Пока шли к моей комнате, мы успели еще раз обсудить, что же Лилия пыталась мне сказать. Фолкнор пообещал во время расчета между делом выяснить у Форта, за чем он в тот вечер возвращался в комнату, а мне посоветовал в следующий раз попытаться задать Лилии конкретные вопросы.

— Духам сложно с нами общаться, — объяснил он, — их сознание спутанно. Да и само явление без призыва, вероятно, отнимает много сил. Странно, что Лилии это удается. Возможно, она была даже сильнее, чем я думал.

— Может быть, мне попробовать ее призвать? — предложила я. — Тогда ей будет проще объяснить?

— Лучше не надо. Она все равно дух человека, погибшего насильственной смертью. Они не любят насилия над собой. Вы можете не справиться. Я бы предложил вам сделать это в моем присутствии, но, как я уже сказал, ко мне она не приходит. Если уж она хочет что-то сказать, то будет продолжать являться. Просто помогите ей в следующий раз. Направьте конкретными вопросами.

Я обещала постараться, а Фолкнор, снова доведя меня до самой двери, велел:

— А сейчас ложитесь спать. Вам нужно отдохнуть.

— Мне нужно заниматься, — возразила я. — Я и так все еще отстаю, а если Ирис перестанет мне помогать…

— Я поговорю с ней, объясню ситуацию. Думаю, меня она послушает. И попрошу маму быть помягче с вами на своих занятиях, — со сдержанной улыбкой добавил он. — Мне кажется, она слишком строга.

— Проблема в том, что я не могу убивать животных, — объяснила я. — И не могу провести активацию. Моя компаньонка прислала мне книгу по магии наших жрецов. Хочу попробовать делать активацию так, как делают ее у нас.

Признавшись в этом, я посмотрела на него выжидающе. Как он отнесется к этой идее? Не окажется ли это невозможным? Вдруг наша магия несовместима? Однако Фолкнор согласно кивнул.

— Попробуйте. Возможно, это даже более правильное решение, чем пытаться переломить себя и выполнять нашу активацию. Все-таки ваша Сила отличается от нашей. Кстати, я рад, что вы сняли диадему. Уверен, вы скоро почувствуете разницу.

— Вы велели ее снять, — напомнила я. — Я должна вас слушаться.

Он посмотрел на меня со смесью лукавства и недоверия.

— Насколько я помню, вы не во всем так послушны, Нея. Подозреваю, что вы послушны только тогда, когда согласны с предъявленными вам требованиями. Или когда вы хотя бы не против.

Я смущенно опустила взгляд, с трудом скрывая улыбку. Пожалуй, в чем-то он был прав.

— Но если я все же имею над вами хоть какую-то власть, то прошу вас: ложитесь спать. Прямо сейчас. Учиться и переживать будете завтра. Мне нужна сильная и здоровая жена, а не бледная тень, замученная учебой.

Все-таки он умел быть заботливым, даже если у него не всегда получалось облечь эту заботу в красивые слова. Но в последнее время красивые слова потеряли в моих глазах свою былую ценность. Поступки стали значить больше.

Повинуясь секундному порыву, я в знак благодарности за его беспокойство обо мне быстро поцеловала его в щеку, чем вызвала еще одну сдержанную улыбку.

— Поцелуй, надо же, — удивленно протянул он, насмешливо глядя на меня. — Еще и наедине. Север дурно на вас влияет, Нея. Такими темпами мне удастся поцеловать вас по-настоящему еще до свадьбы.

Я тут же пожалела о своем порыве и обиженно насупилась. Конечно, ему смешны мои неловкие попытки проявить чувства. Он взрослый мужчина, который дважды был женат. И кто знает, сколько женщин было у него между браками. Что я могла ему предложить? Свою неопытность и невинность? Возможно, на юге в невесте это и ценили, но здесь были свои порядки.

Впрочем, он сам выбрал меня. Так что получает то, что хотел.

