Большая толпа начиналась в двух шагах от самодельного помоста и заканчивалась напротив него, у входа, где ещё не так давно покоились большие безобразные глыбы камней. Фаралон окинул взглядом скопище людей, вглядываясь в лица, пока не нашёл знакомое, в самом конце зала, под аркой входа. Она тоже смотрела на него, иногда поглядывая чуть влево. Когда взгляды встретились, на её лице появилась улыбка. Волшебник подавил желание улыбнуться в ответ, едва заметно кивнул в сторону, на раскрытую дверь. Девушка послушно зашагала туда, проталкиваясь сквозь людей. Когда она скрылась за дверью, Фаралон вздохнул и стал на самый верх помоста, по левую руку от гордо выпрямившегося Трилона. Волшебник ещё раз оглядел толпу. Он и не думал, что соберётся столько!

— Я приветствую всех вас, славные жители не менее славного города Куасток! — громко заговорил он. Перешёптывания людей исчезли, лишь несколько человек слева и справа продолжали разговаривать, полагая, что их не слышат. Этот говор чуточку мешал, но Фаралон слишком долго готовился, чтобы растеряться из-за таких пустяков. — В этот день, в этот час, в эту минуту и в эту секунду я, магистр Фаралон, превращаю это старое и доселе бесполезное здание в первую в нашей стране Школу Истинной Магии. Я безмерно благодарен графу Локсгеру, новому наместнику города, за предоставленную возможность открыть школу на территории Куастока, — маг покривил губами. — Который, к сожалению, не смог присутствовать на открытии. Я безмерно благодарен его величеству Ричарду за предоставленную денежную помощь и клянусь в ответ предоставлять ему на службу лучших магов, обученных в стенах этой школы. Король, естественно, но всё же к сожалению, тоже не смог присутствовать сегодня здесь.

По толпе пробежались смешки. Фаралон улыбнулся.

— Я благодарен и вам, жители Куастока, за то, что вы сегодня стоите здесь и являетесь свидетелями значимого для истории и для меня лично события. Куасток всегда носил прозвище «город магов», и для меня честь претворить это прозвище в нечто большее. Если вы подозреваете в способностях к волшебству себя или своих детей, если вы умны и талантливы и желаете служить верой и правдой короне, то в любое дневное время вы сможете узнать все подробности и проверить свои способности здесь, начиная с завтрашнего дня. — Он помедлил перед последней фразой. — Вместе мы преумножим славу Куастока стократно!

Гул аплодисментов и одобрительных возгласов нахлынул на него волной, и, купаясь в ней, волшебник отошёл на шаг, уступая место своему другу. Трилон выпрямился на помосте.

— Я, магистр Трилон, буду лично проверять ваши способности, если на то ваша воля. Меня можно будет найти тут, в этом самом зале, с утра до вечера. Помните, что набор учеников закончится через месяц. Поспешите, и не стоит себя недооценивать, ведь возможно именно у вас есть способности к магии. А сейчас — пир!

Из боковых дверей вышли миловидные девушки с широкими подносами, на которых громоздилась выпивка и еда. Некоторые люди в толпе, особенно те, кто разговаривал в сторонах, встрепенулись, словно от пробуждения. Они только этого и ждали — дармовых угощений.

Двое волшебников развернулись и прошагали в центральную дверь, спрятанную за самим помостом, затем дальше по коридору, наверх по лестнице, в тесную, но уютную комнату. Они заняли два стула, стоящие по обе стороны от каменного стола в виде массивного куба с вырезами для коленей.

— Ты видел, как она входила? — спросил Трилон, глядя куда-то вниз.

— Да, видел, — подтвердил Фаралон, внимательно поглядев на лицо друга. — Как думаешь, может быть, мы зря всё это затеяли?

— Открыли школу? Определённо не зря. Если магия должна чему-то служить, то порядку. Мы должны получить влияние, а единственный способ сделать это — приблизиться к короне…

— Ты знаешь, что я имею в виду! — оборвал Фаралон. Трилон снова опустил взгляд. — Меня никак не покидает чувство вины перед тобой за этот… маскарад.

— Нет, мы всё сделали правильно. Те знания, о которых ты говорил, — Трилон снял перчатку и поглядел на свою руку, сжав оставшиеся четыре пальца. — Мы слишком долго друг друга знаем, чтобы я не доверял тебе. Я и сам понимаю важность того, чтобы об этом не узнал никто другой. Кто знает, может это могло бы помочь и мне.

Он разжал пальцы и натянул перчатку обратно.

— Тогда мы должны продолжать действовать, — улыбнулся Фаралон. — Мне нужна та книга.

— Всё по порядку, — протянул Трилон и поглядел на вырезанные в центре стола солнечные часы. Тонкая тень почти добралась до очередной отметины.

— Ждём ещё десять минут и идём к Аррадре, — сказал он и посмотрел в окно. Лето начиналось.

Третий день.

В этот раз, устроившись в постели, Старагон почувствовал жуткое и тяжёлое, словно груда металла, одиночество, какого не испытывал никогда в жизни. Даже тогда, когда он только начал работать на агентов каганата и первое время жил один, одиночество казалось ему избавлением от насмешливых взглядов, от своих пленителей, которые обращались с ним как с рабом. Теперь же, привыкший к обществу Тарии, он почувствовал давящую пустоту в комнате и внутри себя.

Полежав немного без сна, он попробовал поставить воздушный щит перед собой. Чувства подсказали, что магии здесь на крохотную долю меньше, чем в большом зале. Заклинание подчинилось с третей попытки. Небольшое помутнение под его мысленными усилиями выросло в довольно большой, диаметром в добрый шаг, щит. Юноше стало интересно, от чего он сможет его защитить. Слева лежала подушка — Старагон откладывал её в сторону, потому что любил спать на жёстком — он протянул к ней руку и повернул голову. Щит пропал. Пока что он был столь слаб, что требовал зрительного внимания самого волшебника. Положив подушку на грудь, юный маг вновь воздел руку, произнёс слово, и воздух поддался его велению. Второй рукой он швырнул подушку в помутнение. Та, встретив преграду, упала обратно, но Старагон потерял контроль над заклинанием.

Он провёл ещё шесть попыток, пока у него не вышло удержать щит после удара подушки. Удовлетворённый, он всё же попробовал ещё три раза, два из которых были удачными.

Наконец, снова отложив своего «противника» в сторону, он заложил под голову руки и принялся размышлять.

Если жизнь чему-то и научила его, так это тому, что если не попытаться взять дело в свои руки, то вряд ли оно выгорит с твоей выгодой. Если бы он ничего не делал там, в Ридвинге, если бы вместе со своими друзьями-сверстниками отбирал еду у более младших детей и воровал у пекарей, то его бы не взял с собой рыцарь, и он сейчас, наверное, так и остался в медняковой яме, если вообще был бы жив. А не попытайся он нарочно понравиться господину Санмиру, то одни Боги знают, что с ним было бы сейчас. И, конечно же, если бы он молча подчинялся господину Санмиру и хану Гломину, если бы не украл монету, не попытался сбежать, то скорее всего был бы мёртв, как тот гонец. Вот чему научила его жизнь — не плыть по течению, а делать что-то, менять, жить.

Поэтому он, конечно же, не собирался ждать, когда учителя или стражники найдут убийцу или когда гэльвы нападут на школу через семь дней. Он попытается сам разобраться, что происходит, и предпринять то, что в его силах. Два дня прошли, юноша немного освоился, привык к новой обстановке, выспался в конце концов. Теперь настала пора действовать.

Сейчас его цель та же, что и у остальных магов — защитить школу. Есть крупная организация людей, которые хотят уничтожить её, и эти люди — его бывшие хозяева. Хан Гломин и господин Санмир, но похоже, что именно господин Санмир является «мозгом» всего стратегического аппарата Каганата, и это он всем заправляет.

Что он мог придумать? Каков его план? Гаргена, которая уже несколько сотен лет не вспыхивала так сильно, наверняка его рук дело. Только как он смог принести её сюда и заразить так много людей? Или это всё-таки удачное совпадение? В любом случае, люди, подстрекающие народ против магов, использую в качестве довода болезнь, — точно работа Санмира. Он пытается настроить жителей города против магов. И у него, судя по всему, получается. Наверняка, в городе есть тот, кто контролирует всю эту сеть подстрекателей и агентов. Главный заговорщик.

Интересно, наместник города, граф Локсгер, в сговоре с господином Санмиром или пешка в его плане?

Допустим, он настроит народ против волшебников, и граф даст разрешение казнить их, что от этого получит сам Санмир? Магическую защиту ведь не преодолеть простым людям. Даже он, Старагон, пока что не умеет через неё проходить. Штурм замка — идея обречённая на провал.

