– Организм Маркуса более стабилен, чем был организм Лины, – Маль щелкнула пультом, и на экране появились данные последнего обследования химеры. – Мы наблюдаем его уже два месяца, но никакой тенденции к доминированию хамелеона я не вижу.

– И почему так? – поинтересовался Антуан.

Он вновь сидел во главе стола в небольшой переговорной, где мы собрались впятером. Исследования, связанные с Линой и Маркусом, продолжали проходить в обстановке повышенной секретности. Более или менее полная информация была только у Берта, Антуана, Маль, Фрая и меня. Даже охрана и безопасники не знали, кого именно охраняют и почему. Давид, конечно, был в курсе, но все рядовые сотрудники службы безопасности, медицинской службы и даже магического департамента владели лишь обрывочными сведениями. Никто не задавал вопросов, потому что это было вполне нормально для Корпуса Либертад.

– Сложно сказать, что влияет сильнее. – Маль вздохнула и посмотрела на директора довольно отстраненно. Наверное, эмоционально во все происходящее она была вовлечена меньше всех. – Во-первых, он «моложе», скажем так. Насколько я понимаю, Лина довольно долго не демонстрировала тенденции к доминированию хамелеона. Возможно, оно ждет его в будущем. Или не ждет, если он действительно более совершенен. А еще организмы мужчины и женщины несколько отличаются. Женский подчинен репродуктивному циклу, он постоянно меняется. И особенно он меняется во время беременности…

– А Лина была беременна, – понимающе кивнул Антуан. – Думаешь, именно это провоцировало ее перерождение?

– Это возможно. Она носила в себе существо, зачатое двумя гибридами. Даже если в них обоих гены хамелеонов на тот момент могли считаться рецессивными, при объединении они могли стать доминантными. А могли не стать, конечно, тут все дело в вероятностях. Вероятность снизилась бы, если хотя бы один из них был полноценным человеком. А так примерно двадцать пять процентов на то, что их ребенок оказался бы в большей степени хамелеоном, чем человеком. Возможно, это и провоцировало доминирование хамелеона в ней.

– Думаешь, генетика плода могла влиять на Лину? – недоверчиво уточнила я. – Он перестраивал ее под себя?

– Если бы речь шла только о генетике, я могла бы делать выводы, – возразила Маль и в упор посмотрела на Фрая. – Но тут замешана магия, а в магии слишком многое зависит от внутренних стремлений.

Фрай только закатил глаза. Он сидел, развалившись в кресле и слегка покачиваясь в нем, крутил в руках карандаш и всем своим видом показывал, как ему скучно.

– Значит, Маркус не станет менее человечным, чем сейчас? – спросил Берт.

– Я не знаю, – подчеркнула Маль. – С большой долей вероятности он останется таким, какой он есть, по крайней мере, следующий год. Дальше мы сможем сказать, только продолжая наблюдение.

– Но не можем же мы держать его в этом подвале целый год, – осторожно возразила я. – Это бесчеловечно.

– Так ведь и он не совсем человек, так? – напомнил Антуан.

Маль тяжело вздохнула и кивнула.

– Я вам вот что скажу. Мы с Маркусом Фростом не были так уж близки. Во всяком случае, я не относилась к нему так, как Нелл. Или Берт, – поспешно добавила она, поймав мой недовольный взгляд. – Или ты, – она посмотрела на Антуана. – Но хотя я и каори, его я всегда уважала, мне нравилось с ним работать. Его гибель не стала для меня жизненной трагедией, но я бы очень хотела сказать сейчас, что тот, кого мы изучаем, его точная копия. К сожалению, это не так. Он гибрид, химера – называйте, как хотите. Но мне сложно сказать, как именно это влияет на него. Физиологически он Маркус Фрост только наполовину, но я не знаю, на сколько процентов он Маркус Фрост в психическом и эмоциональном плане.

