Даун со скукой на лице отошла к дивану и уселась рядом с седым и темноусым мужчиной, который выглядел старше нее. Поблизости стояли две парочки, шушукались и налегали на спиртное; когда Эверетт посмотрел на этих гостей, они поспешили кивнуть ему и улыбнуться. В комнате было полно людей на вид заурядных, как будто среди гобеленов, изображающих беды нынешнего мира, сохранился островок леденящего постоянства, нечто вроде музея восковых фигур. Может быть, точно так же выглядела и клика лидеров Вакавилля, прежде чем они превратились в телезвезд и супергероев комиксов?

Когда он снова повернул голову, усатый поднялся с кушетки, а незнакомая женщина – с кресла, и Даун представила их: Сильвия Гринбаум и Деннис Эрд. Эверетт постарался удержать новые имена в памяти. Сильвия Гринбаум была пучеглаза, полные губы влажно поблескивали. Вкупе с взрывной жестикуляцией это заставило Эверетта попятиться. Она продолжала с того, на чем остановилась:

– ..Между ними дошло до перетягивания каната. Мистер Три – ветхий такой старичок, любит по грибы ходить и болтать с коровами, ну просто слабенький, чудаковатый старикашка. Но верит, что он – немецкий ученый, изобретатель ракет, и будто бы это он взорвал мир! А нам полагалось разделять с ним угрызения совести, во сне, конечно, потому что он был уверен: все беды – из-за него. А второй – Хоппингтон в каталке, вроде кресла на колесах. Но он был моложе. – Она умолкла и застенчиво улыбнулась Эверетту. Усатый положил руку ей на плечо, и она, приободрясь, вновь затараторила:

– Он был форменный псих, еще хуже, чем Три. И они боролись за контроль, то один возьмет верх, то другой…

Должно быть, на лице Эверетта отразилось недоумение.

– Сильвия говорит о Западной Гавани, – пояснила Доун. – Она там жила, пока сюда не переехала. Она вроде вас, беженка.

– Может быть, они и сейчас дерутся, – сказала Сильвия. – Мы все там жили как в тюрьме, годами жили, кажется. Проклятое Богом место, правда, Илфорд мне сказал, вы еще похуже видели, он имел в виду тот городок, где все всегда зеленое. Я такого кошмара даже вообразить не в силах.

– Ну, это еще ерунда, – сказал Эверетт. – Я и пострашнее видал.

– А, вы про области, где идет война с пришельцами? Вы и там побывали?

– Сказать по правде, нет.

– Деннис, расскажи Эверетту. – Сильвия потеребила за рукав Денниса Эрда. При этом Даун Крэш взглянула на Эверетта, закатила глаза – дескать, сил моих больше нет, – и тихо отошла.

– Я эти сны давно ловлю, с самого Развала, – не без смущения пояснил Деннис. – Гнусные сны, тлетворные. О том, что я больной и бесполезный, гнию изнутри, и если с кем-нибудь заговорю, скажу, кто я такой, то и его отравлю. Затащу в этот больной, деградировавший мир. Не знаю, в чем тут причина… Кажется, у меня особая восприимчивость к излучению этого хозяина снов, кто бы он ни был и где бы ни жил. Наверное, он очень далеко. Тут больше никто его снов не ловит.

– Деннис здесь с самого Развала живет, – сказала Сильвия. – Но, похоже, не собирается выяснять, в чем тут дело.

– В общем, не жизнь, а сплошная борьба. По утрам просыпаюсь и верю, что я – не я, а эта жуткая заразная тварь из снов. Каждый раз приходится убеждать себя в обратном. А днем боюсь назвать вслух свое имя, или подпись оставить, или еще что-нибудь такое сделать – болезнь распространить боюсь. Но вам, наверное, незачем это слушать. – Он тяжело вздохнул, казалось, вот-вот заплачет. – Вообще-то недавно все изменилось. С тех пор как Илфорд вас привез, мне снитесь только вы.

– Илфорд меня не привозил. – В чем в чем, а в этом Эверетт был уверен. – Я сам приехал.

Наступила пауза, затем Эрд сказал:

– Как бы то ни было, мне впервые удалось отдохнуть. Я просто хотел вам об этом сказать. И поблагодарить.

– Гм… не за что, – сказал Эверетт.

