Терапевтическая встреча с подругой прошла на ура, почти полностью стерев все негативные ощущения и впечатления. В этом очень помог огромный кофе латте и шоколадный торт с карамелью и орехами. Небольшая прогулка по магазинам и новые джинсы с топом закрепили результат. Во второй половине дня, вернувшись домой, я уже не думала о Сереже. Ну, почти. Когда я снова осталась наедине с собой, мысли о случившемся вновь полезли в голову, строчки из его сообщений сами собой всплывали в памяти. Однако в целом оказалось, что моя любовь к нему была такой же… хлипкой.

Вечером родители — точнее, только мама — вновь заговорили со мной о том, что я могу бросить обучение в Орте без каких-либо последствий. Папа соглашался с ней, но не очень-то настаивал, как будто не был уверен в том, что это хорошая идея. Все это казалось мне странным и будило во мне смутные подозрения. Хотя, возможно, я просто придумывала проблему на пустом месте: мама могла всего лишь сильно соскучиться и бояться новой длинной разлуки без возможности связаться, а папа наверняка знал, как лучше можно использовать деньги, которые в этом случае пойдут на штраф, магистратуру и оплату съемной квартиры.

Внезапно я поняла, что отдельная квартира мне уже не нужна, ведь отношения с Сережей закончились. Жить совсем одна я была морально не готова.

В субботу спать я легла в таком же смятенном состоянии, не зная, какой выбор сделать. Ночью мне снова некоторое время снились каменные лабиринты и монстры, от которых я вновь спряталась в тайной комнате. Через мгновение оказалось, что в комнате я не одна: сзади ко мне подошел мужчина, положил руки на плечи. Я не могла обернуться, а потому не видела его лица, только чувствовала, как горячие ладони скользят по моим рукам, груди, бедрам, а губы покрывают поцелуями шею и плечи. Мое тело отзывалось на его прикосновения разрастающимся внутри жаром, какого я никогда не испытывала в реальности. Мне хотелось большего. Хотелось обернуться и прижаться губами к его требовательным губам, сорвать с нас обоих одежду и ощутить кожей его кожу. Но у сна свои законы. Я почти не могла пошевелиться, только направлять ласкающие меня руки, да подставлять губам шею.

Проснулась я с твердой уверенностью, что должна вернуться в Орту.

Маму это решение не обрадовало, реакцию папы я не совсем поняла. Не желая, чтобы меня переубедили, я решила отправиться в здание в Фурманном переулке сразу после завтрака. Родителям я объяснила это необходимостью заняться домашними заданиями в библиотеке университета. Они не стали долго возражать.

Орта встретила меня могильной тишиной, словно за время моего отсутствия она полностью опустела. По дороге от центрального холла с порталами и до общежития я не встретила ни одну живую душу. Лишь в общежитии столкнулась с парой ребят с основного курса. Ну, и с Хильдой в нашей комнате.

— О, не думала, что ты вернешься так рано! — удивленно воскликнула та, стоя у своего платяного шкафа в спортивных облегающих штанах, подчеркивающих стройность ее фигуры, и нежно-голубом кружевном лифчике, который собиралась сменить на спортивный.

— Я смотрю, ты тоже дома задерживаться не стала, — заметила я, бросив сумку на кресло за письменным столом.

Хильда пожала плечами.

— Все равно нужно заниматься и тренироваться. Здесь это делать проще: меньше отвлекающих факторов.

— Вот и я так подумала. Ты решила начать с тренировки?

— Люблю перед рефератами немного попотеть, — призналась она. — Отлично прочищает мозги. Пойдем со мной? Мне кажется, твоему телу тоже не помешает немного нагрузки.

Я на мгновение задумалась, а потом кивнула. Спорт тоже неплохой антидепрессант. Да и шоколадный торт с карамелью и орехами надо было как-то компенсировать.

Спортивный комплекс, где у нас обычно проходили занятия по физической подготовке, был открыт для нас практически в любое время суток, кроме глубокой ночи, конечно. Он походил на причудливый фитнесс-центр с большим залом всяких тренажеров, гантелей, штанг и перекладин и залами поменьше, которые Хильда называла «залами иллюзий». По ее словам, там проходили специальные занятия, вроде бега по пересеченной местности, карабканья по скалам, плавания по реке с сильным течением и тому подобное. Она говорила, что иллюзии могут быть любой сложности и имитировать пространство любого размера. Но такие занятия были лишь у студентов основного курса соответствующих специальностей. Спецкурсу предлагали только банальные силовые и кардио упражнения, максимально приближенные к привычным нам.

