Брендан с грустью смотрел на спящую Аморе. Лишь глубокой ночью она наконец успокоилась и смогла заснуть. И сейчас, во сне женщина время от времени вздрагивала, тихо и жалобно стонала, словно перепуганный ребенок.

Ревность Брендана к Алену сменилась болью. Он сознавал, как сильно любит Аморе. Его переполняло желание сражаться за любимую, вернуть ее! Но как быть с тем, кого уже нет среди живых, кто уже не мог быть ему соперником, хотя сладостные воспоминания об этом человеке навеки поселились в сердце его возлюбленной?

Протянув руку, Брендан нежно провел пальцами по щеке молодой женщины. Вздрогнув, Аморе открыла глаза. Секунду или две она с радостной улыбкой смотрела на ирландца, но потом, припомнив печальные вести минувшего дня, омрачилась.

— Начинает светать, — произнес Брендан.

Кивнув, Аморе поднялась с раскладной кровати, на которой спала, и, не прибегая к помощи служанки, стала одеваться. Брендан помог ей застегнуть довольно безликое платье, которое обычно носили жены представителей городской знати.

Вечером Аморе послала одного из своих лакеев в дом сэра Орландо Трелони узнать, не у него ли доктор Фоконе. Судья пришел в ужас, когда узнал о том, что произошло с Ньюгейтской тюрьмой, и был страшно обеспокоен тем, что ему не было ничего известно ни о докторе Фоконе, ни об Алене Риджуэе.

— С нами пойдут Уильям и Джим, — решила Аморе. — Оба хорошо знают пастора Блэкшо и мастера Риджуэя.

— На экипаже нам не проехать, — предупредил ирландец. — Так что придется отправиться верхом.

— Но мастер Риджуэй слаб! Ему не удержаться на лошади.

Аморе раздумывала.

— Ладно, прихватим с собой паланкин — в нем и доставим сюда мастера Риджуэя.

Брендан не решался разуверять женщину. Она была несокрушимо уверена в том, что отыщет Алена Риджуэя и пастора Блэкшо, и отыщет живыми. Аморе просто-напросто не желала верить, что оба погибли.

Наскоро оседлали лошадей. Два лакея перекинули через плечо ремни крытых носилок. Брендан вскочил на Лепрекона, а Аморе прислуга помогла усесться в дамское седло кобылицы, на которой миледи обычно совершала прогулки верхом в парке Сент-Джеймс.

— Откуда начнем поиски? — неуверенным тоном осведомилась она у Брендана.

— Думаю, пастор Блэкшо направится в безопасное место, туда, куда огонь точно не доберется. Сейчас большинство погорельцев избрали местом временного постоя поля Сент-Джайл и Мурфилд.

— Но от Ньюгейта до них вон сколько добираться.

— Ты права — ближе всех к Ньюгейту Смитфилд. Так что оттуда и начнем! — решил Макмагон.

На рыночной площади скопилось столько народу, что Аморе и Брендан вынуждены были спешиться. Доверив лошадей лакеям, которые несли паланкин, они вместе с Джимом и Уильямом стали обходить пристанище бездомных.

Аморе пристально вглядывалась в людей, пробираясь среди них и прочитывая на десятках лиц одно и то же: скорбь, отчаяние, безысходность… Все пребывали словно в оцепенении, не в силах понять, отчего судьба обошлась с ними столь жестоко. Никто не взывал о помощи. Казалось, они утратили последнюю надежду и веру в избавление от выпавших на их долю страданий.

Иногда между ними попадались бездыханные тела — тех, у кого не хватило сил убежать от стихии. Они были не в счет, пребывая в мире ином. Дрожащими руками леди Сен-Клер приоткрывала мешковину или одеяло, которыми были накрыты умершие, и вглядывалась в их лица. Кого только среди них не было: и стар, и млад, и нищие, и почтенные горожане, и женщины, и мужчины. Сердце Аморе разрывалось от сострадания к этим людям!

Внезапно взор Аморе упал на двух мужчин, тесно прижавшихся друг к другу. Оба спали. Один, словно стремясь уберечь друга даже во сне, обнял его. Подойдя ближе, леди Сен-Клер пригляделась к ним. И в следующее мгновение камень спал с души — Иеремия и Ален!