– И я рада, что вы здесь, – произнесла Сильвия. – Наверное, так интересно будет работать с Илфордом и Гарриманом. Может быть, вы скоро и Западной Гавани сумеете помочь, как Деннису…

– Вообще-то я с ними еще не работаю, – сказал Эверетт.

Вернулась Даун и подергала его за рукав.

– Сильвия, извини, но я вынуждена похитить Эверетта. – Она повела его в тесный кабинет за лестницей. Он оглянулся, задержал взор на блюде, но не стал упрямиться. В темной комнате Даун указала на кресло, затворила дверь и положила окурок в пепельницу на столике. Он предпочел стулу толстенный ковер, Даун бесшумно упала рядом.

– Я не хотела к тебе подпускать Сильвию и Денниса, – сказала она. – Но они так мечтали с тобой познакомиться…

– Все мечтают со мной познакомиться, – проговорил он.

– Деннис рассказывал о своей беде? – Даун придвинулась к нему ближе – с такого расстояния он уже не мог видеть выражение ее лица.

– Ты про сны?

– Да. Можно, поделюсь своей теорией? Как это понимать? Намекает, что когда-то они уже разговаривали? Он должен вспомнить ее? Он отогнал растерянность.

– Нет.

– Я про того, кто внушает Деннису, что он – никчемный кусок заразной гнили. Что он ни с кем не должен разговаривать. Сказать?

– Ну?

– По-моему, это его бывшая жена. – Она расхохоталась.

– Значит, и тут есть хозяева снов, – предположил он.

– Угу. Тут есть ты.

– Ну, конечно. С какой стати это местечко должно быть чистым? – Эверетт вспомнил туман вокруг дома, странную уединенность Нигдешнего проезда, вспомнил Кэйла. Частичное воплощение Кэйла в отеческом лице. Призрачное существование в холодильнике Фолта.

– Оглянись вокруг, – сказала Даун. – Нам не надо переезжать через каждые три дня, мы не обожествили телевизор. Здесь не Вакавилль. Никто этого не планировал.

– Ты обо всем этом знаешь из моих снов?

– Про Вакавилль мне многие рассказывали. Он же недалеко.

В надежде привести мысли в порядок Эверетт потряс головой. Из гостиной доносились звон стаканов, тихие голоса – вечеринка продолжалась.

– Вообще-то жизнь по плану, бюрократия – не повсеместная норма. Есть и исключения.

– Господи Боже! Эверетт, мы еще вдосталь наслушаемся Гарри! – с показным жаром воскликнула она. – У нас вся ночь впереди. Я просто хотела сначала побыть минутку с тобой.

– Ладно.

– Мне твои сны кажутся сексуальными, – дохнула она ему в щеку. – Вот это я и хотела сказать. Ничего?

Он кивнул.

– Что ты обо мне думаешь? – Ее голова отстранилась, зато тело приблизилось.

– Оставлю свое мнение при себе, – нашелся он.

– Что, – сказала она, – немного коробит эта сцена?

– У меня таких сцен было… не счесть. «Ну уж и таких!» – мысленно одернул он себя.

– Эверетт, я бы хотела еще с тобой увидеться. Не на вечеринке. Можно об этом попросить?

– Конечно.

Она подалась к нему и быстро поцеловала в губы. В этот миг клацнула дверная ручка и в маленькую комнату вклинился свет.

– Вот вы где, – ухмыльнулся Фолт. – Илфорд беспокоится.

– Илфорд может обождать, – сказала Даун.

Фолт уселся на стул. Ни слова не говоря, вытащил из кармана пиджака коробочку с пробирками и шприцами.

– Это Кэйл? – спросила Даун.

Эверетт сидел и смотрел, открыв рот от изумления.

Фолт поднял бровь.

– А что? Хочешь?

– Почему бы и нет? – сказала она.

– Это нам с Эвереттом. – Фолт немного нервничал. – Вот так и только так удается переносить эти сборища у Илфорда. Наверное, ему бы этот способ тоже помог.

– Сделай и мне. – Она протянула к нему руку и по-детски надула губы.

– Мы предлагаем очень простой выход, – сказал Гарриман Крэш. Он сделал эффектную паузу, и Даун многозначительно вздохнула. – До сих пор вы действовали наугад. Я могу помочь с очищением вашей способности, с достижением полного контроля, над ней.

– А, вам нужен хозяин снов, – сказал Эверетт. – Только тут его и не хватает, в Сан-Франциско.

Илфорд открыл было рот, но Гарриман поднял руку.