Может быть, он хочет, чтобы маги заперлись в замке и никуда не выходили? Заперлись там, где орудует его убийца?

Этот убийца — вторая часть его плана. Тот, кто ходит среди остальных и кого никто не видит. Тот, кто настолько смелый, что убивает по одному человеку каждый третий день, не опасаясь, что это заметят остальные и будут ждать его нападения. А может, теперь он опомнится и нарушит свою традицию? Может быть, он убивает кого-то уже сейчас?

Старагон вздрогнул, когда услышал звуки за дверью. Из коридора доносился тихий шелест, прерываемый циклическим затиханием. Как будто кто-то крадётся. Юноша одёрнул одеяло, мягко ступил носочками на каменный пол, прокравшись к двери, прислонился к ней ухом. Он обнаружил, что шелест идёт вовсе не из коридора, а откуда-то изнутри самой его комнаты. Из окна — осенило его, когда он посмотрел сквозь стекло на то, как раскачиваемая поднявшимся ветром тугая лиана задевает края оконного выреза в унисон с доносящимся шорохом.

Вздохнув, с облегчением и раздражением, он прошёл обратно к кровати, прикрывая достоинство от несуществующего наблюдателя. Снова лёг, закутался в одеяло и продолжил мысль.

Так кто же такой этот убийца? У Старагона были две версии. Первая, самая вероятная: убийца, нанятый Санмиром или заговорщиком в городе, смог проникнуть в школу, миновав магическую преграду. Возможно, через окно, или какую-нибудь дыру в стене. И теперь, прячась ото всех, что не так сложно в таком большом замке, совершает свои чёрные дела. Олтанон рассказывал, что до распространения гаргены в городе было полно магов-самоучек, у которых со школой не было ничего общего. Вполне возможно, что господин Санмир или заговорщик склонили одного из них на свою сторону.

Но, быть может, остальные правы, и убийца действительно один из здешних. Это объясняет, почему его до сих пор никто не нашёл. Если убийца пользуется магией, тогда выбор подозреваемых невелик: Трилон, Дардарон, Палтанон или Гилон. Старагон не мог представить в роли убийцы Палтанона. Да, этот волшебник ему не нравился, он самодовольный, злой и недружелюбный, но по нему видно, что он печётся за безопасность школы. Трилон — директор. Если бы Санмир смог завербовать на свою сторону самого директора, ему бы не понадобилось ничего делать, всё было бы уже кончено. Нет, это не Трилон. Остаются Гилон и Дардарон.

Или же, убийца вовсе и не маг, а только специально извращает трупы своих жертв, чтобы всех запутать. Тогда это может быть кто угодно: Олтанон, Таралон, Алион, Хэрик, повар, те двое стражников, Колриус. Кто угодно. Меньше всего хотелось подозревать Олтанона и Таралона, первый слишком беспечен, второй глуп, если не притворяется таковым. А вот Алион… Она какая-то скрытная, неразговорчивая. А он оставил с ней Тару.

Старагон встряхнул голову, отгоняя дурные мысли. Так можно подозревать кого угодно. На минуту ему стало радостно оттого, что он появился в школе недавно, и на него уж точно никто не посмотрит косо.

Интересно, когда убийца снова попытается кого-нибудь убить? Неужели, снова ровно через два дня? Если так, то он слишком безрассудный. Или же слишком смелый. Может быть даже господин Санмир сам попросил его так делать? Может быть, он настолько уверен в нём? Нет, тогда бы он не стал придумывать план с монетой и отрядом элитных воинов. Если этот план есть, значит Санмир не так уж уверен в убийце, значит убийцу можно поймать.

А что с монетой? Есть ли у Санмира ещё такие же? Может быть, он может понаделать таких несколько сотен? Нет уж, тогда бы он захватил весь мир. Скорее всего, сделать такую монету — тяжёлый труд.

«Будем предполагать самое худшее» — решил Старагон. — «А именно, что у господина Санмира есть ещё одна, запасная монета, и план с атакой гэльвского отряда через семь дней не отменяется. Скольких монета сможет переместить? Сколько смогут одновременно держать в руках одну монету? Человек десять? Пятнадцать? Не чета против семерых магов. Если только убийца не перебьёт половину этих магов. Хотя, пока что он убивал только обычных людей и одного ученика.

В любом случае, мне нужно попытаться стать хоть сколько-то тяжёлой целью для убийцы и для гэльвов. С щитом, который едва защищает от подушки, я ничего не смогу противопоставить им. Буду ходить на все занятия и упорно тренироваться. И завтра же попытаюсь поделиться с Палтаноном своими мыслями и хотя бы что-то разузнать. Учителям наверняка известно гораздо больше, чем ученикам».

Пусть план был не самым грандиозным, но ничего лучше придумать всё равно бы не получилось. Время покажет, что делать дальше.

Старагон приоткрыл глаза и, поняв, что они слипаются, перестал думать, чтобы не мешать сну завладевать телом. Ему хотелось поскорее заснуть. Вскоре так и случилось.

Проснулся он от негромкого стука, который тем не менее заставил вздрогнуть и приподняться. Подойдя к двери, опьянённый растерянностью, он спохватился, что не одет. А вдруг за дверью Алион?

— Кто там? — спросил он громко.

— Это я, Тария, — послышался голос Таралона, сопровождаемый посторонним хмыканьем. — Я пришла, чтобы отдаться тебе как в последний день!

— Дурни, — шёпотом бросил Старагон.

Прежде, чем он попытался придумать ответ, из-за двери снова послышался голос, в этот раз Олтанона.

— Мы только зашли сказать тебе, чтобы ты поторопился. Не знаю, до скольки спят в Каганате, а у нас в школе встают рано. Палтанон уводит нас троих за город, чем он несказанно доволен, а значит с тобой будет заниматься Дардарон. Посмей опоздать дольше, чем на пять минут, и он медленно снимет с тебя шкуру и позволит Трилону вытирать об неё ноги.

Его речь сопровождалась смехом товарища, протяжным и немного хриплым, как ржание лошади.

Старагон прижал ладонь ко рту, взглянув в окно, из которого уже вовсю бились солнечные лучи. Он принялся одеваться с умеренной торопливостью. Олтанон тем временем не замолкал:

— И, одновременно с тем, он придумает заклинание, благодаря которому ты при этом будешь всё ещё жив, ощущая спиной каждую мозоль горбатых стариканских ступней.

— Я уже понял, — бросил Старагон за дверь, натягивая правую штанину.

— Нет, не понял, — возразил Олтанон. — Когда твоя шкура станет грязнее, чем ноги Трилона, он повесит её себе на стену, обратив рожей внутрь комнаты, и ты, всё ещё живой, будешь вынужден смотреть, как он делает зарядку для суставов и втирает в лицо вонючую грязь от морщин.

— А вам самим не пора поспешить, — спросил Старагон, когда накинул мантию и принялся завязывать пояс, вместе с висящим на нём кинжалом. — С вами не сделает что-нибудь подобное Палтанон, если опоздаете?

— Верно, — послышался говор Таралона. — Пойдём уже.

— Ладно, пойдём, — ответил ему товарищ, после чего обратился к Старагону. — Если что, я постараюсь тайно отсоединить от твоей шкуры голову, чтобы ты ничего не чувствовал. Мозолистые пятки Трилона на копчике — это похуже свиного дерьма на голове. Таралон, вон, знает не понаслышке.

— Заткнись!

Раздались удаляющиеся шаги. Старагон закончил одеваться и вышел, когда этих двоих уже не было видно. Зашагал по пустому, раздающему эхо шагов, коридору, до большого зала. Заглянув в проём, он похолодел: Дардарон уже ждал внутри.

Учитель обернулся на его шаги. Через правое плечо, потому что был левшой, как говорил Палтанон.

— Вот и ты, — хладнокровно сказал он. — Сегодня я сам займусь тобой. Палтанон предупредил, что у тебя плохо выходят простые заклинания. Пойдём вниз, в другой зал. Навестим ещё одного учителя.

Старагон ощутил огромное облегчение: Дардарон был спокоен и мягок, вопреки словам Олтанона.

Вдвоём они направились к лестнице, по которой поднимались в тот день, когда парень впервые оказался в школе. Спустившись, повернули направо, к загнутому влево коридору, потолок которого, освещаемый факелами, невесть как подвешенными там, терялся вверху. Коридор тянулся до очередной группы дверей, чередовавшихся по правую от Старагона руку, и его конец виднелся чуть вдалеке. Юноша понял, что они прошли полукруг и теперь стоят спинами туда, куда недавно смотрели лицами.

