Поездка по неровной обледенелой мостовой вылилась в настоящую пытку для раненого Мэлори. Он был не в силах сдерживать слезы. Трелони все время пытался успокоить его. Сидевшая на передней скамье девушка не проронила ни слова.

Ньюгейт — городские ворота — служил одновременно и тюрьмой. В этот поздний час массивные створы уже были на запоре. Лакей, прихватив факел, отправился к стражникам. Тем явно не хотелось покидать натопленную каморку и выбираться на холод. Впрочем, узнав карету судьи, они тут же сменили гнев на милость.

— Я должен заявить о совершенном преступлении, — официально произнес Трелони. — Отправляйтесь и разыщите констебля Фаррингтона, именно он отвечает за Смитфилд. Скажите ему, что на Кок-лейн совершено убийство, застрелена женщина. Он должен срочно идти туда и дожидаться моего прибытия. Я буду там как только смогу.

— Слушаюсь, милорд, — ответил один из стражников, хотя его явно не прельщало отправляться на розыски констебля, который тоже будет не в восторге от предстоящей миссии — торчать подле трупа в пургу.

Карета судьи поехала через ворота дальше. И снова возобновились муки Мэлори — разболтанные рессоры делали свое дело. Некоторое время они ехали вдоль Уорвик-лейн, после чего свернули в Патерностер-роу и наконец остановились у дома, где проживал лекарь. Окна были темны — по-видимому, все давно спали. Невзирая на это, Джек принялся что было силы молотить в дверь. Вскоре им отпер юноша.

— У нас тут раненый, он нуждается в срочной помощи! — выпалил лакей.

Парень понимающе кивнул и крикнул кому-то в глубине дома:

— Господин, тут к вам приехали! Давайте быстрее сюда.

Несколько мгновений спустя появился Риджуэй, член гильдии цирюльников и хирургов. Не говоря ни слова, он отважно бросился в снежную мглу к карете судьи.

— Милорд, это вы! — вырвалось у него, когда он, откинув полог, узнал Трелони. Когда взгляд лекаря упал на камердинера и на его искаженное болью лицо, он, поняв, что произошло, озабоченно присвистнул.

С помощью своего ученика Николаса Риджуэй, бережно подняв раненого, вытащил его из кареты и отнес в дом. В комнате, служившей приемной и операционной, лекарь уложил камердинера сэра Орландо на деревянный операционный стол, стоявший в центре этого мрачноватого помещения, стены которого были облицованы потемневшими от времени деревянными панелями. У стены располагался дубовый шкаф с многочисленными выдвижными ящиками, где хранились различные травы и снадобья. На полке с другой стороны стояли склянки и тигли для мазей.

Пока помощник и ученик Риджуэя поспешно зажигал керосиновые лампы, свет которых отражался на висевшем под потолком тазу для кровопусканий, Ален Риджуэй, сняв набрякшую от крови временную повязку с колена Мэлори, стал ножницами разрезать бриджи.

Сэр Орландо, который тоже вошел в дом, отряхнул одежду от налипшего снега, после чего повесил на крюк шляпу и поправил белый парик. Он наблюдал за работой Риджуэя. Судья много лет знал этого человека и ценил его как умелого и знающего медика. Ален был рослым худощавым мужчиной за тридцать, длинноруким и длинноногим, отчего казался неловким и долговязым. Спадавшие на плечи иссиня-черные волосы серебрились у висков. Серо-голубые глаза, почти всегда смотревшие плутовато, и заразительная широкая улыбка способны были расположить к себе даже закоренелого мизантропа. Тонкий изящный нос был самую чуточку вздернут. Впрочем, сэр Орландо симпатизировал Риджуэю не только из-за врачебных навыков Алена, но и из-за его доброты, отзывчивости и глубокой порядочности — на этого человека можно было положиться всегда и во всем. Убежденного протестанта сэра Орландо ничуть не смущало, что Риджуэй принадлежит к римско-католической церкви. Слава Богу, он, будучи судьей, научился оценивать людей не по их конфессиям, а по добродетелям.

Медик Риджуэй тем временем освободил колено Мэлори от одежды. Кровотечение не унималось, и доктор вынужден был наложить жгут повыше колена. Повернувшись к помощнику, стоявшему тут же с тазиком бренди, Ален тщательно ополоснул руки в ароматном напитке. После этого Николас, отставив миску, разложил хирургические инструменты.

