В среду занятия я прогуливала. И не просто так, а по личному распоряжению ректора. Ночью, провожая меня к нашим с Реджиной апартаментам, он так мне и сказал:

– Узнаю, что пришла хотя бы на одну лекцию, отчислю без колебаний.

Я и без таких угроз с удовольствием воспользовалась возможностью весь день провести в постели, дрейфуя где-то на границе сна и реальности. Правда, приходилось пить снадобье каждые два часа, но это была стандартная расплата за позднее начало приема.

Свой завтрак я благополучно проспала, зато, когда наконец проснулась, неожиданно обнаружила на обеденном столе в гостиной свежезаваренный чай, вазочку шоколадных конфет – точно таких же, какие я ела у ректора в воскресенье, – и лаконичную записку: «Мне показалось, что они тебе понравились. Выздоравливай. Найт Фарлаг».

Так и стояло в подписи: Найт Фарлаг. Без ректора. Не знаю почему, но я улыбнулась. И хотя у меня все еще болели горло и голова, все тело было ватным, и меня клонило поскорее снова лечь, этот поздний завтрак из шоколадных конфет претендовал на звание лучшего в моей жизни. Я сидела за обеденным столом, подобрав под себя ноги, слушала шум дождя за окном – день выдался пасмурным – и треск огня в камине, наслаждалась сладким вкусом молочного шоколада и разглядывала записку, написанную твердым, уверенным, легко читаемым почерком. И только чувство вины перед профессором Блэком за то, что в день его похорон, на которые даже не могу пойти, я испытываю такую непривычную внутреннюю легкость, омрачало мое позднее утро.

Нет, я не питала никаких романтических иллюзий насчет ректора. И даже мурашки, вызванные его прикосновением, считала просто реакцией на непривычное событие. Я ни на секунду не забывала о разнице положений, возраста и о том, что он женат. Проклятие и вовсе делало его неподходящим объектом для девичьих грез. Мне просто нравилась его забота. Какой бы неожиданной она ни была.

К четвергу мне стало заметно лучше. Я проснулась уже без ломоты в теле и без боли в горле. Голова тоже была достаточно ясной, чтобы идея пойти на занятие по практическим снадобьям показалась мне хорошей. Я не знала, состоится ли оно. Ректор Фарлаг, по его собственным словам, последнее время был не способен практиковать, а я не представляла, кто еще мог бы вести такое занятие. Оставалось надеяться, что нам дадут возможность хотя бы попрактиковаться самостоятельно вместо вторника.

В лаборатории меня встретили странными взглядами и перешептываниями, что меня несколько удивило. Вроде бы новых поводов для сплетен я не давала, а в остальном ко мне уже привыкли. В чем дело я поняла только тогда, когда в лаборатории появился Дорн, потому что все разговоры моментально смолкли, а взгляды сначала метнулись на него, а потом на меня.

Я растерянно посмотрела на однокурсника, отмечая про себя, что Алек еще не пришел. Лицо Дорна не сулило мне ничего хорошего. Таким злым я его еще никогда не видела.

– Роук! – он практически прорычал мое имя.

Когда он двинулся на меня, я непроизвольно попятилась назад, но далеко не ушла, уткнувшись в чей-то рабочий стол. Мне казалось, что Дорн меня ударит, невзирая на многочисленных свидетелей, но он только схватил за волосы и резко дернул, растрепывая аккуратно собранный пучок. Никто даже не шелохнулся, чтобы остановить его или как-то помочь мне. Я услышала только нерешительный голос Реджины:

– Дорн, что ты делаешь? Отпусти ее.

Но Дорн мою соседку даже не услышал. Он приблизил свое лицо к моему и зашипел:

– Ты меня достала, фермерша. Лучше бы тебе самой убраться отсюда, пока цела, потому что наше терпение вот-вот лопнет.

От неожиданности и испуга я ничего не могла ему сказать, лишь попыталась оттолкнуть его, но ничего не вышло, он снова больно дернул меня за волосы.

– Думаешь, если будешь спать с крутыми парнями, быстро поднимешься? Сначала Прайма приласкала, а теперь решила сразу в дамки сыграть с ректором? Только, знаешь, Фарлаг ведь не вездесущ и не всемогущ, а ежедневно тебе с нами общаться. Будешь со всеми спать одновременно или как-то по очереди?

Я услышала, как по аудитории прокатилось волнение, но не увидела его причину. Поняла только, когда услышала голос ректора.

– Господин Дорн, я хотел бы уточнить: вы имеете какие-то конкретные обвинения насчет моих отношений с госпожой Роук? С доказательствами?

Лицо Дорна изменилось в одну секунду: злость и угроза исчезли, он заметно побледнел. Моментально выпустил мои волосы из своей жесткой хватки и обернулся.

