По вечерам Шабис исчезал. Разведка, инспекция, обучение солдат… Потом Маара узнала, что у него есть жена. Но поскольку генерал о ней не упоминал, Маара тоже не спрашивала. Хотелось ей с ним сблизиться? Тело вопило, что оно хочет, жаждет — но только Мерикса. И не желает никого другого. Воспоминания о его объятиях настолько жгли и терзали Маару, что она предпочитала вообще не думать ни о нем, ни о тех ночах, когда она просыпалась, прижавшись к его телу. Нет-нет, лучше вообще забыть.

И Маара пользовалась отсутствием Шабиса, чтобы посидеть, вспоминая и обдумывая усвоенное за день.

В канал вошла еще одна большая лодка с юга, принесла свежие новости. Засуха не ослабевала, дождей и в помине не было, положение ухудшалось. О Хелопсе никто из пассажиров толком не слышал, разве что знали, что там воюют. Маара подумала, что, может быть, в следующей лодке увидит своих махонди или даже хадронов. Речные города, те, что дальше к югу, пустели, Гойдел пока держался.

День за днем проходили недели. Как-то появился Данн. Раньше они посылали друг другу весточки: «Как дела? У меня все в порядке».

Маара увидела брата издали. Армия подкормила его, и он уже не напоминал дочиста обглоданную кость. Вырос, возмужал, держался уверенно, не как затравленный зверь. Красавец, да и форма ему к лицу. Они не обнимались, сели в ее комнате, и Данн принялся рассматривать нижнюю часть стен, настолько углубившись в созерцание, что едва слышал вопросы сестры. Его форма дико смотрелась на фоне древних рельефов. Маара как-то пошутила в разговоре с Шабисом, что она в этой комнате по плечи в прошлом, в прекрасной древней цивилизации, а выше, головой — жительница современной хижины. Данн полностью принадлежал современности.

— Маара, когда мы уйдем?

Она ждала от него этого вопроса.

— Это невозможно. Куда мы отсюда денемся?

— Раньше получалось.

— Но здесь каждое движение на виду. А твой уход расценят как дезертирство, и наказание за него — смертная казнь.

Прежний Данн заерзал по сиденью, недовольный, ершистый.

Маара поднялась, неслышным шагом подошла к двери, заглянула в соседнюю комнату. Слуга со сломанным запястьем усердно наводил порядок у самого порога. Увидев ее перед собой, парень подпрыгнул от неожиданности и порысил к выходу, бормоча что-то про «суку драную, змею подколодную, каргу корявую». Маара выкрикнула ему вслед два-три выражения в том же духе на чарад и увидела, что юнец перешел на галоп.

— Что за штучка этот Шабис? — спросил Данн.

— Ты и сам должен знать. Ты видишь его не реже, чем я. В разведку с ним ходил.

— Ну, храбрый парень. За наши спины не прячется. Но я не об этом.

— У него есть жена.

— Тоже знаю. — По физиономии Данна проскользнула циничная «армейская» усмешка.

— И я не забыла Мерикса.

— Маара, Мерикса уже, может, и в живых нет.

— Как? Откуда ты знаешь!

— Воюют там, Маара. Городские навалились на восточные районы и вырезали кучу народу, не разбирая, где хадроны, а где махонди.

— Кто сказал?

— Кайра. С последней ладьей прибыла. Ей беженцы сообщили. Она в солдаты захотела, но толку он нее немного, поэтому ее отправили к стадам.

— Ты с ней встречаешься?

Он не стал углубляться в суть вопроса.

— В столовке видимся.

— Данн, я здорово продвинулась с языком, многому научилась. Я всегда к этому стремилась, учиться.

— На севере пригодится.

— Данн, ты задумывался, почему мы все время твердим: «Север, север…»?

— Еще бы. Потому что все говорят, что там лучше.

— Здесь тоже очень неплохо.

— Но это не то, на что я надеялся.

— Понимаю.

— Говорят, что на севере — на настоящем севере — есть все, что душе угодно, и люди совсем другие, каких мы никогда не видели.

— Данн, мы с тобой мало что видели. Только сушь да драки.

— Мак да мордобой. Смерть… — Данн оцепенело уставился перед собой.

— Смерть… — отозвалась Маара. — Данн, ты его все еще боишься? Того, кто за тобой гонится?

Данн вскочил, отошел к окну, уставился в утреннее марево.

— Он пытался меня убить.

— Где? Уже здесь?

— Потом расскажу. Но знай, если я исчезну, то буду ждать тебя в Шари. Или уйду в Карас.

— Но, Данн, и Шари, и Карас полны шпионов. Кстати, ты знаешь, что ты кандидат в тысычи?