Дардарон, не сбавляя шага, на ходу толкнул хлипкую дверь, открыв вид на ещё один большой зал, как тот, наверху, только имеющий несколько иную обстановку. Вместо голых обгоревших стен — выкрашенная чёрным и белым поверхность, вместо деревянной мебели — чучела, набитые соломой, часть из которых — та, что обгорела или поломалась — была свалена в стороне.

В центре большого зала их ждал Гилон, почти полностью облысевший с густыми седыми бровями на лице, облачённый в серую до неприязни безвкусную робу. Он сутулился, но по взгляду и даже наклону голову было видно, что он не позволит себя жалеть.

Маги ничего не сказали друг другу, как будто обо всё договорились заранее, сразу же встали по одну от Старагона сторону, показали ему его место.

— Продемонстрируй, чему ты научился, — сухо и как будто безразлично попросил Дардарон.

Юноша уже привычными действиями создал воздушный щит. Он боялся, что на зло ему в этот раз ничего не получится, но такого, к счастью, не произошло.

Оба мага скривились как по команде.

— Постарайся его увеличить до возможного предела, — наконец заговорил Гилон, и Старагон обнаружил, что у него хрипловатый голос.

Парень увеличил щит до такого размера, когда едва мог удерживать его.

— Мало, — прокомментировал Дардарон. — Ладно, а как насчёт второго заклинания?

Истекающий потом и не жалеющий сил Старагон поднял вторую руку, произнёс слово, повелел воздуху накалиться. Заметив, что щит несколько уменьшился, он постарался не придавать этому значение, продолжил работать с огнём. Язычки пламени пропали, воздух повиновался — получилось.

— Ещё хуже, чем мы предполагали, — сказал Гилон коллеге, и тот кивнул ему. Старагону стало неприятно.

Он убрал заклинания. Дардарон смотрел на него, пристально, взглядом холодным и глубоким, и молчал, что казалось, будто он где-то очень далеко в мыслях. Он смотрел слишком долго. Старагон потупил взгляд.

— Ещё раз. — Наконец приказал учитель, хладнокровно и сухо.

Ученик сомкнул, разомкнул веки, сосредоточился. Попытка вышла ничуть не лучше прошлой.

— Ещё раз. — Повторил Дардарон.

Юноша опустил руки и умственные усилия, сосредоточился ещё раз, снова поставил заклинания, стал удерживать, долго, упорно пытаясь их расширить.

— Ещё раз.

Старагон мотнул головой, с которой слетели несколько крупных капель пота, повторил всё заново. Язычки потухли, жар был больший, чем обычно, но ненамного, щит тоже. Парень напрягался сверх своих способностей, но выходило плохо. Он уже знал, что сейчас услышит:

— Ещё раз.

Голос Дардарона, всё такой же хладнокровный и спокойный, казался теперь мрачным и пугающим, требующим, не терпящим возражений, даже несколько жестоким.

Стерев пот, застилавший глаза, Старагон попытался снова. Перед лицом возникло уже привычное помутнение, за ним виднелось другое — раскалённое. Парень сосредоточился на нём, попытался его усилить, расширить, продвинуть вперёд, в сторону танцующей изгибами стены, к чучелам, набитым соломой, которые едва были видны из-за туманности заклинаний. Невесть чем молодой волшебник почувствовал, что воздух начинает подчиняться его велению, раскалённая пустота двигается вперёд, медленно, но уверенно. Но вместе с тем щит пропадает. Старагон почувствовал это за секунду до его полного исчезновения и едва успел убрать Tare. Жар лишь слегка обдал его, почти не вызывая ощущений. Тело было и без того вспотевшим и нагретым.

— Ещё раз. — Сказал Дардарон.

— Я не могу, — простонал парень, сам того не ожидая. Казалось, его волосы вот-вот стекут с головы вместе с потом.

Взгляд учителя не изменился.

— Тогда смоги, — сказал он так спокойно и как бы безразлично, что Старагону стало страшно, и очередная попытка поставить заклинания показалась ему успокоительным избавлением.

К сожалению ничего большего, чем скромный небольшой щит и лёгкое воспламенение за ним, у него не вышло.

— Это очень странно, — бросил Дардарон вместо уже привычной фразы. Гилон подкрался к нему сзади и прошептал что-то на ухо. Немного подумав, он кивнул.

— Старагон, где можно найти твою подругу?

* * *

Тэлини бы вздрогнула от стука в дверь, если бы не пребывала в дрёме. Половину ночи они с Алион не спали, а теперь, когда все эти маги разошлись по своим занятиям, у неё было много времени, чтобы наверстать упущенное. К сожалению, этого сделать ей не позволили.

Накинув подаренную подругой светлую мантию, она прокричала за дверь, чтобы входили. Она надеялась, что это не убийца. Не будет же он так вежлив.

В открывшийся проём заглянул Старагон.

— Тара, — назвал он её выдуманным именем. — Тебя зовут.

— Кто?

— Маги, — сказал парень и пожал плечами.

Тэлини вдела босые ноги в жёсткие тапки и немедля последовала за другом. Ей было интересно, чего хотят от неё волшебники, но она точно не боялась. Может быть, они потребуют её ухода. Хорошо бы. Ей очень хотелось как можно быстрее вернуться в Каганат, и только бы Старагон в таком случае не бросил учёбу и не последовал за ней. Он хороший парень, не нужно ему это делать.

На ходу поправляя взъерошенную причёску, не очень длинную в сравнении с причёской Алион, но тем не менее более непослушную, она размышляла. У хентов волосы были толще и крепче, более мягкие и приятные на ощупь. В какой-то степени им можно было завидовать. Зато у них порой были уродские носы, неприлично большие или загнутые книзу, как, например, у Таралона, тогда как гэльвская курносость, как ей казалось, была более привлекательна.

Выбравшись из мыслей, она постаралась запомнить маршрут, по которому её вёл Старагон. Вдруг, придётся бежать обратно. После спуска по лестнице они долго шли по высокому, страшному коридору, который едва заметно загибался влево. Затем показалась очередь дверей, и Старагон вошёл в одну из них. Последовав за ним, гэльвка оказалась в просторном зале с непонятными полуобгоревшими чучелами и покрашенными стенами. В центре зала ждали два мага. Один из них был ей знаком.

Телини не понравилось, что они даже не поприветствовали её.

— Стань на место и попробуй ещё раз, — сказал знакомый. Лишь спустя несколько секунд, до девушки дошло, что он обращается к Старагону, а не к ней. Зачем он использовал гэльвский язык? Хотел, чтобы она была в курсе? Парень, подчиняясь его приказу, стал рядом с магами. Он простёр вперёд руки, крикнул непонятные слова, и гэльвка увидела чудеса: рядом с его рукой воздух зашевелился, стал искажаться, словно разбитое зеркало, затем изрёк жар, как от печи, только чуть меньший. Почти сразу Старагон пошатнулся вперёд, после чего магия пропала.

— Простите, — промямлил он на колоридском. Телини ничего не поняла, но, похоже, он извинился.

— Ещё раз, — смолвил знакомый маг.

Юноша подчинился, но по какой-то причине у него снова не вышло.

— Не понимаю, — прошептал он.

— Мы были правы, — проскрипел незнакомый волшебник, он тоже знал гэльвский. — Она тебе не просто подруга. Ты влюблён в неё, так?

Старагон не отважился смотреть на Телини, застыл как вкопанный, но она на всякий случай попыталась изобразить на лице смесь смущения и лёгкого удивления. Конечно же, для неё это не было новостью. Вот только как это касается этих стариков? Какое им дело?

Знакомый маг подошёл ближе к ученику и слегка наклонился над ним. Голос его был мягок и ненастойчив:

— Если бы ты обучался вместе с остальными с самого начала, то знал бы всё. Но ты хочешь стать волшебником чуть ли не с середины обучения, поэтому придётся слепо слушаться нас, понимаешь? Палтанон должен был объяснить тебе правила. Что нужно поддерживать вес своего тела, что нельзя любить. Это не просто глупое правило. Ты не понимаешь, что такое энергия. Та штука в твоём теле, которая позволяет командовать магией. Это и есть то, что вырабатывают все процессы в твоём организме. Когда ты прикасаешься к чьему-то лбу, возникает ощущение. Ощущение прикосновения, которое тоже вырабатывает энергию. Малую, но энергию. Влюблённость тоже это делает. Когда ты кого-то любишь, то отдаёшь свою энергию ему. Это может происходить на расстоянии, но чем ближе, тем больше. Когда ты видишь человека, к которому испытываешь чувства, они обостряются, ведь так? Ненависть, зависть, любовь, все чувства — это и есть энергия. Мы не должны проявлять те чувства, которые отнимают у нас энергию. Вот почему магам не позволено любить. Вот почему у тебя так плохо выходят даже простейшие заклинания. И ничего не выйдет, если ты не изменишь свою позицию.

