м-р Томас, масла в огне франко-германского антагонизма?

Перейдем к Северо-Американским Соединенным Штатам, бывшей нашей английской колонии в XVIII в.

В 1865 году, в феврале на заводе Винслоу, Гризвольд и Холлэи в Трой был пущен первый в Америке бессемеровский конвертор.

Почему так поздно, через девять лет после того, как было сделано изобретение?

Разве вы забыли, сэр Генри, что у вас вышло маленькое недоразумение в Америке, что вам потом пришлось оправдываться по обвинению в плагиате, в заимствовании чужого изобретения и что это темное дело до сих пор окончательно не разрешено и нет-нет да и всплывет опять.

Разве вам ничего не говорит имя Уильяма Кэлли. Ведь он гораздо раньше вас делал попытки обезуглероживания жидкого чугуна, продувая через него воздух. Он еще в 1847 году построил шахтную печь с двумя фурмами, одну над другой. Одну — для расплавления металла, другую — для обезуглероживания его. Из этого ничего не вышло. Но Кэлли повторил опыт, теперь уже в доменной печи, и достиг известного успеха. Уже через пять-десять минут он получил рафинированный чугун, ему удалось так быстро выжечь из него часть примесей. Но все же это была только рафинировка, а не обезуглероживание.

Старые рафинировочные горны можно было после этого сдать в архив. Кэлли не взял патента, он, повидимому, все же рассчитывал добиться полного обезуглероживания. Но когда вы, сэр Генри, захотели взять патент в Америке, то Кэлли выступил с претензией на приоритет. Он сам, правда, признавал, что он никогда не получал стали. Пока все это дело разбиралось, никто в Америке не занимался бессемерованием в промышленном масштабе. Лабораторные опыты были, правда, произведены еще в 1856 году. В 1863 году образовалась компания для разработки «пневматического» процесса Кэлли. Она приобрела также и патент Мэшетта и ваш, сэр Генри Бессемер, и в сентябре 1864 года изготовила по вашему способу сталь.

В ближайшие два-три года образовалось еще несколько компаний, имевших по два-три конвертора в пять-шесть тонн. В общем, в 1867 году было изготовлено 3 тысячи тонн слитков. Через три года продукция достигла уже 42 тысяч тонн, а что стало дальше с вашим процессом, сэр Генри, в США, думается, превосходит всякие пределы воображения. Ведь руды Великих озер прямо как бы созданы для этого процесса. Холлей в Трой применил вашу идею отъемных днищ конвертора, а скоро на Вифлеемских заводах была уничтожена наша английская нелепая литейная канава, все для того, чтобы ускорить производство, которое пошло после этого прямо-таки сумасшедшими темпами.

17 февраля 1874 года у Гризвольда в Трой, на паре пятитонных конверторов за двадцать четыре часа продули 50 садок и получили 258 тонн слитков. В 1882 году на заводах Пенсильванской Стальной компании при двух пятитонных конверторах продули 359 тонн стали и за ноябрь выработали 7 200 тонн слитков.

Лет через десять Вифлеемские заводы удвоили этот рекорд — в месяц 16 000 тонн, а в 1899 году на заводе Карнэги на двух десятитонных конверторах сделали в сутки 120 операций и выработали 2 400 тонн стали.

Немудрено, что в 1869 году в Америке было выработано всего только 10 000 тонн стали, а в 1880— 1 млн. тонн, еще через десять лет — больше 3,5 млн. тонн, а еще через десять — больше 7,5 млн. тонн, а в 1910 году — 9,5 млн. тонн. Где же тягаться с этим Старой Англии? Правда, на этой цифре, 9,5 млн. тонн, производство остановилось и дальше не пошло, но это потому, что запасы малофосфористой руды не позволяют дальнейшего расширения.

Из вашего металла, сэр Генри, Америка выстроила добрую половину своей железнодорожной сети, а ведь до этого — какие огромные партии рельсов получала она из Англии.

Вот, что сделали вы, сэр Генри, для Америки. Немудрено, что вашим именем — Бессемер — названо 14 городов в США.

Но есть еще одна страна, в которой вашему изобретению сначала не особенно повезло. Нам кажется, что она также сможет хорошо использовать ваше изобретение. Но мы не хотим говорить об этой стране, у многих он вызывает дикую ненависть, у многих же — самую горячую любовь...»

