ТЕНИ СМЕРТИ

Откуда-то из глубины мрачных дебрей донесся протяжный, надрывный вой волколака. Оборвалось соловьиное пение, смолкли сверчки. Даже ветер словно замер, неподвижно застыли тени. Одна лишь большая круглая луна невозмутимо продолжала заливать окрестности золотистым сиянием.

Ксин на мгновение остановился, повернув голову в ту сторону, откуда послышался голос, и оценил расстояние. Близко. Очень близко.

Он двинулся дальше. Длинным прыжком перемахнул через ручей и побежал, почти не касаясь острых стеблей травы. Он спешил, но гнал его отнюдь не страх. Причиной всему был Корень. Корень для Старой Женщины, которая в нем так нуждалась. Ксин чувствовал, что времени остается совсем мало, и потому хотел успеть. Должен был успеть.

Выскочив из-за деревьев на небольшую поляну, он остановился как вкопанный. Инстинкт лишь на мгновение опередил взгляд. Он припал к земле, взъерошив шерсть на загривке.

Волколак такого не ожидал. Он как ни в чем не бывало шел по следу человека, уже мысленно предвкушая свежую кровь и теплое, еще трепещущее мясо, а тут – на тебе!

Две пары сверкающих глаз молча вглядывались друг в друга – красно-синие волколака и зеленые Ксина.

«Уйдет или не уйдет?» – думал Ксин.

Тот не уходил, не мог решиться. Он чуял человека, но видел котолака – и не мог ничего понять.

Ксину надоело ждать, он неожиданно вскочил и прыгнул прямо на волколака. Драка ему была вовсе ни к чему, ему нужна была лишь свободная дорога. Он оттолкнулся от земли и, вытянувшись как струна, пролетел высоко над головой зверя.

И в том была его ошибка – он недооценил нападавшего. В мгновение ока источающая смрад пасть оказалась прямо под ним, а почерневшие клыки вонзились в бедро, едва не вырвав кусок плоти.

Ксин свернулся в клубок, и оба рухнули на землю, которая аж застонала от двойного удара. Деревья затряслись от яростного рыка, заполнившего весь лес.

Враги закружились в безумном танце, во все стороны полетели клочья дерна и фонтаны земли. Оба столь тесно сжимали друг друга в объятиях и столь отчаянно метались, что Ксин даже не пытался выпустить когти. Любая попытка освободить лапы могла завершиться лишь одним – бегством волколака вместе с частью его ноги. Выхода не было: он выпустил Корень и, извернувшись, вгрызся освободившейся пастью в горло противника. Вой сменился хрипом и бульканьем.

Если бы у него были такие же зубы, как и те, что впивались в его плоть, все давно уже было бы кончено. Но зубы у него были короче, да и пасть поменьше. Однако они сделали свое дело – волколак отпустил его, и в то же мгновение отпустил врага и Ксин.

Они отскочили в разные стороны.

Ксин зашипел и издал горловое рычание. Ему ответил лишь хрип волколака. Он бросил несколько быстрых взглядов по сторонам, но Корня нигде не обнаружил. Времени на поиски не было; он выпрямился и, медленно подняв передние лапы, напряг мышцы. Мягкие подушечки раздвинулись, ив лунном свете блеснули, подобно полированной стали, могучие когти.

Волколак замолк, напрягся и атаковал, оскалив пасть. Клыки против когтей. Они столкнулись быстрее мысли, но Ксин оказался еще быстрее и ошибок больше не совершал. Двумя ударами он сорвал с морды нападавшего все мышцы и сухожилия, обнажив голую кость и вросшие в нее зубы, бессильно хватавшие воздух в том месте, где только что стоял Ксин.

Волколак зарылся мордой в траву и перекувырнулся. Однако он тут же поднялся и атаковал снова, на этот раз в прыжке. Они столкнулись в воздухе.

Шкура на плече котолака с треском разорвалась, но два его когтя угодили прямо в один из синевато светящихся глаз, вырвав его вместе с куском черепной кости.

Стон волколака уже ничем не напоминая тот, что слышал Ксин в самом начале, – теперь это был пронзительный визг подыхающей твари. Наполовину ослепший, зверь начал отступать в сторону деревьев, но Ксин не позволил ему сбежать. Жгучая боль в плече и лапе затмила все, кроме желания отомстить.

Воспользовавшись полученным преимуществом, Ксин обошел его со стороны вырванного глаза…

Он рвал, грыз и терзал, чувствуя, как плоть врага поддается под его когтями. Его охватила хищная радость и возбуждение. Сладострастное желание убивать. Верх блаженства наступил, когда когти задних лап вспороли волколаку брюхо и запутались в кишках. Впрочем, ненадолго, ибо те порвались, словно никчемные веревочки.

Наконец он отошел и взглянул на дело своих лап. Зверь лежал неподвижно, не издавая ни звука, но он был еще жив. Над ним возникло яркое сияние, образуя отчетливо видимый сноп света, соединявший его с висевшим высоко на небе лунным диском…

Ксин подчинялся тем же самым законам и знал – это означает, что ни одна из нанесенных им ран на самом деле не смертельна, и, хотя их хватило бы, чтобы отправить на тот свет десяток обычных людей, волколак, однако, выздоровеет еще той же ночью.

И действительно – выпотрошенные внутренности зашевелились, вначале беспорядочно, но затем, подобно большим белым червям, начали вползать назад в распоротое брюхо. В траве что-то зашелестело; вовсе незачем было смотреть, чтобы удостовериться, что там катится окровавленный глаз, волоча за собой обломок черепа.

Сражаться еще раз у Ксина не было никакого желания, и он знал, что следует делать. Не спеша подойдя, к лежащему, он положил левую лапу ему на горло и, изо всех сил ударив когтями правой, с хрустом сжал ребра и грудину и потянул на себя. Послышался резкий треск и чавкающий звук. Он отшвырнул в сторону вырванный комок мяса и костей, после чего потянулся к открытому, трепещущему источнику жизненной силы…

Во все стороны брызнула кровь. Ксин поднялся, держа сердце в лапах. Лишь три вещи могли победить силу некро-креативной магии: серебряная пуля, или медное острие, или же когти родственного существа, именно такого как он…

Ксин разорвал добычу в клочки, словно тряпку, и разбросал ошметки по сторонам. Реакция была незамедлительной: луч переливающегося света рассеялся и исчез, какое-либо движение на земле прекратилось. Он посмотрел вниз. Обратное превращение уже свершилось… У ног котолака лежал истерзанный человеческий труп. Он присмотрелся внимательнее: от лица почти ничего не осталось, но, судя по рукам, это был молодой парень, почти ровесник Ксина…

Если родные найдут его и каким-то чудом опознают, подумал Ксин, он навсегда останется для них лишь жертвой, и никто никогда не узнает о нем правды…

Ксин забеспокоился – столько времени он потерял! Поспешно отыскав Корень, он побежал в лес.

За деревьями появились очертания хижины. Ксин побежал быстрее. Вскоре лес был уже позади. Его охватил страх – Тени Смерти, которые, когда он уходил, еще блуждали на краю зарослей, теперь приблизились почти к самому дому. Бесформенные, неопределенные, они шевелились и взмывали в воздух, чтобы рассеяться и тут же возникнуть снова. Пока продолжалось полнолуние, он видел их, позже мог лишь ощутить их присутствие, подобно псу, предчувствующему неизбежную смерть своего хозяина… Однако ни теперь, ни когда-либо не в его силах было уничтожить их или разогнать – они существовали лишь в виде особого рода ауры умирающего…

Стараясь не смотреть на повисший над дверью Знак, он крадучись переступил порог и припал к постели.

Старая Женщина с усилием открыла глаза.

– Ты пришел… – прошептала она.

Ксин наклонился и открыл пасть. Корень упал на постель. Рука женщины дрогнула, пытаясь нащупать его, наконец пальцы наткнулись на то, что искали. Она слабо улыбнулась.

– Поздно, сынок… – сказала она очень тихо, но он ощутил в ее словах и сожаление, и облегчение сразу.

Он и раньше этого боялся, но сейчас, при виде Теней, опасения сменились уверенностью, наполнившей отчаянием его душу. Старая Женщина столь ослабла, что уже не могла сама приготовить себе снадобье, а его могучие, но неуклюжие лапы не в силах были справиться с этой деликатной работой.

До того мгновения, когда он снова должен был обрести человеческий облик, оставалось еще несколько часов…

Ксин был бессилен. Он мог лишь ждать, положив голову на край постели, а Тени Смерти уже проникли сквозь стены и танцевали в комнате.

Рука Старой Женщины поднялась и легла на его голову. Она гладила короткую шерсть, почесывала за ушами. Наткнувшись на засохшую кровь волколака, она на мгновение застыла. Потом он снова ощутил слабеющую ласку. Ксин понял, что она обо всем догадывается.

Шло время, и ничего не менялось, только Тени уже почти касались его самого. Он закрыл глаза, чтобы не смотреть на них.

– Я рада, что ты рядом со мной, – внезапно услышал он ее отчетливые слова.

Эти слова оказались последними. Рука, лежавшая на его голове, бессильно упала. Он отступил на шаг – Старая Женщина лежала с закрытыми глазами и уже не дышала. Тени исчезли.

Будь он волколаком, может быть, он сейчас бы завыл, но он не умел даже плакать, зато умел любить…

Наклонившись, он начал лизать ее стынущую руку. Добрую руку, которая, хотя и никогда не причиняла ему боли, покрыта была сетью глубоких шрамов – старых следов его клыков и когтей.

Он сидел, словно одеревенев от горя, и даже не заметил прошедших часов. Лишь легкая дрожь, сотрясшая все его тело, напомнила ему о том, что должно было произойти через несколько мгновений…

Где-то в глубине мозга возникла тупая боль и начала расти, пульсируя алым пламенем. Она росла, вздымалась, распирая череп, и внезапно, словно ледяная молния, выстрелила вдоль позвоночника. Ксин издал сдавленный стон и упал, конвульсивно дергаясь. Морду и лапы охватил живой огонь. Кости изгибались, словно ветки, а мышцы попеременно то распухали, то затвердевали. Зубы отступали в глубь челюстей, длина которых сокращалась судорожными рывками. Ему казалось, будто ему выдирают глаза, перемалывают пальцы и ноги. Шерсть по мере Превращения скрывалась под опухшей кожей.

Наконец наступил перелом – страдания быстро начали ослабевать. Вскоре осталось лишь легкое онемение, которое вскоре тоже прошло. Ксин поднялся с пола и сел, теперь он уже мог плакать…

Он закрыл глаза руками, и плечи его сотряслись от беззвучных рыданий. Так продолжалось некоторое время. Пронзительный холод раннего утра заставил его наконец подумать и о себе – ведь он был совершенно голый. Он встал и, взяв одежду, которую снял перед самым полнолунием, начал поспешно одеваться. Закончив, он снова посмотрел на тело Старой Женщины. Только теперь он понял, насколько он одинок.

– Ее нет, больше нет… – Его охватила новая волна безутешного горя. Кое-как собравшись с духом, он в последний раз посмотрел на ее доброе лицо, поцеловал ледяные щеки и накрыл тело простыней.

Оглядевшись по сторонам, он нашел веревку и кусок ткани и принялся за работу. Вскоре перед ним лежал длинный бесформенный сверток.

Ксин стоял выпрямившись, светловолосый, а его зеленые глаза смотрели куда-то вдаль…

– Она так долго была здесь, рядом со мной… была всегда… – тихо проговорил он.

Она нашла его давным-давно, двухмесячным младенцем. Он лежал брошенный на каком-то пустыре, пригвожденный к земле тремя осиновыми колышками. Палачи перестарались – и потому он выжил. Вполне хватило бы и одного, но в сердце. Те же три как раз прошли мимо – сердце оказалось между ними, – и его кошачья живучесть использовала свой шанс.

Женщина освободила его, обработала раны, от которых не осталось даже следа, и накормила. Он быстро выздоровел.

Она наверняка догадывалась, кто он такой на самом деле, и все же однажды ночью, когда весело агукающий в своей кроватке карапуз превратился в маленькое обезумевшее чудовище, это застало ее врасплох. Она даже не отнеслась к этому всерьез, не подозревая, сколь могучая сила и ненависть завладели его маленьким телом. Он набросился на нее, охваченный звериной яростью. Они долго боролись. Она делала все, чтобы не причинить ему вреда, он же хотел лишь убивать. Он очень сильно ее тогда поранил, особенно руки.

На другой день, когда она плакала от боли, он, как обычно, криком требовал своего молока.

Она не ожесточилась, никак его не наказала, продолжая ухаживать за ним так, как только умела. Она лишь стала осторожнее и, когда наступало полнолуние, принимала меры. Однако даже тогда она не пыталась его связать или запереть. Напротив, она сама пряталась или уходила, давая ему полную свободу. Никому другому это не угрожало, поскольку до ближайших селений было много часов пути.

Он так никогда и не узнал, как она оказалась посреди этой внушающей ужас пустоши и почему здесь поселилась. Она не была волшебницей, но и простой крестьянкой тоже не была. Она просила его, чтобы он ни о чем не спрашивал, и он уважал ее волю.

Шли месяцы, годы, большую часть времени он был здоровым, веселым мальчуганом, обожавшим играть и бегать, но временами, на несколько ночей в месяц, когда небо не было затянуто тучами, он превращался в кровожадное чудовище, беспощадно охотившееся на ту, кого он обычно называл «мама»…

Он рос и со временем начал замечать и понимать то, что с ним творилось. Однажды, вернувшись в человеческий облик, он принес ей букетик собранных в лесу цветов. Он просил прощения и плакал. Впрочем, он мог этого и не делать, ибо она никогда на него не сердилась.

Потом появилось отвращение к самому себе. Чувство вины и стыда росло вместе с ним, все усиливаясь. Он все больше любил Старую Женщину. Тем больше, чем в большей степени мог понять и оценить ее доброту. Любовь эта, соединяясь с переполнявшим его гневом, все сильнее подавляла сосредоточенный в нем заряд чуждой ненависти.

С каждым очередным Превращением он все отчетливее помнил, кем был днем, пока наконец не наступил перелом. Он приблизился тогда к ее укрытию и запищал. Она поняла, что произошло нечто необычное, и отважно вышла. Сидевшее внутри него зло предприняло последнюю попытку; он весь дрожал, когда она подходила к нему. Она протянула руку. Эти шрамы! Он бросился прочь, боясь, что не выдержит. Вскоре он, однако, остановился и снова пошел к ней. Она коснулась его, погладила по спине, и внезапно мрачные чары развеялись. Он прижался к ней, мурлыча и ласкаясь, словно обыкновенный кот, а она, гладя его, долго плакала от счастья…

Одно лишь оставалось загадкой: почему в этот момент он не вернулся в человеческий облик? Лишь позже, когда он начал взрослеть, выяснилось, что было тому причиной.

Он не был человеком. В нем было слишком много кошачьих черт – именно они проявились в тот период. У него были продолговатые, а не круглые зрачки, иначе, чем у всех, расположенные скулы, слегка необычный голос, по-другому выглядевшие ногти и множество иных, часто даже трудно различимых деталей, не говоря уже о гибкости, ловкости или манере передвигаться.

Он был смешанной крови, и часть его природы была чисто звериной, постоянно подверженной воздействию магии. И потому всегда, когда на небе ярко светила луна, он становился котолаком. Но не более того. В облике человека или зверя он оставался самим собой – жизнерадостным Ксином, который умел любить…

Ксин – странное имя. Старая Женщина рассказывала, что первое его Превращение произошло как раз в тот момент, когда она раздумывала, как его назвать. Внезапно из колыбели донеслось шипение разъяренного кота. Позднее она несколько облагородила этот звук, и тот стал его именем.

Было время, когда его мучила собственная непохожесть на других, он пытался искать свое место в жизни. Он не хотел быть столь единственным и неповторимым – не человеком и не зверем.

Все создания Онно, которыми кишели окрестности, обычно принимали его за своего. Лишь изредка их сбивал с толку человечий запах, которым он пропитался, живя рядом со своей опекуншей, – так же, как и волколака этой ночью. Однако он никогда не чувствовал себя своим среди них. Проще говоря, он терпеть их не мог – и тем не менее прекрасно знал.

Вампиры, например, вылезали, когда полную луну закрывали легкие облака, ибо они не любили чересчур яркого света и не были столь тупы, как волколаки, запах никогда не вводил их в заблуждение. С Ксином тогда не происходило Превращение, но он любил разгуливать ночью по лесу. Ему часто приходилось встречать вампиров, а если даже и нет, то он и так всегда знал, где они притаились. К нему они относились безразлично, порой уступали ему дорогу, чуя, что его кровь – для них смертельный яд. Он даже придумал забаву – наносил себе легкую рану в присутствии вампира. Тот, почуяв кровь, тут же впадал в транс и начинал метаться. Его инстинкт самосохранения боролся с неумолимым желанием сосать, которое в конце концов всегда побеждало. Вампир припадал к ране и пил стекающие из нее капли лишь затем, чтобы мгновение спустя с воем и в конвульсиях рассыпаться в прах.

Это было любимым щенячьим развлечением Ксина.

Волколаков он презирал, пожалуй даже в большей степени, чем они того заслуживали. Несомненно, виной тому была его кошачья натура, которая терпеть не могла ничего родственного псам. Он никогда не встречался с ними в человеческом обличье, поскольку Превращению подвергался точно при таких же условиях, как и они. Приключение же, случившееся с ним этой ночью, отличалось от остальных лишь тем, что обычно это он искал волколаков, а не наоборот…

С другим котолаком он встретился лишь однажды.

В первое мгновение он даже обрадовался. Однако, увидев в глазах того лишь слепую, неразумную ненависть, он не испытал ничего, кроме отвращения. Ксин четко дал сопернику понять, что это его территория, – и вполне успешно, ибо больше никогда его не видел.

Упырихи были единственными, с кем он поддерживал почти добрососедские отношения. Причина состояла в том, что когти у них были немногим меньше, чем у него, а зубы намного больше, а кроме того, его кровь была ядовита для них точно так же, как и для вампиров, и они о том знали…

Старая Женщина не выжила бы здесь даже одной ночи, если бы ее не оберегал Знак, всегда висевший над дверью хижины.

Ксин прервал размышления и посмотрел в ту сторону. Кованое серебро, казалось, шло волнами и дрожало, но это была лишь иллюзия – он не мог различить истинных очертаний Знака, ибо именно такова была одна из черт силы, связанной с этим талисманом.

Он не любил этот кусок зловещего металла и всегда старался держаться от него подальше. Хотя со временем он привык к его присутствию, однако каждый раз, когда он переступал порог, ему казалось, будто его обливают кипятком.

А вскоре должно было произойти нечто еще похуже…

Однако пока он предпочитал об этом не думать. Он взял тело на руки и вышел из дому.

На краю поляны рос красивый раскидистый дуб. Старая Женщина очень любила отдыхать в его тени. Ксин уложил ее там, где она обычно сидела, и вернулся за лопатой.

Послышался тихий треск, когда почерневший металл вонзился в дерн. Потом заскрежетала земля.

Сознание его затуманилось от монотонного ритма работы, и, лишь когда последний ком глины упал на продолговатый холмик, взгляд Ксина стал более осмысленным.

Теперь пришла пора для самого главного – обезопасить могилу, иначе сразу же после захода солнца сюда сползлась бы вся окрестная нечисть, чтобы вытащить и сожрать труп. Внешне все выглядело просто – достаточно было принести и положить на могилу Знак.

– Принести… – мрачно усмехнулся он. – Вот только сперва нужно до него дотронуться!

Когда-то он пытался коснуться его палочкой – дерево вспыхнуло, а он ощутил такую боль, словно ему оторвали руку. Больше он не повторял попыток.

Сглотнув слюну, он направился в хижину. Взял табурет, поставил перед входом. Он торопился, желая опередить страхи и сомнения. Забрался на табурет. Горячий вихрь, словно из открытой печи, резко ударил в лицо. Ему показалось, будто он смотрит на кипящую ртуть, а волосы начинают тлеть.

Чувствуя, что больше не выдержит жара, он отчаянным движением вытянул руки…

Страшный удар пронзил мозг, превратив внутренности в один обезумевший клубок. Чудовищная сила схватила за горло и рванула вниз. Он услышал приглушенный стук – это его тело ударилось о землю.

Сознания он не потерял, лишь перед глазами затрепетало какое-то красное полотнище, которое внезапно разлетелось на множество мелких кусочков, бесновавшихся перед глазами, словно бесчисленная стая пьяных пауков.

Он не знал, сколько пролежал неподвижно, охваченный пронизывающей болью. Когда он встал, в нем оставалось лишь одно чувство – твердое, нечеловеческое упрямство. Он повторил попытку, на этот раз поставив стол вместо шаткого табурета.

– Я перестану только тогда, когда ты меня прикончишь, – прохрипел он час спустя, поднимаясь с крышки стола и вытирая тыльной стороной ладони текущую из носа кровь.

– Я должен это сделать ради нее! – Его руки схватили

Знак… И ничего. Совсем ничего. Он остолбенел.

Контуры звездообразного артефакта уже не дрожали, он мог нормально прочитать покрывавшие его руны, о существовании которых прежде даже не догадывался. Обычный кусок слегка позеленевшего металла…

– Неужели я его повредил и он утратил Силу? – забеспокоился Ксин. Выбежав наружу, он остановился у могилы. Выкопав в ней неглубокую ямку, он поместил в нее Знак и засыпал. Постояв немного в нерешительности, нервно потирая подбородок, он снова присел и вытянутой рукой провел по поверхности холмика. Мягкая, влажная земля, никакого тепла или вибрации.

«А – может, это я изменился? – подумал он. – Нужно проверить!»

Он зашагал в сторону леса.

Вскоре он оказался там, где когда-то проходила давно уже заброшенная дорога. Много лет назад это был оживленный тракт, но теперь от него осталась лишь полоса молодых деревьев, явно выделявшихся в угрюмой массе старых замшелых стволов. Он осторожно шел вдоль нее, внимательно наблюдая за тем, что когда-то было обочинами тракта.

Внезапно он насторожился. Постояв немного неподвижно, он пошел дальше, но так, чтобы даже малейший шелест не выдал его присутствия. Он крался в сторону камня – не слишком большого, плоского булыжника, на который наверняка охотно присаживались усталые путники, чтобы расслабить натруженные ноги.

Еще два шага. Он напрягся и, тщательно рассчитав все свои действия, прыгнул. Пальцы левой руки сжались на шероховатой выпуклости и дернули ее вверх, а правая рука по локоть исчезла в образовавшейся щели.

Из-под камня послышались визг и писк. Ксин отвалил булыжник в сторону и обеими руками схватил вырывающегося выкидыша. Тот, отчаянно вопя и хлопая крыльями, ударами клюва пытался заставить Ксина ослабить хватку. Однако он ловко переместил руки и схватил маленькую тварь за горло и основание кожистых крыльев.

– Попался! – прошипел он, сильно встряхивая добычу.

Выкидыш замолк. Ксин поднял его одной рукой вверх и, облизывая царапины на другой, с интересом рассмотрел.

Этот монстр – наполовину птица, наполовину человек – возник из небрежно закопанного четырех-, а может быть, пятимесячного плода. Единственное его предназначение заключалось в том, чтобы преследовать беременных женщин. Пара черных, лишенных какого-либо выражения глаз бессмысленно таращилась на Ксина.

Занятый охотой на выкидыша, он забыл о мучивших его сомнениях, но, когда все кончилось, он снова ощутил неприятную, тошнотворную судорогу в области желудка. Тут он вспомнил, что со вчерашнего вечера ничего не ел.

«Сейчас все выяснится», – думал он, бегом преодолевая мрачную чащу.

На поляну он выскочил вспотевший как мышь – скорее от эмоций, чем от усталости, – и сразу же направился к могиле. В трех шагах от нее выкидыш отчаянно захрипел и дернулся столь резко, что чуть не вырвался.

– Ага, значит, не все так плохо. – Он перехватил добычу поудобнее.

Несколько мгновений он подержал страшилище над самым Знаком – вопли были такие, словно кто-то душил ворону, но Ксин ничего особенного не почувствовал.

– Значит, это все-таки я! – удивленно отметил он. – Ну, для надежности… – Он с размаху швырнул выкидыша прямо на Знак, прикрытый тонким слоем земли.

Он аж задохнулся от изумления: едва его жертва коснулась могилы, вверх ударил могучий язык голубого огня, а в воздухе закружились большие хлопья сажи да еще немного белого дыма. И все.

– Одним паршивцем меньше, – пробормотал Ксин и вернулся в хижину. Взяв ведро с водой, с облегчением вылил себе на голову. Отряхнувшись, зашел в кладовую и начал поедать все, что попадало ему в руки. Быстро утолив первый голод, он в какой-то момент поймал себя на том, что бессмысленно перебирает пальцами в горшке с маринованными грибами.

Ксин медленно отложил в сторону обгрызенный кусок мяса.

– И что теперь?.. – задумался он.

Об этом можно было и не спрашивать. Старая Женщина давно уже сказала ему, что он должен сделать. Теперь ему предстояло отправиться к людям. Он содрогнулся. Людей он знал лишь по ее рассказам и тем полутора десяткам книг, которые сначала читала ему она, а потом он сам до тех пор, пока не выучил их наизусть.

Она в подробностях рассказывала ему обо всем, что повидала в жизни, обходя молчанием лишь то, что непосредственно касалось ее самой. Он знал, где и как себя вести, чего ожидать, что говорить и делать. Она научила его даже ругаться.

Он знал, умел, понимал… но на самом деле скорее предпочел бы общество вампиров и упырих…

– Никуда не пойду, здесь останусь, – решил он. Неожиданно откуда-то издалека он услышал, а может быть, вспомнил, ее тихий голос: «Ты должен найти того, кто полюбит тебя таким, какой ты есть. Как я. Никто не может быть один, не может быть один, один, один…»

Беззвучное эхо рассеялось, словно легкая дымка. Он уставился в пространство перед собой.

– Хорошо, мама, – прошептал он.

И снова принялся за еду.

 

ДЕВУШКА

Ночь он провел у могилы Старой Женщины, предаваясь воспоминаниям и время от времени проваливаясь в неглубокий сон. А утром начал готовиться в путь. Обшарив хижину, он нашел в ней изрядное количество золотых монет, немного драгоценностей и старый меч, служивший для прополки сорняков и рубки щепок на растопку. Несколько часов он потратил на то, чтобы отшлифовать и заточить выщербленный, местами заржавевший клинок.

Наконец он переоделся в дорожную одежду, подвесил к поясу оружие, спрятал деньги и, сложив в большой кожаный мешок остатки припасов из кладовой, направился к выходу. На полдороге он остановился, поколебался и сунул за голенище сапога кухонный нож. Потом вышел, еще раз задержавшись на краю поляны.

Какое-то время он смотрел на дом, который оставлял на произвол судьбы, и на могилу в тени большого дуба.

Потом откинул прядь волос со лба, повернулся и скрылся среди деревьев.

Он шел быстрым шагом, размышляя над тем, куда пойти. Страна эта называлась Суминор, а самым большим его городом и одновременно столицей была Катима.

«Место ничем не хуже другого, да и на чужака внимания обращать будут меньше», – подумал Ксин, сворачивая на королевский тракт, до которого добрался вскоре после полудня, и зашагал на северо-запад.

Было пусто, тихо, и лишь песок скрипел порой под подошвами. Погруженный в размышления, он не расслышал сдавленного крика, лишь град ругательств вернул его к действительности.

– Вяжи крепче, придурок, не то она у тебя из-под задницы сбежит, – послышалось где-то невдалеке.

Он удивленно огляделся по сторонам – на тракте не было ни души. Лишь пройдя около пятидесяти шагов, он увидел то, что происходило на обочине.

Привязанная к росшим поблизости деревцам за обе руки и одну ногу, распростертая на земле девушка отчаянно отбивалась второй, пока свободной ногой, а возле нее крутились двое бандитов с внешностью солдат-наемников.

Короткая ярко-красная задравшаяся юбочка не оставляла никаких сомнений относительно рода занятий ее обладательницы. Однако она вела себя вовсе не так, как следовало бы ожидать от представительницы одной из древнейших профессий. Напротив, она защищала собственную честь с рвением, достойным жрицы бога Рэха. Вот только получалось у нее это куда более успешно – один из нападавших получил удар в пах, и именно его гремевшие на весь лес проклятия вернули Ксина с небес на землю.

«Похоже, им нечем было заплатить», – решил он.

Те его заметили.

– О! Еще один помощничек пожаловал! – заорал получивший пинок, на мгновение перестав ругаться.

Другой повернул голову, и девушка, тут же воспользовавшись случаем, освободила ногу и угодила ему каблуком сандалии в берцовую кость.

– Аи! – Он отскочил и повернулся в сторону Ксина. – Что, приятель, присоединишься? Хватит и на троих.

Ксин молчал – все это его мало интересовало. Он уже хотел было пройти мимо этой троицы, оставив их наедине с их собственными проблемами (заключавшимися, как он полагал, в отсутствии наличных), но тут его взгляд упал на лицо девушки.

Она была красива, во всяком случае намного красивее упырихи, и молода. А он знал только Старую Женщину. Ему было известно, что из-за таких, как эта, беспокоиться особо не стоит, – так говорила Старая Женщина, – но в глазах девушки он заметил нечто необычное.

«Э, да мне просто так кажется», – подумал он, пожимая плечами, но продолжал стоять на месте.

Солдаты приняли его молчание за знак одобрения; тот, что сидел на корточках, встал и, вытащив стилет, двинулся в сторону девушки со словами:

– Сейчас я ее чуть-чуть… того, чтоб не дергалась…

Ксин уже знал, чего хочет тот.

– Нет! – твердо сказал он.

Двое уставились на него.

– Что, не надо?

– Отпустите ее.

Те аж покатились со смеху.

– Ты что, дурак? Глаз нет? Не видишь, что за штучка?

– Ну и дурень! Глянь-ка, Ген, благородный защитник нашелся, и притом чей?.. – хохотал второй.

– Я, кажется, сказал! – Ксин взялся за рукоять меча.

Оба посерьезнели.

– Ну что ж, Вламир, кажись, предстоит кой-какая работенка, потом развлечемся… – Стоявший ближе к Ксину наклонился и поднял лежавший в траве топор. Они двинулись вперед, обходя его с обеих сторон. Он не стал ждать и напал первым.

Они были профессионалами, а ему никогда до сих пор не приходилось сражаться с людьми. Однако он был намного проворнее, и, когда его первый удар скользнул по ловко подставленному острию топора, второй последовал почти мгновенно. Противник уклонился, но Ксин, не останавливая замаха, прыгнул вперед и концом клинка сумел зацепить голову – совсем чуть-чуть, едва задел, но череп наверняка треснул, поскольку противник выронил оружие и, словно пьяный, схватился за ствол ближайшего дерева.

Котолак повернулся в сторону Вламира. У того, однако, тоже был меч, и он владел им значительно лучше, чем Ксин.

Клинки скрестились – раз, другой. Сверкнули искры. Соперники долго сражались, не в силах добиться преимущества, пока наконец опытный противник не вынудил Ксина перейти к беспорядочной обороне.

Отбивая смертоносные удары, котолак отступил на несколько шагов и неожиданно атаковал, застав наемника совершенно врасплох.

Метнув левой рукой два ножа, он одновременно со всего размаху нанес могучий удар снизу мечом, который держал в правой, продемонстрировав тем самым воистину кошачью ловкость.

Противник, уклоняясь от летевших к нему ножей, наткнулся прямо на шедший снизу клинок, лизнувший его тело, подобно серебристому пламени. Солдата подбросило вверх, он отлетел назад и рухнул, словно кукла, широко раскинув руки.

Ксин повернулся и подошел к первому противнику. Тот продолжал стоять, обнимая дерево. Взгляд его был бессмысленным, а по потрескавшейся коре стекала кровь и белесая жидкость…

Не раздумывая, Ксин вонзил меч ему в спину. Послышался треск ломающихся ребер и хрип. Выдернув оружие, он воткнул его еще раз – хрип прекратился. Труп осел вниз и упал навзничь.

Котолак вытер меч, после чего спокойно отыскал и спрятал ножи.

Девушка все это время не отрывала от него взгляда.

– Что? Не любишь делиться? – с ненавистью прошипела она.

Он впервые услышал ее голос.

Девушка дернулась, когда он подошел к ней. Видимо, она не слышала их разговора, поскольку снова нацелилась ногой. На всякий случай, чтобы не получить от нее в живот или еще куда похуже, он перерезал веревку концом клинка с безопасного расстояния. Потом обошел вокруг и освободил руки, после чего убрал меч и сел.

Она смотрела на него, ничего не понимая.

– Что, даром хотели? – спросил он, показывая на трупы.

– Нет, – медленно ответила она, – это я не хотела с ними.

– Ты?

– А что, – она вызывающе посмотрела на него, – нельзя?

– Ну… – Он смущенно замолчал, ни о чем подобном Старая Женщина никогда не упоминала.

– Зачем ты это сделал? – снова заговорила девушка. – Ведь…

– Беспокоишься? – подсказал он.

– Нет, но зачем?

– Как тебя зовут? – Он не сумел подобрать слов, чтобы ответить на ее вопрос.

– Ханти… Ах так… Так ты и в самом деле не хотел примкнуть к ним?

Ему стало не по себе. Он потупил взгляд, чувствуя, как щеки охватывает подозрительный жар.

– Я Ксин…

Они долго молчали, неожиданно ее ладонь коснулась его плеча.

– Идем отсюда, – мягко сказала девушка.

Они шли посреди дороги, с любопытством поглядывая друг на друга.

– Скажи… – начал он, – почему ты им… ну, это…

– Не дала?

– Ага.

– Я не такая, как ты думаешь.

Он не выдержал и рассмеялся.

– Великолепно! – воскликнул он. – Я, конечно, понимаю, что платье у тебя очень красивое, только объясни-ка мне, с каких это пор добродетельные воспитанницы из пансиона для благородных девиц вдруг стали столь не двусмысленно одеваться?

– Дурак! – прошипела она. – Тебе не пришло в голову, что я вынуждена была этим заниматься не по своей воле? Меня, как военнопленную, продали в дом терпимости в Амизаре. Я пробыла там четыре года и сбежала при первой же возможности, месяц тому назад.

– Извини. Те двое тебя преследовали?

– Да, но назад они должны были доставить только мою голову – в назидание другим. Пока что для забавы я нужна была им целиком, а потом появился ты. А ты откуда?

– Оттуда. – Он показал на лес и понял, что уже и так сказал слишком много.

Она посмотрела на него внимательнее:

– И что ты там делал?

– Слишком много вопросов задаешь, – в замешательстве буркнул он.

– Не притворяйся, я и так вижу, что ты не совсем человек.

– Что, так заметно? – забеспокоился Ксин.

– Не очень, но я наблюдательная. Леопард?.. Пума?..

– Нет, кот. Обычный кот.

– Милый зверек. Надеюсь, не более того…

Он не ответил, спросив ее о каком-то пустяке. Она начала говорить, а он слушал, потом снова спрашивал, и так они и шли по этому полному мрачных тайн краю, именовавшемуся Упыриной Пустошью.

Солнце уже преодолело три четверти своего ежедневного пути, когда они выбрались на широкую равнину. Ксин, не привыкший к столь обширным пространствам, сперва чувствовал себя неуверенно, но постепенно любопытство взяло верх, и он шел, бросая быстрые взгляды по сторонам. Вокруг все еще не было ни души…

Совершенно иначе вела себя Ханти, когда мрачный лес, о котором она слышала столько жутких историй, остался далеко позади, она явно расслабилась и успокоилась. Ее движения и жесты стали столь естественными и свободными, что временами она казалась танцующей на песчаной тропе русалкой. Такое, по крайней мере, впечатление складывалось у смотревшего на нее Ксина, которому до сих пор ни разу не удавалось подойти столь близко к какой-нибудь настоящей русалке или эльфу, чтобы досыта наглядеться.

– Отдохнем немного, , – предложила Ханти, – я пить хочу, а там, за теми деревьями, должна быть река.

– Хорошо.

Они свернули с тракта и двинулись в указанном ею направлении. Девушка побежала вперед и первая остановилась на поросшем кустами берегу.

Речка была неширокая, зато ее темно-зеленые ленивые воды наверняка таили в себе необычные и мрачные глубины. О том свидетельствовали крутые берега, почти вертикально уходившие в безмолвную бездну. В одном месте берег был чуть ниже, и разрыв в густой полосе растительности позволял добраться до самого края потока, где достаточно было лишь немного наклониться, чтобы зачерпнуть ладонями освежающую прохладу.

Ханти остановилась, и беззаботная улыбка на лице Ксина тотчас же исчезла. Подобно вибрирующему зову, до него донеслось нечто, по коже побежали мурашки.

Он почуял Присутствие.

Отчетливо, но неясно, словно некая мягкая толстая пелена заглушала сигнал, воспринимаемый его сверхъестественным чувством, но оно было сильным… и таким близким…

Ханти наклонилась, протягивая руки…

– Вода!!!

Вспышка чужой зловещей воли словно стилетом пронзила его мозг. В одно мгновение произошли три события: молниеносный прыжок Ксина, пронзительный крик Ханти и плеск расступающейся реки.

Руки котолака стиснули талию девушки и изо всех сил рванули назад.

Атака утопленника едва не достигла цели. Размякшие белые лапы хлопнули, хватая воздух, Ксин оттащил обезумевшую от ужаса Ханти, в то время как торчавшие из воды пальцы вцепились в дерн, утопленник подтянулся, выполз на берег и встал.

Опухший и синий, он шел прямо на них, а изо рта и носа его текла зеленоватая слизь.

Ксин внезапно остановился и замер, подняв голову. Он смотрел прямо в уставившиеся на него мертвые матово-желтые шары, торчавшие в глазницах страшилища. За спиной слышалось тяжелое, судорожное дыхание вцепившейся в его плечо девушки.

Утопленник застыл. Отвратительная, жуткая тварь – размякшее белесое тело висело на костях, словно помятая тряпка на гвозде, и если бы не сила Онно, давно бы уже слезло с костей. Время, казалось, тянулось бесконечно.

Ксин ждал. Ханти неожиданно успокоилась и, высунувшись из-за спины котолака, сосредоточенно наблюдала за происходящим.

Утопленник отступил на шаг назад. Потом еще на шаг. Он медленно сполз обратно в реку и исчез под поверхностью воды. Разбежавшиеся круги унесло течением.

– Сматываемся, – буркнул Ксин.

Ханти не сопротивлялась. Они поспешно вернулись на дорогу, но, прежде чем они успели пройти сто шагов, девушка неожиданно остановилась.

– Идем! – позвал Ксин.

– Нет.

– Почему?

– Ты что, меня за дурочку принимаешь? Думаешь, я не знаю, почему он от нас отстал? Обычного человека он бы не испугался! – бросила она. – Он тебя узнал, ты один из них! – Она вся дрожала от страха и ненависти.

Скрывать больше было нечего.

– Это правда.

– Я чувствовала, что я для тебя лакомый кусочек, но не думала, что это надо понимать столь буквально!

– Нет…

– Кто ты?!

– Котолак, – смирившись, ответил он.

– Так сгинь! – Она набросилась на него, замахиваясь ножом с инкрустированным серебром лезвием. Он уклонился и схватил ее за запястье, но она подсекла ему ноги, и они свалились в придорожную канаву. Девушка яростно отбивалась, пытаясь кусаться и пинать ногами.

– Прекрати!

– Или ты, или я, – прошипела она, – сбежать мне все равно не удастся.

Она ударила его головой в нос. Стало очень больно.

– Я ничего тебе не сделаю, прошу тебя…

– Сейчас-то нет, а вот когда луна взойдет… – выдохнула она.

– Полнолуние уже прошло.

– Тогда в следующее! – крикнула девушка.

– Ты дура! – наконец не выдержал он. – Что я с тобой весь этот месяц делать буду?! Хватит, говорю!

Она замерла, но руку с ножом он не отпускал.

– В Катиму идешь? – спросила она уже спокойнее.

– В Катиму, – подтвердил он.

– Это еще недели две пути.

– А там в толпе легко затеряться, – добавил он.

– Ладно, – согласилась она, – но что ты собираешься там делать? Ведь тебя забьют сразу же после первого Превращения. Тебе не скрыться.

– Я не такой, как ты думаешь, – поддразнил он ее. – Можно тебя уже отпустить, или сначала выбить у тебя твою игрушку?

– Ладно. Отпусти.

Он ослабил хватку и на всякий случай отодвинулся.

– Ну так какой ты? – спросила она, пряча нож.

– Сейчас скажу, только давай сначала выберемся отсюда.

– Дай мне руку.

Она шла рядом, а он рассказывал о себе, о Старой Женщине, обо всем, что только помнил. Времени на это ушло немало, и, когда он закончил, была уже глубокая ночь, а они лежали на траве, подстелив плащи.

– И я должна тебе верить? – тихо сказала она.

– Есть предложения получше? – взорвался Ксин.

– Есть, – прошептала она, – можешь расстегнуть мне блузку…

Он осторожно раздвинул ткань. Груди у Ханти были небольшие, в форме идеальных полушарий. По мере того как он на них смотрел, соски все больше заострялись, превращая плавные овалы в заостренные вершины.

– Ты умеешь ласкать, одним взглядом., . – пробормотала девушка.

Он привлек ее к себе и крепко прижал. Она потянулась к нему губами и медленно подняла юбку. Сначала он не знал, с чего начать, но потом уже все пошло хорошо. Легко и просто. Вот только немного иначе, чем ему приходилось читать…

Последующие дни и ночи проходили примерно так же. Дорога не казалась долгой, они шли, коротая время за беседой, а когда в глазах обоих вспыхивали мерцающие искорки, сходили с тракта, чтобы на несколько часов укрыться в каком-нибудь укромном уголке и до упоения насытиться друг другом.

Наконец до города осталось лишь два дня пути. Солнце стояло в зените, основательно припекая, когда Ханти закончила рассказывать какую-то историю.

Ксин рассмеялся и спросил:

– Слушай, вы все такие одинаковые?

– Смотря где… – быстро ответила она.

Ксин в замешательстве заморгал.

– …Я страх имел в виду, ну, то есть смелость, – он окончательно запутался, – в общем, что все так же быстро, как и ты, перестают бояться? – наконец выдавил он.

– Это ты про того мокрого красавца?

– Угу.

Девушка задумалась.

– Наверное, нет. Многие из тех, кто остался бы в живых, от страха перед водой надолго перестали бы мыться…

– Значит, ты не такая?

– Я просто привыкла… В Амизаре порой мне приказывали отдаваться таким, по сравнению с которыми та каракатица выглядела еще вполне прилично. А ты, раз уж на то пошло, что бы со мной сделал, если бы после Превращения не смог удержаться?

Ксин оценивающим взглядом окинул девушку и плотоядно оскалился.

– Да уж поужинал бы на славу…

– Но все-таки – с чего бы ты начал? – Она жалобно посмотрела на него.

– С мозга, – не раздумывая, выпалил Ксин, – коты всегда начинают с головы…

Девушка, насупившись, замолчала, и он тоже почувствовал себя глупо – шутить на такие темы не стоило, по крайней мере сейчас.

Разговор прервался, а жара, от которой казалось, дрожал воздух, рассеивала мысли и не вызывала особой охоты сушить глотку и язык. Так что они тащились, едва переставляя ноги, и высматривали тень вблизи какого-нибудь источника.

По обеим сторонам дороги до самого горизонта тянулись поля золотой пшеницы. Ветра не было, но при каждом шаге поднимались клубы пыли.

Ксин неожиданно остановился.

– Подожди. – Он положил руку на плечо девушки. – Она рядом!

– Кто?

– Полудница.

– Где?!

– Там, на краю поля, справа. Притаилась среди колосьев.

– Откуда ты… а, да, я забыла. Так что будем делать?

– Ничего особенного… – Он поднял с дороги тяжелый камень. – Не смотри в ту сторону, лучше всего под ноги, – предостерег он.

Жуткий вопль, который мгновение спустя услышала Ханти, пробрал ее до мозга костей. У нее потемнело в глазах, и она упала бы, если бы не плечо Ксина.

– Она сбежала, путь свободен, – сказал он.

Они раздвинули пшеничные колосья. Вокруг простиралось неподвижное золотистое море, в мертвой тишине раздавались лишь шелест их шагов и участившееся дыхание. Всюду – бело-желтый ослепительный свет. Вкус пыли в высохшем рту и жгучий пот. Было жарко, и становилось все жарче…

Ксин вполголоса выругался.

– Что?!

– Плохо дело. Она возвращается. – Он схватил новый камень.

– О…

– Спокойно, она далеко, но тащится следом за нами.

Быстро оторви полосу ткани от юбки!

– Сейчас… сейчас… – Руки у нее дрожали, тогда он сделал это сам и завязал своей спутнице глаза.

– За… зачем это?

– Я ее раздразнил, и если ты на нее сейчас посмотришь, то потеряешь не только разум, но, возможно, просто помрешь от ужаса.

Он вел Ханти за собой, словно маленького беспомощного ребенка.

– Ксин, – отчаянно вскрикнула она. – До меня что-то дотронулось! На, на спи…не!

Он обернулся. Столб колеблющегося от жары воздуха приобрел очертания более темной фигуры…

– А, чтоб ее! Стоит на дороге. Ты ощущаешь на себе ее взгляд, она в бешенстве!

Он заслонил девушку собственным телом.

– Так лучше?

– Да. Далеко еще?

– Этим проклятым полям конца не видно. Наверняка королевские земли.

– А она?

– Ближе, но держится позади. Туда мне не докинуть, слишком далеко. – Дрожащий силуэт скрылся среди колосьев. – Опять спряталась!

– Значит, она нас боится?..

Он не ответил. Молчание затягивалось.

– Возьми себя в руки!

– Что… что такое? – У девушки застучали зубы.

– Там вторая…

– А-а-а!..

– Ханти! Девочка! Слышишь, что я тебе говорю?! – Он встряхнул ее изо всех сил, крепко сжав за плечо.

Не помогло. Полудница уже проникла в ее разум.

– Мамочка! – протяжно заскулила девушка.

Ксин ударил камнем.

– Ханти, Ханти! – Он сам уже начал терять голову.

– Ксин! Где ты? – Она едва не сорвала повязку.

– Я здесь!

Она бросилась ему на шею, чуть не задушив. Он взял ее на руки и побежал, выронив камень.

Он собирался сказать ей, что если он хотя бы на мгновение оставит ее одну, то ей ни за что нельзя двигаться с места и открывать глаза. Ибо кроме двух Присутствий он чуял еще третье – слабое, но все нарастающее. Однако, когда ногти Ханти прорвали рубашку и со всей силы вонзились в его тело, он понял, что никакая сила не оторвет ее от него, и лишь мчался вперед как безумный, видя в этом единственный шанс спастись.

Он был беззащитен против объединенной воли трех сверхъестественных хищников…

Давление силы полудниц возрастало с каждой секундой, пот заливал глаза, немели руки. Из бездны подсознания всплывало безумие. Чувства и мысли исчезали, подобно гаснущим свечам…

Бежать, бежать, бежать…

Уже виден конец, выдержать, дойти, добраться…

Сознание умирало, словно под ударами железного молота.

Все! Уже слабее. Какое облегчение!

Ощущение Присутствия исчезло. Он упал на колени:

– Ханти? – Все его мысли сосредоточились на девушке. Она была без сознания. – Если… – Ледяная волна страха уколола прямо в сердце. – Ханти, милая… – Он гладил ее, тряс, целовал.

Наконец она открыла глаза.

– КСИН… МЫ ЖИВЫ?

Волна ни с чем не сравнимого облегчения лишила его остатков сил, он упал на нее, рыдая, словно ребенок. Полудницы ударили лишь по нему, если бы хоть на мгновение они сосредоточили свои силы на Ханти, повязка на глазах ничем бы не помогла – ее естество необратимо распалось бы, подобно карточному домику. Им неслыханно повезло. Прошло немало времени, прежде чем они окончательно пришли в себя, но дальше они брели, словно осужденные, отвязанные от позорного столба.

– Не думала, что они могут быть опасны даже для тебя, – тихо сказала Ханти.

– Одна-то еще нет, а вот несколько… Они черпают свою силу от Солнца, я – от Луны. Ощущаешь разницу?

– Да…

Дальнейшее путешествие становилось все более утомительным. Короткие привалы не помогали. Не дотянув до вечера, они остановились на ночлег раньше обычного. Впервые сонливость охватила их столь быстро. Они не стали пытаться с ней бороться, и лишь утром, полусонно блуждая рукой под юбкой девушки, Ксин вспомнил, что накануне кое о чем забыл. Ханти думала о том же самом…

На следующий день вдали показались строения Катимы. Ксин и Ханти сидели в тени невысокого валуна, доедая последние припасы.

– Ксин… – Она проглотила кусок хлеба.

– Слушаю. – Он потянулся к бурдюку с водой.

– Там… мы расстанемся?

– Ты же сама этого хотела.

– Да, знаю, я всего лишь продажная девка. Не стоит из-за меня беспокоиться. – Она опустила голову.

– Ты что, Ханти?

– И ничего другого я делать не умею. Ты меня бросишь…

– А я… я… – Голос ее сорвался.

– Ну, говори, – мягко поторопил он ее.

– Я хочу быть… с тобой! – Она разрыдалась.

Он заключил ее в объятия и прижал к себе.

– И я тоже.

– В самом деле?

– Я тебя не уговаривал, потому что знал, что ты меня боишься.

– Это не важно! Три раза, если бы не ты… Моя жизнь принадлежит тебе. – Она посмотрела ему в глаза.

– Ведь я даже не человек…

– Не говори глупости, в тебе больше человеческого, чем во всем этом чистокровном быдле, которое четыре года лапало меня днем и ночью!

– Ну хорошо, а что, если меня узнают? Ты подумала, что будет с тобой? Закон о чистоте рода, кажется, еще соблюдается.

– Не всегда. В конце концов, ты сам-то хочешь, что бы я была с тобой?

– Да.

– Так вот, слушай. Тебе нужно просто быть осторожнее. Когти я тебе сейчас подрежу, и будет заметна лишь их не совсем обычная форма, но такие ногти бывают и у обычных людей. На всякий случай при посторонних чуть сжимай кулаки, если станут рассматривать твои руки. Избегай смотреть им в глаза, но в меру, и помни, что когда ты злишься, то зрачки у тебя становятся почти вертикальными. И наконец, когда будешь ходить, старайся производить хоть немного шума. Даже меня иногда доводят до бешенства твои неслышные шаги.

– Все?

– Нет.

– Что еще?

– Я твоя женщина или просто самка?

– Женщина – это нечто большее? – проявил догадливость Ксин.

– Конечно, и тебе это будет кое-чего стоить.

Он удивленно посмотрел на нее.

– А что ты думал? Купишь мне, наконец, приличное платье? Я всегда мечтала о таком длинном, голубом с изумрудным узором…

Он фыркнул со смеху и тотчас же подавился куском копченого мяса. Она стукнула его по спине. Он глубоко вздохнул.

– Будет, как ты пожелаешь. – Он утер выступившие слезы.

– Спасибо, а теперь давай лапы! – Она достала ножницы.

Два часа спустя в предместьях Катимы они зашли на первый попавшийся постоялый двор и сняли там комнату. Впрочем, долго они в ней не задержались, поскольку, едва Ксин успел сбросить дорожный мешок, Ханти потащила его за покупками.

Они бродили среди прилавков в клубящемся людском муравейнике, и котолак все больше вдавался в споры с продавцами. Он от всей души развлекался, пытаясь применить сведения, полученные когда-то от Старой Женщины. Дела шли неплохо, и, когда наконец настала пора платить за три новых платья для Ханти, поскольку выбрать какое-то одно девушка никак не могла, он сторговался за вполне приемлемую цену.

Бурно выразив свое восхищение, Ханти тут же переоделась. Лишь кошачье чувство равновесия уберегло Ксина от большой лужи, когда девушка с диким воплем радости повисла у него на шее.

Распахнув полы до тех пор плотно застегнутого плаща и сжав изящные пальчики на руке Ксина, Ханти гордо зашагала рядом с ним, надменно поглядывая на других женщин.

На обратном пути к ним прицепился какой-то бродячий торговец талисманами, предлагая приобрести некий якобы весьма действенный амулет против котолаков. Ксин, как ни в чем не бывало, купил, вежливо поблагодарил и повесил себе на шею, после чего зашагал дальше, таща за собой умирающую со смеху девушку.

Торговец еще долго смотрел им вслед, ничего не понимая, а Ханти, не перестававшая хихикать, заразила своим весельем и Ксина. Оба стояли в дверях гостиницы, пошатываясь и содрогаясь от приступов хохота, привлекая к себе всеобщее любопытство окружающих.

На следующее утро, оставив девушке несколько серебряных монет на покупку еды, Ксин отправился на поиски работы. Правда, того, что у него было, могло хватить им еще надолго, но он хотел как можно быстрее уподобиться рядовому, ничем не примечательному жителю Катимы.

Они встретились лишь ближе к вечеру. Ханти уже ждала с обедом, а Ксин с таинственной миной положил на стол увесистый мешочек с деньгами.

– Совсем неплохо для начала, – сказал он, показывая на кошель.

Она потянулась к мешочку и развязала ремешок.

– Золото?.. – Она удивленно посмотрела на него.

– Да. Тридцать золотых.

– Ого! Но за что, как?…

– Сейчас расскажу, только дай чего-нибудь поесть, – попросил он.

Она налила в миску похлебки и поставила перед ним, а сама села напротив, положив подбородок на руки и пристально глядя на Ксина.

Он попробовал суп.

– Неплохо, – похвалил он. – Сама готовила?

– Угу.

– Совсем недурно для… – он сделал паузу, – начинающей супруги, – спокойно сказал он.

Девушка заморгала и покраснела, словно подросток.

– Что я вижу? – рассмеялся Ксин. – Чтобы ты – и смущалась?

– Ну, ведь… ведь… о Ксин! – Она вскочила и кинулась к нему. – Я думала, ни один мужчина больше ни когда мне так не… не скажет! – Она расплакалась.

Он отложил ложку.

– Эх ты, сумасшедшая моя… – он взъерошил ей волосы, – ну перестань, иначе – что станет с моей рубашкой?

– Я постираю, – всхлипнула она.

Он встал, поднял ее и поцеловал. Она прижалась к нему, и так они простояли довольно долго.

Наконец он смог снова приняться за еду. Глаза девушки блестели.

– Я собирался тебе рассказать, – заговорил Ксин, – дело было так: я ходил по городу и точно так, как ты велела, чуть-чуть спотыкался о какие-нибудь булыжники на улице. Я расспрашивал, искал – нигде ничего интересного, а то, что некоторые мне предлагали, могло в будущем закончиться плохо, а может быть, и очень плохо.

Внезапно я почуял Присутствие, я тебе уже говорил, что это за чувство. Я крайне удивился – ведь я был в центре города, и только потом сообразил, откуда донесся этот зов. Из самого обыкновенного дома, точнее, из его подвала. Я зашел внутрь и сразу понял – в подвале вылупился василиск. Хозяин отпирался и врал с три короба.

– Не удивляюсь, – вставила Ханти. – Я слышала, что василиски не возникают ниоткуда. Видимо, он совершил какую-то большую подлость.

– Именно, а теперь предпочитал жить с нечистью, лишь бы правда не всплыла. Однако в конце концов мы договорились. Он принес деньги, а я спустился вниз и…

– И что? – Голос ее дрогнул.

– Ничего. Свернул гаденышу шею. Никаких хлопот.

Я заработал столько же, сколько профессиональный истребитель, а хозяину не пришлось никому ничего объяснять. Прощаясь со мной, он был вне себя от радости.

– Негодяй!

– Да, правда, но если он теперь не изменит свою жизнь, у него снова заведется нечисть. Я так ему и сказал.

– Может быть, он станет другим человеком, – задумалась Ханти.

Ксин отодвинул пустую миску и посмотрел на девушку.

– Вот так я и нашел для себя работу, – подытожил он, – но теперь мне хочется чего-нибудь на сладкое…

– Ох! Правда, я же забыла, сейчас сбегаю куплю, извини. – Она двинулась к двери, но Ксин ее остановил.

