Предположение Охотника заставило сердце уйти в пятки. Кто мог нас подслушать? Кто-то из гвардейцев? Соланж? Сам Нергард? Я оглянулась по сторонам и не увидела ни его, ни Маи. А когда мы вернулись в дом, все оказались на своих местах. Я скользнула внимательным взглядом по каждому, но никто своим видом не выдал то, что слышал наш с Охотником разговор.

– Так что, милорд, ждать нам завтра свадьбу или как? – поинтересовался Котон, как будто ничего важнее для него сейчас не существовало.

Нергард повернулся и посмотрел на Дема и Маи, которые о чем-то разговаривали, сидя за своим столом. Маи выглядела виноватой, а сын старосты хмурился, слушая ее сбивчивую речь. Но под конец он улыбнулся и кивнул, после чего они поцеловались и вернулись к трапезе.

– Думаю, у них все будет хорошо, – удовлетворенно резюмировал Нергард, снова садясь прямее. – Свадьба состоится, но ритуала привязки не будет.

– Что вы ей сказали? – спросил Охотник, старательно делая вид, что ничего не произошло и за последние полчаса ничего не изменилось.

– Неужели напомнили ей о гордости? – предположила Соланж.

– Или убедили, что ее и вдовой радостно возьмут замуж? – скептически усмехнулся Рокэй.

– Или вам все-таки удалось объяснить ей, что такой ритуал несправедлив? – тихо уточнила я, чтобы больше не привлекать внимание к своему необычному поведению.

– И что парень ее не любит, раз позволяет желать такого? – добавила Соланж.

Нергард только улыбался, слушая наши варианты и чинно отрезая себе кусочек мяса. Когда мы иссякли, он покачал головой.

– Все эти доводы не убедили бы ее. Маи выросла в определенной среде. Она ничего не знает о гордости. Она влюблена и желает лишь одного: стать хорошей женой и матерью. Она молода, а потому в своих суждениях порывиста и категорична. Или жизнь с любимым, или смерть – третьего не дано, ведь для нее сейчас нет жизни после любви. Взывать к ценностям, которые она не понимает и не признает, бесполезно.

– Так что же вы ей сказали? – нахмурилась я, снова посмотрев на молодых влюбленных, которые продолжали сидеть рядом, держаться за руки и смущенно улыбаться друг другу.

– Напомнил о том, что после того, как она станет женой, она станет матерью, – пожал плечами Нергард. – И если будет проведен ритуал, и потом через год или два Дем погибнет от нападения туманников, на охоте или просто от болезни, она тоже умрет, а их дети останутся сиротами, некому будет позаботиться о них. Этот довод она сочла весомым. И полагаю, именно его передала жениху. И он тоже с ним согласился, как я вижу.

– Мудро, – кивнул Охотник, улыбаясь.

– Я могу быть ограничен в чувствах, которые способен испытывать сам. – Нергард едва заметно покосился на лейтенанта Рокэя. – Но много читал о чувствах других людей. И знаю, к каким имеет смысл взывать.

Торжественное застолье вскоре завершилось, и нас начали устраивать на ночлег. Надежда подловить Нергарда, когда все будут спать, разбилась о простой факт: в деревне не оказалось достаточно большого дома, где мы смогли бы разместиться все, поэтому нас поселили в разных. Лорда староста устроил у себя, а нас с Соланж приютила состоятельная вдова, живущая через три дома.

Хотя если смотреть правде в глаза и не врать самой себе, то я просто не слишком-то усердно искала возможности переговорить с Нергардом. Как будто боялась того, что услышу в ответ.

Соланж, например, нашла возможность пообщаться со своим хозяином и покровителем наедине. Я видела их: они обсуждали что-то довольно эмоционально, но слишком далеко от меня, чтобы я смогла расслышать слова. Мне показалось, что они о чем-то спорили.

О чем? И почему все-таки Нергард никому не сказал, что видел Белую Ведьму? О какой помощи он ее просил? И какую она уже ему оказывала, раз «устала помогать»?