Сегодня спортивный комплекс пустовал, как и остальные места Орты. Мы не нашли даже дежурного тренера, но после месяца занятий полагали, что справимся и сами. Тем более что я планировала лишь немного поприседать, покачать пресс и побегать на дорожке. У Хильды программа тренировки, конечно, предполагалась куда сложнее.

— А куда все делись? — недоумевала я, пока мы разминались. — Орта словно вымерла.

— На выходные многие покидают Орту, а тут еще порталы долго не работали, вот все и ломанулись, кто куда. Даже большинство преподавателей разбежались. У всех скопились дела за это время.

В этот момент из дальнего зала иллюзий послышался шум. Кажется, у кого-то там шла довольно напряженная тренировка. Мы переглянулись, а потом Хильда возбужденно прошептала:

— Кажется, там кто-то упражняется в фехтовании. Пойдем посмотрим.

И не дожидаясь моего ответа, она на цыпочках побежала к залу. Когда речь заходила о каких-то легионерских штучках, у нее напрочь срывало крышу. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней. И, пожалуй, я не пожалела. Потому что когда еще я бы увидела обнаженного по пояс профессора Нормана, рубящегося на мечах с тремя иллюзорными противниками. Я и раньше подозревала, что он в хорошей физической форме, но в его повседневной одежде рассмотреть это было нелегко. Сейчас же каждый мускул был хорошо виден, к тому же еще и в действии. Преподаватель двигался быстро и грациозно, умело перемещаясь так, что противникам приходилось атаковать его по очереди. Кожа его блестела от пота, давая понять, что «вальсируют» они так уже давно.

На секунду Норман и его противники-иллюзии замерли, как и мое сердце. Я подумала, что наше присутствие заметили, но ошиблась. Норман лишь направил руку на оппонентов, шевельнул кистью, и тех стало четверо, а не трое. После чего схватка продолжилась.

— Слюной коврик не закапай, — вдруг насмешливо шепнула мне на ухо Хильда. — Хотя не спорю, он, оказывается, хорош. Вот уж не думала.

Я смутилась и, наверное, даже слегка покраснела, потому что действительно слишком жадно рассматривала собственного преподавателя, который еще не так давно казался мне слишком взрослым, практически на грани старости. Сейчас я поняла, что он выглядит куда лучше многих моих ровесников. С худосочным Сережкой его даже сравнивать было смешно.

— Вообще-то странно, — вдруг нахмурилась Хильда. — Фехтование нынче не очень-то востребованное умение. На таком высоком уровне им владеют только легионеры. И то больше по традиции, чем по необходимости.

Я вопросительно посмотрела на нее, предлагая провести очередной ликбез. Хильда вздохнула и закатила глаза.

— После той лекции про низших я кое-что читала ради интереса. Когда маги узнали о том, что этот мир кишит кровожадными монстрами, обитающими под землей и поглощающими силу любого магического потока, изучение фехтования стало хорошим тоном. Каждый уважающий себя мужчина и даже многие женщины стремились научиться держать в руке меч или саблю. Это реально могло спасти жизнь. Но после того, как всех низших отселили на другие континенты, потребность в этом отпала. Легионеры владеют холодным оружием только потому, что должны уметь отражать любые атаки. К тому же иногда маги отправляются на эти самые другие континенты, и им нужна охрана.

— Так может быть, он бывший легионер? — шепотом предположила я. — Потому и скрывает свое лицо от Ротта? Ты же говорила, что у них там перед твоим рождением шухер был какой-то, из-за чего твой отец и пострадал...

Едва сказав это, я, конечно, вспомнила и вырезку из газеты. А не в том ли «шухере» пострадал и старший легионер столицы вместе с семьей? И не приходился ли он другом или родственником профессору Норману? По возрасту они вполне могли оказаться хоть братьями, хоть приятелями по академии.

— Все может быть, — не стала спорить Хильда. — Подготовка у него крутая.