Едва взглянув на ножи, ножички, скальпели, щипцы, зонды и другие приспособления, Мэлори громко застонал. Пальцы его вцепились доктору в бедро.

— Прошу вас, не надо! — умолял он. — Только не отрезайте мне ногу… Я не хочу стать калекой… Лучше уж помереть.

Ален успокаивающе улыбнулся.

— Успокойся, приятель. Я просто должен взглянуть, что там с тобой стряслось.

Хирург не желал делать никаких скоропалительных выводов и внушать больному несбыточные надежды. Во время Гражданской войны Ален был военным фельдшером и вдоволь насмотрелся на раны, причиненные свинцовыми пулями. Если в результате попадания пули оказывалась раздробленной кость, а главные мышцы разорваны, врачу не оставалось иного выхода, как ампутировать конечность, избавляя тем самым больного от мучительной смерти от гангрены.

Да и сэру Орландо было не в диковинку видеть, как молодые здоровые солдаты или офицеры на всю жизнь оставались калеками, лишившись рук или ног. И хотя судья ничуть не сомневался в умениях Риджуэя, он чувствовал бы себя куда спокойнее, если бы участь его камердинера зависела от лучшего лекаря из всех, которых знал.

— Где доктор Фоконе? — осведомился он. — Он здесь?

— Я здесь, милорд, — отозвался спокойный голос с лестницы.

Заметив худощавого мужчину, судья вздохнул с облегчением. Доктор Фоконе был в черном камзоле, черных бриджах и черных же вязаных чулках до колен. Вокруг шеи белел обычный льняной воротничок без каких-либо украшений. На ногах простые туфли с незатейливыми пряжками. Фоконе тоже носил длинные, до самых плеч, волосы. Лицо узкое, длинноватое даже, с высоким лбом, острым выдающимся носом и впалыми щеками. Они были с Риджуэем примерно ровесниками, однако Фоконе выглядел старше — глубокие морщины прорезали лоб и сеточкой собирались у глаз. Но самым замечательным в этом человеке были его глаза — их взгляд, казалось, проникал в самые потаенные закоулки души.

Прибытие доктора Фоконе заметно разрядило напряженную атмосферу. Вообще следует упомянуть, что присутствие Фоконе всегда странным образом успокаивало сэра Орландо. Королевский судья и сам не мог объяснить почему. Спору нет, он был очень многим обязан этому немногословному человеку. Фоконе спас Трелони от верной смерти в самый тяжкий период жизни, когда судья стоял одной ногой в могиле. Нет, без помощи Фоконе судье сейчас бы не жить, это несомненно. Сэр Орландо без малейших сомнений считал его самым близким из своих друзей, которому доверял безгранично. И при этом даже не знал его настоящего имени. Иногда Трелони приходилось слышать, как Ален Риджуэй называл его Иеремия, — по-видимому, это и было его настоящее имя; фамилия же так и оставалась неизвестной. Впрочем, из чувства такта он никогда не любопытствовал у своего друга на сей счет, довольствуясь псевдонимом Фоконе. А псевдоним был избран для того, чтобы уберечь семью Иеремии от преследований, ибо он находился на территории Англии вопреки закону, постоянно под угрозой оказаться на эшафоте. Католический пастор и иезуит, Фоконе втайне от всех занимался миссионерской деятельностью среди католиков-англичан, являвшихся в протестантском королевстве угнетаемым меньшинством. Отправление католических обрядов считалось в Англии преступлением, а пасторы, нелегально пробиравшиеся туда из стран континента, автоматически считались государственными преступниками. С восшествием на престол Карла II эти драконовские законы хоть и не применялись, однако и отменены не были. Воля короля, стремившегося к свободе вероисповедания, защищала их, хоть и шла вразрез с убеждениями состоявшего сплошь из протестантов парламента. И сэр Орландо Трелони также разделял предрассудки англиканцев в отношении католиков, считая их иезуитами, заговорщиками и возмутителями спокойствия, хотя и видел в лице своего друга достойное исключение. Доктору Фоконе удалось сохранить за собой репутацию честного, порядочного человека, всегда готового помочь ближнему. Когда они познакомились, Фоконе, не желая лгать другу, честно признался сэру Орландо в том, что он католический пастор, хотя сэру Орландо как судье ничего бы не стоило отправить Фоконе на плаху лишь на основе признания. Но Фоконе никогда не пытался обратить сэра Орландо в свою веру. Вот так и подружились эти столь непохожие друг на друга люди: судья-протестант и пастор-иезуит, хотя, казалось, все говорило в пользу того, чтобы им стать смертельными врагами.

