Сент-Джеймс, Лонг-Айленд, 1956 год

Гарри заключил сделку и обеднел на восемьдесят долларов. Теперь настала пора отправляться домой. Водитель грузовика тоже направлялся в Нью-Йорк – на скотобойню в Носпорте, недалеко от Сент-Джеймса. Цена восемьдесят долларов включала также и доставку лошади до конюшни Гарри. Десять долларов оказались достаточным аргументом, чтобы мясник пощадил лошадку. Гарри оставалось только отправиться обратно в своем видавшем виды «форде». На переднем сиденье машины лежал фонарь, который он использовал, когда начинали барахлить фары. Возможно, он успеет домой затемно.

Ведя машину, Гарри раздумывал об этой сделке. Покупка лошади – это не только приобретение материального объекта, это еще и обещание, надежда на то, что лошадь будет сильной, храброй и верной. Для того, кто торгует лошадьми, это также и финансовое вложение. Опытная тренировочная лошадь – хорошо, а такая, которую можно выгодно перепродать – еще лучше. Временами Гарри влюблялся в своих лошадей – таковы уж издержки его профессии. Он старался держать себя в руках, хотя и следовало признать, что лошадей, которые бы ему не нравились, он встречал редко.

Покидая Нью-Холланд, Гарри ехал среди черных повозок амманитов, напомнивших ему о доме: простые фермы, запряженные лошадьми телеги, возвращающиеся в Синт-Оденроде, деревню, где он рос, пока Вторая мировая война не разрушила ее. Его путь на Лонг-Айленд пролегал по дороге Филадельфия-Ланкастер. Сейчас это было современное шоссе, но изначально эту дорогу построили для дилижансов, запряженных шестерками пенсильванских конестог{ Конестога – тяжеловесная порода лошадей.}. В дни расцвета гужевого транспорта в Нью-Йорке и окрестностях была самая большая популяция лошадей в стране, а фермы, где их разводили, находились в Восточной Пенсильвании. И Гарри был лишь последним в долгой череде людей, прошедших этот маршрут в поисках хорошей лошади.

Но чем больше он удалялся от Пенсильвании, тем больше менялся вокруг ландшафт, будто он снова ехал из родной голландской фермы в Америку. Когда они с женой перебрались сюда, у Гарри не было ничего, кроме привычки к тяжелому труду и умения ладить с лошадьми. Теперь же они жили в пятидесяти милях от Нью-Йорка, самого большого города на Земле.

Ровное асфальтовое покрытие построенной в 1952 году автострады Нью-Джерси еще радовало глаз, и длинные отрезки пути можно было проделывать без остановок, но по новому шоссе проносились большие американские автомобили, блестящие хромированными деталями, и фермы постепенно уступали место торговым центрам, кинотеатрам, супермаркетам и мотелям, что более соответствовало новому ритму жизни. Да и сами автомобили выглядели футуристично со своими отверстиями, напоминавшими ракетные турбины, – настоящие признаки триумфа современной науки. 1956 год был плохим для автомобилестроения – компания «Паккард» слилась со «Студебеккером» и закрыла завод в Детройте, оставив сотни людей без работы. Детройт оказался в самой глубокой рецессии со времен войны, а безработица достигала почти двадцати процентов. Но, несмотря на это, было понятно, что на земле настала эпоха автомобилей. Экономические проблемы в стране не оказывали особого влияния на Гарри. Они с Йоханной жили в режиме жесткой экономии с самого прибытия в Америку. И сейчас, ведя свою потрепанную машину по новому шоссе, он видел вокруг себя страну возможностей.

Миновав Нью-Йорк, Гарри выехал на трассу через Лонг-Айленд, мимо изгородей, разделяющих кукурузные поля, мимо домиков, каждый из которых был расположен на крохотном участке земли. Через пару часов он добрался до округа Саффолк, где воды залива Лонг-Айленд омывали пеструю песчаную почву, на которой фермеры растили картофель. Оставив позади шум и суету большого города и его новых пригородов, Гарри вздохнул спокойнее. Сент-Джеймс, куда он направлялся, был мирным поселением на северном побережье Лонг-Айленда. Вокруг Сент-Джеймса были расположены крупные поместья: тут проживал Маршалл Филд, владелец сети универмагов, и Бэрриморы, знаменитая семья киноактеров. Богатые нью-йоркцы проводили в этих краях лето. Но тут жили также фермеры и торговцы, которые работали на этих поместьях, – и иммигранты, как Гарри. Это было хорошее место, чтобы растить детей.