В этот момент Норман перешел в активное наступление и уложил двух иллюзорных противников. Третий успел задеть его мечом: на правом боку у преподавателя остался красный воспаленный след, но крови не было. Похоже, серьезно ранить иллюзии не могли, но их прикосновения были чувствительными. Меньше чем через минуту Норман покончил с обоими оставшимися противниками. После чего медленно подошел к лавке, на которой лежала верхняя часть его спортивной одежды, приводя в норму дыхание. Взяв с лавки небольшое полотенце, он промокнул им раскрасневшееся лицо.

— Идем, а то еще заметит нас, — шепнула Хильда и потянула меня обратно в зал.

Норман заметил нас, но уже тогда, когда шел через наш зал на выход, держа в руках спрятанный в ножны меч. Его спортивная куртка была расстегнута, из чего я сделала вывод, что он не ожидал наткнуться по пути на своих студенток.

— Госпожа Ларина, Хильда, — он удивленно кивнул нам. — Не думал, что здесь кто-то есть.

Я перестала качать пресс, а Хильда — отжиматься. Мы обе встали и поприветствовали его, делая вид, что тоже не подозревали о его присутствии.

— Решили немного попотеть, прежде чем заняться рефератами, — с улыбкой пояснила Хильда.

Я промолчала. Мне было страшно подать голос, потому что он мог меня подвести. Образ полуобнаженного преподавателя все еще стоял у меня перед глазами, почему-то смешиваясь с образами из моего сна. Я только краснела, надеясь, что это можно списать на прерванную тренировку. Мой взгляд против воли скользнул по все еще влажному торсу Нормана, который был виден между распахнутыми полами куртки.

Судя по тому, что Норман поторопился застегнуться, он мой взгляд заметил. И, кажется, тоже немного смутился.

— Ладно, — вдруг услышала я странно изменившийся голос Хильды, — пойду-ка я... подтянусь пару раз.

И она исчезла в направлении турникетов в противоположном конце зала. Мы остались с Норманом наедине, что никак не могло помочь моему или его смущению.

— Я не думал, что вы вернетесь, — вдруг признался он. — Полагал, что едва порталы заработают, вас и след простынет.

Я подняла на него удивленный взгляд, но тут же отвела его в сторону.

— Считаете, что я настолько слаба? — мой голос все же прозвучал хрипло, хоть я и пыталась его контролировать. — И не могу принять вызов, который бросает мне жизнь? Может быть, я далеко не самая способная студентка, — я припомнила его слова, — но я в состоянии пройти этот спецкурс и получить достойные оценки.

Я снова осмелилась взглянуть на него. Норман сдержанно улыбался. Похоже, мой оскорбленный тон его позабавил.

— Что ж, тогда жду вас на занятии в среду, — мягко сказал он. — Надеюсь, ваш реферат будет достоин высшей оценки. Хорошего дня, госпожа Ларина. — Он повернул голову в сторону, где подтягивалась Хильда, и чуть громче попрощался с ней: — Хорошего дня и вам, Хильда.

— До свидания, профессор Норман, — отозвалась та.

Я пробормотала что-то невнятное и смогла выдохнуть только тогда, когда он вышел из зала. Надеюсь, подобное оцепенение не будет нападать на меня теперь каждый раз. И хорошо бы не думать об этой тренировке в среду во время занятия.

***

На этом «веселое» воскресенье не закончилось. После тренировки мы успели немного позаниматься в библиотеке. Я никак не могла сосредоточиться на способах, которыми маги-агрономы компенсировали «магический шум» специально выведенных ими самими растений. Я даже не могла вникнуть, что такое этот «магический шум», слишком много отвлекалась на посторонние мысли. Поэтому Хильда закончила свой реферат раньше. На обед мы собирались пойти вместе, но ждать меня в библиотеке ей не захотелось: она по природе была слишком деятельной девушкой, поэтому сидеть в тишине, ничего не делая, не любила. Мы договорились встретиться через полчаса в столовой. За полчаса я надеялась худо-бедно завершить реферат.

Однако этому плану не суждено было сбыться. Не прошло и пяти минут после ухода Хильды, как рядом со мной раздался приглушенный звук шагов: кто-то медленно и осторожно подходил к моему столу. На мгновение я решила, что это профессор Норман. Мое сердце успело поскакать галопом, но стоило мне поднять взгляд от книг, как оно сначала разочарованно замерло, а потом забилось еще быстрей. На этот раз от страха. Передо мной стоял Геллерт Ротт, старший легионер столицы.