– Да нет, – он заключил девушку в объятия, – сегодня у меня на десерт будешь ты, вот на этом блюде… – добавил он, показывая на кровать.

 

СТРАСТЬ И КОГТИ

Прошло несколько беззаботных недель. Однажды вечером они, как обычно, сидели у камина. Ханти штопала, а Ксин задумчиво смотрел в огонь. Время от времени он вытягивал руки, грел их, после чего снова опускал на колени.

– Ханти… – нарушил он царившую тишину.

Она подняла голову.

– Сегодня начало полнолуния, и небо безоблачное, так что скоро это уже случится.

– Я знаю. – Она отложила работу и наклонилась к нему.

Оба помолчали.

– Боишься, правда?

– Так, немного…

– Время еще есть, я могу пойти к хозяину и снять для себя отдельную комнату. Хочешь?

– Я остаюсь с тобой.

– Очень рад. – Он кончиками пальцев провел по ее щеке.

Больше они не разговаривали. Медленно текли минуты. Ханти пыталась вернуться к прерванному занятию, но уколола палец и, оставив работу, тоже стала смотреть на потрескивающий в камине огонь. Оба ждали.

Восходящая луна все больше рассеивала темноту за окном. Ксин встал и, не говоря ни слова, начал раздеваться. Закончив, он сложил одежду и, отодвинув скамью, на которой сидел, присел, упираясь руками в пол.

– Запри дверь, – тихо сказал он.

Она поднялась и послушно исполнила его приказ. На свое место она, однако, не вернулась, оставшись посреди комнаты.

Угли в камине с тихим шелестом рассыпались, пламя почти погасло, и комнату залила волна лунного света.

В мозгу Ксина пробудилась боль… Так было всегда, с тех пор как он себя помнил. Те же самые страдания, которыми сопровождалось каждое Превращение. Морда словно вытягивалась из лица, так же как и зубы. Магическая сила сминала его тело, словно ком влажной глины вопреки законам природы и рассудку… Наконец свершилось. Чудовищное тело вздрогнуло, и взгляд двух пылающих зеленых глаз уставился на девушку.

Котолак двинулся к ней. Ханти закрыла рот руками, чтобы не закричать. Она дрожала всем телом, но не попятилась. Зверь поднялся на задние лапы и лизнул ей шею и лоб. Страх прошел. Она присела и погрузила ладони в его шерсть. Потом прижалась к нему, словно готовая отдаться каждой частичкой души и плоти.

Наконец она отпустила его и встала. Он вернулся к камину и, вытянувшись возле него, закрыл глаза.

– Ксин… – услышал он и посмотрел на девушку.

Та раздевалась перед ним, как делала это каждую ночь. Медленно сбросила платье, набедренную повязку и развязала поддерживавшую груди полосу ткани. Совершенно обнаженная, она приблизилась к нему.

– Эта ночь точно такая же, как и все остальные, – прошептала она, потупив взор.

Она легла рядом с ним. По всему его телу разлилась медленная, ошеломляющая волна желания. Он даже и не подозревал, что в подобном состоянии способен испытывать нечто в этом роде. С хриплым рычанием он навалился на девушку, обхватив передними лапами.

– Ты не мог бы быть чуть поделикатнее? – тихонько спросила она, и он утвердительно кивнул.

Первые его звериные ласки она приняла послушно и охотно.

Постепенно добавились ее судорожное дыхание, временами стон, ногти, ранившие его шкуру, рвавшие шерсть, шум крови, стук сердца, вспышки огня, скрип половиц, прерывистый горловой хрип, стиснутые до боли челюсти. Все смещалось в клубящийся беспорядочный вихрь, пока, наконец, само время не взорвалось и не исчезло…

И снова, погруженный в нее, несомый на вздымавшихся волнах ее экстаза, он медленно растягивал удовольствие, чтобы неожиданно обезуметь в могучем, пронзающем все тело гейзере жара, разрывавшем сознание.

Когда он открыл глаза, был уже день. Он лежал, опустив голову на грудь девушки, ощущая на щеке прикосновение ее соска. Он видел свою руку на полу и доски, разодранные когтями, – щепки торчали во все стороны. И пальцы на этой руке были человеческими. Превращение произошло во сне. Ничего подобного с ним никогда не случалось – впервые без боли!

Он чуть приподнялся: Ханти спала глубоким и крепким сном. Ксин встал, взял ее на руки и перенес на кровать. Она не проснулась, лишь что-то неразборчиво прошептала.

Накрыв девушку, он присел на край постели, глядя на нее.

Итак, он достиг уже всего, чего желал. Он исполнил последнюю волю Старой Женщины. Мечты стали действительностью. На самом деле…

– Неужели мне нужно нечто большее? – прошептал он.

Ответ на этот вопрос он знал еще до того, как его задал.

Что ж, пусть так и будет – всегда. Просто, обычно, до конца дней. Он лег рядом с девушкой, а она инстинктивно прижалась к нему всем телом.

Он заложил руки за голову и закрыл глаза. Его охватила всеобъемлющая спокойная радость.

Они останутся здесь или найдут какое-нибудь безопасное и красивое место, где ночью слышны будут лишь соловьи или в крайнем случае совы.

Пришла новая мысль, заставившая его улыбнуться, – дети… Наверняка они уже не будут подвержены Превращению, и никто никогда не усомнится в их человеческой природе. А потом… в будущем, может быть, они прослывут необычайно ловкими артистами или акробатами…

Размышления Ксина сосредоточились теперь на простых житейских делах и заботах. Он был по-настоящему счастлив.

Потом он заснул, но не был в этом до конца уверен. Явь и сон соединились и перемешались. Ему снилось, что Ханти встает, одевается, начинает хлопотать по хозяйству. Возможно, она и в самом деле уже встала, только Ксин не знал этого наверняка… И вовсе не хотел знать.

Чудесное настроение лопнуло, подобно мыльному пузырю, около полудня. Занятый чем-то, он в первое мгновение этого не заметил и осознал лишь после приступа гнева по какому-то совершенно пустячному поводу. Он удивился, но не придал этому особого значения. Однако угнездившийся в его душе червяк вскоре укусил намного больнее. А потом опять…

Раздражение нарастало час за часом. Он нигде не мог найти себе места. Ханти, сперва лишь удивленно поглядывавшая на него, теперь, явно испуганная, стала его избегать.

Если бы он хоть знал причину подобного беспокойства!

Напряжение росло, становясь все более невыносимым. Наконец, потеряв терпение, он сел в позе медитации и сосредоточился на собственном разуме, наблюдая за зарождавшимися мыслями, чувствами, ассоциациями. Он ловил вновь и вновь всплывавшие из глубин подсознания мелкие вспышки гнева и страха и собирал их, чтобы затем, кусочек к кусочку, составить мозаичную картину. Наконец он понял – он чуял Присутствие.

И притом такое, какого никогда прежде не знал! Он не в силах был распознать никого из известных ему существ. Это нечто сейчас находилось где-то далеко, но он, казалось, чувствовал силу, по сравнению с которой блекли все волны ненависти, посылаемые в пространство даже самыми кровожадными вампирами и упырихами.

Волны зла все еще были очень слабы, однако они несли в себе знамение некоей чудовищной силы, а интенсивность их медленно, но заметно возрастала…

Он встал, выглянул в окно. Залитые солнцем крыши домов, люди, толпящиеся на узких улочках, обычные повседневные сценки. Ничто не предвещало грозы, нависшей над городом и неумолимо сгущавшейся, подобно невидимым тучам.

Прямо перед корчмой какой-то парень целовал девушку, ее изящные белые руки обнимали его за шею, а ладони гладили по волосам. Ксину вдруг показалось, что с этих рук до костей содрано мясо, а юноша прижимает к себе растерзанный труп…

Он в ужасе отшатнулся.

– Ханти!

Наперекор себе, он поспешно прыгнул к ней и впился губами в ее рот, желая загасить жуткое видение. Безуспешно. Он оттолкнул ее от себя.

– Ксин, что случилось? – ошеломленно спросила она.

Он рассказал.

Она ничего не ответила, лишь сжалась, словно желая укрыться от чужого взгляда.

– Когда взойдет луна, может быть, я пойму больше, – добавил он. – А пока пойду немного прогуляюсь по городу.

– Не оставляй меня одну! – Она судорожно схватила его за плечо.

– Хорошо, идем со мной.

Едва завершилось Превращение, шерсть на нем встала дыбом. Чувство Присутствия теперь настолько обострилось, что прежний, не слишком сильный сигнал он воспринял, подобно удару.

Он уже знал расстояние – около мили. Оно сокращалось. Чудовище было не одно, их могло быть самое меньшее пять. К Катиме они подходили с трех сторон.

Ксин кружил по комнате, словно тигр в клетке, то и дело невольно выпуская когти. Он чувствовал себя загнанным зверем. Инстинкт подсказывал ему, что нужно бежать, но сжавшаяся в комок на кровати Ханти начала судорожно всхлипывать. Немного опомнившись, он подошел к ней и стал слизывать слезы.

– Я так боюсь, – прошептала она, пряча лицо в его шерсти. От запаха ее тела, смешанного с поднимавшимися отовсюду грозовыми испарениями, у него закружилась голова…

Раздражение сменилось желанием. Он толкнул ее головой, она упала навзничь. Увидев блеск в его глазах, поспешно раздвинула колени. Он тут же овладел ею, быстрыми, резкими толчками, раз за разом. Она сплела ноги на его бедрах и с каждым движением сама яростно напирала на него, словно хотела убежать, проникнуть в него, врасти. Сильнее! Сильнее! Она тяжело, громко дышала, но не так, как обычно, – с усилием, словно сопротивляясь.

В момент экстаза, когда их охватила волна безумного, демонического блаженства, раздался пронзительный визг, как будто кого-то резали.

Внизу, под окном, пробежал кто-то с нечеловеческим воем, словно осел, затравленный собаками.

Ксин почуял Присутствие меньше чем в двадцати шагах от себя, а из главного зала в корчме, где всегда сидела толпа жаждущих, донесся из множества глоток крик столь жуткий, словно кто-то отворил врата ада, дав воплям мучеников достичь ушей живых. Тут же посреди всеобщего шума раздались короткие отрывистые вскрики умирающих, треск ломающихся костей и топот охваченных безумием людей.

Ксин не собирался ждать, пока это «нечто» ворвется в их комнату. Он показал девушке на дверь. Не смея возразить, она подбежала к ней, открыла и выглянула наружу, чтобы мгновение спустя отшатнуться, закрыв лицо руками. Ее сотрясала крупная дрожь…

Словно пуля, Ксин вылетел из комнаты. В следующий момент он уже стоял на перилах, окружавших галерею, ведшую в комнаты для гостей. Не раздумывая, он прыгнул.

Когти с невероятной силой, к которой прибавился вес котолака, упавшего с высоты второго этажа, ударили и вонзились в шею упырихи, раздирая прочные как сталь связки и жилы.

Коснувшись пола, он перекатился набок. Чудовище развернулось, и Ксин осознал свою ошибку. Это была не упыриха, но нечто такое, для чего еще никто не придумал названия, подобное некоей богохульной карикатуре на человека, изуродованного мощью Онно, чародейскими заклятиями и собственной ненавистью.

Удар лапы, походившей на топор, лишь на волосок промахнулся мимо головы котолака, разнеся в щепки крышку стоявшего позади стола.

Снова свист, бросок и грохот ломающихся досок. Челюсти твари бессильно отвисли, но ее лапы, завершавшиеся похожими на лезвия когтями, все еще рассекали воздух с быстротой и мощью молнии.

Ксин атаковал, наносил удар и прятался под столы или лавки, а те разлетались в щепки, когда тварь пыталась до него добраться. Чудовищное создание металось во все стороны, пока не наступило на скользкий от крови участок пола, потеряло равновесие и зашаталось, словно пьяное.

Котолак в одно мгновение вскочил и, схватив стол, толкнул и придавил им противника. Сам он уже был сверху. Придушив тварь, он ударил ее когтями. Раз, другой, еще…

Он терзал связки, мышцы, раздирал внутренности, калечил. Мгновения, когда он вырвал сердце, Ксин не запомнил…

Он отступил назад. Под лежащим вверх ногами столом ничто уже не шевелилось. Лишь растекалась кровавая лужа, становясь все больше и шире.

Только теперь он окинул взглядом зал – разбитую обстановку, несколько больших кусков мяса, из которых торчали обломки костей, а чуть дальше какой-то человек полз в сторону выхода, волоча за собой отнявшиеся ноги и дымящиеся кишки, за ним по полу тянулась алая полоса.

В окнах, открытых дверях – множество лиц. Десятки тупо вытаращенных глаз – этим людям он спас жизнь.

Хозяин, вылезающий из-за стойки. Шаги на лестнице – это шла Ханти. Она остановилась рядом ним.

– Он хороший. Он мой… – с какой-то детской решимостью сказала она.

Ему вдруг стало страшно. Он понял, что от него теперь больше не зависит ничего. И от нее тоже. Теперь они могли лишь бессильно ждать, что принесет им будущее. Они вернулись в комнату. Ксин улегся перед камином, а Ханти сжалась в комок, обхватив голову руками…

 

РОДМИН

Незнакомец стоял в дверях в окружении нескольких солдат. Он был одет просто, не слишком богато, но цветасто. Ровесник Ксина, может быть, лишь чуть-чуть постарше. Ханти, которая ему открыла, неподвижно застыла у стены, уставившись в пол. Ксин ждал посреди комнаты, скрестив руки на груди.

На столе лежал блестящий обнаженный меч.

– Это ты – котолак Ксин? – спросил вошедший.

– Да, я.

– Хватаем его, господин! – заорал один из солдат, делая шаг вперед.

– Заткни пасть, дурак, и вон отсюда! – рявкнул молодой человек, выталкивая изумленного гвардейца за порог. – И вы тоже! – приказал он остальным. Хотел уже захлопнуть дверь, но, поколебавшись, добавил: – Принести вина, только хорошего!

Он подошел к Ксину и спокойно посмотрел ему в глаза.

– Я Родмин, придворный маг его величества Редрена, властителя Катимы и короля Суминора.

– Что-то ты не похож на мага, господин, – холодно ответил Ксин.

Губы Родмина искривились в язвительной усмешке.

– Не от тебя первого я подобное слышу, – сказал он, – каждому кажется, что если маг, так обязательно высохший старец в остроконечном колпаке. А я просто рано начал – еще в утробе матери, вот и все.

Ксин молчал.

– Тебе это неинтересно, ты прав. Голова у тебя сейчас занята совсем другим: с чем и зачем явился сюда этот тип, то есть я. Разворотить ли ему башку мечом, что лежит на столе, прямо сейчас или еще немного подождать. Не так ли?

– Согласен, мысли ты читать умеешь, так что наверняка знаешь, что Нам обоим терять нечего.

– Пока я жив, смогу объяснить кому требуется, что именно к данному котолаку следует отнестись иначе, чем ко всем прочим, с которыми сталкивались люди за последние несколько веков. Ибо уверяю тебя, никого не взволновало, что ты спас чью-то жизнь. Для этого сброда важно лишь то, что ты принадлежишь к тем самым существам, после вчерашнего нападения которых осталось несколько сотен убитых и свихнувшихся.

– А ты?..

– Для меня тоже не имеет значения, что ты спас несколько местных придурков. Важно другое – мне нужен такой, как ты. Потому я и пришел, – без обиняков объяснил он.

– И для чего же?

– Глупый вопрос – а жить вы хотите?

– Так же, как и ты…

Послышался стук в дверь.

– Ну, наконец-то. – Родмин открыл дверь и, забрав у солдата кувшин и три кружки, поставил их на стол. – Так выпьем за это, – добавил он, разливая напиток.

После второго кувшина настроение у всех троих существенно улучшилось. Порозовевшая Ханти вдруг вспомнила, что умеет смеяться, и быстро взяла на себя обязанности хозяйки. Гость же, усевшись поудобнее, с интересом слушал Ксина, в очередной раз рассказывавшего свою историю. Рассказ закончился одновременно с содержимым третьего кувшина. Родмин отставил кружку и сказал:

– Все это очень интересно, но перейдем к делу: здесь больше вам жить нельзя, приглашаю во дворец. С королем я сегодня утром обо всем договорился…

Ксин задумался.

– Что ж, пусть будет так, – помолчав, ответил он. – Ханти, собери наши вещи…

Чуть позднее они спустились в главный зал. Здесь царил относительный порядок. Трупы и поломанную мебель уже унесли, и теперь жена хозяина, стоя на коленях, драила пол, смывая кровавые пятна. Увидев их, она прервала работу, застыв с выражением ужаса на лице.

Котолак бросил взгляд на одному ему известное место. Родмин тут же догадался.

– Ту падаль я приказал отнести к себе в лабораторию. Нужно ее исследовать, и я хотел бы, чтобы ты при этом присутствовал, – вполголоса сказал он, после чего повернулся к собравшимся солдатам. – Это гости его королевского величества, – сказал он, показывая на Ксина и Ханти. – Все понятно?

Солдаты даже глазом не моргнули.

– Так точно, господин.

– Толпа все еще стоит перед корчмой?

– Так точно.

– Значит, вы мне понадобитесь. – Он показал им на дверь.

Они вышли на улицу и лишь теперь увидели, почему никто не беспокоил их в последние несколько часов, – дом окружала плотная шеренга гвардейцев, сдерживавших напор угрюмой толпы.

Их приветствовали ревом и свистом.

– Именем короля! С дороги! – Солдаты начали расталкивать собравшихся.

Те уступали неохотно, не спеша, временами даже пытаясь сопротивляться, поскольку то тут, то там раздавались короткие сердитые выкрики, а потом глухие звуки наносимых ударов.

Внезапно, воспользовавшись замешательством, какой-то человек пробился через ряд алебардщиков и, прыгнув в сторону Ксина, занес для броска камень.

Охрана не дала ему никаких шансов: один из гвардейцев молниеносно замахнулся копьем и с полуоборота ударил древком в лицо.

Несчастный издал глухой стон и, обливаясь кровью, рухнул наземь, но тут его настигли новые удары кованых сапог. Заскулив, он отполз на четвереньках в сторону и скрылся в шевелящейся людской массе.

Родмин сплюнул сквозь зубы.

До дворца они добрались через час. Предназначенные для Ксина и Ханти покои были больше и удобнее, чем комната в корчме. Однако не успели они как следует осмотреться, как появился Родмин и забрал с собой Ксина.

Они шагали по дворцовым коридорам.

– Куда мы идем?

– В лабораторию, там нас ждут.

Едва они остановились на пороге, раздался нетерпеливый голос, при звуке которого маг удивленно вздрогнул.

– Долго же пришлось тебя ждать, досточтимый Родмин, – заявил плечистый мужчина в вышитой золотом одежде.

Оба низко поклонились.

– Прости, король, вот человек, о котором шла речь. – Он показал на Ксина.

– Человек?

Родмин даже глазом не моргнул:

– Именно так, мой господин, хотя и не только.

– Что ж, я хотел бы услышать его имя.

– Меня зовут Ксин, господин.

– И это дело твоих рук? – спросил Редрен, показывая на продолговатый сверток, лежавший на столе, около которого стояли двое в длинных черных мантиях, о чем-то шепотом совещаясь.

Ксин догадался, что внутри:

– Да, король.

– Досточтимый Родмин, вы можете уже начать? Ах да, чуть не забыл, ты, кажется, знаком с этими мудрецами из Академии, мастерами Гонто и Ирденом?

Те по очереди кивнули. Родмин нахмурился:

– Знаком, мой господин, но не думаю, что они могут быть нам в чем-либо полезны.

– Я думаю иначе, – прервал его Редрен, – и советую сегодня позабыть о ваших спорах. Хватит глупостей, займитесь наконец тем, за что я вас кормлю!

– Как будет угодно вашему величеству. – Родмин кивнул Ксину, и оба подошли к столу. Маг взял один из ланцетов и подал его Ирдену.

– Мне приходилось немало слышать о ловкости рук вашего благородия, – сказал он. – Не будешь ли так любезен провести вскрытие, уважаемый? – Он даже не пытался скрыть издевательского тона.

Тот недовольно поморщился, но инструмент взял и, чуть помедлив, начал разворачивать ткань. Родмин с помощью Ксина придвинул к столу два канделябру. Король не двинулся с места, кресло, на котором он сидел, оказалось теперь в глубокой тени.

Мастер Ирден снял последний слой полотна. Тишину нарушил звон ланцета, который выпал из его онемевшей руки и упал на каменный пол.

– Во имя Рэха! – Гонто согнулся пополам, словно от удара в живот, и бросился к стене. Ирден посинел и после короткой внутренней борьбы не выдержал и отвернулся.

Даже Ксин невольно содрогнулся.

– Что там такое? – рявкнул король и, вскочив с места, направился к ним.

Он успел сделать только два шага, ибо ровно столько ему хватило, чтобы увидеть то, что лежало на столе. Внезапно он застыл как вкопанный, закрыл рукой глаза и сломя голову бросился назад. Шатаясь, словно пьяный, он добрался до кресла и сел, тяжело дыша и продолжая закрывать глаза ладонью. Видно было, что он с трудом владеет собой.

– Вина! – наконец прохрипел он.

Гонто и Ирден наперегонки бросились ему услужить – лишь бы оказаться подальше от жуткого зрелища. Родмин глубоко вздохнул:

– Вот оно, первое из свойств этого существа: каждый, кто на него смотрит, видит то, что в глубине души считает наиболее омерзительным, что вызывает у него самое глубокое отвращение. На эту тварь наложена особая активная иллюзия.

– Какая иллюзия? – Король уже немного пришел в себя.

– Это разновидность магии, которая в состоянии из дальних уголков разума извлечь самые потаенные, самые жуткие мысли, ибо в каждом из нас есть такой темный уголок, где таится страх. Достаточно дотронуться до него и разбудить.

– Значит, оно все еще живое?

– В материальном значении этого слова – нет, оно было убито еще вчера, но природа его двойственна, и потому чары иллюзии продолжаются. Ксин, скажи, что ты видишь?

– Здесь словно накладываются друг на друга две сущности: одна, внешняя, вполне прозрачна и понятна, но я никому не расскажу о том, что она собой представляет, ибо говорить об этом свыше моих сил. Другая же – нечто вроде машины из костей, мышц, когтей и клыков, предназначенной исключительно для того, чтобы убивать. Однако когда-то это был человек.

– Сломанной машины, – добавил маг. – Как раз это мы оба видим одинаково, остальное существует лишь в нашем воображении.

– Я не заметил ничего двойственного, – возразил Гонто.

– Ибо тебя слишком поразил вид внешней оболочки, господин, – ответил Родмин, – а она для каждого своя. Впрочем, проверим. Пусть каждый скажет, что он видел. Мастер Гонто?..

– Нет!

– Мастер Ирден?

– Нет!

– Ксин?

– Нет!

– Ваше величество?

– Как ты смеешь! – Редрен побагровел.

– И я тоже – нет. – Родмин пропустил окрик короля мимо ушей.

Наступила тишина.

– Впрочем, не важно что и как, – наконец снова заговорил Родмин. – Я хочу знать, откуда оно взялось и почему именно здесь и сейчас?

– Уж не из ада ли? – вырвалось у Гонто.

– С каких это пор адские существа обладают материальными телами? – с издевкой заметил Родмин.

Гонто бросил на него яростный взгляд, но пристыженно замолчал. Маг продолжал:

– Нет, господа, это дело рук человека, но не из тех, что прочитал одну или, может быть, несколько тайных книг. И тем более не какой-нибудь дряхлой ведьмы, которая владеет лишь силами природы и, на худой конец, может превратить труп в вампира или стригу или живого человека в волколака. Здесь видны рука и ум гения, посвятившего немалую часть жизни изучению нечисти. Сам не знаю, что делать – бояться или восхищаться…

– Да я его на кол посадить прикажу, только скажи – кого?

Родмин задумался:

– На этот вопрос не мне следует отвечать, но тебе, король. Кому, как не тебе, лучше всех знать, кто хотел бы сорвать с твоей головы корону?

– Корону?..

– Именно. Только подумай, ваше величество. В столицу проникает нечисть, загрызает десятки людей, другие от одного лишь ее вида сходят с ума, а король ничего не может поделать. История повторяется раз, другой, третий, и наконец появляется некто и обещает всех спасти, при чем взамен ему нужно лишь одно – чтобы его посадили на место властителя, который не в силах защитить собственных подданных.

– Хватит! Я прикажу войска на улицах поставить!

– Тогда, господин, прикажи еще выделить землю под новое кладбище и построить сумасшедший дом.

– Так что же ты посоветуешь?

– Ты, король, найди того, кто желает занять твой трон. А уж он нам расскажет, кто управляет этими куклами…

– А если не захочет?

– Разве мастер Якоб плохо владеет своим ремеслом?

Редрен коротко рассмеялся:

– Это мне нравится! Я сделаю, как ты говоришь, но что станешь делать ты?

– Не я, а мы. – Маг показал на Ксина. – Нам предоставь все остальное, господин…

Вскоре Редрен удалился. Родмин не спеша подошел к столу и накрыл его полотном. Ксин задумчиво смотрел на мага.

– Ты сказал – мы… – проговорил он.

Маг обернулся.

– Самому мне не справиться, – ответил он, – это я точно знаю.

Ксин промолчал. Родмин шагнул к нему и посмотрел прямо в глаза. Мгновение спустя на лице мага появилась какая-то неопределенная гримаса, а котолак холодно усмехнулся.

– Эта мысль не предназначалась для тебя, – спокойно сказал он.

Родмин дернулся, словно пойманный за руку воришка.

– Первый раз вижу нечто подобное… – в замешательстве пробормотал он.

В ответ Ксин лишь пожал плечами.

– Ну, говори, в чем дело? – почти крикнул маг.

– А что говорить? – рявкнул Ксин. – Мы у тебя в руках, и не имеет значения, что меня мало волнует то, что кто-то там хочет лишить трона какого-то там короля!

– И наверняка ты еще думаешь, будто я в это ввязался лишь от страха, что если с Редреном будет покончено, то и со мной вместе с ним, так?

– Именно.

– Ну и дурак! Заставлять я тебя не собираюсь, хочешь – иди, живи себе, плоди ублюдков, дело твое!

Зрачки Ксина превратились в черные вертикальные полоски. Одним прыжком он подскочил к Родмину и, оскалившись, прошипел:

– Слушай, ты, умник, я в лесу вырос, в лесу жил, все эти ваши интриги и войны для меня и гроша не стоят, но я не трус, и если дело честное, то я ни когтей, ни меча не пожалею!

Маг облегченно вздохнул:

– Ладно, садись…

Какое-то время он молча расхаживал по комнате.

– Вампиры, упырихи, волколаки, василиски и всякие прочие твари… Ты наверняка думаешь, что так было всегда… впрочем, почти все так думают… – Он помолчал. – Семнадцать веков… да… действительно, как будто всегда. Но до этого… до этого было иначе. Были только люди, были растения, животные и старая магия. И больше ничего. Это началось ровно тысяча семьсот двадцать один год назад, когда с неба упал огромный огненный камень…

Возможно, сперва он блуждал где-то среди звезд и лишь случайно столкнулся с нашим миром. Может быть, его швырнула рука какого-то мстительного бога. Этого мы не знаем.

Земля тряслась много дней, реки и моря вышли из берегов, наступила долгая и морозная ночь, во время которой погибло почти все живое. А когда снова появилось Солнце, оказалось, что и оно изменило свой ежедневный путь. Старая Магия утратила силу.

А мир был уже полон сил Онно… Позднее в течение столетий поколения мудрецов пытались понять его сущность. Безуспешно. Это не зло – оно существовало и раньше, не воля и не дух, скорее Сила или же Закон, который подчинил себе Природу, приказав ей дать начало миллионам отвратительных сверхъестественных существ…

Мир, который породило Онно, недоступен нашему пониманию. Так же, как его смысл и суть. Об Онно мы знаем лишь одно – что оно испытывает странную симпатию к силам зла. Как только с его точки зрения что-то идет не так – оно тут же оставляет на земле новый след, и рождается очередное чудовище…

Родмин замолчал и посмотрел на Ксина.

– То, что я тебе рассказал, – знания, всегда принадлежавшие магам. Жрецы утверждают, что во время катастрофы разверзлись врата ада и силы зла нашли выход. Этому, однако, не стоит верить, поскольку даже то, что якобы пришло из адской бездны, точно так же подчиняется силе Онно. Борьба с плодами Онно продолжается уже столько веков, что конец ей, похоже, никогда не наступит. До сих пор мы умеем лишь одно – убивать чудовищ…

Неожиданно он замолк, сгорбился и тихим, сдавленным от накопившейся ярости голосом добавил:

– …и создавать их.

Он снова замолчал было, но тут же в неудержимом порыве гнева крикнул:

– Создавать! Понимаешь? Насиловать природу! Мало того что насиловать – изменять ей! Нашей Матери! Ради… – Он не договорил. – Более омерзительной измены я и представить себе не могу.

Он схватил кувшин с вином и долго пил большими глотками. Потом заговорил снова:

– Здесь идет война за чистый, спокойный мир. Уже десятки поколений. Может быть, надеяться и не на что, но ведь нужно… продолжать. Пусть каждый внесет хотя бы крупицу… Убить эту нечисть и ту сволочь, что ее сотворила, – вот это и есть такая крупица!

Он подошел к котолаку и остановился перед ним.

– Ты первый из нелюдей, кто мог бы нам помочь…

 

КЛАДБИЩЕНСКИЕ ПРИЗРАКИ

В пурпурных лучах заходящего солнца по Южному тракту мчались два всадника. Ехавший впереди Родмин то и дело оглядывался на Ксина, тот же, не обращая внимания на бешеный темп, сидел сгорбившись и закрыв глаза, держась в седле лишь благодаря инстинкту.

– Чуешь его?

– Да, все отчетливее.

– Но времени мало, успеем?

– Должны.

– Неплохо бы…

Оба замолчали.

Ночь наступила быстро, и вскоре мрак ее начало разгонять серебристое сияние восходящей луны. Ксин натянул поводья. Всадники соскочили с коней.

– Не слишком ли далеко? – забеспокоился Родмин.

– Хватит, держи! – Ксин поспешно снял куртку и бросил ему. – Спрячь мою одежду и отведи лошадей.

Маг вскоре вернулся, обнаружив Ксина уже сидящим на корточках на траве.

– Мне уйти?

– Если хочешь – оставайся.

Несколько минут спустя все уже закончилось. С тех пор как он был с Ханти, Превращение происходило все легче и быстрее, становясь почти приятным. Котолак встал и посмотрел на Родмина, до которого в то же мгновение донеслась мысль:

«Готов?»

Он кивнул, и Ксин повел его за собой в темноту.

Они шли долго, почти час. Все это время маг не произнес ни слова, да и Ксин предпочитал хранить те мысли, что сейчас роились у него в голове, исключительно для себя…

Перед ними был враг, с каждым мгновением становившийся все ближе, – так говорило Ксину чувство Присутствия. Но он знал, что это обман, иллюзия. Там, вдали, таились лишь клыки и когти, управляемые могучими мышцами. Этого он никогда не боялся. У него тоже были зубы, когти и молниеносная скорость движений. Он готов был принять вызов зловещей силы…

Силы – да, но хватит ли ему воли? Воли, необходимой для укрощения истинного врага, того, что скрывался где-то в глубинах подсознания Ксина. Врага неизвестного, непостижимого…

Вчера ночью все произошло слишком внезапно, чересчур быстро для того, чтобы могли пробудиться память и воображение. Сосредоточившись на борьбе, он невольно подавил отвлекающие мысли-червячки, закрыв им путь к своему сознанию. Теперь подобное было невозможно. Он видел тот чудовищный труп и то, во что этот труп начал превращаться под его взглядом. Тогда он еще сдерживался, ведь он был не один, иначе наверняка бы закричал…

Таким образом, он шел на встречу с самим собой, на встречу с зеркалом, в котором ему предстояло увидеть нечто такое, что могло обжечь наиболее впечатлительную часть его души, подобно застывшему огню. Он должен принять этот удар, а потом – ударить сам. Если он заколеблется хотя бы мгновение – погибнет, растерзанный в клочья.

Родмин думал почти так же. В его руках было грозное и надежное оружие. Он был магом, то есть набор знаков и заклинаний мог защитить его, подобно панцирю: один лишь жест, и воздух перед ним превратится в прозрачный камень. Одно лишь слово, и мягкая одежда приобретет твердость стали. Разверзнется земля или вспыхнет пламя…

Родмин мог изменить все, что угодно. За исключением лишь одного – самого себя. Он был магом, но при этом – только человеком…

Котолак дал знак, что уже близко. Они раздвинули последние заросли.

– Так я и думал… – прошептал Родмин.

Старое заброшенное кладбище в свете луны. Сорняки, кусты, тут и там молодые, но рослые деревца и ряды могил, скрытых под высокой травой. Их почти не было видно.

Время от времени проносился порыв ветра, и тогда оживал мир длинных лунных теней. Они дрожали, перемещались и, казалось, слегка шелестели, соприкасаясь друг с другом. Нетерпеливый приглушенный жалобный голос приходил и уходил, словно шуршащая о песок волна…

Тишина и треск ломающейся ветки. Они быстро переглянулись.

– Там! – По шкуре Ксина пробежала дрожь.

Без единого слова поняв друг друга, они разделились.

Ксин подождал, пока утихнут шаги Родмина, и двинулся вперед. Ни звука не доносилось из-под его лап. Он долго скользил среди теней и пятен серебристого света, не отваживаясь поднять взгляд.

– Ну, давай! – поторопил он сам себя. И посмотрел вокруг.

Где-то в желудке тут же образовался ледяной ком, подскочил и застрял в горле. Застыв, он смотрел прямо перед собой словно зачарованный…

Ханти… именно она стояла между рядами могил. Бледная, сгорбившаяся, она очень медленно повернулась к нему и медленно пошла навстречу, осторожно переставляя ноги. Очертания набухших грудей четко вырисовывались под натянувшейся тканью белой рубашки, а обе руки поддерживали большой живот, несший в себе новую жизнь…

Обострившиеся черты лица и заметная тяжесть движений свидетельствовали о том, что до родов осталось совсем немного, несколько дней, может быть даже часов.

У него уже был продуман план нападения: быстрый удар когтями передних лап по глазам и одновременно – задними разодрать живот. И сразу же отскочить…

Никакая другая мысль никогда не казалась ему столь бессмысленной и чуждой. Теперь она металась у него в голове, словно глупый мотылек вокруг свечки.

– Давай же, давай, да-вай! – бессмысленно и монотонно повторял он.

Ханти приближалась – теперь она выглядела счастливой, радостной…

Сумятица, хаос, а потом – бездонная пустота. Он уже ничего не хотел, ничего не желал. Воля рассыпалась в прах, а сила исчезла вместе с ней.

«Это конец…» – сверкнуло где-то в глубине подсознания.

Он ждал удара.

Легкая животворная дрожь. Что-то приближалось, откуда-то издалека, испуская мерцающее сияние. Совершенно отупевший, он даже не заметил, какое именно чувство донесло до него столь необычное явление.

Форма неясная… но удивительно знакомая… Она приближалась, становясь все более четкой, возбуждая любопытство, гоня прочь апатию и отчаяние.

Ну конечно! Он знал, что это! Знак! Тот самый Знак! Тот, с которым он сражался и сила которого теперь пробуждала отупевший разум. Знак завис прямо над ним – так ему, по крайней мере, казалось. А может быть, в нем самом или… – ему было не понять. Знак засветился радужным сиянием.

Его бросило в холод, потом в жар, в глазах блеснул хищный огонь. Сейчас или никогда!

Рука Ханти потянулась к нему, словно желая приласкать… Нет! У нее нет рук! Это не руки, это когтистые лапы!

Нежная улыбка любящей женщины, все шире и шире… белые клыки в черной пасти! И рев, словно из преисподней!

Котолак вскочил и вслепую толкнул ее головой. Ему не хватало полшага, чтобы прыгнуть, но толчка оказалось достаточно, чтобы избежать смерти. Оба упали, но мгновение спустя он снова уже был на ногах.

Разложившийся скользкий труп Старой Женщины, дрогнув, поднялся с земли. Ксин лишь стиснул зубы. Не колеблясь, он сцепил когти передних лап в один могучий клубок и с размаху ударил по шее… ребенка. Позвоночник хрустнул, словно раздробленный камень. Теперь только сердце из груди вырвать… снова перед ним тело Ханти. Он растерзал его и покончил с неблагодарной работой. Можно было уже не смотреть!

Он с облегчением отвернулся. Долго собирался с мыслями, прежде чем до него снова дошло, зачем он здесь. Потом двинулся прочь не спеша, ожидая, когда к нему вернется прежнее спокойствие.

С противоположной стороны из тени появился чей-то силуэт, Ксин узнал Родмина – у того был разорван и пропитан кровью рукав рубашки, на щеках высыхали слезы. Они подошли друг к другу. Маг устремил застывший взгляд куда-то поверх Ксина.

– Остались еще два, – тихо сказал он.

Значит, они выполнили лишь половину задачи…

Родмин с усилием огляделся вокруг. Он страшно устал, в волосах поблескивали многочисленные седые пряди. Удивленный Ксин поднялся на задние лапы. Это не была иллюзия, вызванная блеском лунного света: Родмин и в самом деле поседел. На лице еще оставался след жуткой гримасы, все еще заметный под маской принужденного спокойствия. Погасший взор, низко опущенные плечи – в нем проявилось что-то схожее с руинами дотла сгоревшего дома. Пожарище души.

– Нужно закончить дело, – произнес Ксин, – где они?

– Под землей, – последовал ответ.

– Покажи место.

Впрочем, в этом не было необходимости. Дерн, прикрывавший находившуюся в трех шагах могилу, с протяжным треском разошелся. Скрежет и звук рвущихся корней наполнили кладбищенскую тишину. Могила пошевелилась, дернулась и неожиданно открылась, подняв фонтан гравия, комьев земли и песка. Яма с глухим шорохом осыпалась, и в ней закипел адский водоворот. Мгновение, и могила разверзлась снова, после чего ее стены снова обрушились в темноту. Осталась воронка – мрачная влажная западня чудовищного муравьиного льва…

Чернота на дне отвратительно чавкнула и выплюнула ошметки частично разложившегося трупа, куски гроба. Остатки прогнивших тряпок разлетелись во все стороны и медленно опустились, осев на костях, гнилой плоти и трухлявых досках.

В нос ударила ошеломляющая вонь. Более привычный к подобным вещам, Ксин недовольно фыркнул, но не двинулся с места. Родмин же побледнел, зашатался и упал на колени. Блевать ему было нечем, лишь тошнотворная горечь желудочного сока обильно заполнила рот.

Когти котолака вонзились магу в плечо и сильно встряхнули.

«Осторожно, оно вылезает», – мелькнуло в одурманенном мозгу.

Дрожащие пальцы Родмина скрылись под плащом и сжались на рукояти стилета. В полумраке блеснуло бело-розовое лезвие.

При виде его глаза Ксина сузились: это был кинжал Иев, клинок которого был выкован из кусков меди и серебра – магического дамаста. Им можно было воспользоваться лишь один раз, поскольку, вонзившись в демона, он мгновенно разрастался внутри него, подобно колючему кусту, шипы которого проникают во все закоулки тела твари и убивают по отдельности каждую ее частицу.

Маг отполз на четвереньках в сторону, а Ксин схватил солидной величины камень, неуклюже придерживая его лапами.

Из ямы пыталась выкарабкаться Ханти. Отрезанная голова еще держалась на нескольких полосках кожи или мышц, покачиваясь между вцепившимися в края воронки руками.

Камень ударился в спину девушки. Висевшее лбом вниз лицо поднялось и моргнуло.

Тварь с ошеломляющей быстротой метнулась к Ксину. Котолак молниеносно увернулся и прыгнул прямо на нее. Иллюзия исчезла. Полная острых зубов пасть с ревом разверзлась там, где зияла рана в перерубленной шее, – прямо перед головой Ксина.

Меткий удар сверху лапой – и пасть с треском захлопнулась. Воспользовавшись тем, что когти твари завязли в земле, Ксин ударил плечом, зубами вырвал из шеи пучок сухожилий и тут же отскочил.

Старая Женщина встала и с грустью посмотрела на свои израненные руки.

– Ах ты падаль! – Он почувствовал, как его охватывает звериная ярость.

Он кинулся вперед, не помня себя, но на этот раз просчитался. Град ударов обрушился на него, словно лавина. Он не успел уклониться – коготь вонзился в спину, заскрежетав о кость. Два ребра сломались с треском, который раздался у него в голове, подобно колоколу. Отчаянно извернувшись, он вырвался. Левая передняя лапа не действовала, жидкое тепло растекалось по шее, спине, полилось на живот. Ксин хрипло вздохнул и почувствовал в пасти вкус крови. Он снова отступил, но уже в нервной спешке.

Ханти приближалась. Она шла быстрым шагом, поднимая скалку…

Неожиданно он споткнулся о могилу, чувствуя, что задыхается.

«Чего ты ждешь, болван! Бей!!!» – Эта мысль, полная отчаяния и ярости, ворвалась в разум мага.

Родмин, который все это время шел следом за тварью, словно безвольная кукла, среагировал подобно марионетке – механически поднял руку и вонзил стилет.

Рев затих, и тварь рухнула как подкошенная. Мгновение спустя то тут, то там начали пробиваться веточки металлического тернового куста, которые, извиваясь и подрагивая, тянулись к сверкающему лунному диску…

– Еще один… – Голос Родмина был страшен, скорее напоминая кваканье, чем человеческую речь. Он явно намного хуже, чем Ксин, переносил видения, которые подсказывало ему собственное воображение.

– Подожди. – Луч молочного света упал на тело Ксина. Боль сменилась приятным онемением. – Сейчас буду готов…

Вскоре они стояли над одной из могил.

– Так же, как и там, – пробормотал Родмин, – как они туда забрались? Ведь тут нигде нет следов…

– Наверняка зарылись где-то подальше.

– И – как кроты?..

– Видимо, так, у них широкие и плоские когти. Будем ждать, пока вылезет?

– Нет, с меня хватит.

– Ну так как его вытащить? Я котолак, а не кротолак.

Губы Родмина искривились в странной гримасе, в которой Ксин не сразу признал усмешку.

– Я был бы рад застать их всех в таких укрытиях. Меньше было бы хлопот. Смотри. – Он достал гладкий шар величиной с яблоко, синий, металлически поблескивавший.

– Что это? – последовал вопрос Ксина.

– Лучше отойдем. – Маг жестом показал на новое место.

Они остановились несколькими могилами дальше. Котолак поднялся на задние лапы, маг же положил шар на открытую ладонь левой руки, а правой стал совершать над ним сложные движения…

Шевелящиеся пальцы окутал оранжевый туман. Он становился все отчетливее и тяжелее, потом, словно жидкость, стек на ладонь, собравшись в большую светящуюся каплю. Родмин стряхнул ее прямо на шар. Жидкость растеклась по нему, покрыв сплошным светящимся слоем. Это продолжалось недолго, сияние внезапно исчезло, словно впитавшись в металл. Шар не изменил своего вида, но маг поспешно переложил его из руки в руку.

– Теперь быстро! – Он размахнулся и бросил шар. Тот блеснул в полете, словно ртуть, и, описав плавную дугу, с глухим стуком упал на дерн могилы. Ничего не произошло.

– Ну и что?

– Сейчас, погоди. О!

До них донесся знакомый треск разрываемых корней.

Ксин забеспокоился.

Поверхность, на которой лежал шар, глубоко вмялась.

«Не может быть, чтобы он был настолько тяжел!», – удивленно подумал Ксин.

Однако шар становился все тяжелее. Трава теперь расступалась под ним, словно истлевшая ткань. Захрустела земля, и там, куда смотрел Ксин, не было уже ничего, кроме небольшой дыры с ровными краями…

Шар проваливался все глубже, о чем свидетельствовал непрекращающийся приглушенный треск и скрежет.

– Сейчас он до него доберется, – прошептал Родмин.

Звук прекратился. Ксин даже задрожал от возбуждения, а сердце внезапно подпрыгнуло в груди…

Во мраке ночи словно сверкнула далекая молния – мягкий голубой свет в абсолютной тишине…

«Нет, – неожиданно понял Ксин, – это сама земля начинает светиться, становится прозрачной!»

Явление медленно набирало силу – странное, величественное, могучее.

Так же как свет, проходя через тонкую ткань, делает видимой тень стоящего за нею человека, так же и это сияние, разгоревшееся где-то в глубине могилы, подсвечивало, ее, показывая содержимое. Тяжелый слой земли больше не был преградой…

На глазах Ксина в разгорающемся голубом тумане сперва замаячила продолговатая тень. Это был гроб. Вскоре внутри него обозначились черные очертания трупа или, скорее, скелета, а ниже… Темная скорчившаяся фигура. Она тяжело шевелилась в спазмах сверхъестественной агонии.

Мощная красная вспышка заставила их зажмуриться. Когда они снова открыли глаза, уже ничего не было видно. Сила перестала действовать, и лишь пожелтевшая мертвая трава да дымившаяся вокруг могилы земля были единственными свидетельствами невероятного события.

– Нам пора, – сказал Родмин, потирая глаза.

– Вернемся поближе к лошадям, дождемся захода луны, а потом назад во дворец, – мысленно передал Ксин.

– Только не рассчитывай, что там мы отдохнем, это еще не конец. Идем!

Два усталых победителя не спеша покидали поле битвы. Сложился в единое целое первый фрагмент мозаики предназначения. Луна – немой далекий свидетель их усилий – все еще висела высоко на своем месте, заливая все вокруг бледно-серебристым сиянием. Чуть позже: новый порыв ветра донес далекий вой одинокого волколака…

 

ПОЦЕЛУЙ

Уже светало, когда подковы их коней застучали по булыжникам внутреннего двора замка. Из конюшни вышли двое заспанных батраков, не производивших впечатления чересчур довольных, – они шли не спеша, зевая, словно голодные акулы.

Родмин, не дожидаясь, пока те подойдут ближе, спрыгнул на землю и, отпустив коня, крикнул Ксину:

– Слезай, не будем терять времени. Если им торопиться некуда, пускай сами лошадей ловят!

Котолак кивнул и последовал его примеру. Маг молча показал направление, и они побежали.

Когда они пробегали мимо конюхов, один из них что-то крикнул другому и пальцем показал на Ксина. Родмин заметил его жест и на мгновение остановился.

– Вытри кровь с лица, а то подумают, что ты кого-то загрыз, – прошипел он на ухо Ксину.

Котолак, не замедляя шага, утер тыльной стороной ладони губы и подбородок и посмотрел на кровавые полосы.

– Это моя собственная, – буркнул он.

Он провел рукой по волосам, ощутив под пальцами твердые слипшиеся пряди.

«Зато эта не моя…» – подумал он со злобной радостью.

Родмин уже бежал по лестнице, перескакивая через две-три ступени сразу.

«Интересно, каким чудом ему удалось столь быстро восстановить силы?» – пронеслось в голове Ксина, видимо, и тот обладал необычными способностями, иначе он наверняка не двигался бы столь резво с прокушенной до кости рукой.

– Куда идем? – спросил Ксин.

– К королю, там узнаем, что дальше.

Далеко они не ушли. Две скрещенные алебарды преградили им путь уже за третьим поворотом коридора. Родмин позвал начальника стражи:

– Пропусти, дело срочное.

– Скажите, я передам.

– Дурак, не видишь, с кем говоришь?

Офицер вытаращил глаза:

– Нет, господин, не узнаю.

– Я Родмин, придворный маг короля! – рявкнул сбитый с толку Родмин.

– Ну да, вроде бы так… – запинаясь, проговорил офицер, – но вы немного староваты, господин, ведь тот…

Ксин с трудом сдержал усмешку. Зато маг пришел в неописуемую ярость:

– Болваны, тайн моего искусства вам все равно не постичь! Если я постарел – значит, так было надо, а теперь с дороги, ослы, не то и вам по полвека добавлю!

Гвардеец побледнел и испуганно выдавил:

– Короля там нет.

– А где он?

– В пыточном зале, за допросами наблюдает.

– Надо было сразу так и говорить! – Маг повернулся к Ксину. – Идем!

В подземельях их встретила глухая тишина.

– Наверное, уже закончили, – предположил Родмин. – Сейчас выясним.

Они вошли в ярко освещенное помещение. Стоявший спиной к ним Редрен, услышав шаги, обернулся. Некоторое время он стоял неподвижно, словно не веря собственным глазам, потом протяжно свистнул.

– Ну-ну, – констатировал он, – вид у вас словно у клиентов пьяного цирюльника.

Он обошел их вокруг, разглядывая с нескрываемым интересом:

– Надеюсь, дамам вы не попались на глаза, а то все бы тотчас из дворца разбежались…

Родмин нервно сглотнул:

– Господин, мы…

– От вас мертвечиной несет, мерзавцы! Чтоб вам провалиться с таким ароматом!

Король смотрел на них с таким выражением, словно размышлял, приказать ли отрубить им головы или, может быть, лучше повесить. Неожиданно он широко улыбнулся:

– Ладно, сегодня у меня настроение хорошее, просто пошутить захотелось.

Он подошел к маленькому столику и, взяв стоявший на нем кувшин с вином, наполнил до краев два бокала.

– Держите. – Он подал каждому по отдельности.

Оба начали жадно пить.

– Сделали дело?

– Да, господин. – Родмин поспешно допил.

– И ничего не осталось?

– Все, господин.

– Ну и хорошо. Я свое дело тоже закончил.

Король налил себе и поднял бокал.

– Ваше здоровье! – провозгласил он.

– И твое, господин, – хором ответили оба.

Они выпили и поставили бокалы. Ксин огляделся вокруг: стоявший неподалеку палач вытирал тряпкой испачканные кровью руки, то есть и в самом деле лишь недавно закончил работу. Помощник же его сидел у стены, с аппетитом ел хлеб с салом.

Котолак подошел к скамье и посмотрел на распростертое на ней обнаженное тело, вернее, на то, что от него осталось…

Ему многое довелось в жизни повидать, но то, что он увидел здесь, показалось ему продолжением кошмарного сна сегодняшней ночи. Он думал, что уже проснулся, но это была лишь иллюзия.

Человек еще был жив, и именно это внушало наибольший ужас, поскольку на нем не было ни единого живого места…

Мастер Якоб обработал его с искусством, достойным гениального хирурга. Он не дотронулся ни до одного из жизненно необходимых органов, не повредил важных артерий и вен, не тронул самые толстые нервы, но не обошел ни одного места, где мог бы вызвать боль…

Самое существенное было попросту вырезано из тела и аккуратно разложено на досках стола. Нервы рядом с пульсирующими венами, все еще живая печень, частично извлеченный из позвоночника спинной мозг. Зато остального не было вовсе; от мышц ничего не осталось, кишки были намотаны на деревянную катушку. Руки и ноги торчали из-под стоявшего под столом ведра. Крови было мало, – видимо, палач тотчас же прижигал раскаленным железом каждое начинавшее сочиться место. Вместо нее всюду блестели желтоватые, покрытые струпьями лужицы лимфы.

Можно было догадаться, что мучения причинялись медленно и в соответствии с заранее продуманным планом, основанным на превосходном знании анатомий!

– Он начал с того, что содрал кожу, а закончил перепиливанием костей… – Редрен, незаметно оказавшийся за спиной Ксина, показал ему соответствующие орудия. Тот, однако, смотрел совсем на другое – на лицо лежащего. Нижняя челюсть и язык отсутствовали, нос и щеки были срезаны. Он смотрел на живой череп. В глазницах еще оставались глаза, вернее, глаз – выпученный, страшный, безумный. Другой висел на вытащенном нерве. Кто-то завязал его узелком…

– Зачем?.. – потрясение выдавил Родмин. – Он ведь не может говорить.

– Я велел это сделать, когда он все уже рассказал, – твердо заявил Редрен.

– Это было излишне…

– Это было наказание, и кроме того – необходимость, – коротко ответил король.

– Но…

– Дурак! Может, он этого не заслужил? Сколько людей погибло вчера в городе?!

– Четыре сотни с лишним.

– Старики, женщины, дети были?

– Их было большинство, погибали целые семьи.

– О тех, что свихнулись со страху, я даже не упоминаю. Свыше четырехсот смертей! И если бы не мы, их было бы намного больше. Я могу его убить только один раз, так, по крайней мере, сделаю это не спеша!

Ксин думал о родном лесе, о поучениях Старой Женщины, о вампирах, упырихах, волколаках. Ими управлял слепой рок, накопившаяся злоба, как правило не их собственная. Он вспомнил об отчаянии и страданиях, мучивших его каждым солнечным днем, прежде чем он сумел победить засевшую глубоко внутри него ненависть. Он вспомнил чудовища, с которыми сражался несколько часов назад, – и посмотрел на короля. Не говоря ни слова, Ксин подошел к жертве, достал нож и вонзил прямо в сердце. Страшный глаз тут же погас.

Редрен зарычал и прыгнул к нему.

Их взгляды встретились. Глаза короля пылали яростью. Глаза Ксина смотрели холодно и спокойно. Ничто не нарушало их глубокого и яркого зеленого блеска.

Наступила зловещая тишина. Находившиеся в зале не смели вздохнуть. У помощника палача из разинутого рта выпал кусок непрожеванного хлеба.

Редрен неожиданно успокоился. Какое-то время казалось, будто он пробуждается ото сна. Он широко открыл глаза, беззвучно пошевелил, губами.

– Ты хотел мне доказать, что ты в большей степени человек, нежели я. Ты, кошачье отродье, – мне, представителю благородного рода в шестнадцатом поколении?! – проговорил он очень тихо, но голос его дрогнул. Он за молчал, лицо его исказилось в странной гримасе. – Это тебе не удастся! – с облегчением бросил он.

Быстро повернувшись, он направился к двери.

– Хватит глупостей! Родмин! Ксин! За мной! Вы, двое наведите здесь порядок! – Редрен снова был властелином своих подданных.

Выведя их из подвалов, он какое-то время шел по внутренним галереям дворца и остановился лишь в саду.

– Садитесь. – Он показал им на скамейку.

Сам он не последовал их примеру, задумчиво расхаживая туда и обратно по усыпанной гравием дорожке.

– Тот человек был один, – заговорил он, не переставая ходить, – у него не было сообщников, но он действительно хотел занять мое место. – Он замолчал и посмотрел на Родмина. – У него был талант наверняка, больший, чем, у тебя. Если бы он открыто предложил мне свои услуги, возможно, я от тебя просто бы избавился. Тогда его задача значительно бы облегчилась, но он чересчур спешил. Да, он был чрезвычайно способным, но слишком высоко себя ценил. Он попытался напасть и совершенно случайно наткнулся именно на тебя, Ксин. А может быть, это была и не случайность?.. Он признался, что когда-то в молодости смешал и препарировал семя мужчины и кота, а потом оплодотворил этой дрянью какую-то женщину. Ее родственники спасли ее, а младенца бросили где-то в глухом лесу…

Ксин вскочил на ноги.

– Сядь, не сходи с ума. Я тоже тогда подумал о том же самом, что и ты сейчас. Если бы не это, наверное, я все же поверил бы в байки Родмина насчет того, что ты человек.

– Прости, господин, – сказал Родмин, опустив голову.

– Прощаю и понимаю, ибо откуда тебе было знать, что твой король вовсе не такой дурак, каким кажется?

– Господин, я…

– Перестань, не строй из себя придворного. Хватит с меня, что весь дворец полон этого сброда. Впрочем, я сам поумнел в этом отношении лишь вчера вечером, но – к делу. Выйдя из твоей лаборатории, я приказал позвать к себе капитана гвардии. Он должен был помочь мне раскрыть заговор, о котором ты упоминал, а вместо этого пришел к выводу, что подвернулся великолепный повод расправиться со всеми личными врагами. В течение часа мои казематы были уже полны. Сперва я даже обрадовался, но меня удивило, что этих бунтовщиков несколько многовато, – ты ведь говорил самое большее о двоих. Я решил проверить, что они могут рассказать, и сделал это достаточно быстро, иначе если бы Якоб до них добрался, то они признались бы в чем угодно, вплоть до изнасилования собственных прабабок.