Гарри добрался домой раньше грузовика. Когда он поворачивал на дорогу к дому, шел сильный снег, но его большая трехэтажная ферма на Моричес-роад была гостеприимно освещена. Работа Гарри в качестве инструктора по верховой езде в школе Нокс позволила семье де Лейер иметь то, о чем до этого можно было лишь мечтать: собственный дом. Да, пусть раньше это была ферма, где разводили цыплят. Гарри сам переделал курятник в конюшню с двенадцатью стойлами и небольшим загоном. Она была слишком маленькой для хорошей конюшни, но зато его собственной. Он гордо окрестил свою ферму «Голландия» в честь своей родины. Выключив зажигание, Гарри остановил машину. Хорошо, когда у тебя есть место, которое можно называть домом. Через миг Йоханна и дети выбежали наружу, чтобы поприветствовать его.

Йоханна всегда беспокоилась, когда Гарри отправлялся зимой в долгие поездки в Пенсильванию. Такая поездка занимала не меньше пяти часов, даже при хорошей погоде. Всего несколько месяцев назад Гарри вел по шоссе грузовик с четырьмя лошадьми, когда случился инцидент. Человек выбросил зажженную сигарету из своей машины, она попала в кузов и подожгла сено внутри. Гарри не видел дыма из кабины. К нему подъехала другая машина, и ее водитель жестами привлек его внимание. Гарри остановился на обочине и только тогда заметил густой черный дым, валивший из кузова. И лишь потом подъехал полицейский автомобиль. Стук конских копыт по борту кузова был оглушительным. Гарри не терял времени. Он забрался в горящий грузовик, чтобы развязать веревки, удерживающие лошадей, и вывел их на траву на обочине дороги. И вовремя. Через мгновение весь грузовик объяло пламя. Полицейский был впечатлен поведением Гарри перед лицом опасности, но тот лишь отмахнулся. Он уже раньше видел, как горят машины, так как пережил операцию «Маркет Гарден»{ «Маркет Гарден» – кодовое название военной операции союзников, проводившейся 17 – 25 сентября 1944 года на территории Голландии и Германии во время Второй мировой войны.}. Тогда обугленные остовы грузовиков запрудили дорогу, ставшую после этого известной как Адское шоссе. Поэтому пожар в грузовике уже не мог вывести Гарри из равновесия. С лошадьми было все в порядке, и, когда прибыл новый грузовик, они продолжили путь. Но с тех пор Йоханна стала беспокоиться сильнее.

В этот раз, несмотря на снегопад, Гарри добрался домой без проблем. Поздно вечером грузовик мясника подъехал к дому де Лейеров. Перед этим водитель остановился в Носпорте, выгрузив бедных лошадей в тесный загон, где они должны были ночевать этой холодной зимней ночью, дожидаясь своей печальной участи.

В кузове осталась только одна лошадь, и, пока грузовик подъезжал к воротам фермы, она могла видеть ее огни через щели между досками кузова. Она могла видеть людей, стоящих снаружи, несмотря на холод, чтобы встретить ее. Звуки, запахи и образы были ей незнакомы.

Семья стояла во дворе и ждала. Потрепанный, почти пустой грузовик не подходил для перевозки лошадей, особенно в такую ненастную ночь, как эта. Толстяк-водитель отвязал лошадь и открыл кузов, потянув коня за хвост.

Большой серый конь замешкался, спускаясь, а затем замер в свете окон дома, моргая. Вначале никто не произнес ни слова. Гарри уже и забыл, в сколь плачевном состоянии находилось животное – костлявое и изможденное, покрытое язвами, со свалявшейся гривой. Даже в темноте были заметны раненые колени, темные пятна и следы от упряжи.

Но когда огромное создание повернуло голову, посмотрев в глаза Гарри, он снова почувствовал это. Связь.

Трое его светловолосых детей выстроились в ряд, одетые в куртки и сапоги. Младшего, Марти, Йоханна держала на руках. Они настороженно смотрели на лошадь, ничего не говоря.

Серый стоял смирно, выставив вперед уши, будто щенок, желающий, чтобы его забрали из приюта. На его массивном крупе оседали снежинки.

