елли досталась просторная пещера с выемками в стенах. Она прошлась по периметру. В углах кучками лежала трава, бумага, сухие веточки. «Надо попросить перьев у Элленики!» – подумала Нелли, решив вплотную заняться интерьером. Но это потом. Она никак не могла стряхнуть неприятное ощущение в груди: «Эти судилища доведут до нервного срыва!»

Во входном проеме показался стражник.

– Тебе, двухцветная, запрещено покидать пределы пага, – быстро заговорил он. – Все воины охраны входов предупреждены.

Стражник замялся. Постоял немного и спросил вполголоса:

– Ты… Коклесса, это… вскрыла?

– В каком смысле? – не поняла Нелли.

– В таком, что нарушила его шкуру и выпустила кишки, – пояснил входящий Цицерон. Стражник мгновенно исчез. – Могу я войти в жилище одинокой красавицы?

Тон Цицерона говорил о том, что он пытается загладить недавние разногласия. Нелли же былые недоразумения не интересовали.

– Ты ничего не чувствуешь? – спросила она, стараясь понять, откуда идет тонкая вибрация беды.

– Я чувствую, что ты обижена на меня, на Корнелия…

– Ерунда! Как я могу на вас обижаться? Я же чужая, пришлая. Вы не могли принять меня сразу. Это нормально.

– Нелли! – обрадовался Цицерон. – Давай с этой минуты официально называться друзьями?

– Называться или быть настоящими друзьями?

– Конечно, быть! – искренне воскликнул он. – Умеешь ты придираться к словам, красавица!

– Но мне не переплюнуть такого умника, как ты.

– Всем будет полезна дружба двух мудрецов! – расплылся в улыбке польщенный Цицерон.

Нелли нежно обняла философа. Но предчувствие беды не покидало ее.

– Что-то не так, – сказала она.

– Что, Нелли? – всполошился Цицерон.

– Не знаю. Только здесь, – она показала на грудь, – ноет.

– Такое раньше бывало?

– Видать, у фламинов чем-то заразилась.

– У фламинов можно заразиться только ненавистью!

– Откуда они появились, эти фламины?

– Прости, Нелли, но их создали люди, в Лабораториуме. Тебе, как человеку, их легче понять.

– Вот как! А я думала, они хранят исключительно крысиные тайны.

– Фламины – создания людей, обернувшиеся против своих создателей. Знаешь ли ты, каких еще чудовищ вырастили там, в Лабораториуме?

Нелли хотела расспросить об этом, но в ее дом вошли триарий Сефлакс, Нума, несший на плече огромный свиток, и толпа крыс, которые теперь были ее друзьями и поэтому приглашения не спрашивали.

– Это – книга Фины, – сказал Сефлакс и немного развернул рулон, уложенный Нумой на пол. Тонкий пергамент кое-где порвался, разлохматился по краям, но буквы остались яркими. Свиток пах древностью, свечами, чернилами, замешанными на настоях трав, людьми, животными и цветами.

Текст был написан на латыни. Оказалось, Нелли не разучилась читать письмена людей. Но она с трудом одолела первые строки, так как ей приходилось делать шаг назад, чтобы охватить слово целиком.

Сефлакс некоторое время смотрел на ее мучения, а потом заставил Нелли залезть на выступ под потолком пещеры. Сверху были видны целые куски текста. Так чтение пошло быстрее.

Нелли читала вслух. Внизу сидели Нума, Цицерон, Элленика, Сефлакс, Корнелий и Бэсс, изъявившие желание послушать.

«Ты как пастор на кафедре! Смотри не упади от зазнайства!» – предупредила Ненэ.

Нелли удобно устроилась и начала:

Тоскана – славная земля! Под сенью гор лежат поля. Цветут сады, дождем умыты. Собаки ласковы и сыты. Смешался с щебетаньем птиц Здесь детский смех. Нет злобных лиц. И дев прекрасных сон храня, Встать не торопится заря. Чисты источники воды, Дороги ровны и прямы. Остаться здесь желал бы каждый, Кто побывал тут лишь однажды. Но долгих лет не скроет пыль Одну таинственную быль. Когда-то, знает лишь Творец, В Тоскане жил богач-купец. Пять разных лавок у него, А в лавках – разное добро. Он сам ведет деньгам учет. И ждет везде его почет. В поместье – золота полно. В подвалах – масло и вино. В амбарах доверху зерна. Жена красива и верна. Патрона слуги только хвалят: «Пусть нами век он целый правит!» Но в дом его спешит беда. Она не вовремя всегда. Ведет из дальних стран чуму, А с нею толпы крыс и тьму. От саранчи страдает край. Везде пустыня, где был рай! На жатву только лишь чума Спешит: собрать бы дань сполна! Она взяла купца жену, Оставив дочку лишь ему! В поместье поселилось зло, Запоры для него – ничто! А крысы в поисках еды Опустошили все склады. Спешит купец за Крысоловом, Ему в обет дает он слово: Купец отдаст, что тот желает, Пусть только войско крыс растает. Еще с небес не скрылась ночь, А крысы вдруг уходят прочь! Освобожден и дом, и сад! Ликуют все: и стар, и млад! К купцу приходит Крысолов: «Очищен от напасти кров! Теперь обет свой выполняй! Мне в жены дочь свою отдай!» А дочь купца так хороша, При встрече с ней поет душа! Хоть ей всего двенадцать лет, Но более красавиц нет! Ценою возмущен купец! «Я ей – не враг! Я ей – отец! Из дома прочь, проклятый маг! Никто платить не станет так!» Но Крысолов, смеясь, уходит И тайно дочь купца находит. К стене прижал ее покрепче И что-то на ухо ей шепчет! Ребенок, белый словно снег, Бежит к отцу. Вдогонку – смех! Купец во гневе страшен был, Но Крысолова след простыл! Проходит время. По закону Купец берет другую в жены. Прекрасней прежней во сто раз! Влюбленный муж не сводит глаз! Как змеи – косы! Цвет волос Прогонит прочь любой мороз! Улыбка на лице всегда. Хотя в глазах осколки льда. Но вновь свой меч готовит рок! Отец лишь только за порог, К красивой падчерице в дверь Стучится мачеха скорей. Усмешка на лице красивом: «Ты не забыла, Серафина? Любимый ждет уже давно! Встань, подойди, взгляни в окно!» И зрит дитя у края дома В накидке алой Крысолова! Рукой он знаки подает. С собою он ее зовет. Дитя дрожит и слезы льет, Но мачеха свое поет: «Защиты у отца не жди! Сама к любимому иди!» Купец вернулся и сражен. Болезнью дочки поражен. Дитя навстречу не спешит. В кровати как мертвец лежит. На зов отца не отвечает И никого не замечает. Открыли слуги невзначай: «Встает больная по ночам!» Еду, что оставляли ей, Она несет в амбар во тьме! Там кормит крыс она сполна. Понятно всем: «Сошла с ума!» Отец велит закрыть засовы, Не выпускали дочку чтобы! День ото дня лишь тает Фина. По телу поползли нарывы! Покрыто язвой пол-лица. Пределов нет слезам отца! Когда на землю сходит ночь, Крыс призывает к себе дочь! К больной зовет врачей отец: «Мученьям будет ли конец?» Не в силах ей врачи помочь! Их Фина яро гонит прочь! Три года быстро пролетели. Гниет дитя в своей постели. Играет с крысами она. Лишь с ними девочка мила. Купец, из лавки возвратясь, К дочурке входит и, смеясь, Спешит открыть ей свой секрет: Ведь завтра ей пятнадцать лет! «О, дочь моя! Меня прости! Врачей и лекарей впусти! Пусть дом наш с завтрашнего дня Покинут боль и горя яд! Накроем яствами столы! Я принесу тебе дары!» Дочь улыбнулась, видит он. Хвала Творцу! Отец спасен! Но мачеха, подружка Лиха, Вползает к падчерице тихо: «Девчонка дерзкая! Довольно Лежать и гнить здесь добровольно! Отцовский долг платить тебе! Не то отцу гореть в огне! Забудь пустое благочестье! Быть с Крысоловом тебе вместе!» С улыбкой маленькая Фина Колдунью молча проводила. И слышен тихий топот лап — То к Фине сотни крыс спешат. Вот к Фине в дверь стучится день. Отец с подарком входит к ней. Но никого на ложе нет. Лишь сотен лапок грязный след. Лишь гнойных простынь лоскуты. А вместо девочки – цветы. Закрыты были окна, двери! Но Серафины нет в постели! Цветами вся постель укрыта, Вьюнком и розами увита. Фиалок нежен аромат. То не постель – цветущий сад! Поместье в радостном смятенье. Но кто там ходит в отдаленье? Широкий плащ на нем алеет. То гордый маг себя жалеет.