Еще через час я приказал схваченных освободить, а начальника стражи спустить с лестницы. Ксин, я думаю, это вполне подходящая для тебя должность.

– Благодарю, господин.

– Не благодари, ибо может случиться так, что скоро ты станешь меня проклинать. Во всяком случае, ты отнюдь не глуп, а если когда-нибудь и слетишь с лестницы, то не сомневаюсь, что приземлишься на все четыре лапы. Потом я вызвал других. Банда болванов! Моя жизнь и власть были в опасности, а они умели лишь льстить и строить свои мелочные интриги. Я их прогнал, но остался один. Наконец до меня дошло, что я окружил себя стадом неудачников. Я вынужден был думать сам. Представляете? Впервые с тех пор, как меня обучали наукам. Интересно, что сказал бы на это мой шут, обладай он хоть толикой прирожденного чувства юмора…

Я приказал немедленно явиться ко мне всем доносчикам и шпионам. К счастью, хотя бы они оказались достойны своего жалованья. Они проверили каждого, кто когда-либо имел хоть какое-то отношение к магии. Таково было начало. Потом пошло уже легче. Я нашел эту сволочь и послал людей. Он дал застать себя врасплох, но все равно прикончил двоих гвардейцев. Когда они подходили к нему, что-то подбросило их вверх с такой силой, что мозги размазались по потолку.

– Это мне знакомо, – отозвался Родмин.

– Но в конце концов его схватили, – продолжал Редрен, – и сволокли в подвал. Там палач влил ему в глотку какое-то снадобье. Об остальном сами догадаетесь.

– Ничего сложного, – безразлично заметил Ксин.

– Однако то были не обычные пытки. Почти два часа между ним и мастером шла совершенно равная борьба талантов и воли. Сначала не было никакой возможности причинить ему боль. Обычный палач наверняка не сумел бы сломать этого упрямца. Я уже боялся, что и Якоб ничего сделать не сумеет, но оказалось, что у меня во дворце есть еще способные люди… Вот и все, а теперь мне хотелось бы узнать, что делали вы, но не сейчас. Жду вас после ужина, всего хорошего.

– Тогда – до свидания, ваше величество, – ответил Родмин.

Они встали, поклонились. Редрен быстро удалился.

– Многое же здесь изменилось сегодня ночью, – задумался маг.

– Хотелось бы надеяться, что к лучшему, – сказал Ксин.

– А это уже в значительной мере зависит от тебя, капитан гвардии. – Родмин протянул руку. – Поздравляю.

– Спасибо.

– Найдешь дорогу к своей комнате?

– Думаю, да.

– Значит, до вечера. Мне пора. – маг исчез где-то в лабиринте живых изгородей.

Ксин поднял голову и огляделся вокруг.

«Скоро взойдет солнце, – подумал он. – В какую сторону идти?»

Разумного ответа не нашлось. Какое-то время он бродил по пустой аллее, пока в конце концов не положился на инстинкт и чутье. Он шел не спеша, останавливаясь через каждые несколько десятков шагов, пытаясь угадать планировку сада и дворца, – как правило, верно. Его быстро захватила эта забава. Он забыл о кошмарах сегодняшней ночи и спокойно шагал, помахивая сорванной с какого-то куста веткой, с которой то и дело обрывал листья. Его охватило какое-то странное настроение. Прищурившись, он посмотрел на восходящее солнце. Ощущение было приятным, словно визит желанного гостя.

Под ногами появился большой камень, он пнул его – гравий резко заскрежетал, и Ксина внезапно охватила радость. Со смехом он сунул голову в ближайший фонтан и не успокоился даже под водой. Пузырьки воздуха щекотали его щеки и уши. Когда закончился воздух в легких, вместе с ним исчезли и пузырьки. Теперь он вслушивался в шорох и шелест, доносившиеся, словно из много мира.

«Забавно слушать фонтан изнутри…»

Он вымыл лицо, расчесал пряди слипшихся волос, прополоскал рот.

– Прекрасно! – Он раскинул руки и несколько раз быстро повернулся кругом. Ему хотелось взлететь.

«Там могла бы быть калитка». Он обогнул очередную клумбу.

Она и в самом деле там была. Его поглотил мрак коридора. Вода стекала за воротник. Послышалось стрекотание.

«Сверчки…»

Он шел все увереннее и быстрее. Вскоре обстановка стала знакомой. Уже недалеко.

«Ждет ли она?..»

Шок был подобен удару в живот. Он согнулся и упал на колени. Ярким пламенем вспыхнули жуткие видения. Она…

Чудовища снова были рядом. Они вышли на его голос; улыбка – пасть, разодранная грудь, из которой вырвано сердце, растерзанный, подрагивающий живот, перерубленная шея…

Его начала бить холодная дрожь.

– Хватит, прочь, убирайтесь! – Он прогнал их небывалым усилием воли, загоняя в глубины подсознания. Потом встал, пытаясь успокоить дыхание.

– Я им не поддамся. Это же безумие! Вот она, та дверь…

Поколебавшись, он взялся за ручку, превозмогая нараставшую в руке тяжесть.

Ханти ждала. Она сразу же бросилась ему на шею. Ксин едва не отшатнулся.

– Спокойно! – приструнил он сам себя и заключил ее в объятия. Ему показалось, будто он ощущает пустоту.

Девушка застыла.

– Ксин, – она посмотрела ему в глаза, – ты что, не хочешь меня поцеловать?

 

ВОЛОКУН

Много веков назад, когда разбросанные взрывом магические искры Онно падали на людей, зверей, мертвые тела, одна упала на кладбище – словно зерно, брошенное на вспаханное поле, которым она тут же завладела. Первый проблеск сознания проник внутрь могил, заставляя оживать не одно тело, но все погребенные здесь за много поколений.

Превращение происходило медленно, но зато на значительном, пространстве. Первые его признаки заметили могильщики. Кости, попадавшиеся во время рытья новых могил, сидели в земле удивительно прочно, словно удерживаемые невидимыми узами. Казалось, будто они даже шевелятся. То, что сперва казалось обманом зрения, вскоре сменилось уверенностью. Быстро распространилась весть о сверхъестественной силе, скрытой в глубине кладбищенской земли. Могилы перестали рыть и позвали жреца.

Заклинания экзорциста причинили таинственному существу боль. То, что до сих пор было лишь сознанием, неуверенно цеплявшимся за материю этого мира, конвульсивно дернулось и с размаху нанесло удар по источнику страданий.

На глазах онемевшей от ужаса толпы голова читающего молитвы жреца откинулась назад, словно от судорожного рывка. Связки не выдержали, и шея с резким треском сломалась. Жрец испустил дух на полуслове, но исходившая из глубины земли сила сгибала его все сильнее, не позволяя упасть. Мгновение спустя позвоночник переломился на уровне груди, потом у крестца. Лишь после этого согнутый в жуткий крендель жрец осел на траву, но сила Онно не отпускала его, пока изуродованное тело не оказалось вдавлено в землю на глубину одной пяди. На большее силы не хватило, однако и этого было достаточно, чтобы верующие с криком разбежались. Никто не осмелился дотронуться до трупа экзорциста, и вскоре после этого события окрестности опустели. Люди ушли туда, где на кладбищах никто и ничто не рождалось.

Теперь уже ничто не мешало свершиться Превращению. Несколько магов, явившихся сюда, чтобы присутствовать при до сих пор незнакомом им процессе, разбили свои палатки на безопасном, как они полагали, расстоянии. Каждую ночь они делали все новые наблюдения. Однажды утром они заметили, что на кладбище высохли все деревья и пожухла трава, потом начала дрожать земля. Постепенно ее содрогания стали приобретать ритм дыхательных движений.

Финала маги не увидели, но приняли в нем участие. Ночью, сразу же после того, как Превращение завершилось, неожиданно все как один маги вышли из палаток и собственноручно лишили себя жизни, сломав себе шеи или разодрав ногтями артерии. Потом их трупы, словно привязанные к невидимым веревкам, поволокло на кладбище, которое уже было не кладбищем, а скорее ожившим побоищем. Все вытолкнутые из могил на поверхность останки кружили по спирали, словно листья на ветру. Среди них был разлагающийся труп жреца-экзорциста, а когда к ним присоединились остывающие тела магов, начал вырисовываться некий порядок. Облепленные землей кости двинулись в одном направлении, сливаясь в один клокочущий поток и унося с собой самые свежие трупы. Вскоре чудовищная река достигла кладбищенской стены, перелилась через нее и потекла дальше, исчезая в ночной мгле.

Поток этот не ощущал течения времени и не знал, что место, которое он сделал своими охотничьими угодьями, называлось Пустыми Горами. Он чувствовал лишь необходимость двигаться и потому кружил среди вершин, переливаясь через долины и охотясь. Каждое встреченное им человеческое существо возбуждало его голод, так что он без промедления его поглощал. Он не раздумывал над смыслом своего существования, просто существовал, питался и рос. Имени ему не требовалось, и было глубоко безразлично, что те, кому довелось рассмотреть его с расстояния действительно безопасного, нарекли его Волокуном.

Для людей проходили века, но для него всегда существовал лишь сегодняшний день. Возможно, он ощутил бы ход времени, если бы считал свои жертвы, однако этого он не делал. Человеческие кости, стертые в прах и пыль о скалы, по которым он полз, постоянно заменялись новыми. В течение столетий он знал лишь два чувства: покой и голод. Впервые его охватило удивление, когда встреченный им человек никак не отреагировал на посланный ему волевой импульс. Приказ был повторен, но все так же безрезультатно. Удивленный Волокун пополз навстречу своей судьбе.

На груди мага был вытатуирован паук, и он не обращал внимания на приближающегося демона, хотя прекрасно знал о его существовании. У Мага-Паука, специалиста по чародейским сетям, были дела куда более важные.

Пустые Горы не стали совсем пустыми лишь потому, что там свирепствовали волокуны и прочая нечисть. Вообще говоря, даже сверхъестественных существ в Пустых Горах обитало не слишком много. Обычные твари, вылуплявшиеся из пораженных ненавистью трупов, заполняли леса, простиравшиеся несколько дальше к югу.

Особенностью Пустых Гор была расшатанная магия. Падение Онно отразилось на этой местности исключительно болезненно. Магическая ткань действительности, разорванная ударом, никогда уже не смогла срастись и вновь стать однородной. Заклинания действовали здесь слишком сильно или слишком слабо. Артефакты теряли стабильность, проявляя склонность к внезапному взрывному высвобождению заключенной в них силы под влиянием самой легкой вибрации сверхъестественных структур. Даже простейшие амулеты действовали шиворот-навыворот, часто приводя к смерти собственных владельцев.

Естественно, смельчаков, желавших вырвать у Пустых Гор их тайны, всегда хватало с лихвой. Именно благодаря многочисленным магам-исследователям, бродячим музыкантам, искателям сокровищ и путешествующим философам волокуны всегда были сыты и им незачем было сползать в долины ронийского предгорья.

Волокун, двигавшийся навстречу Магу-Пауку, хотя и был несколько удивлен первоначальным сопротивлением, все же не ожидал, что дальнейший ход событий будет резко отличаться от извечной рутины. Впрочем, он мог бы это предвидеть, если бы учел все имеющиеся предпосылки. Однако природа Волокуна была природой стихии, и потому, несмотря на имевшиеся у него некоторые признаки сознания, он поступил подобно слепой стихии.

Маг-Паук стоял выпрямившись, за его спиной лежало полукругом пять артефактов: медный меч, череп упырихи, малахитовый конус, большой серебряный самородок в форме куста и чугунная статуэтка беременной женщины. Маг всматривался в возвышавшуюся перед ним гранитную скалу и в одно лишь ему известное мгновение беззвучно пошевелил губами.

От вершины скалы откололся каменный обломок. Артефакты ярко засветились, каждый соответственно его естественному цвету. Маг сделал быстрый жест рукой, и гигантское, хотя и невидимое долото выдолбило в скале глубокую, длиной в тридцать шагов, борозду.

Приготовления длились долго, и немало усилий потребовалось Магу-Пауку, чтобы добыть и доставить сюда комплект артефактов. Теперь, однако, он мог наконец приступить к магическому действу, какого еще не знал мир. Маг-Паук намеревался набросить на Пустые Горы гигантскую сеть, которая свяжет и соединит разорванную магическую ткань этих мест. Оставалось самое главное. Скала, вырубаемая ударами очередных заклинаний, должна была послужить якорем и узлом для чар, укрощающих сверхъестественные силы.

Первое из них как раз начало действовать. Скала-якорь и окружавший ее грунт содрогнулись от резкого толчка. Громкий металлический звон, словно от натянутой до предела толстой стальной струны, эхом отразился от вершин. Волшебный луч, не имеющий ни ширины, ни толщины, лишь длину, промчался через тысячи миль утесов и долин Пустых Гор до самого Южного океана. Волокун ощутил болезненное, обжигающее прикосновение, словно его ударили раскаленной добела железной палкой.

Один из артефактов Мага-Паука – медный меч – начал на глазах распадаться, пожираемый зеленой патиной, подвижная пленка которой поглощала красный металл с яростью изголодавшегося хищника.

Когда вторая магическая нить связала сверхъестественные пространства, из скалы-якоря вместо щебня начали сыпаться искры. Череп упырихи разлетелся на куски, словно растоптанный невидимым сапогом. Маг-Паук, совершая руками подобие плавательных движений, с невероятной быстротой выкрикивал заклинания. В уголках рта выступила пена, кожа на лице высохла и пожелтела, словно у старика.

От третьего удара затряслась земля. Якорь покрылся льдом. Малахитовый конус почернел и рассыпался в прах.

Груда человеческих костей, увлекаемая невидимой силой, пересыпалась через вершину холма в нескольких десятках шагов за спиной мага.

Потом пространство над Пустыми Горами с пронзительным визгом прошило нечто подобное гигантской стреле, выпущенной из чудовищной катапульты. Серебро превратилось в золото.

Содрогающуюся скалу окутала паутина голубых молний. Небо над горами приобрело красно-фиолетовый цвет, а облака начали вытягиваться в белые полосы.

Когда Волокун целиком преодолел возвышенность, отделявшую его от Мага-Паука, беременная женщина из железа родила гомункулуса.

Все сущее стонало и дрожало, подобно брошенной оземь арфе.

 

ДНЕВНОЙ ПРИЗРАК

Побледневший шут вынырнул из глубины камеры пыток, судорожно ухватился за каменную стену, пошевелил губами, словно рыба, после чего, закатив глаза, без чувств рухнул на пороге.

– Что ж, ваше превосходительство, – обратился Редрен к сидевшему по левую руку от него послу Империи Южного Архипелага. – Врожденным чувством юмора мой паяц, может быть, и не обладает, но его талант мима, судя по всему, безупречен.

Достопочтенный Ргбар не успел дипломатично ответить, поскольку в то же мгновение пыточный зал взорвался чудовищным ревом боли и послу пришлось сосредоточиться на том, чтобы сохранить каменное выражение лица, что было далеко не просто. Смуглый щеголеватый южанин вручил королю верительные грамоты всего три недели назад и впервые принимал участие в развлечениях Редрена Безумного.

– Маэстро! – воскликнул властитель Суминора, стараясь перекричать раздающееся из подземелья эхо воплей обреченного.

Длинноволосый музыкант тряхнул головой и ударил по клавишам клавесина. Сумасшедший аккорд изящно вплелся в очередной вопль пытаемого, вызвав восхищенный ропот придворных, собравшихся за креслами короля и посла. Мгновение спустя следующий крик потонул в искусной гамме, словно червяк в золотистой смоле. Палач методично делал свое дело, а артист за клавесином уверенно следовал за ним. С воистину сверхъестественной интуицией музыкант безошибочно угадывал очередные действия находившегося за стеной мастера Якоба. Каждый вскрик, стон и даже вой пытаемого чародея завершался гармоничным аккордом или дополнялся последовательностью нот так, что в подземельях звучала музыка столь же страшная, сколь и совершенная. Завороженные слушатели пребывали на полпути между ужасом и восхищением. Здесь – длинные белые пальцы музыканта метались по клавишам, заставляя лихорадочно танцевать струны, там – зубчатые клещи и пилы рвали мышцы, медленно дробили кости, выворачивали суставы – все в соответствии с извечной, записанной в Своде Законов процедурой причинения мучительной смерти.

Ксин некоторое время наблюдал за шутом, который очнулся сразу же после начала концерта, отполз на четвереньках в дальний угол, где его вырвало. Этого не заметил никто, кроме котолака. Все, заслушавшись, почти не дыша, следили за конвульсивными движениями маэстро. Как раз завершалось очередное демоническое рондо. Гениально подобранные звуки вызывали иллюзию, будто пытаемый поет… Ксин прикрыл глаза. Редрен, следовало признать, редко осуждал кого-либо на столь ужасную смерть, но, если уж такое происходило, он, пользуясь случаем, устраивал выдающееся представление. Так было и на этот раз. Схваченный в Катиме наемный чародей-убийца оказался настоящим подарком судьбы, поскольку в последнее время возникла необходимость несколько «смягчить» нового посла Империи Южного Архипелага. Судя по выражению лица достопочтенного Ргбара, концерт произвел на него нужное впечатление, и в завтрашних переговорах относительно статуса порта и города Кемр должен был наметиться значительный прогресс. Так что отнюдь не политика беспокоила Ксина-котолака на службе у Редрена III, а нечто совсем иное…

До сих пор чутье Присутствия никогда его не подводило. Тем временем уже два дня Ксину казалось, что он ощущает близость другого демонического создания, хотя не в силах был оценить ни направления, ни расстояния. Нечто кружило вокруг него, но с тем же успехом оно могло находиться как в шаге за его спиной, так и за городскими стенами. Это приводило его в ярость. Придворный маг Родмин, которого он попросил было о помощи, заперся у себя в лаборатории и не появлялся уже полдня.

Казнь как раз приближалась к тому моменту, когда освобожденная мастером Якобом волна боли должна была окончательно уничтожить разум осужденного, а железный пресс пыточной машины раздавить его черное сердце, в соответствии с текстом приговора.

Музыкант за клавесином тоже приготовился к финалу. Создавая видимость спокойствия перед последним взрывом безумия, он, не обращая внимания на стоны пытаемого, извлек из инструмента монотонную трель, словно задавая ритм четырем детинам, помощникам мастера Якоба, крутившим главный маховик пыточной машины, мерный шум которой постоянно слышался на фоне музыки.

Слушатели ждали.

Звон струны и грохот машины начали нарастать. Следом за ними к своду зала вознесся последний вопль обреченного. Эхом отдался вторивший ему вихрь звуков.

– Пришло время! – прошипел музыкант. Длинные волосы поднялись и заплясали на его голове, словно языки пламени. Из инструмента ударил голубой свет.

Внезапно для Ксина мелодия и непрестанное ощущение Присутствия слились воедино. Он заметил, что клавиши проваливаются в глубь клавесина еще до того, как их коснулись пальцы артиста.

– Это чародей! – крикнул Ксин сопровождавшим его гвардейцам. – Взять его!

Но было уже поздно. Солдаты успели лишь закрыть собой короля и посла. Музыкант исчез, словно его и не было, а из разорванного магическим взрывом клавесина разлетелись по всему залу куски раскаленных докрасна струн. Придворных охватила паника, с криками и воплями они столпились на ведшей наверх лестнице. Вихрь голубого света сменил цвет на фиолетовый и проник сквозь каменную стену прямо в камеру пыток.

– Охраняй Якоба! – крикнул Редрен Ксину.

Котолак, не раздумывая, вбежал в пыточный зал. Какая-то деталь пыточной машины, кажется тиски для ног, чуть не разнесла ему голову, пролетев на расстоянии в палец от виска. В следующее мгновение магическая сила отшвырнула Ксина к стене. «Кто-то за это поплатится головой…» – подумал он и отчаянно рванулся в сторону, ибо прямо на него летела железная корзина, полная раскаленных углей. Красный фейерверк рассыпался по стене, чудом миновав котолака. Загорелись какие-то тряпки.

Над столом палача и частично разрушенной машиной висело окутанное фиолетовым сиянием человеческое тело. Проникшая в подземелье магическая сила освободила осужденного, попросту вырвав его тело из захватов, клещей и кандалов. После всего случившегося трудно было догадаться, что висевшее сейчас над столом было когда-то человеком. Но форма не имела значения, в данный момент как раз происходило демоническое Превращение. Сила Онно насыщала останки, создавая тварь под названием Ошметник.

Ксин, высматривая мастера Якоба, неосмотрительно сделал шаг вперед и оказался в пределах досягаемости магического вихря. Неконтролируемое Превращение обрушилось на него волной чудовищной боли. Пальцы превратились в когти. Не в силах вынести страданий, он вцепился в собственную грудь, раздирая стальной нагрудник, словно бумагу. Потом что-то заставило его вскочить на стол. Он знал, что должен попытаться убить Ошметника, но вместо этого начал с ним танцевать…

Несколько мгновений спустя все прекратилось и погасло. Котолак потерял равновесие и свалился со стола, упав на пол рядом с мастером Якобом.

Королевский палач ошеломленно заморгал. С того момента, как Ксин оказался в зале пыток, минуло не более шести ударов сердца.

Котолак быстро сел.

– С тобой все в порядке, мастер? – спросил он.

– Да… – Якоб рассеянно тряхнул головой.

Подошли помощники и помогли им встать. Не было заметно, чтобы магический катаклизм произвел на этих четверых немытых детин какое-либо впечатление. Что ж, на роль помощников палача всегда выбирали субъектов не слишком впечатлительных.

– Три болта сорвал, – сообщил старший из них, явно имея в виду осужденного Чародея. – Вот сволочь! Но мы починим, а как же…

– Беритесь за работу! – оборвал его мастер Якоб.

– Тут до утра возни… – запричитал второй.

– Хватит! – Палач оперся а стену и уставился куда-то в пространство перед собой.

Ксин внимательно наблюдал за ним.

– Нужно было ему пасть заткнуть… – пробормотал Якоб, то ли про себя, то ли обращаясь к котолаку. – Чтоб его!

– Во имя Рэха! – На пороге появился Редрен. – И где ты этого музыканта отыскал? – повернулся он к Ксину. – Значит, так ты проверяешь тех, кого приводишь к моему двору? Радуйся, кошачье отродье, что Якоб, как я вижу, жив и здоров! Если б ты лишил меня моего лучшего палача, я бы этого так не оставил. Ну, говори!

– Господин, у этого музыканта было рекомендательное письмо от самого посла Ргбара, – ответил Ксин.

– Что? И ты только теперь мне об этом говоришь?

– Господин, я собирался более тщательно проверить этого человека…

– Какого еще человека?! – рявкнул Редрен. – Теперь даже я знаю, что это был дневной призрак. Ты должен был раньше его почуять! А вместо этого дал себя обмануть как последний дурак!

– Я что-то чуял, только не знал, где именно…

– Нужно было хотя бы сказать мне про письмо. Ргбар упоминал перед концертом, что этого музыканта не знает.

– Прости, господин. – Ксин опустил голову.

Редрен посмотрел на него критическим взглядом.

– Мало того что с делом не справился, так еще и ходишь в драных доспехах… – заметил он без тени юмора. – Это твоя первая и последняя ошибка на посту начальника стражи, запомни, котолак! Уж не знаю, чего у тебя больше – везения или разума… – Король развернулся кругом и вышел из камеры пыток.

Маг Родмин сочувственно покачал головой и снова начал расхаживать по внутренней галерее дворца,

– Значит, ты не читал «Бестиарий» монаха Анафазия?

– Нет, – угрюмо признался Ксин, следуя за магом.

– Там есть упоминание о том, что одна из черт дневного призрака – ослабленное чувство Присутствия.

– Ты не мог мне этого сразу сказать? – взорвался котолак.

– Я хотел удостовериться и надлежащим образом подготовиться. Я не думал, что призрак появится столь быстро, извини.

– Но это письмо… – начал Ксин.

– Лучше не показывай его послу, иначе он сочтет все это некоей изощренной игрой. Письмо, несомненно, подлинное, но достопочтенный Ргбар не имеет с ним ничего общего.

– Не понимаю.

– Дневной призрак – это воплощение желаний создающего его мага. Главнейшее свойство этого существа – способность реализовать желания. Ты хотел иметь рекомендательное письмо, вот он и сотворил его для тебя…

– А, чтоб его!

– Дневные призраки невероятно трудно вызывать, к тому же они крайне капризны. Они проявляют склонность подчинять себе своего создателя, – продолжал Родмин. – Вследствие этого их создают крайне редко, ибо даже самые могущественные маги боятся самих себя…

– Но этот отважился, – пробормотал Ксин.

– Это был чародей не из лучших, и ему не хватило воображения. Потому он и кончил столь печально.

– Однако призрак исполнил какое-то его желание… – заметил котолак. – Какое?

– Он дал ему возможность бросить невероятно сильное заклятие, столь могучее, что в моей лаборатории сгорело несколько простых защитных амулетов.

– Уничтожена была и вся магическая защита камеры пыток, – добавил Ксин. – Значит, это было заклятие… – Он замолчал.

– Даже камни из Северных Болот? – удивился маг. – Недурно… Хотя в конечном счете этого следовало ожидать, – добавил он уже тише.

Невысказанный вопрос повис в воздухе.

– От них остались лишь дыры в стенах и черная пыль… – сказал котолак, стараясь оттянуть мгновение жестокой правды.

– Скажи кто? – прервал его Родмин. – Кто пал жертвой заклятия?

– Мастер Якоб. – Ксин отвернулся. – Только он один в момент появления призрака находился в пределах досягаемости голоса и взгляда осужденного.

– Счастье еще, что это не король и не посол.

– Для меня разница невелика, – заметил котолак. – Редрен еще всего не знает, но то мгновение, когда он узнает, будет последним мгновением моей службы при этом дворе.

– То есть король полагает, что это были лишь небольшие незапланированные магические фейерверки? – спросил Родмин. – Без особых последствий?

– Похоже, так…

– Тогда постарайся его в этом не разубеждать. Мастер Якоб – это нечто большее, нежели просто палач. О нем говорят, что он даже свежий труп может заставить испытывать боль. Он фанатик Закона, происходит из благородного рода, пишет стихи и, насколько я знаю, во имя справедливости пользуется Чистой Магией. Без него дворцовые заговорщики испытывали бы втрое меньше сомнений.

– Знаю, – тяжело вздохнул Ксин. – К тому же Редрен его попросту любит.

– Поскольку уже несколько раз случалось, что Якоб отказывался исполнить приговор, вынесенный подкупленными судьями. Этот палач, наверное, единственный человек, всерьез относящийся к законам этой страны, и король о том знает.

– А из-за нескольких моих дурацких просчетов через несколько дней или часов мастера Якоба растерзает какой-нибудь демон, – мрачно закончил Ксин.

– Если до этого дойдет, это будет конец твоей молниеносной карьеры при королевском дворе. Всего лишь через три месяца после того, как ты получил звание капитана гвардии, жаль…

– Что я могу поделать?

– Оказаться в нужный момент рядом с Якобом и расправиться с той тварью, что явится его убить. Профессия истребителя тебе ведь хорошо знакома.

– Да, но как мне сражаться с Ошметником? Я уже пытался…

– Выучишь несколько заклинаний, не слишком сложных. Ошметники – это демоны, которые лишь частично существуют в нашем мире. Их держат здесь лишь ошметки того, что когда-то было их телом. Поэтому их довольно легко вытолкнуть назад в сферу Онно.

– Мне придется прибегать к заклинаниям?

– К заклинаниям, лжи, правде, интригам, хитрости – всему, что позволит тебе выжить при дворе. На твоем посту нет места просчетам и ошибкам! Я уверен, что если бы ты тщательнее допрашивал свидетелей, а не удовлетворился бы быстрой поимкой того чародея, то наверняка услышал бы кое-что о некоем таинственном сообщнике. Таким образом ты напал бы на след дневного призрака и, возможно, не впустил бы его столь легко во дворец. Ты совершил множество ошибок, дорогой мой котолак!

– Редрен хотел подготовить концерт побыстрее…

– Никакие объяснения не изменят того, что ты подвел короля, мастера Якоба, а также Ханти и себя.

– Назначая меня на должность капитана, Редрен сказал – если что, я должен упасть на все четыре лапы…

– Советую тебе сделать это как можно скорее!

– Нет, капитан, спасибо тебе за заботу, но я не могу принять твоих услуг. – Мастер Якоб снова начал листать лежащую на столе книгу.

Жилище Главного Палача Суминора ничем не напоминало типичной обители городского заплечных дел мастера, обычно походившей отчасти на лабораторию чародея, отчасти на подсобное помещение аптеки. Мастер Якоб не подрабатывал ни изготовлением магических ингредиентов, ни оказанием медицинских консультаций местному люду. Жил он отнюдь не в полуподвале, но в солнечных апартаментах на втором этаже южного крыла королевского дворца. Комната, в которой они находились, скорее была подобна кабинету ученого-исследователя.

Ксин раздраженно переступил с ноги на ногу.

– Мастер, из-за моего недосмотра тебе грозит смертельная опасность. Прошу тебя, обдумай еще раз мое предложение.

Якоб отодвинул книгу, закрыл чернильницу и встал из-за стола.

– Дорогой мой капитан, – сказал он. – Я не питаю к тебе ни малейшей обиды и ни в чем тебя не виню. Виноват был исключительно я сам.

– Не понимаю, – удивился Ксин.

Мастер Якоб заложил руки за спину и подошел к окну.

– В соответствии с Законом, – начал он, – единственный, – кто причиняет страдания, боль и страх, является только и исключительно преступник. Палач же лишь обращает вспять ход событий, и боль вместе со страхом возвращаются от жертвы преступнику, который был их источником. Это вполне справедливо, судья же и статьи Закона определяют меру подобной справедливости.

– К чему ты клонишь, мастер? – спросил котолак.

– Из данного принципа следует и то, что осужденный должен был быть оставлен один на один со своими страданиями, то есть рот его должен быть закрыт. Я же по желанию нашего короля, которому хотелось слышать крики преступника, пошел вопреки духу Закона и не вставил ему кляп. Это противоречило также правилам безопасности, которые необходимо соблюдать во время казни чародеев. Я вполне сознательно согласился на первое и пренебрег вторым. Ты, капитан, совершил лишь несколько мелких неумышленных ошибок, моя же вина значительно тяжелее, и за то, что случилось вчера, я несу полную ответственность.

– Значит, ты предпочитаешь ничего не делать и положиться на судьбу? – взорвался Ксин.

– Этого я не говорил, капитан. Я сказал лишь, что этот несчастный случай с заклятием подыхающего чародея – исключительно мое дело, и только мне решать, как поступать дальше.

– Но, мастер, ты, похоже, не понимаешь…

– Мне приходилось видеть останки нескольких уважаемых представителей моей профессии, которым довелось совершить подобное безрассудство, – спокойно ответил Якоб. – На этом основании я утверждаю, что мне знакомы все стороны опасности, которой я подвергся.

Котолак молчал, не зная, что сказать.

– Мастер, – решил он прибегнуть к последнему аргументу, – мне кажется, ты чересчур серьезно относишься к собственной чести…

– Капитан, – решительно прервал его палач, – я дворянин, который после глубоких раздумий взялся за ремесло, несправедливо считающееся недостойным рыцаря. Иными словами, для меня поныне нерушимы принципы кодекса чести, но это еще не все. Подумай только, капитан, – как человек, лишающий жизни беззащитных людей, причиняющий им невообразимые страдания, может быть достоин того, чтобы существовать самому? Как он может отыскать что-то человеческое в самом себе, в собственных глазах? Способ только один. Человек этот должен руководствоваться принципами, стократ более твердыми, нежели принятые среди прочих высокорожденных. Стоит мне хоть раз пойти против Правды и Справедливости, и я стану лишь жалким мясником. Вот почему я добровольно отрекся от семьи, вот почему я живу один и почему я всегда смотрю прямо в глаза тварям, выползающим из тел казненных преступников. Хотелось бы, дорогой капитан, чтобы и ты смог выразить словами те принципы, которые наверняка в себе носишь. А в этом я не сомневаюсь, ибо без них ты был бы лишь зверем, не способным жить среди людей. Прошу тебя, капитан, не гневайся на меня за напоминание о том, что ты не человек. Это лишь подтверждение факта, а не оскорбление, да хранит меня Рэх!

– Да что ты, я вовсе не обижаюсь, – смущенно пробормотал котолак.

До полнолуния осталось полтора часа. Ксин метался по лаборатории Родмина, словно тигр в клетке.

– Он меня совершенно заговорил! – возмущался он, расхаживая от стола к шкафу с ингредиентами и обратно.

– Судя по твоей физиономии, догадываюсь, что аргументы мастера Якоба были вполне логичны.

– Во имя Онно! Я знаю сотни способов совершить самоубийство, и ни один из них не требует умения логически мыслить!

Родмин свернул пергамент, который все равно был не в состоянии внимательно читать.

– Ты боишься за Якоба или за собственную шкуру? – спокойно спросил он.

– Терпеть не могу наглецов!

– Приятель, я тебя совершенно не узнаю. С вашего разговора прошло уже четыре дня. Достаточно времени, чтобы остынуть.

– Наоборот! С каждым днем эта история все больше меня беспокоит. Чем дольше я об этом думаю.

– Может, наконец, сядешь? – не выдержал Родмин. – Раз уж мастер Якоб просил тебя не вмешиваться, будь любезен исполнить его волю.

– В прошлый раз ты говорил совсем другое!

– Я не знал, что палач умеет справляться с демонами.

– Именно! – фыркнул Ксин. – Мастер Якоб бывает по ночам в Ущелье Непогребенных и каждый раз берет с собой топор с серебряным лезвием…

– Ты приказал за ним следить? – изумился маг.

– Конечно. Благодаря этому мне известно, что сего дня вечером он собирается туда опять. Поеду за ним!

– Зачем? Ведь это тебя уже не касается.

– Ты сам мне советовал.

– Я передумал. Не ввязывайся в это дело.

– А Редрен?

– Ксин, что тебе, собственно, надо?

– Я должен туда идти!

– Должен?..

Тело Ксина сотрясла неожиданная судорога.

– Кажется, Превращение… – тяжело выдохнул он, – преждевременное… Нужно скорее… – Он двинулся к двери.

Во взгляде Родмина ирония сменилась настороженностью.

– Собственно, зачем ты ко мне пришел?

– Мне казалось… – котолак тяжело дышал, – что ты должен знать…

– Превращение не имеет права начаться до полнолуния, – сурово проговорил маг. – Подожди немного, я должен кое-что проверить…

– Не могу. – Дверь уже была открыта. – Нет времени, – донеслось из коридора.

Родмин немного постоял, удивленный и сбитый с толку.

– Нет, не может быть, – наконец прошептал он и подошел к шкафу с магическими принадлежностями. Открыв его, он достал и поставил на стол небольшой серебряный котелок с плоской крышкой. Подумав, он всыпал в сосуд шесть унций мелко смолотых костей справедливо казненных преступников. Прошептав активирующее заклинание, закрыл крышку. Вскоре из котелка донесся шелест, подобный звуку, который издает пересыпающийся внутри песочных часов песок. Маг осторожно вынул пробку из флакона, в котором находились зубы убийц, избежавших наказания и умерших естественной смертью.

Полтора десятка пожелтевших клыков и резцов он высыпал на серебряную крышку котелка. Магическая реакция последовала мгновенно, зубы, отталкиваемые серебром и содержимым котелка, начали дрожать и подпрыгивать. В лаборатории раздались шорох и звон.

Родмин отошел к шкафу и, прищурив глаза, вынул один из талисманов, испорченных после событий в камере пыток. Держа его за цепочку, он опустил помутневший треснувший кристалл над вздрагивающими зубами, произнес второе заклинание и мысленно задал вопрос.

Зубы уложились в форме руны.

Маг побледнел, повторил заклинание громче и задал следующий вопрос.

Зубы ответили символом «танец смерти».

Родмин отскочил от стола, отчаянными жестами отменяя вызванные чары. В то же мгновение он ощутил запах горящего дерева. Висевший над входной дверью главный охраняющий лабораторию амулет светился, раскаленный докрасна. Дерево притолоки дымилось и шипело.

Еще немного, и…

Королевский маг вытер холодный пот, обильно струившийся со лба.

– Стража! – крикнул он что было мочи. – Ко мне!!! Немедленно!!!

Из камеры пыток доносилось громкое чавканье. Помощники мастера Якоба как раз ужинали. Маг Родмин стоял у входа и, не переступая порога, сосредоточенно прислушивался.

– Эй, вы там! – громко крикнул он.

Ему ответило звучное рыгание.

– Чего? – спросил чей-то полупьяный бас.

– Идите сюда, ну! – приказал Родмин.

В дверях появился один из подручных, в пропотевшей рубахе.

– О! – простонал он, – Магик Родмин., . какая честь…

– Больше уважения, хам, а не то кончишь в хоре евнухов!

– Как ваша магичность прикажет! – Подручный палача быстро выпрямился, машинально заслоняя ладонью промежность. Сзади появились еще две покрасневшие, оплывшие рожи.

Маг отступил на два шага назад.

– Выходите все! – велел он.

Четверо полусонных детин поспешно вышли в обширный предбанник, который был значительно больше самой камеры пыток.

– Сейчас сюда приведут осужденного, которого по приказу короля нужно немедленно подвергнуть мукам, – сообщил Родмин.

– Но мастера нету, – возразил самый старший, лысый подручный.

– А что, сами не справитесь? Только детишек нянчить умеете?

Помощники переглянулись.

– Справимся не справимся, – ответил старший, – но если наш мастер прознает… У него в башке не все на месте, а мы только бедные королевские подданные…

– По золотому каждому! – прекратил дискуссию Родмин.

– Ваша милость, так давайте сюда эту сволочь! Сейчас мы ему устроим по справедливости, мало не покажется!

– Хорошо! – рявкнул Родмин. – Встаньте у стены, сейчас его приведут.

В предбанник вбежали шестеро гвардейцев с арбалетами наготове и встали напротив подручных. На лестнице, ведшей наверх, послышались топот и проклятия.

– Чего ты в меня целишься, придурок! – заорал старший подручный одному из солдат. – Убери свою штуку!

– Давайте! – сказал маг.

Свистнули тетивы. Тупые удары стрел, треск раздираемой плоти. Вой убиваемых подручных тут же сменился нечеловеческим ревом. Тела помощников палача попросту взорвались, освободив скрывавшихся в них тварей. У стены безумствовал клубок клыков, когтей и неестественно вывернутых конечностей. От демонического вопля кровь застыла у солдат в жилах.

У стрел были серебряные наконечники.

Одна из тварей, которой стрела не попала в сердце, размахивая лапами, бросилась на солдат, но именно на этот случай Родмин взял с собой двух дополнительных стрелков… Вбежавшие в подвал арбалетчики добили извивающихся у стены чудовищ.

Родмин подошел к стоявшему у подножия лестницы, бледному как полотно, заместителю Ксина.

– Можешь теперь себе представить, господин офицер, что произошло бы во дворце после восхода полной луны? – спросил маг, когда стихли звуки чудовищной агонии.

Командир гвардейцев лишь сглотнул слюну. Солдаты, стоявшие над мертвыми тварями, вцепившимися друг в друга зубами и когтями; шепотом обменивались ми замечаниями.

– Почему они не становятся снова людьми? – спросил офицер, глядя на неподвижные тела. – Ведь они уже мертвы…

– Они лежат слишком близко от источника чар. – Родмин показал на темный вход в камеру пыток. – Пусть никто не входит туда ни под каким предлогом! Нужно вы звать жрецов, чтобы совершили обряд экзорцизма. Я свое дело уже сделал…

– А что с нашим капитаном и мастером Якобом? – спросил сотник.

Маг не ответил.

В Ущелье Непогребенных всегда воняло падалью. Закон лишал казненных преступников права на могилу, взамен предназначая им ведро гашеной извести. Однако, в отличие от королевских судей, местные могильщики полагали, что мертвые преступники не заслуживают даже этих расходов. Известь исчезала в течение многих поколений, втайне продаваемая по доступной цене всем нуждавшимся в Катиме и окрестностях. Лишь символически обрызгав труп, могильщики справедливо считали, что чем меньше извести зря пропадет в ущелье, тем меньше шансов, что какой-нибудь чиновник сумеет туда войти и обнаружить нарушение установленных правил.

И уж наверняка никто не вошел бы в Ущелье Непогребенных ночью, во время полнолуния. Присутствие живого человека в этом месте и в это время могло, несмотря на старания жрецов, пытавшихся обезопасить трупы от Превращения, привести к непредсказуемым взаимодействиям между зараженным ненавистью телом и силой Онно. Единственным исключением был мастер Якоб, который, в соответствии со своими убеждениями, регулярно посещал Ущелье, чтобы добить то, что пыталось там завестись. Большинство палачей, живших в постоянном страхе перед своими клиентами и пытавшихся защититься от них всяческими способами, считало подобное поведение признаком безумия. По их мнению, их собрат по профессии Якоб давно уже не должен был быть на этом свете…

Королевский палач медленно шел, ступая по толстому многолетнему слою мела и истлевших костей. В Ущелье Непогребенных не росло ничего, за исключением бесформенных онно-кустов и светящихся грибов. Однако мерцание последних заглушал блеск луны. Серо-стальные тени окружали полосы смердящей черноты, выстраивавшиеся в невидимые стены и колонны. Мастер Якоб не обращал на это никакого внимания. Серебряный топор в его руке, казалось, светился в блеске луны, но ничего не освещал. За третьим поворотом Ущелья вздымалась искусственная скала, возникшая из груды костей и черепов, скрепленных окаменевшим раствором. Это был ориентир. Немногочисленные останки казненного чародея, которые не унес с собой магический вихрь, были сложены в полутора десятках шагов от этого места. Мастер Якоб прислонился спиной к мрачному монолиту и стал ждать.

Чувство начинающегося Превращения прошло, едва Ксин покинул королевский дворец. У входа в Ущелье Непогребенных котолак обнаружил лишь коня мастера Якоба. В такие ночи, как эта, могильщики сидели по домам и молились, чтобы засовы на дверях и ставнях не оказались чересчур слабыми.

Ксин привязал своего коня рядом с конем Якоба, после чего сбросил одежду и поспешно удалился, чтобы не перепугать лошадей.

Волна жара и лунного света охватила его сразу же, едва он вошел в Ущелье. Кровь, казалось, превратилась в кипяток, а разум заполнила смесь боли и своеобразного наслаждения.

Затрещали кости. Якоб обернулся, быстро подняв топор. Взгляд палача встретился с горящими зелеными глазами котолака. Зверь, припадая на передние лапы, сделал два шага, выходя из тени.

– Капитан Ксин? – вполголоса спросил Якоб.

Котолак никак не прореагировал. Когда, постояв мгновение, он пошел дальше, в его движениях можно было заметить все большую напряженность. Он отвел взгляд от мастера Якоба и направил его куда-то в сторону.

Над останками тела казненного чародея завис Ошметник. Нечто вроде бесформенной серебристой паутины соединяло фрагменты подвергшегося Превращению трупа. Безглазая голова покачивалась, словно мгновение спустя должна была упасть на землю. Казалось, что хватит сильного порыва ветра, чтобы разорвать существо в клочья, но подобное впечатление было обманчиво. Ошметники могли при желании крошить камни и вырывать с корнем деревья.

– Ничтожная тварь, взбунтовавшаяся против справедливости, – заговорил мастер Якоб, не обращая внимания на Ксина. – Пусть серебро и сила заклинаний навсегда укротят твою злобу. – Он поднял руку, чтобы совершить магический жест, и в следующее мгновение рухнул наземь, сбитый с ног косматой головой…

Глаза котолака горели теперь жутким фиолетовым пламенем.

Ксин сражался с неудержимым желанием растерзать палача на куски. Подобного он не испытывал уже много лет! Пробудившиеся звериные инстинкты вновь завладевали его волей. Он полностью осознавал происходящее, но постепенно утрачивал власть над собственным телом.

– Капитан! – Скорее удивленный, нежели испуганный, мастер Якоб ударил котолака плашмя топором.

Прикосновение серебра обожгло живым огнем. Уже давно этот металл не причинял Ксину боли. Он не знал, что с ним теперь творилось…

– Капитан, это чары! Победи их! – крикнул Якоб. – Ты ведь можешь! Когда-то ты это уже сделал!

Слова эти наверняка бы переломили ситуацию, если бы не Ошметник, который бесшумно опустился на котолака, оплетая его своей нематериальной сетью. Ошметки трупа плотно прижались к Ксину.

«Ты мой, – зашелестело в его мыслях, – танцуй! ТАНЦУЙ!»

Ущелье Непогребенных сотряслось от рыка, а потом от воя обезумевшего котолака. Кривые когти ударили по топорищу, вырвав оружие из руки палача. Мастер Якоб бросился наутек. У него не было бы ни малейших шансов спастись, если бы у гнавшегося за ним зверя не заплетались ноги. Это, однако, оттягивало мгновение гибели жертвы лишь на полтора десятка ударов сердца…

Мастер Якоб не тратил времени зря. На бегу он сунул руку за пазуху, вытащил небольшой свисток и пронзительно свистнул. Ему ответили визг и хохот, донесшиеся из глубины Ущелья. Новое чудовище появилось из мрака и помчалось следом за несущимся судорожными прыжками котолаком: демон, пришедший на помощь Якобу, выглядел сначала как клубок темноты, перемежающейся полосами полутеней, а потом оказался двухголовым волколаком.

– Прости, капитан, но ты не оставил мне выбора, – выдохнул Якоб.

– Отзови его! – крикнул Родмин, бросая чем-то в сторону Ксина.

Застигнутый врасплох палач налетел на мага. Гигантский столб красного пламени ударил вверх прямо перед котолаком, который по инерции пролетел через его середину.

– Отзови его! – повторил Родмин, падая. – Немедленно! – Удар о землю лишил его дыхания.

Магическое пламя пожрало Ошметника. Демон распался на несколько пылающих фрагментов, которые веером рассыпались по дну Ущелья. Котолак перекувырнулся через голову, подняв тучу известковой пыли, и застыл без движения.

Двухголовый волколак, цепляясь когтями за хрустящую поверхность, в последнее мгновение затормозил прямо перед догорающим алым кругом. Обе пасти широко раскрылись, словно набирая воздуха…

Мастер Якоб, пытаясь смягчить падение, ударился локтем о какую-то кость, и руку почти целиком парализовала безумная боль. Несмотря на это, он все же сумел левой рукой поднести свисток ко рту и дать условный сигнал.

Две пары горящих жёлтых глаз заметно потухли. Волколак плавно развернулся и потрусил в темноту. Вскоре он скрылся из виду.

Родмин уже поднялся и протягивал руку, помогая встать палачу. Мастер Якоб посмотрел ему в глаза.

– Это мой брат, – сказал он, не ожидая вопроса. – Только так…

– Займемся лучше Ксином, – прервал его маг.

Все трое дождались рассвета у небольшого костра, в нескольких сотнях шагов от выхода из Ущелья Непогребенных.

– Если бы не те чары, я подумал бы о том, что серебряного топора слишком мало, чтобы противостоять демону, – пробормотал Ксин. – Нужно что-то еще…

– Я прячу его здесь уже много лет, – ответил Якоб. – Могильщики делают вид, будто его не видят, а я делаю вид, будто не вижу, как они воруют известь. Все честно.

– Но по Закону ли? – язвительно спросил Родмин.

Палач усмехнулся.

– Вопреки тому, что обо мне говорят, я вовсе не слепой приверженец Закона, – сказал он. – Я всего лишь человек…

– А как это случилось? – спросил Ксин. – Заклятие?

– Нет, – покачал головой Якоб. – Декарт родился с двумя головами, и наш отец решил, что Превращение – единственный способ спасти его от смерти,

– Почему именно в волколака? – спросил Родмин.

– Мы полагали, что это наиболее отважный из демонов, но в исходе сегодняшнего поединка, если бы до этого дошло, я вовсе не был бы столь уверен. Я слышал, капитан, тебе уже приходилось убивать волколаков?

Ксин кивнул.

– А все это из-за дневного призрака… – задумчиво проговорил маг. – Я недооценил эту тварь и надеюсь никогда больше не совершить подобной ошибки. И подумать только, что я считал себя величайшим из ныне живущих адептов магии! Прости, Ксин, я не имел права упрекать тебя за беспечность. Я сам вел себя столь же безрассудно.

– Ладно, не будем об этом, – сказал котолак. – Похоже на то, что мы все трое друг друга стоим.

– Больше везения, чем разума, – подытожил Якоб.

– Как раз этого требует от нас король! – рассмеялся Ксин. – Но… – посерьезнел он, – как так могло получиться, мастер, что чары дневного призрака тебя не коснулись? Ведь не выдержали даже самые сильные талисманы!

– Все очень просто, – зевнул Родмин. – В нем нет ненависти.

 

СТИХИИ

Двухъярусная военная галера Империи Южного Архипелага осторожно продвигалась в направлении залива, очерченного обрывами последней, уходящей в море гряды Пустых Гор. Младший офицер с барабаном размеренно отбивал ритм для гребцов, соответствующий половине первой скорости. На море отчетливо виднелась граница расшатанной магии. В нескольких сотнях шагов от берега волны ломались, исчезали или превращались в водовороты. Здесь хорошо было видно, насколько сильно законы природы зависели от магической структуры действительности. Галера с каждым мгновением приближалась к пространству, на котором ничто не являлось нормальным.

– Казалось, будто рифы бродят по дну… – пробормотал капитан Верген, герой битвы под Радаганом, бросая взгляд на стоящего рядом мага в голубой мантии. Чародей определенно был братом-близнецом того, кто по другую сторону Пустых Гор как раз сейчас готовился развернуть магическую Сеть. Единственным, что их различало, был видневшийся под расстегнутым камзолом вытатуированный на груди краб.

– Так держать, – сухо бросил чародей, даже не глядя на капитана.

До беспокойных вод оставалось расстояние не больше полета стрелы из лука.

– Пленных на палубу! – приказал маг.

Верген передал приказ дальше, после чего посмотрел на корму. На безопасном удалении, посреди мерцавшего золотыми искорками моря, ждала вся мощь имперского флота. Боевые галеры и барки-буксиры с десантом и провизией, стоявшие вплотную друг к другу, производили впечатление мрачного плавучего города. Всего их было около двухсот. По бокам их безопасность обеспечивали «бичи моря» – огромные двухкорпусные галеры-катамараны с тремя рядами весел по каждому борту. На помостах, соединявших корпуса, на двух уровнях стояли баллисты и катапульты.

Со стороны гор донесся протяжный приглушенный грохот. Плывшие по небу облака неожиданно сменили направление.

На палубу выволокли первых пленников. Увидев их, Маг-Краб спустился с кормы и направился на нос. Капитан Верген молча последовал за ним.

Предназначенным в жертву несчастным еще накануне привязали к шеям камни – чтобы они успели примириться со своей судьбой и не нарушали магических процедур своим отчаянием и звериным страхом. Теперь же, после проведенной в размышлениях ночи, все с погасшим взглядом ждали неизбежного.

Маг-Краб извлек из-под мантии связку небольших амулетов на ремешках и привязал один ко лбу первого с краю пленника, потом начертал пальцем на его спине замысловатый знак и кивнул стражникам. Четверо солдат подхватили побледневшего ронийца за руки и за ноги и молниеносно вышвырнули за борт. Он даже не крикнул.

Галера вошла в опасные воды.

Чуть позже за борт полетела вторая жертва, потом третья и последующие. Благодаря им поверхность моря в ближайших окрестностях корабля приобрела нормальный вид. Когда утопили всех пленников, Краб приказал перестать грести.

– Это старый пиратский способ, – подал голос Верген, – надолго не хватит.

– Воистину ты слишком мало знаешь о магии моря, капитан, – не скрывая презрения, проговорил маг.

Верген молча проглотил обиду. Если бы распоряжения относительно этой экспедиции не были получены непосредственно от самого императора, морской некромант давно бы уже повис на рее. Он, капитан Верген, участвовал во многих морских сражениях и больше всего презирал чародеев, ремесло которых заключалось в том, чтобы нарушать покой погибших моряков. Кроме того, у него в ушах все еще звучали пронзительные крики двенадцати девушек, которых Краб держал в одной из выделенных ему кают.

– Подготовить платформу, – бросил маг.

Верген кивком подтвердил приказ. Трое матросов направились к импровизированной лебедке, в которую вчера переделали главную мачту галеры. Полтора десятка других вытащили из трюма квадратную платформу шириной в двенадцать локтей и уложили ее на палубу. К углам платформы привязали спущенные с лебедки цепи, после чего моряки встали у борта и схватились за канаты, управлявшие всем сооружением.

– Пусть завяжут глаза! – приказал Краб. – А остальные – под палубу. Никто не должен этого видеть.

– Даже я? – прошипел Верген.

Маг мельком взглянул на него.

– Если ты считаешь, капитан, что ничто не в состоянии помутить твой разум, – оставайся, – сказал он и направился в сторону кормы. Вскоре он исчез внутри надстройки.

Верней сплюнул за борт, после чего занялся исполнением последнего поручения мага, лично проверив, все ли оставшиеся на палубе моряки завязали как следует себе глаза. Неожиданно послышались звуки флейты.

Играл Краб. Он появился в дверях с инструментом в руках, потом вышел на палубу. Следом за некромантом выбежал хоровод танцующих полуобнаженных девушек. Все направились к лежащей на палубе платформе.

Верген сперва не мог понять, что, собственно, могло бы помутить его разум. Он наблюдал за происходящим со все нарастающим интересом, и вдруг у него перехватило дыхание. Он увидел…

Танцовщицы не держались за руки, как он вначале полагал. У них не было ладоней, а культи рук срослись вместе, так что все женщины составляли единое целое. Ритмично покачивались головы с неподвижными лицами и развевающимися волосами. Глаза смотрели мертвой чернотой зрачков или белизной закатившихся белков.

Краб, продолжая играть, прошел мимо посиневшего капитана и начал обходить платформу, вследствие чего двенадцать танцовщиц оказались на ней. Тогда он быстрым движением отнял флейту от губ и бросил ее среди пляшущих невольниц магии.

Инструмент продолжал играть.

Музыка и топот босых ног, казалось, разрывали голову Вергена.

– Вверх! – крикнул маг прислушивающимся матросам.

Те с готовностью потянули за канаты. Заскрипели блоки, и платформа повисла над палубой.

– Вбок!

Стрела лебедки повернулась. Демонический танец происходил теперь в десяти локтях над поверхностью моря. Краб шагнул вперед, достал из-за пояса стилет и перерезал один из канатов.

Державшие канат матросы, внезапно потеряв равновесие, полетели назад. Платформа наклонилась и повисла вертикально, а вода, брызнув могучим белым фонтаном, сомкнулась над танцовщицами и флейтой.

Моряки, ругаясь, срывали повязки с глаз. Капитан Верген стоял, стиснув кулаки. Ноги его словно приросли к палубе.

– Платформу в трюм! – приказал Краб и подошел к капитану. – А теперь смотри! – Он показал на море.

Верген послушно повернул голову. Послышалось негромкое шипение, и с того места, где утонули сросшиеся между собой жертвы, под самой поверхностью воды в сторону суши помчалось нечто подобное огромному морскому змею. Мгновение спустя с противоположной стороны в море ударил невидимый гигантский бич. Раздался глухой грохот, и отчетливо почувствовалось, как содрогнулось морское дно.

– Сеть затягивается! – восторженно объявил маг. – Мой брат тоже завершил свое дело!

Уже не только в ближайших окрестностях галеры, но и, насколько хватало взгляда, изломы и водовороты на поверхности моря приобретали вид обычных волн. Тучи над Пустыми Горами превращались в нормальные облака, движение которых зависело лишь от прихотей ветра. Действительность на глазах начинала подчиняться законам природы.

К Вергену вернулось самообладание, и, когда он снова посмотрел на Краба, в глазах капитана появилось искреннее восхищение. Некромант ответил ему легкой улыбкой и кивнул:

– Думаю, достопочтенный Верген, нам следует известить флот.

– О да, – поспешно подтвердил капитан. – Поднять флаг! – крикнул он, после чего снова обратился к магу: – Мастер, прими мое самое искреннее уважение.

