Мы вернулись домой в растрепанных чувствах и сразу разошлись по своим комнатам, ни слова не сказав друг другу. Единственный кристалин, который по какой-то причине остался в хранилище, забрал к себе Некрос, а я не возражала. Я не чувствовала в себе сил ни возражать, ни спорить, ни задавать вопросы. Хотелось только спать, и у себя в спальне я рухнула на кровать, не раздеваясь.

Выспаться мне, конечно, не дали. Еще не было полудня, когда ко мне в комнату пришла мама, удивленная тем, что я не встаю. Как оказалось позже, отец тоже заподозрил неладное, когда мы вчетвером проигнорировали завтрак. Я обнаружила весьма напряженного и оттого недовольного на вид родителя в личной гостиной, куда мама вывела меня, заставив подняться. Отец сидел на диване, откинувшись на спинку, положив ногу на ногу и сцепив руки в замок на коленях. Он смотрел в камин, который развели, пока я спала, и едва бросил на меня мимолетный взгляд, когда я вышла из спальни вслед за мамой. Мантии жреца Бога Смерти на нем не было, но и в своем повседневном сюртуке он умел выглядеть достаточно угрожающе.

– Знаешь, если бы на завтрак не спустились только ты и Нергард, я бы слова не сказал, – начал отец, пропуская банальные утренние приветствия и вопросы о том, как мне спалось. – И не стал бы ни о чем спрашивать, потому что все понятно и объяснимо: встреча после долгой разлуки, вы и раньше были близки, а значит, у вас есть занятия поинтереснее, чем ночной сон. Но двое других стражей, которые, как я понимаю, приходятся друг другу братом и сестрой, тоже до сих пор спят сном младенцев. И из этого я делаю вывод, что ночью вы были чем-то заняты все вместе и у меня есть право спросить, чем именно. Итак, где вы были? Или что вы делали?

Сказать, что у меня не было желания сейчас отвечать на подобные вопросы, значит, ничего не сказать. От недосыпа болела голова, и я все еще злилась после ссоры с Некросом. Я уже не говорю о том, как сильно меня пугал тот факт, что ловушка не просто не сработала, а обернулась полным поражением. Некрос имел роскошь подозревать меня в неаккуратно оброненной фразе или злонамеренном раскрытии секрета, но я-то знала, что никому ничего не говорила. И это означало одно из двух: или Варрет и Ферер на самом деле не играют за нас, или Соланж проболталась Корду, но тогда мой дядя – уже давно не мой дядя. Первое было слишком страшно: мы оставались практически беззащитны перед стражами. Второе… еще страшнее.

Но отец ждал ответа, и я понимала, что мне не отвертеться. Мама деликатно отошла к окну, якобы не желая вмешиваться. Но в комнате осталась, демонстрируя молчаливую поддержку отца. Хорошо хоть она заставила меня переодеться, заметив, в каком я виде. Правда, я бы предпочла, чтобы она дала мне к новому свитеру какие-нибудь брюки, а не длинную юбку.

Я неторопливо опустилась на диван с другой стороны, неосознанно копируя позу папы, нервно поправила рассыпанные по плечам волосы: времени заколоть их у меня не было.

– Мы были в доме шеда Сангрэ, – лаконично объяснила я. – Ждали, что туда придет спрятавшийся среди нас страж.

– Как вы туда попали? – нахмурился отец. – Он еще даже не ответил на мое письмо…

Я вздохнула. Пришлось рассказать правду о перемещениях стражей. И о том, что на самом деле хранилище было в доме другого жреца. И, конечно, о том, что его все равно обчистили. Отец молча слушал и никак не выдавал своего отношения к этим новостям, пока я не замолчала. Лишь тогда он коротко изрек:

– Прекрасно. Значит, я зря потратил половину вчерашнего дня на сочинение убедительного письма для шеда Сангрэ. И теперь буду выглядеть полным идиотом в его глазах, если он все-таки мне ответит. Я думал, мы договорились быть честными друг с другом. И действовать сообща.

Мне стало немного неловко. Я понимала, как папа должен сейчас себя чувствовать: он терпеть не мог просить о чем-то других жрецов, особенно – иностранных. А тут еще все оказалось зря. Дважды зря. Но что я могла поделать?

– Я не могла тебе рассказать, понимаешь? Это была тайная ловушка, никто не должен был знать правду, потому что ничего не получилось бы…

– О, ну да, а теперь у вас все получилось, просто прекрасно получилось, – саркастически заметил отец.

Я раздраженно стиснула зубы. Голова разболелась еще сильнее.