Эти мысли были прерваны прикосновением его пальцев к моему подбородку. Он осторожно поднял мое лицо, заставив посмотреть себе в глаза. И прежде, чем я успела среагировать, наклонился ко мне. Я была уверена, что он поцелует меня, как только что сам заявил, по-настоящему, но вместо этого его губы осторожно коснулись уголка моего рта. На мгновение, не больше, но мое бедное сердце, и до того стучавшее быстрее обычного, окончательно сошло с ума.

— Спокойной ночи, Нея, — тихо попрощался Фолкнор.

Я не ответила. Просто не могла говорить. Еще до того, как мне удалось окончательно прийти в себя, его и след простыл, только мое сердце все еще билось быстро и неровно.

Я не знала, как усну после всего, но провалилась в сон на удивление быстро. Видимо, сказалась предыдущая бессонная ночь. Вот только сны не радовали.

Мне снилось, что я падаю, и меня охватывали страх и горечь, потому что я знала, что это падение прервет мою жизнь. Однако вместо того, чтобы разбиться о землю, я снова оказалась на крыше в сильных мужских объятиях. Его руки обвивали меня, крепко прижимая к широкой груди, ладонь скользила по волосам в успокаивающем движении. Я не видела его лица, а когда попыталась отстраниться, чтобы взглянуть на него, внезапно раздался оглушительный стук, и я проснулась.

Сердце снова билось в груди, захлебываясь ритмом, как будто меня что-то напугало. Я едва успела приподнять голову над подушкой, пытаясь осознать, что произошло, как стук повторился.

Стучали в дверь. Да так, что она содрогалась. Я сомневалась, что живой человек может так молотить в нее. Сон не до конца слетел с меня, и ужас, который преследовал в нем, все еще ощущался, сковывая и не давая пошевелиться. Только когда стук повторился в третий раз, я заставила себя встать с постели и, на ходу надевая халат, приблизилась к двери.

— Кто здесь? — тихо спросила я.

— Нея… — услышала я шепот из-за двери. — Помоги…

Через дверь голос Лилии звучал иначе, да и раньше она никогда так не стучалась, но что если она не смогла в этот раз перехватить меня в коридоре? А ей срочно требовалось мое внимание. Может быть, она пришла объяснить мне насчет Форта?

Рука потянулась к задвижке, но замерла. В комнате было темно, только огонь в камине служил источником света, а за окном оказалось еще темнее. Сегодня луна и звезды прятались за тучами, а потому казалось, что мира за пределами моей комнаты вовсе не существует. В глубине души я понимала, что этого не может быть, но разум еще был частично во власти сновидений.

Выходить из комнаты было страшно. А если Лилия снова меня куда-то поведет? Что ждет меня там? С кем я могу столкнуться?

Я метнулась к кровати, под которой лежал саквояж, а в нем — шкатулка с револьвером. Касаться его все еще было страшно, но я все-таки взяла и засунула его в карман халата. Пусть полежит на всякий случай.

Только после этого я отодвинула задвижку и выглянула в коридор. Сегодня здесь тоже было темнее, чем обычно. Видимо, я возилась слишком долго: я едва успела заметить, как в конце коридора мелькнула ткань юбки, скрываясь за поворотом. Я поторопилась следом, но когда добежала до поворота, Лилия уже вновь почти скрылась за следующим.

На этот раз она повела меня вниз. В подвал, как я осознала с ужасом чуть позже. Я замерла на месте и окончательно потеряла ее из виду. С трудом мне все-таки удалось заставить себя спуститься в темное подвальное помещение, где из всего света была лишь одинокая свеча, откуда-то взявшаяся на полу. Ее одинокий фитиль трепетал от неощутимых дуновений ветра, которые грозили погасить ее в любой момент.

Если задуматься, то все это было странно. Не похоже на прежние явления Лилии. Она никогда не оставляла для меня свечи. Но в то же время со мной за время пребывания в Фолкноре случилось так много всего странного, что я не обратила на это внимания. Я взяла свечу и попыталась понять, куда следует идти дальше.

