Джерри и Симми Хейвлок завтракали в саду. Джерри протянул руку, взял со стола газету, раскрыл и замер: с разворота на него смотрела Оливия. Фотограф «Гардиан» запечатлел ее в тот момент, когда она, закинув голову и распахнув руки, будто желая заключить в объятия весь мир, беззаботно смеялась. Джерри даже показалось, что он слышит ее мелодичный смех.

Он пробежал глазами статью под фотографией и заявил:

– Невероятно! – Поднявшись с места, он обошел вокруг стола, вручил газету жене и сказал: – Сегодня буду поздно, так что к обеду не жди.

Прежде чем Симми успела сказать хоть слово, Джерри уже шагал прочь.

Автомобиль Джерри стоял на подъездной дорожке у входа в особняк. Он торопливо распахнул дверцу, уселся за руль, и машина тронулась с места. Старший садовник Прингл бросился открывать ворота. Джерри помахал ему рукой и, проезжая мимо, одарил самой любезной улыбкой, на какую только был способен. Прингл снял кепку и, заглянув в салон, произнес:

– Доброе утро, сэр!

– Доброе утро, Прингл. Не останавливаюсь, потому что опаздываю.

Прингл глянул на часы и в недоумении покачал головой. Хозяин явно что-то напутал, поскольку выехал из ворот даже раньше, чем обычно. Джерри был удивительно пунктуален и все двадцать лет, что Хейвлоки прожили в Сефтоне-под-Горой, выезжал из дому в одно и то же время.

Симми Хейвлок взяла газету и стала читать об Оливии. Прочитав, сразу же подумала о своем сыне Рейфи. Боже, как же он любил эту женщину! И наивно полагал, что она тоже его любит. Впрочем, Оливию любили все Хейвлоки, и, хотели они того или нет, эта женщина вошла в их жизнь, чтобы остаться в ней навсегда.

Оливия обладала удивительным свойством: умела проникать глубоко в душу. Чем чаще вы с ней встречались, тем больше стремились к общению. В ней имелось все то, чего не хватало вам в повседневной жизни и о чем вы страстно мечтали, хотя и не отдавали себе в этом отчета. Симми задумалась: ну почему она не раскусила эту натуру раньше? До того, как Оливия, Рейфи и Джерри предали ее и стали ей лгать, лицемерно скрывая горькую правду.

Прежде чем Оливия отняла у нее Джерри и Рейфи, она любила их – слепо, безрассудно, не задавая вопросов и ничего не требуя взамен. Она и теперь их любила, но уже с оглядкой. А как же ее любовь к Оливии? Ведь она, Симми, тоже поначалу ее любила! Что ж, это чувство было растоптано и отброшено в сторону, как негодная ветошь, и не Симми, а стараниями главных мужчин в ее жизни – мужа и сына. Все это она давно им простила, хотя ничего не забыла. С тех пор никто из Хейвлоков никогда не заговаривал о том, что случилось. Со временем нанесенные Оливией раны затянулись. Уже несколько лет члены семейства Хейвлок упорно делали вид, что ничего особенного тогда не произошло.

Нежная, добрая и заботливая Симми Хейвлок была прекрасной женой и матерью. Не жалея сил, она трудилась также на благо всех бедных и страждущих и раз в году в целях благотворительности открывала для посещения свой уникальный сад площадью в семь акров, который на протяжении уже более полувека неустанно возделывал восьмидесятилетний Прингл.

Смяв газету в комок, Симми швырнула ее в корзину для мусора.

Преподобный Эдвард Хардкасл узнал об обвинении Оливии отнюдь не из газет. Эту информацию он почерпнул от мясника, мистера Эванса, который, в частности, сказал:

– Бедная девочка… И такая красивая, правда? Знал ее, можно сказать, всю жизнь. То, что о ней пишут, викарий, ложь и клевета. В смерти этого иностранца она виновна не больше, чем я. – С этими словами он протянул викарию свежий номер газеты «Миррор».

То, что викарий прочитал, поразило его, и он подумал: мистер Эванс, пожалуй, прав. Оливия, вернее, та Оливия, которую он, викарий, знал, на подобную жестокость не была способна. Забрав у мясника сверток с беконом, преподобный отец пошел домой. По дороге он думал об Оливии и о том, что сейчас она в бегах и ее ищет полиция. Викарий отлично помнил, какую невероятную, всепоглощающую страсть испытывал к этой женщине и каких титанических усилий ему стоило избавиться от этого чувства, когда Бог в его сердце победил вожделение.

