Тридцать первого декабря, три дня спустя после пропажи дона Анонимо, клиентов к Магалене Меркадо пришло мало. Утром вообще никого, в после обеда всего человек пять заняли место под рожковым деревом.

Солнце начало сползать за горизонт. Уже давно в последний раз отзвонил колокол. Магалена Меркадо и Христос из Эльки оживленно спорили, нужно ли зарезать Симфорозу для новогоднего ужина (проповедник был за, блудница — категорически против), и тут вдали показался драндулет дона Мануэля. Черная точка постепенно выросла. Судя по облаку пыли, автомобиль мчался со скоростью не меньше сорока километров в час. По мере приближения стало видно, что оголтело сигналящий «Форд» до отказа забит рабочими. К изумлению Магалены Меркадо и неудовольствию Христа из Эльки (который и так уже набычился из-за того, что жаркого из курицы на Новый год не предвиделось), куча холостых шахтеров, явно на кочерге, высыпала из кузова. Почти все потрясали пивными бутылками и радостно кричали, что со стачкой, чтоб ее совсем, наконец разобрались.

— Завтра с утречка на работу, землячок! — хрипло орали они, сгребали в объятия и кружили в воздухе свою щедрую давалочку, а на Христа из Эльки смотрели со смешанным чувством неприязни и почтения. Хотя кое-кто потешался, отвешивая ему набожные поклоны. Магалена Меркадо только теперь поняла, почему днем к ней не явился ни один вошкинец — все были на собрании по поводу окончания стачки, радостно подтвердили они. И все же недовольных хватало. Некоторые выбрасывали вверх кулаки и кляли шайку сволочей и прохвостов, профсоюзных вожаков, которые не постеснялись продать стачку с потрохами: сколько мы боролись, сколько страдали, сколько языками чесали — а получили вшивые три с половиной процента прибавки, только и всего!

— Надо, надо, земляки, — твердили они, потрясая бутылками, — достать динамит и взорвать к чертям этот сраный завод вместе с гринго и со всем правлением!

Те, кто был настроен более мирно, в ответ перечисляли всякие мелкие уступки, которых удалось добиться: половину билета на юг для отпускных рабочих теперь будет оплачивать компания; в Антофагасте наймут доктора, чтобы раз в неделю приезжал принимать в медпункте; в гостиных дома у трудящихся настелют деревянные полы, а в гости к жителям прииска — доселе невиданное достижение свободы в пампе — сможет приезжать кто угодно, и ему не надо будет записываться в правлении.

— И то хлеб, землячки, — увещевали они заплетающимися от пива языками.

— Это, мать их, основные права! — гремели в ответ недовольные. — Их и в список-то незачем было включать.

И они в сердцах метали бутылки в камни. Одно неприемлемое обстоятельство возмущало всех без исключения: блудливый толстяк из пульперии как ни в чем не бывало остается на должности, несмотря на свидетельства стольких поруганных женщин. Увольнения добиться не удалось. Сукин сын заделался дружком управляющего и тем самым на веки вечные застолбил место начальника лавки. С другой стороны, все без исключения ликовали из-за удачного исхода противостояния по двум особым пунктам: во-первых, они получат новогоднюю премию в честь окончания распри; во-вторых — и это как раз и подвигло их набиться в «Форд» дона Мануэля и прикатить к Кресту Изгнанных Душ, — решился вопрос с проживанием Магалены Меркадо на прииске. Да, черт их дери, они отвоевали это право, добавленное к списку требований в последнюю минуту! Без помощи мерзавца падре, который переметнулся на сторону врага! Прекрасная Магита может возвращаться в Вошку, когда пожелает, в упоении вопили рабочие и плясали хороводом вокруг своей потаскушки-монашки.

— Хотите — прямо сейчас вас отвезу, дорогая! — прокричал дон Мануэль из кабины и подкрепил предложение двумя долгими гудками.

Много позже выяснилось, что Магалену изволили пустить обратно, потому что супруга сеньора управляющего так и не приехала из Англии, как обещалась, и неизвестно было, когда приедет. Если приедет вообще. Кроме того, прииск из-за проститутки, обосновавшейся с кроватью посреди пустыни, снискал дурную славу. Поэтому гринго самолично, без всякого давления со стороны профсоюзников, заявил на последнем собрании, когда подписывали новый договор, что, дабы доказать уважение и доброе расположение к рабочим, он разрешает этой даме, у которой, говорят, имеется образ Святой Девы Кармельской, вернуться на прииск, занять дом, который ранее занимала, и приступить к обязанностям, которые ранее исполняла. Несмотря на яростные возражения падре Сигфридо и лицемерную собачью покорность начальника сторожевых, сошедшихся на почве ненависти к проститутке. Но Магалена Меркадо не захотела возвращаться немедленно. Она не теряла надежды, что дон Анонимо найдется, и потому на всякий случай решила остаться на Новый год в пампе.