Лилии нигде не было видно, но одна дверь была распахнута, словно приглашала войти. Я осторожно шагнула в нее.

И почти сразу уперлась в стену. Нахмурившись, повернулась, но снова в паре шагов от меня оказалась стена. Я не успела даже осознать этого, когда дверь за мной резко захлопнулась. Настолько резко, что от движения воздуха свеча все-таки погасла. Я попыталась открыть дверь, навалилась на нее всем весом, но она не двинулась с места, как будто ее закрыли на задвижку с другой стороны.

Я оказалась в ловушке. В крохотном каменном мешке, запертая в подвале, где кричи, не кричи — никто тебя не услышит. Я в отчаянии замолотила кулаком по двери.

— Эй, выпустите меня! Кто бы вы ни были! Выпустите меня отсюда!

За дверью послышался приглушенный смех. Я остановилась, прислушиваясь. Смех изменился, и я поняла, что смеется несколько человек, девчонок. Некоторые, когда я затихла, попытались смолкнуть, но другим это не удалось.

— Эй, перестаньте, это не смешно! Ирис, это ты? Выпустите меня. Шед все равно будет меня искать и все равно найдет!

С той стороны кто-то остервенело стукнул по двери, и я услышала голос Далии:

— Но до тех пор ты успеешь посидеть тут и подумать о своем поведении, маленькая дрянь! Будешь знать, как оговаривать шеда Фолкнора!

На нее тут же зашикало несколько голосов, а я с ужасом поняла, что пожинаю плоды своей неумелой интриги. Чрезмерно влюбленные в шеда соученицы терпели меня, пока я вела себя хорошо, но стоило мне, как они подумали, пойти против него, меня решили наказать.

— Далия, вы все не так поняли. Выпустите меня! Все, что я говорила, я говорила с ведома шеда Фолкнора. Сами его спросите!

— Врать ты не умеешь, — фыркнула Далия. — Придумала бы что-нибудь более правдоподобное. Приятно тебе провести тут ночку. Надеюсь, ты подружишься с крысами. У вас много общего.

Она еще раз хлопнула ладонью по двери, после чего я услышала торопливо удаляющиеся шаги, перешептывания и приглушенный смех.

Когда все стихло, мне показалось, что вокруг стало еще темнее и холоднее, чем было до этого, но, конечно, это была иллюзия. У меня перехватило горло и защипало глаза. Я обхватила себя руками за плечи и прижалась спиной к двери, разрываясь между желаниями зарыдать и закричать. Ни то, ни другое не имело смысла, но в темноте было так одиноко и страшно, что перспектива провести так несколько часов до тех пор, пока меня хватятся, повергала в ужас и отчаяние.

Как я могла быть такой дурой и попасться в ловушку? Я ведь чувствовала, что что-то не так, но все равно упрямо шла за тем, кого считала Лилией.

Как они вообще узнали, что Лилия приходит ко мне? Я говорила об этом только шеду и… Форту после того занятия со шкатулкой. Неужели он кому-то сказал? Или кто-то остался и подслушал наш разговор? Та же Далия, например…

Думать об этом теперь было бесполезно. Я уже угодила в ловушку, и у меня имелись проблемы поважнее. Здесь было холодно, очень холодно. Конечно, ведь никакие камины не отапливали подвал. Едва ли к утру я замерзну насмерть (хотя я не знала, как далеко было до того самого утра), но тяжело заболеть могу.

Мне нужно было двигаться. Однако первая же попытка не увенчалась успехом. Помещение, в котором меня заперли, было какой-то кладовкой размером один мой шаг на три. Я принялась ощупывать стены, просто чтобы лучше представлять помещение, в котором находилась. Стоило еще поискать оброненную свечу. Я сомневалась, что смогу зажечь фитиль Силой, но попробовать стоило. Хотя бы будет не так темно.

Однако до исследования пола дело не дошло. Пока я ощупывала стены, моей руки коснулась чужая холодная ладонь. Еще более холодная, чем руки шеда Фолкнора. От этого прикосновения я замерла, крик ужаса умер где-то в горле.

