Так быстро по коридорам Лекса я еще не бегала. Я не понимала, что вызвало у меня такую бурную реакцию. Подумаешь, ректора решила навестить законная супруга. Даже то, что она обнаружила меня в его гостиной, не должно было меня тревожить. Я ни в чем не могла себя упрекнуть, ведь я просто помогла ему. Я сделала то, что должна была бы сделать она.

И все же мое сердце болезненно ныло, словно случилось что-то очень плохое, а в груди вновь разгоралось пламя. Я бежала так быстро, что на нужный этаж в своем крыле влетела, уже задыхаясь.

И тут же столкнулась с Дорном. Из всех людей в Лексе именно с ним! Это утро определенно претендовало на звание самого неудачного в моей жизни.

– О, Роук, и куда это мы так торопимся? – насмешливо спросил он, преграждая мне путь. Двое его друзей встали по краям, отсекая для меня возможность обойти его.

– Дай пройти, Дорн, – потребовала я. Страха во мне сейчас не было, только раздражение. Я даже попыталась его оттолкнуть, но он был немного выше и заметно мощнее, поэтому моя попытка не произвела на него впечатления.

– С чего же это? Нет уж, расскажи нам, где была, чем занималась? Я смотрю, ты еще не успела переодеться? Где ж ты ночевала? Кого ублажала на этот раз? Кажется, не Прайма. Так кто же наш новый счастливчик? Ты у него туфли забыла?

И все трое мерзко расхохотались, а меня буквально затрясло от злости. Очень хотелось проклясть их, но внутренний голос напоминал мне, что это плохо кончится, прежде всего, для меня. Оставалось только огрызаться:

– Не твое дело, Дорн. Дай пройти!

– Что же ты, Роук, так неласкова? – он подошел ближе, пытаясь обхватить меня руками. – Недостаточно хорош для тебя? Привередливые нынче пошли фермерши, все аристократов им подавай!

Слабый ударный импульс все же сорвался с кончиков моих пальцев и ударил по нему, отбросив назад. Дорн не удержался на ногах и повалился на каменный пол. К счастью, головой он не ударился.

– Ну все, дрянь, теперь тебе конец! – выкрикнул он, поднимаясь. – Боевое заклятие против студента – это стопроцентное отчисление!

– Провались ты к демонам!

На этот раз мне удалось оттолкнуть его с пути и побежать дальше по коридору к двери наших с Реджиной апартаментов. Дорн еще что-то кричал мне вслед, но я не слышала: в ушах пульсировала кровь.

Я толкнула нашу дверь, быстро захлопнула ее за собой и прижалась лбом к гладкой прохладной поверхности, пытаясь отдышаться. Только теперь слова Дорна достигли сознания. Не грязные намеки, а угрозы отчисления. Я знала, что он не блефовал: такие же правила действовали и в Орте. Исключение составляли только случаи нападения. Я не была уверена, что поведение Дорна и приятелей будет расценено как нападение: ведь они ничего такого не успели сделать, только не давали мне пройти. Едва ли я даже смогу это доказать.

Я сдавленно застонала и повернулась, чтобы идти к себе в спальню, но тут же нос к носу столкнулась с Реджиной. С очень злой Реджиной, которая, не говоря ни слова, залепила мне пощечину. Я ее настолько не ожидала, что даже не успела ни закрыться, ни уклониться.

– Значит так, фермерша, еще раз объясняю: не смей трогать мое! Алек Прайм – мой. Еще раз тебя рядом с ним увижу, и тебе будет очень плохо, это я тебе гарантирую.

Наверное, ее слова и действия стали последней каплей этим сумасшедшим утром, потому что против обыкновения я не смолчала.

– Твой? А Алек Прайм в курсе, что он твоя собственность? Да ему наплевать на тебя. Противно смотреть, как ты стелешься перед ним, а ему приходится быть вежливым. Если ты прицепилась к его штанине и волочишься за ним при каждом шаге – это еще не значит, что он твой. Где твоя гордость, Реджина? Ты же вроде вся из себя аристократка? Или вас не учат этому дома? Постарайся осознать печальный факт: в том, что Алеку ты неинтересна, нет моей вины. Так что встань к зеркалу и поищи причины в себе.

Ее лицо перекосило от злости, даже губы задрожали и глаза заблестели. Она снова занесла руку, собираясь ударить меня еще раз, но второй раз подряд я этого уже не позволила: перехватила ее за запястье.

– Еще раз тронешь меня, и я тебе покажу, на что способны выведенные из себя фермерши, – тихо пообещала я.

Честно говоря, я понятия не имела, чем именно угрожаю: меня из себя еще никогда не выводили и на что способна, я не знала, но выглядела, наверное, очень убедительно, потому что Реджина побледнела и отступила назад. А я наконец добралась до спасительной спальни. Здесь мне уже никто ничего не мог сделать.

Я хотела сразу переодеться, но меня так трясло, что я с трудом добралась до кровати и легла поперек, свернувшись клубочком, прямо в бальном платье. Мысли в голове смешались, кровь по-прежнему пульсировала в висках, руки дрожали, в груди полыхал огонь и дышала я сейчас не намного лучше, чем ректор Фарлаг во время приступа. Только рядом не было никого, кто мог бы смешать мне успокоительное экспресс-снадобье. Или хотя бы налить чашку чая с мятой.

