Наступили холода, выпал снег. Вдоль дорожки к главному зданию АЭС садовники сажают в мерзлую землю розы, листья которых сейчас зеленые. Еще две недели, и первый ток станции побежит по проводам, приедет правительственная комиссия, будет дан торжественный обед и под музыку духового оркестра всем вручат памятные значки. Лучших передовиков пригласят на большой прием, их ждут букеты гвоздик, медали, премии.

— И заметьте себе, — радуется Берг. — Сдаем досрочно, как и обязались! — и не удержался, добавил-таки: — Мы могли бы даже дать ток еще на два дня раньше, но день приезда правительственной комиссии не перенесешь!

— Берг в своем репертуаре, — сказал Шютц, передавая этот разговор Норме. — Реактор запускают лишь завтра, а он уже докладывает: «Всегда готовы!»

Норма печатала и слушала его вполуха. Стоило зазвонить телефону, машинально снимала трубку и односложно отвечала. Но последних слов брата она не пропустила. Спросила:

— Ты разве сомневаешься, что все пройдет как по-писаному?

Шютц на секунду задумался.

— Нет, в этом я не сомневаюсь. В самом худшем варианте окончательный пуск отложат на несколько дней, ну, на неделю.

«Не сыграет же дьявол с нами одну из своих жутких шуток? Ну, в крайнем случае, мы и его возьмем за рога. До сих пор мы все сдавали в срок, даже если иногда и приходилось туго. С какой же стати мы нарушим самый важный срок?»

Норма продолжала печатать, не поднимая головы. Она почти закончила страницу и вдруг сделала две описки подряд. Со злостью вырвала лист бумаги из машинки, скомкала, бросила в корзину.

— Что с тобой? — спросил Шютц. — Устала? Много работы навалили?

Норма покачала головой. Прежде чем заправить чистый лист в машинку, перелистала свою книжку для стенограмм.

— Берг передает вам со Штроблом, что вы получили специальное разрешение присутствовать при пуске реактора. Это будет ночью.

Норма отложила книжку в сторону и оглянулась: кто-то открыл дверь. Вернфрид. Этому что здесь понадобилось? Увидев в приемной Шютца, тот поторопился ретироваться.

— Может быть, ты права, — сказал Шютц, который Вернфрида не заметил, и, словно продолжая начатый ранее разговор, сказал: — Все мы здесь, «от мала до велика», как бы принесли присягу на верность друг другу. От Берга до Зиммлера. Так уж оно само собой вышло, хотя мы не вполне отдавали себе отчет в этом.

— Ну нет, один из вас определенно отдавал себе в этом отчет, — слегка поддела его Норма. — Он только этого и добивался, твой Берг!

Заложив копирку, вставила в машинку чистый лист бумаги. И опять начала печатать. Снова ошиблась, во на сей раз перепечатывать не стала, а, наморщив лоб, аккуратно подчистила. Подпись: «Штробл, начальник участка». Она подумала: «Это у них когда-нибудь кончится! Эх ты, Штробл…»

По дороге в общежитие после работы Норма встретила Улли Зоммера. Увидев ее, Улли притормозил свой бетоновоз, высунулся в окно.

— Ты откуда? От Аннхен? — спросила Норма, задирая голову.

На этот вопрос Улли отвечать не стал, а сказал:

— Ты же знаешь, одного твоего слова достаточно.

— Я не скажу его, Улли, — проговорила она. — И не жди.

Она впервые сказала ему об этом с такой определенностью. Подумала еще, что он мог бы стать ей верным другом; она не сомневалась, что могла бы хорошо жить с ним, и точно так же не сомневалась, что вполне проживет и без него.

— Ничего, я не тороплюсь, — сказал Улли Зоммер. — А вдруг ты передумаешь.

Он дал газ, и бетоновоз тронулся с места.