Пастор подошел к операционному столу и оглядел стенающего Мэлори.

— Что с ним произошло?

— Кто-то прострелил ему колено, — доложил сэр Орландо. — Этот негодяй убил женщину и собрался убить и вот эту несчастную девушку, да Мэлори помешал.

Трелони кивнул на сидевшую на деревянной скамье девушку, которую Джек привел в дом. Ален Риджуэй недоуменно наморщил лоб.

— Подождите, подождите, я ведь знаю ее. Это Энн Лэкстон. Ее отец тоже в гильдии хирургов, а мать — повитуха.

— Она говорит, что убитая женщина была ее матерью. Пуля вошла ей прямо в сердце, — добавил судья.

— Боже милостивый! Какой ужас! — пробормотал Ален и сделал знак ученику. — Сбегай-ка к Молли, скажи, чтобы принесла девушке хоть тарелку супа. — После этого лекарь с серьезным лицом повернулся к другу. — Иеремия, полагаю, их сиятельство желает, чтобы вы помогли мне оперировать Мэлори.

Иеремия понимающе кивнул. Желание судьи не задело его за живое. Ален прекрасно понимал, что Иеремия — врач Божьей милостью. И начинал, как и его друг, фельдшером. Они познакомились во время гражданской войны и некоторое время оказывали помощь раненым прямо на поле боя. Впоследствии Иеремия, которого не устраивала роль хирурга-самоучки, отправился в Италию изучать медицинские науки. Но и специальность дипломированного медика тоже не принесла удовлетворения. Вместо этого он решил стать пастором, чтобы помогать и тем, кого он не мог избавить от смерти даже будучи образованным медиком. Тем не менее интерес к исцелению в нем не угас, а привычка помогать ближнему всегда и во всем никогда не позволяла ему отказывать хворым и недужным.

Опытный глаз Иеремии сразу же определил причину беспокойства Мэлори. Он успокаивающе положил раненому ладонь на лоб, а потом ласково провел по глазам. Мэлори понемногу перестал дрожать.

— Ален, готова губка? — спросил Иеремия.

— Да, но она еще не размокла как следует.

— Ничего не поделаешь. Мы больше не можем ждать, бедный парень и так исстрадался.

Ален подал священнику наполненный водой таз, тот вынул из него губку. От нее исходил странный запах. Иеремия, дождавшись, пока стечет вода, поднес губку к носу Мэлори.

— Вдыхай глубоко, мой мальчик, — велел он, и когда слуга недоверчиво взглянул на него, добавил: — Ничего не бойся. Тебе станет легче.

Иеремия дал ему пару раз вдохнуть пары, исходившие из влажной губки, потом пристально посмотрел на Мэлори. Некоторое время спустя напряженное тело слуги расслабилось, искаженное болью лицо разгладилось. Постепенно глаза Мэлори остекленели, веки сомкнулись, и он больше не стонал.

— Как вам это удалось? — удивился сэр Орландо.

— Он вдохнул пары Spongia somnifera, пропитанной смесью соков растений мандрагоры, мака и белены, — с готовностью пояснил Иеремия. — Обычно губку хранят в сухом виде, а по мере надобности увлажняют, примерно на час помещая в воду. Она пролежала меньше, но я просто не мог ждать дольше. Нельзя тянуть с операцией.

— Никогда не слышал ни о чем подобном, — сказал Трелони. Он все еще не мог оправиться от удивления.

— Тем не менее они используются уже не одну сотню лет, — заверил его Иеремия. — Еще Теодерих Бодоиский упоминал о них в своих трудах.

— Но если не составляет труда усыпить больного, отчего в таком случае большинство хирургов все же предпочитают обходиться без наркоза, невзирая на то что больные сходят с ума от боли?