— Лилия? Это ты? — прошептала я, потому что голоса не было.

Невидимая мне женщина — а это точно была женщина, судя по размеру руки, — молча передвинула мою ладонь на один из камней в кладке и заставила нажать на него. Стена, за которую я держалась, вдруг куда-то уплыла, а потом что-то подтолкнуло меня сзади. Я шагнула вперед, но сразу зацепилась за что-то ногой и упала, больно ударившись коленом и ладонями.

Зато я поняла, что передо мной лестница. Чтобы снова не запнуться ни за что в темноте и не упасть, я, забыв о собственном достоинстве, поползла вверх по лестнице на четвереньках. Все равно никто не мог меня увидеть.

Я ползла по лестнице довольно долго. Несколько раз она поворачивала, и по моим расчетам я должна была подняться из подвала примерно до второго этажа. Только там мне пришло в голову снова ощупать стены, благодаря чему я нашла вход в коридор.

Я не знала, куда иду и смогу ли там выбраться, но предпочитала двигаться. Куда угодно, лишь бы не сидеть на месте. Может быть, Лилия — или Линн? — снова дадут мне подсказку?

Коридор был темным. Я даже не была уверена, что это действительно коридор, а не ниша, поэтому продвигалась медленно, держась руками за стену и осторожно ощупывая ногой место впереди, прежде чем на него наступить. От холодного камня руки немели, но я не обращала на это внимания, убеждая себя, что скоро вернусь к себе и там отогреюсь у камина.

Внезапно впереди вспыхнул свет. Тусклый, но после кромешной темноты я, благодаря ему, увидела все потрясающе отчетливо: узкий коридор, низкий потолок, надежный пол впереди. Я почти побежала к его источнику, и с удивлением обнаружила небольшое застекленное окошко, за которым оказалась уже знакомая мне комната. Это была та самая небольшая гостиная, в которой мы с шедом Фолкнором разговаривали по душам буквально позавчера.

Сам шед тоже находился за стеклом. Он уже снял мантию, сюртук и верхние пуговицы рубашки были расстегнуты. Он выглядел очень уставшим, но, очевидно, еще не ложился, а только пришел в свои комнаты. Я не сразу поняла, что смотрю на него сквозь зеркало, у которого в его гостиной стояли стаканы и бутылки с водой и каким-то мерзким коричневым напитком. Шед как раз подошел к столику и налил себе треть стакана.

Я торопливо замолотила в окошко то кулаком, то ладонью и закричала:

— Шед Фолкнор! Вы меня слышите? Это я, Нея! Пожалуйста, помогите мне!

Но он меня не услышал, даже в лице не переменился. Сделал пару глотков, стоя у столика, устало потер рукой лоб. Потом поставил на стол стакан и стянул с себя сюртук.

Я в отчаянии всплеснула руками. Что же делать? Как мне до него достучаться? Фолкнор уже потянулся к пуговицам рубашки, когда я вспомнила про револьвер в моем кармане. Я достала его и попыталась постучать по стеклу, которое оказалось неожиданно прочным, металлической рукояткой. На этот раз звук получился более громким.

Фолкнор замер, нахмурился и озадаченно повертел головой, пытаясь понять, откуда идет звук. Я постучала снова, но это ему не помогло. А потом он вдруг недовольно закатил глаза, подошел к двери и распахнул ее.

— Мама? Что так поздно? Я думал, ты давно спишь.

Я оторопела от того, насколько хорошо мне оказалось слышно то, что произносилось в его комнате. Похоже, этот потайной ход был спроектирован для того, чтобы шпионить за обителями замка. Интересно, сколько еще здесь таких «окошек»?

— Я ждала, когда ты изволишь явиться в свои комнаты, — недовольно процедила госпожа Фолкнор, без приглашения проходя в гостиную.

Шед обреченно вздохнул и закрыл за ней дверь.

— Было много работы. Ты знаешь, в районе Окдора бушует эпидемия, нужны сильные зелья. Боюсь, завтра большую часть дня тоже придется провести в лаборатории.