– Слушайте, ребят, а вам не наплевать? – наконец подал голос Фрай, разочарованно качая головой и переводя взгляд с одного из нас на другого. – Прежний Маркус Фрост погиб. Это трагедия, это очень печально, но прошло уже два года. Мы его похоронили, оплакали, смирились. Теперь есть другой Маркус Фрост, чем-то очень похожий на предыдущего. Да, он другой. Но разве это повод уничтожать разумное существо? Только за то, что он не точная копия другого? Да, он не человек. Как и я, – он демонстративно ткнул в себя пальцем. – Как и оборотни, обитающие за Свободными землями Темных. Они не похожи на безмозглых кровожадных хамелеонов, которые водятся у нас. У них там целые государства, кланы по принципу тотемного животного, они живут и никого не трогают. Здесь у нас оборотень, лишенный возможности оборачиваться. По факту человек с некоторыми дополнительными плюшками вроде силы, быстроты реакций и способности к регенерации. Вдобавок у него куча полезных знаний и опыт, унаследованные от вашего распрекрасного оригинального Фроста.

Выпалив это, он замолчал, выдохнул, выразительно посмотрел на меня и перевел взгляд на Антуана.

– Поэтому я повторю свой вопрос: а вам не наплевать? Да, создание подобных существ лежит за гранью допустимого, но он уже есть. Пусть живет. Он же никому ничего не сделал плохого.

– Скажи это Рантор, – хмыкнул Антуан мрачно.

– Мне кажется, мы все тут сошлись во мнении, что Рантор была злобной чудовищной сукой, – не растерялся Фрай. – Поскольку проводила эксперименты, противоречащие нормам общественной морали, нравственности, законам Дарконской Федерации, а также всех существующих в нашем мире религий.

– Где гарантия, что он не убьет кого-нибудь еще? – вздохнул Берт. – Он агрессивен. И он определенно становится беспокойнее. Наблюдение мы сняли, – он выразительно посмотрел на меня, – но обслуживающий персонал постоянно сообщает о разбитых вдребезги вещах.

– Берт, ты меня извини, но вы заперли его на тридцати квадратных метрах. Он не знает, что с ним будет дальше. Вы сообщили ему, что его ребенок, которого он со всей очевидностью пытался спасти, погиб. Вы даже почти перестали его навещать, – Фрай перевел дыхание, чем сразу воспользовался Берт:

– По его требованию, – напомнил он.

– Все верно, – согласился Фрай. – Но он переживает колоссальный стресс. Он уже провел больше года в заточении. Над ним, как и над Линой, проводились эксперименты. У него жесточайший кризис самоидентификации, какой никому из нас и не снился. Я лишь говорю о том, что агрессия и беспокойство в его положении – это нормальная человеческая реакция.

– Я согласна с Орбом, – внезапно вставила Маль. – Мы провели немало собеседований и наблюдали Маркуса в разных ситуациях. Было видно, что в процессе некоторых разговоров он отвечал, исходя из предполагаемых наших ожиданий. Это нормально для человека: стремиться показать себя с лучшей стороны. И в то же время это доказывает, что границы человеческой этики и морали он тоже прекрасно видит.

– Он бросился на меня, – напомнил Антуан. – И если бы не охрана, убил бы. Даже глазом не моргнув.

– Опять же, нормальная человеческая реакция. – Маль усмехнулась. – Ты и сам знаешь, что ваш разговор был провокацией. Если бы он остался спокоен, то я бы, пожалуй, заподозрила в нем опасного для общества психопата. Неужели ты в аналогичной ситуации отреагировал бы иначе?

– Да, пожалуй, – кивнул Антуан. – Это может быть нормальной человеческой реакцией. А может не быть.

– Он с самого начала вел себя довольно агрессивно и жестоко, – заметил Берт. – Не как настоящий Маркус.

Маль странно хмыкнула, нервно постучав кончиком карандаша по столу. Я удивленно посмотрела на нее. Было видно, что она с трудом сдерживает рвущийся наружу сарказм.

