Учитель умер раньше, чем создалась его школа.

Но духовно Сен-Симон пережил сен-симонизм.

Во весь свой рост певец индустриализма виден только с далекого расстояния — таков последний парадокс этой столь богатой парадоксами жизни.

Современники не поняли и не оценили его.

«…В нем видели только нечто вроде странного безумца, не знающего, как размотать свои деньги и свою жизнь…»

Он встречал «…лишь насмешки и неблагодарность; люди проходили мимо него с иронической улыбкой или просто отворачиваясь; ни единого одобрения, ни одного дружеского жеста…»

Таковы отзывы прессы в год смерти великого мыслителя.

В судьбе его особенно поражает: все боготворившие философа его же и предали; любимые им ученики приложили максимум стараний, чтобы исказить образ учителя и вызвать у потомков отвращение к памяти о нем.

Его первый ученик Тьерри собственноручно выдирал у сотен экземпляров своей книги титульный лист, на котором некогда подписался как «приемный сын Сен-Симона».

Его второй ученик, Конт, как мы видели, пошел много дальше. Восторженный почитатель, прежде расточавший неумеренные восторги в адрес Сен-Симона, кончил тем, что величал своего учителя «развратным жонглером». «Сердце и ум этой личности, — писал Конт, — точно обрисовываются в циничной характеристике, какую он сам дал своей жизни: он делил ее на две половины, одна из которых посвящалась покупке идей, другая — продаже их…»

Исходя из подобных оценок, Анфантен имел все основания называть Конта «новым Иудой», предавшим того, кому был обязан всем.

Впрочем, сам Анфантен, а вместе с ним и другие «правоверные» сен-симонисты причинили учителю не меньшее зло, чем ученики, от него отступившиеся.

Все биографы Сен-Симона единодушно жалуются на трудности, связанные с попытками восстановить жизненный путь социолога, и в первую очередь на отсутствие конкретных фактов, необходимых для биографии.

Эти жалобы справедливы. Фактов действительно не хватает. Их мало вообще и становится исчезающе мало по мере того, как от зрелых лет социолога мы переходим к его формированию, к юности и детским годам, столь важным для понимания его личности.

На первый взгляд это кажется странным. Анри Сен-Симон принадлежал к известному дворянскому роду. Жизнь подобных ему, проходя у всех на виду, всегда оставляла многочисленные следы не только в документах, но и в воспоминаниях, записках, мимоходом брошенных репликах современников. Даже если бы он и не стал знаменитым впоследствии, о нем должно было остаться много сведений. Возьмем, к примеру, современника Сен-Симона, такого же, как и он, аристократа, такого же, как и он, участника Американской войны, неоднократно упоминавшегося в этой книге герцога Лозена. Биограф этого ловеласа, позднее неудавшегося генерала революции, сумел восстановить его жизнь если не день за днем, то, во всяком случае, год за годом. Не менее хорошо известна жизнь и деятельность кое-кого из родственников Анри, в частности его предка, герцога Луи де Сен-Симона.

А вот с ним самим дело обстоит совсем иначе.

Но почему же?..

…Быть может, именно потому, что впоследствии он стал слишком знаменитым. Он создал школу, ученики которой смотрели на него как на бога. И поэтому именно ученики сделали все для того, чтобы исказить образ своего бога в его прошлом. Бог должен быть благим. У бога не может быть отрицательных черт. Бог не может совершать необдуманных поступков. Бог должен быть окружен сиянием. Прошлое бога должно соответствовать будущему…

Понятно, при таком подходе все в прошлом, что не отвечало определенным канонам (а не отвечало им весьма многое), полностью отметалось и игнорировалось.

Поздний сен-симонизм не постоял в этом смысле даже перед прямым подлогом. Анфантен, готовя к печати сочинения учителя, вымарал из них все места, где Сен-Симон скептически отзывался о боге и церкви. Еще бы! Отцам новой церкви никак нельзя было допустить, чтобы ее идейный авторитет, пророк и даже бог мог оказаться маловером!..