– Все не так просто. Эверетт, мы гораздо ответственней, чем вам кажется, правда, и амбициозней кое в чем. Нам бы хотелось с вашей помощью расширить зону согласованности, своего рода инфекционной согласованности, способной распространяться отсюда, захватывать другие территории, другие реальности. Но на это, разумеется, понадобится время.

– И как же вы рассчитываете этого добиться?

– При нашем содействии вы научитесь пользоваться собственным талантом, научитесь видеть самого себя. И сопротивляться воздействию других хозяев снов, таких, как Келлог.

– Я думал, у вас тут нет хозяев снов. Я думал, вас эти проблемы не беспокоят.

– Эверетт, талант наподобие вашего способен разбудить другие. Так и случится, если мы не примем меры предосторожности. Или он предпочтет защищаться от нашего вмешательства и превратит нас в морковь или яблони-дички. – Гарриман рассмеялся.

– Нет у меня такой силы, – сказал Эверетт. – На то, о чем вы говорите, я не способен. Может, какие-нибудь мелочи мне по плечу… Замки, например, менять на дверцах автомобилей.

– А что если мы покажем, как глубоко ты заблуждаешься? – спросил Илфорд.

– А что если ты скажешь этим стервятникам: идите на хер? – произнес Кэйл со своего насеста – спинки дивана.

Даун хохотнула, чем привлекла озадаченные взоры Илфорда и Гарримана и испуганный – Фолта.

Кэйл появился, едва Фолт «вкатил» Эверетту и Даун по дозе. Он стоял между ними в кабинете – зримый, слышимый, реальный «Приветик, Кэйл», – саркастически вымол вила Даун. Тот лишь фыркнул в ответ, затем кивнул Эверетту и произнес:

– Где ты был?

– Ты только перед Илфордом с ним не говори, – встревожился Фолт. – Его больше никто не увидит и не услышит, но если ты…

Он умолк – вошел Илфорд и потащил их в гостиную, на беседу с Гарриманом Крэшем. Кэйл пошел следом.

За окнами царили ночь и туман, и гостиная вновь сияла, как будто мебель светилась изнутри. Казалось, во всем мире не осталось других комнат. Деннис Эрд, Сильвия Грин-баум и другие ушли. Задержались только самые важные участники вечеринки.

Даун встала, погремела кубиками льда в стакане и ушла на кухню за напитком. В наступившей тишине Эверетт понял, что Илфорд и Гарриман ждут, когда он заговорит. Кэйл на диване тоже выжидающе смотрел на него.

На столе тихо щелкали золотые часы.

– Я хочу знать, откуда все это берется, – сказал Эверетт. – Сны и хозяева снов.

– Ну, насчет этого я много чего могу сказать, – произнес Гарриман, – но все это будут лишь предположения. Всего-навсего интересные гипотезы.

– До которых любой дурак додумается. – Только Эверетт и Фолт услышали Кэйла.

– После Развала назрела мощная тяга к согласию, – говорил Гарриман, потирая пальцем массивные черные очки. Эверетту вдруг подумалось: если бритоголовый захочет передвинуть их на лоб, вместе с ними полезут и водянистые близорукие глаза. – Простите, если я злоупотреблю метафорами. Когда начались перемены, человеческое стремление к порядку подверглось страшному удару. Результатом этой великой потребности явилось расширение канала, компенсационное усиление восприимчивости к снам.

Вернулась Даун с наполненным стаканом. Кэйл запрокинул голову, закатил глаза, приставил большой палец к нижней губе – сделал вид, будто полощет горло. Даун лишь ухмыльнулась и приподняла бокал в молчаливом тосте.

Эверетт старался на них не смотреть.

– Люди едва ли захотят так жить.

– И тем не менее жизнь по режиму, установленному эксцентричным хозяином снов, все-таки лучше анархии и амнезии посткатастрофического периода.

– Но уж всяко не лучше болтовни Гарримана, – сказал Кэйл.

Даун фыркнула и поперхнулась. Фолт тотчас схватил салфетку и принялся тереть влажное пятно на диване Илфорда. Илфорд, недоумевая, повернулся к Даун. На его лице мелькнул сдерживаемый гнев.

И тут Эверетт заметил, что Кэйл смотрит на отца точно с такой же злобой. И не пытается ее скрыть.