Не знаю, сколько я пролежала так, зло кусая губы и сминая пальцами покрывало. Мои желания метались из стороны в сторону. Я то хотела немедленно собрать вещи и сама покинуть Лекс, чтобы никогда сюда не возвращаться, то решала, что нужно собраться и пойти напрямую к профессору Блэку, чтобы показать ему портрет и спросить, действительно ли на нем его дочь.

Постепенно дрожь унялась, дыхание выровнялось. Еще какое-то время я просто лежала, чувствуя пустоту внутри, ставшую такой привычной после смерти мамы. За окном солнце то выглядывало, то скрывалось, часы на стене тикали, а я все лежала и лежала, совершенно не чувствуя ни сил, ни желания встать и куда-то пойти.

Только когда часы пробили полдень, я наконец заставила себя подняться с кровати и все-таки переодеться.

Приведя платье в порядок с помощью заклятий бытовой магии, я собралась идти к профессору Блэку. Возвращение платья казалось хорошим предлогом для визита, но потом я обнаружила, что сумочки с маминым портретом у меня нет. Я оставила ее в спальне ректора. От осознания этого факта я едва не застонала в голос. Мысль о том, чтобы пойти к Фарлагу, я отмела сразу. Мне совершенно не хотелось снова встречаться с его женой. Все равно он рано или поздно вызовет меня из-за инцидента с Дорном, тогда и спрошу про сумочку.

Теперь мне не с чем было идти к Блэку, я могла только спросить у него, как звали его дочь. После недолгих колебаний, я решила начать хотя бы с этого, но сколько ни стучала в дверь его апартаментов, он мне так и не открыл. Или не услышал, или был не в себе, или куда-то ушел. Сегодня определенно был не мой день.

Сидеть в четырех стенах и чего-то ждать – возвращения Блэка, вызова к ректору или чего-то еще – я не могла и не хотела. Поэтому к себе я вернулась только для того, чтобы оставить бальное платье в шкафу и накинуть легкий плащ: в долине все еще было прохладно, особенно во второй половине дня, а я собиралась на довольно долгую прогулку. Мне хотелось найти сгоревший коттедж. Я не знала, существует ли он еще или его давно снесли, но надеялась, что хотя бы какие-то останки сохранилось. По крайней мере, на его месте едва ли стали строить новый. Плохое это дело: строить там, где кто-то погиб.

Поскольку с начала года я обошла во время своих одиноких прогулок уже почти весь сад, лесопарк и даже часть леса, оставалось не так много мест, где мог находиться сгоревший коттедж. Их я и собиралась проверить.

В коридоре я снова едва не столкнулась с Дорном. Он был достаточно далеко, но успел заметить меня. Его лицо исказилось от гнева, хотя я ожидала увидеть на нем торжество. Разбираться я не стала, предпочла юркнуть на лестницу и побежать прочь.

На улице оказалось прохладнее, чем я ожидала, особенно когда я углубилась в более глухую часть лесопарка, которая выглядела давно заброшенной. Обычно я не рисковала сюда ходить, но если где и мог стоять пострадавший от огня коттедж, то только здесь.

Место выглядело довольно жутко: заросшие, порой почти непроходимые дорожки, скрипящие на ветру старые, высохшие деревья, которые давно стоило убрать, мертвая тишина, нарушаемая лишь нервным стуком дятлов да криками каких-то неизвестных мне птиц. Чем дальше я заходила, тем тревожнее мне становилось. Даже показалось пару раз, что за мной кто-то крадется, но сколько я ни оглядывалась, видела только раскачивающиеся от порывов ветра кустарники.

Я была уже почти готова бросить свою затею, когда деревья впереди внезапно расступились, выпуская меня на открытое пространство, посреди которого стоял обгоревший коттедж. Каменные стены почернели от огня, но устояли, а крыша провалилась, уничтожив чердак. Окна обоих этажей зияли пустотой.

Я нерешительно замерла, разглядывая то, что осталось от дома профессора Блэка. От него веяло холодом, который пробирался под плащ, гнал мурашки по коже и оборачивался плотным кольцом вокруг сердца. Мне казалось, здесь до сих пор пахнет гарью и смертью.

Поборов напавшее на меня оцепенение, я осторожно приблизилась к коттеджу. Входная дверь или сгорела, или ее сняли, поэтому я беспрепятственно вошла внутрь. Все содержимое дома сгорело дотла, оставшись темными бесформенными грудами на полу. Теперь я понимала, почему профессор Блэк показывал мне портрет, на котором его дочери было лет десять: другие едва ли сохранились.

Я прошла по коридору до просторной комнаты, которая когда-то была, вероятно, гостиной, оглянулась по сторонам, с новой силой ощущая пустоту внутри. Здесь не было и не могло быть ничего интересного. Ничего, что помогло бы мне. Следовало вернуться и снова попытать счастья с профессором Блэком.

Я вернулась в коридор и тут же вновь замерла, забыв как дышать: в другом его конце стояло самое страшное существо, которое я когда-либо видела в своей жизни. Когда-то оно было женщиной с длинными темными волосами, но сейчас его глазницы пустовали, челюсти обнажились, остатки кожи на лице пожелтели, часть черепа облысела. Одежда, какой бы она ни была, местами истлела, местами повисла грязными лохмотьями.

С жутким, пронзительным криком существо кинулось на меня, протягивая вперед костлявые руки со скрюченными пальцами и длинными когтями.

Я попятилась назад, выставляя перед собой щит, но существо без труда прошло сквозь него и вцепилось мне в горло, опрокидывая назад. Я закричала.

Не знаю, что случилось дальше, но мир вокруг меня погрузился во тьму.