– По крайней мере, я могу быть уверена в том, что ты здесь ни при чем, – пробормотала я в ответ, массируя пальцами висок в надежде, что тупая ноющая боль справа уймется.

– Ты? – зацепился за мои слова отец. – То есть Нергард в этом не уверен?

– Он сказал о настоящем местоположении кристалинов только мне, – объяснила я устало. – И теперь думает, что я проболталась кому-то. Тебе или Винсу.

– Если он такого невысокого мнения о твоем умении хранить секреты, лучше бы он тебя в это вообще не втягивал, – фыркнул отец раздраженно.

– Ему нужен был тот, кто распространит дезинформацию среди других.

Я прикрыла глаза, отчаянно желая отмотать назад пару дней и сделать все иначе. Не знаю, помогло бы это добиться лучшего результата или нет, но попробовать еще раз отчаянно хотелось. Потому что я не имела ни малейшего понятия, что делать дальше.

«А ничего не делать, – вредно заявил внутренний голос. – Мы проиграли. Два других хранилища неизвестны нам, но зато известны стражам эмоций. А значит, они уже пусты. И теперь ничто не помешает вселить сущности в людей, остается лишь ждать последствий этого решения. И смотреть, покинет ли кто-то внезапно наш дом, решив, что делать здесь больше нечего».

Отец как-то подозрительно долго молчал, но у меня были закрыты глаза, поэтому я не знала, что он делает и какие эмоции отражаются на его лице. Если они там вообще отражались. Наконец он тихо сказал:

– Тебе стоило посвятить во все меня, Лора. Я понимаю, что для тебя значит Нергард, но я твой отец. У нас не должно быть секретов друг от друга. Только вместе мы справимся с этой ситуацией. Если ты будешь действовать у меня за спиной…

– Но ты ведь тоже действуешь у меня за спиной, – не сдержалась я.

Боль не унималась, скорее, наоборот, становилась все сильнее и сильнее. Всю правую сторону головы словно свело судорогой. Осознание того, что с ситуацией нам уже не справиться, только усугубляло боль.

– О чем ты? – голос отца долетел до меня как сквозь вату.

– О твоем разговоре с Некросом. – Я повернулась к отцу и укоризненно посмотрела на него. – Зачем это, пап? Сначала ты кидаешь ему в лицо тот факт, что я была помолвлена, теперь пугаешь его какими-то нелепыми теориями…

– Я не сказал ему ни слова неправды, – чуть повысив голос, возразил отец. – Ты действительно была помолвлена с Винсом. И Сила Некроса действительно опасна для тебя. Ему стоит об этом знать.

– О том, что когда-то я любила другого?

– О том, что он может убить тебя!

– А тебе не приходило в голову, что такие вещи стоило бы прежде обсудить со мной? – Мой голос тоже стал громче и даже немного… тоньше. – Или как минимум втроем?

– Нет, потому что он мужчина – и это его ответственность, – отрезал отец.

Тут уже я не выдержала: вскочила с места и всплеснула руками, едва сдерживаясь, чтобы не зарычать от раздражения.

– Класс! А мое мнение совсем-совсем не в счет? Это ведь моя жизнь! Мой риск! И мое решение!

– Нет, не твое!

Отец тоже вскочил на ноги, тяжело дыша. Глаза его сверкали гневом. Будь на его месте Некрос, в радиусе километра от комнаты уже умерли бы все растения.

– Ты понятия не имеешь, насколько все серьезно. И не имеешь права так собой рисковать! Ты решаешь эмоционально, а об этом стоит подумать беспристрастно. Он в состоянии это сделать.

– Неужели? – возмутилась я. – А мне кажется, ты просто запугал его возможными последствиями. Ты сам обжегся однажды и теперь хочешь, чтобы другие осторожничали независимо от того, есть опасность или нет.

Я бросила быстрый взгляд на маму, в глубине души надеясь, что она поддержит меня, но она продолжала стоять у окна спиной к нам. Глупо было надеяться: мама почти никогда не спорила с отцом. По крайней мере, при посторонних. Видимо, сказывалось южное воспитание.

Снова переведя взгляд на отца, я заметила, что он то ли немного успокоился, то ли просто взял себя в руки. Уже более сдержанно он заявил:

– Опасность есть, Лора. А ты последняя из нашего рода, кто еще может дать жизнь настоящему верховному жрецу Нек…

Он осекся, видимо, осознав всю нелепость ситуации. Я насмешливо вздернула брови, и отец был вынужден отвести взгляд в сторону. Однако почувствовать себя победительницей в этом споре я не успела, потому что он вдруг продолжил совсем другим тоном. Тоном, от которого у меня холодок побежал по спине.

