В ее лице не было ни кровинки. Когда все кончилось, силы внезапно покинули ее. На подгибающихся коленях она стала медленно сползать вниз по стене сарая. Сковавший ноги холод и пронизавшая тело боль доходили до замутненного сознания как бы издалека. Она сидела, отрешенно уставившись перед собой, не в силах пошевелить и пальцем…

Непонятный шум вдалеке заставил ее вздрогнуть. Торопливо перебирая пальцами, она попыталась прикрыть наготу, потуже затянув корсаж. Отчаянно хотелось вскочить, убежать из этого места, но ноги отказывались повиноваться. Словно загнанный зверь она вжалась в угол, устремив затравленный взор на дверь. Никого. Он не вернулся — видимо, получил что хотел. Но завтра или послезавтра он снова подкараулит ее и… будет домогаться!

Внезапно она ощутила поднимавшийся из земли холод. Попыталась подтянуть съехавшие чулки, но одеревеневшие пальцы не слушались.

— Энн! Энн! — раздался голос матери. — Энн, где же ты?

Со скрипом отворились двери сарая.

— Энн, почему ты не отзываешься? — обеспокоенно спросила мать, подойдя поближе.

Взгляд дочери объяснил ей все.

— Что случилось? Он снова к тебе приставал? Он тебя?..

И тут пережитый девушкой ужас вырвался наружу — она разразилась рыданиями. Мать обняла ее, прижала к себе и попыталась успокоить.

— Я призову его к ответу, — пообещала она, нежно гладя дочь по голове. — Он оставит тебя в покое, вот увидишь. Больше тебя он не тронет.

Пелена смерти, столько времени грозно нависавшая над Лондоном, похоже, рассеивалась. Все лето в городе свирепствовала чума, унося тысячи и тысячи жертв, и лишь приход зимы ослабил смертельную удавку. За какие-то считанные недели город вновь пробудился к нормальной жизни. Многие из тех, кто в панике покинул берега Темзы в страхе перед мором, возвращались. Людям не терпелось взяться за заброшенные дела. Распахивались двери мастерских и купеческих лавок, заполнялись народом вымершие опустелые улицы, между камнями мостовой которых уже начинала пробиваться зеленая трава. Люди больше не сторонились друг друга, при встречах радостно заговаривали, останавливались поболтать, поделиться накопившимися за время отсутствия новостями.

Небывало сильная пурга, обрушившаяся на Лондон в феврале, белой пеленой покрыла и могилы жертв страшной хвори, заслонив их на время от горестных взоров оставшихся в живых, помогая последним забыть ужасы и начать жизнь сначала, уповая на милость Божью.

Две фигуры в шерстяных накидках пробирались сквозь белое непроглядное месиво. Впереди шел мальчик с факелом, освещавший путь — был поздний вечер. Как же благоволила судьба к тем, кто в этот вечер оставался в четырех стенах, и кого нужда не гнала на улицу! Повитуха Маргарет Лэкстон не могла позволить себе подобную роскошь. Когда за ней посылали, она бегом бежала из дому и в дождь, и в ветер, и в жару, и в холод. Детям, появляющимся на свет, не до погоды. Маргарет Лэкстон, замедлив шаг, обернулась и стала искать глазами Энн, не поспевавшую за ней. Маргарет пыталась обучить дочь своему ремеслу и поэтому часто брала ее с собой.

— Идем, идем, девочка! — крикнула Маргарет Лэкстон. — Нельзя терять из виду мальчишку, а не то этот сорванец потащит нас через весь Смитфилд.

Из-под надвинутого на лоб капюшона Энн устремила на нее взор мученицы.

— Все будет хорошо, — успокоила ее мать. — Доверься мне. Мои снадобья помогут одолеть беду. Капельку терпения, и все кончится. И отец ничего не заметит.

Взяв дочь за руку, она снова зашагала вперед. На Пай-Корнер их дожидался мальчишка-провожатый.

— Долго еще, мальчик? — спросила Маргарет Лэкстон.

