- Найт!

Я вбежала в спальню и почти сразу остановилась как вкопанная.

Фарлаг стоял у раскрытого окна, подставив лицо весеннему ветру, который в это время суток был довольно прохладным. Зато он пах дождем и цветами, я почувствовала это даже у порога. Или мне так только показалось.

Сначала мне было страшно как-то обозначить свое присутствие, даже просто вдохнуть слишком громко. Мое воображение рисовало страшные картины того, как Фарлаг «ныряет» в пропасть за окном, и я судорожно пыталась сообразить, удержит ли его заклятие призыва или нужно какое-то другое.

А потом я все-таки позволила себе еще раз тихо выдохнуть его имя. На этот раз он услышал и оглянулся, удивленно уставился на меня. Только тогда я заметила в его руке сигарету. Еще не зажженную, но ведь не стал бы он доставать сигарету, чтобы выброситься из окна!

Он открыл его, просто чтобы покурить.

Я облегченно выдохнула, чувствуя две вещи: как слабеют колени и что я дура. Пальцы, сведенные словно судорогой, разжались, смятое письмо упало на пол. И я планировала последовать его примеру, но Фарлаг вовремя оказался рядом и сжал мои плечи, что дало мне возможность устоять.

- Тара, что с тобой? И что ты здесь делаешь?

Он смотрел на меня строго, но при этом... выжидающе. Как будто хотел услышать в ответ что-то определенное. Потом он заметил лист бумаги, который я уронила, и наклонился за ним.

- Это же мое письмо, - удивленно констатировал он, выпрямляясь. - Тара, это моя личная почта, зачем ты это читала?

Я прижала холодные руки к горящим щекам и закрыла глаза, которые постепенно перестали болеть. Кровь все еще стучала в висках, но уже тише.

- Я не хотела... Просто там было это вино... И это письмо... Я подумала... Древние боги, сама не знаю, что я подумала... - сбивчиво попыталась объяснить я, но потом заставила себя открыть глаза, посмотреть на него и опустить руки. - Я испугалась.

- Что я выброшусь в окно? - иронично уточнил он, уже едва заметно улыбаясь. - Тара, я все-таки Мастер Снадобий. У меня для прекращения моего утомительного существования заготовлено снадобье вечного сна. Гораздо проще и эффективнее. Однажды я просто усну и больше не проснусь. Никаких мучений.

- Но вы же не собираетесь делать это сейчас? - несчастным тоном уточнила я.

- В ближайшее время нет, - заверил он. - Я обещал тебе помочь найти отца и все выяснить. К тому же, мой отец только начал искать мне замену, я не могу бросить Лекс на произвол судьбы.

Дышать стало еще немного легче. По крайней мере, об этом можно было пока не волноваться.

- Это все Дорн, - попыталась объяснить я. - Он наговорил мне какой-то ерунды, а вас уже две недели никто не видел. Вы бросили преподавание, вы бросили... - у меня вырвался какой-то странный звук, за который мне стало неловко, но я все же договорила: - вы меня бросили.

Я уже не смотрела на него. На верхние, расстегнутые пуговицы как всегда немного мятой рубашки - да, но не на него. Комкала руками подол платья и неловко переминалась с ноги на ногу.

Он неторопливо сложил письмо и спрятал его в кармане брюк, потом шагнул ближе, снова сжимая мои плечи, коснулся губами лба, потом виска, скулы и наконец добрался до губ, но прижался к ним лишь на мгновение. Снова отстранившись, тихо пообещал:

- Я никогда тебя не брошу. Так или иначе, я буду рядом. Пока смогу.

- Но вы уходите из Лекса, - возразила я, недоверчиво глядя на него. - Я же видела письмо. И вы оплатили мое обучение до конца года.

- Все верно, - кивнул он, осторожно улыбаясь.

- Значит, вы решили все-таки сбежать, но без меня? - вопрос прозвучал как обвинение.

Продолжая улыбаться, он покачал головой. У меня появилось подозрение, что он посмеивается надо мной, но я пока не понимала почему. И меня это нервировало.

- Тогда почему вы уходите? - нетерпеливо спросила я.

- По той же причине, по которой все-таки расторг свой брак.

Я нахмурилась, все еще ничего не понимая, а он только покачал головой и закатил глаза.