Тонкий голос Гэрриет, девочки четырех лет, звоном колокольчика нарушил тишину:

– Смотри, папа, он весь покрыт снегом. Он как снежок.

– Да, – согласились остальные дети, – и правда, как снежок.

Лошадь была усеяна зелеными пятнами навоза, в котором ей приходилось спать; казалось, она всегда будет выглядеть грязной и потрепанной. Но дети не замечали ни пятен, ни спутанной гривы, не видели израненных копыт и недостающей подковы. Для них эта лошадь была волшебным белоснежным существом. Снежком. Так его и назвали.

И это было обнадеживающее начало.

Гарри взял уздечку, и Снежок безропотно последовал за ним, будто почувствовал, что он дома. Старый грузовик мясника развернулся и уехал прочь. Нельзя было сказать, понимал ли мерин, насколько близко находился к смерти, – он просто вошел в стойло и принялся спокойно жевать сено, даже не глядя вокруг. Гарри отвел ему одно из больших стойл, понимая, что лошади нужно размять ноги после долгой поездки в переполненном грузовике. Он наполнил стойло сеном, даже добавив немного лишнего для мягкости. Сняв свои деревянные башмаки и оставив их у входа, Гарри, перед тем как войти в дом, бросил еще один взгляд на конюшню. Лошадь они отмоют и приспособят к работе. Только что в семье де Лейер стало на одного члена больше.

Де Лейеры все делали вместе, так что новая лошадь – это забота всей семьи. Первым делом нужно было вы́ходить Снежка. Пришлось вымыть его с мылом несколько раз, чтобы отчистить всю грязь. Когда покров грязи был снят, оказалось, что конь был чубарым – белым с маленькими коричневыми крапинками. Гарри расчесал его гриву, подстриг усы и пригласил кузнеца, чтобы тот заменил подкову. Джозеф, которого прозвали Шефом, и Гэрриет почистили лошадь скребницей – жесткой щеткой, вычищающей перхоть и отмершие волосы, заставив шерсть сиять. Серый спокойно поддавался всем этим процедурам и вел себя в конюшне образцово, будто знал, что ему хотят добра. Он был подходящего роста, его мышцы рабочего коня были крепкими, так что из него вполне мог выйти толк. На новой диете из свежего сена и отборного овса Снежок быстро поправлялся, наращивая мясо на костях. Конечно, ему никогда не суждено было выиграть конкурс красоты, но через некоторое время, проведенное на ферме де Лейеров, он уже выглядел как животное, о котором заботятся.

Дав лошади несколько дней, чтобы отдохнуть и отъестся, Гарри решил посмотреть, на что она способна. Надев на Снежка старую уздечку и вставив в рот резиновый трензель, он начал с того, что принялся выгуливать его на длинных поводьях, идя следом. На шерсти Снежка все еще виднелись залысины от хомута. Похоже, его использовали лишь как тягловую лошадь и никогда для верховой езды. Привыкший к ходьбе по прямой, конь не знал, как поворачивать, шатаясь, словно пьяный матрос. Гарри продолжал, твердо, но терпеливо. Трензель с D-образными кольцами, который он выбрал, был мягким, но Гарри по своему многолетнему фермерскому опыту знал, с какой силой тянуть поводья. Снежок, не привыкший к тому, что за ним – человек, а не плуг, мешкал и раскачивался; он терялся, когда от него требовали поворота по крутой дуге, – если тянешь плуг, такие точные движения не нужны. Гарри, однако, чувствовал, что лошадь податлива, и потому мягко, но уверенно продолжал.

Когда Снежок освоился с управлением, Гарри надел на него седло, осторожно пристроив его поверх толстой шерстяной попоны и застегнув подпругу вокруг крупа. Вначале Снежок испытывал зуд, оборачивался и грыз седло, будто боролся с наседающими мухами, но не сопротивлялся, за долгие годы под плугом привыкнув ко всякому. Гарри положил руку на плечо лошади, успокаивая ее, и прошел так несколько шагов. Затем поправил подпругу и сделал еще несколько шагов. Чтобы вознаградить лошадь, фермер вынул из кармана морковку, позволил взять ее из своей ладони, а потом почесал Снежка по загривку. Снежок выгнул шею и приподнял губу, обнажая зубы.