Ректор Фарлаг стоял на пороге лаборатории в черной мантии, накинутой поверх костюма. Сегодня он выглядел чуть менее помято, чем обычно, но так же расслабленно. Стоял, засунув руки в карманы брюк и чуть кривя губы в ухмылке. Только сегодня в ней чувствовалась затаенная угроза.

– Ректор… сэр… я… – красноречие внезапно покинуло Дорна вместе с решительным выражением лица.

– Я вас внимательно слушаю, господин Дорн, – строго повторил Фарлаг, проходя в лабораторию и подходя к нам ближе. – Вы же понимаете, что сексуальная связь ректора и студентки – серьезное нарушение правил. Поэтому я хотел бы понять, насколько обоснованы ваши обвинения в мой адрес.

– Я не… Не ваш, сэр, – слабо попытался возразить Дорн.

Я молча наблюдала за этой сценой, как и двадцать шесть других студентов, посещавших практические снадобья.

Ректор Фарлаг вздернул брови в демонстративном удивлении.

– То есть вы не осознаете, что я здесь являюсь лицом, облеченным властью, а потому в первую очередь я несу ответственность за любые неподобающие отношения? Я еще раз вас спрашиваю: вы готовы выдвинуть против меня подобные обвинения и отстоять их на дисциплинарной комиссии?

Дорн побледнел еще сильнее, хотя это казалось невозможным. Мне было ни капельки его не жаль, скорее наоборот, я испытывала чувство глубокого морального удовлетворения. В этот раз он определенно перегнул палку и, кажется, попал в ловушку собственного высокомерного поведения.

– Нет, сэр, – едва слышно выдохнул он, глядя в пол.

– Прекрасно. С этим разобрались. Теперь хочу задать другой вопрос: в какой подворотне тебя воспитывали, что научили вот так обращаться с женщиной? – на этот раз голос Фарлага прозвучал зло. Даже злее, чем в спальне Блэка, когда он обвинял меня в равнодушии к смерти профессора.

Дорн растерянно посмотрел на меня, потом испуганно – на ректора. Остальные тоже напряженно молчали. Не дождавшись ответа от Дорна, Фарлаг отступил на шаг назад и обвел взглядом всех студентов.

– Тот же вопрос могу адресовать всем вам. В первую очередь обращаюсь к представителям так называемой «старой аристократии», потому что всем известно, что «новая элита» манерами так и не обзавелась, – он презрительно фыркнул, продолжая кривить губы в усмешке, которая теперь стала пренебрежительной.

У некоторых присутствующих эти слова вызвали понимающие ухмылки.

– Знаете, во времена древних королей, о которых мы все так тоскуем, юнец, позволивший себе такое поведение, – он кивнул на Дорна, – моментально получил бы минимум пять вызовов на дуэль. Конечно, дуэли у нас давно запрещены, но это не мешает уважающему себя мужчине вступиться за женщину, которую оскорбляют словом или действием. Мы все здесь кичимся своим благородным происхождением, своими великими предками, но беда в том, что мы напрочь забыли, что такое благородство. Мы забыли о главном: оно должно идти изнутри и подсказывать нам правильные поступки. Знать и помнить предков нужно не для того, чтобы считать себя априори выше других. А для того, чтобы ориентироваться на них. Спрашивать себя, как бы поступили они. Брать от них лучшее и исправлять своей жизнью их ошибки. Только тогда во всем этом есть смысл. Мы уже не те, что были раньше, но давайте хотя бы притворимся, что мы достойны тех фамилий, которые носим. Я надеюсь, что впредь вы не будете допускать подобного в своем присутствии. Не может же один Прайм быть благородным за нас всех… О, вот, кстати и он.

Ректор улыбнулся ничего не понимающему Алеку, который как раз появился на пороге лаборатории. Его явно смутило, что Фарлаг тут и что-то говорит, хотя занятие еще не началось.

– Проходите, Прайм, занимайте место. Мы скоро перейдем к практическому занятию, – пообещал ректор, подходя к рабочему столу преподавателя и присаживаясь на его краешек. – Но перед этим у меня есть обращение и к так называемой «новой элите». Я понимаю, что появление госпожи Роук в Лексе вызвало у вас нездоровое возбуждение. Наконец-то появился кто-то, кого можно безнаказанно травить, чувствуя свое превосходство. Даже тем из вас, кто выбился в элиту незадолго до поступления в Лекс. Дочка фермера, без покровительства, без связей, без денег – прекрасный объект для нападок. Но вы переступили черту. Вы задели меня. Унижая ее, вы принялись трепать мое имя, а Фарлаги такое не прощают. Поздравляю, вы меня разозлили. Господин Дорн к тому взысканию, что он уже получил за сотворение пугала, будет еще месяц каждый вечер помогать на кухне. Там всегда найдется достаточно грязная работа.