— Нет, сейчас вот повернем направо на Кок-лейн, и, считайте, уже пришли, — нетерпеливо бросил он в ответ и тут же ринулся вперед.

Снег валил так, что худенькая фигурка сразу растворилась в белесой мгле. Различим был лишь свет факела, который, подобно огромному светляку, плясал впереди. Повитуха попыталась было нагнать его, таща за руку дочь, но мальчишка несся по обледенелой мостовой во весь опор. Сумка с нехитрым инструментом повитухи, висевшая на плече у Маргарет, затрудняла ходьбу, а их поводырь проворно, словно белка, уже поворачивал на Кок-лейн. Свет факела исчез из виду. Повитуха нетерпеливо дернула дочь за руку и, ускорив шаг, потащила за собой.

Дойдя до угла, Маргарет Лэкстон замедлила шаг и стала вглядываться в снежное месиво. Куда же подевался окаянный бесенок?

— Эй, парень, где ты там? — выкрикнула она и, не получив ответа, взяла Энн за руку и побежала вперед, стремясь нагнать мальчика. В суматохе она не заметила кучу — один из здешних обитателей, державший кур, имел привычку вытряхивать птичий помет прямо на улицу. Споткнувшись об нее, Маргарет Лэкстон едва не упала, но каким-то чудом сумела удержаться на ногах. Тяжело дыша, она остановилась и недоуменно огляделась. Взгляд женщины упал на палку, воткнутую в кучу. Вытащив ее, она стала осматривать другой ее конец, потом ощупала его. Он был еще теплый и пах горелой смолой. Женщина тут же сообразила, что это тот самый факел, который нес мальчик.

— Что ж это такое? — пробормотала смущенная повитуха. — К чему было гасить факел? И куда делся мальчишка?

— Что там, мама? — обеспокоенно спросила Энн.

— Не знаю, деточка, не знаю…

Послышалось лошадиное ржание. Маргарет Лэкстон прислушалась, пытаясь понять, откуда идет звук.

— Кажется, за нами кто-то увязался, — негромко произнесла она и потащила дочь за собой. — Пойдем-ка скорее отсюда, не нравится мне все это.

Энн безмолвно последовала за матерью. Та шла, озираясь. В тени домов переулка вырисовался темный силуэт. Это был человек в плаще и надвинутой на самые глаза шляпе. От его зловещего вида и матери, и дочери стало не по себе. Маргарет Лэкстон, застыв на месте, попыталась разглядеть незнакомца.

— Дьявол… — пролепетала она.

Силуэт шевельнулся, рука мужчины исчезла под плащом, но тут же вновь появилась и протянулась к ним… Что-то сверкнуло, раздался грохот… Маргарет Лэкстон без стона рухнула на мостовую. Она умерла мгновенно…

Падая, она высвободила руку из ладони дочери. Энн смотрела на мать, не веря собственным глазам. Маргарет недвижно лежала на припорошенных снегом камнях. Девушка в ужасе стала оглядываться в поисках прохожих, потом снова уставилась на убийцу. Тот вновь пошарил под плащом и в следующую секунду выхватил второй пистолет.

Энн с криком бросилась прочь. Девушка неслась по обмерзшей мостовой, спотыкалась, падала, тут же снова поднималась и бежала дальше, беспрерывно крича, до тех пор пока позволяли силы.

Сэр Орландо Трелони был вдовцом. Полтора года назад первая жена судьи умерла при родах. Пятнадцать лет делила она горести и радости с мужем, постоянно взывая к Господу, чтобы хоть одному из их слабеньких наследников удалось пережить младенческий возраст. Однако Бог распорядился по-иному. Раз в два года Элизабет производила на свет очередного заморыша. Бесконечные беременности и тяжелые роды вконец изнурили хрупкую женщину, но она не имела привычки сетовать на судьбу. Последний ребенок, которого она выносила под сердцем, стоил ей жизни. Сэр Орландо потерял не только любящую и терпеливую спутницу — с ней умерла и надежда дождаться ребенка, плоть от плоти, кровь от крови его, Трелони, мечтавшего о нем с первого дня супружества.