Это была первая ночь за последнее время, в которую я спала крайне тревожно. И так устала от этого к утру, что поднялась, как только поняла, что деревня – и дом, в котором мы ночевали, – просыпается.

Благодаря этому я стала свидетелем еще одного странного события: едва начало светать, все немногочисленные гвардейцы, накануне оставшиеся со своими офицерами в качестве охраны, тихо и ни с кем не прощаясь покинули деревню. С ними уехал и крайне недовольный лейтенант Рокэй. А ведь вчера он надеялся повеселиться на деревенской свадьбе и найти себе здесь временную подружку. Что вдруг изменилось? Что заставило капитана Котона остаться в одиночестве?

Я осмелилась задать этот вопрос самому капитану, когда мы встретились с ним на улице после завтрака, но Котон только улыбнулся и пожал плечами.

– Такова наша служба, Лора. Гвардия там, где она нужней.

Сказав это, он пошел прочь, не желая продолжать разговор, а мне осталось только растерянно посмотреть ему вслед. Почему накануне гвардия никуда не собиралась? Мог ли на это решение повлиять наш разговор с Охотником, если его подслушал кто-то из гвардейцев? Я не понимала как. Странное ведь решение: услать гвардию, получив доказательность измены лорда Нергарда!

Конечно, просто-напросто дело могло быть в чем-то другом. Я знала, что гвардейцы связываются друг с другом с помощью специально обученных (а, вероятно, еще и зачарованных) птиц. Таким образом Котон в замке получал лаконичные доклады от групп гвардейцев, патрулировавших Нергардские земли, и отправлял в ответ свои распоряжения. Возможно, ночью или утром он получил какое-то важное сообщение, которое и стало причиной ухода гвардейцев, но сердце мое все равно было не на месте.

Когда окончательно рассвело, нас всех подхватило и закружило в вихре праздничных приготовлений.

Староста повсюду таскался за лордом Нергардом, не оставляя его в одиночестве, кажется, ни на секунду, рассказывая то о своем замечательном сыне, то о делах деревни и хозяйстве, которое здесь вели. Или лорду действительно было все это крайне интересно, или воспитание не позволяло ему грубо послать словоохотливого мужчину.

Нас постоянно втягивали в какие-то странные местные предсвадебные не то обряды, не то игры. Пока старшее поколение украшало дом и двор старосты, где собирались праздновать событие, «свиты» жениха и невесты, состоявшие из их друзей, бегали друг за другом, то подшучивая, то требуя выполнения каких-то нелепых условий. Особенно меня впечатлило требование подружек невесты достать Маи среди зимы какой-то цветок, без которого она просто категорически не может выйти замуж. После долгих препирательств и взаимной торговли, жених торжественно вручил невесте брошь в виде такого цветка. Очевидно, требование было или заранее предопределенно традициями, или оговорено сторонами.

Так или иначе, а снова у меня не нашлось возможности переговорить с Нергардом наедине. Время от времени я ловила на себе вопросительный взгляд Охотника, но только пожимала плечами. Он укоризненно качал головой, а я в конце концов решила, что вопрос подождет до нашего возвращения в замок. Уж там-то я легко смогу переговорить с лордом. Нечего портить праздник.

Солнце еще только начало клониться к закату, когда нарядные жених и невеста предстали перед лордом Нергардом в обрядовом доме. Местный служитель божественного культа, который должен был бы их венчать, выглядел не слишком довольным тем, что его подвинули, но безропотно стоял позади лорда.

Нам с Соланж успели привезти платья, а местные девушки помогли нам с одеванием и прическами не хуже профессиональных горничных, поэтому мы тоже стояли красивые. Соланж портило только скептическое выражение лица.

Какое выражение лица было у меня, я не знала, но церемония – простая и не очень длинная – меня тронула, заставила сердце биться быстрее, как будто что-то напомнив. Но что-то столь неуловимое, что я не смогла ухватиться за воспоминание.