Бледное лицо Дорна неожиданно покраснело, взгляд снова стал злым. Было видно, как он стиснул челюсти, но так ничего и не сказал, а потому ректор спокойно продолжил:

– Если я узнаю, что кто-то позволяет себе распускать слухи или вести себя недостойно по отношению к госпоже Роук, если она мне пожалуется или если я хотя бы заподозрю такое, студент, позволивший себе это, будет отчислен. Без возможности когда-либо восстановиться. По крайней мере, пока я здесь ректор.

Среди части студентов – той самой элиты, как я поняла – прокатился вздох и шепотки. Кто-то самый смелый неуверенно заметил:

– Вы не имеете права…

– А вот и проверим заодно, насколько я не вездесущ и не всемогущ, – его улыбка стала шире. – Вы всегда вольны пожаловаться в комитет по образованию или сразу министру, – он самодовольно хмыкнул. – Уверен, Раст Фарлаг с интересом выслушает ваши претензии к его старшему сыну.

Я сомневалась, что после этой речи у меня появится много друзей, но все равно была благодарна Фарлагу за нее. Можно было рассчитывать, что теперь меня хотя бы оставят в покое из страха перед ним.

– По вашим лицам и красноречивому молчанию вижу, что вы все уяснили. Теперь можем переходить к занятию. Как вы знаете, нас постигла серьезная утрата, – его голос прозвучал спокойно, но мне показалось, что это далось ему непросто. – Пока Лекс не обзаведется еще одним преподавателем снадобий, вести практические занятия буду я. И сегодня мы немножко поиграем. Сейчас вы разделитесь на две команды. Раз уж мы затронули тему аристократии и элиты, предлагаю вам поделиться по этому принципу. Вы будете готовить снадобье против пневмонии. По памяти. Вы изучали и готовили его в прошлом году. Никаких учебников и справочников. За попытку воспользоваться ими будете варить это снадобье каждый вечер, до конца триместра. Та команда, которая справится с заданием первой, получит досрочный зачет по снадобьям – теоретическим и практическим – за триместр. Конечно, это не освободит вас от посещения занятий, но сэкономит время в сессию.

– Но, сэр, мы не повторяли состав этого снадобья с прошлого года, невозможно его помнить! – осторожно возразил Алек.

– Вот сейчас и посмотрим, – Фарлаг невозмутимо пожал плечами. – Делитесь.

Студенты неуверенно переглянулись, какое-то время бестолкова топтались, но через пару минут все же сформировалось две группы: двенадцать человек «аристократов» и шестнадцать – «элиты».

А я осталась стоять в стороне.

– Сэр, а мне что делать? – неуверенно уточнила я.

– Идите к аристократам, – спокойно велел Фарлаг, даже не посмотрев на меня.

– Почему к нам? – тут же спросила Сара Моргенштерн, но без недовольства. Скорее, с интересом. Судя по выражению на ее лице, она пыталась разгадать, что задумал ректор, но у нее не получалось.

– Потому что вас меньше, – ни секунды не колеблясь объяснил Фарлаг.

Я понимала, что он задумал это все заранее. Даже если бы Дорн не устроил разборки со мной, мы бы все равно «играли» сегодня. Хотя я допускала, что и реакцию Дорна Фарлаг предугадал: он явно устроил ему взбучку за пугало в среду, когда я оставалась в постели, больше ничто не могло спровоцировать Дорна на агрессию в мой адрес. А ночью во вторник я обмолвилась, что хорошо помню несколько рецептов, в том числе снадобье против пневмонии.

Одного я не понимала: зачем он это все затеял?

– Хочу напомнить вам, что снадобье готовится около трех часов, но если вы грамотно распределите работы по подготовке, сможете управиться за два. Тогда у вас будет две попытки. И на вашем месте я бы уже начинал шевелиться.

И мы зашевелились. В аудитории мгновенно поднялся шум: обе «команды» принялись обсуждать, что же делать.

– Надо восстановить рецепт, – у нас инициативу на себя взял Алек. – Наверняка каждый из нас что-то помнит. Соберем все вместе и получим рецепт.

– Да нереально, – возразила Реджина. – Там штук тридцать ингредиентов. Одних трав с десяток. А еще пропорции.

– Точно помню, что в качестве жидкой основы используется вода, – подал голос один из тех парней, в компании которых я как-то пила чай с Алеком и Реджиной.

– Потрясающе, – фыркнула Сара. – Это нам очень поможет. Корень имбиря там был, два сантиметра на литр жидкой основы, и магический компонент. Я помню формулу заклятия, – она принялась записывать эту информацию.

Кто-то начал вспоминать названия трав из рецепта, тут же возник спор по поводу их количества.

Пока они разбирались, я вырвала из тетради лист и быстро записала рецепт. Я варила это снадобье столько раз, что помнила все пропорции до последнего грамма. И, конечно, последовательность действий.