– Да, ты права, дело совсем не в этом. У Северных земель теперь хватает жрецов, я позаботился об этом. У Винса наверняка будут дети, поэтому без защиты верховного люди не останутся. Дело не в этом, – повторил он и посмотрел на меня так, что в горле у меня встал ком. – Дело в том, что ты моя дочь и я ужасно боюсь потерять тебя. Ты думаешь, что рискуешь только своей жизнью и что поэтому это только твое решение, но все сложнее. Если это случится с тобой… Это убьет нас с мамой. Я уже похоронил отца, мать, двух жен и сына. Я не хочу хоронить еще и тебя. Я просто… – он тяжело сглотнул, но все-таки договорил: – Не могу допустить этого.

С подобным признанием было тяжело спорить. Я иначе взглянула на напряженную спину мамы: действительно ли она не вмешивается потому, что не хочет открыто спорить с отцом? Или просто она боится точно так же, как и он? Но неужели же они не понимают, что без любви моя жизнь будет пустой и бессмысленной? Что я буду жива лишь наполовину?

– Я могу не иметь детей вовсе, – тихо озвучила я единственный выход, который сейчас видела. – Я на четверть жрица Виты, ее Сила вполне может защитить меня от проклятия наших верховных жрецов. По крайней мере, она может дать мне больше времени. Я просто проживу свою жизнь с ним, в любви. С ним и с вами. Может быть, все будет не так, как у других, но я буду счастлива. Такой вариант, наверное, устроит всех?

Папа долго молча смотрел на меня, на его лице отражались едва уловимые тени тех эмоций, которые он испытывал, но они были слишком невнятными, чтобы я их поняла.

– Больше всего на свете я хочу, чтобы ты была счастлива, Лора, – тихо заверил он наконец. – Но я не вижу, как это может сработать. Хорошо, вы будете вместе. Он не будет стареть, а ты будешь. Сейчас ты, вероятно, еще не чувствуешь гнета Силы, но со временем, если у тебя не будет детей, ощутишь его. Сила заставит тебя стареть даже быстрее, чем ты могла бы. День за днем будет забирать твою жизнь и здоровье. Да, вероятно, не родив детей, ты проживешь больше тридцати трех лет. Может быть, тридцать пять. Или сорок. Или сорок пять. Я не увижу, как ты умрешь, но уже сейчас знаю, что будешь чувствовать. Я проходил через это. Мысль о том, что тебе придется испытать, приводит меня в ужас. Ты умрешь в агонии, а он продолжит жить. Такой же молодой, как и сейчас. От тебя ничего не останется, а он просто пойдет дальше. Вероятно, встретит кого-то другого…

– Рен, – остановила его мама.

Я была благодарна ей и за такую поддержку. Потому что остановить отца уже не могла: боялась, что разревусь, если попытаюсь что-нибудь сказать. Зачем он это делает?

Отец обернулся через плечо, бросил на маму быстрый взгляд, потом снова посмотрел на меня. Болезненно поморщился, осознав, что перегнул палку. Сделал шаг ко мне, намереваясь обнять, но я отшатнулась назад. Слишком сильно была сейчас на него обижена. Он не стал настаивать, лишь спокойно произнес:

– Я больше не буду вести с ним разговоров за твоей спиной, обещаю. Но я прошу тебя подумать обо всем этом еще раз. Взвесить все «за» и «против». Спросить себя, стоит ли оно того. Уверена ли ты в своих чувствах, уверена ли, что не пожалеешь о решении, когда будет уже слишком поздно. Ты ведь сама мне говорила, что влюбилась в него, когда он ничего не помнил о себе и был просто мужчиной. Остался ли он тем мужчиной? Кем он был тогда? Некросом или тем несчастным парнем, в тело которого он вселился? Просто… подумай еще раз, ладно?

– Хорошо, – отрывисто пообещала я. – А теперь могу я еще поспать? Или хотя бы просто остаться одна?

Мне показалось, что мама хотела задержаться и поговорить со мной наедине, но после этого вопроса не стала: родители вышли из моей гостиной вместе, лишь сбивчиво пробормотав «отдыхай».

Я плюхнулась обратно на диван и подтянула колени к груди, мечтая разреветься, но слезы, жегшие мне глаза минуту назад и встававшие комом в горле, исчезли. Лишь тяжелый камень остался где-то в районе сердца. Да голова продолжала болеть.

И вот где Полина со своим какао, когда она так нужна?