Роль лорда Нергарда оказалась очень простой: он поприветствовал собравшихся, сообщил всем, ради чего мы собрались (как будто мы не знали), потом спросил согласия жениха и невесты на брак и предложил им произнести клятвы.

Сын старосты и его скромная избранница стояли лицом друг к другу, смотрели в глаза и улыбались сквозь слезы, обещая взаимные любовь, уважение и верность, а я смотрела не столько на них, сколько на самого Нергарда. На его лице застыло странное выражение, пока он внимательно слушал обоих. Я не могла понять, чего в этом выражении больше: зависти или мечтательности.

– Властью, данной мне Его Величеством Ксандром Третьим, я объявляю вас мужем и женой, – наконец резюмировал Нергард, когда поток клятв иссяк. – Вы можете поцеловать друг друга, чтобы скрепить и подтвердить свой союз.

Дем крепко прижал к себе Маи, целуя ее под всеобщие аплодисменты, а Нергард вдруг поднял взгляд и посмотрел на меня. Это оказалось так внезапно, что я не успела спрятать глаза. А потом уже не смогла отвести их. Безымянный улыбнулся мне, и в его взгляде все еще можно было увидеть и зависть, и затаенное желание, но в нем появилось и что-то еще, определение чему я не могла подобрать.

Я смогла лишь улыбнуться ему в ответ. Это «непонятное» в его взгляде давало возможность надеяться, что он никогда не смог бы платить кому-либо за что-либо кровью невинных людей. Не знаю, как именно он считал себя связанным с Белой Ведьмой, о какой помощи просил и какую уже получал, но человек, который так смотрит на двух юных влюбленных, не может быть плохим. По крайней мере, мне очень хотелось в это верить.

* * *

В доме старосты вся деревня, конечно, поместиться не могла, поэтому в общей комнате были накрыты столы для ближайших родственников, друзей и почетных гостей вроде нас, а во дворе выставлены столы, скамьи и жаровни с угощением для прочих жителей. Музыка звучала и там, и там: играли то ли местные умельцы, то ли приглашенные музыканты, в доме тише, а на улице громче.

Рекой лились вина, медовуха и крепкие настойки. Староста не уставал говорить тосты и за молодых, и за лорда Нергарда, не забывал и капитана Котона. Меня это довольно быстро утомило: много пить я не хотела, голод почти сразу утолила, поэтому шумное застолье в душной общей комнате не казалось мне таким уж интересным.

– Идем отсюда, – предложил Охотник через некоторое время, заметив это, и потянул меня за руку.

Между двумя тостами мы благополучно выбрались на улицу, не забыв захватить теплые накидки. Тут оказалось куда веселее: те, кому не хватило места внутри, не могли постоянно чинно сидеть или стоять, для этого было слишком прохладно, поэтому народ присаживался за столы, только чтобы побыстрее что-то съесть или выпить, а потом шел плясать под задорную, пусть и не совсем привычную мне музыку.

– Давай танцевать! – весело предложил Охотник, потянув туда, где пары подпрыгивали, крутились и образовывали хороводы.

– Нет-нет, я не умею так! – уперлась я, хотя музыкальный ритм уже заражал желанием подвигаться. – Будет нелепо выглядеть.

– Да что тут уметь? Это ж не королевский бал, тут кто во что горазд старается. Я тебе покажу. Давай, пошли!

Он не оставил мне выбора, чему уже две минуты спустя я была очень рада. Движения, которые показал Охотник, действительно оказались очень простыми, я без проблем уловила их последовательность, а всем остальным управляла задорная музыка. Свадьба стала нравиться мне куда больше: во дворе хватало воздуха, но благодаря накидке и энергичным движениям я не чувствовала холода.

Со временем во дворе стало больше людей: многим надоело сидеть в душной комнате. Я с удивлением обнаружила лорда Нергарда и Соланж, танцующих рядом с нами. Они двигались иначе, явно адаптируя под деревенскую музыку какой-то более благородный танец. Я несколько раз умудрилась встретиться с лордом взглядами, и в каждый из них мне казалось, что он хочет мне что-то сказать.