Она стала энергично махать остальным, подзывая их, и опустилась на колени рядом с лежавшими иезуитом и мастером Риджуэем. Взяв пастора Блэкшо за плечо, легонько тряхнула его. Вздрогнув, Иеремия раскрыл глаза и испуганно посмотрел на нее.

— Мадам… Вы? Но как вы… — пробормотал пастор и тут же, не дожидаясь ответа, озабоченно повернулся к Алену, лежавшему с закрытыми глазами. Аморе обратила внимание, как дрожала рука пастора, когда он приложил ее к груди Риджуэя.

Облегченно вздохнув, Иеремия произнес:

— Хвала тебе, Дева Мария! Он жив!

— А как вы? — спросила Аморе, вглядываясь в дорогие сердцу черты. Пастор Блэкшо, казалось, за эти немногие дни постарел на десяток лет. — Вы не ранены?

Иеремия улыбнулся:

— Это не столь важно, мадам.

Брендан склонился над Иеремией и помог ему подняться. Пастор сморщился от боли.

— Давайте-давайте, обопритесь на меня, — решительно заявил ирландец.

Уильям и Джим подняли так и не пришедшего в сознание Алена и понесли к стоявшему поодаль паланкину. Усадив его, они привязали Риджуэя ремнями к спинке, чтобы ненароком не вывалился по пути.

Брендан помог пастору взобраться на Лепрекона и повел жеребца в поводу.

Так они отправились в путь к дому леди Сен-Клер.

Заметив багровую полосу на шее, она в ужасе спросила:

— Что с вами произошло?

Полуобернувшись, пастор махнул рукой.

— Брендан вам не рассказал? О том, как парочка чересчур ретивых горожан вознамерилась вздернуть меня? И о том, как он меня спас?

— Они избили вас? — прошептала потрясенная Аморе. — У вас все лицо в кровоподтеках!

— Ничего, миледи, как-нибудь переживу. Синяки да пара сломанных ребер. Все могло кончиться бог ведает как, поверьте.

Во внутреннем дворе Хартфорд-Хауса Брендан помог иезуиту слезть с лошади. Аморе следила, как слуги, отвязав Алена от спинки носилок, стали вносить его в дом.

— Несите его в красную спальню! — распорядилась она.

Уильям и Джим осторожно положили Риджуэя на постель, уже без балдахина, но застеленную чистым бельем. Аморе, оставляя кровать, как знала, что она понадобится.

Усевшись на краю постели, Иеремия принялся осматривать пострадавшего друга, а леди Сен-Клер приказала слуге побыстрее принести деревянную лохань и теплой воды.

— И еще захватите чистых салфеток! — крикнула она вслед уходящему лакею. — После этого, повернувшись к горничной, скомандовала: — А ты отправляйся на кухню и передай повару, чтобы он как можно скорее приготовил куриный бульон. Спроси, осталось ли у них молоко; если нет, принеси пива или вина.

С озабоченным видом Аморе подошла к пастору и пристально посмотрела на Алена. Лицо Риджуэя странно заострилось, его покрывала уже не щетина, а изрядно отросшая борода, глаза ввалились, под ними обозначились темные круги.

— Как он? Он так страшно исхудал, — с болью спросила Аморе.

— Все это последствия недуга, которым он страдал. Болезнь пожирает ткани организма. Но жар спал, и это добрый признак.

— Надо снять с него эти цепи. С ними его не вымыть.

Аморе послала Уильяма на конюшню за необходимым инструментом. Когда тот вернулся, Джим с Бренданом осторожно подняли Алена с кровати и положили на пол. Уильям поставил подле больного плоский камень, и слуги уже собрались было приступить к делу, когда раздался голос Брендана:

— Знаете, предоставьте это мне. Поверьте, мне не раз приходилось заниматься этим. — Ирландец невесело усмехнулся.

Брендан, действуя ловко и сноровисто, в считанные минуты покончил с кандалами. Аморе, презрев приличия, стала раздевать Алена. Взорам присутствующих предстал скелет, обтянутый кожей: впалый живот, выступающие ребра и кости — словом, ни унции жира; неравная борьба с хворью исчерпала все запасы организма. Аморе была потрясена до слез. Случайно они встретились глазами с ирландцем; тот смотрел на нее со смесью боли и гнева, но сейчас ей было не до переживаний Брендана.

