Я не люблю, когда говорятъ о чьей нибудь любовной исторіи, потому что это всегда имѣетъ характеръ сплетни, осужденія, залѣзанія въ чужую душу, обыска чужого сердца. Въ вашемъ разсказѣ о бабушкѣ ничего этого нѣтъ. Она ушла навсегда и внѣ всякихъ осужденій и сплетенъ. И ея несчастная любовь не выходитъ у меня изъ головы. А главное, меня мучитъ мысль: неужели то, что называютъ «жизнью», т. е. день за днемъ, съ маленькими житейскими заботами и мелочами, можетъ вытравить въ человѣкѣ все, кромѣ думъ о матеріальныхъ благахъ? Нѣтъ, не можетъ быть! Я назвала бы вамъ очень много стариковъ, которые до самой смерти сохраняютъ полетъ мысли и ясность ума, какому могутъ позавидовать и молодые. Я не говорю о Гладстонѣ, о Дарвинѣ, о такихъ великанахъ; нѣтъ, среди окружающихъ меня я могу назвать вамъ много именъ… Неужели это удѣлъ женщины? Гдѣ же та «большая душа», о которой вы говорили? И вы помимо того, что бабушка просто заинтересовала меня, попали мнѣ въ больное мѣсто. Мнѣ постоянно больно видѣть, какъ женщина (въ большинствѣ случаевъ съ помощью мужчины) ограничиваетъ свое существованіе, какъ она, по собственному желанію, низводитъ себя на низкій уровень и тратится на мелочи. Молодыя женщины, а чаще всего дѣвушки, рвутся къ свѣту, къ знанію, къ свободѣ; у нихъ кипятъ идеи, стремленія… У большинства пожилыхъ женщинъ все это исчезло куда-то, матеріальный комфортъ и душевное спокойствіе — вотъ ихъ идеалъ. Идей никакихъ, однѣ домашнія заботы. Я часто увѣряла себя, что это мое заблужденіе или придирки. Я смотрѣла, напримѣръ, на сестру моего мужа, желала въ ней найти что-нибудь, кромѣ хищническихъ инстинктовъ и самого откровеннаго себялюбія. И когда она начинала говорить съ озлобленіемъ «о передовыхъ женщинахъ», о дѣятельницахъ, о томъ, что женщинѣ не нужно ни особеннаго образованія, ни дѣла, а только семья — мнѣ становилось жаль ее; думалось, что навѣрное въ молодости волновало ее что-нибудь повыше того, въ чемъ она живетъ теперь… И я умолкала, а она считала меня побѣжденной.

Очень часто, когда я говорю о томъ, что не о хлѣбѣ единомъ живъ человѣкъ — мнѣ говорятъ:

— Когда мужъ даетъ вамъ большія средства, конечно, о хлѣбѣ заботиться нечего.

Кругомъ меня женщины живутъ только вещами и въ вещахъ, волнуются матеріальными волненіями, радуются только житейскимъ благамъ. И когда я вижу женщину, исповѣдующую другія заповѣди и охраняющую своя святая святыхъ, вижу, какъ она до старости пронесла свои идеи и и не разроняла ихъ по дорогѣ — я примиряюсь и съ жизньго, и со старостью. Вашъ разсказъ о бабушкѣ. заставитъ меня еще чаще смотрѣть въ себя, а не на себя. Мнѣ никогда не забыть его. Я вѣрю вамъ, что въ ней и слѣда не осталось ни Монтэня, ни Карлейля — ничего, чѣмъ она волновалась и жила когда-то. Неужели, если прошла любовь — то прошли и лучшія стремленія. Нѣтъ! Такъ невозможно жить.

Изъ вашего письма я уяснила себѣ, что дѣдъ Сергѣй жилъ въ Турьихъ Горахъ нѣсколько лѣтъ. и потомъ, послѣ смерти брата, опять пріѣзжалъ нѣсколько разъ. И все время жила любовь ихъ! А бабушка осталась вѣрна покойному и нелюбимому мужу! Теперь бы этому не повѣрили или осмѣяли.

Недавно въ обществѣ одинъ пожилой человѣкъ сказалъ:

— Иногда вѣрность въ женщинѣ просто привычка.

А молодой прибавилъ:

— И дурная привычка… Это жажда спокойной, ватной жизни: признакъ мѣщанской натуры, или духовной и, главное, физіологической нищеты…

— А вы не допускаете вѣрности по убѣжденію, по нравственной чистоплотности? — спросила я.

Всѣ засмѣялись, и женщины и мужчины. И если бы я отдала имъ на судъ послѣднюю записку бабушки, найденную вами подъ портретомъ — я знаю, какой былъ бы приговоръ.

Мужа все нѣтъ, но я не жду его, какъ прежде. И въ этомъ — тоска жизни. И я мечусь и бѣгу отъ этой тоски, но пока плохо справляюсь съ собой.

Иногда я стараюсь увѣрить себя, что ничего не случилось, что мужъ уѣхалъ за границу по дѣлу, что я по-прежнему люблю его… И мнѣ на мгновеніе дѣлается радостно жить. Но я сейчасъ же прозрѣваю и опять мнѣ становится тяжко… Правда жизни придавила меня. Но я не сдамся ей. Вы увидите, что она не сломитъ меня.

Какъ бы мнѣ хотѣлось видѣть васъ! Неужели вы не пріѣдете въ Петербургъ? Неужели васъ не тянетъ видѣть вашаго несчастнаго, одинокаго друга?

В. Ч.