– Он смеется, – сказал кто-то из детей.

И Гарри тоже рассмеялся. Когда он почесал то же место еще раз, Снежок рассмеялся снова.

Лошадь начинала ему доверять, а Гарри знал по опыту, что когда лошадь доверяет тебе, она становится твоим союзником. Следующей задачей было забраться в седло. Снежок был смирной лошадью, но никогда раньше не носил всадника. Естественная реакция для большинства лошадей, когда человек пытается сесть им на спину, – сбросить седока любым способом. Это тот же инстинкт, благодаря которому существуют родео. Откуда лошади знать, что это человек, а не пума? В дикой природе хищники запрыгивают на спину лошадям, чтобы добраться до яремной вены. Лошадь сопротивляется, стараясь сбросить хищника и потом спастись благодаря своему главному преимуществу – скорости.

Гарри подвел Снежка к подставке для посадки и осторожно прилег своим весом ему на спину. Он подождал – пять, десять, пятнадцать секунд, – а затем встал. У старого тяглового коня не хватало сил, чтобы протестовать. Но Гарри знал, что даже смирная лошадь может повести себя непредсказуемо, стоит лишь оседлать ее.

Настало время выяснить это.

С кошачьей грацией Гарри впрыгнул в седло, сгруппировавшись, готовый удерживать равновесие, если она взбрыкнет, или, в крайнем случае, откатиться прочь, спасаясь от копыт.

Он сидел в седле осторожно, едва касаясь его, сохраняя баланс.

Лошадь шагнула в одну сторону, затем в другую. Гарри спокойно ждал. Первые несколько мгновений всегда самые тяжелые. Он чувствовал, как неуверенно напряглась спина Снежка. Гарри опустился в седло полностью и прищелкнул языком, отдавая команду, которой научил коня: «вперед». Тот навострил серые уши, прислушиваясь.

Через мгновение Гарри почувствовал, как лошадь расслабила спинные мышцы, смиряясь с присутствием всадника. Он сжал бока лошади каблуками, и та пошла вперед, готовая нести такой груз. Гарри подал лошади знак доверия, отпустив поводья и позволив им провиснуть, удерживая их лишь за самый край. Если бы мерин сейчас испугался и понес, Гарри не смог бы остановить его. Снежок ответил на это, вытянув шею и склонив голову. Гарри похлопал его по плечу, сказав что-то одобрительное, и уши Снежка снова дернулись.

Гарри расслабился в седле. Лошадь, которую он спас от бойни, может быть хорошей прогулочной лошадью – возможно, для кого-нибудь из неуверенных наездниц школы Нокс. Снежок был крупным конем с широкой спиной. Он с легкостью мог возить старших девочек.

В последующие несколько недель Гарри ездил на Снежке по загону и по округе, походка лошади была ровной и уверенной. Мерин предпочитал ходьбу, и его приходилось убеждать перейти даже на неторопливую рысь. Он был похож на старого плюшевого медвежонка. Со временем конь отъедался, на костях нарастало мясо, и вскоре на его широкой спине ребенок мог ездить без седла.

Каждое утро, когда Гарри заходил в конюшню, Снежок громко ржал три раза. Всегда ровно три раза. Гарри смеялся про себя – на бывшей ферме по разведению цыплят Снежок взял на себя роль петуха.

Через три недели на его шкуре уже не осталось навозных пятен. Его грива была распутана и подстрижена, а хвост казался шелковистым. Гарри думал, что конь теперь выглядит вполне прилично, для того чтобы стоять в конюшне школы Нокс. В качестве проверки он позволил одному из своих детей забраться Снежку на спину. Серый осторожно обошел загон по периметру, пока Гарри шел рядом, держа поводья.

Поскольку денег на лошадей у него было мало, Гарри привык иметь дело со своенравными животными, слишком буйными для скачек, с упрямыми красавицами, которых нужно было успокаивать. Но серый больше походил на старого дворового пса. Гарри даже думал о том, чтобы оставить Снежка для своих детей, но он заплатил за лошадь немалые деньги, и теперь ей нужно было их отработать.

К началу марта Гарри был уверен, что лошадь готова к переезду в школу. Он волновался, как отец, который ведет сына на первую тренировку по футболу, и хотел, чтобы Снежок произвел хорошее впечатление.