В пампе наступил воскресный день. Люди прихорашивались и собирались щеголять на улице лучшими нарядами, и солнце решило от них не отставать: появилось над холмами сверкающее, круглое и точное, словно золотой «лонжин».

Вся небесная сфера являла собой голубое единство без малейшего заблудшего облачка, отставшего от своего белого стада. В пампу пришло воскресенье, и день, пока сыроватый, занимался с четырех сторон.

Жара надвигалась страшная.

В семь утра дон Анонимо, по обыкновению, отчалил в пампу с совком, метлой и мешком из дерюги. К этому часу возле дома Магалены Меркадо, у входа с улицы, уже собралась кучка богомолок. Они оглашали утро молитвенным зудением и чаяли лицезреть проповедника в бурой тунике и внимать его речам.

Не изменяя строгой привычке, дон Анонимо встал в пять утра, разрубил шпалу, наколол щепок, затопил гулкую кирпичную плиту и вскипятил эмалированный чайник, черный, точно паровоз. Скромно позавтракал чашкой чая и черствой краюхой с маслом, вымыл посуду, подмел убитый земляной пол и тщательно прибрался на кухне, ни на секунду не переставая насвистывать безумную песенку.

Христос из Эльки также поднялся спозаранку, вознес молитвы Предвечному Отцу и хотел было помочь старичку рубить дрова, но тот не позволил и также отклонил предложение святого поучаствовать в уборке. Когда дон Анонимо, утопив флягу в бочке, набрал воды и вышел на улицу, Христос из Эльки снова растянулся на скамье и стал ждать пробуждения Магалены Меркадо, чтобы вместе позавтракать.

Ждать пришлось до восьми.

— Самая разумная пора, — заметила она, доставая чашки. — Не слишком рано для блудницы, не слишком поздно для христианки.

Христос из Эльки придерживался мнения, что лучший проповедник — личный пример, и потому обошелся чаем без сахара и половиной булки, тем самым в точности следуя собственным рекомендациям завтракать как можно легче. Кружки кипятка и то бывает довольно.

Кроме того, ему не терпелось перейти к самому важному делу: предложению любви. Любви? Точнее он не мог бы описать свое намерение. Но твердо знал, что настала пора признания. Магалена Меркадо тем не менее перехватила у него инициативу в беседе и произнесла целый монолог о стачке, расцветив речь анархистским горением и всяческими подробностями. Просветила гостя относительно списка требований, которые никак нельзя назвать сумасбродными или надуманными, нет, они касаются основных прав трудящегося в пампе и вообще где угодно в мире, прав, позволяющих рабочему чувствовать себя достойным человеком. Она поведала о творящихся в Вошке беззакониях и о феодальной спеси управляющего, гринго при трубке, в сапогах для верховой езды и пробковом шлеме. Управляющий, бездушный и высокомерный работорговец, вечно ходил с недовольным видом — «по половой части мается», обронила Магалена Меркадо и тут же искоса глянулся на проповедника, словно раскаявшись в сказанном, — и прямо за «файв о’клоком», пока мажордом во фраке подавал чай, хладнокровно увольнял людей и усылал с прииска. И еще рассказала про начальника сторожевых, перуанца с заячьей губой по кличке Криворотый, бессовестного душегуба, которому нравилось унижать рабочих и ремнем стегать их на людях, иногда при женах и детях. От имени всего селения пожаловалась на лавочника, похотливого жирдяя, от лап которого не могла увернуться ни одна женщина; в особенности он досаждал молодым женам рабочих и нимало не стыдился.

Христос из Эльки ерзал на скамье; он слушал с неподдельным интересом, но мечтал дождаться перерыва в обвинительной речи и наконец открыть ей единственную истинную причину его рискованного, едва не стоившего жизни путешествия через пустыню. Но Магалена Меркадо разошлась и не думала умолкать. Продолжая сетовать, она встала из-за стола, собрала и бросила рыжей курице крошки. Христос из Эльки решил, что момент настал. Но тут толпа на улице подняла гвалт.

Они желают видеть своего Христа.

Желают слышать его.

Желают дотронуться до него.

