Мне снилось, что я тону. В том самом широком колодце-бассейне в подвале сгоревшего дома Блэков. Мое тело сковал холод, он колол кожу тонкими иголками, я не могла вдохнуть. Только погружалась все глубже и глубже, глядя на светящийся шар, который висел под потолком подвала. Но чем ниже я опускалась, тем более тусклым казался его свет. Потом я коснулась ногами дна, а над колодцем в то же мгновение склонилась женщина. Я не могла разглядеть ее сквозь толщу воды, она осталась для меня светлым пятном лица на фоне темных локонов.

— Лучше тебе самой уйти…

Я не знала, кто сказал эти слова. Если та женщина, то как я их услышала? Ведь я была под водой. Да и со мной в колодце никого не было. И в любом случае вода заливала мне уши. Как бы я могла что-то услышать так отчетливо?

От этого несоответствия я и проснулась, жадно втянув в легкие воздух, торопливо сев и обхватив голову руками. Потом потерла ладонями лицо, прогоняя остатки кошмара, откинула назад волосы, успокаиваясь.

Успокоилась я, правда, ненадолго. Стоило окончательно проснуться, как я поняла, что в спальне темнее, чем обычно. Я никогда не задергивала шторы, чтобы луна могла освещать комнату. Да и кровать подо мной была чужой: мягче, чем я привыкла. А еще она была шире. Моя кровать в Лексе и так была гораздо шире, чем в Орте, но та, в которой я лежала сейчас, была в два раза больше. Здесь при желании могли спать четверо. Такую огромную я видела только один раз: в ту ночь, когда помогала ректору во время приступа.

У меня внутри все похолодело. По крайней мере, лежала я тут одна: вторая половина кровати выглядела непотревоженной.

Я попыталась встать. Запуталась в одеяле, потому что руки и ноги плохо слушались, но через какое-то время все же опустила босые ноги на пол. Они тут же утонули в высоком ворсе ковра. А я осознала, что из одежды на мне только рубашка. Мужская рубашка.

— О, древние боги, — вырвалось у меня. — Что происходит?

Тело почему-то по-прежнему плохо слушалось. Мышцы болели, кожа неприятно зудела, и в целом я чувствовала себя побитой. Но я все равно заставила себя встать и найти выход из комнаты, хотя в обступавшем меня мраке едва были видны очертания предметов.

Из спальни я попала в большую гостиную, в которой шторы были не такими плотными, а потому и темнота — не такой всепоглощающей. Теперь я не сомневалась, что нахожусь в апартаментах ректора. И тот, насколько я видела, спал здесь, в гостиной, на диване. Мысленно помянув рогатого демона, я постаралась как можно тише пересечь комнату. Я уже почти добралась до двери, когда спокойный и совершенно не сонный голос ректора заставил меня остановиться:

— И куда ты собралась, позволь узнать?

Я едва не подпрыгнула на месте, когда разом зажглись свечи и даже два небольших световых шара. Обернувшись, я встретилась взглядом с очень недовольным Фарлагом, который уже не лежал, а сидел на диване, отбросив в сторону плед.

— К себе, сэр, — тихо ответила я, пытаясь одернуть рубашку. Она прикрывала бедра едва ли на треть, и я видела, как взгляд ректора скользнул по моим обнаженным ногам, прежде чем он посмотрел мне в лицо. От этого взгляда меня пробрала дрожь.

— В таком виде? Босиком? Давно не простужалась? — насмешливо поинтересовался он.

Я только закусила губу, признавая его правоту: идти в таком виде через весь замок было не самой гениальной моей идеей.

Весь вопрос упирался в то, почему я в таком виде в его апартаментах?

— На мне ваша рубашка, сэр, — я собиралась уточнить это, но фраза прозвучала как утверждение. Конечно, ведь я прекрасно понимала, чья на мне рубашка.

— Я вижу, — согласился он.

— Только ваша рубашка, — чуть дрогнувшим от страха голосом добавила я.

Он поднялся, заставив меня инстинктивно попятиться назад. Мне показалось, что моя реакция его огорчила.