— Все не так просто, как кажется. Соки этих растений ядовиты и при неверной дозировке могут вызвать смерть. Вот хирурги и предпочитают не рисковать, считая, что, дескать, уж лучше пациенту умереть от боли, нежели от неверно выбранных лекарем обезболивающих снадобий. В таком случае с них, как говорится, и взятки гладки — дескать, пациент слишком слаб, вот и не вынес мучений, когда ему разрезали мышцы или распиливали кости. Не спорю, случается, что больной засыпает от такой губки вечным сном. Поэтому я прибегаю к ней лишь в случае крайней необходимости, когда условием удач пой операции является полная неподвижность больного. И всегда и пристально слежу за тем, чтобы не переборщить, — пусть уж лучше сон будет не таким глубоким. Согласитесь, пациент в полусне все же лучше, чем бодрствующий, который беспрерывно вопит от страха и боли. Кроме того, необходимо знать, как вывести его из состояния сна. Один из способов — дать ему понюхать смоченный в крепком уксусе платок, а когда очнется, напоить вином или крепким кофе — это оказывает бодрящее действие.

Сэр Орландо улыбнулся, его всегда поражали глубокие знания ученого друга и умение доступно их изложить.

— От души рад, что доверил вам здоровье своего слуги.

Ален Риджуэй велел ученику принести бутыль с бренди и основательно обработал напитком рану Мэлори. Между тем камердинер был в таком состоянии, что хоть и чувствовал боль, но притупленно, поэтому не кричал, а лишь время от времени вздрагивал.

Из разложенного перед ним набора инструментов Иеремия выбрал нож с узким лезвием и стал извлекать частицы ткани одежды, попавшие в рану вместе с пулей. После этою осторожно, но тщательно ощупал подколенную ямку Мэлори. Там обнаружилась еще одна рана.

— Будете отнимать ногу? — поинтересовался Трелони.

— Думаю, в этом нет необходимости. Вашему слуге крепко повезло. Пуля разбила мышцы насквозь, — объяснял пастор. — И никаких серьезных повреждений не причинила. Надколенник цел, и кость голени, кажется, тоже. Правда, пуля, задев кость, отколола от нее фрагменты. Именно они, впиваясь в мышцы, и служили источником острой боли.

Дальше настала очередь Риджуэя действовать.

— Удаление осколков — мудреная, тонкая работа. И у мистера Риджуэя пальцы более ловкие и подвижные, чем у меня, — скромно добавил Иеремия.

Сэр Орландо облегченно вздохнул.

— Так он будет ходить?

— Полагаю, что да.

— Счастье, что этот бандит никудышный стрелок!

— Вот здесь вы заблуждаетесь, милорд. Насколько мне помнится, вы сами говорили, что неизвестный попал женщине прямо в сердце. Думаете, он не смог бы попасть Мэлори в грудь или живот, а то и вообще уложить наповал? Нет-нет, он как раз великолепный стрелок. И не собирался убивать Мэлори, а решил лишь вывести его из строя, чтобы беспрепятственно убраться с места преступления. В связи с этим возникает вопрос: почему он убил эту женщину?

— Он ведь и девушку хотел убить, — уточнил Трелони. — Он уже навел пистолет на нее, и если бы не Мэлори… Ведь он вынужден был выстрелить в Мэлори, видя, что тот бежит к нему.

Иеремия бросил задумчивый взгляд на девушку, которая молча ела принесенный служанкой суп.

— Думаю, надо расспросить малышку.

Когда оба мужчины приблизились к ней, Энн подняла голову и посмотрела на них большими синими глазами, в которых все еще стоял страх. Иеремия ласково улыбнулся ей.

— Мисс Лэкстон, я доктор Фоконе, а это сэр Орландо Трелони, судья Королевского суда. Как вы себя чувствуете? Надеюсь, вы не ранены?

Она безмолвно покачала головой.

— Женщина, которую убили, была вашей матерью?

Девушка кивнула.

— Не могли бы вы рассказать нам, что произошло? Кто стрелял?

Энн Лэкстон раскрыла было рот, чтобы ответить, но не произнесла ни слова. Иезуит и судья терпеливо ждали, пока девушка придет в себя.

— Я… я не знаю, кто это был… — запинаясь ответила она. — Он появился так внезапно…

— Он что-нибудь хотел от вас?

— Нет, он сразу выстрелил, просто выстрелил, и все…

— Вам не показалось, что ваша мать узнала его? — продолжал расспрашивать Иеремия.

— Нет… Она только успела сказать «Дьявол!».

— «Дьявол»? А почему она его так назвала, вы не догадываетесь?

Девушка снова покачала головой. Иеремия присел к ней на скамейку.

— Зачем вам понадобилось выходить из дома так поздно и в такую погоду? Кто-нибудь вызвал вашу мать?