Данн уже успел сделать в армии агре карьеру. Он чуть ли не сразу стал взводным, возглавив в учебном отряде группу из десяти человек. По окончании обучения стал центором, начальником сотни. Тысыч в армии агре возглавлял тысячу человек. Он был одним из полусотни офицеров, подчинявшихся непосредственно генералу Шабису и обладавших обширными общественными полномочиями, вхожих в администрацию южного Чарада. Данн резко обернулся.

— Это что, сам генерал сказал?

— Да. Он тебя ценит. Он сказал, что ты самый молодой из центоров. И будешь самым молодым из тысычей.

— Да не нравится мне в Агре! Этот Чарад — застойная дыра. — Однако Маара заметила, что услышанное брату понравилось.

— Застой тоже временное явление, Данн. Вот добьются они мира…

— И когда они этого мира добьются?

— Шабис собирается встретиться с генералом Израком.

— Что ж, пусть встречается. Только толку от этого не будет. Нельзя им доверять, этим хеннам.

Маара видела, что брат рассуждает, как и положено солдату рассуждать о противнике.

— Речь не о доверии, а о взаимной выгоде, Данн.

— Ой, Маара, ты такая умная… Но забываешь, что эти хенны — как раз дураки. А ты ожидаешь, что они будут действовать, как умные люди. Умные часто не понимают дураков, и дураки одурачивают умников.

Они давно, почти полгода, не виделись и теперь наслаждались беседой. Однако Данн должен был возвращаться в казарму. Прибыл Шабис, Данн вскочил и отсалютовал генералу. Тот о чем-то спросил, и Данн ответил четко, толково, немногословно. Шабис кивнул.

— Хорошо. Свободен. Приходи к сестре, когда время будет.

Данн еще раз отсалютовал, развернулся и четким шагом вышел, многозначительно взглянув на Маару, напоминая о планах побега.

Шабис сел на место, оставленное Данном.

— Маара, а ты не желаешь стать шпионкой? — Он расхохотался, увидев, какую брезгливую мину она состроила. — Я бы хотел, чтобы ты сопровождала меня на переговоры, а потом осталась для работы над планом — и для наблюдения, естественно. Это ненадолго.

— И я там останусь одна? Среди хеннов? — Маару охватил ужас. — Да я ведь их друг от друга не отличу. Удивляюсь, как они сами разбираются.

— Не очень-то они разбираются. Поэтому и ввели метки, специальные значки.

— Почему они такие? Какая-то болезнь?

— Не знаю. Думаю, что какая-то внутренняя сущность растворяется в них, растекается и глохнет…

Маара сосредоточилась и продекламировала:

— Откуда это? — удивился Шабис.

— Не знаю. У меня в голове часто вертятся какие-то слова, фразы, неясные мысли, и я не знаю, откуда они берутся. Может быть, из детства.

— Что ж, верно схвачено. Искра, летучий огонек. Но гаснет он, там, или глохнет, а пулеброс-то они скопировали, а не мы. Соображают все-таки.

— И потому мне еще меньше нравятся.

— Значит, не хочешь?

— Шабис, зачем ты спрашиваешь? Я ведь твоя пленница и должна тебе подчиняться.

— И только?

— Да я и сама не знаю. Долго над этим размышляю. От этих хеннов просто мурашки по коже ползут. Кажется, я поняла эти строчки про искру жизни, только когда их увидела.

Маара долго размышляла, оставшись одна в своей комнате. В своей комнате! Наедине сама с собой! Разве это не счастье?

Шабис хотел преобразовать страну, сделать ее свободнее, легче на подъем, использовать сэкономленные от войны деньги на развитие хозяйства. Но так ли уж много уходило на войну? Битвы случались не часто, в основном мелкие стычки. Данн не ошибался, называя Чарад — по крайней мере, эту его часть — застойной дырой. Армия владела фермами и мастерскими, строила города на развалинах старых, обучала мужчин и женщин, жизнь текла урегулированным порядком. Шабис собирался сократить армию вдвое, оставив войска на случай непредвиденных нападений противника. Но освобожденных от армии людей нужно будет чем-то занять. Какой работой? Шабис предполагал заняться перестройкой старых городов и очисткой русел рек. Но когда люди, ныне связанные армейской дисциплиной, начнут конкурировать друг с другом из-за работы, что тогда? С армейской, генеральской точки зрения все просто. Но Маара видела опасности, кроющиеся в недовольстве населения, видела и угрозу со стороны мака. Шабис на это возразил, что будет разработана специальная система наказаний, предусматривающая суды, тюрьмы, полицию.

И никуда не денешься от хеннов, народа, проживающего на территории агре страною внутри страны.

— Почему не дать им отделиться? Зачем они вам? — спросила Маара.

— Зачем мы им, так следует поставить вопрос. Они не хотят отделяться. Им надо то, что есть у нас. Хенны знают, что агре умнее, ловчее, чем они. Возможно, они воображают, что если захватят часть нашей территории, то станут такими же, как и мы.

— Но если наступит мир, они должны будут согласиться на то, что имеют.

