Сначала маршировали по степи, в которой небольшими рощами росли шиповные деревья, но уже первую ночь провели на краю холмистой равнины, вместо рыжего суглинка покрытой темной волокнистой почвой. Ветер, дующий с севера им в лица, осыпал солдат черной пылью, и скоро все завязали лица, чтобы можно было хоть как-то дышать. Маршрут пролегал меж холмами, мимо редких деревенек торов. Наконец они вышли к линии сторожевых вышек, сооруженных на холмах. Каждая вышка отмечала центр лагеря, представлявшего собою фактически деревню, состоящую из глинобитных хижин, а не палаток. На место прибыли к закату, солнце полыхнуло по вышкам, по крышам домов и вершинам холмов и ушло. Быстро стемнело, на небе выступили затуманенные пылью звезды.

Солдат распределили по вышкам. Маара попала на самую удаленную. Далее к северу начиналась территория агре, подчиненная их генералу. Примерно в десяти днях пути находился город Шари. В отдалении виднелись огни костров противника. Там и Данн. Брат ее — враг ее. Что ж, ненадолго. Почему Маара так твердо верила, что ненадолго? Хотя бы потому, что все в последнее время течет, все меняется, ничто не длится долго. Ее толкают обстоятельства, опасности, ее принуждают делать одно, другое, третье… Хотя она уже слышала, что солдаты, посланные на границу, остаются на одном и том же месте годами.

Гарнизон поста составляют два взвода, двадцать человек, все торы и неанты. Хенны не любят службу на границе. Командир — женщина из народа торов, зовут ее Роз. Она выросла в казарме, можно сказать, что мать ее — армия. Управляет она своим хозяйством эффективно, все вокруг чисто, аккуратно. Маара получила в свое распоряжение хижину и несла службу наблюдателя, отлично ладя с напарниками. Роз учитывала склонности подчиненных при распределении обязанностей. Некоторые из них вообще не поднимались на вышку, а занимались хозяйством: собирали топливо, носили воду, ремонтировали дома, готовили пищу. Собственно, готовить много не приходилось. Раз в месяц прибывал на пост пеший обоз, носильщики которого доставляли продукты, но чаще всего ели они хлеб, сушеные фрукты, овощи. Иногда Роз отряжала пару-другую охотников за оленем или степной птицей, но дичи в округе в сухой сезон почти не встречалось. Вот уже третий сухой сезон проводила Маара вдали от скальной деревни.

Часто Маара находилась на вышке одна. По всем инструкциям наблюдателей должно быть двое, но, даже если они и дежурили вдвоем, второй обычно спал. На этом участке границы вот уже несколько лет царило полное спокойствие. От противника можно было ожидать в худшем случае лишь шпионов. Роз часто поднималась к Мааре, когда та дежурила на вышке. Их интерес друг к другу был взаимным. Мало помнила Роз о своей жизни до армии, которая окончилась в одиннадцать лет. Роз не просто служила в армии, она являлась ее частицей. Вся жизнь по распорядку, есть о чем думать и заботиться, но не о том, откуда добыть глоток воды или хоть что-то пожевать. Она жадно слушала рассказы Маары, переспрашивала, смеялась в ответ на реплики: «Ты ж ни одному моему слову не веришь!»

— Расскажи о доме с пауками. Расскажи о Речных городах, — просила Роз.

О небоходах она вообще никогда не слышала. Очень нравились Роз и рассказы о паводковой волне. Приятно было рассуждать о воде, когда ветер с севера хлестал в лицо песчаными вихрями.

Стоя одна на вышке, Маара вслушивалась в свист ветра, раскачивавшего ветхую конструкцию, в дробный перестук падающих к ее основанию принесенных ветром комьев земли. Под утро их накопится так много, что куча вырастет по плечи солдатам-торам или по пояс солдатам-неантам. Землю эту разгребали вокруг вышки, а когда начинался сезон дождей, в нее высаживали овощи, быстро созревавшие в плодородной почве. Маара вглядывалась в далекие огни, свои и чужие. Внизу пели свои. Раздавались пронзительные, хватающие за душу песни неантов, жалостливые причитания торов, отличающиеся замысловатой двусмысленностью. Иногда в тихие ночи песни от разных костров смешивались в причудливом перепеве, а северный ветер доносил клочки песен от вражеских костров.