– В прежние эпохи в лидеры выбивались отнюдь не мудрейшие и сильнейшие, – как ни в чем не бывало продолжал Гарриман. – Вождями становились люди с определенной устойчивостью воззрений. Дающие наиболее приемлемое объяснение причин бедствия. Вот откуда – тяга вашего приятеля Келлога к вульгарному миллениализму. Он выпячивает все избитые трактовки греха и покаяния.

– К примеру, мечту застрять в сломанном лифте с Бобом Диланом, – предположил Фолт. Он оставил в покое пятно и отшвырнул скомканную салфетку. Пролетев сквозь Кэйла, она упала на пол.

– Гарри, ты и сам выпячиваешь эти трактовки, – сказала Даун с напускной беспечностью.

– И все-таки ни то ни се, – неуверенно произнес Илфорд. Казалось, спокойствие дается ему ценой неимоверных усилий. «Может, он чувствует присутствие Кэйла? – заподозрил Эверетт. – Может, не он один чувствует?”

– Теорий хоть пруд пруди, – процедил Илфорд, едва не скрежеща зубами. – Теории, как и катастрофы, везде разные.

– В последний раз Илфорд устраивал вечеринку, когда приезжал Вэнс, – сказал Кэйл, заходя отцу за спину. – Кстати, занятный парень.

Эверетт старался не смотреть на него. Он еще не видел Илфорда и Кэйла друг подле друга, – только их черты, смешавшиеся на лице Илфорда.

– Пожалуй, – сказал Гарриман. – Но нам следует перенести акцент на возможность…

Глядя на Гарримана, Кэйл продолжал:

– Вэнс тут проездом был как раз после Развала. Вот бы тебе с ним встретиться. У него совсем другая точка зрения.

«Как же мне встретиться с твоим приятелем Вэнсом, – чуть не произнес Эверетт вслух, – если я даже с тобой встретиться не могу?»

– ..Только это имеет для нас смысл, если мы хотим защитить свое мировоззрение, – говорил Гарриман. – Вы согласны, Эверетт?

– Слушай, шел бы ты, а? – предложил Сэйл. – Дай людям спокойно поговорить.

– Посмотри на него, – сказала вдруг Даун.

– На кого? – испугался Фолт – подумал, конечно, что она имеет в виду Кэйла.

– На Эверетта. А то на кого же? Гарри, он с ног от усталости валится. Ради Бога, оставь его в покое. Илфорд, я и тебя прошу. У него уже голова кругом от всей этой белиберды.

– Даун права, – поспешил Фолт ей на подмогу. – Я и сам маленько притомился. – Он откинулся на спинку дивана – дескать, скорей бы все это кончилось.

– Не будем сегодня говорить «да» или «нет», – с вызовом сказал Гарриман, приподняв бровь над черной оправой очков. – Да вайте лучше скажем: утро вечера мудренее.

– Ладно, – согласился Эверетт.

– Поздновато уже, – заметил Илфорд. – Ну что, на посошок? – И слегка развел руками. – Бренди? – Казалось, он боится, что гости откажутся от бренди и тогда останется предложить только мебельную полироль.

Эверетт вышел из дома следом за Даун и копией, или проекцией, Кэйла.

У крыльца они остановились и сбились в кучку в тумане. Даун закурила сигарету.

– Я сегодня пойду в комнату Гвен, – проговорил Кэйл торопливо, словно боялся, что скоро развеется.

– Гвен – женщина из снов? – Даун выпустила колечко дыма, оно поплыло вверх, в туман. Вопрос адресовался Эверетту. Теперь она вела себя так, будто Кэйла не существовало. Хотя это уже не имело значения.

– Даун, это не твое гребаное дело, – на удивление громко произнес Кэйл.

Она подняла брови и отступила от Кэйла и Эверетта. Но недалеко. «Или слова Кэйла будут достигать ее с любого расстояния, пока не выветрится наркотик?» – подумал Эверетт.

– Ты ее видел? – спросил он. Кэйл кивнул:

– Я с ней говорил.

– Правда?

– Она хотела узнать, когда ты вернешься. Мысль, что она где-то поблизости, что она ждет, точно когтями рванула душу. Он хотел возразить: «Не может Гвен, никак не может ощущать промежуток времени между моими визитами; ее не существует, пока я не приду и не позову ее».

Но он промолчал. Промолчал, боясь признать, что она нереальна и что нереален Кэйл. Что они оба – лишь воспоминания, сны наяву, и больше от них ничего не осталось. В это он поверить не мог. Не мог себе этого позволить.