Однако, разубедив ее (дон Анонимо, скорее всего, явится в Вошку, привлеченный фейерверками, шумом петард и сполохами шутих, которые устраивали в полночь на щебневом отвале), рабочие весело взялись перетаскивать вещи в кузов. Как и при изгнании, Магалена попросила не разбирать кровать и не позволила никому коснуться Святой Девы. Она сама сняла Ее с алтаря и подняла в машину. Нагруженный автомобиль тем не менее отказался заводиться. Сколько бы дон Мануэль и все остальные, потея, ни крутили ручку, все без толку. Ругаясь на чем свет стоит, дон Мануэль поднял капот. Насупленно изучил каждую деталь двигателя и сообщил столпившимся рядом станочникам и забойщикам, которые ни черта не разбирались в машинах, что гикнулся карбюратор.

— Разве только сходить домой за запчастью.

Когда он в компании нескольких рабочих зашагал по грунтовой дороге к селению, с севера показался селитряной состав. Все сгрудились на путях и стали махать руками. Некоторые в шутку кидались наземь и прикладывались шеей к рельсам. Взбешенный машинист остановил поезд и, узнав о неприятностях, согласился подбросить дона Мануэля до прииска.

— Но только его одного, — сказал он.

Однако невзирая на брань машиниста и попытки кочегара спихнуть их вниз, все приехавшие рабочие решили вернуться в Вошку и штурмом взяли паровоз со всех сторон.

Черный паровоз стал похож на дерево, увешанное обезьянами, которые оглушительно вопили и хохотали. Христос из Эльки по просьбе Магалены Меркадо развел огонь и поставил чайник. Сама она в ожидании возвращения дона Мануэля вынула необходимую утварь из кузова и заварила чай. Они уселись на свои любимые камни и заговорили о жизни. Магалена Меркадо рассказала, как в детстве мечтала стать святой, но допустила роковую ошибку, поведав об этой мечте падре Сигфридо. Ага, точно, вошкинскому приходскому священнику. Толстый извращенец, сущий дьявол с того самого дня стал внушать ей, мол, чтобы достичь святости, дочь моя, нужно делать ему так и этак и позволять ему делать ей так и этак, чего только он не вытворял со мной и не заставлял вытворять меня с моих четырех или пяти лет, за все годы работы ни разу ни один, даже самый похабный прихожанин не позволял себе такого, даже гринго Джонсону, который искупал свое бессилие в постели теми еще гадостями, далеко было до низостей падре, омрачивших ее детство. Поэтому-то, Учитель, она поклялась Святой Деве не оставлять его в покое до конца дней, где бы он ни был, куда бы ни отправился, я явлюсь туда и стану напоминать о его мерзости. А также заботиться, чтобы страшное сомнение — вдруг она его дочь, — подобно черной крысе, изъедало его нутро.

— Такой у меня крест, Учитель.

Растроганный Христос из Эльки отвечал, что был бы счастлив унять боль ее сердца, но, к несчастью, сестра, сам Господь не в силах изменить прошлое. И в приступе сентиментальной откровенности рассказал то, чего не рассказывал никому за десять лет служения и хранил в глубинах души, надеясь однажды описать в книгах. Описал видения в долине Эльки, чудесные беседы с Отцом Небесным, Иисусом и Девой Марией. Тот день, когда Отец Предвечный наказал ему пасти овец Его. «Ты — соль земли», — сказал Он. И поведал про астральные путешествия. Магалена Меркадо не знала, что такое астральные путешествия.

— Это духовные раздвоения, — пояснил Христос из Эльки. Глаза его горели от возбуждения.

По ночам, пока он спал, его дух покидал земное тело и летал в пространстве куда ему вздумается — само собой, чтобы творить добро: исцелять больных, утешать умирающих, защищать убогих, подбадривать тех несчастных, что в отчаянии, на грани самоубийства не находят, где бы уцепиться за жизнь. Когда он возвращался из таких полетов, дух, по его ощущениям, проникал обратно в тело, словно масло — в промокашку. Магалена Меркадо восхищенно слушала. Этот человек — истинный святой. Пусть многие и считают его пометанным Если уж проституция, может статься, — своего рода святость, кто поручится, что безумие — не святость? Дон Анонимо всегда казался ей сбившимся с пути святым. Она помолчала, в который раз попросила Святую Деву вернуть дона Анонимо («Кто знает, может, мы его, хулигана этакого, застанем в поселке», — утешил ее Христос из Эльки) и рассказала, как однажды вечером у нее дома в Вошке старик, по-собачьи свернувшийся на тюфяке, пока она пила чай за столом, подозвал ее, положил голову ей на колени и поведал, как ему жилось в Доме Бесноватых. Он говорил словно во сне, тихим ровным голосом без всякого выражения, иногда невнятно. Она уловила, что санитары сажали пациентов на цепь или скручивали смирительными рубашками в глухих карцерах; иногда, чтобы утихомирить, прикладывали им пиявок, поили бронебойным слабительным, заставляли курить опий или гашиш, но чаще всего просто избивали палками, хлестали ремнями и обливали ледяной водой. Или сажали в колодки. А бывало, провинившихся тихих подселяли к буйно помешанным. Женщин наказывали в отдельных палатах. Рассказав все это и еще много чего чудовищного, что Магалена толком не поняла, он уснул, как младенец. Она долго сидела в остолбенении, потому что никогда прежде не слышала от него таких ужасов.