Одним словом, ученики Сен-Симона навели такой «порядок» в его жизни, что вот уже больше столетия историки не могут в ней разобраться.

Действительно, вплоть до сего дня в мировой историографии не было сделано ни одной серьезной попытки создать научную биографию Сен-Симона.

Все, кто писал о нем, четко распадаются на две группы:

хулители, ненавидящие, враги

и

почитатели, обожающие, друзья.

Враги искони не жалели пыла и чернил, чтобы ославить ненавистного «жонглера». Чаще всего они и в глаза не видели сочинений Сен-Симона, но, черпая все из десятых рук, произносили свой приговор с твердостью неподкупных судий.

При этом, если одни из них, наиболее умеренные, только утверждали, будто в учении Сен-Симона «нет ни одной самостоятельной идеи», поскольку «все свои наиболее здравые мысли он почерпнул у Конта», то другие не останавливались и перед тем, чтобы, невероятно искажая жизненный путь философа и его взгляды, делать из него какое-то чудовище, превращать его этику и мораль в подлинный букет лицемерия и лжи. Оказывается, он и «хладнокровно спекулировал на общественных бедствиях», и, в качестве «позорного ренегата традиций XVIII века», «льстил каждой новой власти», и «прославлял теологическую реакцию», и добивался «союза капитала с интеллигенцией против невежественного и бедного класса». Этой традиции следуют даже те из современных контистов, научный аппарат которых безукоризнен и которые всячески выставляют напоказ свою «объективность». Находились, наконец, авторы не без остроумия сопоставлявшие Сен-Симона с Оуэном и Фурье, но имея одну только цель: доказать, что все трое одинаково «презирали лучшее в людях и потворствовали самым низменным страстям» в целях установления «всеобщего рабства».

Для всех этих направлений, какими бы оттенками они ни отличались друг от друга, характерно нечто общее: они сваливают в одну кучу и Сен-Симона и сен-симонистов, чтобы, обыгрывая слабости и комические стороны последних, тем прочнее обесславить первого и взвалить на его плечи все вины, не имеющие к нему никакого отношения.

Так и друзья философа, его верные почитатели и ученики, организаторы и члены сен-симонистской церкви в этом плане принесли только вред своему учителю.

Но еще больший вред принесли они Сен-Симону как авторы его жизнеописаний.

Агиография философа начала складываться сразу же после его смерти. Его энтузиасты-ученики наметили первые ее черты. Две ранние и считающиеся классическими биографии социолога были составлены при их прямом или косвенном участии. Первая, принадлежавшая перу Г. Юббара, была просмотрена Родригом (опубликована в 1857 году). Вторая, написанная Г. Фурнелем (1833), давшим наиболее подробную для своего времени библиографию сен-симонизма, целиком следовала устным традициям школы. Эти биографии похожи друг на друга, как две родные сестры. Им свойственны одни и те же тенденции, одни и те же авторские приемы. Обе они одинаково напыщенны и бесцветны, обе в равной степени проникнуты духом фатальности, обе почти не дают конкретного материала, зато переполнены вневременными анекдотическими подробностями. Они легли в основу большинства позднейших аналогичных работ; отсюда и очевидная скудость последних.

Известный перелом произвела лишь книга Леруа «Подлинная жизнь графа Анри де Сен-Симона», вышедшая в 1925 году.