«Значит, это правда, что Сеть в силах укротить не только силы природы, но и людские сердца, – думал Краб, глядя на согнувшегося перед ним в поклоне Вергена. – Итак, мы с тобой, брат мой Паук, – сила, перед которой не устоят ни люди ни стихии!»

Несколько минут спустя на мачте галеры затрепетал пурпурный флаг. По этому знаку ожидавшие в открытом море корабли начали поднимать якоря. Грозные и могучие «бичи моря» отошли в стороны и назад. Из гущи кораблей вперед вышли пузатые барки, после чего весь флот развернулся в строй для десанта. Вскоре на каменистом пляже имперский нотариус объявил, что отныне и вовеки веков Пустые Горы становятся собственностью и наследственным владением его величества императора Южного Архипелага Кахара V.

Маг-Паук отошел от небольшого алтаря, на котором принес в жертву гомункулуса, рожденного железной женщиной, вытер руки о край мантии и повернулся.

Волокун в обличье ковра из человеческих костей неподвижно замер в трех шагах позади мага. Паук, с одного взгляда оценив размеры демона, направился прямо к нему.

Пожелтевшие кости дрогнули, поднятые невидимой волной, и с хрустом разошлись в стороны. Перед приближающимся магом открылась узкая тропинка. Паук не спеша прошел поперек Волокуна и двинулся дальше. Дорожка среди костей, ребер, черепов тут же сомкнулась за ним. Волокун шумно заскрежетал и, словно шлейф чудовищной мантии, послушно пополз за своим господином.

Оба скрылись в горах.

 

ВАМПИРЬЯ ЛИХОРАДКА

– Ваше величество! Котолак нас подвел! – решительно заявил Беро, верховный жрец Катимы, худой и сухой, словно мумия.

Король Редрен поднял взгляд от лежавшего перед ним документа и ничего не ответил.

– Придется с этим согласиться, ваше величество, – продолжал жрец. – Тебе дали плохой совет, господин… – Беро посмотрел не побледневшего Родмина. – Я прекрасно понимаю намерения короля. Демоны всех мастей представляют немалую опасность, и ты ожидал, что один из них, внешне кажущийся вполне ручным, окажет тебе существенные услуги…

– Ксина никоим образом нельзя назвать ручным! – прервал его придворный маг. – Он сам себе хозяин!

– Всегда ли? – хитро спросил верховный жрец. – Ты можешь поклясться, уважаемый маг, что котолак не оказался прошлой ночью во власти чар?

– Но он не позволил тем чарам полностью им овладеть, – ответил Родмин.

– Конец чарам положило лишь твое вмешательство, как ты сам признался. Чем могло бы все закончиться, если бы не ты? Разве мастер Якоб не подвергся смертельной опасности? Или ты не согласен, уважаемый маг?

– Да… – Родмин опустил голову.

– Вопреки Закону Чистоты Крови, вопреки общепринятым нормам и, наконец, вопреки здравому смыслу ты, господин, поселил под своей крышей демона, – обратился Беро снова к королю. – Я могу понять, что порой можно нарушить закон ради пользы дела, но какую пользу принес тебе, господин, этот котолак?

– Пока слишком рано об этом говорить, – вмешался Родмин. – Ксин всего лишь три месяца как стал капитаном стражи.

Король раздраженно махнул рукой.

– Давно пора отказаться от его услуг, – холодно проговорил жрец. – Я не возражаю против того, что котолак уже оказал городу определенные услуги, но, насколько мне известно, тогда речь шла о защите его женщины, – во имя Рэха, что за несчастное создание, но не будем

отклоняться от темы. Почему, ваше величество, ты хочешь и дальше полагаться во всем на этого зверя? Ведь мастер Якоб уже едва не погиб.

Редрен внимательно вглядывался в верховного жреца.

– А эта дрянь, которую уничтожил уважаемый Родмин, – продолжал Беро, – не завелась ли она здесь с помощью котолака?

– Он не имеет к этому никакого отношения! – возразил Родмин.

– Имеет, хотя бы в силу собственной халатности, – отрезал жрец. – Никто ведь не станет возражать, что котолак совершил несколько серьезных ошибок.

– Ты согласен? – Редрен посмотрел на мага.

– Да… – Родмин потупил взгляд.

– Но почему тебя, преподобный Беро, – обратился король к жрецу, – столь беспокоят эти ошибки?

– Прежде всего потому, ваше величество, что я не хочу, чтобы и в самом деле случилось несчастье. Вторая причина состоит в том, что я верю в то, хранителем чего являюсь. Закон Чистоты не какое-то древнее суеверие. Он вполне справедливо гласит, что все создания Онно бесполезны, кровожадны и глупы. Случай с этим придворным котолаком лишь еще одно подтверждение старой истины.

– Так чего же ты хочешь? – спросил король.

– Избавься от него, ваше величество.

– Господин, дай ему еще один шанс проявить себя! – лихорадочно воскликнул Родмин.

Редрен, казалось, даже не услышал его просьбы. Все это время он не отводил взгляда от жреца.

– Какие еще аргументы припрятаны у тебя за пазухой, преподобный Беро? – спросил король. – Прибегнешь к шантажу или поторгуемся из-за должностей?

– О ваше величество, политика – дело тонкое… – уклончиво ответил верховный жрец. – Так или иначе, я верю, что мой король признает разумными те аргументы, которые я уже привел. На моей стороне не только закон, но и обычная логика.

Наступила долгая тишина.

– Ну хорошо, – наконец нарушил ее Редрен. – С этого момента Ксин больше не капитан гвардии, он исключается из числа ее членов. Кроме того, ему строго запрещается входить в королевские покои.

– И он изгоняется из дворца? – услужливо подсказал Беро.

– Может, мне его еще на костре сжечь за то, что он хотел служить мне верой и правдой?

Жрец понял, что зашел чересчур далеко.

– Решение моего короля мудро и великодушно, – поспешно заверил он.

– Пока что Ксин и его жена останутся обычными жителями дворца. Потом посмотрим, что дальше.

– Кто ему об этом скажет? – вполголоса спросил Родмин.

– Ты, – буркнул король, давая знак, что аудиенция закончена.

– Господин… – попытался еще раз маг.

– Он не справился, – отрезал Редрен.

Родмин согнулся в поклоне и покинул королевский кабинет. Подождав немного, чтобы подчеркнуть собственное достоинство, верховный жрец Катимы тоже вышел.

В коридоре верховного жреца ждал светловолосый Берт – глава гильдии истребителей нечисти. Беро взял истребителя под локоть, и оба, лихорадочно перешептываясь, двинулись вперед. Родмин направился в противоположную сторону.

– Вы остаетесь под опекой короля, – закончил свой рассказ Родмин,

Ксин стоял как вкопанный посреди комнаты, сидевшая на кушетке Ханти, отвернувшись, смотрела в окно.

– Политика? – спросил котолак.

– Трудно заставить Редрена что-либо сделать, если он этого не хочет, – ответил Родмин. – Дело решила не интрига жрецов и истребителей. Это ты подвел короля.

– Знаю… – глухо сказал Ксин. – Только как?..

– Редрену нужен начальник стражи, который не задает себе подобных вопросов, а просто знает, что делать.

– Но что мы теперь… – Ханти беспомощно покачала головой.

Ксин стиснул кулаки. На костяшках начала проступать черная шерсть. Родмин это заметил.

– Следи за собой! – прошипел он.

Ксин расслабился.

– Хантиния, – обратился маг к девушке, – королевская милость словно океанский прилив, она приходит и уходит. Раз уж Редрен хочет, чтобы вы остались во дворце, он наверняка какое-то время спустя даст Ксину новый шанс. А до тех пор, – он посмотрел на котолака, – ты мог бы прочитать несколько книг и научиться менять облик тогда, когда у тебя возникнет такое желание. Когда ты теряешь контроль над собой, достаточно самых простых чар, чтобы превратить тебя в зверя.

Ксин нахмурился.

– Книги у меня найдутся, а тренироваться ты можешь начать прямо сейчас, – закончил Родмин.

Посол Ргбар – представитель Кахара V при дворе Редрена III – отпустил всех слуг и сам запер на засов вход в свои апартаменты. Он еще раз удостоверился, что остался один, проверив шкафы и прочие закоулки, где могли бы прятаться шпионы, и отправился в спальню.

Солнце зашло четверть часа назад, и за окнами с каждым мгновением сгущался мрак. Щупальца тьмы, проникавшие сквозь щели в ставнях, внутри комнаты быстро разбухали, заполняя все помещение.

Посол зажег одну свечу, затем снял с себя всю верхнюю одежду, оставшись в одной рубашке. Ее достопочтенный Ргбар никогда не снимал в присутствии слуг, объясняя, что она скрывает страшные боевые шрамы которых он не хочет выставлять на всеобщее обозрение.

На самом деле она скрывала значительно больше.

Ргбар немного постоял неподвижно, затем решительным движением стянул длинную рубашку через голову. На первый взгляд его тело казалось набитым гвоздями. Живот, грудь, плечи и ноги были покрыты шляпками вбитых через каждые несколько дюймов гвоздей, Однако на самом деле это были не гвозди, а амулеты.

Посол взял со стола узкий стилет и подцепил острием первый из вонзенных в тело артефактов. Амулет упал на пол, оставив глубокую дыру в коже и мышцах, в которой не появилось ни капли крови.

Достопочтенный Ргбар отложил стилет и сорвал черную занавеску, закрывавшую стоявшее в спальне зеркало. Затем на пол начали падать очередные извлеченные из тела талисманы.

После того как был вытащен третий артефакт, отражение посла утратило резкость. Выразительное лицо южанина исказила старческая гримаса. С каждым очередным отброшенным амулетом изображение достопочтенного Ргбара становилось все более туманным, и в конце концов в зеркале видны были лишь висящие в воздухе талисманы и поочередно приближавшийся к ним стилет.

Могло показаться, будто посол исчез, но он продолжал находиться в комнате, только теперь никто не отличил бы его от высохшей пожелтевшей мумии. Движения его стали судорожными и быстрыми. Подпрыгивающей походкой он метался по всей спальне.

Последний амулет был спрятан под языком. Когда существо, именуемое Ргбаром, избавилось от него, из его десен выступили вампирьи клыки. Демон молниеносно развернулся и прыгнул к окну. Щелкнул замок и топот ног по карнизу растворился среди других звуков ночи.

Полуобнаженный Ксин, упражнявшийся в сознательном вызове Превращения, не сразу понял, что ему что-то сильно мешает. В первое мгновение он решил, что дело в его собственных эмоциях, и попытался с ними справиться, но безрезультатно. Причина беспокойства была столь невероятной, что разум котолака никак не желал с ней примириться.

Он чуял Присутствие!

Невероятно точно и четко! Вампир появился из небытия столь неожиданно и близко, словно его именно сейчас породила сфера Онно. До него было не больше ста шагов! Демоническое Присутствие сразу же после возникновения начало быстро перемещаться. Ксин с легкостью определил направление и, сравнив его с хранившимся в памяти расположением дворцовых комнат, вскочил на ноги. На ходу натягивая рубашку, он выбежал на внутреннюю галерею.

Вампир направлялся прямо к королевским апартаментам.

После неполной минуты бешеного бега котолак, в расстегнутой рубашке, достиг первого внутреннего кольца стражи.

– Стой, капитан!

– Он здесь больше не распоряжается! Стоять!!!

На объяснения не было времени. Ксин рванул скрещенные перед ним древки алебард и всем телом ударил в дверь. Замок с треском сломался, и котолак влетел в обширную переднюю. На мгновение он остановился, пытаясь удержать равновесие.

Из окна перед бегущим по карнизу вампиром высунулась женщина. Он тут же вонзил зубы в вытянутую шею. Он был голоден. Глоток крови обжег горло блаженным теплом, но на большее у него не было времени. Яростным рывком он выдернул жертву из комнаты и, раскрутив над головой, швырнул в темноту… Потом побежал дальше.

Дорогу ему безошибочно указывал изящный перстень на пальце Редрена – подарок от самого императора Кахара, который в знак доброй воли властитель Суминора обязан был тридцать дней носить на безымянном пальце левой руки…

– Королю грозит опасность! – заорал Ксин столпившимся перед ним стражникам.

Гвардейцы начали в замешательстве переглядываться.

– Где офицер? – крикнул котолак, чуть замедляя шаг.

– Сотник! Сотник! – лихорадочно позвал кто-то.

Вместо офицера гвардии из комнаты рядом вышел истребитель Берт:

– Что этот зверь тут делает?

– К королю приближается вампир! – крикнул в ответ Ксин.

Лицо светловолосого истребителя исказилось в фанатичной гримасе.

– Вы что, не видите, что он снова во власти заклятия? – скрипучим голосом заявил он стражникам. – Смотрите! У него на губах пена! – Он обвиняющим жестом вытянул руку, показывая на напряженное лицо котолака.

Ксин рванулся вперед.

– Взять его!!! – истерически завизжал истребитель.

Двоих гвардейцев, в полном вооружении, буквально подбросило под потолок. Под аккомпанемент воплей и треска ломающегося дерева они с ужасающим грохотом рухнули на пол.

Разбросанные в стороны люди, ломающиеся двери – все это слилось в мозгу котолака в единое целое. Возбуждение, нечеловеческие усилия и пульсирующее в висках ощущение Присутствия сделали свое дело. За порогом он был уже и на самом деле зверем.

Остался еще третий, последний круг стражи.

Эти гвардейцы ни о чем не знали, за исключением того, что они охраняют короля, и им приходилось полагаться лишь на собственные глаза. А то, что они перед собой увидели, можно было объяснить лишь одним способом.

Ксин не хотел убивать. Однако при виде нападающего на него стражника правая лапа сама взметнулась для молниеносного удара. Стальной шлем треснул, словно бумага. Солдат отлетел в сторону и упал навзничь. Котолак застыл, пораженный видом залитого кровью лица.

В своей лаборатории Родмин держал в объятиях потрясенную Ханти, с трудом пытаясь уловить хоть какой-то смысл в потоке бессвязных отрывочных слов. В конце концов он понял лишь, что Ксин упражнялся в Превращении, потом вдруг с ним что-то случилось и он выбежал прочь словно безумный. Маг, так же как и Ханти, первым делом подумал о чарах дневного призрака…

– Оставайся здесь! – решительно приказал он. – И закрой за мной дверь!

Пройдя несколько десятков шагов по коридору, Родмин услышал шум, доносившийся из королевских апартаментов. Отчаянно ругаясь, он поспешил туда.

Окно за спиной Редрена внезапно выпучилось внутрь. Из оловянной рамы вылетело несколько осколков стекла, со звоном рассыпавшихся по полу. Затем в комнату ворвался размытый бурый клубок, разрывая погнутую оловянную решетку, словно истлевшие кружева, и тут же выпрямился, приняв человеческий облик.

Невероятная быстрота движений и тело, носившее следы замедленного разложения, не оставляли никаких сомнений относительно демонической природы пришельца.

«Значит, вот оно как…» – успел лишь подумать властитель Суминора.

Вампир метнулся вперед и прыгнул. Удар швырнул Редрена на стол. Сметенная со стола чернильница обрызгала стену черными кляксами.

Король был крепким мужчиной в расцвете лет, но в схватке с созданием Онно у него было не больше шансов, чем у младенца в схватке со взрослым. Обе руки Редрена железным обручем сжала ладонь демона. Свободной рукой вампир схватил и повернул голову монарха и тут же вонзил зубы в шею. Он действовал с силой, скоростью и непогрешимостью совершенной машины. Его мало взволновал раздавшийся рядом пронзительный женский крик. Он в точности исполнял приказы, записанные в последнем талисмане, глубже всего вбитом в его грудь. Лишь могучая волна чужого Присутствия нарушила идеальный ритм приказов и их исполнения. Что-то взорвалось, выпустив на свободу вихрь чистой ненависти и инстинкта самосохранения.

Родмин застрял в охваченной паникой толпе. Все кричали и беспорядочно толкались. Наиболее абсурдным было поведение гвардии, одни отряды которой задерживали всех подозрительных, то есть каждого встречного, а другие разгоняли толпу. Случайно провозглашенные теории или догадки на тему происходящего тотчас же находили массу последователей. В одном конце коридора кричали о смерти короля, на лестнице – о подавлении очередного заговора карийских шпионов, на галерее же – о нападении на дворец орды всяческой нечисти. Прежде всего бросалось в глаза, что Редрен не успел назначить на место Ксина нового капитана гвардии.

Во всеобщем переполохе мага дважды арестовывали и дважды ему удавалось сбежать в суматохе, которую никто не был в состоянии прекратить. В непосредственной близости от королевских апартаментов Родмин наконец встретил знакомого офицера гвардии, который провел его внутрь. Сперва они наткнулись на главу истребителей. Брат Берт допрашивал бьющуюся в истерике горничную, по совместительству – королевскую наложницу.

– Котолак бросился на короля! – настойчиво твердил Берт.

– Бросился… бросился… – рыдая, повторяла девушка.

– Откуда ты знаешь, что это котолак?! – резко прервал его Родмин.

Берт яростно посмотрел на него.

– У него были зубы… – всхлипывая, выдавила девушка.

– Все видели, что котолак ворвался в королевскую спальню! – заорал Берт.

Он обвел взглядом сопровождавших мага гвардейцев и с трудом сдержался. Несмотря ни на что, посторонним здесь был он, а не Родмин.

– Где король? – Маг решил прекратить этот фарс.

Истребитель плотно сжал губы.

– В спальне, – поспешил с объяснением сотник Зелито. – Его преосвященство, преподобный Беро, тоже там, вместе с медиком…

Родмин побежал к дверям спальни. Стража поспешно расступилась в стороны. Маг ворвался внутрь. Двое склонившихся над телом мужчин резко обернулись.

– Что с ним? – Родмин даже не думал об этикете.

Верховный жрец Катимы уже открыл было рот, чтобы с неодобрением высказаться о подобном неуважении, но маг бесцеремонно оттолкнул его в сторону. Жрец побагровел.

Король лежал неподвижно, на губах его выступила зеленоватая пена. Родмин, все это время ожидавший увидеть разодранные когтями окровавленные клочья, облегченно вздохнул. У властителя Суминора была лишь одна повязка, на шее. Маг тут же начал разматывать бинты.

– Что ты делаешь, господин? – воскликнул медик.

– Ты его убьешь! – яростно прошипел жрец.

– Я хочу знать, что с ним! – рявкнул Родмин.

– Котолак вцепился нашему господину в горло, – благоговейно проговорил Берт.

– Если бы это было так, бинтовать уже было бы нечего! – В голосе мага кипела злость. Тут он увидел след укуса. – Это вампир! – взорвался он. – Вы это хотели скрыть?

– На короля бросился разъяренный котолак, – упрямо повторил жрец. – Тому есть десятки свидетелей.

– Которые ничего толком не видели! – отрезал маг. – Ксин почуял и спугнул вампира, прежде чем тот успел убить короля.

– Никто не видел никакого вампира, – возразил жрец.

– Это еще выяснится! Та девушка, когда вы перестанете наконец навязывать ей показания, наверняка расскажет правду.

– Брат Берт – весьма опытный…

– Он последний идиот! Даже самый глупый медик без труда распознает вампирью лихорадку. – Родмин показал на короля и искоса посмотрел на стоявшего рядом доктора.

Тот потупил взгляд…

– Я же говорил. – Он глубоко вздохнул.

– Я здесь решаю, что правда, а что – нет. – В глазах преподобного Беро блеснул лед. – Если король без сознания, малолетний или в плену, верховный жрец Катимы…

– Хватит этих бредней! Никто тебя не послушает, если я выйду и крикну, что истребители в сговоре с тобой наслали на короля вампира. Каждый житель Катимы знает, что эти негодяи используют для подобных делишек вампиров.

– Не посмеешь, – процедил Беро.

– Ты не выйдешь отсюда живым, – спокойно предостерег Родмин. – Гвардия только и мечтает о том, чтобы кто-то показал ей врага…

Верховный жрец быстро взвесил все «за» и «против».

– Нужно провести расследование, – наконец сказал он.

– Вполне разумно.

– Но если Редрен умрет – берегись!

Маг помрачнел и посмотрел на короля.

– Надвое бабушка сказала… – пробормотал он. – Это прежде всего зависит от того, удастся ли убить вампира. Где Ксин?

– Истребители уже его ищут, – ответил Беро.

– Отзови их!

Жрец язвительно усмехнулся.

– Как я могу отозвать истребителей, выслеживающих тварь, напавшую на самого короля? – издевательским тоном спросил он. – Можешь говорить что хочешь, но они свое дело знают. Вампир или котолак – им все равно.

Родмин стиснул кулаки.

– Ибо и в самом деле – никакой разницы, – высокопарно закончил верховный жрец.

 

ОГНЕННЫЕ МАЧТЫ

Даргрн, принц Кемра, одетый в ярко-красное, стоял у окна зала для приемов, глядя на море. Горизонт, очерченный ровной резкой линией, был чист и ясен. Внизу, в порту, царила суматоха. К выходу в море готовились знаменитые суминорские трехпалубные таранные суда.

Принц Кемра молча переваривал полученное сегодня утром известие о том, что имперские «бичи моря» были замечены на расстоянии всего лишь дня хода от устья Кремневой Реки. Неужели намечалась очередная блокада единственного суминорского порта на Южном Океане? Без помощи Рона подобное было мало вероятно. В последнее время взаимоотношения островитян и ронийцев были далеко не лучшими. Последние все больше склонялись к союзу с Суминором. Так, может быть, поэтому? Неужели речь шла о попытке уничтожить одну из сторон, прежде чем союз успеет принять реальные очертания? «Бичи моря» могли бы превратить Кемр в руины и пожарища. Могли бы… если бы сумели приблизиться к городу на расстояние выстрела из катапульты. Суминорские галеры с тремя рядами весел и сменными таранами никогда еще подобного не допускали. Каждый раз, когда они подходили и наносили удар сбоку, имперский катамаран превращался в груду обломков, беспомощно покачивающихся на поверхности моря. Властители Южного Архипелага и их адмиралы прекрасно об этом знали.

До сих пор подобная игра не стоила свеч. Что значил один, пусть даже и самый могущественный, суминорский порт в сравнении с протяженными многолюдными побережьями Роны? До сих пор именно туда были направлены усилия островитян, стремившихся захватить надежное укрепление на континенте. Неужели что-то изменилось?

Принц Кемра задумчиво повертел в пальцах висевший на груди треугольный талисман, оберегавший от созданий Онно. Что ж, он, как наместник Кемра, сделал все, что полагалось. Трехпалубные галеры скоро выйдут в океан. Посылать гонцов с известиями Даргон не спешил, выжидая, когда ситуация окончательно прояснится.

Где-то позади Даргона открылась дверь, послышались шаги. Принц на мгновение обернулся, увидел дородного бургомистра Гесрена и вернулся к созерцанию океана.

– Господин, у меня необычные новости, – сообщил Гесрен, становясь рядом с принцем.

– Да?

– Охотники с берега Безымянной Реки заметили на другой стороне чужое войско.

– Что ты говоришь? – удивился Даргон. – Армия в Пустых Горах? Это невозможно! Твоим охотникам просто привиделось.

– Господин, я их знаю, это вполне здравомыслящие люди. Сначала они сами подумали о том же самом. Поэтому они наблюдали за другим берегом несколько часов, чтобы окончательно удостовериться. Это островитяне. Видимо, они высадили десант в Пустых Горах.

– Как такое возможно? Ведь магия…

– Видимо, что-то изменилось. Один из наших чародеев упоминал вчера, что в Горах произошла магическая буря.

– Сколько их? – Даргон начал осознавать, что вокруг них смыкается смертельная ловушка.

– Охотники насчитали почти легион.

– Пять тысяч, и они будут здесь завтра на рассвете… – Принц сокрушенно покачал головой.

– Я послал разведчиков, чтобы они не спускали с островитян глаз.

– Придется готовиться к осаде. Сколько у нас войска, чтобы поставить на стены?

– Слишком мало, – коротко сказал Гесрен. – Если корабли выйдут из порта…

– Не выйдут. Я отменяю приказ. Возьми столько моряков и галерников, сколько тебе нужно.

– А «бичи моря»?

– Они не приблизятся. Островитяне каким-то образом заняли Пустые Горы, Рон не будет ждать перемирия с нами. Островитяне на континенте – это для них нож в горле. Весь имперский флот должен теперь начать блокаду Радагана.

– А если не начнет?

– У ронийцев тоже есть глаза и разум. Они нападут, как только поймут, что происходит.

– Но до тех пор…

– Ты будешь удерживать Кемр, – оборвал диспут Даргон. – Я немедленно отправляюсь в Дину. В течение месяца мне нужно собрать два легиона. С ними мы выдержим, пока не подтянется король со всеми силами.

– А наш флот? – тихо спросил Гесрен.

Оба молча посмотрели на порт. Десятки малых и больших военных кораблей все еще готовились к выходу в море. На кораблях и вокруг них трудились тысячи моряков, грузчиков и солдат морской пехоты.

– Сжечь, – сказал принц.

Шесть часов спустя наступающие сумерки рассеяли первые медленно расползавшиеся очаги огня. Желтые языки взбирались все выше, пока не охватили мачты. Вверх по Кремневой Реке ушла лишь часть средних судов с небольшим водоизмещением, для которых хватало места в малых портах Дины и Дарпы. Остальные, включая ядро флота Суминора – могучие трехпалубные галеры, не способные преодолеть речные мели и рифы, – были отданы на растерзание пламени.

Порт превращался во внутренность печи. До верхних этажей кемрского замка не доносились ни гул огня, ни угрюмый ропот столпившихся на набережной экипажей, смотревших на гибель своих кораблей. Зарево кроваво-золотистых парусов, трепетавших среди леса мачт, делало стоявшего у окна принца похожим на еще один язык пламени. Тени, словно испуганные безумством стихии, беспокойно прятались в углах комнаты и закоулках порта и города.

Для Даргона существовала лишь тишина, пульсирующий желтый свет и глубокая, пронизывающая душу горечь. Никогда еще, ни в одном сражении, морские силы Суминора не несли столь сокрушительных потерь. Бьющие в небо столбы огня, дыма и искр заслонили звезды. Казалось, будто для Суминора они погасли навсегда.

 

КРОВАВАЯ НОЧЬ

Дверь кабинета была открыта. Ксин ворвался внутрь, перепрыгнув через тело лежавшей без сознания горничной, являвшейся по совместительству королевской наложницей. Редрен беспомощно свисал со стола, из перегрызенной шеи ритмичными толчками била на середину комнаты струйка крови. Вампир исчез. Сзади донесся перепуганный ропот подбежавших стражников.

Котолак не стал долго раздумывать. Он ловко, насколько это было возможно сделать лапой, схватил толстую горящую свечу, вырвал ее из подсвечника и, прежде чем успел разлиться собравшийся вокруг фитиля расплавленный воск, со всей силы вдавил ее в рану Редрена, крепко прижав. Фитиль коротко зашипел и погас, но мгновение спустя кровотечение уменьшилось настолько, что перестало угрожать жизни. Ксин отшвырнул свечу и прыгнул к разбитому окну.

Занятый королем, котолак не слишком точно оценил расстояние до Присутствия. Тем временем вампир таился прямо за окном и, прекрасно осознавая, что в открытом столкновении со зверем-оборотнем у него нет никаких шансов, прибег к хитрости. Когда Ксин соскочил на карниз, кровопийца вынырнул из тени и с размаху толкнул его. Кошачья ловкость не помогла. Котолак успел лишь отчаянно извернуться и зацепить когтем одну из отталкивающих его сморщенных ладоней. Мгновение спустя он полетел на булыжники двора, с высоты четырех этажей.

Чудовищный посол повернулся, чтобы вернуться в комнату, но ему помешала толпа гвардейцев, окруживших короля. Блеск серебра на остриях копий отбил у вампира какую-либо охоту продолжать борьбу. Крики солдат заглушили удар тела о землю. Существо, именовавшееся до сегодняшнего дня Ргбаром, молниеносно взлетело на крышу и скрылось среди труб.

Ксин ни на мгновение не потерял сознания, и потому его оглушил пронзительный треск его собственных ломающихся костей. Превращение было слишком поверхностным и не укрепило скелета. Боль взорвалась, подобно шаровой молнии, после чего волной прошла по всему телу, в конце концов сосредоточившись в лице и руках. Котолак попытался встать и сразу же понял, что у него сломаны обе руки, челюсть и несколько ребер. Два перелома были открытыми: он видел кость, выступавшую над локтем левой руки, другую же ощущал под правой подмышкой. Обратное Превращение произошло лишь частично; он уже обрел человеческий облик, но весь был покрыт густой шерстью. К счастью, ноги были целы, и он мог ходить. Зов Присутствия вампира все больше отдалялся. Котолак, пошатываясь, двинулся следом за ним.

Было время полнолуния, и потому все раны, если они не были смертельными, должны были зажить в течение нескольких минут. Однако характерная покалывающая дрожь не приходила. Один взгляд в небо все объяснил. Лунное затмение! Ксин вспомнил, что Родмин что-то говорил об этом месяц назад. Ночь лунного затмения – это ночь вампиров. Для оборотней и упырих свет луны был сегодня слишком слаб, но для вампиров, трупаков и прочей нечисти он был в самый раз. Чем в большей степени мертвое существо попадало под влияние Онно и подвергалось Превращению, тем более целебным оказывался для него несущий животворную силу свет.

Ксин, позабыв о боли, обругал себя за собственную глупость. Снова он пропустил мимо ушей важную информацию, и все из-за суматохи последних дней. А может, именно поэтому она и была вызвана? Искусный и коварный план покушения на короля увенчался почти полным успехом. Но – прислать такого посла? Котолак вспомнил о кольце, блеснувшем на пальце вампира. Вызов, брошенный общепринятым обычаям, был столь надменным, что не оставалось никаких сомнений – император островитян поставил все на карту. Раз уж он отважился на подобное, его целью могло быть лишь уничтожение Суминора! Если Редрен погибнет от вампирьей лихорадки…

И потому котолак не мог упустить доносившийся до него все слабее зов Присутствия. Он не мог его потерять, но силы покидали его с каждым мгновением. Затмение луны еще не достигло своего апогея. Ксин уже знал, что, даже если ему удастся выбраться из дворца, уйти из города ему в таком состоянии никоим образом не удастся. Он не сумел бы даже залезть на дерево, а уж о преодолении стен нечего было и говорить.

Тем временем во все новых окнах королевского дворца загорался свет, а доносившийся оттуда шум все усиливался. Еще немного, и во дворы и сады выйдут вооруженные патрули…

Необходимо было выбраться отсюда любой ценой! Ксин мысленно перебрал все потайные выходы из дворца. К сожалению, ни один из них не был известен лишь ему одному. О потайных калитках во внешней стене знал каждый офицер, начиная с сотников, знали о них и истребители.

Однако нужно было на что-то решаться. Котолак выбрал самый дальний выход, куда позднее всего должна была добраться стража. Он быстро двинулся через сад. Руки его беспомощно свисали вдоль тела. Он подумал о том, сумеет ли протиснуться между прутьями. В конце концов, сломанные ребра могли теперь хоть на что-то пригодиться…

Возле калитки, похоже, было пусто. Он подошел ближе.

– Плохой план, капитан, – послышался спокойный голос.

В первое мгновение Ксин не узнал говорившего. Он быстро обернулся – ударить ногой он все еще мог!

– Спокойно, у меня нет оружия. – Из-за кустов вышел мастер Якоб. Ксин весь напрягся. – Плох тот план, о котором легко можно догадаться, – сказал палач, внимательнее приглядываясь к котолаку.

– Что случилось, капитан?

Ксин смог лишь покачать головой.

– Мои амулеты выдали присутствие вампира, – сказал Якоб. – Я слышу шум в королевских апартаментах. С королем что-то случилось?

Котолак кивнул.

– Они думают, что это ты, капитан?

Ксин решил, что его вида для ответа будет достаточно.

– Вампир не должен сбежать, – констатировал палач. – Ты чуешь его, капитан?

Ксин сумел прохрипеть нечто похожее на слово «да».

– Тогда идем! – Якоб двинулся вперед.

Через несколько шагов котолак понял, что они идут в сторону хозяйственных ворот на задах дворца. Вскоре они оказались на небольшом темном дворе. Там стояла распряженная повозка, прикрытая белой тканью. Они находились позади камеры пыток.

– Капитан, ложись на повозку, среди тел, – сказал палач. – Я пойду за лошадьми. – Он помог котолаку вскарабкаться под покров и улечься между двумя окоченевшими трупами, после чего ушел.

Ткань, видимо, была пропитана чарами, затруднявшими Превращение, поскольку почти сразу ее прикосновение начало жечь Ксина живым огнем. Это мешало ему следить за зовом Присутствия вампира, но имело и то преимущество, что густая шерсть снова спряталась под кожу, и котолак обрел человеческий вид.

Мастер Якоб начал запрягать лошадей. Ксин отметил, что вампир перестал отдаляться. Характерная дрожь Присутствия означала, что как раз сейчас он пирует…

Палач вскочил на козлы, и повозка тронулась с места. Они спокойно выехали со двора и приблизились к воротам. Здесь их остановили встревоженные стражники.

– Никому не разрешается покидать дворец! – крикнул какой-то младший офицер.

– Это приказ? – спокойно спросил Якоб. – Кто его отдал? – сказал он, видя замешательство гвардейца.

– Никто, господин, – пробормотал солдат. – Но нельзя уезжать из дворца, когда эта кошачья тварь напала на короля…

– Я должен ждать, пока эти, в повозке, тоже превратятся? – Мастер Якоб показал за спину. – Или, может быть, просто вонять начнут? Ты ведь меня знаешь, капрал. Хорошо, что ты стараешься думать головой на службе, но и у меня есть своя работа.

Гвардеец долго размышлял.

– Я хочу их видеть, – наконец сказал он.

Якоб молча спрыгнул на землю и сдернул покрывало. Ксин с трудом сдержал легкий вздох. Стражник наклонил факел.

– Почему у этого человека разбито лицо? – Он показал на Ксина.

– Я испытывал новую пыточную машину, – с безразличным видом ответил палач.

Капрал содрогнулся и отошел от повозки. Якоб поправил покрывало.

– Можете ехать, – сообщил стражник.

За воротами, свернув за ближайший угол, палач повернулся и освободил голову котолака.

– Вампир уже покинул город?

Ксин кивнул.

– Через Южные ворота?

Ксин снова кивнул.

За городские стены они выехали беспрепятственно. До стражи еще не дошли известия о событиях во дворце, у мастера Якоба же было королевское разрешение на ночной проезд через ворота Катимы. Они направились по дороге на юг. Присутствие вампира ощущалось прямо перед ними, а его размеренная, напоминавшая сердцебиение пульсация означала, что он снова высасывает какую-то случайную жертву… Голод, подавлявшийся прежде заклинаниями и амулетами, превратил бывшего посла в жаждущую крови зубастую прорву.

Отъехав от города на четверть мили, Якоб освободил Ксина от мучений под магическим покрывалом и помог ему усесться на козлах.

– Извини… – смущенно пробормотал он, наткнувшись рукой на торчащие из тела котолака острые обломки ребер. Достав из лежащего в повозке ящика молоток и два осиновых кола, он пробил сердца обоих казненных преступников. Обезопасив таким образом тела, он как можно скорее отволок их в придорожные кусты.

– Этого должно хватить, – сообщил он, снова беря поводья. – Прямо?

Ксин утвердительно захрипел. Несколько минут они ехали молча.

– Капитан, боюсь, выздоровления тебе придется подождать до следующей ночи, – сказал палач, глядя на затемненную луну. – До рассвета лунный свет не успеет набрать надлежащую силу.

Котолак никак не прореагировал – он и сам прекрасно об этом знал.

– Однако не можешь же ты целый день ходить словно – без обиды – живой труп, – заметил мастер Якоб. – Если возможно, я хотел бы перевязать твои раны, чтобы можно было сказать, будто я везу раненого товарища.

Ксин задумался. Преследуемый вампир, расстояние до которого составляло около двух миль, не отдалялся – скорее всего он кружил по окрестностям в поисках укрытия, где можно было бы переждать день. Он наверняка не чуял котолака, обладавшего значительно более острым чутьем Присутствия, подкрепленным регулярными упражнениями. Тем не менее ни о каких сражениях сегодня не могло быть и речи. Следовало ждать, сохраняя безопасную дистанцию. Ксин дал знак, что согласен на предложение.

– Перейди назад, капитан, – велел палач, доставая из ящика под сиденьем большой моток бинтов и лубки.

Котолак, сосредоточившись на том, чтобы не потерять сознание от боли, терпеливо переносил профессиональную помощь Якоба. Тот быстро справился с руками, подвязал ребра, по мере возможности поставив их на место, после чего занялся изуродованным лицом.

– Плохо дело, – сообщил он, ощупав челюсть, скулы и виски. – Челюсть сломана в четырех местах, к тому же трещины в черепе… Мозговая жидкость вытекает у тебя из левого уха, капитан. И еще нос разбит. Лишь благодаря силе Онно твой разум до сих пор не пострадал. В таких условиях мало что удастся сделать, необходима сложная операция, которую обычный человек наверняка бы не пережил.

Ксин продолжал спокойно лежать.

– Собственно, я могу лишь забинтовать тебе голову, чтобы скрыть эти раны, – сказал Якоб, беря бинт. – Только прошу тебя, капитан, при посторонних хотя бы делай вид, что дышишь…

Котолак только теперь осознал, что его легкие перестали работать. Лишь сердце все еще билось.

В самый темный час ночи по булыжникам улицы, ведшей к Южным воротам Катимы, застучали подковы и колеса. Кавалькада, состоявшая из шести всадников и тяжелой повозки, на которую было погружено нечто вроде большой бочки, плотно укрытой сукном, подъехала к воротам.

– Открывайте! – бросил ехавший впереди мужчина в капюшоне, показывая что-то стражнику. Тот при виде предмета в руке всадника низко поклонился и безропотно повиновался.

Повозка и пятеро всадников быстро выехали из города. Предводитель не спешил, внимательно разглядывая стражника.

– Палач поехал на юг? – наконец спросил он.

– Так точно, господин.

– Сколько трупов он вез?

– Три, господин.

– Один лишний, – сухо заметил всадник.

– Не понимаю, господин.

– И не надо. – Незнакомец повернул коня и помчался следом за своими. Вскоре он скрылся во мгле.

Прежде чем ворота снова закрылись, начальник стражи сплюнул вслед уехавшим.

– Лучше всего будет переждать день в корчме, – сказал мастер Якоб.

Котолак не стал возражать.

– Остановимся в первой, какая попадется за городом, – продолжал палач. – Без хорошей магии ехать всю ночь неразумно. Может вылезти какая-нибудь дрянь и в лучшем случае перепугать лошадей.

Он был прав. Уже несколько минут Ксин чуял второе Присутствие. Оно находилось позади них и, казалось, приближалось. Вампир, видимо, находился на территории какого-то кладбища, поскольку испускаемые им вибрации Онно были характерным образом приглушены.

Четверть часа спустя они въехали во двор придорожного трактира. Хозяин, удивленный столь поздним визитом, палача, правда, не узнал, но сразу же повел себя подозрительно.

– Нужна комната для раненого друга, – сообщил Якоб, помогая Ксину слезть с повозки.

Корчмарь посмотрел исподлобья и, чуть поколебавшись, показал дорогу. В главном зале трактира уже ничего не происходило. Несколько утомленных вином гостей спали на лавках или уронив головы на столы. Никто даже не взглянул на палача, тащившего едва переставлявшего ноги котолака в комнату. Он уложил Ксина на койку, плотно задернул маленькое окно, после чего ушел заняться лошадьми и повозкой.

Вскоре он вернулся с масляным светильником в руке. Поставив его на стол, он тщательно запер дверь, достал спрятанный за полой куртки топор, а затем, после недолгих раздумий, воткнул его в стену над изголовьем второй койки. Не раздеваясь, он упал на постель.

Второе Присутствие явно приближалось. Ксину показалось, что оно движется по главной городской дороге, и он подумал о том, как сообщить об этом Якобу. Особенно беспокоило его, что он снова не в состоянии определить, что это за тварь. Видимо, ее защищали сильные амулеты…

Следя за продвижением таинственной нечисти, он забыл о вампире. Не обратил он внимание и на какой-то шум у входа. Когда Присутствие добралось до корчмы и свернуло во двор, он снял руку с перевязи и показал наружу.

Мастер Якоб тут же подошел к окну.

– Это истребители, – сообщил он. – Шестеро… Седьмой на повозке, – похоже, у них там клетка для нечисти. В ней что-то есть? – Он посмотрел на Ксина.

Котолак утвердительно кивнул.

Палач выругался. Из главного зала донеслись приглушенные голоса и быстрые шаги, направлявшиеся прямо к их комнате.

В дверь заколотили кулаком.

– Именем Рэха, откройте!

– Великий Рэх наверняка не благословит ваших поступков, – ответил палач.

– Мастер Якоб, мы – истребители плодов Онно, прибывшие по приказу преподобного Беро, верховного жреца храма…

– Обойдемся без титулов, – отрезал Якоб.

– Ты обвиняешься как соучастник в покушении на жизнь короля. Открывай, мы хотим увидеть, кто твой товарищ!

– Чтобы выстрелить ему серебряной стрелой в спину, как это у вас принято?

– Мы сражаемся с чудовищами лицом к лицу, преграждая им путь к… – Эти слова, судя по тону, предназначались для случайных свидетелей, присутствовавших в главном зале.

– Те, что с серебряным мечом в руке преграждают путь демонам, долго живут лишь в легендах, – ответил палач, решив выиграть как можно больше времени. – Среди живых они пребывают не дольше двух месяцев с тех пор, как им в голову придет подобная мысль.

Из-за двери донеслось приглушенное ругательство.

– Вышвырни их отсюда! – Этот приказ относился не к Ксину и Якобу, а к зевакам, что подтвердилось последовавшими за этим воплями и суматохой.

– Ладно, палач, хватит оскорблений, – отозвался истребитель, когда они остались без посторонних ушей. – Мы знаем, что не котолак напал на короля.

Ксин и палач переглянулись.

– Нужно убить ту тварь, а времени мало. Король умирает. Открывай, палач!

Котолак сел на койке. Якоб немного подумал, потом выдернул из стены топор и двинулся к двери.

– Хорошо, – сказал он, отодвигая массивный засов.

Если бы он стоял хоть на четверть шага ближе, дверь, распахнувшаяся от удара трех могучих тел, отшвырнула бы его на середину комнаты. Истребители ворвались внутрь.

– Умри, изменник! – заорал прямо в лицо Якобу один из них, поднимая арбалет.

Если они полагали, что палач умеет махать топором лишь сверху вниз, то просчитались. Голубая молния пронеслась перед истребителями, отчего они тут Же застыли как вкопанные. Топорище ударило по арбалету, выстрелившему над плечом палача. Стрела с глухим стуком застряла в потолке.

Поднятый топор стремительно упал. Якоб целил в лица. Двое истребителей испуганно попятились, третий заслонился пустым арбалетом. Топор выбил оружие из руки, перерезав тетиву.

Палач не сбавлял темпа. Напротив, с каждым мгновением он двигался все быстрее, подобно спущенной пружине. Молниеносно развернувшись, он плавным движением нанес третий удар. Топор должен был войти под мышку. Истребитель сумел уклониться, но голову убрать не успел. Сталь вонзилась в щеку и прошла между глазом и ухом. Раненый застыл как вкопанный, и в то же мгновение на спину ему свалились двое остальных истребителей. От толчка он влетел в комнату головой вперед, упав под ноги мастеру Якобу и преградив путь собственным товарищам. Один из них неосторожно посмотрел вниз. Подняв взгляд, он увидел острие топора, только что вонзившееся ему между глаз. Сила удара вышвырнула его обратно в зал.

Третий истребитель при виде участи товарищей колебался достаточно долго для того, чтобы Якоб успел захлопнуть дверь у него перед носом.

– Запомни это хорошенько, если тебе когда-нибудь придет в голову поверить этим гадам, – бросил палач Ксину.

Раненый истребитель лежал неподвижно посреди комнаты. Рядом с его головой медленно росла лужа крови.

– Похоже, у нас немалые хлопоты… – продолжал Якоб, подойдя к столу. Он протянул руку к светильнику…

Котолак услышал свист тетивы за окном и увидел, как тело палача, внезапно превратившись в безвольную куклу, с грохотом валится в угол. В полумраке угасал сноп желтых искр.

– Попал! – донесся торжествующий крик со двора.

Котолак вскочил так быстро, насколько позволяли сломанные кости, и пинком захлопнул ставню. Следующая стрела пробила толстую доску, но застряла в ней, не позволяя снова открыть окно. Ксин, не тратя времени на размышления, припал к телу палача.

– Хлопот у нас, похоже, будет несколько больше, – пробормотал мастер Якоб сквозь зубы. Стрела вонзилась ему под левую ключицу. – Прошла бы навылет, если бы не топор… отсюда и искры…

Котолак отрицательно покачал головой, давая ему знак молчать. Стрелу было не вытащить, а даже если бы это и удалось, он все – равно не смог бы перевязать раненого и остановить кровотечение.

– Оставь как есть, – прошептал палач. – Мне уже лучше… – Он медленно приподнялся, сел, опираясь о стену, и осторожно вздохнул. – Больно… – выдохнул он.

– Сложите хворост возле стен! – донесся голос снаружи.

– Господин, что вы хотите… – заскулил было корчмарь, но его оборвал треск удара, за которым последовали звуки нескольких пинков.

– Там остался Ребо… – напомнил кто-то из истребителей.

– Его больше нет, – отрезал предводитель. – Складывайте хворост! Быстрее!

Мгновение спустя до мрачно прислушивавшихся Ксина и Якоба донеслись из-за стены треск и хруст. Раненый истребитель протяжно застонал, попытался приподнять голову и снова потерял сознание. Светильник на столе горел ровным высоким пламенем.

– Капитан, ты можешь еще кое-что сделать… – прошептал палач.

Котолак отрицательно покачал головой.

– Это наш единственный шанс, во всяком случае твой и короля… – Якоб начал перемещаться в сторону истребителя.

Ксин сидел, словно окаменев. Подобная мысль пришла ему в голову еще раньше, но тогда он тут же отбросил ее прочь.

– Поджигайте!

– Не-ет! Господин, смилуйтесь!!!

– Арбалет!

Свистнула тетива, и скулеж корчмаря сменился хрипом умирающего. К нему тотчас же присоединились женские рыдания. Предводитель истребителей яростно выругался.

– Выпустить бестию! – приказал он.

Только теперь котолак осознал, что то, второе, Присутствие уже довольно давно ощущается во дворе корчмы. Истребители привезли с собой чудовище!

С женским плачем смешался скрежет открываемой клетки, и тут же все заглушили крики перепуганных зевак. Женщина пронзительно вскрикнула и, видимо, лишилась чувств.

– Заведите его внутрь, пусть сторожит дверь, – велел предводитель. – Давайте факелы!

– Капитан, мы не можем поступить иначе! – выдохнул палач.

Охваченный отчаянием, Ксин кивнул. Снаружи зашипела первая объятая пламенем вязанка хвороста.

Мастер Якоб взял со стола глиняную миску и достал стилет. Приставив сосуд к шее лежащего без сознания истребителя, он профессиональным движением перерезал артерию. Послышался плеск крови в миске, и тут же донесся запах дыма. Котолак отвел взгляд. В главном зале корчмы раздался глухой рев. Упало что-то тяжелое.

– Зарядить серебряные стрелы! – послышалось сквозь шум огня.

Просачивавшийся через все щели дым затмил пламя светильника. Мастер Якоб закашлялся.

– Готово… – Он повернулся, смертельно бледный, залитый холодным потом. В дрожащей руке он держал наполненную кровью миску.

Ксин инстинктивно отшатнулся.

– Ты должен… – Палач снова закашлялся и чуть не выронил сосуд. В уголках его рта появилась розовая пена.

Словно зловещий посланник судьбы, он прижал котолака к стене. – Пей! – приказал он, превозмогая слабость. Резким движением он приставил край миски к губам Ксина. Тот сдался и, когда теплая, сладковато-соленая жидкость заполнила его рот, начал глотать.

Человеческая кровь – пища и наркотик для нечисти. Источник силы более могущественной, чем лунный свет. Она давала силу, но взамен убивала всяческие чувства. Уже первые капли повергли разум Ксина в сокрушительный хаос. Знания, привычки, воля куда-то пропали, оставив после себя лишь самые примитивные инстинкты и рефлексы. Он превращался в дикого зверя. Сила, поглощенная когда-то из талисмана-звезды, не смогла этому противостоять и погасла, словно искра. Никогда прежде он не пробовал человеческой крови. Теперь же под ее влиянием он погружался в бездну безумия. Все хорошее отступало и исчезало. Оставалась лишь голая демоническая сущность, которую мгновение спустя охватили волны безбрежной ненависти.

Прищуренные глаза широко открылись, вспыхнув фиолетовым светом. Мастер Якоб отскочил, выронив миску. Увидев дело своих рук, он оказался не в силах совладать с собственным страхом. Хрипло вскрикнув, он бросился в сторону, заполз под койку и замер там, сжавшись в позе эмбриона.

Ксина сотрясли судороги. Некоторое время он бился на полу, словно рыба, затем внезапно с коротким хрустом у него срослись все кости. Тело покрылось шерстью.

Пламя загудело на крыше корчмы. С потолка опустилось густое облако дыма. Через окно в комнату проник первый язык огня.

Котолак встал.

Корчма и окрестности содрогнулись от безумного рыка. Ему ответил другой, еще более жуткий. Несколько мгновений два чудовища пытались заглушить друг друга, после чего одновременно смолкли.

Ксин услышал доносившийся из-под койки кашель. Небрежным движением он отшвырнул в сторону тяжелую кровать и посмотрел на сжавшегося в комок палача. Однако внимание котолака тут же привлек свежий труп истребителя. Пиршество еще не было закончено! Он перевернул тело на спину, прижал лапой и, вспоров когтями живот, вырвал у покойника печень. Проглотив деликатес, он мурлыкнул, облизнулся и, вытирая морду лапой, снова посмотрел на Якоба…

Дверь разлетелась в щепки! Второе чудовище, раздраженное огнем, запахом крови и близостью Присутствия, не выдержало и ворвалось в комнату.

Невероятно быстрым и плавным движением Ксин развернулся к пришельцу. Это был труп, который оживили. Рослый плечистый детина пролежал в земле самое меньшее месяца три, прежде чем истребители взяли его к себе на службу. За это время у него успели сгнить все мягкие части тела. Остались пучки почерневших мышц, цеплявшихся за обнажившиеся во многих местах кости. Лицо превратилось в бесформенную маску, а на шее виднелась глубокая борозда – явный след веревки.

Котолак прыгнул, ударив противника головой в грудь и буквально размазав его по стене. Пылающая корчма затряслась до основания. С хрустом треснули ребра, бессильно замахали почерневшие руки.

Удар наотмашь снес трупаку голову с плеч. Вторая лапа вырвала сочившееся трупной жидкостью сердце, закончив поединок. Уже окончательно мертвый, слуга истребителей рухнул на пол.

Ксин прыгнул в главный зал. Истребитель стоял с арбалетом на изготовку, но цель перемещалась столь быстро, что стрелок промахнулся, несмотря на ничтожное расстояние. В следующее мгновение он уже лежал. Ксин подмял его под себя, ударил когтями. Ошметки мяса разлетелись во все стороны.

Ксин выскочил наружу.

Здесь его не ждали. Во всяком случае не столь быстро.

Брызнувший мозг истребителя, едва успевшего поднять арбалет к плечу, ослепил второго, уже изготовившегося к стрельбе. Вытереть глаза тот не успел. С раздробленным бедром он пролетел через весь двор и остановился лишь, выломав немалый кусок забора.

Остался один предводитель. Он, однако, пал жертвой не Ксина. Прежде чем котолак успел приблизиться, один из вставших на дыбы перепуганных коней опрокинул истребителя наземь и перебил ему позвоночник. Остальное довершили обе тягловые лошади, раздавив раненого опрокинувшейся набок повозкой с клеткой.

Ксин протяжно зарычал, отчего царившая вокруг суматоха превратилась в настоящий вихрь безумия. Потом прыгнул во тьму.

Задняя дверь корчмы резко распахнулась, и наружу вместе с клубами дыма вывалился отчаянно кашлявший человек.

Мастер Якоб, пошатываясь, прошел полтора десятка шагов и рухнул лицом вниз.

Котолак бешеными прыжками мчался вперед.

 

МАЛАЯ СЕТЬ

– Из Катимы никаких известий, – сообщил Сагино, седоволосый комендант Дины. – Гарнизоны Томда и Саферга не выступят, пока не получат распоряжений из Иримы, а те в свою очередь ждут приказа короля.

Даргон ударил кулаком по столу:

– Я ждать не буду! Полутора легионов вполне хватит, чтобы прервать осаду.

– Пригодилось бы побольше…

– Солдат или смелости? – Даргон проницательно взглянул на собеседника. – Смелости можно ждать дольше, чем подкрепления. Порой даже жизни не хватает…

Сагино уставился в пол.

– Советую быть осторожнее, – однако не уступал он. – В случае поражения мы неизбежно потеряем Кемр, а рисковать твоей жизнью, законного наследника короля Редрена, да продлятся его дни, – это значит…

– Я знаю, что это значит, и именно потому не позволю заточить себя в золотую клетку! – Даргон раздраженно дернул висевший на шее амулет, оберегавший от нечисти. – Я уже без борьбы отдал половину провинций! Я потерял флот? Сколько мне еще отступать? Сколько земли отдать? Я что, должен кончить свои дни в качестве Даргона I, короля Северных Топей и Соленых Болот?

– Я советую лишь ударить большими силами и с большей уверенностью в победе.

– Нет.

– Как скажешь, принц.

– Выходим через два дня. Первый пирийский легион – под моим командованием, по дороге на Кемр. Ты

же грузи остальных на корабли и плыви вниз по реке, кто не поместится – пойдет по берегу. До того как суда соединятся, сражений избегаем.

– Да, господин.

Маг-Паук сидел, скрестив ноги и внимательно глядя перед собой. За ним, покрывая собой весь склон холма, притаился неподвижный Волокун. Перед магом висели в воздухе три паука – неживые. Они были сделаны из золота и драгоценных камней и тем не менее двигались совершенно естественно. Это было тем более странно, что их не удерживала никакая видимая паутина. Нити, которые пауки трудолюбиво пряли, скручивали и сплетали, были нитями чар.

Искусственный паук справа внезапно начал ритмично перебирать ногами. Маг сосредоточился на нем.

«Вампир узнал вкус крови Редрена», – прочитал он сообщение, после чего быстро начертал на песке перед собой руническим письмом:

«Подтвердить смерть Редрена».

Паучок из драгоценностей замер неподвижно.

«Вампир уничтожен?»

«Нет».

«Его спугнули?»

«Возможно».

«Если он отведал крови и остался жив, остальное довершит вампирья лихорадка», – решил маг и занялся следующим делом.

Это было значительно труднее. Среди миллионов активных талисманов следовало отыскать один, висевший на шее вполне определенного человека…

Висевшие в воздухе искусственные пауки начали с невероятной скоростью перебирать магические нити в поисках одной-единственной, безошибочно отбрасывая очередные пряди невидимой паутины. Внезапно один из пауков вспыхнул и бесшумно сгорел. На землю в снопе искр упали дымящиеся обломки драгоценностей и капельки расплавленного золота.

Маг поморщился. Видимо, какой-то чародей окружил свой талисман охранительными чарами. Два оставшихся волшебных членистоногих задвигались еще быстрее, беря на себя задачу уничтоженного. Это продолжалось недолго. Затем очередной паучок застыл как вкопанный и ударился оземь, превратившись в золотую блестку, годившуюся разве что на брошку.

На этот раз Маг-Паук угрюмо выругался. У него не было времени на то, чтобы создавать новых исследователей. Если что-то случится с третьим…

Он напряженно наблюдал за деятельностью последнего помощника.