- Тара, пока я ректор Лекса, а ты студентка, я не могу сделать тебе предложение, - с довольным видом заявил он. - Тебе учиться еще почти целый год, а я не знаю, что будет со мной даже через полгода.

Второй раз за этот день я поймала себя на том, что стою с глупо открытым ртом и смотрю на собеседника, не веря в то, что он говорит. Его заявление никак не укладывалось у меня в голове. И никак не вязалось ни с тем, что он говорил раньше, ни с тем, что он две недели избегал меня.

- Но если вы перестанете быть ректором, вам придется покинуть Лекс. А мне надо будет остаться учиться.

- Ты меня недооцениваешь, Тара, - он улыбнулся шире. - Семейные коттеджи в Лексе продаются. Их редко покупают, потому что это бессмысленное вложение в недвижимость, но Блэк, например, свой выкупил еще на второй год работы здесь. Так что я купил себе один. И останусь тут жить. Это произойдет независимо от твоего решения.

Я все еще не знала, что сказать, поэтому только растерянно хлопала ресницами. Улыбка Фарлага заметно померкла, он нахмурился. Его руки скользнули вниз и сжали мои ладони.

- Тара, послушай, я помню все, что говорил. И я помню, как ты отреагировала на перспективу выйти за меня замуж. Я понимаю, что для тебя все это слишком быстро и ты наверняка не планировала выходить замуж так рано. Но это же не навсегда. Я не знаю, сколько активной жизни мне осталось - полгода, год - я не успею слишком сильно тебе надоесть. К тому же ты продолжишь учиться, просто будешь жить не с Реджиной, а со мной. Но ты станешь Фарлаг, частью моей семьи. Когда я объясню отцу, что ты для меня значишь, он полюбит тебя. И он никогда тебя не оставит. Поверь, это дорогого стоит. Он чудесный человек.

- Вы мне предлагаете стать вашей женой, но почему-то расписываете прелести положения вашей вдовы, - вырвалось у меня. - Как-то это неправильно...

Он погрустнел еще заметнее и сжал мои ладони еще сильнее.

- Я хотел бы предложить тебе то, что предлагают в нормальных ситуациях. Детей, которые будут похожи на нас, быть тебе опорой во всем и всегда, стареть вместе и прочее, но не могу. И мне поначалу казалось, что это ставит крест на всех возможностях для нас, пока я не понял кое-что важное. Я люблю тебя. И мне есть, что тебе предложить. Я могу осуществить все твои мечты. Ты закончишь Лекс, ты сможешь стать Мастером, объехать весь мир, оба мира! Ты сможешь попробовать все, что захочешь. И всегда будешь сама выбирать, с кем водить дружбу, а с кем нет. И у тебя будет отец, который будет любить тебя как родную. У тебя будет все. Даже дом у моря. Я уверен, ты полюбишь море, - он тихо рассмеялся каким-то своим мыслям и покачал головой. - Хочу, чтобы ты понимала: все это будет у тебя, даже если ты не выйдешь за меня замуж. Я изменил завещание, оно теперь полностью в твою пользу. Алисия не сможет его оспорить, мои отец и брат не станут, об этом я позабочусь. От того, что ты решишь, будет зависеть только то, как мы проведем следующий год. Может быть, два. Тебе не обязательно давать ответ сейчас, все равно мы не сможем пожениться, пока мне не найдут замену. А мне надо будет убедить отца в том, что я не собираюсь покончить с собой, чтобы он сделал это поскорее. Ты можешь пока подумать. Но если ты была готова отдать за меня целую жизнь, значит, я тебе не безразличен? Тара, умоляю, скажи, хоть что-нибудь. Хотя бы моргни, если слышишь меня...

Я рассмеялась, сбрасывая с себя оцепенение. Высвободила руки, но только для того, чтобы обнять его.

- Скажи это еще раз, - попросила я, понимая, что перестать улыбаться смогу теперь не скоро.

- Все? - с притворным ужасом уточнил он.

Я покачала головой.

- Нет. Там было кое-что важное.

Он наконец улыбнулся снова и с готовностью повторил:

- Я люблю тебя.

- Тебе достаточно было сказать только это, чтобы я согласилась.