– Ты устала? – спросил вдруг Охотник. – Спотыкаешься много.

– Да, – призналась я, останавливаясь. – И пить хочется.

– Могу найти нам горячего вина, – предложил он, отведя меня к столам и усадив на скамейку.

– Лучше горячего чая.

– Хорошо, поищу чай.

И он нырнул в толпу, окружавшую жаровни, а я осталась в одиночестве разглядывать веселящихся людей. Музыка, огни, ароматы жареного мяса и горячего вина, отплясывающая толпа – все это тоже о чем-то напоминало, но воспоминания лишь щекотали сознание, не желая превращаться в образы, которые я могла бы ухватить.

– Охотник просил тебе передать, – внезапно раздался над моим ухом голос лорда Нергарда.

Он опустился рядом со мной на скамейку, протягивая кружку с чаем. Сладким, как я выяснила, пригубив ее содержимое и обжегшись – от внезапно накатившего волнения я хватанула горячую жидкость большим глотком.

– А где он сам?

– Не теряет надежду обольстить Зои, – с усмешкой объяснил Нергард, кивнув на танцующих.

Я посмотрела в указанном направлении: Охотнику действительно удалось урвать танец с Соланж. Но когда наши взгляды на мгновение встретились, он выразительно округлил глаза, кивая на лорда. Значит, специально отвлек его партнершу и подослал ко мне: чтобы мы могли поговорить.

«Но как я могу говорить с ним о ведьме тут? – мысленно возмутилась я. – Кто-то ведь может услышать».

Конечно, я просто придумывала себе отговорку и прекрасно понимала это.

– Ты хорошо танцуешь, – заметил Нергард.

Он сидел очень близко, его плечо касалось моего, что при других обстоятельствах было бы недопустимо. Но здесь и сейчас мы находились в окружении большого количества людей и не в том обществе, где на такое могли посмотреть косо.

– Кто бы мог подумать? – нервно улыбнулась я, боясь сделать еще один глоток чая. – Постоянно себя удивляю.

– Я этому не удивился, честно говоря. – Он повернулся ко мне, я почувствовала его взгляд на своей щеке. – Потанцуешь со мной?

Хорошо, что я не стала пить чай дальше, иначе поперхнулась бы. Но мне хватило духу тоже повернуться и посмотреть на Нергарда, снова цепляясь взглядом за его взгляд.

– Не думаю, что умею танцевать так, как вы, милорд.

– Мы будем танцевать так, как удобно тебе, – заверил он.

Музыка сменилась на более медленную, и танцующие тоже сбавили темп. Краем глаза я видела, как Соланж попыталась закончить свой танец с Охотником, но от этого парня было не так уж легко отделаться, когда он не хотел.

«Может быть, во время танца сможешь с ним поговорить, – лукаво предложил внутренний голос. – Там будет музыка, и вас едва ли кто-нибудь услышит. Не придется тянуть до возвращения в замок».

Это тоже был самообман, о котором я в глубине души прекрасно знала, но я все-таки поставила почти полную чашку на стол и решительно встала, позволяя Нергарду увести меня к танцующим парам.

Даже в медленном танце местные держались на расстоянии друг от друга, но я как будто не заметила этого и почему-то положила руку Нергарду на плечо, оставляя ему единственную возможность – обнять меня за талию. Вторая моя рука уже лежала в его ладони, снова чувствуя ее тепло: на нас обоих не было перчаток.

По лицу Нергарда пробежало удивление, но недовольства я не заметила, а потому решила, что пусть будет так. Мы замерли, прислушиваясь к музыке, а потом лорд медленно повел. Через несколько секунд я поняла, что легко следую за его движениями, даже не задумываясь. Словно он незаметно заговорил меня как гуара или лошадь, заставляя себе подчиняться.

Но я знала, что ничего такого он не делал. Только смотрел на меня сверху вниз, не отрывая взгляда от моего лица. Хотя двигались мы медленно, в его объятиях я все равно совсем не чувствовала холода: сердце билось слишком быстро, разгоняя горячую кровь по всему телу.