— Именно. Наступит мир, наладим взаимовыгодную торговлю.

«Конечно, — думала Маара. — Шабис с шестнадцати лет в армии, и он напрочь лишен того опыта, которого поневоле набрались мы с Данном. Не имеет он представления об анархии, хаосе, бесчинствах взбешенного народа».

Больше всего Мааре нравились вечерние беседы с генералом. Занятия языком продолжались, она уже бегло говорила, все понимала, понемногу осваивала письменность. Шабис принес древнюю книгу сказок на древесной коре. Книга оказалась на махонди, а на уроках она изучала чарад. Маара попыталась вспомнить, чему ее учили в детстве в школе. Шабис помогал ей. Он проводил с ней все больше времени, иногда три-четыре часа каждый вечер, порой переходил на чарад, чтобы дать своей ученице попрактиковаться в устной речи.

Любимой темой Маары оставались древние люди, жившие тысячи лет назад. Шабис сразу заявил, что о древних почти ничего не знает, но оказалось, что отрывочные данные, которых он понемножку нахватался за свою жизнь, касались почти всех интересующих Маару сфер. Оба сложили то, что знали, Маара вспоминала слышанное от Дэймы, в Хелопсе. Шабис сказал, что неплохо было бы свести всех знающих махонди вместе, чтобы соединить в одно целое то, что они знали.

— Беда в том, что многие что-то знают, слышали, но все это не совместить воедино.

О такой карте, как у Кандас, и тыквенном глобусе сам генерал, к примеру, не имел представления. Он попросил Маару нарисовать карту по памяти. Принес ей мягкую выбеленную кожу, угольные палочки, растительные краски. Сначала Маара занялась картой с белым верхом, а потом перешла к той, которая украшала тыкву.

Иногда то, что знал один, открывалось другому случайно. Однажды Шабис заметил, что было время, когда люди жили сто лет и больше, тогда как сейчас и пятьдесят уже преклонный возраст.

— Я уже, можно сказать, старик, Маара, мне тридцать пять. А тогда тридцатипятилетний человек считался молодым. Было время, когда женщины часто рожали ребятишек, одного за другим, и умирали от этого. Но потом открыли лекарство, которое прекращало деторождение.

— Как? — подпрыгнула Маара. — Что ты сказал? — Она смотрела на него горящими глазами.

— Что с тобой, Маара?

— Может быть, я неверно поняла… Ты сказал, что эти древние женщины принимали какое-то лекарство и прекращали рожать?

— Да. В хрониках так говорится.

— Значит, эти женщины могли не бояться мужчин.

— Что-то я не заметил, чтобы ты очень боялась, — иронически заметил Шабис.

— Нет-нет, я не о том. Дэйма только мне и долбила: остерегайся мужчин, чтобы не забеременеть.

— Маара, ты как будто меня обвиняешь.

— Ты не можешь себе представить, что это значит, все время дрожать: осторожно, берегись, они сильнее тебя, они могут сделать тебе ребенка…

— Ну, конечно, мне трудно представить себя на месте женщины.

— Мне даже вообразить себе трудно, что это означает, не бояться встречи с мужчиной. Они совсем другими были, эти древние женщины, не такие, как мы. Они были свободными. Нам это недоступно. — Маара вспомнила о Кулике, о том, как он ее преследовал, о своей беспомощности.

Маара рассказала генералу о Кулике, о том, как она обрадовалась, когда из-за засухи кровотечения у нее прекратились. Рассказала, как боялась выходить из дому, чтобы не попасться ему на глаза в неблагоприятные периоды.

Столько горечи и ожесточения слышалось в ее голосе, когда она говорила о Кулике, что Шабис встал и зашагал по комнате. Потом вернулся на место, взял ее руки в свои.

— Маара, перестань. Здесь ты в полной безопасности, никто тебе не угрожает. — Он отпустил ее руки, несколько отстранился. — Странно, мы толкуем тут о страхе перед беременностью, когда все вокруг только о ней и мечтают. Если одна из наших женщин беременеет, сразу устраивается праздник, она оказывается в центре внимания, к ней няньку приставляют еще до рождения ребенка.

Что-то в его голосе заставило Маару спросить:

— Жена не смогла родить тебе детей?

— Нет.

— Но ты бы хотел?

— Да.

— Извини, Шабис.

Она подумала: «Родить бы ему ребенка!» — и сразу испугалась. Уже пробовала для Мерикса, и чем это завершилось?

— Нет, Маара, у меня не та ситуация, что у твоего Мерикса. У меня вообще-то есть ребенок. Но та женщина замужем, и ребенок растет в ее семье.

«Кругами ходим, — думала она. — Роди я ему ребенка — и вот я застряла в Чараде, и не видать мне севера».

Вскоре после этого Шабис пригласил Маару к себе домой. Жена его захотела с ней познакомиться.