Я поразилась тому, как спокойно и уверенно прозвучали мои слова. Ни спокойствия, ни уверенности в тот момент я не испытывала. Меня внутренне колотило. От волнения? От страха? От предвкушения? Я не знала. Но я знала, что его улыбка стоила моего согласия. Если он будет счастлив оставшееся ему время, если это поможет ему дольше бороться с проклятием - это стоит моего согласия. Уходя со своей вечеринки, я, наверное, еще сомневалась, действительно ли люблю его, но за ту страшную минуту, что я провела в его гостиной, глядя на откупоренную бутылку вина и читая письмо, я убедилась в этом.

Он наклонился, чтобы поцеловать меня. Отросшая щетина вновь кололась и царапалась, делая его поцелуй сладко-больным. Но если задуматься, такими были и наши отношения с самого начала. Сладкое предвкушение первой любви переплеталось в них с горечью любви последней.

- Чуть не забыл: с днем рождения, - прошептал он, ненадолго прерывая поцелуй.

- Спасибо, - так же тихо прошептала я в ответ, а мои руки, которыми до этого я обнимала его за шею, сами собой скользнули сначала на плечи, а потом - по его груди.

Все еще холодные после пережитого испуга ладони чувствовали жар его тела даже сквозь ткань рубашки. Это рождало в голове воспоминания о ночи после бала, когда я первый раз помогала ему. Тогда я чувствовала его кожу своей, никаких препятствий между нами не было. Я поняла, что хотела бы испытать это снова, но рубашка мешала. Рубашка очень мешала.

Пара верхних пуговиц была расстегнута, но это открывало доступ лишь к небольшому кусочку кожи, поэтому я коснулась его не рукой, а губами. Фарлаг шумно вдохнул.

- Осторожно, Тара, - прошептал он мне на ухо. Его дыхание обжигало и щекотало одновременно, как той ночью, когда уже он спасал меня от проклятия. - Я не железный. И не настолько проклят.

- Тебе не понравилось? - нервно поддела я, понимая, что соблазнительница из меня получается так себе.

- Боюсь, мне слишком сильно это нравится. Настолько, что держать себя в руках становится почти невозможно.

- Так не держи...

И снова шумное дыхание, глубокий поцелуй, обжигающе горячие ладони на моих щеках. Я отвечала, прижимаясь к нему сильнее и давая понять, что мои слова значили именно то, что он услышал.

Я даже не поняла, когда он успел расстегнуть молнию у меня на спине. Заметила это, только почувствовав, что между моей спиной и его рукой преград уже не осталось.

- Уверена, что действительно хочешь этого? А не опять «если очень надо, то я могу»? - насмешливо поинтересовался он, скользя подушечками пальцев вдоль моего позвоночника, едва касаясь и снова вызывая мурашки.

Я на мгновение отстранилась от него. Успела заметить, как во взгляде промелькнуло огорчение. Как у ребенка, которого поманили конфетой, а потом ее спрятали. Я не смогла сдержать улыбку. А потом решительно стянула платье с плеч, и оно упало к моим ногам.

Стало вдруг холодно и немного страшно. Внушаемые мне годами истины - о том, что это стыдно, - на мгновение подняли голову. Я испытала почти непреодолимое желание прикрыться, вернуть платье на место. И только то, что в спальне царил полумрак, позволило мне удержать себя.

Мне показалось, его глаза стали еще темнее. А когда он снова прикоснулся ко мне, жадно целуя, поняла, что черта пройдена и возврата назад уже не будет.

Но я и не хотела никуда возвращаться. Мне нравилось чувствовать себя желанной. Нравилось ощущать его прикосновения. Нравилось прикасаться к нему. Нравилось, что он смотрит на меня. И еще больше нравилось смотреть на него. Ощущать дрожь во всем теле от прикосновений губ в самых неожиданных местах, задыхаться от острого, незнакомого наслаждения, разгоняющего сердце и кровь до немыслимых скоростей, и до боли закусывать губу, чтобы удержать стон, но все равно терпеть в этом поражение.

Где-то там, посреди вихря незнакомых ощущений и сводящих с ума эмоций, были и момент пронизывающей боли, и момент заслоняющего собой все экстаза. Все смешалось, и мне было трудно отделить одно от другого: сладость от боли, горечь от счастья, себя от него.

Да и не хотелось.