Наверное, я заметно побледнела. Он досадливо поморщился и тихо, чтобы не нарушать библиотечную атмосферу, хотя, кроме меня, он никому помешать не мог, произнес:

— Пожалуйста, госпожа Ларина, не пугайтесь. Я пришел не для того, чтобы вас арестовать или забрать на допрос. Я просто хочу с вами поговорить.

Я с трудом сглотнула и слегка откашлялась, потому что иначе не смогла бы внятно ответить.

— Хорошо. О чем?

— Лучше не здесь, — он оглянулся по сторонам. — Тут все-таки читальный зал.

Я тоже оглянулась, еще раз убедившись, что, кроме меня и библиотекаря, в помещении больше никого, но спорить не стала. Быстро собрав вещи, сложила книги в стопку и отнесла их к конторке.

— Не убирайте их далеко, ладно? — попросила я библиотекаря. — Я вернусь после обеда, чтобы закончить.

Тот кивнул и отложил книги в сторону, с любопытством поглядывая на Ротта. Вероятно, он знал, кем является этот мужчина. Да даже если бы не знал, наверняка понял по его форме, что он легионер.

Вслед за Роттом я вышла из здания и дошла до скамейки в парке между учебным и жилым корпусами. Похоже, он хотел не столько уйти из библиотеки, сколько говорить в месте, где нас точно никто не подслушает.

— Послушайте, Таня... — начал он, когда я осторожно села чуть ли не на противоположном краю скамейки, но тут же осекся. — Я могу называть вас просто Таней?

Я неопределенно кивнула головой, давая понять, что он может называть меня хоть «Зиной», хоть «Эй, ты». Единственное, чего я хотела, — это чтобы наш разговор поскорее закончился.

— Так вот, Таня, я не хочу, чтобы между нами осталось какое-то недопонимание, — он обезоруживающе улыбнулся, заставив меня снова подумать о том, какое у него все-таки красивое, благородное лицо.

Что не так с этим магическим миром? Что ни мужчина — то красавец, как в голливудской романтической комедии. И каждый второй почему-то жаждет со мной пообщаться. Если бы я пользовалась таким спросом в родном мире, уже была бы замужем. Возможно, не в первый раз.

— Что вы имеете в виду?

— Свое поведение в четверг, — он вздохнул. — Должно быть, я показался вам злобным, мелочным и очень плохим легионером. Цеплялся к вам, обвинял во лжи, в соучастии в преступлении, грозил арестом или как минимум задержанием.

На моем лице, наверное, отразились полное понимание и согласие с его словами, потому что его улыбка стала виноватой. Мягкий тон и вполне адекватная манера разговора вселили в меня уверенность. Такую, что я неожиданно для самой себя сказала:

— Насколько я поняла, вас интересовала не столько я, сколько профессор Норман. Вы же его на самом деле хотели обвинить? Чтобы как минимум задержать, а лучше арестовать.

Его брови удивленно взметнулись вверх, а потом на лице появилась одобрение и даже некоторое восхищение.

— Я поражен вашей проницательностью.

— Вы мне льстите и довольно грубо, — кажется, на нервной почве меня слегка «понесло». — Нужно было быть слепоглухонемой идиоткой, чтобы этого не заметить. К чему этот разговор?

— Я просто не хотел, чтобы вы думали обо мне плохо. Я понимаю, профессор Норман ваш преподаватель. В какой-то степени, авторитет. И насколько я понимаю, вы в достаточно близких отношениях, раз он дарит вам дорогостоящие артефакты.

— Он не дарил, — перебила я, только сейчас понимая, что родители так и не дали мне другой артефакт. Эта тема как-то сама собой замялась, и я так и осталась с перстнем Нормана. — Дал на время, чтобы я смогла учиться. И между нами нет никаких неподобающих отношений, если вы на это намекаете. И в любом случае я совершеннолетняя, — зачем-то добавила я воинственно, совершенно забыв в тот момент о том, что Норман утверждал обратное, когда Ротт хотел меня забрать.

Ротт приглушенно рассмеялся, чем одновременно разозлил и озадачил меня.

— А если я просто имел в виду, что он друг вашей семьи или далекий родственник?

Я покраснела и отвернулась, понимая, что сглупила. А все директор со своими намеками и сам Норман со своим сильным, ловким, гибким телом... Так, только не сейчас.