Старагон тупил взгляд, стараясь не двигаться. Гэльвка не знала, что маг ему только что так долго рассказывал, но со стороны парень выглядел жалко. Пот покрывал его глаза, и сложно было разглядеть, просятся ли на них слёзы, но Телини почему-то была уверена, что просятся. Она хорошо его знала. Жестокие маги, могли бы просто спросить парня. Хотя вряд ли он признался бы им в таком случае.

Второй, незнакомый волшебник подошёл ближе к ней. Она отшатнулась, но он всего лишь хотел выпроводить её из зала. Когда они вышли, он прикрыл дверь и обратился к девушке.

— Ты наверняка считаешь нас жестокими и бессердечными?

— Я не понимаю тебя, маг.

Тот сплюнул и повторил на гэльвском. Девушка хотела ответить, что нет, но её перебил собственный желудок.

— Ты голодна? Когда ты последний раз ела что-нибудь?

— Вчера.

— Наверное, твой друг не отважился приводить тебя в столовую. Напрасно. Я даю разрешение. Если что, скажи, что Гилон разрешил. Не уходи далеко, скоро Старагон отправится на завтрак.

— Я, пожалуй, пойду в свою комнату, — сказала она.

— И тогда твоему другу придётся подниматься за тобой, ведь он всё равно захочет тебя позвать. Пожалей его и останься.

Девушка заметила, что маг пялится на её грудь, которая, видимо, слишком сильно выглядывала из-за мантии. Ей было плевать, но вот волшебнику следовало быть хотя бы чуть осторожнее, раз уж в народе известно, какие они все озабоченные.

Она хотела ответить, что не голодна, но передумала. Пусть он только отвяжется.

Маг кивнул и скрылся за дверью. Телини устроилась на лавочке рядом. Есть ей хотелось, но она могла бы и потерпеть. За всю жизнь было и того хуже — голод не сломил её, а только закалил. А теперь придётся терпеть общество магов и наблюдать за Старагоном, который будет стараться не встречаться с ней взглядом и не разговаривать.

Ей хотелось обратно в комнату.

* * *

— Ты думаешь, мы поступили с тобой неправильно? — спросил магистр Дардарон, когда занятие подходило к концу.

Старагон задумался и вспомнил Тарию. Ему было жутко неловко перед ней после того, как маги устроили весь этот спектакль. Гилон намеренно сказал обо всём на гэльвском, чтобы девушка поняла. Но парень был благодарен им. Теперь Тара знает о его к ней отношении, а сам он ещё долго не отважился бы сказать ей.

Потом они встретились в столовой. Молча ели, сидя за столом. Так же молча встали ушли, вместе. Следующий раз они встретятся снова в столовой, но чуть позже. Дардарон закончил занятие раньше, сказав, что никакого толку всё равно не будет.

Он молчал слишком долго, и учитель заговорил снова.

— Другого выбора не было, — голос и взгляд оставались прежними, но уже не излучали страха. — Мы хотели понять и твоё отношение, и её. Она врала, что тоже любит тебя?

— Нет, — ответил юноша. Из-за комка в горле этот ответ застрял. Он прокашлялся и повторил.

— Не следует мне тебе этого говорить, но… — магистр отпустил пару секунд. — Если бы она тоже любила тебя, то таких сложностей с магией не было бы.

— Она же не владеет магией, — сказал Старагон, утерев нос.

— Но энергия есть во всех людях. Я ведь сказал тебе, это все чувства и эмоции. Простые люди не могут управлять этой энергией и с её помощью использовать магию.

Простые люди, — подумал Старагон. Ему теперь казалось, что простота — великое могущество.

— Если ты хочешь стать магом, а ты должен им стать, потому что согласился и принял наши секреты, — не замолкал магистр. — То придётся отпустить девушку.

— Но если она тоже полюбит меня, то всё ведь будет нормально?

Дардарон грустно улыбнулся. Наверное, поэтому он и не хотел рассказывать то, что рассказал.

— Да, и даже чуточку лучше, но… ненадолго. Влюблённость — чувство временное. затем оно заменяется другим. Либо крепкой любовью, либо, что вероятнее всего, особенно в случае с магом, разочарованием, грустью, тоской. Это будет отнимать у тебя энергию точно также, и выпускать в никуда. К сожалению, люди не наделены способностью управлять любовью.

— Вы просите меня разлюбить Тару?

— Да. — Ответил Дардарон резко.

— Но, одновременно с этим, говорите, что любовью управлять нельзя.

Учитель улыбнулся.

— Нельзя приказать человеку полюбить, чтобы он выполнил приказ, но разлюбить вполне возможно.

— Нет, — покачал головой Старагон. — Вы не знаете, что это такое.

— Знаю.

— Вы ни разу не были в моей ситуации…

— Был.

Старагон замолчал. Учитель же продолжил.

— Многие из нас были в твоём положении, а кто-то и не единожды. В том, чтобы разлюбить нет ничего сложного. Но неприятного предостаточно. На самом деле, влюблённость — это иллюзия, обман, который мы применяем к самим себе. Мы обманываем себя в том, что другой человек значит для нас слишком много, что он — тот, которого мы хотим видеть рядом с собой всю жизнь. Мы можем не знать об этом человеке практически ничего, но выдумывать самим себе его положительные качества. Выдумывать оправдания его недостаткам, видеть в нём несуществующую красоту. Разрушить этот обман просто, если смириться с его сущностью. Нужно лишь посмотреть на этого человека ещё раз и попытаться увидеть его настоящим, какой он есть, его недостатки и даже преступления. Потом подсознание само поймёт, что его пытаются обмануть, и через несколько дней, иногда больше, иногда меньше, влюблённость исчезнет. Это может занять не больше пары десятком часов.

Старагон долго смотрел на учителя, сомневаясь, стоит ли ему раскрывать свои мотивы, пока, наконец, не решился.

— Тара, — медленно проговорил он. — Это всё, что осталось от моей жизни. Родителей я не имел, друзей потерял, а затем у меня отняли родину. Единственный человек, который был рядом со мной долгое время, это она, Тария. Оттолкнуть её, это как оттолкнуть собственную мать, хотя я и не знаю, каково это.

— И поэтому ты держишь её здесь, в школе. Я слышал ваш разговор, она хочет вернуться в Каганат. Но ты её не выпустишь.

— Потому что она не дойдёт до Плима. А если дойдёт, то снова станет попрошайкой и не проживёт долго.

— Самое большое преступление против человека — препятствовать ему жить в согласии с самим собой, — поучительно сказал маг. — Что стоит жизнь, лишённая свободы и всего остального?

— Вы хотите, чтобы я отпустил её?

— Я думаю, что ты должен предоставить ей выбор.

Старагон задумался. В памяти навязчиво прозвучали слова Олтанона: «Скорее всего, скоро тебя попросят её выгнать. Скажут это по-другому, но означать это будет именно «выгнать». Внезапно где-то в глубине души возникло чувство, что учитель прав, и, как бы он не пытался отогнать это чувство, оно не пропадало.

Рука старого волшебника легла на его правое плечо.

— Поступай, как знаешь. В конце концов, не буду же я заставлять тебя, иначе нарушу своё собственное правило.

Наблюдая, как он уходит, Старагон пребывал в глубоком сомнении.

— Стойте, — крикнул он. Маг оглянулся через правое плечо. Это вселило уверенность. — Я хотел бы поговорить ещё кое о чём.

Затем он рассказал учителю все свои мысли, надуманные этой ночью. Он рассказывал, но в голове витали сомнения. Дардарон, так же как и Палтанон, не был похож на предателя, на того самого убийцу, но всему виной могла быть наивность Старагона. Вряд ли бы убийца так долго продержался, если бы не умел производить должное впечатление. Как бы то ни было, парень уже начал рассказывать все свои мысли магу, и останавливаться было поздно.

— Вы ведь тоже заметили, что убийства происходят каждый третий день?

— Для новичка, который находится в школе всего три дня, ты неплохо освоился здесь, — проговорил Дардарон. — Конечно же, заметил. Сегодня третий день. Если всё это было чем-то большим, чем совпадение, то этой ночью нужно глядеть в оба глаза.

— Я подумал, что убийца специально делает одинаковые перерывы. Может быть, они вынужденные, а может это трюк, и он хочет нас обмануть.