– Видишь, все очень просто.

Я кивнула, снова нервно улыбаясь и непривычно теряясь от ощущений: его прикосновений, близости, щекочущего дыхания, касающегося моей кожи.

– Только мне кажется, что здесь не принято так танцевать. На нас все смотрят, – заметила я.

– На нас смотрят не поэтому, Лора, – мягко возразил он.

Он не стал уточнять, что имел в виду, а я не успела спросить. Я вообще ничего не успела сказать, потому что Нергард вдруг тихо добавил:

– Знаешь, что бы дальше ни случилось… Я рад, что ты здесь оказалась. И что мы встретились.

Вот теперь мое сердце испуганно замерло от неприятного предчувствия, и я неловко запнулась, нечаянно наступив лорду на ногу. Он как будто знал, что я видела его с Белой Ведьмой. Нас с Охотником подслушала все-таки Соланж? Или даже он сам?

Я посмотрела Нергарду в глаза, пытаясь прочесть в них причины этих слов, но не смогла ничего понять.

– Что вы имеете в виду, милорд?

Он улыбнулся и покачал головой.

– Не бери в голову.

– И все-таки?

Нергард повернул нас под очередной виток мелодии так, что его широкая спина закрыла меня от большинства любопытных взглядов.

– Мне предсказали твое появление, Лора. Много лет я ждал его и боялся, но когда ты наконец пришла, оказалось, что боялся зря.

– Я не понимаю. Вы уже говорили однажды, что я ваша судьба, но и тогда…

Я вдруг осеклась. Разрозненные кусочки мозаики, до этого лежавшие в моей голове бесформенной кучкой, вдруг зашевелились, укладываясь в единую картину.

Соланж разрешила меня сжечь, зная обо мне лишь одно: что я появилась вместе с туманом.

Советник, явно что-то имеющий против Нергарда, решил навязать меня ему, когда узнал то же самое.

Аганарет удивленно посмотрел на Нергарда, когда услышал, как меня назвали «пришедшей с туманом».

Да и сам Нергард в тронном зале обратил на меня внимание только тогда, когда узнал, как именно я появилась в той деревне, а потом рядом с ним завяли все цветы.

И еще эти его слова о том, что поймать стрелу вместо меня – его судьба…

– Со мной связано какое-то дурное предсказание вашего ясновидящего. Дурное для вас.

Я не спрашивала, а утверждала. Нергард улыбнулся с каким-то странным выражением гордости на лице, как будто я была его любимой ученицей, сдавшей сложный экзамен.

– Когда мы только познакомились с Аганаретом, он взглянул на меня и спросил: «Ты бессмертен?» Я ответил, что не старею, а он покивал чему-то и сказал: «Ты бессмертен, но ты умрешь однажды. Пришедшая с туманом прервет твое бессмертие».

Хотя Нергард продолжал держать меня в своих объятиях, мне вдруг стало очень холодно. Я смотрела в его глаза, не понимая, как он может так спокойно об этом говорить.

– Вы хотите сказать, мне суждено погубить вас? – немеющими губами спросила я, мысленно возвращаясь в то мгновение, когда застала его с Белой Ведьмой.

– Очевидно, да.

– И вы позволили мне приехать в ваш замок? Позволили им навязать меня вам? Почему?

Он снова улыбнулся.

– Если помнишь, мне не оставили выбора: советник практически взял Соланж в заложницы. А я понимал, что она отдала приказ, чтобы защитить меня. Она знает о предсказании.

– А советник?

– Скорее всего, тоже. Вы с Охотником не первые его шпионы в моем замке.

Я окончательно остановилась, потому что танцевать и дальше, ведя подобный разговор не считала возможным, но Нергард и теперь не выпустил меня из объятий, как я того ожидала. Наоборот, сжал сильнее.

– Не бойся, Лора, – мягко попросил он. – Я этого не боюсь, и тебе не следует.

