Рано утром Ален отправился к «Павлину». В дверях он остановился, поискал глазами своего друга и увидел его за столиком в дальнем углу. К удивлению Алена, тот был не один и беседовал с женщиной в длинном плаще с капюшоном. Ее лицо скрывала черная бархатная маска. Женщины самых разных сословий уже давно, следуя моде, ходили по улицам в масках. С одной стороны, это им помогало остаться неузнанными, с другой — защищало кожу от ярких солнечных лучей.

Когда заинтригованный Ален подошел ближе, женщина уже уходила. Ее плащ прошелестел по руке Алена. Он уловил запах дорогих духов. А поскольку на уме у него было одно, он тут же решил, что это любовница его друга, хотя тайная связь не очень-то вязалась с обликом Иеремии Блэкшо, всегда довольно щепетильного. Кроме того, дама в маске была, судя по всему, благородного происхождения, а не заблудшей горожанкой. Это смутило его, Сгорая от любопытства, Ален подошел к столику друга и присел.

— У вас гости, как вижу. Кто эта прекрасная незнакомка?

— Откуда вы знаете, что она прекрасна? — усмехнулся Иеремия. — Вы ведь не видели ее лица.

— Зато видел нос. — Лукаво улыбаясь, Ален потеребил свой нос. — Достаточно уже грациозности ее движений и гордой посадки головы. А я всегда считал вас невосприимчивым к женским чарам.

— Ален, вы очень тонкий наблюдатель, но, к сожалению, неверно толкуете то, что видите, — отвел Иеремия подозрения своего старого товарища.

— Тогда вы еще больший глупец, чем я думал, если не оценили такую обворожительную женщину, — заявил Ален.

Он пристально всмотрелся в непроницаемое лицо друга и вздохнул. Он так и не научился читать по нему. Это было длинное узкое лицо с высоким выпуклым лбом, глубоко посаженными выразительными глазами и выступающими скулами. Нос напоминал клюв хищной птицы, от него к углам рта спускались складки, сильный острый подбородок выдавался вперед. Фигура Иеремии была так же худощава, как и лицо. Ален не сомневался в том, что тот по-прежнему вел аскетический образ жизни. Если бы не мелкие морщинки в уголках глаз, можно было сказать, что он почти не изменился. Даже в гладких темно-каштановых волосах, которые он, как и большинство мужчин, носил до плеч, не блестела седина.

— Вы помните день, когда мы виделись последний раз? — несколько печально спросил Ален.

Воспоминания о гражданской войне, от которой пострадала вся Англия, разбудили в нем тяжелые чувства.

Казнь короля Карла I после показательного парламентского процесса потрясла все основы жизни. Сын короля-мученика, нынешний король Карл II, в 1651 году при поддержке шотландцев предпринял последнюю попытку отвоевать трон. У города Уорчестера его истощенная армия сошлась с войсками Кромвеля и потерпела сокрушительное поражение.

— Я и не чаял, что вы выживете, — признался Ален. — Когда меня взяли в плен, я спрашивал о вас у кого только мог, но никто ничего не знал. Нас перевезли в Честер и там несколько недель держали в темнице.

В конце концов, мне удалось получить рекомендательное письмо в Лондон, и я начал работать у Ричарда Виземана. Через два года вступил в гильдию брадобреев и цирюльников. С тех пор у меня все прекрасно, о такой жизни я мог только мечтать. Но теперь расскажите же, как вам удалось выбраться из Уорчестера.

Иеремия отпил горячего шоколада, который они заказали на завтрак.

— Мне здорово повезло. Солдат сбил меня прикладом и велел лежать. Ночью я очнулся под горой трупов. Когда я пытался выбраться, один умирающий офицер попросил меня передать своей маленькой дочери медальон. Я с радостью согласился, так как он был католиком, как и я. Девочка жила у джентльмена-католика, в доме которого прятался король, бежавший из Уорчестера. Солдаты Кромвеля искали его повсюду, и, найди они его, ему бы точно так же отрубили голову, как и его отцу. По счастью, он нашел прибежище в доме католика, где находилось тайное укрытие для священников. Оно было так хитро расположено, что даже при тщательном обыске его невозможно было обнаружить. Так что король познал на собственном опыте, каково было нашим священникам, когда их при его деде Якове гоняли, как диких животных.

— Вы говорили с королем? — изумленно спросил Ален.

— Да, и этот человек вызвал у меня большое уважение. В изгнании он познакомился с бытом простых людей, узнал голод и лишения и перед лицом опасности сохранил удивительное мужество. У него есть все для того, чтобы быть хорошим королем.

— Как вам удалось выехать из Англии? Ведь армия контролировала все порты.