Максим Леруа много лет занимался Сен-Симоном и его учением. Обожая своего героя, автор поставил целью поднять все материалы, способные пролить свет на его жизненный путь. Писатель обследовал различные архивы Франции, перекопал сотни досье и нашел много новых документов. Некоторые из них имеют непреложную ценность. Так, благодаря находкам Леруа мы узнали, что Сен-Симон лгал, когда в 1808 году пытался уверить, будто находился в стороне от Великой революции. Выяснилась его доля участия в событиях той бурной поры, обнаружились его настроения и мысли, от которых потом он так старательно пытался отречься…

И все же не следует переоценивать книгу Леруа. Прежде всего это не биография. Это скорее полемика, полная публицистического накала. Автор и не пытается связно изложить материал. Он озабочен другим. Как и всякий счастливый первооткрыватель, он стремится превознести найденное им, а заодно и зачеркнуть все то, что было сделано до него. В частности, он пытается свести на нет даже то немногое, по-настоящему ценное, что имеется в работах Юббара и Фурнеля. А потому, если в одном «подлинная жизнь» Сен-Симона несколько и проясняется, то в другом она затемняется еще больше, чем прежде. Кроме того, возражая против идеализации Сен-Симона в трудах своих предшественников, сам Леруа идеализирует его в еще большей степени, превращая утопического социалиста в основоположника чуть ли не всей современной социальной мысли.

Этим, кстати говоря, Максим Леруа вольно или невольно подыгрывает современным «первооткрывателям» Сен-Симона на Западе.

Да, сейчас вдруг о Сен-Симоне вновь вспомнили и заговорили. Правда, новых оригинальных биографий социалиста не появилось. Не найдено также каких-либо новых фактов, могущих заполнить старые пробелы. Но зато очень много толкуют о «переосмыслении» Сен-Симона; о том, что до сих пор его-де неправильно понимали и трактовали.

Особенно усердствуют в этом плане буржуазные идеологи за океаном.

Если одни из них представляют учение Сен-Симона в виде некой эклектической похлебки, находя в нем элементы социализма, финансового капитализма, технократизма и даже фашизма, то другие — и таких большинство — вообще отказываются видеть социалистические черты в этом учении.

— Нет, — говорят нам сегодня, — не социализм, а народный капитализм провозгласил Сен-Симон!.. Именно он — подлинный основатель сайентизма, гениальный пророк постиндустриализма!..

…«Сайентизм»… «постиндустриализм»… — новомодные словечки, которые прикрывают отнюдь не новую сущность. Стремясь всеми способами сгладить острые противоречия современного капиталистического общества, ослабить классовую борьбу, обновить идейные подпорки под колеблющимся зданием монополий, современные «сайентисты» лихорадочно ищут поддержку и обоснование своему «неокапитализму» в прошлом. И, вновь «открывая» Сен-Симона, они пытаются его сложную, многообразную и крайне противоречивую мысль втиснуть в прокрустово ложе своих надуманных концепций современного мира.

Подлинные место и роль Анри Сен-Симона как социолога и философа с предельной ясностью выявили в своих трудах великие основоположники научного коммунизма.

К. Маркс, досконально знавший труды Сен-Симона, относился к нему с большим вниманием и интересом. Выделяя его из числа других социалистов-утопистов и характеризуя его взгляды, Маркс подчеркивал, что на протяжении своей творческой жизни Сен-Симон не был одинаков, что, начав с прославления буржуазного общества в противовес феодальному, он в конце концов «выступил как выразитель интересов рабочего класса и объявил его эмансипацию конечной целью своих стремлений…».

Чрезвычайно высоко ценил родоначальника утопического социализма и Ф. Энгельс, называвший его «самым универсальным умом своего времени». Энгельс писал: «…у Сен-Симона мы встречаем гениальную широту взгляда, вследствие чего его воззрения содержат в зародыше почти все не строго экономические идеи позднейших социалистов». Но и Энгельс подчеркивал противоречивость взглядов Сен-Симона, указывая, что у него «…рядом с пролетарским направлением сохраняло еще известное значение направление буржуазное».

В. И. Ленин считал французский социализм, одним из родоначальников которого был Сен-Симон, входящим в число трех источников и трех составных частей марксизма. Вместе с тем В. И. Ленин исключительно четко выявил историческую слабость утопического социализма:

«…Он критиковал капиталистическое общество, осуждал, проклинал его, мечтал об уничтожении его, фантазировал о лучшем строе, убеждал богатых в безнравственности эксплуатации.

