Безрадостно вздыхая, Иеремия разглядывал необозримое скопище грубо сколоченных лачуг, спускавшихся к реке. Убогие домишки из подгнивших досок продувались всеми ветрами. Кое-как обмазанные сверху смолой доски защищали с грехом пополам от дождя и снега. Хибары соединялись между собой узкими мрачными проходами. Здесь жил рабочий люд, лодочники и все, кто перебивался ежедневными заработками. Часть обитателей этих мест составляли католики, находившиеся под опекой Иеремии. Иезуит быстро вошел в курс дела, выяснив, кто более всего нуждался в помощи, и организовал получение этими людьми вспомоществований. Почти все средства для этого поступали от леди Сен-Клер. Иеремия был для этих несчастных не только пастором, но и лекарем. Халупы, в которых ютилась беднота, кишели крысами, насекомыми, и болезни здесь были явлением привычным и непреходящим. Иеремия как мог пытался помогать недужным и хворым, только сил не всегда хватало.
Когда иезуит, обойдя приход, собрался домой, уже спустились сумерки. Пастор устал от пережитого за день и не сразу заметил, что происходило в узком переулке, по которому он держал путь домой. А между тем там кое-что происходило. Чей-то властный голос отдавал распоряжения, потом послышалось буханье сапог по мостовой, после этого с треском захлопнулась дверь. Послышались предостерегающие окрики, и кто-то рявкнул:
— Никого не упускать! Сгоняйте их всех, ясно?!
Иеремия оцепенел от страха. Несмотря на покровительство самого короля, он в любую минуту мог стать жертвой облавы. А что здесь происходила облава, сомнений не было никаких. Инстинктивно иезуит отступил в тень дома. Из окна харчевни в доме напротив на мостовую падал тусклый свет, и Иеремия, присмотревшись, различил у входа в кабак группу военных, сгонявших людей в темных одеяниях. Иезуит сразу понял, что это квакеры. Два года назад вышел закон, запрещавший анабаптистам, квакерам и прочим приверженцам иных верований собираться для богослужения. А организованным богослужением считалось собрание в одном месте свыше четырех человек, и это каралось денежным штрафом. В случае повторного деяния виновным грозило тюремное заключение или ссылка в североамериканские колонии.
Иеремия, боясь привлечь внимание военных, не шевелился — его наверняка тоже арестовали бы. Внезапно он увидел, как распахнулось окно мансарды, кто-то вылез и стал карабкаться по крыше дома. Видимо, беглец рассчитывал незаметно соскользнуть на землю и под покровом темноты исчезнуть. Однако один из солдат заметил его, тут же сообщил товарищам, и они бросились в погоню.
Беглец нырнул в переулок, причем в тот, где укрывался Иеремия, но далеко уйти не успел. Солдаты неслись за ним словно гончие псы, почуявшие дичь, и уже на подходе к убежищу Иеремии квакер был схвачен. Настигший его солдат толкнул его в спину, и беглец упал. Солдат, присев на корточки, вцепился в волосы жертвы и поднял голову несчастного. Иеремия в полутьме разглядел искаженное болью лицо. Он видел, как квакер сжал зубы, чтобы не закричать. Сердце иезуита сжалось от сочувствия к этому незнакомому человеку. И хотя пока что Иеремии не удалось пережить ничего подобного, он прекрасно понимал, каково сейчас квакеру.
Подняв мужчину на ноги, солдаты связали ему за спиной руки.
— Давайте их всех в Ньюгейт! — распорядился офицер.
Иеремия видел, как солдаты, согнав около двух десятков жителей окрестных домов, стали уводить их. Он по-прежнему не покидал убежища в надежде, что ему повезет и его не обнаружат. Только тот, кого схватили при попытке к бегству, обернулся, и взгляды его и Иеремии встретились.
Арестованных увели. Иеремия, отерев взмокший лоб, вздохнул с облегчением. Внезапно накатили головокружение и дурнота. Какое-то время он стоял, привалившись к косяку двери, потом, почувствовав себя лучше, побрел дальше.
