Мейнард Стенхант занимал офис в “Калифорния-билдинг” на Четвертой улице, у самого залива. Я подъехал и припарковал свою тачку на его месте ему самому оно вряд ли понадобится, – вошел в вестибюль и стал ждать лифт. Все в вестибюле казалось как прежде. До сих пор в “Калифорния-билдинг” не случалось убийств.

В лифте моей попутчицей оказалась обращенная корова. На ней были шляпка и платье в цветочек; правда, пахло от нее все равно хлевом. Она мило улыбнулась мне, и я ухитрился выдавить ответную улыбку. Корова вышла на четвертом этаже. Я вышел на седьмом и нажал звонок у таблички:

ТЕСТАФЕР И СТЕНХАНТ, УРОЛОГИЯ

Ожидая у двери, я размышлял об иронии нашей жизни. Покидая этот офис две недели назад, я и не предполагал, что когда-нибудь вернусь сюда. Зажужжал открываемый замок, и я вошел.

В приемной не было никого, кроме парня в аккуратном костюме и с казенной стрижкой – он мог иметь отношение к Отделу, а мог и не иметь. Я прикинул шансы и воздержался от окончательного заключения. Он покосился на меня и уткнулся в свой журнал. Я закрыл за собой дверь. Секретарский стол был пуст, поэтому я присел на диван напротив мистера Костюма.

Как и все, кому приходится иметь дело с интимными аспектами человеческого здоровья, Тестафер и Стенхант драли бешеные деньги за комфортабельный прием и обходительность. Клиенты без проблем попадали на прием и выходили довольные уже тем, что их хорошо приняли, а также радуясь перспективе скорого выздоровления. Стенхант был в деле недавно, во всяком случае – был до вчерашнего дня. Тестафер уже сворачивал свою практику. По части медицинской специализации между ним и Стенхантом не имелось никаких различий: оба занимались радикальной ампутацией значительной части клиентских кошельков. До сих пор мне довелось побывать здесь раз пять-шесть, так и не встретив ни разу доктора Тестафера, однако сегодня мне был нужен именно он.

В глубине приемной отворилась дверь и вышла сестра – рыжеволосая девица с бюстом, оставлявшим впечатление того, что она надела бюстгальтер задом наперед. Она узнала меня, и уголки ее рта заметно опустились. Из глубин памяти я выудил ее имя, но не успел я открыть рот, как она заговорила:

– Может, вы ищете новую работу? Вряд ли, вы не настолько глупы.

Ничего не скажешь, со своими служебными обязанностями она справлялась не так уж плохо.

– Я и не знал, что произвожу на вас такое впечатление, Принцесса. На деле я пришел за дружеским участием. Мне кажется, я мог бы оказать услугу доктору Тестаферу.

– Если я скажу доктору Тестаферу, чем вы зарабатываете на жизнь, он попросит меня передать вам, что его нет. Так что его нет.

– Вы умница, признаю. А теперь возьмите книгу записей клиентов.

– Мы не принимаем следующие сорок восемь часов. Уверена, вы понимаете почему.

Я решил немного сбить с нее спесь.

– Передайте Тестаферу, что я должен вернуть кой-какие материалы. Я их брал, когда работал на Мейнарда, – блефовать так блефовать. – Похоже, они больше не понадобятся.

– Вы собираетесь…

– Я собираюсь поговорить с доктором в полпятого, крошка. Запишите это. Скажите ему, что у меня жутко болит вот здесь. – Я показал рукой где.

К этому моменту мы-таки привлекли внимание м-ра Костюма. Он отложил журнал и поднялся, потирая челюсть мясистой пятерней, будто прикидывал сочетаемость этих двух частей тела – к примеру, как будет сочетаться моя челюсть и его лапа.

– Я все пытаюсь понять, мистер, – произнес он, – с чего это вы тут грубите.

Если он и был инквизитором, то не из самых сообразительных.

– И не пытайтесь, – ответил я. – Все равно не получится. Сам пробовал.

– Мой вам совет – ступайте домой и попробуйте еще раз. Вернетесь, когда научитесь извиняться. Не раньше.