Лилит Хардкасл не догадывалась об эротических фантазиях мужа, хотя он лелеял их в своем сознании на протяжении многих лет. Если бы она могла представить, что происходило в голове ее любимого Эдварда, которого, как ей казалось, она знала как свои пять пальцев, у нее случился бы шок, от которого она не оправилась бы до конца своих дней.

Хардкаслы считались в деревне оплотом мудрости и добродетели, они денно и нощно трудились на благо своей паствы. У Эдварда и Лилит было шестеро детей, которые уже выросли и учились в университете. Когда все они приезжали на каникулы к родителям, домик викария наполнялся весельем. Преподобного Хардкасла и его семью окружала аура любви, стабильности и довольства. Каждый стремился войти в их семейный круг на правах своего человека, и Оливия в этом смысле не была исключением.

Когда у преподобного бывало свободное время, он забегал в «Фокс», чтобы пропустить стаканчик. Оставив белый воротничок священнослужителя дома и прикрыв голову соломенной шляпой сельского философа, викарий вел с завсегдатаями заведения нескончаемые беседы о политике и судьбах мира. Он располагался за круглым столиком рядом с баром. Компанию ему обычно составляли его жена Лилит, Джерри Хейвлок или владелица чайной мисс Марбл, которая обычно бывала немногословна: только здоровалась, когда приходила, и прощалась, когда покидала заведение. Частенько к ним подсаживались двое отставных военных – генерал и адмирал, вечно готовые спорить по любому поводу.

Оказавшись дома, викарий сразу двинулся на кухню, где хлопотала его жена. Передавая Лилит сверток с беконом, Эдвард в нескольких словах поведал ей о трагическом происшествии с леди Оливией. Услышав новость, Лилит пришла в ужас. Налив мужу кофе и присев рядом с ним за стол, она сказала:

– Не верю я, что Оливия на такое способна. Надо сделать все от нас зависящее, чтобы помочь ей опровергнуть это абсурдное обвинение.

– Уж и не знаю, чем при подобных обстоятельствах мы можем ей помочь, – пробормотал Эдвард.

– Как это чем? – удивилась Лилит. – Ты, как глава прихода, можешь и должен дать ей характеристику. Положительную, разумеется. И отослать эту бумагу, куда надо.

– Давай не будем торопиться. Если наша помощь Оливии понадобится, она обязательно к нам обратится. Знает же, что мы никогда не откажем ей в содействии. А пока лучше держаться от этого дела в стороне и раньше времени не высовываться, – возразил жене викарий.

Лилит поднялась со стула и направилась к плите. Готовя завтрак, она продолжала размышлять о случившемся. Эдвард просто обязан помочь Оливии! Лилит никак не могла взять в толк, отчего он вдруг заколебался. Не в его характере было выжидать, когда появлялась хоть малейшая возможность свершить благое дело.

В кухне запахло яичницей с беконом. Этот, казалось бы, совершенно обыкновенный и не имевший никакого отношения к происшедшему запах тем не менее вызвал к жизни целый поток мыслей и воспоминаний.

– Ей всегда нравилась моя яичница, помнишь, Эдвард? Когда Оливия оставалась у нас ночевать, наутро они с нашей Бесс уплетали ее за обе щеки как самое изысканное лакомство. Давай, Эдвард, помолимся за девочку, чтобы там, где она сейчас, ей было хорошо. И чтобы рядом с ней всегда были друзья… Нет, тебе просто необходимо как-нибудь с ней связаться и дать знать, что она может на нас рассчитывать. Боже, а как расстроится Бесс, когда узнает об этом! Ведь они всегда были очень дружны.

– Оливия давно отдалилась от Бесс и от других наших детей, Лилит. Давай сначала выясним, что произошло на самом деле, а уж потом начнем создавать группу поддержки. Мы должны молиться, чтобы Оливия одумалась и сдалась властям. Ведь надо же доказать свою невиновность, верно? Так было бы лучше для всех нас. Живем мы здесь замкнуто, в мире и покое. А представляешь, что будет, когда сюда наедут полицейские и начнут задавать вопросы? Детективы всем нам души наизнанку вывернут, про журналистов я уж и не говорю. Конец тогда и тишине, и покою – вот что я тебе скажу!