Магалена Меркадо посоветовала скорее выйти к этим добрым людям, так уверовавшим в него, и разговор пришлось-таки отложить. Отец Предвечный знает, что делает, — подумал Христос из Эль-ки. Поблагодарил за трапезу, поднялся, расправил плащ из тафты — он всегда надевал его по воскресеньям — и последовал за хозяйкой к выходу.

Воскресенье на улице походило на стеклянный шарик: солнце заливало день желтизной. Народ при виде Христа стал бить поклоны, креститься, заламывать руки и падать на колени. Многие хлопали в ладоши и ободрительно улюлюкали. Христос из Эльки с тротуара благословил всех, позволил рвущимся к нему запечатлеть поцелуй на его руке и коснуться плаща, а затем произнес долгожданную краткую проповедь. Он обратился к теме богатства, которую освоил за множество выступлений так, что почти заучил наизусть. Начал с притчи о верблюде и игольном ушке и закончил довольно банальным сравнением достатка с соленой водой:

— Чем больше пьешь, братья и сестры, тем сильнее жажда.

После он занялся личными проблемами каждого слушателя: совершал помазания, благословлял или делился рецептами домашних снадобий в зависимости от тяжести неприятностей. Магалена Меркадо все время вдохновенно помогала ему. Она следила, чтобы люди подходили по очереди и не нарушали порядок, сеньора, не толкайтесь, прошу вас, настанет и ваш черед, а вы, молодой человек, если желаете получить благословение и перейти в следующий класс школы, будьте добры, перестаньте жевать бутерброд с колбасой и преклоните колени, а господин, которого донимают привидения по ночам, пусть более не страшится, снимет шляпу и примет помазание во имя Отца Предвечного.

Все утро Христос из Эльки с терпеливостью и рвением истинного святого принимал страждущих. Благосклонно выслушивал каждого. Старичку, жаловавшемуся на ревматизм, помог наложением рук и посоветовал пить отвар вербены, сангвинарии и хвоща — все растолочь, смешать в равных частях, — и растирать парафином больные места. Одна женщина привела дряхлую мать, чтобы Христос-чудотворец вызволил ее из плена печали, в который та попала после похода к гадалке. Гадалка поведала старушке, что светила предрекают ей не больше нескольких дней жизни. Христос из Эльки велел не беспокоиться, ибо мнящие, будто судьбами людскими правят светила, забывают, что светилами правит Бог, чья милость неизмерима, а по глазам матушки он ясно видит, что та проживет долго, глядишь, еще и дочь самолично схоронит. Торговцу потрохами, которого так нехорошо продуло, что рот скособочился к самому уху, он посоветовал раздобыть козью ногу и каждое утром медленно сто раз прочитывать «Отче наш», в такт молитве растирая ногой пораженную сторону лица.

— Это и называется «на Бога надейся, а сам не плошай», дорогой брат.

Чуть позже к Христу протолкался рабочий, которому селитряной состав оттяпал руку по локоть. Год спустя после несчастья культя все не могла зажить и непрестанно кровоточила — «в медпункте, сеньор, только и подсовывают, что марганцовку, а у меня ведь не гонорея и не сифилис, ох, простите, болезнь, передаваемая общественным путем, как эти белоручки выражаются». Христос велел прикладывать к культе паутину — так деревенские знахарки обеззараживают раны. И да будет известно братьям и сестрам, громко добавил он, что пенициллин, величайшее открытие века, по чистой случайности совершенное одним гринго по имени Александр Флеминг, получается как раз из грибков, произрастающих на паутине.

— И это жуть какое чудодейственное средство! — поучительно продолжал он, давая тем самым понять, что читает-таки газеты, хотя в проповедях любил приговаривать, мол, и так знает, что в мире творится, без всяких газет. — Американские ученые даже ищут способ, как бы производить его побольше, а то сейчас весь пенициллин уходит в армию, на борьбу с гангреной — страшным бичом войны.