Вымыв и насухо вытерев Алена, Уильям и Джим уложили лекаря в постель и накрыли одеялом. Арман было поручено по каплям вливать в рот больного куриный бульон. Иеремия сидел тут же на стуле и с озабоченностью следил за происходящим.

— Вам также нужен уход, святой отец, — обратилась к нему Аморе. — Необходима перевязка! — не терпящим возражений тоном заявила она. — Брендан, давай снимай с пастора платье! — велела она, прекрасно понимая, что пастор Блэкшо ни за что не позволит ей разоблачить его.

Ирландец проводил покорившегося Иеремию в смежную со спальней комнату, служившую леди Сен-Клер кабинетом. Раздев его, Брендан перевязал иезуиту грудь и после этого надел на него свежую ночную рубашку.

— Мне еще нужно разузнать, как там мои прихожане, — слабо протестовал пастор Блэкшо.

— Сейчас вам одно нужно: отдохнуть как следует, — иначе вы сляжете, — отмел его возражения Брендан. — Я схожу проведать ваших прихожан. И, мне думается, Аморе не будет против, если я приведу их сюда.

Иеремия уступил. На самом деле он сейчас желал лишь одного: поскорее лечь и закрыть глаза.

Утром следующего дня Аморе сидела у постели больного Алена, когда слуга Уильям сообщил о том, что к дому подъехал экипаж королевского судьи Трелони. Иеремия, услышав про это, стал спешно одеваться.

— Он приехал сюда явно для того, чтобы справиться обо мне, — бросил он, спускаясь в холл.

Слуга как раз впустил Трелони. Заметив спускавшегося по лестнице иезуита, сэр Орландо просиял:

— Слава Всевышнему! Вы живы! Я уже начинал предполагать самое худшее!

Иеремия проводил судью в гостиную.

— Я уцелел исключительно благодаря помощи квакера. Но как ваши дела, милорд? До меня дошли слухи, что огонь подступил к Феттер-лейн, которая лежит всего-то в двух кварталах от вас.

— Да-да, но пока что дальше он не распространяется. После того как вчера переменился ветер, пожар замедлил ход. Хотя какое-то время даже Тауэр был под угрозой, но когда подорвали несколько домов, пламя удалось остановить. И большая часть Темпла цела и невредима, и все благодаря герцогу Йоркскому, но вот беда — собор Святого Павла в развалинах! Лондона больше нет! — с горечью заключил судья. — Слава Всевышнему, удалось хотя бы накормить спасшихся от пожара несчастных — его величество распорядился раздать им хлеб из флотских запасов, а соседним графствам предписано в кратчайшие сроки направить в город подводы с провиантом, чтобы снять угрозу голода.

Сэр Орландо опустил голову.

— Мне так жаль, что с мастером Риджуэем так вышло, святой отец. Я слышал, что пожар охватил и Ньюгейт и все было кончено. Стало поздно что-то предпринимать, в противном случае я сделал бы все для его спасения.

— Не сомневаюсь в этом, милорд.

— Такой нелепый, несправедливый и трагический конец! Ведь он, по сути, оказался в тюрьме по оговору. Хочу вас заверить, что приложу все усилия для поимки истинного виновника. Доброе имя мастера Риджуэя останется незапятнанным!

Иеремия смущенно завертел головой. Ему не хотелось, чтобы судья знал, что Ален на свободе, ведь тем самым он ставил служителя закона в двусмысленное положение — ведь формально Ален Риджуэй должен сидеть за решеткой. И сейчас в Иеремии боролись нежелание лгать судье и боязнь за участь Алена. В конце концов он все же решил признаться.

— Дело в том, милорд, что Ален жив. Мне удалось спасти его, вызволив из застенков.

Опешивший сэр Орландо несколько секунд не в силах был вымолвить ни слова. Потом широко улыбнулся.

— Откровенно говоря, это для меня не такая уж неожиданность.

Иеремия вперил в судью полный мольбы взгляд.