Прежде чем Эверетт додумал эту мысль до конца, Кэйл растаял.

Нa рассвете, никем не замеченный, он вышел из дому и спустился с горы. Когда добрался до Прикрепленного района, улицы уже оживали. Он шел по широкому проспекту, смакуя неузнавающие, безразличные, мимолетные взгляды идущих навстречу людей. Здесь сны не предвозвестили его появление.

Мексиканские торговцы начинали рабочий день – сооружали на тротуаре сиденья из ящиков для молочных бутылок, ставили лотки, раскладывали товары: обшарпанные компьютерные дискеты, ломаные ноутбуки на солнечных аккумуляторах, початые пузырьки с таблетками, наборы краденых ключей для домов в Хейт-Эшбери и Каллисто, к каждой связке прилагался написанный от руки адрес. Эверетт подошел к одному из лотков, приценился к бутерброду с сыром, но спохватился, что у него нет денег. Он даже не знал, какие деньги здесь в ходу.

Он увидел телевангелиста – того самого, что заступил путь мотоциклу Фолта, когда Эверетт приехал в город. Робот рисовал на тротуаре мелом. Огромное туловище сложилось пополам, ветхая ряса лопнула по шву на спине – виднелись предохранители и пучок проводов. Невдалеке стояли двое маленьких мексиканцев, боязливо подшучивали над ним. Робот не обращал внимания. Но когда Эверетт подошел поближе, телевангелист учуял его и повернул лицо-экран. Эверетт знал, что на самом деле его видят не изображенные на экране глаза, а телекамера, однако не смог оторвать от них взор.

На асфальте было нарисовано мелом распятие в средневековом стиле. Рука робота скопировала его со сверхъестественной точностью.

– Ты хоть узнаешь сей знак? – спросил телевангелист на удивление слабым голосом; на смену его неистовству пришло уныние. – Ты, человек, падший столь низко.

– Узнаю, – сказал Эверетт.

– Когда-то Христос был вашим царем. – Робот выпрямился над рисунком и повернулся к Эверетту «лицом». Ряса на нем была выпачкана мелом. – Я знаю: сие есть истина. Я помню.

– Может, это только программа считает, будто помнишь, – возразил Эверетт.

Телевангелист сокрушенно покачал головой, и лицо на экране покачалось в такт, при этом закрылись глаза и поджались губы.

– Я помню, – сказал он. – Сей мир отошел от Него. Мы ничего не добились. И ныне осталось мало верующих и еще меньше воздающих Ему хвалу.

– Мы?

– Такие, как я. Одиночки, присланные в этот мир. Но во мраке лучше не быть одиноким. Лучше находить, чем терять.

Телевангелист может помнить прежний мир, подумалось Эверетту. Возможно, его не сломили сны. Возможно, он сохранил своего рода объективность и сумеет пролить свет – если только удастся продраться сквозь навороты его программы. К сверхзадаче…

Подошел нищий и встал рядом с протянутой рукой, его подошва размазала крест на асфальте. Робот повернулся, блеснув экраном под прямым солнечным лучом, достал брошюру из кармана рясы и вручил попрошайке. Эверетт развел руками и пожал плечами, и нищий отошел.

Телевангелист выпрямился и поглядел вдаль, словно внимая далекому зову. Над головами пронесся матрац, на бульвар упала тень. У Эверетта вдруг мелькнуло обрывочное воспоминание о том, как выброшенные антигравитационные матрацы впервые покинули свалки и стали носиться над городом. У этого был внизу то ли рисунок, то ли надпись краской из аэрозольного баллончика, но Эверетт не успел рассмотреть – матрац пролетел слишком быстро.

– Что изменилось? – спросил Эверетт.

– Все, – ответил Телевангелист, и лицо на экране болезненно скривилось, как будто по туловищу нанесли сильный удар. – Люди ныне внемлют голосам. Тут и там зришь, как возносится человек в небеса, но вновь раздаются голоса и низвергают его.

Эверетт сообразил, что Телевангелист имеет в виду сны.

– Ты внемлешь церковным колоколам? – спросил робот.

Эверетт прислушался. Никаких колоколов.

– Церковным?

– Сегодня воскресенье, друг мой. Пойдешь? Воскресенье. Где-то далеко, в Вакавилле, Иди снова переезжает. Неужели он тут уже так долго? Или Телевангелист перепутал дни недели?