В полдень этого дня перед бараком ДЕК остановился газик, из него вышла одетая в шубку Вера.

При виде направившейся к бараку Веры у Нормы перехватило дыхание. Она слышала, как в соседней комнате Герд говорит по телефону со Штроблом, который был на участке. Герд рассмеялся чему-то, потом сказал:

— Да, все сделаю. Увижу Веру, направлю ее к тебе.

Потом положил трубку, вышел в приемную.

— Он просил тебя позвонить в «основу», — сказал он Норме. — Передай им, чтобы перестали его дергать. Он говорит, что в Бранденбург переходить не собирается. На том стоим!

Однако Норма не слушала его. Увидев, как в приемную вошла Вера, сказала ей:

— Его нет.

— Я знаю, — кивнула Вера, — я хочу поговорить с тобой, — сказала она Шютцу, проходя мимо него в кабинет.

Они сидели друг против друга за небольшим столом, у которого Вера так часто сидела со Штроблом. Она уезжает, сказала Вера. Две недели, оставшиеся от отпуска, проведет с Олечкой на Дону, а потом приступит к работе на АЭС в Ново-Воронеже.

— Пока Виктор не вернется отсюда, — уточнила она.

Помолчав немного, тяжело вздохнула и сказала:

— Ему будет нужен верный, надежный друг… особенно сейчас, — и Шютц понял, что она говорила не о Викторе, а о Штробле.

— Он не знает? — спросил Шютц.

Вера покачала головой.

Шютц подумал: «Что же теперь будет?» Он мысленно снова увидел их вместе. Идущими по дорогам стройки навстречу ветру, швыряющему в лицо мелкие песчинки. Гуляющими по незастроенным площадкам, где в человеческий рост поднялся донник, в белых метелках которого гудели жуки. Поднимающимися по лесам на кран к техникам-ремонтникам. Слышал, как они беседуют, спорят, смеются, обсуждают неотложные дела. «И этого больше никогда не будет?»

— Да он… Он такого натворит, — как бы размышляя вслух, говорил Шютц. — Побежит к Виктору, помчится за тобой сломя голову, захочет еще, чего доброго, вытащить из самолета, чтобы сказать тебе… — Шютц пожал плечами.

— Да, — кивнула она, нахмурившись. — Он может. И мне очень хотелось бы, чтобы он избавил и Виктора, и меня, и себя от всего этого.

«То есть как это? — подумал Шютц. — Как это?»

— Когда ты собираешься ехать? — спросил он.

— Сегодня. Вечером. У меня билет на утренний рейс.

Шютц на секунду задумался, ему вдруг стало жарко, и он неожиданно для самого себя спросил:

— Ты хочешь уехать раньше? — он посмотрел на Веру в упор. — Хочешь, чтобы я тебе помог? Перезаказать билет?

И когда она молча кивнула, Шютц быстро встал и вышел в приемную.

— Норма! Соедини меня с «Интерфлюгом».

Он даже не заметил, что Норма испуганно вытаращила на него глаза, и громко добавил:

— И вызови нашего водителя. Предупреди, что ночевать ему придется в Берлине. Пусть запасется бензином и всем, что требуется.

Потом он обнял Веру, и на какое-то мгновение Шютцу показалось, что сейчас теряет не только Веру, но и Штробла.

Штробл узнал обо всем от Берга.

Тот вызвал их с Шютцем, чтобы сказать, где работникам ДЕК имеет смысл навести перед пуском реактора последний глянец. Штробл и Шютц появились в приемной парткома почти одновременно и вместе прошли к Бергу. Он уже ждал их. И сразу набросился:

— Нет, это неслыханное безобразие! Наш советский товарищ, ведущий инженер, уходит со стройки, а вы даже не удосужились устроить ей достойные проводы! Целый год, день в день, она проработала у вас, вместе с вами, а вы не нашли полчаса, чтобы подарить ей букет цветов, произнести сердечные слова благодарности! Я требую от вас, — воскликнул Берг, — чтобы перед отъездом вы вручили ей наш почетный знак «Активист труда» и сделали все остальное, как оно у нас полагается. Сами придумайте, как это обставить!

— Она уже отбыла, — сказал Шютц. Во рту у него пересохло. — Мы предоставили ей нашу машину. Вера уехала три часа назад.

При этом он посмотрел на Штробла. «Пусть от меня первого узнает, как все произошло. Я был обязан сделать, что сделал, и сказать ему об этом». Лицо Штробла побелело. Он спросил еще:

— Каким рейсом она летит?

— К ее самолету тебе не успеть, — сказал Шютц.

Штробл резко повернулся и оставил кабинет Берга, не произнеся больше ни слова.