Вдовство обернулось для сэра Трелони чистой мукой. Одинокая жизнь в огромном доме на Чэнсери-лейн, скрашивавшаяся разве что редкими приходами посыльного, была для него невыносима. Когда наконец отбезумствовала чума и в Лондон стали возвращаться беженцы из дворян, замаячила хоть призрачная, но все-таки надежда. По городу поползли слухи, что, дескать, судья королевского двора весь в поисках подходящей партии. Если прибавить к сказанному, что сэр Трелони был далеко не старик — пару месяцев назад ему стукнуло всего-то сорок четыре, — он имел все основания рассчитывать, что поиски новой супруги не затянутся надолго и что та будет рада угодить мужу во всем. Вскоре от приглашений в лучшие дома Лондона не было отбоя — некоторые Трелони принимал, от других тактично отказывался. В конце концов он дал понять богатому землевладельцу Чарлзу Дрейперу, что неравнодушен к его дочери Саре. Отец семейства был убежденным роялистом — как и Трелони, во время гражданской войны сражался за короля против парламентаристов Оливера Кромвеля. После казни короля Карла I, во времена Республики, Дрейпер в результате реквизиции и передачи сторонникам Кромвеля лишился части земель и не получил их назад даже после восшествия на трон нового короля, Карла II, пять лет назад. Впрочем, и без них сэр Дрейпер оставался человеком состоятельным, так что вполне мог обеспечить единственную дочь солидным приданым.

Никаких официальных переговоров по этому поводу пока что не проводилось, однако между Трелони и Дрейпером существовало, что называется, молчаливое согласие, джентльменский уговор. К Сретению сэр Орландо получил приглашение провести воскресенье в имении Дрейперов в Эссексе, неподалеку от Лондона. Мрачные зимние дни коротали за игрой в шахматы, на бильярде или же резались в криббидж. По вечерам музицировали. Сара Дрейпер играла на спинете и пела. Ей подпевала младшая кузина Джейн Райдер, имевшая неплохой голосок. Трелони наслаждался пребыванием здесь, но ему было чуточку не по себе от постоянных намеков отца Сары, явно рассчитывавшего, что гость наверняка воспользуется приглашением, чтобы начать переговоры о сватовстве. Сэр Орландо медлил. Ему хотелось убедиться, что Сара ему подходит, а пока что он не взялся бы с уверенностью это утверждать.

И вот, возвращаясь в тот вечер понедельника из имения Дрейперов в Лондон, сэр Орландо не мог отделаться от размышлений о будущей невесте. Неуверенность, не позволявшая ему сделать первый шаг, не проходила. Сэр Орландо ощущал сильнейшую потребность спросить совета, обсудить с кем-либо одолевавшие его сомнения, и желательно с человеком, хорошо разбирающимся в людях, способным заглянуть за фасад человеческой натуры, оценить их трезво и непредвзято. Лучше всего для этого подходил его друг доктор Фоконе. Да, именно к нему следует обратиться за помощью, и немедля.

Внезапно кучер сэра Орландо резко натянул поводья и остановил лошадей. Судью швырнуло вперед, и он уже раскрыл было рот отчитать незадачливого возницу, как услышал пронзительный женский крик. И тут же понял, в чем дело. Кто-то попал в беду.

Трелони распахнул полость и выбрался наружу. Снежные хлопья залепляли глаза, мешая видеть, оседали на шляпе. Его камердинер Мэлори спрыгнул с запяток на мостовую и подошел к судье. Второй лакей, шедший впереди кареты с факелом в руке, подбежал к ним.

— По-моему, я слышал чей-то крик, — воскликнул сэр Орландо. — Ты что-нибудь видел, Мэлори?

Камердинер поднял руку и показал на боковую улочку.

— Там, сэр.

Трелони, жмурясь от хлопьев снега, прилипавших к ресницам, посмотрел туда, куда показывал лакей. И тоже увидел нечто: молодую женщину, которая, шатаясь, бежала к ним с таким видом, будто за ней гнались демоны.