– Да, тебе сегодня будет о чем посудачить с приятелями в пабе, – только и сказала Лилит в ответ на взволнованный монолог мужа.

Эдвард подцепил с тарелки крохотное солнышко желтка и ломтик бекона и отправил все это в рот.

– Вон мисс Пламм на велосипеде едет. К мяснику, должно быть, направляется. А вот и Джетро со своими собаками – наверняка кроликов ходил стрелять, – заметила миссис Хардкасл, выглянув в окно.

Джетро ворвался в дом, даже не удосужившись постучать в дверь. Швырнув кроличьи тушки на кухонный стол, он сказал:

– Доброе утро. Решил вам кроликов занести. Их потушить можно или замариновать в уксусе и оливковом масле, а потом запечь на решетке – очень вкусно получается… Как у вас яичницей аппетитно пахнет! Прямо слюнки текут.

Лилит бросила на сковородку еще четыре ломтика бекона.

– Может, позавтракаете с нами, Джетро?

– Не откажусь.

Джетро вел себя так, будто заходить к Хардкаслам запросто было для него самым привычным делом. Но поскольку ничего подобного в реальности не наблюдалось, Эдвард и Лилит расценили его визит как весьма странный – это как минимум. Конечно, Джетро бывал у них в доме, и не раз, но только тогда, когда его приглашали.

Джетро как хозяину паба не было цены, но человеком он считался, в общем, аморальным: не гнушался нарушать закон, крепко выпивал и волочился за женщинами. А со своими подружками он обращался не лучшим образом. Синяки и кровоподтеки, которые время от времени появлялись на лице и руках его нынешней любовницы, барменши «Фокса» Ханны Брайт, служили тому наглядным примером.

– Спасибо за кроликов, Джетро. Но, по-моему, им самое место на кухне «Фокса», – сказал Эдвард.

– Сегодня мне повезло. Застрелил больше, чем требовалось для рагу. Мда… хм… вы слышали о брошенной на дороге в Сефтон-Парк машине и о скандале, связанном с леди Оливией? Я позвонил в лондонский участок, где раньше работал, и навел справки. Похоже, она и впрямь убила принца и скрылась с места преступления. Думаю, в конце концов ее поймают. К этому делу уже подключился Интерпол. Сегодня у меня в пабе яблоку негде будет упасть: все придут, чтобы обсудить новость.

– Надеюсь, вы, Джетро, не сказали своим приятелям ничего лишнего? Не стоит привлекать к нашему местечку внимание полиции.

– Ничего я им не сказал. Но и вы держите рот на замке. Если Оливию в ближайшее время не арестуют, сюда понаедут люди из Скотленд-Ярда и начнут задавать всем каверзные вопросы и выяснять что да как. Предлагаю вам, не откладывая, изложить на всякий случай на бумаге, где вы и ваша жена были вчера вечером. К тому времени когда сюда нагрянет полиция, вы можете об этом и забыть, а на такие вопросы надо отвечать сразу и без малейших колебаний. А в том, что сюда нагрянет полиция, можете не сомневаться: у Оливии здесь было много друзей, и рано или поздно в Скотленд-Ярде об этом пронюхают.

Покончив с едой, Джетро поблагодарил Лилит и без лишних слов удалился, с силой хлопнув дверью.

– Странный все-таки тип этот Джетро. Ведет себя так, будто мы с ним закадычные друзья. Входит в дом, даже не постучавшись, кроликов вот принес. Что-то я не припомню, чтобы он прежде чем-нибудь нас одаривал. Уверена, кролики – только предлог, чтобы зайти к нам в гости. Кроме того, мне не верится, что его так уж сильно волнует наше алиби, хотя он и разыграл перед нами целое представление, – заметила Лилит.

– Похоже, алиби он себе обеспечивал. Продемонстрировал нам, что ночью ходил на охоту кроликов стрелять. А эти тушки – материальное, так сказать, тому подтверждение, – произнес Эдвард, приподнимая за ногу одного из убитых зверьков.