— Это действительно оказалось непросто, — признался Иеремия. — Особенно когда я выразил готовность перевезти девочку, после смерти отца оставшуюся сиротой, во Францию, к родным ее матери. Сначала я пытался уехать из Бристоля, где живет моя сестра, но не нашел надежного судна. На южном побережье мы случайно снова встретили короля, перед которым стояла та же проблема. Там его чуть не поймали. Но Господь сохранил его, и какое-то время спустя ему удалось перебраться во Францию.

— Вы все еще не рассказали мне, как это удалось вам, — нетерпеливо торопил Ален.

Иеремия скромно улыбнулся:

— Когда я убедился, что у меня нет таких средств, ради которых рыбаки или капитан какого-нибудь торгового судна были бы готовы рискнуть головой из-за беглеца-роялиста, мне пришло в голову, как можно перехитрить чиновников.

Ла-Манш кишел голландскими пиратами, английское и французское побережье подвергалось большой опасности. Как-то вечером в отдаленной бухте мы обнаружили пиратское судно. Вероятно, его загнала туда буря. Я подумал, что в округе уже заметили корабль, и решил воспользоваться этим. К счастью, тогда я уже бегло говорил по-французски. Как вам известно, я какое-то время учился в Париже. Я подучил девочку притвориться француженкой, и этот смекалистый бесенок ни разу не проговорился.

Затем я отправился в ближайшую деревню, где нас приняли за бродяг, арестовали и привели, как положено, к мировому судье. Тот, убедившись, что имеет дело с французами, нашел переводчика, через которого я объяснил ему, что мы с моей маленькой спутницей, проплывая мимо берегов Франции, были схвачены пиратами. А во время бури пиратское судно отнесло к Англии, где разбойники нас и высадили на пустынном берегу. Поскольку нас обокрали, у нас нет ни денег, чтобы вернуться во Францию, ни, разумеется, документов.

Когда мировому судье подтвердили, что на берегу видели голландцев, тот мне поверил. В принципе он должен был отправить нас в Лондон, где вышестоящая инстанция решила бы нашу судьбу. Но я рассчитывал на то, что его больше волнует общинная казна, чем закон. И оказался прав. Прикинув в уме все расходы, связанные с нашей отправкой в Лондон, он решил, что дешевле будет переправить нежелательных французов с каким-нибудь местным рыбаком через Ла-Манш. По нему было видно, как он рад от нас избавиться.

Ален закатился заразительным смехом:

— Кромвель отрубил бы ему голову. Вы просто дьявол. Иеремия!

— Небесполезно знать людские слабости.

— Так вы отправились в эмиграцию? — спросил Ален, вытирая выступившие от смеха слезы. — А что стало с девочкой?

— Я оставил ее у родных, а сам отправился в Италию изучать медицину, так как во Франции тоже бушевала гражданская война, а с меня было достаточно полей сражений и побоищ. Потом я несколько лет провел в Индии, где тоже немало узнал о местной медицине, во многом превосходящей европейскую.

Ален слушал с интересом. Он и раньше считал своего друга умным, жадным до знаний и восхищался его памятью. И понял, что Иеремия, кажется, не зарыл свои таланты в землю.

— Вы видели потом девочку?

— Да, случайно. Когда после смерти Кромвеля власть пуритан пата и наш король Карл снова взошел на трон, я через Париж решил вернуться в Англию. И там встретил ее в Лувре. Она родом из бедной, но знатной дворянской семьи, так что ей было нетрудно устроиться при французском дворе. А когда Карл попросил свою мать, которая живет во Франции, привезти ему несколько хорошеньких придворных дам, в их числе оказалась и леди Аморе Сент-Клер. С тех пор я вижусь с ней регулярно, иногда при дворе, иногда здесь, вот как сейчас, например.

Ален был заметно разочарован.

— Дама, с которой вы только что говорили, Сент-Клер? Любовница короля?

— Да, к сожалению, — со вздохом подтвердил Иеремия.

— Ах, вы ревнуете.

— Нет, лишь опасаюсь за здоровье ее души.

— Ну ничего, ее исповедник назначит епитимью, а затем отпустит грехи, даже если не одобряет ее поведения.

— А что мне еще остается!

Ален поперхнулся шоколадом, осознав смысл последней фразы.

— Она ваше духовное чадо? Вы… вы священник? — сказал он, понизив голос.

Иеремия улыбнулся, его это явно развеселило.

— Вас это удивляет?

— Если серьезно… вообще-то нет, — пробормотал Ален, еще не вполне освоившись с этой мыслью. — Вы всегда были человеком с высокими духовными запросами, и вас не интересовали плотские удовольствия. Но почему вы не ограничились медициной? Вы могли бы стать врачом милостью Божьей.