— Милорд, я не могу утаивать этого от вас, ибо вы мой друг, и лгать вам превыше моих сил. Но умоляю, не бросайте мастера Риджуэя в тюрьму! Он очень болен и нуждается в заботливом уходе!

— Я все прекрасно понимаю, святой отец, — заверил его судья. — Кроме того, тюрьмы в западной части Лондона, которые пощадил пожар, и так переполнены. Так что, учитывая состояние мастера Риджуэя, опасность его бегства исключается. И посему я пока что сохраню в тайне факт, что он уцелел во время бедствия. Это дает нам возможность отыскать настоящего убийцу. У вас есть план, как нам действовать дальше?

Иеремия кивнул.

— Незадолго до катастрофы мы с вами говорили о Джеймсе Дрейпере, помните?

— Помню. Речь шла о родах, которые принимала Маргарет Лэкстон в доме Дрейперов — кстати сказать, от него еще во вторник ничего не осталось. И вообще вся Трогмортон-стрит выгорела. Я предложил родственникам пожить в моем имении в Эссексе. Так что, если желаете побеседовать с Джеймсом, поедемте со мной, милости прошу. Я как раз туда собираюсь.

В это время в гостиную приветствовать гостя спустилась Аморе. Видя, что пастор готов отправиться из дома, леди Сен-Клер помрачнела.

— Вы хотите уйти?

— Да, миледи, мне необходимо поговорить с одним человеком, который, возможно, сумеет помочь нам доказать невиновность мастера Риджуэя, — мягко произнес в ответ Иеремия.

— Обещайте мне, что сразу же вернетесь!

В голосе Аморе чувствовалась озабоченность Иезуит иронически улыбнулся.

— Раз уж вы решили предоставить кров моей пастве, мне беспокоиться не о чем.

— Не беспокойтесь понапрасну, миледи. Я привезу его в своей карете, — вмешался судья Трелони.

Леди Сен-Клер кивнула. С тяжелым сердцем она проводила взглядом отъезжавшую карету королевского судьи. Даже сэр Орландо не мог удержаться от улыбки.

— Она обожает вас! У нее это на лице написано! Нет, вам на самом деле необходимо прислушаться к советам этой женщины и поберечь себя, святой отец.

Иеремия беспомощно развел руками.

— Знаю. Но не могу позволить себе отдыхать, пока у меня куча дел одно важнее другого.

В доме судьи было тихо и спокойно. Трелони проводил гостя в кабинет и попросил слугу пригласить туда же и Джеймса Дрейпера. На сей раз молодой человек вел себя не столь развязно, как при первой их встрече. Сгоревший лондонский дом оказался для семьи сокрушительным ударом, хоть, разумеется, и не таким, как для подавляющего большинства жителей столицы, оказавшихся без гроша в кармане.

— Ну что у вас там еще? — не скрывая иронии, осведомился Джеймс, узнав пастора Блэкшо. — Все еще распутываете загадочное убийство той повитухи? Наверняка заурядное разбойничье нападение. Что касается меня, я все, что знал, уже рассказал.

— Тем не менее мне хотелось бы расспросить вас кое о чем еще, — задумчиво произнес Иеремия.

— Вам не надоело докучать своими расспросами порядочным людям?

— Отнюдь! Тем более что ранее я ничего, кроме лжи, от вас не слышал.

— То есть как?

— За это время нам удалось выяснить, что Маргарет Лэкстон действительно помогала разрешиться от бремени одной из ваших служанок, некой Лиз. Вы и сейчас станете это отрицать?

Джеймс возмущенно уставился на пастора Блэкшо и на сэра Орландо.

— Откуда вам?.. Кто?.. Впрочем, понимаю! Это Джейн вам наболтала. Следовало этого ожидать.

— Значит, вы признаете этот факт? — жестко спросил Трелони.

— Признаю, ничего другого мне не остается.

— Какова судьба служанки и ее ребенка? — осведомился Иеремия.

— Отец подыскал ей место в доме одного из своих друзей. Насколько мне известно, дела ее вполне в порядке.

— А ребенок?

— О нем позаботилась сама повитуха.

— Стало быть, вам все равно, что произойдет с вашим ребенком?

Джеймс покраснел как рак. Было видно, что он с трудом сдерживает себя.