Через час на грунтовой дороге показался огонек. Это катил на велосипеде дон Мануэль.

В руке он держал карбидную лампу.

С новой запчастью мотор завелся с первого раза. Довольные, они расселись в автомобиле. Магалена Меркадо заняла место в кабине рядом с доном Мануэлем. Христос из Эльки вскарабкался в кузов. Как только тронулись, послышалось кудахтанье. Христос из Эльки спрыгнул и прокричал дону Мануэлю, чтобы остановился. На земле они обнаружили мертвую Симфорозу, задавленную задним колесом. Никто не заметил, что курочка пристроилась спать под покрышкой. Жалобный крик прорезал ширь пампы. Пришлось отряхнуть птичий трупик, долго-долго утешать Магалену Меркадо — она качала курицу на коленях, рыдала и сморкалась, — убеждать ее — особенно настаивал дон Мануэль, которому нужно было в полночь быть на прииске, — что лучше, Магита, схоронить Симфорозу во дворике ее дома в Вошке, а не на холме, у подножия креста из шпал, — но в конце концов они выдвинулись-таки в путь. На сей раз Христос из Эльки тоже уместился в кабине и, прижимая к себе Магалену Меркадо, старался успокоить ее. До Нового года оставалось меньше часа. «Форд» фыркал и подскакивал на кочках, грозя вот-вот развалиться, а Магалена Меркадо гладила еще теплое тельце Симфорозы и словно чужим голосом сетовала, что давешний сон ее сбылся.

— Помните, Учитель?

Христос из Эльки облокотился на окошко и, глядя с трепетом на звезды, пробормотал, что знаки Господни так запросто не истолкуешь, сестра.

— Дон Анонимо пропал без вести, Симфороза погибла, а я умираю от горя, — твердила она в слезах всю дорогу до прииска.

У окраины Вошки их встречала целая толпа. Рабочие, вернувшиеся паровозом, раструбили, что благочестивая шлюха вновь едет к ним, и все приисковые холостяки как один вышли ей навстречу. До полуночи оставались считаные минуты. Вдруг толчею вокруг автомобиля разогнал Криворотый с конвоем сторожевых верхом и при карабинах. Он остановил машину и приказал лицам, находившимся в кабине, покинуть ее. Нарочитая задиристость говорила о том, что он, как и подчиненные, сильно навеселе. Целясь в вышедших, он сообщил, что по приказу господина управляющего только дон Мануэль и женщина могут войти на прииск. И Дурачок-с-Помелом, если он вдруг объявился.

— А торговцу людьми, так называемому Христу, ходу нет!

— Правильно, правильно! — взревела толпа. — Он, юбочник, только и мечтает, как бы заграбастать нашу Магиту!

— Нету ходу! Нету ходу!

Магалена Меркадо повернулась к Христу из Эльки. Ей очень жаль, Учитель, но ничего не поделаешь. Она обязана остаться в Вошке и дальше исполнять обет уличения падре. Кроме того, узнав, какие, оказывается, у него бывали видения, раздвоения и беседы с Богом и Святой Девой, она более не чувствует себя достойной сопровождать его в евангельском служении. Тем более делить с ним ложе. Да кто она такая, чтобы осмелиться даже заглянуть в глаза человеку невероятной святости?

Там, в окружении мужиков, сгоравших от нетерпения сопроводить Магиту до дому и поносивших Христа, они и простились навсегда. Садясь в кабину, Магалена Меркадо передала ему Симфорозу и попросила, раз уж он снова там окажется, предать курочку земле под крестом на холме. Ласково поцеловала его в лоб и захлопнула дверцу. Наступила полночь. В сопровождении свиты холостяков, которые чествовали ее, будто Королеву Весны, Магалена Меркадо въехала на прииск. Освещенный вспышками шутих со щебневого отвала и бумажными фонариками, поднимавшимися в воздух, сигналящий автомобиль под взрывы петард и адский вой заводской сирены, которую в честь праздника включили вместо пяти утра в двенадцать ночи, медленно катил по улицам.

— С Новым годом! — кричали все вокруг.

Не успел «Форд» скрыться за поворотом, как Криворотый с конвоем подгарцевали к Христу из Эльки. Скоро, предупредил начальник сторожевых, пока народ празднует, они отправятся в патруль по окрестностям и не желают обнаружить его. Чтобы и духу его скунсового здесь не было.

— Увижу — пристрелю, как собаку! — пригрозил он.

И они ускакали следом за автомобилем. Христос из Эльки остался один. С бумажным пакетом в одной руке и трупом курицы в другой он ошеломленно огляделся. Шкворчащие шутихи на вершине отвала напоминали огненных ангелов.

Ночь превратилась в фантасмагорию.

Чувство сирости размягчило его кости. Такую же сирость он ощутил четырнадцать лет назад памятным днем на руднике Потрерильос, прочтя телеграмму о смерти его святой матушки. Сейчас он словно лишился ее во второй раз.