– Я могу предположить, что все мы не так хорошо знали настоящего Маркуса Фроста, как некоторым из нас хотелось бы.

– Почему ты так говоришь? – спросила я, внимательно наблюдая за выражением ее лица. Губы Маль кривились, изображая презрение. И я этого не понимала.

– Потому что он служил в армии Федерации, – пояснила она, в упор посмотрев на меня. – Присоединяя земли каори, ваша армия творила такие зверства, на фоне которых убийство Рантор – это просто цветочки. Я знаю, что он служил в моих родных краях. И хотя я давно потеряла с ними связь, я еще помню некоторые вещи, потому что была не такой уж и маленькой тогда. Как минимум, я помню, как потеряла родных родителей…

– Маль, к чему ты клонишь? – перебил Антуан.

– К тому, что монстр мог поселиться в Маркусе Фросте задолго до того, как его превратили в химеру. Да, мы знали его другим. Но его двойник через многое прошел. Мы не знаем, каким был бы сейчас Маркус, какие изменения претерпела бы его личность, его психика, пройди он через это. Возможно, все эти события просто вытащили наружу то, кем он был раньше. Я не утверждаю, что жестокая природа хамелеона никак не влияет на его человеческую личность, – пояснила она свою позицию. – Я лишь говорю, что мы не можем быть уверены, до какой степени она на него влияет. Делает ли она его по-настоящему опасным.

– Давайте не будем забывать о том, что он спас мне жизнь, – вклинилась я. – Пусть он ничем не рисковал, потому что неуязвим, но вместо того, чтобы сбежать в суматохе, он остался и защитил меня. Это определенно говорит в его пользу.

– Хорошо, оставим пока этот вопрос, – решил Антуан. – Мы можем подавить хамелеона, как в случае с Линой? Или нужна трансплантация именно от прототипа?

– Не обязательно, – Маль покачала головой. – Я думаю, могло бы получиться с близким родственником. К сожалению, родители Маркуса умерли. У него есть сводный брат и сводная сестра от их первых браков, но они получаются недостаточно близкими родственниками. Детей у Маркуса не было, так что… – она бессильно развела руками.

– Вариантов нет, – закончил за нее Антуан с едва заметным кивком. – Значит, мы должны принять решение, исходя из того, что выпустим на свободу химеру, наполовину хамелеона, не имея возможности его изменить.

– Я не думаю, что в этом есть проблема, – пожал плечами Фрай. – Дайте ему шанс.

– А если он снова кого-нибудь убьет? – Антуан хмуро посмотрел на мага. – Ты готов взять на себя ответственность за последствия?

Фрай выпрямился в кресле, подался вперед. Его лицо стало непривычно серьезным, как и голос, когда он заговорил:

– Знаете, Антуан, я уверен, что каждый сидящий в этой комнате способен при определенных обстоятельствах совершить убийство. Но если вы спросите меня, стоит ли всех нас посадить в тюрьму или ликвидировать, я скажу: нет. И если кто-то потом все-таки кого-нибудь убьет, я не буду считать себя виноватым. Законы Федерации предполагают наказание только для тех, кто уже совершил преступление. Убийство Рантор вполне можно списать на самозащиту, я отказываюсь считать это преступлением. И пока Маркус не совершит другое, нет смысла его наказывать. Хотите, чтобы он вел себя как человек? Так начните относиться к нему, как к человеку. И посмотрите, что из этого выйдет.

В переговорной повисла тишина. Мы все смотрели на Антуана, а он смотрел прямо перед собой. Я старалась сохранять внешнее спокойствие, хотя сердце колотилось как безумное. Я сама не знала, какое решение жду. Часть меня хотела, чтобы Маркус обрел свободу и шанс на нормальную жизнь, а другая часть до дрожи боялась этого.

– Что ж, – наконец изрек Антуан, – в одном я с вами согласен: держать его в подвале больше нельзя. Но и просто отпустить его на все четыре стороны я тоже не могу.