— Да, — согласился он. — Об этом факте мне тоже известно.

— И я спала в вашей постели, — последние слова я почти прошептала, испуганно глядя на него.

Он засунул руки в карманы брюк и медленно шагнул ко мне. Я бы попятилась еще, но за моей спиной уже была закрытая дверь.

— Давай теперь я поиграю в «Назови три очевидных факта», — насмешливо предложил Фарлаг, неторопливо приближаясь. — На мне тоже есть рубашка и тоже, как ни странно, моя. А еще брюки, что весьма кстати, учитывая общую неловкость ситуации. И я сплю на диване в гостиной. Четвертый очевидный факт: мне нужен другой диван, от этого спина болит ужасно, — ворчливо добавил он, выразительно потирая поясницу. — В совокупности эти факты должны бы тебя успокоить. Но ты, к сожалению, все равно испуганно дрожишь. Неужели всего за неделю я так сильно упал в твоих глазах? В чем ты меня подозреваешь?

С этими словами он подошел ко мне вплотную. Я неловко переступала с ноги на ногу, обхватывая себя руками и продолжая нервно одергивать край рубашки. Его последние слова заставили меня смутиться еще больше.

— Ни в чем, сэр, — заверила я, опуская взгляд в пол. — Я просто не понимаю, что происходит. Последнее, что я помню, — это ваш предупреждающий окрик… Что случилось?

— Тебя прокляли, Тара. Даже я бы сказал: пытались убить проклятым артефактом.

Я снова удивленно вскинула на него взгляд и открыла рот, но так и не нашла подходящих слов. А он протянул ко мне руку, осторожно взял за запястье и чуть сдвинул край рукава, демонстрируя мне мое же предплечье. По всей коже виднелись как довольно крупные синяки, так и совсем мелкие точки, выдававшие лопнувшие мелкие сосуды.

— Проклятие пыталось разрушить твою кровеносную систему, чтобы ты истекла кровью изнутри, — мрачно сообщил Фарлаг, осторожно скользя кончиками пальцев по моей коже. Хорошо, что я задержался и успел увидеть, как на тебя напал… палантин.

— Палантин? — удивленно переспросила я, вспоминая ощущение кокона.

— Да, для большей поверхности соприкосновения, — пояснил Фарлаг. — К сожалению, нападавшего я не увидел, а к тому времени, как вспомнил о том, что надо проверить магический след, он развеялся. Заклятие левитации слишком слабое.

Я испуганно смотрела на свое предплечье, которое он продолжал поддерживать одной рукой и задумчиво поглаживать другой. Как ни странно, высвободиться мне не хотелось, но он отпустил меня сам.

— Тебе стоит вернуться в постель, — заметил он сдержанно. — Проклятие я обратил, но оно успело причинить вред. И пока готовилась укрепляющая мазь, часть сосудов успела пострадать. К счастью, только мелких. Но все равно лучше намазать тебя еще раз. Идем.

И он первым отправился обратно в спальню, мне оставалось только последовать за ним, недоумевая на ходу:

— Вы сами обратили проклятие? И мазь тоже вы варили? Вам же нельзя…

— А что я должен был сделать? Бросить тебя умирать? — едким тоном поинтересовался он в ответ, зажигая светящиеся шары и в спальне. — Не было времени нести тебя в лазарет, а мазь все равно пришлось бы готовить. Стандартная не рассчитана на такие повреждения. Пришлось делать более концентрированную, — объясняя все это, он взял с прикроватной тумбочки плоскую широкую баночку, снял с нее крышку и повернулся ко мне. — Снимай рубашку.

— Что? Нет, — возмутилась я, снова вцепившись в свою единственную одежду. Как ему вообще пришло в голову такое потребовать?

Фарлаг только раздраженно закатил глаза и покачал головой.