— Как же нам понять это?

— Пока никак, но это может быть и неважно, — Старагон сделал паузу, ожидая увидеть удивление на лице учителя, но тот сохранял хладнокровие. — Если это всё трюк, и убийца хочет, чтобы мы подсчитывали дни до следующего убийства, то нужно всего лишь нарушить им самим созданную тенденцию. Не дать ему сохранить равные промежутки между убийствами. А если паузы вынужденные, то скорее всего из-за того, что убийца не каждый день может выходить из укрытия или пробираться внутрь школы. А только раз в три дня. Почему так — я не знаю, но это тоже неважно. Важно то, что если ему не удастся кого-то убить в эту ночь, то скорее всего ему придётся ждать ещё три дня. Получается, что в обоих случаях, при обоих вариантах, если этой ночью никто не умрёт, то мы расстроим все его планы и нанесём серьёзный удар по нему.

— Если мы могли бы не дать себя убить, уж поверь, сделали бы это в прошлые разы.

— Но в этот раз нужно постараться больше всего, — растерянно проговорил Старагон, торопясь передать мысль, чтобы не показаться глупцом. — Нужно сделать то, чего убийца не ожидает — уйти из школы этой ночью. Всем составом.

Дардарон улыбнулся.

— Ты хочешь, чтобы мы сделали то, чего и добиваются наши недруги? Вся эта запутанная ситуация с убийцей и болезнью, возможно, была создана именно затем, чтобы мы ушли, оставили это здание без своей защиты.

Старагон покраснел.

— Тогда нужно придумать что-то другое. Как действует это самое заклинание, которым пользуется убийца?

Учитель вздохнул.

— Послушай, — сказал он. — Ты попал к нам из Каганата, от наших врагов. Что если твои бывшие хозяева специально послали тебя? Что если ты в заговоре с ними? Как я могу доверять тебе?

Старагон не поверил ушам.

— По вашему, это я убийца? Вы ведь сами видели, что я не могу научиться даже простейшим заклинаниям?

— Да, я не верю, что ты заговорщик, — сказал Дардарон. — Но всё же это может быть. — Он вздохнул снова. — Ну, хорошо. Может быть, я пожалею, но поделюсь с тобой тем, что мы знаем. Это заклинание — пузырь — одно из самых мощных. Лишь опытные маги могут им овладеть. Его изъян в том, что действует оно не моментально. Нужно расстояние с противником, чтобы успеть убить его. Поэтому, если кто-то стоит совсем рядом с тобой, куда надёжнее будет обыкновенный меч.

— А если будет двое противников?

— Тогда они оба должны быть на хорошем расстоянии.

— А если комната тесная?

— Тогда слишком большого расстояния, конечно, не добиться…

— Вот и решение! — Старагон чувствовал, что сейчас снова скажет глупость, но всё же продолжил: — Нужно забраться в тесные комнаты по двое. Сейчас в школе четырнадцать человек. Нужно разбиться на семь групп и уйти в те комнаты, которые обычно пустуют. Замок ведь большой. Если убийца постоянно сидит в укрытии, то он уже привык к нынешнему расположению людей, он будет искать в тех комнатах, где мы обычно спим, но нас там не будет. Если всё же найдёт, то в тесной комнате двое человек справятся с ним. А если же убийца среди нас, то по тому, кто будет убит, станет ясно, кто убийца, ведь в каждой комнате будет всего двое. Второй, кто сидел наедине с убитым, и будет убийцей.

Учитель молча смотрел на него. Тонкие губы, обрамлённые бородой и усами, стали настолько тонкими, что почти исчезли.

— Это хорошая мысль, — наконец, сказал он, и Старагон выдохнул. — Палтанон предлагал собраться всем вместе в одной комнате, но мне это показалось не очень хорошей идеей. Возможно, так мы поступим, если провалится твой план. К тому же, если соберёмся все вместе, то спрятаться вряд ли получится.

— Только нельзя говорить никому, кроме своего второго человека, в какой комнате будем прятаться, — добавил юноша.

— Да. и желательно разбиться на группы, где будет хотя бы один маг, хорошо владеющий воздушным щитом.

Старагон кивнул. На душе была удивительная лёгкость — то ли гордость за этот план пробирала его изнутри, то ли он просто радовался, что смог быть полезен. Порой, сложно бывает разобраться даже в своих собственных чувствах.

Но кроме убийцы его интересовала и вторая проблема — отряд гэльвов, который, возможно, появится здесь уже через семь дней. Он попросил Дардарона рассказать ему о той монете, и учитель ещё много поведал про какой-то склад со странным каменным веществом, которое взрывается лишь от магии, и про ещё одного мага за городом. Старагон мало что понял, однако вслух усомнился, можно ли доверять этому магу, на что учитель ответил, что доверять нельзя никому, но приходится. Без доверия эту битву не выиграть.

Он рассказал ему довольно много. Может быть, понял, что даже от ученика может быть польза?

Оставалось узнать лишь одно.

— Магистр Палтанон приказал мне прочитать книгу «Святое Слово» — это та, которой пользуются священники? И он даже не сказал, где искать её.

— В этом весь Палтанон, — сказал Дардарон. — Он считает, что всего в жизни нужно добиваться самостоятельно и не пользоваться ничьей помощью. Знал бы ты, как сложно было учить его магии. Что до книги — у нас есть библиотека здесь. Загляни в одну из следующих комнат в этом коридоре и найдёшь её. Там несколько экземпляров этой книги, но я даже не знаю, где их искать. Давно не брал её в руки.

— Но магистр требовал этого от меня так настойчиво, словно книга поможет мне колдовать.

— Я всё время забываю, что ты обучаешься не вместе со всеми и что тебе всё нужно объяснять. Понимаешь, наша сила — магия — дарована богами. Никакого другого объяснения ей нет. Мы должны почитать Богов в ответ, чтобы сохранять эту силу. Говорят, давным-давно жил волшебник, который усомнился в божественном влиянии Богов, и вскоре он разучился колдовать.

— Но магистр Палтанон сказал, что есть разница межу магами и монахами.

— Палтанон презирает монахов. Он презирает почти всех людей. Но разница действительно есть. Монахи следуют догмам «Святого Слова», составленного тысячи лет назад самими проповедниками-современниками Пятерых, и догмам нынешней церкви; мы же, маги, подчиняемся только «Святому Слову», а правила церкви нас не интересуют. Прочти внимательно книгу, и сам всё поймёшь.

Старагон поблагодарил мага. Удивительно, но во время учения и во всё остальное время он казался двумя различными людьми. От него вовсе не веяло страхом, когда он просто разговаривал.

Выйдя за дверь, парень направился в библиотеку.

* * *

Позади раздался оклик — Телини едва расслышала его за шарканьем собственных тапок. Маг — тот, которого Старагон называл магистром Дардароном, нагнал её в коридоре. На мгновение ей стало страшно. Она корила себя за то, что так медленно шла и плохо запомнила дорогу — из такого коридора сложно будет убегать.

Но, кажется, маг был настроен дружелюбно.

— Я провожу тебя до комнат. Вижу, ты слегка заблудилась.

— Спасибо.

Они шагали молча, но гэльвка ждала, когда маг заговорит с ней о том, чего хочет. Она не верила, что он догнал её только чтобы проводить.

— Я могу обратиться к тебе с просьбой? — наконец, сказал волшебник.

— Да.

— Это насчёт Старагона. Надеюсь, я и мой коллега вас не поссорили.

Телини задумалась. После того спектакля, что устроили маги, Старагон, как и ожидалось, не проронил в сторону своей подруги ни слова и даже старался не смотреть на неё. Дважды за сегодня они встретились в столовом зале, но за всё это время парень не посмотрел на неё ни разу. Она хотела заговорить с ним первой и сказать, чтобы перестал вести себя так, будто в чём-то провинился перед, но почему-то так и не сделала этого.

— За нас не беспокойтесь, — ответила гэльвка магу.

Тот покривил губами. Девушка смотрела себе под ноги, но тем не менее видела это.

— Старагону надлежит стать волшебником. Ты знаешь, почему волшебникам не дозволено заводить жён и мужей и вступать в отношения?

— Нет.

И он рассказал. Про какую-то энергию, протекающую в людях, про то, что любовь это тоже та самая энергия и ещё про какую-то ерунду. Рассказывал он, иногда вспоминая сложные, непонятные слова на гэльвском языке, потому что плохо знал его. Телини не поняла практически ничего, кроме того, что у Старагона плохо получается колдовать, потому что он испытывает к ней чувства.

— Тогда отпустите его, — сказала она магу.

— Поздно, — ответил он. — К тому же, почему должны отпускать его мы, а не ты?