В последующие дни Иеремии, если оказывался на улице, каждый раз становилось не по себе — так подействовала на него сцена, невольным свидетелем которой он стал. «Боже праведный, да минет нас чаша сия», — снова и снова мысленно повторял иезуит.
29 мая было праздничным днем — отмечали день рождения короля и шестилетнюю годовщину его возвращения на престол. На улицах Лондона, как и полагалось в такой день, царило ликование. Однако Иеремию не покидало чувство, что ликование это в последние годы явно шло на убыль. С каждым годом подданным Карла становилось все труднее обожать своего монарха — уж больно высоки были поборы, которые, как было известно всем и каждому, шли на содержание пышного королевского двора.
Близилась Троица, и все время Иеремию занимала подготовка проповедей к предстоящему большому празднику. Полоумная Мэри словно в воду канула. Пастор был твердо уверен, что с женщиной случилась беда.
Возвращаясь как-то из Саутуорка и идя вдоль ограды на незастроенном участке моста через Темзу, Иеремия услышал странный шум. Он остановился и стал напряженно прислушиваться. Долетели обрывки слов:
— Ну тащи же, тащи… Вот так… Черт, крепко она засела… Ну что ты? Ладно, давай-ка мне… Черт… все равно впустую.
Мародеры! Те, кто обирал трупы или же напившихся до бесчувственного состояния.
Мучимый недобрым предчувствием, Иеремия перебрался через забор и увидел, как возле одного из водяных колес двое пытаются втащить на ледорез бесформенную кучу мокрого тряпья и заодно проворно обыскивают лохмотья в надежде поживиться.
— Пусто, — отметил один из мародеров и грязно выругался. — Я тебе сразу сказал, что у нее ничего не будет. Так что давай-ка отправим ее назад в водичку!
— Не делайте этого! — крикнул им сверху Иеремия.
Мародеры опешили.
— Я дам вам шиллинг, если вытащите ее на берег, — пообещал пастор.
— Пять! — потребовал один из мародеров.
— Три! И вы принесете ее к «Старому лебедю».
Мужчины пожали плечами, бросили тело в лодку и стали подгребать к берегу. Они прибыли к причалу у «Старого лебедя» раньше Иеремии и уже успели к его приходу вывалить тело на камни. Расплатившись, иезуит, присев на корточки, стали внимательно изучать то, что некогда было человеком. Осторожно открыв лицо, Иеремия без особого труда опознал в утопленнице ту самую нищенку, Полоумную Мэри. В глубине душе он давно похоронил эту несчастную, так что не был удивлен подобным исходом. Пастор укорял себя, что не отправился на ее поиски раньше, — быть может, это спасло бы ей жизнь. Иеремию вдруг охватила страшная усталость.
Между тем зрелище собрало зевак. Иезуит, отыскав в толпе мальчишку лет пятнадцати, осведомился у него:
— Не желаешь заработать шиллинг?
Мальчик закивал.
— Вот тебе шесть пенсов. Возьми лодку, поезжай до причала Темпл и оттуда иди на Чэнсери-лейн. Там спросишь дом, где живет судья Трелони, сэр Орландо Трелони. Передашь ему, что тебя послал доктор Фоконе. Мол, доктор обнаружил утопленницу и просит вас немедленно прибыть к «Старому лебедю». Если его нет дома, спроси в Сарджентс-Инн на Флит-стрит. И его сиятельство щедро отблагодарит тебя.
Мальчишка отправился выполнять поручение, а Иеремия тем временем занялся внешним осмотром трупа. Первое, что бросилось ему в глаза, — отчетливые следы веревки на шее погибшей. Иезуит повернул голову жертвы вначале направо, потом налево и удивленно наморщил лоб. Странно, весьма странно!
После этого он перешел к осмотру рук. Освободив от остатков лохмотьев, он тщательно изучил их. На обоих запястьях четко обозначились красноватые полосы. Это его не удивило.
С нетерпением Иеремия дожидался прибытия судьи Трелони. Завидев его карету, он поднялся с пивной бочки и направился к сэру Орландо.
Неожиданное известие взволновало судью.
— Есть еще погибшие? Кто?
— Та самая Полоумная Мэри. Помните, я в свое время просмотрел книгу записей покойной Маргарет Лэкстон? И единственной из рожениц, которую мне не удалось разыскать, была нищенка по прозвищу Полоумная Мэри.