Насладившись моим смущением, Ротт как ни в чем не бывало продолжил:

— Дело не в том, что я плохой легионер. И не в том, что я предубежден против Нормана. Не знаю, в курсе ли вы, что он носит иллюзию. Лицо, которое вы видите каждый день, не его.

— Я знаю, — поспешно отозвалась я, продолжая смотреть в сторону, на верхушки уже окрасившихся в желтые, красные и золотые цвета деревьев. Едва ощутимый ветерок шелестел их листвой, яркое и еще теплое, несмотря на начало октября, солнце отражалось в каплях воды от недавно прошедшего дождя. Я делала вид, что все это очень привлекает мое внимание.

— Но, возможно, вы не знаете, что еще двенадцать лет назад Ян Норман не существовал, — тон легионера стал чуть жестче. — И уж совершенно точно вы не можете знать, что в то же время бесследно исчез человек, стоявший во главе незаконного монархического культа. Единственное, что о нем достоверно известно, — это что он был темным магом и выступал за возвращение монархического строя. Часть его последователей мы поймали, но не всех. Таких групп много, но его была одной из самых опасных. Мы предполагаем, что он стал идейным вдохновителем для них всех. Вероятно, он прямой потомок одного из последних великих королей. Куда он делся, никто не знает.

— Одного из последних великих королей? — эта фраза резанула мне ухо, я снова повернулась к Ротту.

— Одного из трех главных королевских родов, которые перестали быть королями, когда возникла Первая Республика.

Я вспомнила, как Норман говорил о Норде Сорроу. Разве тогда он не намекнул мне, что является потомком кого- то из его бастардов?

— Вы полагаете, что профессор Норман — это тот монархист? — зачем-то уточнила я. Это было и так понятно.

— А мне-то вы об этом зачем говорите?

— Во-первых, чтобы вы не думали, что я преследую его без причины. Во-вторых, чтобы вы сами были осторожнее.

— Почему я?

— Потому что вы из Покинувших.

— Нас тут целый курс таких, вы не знали? — мой голос, наверное, прозвучал слишком резко.

— Знаю, — Ротт невозмутимо улыбнулся, как будто не заметил моей грубости. — Но Норман отчего-то проявил интерес именно к вам. Насколько я понимаю, вы оказались в Орте довольно... неподготовленной.

Я едва не застонала вслух. Об этом что, писали в газетах? Вышло вечернее ток-шоу, посвященное тому, что Таня Ларина ни черта не знала о магическом мире, когда приперлась учиться в Орту?

— Скажите, — продолжал Ротт, снова ничего не замечая, — в вашей семье не шло разговоров о том, чтобы не отправлять вас сюда?

Мне почему-то вдруг стало холодно, словно от порыва ледяного ветра.

— Почему вы спрашиваете? — чужим, испуганным голосом поинтересовалась я, понимая, что тем самым уже ответила на его вопрос.

— Потому что за последние два года погибли три девушки из семей Покинувших. Две в прошлом году и одна в позапрошлом. Их семьи предпочли не отправлять дочерей сюда, а заплатить штраф. Все девушки погибли в сентябре, сразу после начала учебного года. Там, за Занавесью. Вроде бы несчастные случаи, но такое совпадение настораживает, согласитесь. Монархисты, среди прочего, крайне негативно относятся к Покинувшим. Особенно к тем, которые пренебрегают сохранением традиций магического мира.

Мне показалось, что мурашки на моей коже стали размером с майских жуков. Меня даже слегка замутило.

— Наверное, я вас напугал, — немного огорченно пробормотал Ротт. — Но пусть лучше вы будете напуганы и предупреждены, чем спокойны и в неведении. У меня нет ни одного доказательства против Нормана. Только разрозненные факты и мои предчувствия. Поэтому я ничего не могу сделать. Кроме как предупредить вас.

— Считайте, что вы меня предупредили, — мой голос прозвучал так хрипло, что даже мне стало не по себе.

— Тогда позвольте откланяться, — он поднялся и перед тем, как уйти, повторил еще раз: — Берегите себя.

А потом ушел. Или испарился. Не знаю точно, я не видела. Я сидела, глядя в одну точку, обхватив себя руками за плечи. Солнце внезапно скрылось, как будто из солидарности с моим состоянием в тот момент. В голове крутились мысли — одна другой страшней.