В день стадвадцатипятилетия со дня рождения Генри Бессемера британский капитал разве не имел бы всех оснований дать такую оценку его делу.

Бессемеровскому способу довольно долгое время не везло в России и он никогда не играл решающей роли в русской металлургии, хотя русские заводчики тотчас же по опубликовании первых опытов Бессемера постарались их повторить уже в 1857 году, но их постигла неудача.

На Всеволодовильвенском заводе, на Урале, был тогда воспроизведен первоначальный неподвижный конвертор — такой именно, с каким работал Бессемер на Бакстер Стрит, с верхней камерой для шлака. Опыты не удались. Железо «вообще было ковко и тягуче, но по охлаждении при сгибании ломко». Вероятно как-нибудь ухитрились пустить в передел фосфористый чугун. Те же самые результаты получились и на Ижевском заводе. «При прокатке в листы кровельного железа металл скоро охлаждался и делался ломким».

В 1863 году делались опыты на Боткинском заводе. В 1864 году там был поставлен конвертор, который работал на Гороблагодатском чугуне, но в 1870 году производство было прекращено.

Через два года на Обуховском заводе в Петербурге были поставлены два пятитонных конвертора. Эта установка тесно связана с именем замечательного русского металлурга Дмитрия Константиновича Чернова. Он является одним из авторов так называемого «русского бессемерования», то есть продувки малокремнистого чугуна, перегретого в вагранке до более высокой температуры (некоторые авторы впрочем отрицают оригинальность этого способа, считая его копией с немецкого). Около того же времени на Нижне-Салдинском заводе на Урале В. К. Поленов и Грум-Гржимайло начали работать подобным же способом, предварительно перегревая чугун, но в регенеративной печи Сименса. Чугун при этом частично рафинировался.

Все это — отдельные опыты, плохо связанные со всей окружающей техникой.

Когда всюду в Европе пылали уже бессемеровские конверторы и бессемеровская сталь вырабатывалась чуть ли не миллионами тонн, в петербургском Технологическом институте диссертанты на звание инженер-технолога в своих диссертациях писали, что «автор не принимает во внимание способов выделки железа Бессемера, не получивших еще большого распространения»... Это в 1873-то году, когда в Англии было выработано полмиллиона тонн бессемеровской стали, то есть больше, чем в России выплавлено за этот год чугуна (384 тысяч тонн)!

Русская техника застыла в своих старых приемах, правда, доведенных иногда до виртуозности.

В год освобождения крестьян (которое, кстати сказать, нанесло такой тяжелый удар всей российской железопромышленности, в особенности уральской, что она долго не могла после этого оправиться — пришлось совершенно перестраивать все хозяйство), в 1861 году вся Российская империя выплавила 196 тысяч тонн чугуна, то есть столько сколько выделывали железа в год два крупнейших завода Англии.

В шестидесятые годы XIX века Россия продолжала еще работать с помощью до-кортовской техники, и кричный горн был еще основным орудием передела чугуна в железо.

На уральских казенных заводах в 1861 году насчитывалось всего только 14 пудлинговых печей и 108 кричных горнов, т. е. одна пудлинговая печь приходилась на восемь горнов.

Несколько более «передовой» была техника частновладельческих заводов: 221 пудлинговая печь и 850 кричных горнов, т. е. одна печь на четыре горна.

Понятно, что продукция на добрую половину состояла даже не из пудлингового, а из кричного железа: так, в 1861 году было выделано 4 млн. пудов пудлингового и 4,8 млн. пудов кричного железа, то есть в России шестидесятых годов XIX века железо главным образом производилось таким способом, от которого английская экономика задыхалась уже в половине XVIII века. Правда, кричная техника была доведена до высокой степени совершенства.

Лет через тринадцать наступил некоторый небольшой сдвиг: на 522 пудлинговых печи, имевшихся в Российской империи, приходится 1 300 кричных горнов. До более высокой техники Урал еще долго не мог дорости. Правда, в 1875 году на Нижне-Салдинском заводе устанавливается бессемеровский конвертор. Но и спустя пятнадцать лет, в 1890 году, всего только 4 бессемеровских конвертора и 12 мартеновских печек тонули в уральском море пудлинговых печей и кричных горнов.