Амулет на шее спящего Даргона дрогнул. Принц ничего не почувствовал, дыхание его оставалось глубоким и размеренным. Ремешок, на котором висел артефакт, явно укоротился. Темный кристалл чуть переместился в сторону горла. Следующее движение было уже более заметным. В течение минуты сократившийся с помощью магии в несколько раз ремешок плотно охватил шею принца. В глубине кристалла загорелся предупреждающий красный огонек, но заметить его было некому.

Чародейская петля начала медленно затягиваться – тихонько, будто лаская. Из-за ограниченного доступа крови и воздуха сон Даргона стал глубже. Дыхание ослабло, постепенно переходя в храп.

В мире сновидений принца начали расти темные толстые стены. Могучие преграды поднимались из-под земли всюду, куда он бросал взгляд, образуя непроходимый лабиринт. Солнце угасало, краски тускнели. Стены продолжали расти. Небо сжалось до ярких островков высоко вверху, но в конце концов исчезли и они. Стены соединились над головой Даргона, заключив его в подобие склепа. Потом все вокруг задрожало. Стены сблизились, сдавили принца, после чего рухнули. Чудовищная тяжесть придавливала, не давала пошевелиться, душила. В затуманенном мозгу Даргона возникла мысль о том, что он погребен живьем. Волна ужаса понесла спящего в направлении яви. Однако туда она не добралась. Не хватило духа… Духа! Воздуха! Дыхания!!!

Безнадежно. Не в силах наполнить легкие, он погрузился в бездну мук, бессилия и страха. Он задыхался, обливаясь холодным потом, не в состоянии проснуться. Наконец он провалился в черный колодец. Он падал все быстрее, бесконечно долго…

Внезапно он увидел огонек. Он приближался, рос. Наконец застыл неподвижно. Из сияния появилась чья-то фигура. Человек наклонился и направил свой взгляд в беззащитный разум Даргона, который поддался ему, даже не пытаясь сопротивляться.

– Слушай меня, – произнес человек. – Ты сделаешь то, что я скажу…

Он продолжал говорить, и слова его, минуя сознание, способное им возразить, проникали глубоко в память, запечатлеваясь там навсегда.

– Это все, – закончила призрачная фигура. – Возвращайся и исполняй приказ. – Легкий жест руки сбросил Даргона в водоворот мучений.

Содрогаясь в конвульсиях, он ударился головой о край военной койки и пришел в себя настолько, что ощутил на шее душившую его петлю. С жутким хрипом он схватился за нее обеими руками и отчаянно рванул. Чудесная волна воздуха наполнила его легкие и мозг невообразимым блаженством. Он упал на постель, судорожно хватая ртом воздух.

– Ваше высочество… – В палатку вошел заспанный оруженосец Зиго. – Что случилось? – он подкрутил фитиль в масляной лампе, прибавив пламя, и повесил ее на столб, поддерживавший крышу палатки. Стало совсем светло.

Даргон лежал не в силах вымолвить ни слова. Он поднес руку к глазам и увидел то, что только что сорвал с шеи. Это был его собственный амулет. Ремешок, уже обычной длины, свободно свисал между пальцами. Кристалл не светился. Принц смотрел, ничего не понимая.

Оруженосец оказался более догадливым. Он заметил борозду на горле своего господина, его необычайную бледность и разорванный ремешок талисмана.

– Ваш амулет, господин, видимо, ночью запутался и затянулся, – поспешил он с объяснениями. – Такое бывает…

Даргон, немного подумав и пощупав шею, согласно кивнул.

– А я думал, это призрак… – простонал он.

– Да как же призрак посмел бы к вам приблизиться, ваше высочество, если вы носите такое на шее? Просто глупая случайность!

– И я так думаю… – Принц положил амулет на столик и еще раз помассировал горло. – Подай вина.

Маг-Паук боролся с усталостью. Чародейская операция над Даргоном оказалась столь изматывающей, что Паук едва не утратил власти над Волокуном. Он с трудом преодолел дурноту. Потеря сознания означала немедленную смерть. Чтобы сохранить его и жизнь, он не спал уже почти месяц. Казалось, еще немного, и не выдержат магические узы, которыми он усилил собственную волю. Но – удалось! Все до самых мельчайших деталей! Воистину нелегко на расстоянии довести человека до грани смерти и продержать его там столько, сколько нужно. Они могли погибнуть оба…

По мере того как Маг-Паук восстанавливал власть над собственным телом, росло удовольствие, которое он испытывал. Три магические Сети соединялись в одну, оплетавшую самых главных врагов. Вскоре достаточно будет ее затянуть, чтобы задушить всяческое сопротивление. В сеть поменьше с сегодняшнего дня сами шли отряды Даргона. Сеть побольше ждала, когда в ней окажется весь Суминор.

Офицеры сидели молча, не веря собственным ушам.

– Повторяю, – проговорил Даргон. – Мы перейдем Безымянную Реку, чтобы отрезать от подкрепления войска островитян, осаждающие Кемр!

– Но таким образом мы сами отрезаем себя от собственных тылов, – возразил один из тысячников. – На незнакомой земле, имея за спиной воду и врага…

– В штаны наложил со страху? – рявкнул принц.

Офицер прикусил губу:

– Предпочитаю гибель в бою смерти от чар.

– Это можно устроить еще быстрее, – процедил Даргон. – Стража!

В палатку тотчас же вошли трое гвардейцев из личного отряда наследника трона.

– Увести этого человека, – показал он, – и повесить.

Собравшиеся замерли.

– В полном вооружении, – продолжал принц. – Потом пусть запишут, что он погиб в сражении с притяжением земли… – Он презрительно посмотрел на подчиненных. – Желаете что-то спросить?

Желающих не нашлось.

– Не может быть! – Сагино ошеломленно посмотрел на гонца. – Повтори!

– Принц Даргон решил обойти войска островитян, перейдя Безымянную Реку.

Сагино посмотрел на карту и пожал плечами.

– С тем же успехом они могли бы обойти все Пустые Горы, – заметил он. – А мне что делать?

– Для вашего благородия у меня никаких распоряжений нет.

Комендант тяжело опустился в кресло.

– Это какое-то безумие… – простонал он.

Гонец опустил глаза.

– С половиной легиона, на полпути между Диной и Кемром, перед лицом главных сил Империи… – продолжал Сагино. – Лучше я сразу прикажу своим людям броситься на мечи. Последствия те же, только хлопот меньше. – Он махнул рукой.

Он еще раз молча обдумал сложившуюся ситуацию.

– Даргон оставил нас на милость островитян! – взорвался он. – Это безумие!

– Так говорят… – пробормотал солдат.

Сагино поднял брови.

– Говори, что знаешь, – велел он. – Не бойся.

Гонец, стараясь не смотреть в глаза коменданту, рассказал о казнях в лагере.

Старый воин встал и медленно смял лежавшую на столе карту.

– Возвращаемся в Дину, – мрачно сказал он. – Палатки сворачивать, корабли вернуть назад. Этот легион уже обречен.

 

ЛЮБОВЬ ДЕВСТВЕННИЦЫ

На пороге лаборатории Родмина стояли двое истребителей.

– Мы пришли за любовницей чудовища! Мы знаем, что она у тебя.

– В сущности, вы столь же глупы, как и слепы. Что вам нужно от той, кто ни в чем не виновата?

– Закон Чистоты предусматривает…

– Истребитель, ты меня удивляешь. Не знаю, то ли рассмеяться тебе в лицо, то ли плюнуть. Король умирает, королевство рушится, а вы ищете мести, и притом кому – женщине!

– По крайней мере, мы хотим заполучить ее! – рявкнул второй истребитель.

Маг проницательно посмотрел на него:

– Значит, Ксин от вас улизнул?

Ответа не последовало.

– Давай сюда эту суку! – Первый истребитель шагнул вперед, но, поскольку преградивший ему путь Родмин даже не дрогнул, поколебавшись, вернулся на прежнее место и кивнул гвардейскому патрулю. Солдаты нерешительно приблизились.

– Не подходите, – сказал маг, не глядя на них.

Гвардейцы послушались, истребитель же побагровел.

– Именем регента, преподобного Беро… – начал он.

– Убирайтесь!

– Ах ты, жалкий колдунишка… – Оба двинулись вперед.

Родмин молниеносным движением поднял правый кулак и разжал пальцы. Губы прошептали беззвучное заклинание.

Ладонь мага вспыхнула блеском тысячи солнц, но свет этот увидели лишь те, кто только что смотрел в глаза Родмина. Прежде чем веки успели дрогнуть, глазные яблоки обоих истребителей помутнели, словно вареные яйца. Мгновение спустя они закипели и лопнули, взорвавшись клубами пара и разбрызгивая капли дымящегося белка. Истребители, взревев от боли, рухнули на пол. Страдания, однако, были столь страшны, что они лишились чувств, прежде чем упали на камни. В наступившей тишине слышалось лишь шипение кипятка в глазницах.

– Заберите их и вышвырните вон из дворца! – приказал Родмин гвардейцам и закрыл дверь лаборатории.

Сидевшая за столом Ханти с ужасом смотрела на него.

– И что теперь? – прошептала она.

– Ничего. – Маг ритуальным жестом отряхнул руки. – Это должно на какое-то время задержать Беро. На подобную наглость он не скоро решится. Во дворце мы в относительной безопасности. Гвардия официально вынуждена подчиняться приказам Беро, но единственный человек, которому они могут в такой ситуации доверять, – я. Это знают и сотники, и истребители. Я только что продемонстрировал им, что в политические интриги не вмешиваюсь, но и себе на голову сесть не позволю. С таким положением дел им придется согласиться.

– Но это означает, что мы здесь в плену. – Ханти обвела рукой лабораторию. – Как же мы сумеем помочь Ксину?

– Не знаю, – вздохнул Родмин. – Если, однако, я попытаюсь что-либо предпринять, дело дойдет до раскола в рядах гвардии, поскольку часть наверняка встанет на сторону жрецов и истребителей. В итоге все закончится открытым дворцовым переворотом, вспыхнут волнения, и независимо от того, какая из сторон победит, король не доживет до развязки. И виноват в этом, естественно, буду я.

– Так что же… – Ханти опустила голову.

– Придется ждать, – ответил маг. – Мы добились по крайней мере того, что нам никто не помешает это делать.

В дверь чародейской лаборатории заколотили кулаками.

– Неужели в мои рассуждения вкралась ошибка? – удивился Родмин.

Он быстро подошел к шкафу с магическими ингредиентами, достал из ящика какой-то маленький белый предмет и спрятал его под языком. Потом приоткрыл дверь.

От удивления он открыл рот и тут же, едва осознав это, сплюнул в сторону.

Белый комочек взорвался, превратившись в клубок тонкой, словно паутина, но не подвластной огню и железу сети, которая плотной завесой облепила полстены. Маг не обратил на это внимания. Быстро отступив назад, он шире распахнул дверь:

– Входите!

В комнату шагнули двое. Мастер Якоб, если бы не следы от ожогов на щеках и лбу, выглядел бы смертельно бледным. Волосы его частично обгорели. Те, что уцелели, скрутились от жара. Палача поддерживал плечистый мужчина, вся голова которого была замотана большим бесформенным мешком с отверстиями для глаз. Отверстий этих было четыре…

Остолбеневший маг тотчас же его узнал.

– Декарт… – прошептал он. – Как вы сюда попали?

Двухголовый волколак лишь показал на брата.

Якоб, тяжело дыша, оперся о стол и склонился над ним. Лишь теперь Родмин заметил стрелу, торчавшую под ключицей палача.

– Садись, господин. – Он пододвинул ему стул.

Декарт задвинул засов и неподвижно встал у стены.

Ханти смотрела на негр широко раскрытыми глазами.

– Ты оборотень? – спросила она.

Волколак коротко кивнул.

– Так вы мне поможете? – раздраженно поторопил маг.

Мастеру Якобу, после того как стрелу извлекли из легких, нельзя было говорить из-за риска кровотечения. Но он должен был рассказать все и потому лихорадочно шептал. Побледневшие Родмин и Ханти склонились над ним, приставив уши к его губам. Лишь Декарт продолжал неподвижно стоять у стены, словно впав в летаргический сон.

При известии о том, что Ксин больше не человек, Ханти сдавленно зарыдала, а Родмин покачал головой. Чуть позже палач закончил говорить и почти сразу же заснул. Ханти молча глотала слезы. Маг начал хмуро расхаживать по лаборатории. Несколько раз он приближался к стеллажу с чародейскими книгами, но тут же разворачивался и уходил. Однако каждый раз он подходил к стеллажу все ближе и стоял возле него все дольше. Через несколько минут стало ясно, что он борется сам с собой.

– Есть для Ксина хоть какая-то надежда? – тихо спросила Ханти.

– Надеждой я бы это не назвал… – угрюмо ответил маг.

– Но ты можешь что-то сделать?

– Могу.

– Так сделай! – Девушка даже вскочила.

– Ты не знаешь, чего просишь.

– Не важно, помоги ему!

– Есть средства, которых не оправдывает цель…

– Речь идет о жизни короля и о Суминоре.

– Замолчи, женщина! – Родмин схватился за виски. – После мы уже никогда не будем прежними..

– Беспокоишься о себе?

– И о тебе.

– Незачем. Я отдам и душу, и тело.

– Именно это и нужно… – Маг стоял неподвижно,

с посеревшим лицом.

– Родмин!

– Хорошо! – Он подошел к стеллажу и резким движением смахнул на пол все книги. За ними в стенной нише был спрятан еще один том, тщательно завернутый в черный бархат. Королевский маг перенес книгу на стол, распаковал и открыл. Едва он коснулся ее страниц, пальцы и ладони его посинели, словно отмороженные. Руки мага стали похожи на руки трупа.

– Есть тексты, – проговорил Родмин, – читая которые, ты становишься трупом изнутри, хотя снаружи ничего не видно. Этот труд куда честнее. Он открыто предупреждает читателя, что может с ним случиться… – Он нашел нужную страницу и заложил закладку. – А теперь, – обратился он к Ханти, – ты отдашь мне всю свою любовь…

Тэфи, дочери бондаря Илино, было четырнадцать лет, и она была девственницей. Жила она в Дакле, деревеньке возле тракта, ведшего в Дерему, в пяти милях от Катимы. С самого раннего детства Тэфи любила стоять у забора, глядя на проезжающих купцов, солдат, знатных дам и сановников и мечтая о том, что когда-нибудь и она отправится в такое путешествие с рыцарем или принцем, который заберет ее в далекий мир. Она знала, что большинство проезжающих мимо людей служат королю. Как-то раз через Даклу прошла целая армия, и отец сказал, что все эти симпатичные молодые солдаты и их командир, в блестящих доспехах, на прекрасном белом коне, идут умереть за короля. Это было столь возвышенно и чудесно… В другой раз, при виде кортежа придворных дам, она спросила мать: «Они тоже умирают за короля?» «Даже по многу раз…» – ответила мать, странно улыбнувшись.

Сердце Тэфи билось сильнее, когда проходившие мимо ее дома солдаты обращали на нее внимание, улыбались, кричали: «Эй, красавица!» Однако до сих пор ею не заинтересовался ни один принц или офицер. Эти проходили мимо Тэфи с безразличным видом, словно она была лишь частью забора. Вдобавок ко всему родители все реже позволяли ей стоять у дороги. В последние дни у нее совершенно не было на это времени.

Сегодня, однако, было по-другому. В соседней Дагре, что была ближе к Катиме, сгорела корчма, и вроде бы даже случилось нечто еще пострашнее. Отца позвали на деревенский сход, а мать побежала расспрашивать соседок. Так что Тэфи могла снова занять свое любимое место у забора.

Вскоре по дороге проехала верхом одинокая женщина. Несомненно, она была знатной дамой и, в отличие от многих других путников, не слишком спешила. Она ехала медленно, внимательно оглядываясь по сторонам. Внезапно она заметила Тэфи и остановилась рядом с ней. Девушка испуганно замерла.

– Как тебя зовут? – спросила женщина.

– Тэфи, госпожа… – ответила она дрожащим голосом.

– Ты хочешь служить королю?

На мгновение Тэфи не поверила собственным ушам. Прекрасное и одновременно грустное лицо незнакомки и ее вопрос ошеломили девушку.

– Так как? – поторопила Ханти.

– Да, госпожа… – Тэфи охватила волна жара.

– Хорошо, но есть одно условие. Ты девственница?

– Я… не понимаю, госпожа…

– Ты спала с мужчиной или мальчиком? – В голосе незнакомки появились раздраженные нотки.

– Я… спала с братом… и сестрой, госпожа. Когда-то мы спали в одной кровати…

– Я не о том! Ты лежала когда-нибудь голая, раздвинув ноги, под голым мужчиной, а он вставлял тебе между ног?..

Щеки Тэфи вспыхнули румянцем.

– Нет, госпожа… никогда… но…

– Что – но?!

В глазах девушки появились слезы.

– Я видела, как Дарт, сын кузнеца, делал так в лесу с Миной, моей старшей сестрой. Они думали, что никто их не видит. Она сначала жаловалась, что ей больно, а потом говорила, что хочет еще, и…

– Хорошо, – оборвала ее Ханти. – Ты можешь служить королю…

– Правда, госпожа?! – Тэфи даже подпрыгнула.

– Да. – Лицо Ханти посерьезнело. – Но если ты поступишь на службу королю, будешь ли ты готова за него умереть?

– Да, госпожа!

– Еще раз спрашиваю, ты готова умереть за короля?

– Да, госпожа…

Ханти быстро опустила руку к висевшему на поясе мешочку.

– Тогда – да будет так! – Она швырнула в лицо Тэфи горсть черного порошка.

– Госпожа!.. – У девушки закружилась голова. Она судорожно ухватилась за забор и закрыла глаза. Когда она их снова открыла, странная дама была уже далеко. Тэфи некоторое время смотрела ей вслед, потом неуверенно двинулась к дому. Она не могла собраться с мыслями, с ней творилось что-то странное.

У въезда в деревню Ханти ждал Декарт, скрывавший две своих головы под просторным капюшоном. Ко лбу коня волколака был прикреплен сильный, лишающий воли амулет.

– Готово… – устало проговорила Ханти. – Можно возвращаться…

Капюшон волколака отрицательно качнулся.

– Нет?

Вытянутая рука показала на дорогу в Катиму, потом на Ханти.

– Я одна?

Декарт без слов подтвердил.

– А ты?

Волколак не ответил. Он неподвижно сидел на коне, выпрямившись, словно статуя.

– Хорошо, прощай. – Жена Ксина сжала бока коня пятками.

Когда она скрылась вдали, Декарт спешился, после чего снял с коня амулет. Животное испуганно заржало, встало на дыбы и ударилось в бегство. Мгновение спустя двухголовый волколак остался совершенно один.

Немного подумав, он сошел с тракта и исчез в придорожных кустах.

Тэфи ощущала попеременно холод и жар, а больше всего – пронзительную тоску. Стоило ей закрыть глаза, и она видела лицо молодого человека со странными, словно кошачьими, чертами. Она любила его, хотела, желала. Тэфи не в состоянии была назвать собственные чувства и не знала, что ею овладела безграничная любовь и страсть, из тех, что редко становятся уделом даже зрелых женщин.

И было кое-что еще: отчетливый зов, указывавший дорогу. Любовник, которого она никогда не видела, призывал ее к себе с пылом и жаром. От содержавшихся в призыве обещаний у Тэфи кружилась голова. Целый день все валилось у нее из рук, взгляд блуждал. Когда ее спрашивали, не заболела ли она, она лишь пожимала плечами.

После захода солнца зов усилился. Она не могла заснуть. Что-то давило внизу живота, между ног она ощущала влагу. Обычные звуки, доносившиеся с постели родителей, теперь доводили Тэфи до безумия. Подвернув рубашку, она сунула руку между ног. Блаженство ударило подобно молнии, но тут же последовала волна во сто крат более сильного желания и раздирающей разум тоски. Сначала она хотела дождаться, пока все заснут, но теперь это оказалось невозможным. Словно лунатик, она встала с кровати и, босиком подбежав к двери, начала возиться с засовом.

– Тэфи, что ты делаешь?! – донеслись голоса.

Преграда поддалась. Девушка выбежала в ночь.

– Эй, что с ней?

– Может, чары…

– Что ты говоришь, женщина?!

Тэфи бежала вперед, не останавливаясь, не колеблясь, в точно известном направлении. Она мчалась прямо в объятия любовника. Она не обратила внимания, что позади нее мелькает какой-то силуэт, а во все более отдаленных домах деревни загорается все больше огней, что искорки факелов постепенно собираются в одном месте.

Впереди послышался глухой рык. Это он! Ее любимый! Кровь забурлила в жилах. Она ускорила бег. Быстрее! Быстрее! Очередной рык разъяренного зверя зазвучал в ее ушах признанием в любви. Когда перед ней сверкнули фиолетовые глаза, девушка вытянула руки. Ей так хотелось сделать для него все, сделать его счастливым… Мгновение спустя клыки вонзились ей в горло, и Тэфи захлестнула волна невообразимого экстаза.

Декарт отвел взгляд.

Он прекрасно слышал доносившиеся с расстояния в сто шагов хруст костей, урчание и чавканье пирующего котолака, а потом – то, что произошло, когда подействовала кровь девственницы и сопутствующие ей чары. Раздался пронзительный, но совершенно человеческий крик боли. Черная магия на службе добра успешно справлялась со своей задачей…

Декарт снова посмотрел туда лишь после того, как стоны прекратились и с земли поднялся ошеломленный человек. Шатаясь, словно пьяный в стельку, он двинулся куда-то в сторону и пропал во мраке. Тогда Декарт совершил Превращение. Минутой позже двухголовый волколак направился к месту Жертвы. В облике зверя ему легче было вынести то, что он там увидел, и сделать то, что собирался.

Он старательно вывалялся в останках и кровавой каше, после чего сел и стал ждать. Он знал, что черная магия – штука предательская и никогда не удовлетворяется ценой, о которой написано в книгах со страницами из человечьей кожи. В сущности, она никогда не могла послужить добру. Разве что…

Со стороны деревни приближался лес факелов. Уже слышались взволнованные возгласы толпы. Декарт поднял обе головы, набрал полную грудь воздуха и громко завыл. Огни сбились теснее, а взволнованный ропот усилился.

Декарт не шевелился, терпеливо ожидая, пока толпа найдет его и окружит. Когда свет факелов залил то место, где он сидел, раздались крики ужаса. Люди стояли, пораженные представшим их глазам зрелищем. Видя, что они не в состоянии двинуться с места, волколак демонстративно облизал лапу. Он тщательно выбрал место, на котором не было ни следа крови Тэфи, но они об этом не знали.

Кто-то нечеловечески, пронзительно закричал, и из толпы вырвался обезумевший Илино, отец Тэфи, обеими руками замахиваясь вилами. Декарт без труда отскочил и, преднамеренно совершая ошибку, схватился обеими пастями за древко, открыв головы и шеи. Толпа взорвалась ненавистью. У них были осиновые колья, серебряные кинжалы и медные секиры. Однако немало прошло времени, прежде чем черная половина магии наконец получила свою дополнительную плату…

– Мастер Якоб спит, – сказал Родмин вошедшей Ханти.

Оба с усталыми, постаревшими лицами долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова.

– Что теперь? – прошептала наконец Ханти.

– Думаю, чары подействуют, – ответил маг. – Однако, когда Ксин вернется, сумеешь ли ты жить с ним без любви?

– Я сумею полюбить его заново! – решительно заявила она, подняв голову. – А если нет – буду делать вид. Мне не раз приходилось этим заниматься…

– Всю жизнь?

– Всю жизнь, – эхом повторила она. – А ты?

– Я заплатил годами собственной жизни, – ответил Родмин. – Не знаю, сколько мне их предназначено, но теперь будет ровно на двадцать меньше…

– Ты не можешь их вернуть? Ведь есть же способы…

– Есть, – горько усмехнулся маг. – Но за чары, продлевающие жизнь, нужно сперва заплатить новыми годами, без гарантии, что все получится. Это как игра. Приобретаешь и теряешь, теряешь и приобретаешь… В конце концов захваченный этой игрой, ты уже не можешь освободиться от этой книги. – Он показал на стол. – Ты становишься ее рабом, и… – он сделал паузу, – в конечном счете оказывается, что выиграла она. Я сам вынул этот проклятый том из рук мага, которого смерть от старости настигла в тот момент, когда он переворачивал страницу. Нет, таким способом я не воспользуюсь.

– Понимаю… – вздохнула Ханти. – Но Ксин… когда вернется… Будет ли он таким же, как прежде?

Маг задумался.

– Да, Хантиния, – помолчав, сказал он. – Но что-то глубоко в нем сломалось, и уже навсегда.

 

СКЛЕПЫ РОГИРРЫ

Ксин шел напрямик, ничего не видя и ничего не соображая. Превращение постепенно отступало. Наложенные на него чары потихоньку связывали его демоническую натуру, отодвигая ее в глубь подсознания и позволяя выйти на волю человеческой стороне его души. Он снова становился человеком, по крайней мере внешне, однако таившееся в нем зло не было еще побеждено. Напротив, оно лишь усилилось, хотя и было крепко связано магическими узами.

Добравшись до берега какого-то болотистого ручейка, он споткнулся, упал лицом в воду и так и остался. Он пролежал в воде до рассвета, пока не начали вновь работать легкие. Ксин захлебнулся и вскочил. Он долго откашливался, потом уже более осмысленно огляделся вокруг.

Он осторожно попытался привести в порядок мысли, в поисках каких-либо воспоминаний. Что-то с ним случилось… Но что? Он вспомнил вампира, Редрена и тут же вскочил на ноги. Зов Присутствия! Где он? Он начал прислушиваться. Ничего. Все исчезло…

А может быть, и нет. Он чувствовал себя совершенно разбитым, ему казалось, будто душа его растерзана в клочья… Может быть, это пройдет? Где-то в глубинах разума блуждало ощущение того, что он совершил нечто ужасное. Котолак посмотрел на себя. Одежда в лохмотьях. Рубашки, собственно, не было вообще, от нее остался лишь обрывок левого рукава. Штаны держались чудом, от сапог отвалились подошвы.

Неужели он попробовал человечины? Не может быть! Ничего подобного он не помнил. Откуда же эта мысль? Что произошло? Его вез мастер Якоб, а потом он очнулся в воде… Нужно найти палача… Нет! Нужно идти на юг, за вампиром. Когда он немного придет в себя, он должен снова ощутить его Присутствие. Что-то все-таки случилось…

Раздумывать над этим не было никакого смысла. Котолак перешел через ручей и двинулся в сторону лесов Рогирры. По мере того как к нему возвращались силы, он ускорял шаг. Около полудня он уже прекрасно себя чувствовал. В одной из деревень по дороге он украл одежду и пару крестьянских кожаных лаптей, напоминавших высоко зашнурованные сандалии. Удивительно, но он совершенно не чувствовал голода – как будто недавно весьма сытно пообедал… Впрочем, об этом лучше было не думать! К счастью, вскоре он почуял Присутствие преследуемого вампира. Первая же волна возбуждения превратила его руки в кошачьи лапы. Ксин удивленно уставился на них. Никогда прежде Превращение не происходило с ним столь легко…

Комендант Дины нахмурил брови.

– Может быть, это лишь передовой отряд? – спросил он.

Разведчик отрицательно покачал головой:

– Нет, господин, по крайней мере половина легиона. Дальше я не считал, чтобы поскорее прибыть с известием.

– Пол-легиона между нами и Диной! – Сагино ударил кулаком по столу. – Этого следовало ожидать! Когда принц ушел с легионом в Пустые Горы, дорога к Дине стала открытой. Они знают, что Гесрен без приказа и подкрепления из Кемра и носа не высунет, и бросили основные силы на Дину… – размышлял он вслух.

– Нужно вернуть наши корабли, пусть придут с помощью, – отозвался один из присутствовавших в палатке сотников.

– А я отправил с ними треть наших людей… – Сагино скрипнул зубами. – Беги, Яно, пошли немедленно за ними трех гонцов. Пусть прикажут Форпарту все бросать и идти к нам на помощь. Пусть берет всех, кто способен держать оружие.

– А корабли?

– К дьяволу их! Сжечь! Или нет… В конце концов, мы ведь намерены выиграть это сражение… Пусть Форпарт оставит там несколько человек, которые в случае чего их подожгут.

– Ты сказал «сражение», господин? – Сотник Яно выжидательно посмотрел на него.

– Да, мы примем бой. С таким количеством повозок и вдали от дороги у нас нет шансов успеть в Дину раньше островитян. Оставаясь здесь, мы выигрываем несколько часов на подготовку, прежде чем нас найдут. Иди, Яно, пошли гонцов и созови офицеров на совет.

– Так точно, господин! – Сотник быстрым шагом покинул палатку.

Четверть часа спустя комендант Сагино обвел решительным взглядом лица своих подчиненных. Седые волосы и твердость во взоре делали его похожим на старого волка.

– У нас тысяча шестнадцать человек, сто двадцать повозок и дюжина баллист, – сообщил он. – Островитяне имеют над нами трехкратный перевес, из чего следует, что они не станут ждать, пока мы на них нападем. – Он холодно улыбнулся. – Мы поставим повозки прямоугольником, упираясь одной стороной в берег реки. – Он показал место на карте. – Со стороны дороги поставьте повозки в три ряда, лишь вдоль реки хватит одного. По коротким сторонам будут открыты проходы для конницы, поставьте повозки там так, чтобы их можно было передвигать. По углам прямоугольника, возле проходов, встанет по шесть баллист. Сколько у нас конницы?

– Триста пятьдесят конников, господин, вместе с теми, кто сядет верхом на тягловых лошадях…

– Поделить их на две группы и выстроить у проходов. Пятьсот пеших обороняются со стороны дороги, остальные защищают проходы и берег реки. За дело, рыцари!

Хватит с нас магии. Пришло время старой доброй стали!

Офицеры выбежали из палатки. Чтобы выполнить распоряжения коменданта, им потребовалось около трех часов. Повозки расставили в соответствии с планом, связали их цепями, заблокировали колеса. Из стоявших на краю прямоугольника выгрузили содержимое и сложили его в выкопанных ямах. Землей заполнили мешки и ящики, которыми прикрыли баллисты и укрепили первую линию повозок. Все это время на площадке внутри прямоугольника царила суматоха, временами превращавшаяся в хаос. На время приготовлений нужно было вывести наружу лошадей. Постепенно все предметы и люди оказались на своих местах. Возле баллист сложили груды свинцовых ядер величиной с кулак, в землю воткнули большие арбалетные стрелы длиной в локоть. Самые длинные и тяжелые, предназначенные для стрельбы по толпе, стрелы с раскидистыми наконечниками, напоминавшими якоря из сабель, положили так, чтобы острия торчали над верхушками укреплений.

Началось томительное ожидание.

Солнце миновало зенит, и дневная жара начала постепенно спадать. Солдаты перестали прятаться в тени лагеря.

– Хорошее время для битвы, – сказал Сагино сотникам, стоявшим вместе с ним на одной из пустых повозок.

В начале второго часа пополудни в зарослях между лагерем и дорогой на Дину что-то зашевелилось.

– Луки на изготовку! – приказал комендант. – Короткие стрелы!

Заскрипели рычаги натяжных механизмов баллист. Между длинной стороной лагеря и рощицей молодых деревьев и кустов тянулось около трехсот шагов открытого пространства, на котором была выкорчевана большая часть растительности. По другую сторону поля сверкнула сталь.

Волна вооруженных людей выплеснулась на край прибрежной равнины. Шеренги, колонны, отдельные группы начали выстраиваться с трех сторон лагеря. Зелено-голубые знамена Империи обозначали места сбора отдельных сотен.

– Целиться в самую большую группу! – крикнул Сагино и, подождав немного, скомандовал: – Стрелять!

Свистнули тетивы, и первая дюжина стрел помчалась в сторону врага, вонзившись в толпу островитян. Упал ли кто-либо из них, заметить не удалось. Ответом был нарастающий гневный рев, тут же перешедший в мрачный ропот.

– Заряжать и стрелять! – скомандовал комендант. – Не жалеть стрел!

После третьего залпа островитяне смолкли, хладнокровно продолжая формировать строй. Двенадцать баллист не могли перечеркнуть намерений трех тысяч человек. Тут же появились их собственные катапульты и баллисты.

Первый булыжник величиной в полтора кулака выбил кусок дерна перед рядом повозок и с грохотом ударил в борт одной из них. За ним полетели новые. Мгновение спустя раздался треск ломающегося дерева, во все стороны разлетелись щепки, кто-то громко закричал.

– Цельтесь в их машины! – закричал Сагино.

– Господин, сойди с повозки, ты стоишь на самом виду, – посоветовал ему один из сотников. Словно в подтверждение его слов, длинная стрела с треском пробила борт соседней повозки и застряла в дне. Сидевший рядом легионер поспешно отодвинулся.

– Хорошо, – согласился комендант. – Эй, ты! – крикнул он перепуганному солдату. – Стереги свое место, лучшего укрытия все равно не найдешь!

– Так точно, ваша милость! – ответил легионер.

Сагино сошел с повозки и отправился на обход позиций.

Поединок стреляющих машин разыгрался не на шутку. Со стороны островитян их появлялось все больше, и в конце концов уже тридцать с лишним катапульт и баллист осыпали лагерь суминорцев градом камней и стрел, которые разбивали укрепления, пронзали и сшибали с ног людей, повергали в панику лошадей.

Никто из конников не сидел в седле; они стояли, крепко держа коней под уздцы, некоторым удалось заставить животных опуститься на колени. У всех в руках были обнаженные мечи. Когда какая-нибудь тяжело раненная лошадь впадала в безумие от боли, единственным способом избежать хаоса было немедленно ее добить.

Сосредоточенный обстрел суминорскими баллистами машин противника быстро начал приносить плоды. Сначала одна из стрел перебила связку скрученных жил, приводивших в движение катапульту островитян. Поврежденная машина высоко подпрыгнула и начала танцевать, словно в припадке, раздавив двоих из обслуживавших ее солдат. Остальные в панике разбежались. Потом у одной из баллист отстрелили колесо, выведя ее из строя. У еще одной суминорская стрела перебила натянутую тетиву, вследствие чего наводчик лишился головы. Комендант Сагино собственными глазами видел, как выстреливший рядом с ним свинцовый шар, описав плавную дугу, ударил в середину туловища командира вражеской батареи. Островитянин отлетел на десять шагов назад, упал на спину, какое-то время перебирал руками и ногами, словно перевернутый жук, после чего застыл неподвижно.

Когда была уничтожена пятая машина противника, островитяне изменили тактику и сосредоточили обстрел на углах лагеря суминорцев. Последствия оказались сокрушительными. При двукратном превосходстве противника бесполезными оказались укрепления из повозок и заполненных землей ящиков. В течение минуты две суминорские баллисты были разнесены в щепки. В следующую минуту камень из катапульты сломал плечо лука третьей. Натянутая тетива швырнула кусок дерева назад, подобно чудовищному бичу. Четверо солдат со сломанными руками, ребрами и размозженными лицами с воем покатились по земле.

– Отодвинуть баллисты в глубь лагеря! – приказал Сагино, подходя к уничтоженной позиции. – По одной! Пусть думают, что их уничтожили!

Кто-то побежал передать приказ на другой угол.

Суминорский обстрел внезапно прекратился. Островитяне торжествующе закричали. Их снаряды снова начали осыпать лагерь. Но это продолжалось недолго.

В бой вступила пехота.

Островитяне решили ударить всеми силами, сразу с трех сторон. Когда развернувшиеся для атаки ряды пехоты заслонили машины, сделав невозможным продолжение обстрела, комендант Сагино распорядился вернуть баллисты на позиции. На тетивы наложили стрелы с саблевидными наконечниками.

– По коням! – приказал Сагино. – Открыть проходы!

Когда шеренги наступающих островитян достигли середины поля, последовал приказ:

– Стрелять!

Раздался свист, словно сотня солдат быстро завертела в воздухе мечами. Стрелы вращались в полете, рассекая воздух сабельными остриями наконечников с силой тонера. Целились так, чтобы стрелы летели на высоте голов и плеч.

Девять посланников смерти с разгону вонзились в гущу наступавших, раскалывая шлемы, врубаясь в шеи, челюсти, лица, ломая древка копий. Смертоносные якоря прорубили в рядах противника кровавые борозды, смешав строй островитян и вынудив их замедлить шаг. Когда обливавшиеся потом солдаты с помощью длинных рычагов снова начали взводить механизмы баллист, зловеще трещавшие под воздействием могучих сил, в бой двинулась конница.

Сагино не терял зря времени, ожидая, пока конники выстроятся стремя к стремени. Едва они вышли из проходов в укреплениях, он тут же бросил их в контратаку. Пустить коней галопом не удавалось – не хватало места, чтобы разогнаться. На всем скаку конники метнули тучу копий и ударили следом за ними.

Пехота и конница соединились у коротких сторон лагеря, волна же наступавших островитян достигла длинной. Еще раз стрелы-якоря собрали свою кровавую жатву, после чего в воздухе замелькали мечи и копья.

Первые островитяне, вскарабкавшиеся на повозки, упали с разбитыми головами и отрубленными руками. Однако со следующей их волной дело пошло не столь легко. Прикрываемые копьями идущих за ними товарищей, нападавшие лезли на повозки, образовывавшие внешнее кольцо обороны лагеря. В дикой тесноте стилеты были полезнее длинных клинков. Короткие мечи суминорских легионеров оказались настоящим благословением, но и морская пехота Кахара V привыкла сражаться в толчее, царившей на палубах захватываемых кораблей.

Суминорцы не уступали. Они сталкивались с островитянами в открытом бою лицом к лицу или поражали их коварными ударами, проталкивая клинки между досками повозок или неожиданно выскакивая из щелей и из-за бортов. На земле, под осями, среди закрепленных неподвижно колес, ногти и зубы оказывались не хуже стальных лезвий.

Комендант Сагино, желая дать пример солдатам, сам ворвался в гущу сражающихся. Кого-то он успел прикончить, потом принял удар в левое плечо, ослабленный наплечником, но завершившийся чувствительным ранением, и наконец, получив в лицо рукоятью меча, свалился между повозками и запутался в соединявших их цепях. Над ним завязалась отчаянная рубка, в итоге которой эту часть укрепления очистили от островитян, и адъютанты поспешно извлекли своего командира из ловушки.

– Не подвергай свою жизнь опасности, господин, право, это ни к чему, – тяжело дыша, проговорил сотник Яно.

– Ты прав. – Сагино дотронулся до разбитой скулы. – Староват я уже стал для этого…

Исход сражения решила конница, которая под натиском атаковавших с обеих сторон островитян пробилась в тыл их главной линии, наступавшей на лагерь с фронта. Пехотинцы, видя позади себя суминорцев, утратили боевой пыл. Они начали спрыгивать с повозок, поворачиваясь лицом к новым противникам. Потом, невольно сосредоточившись в довольно большие группы, они разорвали собственный строй, открыв середину лагеря. Суминорские баллисты возобновили обстрел, усиливая всеобщее замешательство.

Сагино, видя, что происходит, проворно вскарабкался на заваленную телами повозку.

– Расто-о-о!!! – крикнул он что было сил, так что даже жилы выступили на висках. – Бери катапульты!

Сотник Расто – командир конного отряда, оборонявшего северный проход, услышал крик и тут же увлек за собой несколько десятков кавалеристов в атаку на одну из двух батарей катапульт и баллист, в данный момент полностью лишенную какой-либо защиты. Не прошло и минуты, как они в мгновение ока привели в негодность пятнадцать машин и перерезали обслуживавших их солдат.

Островитяне окончательно растерялись. Они обладали столь большим перевесом, что любой удачный маневр мог в корне изменить положение, но оказалось, что, привыкшие к сражениям на забитых людьми палубах, солдаты и офицеры совершенно беспомощны на открытых пространствах. Никто даже не подумал о том, чтобы попытаться окружить конницу и отрезать ей путь отступления к лагерю. Вместо этого они сбились в две беспомощные толпы, являвшиеся отличной мишенью для метательных машин. Паника окончательно овладела войском, когда кто-то из командиров рангом пониже собственноручно бросил несколько сотен пехоты на помощь второй батарее катапульт. Это положило начало всеобщему отступлению.

Расто предпочел больше не рисковать. Суминорцы, удовлетворившись уничтожением одной батареи, беспрепятственно вернулись к лагерю.

– Пусть пятьдесят конников останутся снаружи у каждого прохода, – приказал Сагино. – Сейчас начнется…

Он оказался прав. Едва отступавшие островитяне отошли от уцелевших катапульт, в сторону лагеря тотчас же понеслись полосы дыма. До этого имперцы не прибегали к помощи зажигательных снарядов, чтобы горящие повозки не стали препятствием для атакующих. Теперь подобная щепетильность не требовалась. Десять горшков с горящим маслом разбились внутри лагеря, разбрызгивая во все стороны жидкий огонь.

– Уничтожить катапульты! – крикнул комендант стрелкам возле баллист. – Куда, идиоты? – заорал он на солдат, бежавших с ведрами в руках. – Не водой, пожар только усилится! Горящее масло всплывет наверх! Землей тушить! И песком!

Вскоре две трети защитников лагеря были заняты борьбой с огнем. Час спустя стало ясно, что островитяне не сумеют закидать суминорцев горящими снарядами. Не хватило катапульт…

– Неплохо, – усмехнулся Сагино.

Дымящийся горшок, подлетевший совершенно бесшумно, разбился о край борта повозки, в шаге от коменданта, залив его с ног до головы горящим маслом.

Сагино даже не успел закричать. Сотник Яно молниеносно выхватил меч и, оказывая командиру последнюю услугу, снес ему голову.

– Принимаю командование на себя, – объявил он онемевшим от ужаса адъютантам. Никто не возражал.

Яно подошел к баллистам, чтобы оценить действенность обстрела. Немного постоял позади батареи, наблюдая за работой солдат, тушивших и восстанавливавших контуры укрепления, раз за разом разваливавшиеся под ударами снарядов врага. Как раз сейчас один из ящиков с землей, в который попала тяжелая стрела, с грохотом слетел с вершины баррикады. Трое легионеров кинулись поставить его на место.

Сотник двинулся было вперед, но вместо этого невольно сделал два шага назад… Выпущенная из баллисты могучая стрела пронзила его быстрее, чем успели среагировать нервы. Лишь мгновение спустя Яно ощутил щекотание в груди. Взглянув на свой панцирь, он с удивлением увидел в нагруднике дыру в полтора дюйма. Стрела пробила его слева, на расстоянии в три пальца от грудины.

Сердце уже не билось. Удивленное выражение застыло на лице Яно и так на нем и осталось, когда он мягко погрузился во тьму.

Островитяне снова выстраивались, готовясь к очередному штурму. Видно было, что на этот раз они ударят только с фронта, под прикрытием отрядов пикинеров и копейщиков, защищавших их с флангов и с тыла от конницы противника.

Наступление началось еще до того, как катапульты прекратили обстрел. Сбитые с толку суминорцы беспомощно стояли на месте, не зная, следует ли дальше тушить пожары или же занимать оборонительные позиции. Шло время, а приказа никто не отдавал…

Замешательству положили конец сами островитяне, прервав бомбардировку. Все способные сражаться защитники лагеря начали карабкаться на повозки. Неожиданно метательные машины врага забросали снарядами суминорскую конницу, охранявшую южный проход, сея панику среди лошадей.

Волна пехоты с воплями достигла линии повозок. Обе стороны были уже измотаны, так что первоначальное ожесточение быстро сменилось монотонной рубкой. В таких условиях начало сказываться численное преимущество островитян. Полчаса спустя они захватили весь внешний ряд повозок и постепенно вытесняли защитников со второго. Отчаянные, но все более слабые атаки суминорской конницы не в силах были пробить линию пикинеров. Никто уже не командовал обороной. Она крошилась, ломалась и уступала, словно кость в медленно сжимающихся челюстях бульдога… То, что у суминорцев не было командира, оказалось даже к лучшему, поскольку любой здравомыслящий человек, трезво оценив ситуацию, принял бы решение сложить оружие, особенно учитывая то, что сражение уже перекинулось на третий, последний ряд повозок и в любое мгновение могло превратиться в резню.

Как ни парадоксально, беспомощность обороны дала возможность дождаться помощи. Когда с севера из зарослей появилось шестьсот солдат и моряков капитана Форпарта, в защитников словно вселились новые силы. Однако островитяне, видя, что близкая победа снова ускользает из рук, пришли в бешенство. Они атаковали столь яростно, что изумленные защитники внезапно увидели врагов, врывающихся в середину лагеря…

Однако подобная дерзость была быстро наказана. Люди Форпарта, выстроившись в четыре не слишком ровные, но сомкнутые шеренги, бегом двинулись навстречу островитянам. Две линии пикинеров, охранявших левый фланг и уже основательно потрепанных конницей, не продержались и минуты. Отброшенные назад, они смешались с главными силами, которые, отступив от лагеря, пытались подготовиться к встрече с новым противником.

И опять им не хватило времени, чтобы заново перестроить ряды. Суминорское подкрепление столкнулось с неподготовленной толпой островитян, оттеснило ее от лагеря, погнав в сторону исходных позиций, словно стадо баранов. Десятка полтора солдат противника, отрезанных внутри четырехугольника от повозок, тут же бросили оружие и подняли руки вверх. Причиной катастрофы имперской морской пехоты стало отсутствие опыта сражений на большом пространстве и в развернутых боевых порядках. На глазах остолбеневшего командира островитян капитана Вергена – шестьсот суминорцев прогнали с поля почти две с половиной тысячи его людей, после чего с ходу захватили последнюю батарею метательных машин. Обслуживавшие их солдаты даже не пытались защищаться, бросив катапульты и баллисты, они обратились в бегство. При виде этого паника охватила и остальных островитян. Никто также не пытался защищать и импровизированный лагерь.

– Господин! Их наверняка должно быть больше! – крикнул один из адъютантов, Вергена. – Сейчас они нас окружат!

Командир островитян без единого слова развернул коня. Самым главным теперь было написать убедительный доклад для императора…

Полчаса спустя в лучах закатного солнца капитан Форпарт склонился над останками коменданта Сагино. Вокруг слышались стоны тяжелораненых. Разбитые повозки дымились и были залиты кровью. Легионеры молча стояли вокруг, опустив мечи.

– Приготовьте костер, – приказал Форпарт. – Пусть огонь довершит начатое… Прах мы заберем в Дину.

– В Дину, господин? – удивился один из десятников, по имени Мино Дерго. – Разве мы не станем преследовать врага?

– У нас меньше тысячи способных сражаться, – ответил капитан. – Было бы безумием гнаться за более многочисленным противником, который за ночь, вне всякого сомнения, придет в себя. Мы разбили их и остановили поход на Дину. Этого достаточно.

– Значит, – вздохнул Мино, – ничего не изменилось…

Тагеро, бродячий чародей, торчал у дороги из Деремы в Сахен, на самой границе провинций Каладен и Старый Суминор. Он ждал прохожего, который мог бы дать ему последний шанс. Речь шла о ком-то, обладающим особыми свойствами, о человеке с расщепившейся душой, лучше всего сумасшедшем, считающим себя несколькими людьми сразу. В естестве подобного экземпляра легко бы нашлось место еще для одной личности, для Тагеро. Чародею необходимо было перебраться в новое тело, ибо то, которое он имел с рождения, умирало и ему оставалось уже не слишком много времени. Еще теплилась надежда, что до той поры по дороге пройдет подходящий человек, но Тагеро не мог сам отправиться на поиски. Он попросту не мог покинуть своего места возле тракта.

Причиной тому был кол, на один конец которого был насажен Тагеро, а второй врыт в землю, дабы все вместе служило устрашающим примером. Чародей исполнял эту роль уже два дня и две ночи. Как раз приближалась середина третьего дня, и казненный чувствовал, что еще одной полуденной жары уже не выдержит, в лучшем случае не сможет сохранить ясности мыслей, что, по сути, было одно и то же.

Движение на дороге было не слишком оживленным, и из немногочисленных прохожих мало кто останавливался достаточно надолго для того, чтобы Тагеро мог прощупать его разум. Чародея постепенно охватывал все больший страх. Заклинания, которыми он владел в совершенстве, защищали его от боли, но никакие чары не могли сдержать неумолимо нараставшего обезвоживания организма. Ниже пояса он был уже мертв, начинали усыхать крепко связанные руки. Сердце, которому помогала магия, питало мозг все сильнее загустевавшей кровью. В любой момент он мог потерять сознание.

Он проклинал свою судьбу. Его схватили в корчме, в какой-то захолустной провинциальной дыре, недостойной носить даже самое дурацкое название. Его случайно узнал приятель одного бродячего философа, душу которого Тагеро в порыве фантазии перенес когда-то в тело большой змеи. Староста деревни, получив донос, отличился воистину дьявольской хитростью. Никто не проявлял к чародею даже малейшей враждебности, пока какой-то местный детина не приложил ему сзади скамьей по затылку. Когда Тагеро очнулся, он лежал связанный, с кляпом во рту, лишенный всех своих артефактов. Ему не позволили сказать ни слова в свою защиту. Найденные при нем магические предметы сочли доказательством истинности обвинения, и на рассвете Тагеро ощутил в собственных внутренностях острие кола. Все это было столь невероятно и абсурдно, что чародей до сих пор сомневался в реальности происшедшего с ним. Ему и его великим амбициям предстояло сгнить в придорожной канаве?! Когда до него доходило, что такое вполне возможно, страх душил его в стократ сильнее, чем кляп во рту.

У него был лишь один шанс…

Шагавший по дороге молодой человек походил на крестьянина, но упругостью движений напоминал солдата или что-то в этом роде… Лицо его было необычно сосредоточено.

Налитые кровью глаза Тагеро напряженно уставились на прохожего. Охваченный внезапной надеждой, чародей аж задрожал на колу. Теперь следовало сделать так, чтобы их взгляды встретились. Когда прохожий уже почти подошел к месту казни, Тагеро глубоко вздохнул и хрипло застонал. Молодой человек остановился, поднял голову…

Он наверняка не был сумасшедшим, какой нужен был чародею… Однако в глазах юноши мелькнуло нечто свидетельствовавшее о некоей сильной внутренней борьбе, и Тагеро решил, что лучшего случая ждать не станет. Не утруждая себя дальнейшим разглядыванием молодого человека, он привел в действие чары, которые вырвали его душу из гибнущего тела и, словно поток огненных игл, вонзившийся в глаза прохожего, перенесли ее в его разум.

Ксину показалось, будто его ослепила яркая вспышка. В голове зашумело, он почувствовал, как сдавило виски. Будто бы кто-то крикнул, но котолак решил, что звук этот издал насаженный на кол несчастный, который как раз в это мгновение испустил дух.

Тагеро почувствовал себя словно путник, по глупости забравшийся в логово дикого зверя. Однако это было намного хуже, чем просто зверь. В подсознании прохожего чародей наткнулся на чудовище. Страх, который он испытывал до сих пор, был ничем по сравнению с ужасом, который охватил его теперь. Тагеро понял, что попал в ад. Такова была его последняя осознанная мысль, прежде чем его поглотила кипящая в оковах воли магма зла. Он стал игрушкой, рабом, жертвой ненависти в тысячи раз большей, чем та, на которую он способен был сам, но все же не был уничтожен до конца.

Смятение в мыслях Ксина вскоре прошло. Тот факт, что он на мгновение перестал ощущать Зов Присутствия, скорее удивил его, нежели обеспокоил. Он потер глаза. Уже все хорошо… Вампир был где-то впереди!

Забыв о легком недомогании, котолак двинулся дальше. Потом перешел на бег. Преследуемый вампир передвигался только ночью, но делал это он значительно быстрее, чем Ксин, который, правда, шел день и ночь без отдыха, но избегал Превращения, поскольку необычная легкость, с которой оно происходило, вызывала у него смутное беспокойство. Кроме того, он не хотел рисковать, нарвавшись на жителей рогиррского пограничья, для коих демон любого рода был существом, которое следовало уничтожить любой ценой. Местные истребители, в отличие от столичных, не делили творения Онно на пригодные и непригодные для политических игр.

После захода солнца котолак свернул с тракта и двинулся по бездорожью Круглых Холмов. К рассвету он добрался до границы Черной Пущи. Зов Присутствия вампира-посла смешался по крайней мере с полутора десятками других, исходивших от разных тварей, но Ксин уже хорошо различал индивидуальные оттенки Зова создания, которое он преследовал.

Когда солнечный диск целиком показался над горизонтом, вампир, как обычно, впал в летаргию и затих. Теперь задача Ксина заключалась в том, чтобы как можно больше сократить разделявшее их расстояние. Он ускорил шаг.

До сих пор котолак использовал лишь свою сверхъестественную выносливость, однако, углубившись в дебри Рогирры, он мог уже не осторожничать. Он остановился, присел и позволил дремлющему в нем зверю завладеть его телом. Полное Превращение наступило всего за три удара сердца.

Ксин издал горловое рычание и помчался вперед. Земля и сухие листья брызнули из-под его лап. Обычно Превращение связано было с болью и усталостью, теперь же оно казалось даже приятным. Он почувствовал себя столь великолепно, словно после долгих поисков наконец отыскал свою истинную натуру… «Опасная мысль!» – мелькнуло у него в голове, однако вскоре не осталось уже ничего, кроме пульсирующего в мышцах и жилах ритма наступающей ночи и плавных звериных движений. Быть зверем вдруг стало так приятно… Он мчался теперь втрое быстрее, чем в человеческом облике. Это означало, что вампир от него уже не уйдет. Он настигнет его самое позднее к полуночи!

Он продирался сквозь заросли, могучими прыжками преодолевал ямы и поваленные деревья. Его собственный, источавший дикую ярость Зов Присутствия заставлял все живые существа уступать ему дорогу. Он был королем этих лесов! Спавшие в своих логовах упырихи, когда их достигало Присутствие Ксина, инстинктивно сворачивались в клубок, принимая позу нерожденных.

Он был весь движение, ритм, орудие мести. Гнев и ярость переполняли его до такой степени, что порой с шерсти сыпались голубые искры. Обычный, зеленый, блеск глаз становился тогда фиолетовым. Однако сознание не покидало его ни на мгновение. Он бежал точно в том направлении, откуда доносились до него последние волны зова вампира.

Солнце садилось, удлинялись тени. Одна из них с головокружительной скоростью неслась среди остальных. Потом все тени слились в одно море мрака, и остались лишь два горящих глаза, мчавшихся сквозь тьму, словно пара комет. Трещал ломавшийся под лапами хворост.

Когда солнце опустилось за горизонт, Присутствие вампира не проявилось вновь, как обычно в это время в последние дни. Котолак удивился, но не замедлил бег. Раз преследуемая тварь не продолжает двигаться, значит прошлой ночью она добралась до цели. В данный момент лишь память и кошачье чувство ориентирования могли помочь Ксину отыскать укрытие вампира. Котолак еще раз вспомнил, с какой стороны донесся последний зов Присутствия бывшего посла, и оценил, насколько он невольно отклонился от цели. Сделав необходимую поправку, он ускорил бег.

Уже с расстояния в полмили он заметил среди деревьев розоватое сияние. Оно исходило как раз с той стороны, куда бежал Ксин. По мере приближения оно становилось все более красным и ярким. В какое-то мгновение лес уступил место поляне, посреди которой громоздились заросшие плющом руины. Над землей, из отверстия между поваленными колоннами, бил красный свет. Там было достаточно места, чтобы в подземелье могло пробраться существо величиной с человека или котолака. Ксин, не колеблясь, с разгону прыгнул внутрь.

Он оказался в склепе. Приземлившись, котолак поднял с пола клубы пыли, взмывшие пронизанным алым блеском облаком. Источником света был красный кристалл величиной с человеческую голову, с несколькими десятками отшлифованных многоугольных граней, лежавший в центре помещения на постаменте из синего камня. Его яркий блеск наполнял алым сиянием подвал, построенный в форме квадрата с закругленными углами. В стене напротив отверстия, через которое попал сюда Ксин, находился проход, ведший в глубь подземелья.

Здесь лежало десятка полтора скелетов, по большей части одетых в разнообразные доспехи. Истлевшие останки одного рыцаря покрывал нагрудник из проеденной патиной бронзы. Возле каждого скелета лежало какое-то оружие, в основном мечи и топоры, иногда обычные дубины и боевые цепы.