Ближе к полудню, когда народу набилась полная улица, пришел приисковый кочегар и привел для исцеления слепую от рождения жену. В обстановке всеобщего чаяния Христос из Эльки по-врачебному осмотрел больную: глаза казались угасшими свечками. Он попросил ее стать на колени, одной рукой закрыл ей лицо, поднял другую к небу, истово взмолился Отцу Предвечному, Свету Чудотворному, Радетелю Мира, пропел несколько гимнов на странном наречии, отнял ладонь от глаз женщины и властно, как и подобает мессии, обратился к ней:

— Дочь моя, узри свет!

Жена кочегара поморгала.

— Не вижу, — сказала она.

Пусть зажмурится и вновь разверзнет очи. Только с верой!

Слепая повиновалась.

— Не вижу, — повторила она.

На вопросительный взгляд кочегара Христос из Эльки спокойно ответил, что Чудоподатель не пожелал даровать его почтенной супруге возможность видеть сей жалкий мир, в котором и смотреть-то особо не на что. Хвала Чудо подателю! И без промедления занялся парой юных влюбленных, прорвавшихся сквозь толчею.

Они держались за руки и ни на миг не отрывали взгляда друг от друга, словно смотрелись в отражение, делавшее их прекраснее. Не мог бы Учитель их поженить? Они умирают от любви. До вчерашнего дня они лишь переглядывались изредка при встрече на улице, но когда, каждый со своим судком и ложкой, оказались рядом в очереди к общему котлу и разговорились, то поняли, что оба одиноки, оба мечтают уехать с прииска, а главное, давным-давно влюблены друг в дружку. Там же без промедления решили соединить навеки свои судьбы и скрепили союз поцелуем. А теперь, прихватив только узелок с одеждой, отправляются жить в Пампа-Уньон, куда их доставит драндулет дона Мануэля.

Девушку звали Марианхель Кабрера, она была маленькая, худенькая и робкого нрава. Природа наградила ее большой, подскакивающей при каждом шаге грудью. В Вошке Марианхель трудилась на кассе в пульперии, но с детства мечтала стать танцовщицей из тех, что выступают в перьях и стразах. В Пампа-Уньон ей предложили танцевать в одном очень приличном заведении, и она согласилась, поскольку, как круглая сирота, не нуждалась в одобрении семьи.

Костлявый смешной юноша, похожий лицом на перепуганную пичугу, — Христос из Эльки сразу же признал в нем одного из музыкантов, отравивших ему сиесту на эстраде, — представился как Педро Паломо по прозвищу Спичка. В местном оркестре он играл на горне. Неделю назад попытал счастья на прослушивании в один джаз-банд в Пампа-Уньон, а позавчера пришла весть, что из восьми претендентов выбрали его, вот радость-то.

— Вообразите, сеньор, там я в четыре раза больше стану получать, чем на этом проклятом прииске. В довершение всего нам из-за забастовки на площади играть запретили. А где ж еще? Да и инструменты почти все — собственность компании. Хорошо еще хоть горн мой.

Христос из Эльки учтиво и дружелюбно выслушал влюбленных, убедился в их совершеннолетии — «мне двадцать один месяц назад исполнилось», «а мне уже все двадцать три, совсем старый», — без проволочек благословил их и во имя Пресвятого Предвечного Отца соединил в браке, покуда смерть их не разлучит.

— Да не развяжет никто здесь, на Земле, то, что Он связует на небесах.

Пожелал им всех благ в начинающейся новой жизни, пусть только не забывают любить и уважать друг друга в горе и радости, в болезни и здравии, во времена тучных коров и тощих коров. И, само собой, согласно буквальному истолкованию Писания, велел поскорее отправляться и размножаться по всей Земле без всяких там угрызений — ни нравственных, ни научных, ни религиозных.

— Идите и занимайтесь этим от всего сердца и без жеманства, — провозгласил он торжественно и радостно.

Юные влюбленные удалились счастливые-пресчастливые.

Все глядели им вслед. Кто-то рядом с Магаленой Меркадо заметил, что они ни на минуту не перестают облизывать друг друга взглядами, липкими, как коровьи языки. Магалена Меркадо вздохнула и возразила, да нет же, взгляд у них — точь-в-точь как у женихов и невест со свадебных открыток.