Джетро по крайней мере не соврал в одном. В тот вечер «Фокс» действительно был забит до отказа. Говорили о брошенной на дороге машине, о полицейских, которые приехали прочесывать лес, ну и, конечно, о леди Оливии. Большинство присутствующих пришли к выводу, что Оливию обвинили в убийстве ошибочно. Не такая это женщина, чтобы людей убивать.

Старший следователь Хэрри Грейвс-Джонс сидел у себя за столом в Новом Скотленд-Ярде и размышлял над делом, которое ему только что поручили. С одной стороны, льстило, что расследование убийства доверили именно ему, с другой – он не сомневался, что расследование привлечет повышенное внимание общественности. Да и как могло быть иначе, если речь шла об убийстве иностранного принца и о красавице аристократке, бесследно исчезнувшей с места преступления? Кроме того, дело косвенно затрагивало интересы представителей высшего общества, в нем смешались большие деньги, секс и политика. Хэрри не сомневался, средства массовой информации станут пристально следить за ходом расследования и смаковать каждую его деталь, а стало быть, не спустят глаз и с него, Хэрри.

– Это дело – настоящий лакомый кусочек для всех ублюдков с Флит-стрит! – громогласно заявил он.

Комиссар, который сидел на вертящемся стуле и смотрел в окно, после этого заявления вздрогнул, крутанулся и вопросительно посмотрел на старшего следователя.

– Извините, сэр. Так сказать, мысли вслух. Подумал вдруг, что все эти газетенки… «желтая пресса»… парни с Флит-стрит… попытаются выдоить из этого дела все, что только возможно, – сказал Хэрри.

В ответ комиссар разразился небольшой, но прочувствованной речью о том, что ждет от группы Грейвс-Джонса безупречного проведения следствия и задержания преступницы. Комиссар отметил, что дело осложняется тем, что касается особы наследного принца одной из арабских стран. Это означало, что в ход расследования постоянно будет вмешиваться правительство иностранного государства, которое, чтобы ускорить следствие, начнет давить на министерство иностранных дел, а министерство, в свою очередь, станет нажимать на него, комиссара.

Поскольку в словах начальника не содержалось ничего нового, Хэрри слушал его рассуждения вполуха. Тот между тем приступил к заключительной части своего выступления и выразил уверенность в скорейшем завершении расследования. По мнению комиссара, это был вопрос дней, в крайнем случае недель.

Комиссар зашел в кабинет Хэрри после инструктажа, который счел нужным провести для сотрудников старшего следователя. Их было ровным счетом тридцать семь, и от них требовалось заглянуть чуть ли не в каждый дом в районе Мейфер и опросить жителей. Комиссар надеялся получить важные для следствия улики в течение ближайших нескольких часов.

– В этом деле, Хэрри, фактор времени является решающим. Надеюсь, вы уже разослали ориентировки на леди по вокзалам и аэропортам?

– До сих пор никто ее не видел. Она как сквозь землю провалилась. Но у женщин, подобных леди Оливии, обычно множество друзей. Вполне вероятно, что она все еще в Лондоне и отсиживается у кого-нибудь из своих приятелей или подруг. Существует также возможность, что друзья успели вывезти ее за пределы страны. К примеру, на яхте или на частном самолете.

Пока они разговаривали, Хэрри не отводил глаз от портрета леди Оливии, стоявшего у него на столе. Она была чудо как хороша. Сквозь холодную, классическую красоту английской аристократки проглядывали свойственные натуре этой женщины пылкость и страстность. Лед и пламя – именно так! Хэрри взял эту фотографию с крышки рояля в апартаментах Оливии в Олбани, что на Пиккадилли. Олбани был одним из самых престижных и дорогих жилых комплексов в самом центре Лондона.

– В данном случае, сэр, мы имеем дело с необычной преступницей, – заметил Хэрри. – Она из высшего общества, а его представители чужаков в свой круг не допускают, при малейшей попытке властей сунуть нос в их дела эти люди тесно смыкают свои ряды. Друзья леди Оливии, ее воздыхатели и англофилы-арабы, с которыми она общалась, вряд ли окажут нам помощь в расследовании. Скорее, они станут всячески ему препятствовать. Нам придется действовать как в вакууме и полагаться исключительно на свои силы.