Однажды ночью, выйдя в свободное от дежурства время, Маара заметила крадущуюся в темноте фигуру. Она прыгнула вперед и схватила перепуганное существо, вмиг занывшее и запричитавшее в ее хватке, опасливо косясь на поднесенный к его горлу нож.

— Умолкни, — приказала Маара. — Скажи-ка мне, что нового в Южной армии агре? Что слышно о генерале Шабисе?

— Ой, ничего я не знаю!

— А о тысыче Данне слышал?

— Нет-нет, понятия о таком не имею.

— И о своем секторе тоже ничего не знаешь?

— Знаю только, что ваша армия собирается в поход на Шари.

— Из-за этого ты сюда и приполз? Можешь передать своему начальству, что это ерунда. Проваливай. — И она толкнула его в сторону лагеря противника.

Маара рассказала о происшествии Роз, которая прикинула, стоит ли докладывать дальше, и решила, что не стоит. Вместо этого Роз собралась организовать свою разведывательную вылазку. Маара вызвалась отправиться в расположение противника в одиночку. Она показала Роз свою старую тунику, менявшую цвет, и предложила выбрать для разведки одну из ночей с пыльным ветром, под прикрытием которого легче будет добраться до вражеских костров. Роз рассматривала, щупала, мяла коричневую рубаху с таким же выражением лица, как и все до нее.

Маара натянула эту одежку поверх толстого белья, чтобы не замерзнуть ночью, и пустилась в путь. Ветер нес песок и пыль, шумел, свистел, гудел. Подойдя к костру поближе, Маара припала к земле, поползла. Сидевшие вокруг огня солдаты жевали что-то, пили, болтали на махонди и на чарад, шуровали в костре. В основном жаловались на скуку смертную и перемывали косточки друг другу и отсутствующим товарищам. Удалось, правда, услышать, что генерал Шабис вроде бы примет командование северной группой войск и центральной в Шари и что это всем им по вкусу.

— Нормальный парень, этот Шабис, с ним мы тут долго гнить не будем.

Потом разговор переключился на женщин.

Маару подмывало встать, выйти к ним и объявить, что она — помощник генерала Шабиса. Они, конечно, удивятся, обрадуются и доставят ее… Но Маара вовремя опомнилась. Доставят они ее в какие-нибудь кусты уже остывшей. Гурьба изголодавшихся по женскому телу здоровых мужиков… Да она и пикнуть не успеет! Нет, уж если дезертировать, то основательно подготовившись, запасшись провизией, водой, обойти своих, чужих и добежать… Куда? Вряд ли Шабис уже в Шари.

Маара замерла, когда один из солдат вдруг поднялся и отошел в ее направлении. Струйка мочи зажурчала чуть ли не у ее уха. Она разглядела в отблесках огня его лицо. Тосковал бедняга, должно быть, по дому. Потом он вернулся к костру. Беседа затихла, большинство солдат устроилось спать, двое караулили. С находящейся неподалеку вышки еще двое вглядывались туда, где находилась вышка Маары. Она осторожно отползла, поднялась, отряхнулась и направилась обратно. Домой. Ибо домом ее стал теперь пограничный пост бывшего противника. Она рассказала Роз о возможном переходе генерала Шабиса в Шари, поделилась и соображениями насчет сомнительной достоверности этой информации.