Но утопический социализм не мог указать действительного выхода. Он не умел ни разъяснить сущность наемного рабства при капитализме, ни открыть законы его развития, ни найти ту общественную силу , которая способна стать творцом нового общества…» [64]

В этих словах — ключ к пониманию сущности сен-симонизма и исторической роли его основателя.

Идея социального равенства всегда привлекала человека.

Она прошла сквозь дым костров далекого средневековья в призывах Дольчино, Джона Болла и таборитов; ее провозглашали на заре нового времени Томас Мор и Кампанелла; о ней грезили лучшие представители просветительной философии предреволюционной Франции.

Сен-симонизм родился в новых условиях — в огне революций и первых побед буржуазии над феодализмом. Это и обусловило его отличия от прежних уравнительных теорий, его более углубленный и разносторонний характер.

Разумеется, весьма существенную роль играла и яркая индивидуальность основателя новой школы. Анри Сен-Симон вынес из жизни богатые и разнообразные впечатления, по-своему переработанные его творческим гением. Его пристальный взгляд на окружающий мир сумел где-то разорвать покровы над прошлым и будущим. Он оставил людям наследство, явившееся важным вкладом в сокровищницу нетленных идей.

Главное в учении Сен-Симона — последовательный детерминизм, признание всеобщей объективной закономерности и причинной обусловленности всех явлений природы и общества. Ни один мыслитель до Сен-Симона не смог выразить этот принцип с такой ясностью и полнотой, никто не сумел так ярко показать его всеобъемлющее значение. В этом смысле Сен-Симон далеко опередил не только рационалистов XVIII века, но и всех предшествующих творцов ранних коммунистических учений, равно как и социалистов-утопистов — своих современников.

Не случайно Ф. Энгельс ставил Сен-Симона на одну доску с Гегелем. Французский социолог внес в свою философию элементы диалектики. Подчеркивая всеобщую взаимосвязь явлений и многообразную связь частного с целым, Сен-Симон высказывал догадку о единстве противоположных начал в природе. Характеризуя процесс движения как постоянную борьбу твердой и жидкой материи, он отмечал взаимозависимость покоя и изменчивости, устойчивости и подвижности.

С замечательной последовательностью использовал он все эти выводы при истолковании существа исторического процесса. На человеческое общество Сен-Симон смотрел как на закономерно развивающийся, целостный организм, который объединяет своих членов не только определенными философскими, религиозными и моральными принципами, но и общеполезной трудовой деятельностью, являющейся естественной необходимостью и обязанностью человека и создающей связь между людьми. Тем самым Сен-Симон заложил основы социологии.

Сен-Симон правильно подметил отсутствие непрерывности в прогрессе исторического развития; он указал на чередование эволюционного движения с революционным. В его социальной теории есть даже зародыш понимания классовой борьбы и ее роли в исторических переворотах; Ф. Энгельс обратил на это внимание, характеризуя первый труд философа.

Сен-Симон высоко оценивал промышленное развитие своего времени и сулил «индустриализму» большое будущее. Однако абсолютно не правы нынешние идеологи империалистической буржуазии, называя великого философа «певцом капитализма». Сен-Симон понимал и критиковал отрицательные стороны буржуазного общества и стремился покончить с ними на основе последующего роста и расширения производства, причем будущее этого производства он представлял себе в общенациональном и даже мировом масштабе, чем, кстати говоря, его учение выгодно отличалось от современных ему систем Фурье и Оуэна.

Сен-Симон с гениальной прозорливостью предвидел, что в области экономических отношений в дальнейшем господство над людьми заменится господством над вещами. Аналогичный процесс, по его мнению, должен был произойти и в сфере политических отношений: государственная власть, все больше превращаясь в чисто административную, в конечном итоге была обречена на растворение в чисто общественной, организующей деятельности людей грядущей эпохи. Для этих последних великий мыслитель ставил основную конечную цель: максимальное улучшение жизни самого многочисленного и самого бедного класса.