— Мне Старагон не нужен. Я не виновата, что он ко мне так относится.

— Виновата, — маг остановился. Телини тоже. — И можешь это исправить. Ты всего лишь один небольшой эпизод в его жизни…

— Я — человек, — процедила сквозь зубы гэльвка, нисколько не попытавшись скрыть свою злость.

— Извини, что обидел тебя, — сказал маг. Его слова не принесли ни капли облегчения. — Я хотел сказать, что от тебя зависит его судьба. А ты можешь помочь ему стать хорошим волшебником. Можешь полюбить его в ответ, если сможешь. Так хотя бы на время он научится чему-то. Либо, если не сможешь полюбить, заставь его разлюбить тебя. Отпусти его. Ты должна сделать это.

— Я никому! Ничего! Не должна! — рявкнула Телини.

На лице мага всплыла улыбка, которая злила ещё сильнее.

— Говоришь ты не как бездомная простачка. Кто ты на самом деле и зачем притворяешься?

— Не твоё дело, кто я!

— Верно, не моё. Не важно кто ты, мне интересен лишь Старагон. И, так как от тебя зависит, станет ли он волшебником, я всё же обязан попросить тебя сделать то, что нужно. Это и есть обязанность — когда на тебе лежит ответственность. Хочешь ты того или нет. Пойдём дальше, я ведь обещал довести тебя до комнат.

— Дойду сама, — бросила гэльвка и обогнала мага. Тот не настоял и зашагал обратно.

* * *

Открывшийся проём дыхнул на Старагона запашком клея, кожи и старой бумаги. Ещё здесь пахло какими-то цветами.

К его величайшему разочарованию, комната оказалась очень маленькой. Из подслушанных рассказах о библиотеках он знал, что некоторые бывают размером с целые замки и вмещают тысячи, а иногда и десятки тысяч книг. Здесь же едва набралась бы одна.

«Это же хорошо» — дошло до него. — «Смог бы я найти одну книгу среди десятков тысяч?»

Ему предстояло обыскать дюжину продолговатых полок, заполненных разной толщины томами и свитками.

Пройдясь вдоль первой и просмотрев несколько книг, он понял, что они рассортированы по именам авторов, расположенных в алфавитном порядке. Но кто написал Святое Слово? Дардарон сказал, что современники самих пятерых. Вероятно, книгу нужно искать среди тех, у которых автор не указан.

Аккуратно вернув очередной том на место и убедившись, что поставил его правильной стороной, — на книжных полках царил идеальный порядок — Старагон проследовал в другой конец библиотеки.

Прошло немало времени, прежде чем он отыскал нужную полку и нужный ряд. Взяв в руки одну из книг и раскрыв её, он чертыхнулся — сразу из-за двух вещей: во-первых, одна из страниц — та, на которой он открыл — была заполнена по краям меленькими оранжевыми точками, напоминающими насекомых; во-вторых, символы предстали перед ним низом кверху, то есть книга лежала на полке неправильно, что было удивительно среди такого порядка. Убедившись, что не она нужна ему и вернув её на место правильной стороной, он глянул ниже и увидел, что другая книга и вовсе смотрит на него оперением гребней страниц, некоторые из которых торчали впереди других. А рядом другая книга покоилась поверх остальных, горизонтально.

Какой-то неряха побывал здесь и всё переворошил.

Старагон прошёлся по нескольким книгам, попутно приведя всё, что видел, в порядок, пока не нашёл Святое Слово. Нетолстый, но тем не менее тяжёлый том имел красивую, хорошо сохранившуюся обложку, страницы не осыпались и не отрывались при перелистывании. Видимо, её переписывали только недавно.

Удовлетворённый находкой, он двинулся к сердцевине комнаты, разделявшей два ряда полок узкой дорожкой, как вдруг почувствовал что-то под ногой. Его ботинок пнул некий предмет, и несколько крохотных шариков отделились от него и закатались по полу. Юноша поднял предмет и рассмотрел его. Это был дешёвый браслет со стеклянными жемчужинами. По крайней мере, ему показалось, что они стеклянные. Собрав их с пола и вдев на посеребрённую цепочку, в центре которой красовался посеребрённый же овал из мягкого металла, он обнаружил, что все жемчужины разного размера и что их определённо не хватает. Парень поглядел по сторонам, наклонился и заглянул под ближайшие полки, но не увидел больше ни одной и направился к выходу.

* * *

Постепенно его глаза привыкли к темноте. После того, как пришлось потушить свечку, когда закончил чтение книги, тьма показалась ему непроглядной, абсолютный. Появиться страху не давала компания Олтанона, который сидел рядом и восхищался тем, как быстро Старагон расправился с книгой. Я вот в своё время потратил на неё месяц, сказал он.

После этого двое учеников пребывали в темноте, вполголоса рассказывая друг другу истории из своих жизней.

— …и вот господин Налним спросил меня, как переводится слово «насрать»? Я удивился, откуда в шпионском доносе взялось это слово и зачем шпиону сообщать кому-то о таких вещах, но всё же перевёл ему. Он тоже удивился и отдал письмо мне. Там было написано «но гэльвам, похоже, насрать на нас». Я сказал, что в контексте всего предложения у этого слова будет другой смысл. Он сказал «даже представить не могу, кому на кого нужно нагадить, чтобы это значило что-то другое».

— Наверное, тяжело было объяснить ему? — тихо рассмеявшись, спросил Олтанон.

— Да, нелегко. Ещё в гэльвском языке нет буквы «з». Точнее есть, но она обозначается той же, что и «с», но используется очень редко именно в таком звучании. Поэтому, было много казусов, когда, например, господин Налним спрашивал меня, как переводится «соснул», хотя там было написано «заснул».

— И никто у них не додумался изобрести букву «з»?

— В их словах она просто очень редко встречается. Это как, например, у нас буква «е», когда очень редко мы её произносим твёрдо — «э-э-э».

— Ну да.

— У них же эта буква чаще звучит именно твёрдо и имеет отдельный символ. С этим, кстати, тоже было немало проблем. Господин Налним постоянно называл наш язык «идиотским».

— Он ведь больше не господин тебе, — заметил Олтанон. — Почему ты его так называешь?

— Привычка, — пожал плечами Старагон. — И вряд ли я скоро от неё избавлюсь. Если когда-нибудь встречу его, то скажу «ты вонючая свинья, господин Налним».

— Скажи ему лучше: «Как бы мне хотелось насрать на тебя, и контекст тут не причём».

— Точно, — сказал парень и тоже тихо посмеялся. — Ладно, давай уже прекратим шутки ниже пояса. Мы всё-таки не так давно поели.

— Убедил, — проговорил Олтанон, расслабленно вздыхая после смеха. — В стенах этой школы таких шуток и без того предостаточно. Знаешь, что действительно смешно? Я вот родился в семье землевладельца, всю жизнь рос на уроках стариков в очках и евнухов, изучал грамоту, военное дело, читал книги про всякие травки и цветочки, и наблюдал, как другие вроде бы интеллигентные люди, друзья моего отца, например, такие же богатые и имущие, загоняют себя в лапы похоти и разврата, начинают обсуждать каждую по отдельности работницу борделя, как только их жёны уходят на достаточное расстояние, жёны отходят только для того, чтобы делать примерно тоже самое. Все эти разодетые в дорогую одежду «важные» люди ничем кроме этой самой одежды не отличаются от тех, кто им подчиняется. Точно так же напиваются и превращаются в свиней, точно так же отпускают пошлые и некультурные шуточки. В книгах всё по-другому, да? Рыцарь подводит коня к замковой стене и заводит разговор с его защитниками о чести, о долге, о том, что правильно и нет. А в жизни бы он стал поносить всех их родственников и угрожать пытками. Все думают, что если потом исповедуются и признаются во всём этом, и священник скажет, что все их грехи прощены, то смысла жить совестливо и благочестиво не имеет смысла, ведь можно раз в полгода очищаться и идти дальше извергать грязь и невежество.