— Конечно. Особенно если тратить половину вечера на глупые авантюры в компании этой южной девчонки.

Моя рука с револьвером медленно опустилась вниз, когда я поняла, что речь сейчас пойдет обо мне. Я понимала, что подслушивать такие разговоры нехорошо, но не могла удержаться. Может быть, я смогу понять, чем так не угодила будущей свекрови?

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, мама, — холодно отозвался шед, проходя от двери к зеркалу и забирая свой стакан, в котором еще оставалось достаточно напитка.

Госпожа Фолкнор осталась стоять на месте, почти посередине комнаты, скрестив руки на груди и сверля сына взглядом.

— А я не понимаю, какую игру затеял ты. У нас насчет этой девчонки были вполне определенные планы. Ты женишься на ней, она рожает тебе ребенка, после чего мы от нее избавляемся, пока южные жрецы не почувствовали себя тут хозяевами. Глупые засады в темных комнатах с залезанием в шкаф в этот план не вписываются!

Я почувствовала, как внутри все немеет. Револьвер наверняка упал бы на пол, если бы до этого я не опустила руку с ним в карман. Я попятилась назад, но тут же уперлась в стену и даже не ощутила ее холода. Взгляд словно приклеился к лицу Фолкнора, который слегка поморщился, услышав слова матери.

— Это был твой план, мама, — тихо ответил он. — Я на него не соглашался.

— Но ты не спорил.

— На споры уходит много времени и сил, они бесполезны. Ты и так прекрасно знаешь, что я не люблю бессмысленного насилия.

— Но ты согласился, что южный жрец использует дочь, надеясь стать здесь хозяином.

— Это было очевидно, да, — на этот раз не стал перечить шед. — И когда она высказала желание приехать сюда, я был уверен, что она с отцом заодно. Но теперь я знаю ее лучше. Она здесь ни при чем. Ее используют вслепую. Она просто пешка в их игре, которой не жалко пожертвовать, разменная монета.

— Вот этого я и боялась, — госпожа Фолкнор сокрушенно покачала головой. — Ты привязался к ней. И тебе стало ее жалко. Поэтому я не хотела, чтобы ты морочил всем голову со своим трауром. Надо было жениться сразу. Она бы уже ждала твоего ребенка.

— Да она сама еще ребенок, мама! — неожиданно огрызнулся Фолкнор, резко обернувшись к матери. — Неужели ты этого не видишь? Просто ребенок, который считал себя взрослым, а потом вдруг узнал, как на самом деле выглядит мир взрослых людей. Узнал, что в нем тебя предают и продают самые близкие, и твоя жизнь ничего не стоит. Тебя могут просто отдать чужому мужчине, который сможет делать с тобой все, что захочет. И хоть она храбрится и пытается делать вид, что готова все это принять, уверен, она в ужасе от мысли, что ей придется спать со мной. Может быть, сейчас уже не в таком ужасе, но когда только приехала — была. И если бы я женился на ней тогда и потребовал своего, боюсь, она бы или рыдала всю ночь, или молча терпела, а рыдала бы потом. В любом случае я бы чувствовал себя скорее насильником, чем мужем.

— Ничего бы с ней не сделалось, — все так же холодно и резко заявила госпожа Фолкнор. — Потерпела бы. Не она первая, не она последняя. Сама захотела послушания. Вот пусть бы и наслаждалась.

Фолкнор покачал головой.

— Да уж, редко кто бывает так жесток по отношению к женщине, как другие женщины, — пробормотал он, одним большим залпом приканчивая содержимое своего стакана. — Казалось бы, вы должны лучше понимать боль и страхи друг друга, больше жалеть друг друга.

— Зато ты у нас жалостливый, — едко заметила госпожа Фолкнор. — Если даже семья ее не пожалела, почему ты должен? Лучше бы ты мать родную хоть раз пожалел! Думаешь, мне не больно смотреть, как ты угасаешь?