– Не боитесь? – мне хотелось плакать, потому что я понимала: пророчество уже в шаге от того, чтобы сбыться. – А следовало бы! Следовало бы искать и использовать все способы держаться от меня подальше.

– Но я этого не хочу! – неожиданно эмоционально заявил лорд. – Потому что ты первый человек… на моей памяти, с которым я почувствовал хоть какую-то связь. Это случилось еще в экипаже, когда мы покинули дворец и поехали в мой замок. Ты оказалась в окружении чужих людей, тебя куда-то везли, но в тебе не было страха. Я видел в твоих глазах только любопытство и желание разобраться. Выяснить, вспомнить, найти ответы на свои вопросы. И потом с каждым нашим разговором, с каждой нашей прогулкой это ощущение… общности, похожести… какого-то единства только росло. Пойми, я не помню, чтобы хоть раз испытывал нечто подобное по отношению к кому-либо. Если цена за это – смерть, то я согласен ее заплатить однажды.

Огорошив меня этим заявлением, лорд Нергард медленно наклонился ко мне. Я была огорчена и растеряна, но понимала, что он собирается сделать. И даже поймала себя на том, что на мгновение сама потянулась к нему, но в последний момент остановилась, уперлась свободной рукой ему в грудь, оттолкнула и заставила выпустить меня из объятий.

– Лора…

Его голос прозвучал тихо, в нем слышались незнакомые просительные нотки, но я не стала слушать: повернулась и бросилась бежать прочь, как накануне в тумане. Подальше, так, чтобы он меня не видел…

– Лора!

Больше всего я боялась, что он последует за мной, но, видимо, принуждение в отношении к женщине в любом виде претило лорду. Я спряталась за дом старосты, чувствуя, как глаза жгут слезы, а веселый смех и музыка, оставшиеся за спиной, заставляют злиться.

– Лора, ты где? – это был уже Охотник.

Вот он точно не станет терпеливо стоять в сторонке, дожидаясь, пока я успокоюсь. В любой другой ситуации я, может, с удовольствием поревела бы у него на плече, но сейчас хотелось остаться одной и немного разобраться в том урагане чувств и сомнений, что бушевал в груди. Я бросилась к неприметной калитке в заборе за домом, выбегая на узкую улочку.

Холодный воздух покалывал кожу лица и проникал под накидку, но сейчас это казалось почти приятным, потому что я вся горела, а голова, казалось, вообще была готова взорваться. Слезы уже не жгли глаза, они застилали их мутной пеленой, сквозь которую я совсем не видела, куда иду. На грудь словно давил тяжелый камень, и я никак не могла нормально вздохнуть.

Слова лорда Нергарда смутили и напугали меня. Я не хотела его губить. Он нравился мне… во всех возможных смыслах, даже в тех, в которых я сама себе пока не отдавала отчета. И эти общность и единство, о которых он говорил, я тоже чувствовала. Но дело было не только в этом.

Я наблюдала за ним несколько месяцев. За тем, как он общается с людьми, как ведет себя. За все время он только один раз был близок к бешенству: в погибшей из-за нашей ошибки деревни. Все остальное время он был спокоен, вежлив, обходителен. Он обеспечивал нас всем необходимым, спокойно и деликатно, не заставляя чувствовать себя чем-то обязанными ему. Он заботился не только о своих гостях, но и о слугах, о людях, живущих на его землях. В деревне у подножия замка я ни разу не слышала о нем дурного слова, никто даже никогда не обсуждал то, что он колдун. Людей это не волновало.

Он казался человеком хорошим, достойным. Мужчиной, в которого нельзя не влюбиться. Пожалуй, сейчас я очень хорошо понимала Соланж. Но настойчивый голос в голове продолжал шептать: люди не всегда такие, какими они кажутся. И этот же голос повторял слова, которые сам лорд сказал накануне: «Я могу быть ограничен в чувствах, которые способен испытывать сам, но много читал о чувствах других людей. И знаю, к каким имеет смысл взывать».