Глаза Энн наполнились слезами, она стала всхлипывать. Девушка еще не оправилась от пережитого ужаса. Судя по всему, больше от нее ничего нельзя было добиться.

— М-да, бессмысленно. Оставим это, — со вздохом произнес Иеремия.

Трелони согласился с ним.

— Я поручил констеблю Фаррингтона дежурить у тела убитой до моего возвращения.

— Тогда не следует заставлять беднягу дожидаться.

Сэр Орландо смущенно заморгал.

— Вообще-то я надеялся, что и вы пойдете со мной.

— На поиски следов, давно заметенных снегом? — сыронизировал Иеремия. — Любите вы, однако, пошутить, милорд.

— Нет, просто я рассчитывал, что этот странный случай вас заинтересует, — попытался объяснить судья.

— Разумеется, он меня заинтересовал, — с улыбкой ответил Иеремия, желая поддразнить приятеля. — Так что давайте осмотрим место преступления. Может, хоть что-нибудь да прояснится.

Иеремия поднялся к себе в каморку, одним махом натянул ботфорты и набросил толстую шерстяную накидку. Затем надел кожаные перчатки, а на голову водрузил высокую жесткую шляпу.

— Вырядились словно квакер, — пошутил Трелони, сам надевая шляпу с пером.

— Вы, как я понимаю, не очень-то высокого мнения об Обществе друзей, милорд.

— Верно понимаете. Я считаю этих сектантов наваждением. Мне как судье от них только лишняя головная боль. Они большие мастера передергивать факты, да и не соблюдают элементарных правил приличия. Никакого уважения к власти. Даже в суде не считают необходимым снять шляпу, и вдобавок всем «тыкают».

— Так они трактуют равенство всех перед Богом.

— Не знаю, может, на небесах оно и так, а вот в земной жизни по-другому. Правила хорошего тона пока что никто не отменял. А иначе к чему мы придем?

Судья повернулся к дверям; Иеремия, снисходительно улыбаясь, последовал за ним. Он-то хорошо знал, сколько раз судье Трелони приходилось иметь дело с так называемыми отступниками, приверженцами протестантских сект, критиковавшими ритуалы англиканской государственной церкви. Квакеров наказывали согласно тем же законам, что и католиков, однако в последние годы к ним стали относиться жестче, так как они считались подстрекателями, а посему представляли угрозу спокойствию в королевстве. Последователи Кромвеля, казнившие Карла I, были отступниками. Однако и сектанты толковали вероучение о Христе по-разному. Квакеры, к примеру, были мирными людьми, отрицавшими всякое насилие.

Снегопад постепенно шел на убыль. Кучер Трелони и лакеи, пока дожидались хозяев, уходили в дом обогреться, но все же промерзли до костей, поэтому всеми правдами и неправдами пытались отказаться от поездки на Кок-лейн.

— Странная вещь, — пробормотал сэр Орландо, усаживаясь в карету. — С какой стати этому неизвестному убивать беззащитную женщину?

— Причем молча, если верить девушке, — добавил севший напротив судьи Иеремия.

— Может, он намеревался ограбить их?

— В этом случае вполне достаточно было пригрозить женщинам оружием. Кроме того, ни один разумный грабитель не отправится в такую погоду на промысел. Кто ходит по улицам в такую-то пургу? Нет, боюсь, за этим нападением кроется нечто другое. И я не уверен, что девушка была с нами откровенна.

Карета пересекла Ньюгейт и некоторое время спустя остановилась на Кок-лейн, неподалеку от того места, где была убита Маргарет Лэкстон.

У входа в дом их с угрюмым видом дожидались двое мужчин. Они приветствовали судью и его провожатого с натянутой вежливостью. Констебль был в парике и широкополой шляпе. Из-под шерстяной накидки выглядывали белый воротник и камзол тонкого сукна с серебряными пуговицами. В руке констебля был символ власти — длинный жезл. У входа стоял и судебный исполнитель, мелкая сошка с факелом. Тот был одет куда скромнее: мятая-перемятая шляпа, камзол из простой кожи да засаленная до невозможности накидка.

— Милорд, так ли уж нужно было заставлять нас тащиться сюда в столь поздний час, в пургу? — стал сетовать констебль. — Все равно ведь леди мертва, так что ей отсюда никуда не деться.