Молнии на горизонте ознаменовали окончание сухого сезона. Загремел гром, небеса разверзлись, хлынул ливень. Утром по всей местности струились ручейки. Иссохшая почва не сразу приняла влагу, но потом, как бы опомнившись, начала жадно всасывать воду, раздуваясь губкой, выбрасывая из себя траву и цветы. Среди цветов порхали и копошились птицы, шныряла мелкая живность. Роз с солдатами вышла сажать овощи. С вражеской стороны донеслась песня, и солдаты Роз затянули свою. Всю первую неделю пограничные линии враждующих сторон услаждали друг друга пением с утра до вечера. Солдаты голышом выбегали под дождь, плясали, прыгали, дурачились, растирались ладонями, перемазывались в грязи и снова ее смывали. Маара вынуждена была воздерживаться от этих плясок в голом виде, ибо никто не должен был видеть ее пояса с монетами. Маару дразнили, и она выдумала себе оправдание, рассказав, что ее воспитали так, что она тела своего никому, кроме мужа, не показывала. Это признание вызвало новые взрывы хохота.

Роз потихоньку прокралась к постели Маары и, осыпая ту нежными словами, попросила ее принять, приласкать.

— Я не нравлюсь тебе, Маара?

Роз нравилась Мааре, она с удовольствием раскрыла бы ей объятия, прижалась бы к ней, но не отважилась.

Роз стояла на коленях у кровати, а Маара держала ее руки в своих и рассказывала о муже, Мериксе, которого, наверное, уже не было в живых, о том, как она хранит ему верность и не хочет, чтобы кто-то еще к ней прикасался.

Эта романтическая история заставила Роз еще больше полюбить Маару, странную, чистую женщину, хранящую верность покойному мужу. Роз рассказала о мании Маары солдатам, и все, и женщины и мужчины, зауважали ее еще больше.

Собственно, то, что Маара рассказывала Роз, не было полной ложью. Она не разрешала себе вспоминать Хелопс, думать о возможной смерти Мерикса, но часто ощущала его в себе. Оставшись одна, лежа в постели, она отдавалась его образу; не думая о нем, чувствовала на себе его мягкую, добрую тень.

Стоя на вышке и вглядываясь в дали, Маара считала дни. Уже полгода она обживает эту вышку. Через полгода положено их подменить, но доставщики провианта о смене не заикаются. Когда спрашиваешь их, какие новости рассказывают о слухах, будто бы на севере неспокойно. Вроде бы там переворот случился или бунт. В общем, где-то что-то неспокойно. В слухах о дрязгах ничего нового. О генерале Шабисе слышно, что он поссорился с остальными — вернее, все четыре генерала повздорили. Откуда слухи? Да кто знает… все говорят… Шпионы, что ли, донесли. А тысыч Данн? Слышал кто-нибудь о таком? Раз ее спросили: «Может быть, генерал Данн?» — «Генерал!..» — «Ну, субгенерал, генерал при генерале, как бы помощник, генерал-стажер…»

В дождливый сезон жизнь на посту намного приятней. Крестьяне привозили продукты, заламывали бешеные цены, солдаты с ними торговались, цены сбивали. Роз внимательно следила за крестьянами, к которым нередко примазывались шпионы. От одного из таких подозрительных типов Маара узнала, что генерал Шабис прибыл в Шари для противодействия ожидаемому восстанию хеннов.

Дождливый сезон продолжался с перерывами. Цветы, высыпавшие после первого дождя, отцвели, исчезли, но трава по-прежнему покрывала почву зеленым ковром. С холмов спускались олени, прибегали кролики и заканчивали дни свои в солдатских котлах. Как и в любой местности, где дождь означал жизнь, здешний календарь опирался на дождливые сезоны. Прошлый сезон был хорош, очень хорош, дамбы по край, едва держались; позапрошлый не удался, а до этого выдалась парочка неплохих, весьма неплохих сезонов… А вот еще раньше… И каждый думал: а что принесет следующий год?

Маара стояла на вышке и, прищурившись, смотрела на север. Почти год прошел. Даже больше года. Наверняка там ее все забыли. Сухой сезон, черная земля посерела, но еще не высохла настолько, чтобы превратиться в пыль, вздымаемую в воздух даже самым легким ветерком.