— Тара, я это не ради своего удовольствия прошу. Это исключительно в медицинских целях. Ты видела свою руку? Все остальное выглядит так же. И да, я знаю это, потому что видел. А видел, потому что уже намазывал тебя этой мазью. И не один раз. Поверь, для нормального мужчины, не страдающего отклонениями, женское тело в синяках и кровоподтеках — это не самое приятное зрелище. Поэтому, пожалуйста, перестань дрожать и сними уже эту проклятую рубашку. Я очень устал сегодня и хочу спать.

Из всей его раздраженной тирады я уловила только то, что он видел меня совсем без одежды. Это оказалось… неприятно. Значит, он раздевал меня, касался… везде, пока я была без сознания. Пожалуй, если бы я умела плакать, я бы разревелась, а так у меня только разгорелось внутри удушливое пламя.

— Я долго буду ждать?

— Просто оставьте мне эту мазь, я сама справлюсь, — контролируя голос, чтобы не дрожал, потребовала я, не глядя на него. — Я уже в сознании.

— Прекрасно, — недовольно процедил он, с громким стуком поставив мазь обратно на тумбочку. — Не смею мешать. Не забудь спину, иначе утром не встанешь.

И он стремительно вышел из спальни, хлопнув дверью напоследок. От этого резкого звука я вздрогнула и сипло втянула в себя воздух: на грудь снова что-то давило, мешая дышать. Невыносимый человек!

Сев на кровать, я зачерпнула пальцами мазь, посмотрела на ноги и тихо охнула. Выглядело это действительно довольно жутко, словно меня методично избивали. Кто же мог это сделать? Такое проклятие, в моем понимании, выходило за пределы травли неугодного новичка. Разве что… это была расплата за оскорбление? Конечно, формально Дорна оскорбил ректор, но сделал он это из-за меня. А Дорн не такой дурак, чтобы связываться с Найтом Фарлагом.

Закончив с ногами, я с трудом расстегнула пуговицы рубашки: пальцы мелко дрожали и плохо слушались. Не снимая рубашку, я покрыла приличным слоем мази живот и грудь, уже не рассматривая себя. И как я ни старалась об этом не думать, все равно постоянно представляла, как то же самое какое-то время назад делал Фарлаг. Эти мысли одновременно ужасали и в какой-то степени возбуждали, заставляя сердце биться быстрее.

Чтобы намазать плечи и руки, рубашку все-таки пришлось стянуть. А вот когда дело дошло до спины, я закусила губу от досады. Тело было болезненным и непослушным, а я и в лучшие дни не отличалась гибкостью, поэтому обработать себе спину никак не могла.

— Проклятье… — выдохнула я, размышляя, насколько страшно оставить спину, как есть. Вероятно, завтра она превратится в один большой кровоподтек. Но это же, наверное, не смертельно?

— Просто ложись на живот и прикройся одеялом, если так переживаешь, — раздался со стороны двери тихий голос. Я и не заметила, когда та снова открылась, поскольку сидела лицом в другую сторону. — Я помогу.

Я дернулась, пытаясь торопливо натянуть на себя рубашку, но, обернувшись через плечо, увидела, что ректор стоит в дверном проеме спиной ко мне, привалившись к дверному косяку плечом.

— Я не смотрю, — добавил он, правильно расценив мое молчание.

Немного поколебавшись, я все-таки сделала, как он предложил, нервно вцепившись пальцами в подушку и закрыв глаза. Только через несколько секунд сообразила сообщить:

— Я готова.

Он довольно громко и тяжко вздохнул, подошел к кровати и сел на край. Через пару мгновений я почувствовала кожей холод мази и тепло руки ректора. Противоречивые ощущения заставили меня вздрогнуть.

— Неужели настолько неприятны мои прикосновения? — с насмешкой, за которой все же очень хорошо слышалось искреннее огорчение, спросил Фарлаг.

Я сжала подушку сильнее, не зная, что сказать. Проблема была в другом. В прямо противоположном: мне очень нравились его прикосновения. Непростительно нравились. Они рождали внутри незнакомое, тягостно-приятное ощущение и желание почувствовать его руки и на других частях тела. Внутренний голос, подозрительно похожий на голос неродного отца, ругал меня за эти мысли последними словами, требуя устыдиться их, но стыд я так и не ощутила. Только наслаждение. И сожаление, когда Фарлаг в считанные мгновения закончил с моей спиной и убрал руку.