На этой фразе в ее голосе впервые появились эмоции, мне даже показалось, что ее глаза заблестели от непролитых слез, но я не могла быть уверена.

— Ты посмотри на себя!

Она сделала приглашающий жест, и Фолкнор, все еще стоявший у столика с напитками, снова повернулся к зеркалу и поднял мрачный взгляд на свое отражение. На мгновение мне показалось, что он посмотрел мне в глаза, но я напомнила себе, что он меня не видит.

— Твой отец так выглядел в сорок лет, — с горечью продолжила его мать. — Каждый день твой риск умереть возрастает, и с каждым этим днем я немножко умираю. Потому что ты мой сын. Мой старший сын, и ты прекрасно понимаешь, чего мне стоило произвести тебя на свет. Ты последний в своем роде. Последний верховный жрец Некроса. И ты должен жить. Ты должен жить и служить нашему Богу и этим землям. Да, можешь считать меня злобной старухой, но лично мне наплевать, сколько девчонок, вроде этой, придется для этого извести. Их пруд пруди. Они бесполезны, их жизнь бессмысленна. Одной больше, одной меньше — никому нет до них дела. Их жизнь имеет ценность только для них, но они сами предают себя, вручая право распоряжаться собой другим. И эта девчонка выбрала для себя так же…

— Нея, — перебил шед, снова обернувшись к матери. — Не «эта девчонка». Ее зовут Нея. Если ты так хочешь казаться бессердечной злобной старухой, не игнорируй ее личность. Ее зовут Нея. Она любит белую рыбу и свежие фрукты, а мясо и сладости не вызывают у нее восторга. У нее нет способностей к учебе, но она очень старательная и целеустремленная. Порой этих качеств достаточно, чтобы добиться результата. Она застенчива и потому с трудом заводит новых друзей, но очень добра к тем, кто замечает ее и первым протягивает руку. Она умная, светлая и веселая… если ее не запугивать, конечно. Она очень славная, правда. Если ты перестанешь на нее давить и просто немного пообщаешься с ней, ты поймешь, что от нее не исходит никакой угрозы.

Госпожа Фолкнор едва не застонала в голос. Она тяжело опустилась на диван, ее плечи ссутулились, и она спрятала лицо в ладонях.

— Проклятье, — пробормотала она, — ты влюбился в нее. Этого я боялась больше всего.

Фолкнор тоже подошел к дивану, сел рядом с матерью и обнял ее за плечи.

— Об этом можешь не волноваться, мама, — мягко произнес он. — Я свое в этой жизни отлюбил, ты знаешь. Я просто не хочу губить ее. Ни в каком смысле. Она еще такая маленькая и такая хрупкая. Пожалуйста, пусть ей будет хорошо. Разве тебе жалко? Ее предали те, кому она доверяла свою жизнь, она одинока, напугана и растерянна. Ей теперь некому верить и некого любить. Со временем она полюбит меня. И поверь, так будет гораздо лучше, если она будет любить меня и нашего будущего ребенка. Она спасет меня, а я позабочусь о ней. И о тебе. И о Северных землях. И всем нам будет хорошо, насколько это возможно.

— Пока не придут южные жрецы и не убьют тебя, меня, Ронана и твою Нею за компанию, если она будет с нами заодно, — мрачно изрекла госпожа Фолкнор.

— Я им этого не позволю.

Она отняла руки от лица, посмотрела на сына, грустно улыбнулась и нежно погладила его по щеке.

— Мой милый мальчик. Ты выглядишь таким взрослым, но в душе остаешься все тем же наивным мальчишкой, который верил, что все ему подвластно. Ты всегда был слишком благороден, чтобы принимать по-настоящему жесткие, но необходимые решения. Весь в отца. Он был таким же. Но я не позволю им погубить тебя. Ни ей, ни ее семье. Так и знай.

Шед поцеловал мать в лоб и едва заметно улыбнулся.

— Я знаю, что ты любишь меня, мама, но я прошу тебя: не делай резких движений.

