Сент-Джеймс, Лонг-Айленд, 1969 – 1974 годы

Жизнь в «Голландии» продолжалась. Автобусы с детьми, желавшими посмотреть на лошадь, о которой они читали, останавливались у ворот. По утрам Снежок сам уходил на пастбище. По вечерам он возвращался в конюшню, иногда перепрыгивая изгородь. Даже теперь, когда они уже были подростками, дети де Лейеров любили проводить время со своим любимцем. Как и ее старшие братья и сестры, Анна-Мари училась верховой езде на спине добродушного серого.

Гарри завел себе привычку по вечерам, когда он с учениками обговаривал, как прошел день, делать это рядом со стойлом Снежка. Разговаривая, он гладил или чесал лошадь по холке.

Через руки Гарри к этому времени прошло много лошадей. Он находил другие таланты и передавал их в другие руки. Шеф и Гэрриет тоже начали выступать на выставках, и теперь среди призеров часто оказывалось несколько лошадей, принадлежащих де Лейерам.

Жизнь продолжалась.

Но однажды осенью 1974 года, когда Гарри зашел на конюшню, он не увидел морды Снежка. Обычно конь выглядывал поверх двери, прислушиваясь к шагам хозяина.

Гарри забеспокоился. Каждое утро, все время, пока они были вместе, он слышал тройное ржание, которым Снежок приветствовал его. Сегодняшняя тишина была жуткой.

Гарри подошел к стойлу и заглянул в него, опасаясь, что лошадь, возможно, лежит, – это всегда тревожный признак. Снежок стоял к Гарри задом, лишь повернул голову на звук его голоса. Что-то было не так.

Гарри осмотрел лошадь и обнаружил, что ее ноги отекли и сейчас напоминали слоновьи. Ее большая голова поникла, а в некогда дружелюбных глазах читалось безразличие. Он был стар, сейчас ему было уже двадцать шесть, но до сегодняшнего дня он не имел проблем со здоровьем. Гарри поднял трубку телефона в конюшне и позвонил ветеринару, попросив его приехать как можно скорее.

Гарри и Дик Фредерикс были друзьями, и он доверял ему, но сейчас Гарри нервно мерил конюшню шагами, пока ветеринар осматривал лошадь. Доктор Фредерикс вышел из стойла, качая головой. Гарри видел печаль на его лице.

– Это почки, – сказал он. – Лошадь уже стара. Она прожила хорошую жизнь.

– Что можно сделать?

– Постарайся, чтобы ему было удобно. Если страдания станут невыносимы – может, стоит подумать о том, чтобы усыпить его.

Гарри хотел услышать совсем не это. В последующие двое суток Гарри днем и ночью неотлучно находился при лошади, но все уже было ясно. Лошадь умирала. Ей было слишком больно, от боли она не могла ни есть, ни двигаться. Гарри стоял рядом, шепча ему на ухо, уговаривая съесть что-нибудь. Но, глядя в глаза лошади, он все понимал. Годы назад, в тот зимний день в Нью-Холланде, Гарри посмотрел в глаза Снежка и увидел там жажду жизни, желание быть свободным; он не мог тогда игнорировать этот взгляд. Видевший смерть и разрушения под марш нацистских захватчиков, Гарри знал, сколь сильна бывает воля к жизни. Теперь, стоя рядом с лошадью, он видел правду в ее глазах. Это была хорошая лошадь, прожившая хорошую жизнь. Она была готова уйти из нее. Он смог лишь кивнуть ветеринару. Они вывели Снежка на пастбище, на то место под соснами, где он любил стоять. Гарри не был слабым человеком. Он повидал немало страданий, он заботился о многих лошадях, которые были ранены, которым было больно. Но все понимали, что Гарри не хочет быть здесь. Если это должно случиться – пусть, но он не хотел этого видеть. Когда нужно было вывести лошадь из конюшни, она не двигалась. Она просто стояла там и ждала, будто давно решила, что только один человек может это сделать. И Гарри знал, что это справедливо. Давным-давно они дали друг другу обещание на заснеженной парковке рядом с аукционной площадкой. Снежок последовал за ним, когда он в первый раз вывел его из грузовика, и последовал за ним в Мэдисон-сквер-гарден под свет прожекторов и гром аплодисментов.

Держа лошадь за веревку, Гарри вел ее на любимое пастбище, шаг за шагом.

Ветеринар ждал под соснами. Когда серый закрыл глаза в последний раз, Гарри был там, он гладил его шею.

Лошадь – большое животное, и, чтобы похоронить его, нужна большая яма. Гарри и его мальчики вспотели, пока выкопали ее.

Когда все было кончено, Гарри вернулся на конюшню и сел в грузовик.

Он уехал и не возвращался два дня.