После этого он не встал и не ушел. Я не сразу поняла, что он ждет ответ на заданный вопрос. Отвечать было страшно: я сомневалась, что голос не выдаст меня. Откашлявшись, я тихо пояснила, не открывая глаз:

— Дело не в этом, сэр. Просто неприятно, что я была без сознания. Как будто вы… — я осеклась, не зная, как сформулировать так, чтобы его не задеть. В конце концов, обижаться, когда тебе спасли жизнь, очень глупо. Что бы для этого с тобой ни делали.

— Как будто я воспользовался ситуацией? — насмешливо уточнил Фарлаг.

— Да.

Я почувствовала, как он уперся руками в кровать по обе стороны от меня и наклонился к моему уху. Воздух вышел из легких, но вдохнуть снова я уже не смогла, чувствуя обнаженной спиной тепло его тела. Он не касался меня, но его дыхание обжигало мне ухо.

— Но ты ведь тоже однажды воспользовалась ситуацией, — прошептал он. — В ночь бала.

Меня окатило холодом. Я едва не прокусила себе губу, отчаянно желая провалиться куда-нибудь, лучше сразу в измерение демонов.

— Вы не спали? — мой голос был похож на писк. На смену холодной волне ужаса пришла горячая волна стыда.

— Скажем так, я был в сознании достаточно, чтобы чувствовать твои прикосновения, но недостаточно, чтобы реагировать.

— Простите, я… я просто…

Подходящих слов опять не удалось найти. Я и сама не знала, почему повела себя так в тот вечер.

Фарлаг тихо рассмеялся. Я почувствовала, как он коснулся губами кожи за ухом, а потом прижался лбом к моей голове.

— Все хорошо, Тара, не переживай. Мне не стыдно признаться в том, что твои прикосновения были мне приятны. И даже в том, что в тот момент они оказались очень кстати. Мне очень нужно было что-то такое. Чтобы снова почувствовать желание дожить до утра. С твоим появлением в Лексе это желание неожиданно вернулось в мою жизнь, поэтому ты так нужна мне. Ты даешь мне пусть слабую, но надежду на то, что меня еще ждет что-то хорошее, светлое и радостное. Я не хочу, чтобы ты боялась меня, поэтому поверь: я никогда не сделаю ничего против твоей воли. Ни к чему не собираюсь тебя принуждать. Просто сегодня я очень испугался за тебя. Поэтому хочу, чтобы ты знала: я теперь просыпаюсь ради тебя. Береги себя.

Он поцеловал меня еще раз и отстранился, одновременно возвращая мне возможность дышать и вызывая чувство острого сожаления. Я слышала, как он встал и снова направился к двери, но открыть глаза или что-то сказать так и не решилась. Меня обуревали противоречивые эмоции, в голове толпились сотни вопросов, но все мое внимание было сосредоточено на маленьком кусочке кожи за ухом, где только что были его губы.

— Спи, Тара, — мягко велел Фарлаг, прежде чем закрыть дверь. — Спи и ни о чем не беспокойся. Завтра будем беспокоиться. А сейчас просто отдыхай. Здесь ты в безопасности.

И он закрыл за собой дверь. Только тогда я нашла в себе силы подняться, надеть обратно рубашку и с трудом застегнуть пуговицы. Погасив свет, я легла и натянула одеяло до самого подбородка, чувствуя, что меня трясет то ли от холода, то ли от волнения.

Кому я пыталась врать? Себе не стоило, а ему не имело смысла. Это умом я понимала, что Найт Фарлаг не для меня. По очень многим причинам. Но все остальное во мне тянулось к нему: губы хотели его колючих поцелуев, тело — прикосновений. И больше всего меня дурманила и соблазняла мысль о том, что я нужна ему. Она заставляла мое сердце радостно биться в груди и наполняла меня приятным теплом.

Потому что за всю свою жизнь я ни разу не чувствовала себя кому-то по-настоящему нужной.