Почему он рассказал о предсказании Аганарета только сейчас? Почему открылся мне именно сейчас? Он насмотрелся на свадебные торжества, и его самого потянуло на романтику? Или он узнал, что я видела его с Белой Ведьмой, и понимает, что теперь я могу дать советнику повод арестовать и казнить его?

Я не знала, чего боюсь больше: того, что погублю хорошего человека, или того, что он окажется не таким, каким я его себе представляю, а его слова о чувствах ко мне – ложью. Он ведь сам сказал, что не способен на любовь, но знает, как лучше манипулировать другими.

Все тревожные мысли и переживания были внезапно прерваны сильным, болезненным толчком в спину. Я непроизвольно вскрикнула, падая, тело пронзило незнакомой болью, от которой в глазах на мгновение потемнело.

Я быстро перевернулась на спину, потому что сил встать не было, а отбиваться, лежа на спине, удобнее. Но я успела лишь охнуть, когда женщина в белых бесформенных одеждах и с белыми волосами кинулась на меня, прижимая к земле. Вблизи она казалась худой, миниатюрной, но пальцы рук сжали мои запястья с такой силой, что показались стальными. Я попыталась скинуть Белую Ведьму, но не смогла даже пошевелиться. Оставалось только заглянуть в склонившееся надо мной лицо.

Даже ее глаза казались белыми, хотя я понимала, что таких не бывает, они были просто очень светлыми. Белая кожа как будто светилась в темноте ночи, поэтому я смогла рассмотреть то, что не заметила сквозь туман: все лицо Белой Ведьмы покрывали витиеватые линии, только на лбу их не было. Они выглядели светлее, чем те, что я видела на руке Нергарда, но они определенно были такими же.

Вот, что их связывает. Но что это? Какие-то линии силы? Или просто признаки… вида? Почему у Ведьмы они повсюду, а у лорда только под одеждой? Или он как-то маскирует те, что находятся на видимых частях тела?

– О, да, ты мне подходишь, – тихо прошелестела ведьма, отвлекая меня от разглядывания ее лица.

– Подхожу? – от страха мой голос прозвучал хрипло. – Для чего?

Она не ответила. Как будто и до этого разговаривала не со мной, а с кем-то другим. С собой, например.

Ее кожа засияла ярче, вокруг тела появился яркий ореол света. Он разрастался все больше и больше, пока не начал… отделяться. Ведьма закрыла глаза, а линии на ее лице вдруг поползли дальше – поднялись по виску и украсили лоб.

Я не понимала, что происходит, но чувствовала, что для меня ничем хорошим это не закончится. Предприняла еще одну попытку вырваться, скинуть Ведьму с себя, но снова ничего не вышло. Словно она была из камня и весила тонну.

Свечение тем временем продолжало отделяться, обретая форму человека, но внезапно все прекратилось. Белесый призрак снова слился с телом ведьмы, а сама она вскрикнула, отпустила мои руки и схватилась за цепочку на шее, которую я до этого не заметила. Она была совсем тонкой, на ней висел крошечный светящийся шарик, но сейчас казалось, что украшение душит хозяйку.

И только секунду спустя я поняла, что душит ее не цепочка, а нить заклятия. Кто-то дернул ее, стаскивая ведьму с меня. Я наконец смогла сесть. В нескольких шагах от меня стоял Охотник. Он накинул на шею ведьмы магическую петлю, похожую на обычную веревку, но сплетенную из невидимой энергии.

Ведьма растерялась ненадолго: тут же разорвала нить заклятия, освобождаясь, но атаковать Охотника не стала. Вместо этого выбросила вокруг себя черный дым, а когда тот развеялся – ее уже и след простыл.

Охотник мгновенно оказался рядом со мной, обнял за плечи, думая, что меня трясет от холода, хотя меня била дрожь от страха. По щекам снова потекли непрошенные слезы.

– Ты в порядке? Она тебе ничего не сделала?

Я покачала головой и сквозь слезы с трудом выдавила:

– Она такая же, как Нергард. Они действительно связаны…