Сен-Симон подошел к идее социализма.

Однако его социализм оставался утопическим, и учение его, несмотря на свои сильные стороны, было обречено на полную неудачу.

В основе этого лежит идеализм концепции Сен-Симона.

Действительно, основное содержание исторического процесса Сен-Симон видел в росте человеческих знаний, причем экономическое, хозяйственное развитие всегда мыслилось им как одно из проявлений развития интеллектуального. Трактуя прогресс человеческого общества, Сен-Симон полагал, что все эти закономерности являются лишь отражением прогресса человеческого разума. Каждая стадия в формировании общества, утверждал он, должна сначала возникнуть в голове мыслителя, который затем поведает ее человечеству и с помощью последнего добьется проведения в жизнь.

Одним из таких мыслителей, провозвестником фазы «индустриализма» Сен-Симон считал себя самого.

Именно поэтому он действовал с такой непоколебимой уверенностью. Именно поэтому без тени смущения прописывал он свои рецепты королям и смело становился в позу посредника между капиталистами и рабочими. И именно поэтому в конечном итоге его ожидал полный крах.

От пророка до бога всего только шаг; этот шаг был сделан учениками философа, и тогда социальное учение превратилось в религию.

Историческая судьба сен-симонизма вполне закономерна.

В первые десятилетия XIX века еще не сложилось условий для возникновения научного социализма.

Буржуазно-капиталистический строй еще только утверждался. Крупная промышленность едва зарождалась и не обнаруживала полностью всех присущих ей внутренних противоречий. Фабрично-заводской пролетариат, уже безмерно страдавший, не сознавал, однако, своих классовых целей и не был способен к самостоятельным политическим действиям.

Все это не могло не отразиться и на современных социалистических теориях: и сен-симонизм, и фурьеризм, и учение Оуэна были столь же незрелы, как и общество, в котором они создавались.

Сен-Симон и его ученики, выступавшие в начале XIX века с критикой буржуазных порядков и с обоснованием нового общественного идеала, не были способны раскрыть подлинные законы капиталистического мира и понять историческую роль пролетариата. Они видели в нем лишь обездоленную массу, невзгодам которой пытались помочь. Но ни Сен-Симон, ни сен-симонисты не могли распознать в рабочем классе ту общественную силу, которая была способна положить конец эксплуатации и новому рабству. Напротив, они полагали, что защищают интересы общества в целом, и поэтому стремились убедить богатых в необходимости преобразований, ставящих целью улучшить участь бедных. Они не сомневались, что можно добиться социальной гармонии, применяя только мирные средства и даже с помощью существующих правительств.

Разумеется, это были несбыточные надежды, и несбыточность их становилась более и более очевидной по мере того, как проходило время.

С развитием капитализма пролетариат все тверже становился на ноги и все решительнее отметал иллюзии, которыми его пытались усыпить.

В начале 30-х годов рабочий класс Франции на баррикадах Парижа и Лиона впервые показал свои исторические возможности.

И с этого времени звезда сен-симонистов закатилась.

Ненужные больше передовому человечеству, они ушли в замкнутую келейность религии и сектантства.

А пролетариат, отыскивающий свой путь в борьбе, нашел других учителей.

Ими стали Маркс и Энгельс.

Маркс и Энгельс открыли миру глаза на подлинный ход истории.

Они указали пролетариату на его великую миссию.

И на его грядущую диктатуру как на промежуточный этап на пути к коммунизму.

Они вывели великую идею из области мечтаний и подняли ее до уровня науки.

Но при этом они высоко оценили и мечтателей, своих предшественников, впервые указавших людям недоступные для себя горные выси социальных красот будущего.

Сен-симонизм как религия, как эталон практической деятельности давно и безвозвратно погиб.

Сен-Симон, извивы его необычной жизни, его героический поиск и его подлинные открытия всегда будут увлекать и навсегда останутся дороги человечеству.