Рыцари, простые солдаты, крестьяне, разбойники, искатели приключений… – оценил Ксин социальное положение мертвецов, осторожно обходя помещение. Рядом с трупами лежало не только оружие, но и нетронутые сумки с личными вещами. На лезвиях не было щербин, в панцирях же и шлемах – никаких дыр и трещин. Никаких следов борьбы…

Котолак обратил внимание на расположение скелетов. Казалось, будто они пытались отползти от светящегося кристалла. Возможно, его свет был смертелен для человеческих существ. Если так, хорошо, что он вошел сюда в облике зверя…

Внезапное движение в углу прервало его размышления. Это была летучая мышь. Она долго металась по полу, словно в агонии, после чего, однако, собравшись с силами, взлетела и выпорхнула наружу. Котолак обратил теперь внимание на других летучих мышей, которые одна за другой просыпались под потолком и вылетали на охоту. У тех никаких проблем не возникало. Неужели они привыкли к красному сиянию? А та – была здесь лишь первый раз? Похоже было, что свет кристалла обездвиживал живые существа, но лишь на какое-то время. Можно было это проверить, но у Ксина имелись дела поважнее. Где-то здесь прятался вампир!

Котолак вошел во второе помещение. В нем царил алый полумрак. У стен тоже лежали человеческие трупы, но здесь это были рассыпающиеся, истлевшие мумии.

Ксин уже собирался перейти в следующий склеп, когда его внимание привлекла одна деталь. Одна из мумий, вернее, ее часть, поскольку это была лишенная рук верхняя половина туловища вместе с головой, имела необычно длинные зубы. Присмотревшись внимательнее, котолак обнаружил, что это мумифицированные останки вампира… Были здесь и другие – распавшиеся на куски, беспорядочными грудами валявшиеся возле стен.

В третьем, самом темном и самом большом склепе горящие зеленым светом глаза котолака заметили десятки прекрасно сохранившихся мумий, лежавших одна рядом с другой, ровными рядами. Здесь был только один вход, таким образом, Ксин оказался у цели своей погони.

Значит, это здесь Кахар V – император Южного Архипелага – подобрал себе посла! Одна из этих мумий… Котолак обежал весь склеп. Они ничем не отличались друг от друга! Чувствуя нарастающую ярость, он вернулся на середину и присел. Как угадать которая? Шерсть Ксина поднялась, по ней пробежали голубые искры.

Угадывать было вовсе незачем! Яростно зарычав, он набросился на первую с краю и вгрызся в грудь. Ребра треснули, словно сухой хворост. Ксин почувствовал в пасти вкус пыли и старого пергамента. Выпустив мумию, он схватил следующую, помогая себе когтями. Останки рассыпались в прах. Отфыркиваясь и выплевывая сухие ошметки, он раскрошил третью. От отвращения его ярость лишь росла. Четвертая, пятая… Впав в бешенство, он перестал считать. Он рвал, терзал, крошил, словно машина, перемалывающая высохшие трупы. Иссохшие руки и ноги летели во все стороны. Оторванные черепа, обтянутые пожелтевшей кожей, катились по полу. Мумии, как правило, были пустые внутри, однако некоторые были заполнены чем-то наподобие высохшей губки. По ней он узнавал вампиров. На вкус они походили на старые тряпки.

Внезапно он почувствовал в пасти вкус крови. Мумия кровоточила! Она была полна крови и тяжелая, словно свежий труп. Ксин хрипло зарычал и сильнее сжал челюсти. Попался!

Вампир очнулся, когда зубы котолака добрались до сердца. Он ударил вслепую руками, с силой, которая могла бы сломать шею тигру, но на Ксина это не. произвело никакого впечатления. Он подбросил вампира вверх и с размаху ударил его об пол, тщательно следя, чтобы не проглотить ни капли вампирьей крови. Руки кровопийцы сжались на горле котолака, но тот легко освободился, тряхнув головой. Затем клыки Ксина вонзились в сердце чудовищного посла. У вампира не осталось никаких шансов. Хищник закончил свою охоту.

 

ПОЕДИНОК

Зеленоватая пена неожиданно перестала течь изо рта лежавшего на боку Редрена. Вместо нее появилась желтая, похожая на сукровицу жидкость и слюна. Постоянно дежуривший возле ложа короля медик тотчас же послал за верховным жрецом, который явился вместе с главой гильдии истребителей.

– Чем ты объяснишь эти симптомы, господин? – спросил Беро медика.

– Возможно, это признак выздоровления, ваше преподобие.

– В самом деле? – Беро и Берт понимающе переглянулись. – Можешь поклясться?

– Не могу, ваше преподобие, я мало что знаю о вампирьей лихорадке. Если, однако, вампир уничтожен…

– Брат Берт, – обратился верховный жрец к истребителю, – совершил ли кто-либо из твоих людей сей достойный похвалы поступок?

– Увы, нет, ваше преподобие. Мы делали все, что в наших силах, но вампиру удалось сбежать. Ему помог в этом его сообщник, котолак Ксин, бывший капитан гвардии.

– Чем же в таком случае, дорогой брат, ты объяснишь изменения в болезни его величества?

– Вынужден говорить воистину с тяжелым сердцем… – Берт опустил голову. – Однако должен отметить, что замечаю у нашего господина первые признаки демонического Превращения.

– Хочешь сказать, что его величество превращается в вампира?

– Да, ваше преподобие. Единственное, что можно сейчас сделать, – позаботиться о том, чтобы не пострадала его душа.

– Насколько я догадываюсь, сердце короля надлежит сегодня до полуночи пронзить осиновым колом? – промолвил Беро.

– Такова печальная необходимость. – Берт еще ниже опустил голову.

– Вы хотите убить короля?! – взорвался начальник дежурившей в спальне стражи.

– Сотник, – возвышенно произнес верховный жрец, – принимая во внимание твою верность его величеству, твои слова простительны, хотя ты должен понимать, что и кому ты говоришь. Короля невозможно убить, ибо жизни в нем нет.

– Откуда такая уверенность? – не сдавался офицер.

– Кто же еще во всем Суминоре, кроме меня и брата Берта, мог бы утверждать подобное? Но спросим еще у медика. Уважаемый, в ситуации когда вампир не убит, в чем мы совершенно уверены благодаря свидетельству брата Берта, можно ли говорить о чем-либо ином, нежели неизбежное Превращение?

– Нет, ваше преподобие.

– Итак… – Верховный жрец замолчал.

Ему ответила тишина. Наконец подал голос Берт:

– Полагаю, ваше преподобие, что до момента исполнения надлежащей процедуры стража у ложа покойного монарха должна быть усилена опытными истребителями.

– Обойдемся… – буркнул сотник, но Берт не обратил на него ни малейшего внимания.

– Я уже об этом позаботился, – закончил он и хлопнул в ладоши.

Дверь открылась, и в спальню шагнули шестеро истребителей в легких кожаных доспехах, покрытых знаками Силы, – хорошо обученные ветераны. Шрамы на лицах и предплечьях свидетельствовали о том, что им удалось вырваться из лап не одной твари. В руках, однако, они держали не серебряное, но стальное оружие.

Четверо гвардейцев беспокойно зашевелились. Их командир побледнел.

– Собственно, именно истребителям надлежит с этой минуты заняться безопасностью жителей дворца, – заявил Берт.

– Для этого есть гвардия… – процедил сотник.

– Думаю, что данный вопрос могу решить я, – бросил Беро.

– Мне необходимо посоветоваться с руководством!

– Пришли их сюда, чтобы я мог отдать им соответствующие распоряжения, – сухо велел верховный жрец. – Можешь идти, сотник.

Офицер вышел, но, оказавшись в коридоре, направился не в казармы гвардии, а побежал прямо в лабораторию Родмина. Несколько минут спустя, тяжело дыша, он начал колотить в дверь:

– Ваше благородие! Скорее!

– Узнаю твой голос, Зелито, – отозвался маг. – Что случилось?

– Они хотят проткнуть короля осиновым колом!

Родмин тут же открыл.

– Рассказывай!

Зелито поспешно изложил все происшедшее в спальне.

– Немедленно сообщи остальным сотникам, – не раздумывая велел маг. – Встретимся через четверть часа в королевском кабинете.

– Может быть поздно!

– Нет, Зелито. Им нужно, чтобы все произошло во имя торжества Закона Чистоты, так что втайне они короля убивать не станут.

– Ты уверен, господин, что он не…

– Уверен. Иди!

Когда гвардеец скрылся в коридоре, Родмин посмотрел в глубь лаборатории.

– Ксин сделал свое дело, Хантиния, – сказал он. – Когда я уйду, запри дверь и не открывай, пока не услышишь моего голоса.

Не дожидаясь ответа женщины, он направился в королевские покои.

– Нам – сражаться с истребителями?! – спросил четверть часа спустя сотник Мидро, выполнявший в последние дни, по причине возраста и уважения, которым пользовался среди остальных офицеров, роль неформального начальника гвардии. – Воинами с нечеловеческими способностями?

– Они ничем не лучше вас, – сказал Родмин. – Легенды о своих необычайных боевых умениях распространяют они сами, чтобы народ их уважал.

– Но ведь они убивают чудовищ! – удивился Мидро.

– Чаще всего тогда, когда находят их погруженными в спячку или стреляя в спину. Все истории о геройских поединках – на самом деле лишь отчеты о несчастных случаях при исполнении служебных обязанностей.

– Не знал…

– Мало кто знает, они хорошо умеют скрывать то, что им невыгодно.

– Но нам-то что делать? – не выдержал Зелито.

– Просто пойдем и прогоним их из королевской спальни.

– А Беро?..

– Его тоже.

– Верховного жреца Великого Рэха?!

– Король нас простит.

– Тут попахивает гражданской войной, – сказал Мидро. – Стражи Храма не потерпят подобного оскорбления.

– Дайте подумать… – Родмин посмотрел в окно.

В королевской спальне гвардейцы смотрели на истребителей, те – на гвардейцев и своего предводителя. Берт выжидающе поглядывал на верховного жреца, а тот не отводил глаз от короля. Медика уже отослали.

– Долго же заставляют себя ждать господа офицеры, – буркнул Беро.

– Ваше преподобие, это без толку, во дворце царит полная неразбериха, – заявил Берт. – Отдайте распоряжения, – поторопил он.

За дверью раздались шаги. Мгновение спустя на пороге появился Мидро и еще несколько сотников.

– Ваше преподобие, прошу простить за опоздание, но каждый из нас был занят своими обязанностями, – начал Мидро. – Чтобы найти всех…

– Прощаю, – оборвал его Беро. – Я вызвал вас…

– Наидостойнейший, не могли бы мы во имя уважения к покойному королю поговорить где-нибудь в другом месте? – перебил его сотник. – Может быть, в королевском кабинете…

Верховный жрец поднял брови.

– Хорошо, – поколебавшись, согласился он. – Брат Берт, прошу за мной.

Когда за выходящими закрылась дверь и стихли шаги в коридоре, в королевской спальне повернулась стена, открыв темный прямоугольник потайного хода. Из мрака появились Родмин и Зелито, а за ними еще четверо вооруженных гвардейцев.

– Что это значит?! – громко спросил один из истребителей.

– Мы забираем короля, – заявил маг. – Больному в период выздоровления нужен покой.

– Выздоровления?! – взорвался истребитель. – Хочешь, чтобы на троне Суминора восседал вампир?!

– Король выздоровеет. Вампир убит, и убил его капитан Ксин.

– Это заговор!!!

– Сотник, – обратился Родмин к Зелито, – боюсь, что этих фанатиков мне не убедить.

– Похоже… – Зелито посмотрел на своих людей. – Охраняйте короля.

Один из стражников, стоявших у изголовья Редрена, плавным движением наклонил копье и резко ткнул в основание черепа повернувшегося спиной истребителя. Удар гвардейца мог показаться слишком легким, даже небрежным, но острие с треском ломающихся костей вышло между глаз.

Одновременно с ладони Родмина выстрелила голубая молния, которая с отвратительным чавкающим звуком рассекла стоявшего напротив истребителя на два дымящихся куска. Другой молниеносным ударом наотмашь снес голову одному из гвардейцев.

Началась яростная драка. Она продолжалась недолго, но была невероятно отчаянной и кровавой. Ни гвардейцы, ни убийцы демонов не думали о том, чтобы защищаться, лишь о том, чтобы вонзить клинки в тело противника. Истребитель, убивший первого гвардейца, в следующее мгновение располосовал горло второму, но смертельно раненный солдат успел двуручным мечом завершить удар, который разрубил истребителя от плеча до пояса. Оставшиеся трое, прежде чем их успели прикончить, забрали с собой по одному стражнику. Один из гвардейцев и истребитель пронзили мечами друг друга и упали, все еще держась за рукояти. Другой убийца чудовищ погиб от удара топором в тот момент, когда выдергивал клинок, застрявший между ребер его жертвы. Последнего пришпилили копьями к стене, но брошенный им стилет попал в глаз и пробил навылет голову одного из нападавших. Не минуло и десяти ударов сердца, как на полу королевской спальни лежало шестеро истребителей и пятеро гвардейцев. Наступила тишина.

– Недурная выучка… – констатировал Зелито, убирая меч. – Берем короля!

Сотник и трое оставшихся солдат схватили за углы королевскую постель и понесли Редрена к потайному ходу.

– Но что скажут Беро и Берт? – тяжело дыша, проговорил Зелито.

– Сочтут все происшедшее достойным сожаления недоразумением, – ответил шедший следом Родмин. – Как только король придет в себя, они сразу придумают какое-нибудь объяснение…

При свете дня Ксин в человеческом облике склонился над телом вытащенного из подземелья вампира. Из ран убитой твари все еще текла кровь, и кожа под лучами солнца сморщивалась и чернела с каждой минутой. К вечеру от падали останется только пыль. Котолак, однако, не собирался столь долго ждать. Он хотел как можно быстрее найти амулет, управлявший вампиром.

Кто-то потратил немало труда, отыскивая в рогиррской глуши древнее гнездо вампиров и подготовив одного из них для покушения на короля Суминора. На создание, сыгравшее роль посла, был наложен целый ряд защитных чар, а также несколько слоев иллюзий, поддерживавшихся системой артефактов. Самым главным, однако, было обеспечить покорность такого посланника. Где-то в его теле должен был находиться амулет, управлявший им и обеспечивавший связь с чародеем, который подготовил и отправил в путь этого демона.

Подумав, Ксин принял облик зверя и начал методично раздирать падаль на мелкие кусочки. Он не нашел амулета ни в груди, ни в животе, заполненных однородной серой губчатой массой, из которой под давлением лап сочилась кровь жертв твари.

Оставалась еще голова.

Котолак прижал лицо левой лапой, когти правой вонзил в помутневшие глаза и уверенным движением оторвал крышку черепа. Головной мозг был удален в процессе мумификации, но оставался спинной, который после Превращения проявлял достаточную активность, чтобы руководить движениями вампира и служить обиталищем его инстинктов. Управляющий амулет был воткнут в дно основания черепа, а его золотистые выводы касались срезанной поверхности спинного мозга. Артефакт, вероятнее всего, ввели внутрь через нос. Ксин выковырял магический предмет когтем, снова принял человеческий облик и, подбрасывая амулет на ладони, двинулся вперед.

Теперь следовало найти ему надлежащее применение… Котолак прекрасно знал, что нужно сделать, но предпочитал об этом не думать. Он подошел к руинам, громоздившимся посреди поляны, и присел перед одним из камней.

У магического чипа было три вывода, напоминавших тонкие гибкие золотые проволочки. Вспомнив, что читал когда-то на эту тему, Ксин откусил два из них, чтобы артефакт не парализовал его волю. Остался один вывод и игла-держатель. Он положил амулет на камень, иглой вверх, и, глубоко вздохнув, ударился о него боком головы.

Игла вонзилась в правый висок.

Он почти не ощутил боли, но артефакт еще слишком слабо держался в черепе. Он ударил еще раз. Височная кость треснула. Он почувствовал и услышал это одновременно, даже заныли зубы. После третьего судорожного удара игла вошла в мозг, и амулет начал действовать – как будто ожил. Золотой проводок зашевелился, словно червяк, пополз по коже, добрался до глаза и проник в слезный канал. Ксин чуть не сошел с ума. Изо всех сил он вцепился пальцами в холодный камень, чтобы преодолеть неумолимое желание тотчас же сорвать артефакт. Боли он не чувствовал, но казалось, сейчас сойдет с ума… Правый глаз чуть не вылез из орбиты, из левого потекли кровавые слезы. В голове начало шуметь и трещать. С искушением избавиться от этого кошмара было почти невозможно совладать. В то мгновение, когда котолаку показалось, будто воля его окончательно сломлена, амулет приспособился к новому разуму. Страдания сменились легкой болью, а в голове раздался непонятный бормочущий шепот. Если бы артефакт не был поврежден, шепот этот был бы совершенно понятен, а слова его стали бы требующими беспрекословного исполнения приказами.

Ксин облегченно вздохнул и, осторожно ощупывая голову, двинулся вокруг поляны. Из доносившегося через талисман шепота удавалось уловить лишь отдельные слоги, но интонация его была совершенно ясна. В ней слышалось то удовлетворение, то недовольство. Это зависело от направления, в котором шел котолак. Зов и похвалы доносились лишь с одной стороны, гневное ворчание – когда он шагал в какую-либо другую.

После четверти часа проб Ксин точно определил направление, откуда доносился монотонный зов, и тут же направился на юго-восток – навстречу чародею. Позади него догорали на солнце останки вампира.

Легион принца Даргона, переправившись через Безымянную Реку, добрался до ее единственного правобережного притока и направился вдоль него в глубь Пустых Гор. Войско передвигалось медленнее, чем это было возможно. Никто не осмелился открыто возражать наследнику трона, но офицеры старались находить как можно больше причин, чтобы замедлить движение. Солдаты перешептывались, что безумец ведет их на верную гибель, однако никто даже не думал о том, чтобы бунтовать. В конце концов, это был линейный легион королевства Суминор, состоявший из пяти тысяч добровольцев, поклявшихся, что в случае необходимости они с именем короля на устах пойдут хоть на дно преисподней. А теперь похоже было, что именно туда они и шли. Молчаливая, извивавшаяся между холмами вооруженная колонна тащилась, подобно гигантской похоронной процессии.

Даргона ничто не волновало. Он продолжал говорить о заходе во фланг островитянам, иногда – о чести и трусости и целеустремленно вел легион туда, куда подсказывал ему его внутренний голос. Иногда принц производил впечатление уверенного в себе вождя, который обдуманно совершает кажущиеся безумными поступки, чтобы застать врага врасплох. Именно это больше всего сбивало с толку командиров манипул, которые, хотя и были полны сомнений, не могли осмелиться возразить.

Маг-Паук наблюдал издали и сверху за идущим на смерть легионом. Он хотел атаковать его не где попало, но там, где ни один суминорец не ушел бы от Волокуна. В магических анналах имелся отчет о том, как отряд карийских наемников, шедший из Амизара в Радаган, наткнулся на Волокуна, приползшего из Пустых Гор. Уцелел только сопровождавший отряд чародей, благодаря чему и было сделано профессиональное описание случившегося. Волокун был небольшой, а карийский отряд насчитывал меньше полусотни человек. Этот отчет заинтересовал Паука и позволил ему оценить, насколько велик должен быть Волокун, чтобы справиться с целым легионом. Сейчас он вел за собой чудовище соответствующих размеров. Самое главное, однако, чтобы не осталось ни одного свидетеля. Пауку нужна была слава, но в свое время. После такого пиршества Волокун во много раз прибавит в силе, а человек, имеющий над ним власть, сможет говорить с Императором Островов по крайней мере как равный с равным… Однако всему своя пора. Сейчас же лучше всего было бы, чтобы суминорский легион попросту пропал без вести! До присмотренного для засады места им оставалось три дня пути.

Паук получил известие, что подосланный к Редрену вампир не вернулся в гнездо, из которого отправился в путь, но движется сейчас на юг. Этого маг, правда, не планировал, однако подобное осложнение было чересчур мелким, чтобы из-за него беспокоиться. Сведениям, поступавшим от вампира, недоставало четкости. Следовало предполагать, что управляющий амулет поврежден или же демон частично вышел из-под контроля. С этим можно было легко справиться, а если нет, то хватит одного заклинания, чтобы освободить сосредоточенную в амулете силу, которая мгновенно уничтожит уже ненужного кровопийцу.

Чародей отдал немой приказ, и Волокун послушно двинулся за ним в сторону намеченной долины.

Ксин бежал день и ночь. Он не чувствовал усталости, даже малейшего недостатка сил. Его это и удивляло, и беспокоило. Никогда прежде в нем не было столько энергии. Интересно, откуда она? – думал он. Он не помнил, чтобы ел в последний раз что-либо особенное… Может быть, это побочный эффект наложенных на него чар? Подобное объяснение можно было бы принять, если бы не подозрительный провал в памяти. Что-то в глубине подсознания подсказывало ему, что не стоит углубляться в дебри собственных воспоминаний, – и он убеждал себя, что у него есть дела и поважнее.

Рогиррский Черный Лес постепенно стал редеть. Поляны, поросшие степной растительностью, попадались все чаще и были все больше. После полудня второго дня с тех пор, как он покинул гнездо вампиров, лес окончательно расступился и на горизонте появились очертания вершин Пустых Гор. Котолак все еще не чувствовал усталости, мчась со скоростью скакового коня. Он не обращал внимания на дичь – оленей и медведей, на которых любил охотиться в юности, перепрыгивал через ручьи, не останавливаясь, чтобы сделать хотя бы пару глотков.

Внезапно он вонзил когти в землю и застыл как вкопанный.

Он почуял Присутствие.

Хотя… Да, это было Присутствие, но совершенно не такое, как все те, с которыми он сталкивался до сих пор. Он не мог опознать демона, посылавшего эти волны. Они были столь мягкими, приятными… Любое Присутствие всегда содержало в себе угрозу и предостережение, но не это. Ксин усомнился в истинности собственных ощущений. Не в силах вынести любопытства, он решил ненадолго свернуть с дороги и выяснить, что же это такое.

Далеко идти не пришлось. В поросшем кустами ежевики овраге, в маленькой хижине из камней, покрытой крышей из камыша, он нашел тело старика.

Это был умерший отшельник, до конца своих дней живший в согласии с людьми, богами, зверями и природой в обеих ее ипостасях. В нем не было ненависти, над ним не тяготело никакое проклятие или алчность. В результате, когда вскоре после смерти сила Онно завладела его телом, Превращение, которому он подвергся, не было превращением демоническим. Собственно, следовало бы сказать, что Превращение на этот раз произошло без каких-либо нарушений, которые в большинстве случаев приводили к чудовищным последствиям.

Котолак смотрел словно зачарованный. Превращение не только остановило разложение трупа отшельника, но и привело к тому, что старое сморщенное тело начала сменять мягкая белая ткань. Процесс этот уже почти завершился. Казалось, будто из-под старческой оболочки появляется прекрасное, ослепительное, словно снег, существо. Достопочтенный старец после своей смерти дал начало эльфу. Это было столь необычным и редким явлением, что тех, кто был его свидетелем, можно было пересчитать по пальцам, и их заносили в магические анналы. Куда девались эльфы, как они жили – этого не знал никто. Лишь немногие понимали и могли поверить, что сила Онно может также творить красоту и добро.

Приглядевшись к эльфу, который уже через неделю или две должен был пробудиться к новой жизни, Ксин выбрался из хижины и покинул овраг. Удивленный и потрясенный, он побежал дальше. Какое-то время ему казалось, что встреча с чудесным существом станет лишь приятным воспоминанием. Он ошибался. Даже столь короткое пребывание рядом с еще несформировавшимся эльфом, как выяснилось, имело необратимые последствия. Источник безграничной, но беспокоящей силы, питавшей его тело, внезапно начал иссякать. Еще через несколько часов бега Ксин почувствовал первые признаки усталости.

До гор же было еще далеко…

Долина казалась вполне безопасной и удобной для передвижения. Слишком узкая, чтобы можно было разбить в ней лагерь, но достаточно широкая для марширующего войска. Ее окружали довольно крутые стены, но это не должно было вызвать какого-либо беспокойства. То, что это ловушка, можно было понять лишь после полутора миль марша. Когда-то землетрясение перегородило долину стеной каменных обломков, преодолеть которую без канатов и лестниц было невозможно. Завал находился сразу за одним из поворотов, так что заметить его можно было лишь с расстояния в двадцать шагов.

Маг-Паук разместил Волокуна на краю горной гряды, ограничивавшей долину с северо-запада. Демон лежал неподвижно, ожидая знака хозяина. Когда легионеры столпятся перед препятствием, чудовище обрушится на них лавиной черепов и костей, отрезая единственный путь к отступлению и приступая к пиршеству. Не желая использовать Волокуна слишком рано, чародей сам расправился с шедшими впереди разведчиками, наслав на них маленьких ядовитых пауков. Они были полностью послушны своему хозяину, точно так же как Волокун и принц Даргон, ведший свой легион именно туда, где его ждали.

Убивать горного медведя, похоже, не стоило. Кровь и мясо зверя не утолили голода Ксина и не вернули ему сил, во всяком случае не в той степени, как он предполагал. Когда медведь появился у него на пути, котолак напал не раздумывая. Повалив зверя на землю, он выгрыз у него кусок шеи, разорвав артерию. Медведь был чересчур медлителен, чтобы состязаться с невероятно быстрым котолаком. В следующее мгновение Ксин вскочил противнику на хребет и точным ударом лапой по загривку сломал позвоночник, после чего припал к парализованному телу, глотая хлещущую из горла кровь.

Вкус ее не доставил ему удовольствия.

Она казалась неким убогим, жалким заменителем чего-то… Чего именно, он не знал. Ему приходилось буквально заставлять себя глотать. В это невозможно было поверить, поскольку он всегда любил медвежью кровь. Столь же тошнотворной и невкусной оказалась и печень зверя. Мяса он пробовать уже не стал. Бросив тушу, он двинулся дальше. Он потерял слишком много времени, к тому же короткая схватка утомила его намного сильнее, чем он ожидал. Милей дальше его неожиданно стошнило. Организм требовал пищи, но другой. Какой именно, он понятия не имел, но голод, который он испытывал, нарастал с каждой минутой. Одновременно его покидали силы. Все медленнее и со все большим трудом он преодолевал очередные хребты и перевалы Пустых Гор. Стертые подушки лап начали кровоточить.

Маг-Паук уже был уверен, что возвращающийся из Катимы вампир вышел из-под контроля и выслеживал теперь его самого. Беспокоиться тем не менее было не о чем, удивительным было лишь то, что для того, чтобы столь быстро приблизиться, вампир должен был идти также и днем. Теперь он оказался столь близко, что мог помешать уничтожению легионеров Даргона. Собственно, следовало уже сейчас уничтожить непокорного демона на расстоянии, однако Паук хотел его сперва увидеть. Чародею было любопытно, как может выглядеть вампир после нескольких дней путешествия при дневном свете и что его к этому вынудило. Он полагал, что это займет не слишком много времени и не помешает успешной расправе с суминорцами. Следовало лишь надлежащим образом подготовиться и к тому, и к другому.

Шедший по горной кромке Ксин заметил маршировавших внизу солдат и застыл как вкопанный. Приступ голода едва не довел его до безумия – однако хуже всего было не это. Он с ужасом понял, что жаждет человечьей крови. Лишь из-за усталости он не поддался могучему порыву, приказывавшему ему немедленно сбежать вниз и вонзить клыки в горло первого попавшегося солдата. Значит, недавно он попробовал человечины… Когда? Много ли? Сколько раз? Как до такого дошло? Он не мог найти никакого ответа, кроме непоколебимой уверенности в самом этом факте. Что теперь делать? Он выслеживал чародея, наславшего вампира, но зачем? Чтобы отомстить ему, то есть – сожрать. При мысли об этом пасть котолака наполнилась слюной, которая потекла наружу длинными вязкими струйками. Ксин пришел в еще больший ужас. Он знал, что случится, если он еще раз поест человечьего мяса. Это будет конец всему, конец его человеческому началу. Нужно было немедленно возвращаться. Укрыться в рогиррской глуши, куда никогда не забирались люди, и там жить, оберегая те остатки свободы, что еще удалось ему сохранить. Собственно, он уже мог так поступить. Вампир убит, король должен выздороветь. Ксину оставалось лишь уберечь других людей от себя самого. Чародей не стоил того, чтобы терять из-за него душу…

Котолак принял человеческий облик и вырвал из виска вонзенный в голову амулет. Стало больно. Он рассеянно вытер стекающую по щеке кровь и повернул назад.

Он направился туда, откуда пришел.

Тяжело было уходить прочь от источника великолепной еды, но, пока у него хватало воли, следовало сделать это как можно быстрее. Его охватило предчувствие того, что для него все кончено, – но вместе с тем и некое странное чувство облегчения. Все лучше, чем превратиться в кровожадного людоеда. Он подумал о том, куда пойти. Может быть, в хижину Старой Женщины?..

Погруженный в размышления, он прошел несколько десятков шагов, когда неожиданно на него обрушился могучий зов Присутствия. Ксин застыл. Где-то невдалеке пробудился необычно могущественный демон. После короткого замешательства котолак узнал Волокуна. Охваченный внезапным подозрением, он посмотрел в долину. Войско приближалось к укрытию чудовища… Ксин понял. Сначала король, теперь легион… Это многое меняло. Одним одичавшим котолаком больше – все же меньшая беда, чем гибель пяти тысяч человек и потеря провинции. Теперь он уже мог, даже должен был полакомиться чародеем, а потом – будь что будет…

От неожиданного грохота и вспышки желтого огня неподалеку он чуть не подпрыгнул. Это взорвался брошенный управляющий амулет. Скала в радиусе локтя расплавилась и горела. Если бы артефакт продолжал торчать в голове Ксина, от его тела осталась бы лишь нижняя половина… Котолак двинулся в первоначальном направлении. Он уже не располагал точными указаниями относительно того, куда идти, но не сомневался, что чародей находится на том же утесе, где-то впереди.

Несколько минут спустя он добрался до Волокуна. Горный демон получил приказ ждать и потому никак не реагировал на присутствие родственного ему существа, несмотря на то что груда костей трещала и хрустела под ногами Ксина. О том, что это не обычная куча останков, свидетельствовал тот факт, что некоторые ребра и берцовые кости прижимались к скалам или торчали в положении, противоречащем закону земного тяготения. Все вокруг шуршало и трещало, словно груда наэлектризованных кусочков янтаря и пергамента. Связывавшая кости сила лишь ждала позволения, чтобы обрушиться на шедших в трехстах шагах ниже легионеров.

Котолак перешел через Волокуна и двинулся дальше, высматривая место, откуда перед чародеем мог открываться хороший вид на всю долину.

Внизу головная часть легиона как раз достигла непредвиденного препятствия. Когда взволнованные командиры манипул прибежали с этим известием к Даргону, принц неожиданно посинел и упал без сознания. Похоже было, будто его душит некая сила. Мгновение спустя распространилась весть об обнаружении мертвых разведчиков…

Маг-Паук сидел на маленьком, окруженном скалами утесе. Перед ним тлел небольшой костер, а в воздухе висел поблескивающий драгоценностями и золотом искусственный паук. Маг то напряженно всматривался в долину, то закрывал глаза и погружался в медитацию.

Жажда человечьей крови была столь сильна, что у Ксина померкло в глазах. Все окутал розовый туман. Котолаку хватило разума лишь на то, чтобы напасть в тот момент, когда чародей в очередной раз опустил веки.

Маг-Паук видел с закрытыми глазами больше, чем с открытыми. Ксин выскочил из-за скалы, и тотчас же между ним и чародеем материализовался отвратительный голый получеловек-полупаук. Голову покрывала паучья шерсть, из щек росли суставчатые конечности с крючками на концах, а чудовищно растянутый рот заполняли изогнутые клыки и клешни. Над ним смотрели на Ксина удивительно человеческие грустные глаза. Руки создания напоминали человеческие, но обладали пятью или шестью суставами и заканчивались волосатыми ладонями. Остальное тело было обычным, человеческим, за исключением низа живота, где шевелилась пара коротких толстых щупалец.

Котолак, не обращая внимания на иллюзию, прямо сквозь нее бросился на мага. Противник совершил ошибку, создав лишь видимость чудовища, без ощущения Присутствия. Чародей перекувырнулся назад эффектным сальто, избежав когтей Ксина, но, застигнутый врасплох, забыл о висевшем над землей искусственном пауке. Котолак машинально ударил его лапой, сбросив в жар костра. Артефакт, настроенный на удаленное управление Волокуном, рассыпался брызгами искр. Маг-Паук яростно выругался, видя, что теперь он будет вынужден управлять гигантским демоном сам, и скрылся среди скал. Ксин, не раздумывая, прыгнул за ним, но могучий удар защитного заклятия отбросил его обратно на полянку. Он тяжело рухнул на спину, вдавив в землю догорающие остатки паучье-человечьей иллюзии.

Ксин с трудом поднялся. Он чувствовал себя крайне уставшим и разбитым. Сил не хватало до такой степени, что в момент падения совершилось обратное Превращение. Котолак превратился в донельзя истощенного человека, мучимого безумным голодом, которого не могла утолить никакая обычная пища. С невероятным трудом он двинулся следом за чародеем. Он догадывался, что Маг-Паук пошел к Волокуну, и поспешил туда, чтобы отрезать ему дорогу.

Противник предвидел действия котолака и уже ждал его в засаде. Кошачий слух Ксина уловил биение сердца за ближайшей скалой, и котолак помедлил, прежде чем сделать следующий шаг. Если бы не это, шаровая молния ударила бы ему прямо в лицо. Огненный шар пронесся рядом, ослепив Ксина, ударился о камень и рассыпался облаком мелких молний, одна из которых ударила котолака в бедро. Ксин с хриплым стоном упал. Всю левую ногу и мышцы живота охватила судорога. Он попытался отползти, но замер при виде приближающегося Паука.

Чародей забавлялся маленькой шаровой молнией, которая с шипением летала между его вытянутыми ладонями. Он остановился над котолаком, казалось, хотел что-то сказать, но передумал и быстрым движением протянул руки к лежащему. Светящийся шар ударил Ксина в грудь. Его окутали голубые зигзаги, а все тело мгновенно выгнулось дугой, касаясь земли лишь пятками и затылком. Волна сумасшедшей боли обрушилась на разум котолака, но не лишила его сознания. Его демоническая природа не в силах была чем-либо ему помочь. Он продолжал изгибаться дугой, медленно опускавшейся по мере того, как проходила судорога мышц.

Чародей потянулся к поясу за оружием, чтобы добить противника. Нащупав лишь обычный стилет, он передумал и снова сотворил в воздухе шаровую молнию, значительно меньшую, чем две предыдущие. Магу-Пауку после трех недель без сна тоже приходилось экономить силы. Он ощущал усталость, несмотря на то что наложил на себя целый ряд чар, возбуждавших разум и волю.

Шарик сконцентрированной энергии угодил прямо между глаз лежащего. Одновременно губы котолака произнесли какое-то слово. Ксин понятия не имел, что оно означает или откуда оно пришло ему в голову. Достаточно того, что под воздействием заклинания перед самым его лицом огненный шар рассыпался на молнии. Голубые острия ударили в зрачки. Котолак лишился зрения и потому не увидел гневной гримасы на лице Мага-Паука. По замыслу чародея, молния должна была прожечь голову Ксина насквозь. Паук не понял, что стало причиной неудачи, и решил, что сам совершил какую-то ошибку. В конце концов, он все же основательно устал. Он немного постоял над котолаком, думая, что делать дальше, потом, сообразив, что сейчас суминорцы начнут отступать назад из перегороженной долины, наложил на противника чары, делавшие невозможным Превращение, и, решив, что этого достаточно, пошел к Волокуну. В конце концов, с этим отродьем можно было покончить и позже…

Котолаку с трудом удалось перевернуться на бок. Это было все, что он мог сделать. Он ничего не видел, а по мере того, как проходила болезненная судорога, мышцы охватывало полнейшее бессилие. Он знал, что должен встать и идти сражаться, но в данной ситуации трудно, было подумать о чем-либо более абсурдном. К тому же по непонятной причине он совершенно не помнил, что нужно сделать, чтобы совершить Превращение. Все его знания, касавшиеся данного вопроса, поглотила некая странная амнезия. Нужно было откуда-то набраться сил. Откуда угодно…

Он подумал о крови.

Глотке горячей, восхитительной человечьей крови… Вернулся голод. Ксина аж скрутило. Ему удалось встать на колени. Этот небольшой успех лишил его каких-либо тормозов.

Крови… Крови… Крови…

Он то полз, то шел на четвереньках, словно заблудившийся в пустыне путник к единственному источнику воды. Он должен был добраться до Паука! Именно он был столь желанным источником…

Крови, крови, крови!

Превращение не происходило, но жажда становилась! все сильнее, побеждала усталость, позволяла забыть о боли, прибавляла сил…

Крови! Крови! Крови!

Он был уже зверем, хотя на его коже не появилось волоска кошачьей шерсти. Обострился нюх. Он почуял запах чародея, запах его пота и… крови.

КРОВЬ!!!

Он добрался до скалы, о которую Маг-Паук случайно оцарапал ладонь. Капельки крови были не видны невооруженным глазом, но Ксин как безумный бросился лизать шершавый камень. Он почувствовал на языке приятный укол – один… другой… и все…

Чародей вскарабкался на небольшую скалу, чтобы оценить ситуацию в долине. Самое время было послать Волокуна. Демон покоился на расстоянии в двенадцать шагов. Нужно было подойти еще ближе, чтобы волевой импульс мага привел в движение лавину костей. Спускаясь на землю, чародей раздраженно зашипел – место, где лежал Волокун, было не слишком удобным для обзора. Похоже было, что он лишится увлекательного зрелища, по крайней мере его части, и эта мысль привела Мага-Паука в ярость. Он пообещал себе, что взамен как следует рассчитается с этим бешеным котолаком Редрена, отплатит ему за наглость! Нужно было спешить, ибо суминорцы как раз начали отступать.

Он подошел ближе. Утес в этом месте был крайне узок. Справа открывался вид на долину с толпящимися внизу легионерами, слева начиналась обширная осыпь на склоне глубокого тихого ущелья. Волокун лежал как раз между двумя пропастями.

Mar-Паук остановился возле демона. Неожиданный шорох за спиной чародея заставил его обернуться. Острый камень угодил Пауку в голову, разбив череп и вдавив обломки костей в мозг. Ксин хрипло зарычал и снова замахнулся зажатым в руке камнем. Котолак пребывал в человеческом облике, но глаза его пылали фиолетовым огнем. Жажда крови освободила зверя, который из-за наложенных чар не в силах был изменить тела Ксина, но зато целиком овладел его разумом и душой. Голод стал источником силы.

Камень ударил снова, разорвав щеку мага. И еще раз – в плечо, в грудь, в шею, в глаза… Ксин колотил как безумный. Ошеломленный чародей отступил на шаг. Наибольшее впечатление произвели на него не собственные раны, но всеобъемлющая звериная ярость заключенного в человеческом теле котолака. Магу-Пауку многое пришлось повидать, но на этот раз он столкнулся со стихией, которую можно было сравнить лишь с взорвавшимся прямо под ногами вулканом. Залитый кровью чародей пошатнулся. Успев еще призвать Волокуна, он рухнул в открывавшееся позади него ущелье. Гигантский горный демон послушно двинулся следом за хозяином.

Суминорские легионеры услышали грохот каменной лавины. Они испуганно подняли головы, но быстро успокоились, убедившись, что лавина должна сойти в одной из соседних долин. Это их столь обрадовало, что никто не обратил внимания на то, что эхо этой лавины звучит явно тише и сопровождается странным треском…

Ксин, видя, что источник желанной крови исчезает в глубине ущелья, хотел броситься за Магом-Пауком, но ему помешал в этом Волокун. Горный демон воспринял обрывок мыслей чародея, указывавших на котолака как на врага. Приказ был не слишком четок, но, привыкший повиноваться Волокун нанес удар небольшой частью своей мощи. На мгновение Ксину показалось, будто его сжал гигантский кулак. Он лишился дыхания, затрещали кости, окровавленный камень выпал из руки, и его подхватил катящийся по скалам поток бело-желтых костей. Не получив дальнейших приказаний, Волокун не потащил за собой котолака, но, по своему обычаю, оттолкнул другого демона как можно дальше от себя. Ксин слетел с утеса и покатился по склону вниз, к легионерам, Волокун же и Маг-Паук исчезли в соседней долине.

Котолак ударялся о камни, деревья, кусты. Уже на полпути вниз из него выбило все бешенство. Очередные уколы боли вытолкнули зверя за пределы сознания. Он снова стал измученным, невероятно усталым и голодным человеком. Последняя вспышка безумия исчерпала остатки сверхъестественных сил. Он уже умер бы, не будь он созданием Онно. Раны, полученные от острых камней, не кровоточили, но и не затягивались немедленно. К счастью, на пути ему попались полосы мелкого гравия, в противном случае тело висело бы на нем такими же лохмотьями , как и одежда.

Внизу его окружила толпа солдат. Котолак, напрягая остатки воли, подождал, пока появится какой-нибудь офицер.

– Я капитан Ксин, начальник королевской гвардии, – солгал он, уверенный, что известие о его отставке сюда еще не добралось.

– Тот котолак?! – услышал он в ответ. – Что ты тут делаешь, господин?

Ксин безуспешно пытался разглядеть лицо собеседника.

– Это долгая история… – прошептал он и наконец потерял сознание.

Маг-Паук выжил. Да, у него была разбита голова, по шее текли кровь и мозговая жидкость, но ясности мыслей он не утратил. Несмотря на все свое бешенство, котолак был слишком слаб, чтобы его убить. Он сильно покалечил чародея, но не повредил жизненно важных органов. Рана на голове меньше беспокоила Паука, чем сломанная нога, поскольку это означало, что он не сможет ни немедленно повторить свою попытку, ни двинуться следом за суминорцами. Нужно было посвятить некоторое время лечению самых серьезных ран.

Чародей начал осторожно выбираться из-под покрывавших его костей Волокуна.

 

ХАОС ВОЗВРАЩАЕТСЯ

– Слушай, ты, отец святой… – Редрен замолчал и нервно потер шею. Заживающая рана то саднила, то жгла. Он с трудом удерживался от того, чтобы почесаться, что лишь усиливало королевское раздражение. – Уже за половину того, что ты натворил, тебя следовало бы подвесить за… – Монарх не договорил, вспомнив, что служители Рэха, прошедшие обязательный обряд посвящения, не обладают тем, за что он хотел бы его повесить. Верховный жрец Беро решил, что пока не время напоминать Редрену о важности занимаемого им поста, и лишь смиренно стоял и слушал.

– Однако пока что у меня есть заботы и поважнее, – заявил король, – и мне сейчас не до развлечений…

– Ваше королевское величество, это лишь достойное сожаления недоразумение… – решился подать голос Беро, полагая, что ему повезло.

– В самом деле?.. – Редрен снова потер шею. – Так, может быть, я сейчас велю посадить тебя на кол, а потом объявлю, что это было печальное недоразумение? Прикажу прекратить казнь, и лучшие хирурги сделают все, что бы сохранить тебе жизнь? Как тебе такое? К тому же каждый из твоих верных приверженцев сможет засунуть тебе в задницу голову целиком. Ты ведь всегда этого хотел, не так ли?

Беро предпочел не уточнять, шутит ли король или говорит серьезно, поскольку мог легко ошибиться. Он лишь склонил голову:

– Прошу меня простить, ваше величество.

– Простить? – изумился Редрен. – Я тебе сейчас покажу – простить! К тебе ни на мгновение спиной повернуться нельзя, а ты прощения просишь? Я должен простить тебя за измену, которая у тебя в крови? Пусть ученые философы скажут, каким образом я мог бы это сделать?!

Верховный жрец молчал.

– Сейчас я должен покинуть Катиму, – продолжал король, – но оставлять тебя одного в столице – чистое безумие.

– Если прикажешь, господин, я дам торжественную клятву…

– Срать я хотел на твои клятвы, – холодно пpoцедил Редрен.

Беро побледнел и обмер от страха.

– Есть один надежный способ, который обеспечит твою безграничную преданность. – Король хищно усмехнулся. – Я сам его испробовал…

– Что ты… имеешь в виду, господин? – Голос верховного жреца сорвался.

– В подземельях у истребителей сидят несколько вампиров, которых наши славные защитники используют для своих темных делишек, а время от времени выпускают на улицы Катимы, чтобы перебить всякий сброд и обеспечить себе любовь горожан, поскольку иначе те могли счесть их гильдию бандой дармоедов и интриганов…

– Это наглая клевета! – осмелился возразить Беро.

– Ну да, как же, – спокойно ответил Редрен. – Мои гвардейцы сегодня утром отправились в замок истребителей и провели там тщательную инвентаризацию. В ходе ее, правда, поломали кое-какую мебель, но результат не вызывает сомнений – в подземелье находилось пять вампиров. Теперь четыре, поскольку одна из тварей пребывает сейчас во дворце под опекой мастера Якоба…

– Господин! – заскулил Беро, падая на колени. – Конечно же, все останется между нами и в кругу наших самых верных слуг? Ведь народ ни о чем не узнает правда?

Верховный жрец на четвереньках отполз назад.

– Стража! – Редрен чуть повысил голос.

Вошли четверо гвардейцев, сотник Зелито и Родмин.

– Отведите его потайным ходом к мастеру Якобу! – обратился король к сотнику. – Он знает, что делать.

– Так точно, ваше величество! – Зелито щелкнул каблуками.

– Господин!!! – взвыл Беро, но ему тут же заткнули рот кляпом. Мгновение спустя солдаты выволокли отбивающегося верховного жреца, и Редрен остался наедине с Родмином.

– Вампира заберем с собой, – сказал король, – не спускай с него глаз.

– Да, ваше величество. – Маг слегка поклонился.

– Убьешь его, когда придет пора, а сейчас после… – Редрен замолчал, подбирая подходящее слово, – после процедуры проследи, чтобы Беро перевезли в замок истребителей. Пусть братец Берт немного поломает голову, как объяснить своим головорезам, что следует несколько повременить с протыканием верховного жреца осиновым колом. С другой стороны, в храме Рэха будут искренне молиться об успехе нашего похода против островитян…

– Хороший план, ваше величество, – уважительно заметил Родмин.

– Ладно, ладно… – буркнул король, – для комплиментов у меня есть наложницы, ты же занимайся своим делом. Отправляемся сразу же, как только все будет закончено!

Родмин низко поклонился и направился к выходу.

– Погоди, – остановил его Редрен.

– Да, господин?

– Как я полагаю, тебе потребуется часа два-три?

– Примерно так, ваше величество. Могу побыстрее…

– Не надо… – Монарх устроился в кресле поудобнее. – Знаешь, дорогой мой маг, вампирья лихорадка – паскудная штука. – Он дотронулся до шеи. – Чувствую, мне понадобится двойной компресс из молодых крепких грудей… Дай знать моему гофмейстеру.

– Будет исполнено, ваше величество. – Родмин широко улыбнулся.

В эту ночь было полнолуние. Ксин, у которого были вывихнуты обе лодыжки и выбит локоть, велел отнести себя далеко за пределы лагеря и там оставить. Несколько часов спустя долгожданный лунный свет залечил все его раны. Хуже было с Превращением. Оно, конечно, произошло, но сопровождалось основательным помутнением разума и жаждой крови. В течение первого часа, проведенного им в облике котолака, единственное, на что был способен Ксин, – держаться как можно дальше от лагеря, где спало столько аппетитных блюд… Кроме того, его мучило неприятное чувство чьего-то присутствия в мозгу или раздвоения личности…

Не в силах собраться с мыслями, Ксин просто шел куда глаза глядят. Постепенно дурные ощущения начали рассеиваться. Сперва скрылся в глубинах подсознания таинственный чужак, потом, хоть и не сразу, начало исчезать чувство голода. Правда, оно еще несколько раз возвращалось мучительными волнами, но перед рассветом котолак уже полностью владел собой. Тогда он двинулся в обратный путь. До лагеря он добрался уже в человеческом обличье и тут же велел подать ему бокал самого крепкого вина, что на какое-то время прогнало голод. Ксин решил, что до тех пор, пока какой-нибудь маг не окажет ему более существенной помощи, постоянное пребывание в состоянии легкого опьянения будет самым разумным. От кого-то он слышал когда-то, что вино может заменить кровь…

Когда алкоголь начал действовать, котолак переоделся и отправился на совет. До этого он уже успел объяснить командирам манипул, какого рода ловушку им готовили, теперь же пришла пора сразиться с безумием Даргона.

Принц недавно очнулся и до сих пор производил впечатление находящегося под воздействием чуждой воли. Это, в свою очередь означало, что чародей все еще жив. Положение было не из лучших.

Даргон сидел во главе стола в штабной палатке и тупо смотрел перед собой. На лицах десяти присутствовавших пятисотников читалась полнейшая растерянность. Лояльность боролась со здравым смыслом, требовавшим немедленно перестать подчиняться принцу.

– Остаемся здесь и ждем, – повторил принц.

– Чего, ваше высочество? – не выдержал один из офицеров. – Пока до нас доберется Волокун?

– Нет… никакого… Волокуна, – очень медленно произнес Даргон.

– В том-то и дело, что есть, господин, – сказал Ксин. – Я видел его и ходил по нему.

Наследник трона с усилием поднял взгляд на котолака, мгновение молча смотрел на него, потом наклонился вперед, ударился лбом об стол и застыл неподвижно.

– Снова приступ, – мрачно заметил его оруженосец. – Все чаще и чаще…

– Его высочество не способен командовать легионом, – констатировал Ксин. – Как начальник королевской гвардии в ранге тысячника, я здесь старший по званию…

– Вы будете исполнять мои приказы!!! – Даргон неожиданно вскочил, потом пошевелил губами, словно рыба. – Мы не станем трусить перед лицом врага, будь то люди или демоны!

– У нас нет оружия, чтобы сражаться с демонами, – заметил кто-то.

– Достаточно и отважных сердец, а этого бунтовщика, – он показал на котолака, – повесить!

– Пожалуйста, – парировал Ксин. – Мне это ничем не повредит. Если господа офицеры желают, могу в дальнейшем принимать участие в совете в качестве висельника. Дайте мне только что-нибудь для письма, поскольку говорить будет трудновато…

Никто не пошевелился.

– Я что-нибудь приказывал? – спросил Даргон. Это была отнюдь не угроза, но совершенно искренний вопрос. – Собственно, мы вынуждены здесь остаться, поскольку покидать столь великолепную стратегическую позицию – это просто измена…

Никто уже не слушал наследника трона. Все напряженно всматривались в его лицо. Принц смертельно побледнел, губы посинели, а на шее появилась фиолетовая борозда.

– Легионер обязан хранить верность присяге независимо от обстоятельств. – Вокруг глаз Даргона появились сине-зеленые круги. Ногти на нервно жестикулирующих руках стали иссиня-черными.

Все затаили дыхание.

– Это патриотический долг перед будущими поколениями! Будущее… – Больше принц не произнес ни слова, хотя губы его продолжали шевелиться. Из носа потекла какая-то темная жидкость. Палатку заполнил усиливающийся запах разложения. Борозда на горле Даргона стала совершенно черной, кожа вдоль нее лопнула, обнажив потемневшие мышцы. Изо рта вывалился распухший язык. Разлагающийся труп встал из-за стола и поднял правую руку в предостерегающем жесте. Потом мягко, словно тряпка, свалился на землю.

Кто-то со свистом выдохнул. Оруженосец Даргона, закрывая рот ладонью, выбежал из палатки.

– Господа, – сказал Ксин, – похоже, вами командовал человек, который уже две недели как мертв… – Он немного подождал. – Его высочество Даргон, наследник трона, принц Кемра, был коварно убит, задушен при обстоятельствах, которые выяснит следствие. А теперь, может быть, выйдем отсюда на свежий воздух…

Два раза повторять ему не пришлось.

– Что будем делать? – спросил один из пятисотников, Найстито, когда они встали в круг неподалеку от палатки.

– Как можно скорее выбираться из этой проклятой долины, – ответил котолак.

– Нужно похоронить принца, – заметил кто-то.

– Нет времени, – сказал Ксин. – Волокун может в любой момент вернуться. Пусть лишь как следует зашнуруют палатку. Его высочество хотел здесь остаться, пусть остается…

– Что дальше?

Котолак чуть усмехнулся:

– Раз мы уже по эту сторону Безымянной Реки – воспользуемся этим. Пойдем форсированным маршем в сторону Океана. Островитяне высадились в Пустых Горах, значит, мы должны наткнуться на их базу…

Глаза командиров манипул заблестели.

– Вперед, господа! – скомандовал котолак.

Магу-Пауку пришлось прекратить некромантские манипуляции с телом и разумом Даргона, поскольку голова у него была занята проблемами куда более серьезными. Именно голова. Дело было в ране, которую нанес ему Ксин. Вонзившиеся в мозг осколки черепа повредили центр речи. Маг прекрасно помнил все исцеляющие заклинания, но не мог их произнести, даже прошептать. Их могли бы заменить соответствующие артефакты, но у Паука их при себе не было, а сломанная нога лишала его возможности отправиться на поиски. Он еще не осознавал до конца последствий того положения, в котором оказался… Маг решил перевязать голову оторванными от мантии тряпками и, случайно дотронувшись до раны пальцами, увидел на них зеленоватый гной. Началось заражение…

Он отчаянно пытался произнести заклинания. Язык двигался нормально, голосовые связки работали, но изо рта мага доносилось лишь нечленораздельное бормотание. Мысли никак не желали складываться в слова. Чародею стало страшно. Страх нарастал по мере того, как он осознавал безнадежность своего положения. Никогда прежде он не испытывал подобной беспомощности и не мог этого вынести. Через несколько часов страх сменился ужасом, а затем отчаянием, когда под конец второго дня после поединка на утесе Маг-Паук почувствовал признаки лихорадки. Это уже был знак неминуемой медленной смерти. Неизбежной и неумолимой. Он впал в панику, начал извиваться и скулить, словно осужденный на вечные муки, пытался колотить кулаками о скалы. Когда в конце концов силы его покинули, до него донесся смрад собственных испражнений.

Покинув долину-ловушку, первый пирийский легион под командованием Ксина направился прямо на юг. На этот раз никого не требовалось подгонять. Солдаты с энтузиазмом маршировали первые сутки, лишь с небольшими остановками для отдыха. Котолак объявил привал после полудня второго дня, и на следующее утро с рассветом они снова двинулись в путь. К заходу солнца шедшие впереди разведчики увидели Южный Океан и устье Безымянной Реки. Туда они подошли ночью. Колонна легиона распалась на отдельные манипулы, которые заняли позиции в многочисленных ущельях, долинах и на холмах, приготовившись к атаке. В соответствии с приказом Ксина строй развернулся фронтом не длиннее шестисот шагов, на расстоянии неполной мили от берега океана. На рассвете котолак в сопровождении нескольких офицеров и разведчиков поднялся на холм, откуда открывался прекрасный вид на место десанта островитян.

Суминорцев ожидало разочарование.

В заливе стояли на якоре сорок восемь военных кораблей, в том числе три двухкорпусных «бича моря». К сожалению, все они находились на расстоянии самое меньшее пятисот шагов от берега, то есть были для тяжеловооруженных пехотинцев полностью недостижимы. Одновременно на песке, среди нескольких десятков наспех сколоченных бараков, суетились не больше ста человек. Бараки эти, видимо, были складами, в настоящее время по большей части пустыми, о чем свидетельствовали выставленные лишь кое-где часовые. Атака с фронта в такой ситуации была предприятием бессмысленным и к тому же рискованным, учитывая возможность обстрела берега из метательных орудий на кораблях.

Кто-то тихо выругался.

– Что будем делать? – спросил пятисотник Найстито, худой и жилистый, командир четвертой манипулы и уже три дня – правая рука Ксина. – Мы не можем слишком долго ждать. Они быстро обнаружат присутствие пяти тысяч солдат…

Котолак нахмурился.