Бессемеровская техника в конце концов была слишком сложна для застывшего Урала. Бессемерование нашло себе применение в совершенно иных экономических условиях, на юге России.

Если говорить о «революции» в российской металлургии, то нужно прежде всего иметь ввиду это большое географическое перемещение ее. Новая техника выросла не рядом со старой, а вдали, вполне независимо от нее. На совершенно новых экономических основах развилась эта новая промышленность и, усилившись, оттеснила далеко назад старое производство. Но эта новая промышленность зародилась и развилась сравнительно поздно. Выстроенная еще в 1871 году Юзовская домна довольно долго одиноко маячила в южно-русской ковыльной степи. Бессемерование в более или менее широком масштабе пришло в Россию довольно поздно, по крайней мере слишком поздно для Бессемера, — тогда, когда уже в Европе очень сильно укрепился его соперник, мартеновское производство, так что бессемеровский конвертор, не мог уже стать единственным орудием производства для нарождающейся южно-русской металлургии.

Поколебавшееся положение бессемеровского процесса на Западе, усиливающееся, но не вылившееся еще в безраздельное господство мартеновского производства отразилось и на конструкции южно-русских заводов, основанных английскими, французскими и бельгийскими капиталистами, — сосуществование обеих систем. На огромном большинстве заводов мы встретим и конвертор, и мартеновскую печь. Возьмем крупнейшие из них: Днепровский завод (в Каменском) — 8 мартеновских печей, 3 конвертора; Александровский (Брянский) — 6 мартенов; Волынцевский — 3 конвертора, 2 мартена и т. д.).

Развитие производства показывает преобладание мартеновской стали. Например, в 1890 году на юге было выплавлено 2,4 млн. пудов бессемеровской и 4,6 млн. пудов мартеновской; в 1905 году — 32 млн. пудов бессемеровской, 49 млн. пудов мартеновской. В 1913 году на бессемерование пришлось около 14 процентов, а на томасирование около 4 процентов всей выплавленной в России стали.

Является ли эта эволюция последних лет русской дореволюционной металлургии технически безусловно необходимой и в дальнейшем.

Дело в том, что будущее развитие бессемеровского процесса в Советском союзе далеко не всем представляется в одинаковом свете. И если есть осторожные скептики, которые уделяют ему лишь очень скромное место в социалистической технике, то есть и оптимисты, которые видят в нем очень серьезного соперника мартеновскому способу, и чуть ли не даже претендента на господство в советской металлургии. Последнее несомненно является преувеличением, но несомненно также и то, что в СССР имеется ряд предпосылок для расцвета бессемеровского способа.

Для бессемерования основной проблемой является проблема сырья. Природные условия СССР, с которыми на сегодняшний день на данном уровне техники приходится считаться, достаточно благоприятны. Советский союз обладает обширной сырьевой базой для развития бессемеровского процесса. Запасы бессемеровских руд в СССР могут обеспечить дальнейший рост производства бессемеровской стали, ведь важнейшие наши известные месторождения, как например,. Кривой Рог, Магнитная, богаты именно малофосфористыми рудами.

Общеизвестны преимущества бессемеровского процесса. Он прост и дешев, протекает несравненно быстрее мартенования, он требует мало капитальных затрат и мало рабочей силы. Бессемеровская сталь имеет достаточно высокие механические качества. Известно, что бессемеровский металл хорошо сваривается, куется, хорошо поддается механической обработке.

Бессемеровский способ имеет, конечно, и ряд недостатков. Взять хотя бы трудность наблюдения, контроля, регулирования процесса и т. д.

Но усовершенствование бессемерования разве не должно явиться одной из тех трудных, но почетных задач, разрешение которых должно стоять перед советской наукой и техникой. Не они ли именно и должны и могут ставить каждый производственный процесс на новую высшую ступень, выводить его на следующий высший завиток спирали, по которой движется техническое развитие.

В условиях пролетарского государства могут быть и должны быть действительно полностью использованы все технические и экономические возможности, заключающиеся в гениальном изобретении Бессемера. Оно вошло одним из важнейших элементов в технику умирающего капиталистического строя. Это изобретение может сыграть видную роль в создании материального базиса строящегося социалистического общества.