– Потому-то я и поручил расследование этого дела вам, Грейвс-Джонс. Вы знаете, как общаться с такого рода публикой. Ваши методы, возможно, отличаются от общепринятых, но результатов вы неизменно добиваетесь высоких. Ведите следствие по этому делу, как сочтете нужным. Главное – арестуйте преступницу. Я же со своей стороны буду оказывать вам всемерное содействие и постараюсь оградить вас от преследований журналистов.

С этими словами комиссар поднялся с места. То же самое сделал Хэрри. Мужчины пожали друг другу руки, после чего комиссар вышел из комнаты. Хэрри снова опустился в кресло, взял в руки фотографию в серебряной рамке и некоторое время пристально разглядывал снимок. Он хотел, чтобы образ этой женщины, ее черты засели у него в подсознании. Детектив надеялся, что ему удастся проникнуться чувствами Оливии, научиться мыслить, как она, смотреть на мир ее глазами. Это помогло бы ему просчитать ее действия в связи с обстоятельствами побега и предугадать ее дальнейшие поступки. Хэрри полагал, что если в своем воображении он влезет в кожу преступницы, то поймать ее не составит труда.

Детектив знал, что в течение самого ближайшего времени на него обрушится лавина телефонных звонков. Будут звонить разные психи, а также добровольные помощники полиции. «Добрые самаритяне», как называл их Хэрри. Все они станут утверждать, что видели леди Оливию, или предлагать свои версии происшедшего. И все эти сведения ему, Хэрри, придется проверять. Даже если ничтожно малая часть этой информации окажется достоверной, это будет большой удачей для следствия.

Хэрри снял трубку, позвонил в зал, где сидели оперативники, и вызвал к себе двух молодых детективов – Джо Сиксмита и Дженни Салливан.

В кабинет начальника они вошли вместе. Хэрри уже приходилось иметь дело с этими молодыми людьми, и они втроем неплохо сработались. Сиксмит и Салливан тоже успели оценить своего шефа, который считался одним из лучших детективов Нового Скотленд-Ярда. Он обладал острым умом, отличался нестандартным подходом к делу и хорошо знал английское высшее общество, куда и сам был вхож. Между собой молодые детективы называли его Джентльмен, или Джент, поскольку Хэрри происходил из хорошей семьи, окончил Кембридж и носил элегантные костюмы и крохотную белую орхидею в петлице. Сиксмит и Салливан, которые не сталкивались прежде с такими оригинальными людьми, как старший следователь, смотрели на него снизу вверх и старательно копировали его манеру ведения дел, не без основания полагая, что это поможет им лучше справляться со своей работой. Короче говоря, они любили Хэрри за его человеческие качества и уважали как непревзойденного детектива.

– Что-нибудь новенькое узнали? – спросил Хэрри у своих подчиненных.

– Ничего достойного внимания, шеф, – отрапортовал Джо Сиксмит.

– Дженни, отправьте подкрепление нашим сотрудникам, которые опрашивают свидетелей. Пусть ходят от дома к дому и задают вопросы всем подряд, не пропуская ни единой живой души. Кроме того, прикажите им расширить территорию поисков вплоть до Найтсбриджа, Белгрейв-сквер и Челси. Если наша «прекрасная леди» все еще в Лондоне, то нашла убежище в одном из этих районов. Пошлите также сотню полицейских на патрулирование улиц. Время работает на эту даму, так что нам нужно поторапливаться. Если выяснится, что эту особу кто-нибудь видел, сразу же поставьте меня в известность. Я буду обедать у себя в клубе, куда вы, Джо, сейчас меня отвезете. Да, Дженни, чуть не забыл! Обойдите магазины на Бонд-стрит. Выясните, не заходила ли туда в последнее время леди Оливия, а если заходила, то с кем. Вы, Джо, пройдитесь по ресторанам, в которых она бывала. Вот вам список. Начните с «Сан-Лоренцо» и бара «Харри».

Клуб, где обедал Хэрри Грейвс-Джонс, назывался «Брукс». Его членами в свое время были отец Хэрри, его дедушка и прадедушка. Пребывание Хэрри в «Бруксе» обеспечил дядюшка Рэймонд, который, пока был жив, заплатил за него членские взносы на много лет вперед.