— Да-да, помню, конечно. Значит, это она.
Иеремия кивнул на набрякший водой бесформенный комок.
— Я уверен, что это рука одного и того же убийцы. Именно того, кто расправился и с повитухой.
— А откуда это вам известно? — с удивлением спросил судья.
— Прошу простить, мне следовало бы ранее предупредить вас о существовании этой Полоумной Мэри, милорд. Некоторое время назад она часами простаивала у дома, где живет мастер Риджуэй, обвиняя Маргарет Лэкстон и ее дочь Энн в том, что они, мол, украли у нее ребенка.
И Иеремия подробно описал встречу с Мэри. Судья, внимательно его выслушав, пожал плечами.
— И вы верите в это?
— То есть вам внушает сомнение то, что несчастная была не в своем уме? Но поверьте, она была настроена весьма решительно, так что в ее действиях есть нечто, от чего не отмахнешься, пусть даже не все можно принять на веру.
— А какая может быть связь между гибелью этой нищенки и убийством повитухи?
— Именно это нам и предстоит выяснить, — решительно заявил Иеремия. — Сам факт убийства и свидетельствует о наличии связи.
— А может, ее отправил на тот свет кто-нибудь из собратьев-нищих, позарившись, например, на деньги, — предположил судья Трелони.
Скептицизм судьи начинал действовать иезуиту на нервы.
— Милорд, давайте как следует осмотрим тело. И я докажу вам, что мы имеем дело с тем же самым убийцей.
— Хорошо, давайте, если вы настаиваете, — согласился судья.
Он отдал сопровождавшим его помощникам указания перенести труп в харчевню, что, судя по физиономиям, явно не вызывало у них энтузиазма. Иеремия велел принести большую лохань и кусок чистой ткани — необходимо было обмыть лицо и руки утопленницы.
Сэр Орландо нехотя подошел к телу.
— Вы что же, раздевать ее собрались?
В голосе судьи звучало явное смущение.
— Если это необходимо для установления истины, непременно, — невозмутимо ответил иезуит.
Разрезав лохмотья, он стал искать на теле Мэри следы насилия.
— Нет, порезы или отверстия от попаданий пуль отсутствуют. Наличие горизонтальной полосы на шее свидетельствует о том, что жертва была задушена. Именно это меня и озадачило сразу же, как я осмотрел ее шею.
— Вот как! А почему?
Иеремия раздумчиво кусал губы.
— Поймите, я своими глазами убедился, как пуглива была эта Мэри. Незнакомцу к ней и на несколько ярдов не подойти — не подпускала, и все тут, не говоря уже о том, чтобы накинуть удавку на шею. И все-таки убийца не воспользовался пистолетом, как в случае с Маргарет Лэкстон.
— Иными словами, это означает, что убийца знал ее? — вслух размышлял сэр Орландо.
— Вовсе не обязательно.
Иеремия указал на кисти рук Мэри, обратив внимание судьи на красные полосы.
— Ей связали руки. И на лодыжках такие же следы. Убийца не сразу убил ее. Вот только вопрос — отчего?
— Он мог подвергнуть ее пыткам, заставляя рассказать то, что было известно лишь ей одной.
Иезуит с явным сомнением посмотрел на судью.
— Вот уж не думаю, что ей могло быть известно что-то на самом деле важное. У меня другое объяснение. Вполне возможно, что убийца и его жертва оказались в таком месте, где он стремился как можно меньше наследить. Поймите, если убивать кого-либо выстрелом из пистолета или ударом кинжала, тут будет столько крови, что потом хлопот не оберешься. Иное дело — смерть от удара по голове или, скажем, от удушения веревкой. Чисто и относительно тихо.
Иеремия, вновь склонившись над покойной, осмотрел область рта. Выпрямившись, он разочарованно присвистнул.
— Увы, но ткань подверглась довольно сильному разложению, так что невозможно установить, затыкал ли убийца жертве рот кляпом.
— А это уже служило бы нам доказательством, что жертву где-то держали в течение некоторого времени, — комментировал Трелони.