— Который, несмотря на это, беспомощно взирал бы на большинство болезней. Для меня важнее подготовить душу человека к жизни после смерти. Я отправился в Рим и вступил там в общество Иисуса.

— Так вы были в Индии миссионером. Что не помешало вам изучить местную медицину.

— Одна из моих слабостей, это верно, — признался Иеремия.

По мере того как Алену становились ясны последствия того, что рассказал ему Иеремия, он все больше мрачнел.

— Зачем вы вернулись в Англию? — спросил он с беспокойством. — Почему вы подвергаете себя такой опасности? Законы официально остаются в силе. Вас могут арестовать прямо на улице и казнить как изменника родины только потому, что вы осмелились вступить на английскую землю, будучи католическим священником, более того, иезуитом!

— Вы прекрасно знаете: этот закон после восшествия на трон нашего короля ни разу не применялся, — спокойно напомнил ему Иеремия.

— Времена могут измениться. И именно здесь, в Лондоне, где влияние пуритан все еще сильно, а население испытывает суеверный страх перед римской церковью.

— Знаю. Поэтому я живу здесь под именем Фоконе. Кроме хозяина этой таверны и католиков, которым я доверяю, никто больше и не знает, что я католический священник.

— Вам так нравится вести тайный образ жизни?

— Нет. Вы знаете, я люблю корпеть над книгами, и общество для меня не много значит. Но довольно обо мне. Расскажите о вскрытии. Вы установили причину смерти?

Ален подробно рассказал об осмотре тела и о том, к какому выводу пришли все присутствовавшие врачи.

— Вы взяли пробу из содержимого желудка? Если не возражаете, я бы ее посмотрел. Возможно, я смогу установить, действительно ли там содержится яд.

Ален с радостью согласился:

— Так пойдемте же.

Они прошли в Сити через Ладгейт — одни из семи ворот бывших городских укреплений. Богатые экипажи тех, кто приехал сюда в лавки, торгующие шелком и кружевами, запрудили Патерностер-роу, так что пробираться было нелегко даже пешеходам. Цирюльня Алена находилась в нижней части трехэтажного фахверкового дома, верхние выступающие этажи которого украшала роскошная резьба. В старой части города такие здания еще не стали редкостью. При постройке фахверкового дома сначала возводят деревянный каркас, затем полости заполняют переплетенными ивовыми прутьями, а на них наносят глину и штукатурку. Над улицей возвышался остроконечный треугольный фронтон, так что крышу из красной черепицы можно было увидеть только сбоку. Солнце отражалось в свинцовых пластинах эркерных окон, как на гранях бриллианта. Над входной дверью висела дощечка с символом гильдии цирюльников — полосатым красно-белым жезлом с подвешенным тазом для кровопускания. Подобный символ ремесла можно было увидеть перед каждой лавкой. Как правило, их роль выполняли расписанные деревянные щиты, прикрепленные к домам железными прутьями. Так люди, не умеющие читать, понимали, что можно здесь купить.

Иеремия Блэкшо прошел за своим другом на первый этаж, где ученик как раз драил пол в операционной. Это было большое помещение, обитое деревянными панелями, в центре стоял широкий деревянный стол для сложных операций, а по стенам — несколько кресел с подлокотниками, низенькая скамейка и шкаф со множеством ящичков для лекарств. На стенах висели начищенные тазы для кровопусканий, кожаные чехлы с инструментами и другие приспособления. На деревянной подставке стояли глиняные миски с мазями.

Иеремия обвел взглядом операционную, и она ему очень понравилась. Здесь царили порядок и чистота. Кроме того, он, к своему удовольствию, заметил, что Ален не позарился на скелеты людей и животных, которые кое-кто из его коллег выставлял ради вящего эффекта.

— Вот проба содержимого желудка. — Ален взял с полки небольшой пузырек.

Содержимое высохло и превратилось в серый порошок, который иезуит деревянной палочкой осторожно соскреб со дна пузырька. Он попросил цинковую миску, щипцами положил в нее тлеющий уголек из камина и поставил миску на стол.

— Осторожнее, отойдите подальше, — сказал Иеремия, прежде чем ложкой насыпать часть порошка на горячий уголь.

Образовалась тонкая струйка белого дыма.

— Чувствуете запах? — спросил Иеремия.

— Дохнуло чесноком.

— Вы говорили, у барона были сильные судороги и явления паралича, а после смерти пальцы на руках и ногах были скрючены. Все это указывает на отравление белым мышьяком. Хотя такой анализ по запаху не стопроцентен, я все же думаю, он будет полезен судье при расследовании.

— Я немедленно сообщу ему об этом, — сказал Ален.