— Как бы то ни было — речь идет об убийстве, — ледяным тоном отрезал сэр Орландо. — Злоумышленника необходимо найти, прежде чем он вновь совершит подобное.

— Чего дурной бабе понадобилось в такое время по улицам разгуливать? Неудивительно, что нарвалась на этого негодяя.

— Убитая была повитухой. Увы, она выбралась не на прогулку. Между прочим, ваш долг следить, чтобы улицы во всякое время были безопасными, а не кишели ворьем и бандитами.

Пока Трелони распекал позабывшего свой долг констебля, Иеремия с факелом в руке склонился над трупом и отряхнул с него снег. Сэр Орландо был прав — пуля пробила в грудь Маргарет Лэкстон и прошла через сердце. Превосходный выстрел, с невольным уважением отметил пастор. Этот стрелок явно не новичок в своем деле.

Не обращая внимания на препирательства судьи и констебля, Иеремия осмотрелся вокруг. Он обнаружил кучу помета, обошел ее и, наконец, поднял погасший факел, лежащий тут же. Понюхал факел и, повинуясь любопытству, прошел еще несколько шагов по переулку до въезда во двор. Здесь он остановился в задумчивости, оглядел близлежащие дома, потом нагнулся и стал рассматривать снег у въезда во двор.

— Доктор Фоконе, где вы? — позвал сэр Орландо, не найдя своего друга. И поскольку никто не отозвался, судья и оба блюстителя порядка последовали на поиски.

— Доктор, что вы там делаете? — ошарашенно спросил Трелони, увидев стоявшего на четвереньках Фоконе.

Поднявшись, Иеремия стал отряхивать снег с колен.

— К сожалению, никаких следов. На камне их не оставишь.

— Полагаете, убийца поджидал свою жертву здесь?

— Без сомнения. Милорд, вы, случайно, не слышали цокота копыт после бегства неизвестного?

Сэр Орландо задумчиво потер лоб.

— Теперь, когда вы об этом спросили, я вспомнил — да, действительно, слышал цокот копыт. Просто это у меня вылетело из головы. К тому же Мэлори вопил как резаный.

— Разумеется, вам делает честь, что вы сразу же бросились помогать вашему несчастному слуге, но, согласитесь, не помешало бы проявить чуточку больше внимания. Убийца прибыл верхом и поджидал жертву здесь. Поэтому он и выстрелил в Мэлори. Ему необходимо было время добраться до лошади.

— То есть все-таки мы имеем дело не с простым уличным грабителем, — заключил Трелони.

— Я с самого начала не верил в эту версию, сэр, — напомнил Иеремия. — Убийца был основательно вооружен для обычного грабителя. Как-никак он имел при себе два пистолета — явно многовато для заурядного воришки, как вы понимаете.

— Вы совершенно правы! Все выглядит куда запутаннее.

— Не спорю. Более того, я считаю, что неизвестный намеренно заманил обеих женщин сюда, чтобы убить.

— Вы думаете, эта встреча была не случайна?

— Отнюдь не случайна. Он прибыл сюда верхом и дожидался при входе во двор, пока его сообщник приведет женщин.

— Как вы догадались? — удивился судья. — Девушка об этом мне ни слова не сказала.

— Маргарет Лэкстон была повитухой. Легче легкого выманить ее из дому под предлогом того, что, дескать, срочно понадобилась помощь. Впереди шел факельщик, он и привел обеих сюда, потом скоренько погасил факел и исчез в ночи. Видимо, ориентиром служила та самая куча куриного помета. Вот взгляните, милорд, факел не мог погаснуть сам по себе, его потушили. Нет-нет, убийца подкарауливал Маргарет и Энн Лэкстон, собираясь хладнокровно расправиться и с матерью, и с дочерью. В пользу этого говорит и его вооружение — два пистолета: один для матери, другой для дочери. Но Мэлори возьми да вмешайся, тем самым расстроив весь план. Поэтому убийца вынужден был истратить вторую пулю на него, чтобы спастись бегством.

— Теперь это представляется очевидным, доктор, — согласился Трелони. — Следовательно, нам непременно нужно еще раз поговорить с девушкой.

Ален, ополоснув руки от крови, принял протянутое Китом полотенце. Во время операции Мэлори вел себя спокойно и сейчас не успел еще отойти от наркоза. После удаления осколков Ален подровнял напильником затронутый участок кости, после чего перевязал рану и наложил шину на ногу. Теперь излечение было предоставлено природе.