– Надо подумать, – мрачно проговорил он.

Маг-Паук подыхал, словно избитый пес. Через три дня лихорадка окончательно лишила его разума. Пожираемый гангреной мозг начал распухать. Гноящаяся масса вытекала из раны, выдавливая наружу осколки костей и распирая череп. Чары, помогавшие до сих пор магу, не могли справиться с действием гнилостных ядов. Развивающееся заражение быстро сокрушило все барьеры. Мелкие ссадины и царапины превратились в мучительные раны, увеличивавшиеся с каждым часом. Маг-Паук гнил заживо. Агония подкралась незаметно. Тело чародея начали сотрясать судороги. Это покоившийся в нескольких десятках локтей дальше Волокун начал освобождаться из-под власти мастера магических сетей, одновременно пытаясь сделать его частью самого себя. В какое-то мгновение бывший хозяин перестал сопротивляться. Тело Мага-Паука, словно увлекаемое невидимым поводком, покатилось по дну долины и, смятое в бесформенную массу, прильнуло к внешней оболочке горного демона. Таков был конец.

Со смертью чародея перестали действовать все наложенные им чары. В первую очередь распалось его самое крупное творение – Сеть, удерживавшая в повиновении дикую магию Пустых Гор. Вдали от места смерти Мага-Паука из обработанной заклинаниями скалы брызнули искры. Камень несколько мгновений пылал холодным огнем, после чего с грохотом распался в облако пыли. Освободившиеся чары стерли скалу в прах. Гигантская невидимая рука ударила оземь и, сгребая одновременно валуны и облака, начала толкать их к югу. Облака сгрудились в одну быстро темнеющую тучу, извергающую град и молнии. Под гору покатились каменные лавины, послушные силе, толкающей их в сторону Южного Океана. Ветер превратился в вихрь, который, свернувшись в десяток смерчей, тоже понесся на юг. Магический катаклизм набирал силы и скорость с каждым мгновением.

Земля вздрогнула. С холма, откуда они наблюдали за вражеским флотом, посыпались камни.

– Только землетрясения нам не хватало, – процедил Ксин.

– Это нечто похуже, господин, – ответил Найстито, – взгляни на тучи!

– Как будто нечто гонит их сильнее ветра… – заметил котолак. – Что это может быть?

– Я слышал, будто островитяне перед высадкой наложили на горы какие-то чары, сковывающие здешнюю магию, – сказал пятисотник. – Мог ли тот чародей, с которым ты сражался, господин, умереть от ран?

– Вполне возможно, – подумав, ответил Ксин.

– Значит, его творение рассыпается в прах. Лучше уйдем отсюда, пока не оказались во власти дикой магии. Вели возвращаться за Безымянную Реку, господин, поищем островитян там…

– Погоди! – Котолак мысленно перелистывал страницы прочитанных им магических трактатов, которые одалживал ему Родмин. – Знаешь, что случится, когда порвется магическая Сеть?

– Кто-то из магов в Дине говорил, будто возникнет большая волна… – пробормотал Найстито.

– Сорвавшийся край Сети сейчас мчится через Горы, сметая все перед собой… Когда он ударит по морю, он отшвырнет его, подобно мощному отливу…

– Вместе с их кораблями, – довольно заметил офицер.

– Нет, Найстито, корабли стоят на якорях, так что они просто осядут на дно. Если мы доберемся до них достаточно быстро…

– Господин, ты же не думаешь, что… Это же чистое безумие!

– Именно потому нам представился шанс захватить имперский флот. Прикажи отрядам готовить лестницы и суковатые стволы, по которым можно взбираться.

Земля содрогнулась сильнее.

– Да ведь эта магия нас просто сметет! – возразил Найстито.

– Если люди подготовят себе убежища на южных склонах холмов, буря пройдет над ними.

Остальные офицеры напряженно слушали.

– Нужно немного отойти назад, чтобы нас не заметили, – сказал котолак. – Думаю, у нас на все где-то часа два. Поднимаемся и движемся сразу за волной. Не теряйте времени! – поторопил он своих подчиненных.

Все побежали вниз по склону. В течение четверти часа легион стал напоминать облитый кипятком муравейник. Годная как укрытие полоса возвышенностей находилась в полумиле за нынешними позициями суминорцев. Пять тысяч человек двинулись в ту сторону, срубая по дороге встречавшиеся деревья. На ходу с них срезали ветки, более толстые стволы превращали в багры, из тех, что потоньше, связывали лестницы. Добравшись до холмов, солдаты тут же начали рыть землянки и ямы, расширять найденные пещеры и щели. Срубленные деревья и лестницы послужили для строительства навесов, защищавших от каменных лавин. Их прикрывали щитами и плоскими камнями, укрепляя как можно лучше. Офицеры и простые легионеры трудились вместе, словно охваченные лихорадкой. Ксин, приняв звериный облик, когтями отрывал пласты сланца для крыш землянок.

Через полтора часа легион погрузился под землю. Еще через четверть часа солнце неожиданно погасло, закрытое черной как смоль тучей. Что-то невероятно тяжелое ударило по северным склонам холмов, за которыми укрылись суминорцы. Сокрушая все на своем пути, гигантская масса перевалила через вершины и обрушилась вниз. Раздался могучий грохот, и тут же завыл смерч, скручивая сноп гигантских молний в ослепительный столб голубого огня, который, подобно чудовищному бичу, хлестнул по укрытиям легионеров. С неба обрушился град и камни величиной с человеческую голову. Всяческие амулеты и талисманы раскалились докрасна. Магические молнии рассекали поверхность реальности, а из щелей тьмы выглядывали обличья призраков и демонов. Какая-то светящаяся тварь, прежде чем исчезнуть в преисподней, выдернула из-под скал двух солдат и швырнула их себе в пасть. Казалось, вокруг отдавался эхом чей-то чудовищный хохот.

Магическое безумие неожиданно прекратилось. Черная стена переместилась в сторону океана. Выглянуло тусклое солнце. Котолак, не дожидаясь, пока осядет туман, выскочил из укрытия. Всюду вокруг поднимались клубы пыли и скользили неясные тени.

– Легион, к бою!!! – что есть силы зарычал Ксин. – В атаку!!!

Они поднялись, словно воскресшее кладбище, отбросили камни, схватили багры, лестницы и щиты. Времени выстраиваться в боевые порядки не было. Толпа солдат рванулась вперед, словно преследуя воющих демонов. Не все, однако, устремились за котолаком. Многие остались погребенными живьем под камнями, сгорели, были раздавлены или поражены сверхъестественным страхом. Никто не оглядывался.

Бараки, возведенные на берегу островитянами, в мгновение ока разлетелись в щепки. Находившиеся там люди погибли, прежде чем успели понять, что происходит. Затем невидимая стена магической силы обрушилась в море, толкая массы воды в сторону стоящих на якоре кораблей.

Маг-Краб, находившийся на одном из «бичей моря», достаточно быстро понял, к чему идет дело. Его потрясла смерть брата-близнеца и фиаско их великолепных планов, но больше всего он желал узнать, как это произошло. Он должен был остаться здесь и потому не приказал немедленно уходить в открытое море, но приступил к магической церемонии, которая должна была ослабить удар порванной Сети так, чтобы корабли не оказались разбитыми вдребезги. Он успел. Стена прошла мимо, забрав с собой лишь воду и пару маленьких суденышек. Остальные корабли со скрежетом осели на дно.

Усталый чародей тяжело оперся о борт, мрачно глядя на вновь недоступные утесы Пустых Гор. Горечь поражения казалась невыносимой. Лишь через несколько мгновений до него дошло, что на берегу началось какое-то движение. Тысячи вооруженных людей сбегали с отмелей и неслись вперед, словно еще одна волна стихии. Вскоре они заполонили мокрый песок дна, с которого ушли океанские воды. «Суминорцы!» – понял безгранично изумленный Маг-Краб.

– Вперед! Вперед! – кричал Ксин.

Подгонять никого не требовалось. Солдаты прекрасно знали, что должны успеть, прежде чем вернется море. Успеть захватить корабли…

На кораблях это тоже поняли. Матросы и солдаты морской пехоты схватили оружие и выстроились вдоль бортов, прежде чем увязающая в грязи и водорослях толпа легионеров успела преодолеть расстояние, отделявшее их от обездвиженного флота. На наступавших посыпались стрелы и снаряды из катапульт.

– Малые корабли не атаковать! – рявкнул котолак, отгоняя несколько десятков солдат от небольшого двухъярусника. – Малым только срезать якоря! Атаковать большие!!!

Солдаты приставляли к корпусам кораблей лестницы и ощетинившиеся сучьями стволы. Первые суминорцы под прикрытием арбалетчиков начали взбираться на борта. Все хотели добраться туда как можно скорее. Они громоздились на бортах кораблей, словно кипящая лава, и неудержимо карабкались все выше, перенося сражение на палубы. Ксин, не обращая внимания на сыпавшиеся отовсюду стрелы и снаряды, бегал от группы к группе, прерывая атаки на слишком маленькие суда и направляя солдат в нужные места.

К счастью для легионеров, корабли не были предназначены для отражения атак сухопутных войск. Суминорцы очень быстро покинули зону обстрела катапульт и баллист и оказались в обширных мертвых полях, где установленные на палубах метательные машины не могли их поразить. Угрозу представляли лишь стрелы лучников, но от них хорошо защищали панцири и щиты атакующих. Низкие же, лишенные перил и бойниц борта не прикрывали в достаточной степени оборонявшихся, которые падали под стрелами суминорских арбалетчиков.

Тем временем в полумиле от сражающихся образовался огромный, достигавший туч, медленно вращавшийся водяной столб, скорее даже башня. Один лишь Маг-Краб знал, что башня эта возвышается над тем местом, где утопили принесенных в жертву танцовщиц, и что движение водяных масс в точности соответствует скорости и ритму их непрекращающегося танца. Однако один полюс магической Сети не мог существовать без второго, и потому в любой момент водяная гора могла обрушиться вниз всесокрушающей волной.

Не все лестницы оказались достаточно длинными. В некоторых местах возле «бичей моря» суминорцы вынуждены были карабкаться по обшивке корпуса, а добравшись до края борта, падали один за другим под градом ударов. Они пытались протиснуться сквозь отверстия для весел, но безуспешно. Многие теряли опору и падали, прежде чем дело доходило до схватки.

Темная колонна поднятой с помощью магии воды изогнулась и начала покачиваться.

Вопли и лязг железа делали невозможной отдачу каких-либо приказов, но, несмотря на это, Ксин кричал, чтобы лестницы убирали от кораблей, где оборонявшихся уже загоняли под палубу, удлиняли их, связывая по две, и использовали для штурма «бичей моря». Выпущенная из лука стрела пробила ему плечо. Он рассеянно выдернул ее, и рана тут же затянулась. Обнаружив, что дальше десяти шагов его никто не слышит, он сам принялся связывать лестницы. Личный пример оказался действеннее команд. Несколько десятков легионеров тут же прибежало ему на помощь. Вскоре они приставили длинные лестницы к одному из «бичей моря», и наконец орда разъяренных суминорцев ворвалась на его палубу. На втором легионеры сами сумели отвоевать пятачок на носу и сбрасывали своим веревочные лестницы и канаты. Однако третий океанский гигант все еще оставался незахваченным.

Водяная башня уже явно обваливалась. Ее вращательное движение прекратилось. Цилиндрические очертания начали утрачивать свою четкость.

Новые лестницы взять было неоткуда, а разгоряченные легионеры не в состоянии были слушаться каких-либо приказов. Они лезли вверх, словно в приступе безумия, не обращая внимания на стрелы и падающих товарищей. В корпусе корабля торчали уже сотни стилетов, служивших импровизированными ступенями. Вокруг бортов образовался завал из раненых и убитых, по которому взбирались новые атакующие. Какой-то суминорец сумел добраться до верха и уселся на край борта. На него тут же набросились четверо оборонявшихся. Легионер прикончил одного, но, когда он вытаскивал лезвие из тела жертвы, ему отрубили ногу и сбросили вниз. Падая, он увлек за собой двоих товарищей.

Возвращавшаяся волна набирала скорость, становясь все выше.

Присев на мокром песке, Ксин поспешно сбросил сапоги, после чего принял звериный облик. Одним прыжком он оказался возле «бича моря», и молниеносно, разбрасывая вокруг щепки, взобрался наверх. Это заняло не больше трех ударов сердца. Прежде чем оборонявшиеся успели понять, что происходит, он был уже на палубе. Ударом наотмашь он размозжил лицо ближайшему, вырвав глаза и челюсть, затем разорвал шейную артерию. Его окружило кольцо клинков. Он прошел сквозь него, не обращая никакого внимания на жалящие укусы стали. Ксин сломал одну шею и расколол два черепа, прежде чем до противников дошло, что они имеют дело с демоном, непобедимым обычным оружием.

Котолак двинулся вдоль борта, обращая в бегство или приканчивая защитников корабля. Следом за ним прыгали на палубу все новые легионеры. Запах брызжущей во все стороны крови одурманил Ксина, пробудив едва укрощенное желание. Большая капля упала ему на морду. Он ощутил ее вкус…

Чудовищный звериный рык поверг островитян в ужас, но заставил оцепенеть и суминорцев. Котолак отчаянно цеплялся за остатки сознания, чтобы снова не потерять власти над самим собой. Все вокруг закружилось в бешеном танце. С жаждой крови, казалось, невозможно было совладать! Он упал на четвереньки перед ближайшей лужей и наклонился, собираясь начать лакать…

Кто-то ударил его топором по голове, и это его отрезвило. Трещина в черепе тут же срослась, но мгновенная потеря сознания позволила прервать накатывавшееся безумие. Взмахнув лапой, Ксин выпустил кишки остолбеневшему от ужаса островитянину. В следующее мгновение чудовищный удар возвращающейся волны свалил всех с ног. «Бич моря» едва не встал на дыбы. Живые и мертвые беспомощной грудой покатились по палубе. Котолак, вцепившийся когтями в палубные доски, неожиданно остался совершенно один.

Корабль снова опустился, судорожно вздрагивая. Хлопнула дверь рубки, после чего послышался поспешный стук суставчатых конечностей. Наружу вылез громадный краб и, переваливаясь с боку на бок, пополз в сторону борта. Это не мог быть никто иной, кроме…

– Это чародей! – зарычал Ксин, принимая человеческий облик. – Убейте его!

Вокруг котолака заметались легионеры. У двоих были взведены арбалеты. Первая стрела вонзилась в бок краба в том месте, откуда росли конечности. Второй арбалетчик обежал тварь вокруг и выстрелил, когда та карабкалась на борт. Стрела с треском и брызгами белых обломков расколола спинной панцирь. Огромный краб подтянулся выше, перевалился через борт и скрылся в бушующей морской бездне.

– Бесполезно… – угрюмо вздохнул арбалетчик, присевший возле Ксина.

– Зависит от того, кто это – краболак, созданный силой Онно, или чародей просто превратился в краба, – ответил Ксин. – Если второе, он должен сдохнуть от ран…

Сражение еще не закончилось. Когда малые военные суда Империи, у которых были срезаны якоря, подхваченные волнами, один за другим разбивались о берег, а легионеры были заняты оказанием помощи отчаянно вцепившимся в борта товарищам, защитники предприняли контратаку. Их оставалось еще немало на нижних палубах ив рубках кораблей. Суминорцев же не хватало, чтобы с ними справиться. К счастью, нескольким офицерам пришла в голову одна и та же мысль, и, несмотря на бушующее море, они сумели пристать к кораблям, идя на помощь.

Котолак не принимал участия в дальнейшей схватке, стараясь держаться как можно дальше от крови. Судорожно вцепившись в борт, он смотрел на зеленоватые волны и пытался привести мысли в порядок. С трудом, но ему это удавалось.

Вода вела себя совершенно неестественно. Волны неожиданно изменяли направление или вздымались вверх, принимая необычные формы, которые существовали дольше, чем этого можно было бы ожидать. Всем стало ясно, что следует как можно быстрее отсюда убираться. Прежде чем успели добить прятавшихся по углам уцелевших защитников, все захваченные корабли подняли якоря и кто как мог направились в открытый океан. Сотникам и командирам манипул пришлось стать капитанами и привлечь пленных и освобожденных галерных рабов.

На безопасном расстоянии захваченные корабли сбились тесной группой, ломая при этом десятки весел, после чего началась ревизия приобретений и потерь. Вскоре выяснилось, что свыше одной трети легиона погибли в горах и океане. К счастью, из оставшихся большинство было вполне в состоянии сражаться. Было захвачено двадцать шесть кораблей Империи, в том числе три огромных «бича моря». Остальные пали жертвой магической стихии. Таким образом, плоды этой самой безумной битвы из всех, в которых когда-либо приходилось участвовать сухопутным войскам Суминора, хоть и доставшиеся дорогой ценой, вполне того стоили.

Ксин, кое-как придя наконец в себя, велел разыскать Найстито. Его не нашли. Тогда он приказал созвать остальных командиров манипул. Из десяти пятисотников пришла половина. Они собрались в каюте капитана «бича моря», единственном помещении, где не было пролитой крови. Котолак почти не отнимал от губ графина с крепким вином.

– Полагаю, нам следует немедленно направиться в сторону Кемра, – без лишних слов начал он.

Офицеры согласно кивнули.

– Все-таки морских сражений лучше не предпринимать, – отозвался один из них, с забинтованной шеей. – Этими кораблями некому командовать, матросов среди нас почти нет…

– В Кемре не должно быть больших сил имперского флота, – ответил Ксин. – Возьмите галерников и тех пленных, кто хоть как-то разбирается в морском деле. Обещайте им все, что пожелают, лишь бы только они сказали нам, что делать, чтобы друг друга не протаранить по пути до Кемра. Если мы вообще туда доберемся…

– Навигация не проблема, многие из нас родом из рыбацких семей, – сказал пятисотник с большим синяком на левой щеке. – Я уже нашел таких и поставил у рулей.

– Как твое имя? – спросил котолак.

– Ярош, господин, командир седьмой манипулы.

– Останешься со мной.

– Так точно, господин.

– У стен Кемра мы должны застать лишь их пехоту, – продолжил Ксин. – Попытаемся прервать осаду. В катапультах вы разбираетесь, надеюсь, лучше, чем в кораблях?

Все зловеще усмехнулись.

– Тогда плывем, и постарайтесь не ломать больше весел. – Он сделал очередной глоток вина.

Пятисотники встали.

Час спустя захваченные корабли, выстроившись в неровную линию, двинулись на северо-восток. К заходу солнца они миновали вдали устье Безымянной Реки. Шли всю ночь, изо всех сил стараясь избежать столкновения друг с другом. На рассвете выяснилось, что осталось лишь двадцать четыре судна, – куда-то пропали два трехъярусника. К тому же пришлось снова формировать строй. В это время кто-то заметил шлюпку, в которой сидело несколько человек. Оказалось, что они с одного из пропавших кораблей. Ночью несколько островитян, которых взяли с собой, чтобы они помогали вести корабль, пробили дыры в дне. Корабль затонул, прежде чем кто-либо успел понять, что происходит. О втором корабле не было никаких вестей.

Утром они увидели башни Кемра. Вскоре стало ясно, что там идет сражение. Ксин приказал развернуться в боевой строй, а когда корабли с трудом расположились в ряд, с «бичами моря» посередине и с флангов, они медленно двинулись в сторону берега. У западных стен города и у самого порта поднимались клубы пыли.

Котолак первый разглядел, что это имперская пехота, выстроившись тремя четырехугольниками, отражает очередные атаки суминорской конницы. Ксин приказал зарядить метательные машины. Гребцы начали грести быстрее, что тотчас же отразилось на линии кораблей. Более быстрые трехъярусники начали слишком выдвигаться вперед. Ярош хотел было их придержать, но котолак заявил, что сейчас нет времени. Начал дуть боковой ветер, дополнительно осложняя положение.

Атака вовсе не выглядела красивой, подобной последнему, приканчивающему противника удару кулаком между глаз. Строй распался, корабли подходили к границе досягаемости обстрела по одному, мешая друг другу. Несмотря на это, первый залп подействовал на островитян словно гром посреди ясного неба. Десятки ядер с горящим маслом и стрел из баллист достигли берега, поражая тылы и ломая строй застигнутых врасплох пехотинцев. Суминорская конница, отступившая при виде приближающегося флота, начала готовиться к очередному удару.

– Поднимите на мачту что-нибудь, что хотя бы издалека напоминало суминорских грифов! – крикнул Ксин.

Приказ был выполнен немедленно и намного лучше, чем ожидал котолак. Не прошло и двух минут, как красно-золотые штандарты затрепетали на всех захваченных кораблях.

«Бич моря», которым лично командовал Ксин, пока не стрелял. Котолак хотел, чтобы как можно меньше выпущенных с него снарядов беспомощно взрыло песок. Солдаты, обслуживавшие метательные машины, выжидательно смотрели на него, а он все еще медлил. Огромный катамаран неровным зигзагом приближался к цели. Внезапно под ударом случайной волны он встал прямо напротив одного из имперских четырехугольников.

– Давайте! – крикнул Ксин. – Стрелять! Стрелять!

Загудели балки катапульт, свистнули тетивы баллист. Помосты орудий затрещали от отдачи. Туча снарядов, окутанная дымом, взлетела с корабля, описала дугу и четыре секунды спустя обрушилась прямо в середину строя островитян, который в одно мгновение был охвачен огнем и паникой.

Одновременно суминорская конница разгонялась для решающей атаки. Еще один «бич моря» успел обстрелять берег, прежде чем суминорцы и островитяне смешались в одну громадную кучу. Шесть трехъярусников село на мель. Находившиеся на них легионеры начали прыгать в воду, добираясь вброд до берега.

– Разворачиваемся! – приказал Ксин сотнику. – Входим в порт! – Он повернулся к Ярошу. – Похоже, свое дело мы сделали…

– Даже войны когда-нибудь заканчиваются… – философски заметил пятисотник.

 

КОРОЛЕВСКИЕ ПЕРСТНИ

Когда из кемрского порта вышли две тысячи суминорских легионеров, окружив железным кольцом последний, стоявший дальше всего от моря, четырехугольник островитян, их командир начал вести переговоры о капитуляции. Затем последовала церемония сложения оружия. Ксин быстро выяснил, что шесть тысяч прибывшей на помощь конницы привел лично сам Редрен. Теперь не оставалось ничего другого, кроме как сообщить королю, кто незаконно командовал легионом, лишившим Империю Южного Архипелага половины флота.

– Ты?! – развеселился Редрен, покрытый толстым слоем пота и пыли.

Дорога из Катимы до Кемра через все пирийское пограничье была одной монументальной атакой, во время которой заботились лишь о том, чтобы не заездить коней, совершенно не думая о людях. Редрен оставил позади полкоролевства, полностью лишенного коней и мужчин, способных на них держаться.

– Что ж, капитан… – заметил король. – Должен перед тобой извиниться и поблагодарить – пожалуй, именно в таком порядке. Но сейчас – встань, пожалуйста, со мной рядом. Эти дурни обязательно хотят, чтобы я видел, как они бросают мечи на землю. Потом поговорим.

– Благородный король Суминора… – начал капитан Верген, приблизившись к палатке.

– Ох, да не нуди! – раздраженно бросил Редрен, небрежно усаживаясь перед входом. – Сбрось свой пояс и радуйся, что не будешь болтаться в петле.

Побежденный командир островитян побагровел.

– Что? Есть какие-то сомнения насчет того, кто победил? – рявкнул король Суминора.

– Но церемония…

– Она как раз идет. Ну, давай!

Верген, скрипя зубами, отстегнул пояс с мечом и бросил его к ногам Редрена. После капитана то же самое сделали полторы тысячи его подчиненных. Король отнюдь не старался быть вежливым с побежденными врагами, зевая и не скрывая нетерпения.

– Они не выйдут из рудников до конца жизни, – заявил он, когда большинство разоруженных пленников выстроили в колонну и погнали в Дину.

– В соответствии с договорами, их надлежит освободить после заключения мира, – заметил Ксин.

– Какие еще договоры? – искренне удивился Редрен. – Думаешь, после той истории с послом для меня еще существуют какие-то договоры? Впрочем, у нашего недостойного братца Кахара V в данный момент проблемы посерьезнее. У него крупные неприятности…

– Какие, ваше величество?

Редрен поудобнее уселся в кресле.

– Представь себе, дорогой мой котолак, что-то размозжило ему пальцы… А конкретнее – перстни, которые он на них носил. Неожиданно они сжались так, что от правой руки у него отвалились три чересчур липких пальчика, а от левой два. Он, наверное, сильно удивился…

– Каким образом, господин?

– Спроси Родмина, когда его увидишь. Подробности не мое дело, достаточно того, что сегодня утром меня об этом известили. Якобы наш император вопил так, что даже в Каре услышали о том, сколь способный маг у Редрена. – Король ехидно усмехнулся. – Что за ирония судьбы… Такой великий император, властелин островов и морского народа, а к нему отнеслись как к воришке-карманнику, пойманному с поличным… И пусть мне никакой философ не говорит, что нет в этом мире справедливости… Хе-хе… Бывают времена, дорогой котолак, когда я ощущаю ни с чем не сравнимое удовольствие! Но поговорим лучше о тебе… Ксин опустил голову.

– Не бойся. – Редрен встали протянул руку к стоявшей в палатке шкатулке. – Вот перстень с печатью тысячника королевской гвардии, возвращаю его тебе, капитан, вместе с королевскими извинениями, которые, верю, ты примешь.

– Не о чем говорить, ваше величество, – ответил котолак.

– У истребителей и жрецов на этот счет будет другое мнение, но даю слово, что больше им ни в чем не удастся меня убедить. А это дворянский перстень. – Он подал Ксину второе кольцо с драгоценным камнем. – Нужно еще подумать, какой герб на нем выгравировать…

Котолак посмотрел на лежащие на ладони перстни.

– Ну, смелее, надевай, – поторопил его король. – Они тебе пальцев не откусят.

Ксин надел перстни и поднес руку к свету.

– Много всего случилось… – вполголоса проговорил он.

– Что было, то прошло… – устало сказал Редрен. – Как только отыщу нового наследника трона… Вот зараза! Жаль Даргона, смышленый был парнишка, но у меня найдется из кого выбирать. Во всяком случае, когда я решу этот вопрос, даже историкам не захочется вспоминать об этой мелкой, ничего не значащей войне. Суминор остался цел, да и ты упал на все четыре лапы, как я и предсказывал!

– Не уверен, ваше величество, – прошептал Ксин. – Не уверен…

Ему не давала покоя мысль о вкусе человечьей крови.

 

ССОРА И ПРИМИРЕНИЕ

Закончив читать, он медленно положил бумажный свиток на стол, поднял голову и смущенно улыбнулся. Ханти внимательно смотрела на мужа. Спокойно, не дрогнув ни единым мускулом, она выслушала послание до конца. Взгляды их встретились, но никто не осмеливался заговорить первым.

Ксин был в легких, украшенных серебром доспехах со знаками капитана королевской гвардии, жена его – одна из первых дам при дворе – в свободной позе вытянулась на софе, окруженная разноцветными карийскими шелками. Оба молчали с тех пор, как были произнесены последние фразы только что прочитанного письма.

Наконец Ханти слегка пошевелилась и вопросительно подняла брови. Это подействовало на Кcина, словно шпоры на коня.

– Чего ты, разрази тебя гром, от меня ждешь? – раздраженно взорвался он. – Я должен делать вид, будто ничего не знаю?!

– Лучше в очередной раз докажи сам себе, какой ты благородный и человечный, ты ведь привык так поступать последние несколько лет, – ответила она.

– Ты меня упрекаешь?

– До сих пор – нет, но сейчас…

– Все-таки он мой кузен…

– Который не так давно обещал, что лично проткнет тебя осиновым колом, если ты только попадешься ему в руки, – подхватила Ханти. – Да ведь он готов из себя всю кровь выпустить, лишь бы никто потом не имел повода напомнить о вашем кровном родстве.

– Однако это не меняет того факта, что я родной сын его двоюродной сестры.

– Трудно сказать, насколько родной…

– Не важно. Он просил о помощи. Я что, должен отказаться? – Он пожал плечами.

– Я ему не верю, это ловушка!

– С чего ты взяла? Забыла, каким образом я добился здесь всеобщего уважения, того, что на мое приветствие отвечают вполне по-дружески, а не из страха перед королевским фаворитом? Я должен теперь поступить иначе?

– А ты им веришь, веришь всем подряд! – закричала Ханти, вскакивая с софы.

– Пять лет назад я стал начальником стражи и остаюсь им, точно так же как ты – придворной дамой. Сколько за это время сменилось маршалов, министров, советников, а? – с ледяным спокойствием процедил Ксин. – Или, по-твоему, это свидетельствует о недостаточной хитрости? Я всегда помогал им, если это было необходимо, а потом насколько мог старался воспользоваться их благодарностью.

– И в итоге добился ненависти со стороны истребителей.

– Не моя вина, что я лучше их. Мне не пришлось тратить десять с лишним лет на тренировки лишь ради того, чтобы без опаски взглянуть прямо в глаза василиску. Я таким родился. Точно так же, как и все прочие упырихи или волколаки… Я хорошо их знаю и ничем их не хуже!

Ханти закрыла глаза и склонила голову. Мгновение она стояла неподвижно, потом выпрямилась и проговорила совершенно спокойным голосом:

– Все это правда, но до сих пор ты встречался лишь с враждебностью, предубеждениями, иногда страхом. Но ты никогда не имел дела со столь ожесточенной ненавистью. Ты совершишь ошибку, если поступишь как обычно.

– Думаю, все это уже в прошлом, а кроме того, я не хочу упустить столь удачную возможность помириться с последним из врагов.

– Ты чересчур веришь в себя, – тяжело вздохнула Ханти, – я же уверена, что, отправляясь туда, ты сам кладешь голову под топор, но вижу, что тебя не переубедить. Я все же лишь надеюсь, что Редрен хотя бы не позволит тебе покинуть дворец на столь долгое время.

– Месяц – это не слишком долго. Не думаю, что король намерен меня удерживать, ведь ничего такого сейчас не происходит. – При последних словах Ксин чуть замешкался: насколько он не имел причин сомневаться в благосклонности его величества, настолько же вопрос спокойствия в замке не был столь очевиден, как ему бы самому этого хотелось…

Беседа была прервана появлением слуги.

– Прибыл достопочтенный Родмин.

– Немедленно проси! – Ксин сделал два шага в сторону двери.

Маг отвесил церемониальный поклон с тщательным соблюдением всех правил этикета:

– Приветствую вас.

– Оставь, Род, здесь не аудиенция. – Они пожали друг другу руки, после чего гость шагнул к Ханти.

– Хантиния, ты еще прекраснее, чем вчера. – Он снова поклонился.

– О Родмин, – чарующе улыбнулась она, – ты всегда говоришь, что я все прекраснее! Только благодаря тебе я узнаю, когда начну наконец дурнеть, ибо только тогда ты станешь мне говорить, что я совсем не изменилась.

– Ничего подобного, госпожа, я буду попросту лгать, не краснея.

Рассмеялся один только котолак.

– Ладно, перейдем к делу, – посерьезнел Ксин, – я собираюсь уехать на несколько недель…

– Вот именно! – перебила его Ханти. – Родмин, может, хоть ты выбьешь у него из головы эту дурь?

– Что такое? – удивленно посмотрел на них маг. – Похоже, я пришел не вовремя?

– Вовсе нет, садись! – Ксин показал на кресло. – Я получил письмо, в котором Дарон Ферго просит меня о помощи.

– Дарон?.. Не может быть!

– Тем не менее.

– Этот негодяй хочет заманить его в ловушку, якобы для спасения сына, к которому якобы является вампир, – пояснила Ханти.

Родмин удивленно молчал.

– Я не думал, что после того, что случилось, он когда-либо отважится тебя о чем-либо просить, – наконец ответил он и добавил: – Ты не права, Хантиния, Дарон написал правду. Об этом несчастье я уже слышал раньше, и притом от разных людей. Я знаю, что уже месяц в замке Дарона кишмя кишат истребители, от которых пока что нет никакого толку.

– Невероятно! Такая работа для них раз плюнуть. Это наверняка ловушка, ведь даже недоучившийся подмастерье… – не уступала Ханти.

– Даже горбатый, хромой и пьяный, – поддакнул Родмин. – Но только не тогда, когда в дело вступает анимация.

– Что? – вскочил Ксин.

– Подробностей не знаю, но в этом нет никаких сомнений.

– Я отправляюсь прямо сегодня!

– Ксин, умоляю!

– Молчи, женщина! Идем отсюда, Род, поговорим где-нибудь в другом месте.

Они вышли в коридор и направились в сторону лаборатории Родмина.

– Значит, Ксин Ферго, – заговорил маг, – ты намерен оставить меня одного, наедине со всеми проблемами?

Ксин словно не услышал вопроса.

– Я не хотел этой фамилии, – буркнул он себе под нос. – Это из-за нее я поссорился с Дароном.

– Какую-то ведь ты должен был иметь. Редрен выбрал самый простой способ. Впрочем, тебе причиталось за пирийскую кампанию.

– Король, однако, не предвидел, что они не захотят включить свою семью котолака.

– Но и против королевской воли они пойти не посмели.

– Да, зато исподтишка подослали истребителя. Впрочем, не будем об этом.

– Ладно, но что с нашим делом?

– Ты разговаривал с Редреном?

– Еще нет – что я могу ему сказать? Что что-то происходит в склепе замка, а точнее – в саркофаге старой королевы, его матери? За такие разговоры можно поплатиться головой! К тому же он мог бы захотеть узнать по больше, и что тогда? Даже ты в точности не знаешь, в чем дело. Разве что обнаружил что-то новое?

– Немного, – ответил Ксин. – Сегодня утром я снова пошел туда. Все так, как я говорил тебе раньше, – неясное ощущение в пределах склепа, которое явно усиливается рядом с саркофагом королевы-матери. Сейчас оно вроде бы немного сильнее, но, может быть, я ошибаюсь.

– Сам видишь, что к Редрену идти не с чем. Это признак Присутствия?

– Не знаю, раньше я ничего подобного не чувствовал.

Родмин беспомощно развел руками:

– Так как же его просить о позволении снять крышку? Без надежных доказательств мы очень многим рискуем. Редрен уважал свою мать, по крайней мере напоказ, а мы оба знаем его чересчур хорошо, знаем и о том, что слишком часто ему напоминать о своем существовании вредно, особенно для шеи. Постой… ты сказал – «сильнее»?

– Ну, не знаю…

– И ты хочешь сейчас уехать? С ума сошел?

– Надеюсь, ты и сам справишься.

– Достаточно будет, если я шепну королю хоть слово.

– Не смей! – Голос Ксина напоминал шипение разъяренного кота.

Родмин внимательно посмотрел ему в глаза:

– Хорошо, но нам нужно все как следует обсудить.

Они вошли в лабораторию. В ней находились двое помощников и ученик, сосредоточенно склонившиеся над ступками и ретортами. Несколько сосудов стояло на огне, а заполнявшая их смесь билась внутри стеклянных стенок, безуспешно пытаясь найти выход. В воздухе ощущался острый, пронизывающий запах мешанины трав, мускуса и некоторых иных составляющих, о названиях которых Ксин предпочитал перед едой не думать.

Маг подошел к открытому шкафу, заполненному рядами склянок и баночек, и начал в нем копаться, пока не отыскал приличных размеров бутыль. Он заглянул внутрь, и мгновение спустя его гневный взгляд упал на хозяйничавшую в лаборатории троицу.

– Мы все на опыты потратили, – угодливо поспешил с объяснениями один из помощников, мутный же взгляд второго не оставлял ни тени сомнения относительно того, в чем эти опыты заключались…

Родмин с тяжелым вздохом поставил пустой сосуд на стол.

– Вон отсюда! – рявкнул он. – Ну?!

В дверях на долю мгновения возникла отчаянная давка. Они остались одни.

– Садись, – показал Родмин на скамью. – Что ж, придется беседовать на трезвую голову…

– Рассказывай все, что знаешь о старой королеве. Ты был с ней знаком?

– Да, – ответил Родмин, – но только последние не сколько месяцев ее царствования. Она была уже очень стара, почти ослепла и, по правде говоря, ничем особо не занималась.

– А магией?

– Вроде бы да, но раньше, а так, честно говоря, на этот счет ничего в точности не известно.

– Враги у нее были?

– Один. А именно – тогдашняя жена Редрена, та, с которой ее величество развелся с помощью палача.

– Мастера Якоба?

– Угу.

– Сочувствую, кем бы она, ни была.

– Незачем. Он сделал все быстро.

– А когда умерла королева-мать?

Родмин задумался и неожиданно подскочил как ужаленный.

– Чтоб тебя… – выдохнул он.

– Что такое?

– Через четыре недели без малого исполняется ровно семь лет со дня ее смерти.

Они переглянулись. У обоих одновременно мелькнула одна и та же мысль.

– Конец видимому спокойствию, – высказал мысль вслух Ксин.

– Мне очень хотелось бы ошибиться, – глухо простонал маг. – Ты знаешь, что это значит?

– Что королева-мать – упыриха.

– Иди скажи это Редрену.

– Может, лучше ты…

На мгновение наступила напряженная тишина.

– Ксин, ты ведь знаешь упырих, ты говорил, что этот зов не такой, значит…

– Я никогда прежде не встречался с трупами во время вылупления личинки. Чем придираться по мелочам, скажи лучше – королеву после смерти забальзамировали?

– К сожалению, да.

– Значит, эта тварь не могла питаться кровью или печенью, – вслух размышлял Ксин, – или выедать сердце. Это было бы еще полбеды. Она будет питаться страхом и энергией, испускаемой умирающими во время агонии. О существовании подобных чудовищ я только читал.

– О чем ты говоришь, во имя Рэха!

– О том, что начнется во дворце, когда достопочтенная мамочка нашего владыки и благодетеля, короля Редрена, изволит покинуть свою коробочку.

– Нет! Этого не может быть!

– Мне бы тоже очень хотелось, чтобы ты оказался прав.

– Но почему?

– На этот вопрос, наверное, мог бы ответить только король. Ты начинаешь терять самообладание.

– Плевать на самообладание! Если мы ошибаемся или сделаем что-нибудь не так, Редрен сразу с нами расправится. Я больше не буду придворным магом!

– Хорошо, если только это, – согласился Ксин, – но утешься тем, что решать все равно будем не мы. Ничего не поделаешь, нужно сообщить королю.

– На всякий случай нужно еще раз проверить. Предлагаю сегодня в полночь.

– Хорошо, отложу отъезд до завтра.

– Значит, все-таки?

– Я должен туда ехать.

– Воля твоя, – неохотно согласился маг, – приходи сюда после первой смены стражи. Я буду ждать.

Ксин утвердительно кивнул. Вскоре он уже не спеша возвращался к себе. Гвардейцы, мимо которых он проходил, застывали неподвижно, и лишь небрежный жест его руки, напоминавший нечто среднее между солдатским приветствием и движением, которым отгоняют назойливую муху, снова возвращал их к жизни.

За эти пять лет он успел познакомиться со всеми ними. Имена солдат почти двухтысячной дворцовой гвардии он знал на память и теперь невольно перечислял их в уме, выхватывая вытянувшиеся в струнку силуэты из серой безымянной толпы.

Воспоминания нахлынули внезапно, неведомо откуда. Он снова был тем, кого со смесью брезгливости и страха называли когда-то «котолак Ксин», видя в нем лишь одну из многочисленных королевских прихотей. Простые алебардщики, воспитанные в паническом страхе перед всем сверхъестественным, боялись его как огня. Высокорожденных же офицеров, гордившихся чистотой своей крови и древностью, рода, приводило в бешенство его отчасти звериное происхождение…

Все это привело к тому, что он не скоро отважился выйти на вечерний обход стражи во время полнолуния.

Конечно, они знали об этом заранее, и его постоянно должны были сопровождать двое сотников, но, несмотря на это, все же не удалось избежать нескольких случаев самовольного оставления поста…

Ксин усмехнулся про себя: один из часовых, не долго думая, выскочил тогда через окно в ров, вопя так, словно его сажали на кол. К счастью, все закончилось лишь тем, что он насмерть перепугал несколько лягушек.

Позже, после возвращения из-под Кемра, произошли события, принесшие ему славу величайшего истребителя нечисти. Вампиров, полудниц, василисков и даже трех котолаков… Он не смог бы уже сосчитать, сколько чудовищ уничтожил ударами когтей, клинком из магического дамаста, просто голыми руками или самыми обычными осиновыми кольями.

Он расправлялся со своими жертвами быстро, как правило с ходу, так же как и с первым своим василиском в Катиме. Обычно он не готовился специально, а если и приходилось, то только лишь в тех случаях, когда до этого погибали многие опытные истребители. Так было, в частности, перед встречей с каждым из трех котолаков… Он на мгновение остановился.

– Котолаков да… – Он испытывал какую-то неопределенную гордость, в которой даже сам перед собой сперва стыдился признаться. Они были иными, более отважными, более опасными, нежели все прочие сверхъестественные существа, а он был одним из них. Да, он убивал их, но и радовался тому, что это было не так уж просто сделать. Свое восхищение и гордость он, однако, скрывал в глубинах души, пока не понял наконец, что он, Ксин Ферго, попросту нечеловек. В то время как другие постепенно забывали о его происхождении, для него именно, оно становилось источником внутренней силы и чувства независимости.

Была лишь одна разновидность людей, которые не собирались об этом забывать, – истребители. У них были к тому причины, и немаловажные (помимо давних событий): Ксин отобрал у них самых богатых клиентов. Графы, купцы, принцы предпочитали его ловкость, а временами и умение хранить тайну, не всегда успешным, часто заканчивавшимся расследованием, действиям профессиональных охотников.

Ксин был непревзойденным – ни один истребитель не смел противопоставить свои знания и умения его прирожденным способностям. Так что ничего удивительного, что в свое время идея Дарона Ферго пришлась им весьма по душе.

Это было полгода спустя после отражения нападения островитян. Если бы не предупреждение Родмина и помощь нескольких верных гвардейцев…

Покушение было действительно крайне тщательно продумано. Для Дарона это закончилось изгнанием, а для истребителей и Ксина – договором о первенстве и разделе охотничьих угодий. Однако, по очевидным причинам, соблюдать его удавалось далеко не всегда.

К счастью, дело, которым он собирался заняться, полностью ему соответствовало: истребители пытались и не справились – значит, мог действовать Ксин.

Он подошел к двери своего жилища и открыл ее. Ханти не было там, где он ее оставил. Он заглянул в другие комнаты – тоже никого. Вошел в спальню – она сидела перед зеркалом, закрыв лицо руками. Когда он положил ей руку на плечо, она вздрогнула.

– Это ты, – проговорила она бесцветным голосом. – Пришел мною попользоваться?

Слова ее задели его за живое.

– Пожалуйста. – Она повернулась и расстегнула застежку на плече платья.

– Перестань, я… – Он сумел обрести дар речи.

– Почему, ведь я твоя собственность, ты сам час назад доказал это Родмину.

– Прости, я не должен был так с тобой разговаривать, извини, – повторил он.

– И все-таки ты вел себя именно так.

– Ты меня рассердила.

– И это тебя оправдывает, не так ли?

– Что, хочешь еще раз? – Он раздраженно повернулся к выходу. – Слишком скромные извинения? Могу еще, при Родмине, – от прежнего смирения не осталось и следа, – как пожелаешь.

– Ксин, нет.

Он остановился.

– Все не так. – Она встала рядом с ним. – Я не хочу, чтобы ты был такой.

Он с усилием подавил раздражение и гнев. Почему-то временами появлялось странное ощущение, что они чужие друг другу…

– Хорошо, не буду. Больше не повторится.

– Спасибо.

Они молчали, не глядя друг другу в глаза.

– Что-то происходит между нами… – с грустью заметил Ксин. – С тех пор, как я вернулся из Кемра…

– Я знаю. – Она отступила на шаг и прошептала: – Я знаю почему.

– Не думай об этом, Ханти, – мягко сказал он.

– Это все дети, – казалось, она его не слышала, – я не дала их тебе. – Это была лишь часть правды. Уже несколько лет она старалась делать все, чтобы, этой части хватало в качестве целого…

– Может, оно и к лучшему, – пытался он ее утешить.

– Ты всегда хотел иметь сына или дочь, похожих на меня, ты говорил…

– Правда, – не смог возразить Ксин.

– Ты имеешь право взять себе другую. Ты должен…

– Вот только та дочь, которая у меня, может быть, будет, была бы совсем не похожа на тебя, понимаешь ли…

– О Ксин! – Она прижалась к нему.

– Как-нибудь переживем, верно? – Он грустно улыбнулся.

Она не ответила, всхлипывая, словно маленькая девочка. Он молча обнял ее и повел к кровати. Они сели. Ханти медленным движением сбросила шелк с другого плеча. Ксин вытащил заколки из ее волос и взъерошил ей прическу. В глазах Ханти замерцали голубые искорки. Она выразительным жестом постучала по железу панциря.

– Помоги мне. – Он начал возиться с одной из пряжек.

Ремешки вскоре поддались, и выпуклая серо-голубая скорлупа с лязгом покатилась по полу.

Обнаженные руки оплели шею Ксина, а его ладони нашли и обхватили ее груди. Соски сами вошли между пальцев, которые начали их поглаживать и мягко сжимать. Вздохнув, она потянулась к нему губами. Плавно, словно плавящийся воск, оба опустились на постель. Какое-то время спустя рука Ксина отпустила покрывшуюся румянцем грудь и змеей переместилась вниз, по животу и бедру, к, твердой округлости коленей. Шелковистые бедра уже ждали под складками ткани. Она раздвинула их, открывая дорогу ласкам.

Платье над ее лоном, подобно отливной волне, начало с тихим шелестом отступать, открывая ноги, которые медленно поднялись вверх, поколебались и поспешно, словно крылья бабочки, раскрылись на всю ширину. Ксин жадно провел ладонью по напрягшемуся телу, наслаждаясь упругостью форм, окружавших розовую щель. Палец наткнулся на источник влаги и невольно скользнул по нему…

В то же самое мгновение губы женщины оторвались от губ мужчины, уносимые внезапной судорогой изгибающейся шеи. Сдавленный стон затих под потолком спальни.

Рука, на которую опирался Ксин, ослабла, и он, медленно наклонившись, рухнул в сладостную бездну, на дно, где ждали его блестящие от влаги лепестки женственности…

Руки Ханти освободили его от сковывающей одежды. Ловкие и быстрые, они приняли его таран, словно сокровище, извлекли из складок кожи, а мгновение спустя замкнули, будто в раковине, и смело направили к открытому лону. Она взяла его обеими руками и, высоко подняв ноги, глубоко и плавно вонзила в себя.

Несмелая улыбка появилась на губах Ханти, когда он дошел до дна. Она чуть приподняла бедра и раскинула руки.

Он сделал первое движение…

Она ответила ему судорогой – ее горячее и мягкое, волнующееся лоно обожгло внезапным наслаждением. Дыхание Ксина превратилось в отрывистое сопение.

Он быстро повторил.

Она закачалась, напряглась, словно готовясь сбежать. Схватила его за шею.

Он сильнее обхватил ее руками, и опять…

– Дай еще…

– Бери… вот… все твое… Должно быть…

Гримаса стерла с ее лица недавнюю улыбку. Голова откинулась назад. Из открытого рта донесся сдавленный стон.

Не прерываясь, не теряя размеренного ритма, он наклонился ниже, придавливая торсом верхушки подрагивающих грудей.

– О, вот так! Еще, еще, е-ще! О! О! Та-ак… а… а… А! ААА!!!..

Приглушенный стон зазвучал в ушах Ксина, словно победные фанфары. Подхваченный могучей волной ее экстаза, он овладел ею, обуздал, словно всадник непослушную лошадь, и снова вдавил в глубь шелковой постели.

Руки, что сперва блуждали по его спине, а потом дергали его за волосы, чтобы в последние мгновения конвульсивно цепляться за простынку теперь лежали бессильно и неподвижно, так же как и вся Ханти.

Она ушла куда-то далеко, а зернышки наслаждения, которые с каждым толчком он извлекал из ее тела, по капле заполнили бокал его желания. Падая туда одно за другим, они превращались в волны, нараставшие в нем все быстрее и круче.

Он навалился на нее сильнее, ускорил темп, она это почувствовала – уже возвращалась к нему, открывшись так широко, как только могла. Беспомощные руки ожили. Длинные ноги снова оплели его. Ноги, бедра, живот – они были везде. Он вторгался в нее, пронзал, она прижалась губами к его уху.

– Я твое поле, паши меня, паши глубже, – страстно прошептала она.

Он дернулся, словно от удара бича, закрыл глаза. Теперь уже не частью тела, но весь он погрузился в нее и затрепетал, словно птица, тонущая в глубинах обезумевшей стихии. Вспыхнуло ослепительное солнце.

Первая судорога поразила его вдоль бедер до самого крестца…

– О, вот так! Пожалуйста, – в экстазе вздыхала она, – о, еще… о, так, сей во мне, да, пожалуйста… о дорогой, любимый… любимый…

Она прижала к груди его беспомощную голову, погладила по волосам, натянула одеяло на него и на себя. Он уже спал крепким, каменным сном. Она заснула вскоре после него.

Они так и лежали, потные, нагие, безразличные и чуждые всему миру, замкнутые в своем собственном, ограниченном их телами и пространством, заполненном шумом их дыхания. Ничего больше и ничего, кроме этого. Пара влюбленных.

 

ДРЕМЛЮЩАЯ УГРОЗА

Они проснулись одновременно через час или два и приветствовали друг друга легким поцелуем. Ксин потянулся, а Ханти приподнялась на локте, окинув критическим взглядом смятую ткань платья.

– Твой панцирь выглядит намного лучше, – сказала она, любовно потираясь щекой о его плечо. – Не помню, когда мы последний раз были друг с другом настолько, настолько… – Она внезапно задумалась. Какое-то время она искала подходящие слова, потом отрицательно покачала головой. – Ну, скажи хоть что-нибудь. – Она толкнула мужа носом.

– Я как раз думаю, – ответил он, обнимая ее, – но что-то не могу найти ничего такого, чего бы ты раньше не слышала.

– Я в последнее время боялась, что ты в конце концов возьмешь себе какую-нибудь из этих чванливых сук, которые постоянно смотрят на тебя так, словно вот-вот лишатся чувств.

– Вот только не знаю, о чем бы я мог с ними разговаривать?

– Ты же не думаешь, что им бы захотелось беседовать о тайнах магии и философии Онно? У них у всех сразу между ног мокро становится при мысли о том, что они могли бы с тобой переспать во время полнолуния. Я знаю нескольких, которые на все готовы, чтобы оказаться тогда у тебя в лапах. Даже королева меня как-то раз спрашивала, как ты это делаешь после Превращения.

– И что ты ей ответила?

Ханти покрылась румянцем и заморгала.

– Честно говоря, я тебя чуть-чуть перехвалила, но только чуть-чуть… – Она игриво посмотрела на него.

– Ну вот видишь, – рассмеялся он, – и ты им еще удивляешься?

– Тогда я хотела, чтобы они мне завидовали, я была спокойна за своего демона. – Она неожиданно погрустнела.

– А теперь?

– Ты такой хороший, но…

– Тс-с! – Он приложил ей палец к губам. – Пора вставать.

Одним прыжком он соскочил с постели, мягко, словно шелковая ткань, опустившись на пол. Быстро одевшись, он протянул руку к щиту.

– Я тебе помогу, – предложила Ханти.

– Нет, на сегодняшнюю ночь я надену самую тяжелую кольчугу, на всякий случай, – добавил он.

– Уезжаешь…

– Да, но только утром.

– Тогда зачем это?

– Извини, не могу сказать.

Он поцеловал ее и вышел из спальни. Не желая тратить времени на вызов слуг, он сам открыл сундук с одеждой и достал тяжелый, завернутый в оленью кожу сверток.

Развязав несколько ремешков, он развернул его и, тщательно осмотрев ряды стальных звеньев, ловко натянул кольчугу через голову. Вскоре он был уже готов. Еще немного подумав, он подошел к другому ящику и достал оттуда маленький стилет, острие которого искрилось волнистыми извивами сплава меди и серебра.

«Только бы им не пораниться», – подумал он, пряча стилет под плащом.

Из спальни Ханти донесся звук колокольчика – она вызывала служанку. Девушка выбежала из своей комнаты и на пороге разминулась с Ксином. Увидев господина, она смиренно поклонилась, но, когда он уже не мог ее видеть, поспешно начертала на груди и лоне замысловатый Знак, защищавший от семени зла…

Теперь нужно было увидеться с королем. Занимаемая должность давала ему доступ к Редрену в любое время дня и ночи, и старый слуга, как обычно, проводил его туда, где пребывал монарх.

Его величество сидел за маленьким столиком черного дерева, с выражением смертельной скуки на лице непрерывно выигрывая в кости у какого-то унылого придворного. Рядом с ними сидела новая наложница, явно впервые оказавшаяся рядом с монархом, поскольку она все время буквально из кожи вон лезла, стараясь заинтересовать Редрена то глубиной декольте, то длиной ног, то, наконец, соблазнительной улыбкой.

«Когда он играет, она с тем же успехом могла бы кокетничать с евнухом», – подумал Ксин, произнося приветственную формулу. Король с явным усилием поднял взгляд и соизволил его заметить.

– О Ксин, – проговорил он, – а мы сегодня как раз о тебе думали.

– Да, господин.

– И пришли к выводу, что тебя следовало бы прогнать туда, откуда ты пришел.

– Почему, ваше величество? – спокойно спросил он.

Если Редрен по крайней мере раз в три дня не грозит кому-нибудь изгнанием, то он либо болен, либо чересчур сыт. Лишь когда он не говорил ничего вообще, приходила пора паковать манатки или готовить иглу и дратву, чтобы пришить на месте голову…

– Слишком скучно тут стало с тех пор, как ты следишь за порядком во дворце, – пояснил король. – Никаких интриг, авантюр, не говоря уже о заговорах. Даже сплетни ходят не такие, как раньше. И все это из-за твоей зверской легенды. Все боятся слово лишнее сказать, чтобы не угодить тебе в лапы…

Ксин понял, на что намекает король: три года назад дюжине сторонников карийской династии пришло в голову свергнуть властителя. Это была первая и до сих пор единственная попытка дворцового переворота за время карьеры Ксина на посту начальника стражи. Заранее узнав о готовящемся заговоре от своих шпионов, в одну из ночей, когда на небе светила круглая яркая луна, он по очереди посетил всех зачинщиков. Никакого вреда он им не причинил, лишь дал понять, что весьма не прочь полакомиться свежей печенкой каждого из них. На следующий день приятно было смотреть, как те наперегонки мчались к королю и, поливая друг друга грязью, молили о прощении. Участие в этой истории доносчиков не афишировалось, зато Родмин бросил пару слово о якобы имевшихся у него способностях читать мысли без необходимости смотреть испытуемому в глаза. Результат не заставил себя ждать и имел долговременные последствия…

Недовольство Редрена, даже притворное, несомненно, было на руку Ксину. Пользуясь случаем, он тотчас же попросил разрешения уехать и с легкостью его получил, хотя и без особого энтузиазма со стороны короля.

– Нам что, самим себя охранять? – недовольно ворчал Редрен, а его новое «приобретение» на этот раз словно невзначай зацепило веером край юбки и задрало ее на колени. Одновременно девушка набрала в грудь столько воздуха, что соски ее выскользнули из-за кружевного декольте.

«Сейчас лопнет…» – промелькнуло в голове Ксина. Тем временем монарх небрежным жестом прогнал своего партнера.

– Садись, капитан, хватит дурачиться, хочу сыграть честно.

Он посмотрел вслед удалявшемуся с поклонами придворному и добавил:

– Интересно, как это у них получается? Он ведь играл моими костями, а сам даже ни разу вничью не свел…

Ксин едва скрыл дикий блеск в глазах. Он-то хорошо знал, что ремесленники, занимавшиеся изготовлением игральных костей, производили специальную их разновидность – кости для короля и для игры с королем.

К счастью, магнит у него с собой был.