— От ублюдков одни лишь проблемы. И вы это знаете лучше меня, милорд. В особенности когда его мать какая-то там служанка!

— Вы бессердечный человек! — вырвалось у Иеремии. — Вы хоть поинтересовались, кто у вас — сын или дочь?

Стиснув зубы от злости, Джеймс коротко бросил:

— Сын.

— Боже мой, может быть, ему уготована участь стать вашим единственным сыном! — воскликнул Иеремия.

— Вы так искренне осуждаете меня, словно я один произвел на свет внебрачного ребенка! — возмутился Джеймс. — Между тем даже у нашего праведника Айзека Форбса рыльце в пушку!

Иеремия и сэр Орландо невольно переглянулись.

— Айзек Форбс? Что вы имеете в виду? — недоуменно переспросил судья Трелони.

— Да-да, правда, об этом ни одна душа не знает, но все так и есть! Айзек Форбс заимел внебрачного ребенка с дочерью одного соседа. Мать умерла во время родов. Поскольку ее семья не могла вынести такого позора, историю искусно замяли — всем было объявлено, что девушка скончалась, мол, от оспы. Форбс взял ребенка к себе и отдал на воспитание одной из своих служанок.

— Дальше? — нетерпеливо произнес Иеремия. Пастор был явно заинтригован.

— Мальчишка, когда подрос, стал работать конюхом в имении Форбсов. А когда началась гражданская война, вместе с отцом и Сэмюелом пошел в армию парламентаристом и погиб под Нейсби.

— Если мне не изменяет память, в том же сражении был тяжело ранен и Сэмюел?

— Да.

— Как звали этого молодого человека?

— Аарон.

— Откуда вам об этом известно? Ведь старик Форбс постарался на славу, чтобы это не стало всеобщим достоянием. — В голосе судьи Орландо Трелони отчетливо слышалось недоверие.

— Сэмюел как-то мне поведал об этом — мы с ним тогда чуточку перебрали. Потом каялся и умолял нас с Дэвидом никому не рассказывать.

— Это все? — спросил судья.

Джеймс кивнул. Сэр Орландо, не удостоив его взглядом, тоже коротко кивнул, давая понять, что разговор окончен, и Дрейпер удалился.

— Ну, святой отец, что скажете об этой истории? У меня создается впечатление, что он пытается сбить нас со следа — иными словами, отвлечь наше внимание от своих делишек. Джеймс все силы приложил к тому, чтобы существование внебрачного ребенка оставалось тайной. Может, предлагал деньги Маргарет Лэкстон, чтобы она об этом не распространялась? — размышлял Трелони.

Иеремия опустился на стул в мучительном раздумье. Понимая, что сейчас другу не до него, судья тоже встал и положил руку ему на плечо.

— Святой отец, что с вами? — участливо спросил он.

Вздрогнув словно от испуга, Иеремия поднял голову.

— Думаю, мне следует наведаться к Форбсам. Их дом уцелел?

— Уцелеть-то уцелел, но что вы собрались там выведать?

— Необходимо еще раз переговорить со служанкой, с Ханной.

— Хотите, пойдем вместе?

— Нет, лучше не надо. Вы роялист, и ваше присутствие только раздразнит старика. Мне там доверяют, после того как я выходил их мальчика. Так что ничего удивительно в том, что лекарь наведался узнать, как чувствует себя ребенок.

— Тогда я доеду с вами до Лиденхолл-стрит, вы войдете в дом, а я останусь дожидаться в карете.

Иеремия согласился. И впоследствии не пожалел. Хотя пожар, уничтоживший большую часть города, уже был потушен, Лондон от Темпла на западе до Холборна и Криппл-гейта на севере и до Тауэра на востоке уподобился дымящейся черной пустыне. Деревянные домишки, построенные в прошлых столетиях, огонь в буквальном смысле сровнял с землей, а от некогда каменных церквей оставались лишь закопченные стены. Впервые с незапамятных времен с таких богатых улиц городского центра, как Чипсайд или Корн-хилл, открывался вид на юг, на Темзу.

Карета судьи, сделав крюк для объезда необозримого пепелища, миновала ворота Бишопс-гейт и свернула на Лиденхолл-стрит, располагавшуюся восточнее очага пожара и вследствие этого почти не пострадавшую.