— Передай Молли, чтобы приготовила постель в комнате на втором этаже, — велел Ален ученику. — Мы отнесем его наверх.

Взгляд лекаря упал на дочь повитухи, до сих пор неприкаянно сидевшую на скамье, и он устыдился, что совсем позабыл о ней. Лицо ее было бледно как мел. Девушка чуть ли не на лоб натянула капюшон, будто пытаясь отгородиться от невзгод этого мира.

Тихо, чтобы не напугать, Ален обратился к Энн:

— Понимаю, после всего, что пережили, вам сейчас не до меня. Но я считаю, в такую погоду вам не следует идти домой. Если пожелаете, моя спальня в вашем распоряжении.

В ответ Энн испуганно посмотрела на него, отчего Алену стало не по себе.

— Вы меня неправильно поняли… Я хочу сказать, что переночую у приятеля. И вы будете одна, — поспешно добавил он.

«Вот же дьявольщина, — пронеслось у него в голове. — Вечно ляпну что-нибудь не подумавши!» Энн опустила глаза и без слов кивнула. Откашлявшись, Ален позвал служанку:

— Молли, отведи мисс Лэкстон в мою спальню и проследи, чтобы ей было удобно.

«Пусть хоть эту ночь девочка поспит спокойно», — подумал Ален, провожая Энн взглядом. Вскоре вернулись судья и священник.

— Как Мэлори? — спросил Трелони, глядя на спящего камердинера.

— Он еще довольно долго не придет в себя, — пояснил Ален. — Я хотел бы оставить его на несколько дней здесь, милорд, — ему сейчас необходим полный покой. Если рана будет нормально затягиваться, вы заберете его отсюда и перевезете к себе, и лучше всего на паланкине.

— Я так и сделаю, мастер Риджуэй. И благодарю вас за все. Сколько я вам должен за лечение?

Ален назвал ему необходимую сумму, и сэр Орландо немедля расплатился.

— А где девушка? — спросил судья.

— Она у меня в спальне. Ей необходимо отдохнуть.

— Прекрасно, — заметил Иеремия. — Все равно сегодня мы ничего бы от нее не добились. Но завтра обязательно поговорим с ней еще.

Судья Трелони согласился с ним. Перед тем как попрощаться, он отвел друга в сторону.

— Понимаю, сейчас не время, но хочу просить вас об одном одолжении.

— Всегда к вашим услугам, милорд, — ответил Иеремия. — О чем идет речь?

— Я решил вторично сочетаться браком.

— Весьма похвально. Это пойдет вам на пользу. Кто же ваша избранница?

— Ее зовут Сара Дрейпер. Отец Сары — землевладелец из Эссекса, сражавшийся во время гражданской войны на стороне короля. Семья через несколько дней возвращается из имения в Лондон. В День святого Валентина я приглашен к ним на обед и был бы вам весьма признателен, если бы вы согласились сопровождать меня.

Иеремия удивленно взметнул брови.

— Вы хотите пригласить меня в семью вашей нареченной?

— Пока что я не сделал официального предложения. И прежде чем объявлю о своей готовности к брачным переговорам, мне хотелось бы знать ваше мнение об этой девушке.

— Милорд, вы серьезно?

— Абсолютно. Вы лучше всех разбираетесь в людях, поэтому мне и хотелось, чтобы вы познакомились с этой семьей.

— Сэр, если вы сами не уверены, хотите ли сочетаться браком с этой девушкой, какой помощи ждете от меня? Решение зависит только от вас.

— Я просто хочу, чтобы вы высказали свое мнение о ней, — настаивал Трелони. — Стало быть, решено, святой отец. Спокойной вам ночи!

И не успел Иеремия опомниться, как дверь за судьей захлопнулась.

Ален, присутствовавший при этом разговоре, улыбнулся во весь рот.

— Однако вам не позавидуешь, друг мой. И чего это взбрело в голову нашему доброму другу судье звать вас в помощники в столь щекотливом деле? Да и в женщинах вы ничего не смыслите.

— Как раз я все прекрасно понимаю, а вот он, по-видимому, нет, — не без язвительности произнес Иеремия. Просьба Трелони показалась ему до ужаса обременительной, и все же он не мог просто так взять да и отказать другу. Надо будет поделикатнее убедить сэра Орландо, что тот требует от него невозможного.