Дядюшка Рэймонд, родной брат отца Хэрри, был старым холостяком, ставил свою свободу превыше всего и так никогда и не женился. Рэймонд, почтенный судья Верховного суда, вел уединенную жизнь, но иногда, если жизнь затворника ему вдруг надоедала, выбирался в свет. Он обожал племянника и, когда Грейвс-Джонс-старший умер, заменил Хэрри отца. Матери же Хэрри не знал вовсе, поскольку она умерла вскоре после того, как дала ему жизнь. Отец Хэрри очень любил жену и, когда она отошла в лучший мир, не одарил своей привязанностью больше ни одного человека, даже собственного сына, к которому относился почти равнодушно, хотя и был довольно щедр.

Помимо членства в клубе, дядюшка Рэймонд обеспечил своего племянника еще и жильем: оставил ему по завещанию свои роскошные апартаменты в Олбани. Это было огромное здание времен короля Эдуарда с внутренним двориком и чугунными воротами, которые ограждали его от вторжения случайных прохожих с улицы. В Олбани, как в загородном поместье, имелась подъездная дорожка, а у парадных дверей стоял швейцар в дорогой ливрее. В этом комплексе проживали многие знаменитости, и, что самое интересное, там же находились апартаменты леди Оливии Синдерс, о чем Хэрри не имел ни малейшего представления до тех пор, пока ему не поручили это дело. Если разобраться, ничего удивительного в этом не было: обслуживающий персонал здесь был вышколен на диво и умел держать язык за зубами, оберегая покой, частную жизнь и секреты жильцов.

Хэрри лишний раз убедился в этом, когда, переговорив со швейцаром, получил от него лишь ключ к дверям апартаментов Оливии и заверения в том, что «леди редко бывала дома». Судя по всему, коридорные тоже были от Оливии без ума и тщательно хранили ее тайны. Все они в один голос утверждали, что о частной жизни леди Оливии знали только из газет, а потом тоже чуть ли не хором добавили, что не верят, будто она убила принца.

Поскольку Хэрри всех этих людей знал лично уже не один год, ему ничего не оставалось, как утвердиться в мысли, что большего от прислуги ему не добиться. Раздувать всякого рода скандалы было не в духе Олбани, и обслуживающий персонал, как и администрация здания, привычно делал вид, что здесь все спокойно и ничего предосудительного не происходит.

В «Бруксе» Хэрри расположился за отдельным столиком и принялся за еду. При этом он не забывал посматривать на посетителей и прислушиваться к разговорам, которые они вели. Связанный с именем леди Оливии скандал разрастался и уже затронул умы представителей высших сфер. По крайней мере во всех закрытых клубах обсуждению дела леди Оливии ежедневно уделялось никак не меньше пяти минут. Хэрри заканчивал обед и уже приступил к пудингу с джемом, когда получил первый бит конкретной информации по делу Оливии.

– Чудная, чертовски привлекательная девушка, – прозвучал мужской голос у него за спиной. – Бухананы из Сефтон-Парка были с ней просто неразлучны. Не приходится сомневаться – эта трагедия будет для них ударом, особенно для сестер. Вот если бы Оливия после убийства отправилась к ним, ей бы ничего не угрожало: уж Бухананы об этом позаботились бы. Оливия всегда общалась с избранными, потому что сама была отмечена Богом. Бухананы принадлежат к элите, знают, кто чего стоит, и не позволят такой звезде, как Оливия, закатиться, не важно, совершила она убийство или нет. Но я так думаю: глупо было с ее стороны пускаться в бега. Что бы там ни случилось с принцем, она должна была остаться на месте и дать показания. Трусливый все-таки поступок – я побег имею в виду.

– Ты думаешь, это она убила принца, Арчи?

– Рано утверждать что-либо. Однако я так рассуждаю: если Оливия это и сделала, то по той только причине, что ее жизни угрожала опасность. А вообще грязная это история, как на нее ни посмотри.

Хэрри доел пудинг, взял чашку с кофе и отправился в гостиную. Неторопливо потягивая горячий ароматный напиток, он размышлял о прекрасной леди Оливии и о том, как ему быть дальше. Решение пришло неожиданно. Хэрри поставил чашку на столик, поднялся и вышел из клуба: он решил еще раз съездить в апартаменты Оливии в Олбани и тщательно все там осмотреть.