Трелони помог выйти иезуиту и велел кучеру ждать. Иеремия постучал в двери. Отворил лакей и, узнав лекаря, незамедлительно впустил его.

— К сожалению, хозяина нет дома, доктор, — с сожалением сообщил лакей.

— А его сын?

— Они вместе поехали осмотреть склады и оценить убытки, нанесенные бедствием.

— Вообще-то я пришел справиться о здоровье внука сэра Айзека, — солгал Иеремия. — Так что доложите о моем приходе вашей госпоже.

Лакей проводил его в холл для гостей. Вскоре появилась Темперанция Форбс и от души приветствовала нежданного гостя.

— Я пришел справиться о вашем сыне, мадам, — вежливо произнес Иеремия. — Как он себя чувствует? Все в порядке?

— Да-да, доктор. Он подрастает и, хвала вашим заботам, вполне здоров, — заверила его Темперанция.

Иеремия направился вслед за хозяйкой дома в детскую. Мальчик крепко спал в кроватке под надзором кормилицы.

— Могу я предложить вам вина, доктор? — осведомилась Темперанция.

Иеремия с благодарностью согласился, и миссис Форбс вызвала Ханну.

В присутствии трех женщин пастор осмотрел ребенка, которому явно не хотелось просыпаться, о чем он и возвестил плачем.

— Да, как я посмотрю, мальчик крепенький. Видимо, молочко кормилицы ему пошло на пользу.

После непродолжительного обмена любезностями Темперанция велела Ханне проводить гостя. Иеремия, воспользовавшись ситуацией, с места в карьер стал расспрашивать служанку о том, помнит ли она их первый разговор, когда речь зашла о странных и трагических происшествиях в семье ее хозяев.

— Как я могла забыть; конечно, помню, сэр.

— Вы тогда говорили, что после гибели камердинера мистер Форбс уволил всю прислугу и вместо нее набрал новых работников. Скажите, а какова судьба прежних?

— Мистер Форбс всем обеспечил места в других домах.

— Где же?

— Чего не знаю, того не знаю, сэр. Как мне сдается, тогда из этого постарались сделать тайну.

— Может, вы помните кого-нибудь из них по имени? В этом случае я мог бы попытаться разыскать его.

— А к чему вам это? — удивилась служанка.

— К тому, что я считаю, что гибель камердинера не была случайной, — очень серьезно заявил Иеремия, глядя прямо в глаза Ханне. — Возможно, мне удастся разгадать загадку его гибели, поговорив с кем-нибудь из прежней прислуги.

Ханна раздумывала.

— Ну ладно, считайте, вам повезло. Как раз вчера приходил один из тех, кто в то время служил в имении конюхом.

— Как его имя?

— Генри Митчелл. Он много лет проработал в «Стар инн», но этот постоялый двор сгорел и он просил мистера Форбса подыскать ему местечко.

— А тот?

— Мистер Форбс дал ему немного денег и отослал с миром. Бедняга очень расстроился.

— Вы не знаете, где он может быть?

— Сожалею, сэр, но я правда не знаю.

Иеремия досадливо закусил губу. Женщина искренне все рассказала ему, но что с того? Вряд ли это могло серьезно продвинуть расследование. Явно огорченный пастор вернулся в карету Трелони.

— Как дела? Удалось вытянуть что-нибудь любопытное из этой Ханны? — с нетерпением в голосе осведомился судья Трелони.

Иеремия поведал ему о конюхе.

— Необходимо найти его! У меня такое чувство, что именно он вручит нам ключик к этой загадке.

— Как я понимаю, вы и на этот раз не собираетесь посвящать меня в свои догадки.

— Милорд, вы верно понимаете. Ведь это лишь предположения, не стоящие ничего без доказательств, которые может предоставить только разыскиваемый нами человек.

Сэр Орландо покорно вздохнул.

— Ну что ж, как знаете. Я отправлю кого-нибудь на этот выгоревший постоялый двор. Владелец его рано или поздно появится там. Может, и он окажется нам полезным в розысках этого Генри Митчелла. А до тех пор следует запастись терпением!