— Именно! И в этом случае мы могли бы с уверенностью утверждать, что убийца задушил жертву именно там.
— И надо же было ему бросать труп в реку — вода смыла все следы, — не скрывая досады, заявил Иеремия.
— А вы не можете сказать, сколько труп пробыл в воде?
Иеремия отрицательно покачал головой.
— К моему величайшему сожалению, у меня весьма скромный опыт по части утопленников. Но я думаю, телу не понадобится много времени, чтобы доплыть от одного из лодочных причалов к мосту. Все зависит от приливов и отливов. Убийца наверняка дожидался наиболее подходящего момента, чтобы незаметно отделаться от трупа.
— Да, но как она вообще оказалась в его доме? — задал сэр Орландо решающий вопрос.
Иеремия беспомощно развел руками.
— Сие нам неведомо, — испустив тяжкий вздох, ответил он. — Убийца лишил жизни эту несчастную, дабы избавиться в ее лице от свидетеля. Так что мы с вами снова в тупике, сэр Орландо.
— И что же? Сидеть и ждать, пока этот негодяй еще кого-нибудь убьет?
Иеремия побледнел.
— Да не допустит этого Всевышний!
Некоторое время оба молча глядели друг на друга. Затем пастор попросил грубой ткани и укрыл тело.
— Мародеры, выловившие ее из реки, собирались снова бросить тело обратно, не найдя ничего ценного, — негромко произнес иезуит. — Мне хотелось бы, чтобы несчастную похоронили достойно, как подобает, на церковном кладбище. И пусть она не католичка, тем не менее мой долг — организовать похороны.
Сэр Орландо понимающе кивнул.
— Я позабочусь об этом, можете положиться на меня, друг мой.
Они вышли из харчевни. Стоял погожий солнечный день. Воды Темзы ярко сияли в лучах солнца. Сэр Орландо поручил одному из своих помощников отправиться к церковному настоятелю и просить его заняться похоронами Полоумной Мэри.
— Не принимайте случившееся так близко к сердцу, — попытался успокоить Иеремию судья. — Вы были не в силах помешать этому. Подобный тип опасен, его не удержать никому. — И добродушно похлопал иезуита по плечу. — А теперь, чтобы хоть чуточку отвлечь вас, поговорим о приятном. Вы ведь обещали после свадьбы отобедать у меня, не забыли?
— Конечно, не забыл, милорд. Прошу простить меня, но мне следовало бы спросить у вас, как прошло свадебное торжество. Надеюсь, все были довольны?
— Случился один досадный инцидент между мною и Джеймсом Дрейпером, но это так, мелочь. Он оскорбил мою супругу.
И Трелони в деталях описал, как все произошло.
— Судя по всему, наш приятель Дрейпер не очень-то уважителен к женщинам, — неодобрительно заметил Иеремия. — Сочувствую той, кто выйдет за него.
— Мы ведь до сих пор так и не знаем, почему Маргарет Лэкстон оказалась в доме Дрейперов, — напомнил ему сэр Орландо.
— Да, в этом деле еще столько неясностей. И все кругом предпочитают умалчивать о том, что им известно.
— Ладно, у нас еще будет возможность обсудить все в спокойной обстановке, когда вы придете на обед, — подытожил судья. — Когда вам будет удобнее? Быть может, сразу после Троицы — скажем, в среду?
— Да, милорд, с удовольствием.
— Так я заеду за вами.
Иеремия хотел было что-то сказать, но тут прогремел гром.
— Вы слышали, сэр?
Сэр Орландо стал вслушиваться.
— Уж не гроза ли?
— Откуда ей быть в такой день — на небе ни облачка, — усомнился иезуит.
Они заметили, что люди, побросав работу, напряженно вслушиваются. Ветер с моря доносил в Лондон грохот орудий.
Трелони вмиг побелел как полотно.
— Корабельные орудия! — воскликнул он. — Это может означать лишь одно — наш флот ведет сражение!