Я поэтому и решил пойти в маги — думал, что раз здесь общество, состоящее исключительно из интеллектуалов, то всё будет как-то по-другому, что я буду чувствовать себя в нём как рыба в пруду. Но прошло время, я пообщался со своими обаятельными учителями, с другими учениками, и понял, что разницы нет. Ты сказал, что в народе есть слушок, мол все маги похотливые. Я открою тебе секрет: это правда. Дардарон и Трилон нашли где-то в своих архивах старую легенду — предсказания какой-то скельтской* пророчицы, умершей пятьсот лет назад. Согласно ему скоро в мире появится какая-то волшебница или что-то навроде того, у которой на теле будет иметься отпечаток руки Коргама. И якобы она натворит столько зла, что можно хвататься за голову! Ну, там ещё много каких предсказаний полно. Эта легенда была умеренно известна и раньше, но Дардарон и Трилон её распространили ещё больше, намеренно. Теперь, если в ученики поступает девушка, они её «осматривают» на предмет этого самого отпечатка Коргама. Сам понимаешь, что это значит. В легенде ведь не указано, где конкретно на теле будет этот отпечаток. Можешь спросить у Алион, они и её осматривали. Самое главное, в том предсказании говорится, что Гэльвский Каганат к этому времени выиграет войну против нас и завоюет земли по берегу Вестора, и ещё куча предсказаний, которые уже не сбылись, но Трилон и Дардарон продолжают делать вид, что верят в него, хотя, как по мне, им эта легенда нужна, только чтобы разглядывать всех новоприбывших девочек, вот и всё. Может, поэтому женщин-магов так мало.

Так о чём я говорил! Все учителя точно так же охотны до баб и любят пошутить на такие же непристойные темы, я бы никогда раньше не сказал, что это «интеллектуальное» общество, если бы понаблюдал за ними. И знаешь, что самое смешное? Пожив немного с ними я начал замечать, что тоже превращаюсь в такого же пошляка и свинорыла. Не знаю, связано ли это с тем, что они меня просто напросто заражают, или «интеллектуализм» такая штука, что таких вот метаморфозов не избежать, но, как бы то ни было, это так. Теперь я тоже грязное, пошлое, некультурное животное, зато интеллектуальное. И мне больше всего интересно, есть ли в этом мире место, где всё происходит как в тех красивых книгах?

Олтанон замолк, и некоторое время стояла тишина. Его слова заставили Старагона задуматься.

— Ты сказал, что вырос в дворянской семье? А где сейчас твоя семья? Ты с ними общаешься?

— Нет. Они эмигрировали в Лесдриад. Последнее письмо я от них получил год назад. Они не очень обрадовались, когда я решил стать волшебником. Я единственный сын в семье, и теперь не смогу завести законных наследников. Ну и орк с ними! Если нет разницы между двумя обществами, то я хотя бы буду в том, где меня не жалеют. Ненавижу быть жалким, ненавижу, когда все на тебя смотрят, не сводя глаз, и давят улыбку, когда относятся к тебе как к диковинной зверушке в клетке. Таралон тоже не любит. Наверное, поэтому мы с ним стали друзьями. Несмотря на то, что в корне различаемся. Вот у кого каждая первая шутка ниже пояса.

Олтанон усмехнулся собственным мыслям. Старагон помолчал немного и друг выпалил:

— Алион сказала, чтобы я держал Тарию подальше от вас двоих? Почему она сказала это?

Товарищ посмотрел на него с удивлением, которое, как казалось, было искренним.

— Ну да, мне уже стоит привыкнуть, что из-за Таралона портится и моя репутация тоже. Это от него стоит держать подальше девушек, не от меня. Да и то не совсем так. Таралон, конечно, бабник, но в данный момент его интересует только одна: он хочет саму Алион.

— Он её любит?

— Нет, не любит. Он её хочет! Он изливается слюной, когда она проходит мимо, таращится на неё во все глаза, даже не скрывая этого! Я много раз говорил ему: сходи в бордель и выпусти там пар, но он хочет именно её. Баран! Но даже если ты сейчас переживаешь за свою Тарию, то зря: Таралона посадили в одну комнату с Шишкой. Колриусом то бишь. Не знаю, кому пришла в голову эта идея — сажать всех по двое, но я скажу тебе, что если убийца решит напасть на них, то Таралон не сможет защитить ни себя, ни Колриуса. Готов поспорить, он уже раза три заснул и три раза Шишке пришлось будить его. Он не может устоять перед сном, если тот просится, уж поверь мне.

Старагон решил не рассказывать, что этот план был предложен им. Он облокотился на стенку и почувствовал боком что-то колкое — браслет, который оказался на полу библиотеки.

— Не знаешь, чей это? — спросил он Олтанона, показав находку.

Тот придвинулся поближе, пытаясь проглядеть сквозь темноту предмет.

— Чтоб меня! Ты где нашёл его? — вырвалось у него.

Старагон рассказал.

— Вот это удача! Это мой браслет — жемчужины настоящие, можешь попробовать расколоть их, если не веришь. Ни у кого из простаков на него денег бы не хватило. Странно, я не был в библиотеке орк помнит с какого времени.

— Ты не был, но мог быть кто-то другой! Вы рассказывали, что тот парень, который умер в прошлый раз, — Акарлон — воровал вещи. Может быть, это он украл у тебя этот браслет, раз он такой дорогой, а затем обронил в библиотеке?

— Дело говоришь, — закивал Олтанон. — Если он носил его под перчаткой, то легко мог уронить, когда снимал её с руки. Особенно если торопился.

— Я видел, что в том месте многие книги были перевёрнуты вверх дном, либо лежали не на своих местах.

— Да, скорее всего это тоже он сделал. Учителя обычно соблюдают порядок, а мы с Таралоном в библиотеку не суёмся. Значит, Акарлон искал какую-то книгу.

— Это был раздел книг без указания авторов. Там же, где я и нашёл Святое Слово.

— Расскажешь Дардарону или Трилону, может они что скажут. Если кто-то из них, конечно, сегодня не умрёт. Или, с другой стороны, кто-то из них может оказаться предателем.

— Дардарон точно не предатель, — уверенно сказал Старагон. Даже сквозь темноту можно было разглядеть, как Олтанон горько усмехнулся.

— Что?

— Ты первый, на кого этот старикан произвёл хорошее впечатление, — сказал он. — Ты знаешь, что он когда-то убил своих собственных родителей?

Старагон промолчал, поражённый услышанным.

— Так говорят, по крайней мере. Сейчас узнать наверняка не получится.

— Может, у него были причины?

— Какие могут быть причины для того, чтобы убить людей, которые произвели тебя на свет? Лично мне от одного взгляда Дардарона становится страшно. Он как будто проникает вглубь тебя, ввинчивается, внедряется, хочет добраться до твоего сердца. А его манера говорить! «Я бы уже сделал это, если бы тебя можно было хоть чему-нибудь научить!» — Олтанон сжал лицо, чтобы сделаться похожим на Дардарона. У него это очень хорошо получилось. Старагон засмеялся. — «Подними щит выше и держи его, пока я не скажу хватит». «Магия это не дубина, которой можно покалечить, а молоток, которым можно что-то строить».

— Проклятье! Тебе можно отрастить бороду и вести занятия вместо него, — едва сдерживая смех, чтобы его не было слышно во всём замке, проговорил новенький. — Давай «Ещё раз»

— «Ещё раз!» — Олтанон ткнул в своего собеседника пальцем, как это иногда делал учитель. — «Если ты решил, что магия — это смешно, то ты глубоко ошибся. Магия — это не смешно, это больно и сложно».

Старагон не мог остановить смех. Он вдруг вспомнил о том, что кто-то, возможно, сейчас ходит по коридорам школы и выискивает жертву. К оркам всё! Если умирать, то пускай хотя бы последние минуты жизни будут весёлыми.

Настроение пропало только тогда, когда они услышали в коридоре истошный вопль.

* * *

Вечером он рассказал план, предложенный Старагоном, остальным магам, и они его одобрили. Палтанон что-то ворчал, повторяя свои слова про овец и стадо, но в конце концов тоже согласился.

Посовещавшись, они приняли кое-какие изменения. Они четверо, Трилон, Дардарон, Палтанон и Гилон, будут в парах друг с другом. Никто не обмолвился, почему так, но все это понимали. Если убийца кто-то из здешних, то он скорее всего маг. Один из них четверых.

Когда они остались наедине, Трилон сказал ему:

— Это самый простой способ узнать, кто из этих двоих предатель, если он среди них вообще есть.

Говоря «этих двоих», он имел в виду Палтанона и Гилона. Он хотел сказать, что нисколько не подозревает своего ближайшего друга. Дардарон тоже его не подозревал.

В итоге, решили, что Трилон останется в неизвестной комнате с Гилоном, а Дардарон с Палтаноном. Остальных распределили быстро: трое учеников умеют ставить воздушный щит, им в пары дали тех, кто не умеет или, как Старагон, умеет плохо. Таралон остался с Колриусом, Алион с Тарой, Олтанон со Старагоном. Оставались четверо: Хэрик, повар, именем которого Дардарон за всё время даже не поинтересовался, и нанятые стражники. Стражники были опытные, Трилон сам их подбирал, поэтому им в пары под защиту дали Хэрика и кашевара. Дардарон надеялся, что никто из них не пострадает. Пускай они не владеют магией, но каждый по-своему важен для этой школы. Умрёт повар, придётся приводить кого-то из города, потому что никто больше не умеет готовить, а на всякой дряни долго они не протянут. Умрёт Хэрик, кто-то должен будет его заменить на посту. А без стражников убийца сможет гулять по замку почти свободно.