– Вот, возьми, – я протянула исписанный лист Саре. – Здесь полный рецепт.

У самой Сары пока в списке значилось только шестнадцать ингредиентов из тридцати четырех. И лишь у половины было указано количество. Она недоверчиво пробежала мой рецепт взглядом, потом посмотрела на меня.

– Ты уверена, что все правильно помнишь?

– Мало в чем я так уверена, – отозвалась я.

Сара сличила написанное мной со своим списком и посмотрела на Алека.

– С тем, что вы вспомнили, совпадает.

– Отлично, тогда будем считать, что у нас есть рецепт, – Алек улыбнулся мне. – Молодчина. Так, тогда Сара варит, остальные подготавливают ингредиенты.

И он принялся распределять задачи между нами. Желания спорить ни у кого не возникло. Каждый коротко кивнул и отправился к шкафчикам за своими ингредиентами.

Я бросила быстрый взгляд на Фарлага. Тот с трудом сдерживал довольную улыбку.

В команде наших соперников дела шли не так хорошо. В какой-то момент они сообразили, что список ингредиентов проще подсмотреть у нас, чем восстановить самим, но пропорции и последовательность им пришлось во многом угадывать. Поэтому, когда наше снадобье весело булькало, а мы расслабленно сидели вокруг Сары, уже подготовив все ингредиенты и теперь только добавляя их в нужный момент, снадобье «элиты» внезапно… взорвалось.

Точнее, попыталось взорваться. Мы услышали характерное бурление, сменившееся шипением и чей-то нервный вскрик:

– Осторожно!

Я даже успела дернуться и обернуться, поскольку сидела к команде соперников спиной. К тому моменту разлетающееся в разные стороны неудавшееся снадобье уже было погружено Фарлагом в стазис. Капли разного размера и формы замерли во времени и пространстве. Получилось довольно красиво.

Фарлаг подошел к замершему снадобью, осторожно взял одну из замерших капель и посмотрел ее на свет. Потом покатал между пальцами и понюхал.

– Переборщили с полынью, – лаконично сообщил он и взмахом руки заставил застывшее снадобье исчезнуть. – И поторопились с магическим компонентом. У вас еще есть время на вторую попытку.

На этот раз он удостоился большего количества злых взглядов от студентов из второй команды, но никто ничего не решился сказать. Они просто после небольшой паузы начали сначала.

Наше снадобье было готово меньше, чем через полчаса. Когда мы объявили об этом, Фарлаг подошел и сначала осторожно понюхал его, потом отлил немного в прозрачный мерный стакан и посмотрел на свет. Попросил листок с рецептом.

– Грамотно скорректирован классический вариант, – он улыбнулся мне. – Что ж, как и обещал. Вы все досрочно получаете зачет за этот триместр. И сейчас можете быть свободны. Оставшиеся два часа мы проведем с вашими менее удачливыми коллегами. Всех вас поздравляю, отличная работа. До зимы далеко, но, полагаю, порция такого хорошего снадобья лазарету пригодится.

С этими словами он вернулся на свое место, снова присев на краешек стола, словно ноги его плохо держали.

Мои товарищи по команде довольно улыбались. Кто-то высказал предложение, что досрочный зачет у самого ректора заслуживает праздничного чаепития. Присутствие самого ректора при этом заявлении никого не смутило. Тот только улыбнулся еще шире.

Обсуждая, кто какое пирожное собирается съесть, «аристократы» двинулись к выходу. Я задержалась за своим столом, убирая в сумку тетрадь, из которой вырывала лист, и ручку.

– Тара, ты идешь? – нетерпеливо позвала меня Моргенштерн почти с самого порога.

Я удивленно посмотрела на нее. Точнее, на них. Потому что они все остановились и обернулись ко мне. Алек и Реджина ободряюще улыбались, Сара многозначительно кивала, зовя к ним присоединиться, а остальные… Как ни странно, мне показалось, что никто не был против моей компании.

И только в тот момент я поняла смысл ректорского плана. Я перевела взгляд на Фарлага. Как и Сара, он кивнул в сторону ожидавшей меня группы студентов.

Я нерешительно двинулась к ним, но так, чтобы пройти мимо ректора. Позволила себе задержаться у его стола на пару секунд.

– Спасибо, сэр, – очень тихо сказала я, надеясь, что никто не услышит.

– Не за что, Роук. Это ваша личная победа. Заслуженная. Вы молодец. Из вас получится прекрасный Мастер.

Я не стала спорить. Только закрывая за нами дверь лаборатории, еще раз взглянула на него. Фарлаг все еще опирался на краешек рабочего стола преподавателя, только теперь заметно сутулился и держался руками за его край. Глаза его были прикрыты, а лицо выдавало усталость.

Даже такое практическое занятие, на котором он только наблюдал, давалось ему нелегко.