– Вряд ли вы ждете извинений, глядя в зеркало, – заметил я. – Хотя вряд ли вы понимаете, что я имею в виду.

Я дал ему переварить последнюю фразу – это определенно должно было занять его на некоторое время.

– Так и запишите, – повторил я девице. – Я буду вовремя, постарайтесь, чтобы и доктор не опоздал.

Я повернулся к двери, оставив последнее слово за собой. Костюм не стал меня удерживать.

Спускаясь в лифте, я еще раз проиграл в уме всю эту сцену. По обыкновению я был неотразим в общении с девицей, хотя на деле это меня не трогало. С прекрасным полом я находился в состоянии перманентной войны. Лучше бы они меня ненавидели: если я начинал им нравиться, это все равно ничего не меняло. Меня нельзя назвать мужчиной. Это все проделки Делии Лаймитри, и этого я ей никогда не прощу. Если она, конечно, когда-нибудь заявится просить прощения.

Мы с Делией Лаймитри подверглись одной из этих теоретически обратимых операций, в результате которых вы меняетесь с кем-то нервными окончаниями, так что можете испытать ощущения женщины – если вы мужчина – и наоборот. По замыслу – классное развлечение. Оно и было бы классным развлечением, не исчезни Делия Лаймитри прежде, чем мы успели пройти обратную процедуру.

Она даже записки не оставила. Я так и не узнал, довело ли ее обладание пенисом до сумасшествия или до самоубийства, или же, напротив, настолько понравилось, что она отказалась возвращать его. Все, что я знал, – это то, что мои мужские ощущения до сих пор оставались у нее, а у меня… ну, вам ясно, с чем она оставила меня. Внешне это все еще казалось мужскими причиндалами, да и, с точки зрения партнера, функционировало как положено, вот только все мои ощущения соответствовали женским. Врачи предлагали мне искусственный мужской комплект, но мне-то нужны были только мои собственные нервные окончания – те, что Делия использовала (или не использовала) Бог знает где. Рано или поздно я ее отловлю и отберу то, что принадлежит мне по праву, но до тех пор я решил воздерживаться. Ничего. Все равно я предпочитаю порошок.

Короче, я спускался в вестибюль, вполне довольный собой и тем, как я разделался с этой парочкой наверху, особенно с Костюмом. Вот тут-то два мордоворота из Отдела шагнули ко мне с двух сторон и крепко схватили за руки.

– Шел бы ты домой, болван, – сказал тот, что слева. – Мы пошлем кого-нибудь переговорить с тобой. А пока сиди и не рыпайся.

– С твоей стороны было ошибкой приходить сюда, Меткалф, – произнес другой. Он нацелил на мой карман магнит, и я услышал, как прибор пискнул. – Пятнадцать единиц кармы, калоша. Чтобы остудить твой пыл.

Я сунул руку в карман и стиснул пальцами карточку, словно это могло ее сберечь.

– Пятнадцать единиц – не многовато ли? У меня ведь лицензия, ребята.

– Ты не показывал ее тем, наверху.

– Этому вашему парню? Ну да, у него в мозгу целых две извилины…

Тот, что справа, ухватил меня за воротник и попытался ударить по лицу. Я дернулся, но по зубам все-таки схлопотал.

– Не задавай вопросов _нам_, тупица. Мог бы и сам сообразить. – Они толкнули меня к выходу и вышвырнули сквозь вращающуюся дверь. Проваливай.

Прижав руку ко рту, я вылетел на улицу. Навстречу мне двигалась пожилая обращенная такса. Дверь подхватила ее и швырнула в вестибюль. Такса приземлилась на ковер прямо перед инквизиторами, и когда я оглянулся, они как раз помогали ей подняться на ноги. Славное зрелище. Я обогнул дом и подошел к машине. Рот болел, но крови на руке не было, только слюна.

До встречи с доктором Тестафером оставалось два часа, а я все еще не знал, о чем буду его спрашивать. Собственно говоря, у меня и клиента-то пока не было. Что еще? Да, дома меня могут ждать инквизиторы, да и в офисе тоже.

Зато мне удалось сбросить балласт из пятнадцати лишних единиц кармы.