Вообще-то, будет лучше, если никто не умрёт.

Встретившись с Палтаноном в оговоренном месте, Дардарон испытал сильное волнение. Что если он и есть убийца? Как это можно будет вовремя понять? Будет ли шанс успеть поставить щит? Сомнения одолевали его, но по глазам товарища было видно, что они одолевают и его тоже.

Кивнув друг другу, оба мага зашли внутрь большого пустого зала, покрытого паутиной и непроглядной темнотой. В этом зале имелось ответвление — две умеренно тесные комнаты друг напротив друга, где волшебники и намеревались расположиться. Если убийца атакует одного, второй сможет напасть со спины.

Дардарон сел на пол, оглянулся и, убедившись, что его друг занял свою позицию, прислонился спиной к стене, так, чтобы его не было видно снаружи.

— Хитро, — оценил Палтанон. Он говорил умеренно громко, так, чтобы слышал Дардарон, но не было слышно в коридоре. — Может, и мне тоже так сделать? Вдруг, ты убьёшь меня!

В его голосе слышалась ирония. Дардарон выглянул из-за угла и попривыкшим к темноте зрением увидел, что товарищ всё ещё сидит у него на виду.

— Чего? Думаешь, я подозреваю тебя?

— Как и ты, что тебя подозреваю я.

Палтанон хмыкнул. И подтвердил:

— Не без этого, конечно! Но если это всё же ты убийца, то можешь убивать меня прямо сейчас. Потому что я в таком случае просто сойду с ума. Всё потеряет смысл — всё, что было до этого. Если нельзя доверять даже близким друзьям, то за каким орком вообще нужно жить? За каким орком вообще нужен этот мир?

Дардарон вновь прислонился к стене. Было тихо.

— Я тоже много раз спрашивал себя, что стану делать, если окажется, что убийца — один из вас. Невообразимое множество раз, но ни в один из них не пришёл к ответу.

Снова образовалась тишина, которая не нравилась Дардарону. Слава Богам, она длилась недолго.

— Как же мы дожили до такого? — протянул Палтанон. — После стольких лет совместной работы! Подозреваем друг друга! Как малые дети! Кто бы не стоял за всем этим безобразием, он побеждает нас. Это горькая, но очевидная правда. Какой же силой обладает эта тварь, что смогла разрознить нас! Мы ведь не шайка энтузиастов, а крупная, могучая гильдия, просуществовавшая не один десяток лет. И кто сможет уберечь людей от этой твари, если она сможет нас победить?

— Людей? — усмехнулся Дардарон. — Это ты говоришь? Тот, кто презирает почти всех, кто не является магом? Тот, кто считает себя выше этих людей?

— Да, я считаю себя выше, — цыкнув, продолжил Палтанон. — Но это потому, что люди бы ни за что не смогли сделать то, что делаем мы. Они ни за что бы не стали защищать тех, кого ставят ниже себя. А мы именно это и делаем. Что же ещё? Какая же наша миссия, если не эта? Защищать всех, независимо от их природы. Все эти толпы баранов и невежд!

— Вот как ты считаешь? — снова хмыкнул Дардарон. — Я думал, ты скажешь, что мы всего-навсего укрепляем своё положение в мире.

— А за каким дьяволом это положение нужно, если не приносит пользы миру? Если не служит никакой большей цели, чем сохранение задниц нескольких стариков?

— Ты прав, и я согласен с тобой. Один мой друг однажды спросил меня, что я стану делать, если в один прекрасный день ко мне придёт король и скажет, что ему больше не нужна эта школа и что я ему больше не нужен. Я тогда растерялся и ничего не ответил. И, как это бывает обычно, пришёл к ответу лишь спустя какое-то время, когда дать его тому человеку уже не было возможности.

Со стороны Палтанона послышался какой-то звук, не очень громкий. Как будто он ударился головой о что-то. Дардарон не обратил внимание на это, в его голове формировалась мысль, и он не хотел останавливать этот процесс. Он продолжил:

— Магия — это и есть наша жизнь. Жизнь, которую мы потратили на то, чтобы создать и укрепить эту школу. Мы существуем ради неё. Не станет школы, не станет нас. Останется лишь телесная оболочка, пустая и никчёмная, как ножны без меча. Ведь мы будем понимать, что всё, что мы делали, было только что уничтожено. Мы останемся стариками, у которых нет абсолютно ничего. Поэтому, я ни за что не допущу такого. Или умру вместе с самой школой. Какая разница, мёртвый старик или старик ни с чем? А ты что думаешь по этому поводу?

Палтанон не ответил. Дардарону сделалось страшно. Он вдруг вспомнил тот звук, раздавшийся минуту назад.

— Палтанон?

Маг обернулся, но его товарища не было на месте. Он был разбросан по всей крохотной комнатке, которая теперь была измазана кровью.

Дардарон прижался к стене, часто задышал. Он напряг слух, сосредоточился. Ни звука. Тишина, которая пугала его, теперь была абсолютной. Он выставил обе руки в стороны, возводя щит вокруг своего тела. Удерживая заклинания уже без рук, подобрался к Палтанону. Лишь на секунду глянул в зал. Проклятая темнота, к которой он вроде бы привык, словно сгустилась, и никого не было видно. Дардарон посмотрел на останки друга. Голова всё ещё крепилась к рёбрам, которые продолжали удерживать руку. Дардарон, даже не заметив, что потерял контроль над щитом, запустил пальцы в окровавленные волосы и повернул голову лицом к себе.

Не сдержавшись, он громко закричал.

* * *

Сначала вернулись чувства. Лучше бы не возвращались. Он почувствовал пульсирующую боль в виске. Рука сама потянулась к ушибу и ощупала его. Крови нет, но точно будет шишка. Лишь потом вернулось сознание. Он понял, что может мыслить и рассуждать. Понял, что не может вспомнить о себе абсолютно ничего. И что ему нужно бежать. Некто идёт за ним.

Вскочив и оглядевшись, он смог увидеть обшарпанные стены каких-то высоких зданий, закрывающих солнце. Лишь оттенок неба говорил о том, что уже вечер.

Подождав, пока головокружение прекратится, он бросился в первую же попавшуюся сторону. Перед мысленным взором стояла фигура, которая, тем не менее, была бесформенной. Кто-то или что-то, от которого сознание настойчиво требовало держаться подальше.

Забежав за угол здания, он отдышался. Куда же бежать? Где обладатель этого силуэта? В какой стороне? Эти вопросы оставались без ответов, но жуткий, необъяснимый страх не позволял оставаться на месте, подгонял, приказывал бежать. И он бежал не разбирая дороги.

Остановившись на перепутье, он постарался проанализировать ситуацию, как вдруг вдали, в конце улицы показалась фигура в тёмном плаще. Та самая!

Он бросился прочь. Он не понимал, почему так боится её, но всё равно боялся.

Погоня продолжилась недолго. Уже скоро он почувствовал, что задыхается. Тело потребовало отдыха. Он прислонился спиной к стенке очередного дома и беспомощно огляделся. Его взор пал на угол и на лежащий рядом камень, от которого по кирпичной поверхности тянулась тонкая белая царапина. Мысли вторглись в голову, словно по команде. Он вспомнил, что уже пробегал здесь когда-то. Когда точно так же убегал от обладателя тёмной фигуры. Он споткнулся тогда об этот камень, и некто догнал его. Неужели обыкновенная царапина могла пробудить все эти воспоминания.

Он оглянулся на улицу позади себя, и сердце заколотилось, словно сумасшедшее. Некто в плаще неминуемо приближался. Шёл неторопливо, но всё равно как-то догнал свою жертву.

Идея пришла быстро. Он схватил с земли первый же попавшийся булыжник, отделившийся, видимо, когда-то от каменной плитки, провёл им по руке, оставляя небольшую кровоточащую царапину.

Некто в плаще вынырнул из-за угла и стал рядом. Лицо под капюшоном извергало невыносимый страх, не сравнимый ни с каким другим.

«Сейчас он подчинит себе мой разум, но в следующий раз я, возможно, увижу свою рану, возможно, вспомню всё, что произошло сейчас, и, возможно, у меня будет шанс спастись от этого человека».

Некто вскинул руку, и свет померк.