Мэлори не раздумывая бросился к ней. В это мгновение из-за спины женщины вынырнула фигура. Мужчина в черном, лицо которого скрывала широкополая шляпа.

Рука Трелони потянулась к шпаге.

— Мэлори! — предостерегающе крикнул он. — Назад!

Но слуга не слушал его, а, напротив, ускорил шаг. Не успел он подойти к женщине, как та упала на колени. Преследователь поднял пистолет, навел на нее…

— Нет! Нет! — выкрикнул Мэлори.

Незнакомец продолжал целиться в женщину, но, увидев, что к нему бежит слуга, тут же навел оружие на него и хладнокровно спустил курок. Прогремел выстрел, и в следующее мгновение Мэлори, ощутив страшную боль в ноге, с криком упал. Незнакомец повернулся и со всех ног бросился прочь, тут же растворившись во мраке.

Вместе с лакеем, который нее факел, сэр Орландо подбежал к своему слуге. Мэлори, зашедшись криком, катался по заснеженной мостовой. Трелони, убедившись, что стрелявшего и след простыл, склонился над камердинером, а лакей с факелом тем временем пытался успокоить рыдавшую девушку.

Мэлори вцепился обеими руками в ногу чуть выше колена. Белые чулки его были перепачканы кровью, а под ним на снегу быстро увеличивалось темно-красное пятно. Сейчас было трудно определить, насколько серьезна рана, но пуля скорее всего раздробила колено. Мэлори уже не кричал, а приглушенно стонал. Внезапно на него напала икота, а потом его вырвало.

Трелони мягко прикоснулся к его плечу:

— Ничего, ничего, мой мальчик. Сейчас мы доставим тебя к хорошему лекарю.

За неимением перевязочного материала сэр Орландо стянул с себя кружевной воротник и умело перевязал колено слуги — необходимо было как можно скорее остановить кровотечение. Мэлори продолжал стонать от боли и скрипеть зубами.

— Мисс, что ему было нужно? — наконец обратился судья к девушке.

Та лишь испуганно смотрела на него.

— Он… он убил мою мать, — с трудом выдавила она.

— Джек, дай мне факел и оставайся с Мэлори и девушкой, — распорядился Трелони. Выхватив шпагу, он зашагал по узкому темному переулку. Пройдя ярдов пятьдесят, различил темное пятно. Снег успел припорошить женщину, покрыв ее белым саваном. Когда сэр Орландо, склонившись над ней, попытался пощупать, бьется ли сердце, его пальцы наткнулись на что-то липкое. Кровь! Пуля угодила прямо в сердце несчастной. Ей уже ничем не поможешь.

Судья поспешил к слугам и остававшейся с ними девушке.

— Немедленно карету сюда! — приказал он Джеку.

Другой лакей, Том, должен был помогать Мэлори. Мэлори уже не один год верой и правдой служил Трелони. Какое же несчастье, что его верный слуга стал жертвой бесстрашия и отчасти легкомыслия. Похоже, бедняга и сам понимал последствия произошедшего, и лучше всего об этом говорил его полный мольбы взгляд.

— Нога… — лепетал он. — Моя нога… Не дай Бог, ее отрежут… Не хочу… Не хочу…

Трелони искренне сочувствовал камердинеру, но не знал, как его утешить.

— Не волнуйся, что бы с тобой ни случилось, ты останешься у меня, — заявил он.

И ничуть не кривил душой: Мэлори служил ему не за страх, а за совесть, а верный слуга — всегда редкость. А сколько раз Мэлори охранял сэра Трелони, устраиваясь на ночь в его спальне с оружием в руках, рискуя при этом жизнью?

Сэр Орландо и Том осторожно подняли пострадавшего и отнесли к карете. Дверца была узкой, и Мэлори пришлось согнуть ноги. Невыразимые муки были написаны на его лице, а сам он трясся от страха и боли как осиновый лист.

— Где мы? — осведомился сэр Орландо у своего кучера.

— У Холборна, милорд.

— Ладно, поезжай к Ньюгейту, а оттуда сверни в Патерностер-роу. Остановишься возле дома, где живет лекарь Риджуэй.