На это госпожа Фолкнор ничего не ответила. Молча поднялась с дивана и направилась к двери, даже доброй ночи сыну не пожелала.

После ее ухода шед Фолкнор еще какое-то время сидел на диване, глядя в одному ему видимую точку, потом тоже встал, продолжив расстегивать рубашку. Стянув ее с себя и бросив к сюртуку на спинку дивана, шагнул куда-то за пределы видимости зеркала.

А я так и осталась стоять, прижавшись спиной к холодной стене, не зная ни что мне думать, ни что чувствовать. Конечно, мне стало понятнее, почему госпожа Фолкнор все это время так относилась ко мне. Она считала меня угрозой и собиралась избавиться, как только я выполню свое предназначение.

Радовало, что шед Фолкнор не разделял ее мнения. Или… должно было радовать, но… Боги, мне было обидно и горько. Я сама не понимала почему, пока не призналась себе: я действительно начала влюбляться в него. И думала, что он тоже проникается ко мне какими-то чувствами. Тогда как на самом деле он просто умело манипулировал мной. Я считала его заботу искренним беспокойством, а он делал все, чтобы я влюбилась в него. Конечно, от этого забота не переставала быть заботой, но привкус менялся. Теперь у последних двух дней был металлический привкус крови.

Я не сразу поняла, что прокусила губу, стоя с закрытыми глазами и вспоминая наши разговоры, касания рук, мой неловкий поцелуй, его осторожный, нежный ответ.

— Нея…

Уже знакомый голос прозвучал совсем рядом, вырывая меня из вороха воспоминаний и противоречивых чувств. Почему-то сейчас я разозлилась на Лилию. Она специально привела меня сюда? Чтобы я лучше понимала, что за семейка Фолкноры?

— Нея…

— Да оставь ты меня в покое!

Мой раздраженный крик смешался со всхлипом и все-таки брызнувшими из глаз слезами. Я все еще не до конца понимала, почему мне так больно и страшно, но ничего не могла с собой поделать.

Лилия послушно исчезла, но мне стало только хуже. Я снова осталась в холодном коридоре одна. Куда бы ни ушел Фолкнор, он мог в любой момент вернуться и погасить свет, и тогда я осталась бы еще и в темноте.

— Лилия, прости, вернись, пожалуйста! Помоги мне, — сквозь слезы принялась просить я. — Помоги мне выбраться отсюда. Пожалуйста!

Призрак появился снова, но на этот раз на почтительном расстоянии. Убедившись, что я ее вижу, Лилия поплыла по коридору, а я последовала за ней. Вскоре коридор повернул, и тусклый свет подглядывающего окошка уже не освещал мне путь. Поэтому я не увидела, а почувствовала по пронизывающему холоду, что Лилия остановилась. Она снова коснулась моей руки, и на этот раз я спокойно позволила ей показать камень, на который следовало нажать. Часть стены повернулась вокруг своей оси, вытолкнув меня из потайного коридора в темное помещение. Но здесь уже были окна, на небе за время моих блужданий все же появилась луна, поэтому я смогла различить очертания предметов. Судя по всему, я оказалась в лаборатории. Возможно, в лаборатории самого шеда Фолкнора.

Я торопливо бросилась к двери, выбралась уже в обычный коридор и даже успела преодолеть половину пути к лестнице, когда меня окликнул сердитый голос госпожи Фолкнор:

— Госпожа Веста? Что вы тут делаете? Как вы сюда попали?

Я вздрогнула и резко обернулась, одновременно с этим попятившись назад. Она стояла довольно далеко от меня, но сверлила очень недоброжелательным взглядом. Я не знала, как объяснить ей свое присутствие здесь. И еще меньше мне хотелось дать ей понять, что я знаю о ее планах. Что если Лилии готовили то же самое, а она узнала об этом, и поэтому мать Фолкнора ее убила? Не хотелось бы повторить ее судьбу.

— Я… простите… я заблудилась… — пробормотала я, продолжая пятиться, а потом наплевала на приличия и гордость и просто бросилась бежать. И бежала до самой своей комнаты.