Иеремия изумленно уставился на друга, ибо не понимал причин его озабоченности. Тот, заметив недоуменный взгляд иезуита, пояснил:
— Сегодня утром я имел беседу с сэром Уильямом Пенном из адмиралтейства. Так как предполагают, что в Ла-Рошель прибыл французский флот, было принято решение разделить наш. Принц Руперт повел эскадру в тридцать кораблей на запад против французов, а герцог Албемарльский с основными силами остался у Даунса. Если он ввяжется в схватку с голландцами, наши шансы на победу, надо признаться, невелики. Думаю, мне следует поехать в Гринвич и узнать новости. Желаете съездить со мной?
Иеремия согласился, но сначала следовало вымыть руки после осмотра трупа и переодеться. На лодке они быстро добрались до Гринвича. У причала замка, во времена Содружества сильно пострадавшего и впоследствии снесенного, стояло парадное судно короля. Сэр Орландо считал, что Карл сейчас в парке, где стрельба слышна лучше всего, и решил засвидетельствовать почтение королю.
Пока они шли тенистой аллеей каштанов, Трелони саркастически заметил своему спутнику:
— Вам известно, что этот парк создан по проекту Ле Нотра, придворного садовода короля Людовика? Какая все же ирония судьбы!
У Куин-Хауса, сооруженного Иниго Джоунсом для Генриетты Марии, они увидели короля. Монарх был поглощен беседой с двумя незнакомыми Иеремии господами.
— Справа от его величества — его брат, герцог Йоркский, — пояснил Трелони. — А другой — мистер Сэмюел Пипс, секретарь военно-морских сил. Вероятно, он сейчас как раз докладывает королю обстановку. Так что давайте-ка подойдем к ним.
Все трое повернулись к гостям. Сэр Орландо и Иеремия сначала поклонились королю, затем его брату, а потом уж и представителю королевского чиновничества на адмиралтейства.
— Наверняка любопытство заставило вас прибыть сюда, милорд, — произнес Карл и с откровенным интересом стал созерцать иезуита. — А вы, доктор Фоконе, снова небось помогаете его сиятельству расследовать очередное преступление?
— Пытаюсь с пользой служить вашему величеству, — скромно ответствовал Иеремия.
— Мы как раз расследовали случай убийства женщины, когда услышали орудийные залпы, сир, — включился в беседу сэр Орландо. — Наш флот действительно сражается с голландским?
— Думаю, никаких сомнений быть не может, — подтвердил Карл. — Сегодня утром я получил послание от его милости герцога Албемарльского о том, что он находится в пределах видимости от голландцев, которые готовятся к сражению.
— Принц Руперт с эскадрой уже вернулся? — с надеждой спросил судья.
— Увы, пока что нет. Но его оповестили. Сейчас он направляется сюда и вскоре вступит в бои. А французы так и не показались. Мой двоюродный братец Людовик что-то не торопится вступиться за голландцев.
— Дай Бог, чтобы его высочество вернулся вовремя, — взволнованно произнес сэр Орландо.
Представитель адмиралтейства безмолвно слушал разговор, не вмешиваясь. Иеремия украдкой наблюдал за ним. Овальную физиономию сэра Пипса обрамлял парик с кокетливо завитыми локонами. Во взгляде чувствовались ум и проницательность. Побыв некоторое время в обществе короля, сэр Орландо и Иеремия распрощались и ушли в парк, где побродили еще немного.
— Вы считаете, эта битва станет решающей для исхода войны? — спросил иезуит.
— Весьма возможно, — задумчиво произнес в ответ сэр Орландо. — Остается лишь уповать на волю Всевышнего, чтобы он избавил нас от позора поражения.
Баталия продолжалась четыре дня. Ближе к вечеру третьего дня силы под командованием принца Руперта наконец соединились с главными силами англичан, однако и в этом случае перевес сохранялся на стороне голландцев. К концу морской битвы силы обеих сторон были истощены настолько, что никто не в состоянии был одержать победу. Голландский адмирал Рейтер скомандовал отход. Сначала сведения о баталии, поступавшие в Англию, отличались скупостью. Все верили в победу, люди на улицах ликовали, палили в воздух из мушкетов. Но мало-помалу выяснилась истинная картина — ни победы, ни поражения, однако потери англичан были намного значительнее, чем у противной стороны. По всей стране с нескрываемым разочарованием обсуждали крах британского флота и огромные людские потери.