В первой партии он буквально разгромил Редрена, но второй выиграл после упорной борьбы, следующие две свел вничью, чтобы в пятой исключительно эффектно проиграть. Его величество был вне себя от счастья, одноразовая же королева, видимо, что-то в конце концов уразумела, поскольку во время последней партии сидела спокойно, с физиономией голодного стервятника.

Когда Ксин выразил желание покинуть монарха, тот не хотел его отпускать. Лишь некоторое время спустя ему удалось отвертеться, сославшись на свои обязанности.

Уходя, он бросил взгляд на короля; Редрен любил прикидываться полным придурком и прекрасно чувствовал себя в этой роли. Однако голова у него соображала, и мало кто мог с ним в этом сравниться. Беда тому, кто осмелился бы вырвать монарха из его любимого состояния и заставить его думать, – это почти всегда заканчивалось для смельчака встречей с мастером Якобом…

Этим вечером Ксина еще ждал доклад подчинённых ему офицеров. Он основательно на него опоздал, и они начинали уже проявлять нетерпение. Когда он вошел, ропот утих, все встали.

– Прошу прощения, у его величества сегодня счастливая рука, – объяснил он.

Тень затаенной усмешки пробежала по лицам собравшихся. Все сели.

– Говорите, – велел Ксин.

– Утром принц Хаску, как обычно спьяну, приставал к нашим солдатам, – отозвался Зефио, самый молодой из сотников.

Ксин нахмурился:

– Ранил кого-нибудь?

– Нет, только приказал встать по стойке «смирно» и обоссал, словно пес дерево.

– Есть у меня странное ощущение, что эта лысая вонючка скоро опять поскользнется и искупается в дворцовом нужнике. Зеф, проследи только, чтобы он не захлебнулся, он не умеет плавать. Что еще?

– Король нашел себе новую подстилку.

– Уже видел. Проверили, кто такая?

– Да, хлопот быть с ней не должно.

– Хорошо. Медик заглядывал куда надо?

– Как обычно. На этот раз – никаких замечаний.

– А точнее?

– Уже пользованная, но здоровая.

– Таких я люблю, – вырвалось у кого-то.

– Спокойно. Дальше…

– Все доставлено в срок, даже перышек для горла хватит.

Ксин махнул рукой.

– Истребители снова вешали всех собак на ваше благородие.

– А о короле что-нибудь было?

– Не посмели.

– Их счастье. Если только обо мне речь – пусть себе болтают. Может, облегчатся.

Послышались короткие смешки.

– Больше ничего серьезного?

Все молча покачали головами. Он изложил им свои планы, назначил заместителей и поставил задачи. В заключение они обсудили расположение постов и пароли на ближайшую ночь.

– После моего отъезда будьте начеку. Слишком спокойно тут было в последнее время. Слишком спокойно… – сказал он на прощание.

В лаборатории Родмина Ксин появился в условленное время. С собой у него был небольшой мешочек, который время от времени шевелился и дергался.

– Что там у тебя? – заинтересовался маг.

– Это варан… – ответил Ксин. – Из дворцового зверинца.

– Эй, ты что, хочешь… – Редмин явно забеспокоился.

– Именно, – прервал его Ксин. – Может быть, знаешь способ получше?

– С ума сошел! Знаешь, чем это может кончиться? И почему, собственно, пресмыкающееся? Первый раз слышу…

– Потому что между ними и упырихами есть какое-то родство, я так думаю. И не будь бабой, я знаю, что делаю. Идем!

– Погоди, в таком случае я тоже возьму что нужно. – Он забегал по лаборатории, распихивая по карманам разные предметы. – Я готов, – наконец заявил он.

Они направились в катакомбы замка.

– Хотелось бы, что бы никто нас не видел, – проговорил Родмин.

– Не бойся, стражи поблизости не будет, я позаботился, – успокоил его Ксин.

Они добрались до узкой мрачной лестницы, уходившей в холодную темноту. Холод явно усиливался с каждым шагом вниз. Царившая в подземелье тишина была таковой лишь для Родмина, ибо в голове Ксина словно нарастал некий глухой монотонный крик. Еще сегодня утром этот зов не вызывал у него никаких ассоциаций, за исключением некоего неясного беспокойства. Теперь же он явно ощущал сверхъестественные, чуждые волны Онно и прятавшиеся среди них слабые беспорядочные колебания – бормотание личинки чудовища.

Ящер в мешке яростно дернулся и пронзительно зашипел. Родмин вздрогнул.

– Подожди, – шепнул он, – я уже ничего не вижу!

Он споткнулся о какой-то саркофаг и обеими руками оперся о лежавшую на нем склизкую от плесени крышку. Ксин обернулся. В царившей темноте видно было, что его глаза горят мягким зеленоватым светом.

– Тьфу, ну и гадость, – маг с отвращением вытирал руки об одежду, – сейчас зажгу факел.

Дрожащий язычок пламени вызвал к жизни десятки и сотни странных теней, которые, пока они шли, расступались перед ними в стороны, чтобы мгновение спустя снова слиться за их спиной в дрожащую темную пелену, постоянно следующую за ними.

Из мешка доносилось скрежещущее кваканье.

– Может, лучше вернемся? – предложил Родмин. – Слишком рискованно…

– Ты же хотел удостовериться, – отрезал Ксин. – Стилет взял?

– Да.

– Так чего ты боишься?

– Ты хочешь добавить ей силы, можешь ее прежде временно разбудить.

– Я должен заставить ее издать зов, иначе мы не узнаем, что там на самом деле лежит. Это может быть как упыриха, так и вампир, анимант или что-либо такое, про что в твоих книгах еще не написано.

– Ладно, – поколебавшись, сказал маг, – что будем делать, если она вылезет?

– Меня она не тронет, сразу бросится на тебя, ибо ты здесь единственный человек…

– Ты меня обрадовал. И что дальше?

– Не давай себя загрызть, пока я не зайду ей за спину.

– Это, наверное, очень просто…

– Да, если она не станет левитировать… Пришли. Проклятый гад. Если плита пошевелится, отступаем в разные стороны, запомни. Начинаем. Есть обычный нож?

– Есть.

– Давай.

Ксин вытащил варана из мешка. Пасть и лапы зверя были уже заранее связаны. Ксин бросил жертву на крышку саркофага и поправил ослабшие веревки. Родмин подал ему стилет.

– Собственно, тут лучше подошел бы кот, – пробормотал маг, – в них больше жизненной силы.

– Обойдешься! – раздраженно прошипел Ксин. – Кота я никогда бы не тронул!

Он придержал животное и нанес точный удар. Кваканье сменилось пронзительным писком, который подхватило кладбищенское эхо. Ксин повернул лезвие в ране, вытащил и вытер о рукав.

– Спасибо. – Он вернул нож Родмину.

Тот, забрав его, подошел с факелом к дергающемуся ящеру.

– Крови не видно, – удивленно заметил он. – Что ты с ним сделал?

– Вызвал внутреннее кровотечение, сейчас начнется агония, – пояснил Ксин. – Приготовимся!

Он встал в шаге от саркофага и, наклонив голову, застыл неподвижно, прижав кулаки к вискам, Родмин принял защитную стойку.

Движения варана становились все слабее, из пасти потекла белая пена. В какой-то момент он приобрел ярко-пурпурный цвет и его сотрясли первые судороги. Это, однако, продолжалось недолго. Потом он поблек, глаза его помутнели, и тогда…

Маг заметил, как внезапно вздрогнули плечи Ксина. Тотчас же раздался тихий, приглушенный толстыми стенами гробницы шуршащий звук – что-то большое и явно тяжелое шевелилось среди шероховатых камней…

Рука Родмина молниеносно исчезла в кармане плаща.

Удар в низ плиты был невероятно сильным. Раздался шорох крошащейся извести. Снова пронзительней скрежет – это могли быть только когти. Раз, второй… Крышка, однако, не дрогнула. Маг выдернул руку и бросил какой-то мелкий предмет.

Пятно золотистого света вспыхнуло на стенке, гранитного ящика. Оно тотчас же засияло фиолетовым огнем, который ударил так, словно его усиливало нечто находившееся внутри саркофага. Несколько мгновений ослепительное пламя росло, пока внезапно, высосав все, что можно не погасло столь же быстро, как и появилось.

Наступила мертвая тишина. Уже ничто больше не пыталось выбраться из могилы. Ксин вопросительно посмотрел на Родмина.

– Я забрал у нее то, что дал ты, – объяснил тот.

– Если ты мог сделать нечто подобное, то почему дрожал, как овечий хвост?

– Детская штучка. – Он пожал плечами. – Если бы у нее хватило сил, чтобы поднять плиту, я ничем бы не смог ее укротить.

– А еще хотел, чтобы вместо ящера был кот… – Раздраженный Ксин схватил коченеющего варана и сунул обратно в мешок.

– Что ты делаешь?

– Забираю его, он заслужил достойные похороны.

– Я думал, ты так относишься только к мертвым котам, – удивился маг.

– Да, это правда, , но благодаря ему мы многое узнали.

– А именно?..

– Упыриха, чтоб ей провалиться, с такой я еще не имел дела. Она сохранила часть прежнего сознания, понимаешь?

– Значит, никто не насылал на нее чар, иначе… Теперь понял! Вот старая сука!

– Что такое? Говори!

– Она хотела жить, жить любой ценой. Она постоянно это повторяла… Ну и дурак же я! Я должен был догадаться! Она эти чары сама на себя… добровольно… – Он стиснул кулаки. – В этой династии всегда хватало сумасшедших!

– Она почуяла мое присутствие, – не своим голосом проговорил Ксин, – пыталась что-то передать, кажется приказ, чтобы я помог ей выбраться. Род, там лежит страшная угроза! Не знаю, сумею ли я ЭТО убить. Ни за что нельзя допустить, чтобы эта тварь вылезла наружу! Ни в коем случае!

Они вышли в освещенный рядами факелов дворцовый коридор, тщательно заперев за собой ведшие в катакомбы железные двери.

– К счастью, мы все знаем и у нас двадцать с лишним дней времени, – задумчиво сказал маг. – Редрен отдаст соответствующие распоряжения. А ты – езжай, раз решил, только имей в виду, что можешь на полпути получить приказ вернуться. Утром попрошу аудиенции.

– Тогда я буду уже далеко, – ответил Ксин, – я отправляюсь на рассвете.

– Не выспавшись?

– Я могу обходиться без этого. Удачи.

– И тебе тоже.

 

СЕМЕЙНЫЙ ДОЛГ

Пятеро гвардейцев и лошади уже ждали в предрассветном тумане. Ксин вышел из-под окружавшей внутренний двор аркады, утопающей в глубоком мраке, и направился к солдатам. Моросил мелкий дождь. Стукнула подкова.

– Приветствую. – Сотник Аллиро подал ему поводья.

Ксин поблагодарил кивком головы. Он посмотрел вверх: приземистые очертания замка слегка расплывались на фоне темно-синего неба. Тут и там маячили огоньки. Несколькими этажами выше, перегнувшись через балюстраду галереи, неподвижно стоял стражник, глядя вниз, на них. Матово поблескивали алебарда и шлем.

Ксин вскочил в седло.

«Надо бы попрощаться с Ханти, – подумал он, – но, может быть, лучше сейчас ее не будить».

Какое-то предчувствие заставило его посмотреть в ту сторону, откуда он пришел. Из тени появились три фигуры. Это была она. Она шла, закутавшись в пушистую шаль, а две служанки послушно следовали за ней.

Ксин пришпорил коня, развернулся и подъехал к ней. Она молча протянула руки. Он наклонился, подхватил ее, мягко поднял и посадил рядом с собой.

– Ты хотела мне что-то сказать? – спросил он, поглаживая ее волосы.

– Ничего такого, чего бы ты не хотел услышать, – улыбнулась она.

Он обнял ее за талию, она обхватила его руками за шею. Они начали целоваться, словно подростки. Вздохнув, она уперлась лбом в его щеку. Внезапный страх окатил Ксина холодной волной.

– Ханти, уезжай отсюда, самое позднее через две недели, в наше имение, в Самни. Жди меня там, – торопливо прошептал он.

Она удивленно посмотрела на него.

– Не спрашивай, делай, как я говорю. – Он коснулся губами ее уст и осторожно опустил на землю,

– Ксин…

– Пока, до свидания!

Шпоры вонзились в брюхо коня. Тот заржал и помчался вперед. Дружина двинулась следом.

Топот копыт разорвал полусонную тишину и перешел в размеренный стук. Вскоре он затих вдали. Все снова стало как прежде.

Три женщины одиноко стояли посреди опустевшего двора и смотрели в туманную даль.

Последующие дни были похожи друг на друга: монотонно тянущаяся дорога, смена лошадей, ночлеги, постоялые дворы. Единственное, что разнообразило скуку, была часто менявшаяся погода: то саднящая глаза и горло пыль, то дожди и непролазная грязь. Время от времени, когда сидеть в седле становилось просто невыносимо, они спешивались и целые мили шли пешком, ведя коней в поводу.

– Первый раз я готов пожалеть, что моего дорогого кузена сослали в такую даль, – сказал Ксин шедшему рядом Аллиро.

– Еще два дня пути, – отозвался тот. – Дальше воистину уже некуда, разве что в Кемр или туда, откуда не возвращаются, – добавил он, – но тогда вашему благородию и нам не пришлось бы день за днем отбивать себе задницы об эти проклятые седла. Да и вообще, стоило ли в свое время упрашивать сохранить жизнь такой сволочи?

– Ты прав, – рассмеялся Ксин, – но кто же думал, что придется тащиться к нему через весь Суминор?

– Да что там! – взорвался сотник. – Я ведь вас знаю, господин, даже если б вы и знали, все равно бы ничего не изменилось. Такой уж вы есть – вроде бы, без обид, не совсем человек, а поучиться у вас многому стоит. Не одному вы поперек горла встали…

– Успокойся, старик. Ты уж скажешь…

– Что знал, то и сказал, – с достоинством ответил Аллиро.

С треском ломающихся ветвей на дорогу перед ними рухнуло дерево. Кори перепугались. Солдаты успокоили их.

– Явно не само упало, – посерьезнев, сказал Ксин.

– Подрублено, – заметил старый солдат, – надо бы по коням.

Вокруг царила мертвая тишина.

– Пока нет, – удержал его Ксин, – сейчас у нас есть прикрытие, а с коней нас стрелами снимут. Когда будет надо, я дам знак.

Некоторое время ничего не происходило, пока неожиданно из окружавших дорогу зарослей не послышался чей-то раздраженный возглас и оттуда не вырвалась воющая толпа.

«Не дождались», – подумал Ксин и взревел что было духу:

– По коням! Бей разбойников!

В мгновение ока он был уже в седле и пришпорил коня. Словно тигр, он обрушился на подбегавших, и в утренних лучах солнца сверкнул меч. Хищным движением он опустил его на ближайшего из бандитов. Тот даже не успел среагировать, пока на него падал блестящий клинок, и с хрипом рухнул под копыта коня Ксина. Сталь описала круг и снова вонзилась в чье-то тело. Послышался треск разрубаемого мяса, а за ним сдавленный стон. Ксин пронесся сквозь них, развернулся и напал сзади.

Отрубленная голова покатилась в колею.

Пальцы, словно палочки, отвалились от топорища, а его владелец заскулил, словно побитый пес.

Четверка гвардейцев выстроилась звездой, поставив коней задами друг к другу. Их тяжелые двуручные мечи со свистом описывали круги над конскими шеями. Каждый, кто отваживался приблизиться, тут же умирал.

В полутора десятках шагов дальше стоял Аллиро, широко расставив ноги, с боевой алебардой в руках. Двое разбойников с воплями прыгнули к нему. Широкое плоское острие пронеслось горизонтально над землей. Первый нападавший зашатался, словно пьяный. Разрубленный посредине туловища, он отлетел назад, разбрызгивая изо рта розовую пену. Старый мастер совершил замысловатый пируэт, замахнулся и ударил древком алебарды в челюсть второго разбойника, который, словно мешок, свалился на дорогу. Алебарда совершила плавное движение сверху вниз. Хрустнули ломающиеся ребра. Аллиро выдернул лезвие, отскочил и с оружием под мышкой застыл в исходной позиции.

Третьего желающего не нашлось.

Раскрученный на длинной цепи, покрытый шипами шар с адским визгом полетел прямо в лицо Ксину, который засмотрелся на подвиги Аллиро и не успел уклониться. Он инстинктивно заслонился мечом. Цепь обмоталась вокруг клинка и вырвала оружие из руки. Разоруженный, он молниеносно выдернул ногу из стремени, пинком в висок отбросил противника в сторону и вырвался из круга сражающихся. На безопасном расстоянии он остановился, сбросил перчатки, сунул их за пояс и обнажил руки до локтей.

– Лунный свет… – сосредоточившись, прошептал он.

Все тело пронзила судорога. Превращение свершилось.

Несостоявшийся победитель поднялся с земли и, изрыгая проклятия, бежал к нему, размахивая своим оружием. Ксин пришпорил коня и двинулся навстречу. Когда нападавший увидел всадника, в глазах его появился животный страх. Ксин поднял лапу. Пронзительный вопль затих, когда когти раскроили череп. Следующей жертве он вонзил когти в основание шеи и дернул вверх, хрустнули разорванные позвонки. Отпустив труп, он развернулся к нападавшим и грозно оскалился. Раздались крики ужаса, и противник ударился в паническое бегство. Вскоре они остались одни. Вокруг лежали трупы.

– Все целы? – спросил Ксин. Он снова обрел человеческий облик.

– Слава Рэху! – благоговейно ответил гвардеец Милан, вытирая о траву окровавленный клинок.

Кто-то нашел и подал Ксину меч. Тот взял его и тщательно осмотрел лезвие, к счастью, оно почти не пострадало.

– В путь! – крикнул он, убирая оружие в ножны.

Они обогнули препятствие и побрели дальше по пустой, безнадежно длинной и унылой дороге. Над горизонтом всходило солнце. Начинался новый день.

В пяти часах пути от Дины, места ссылки Дарона, они заметили над трактом серое растущее облачко. Придержав коней, они начали всматриваться в даль.

– Вооруженный отряд, но цветов я пока не могу различить, – первым отозвался Ксин.

– Встречают или снова хотят напасть? – пробормотал Аллиро. – Для случайной встречи – не время и не место.

Владения разбойников уже позади.

– Никто о нас там слышать не мог, разве что… – Ксин прищурился. – Всем в строй, поднять знамя и держать оружие наготове! – приказал он. – Нужно быть готовым и к тому, и к другому. В галоп! – Он дал знак быстрым жестом.

С лязгом и грохотом они помчались вперед. Ксин скакал впереди, и ветер развевал золотистый конский хвост на гребне его шлема. С гордо поднятой головой он всматривался в приближавшихся всадников. За командиром следовал, удерживая неизменную дистанцию – почти полкорпуса коня, – сотник Аллиро. Развевающееся знамя трепетало над ним на древке пики, прикрепленной к седлу. Свою короткую алебарду он вынул из ременных петель на упряжи и, придерживая одной рукой, положил наискось на бедра. Ее темно-голубоватое лезвие ритмично покачивалось возле головы коня.

Остальные ехали двумя парами, стремя в стремя, а висевшие на спине мечи для удобства были подвешены рукоятями наружу.

Постепенно в приближавшейся группе Ксин заметил сначала герб рода Ферго, а вскоре и самого Дарона, который, как и он, скакал во главе своей группы из дюжины всадников.

Встретившись, они скомандовали своим знак остановиться.

– Значит, это все-таки ты! – воскликнул Дарон. – Приехал…

– Откуда ты знал, что найдешь меня здесь? – Ксин все еще не был уверен в том, какого рода прием ему оказывают.

– Якобы несколько дней назад банду разбойников перебил некий небольшой отряд, а командовал им человек, который во время сражения превратился в громадного кота. Насколько мне известно, на королевской службе со стоит лишь один котолак, впрочем, может быть, я и ошибаюсь, хе-хе…

– До тебя, конечно, дошли лишь слухи, – язвительно заметил Ксин.

– Не иначе.

– А я думал, что это были твои люди, – без обиняков заявил он.

По лицу Дарона пробежала гримаса, но смысл ее скрыли рыжая борода и усы.

– Думаю, когда-нибудь я в конце концов полюблю твою откровенность, – сказал он. – Я с этим не имел ничего общего, так, обычное нападение, а вести расходятся быстро, особенно такие. Однако если ты так полагал, то почему я тут с тобой еще разговариваю?

– Потому что в моей семье случилось нечто, что могу изменить только я, – гордо ответил Ксин, – и я намерен исполнить долг перед своим родом, – добавил он. – Если тебе кажется, что это не мое дело, то я кошачьей лапой вобью в твою закованную башку, что ты ошибаешься.

– То есть ты приехал бы даже без того письма?

– Если бы узнал о том, что случилось, – да.

Дарон задумчиво покачал головой:

– Откровенность за откровенность. Хотя король пожаловал тебе дворянство и присвоил фамилию, что формально решило вопрос, я не перестал считать тебя, мягко говоря, ублюдком. Однако я помню о том, что не кто иной, как ты, спас меня от плахи, хотя причин к тому у тебя было дьявольски мало. Так что вслух я этого больше никогда не скажу, но знай, что написать письмо меня заставила Мара. Она от отчаяния уже совсем голову потеряла.

– Сколько раз приходил вампир?

Дарон помрачнел:

– Пять, последний раз сегодня ночью.

«Еще два, и придется Милина проткнуть осиновым колом», – подумал Ксин.

– Это вместе с ними ты устроил ту бойню? – неожиданно спросил кузен.

Ксин оглянулся:

– С ними. Они стоят своего жалованья.

– Ещё одна причина оказать тебе гостеприимство. Добро пожаловать в мою одинокую обитель!

Они крепко пожали друг другу руки – впервые в жизни.

Соединившись вместе, отряды двигались бесформенной, далеко растянувшейся массой. Во главе лениво развевались два знамени – флаг с гербом рода Ферго и пурпурно-золотистый штандарт королевской гвардии. Оба родственника ехали рядом, ведя оживленную беседу, а чуть дальше двигался постоянно вглядывавшийся в них худой человек с длинными, почти белыми волосами. Он был вооружен, но единственный из присутствовавших не выглядел как солдат-наемник. Ксин в конце концов обратил на него внимание:

– Этот, седой и худой, все время отводит взгляд, когда я на него смотрю. Насколько я помню, это известный истребитель?

– Угадал, его зовут Берт. Глава гильдии, для тех, что у меня в замке, он непререкаемый авторитет.

– Слабоват авторитет, судя по результатам.

– Лучше не говори этого никому из них, у них и так несварение желудка с тех пор, как они узнали о твоем приезде. Они готовы натворить еще каких-нибудь глупостей, и тогда хлопот не оберешься, а я не хочу больше восстанавливать против себя короля.

«Сама невинность», – язвительно подумал Ксин. Истребитель явно сообразил, что речь идет о нем, поскольку поторопил коня и поравнялся с ними.

– Помощь нам не нужна, – буркнул он, тщательно избегая слов, которые вынудили бы его использовать в отношении Ксина какое-либо из общепринятых обращений.

– Насколько я знаю, это не у вас кто-то сосет по ночам кровь, но, если вдруг с кем-то приключится такая неприятность, дайте знать, я приеду и наведу порядок, – с ходу отрезал котолак. – А кроме того, – голос Ксина зазвучал твердо и бесцеремонно, – я офицер войска его величества Редрена III, в звании капитана гвардии, и хотел бы, чтобы ко мне обращались с соответствующим уважением. В противном случае я буду вынужден вызвать невежу на поединок или прикажу своим людям его высечь. Понятно?

Истребитель пошевелил кадыком, словно проглотил лягушку.

– Да… господин капитан, – выдавил он.

– Никогда не сомневался в понятливости вашей братии.

Берт посинел, но сдержался.

– Это странная и опасная местность, – сказал он чуть позже с деланным безразличием. – Разные дела здесь творятся со всякой нечистью. Необычные дела, – повторил он с загадочной усмешкой, – вам следует об этом помнить… капитан.

Он снова отъехал назад, на прежнее расстояние.

– Приятно слышать, как ты с ним справился, – сказал Дарон, – но ты оскорбил его, и притом прилюдно, он этого не забудет, увидишь.

– Тем хуже для него, – пожал плечами Ксин.

Вдали начали появляться первые строения Дины. Примерно час спустя они миновали городские ворота и скрылись в лабиринте узких крутых улочек, сетью опутывавших холм, на котором был возведен город. Приземистый замок с толстыми почерневшими от времени стенами занимал всю вершину.

Дина была типичной цитаделью, каких много было возведено вдоль юго-восточных границ провинций Суминора, чтобы защитить их от набегов непредсказуемых пирийцев. Все улицы в любой момент легко перегораживались переносными заборами из бревен, фрагменты которых лежали тут и там, сложенные в правильные поленницы, сами же дома строились исключительно из негорючего материала. Возле сложенных из благородного кирпича резиденций богачей виднелись похожие на груды необработанного камня жилища бедноты.

На дворе замка их уже ждали. Едва они успели въехать, толпа конюхов бегом бросилась к лошадям. Началась обычная в такие моменты суматоха – снимали седла, упряжь, вытирали и поили животных. Люди расходились по своим помещениям, а гвардейцев Ксина туда проводили слуги. Дарон лично занялся самим капитаном. По его знаку подбежал слуга.

– Где госпожа? – спросил Дарон.

– У юного господина, – последовал ответ.

Дарон вопросительно посмотрел на Ксина.

– Не будем терять времени, – решил котолак. – Идем!

Когда они вошли, сидевшая у изголовья Мара вскочила и с плачем бросилась на грудь гостю.

– Наконец-то ты здесь!

Она была измучена, бледна и действительно близка к помешательству. В ее ввалившихся глазах читалось безумие и мольба.

– Спаси моего сына, – прошептала она дрожащим голосом, стиснув пальцами полу его плаща.

Дарон смущенно уставился на носки сапог. Ксин мягко отодвинул кузину в сторону и подошел к лежащему Милину. Мальчик был погружен в глубокий сон. От Дарона Ксин знал, что это продолжается уже вторую неделю. Слабое и поверхностное дыхание появлялось необычно редко. Ксин еще не чуял Присутствия, но на мертвенно-белом лице мальчика уже виднелись первые признаки Превращения – посиневшие веки и приоткрытые губы, открывавшие пожелтевшие зубы, пока нормальной длины.

Ксин поднял одеяло. Как он и предполагал, мальчик был крайне истощен. Шея его была забинтована.

– Снимите, – Ксин показал на повязку, – я хочу посмотреть.

Желание Ксина было поспешно исполнено. На шее имелось пять двойных следов укусов, некоторые уже зажившие, другие, в особенности самые свежие, еще не успели затянуться. Тот, кто наслал вампира, мог вызвать смерть уже с первого раза, однако предпочитал, чтобы мальчик постепенно превратился в чудовище…

Ксин дал знак, что осмотр закончен.

– Сколько человек постоянно с ним?

– Шестеро солдат и я, – ответила Мара.

Ксин присвистнул сквозь зубы: сколь могущественна должна была быть воля, способная управлять вампиром и к тому же зачаровать целых семь человек, в том числе отчаявшуюся мать!

– И никто ничего не заметил?

– Даже легкого обморока. Свеча, на которую я смотрела, просто вдруг стала короче, – сказала немного успокоившаяся Мара. – Я посмотрела на Милина, и там снова была кровь… – она содрогнулась, – а бинт порван…-

Гримаса боли искривила ее губы.

Ксин быстро схватил ее за плечи.

– Смотри мне в глаза! – решительно приказал он.

Она послушно подняла голову. Его зеленые кошачьи глаза излучали спокойствие…

– Ты устала, очень устала, хочешь спать, – медленно проговорил он, – сейчас пойдешь к себе в спальню, ляжешь и крепко заснешь. Проснешься через шесть часов, будешь сильная и сможешь сражаться за своего сына.

– Да, да… – прошептала она и чуть пошатнулась.

Ксин поддержал ее, а Дарон хлопнул в ладоши. Прибежали девушки-служанки.

– Отведите госпожу в постель, – приказал он.

– Видел я уже подобные штучки, – заговорил Дарон. – Спасибо тебе, я неделю не мог ее уговорить, чтобы она пошла вздремнуть хоть немного. А ты что собираешься делать?

– Иду в баню, – ответил Ксин. – До захода солнца ничего не случится, а на ночь приду к Милину и подожду…

– Справишься?

Котолак обернулся и прищурил глаза.

– Не знаю, – спокойно ответил он.

 

СХВАТКА

Последние розоватые отблески уже гасли под сводом пепельно-серого неба, постепенно приобретавшего все более глубокий темно-синий цвет. В комнате Милина во всех подсвечниках горели свечи, а в углах и возле дверей, словно статуи, стояли, опираясь на копья, стражники.

– Найдешь эту проклятую тварь? – спросила Мара.

Ксин отошел от окна.

– Нет, – отрицательно покачал он головой, – не смогу.

– Почему? – удивилась она. – Ведь ты же их чуешь.

– Это не относится к анимантам. Они, прежде чем, изменятся, совершенно обычные люди, которые часто даже сами ни о чем не подозревают. Это не сверхъестественные существа, и потому я не могу ощутить их Присутствия. Сила Онно, таящаяся в них, связана чужой волей.

– Хочешь сказать, что где-то здесь, в замке, живет какой-нибудь неприметный человек, у которого внезапно, ни с того ни с сего, по ночам вырастают клыки и он приходит сосать кровь моего сына? – раздраженно бросил Дарон.

– Именно так, но это не все, должен быть еще какой-то источник злой воли. Сила вампира столь велика, что им не может быть один человек, даже несколько, здесь должна быть большая группа тех, кто знает, чего хочет.

– Не в замке. Истребители говорили то же самое, так что я для надежности приказал повесить каждого, о ком ходили слухи, что он занимается магией.

– Жаль, что ты не сровнял с землей всю провинцию.

В глазах Дарона появился странный блеск.

– А что, помогло бы?

– Сомневаюсь, – охладил его пыл Ксин.

– Скажи, почему так случилось, – спросила Мара, – и почему Милин?

– Наверняка из мести. Они нанесли удар по сыну, чтобы она была более мучительной, к тому же, может статься, он и вас загрызет…

– Перестань!

– Прости, Мара. Пора вызвать главу истребителей.

– На что он тебе? – удивился Дарон.

Ответом был лишь нетерпеливый взгляд Ксина. Дарон поспешно вышел и вскоре вернулся с Бертом.

– Приветствую вас, – холодно проговорил истребитель, – чем могу служить?

– Я хотел согласовать с вами способ уничтожения чудовища, – сказал Ксин.

– С нами? А что, в нас еще есть нужда? – В голосе Берта зазвучали издевательские нотки.

– Да, – невозмутимо ответил Ксин, – займемся этим вместе.

Наступившая тишина затянулась сверх всякой меры. Берт презрительно выпятил губы. Дарон не выдержал.

– Ты, собака! – рявкнул он, потеряв самообладание. – Я уже второй месяц вам бесплатно жрать даю, и ты еще смеешь огрызаться? – В ярости он схватил истребителя и тряхнул так, что у того едва не оторвалась голова. – Или вы сейчас же начнете делать то, что я вам прикажу, – прорычал он, – или… – Неожиданно Дарон успокоился, блеск в его глазах погас, и он на мгновение задумался. – Сегодня как раз привезли дрова, так что мигом могу для вас кольев настрогать. Увидите, как ловко тут ими орудуют!

Берт, видимо, успел уже хорошо узнать Дарона, поскольку вся его смелость куда-то исчезла.

– Так точно, хозяин. Как тебе будет угодно, – услужливо пролепетал он.

– Я отвлеку на себя все его чары, – заговорил Ксин, – а вы постарайтесь найти способ к нему в это время приблизиться. Остального, надеюсь, вам говорить не нужно?

– Большая опасность грозит тебе, капитан, это может привести к необратимому повреждению разума…

– Не твое дело, делай что положено, а о себе я как-нибудь сам позабочусь! – разозлился Ксин и повернулся к Берту спиной.

– Что-то ему сегодня не везет, – проворчал Дарон, когда за истребителем закрылась дверь.

– И от тебя тоже особого толку не будет, – заявил Ксин.

– А это еще почему? – спросил Дарон.

– Не умеешь владеть собой, будешь только мешать.

– Могу и помолчать, – предложил тот.

– Не в том дело, тебе пришлось бы перестать думать.

– Ага. – Он направился к выходу. – Впрочем, говорят, будто мне это совсем нетрудно…

Ксин и Мара остались одни, и в наступившей тишине таившееся всюду беспокойство начало приобретать почти ощутимые очертания. В комнате даже при зажженных свечах, казалось, было темно. И душно.

Ксин сел на пол в позе медитации, а Мара встала позади него. В ее напряженном лице было что-то волчье, собственно, вся она производила впечатление волчицы, притаившейся у входа в нору со щенками.

Котолак выровнял дыхание и сердцебиение, расслабил мышцы. Постепенно чувства его обострились, а сознание сосредоточилось на одной-единственной точке. Уже несколько лет, погружаясь в медитацию, он обнаруживал в глубине подсознания какую-то тень. Как обычно, он отодвинул ее в сторону. Вся его воля и все душевные силы собрались воедино, словно солдаты в строю перед боем. Теперь он был готов и мог ждать. Проходившие часы не притупляли чутья, так же как и шум регулярно сменяющейся стражи.

Первым пришел зов Присутствия. Он появился внезапно и вдали, затем начал приближаться.

Ксин представил себе врага – как он идет, окруженный защищающей его сферой зловещей силы, лишавшей воли каждого, кто находился в пределах ее досягаемости, гася мысли, чувства и память.

Это с ней, этой силой, ему предстояло сразиться. Она была уже в комнате. Удар ее он ощутил прямо внутри черепа. Жар пронзил нервы. Он мягко принял удар и отразил его. Давление на секунду ослабло. Чутье Присутствия подтвердило, что вампир остановился. Встреченное препятствие, видимо, застало врасплох его аниматоров. Затем облако коллективного сознания снова проникло сквозь стены, медленно заполнив всю комнату. Оно пульсировало, ощупывая пространство в поисках противника, – сначала безуспешно, но в конце концов Ксина в мгновение ока опутали невидимые щупальца. Он тут же оторвал их от себя и отшвырнул в сторону.

Могучее сопротивление Ксина снова вытолкнуло врага из помещения, но те уже знали…

Следующий удар был предназначен для него, пронзив навылет все его сознание и впившись в него. Началась невидимая борьба. Сопротивление Ксина продолжалось недолго: он поддался и ловко освободил свой разум, использовав способности, которые выработал годами тренировок. Мастерски погасив собственный мозг, он превратился в неодушевленный предмет. Сбитые с толку аниматоры потеряли контакт, и тогда Ксин в одно мгновение пробудился и послал им издевательский вызов. Ответом стала яростная атака. Те, видимо, пришли в бешенство, зато котолак спокойно повторил свой маневр – и еще раз, и еще несколько. Он сражался, противопоставляя холодный расчет беснующейся силе. Наконец он добился своего и заставил их ослабить действие лишающего воли облака. Люди в комнате начали приходить в себя. Прикрытие вампира стало не столь мощным, но аниматоры обрели силу, способную сварить мозг Ксина внутри черепа. На этот раз ему помогла его кошачья выносливость. Стиснутый невидимыми тисками, он не мог уже их разорвать, но и не дал себя задушить. Он использовал каждую неловкость врагов, чтобы хоть немного ослабить их захват, – и продолжал отчаянно защищаться.

Они поддались. Ксин знал, что сейчас будет, – на мгновение они освободят всех, чтобы убрать его со своего пути. Случайных прохожих, солдат, а в особенности Мару, на которую у них уходило больше всего сил. Может быть, они даже на какое-то время перестанут охранять чудовище. На это он и рассчитывал.

Но он не оценил свои силы, которые и так уже были на пределе…

Что должно было случиться – случилось.

Внезапный крик освобожденной Мары отвлек Ксина в решающий момент. Что-то подобное огромному мешку с песком свалилось ему на голову. Волю смело куда-то в небытие. Сознание разлетелось в клочья. Несколько мгновений в одном теле толпились несколько десятков Ксинов. И кто-то еще… Гигантский сапог затоптал огонек его разума, а после его захлестнул ледяной океан. Он должен был погаснуть.

Он проиграл. Однако его укротителям этого показалось мало, они схватили его, опьяненные победой, и начали терзать, словно зверь загрызенную жертву. Но – что-то вдруг им помешало. И его оставили в покое…

Ксин этого уже не чувствовал.

– Тагеро… – прошептали лишь его губы.

 

ИГРА С ОГНЕМ

Когда во время общей аудиенции Родмин попросил короля о разговоре наедине, он вызвал этим как немалое возмущение, так и любопытство. С одной стороны, это было просто неслыханным нарушением этикета, но с другой – тот факт, что придворный маг публично обратился с такой просьбой к монарху, свидетельствовал о том, что дело действительно не терпит отлагательства.

Похоже, понял это и сам Редрен. Вырванный из блаженной монотонности освященной традицией и спланированной во всех деталях церемонии, он сперва обругал Родмина на чем свет стоит за ненадлежащее поведение, после чего точно так же поступил и с излишне усердным камергером, пытавшимся отправить мага ни с чем восвояси. Накричавшись наконец досыта, он вскочил с трона, швырнул скипетр и сбежал по ступеням возвышения, захватив с собой стоявшего на них Родмина. Мгновение спустя, к отчаянию рвавшего на себе волосы церемониймейстера, оба скрылись за дверью одного из боковых помещений.

– Сразу видно, что нет Ксина! – крикнул король, едва они остались одни. – Выкладывай, с чем пришел!

Родмин как можно деликатнее рассказал ему о саркофаге королевы-матери и о том, что они до сих пор сделали. Редрен выслушал его довольно спокойно, хотя под конец едва не скрежетал зубами.

– И этот сукин кот осмелился просить у меня разрешения уехать, несмотря на то что обо всем знал?! – рявкнул он, когда Родмин закончил. – Да я его… – Он заметался по комнате. – А ну, говори! – подскочил он к магу. – Если ему башку серебряным топором снести, этого хватит?

Долго сдерживаемая энергия буквально распирала Редрена, и Родмин, невольно вызвавший подобный взрыв эмоций, прибегал ко всем имевшимся у него запасам красноречия, пытаясь умилостивить короля. Потребовалось некоторое время, прежде чем ему удалось выгородить Ксина и отговорить монарха от намерения немедленно вернуть его обратно.

– Ты, Родмин, разминулся с собственным призванием, – заявил наконец смягчившийся Редрен. – Тебе в адвокаты надо было идти, а не лягушек в горшках кипятить. Ты даже незаезженную бабу смог бы убедить, что у нее муж – жеребец.

– С вашего позволения, ваше величество, – перебил его маг, – если бы я когда-нибудь такую встретил, уж наверняка не стал бы ее уговаривать заняться мужем…

Редрен фыркнул и со всей силы хлопнул его по спине.

– Ладно, – он неожиданно посерьезнел, – хватит дурачиться, советуй, что делать.

– Можно поступить как обычно, способов много: огонь, осиновый кол, клинок Йев…

Редрен раздраженно махнул рукой:

– Знаю, что это надежно, но сразу поднимется вой, что я оскорбляю прах матери. После той истории с вампиром и островитянами жрецы и так уже косо на меня смотрят…

– Может быть, тайком?

– Вдвоем нам саркофаг не открыть. В свое время двенадцать человек крышку клали. Нам нужна помощь, а я и ломаного гроша бы не дал за то, что они станут молчать и не помчатся сразу же, высунув язык, к святым отцам. Только ты и Ксин еще можете сохранять хоть какие-то приличия в этом болоте… Ну-ну, только чтоб у вас в головах все не перевернулось от того, что я сейчас сказал. Не перебивай. Зря ты устроил такую суматоху, надо было в другое время прийти. Не извиняйся. Знаю, ты думал, что если не наделаешь шума при всех, то до меня ничего не дойдет и я пошлю тебя ко всем чертям. Что ж, ты имел право так думать, но, в конце концов, я как-то все же стал здесь королем, да еще и живу, хвала богам, уже пятнадцатый год с той поры, а вы об этом постоянно забываете… Впрочем, это и хорошо. К делу! Ксин говорил, чтобы мамочку погулять не выпускать, верно?

– Да, господин.

– Ну так если она просто будет там лежать, а выйти не сможет, что тогда? Со временем, наверное, просто исчезнет?

– Честно говоря, это долго бы продлилось, но – да.

– Значит, чтобы мамочка не ворочалась, прикроем ее одеяльцем потяжелее, то есть положим наверх плиту покрепче, – что скажешь?

– О таком я еще не слышал, но почему бы и нет? Нужно только как следует посчитать и положить с запасом, чтобы она и с места не двинулась.

– Ты смог бы рассчитать такой вес?

– Да, но есть одна проблема: необходимо, чтобы никого не убили и чтобы никто не умер около саркофага. Нужно за этим проследить, иначе я ни за что не ручаюсь.

– Проследим. Все прекрасно – через две недели годовщина ее смерти, и любящий сын ставит матери красивое новое надгробие. Все будет вполне достойно, и никто не узнает, что мать Редрена – упыриха. Что ж… – он задумался, – в семье уже было два вампира и один волколак. Кто-то должен был поддержать традицию, а мама всегда придерживалась консервативных взглядов. – Он внимательно посмотрел на мага. – А теперь катись отсюда и бери каменщиков в оборот: завтра в мастерских должна кипеть работа. Сам проверю. Ясно?

– Да, господин, – ответил Родмин, направляясь к двери.

Редрен остался один и удовлетворенно похлопал себя по животу.

– Ну что ж… – просопел он, поправил корону и размашистым шагом вышел в тронный зал.

Со всем монаршим достоинством он взобрался на возвышение, на котором стоял трон, поднял брошенный скипетр и уселся поудобнее.

– Дальше, дальше… – поторопил он церемониймейстера.

– Но что, ваше величество? – простонал совершенно сломленный придворный.

– Как это что? – удивился король. – А на чем мы остановились?

Для Родмина начались безумные дни. Его официально назначили ответственным за подготовку к годовщине смерти королевы-матери, и по этой причине ему с утра до вечера начали морочить голову всякие личности, о существовании которых во дворце он прежде даже не подозревал. В основном это были одержимые художники с проектами нового надгробия. В этом еще не было бы ничего плохого, если бы каждый из них не пытался любой ценой облить грязью остальных, а все вместе они готовы были утопить друг друга в ложке воды. В конце концов, когда к ним присоединились самые разнообразные мастера и знатоки организации торжественных мероприятий и всяческих зрелищ, художники пришли в ярость, которой лишь добавилось, когда явились поэты с подобающими случаю элегиями. Родмин забаррикадировался в своей лаборатории, а на дверях снаружи изобразил символ, вызывавший у смотрящего на него глубокое нежелание жить и сомнение в смысле всего предшествовавшего творчества.

К счастью, Редрен не собирался к нему заглядывать…

Наконец маг мог заняться расчетами. Никто и никогда не делал до сих пор ничего подобного, так что ему пришлось сделать массу поправок и округлений, а от окончательного результата у него волосы встали дыбом – даже стены королевской сокровищницы не были столь толстыми!

Обнаружив сей факт, он покинул лабораторию и стер знак на ее дверях. Оказалось, что самое время было так поступить, ибо трое поэтов уже успели перерезать себе вены, а один художник выбросился из окна башни…

Теперь следовало выбрать такой проект, который подходил бы лучше всего. Представленные до сих пор не годились. Даже те, кто обладал склонностью к монументальным творениям, не сумели придумать ничего, такого, что хотя бы чуть-чуть соответствовало подсчетам Родмина. Напрасны были и все его намеки на то, что король желал бы видеть нечто значительно более солидное. Да, ему приносили рисунки памятников вдвое и втрое тяжелее, но никому не пришло в голову увеличить тяжесть вдесятеро с лишним…

Отчаявшись, маг немедля отправился к королю и поделился с ним своими проблемами. Редрен, просмотрев принесенные бумаги, погрузился в глубокое молчание.

– Ничего не поделаешь, – наконец заговорил он. – Нужно объявить о начале нового стиля в строительстве саркофагов. Найди кого-нибудь, кто придумает подходящее название и всю необходимую философию. Ну, может быть, еще удастся как-нибудь уменьшить размеры без потери веса?

– Отверстия, заполненные золотом, уже есть, ваше величество.

– А знаки, заклинания или надписи?

Родмин отрицательно покачал головой:

– Ничто из того, что я знаю, не годится, чтобы удержать чудовище подобного рода.

– Так все плохо? – спросил король, видя серьезное выражение лица мага.

– Да, господин, – последовал ответ, – все, что мы делаем, – одна большая игра с огнем. Это не шутки, а мы тут играем какую-то комедию. Я видел Ксина, тогда, в подземелье… Обычная упыриха не произвела бы на него никакого впечатления, а там… – Он снова на мгновение замолчал. – Уверяю тебя, господин, я никогда еще не видел его столь взволнованным.

– Та-ак… – Редрен начал расхаживать по комнате. – Может, это и в самом деле глупость, но ведь ты говорил, что плита выдержит?

– Должна выдержать, но честно говоря, определенно можно сказать лишь одно: неопасных упырих не существует, ваше величество.

– Что ж, ничего не поделаешь, – заметил король, – однако, пока есть шанс сохранить все в тайне, а я хочу, чтобы так оно и было, сделаешь, как я говорил. Об остальном будем думать после. Все, – заявил он, и Родмину не оставалось ничего иного, кроме как поклониться и покинуть королевские покои.

Сомнения в том, что тайну удастся сохранить, пришлось оставить при себе, но последующие дни быстро подтвердили его правоту. Высокопарные, полные премудрых «измов» славословия не только никого не убедили в смысле строительства небольшой пирамиды в подземельях замка, но еще и вызвали целую лавину слухов и неясных подозрений. Слишком белыми нитками было все это шито.

В каменоломнях и каменотесных мастерских при виде чертежей ремесленники, вместо того чтобы стучать молотком по камню, начинали стучать пальцами по лбу, а какой-то подмастерье заявил вслух, что из-под такого никакая нечисть не вылезет.

К тому же оказалось, что потребуется еще расширить вход и спуск в катакомбы. Так что работа продолжалась день и ночь, а исполнители вертелись словно белка в колесе. Все было закончено за три дня до годовщины смерти королевы. Ее старый саркофаг был со всех сторон обложен кирпичом, а возведенная вокруг махина стала одним большим, в прямом и переносном смысле, издевательством над всеми основами хорошего вкуса, чего не в состоянии были скрыть хвалебные песни дворцовых знатоков искусства, которых отнюдь не прельщала перспектива встречи с мастером Якобом.

Торжества прошли без сюрпризов, но все тайное стало явным уже в первую ночь. Перед полуночью послышался отчетливо доносившийся изнутри саркофага скрежет, продолжавшийся до самого утра. К сожалению, вследствие значительного интереса к предмету недавней церемонии, свидетелей оказалось чересчур много.

Ни к чему оказалась поспешно сочиненная теория о случайно замурованной кошке. Мнимая кошка не только не собиралась подыхать, но еще и вела себя словно тигр, и притом в строго определенные часы.

Весть о королеве-упырихе с быстротой молнии облетела дворец, и Родмину с трудом удалось спасти собственную голову, когда Редрен вспомнил, что можно было заглушить звуки слоями пакли, воткнутой в соответственно подготовленные щели…

Всеобщий страх, однако, быстро сменился всеобщим восхищением, смешанным со злобным удовлетворением. Идея Редрена получила столь большое признание, что тот вскоре перестал злиться на Родмина за недосмотр и с удовольствием предался выслушиванию непрестанных похвал его мудрости. Даже верховный жрец Беро, который со времен истории с островитянами ходил в мантии с высоким воротником, соизволил уважительно высказаться по этому поводу.

О королеве-матери стали пускать все более злорадные шуточки, и их становилось с каждым днем все больше. Каждую ночь в катакомбы совершалось чуть ли не паломничество, чтобы с ощущением собственного превосходства, смешанного со сладострастным ужасом, слушать бессильный скрежет.

Дворцовый зверинец перестал пользоваться какой-либо популярностью…

Король пришел в неописуемую ярость, когда ему доложили об этом. Внезапная перемена в его настроении застала ничего не подозревавших придворных совершенно врасплох. Кто знает, что случилось с Редреном, может быть, он не смог терпеть отсутствие должного уважения к его, что ни говори, матери, или, может быть, он просто пришел к выводу, что в этой ситуации вполне стоит немного разозлиться… Притворялся он или не притворялся, во всяком случае вел он себя вполне убедительно… Через монаршие апартаменты пронесся сущий тайфун, какого еще никогда не видели. Шута, который принес ему новость, не спасла его неприкосновенность, от полученного пинка он пролетел через четыре комнаты, а потом свалился с разбитой физиономией с лестницы. Одной жертвы Редрену оказалось мало, поскольку чуть позже все живое бежало из королевских покоев прочь через двери и окна. Началось преследование любителей ночного скрежета. В течение нескольких последующих часов в катимском дворце происходили сцены, достойные карийских сатрапов. Стража бушевала вовсю, а в камере пыток мастер Якоб объявил боевую готовность – его помощники поспешно готовили машины, орудия и колодки. К счастью, обошлось без них, ибо, когда гвардейцы уже согнали на площадь всех охваченных смертельным ужасом виновников обоего пола, ярость Редрена неожиданно стихла.

– Это все? – спокойно спросил он заместителя Ксина, глядя на них из окна.

– Да, ваше величество, – ответил тот.

– Ну так скажите им, чтобы больше так не делали, – приказал король. И ушел.

Облегчение придворных и разочарование гвардейцев, которые уже предвкушали хорошее развлечение, едва не разнесли дворец.

В последующие дни все ходили вокруг короля исключительно на цыпочках, но потом все вернулось к обычному положению дел. Ну, может быть, только шут не был уже столь разговорчив, как прежде. Двери в катакомбы заперли и поставили возле них стражу.

Идиллия, однако, длилась удивительно недолго: вскоре в подземельях, предварительно сунув стражникам несколько золотых, начали появляться посетители иного рода. В основном это были парочки, торжественно заверявшие часовых, что идут туда лишь затем, чтобы горячо молиться за отведение несчастья от достопочтенных останков королевы. Весьма характерным был, однако, факт, что обычно один из двоих нес свернутый плед или пушистый коврик…

Что касается молитв, то единственное, в чем можно было не сомневаться, – это в том, что они были действительно горячими… В угольно-черной темноте, в которой до сих пор слышались лишь скрежет и шорох плененного чудовища, внезапно раздавались учащенное дыхание, чувственные слова и сдавленные сладострастные стоны, которым предшествовали звуки, характерные для поспешного снимания или даже разрывания одежды.

Интенсивность скрежета и вспышки экстаза, казалось, зависели друг от друга. Чем сильнее был шум, доносившийся изнутри гробницы, тем большее возбуждение начинало царить у его подножия или наверху…

Дамы, находившиеся между тигром, роль которого вдохновенно пытались сыграть их партнеры, и самым настоящим чудовищем, уже через несколько мгновений впадали в экстаз, какого не могли достигнуть в иных условиях. Королевский двор жаждал экзотических развлечений, притом настолько, что перспектива оказаться под топором палача никого не пугала.

День ото дня ночной шум становился все громче – словно тварь черпала откуда-то энергию… Звуки все более сильных ударов доносились из-за стен саркофага, а какое-то время спустя массивные плиты начали странно вздрагивать. Однако очередные охваченные любовным безумием пары, казалось, ничего не замечали. Напротив – нигде больше им уже не удавалось достичь столь всеобъемлющего и изматывающего наслаждения, после которого так долго приходилось отдыхать…

Рассудок и разум куда-то исчезли, поглощенные торжествующим безумием животных чувств.

От судьбы уйти не удалось.

Однажды ночью в подземельях замка раздался короткий и глухой удар. Эхо его заглушило последовавший за ним пронзительный вопль, а бушевавшая гроза заглушила все остальное.

Темнота внезапно сгустилась, по дворцовым галереям с жутким воем пронесся ветер. Волна освобожденной мощи Онно заставила молнии вспыхнуть черным светом. Скрипнули двери, ведшие в катакомбы. Потом звук смешался с плеском дождя. Стражников не было, они ушли, чтобы потратить недавно полученное золото. До рассвета они не ожидали ничьего появления…

Утром дежурный гвардеец, как обычно, спустился вниз, чтобы совершить ежедневный обход подземелий. Он направлялся в сторону гробницы королевы-матери. Круг света от его факела внезапно охватил груду каменных обломков, ярко-красные брызги и торчащие из-под камней клочья человеческого мяса.

В темноте послышался какой-то шум. Факел выскользнул из онемевшей руки. Отчаянный вопль разорвал мрачную тишину и слился с поспешным грохотом сапог убегающего в паническом страхе человека.

– Хочу Ханти… пусть она придет, пусть их прогонит…

– Ничего не выйдет, нам с ним не договориться…

– Как долго?..

– Не знаю, придется ждать.

В глазах потемнело.

 

ВЫРОДОК

Он возвращался. Откуда и куда, он не знал, но возвращался. Нечто, какая-то тень отталкивала его, пыталась удержать, не пустить. Ксин медленно, но верно сломил ее сопротивление – и вернулся.

– Ксин… – раздалось в мерцающем молочном тумане.

– Ксин! – Из тумана вынырнули чьи-то неясные очертания.

– Он открыл глаза! – Ничто не подтверждало этого факта, он ничего не видел.

– Капитан! – Второй голос показался ему знакомым.

Туман начал рассеиваться. Фигура приблизилась. Он напряг зрение. Овальное пятно на мгновение превратилось в лицо.

– Кто-о… – прошептал он и сам не узнал собственного голоса.

– Это я, Мара!

– Ханти-и…

– Нет, не Ханти, Мара!

Он не знал, чего от него хотят. Лицо исчезло. Кто-то встряхнул его, пошевелил. Он осознал, что, оказывается, может шевелиться.

– Смотри на меня!

Снова свет. Из сверкающей сферы появилась голова. Одна лишь голова, висевшая в воздухе.

– Ксин, ты жив, ты сражался, помнишь?

– Лучше, если бы он погиб, это может быть еще хуже, чем смерть. – Новый, враждебный голос донесся откуда-то издалека. Голос этот ему не нравился.

– Убирайся отсюда, слышишь? – чей-то крик, он то же хотел бы так крикнуть.

– Ксин, вспомни, попытайся.

Но что?.. Почему они не хотят оставить его в покое?

Боль, пульсирующая, злая. Она пронизывала его, давила, терзала. Что-то распирало ему череп, потом сдавливало его, и снова… Безумный замкнутый круг. Остановить их, убить, прогнать… Да, именно! Не пустить вампира! Не дать им, не дать… О! А-а-а!

– Спокойно, капитан, все хорошо, я здесь.

– Кто ты?

– Это я, Аллиро.

– Где Ханти?

– В Катиме, господин, во дворце. Там вы свою жену оставили. – Он заморгал. – Что-то… да, наверное, но вы сражались…

– Сражался? Что с ним? Убит?

– Убит, а как же, все как положено… Истребители постарались…

Ксин с облегчением упал на постель. Значит, удалось…

– Что со мной?

– Вроде как разум вам, господин, подавили, так медик болтал…

– Да, подавили, не выдержал я…

– Что вы там шепчете, господин?

Ответа не последовало. Аллиро склонился над своим командиром: Ксин снова спал как убитый, но теперь он дышал спокойно.

– Как долго я был без сознания? – спросил Ксин, едва открыв глаза.

– Пять дней, но с двумя перерывами, – сказал Аллиро, удивленный столь дельным вопросом.

– Один я помню, а что я говорил во время второго?

– Почти ничего, господин, только госпожу Хантинию хотели видеть, и это было очень недолго.

– Когда?

– На третий день после того, как вас свалило, а до этого вы, уж не обижайтесь, как бревно лежали.

Открылась дверь.

– Как дела… – Дарон не договорил, увидев сидящего на постели Ксина. – А чтоб тебя! – обрадовано воскликнул он. – И где только такие живучие рождаются?

– На крышах и в подвалах всех дворцов и домов, в том числе и принадлежащих роду Ферго, – последовал ответ, – и при этом еще и мяукают…

Дарон расхохотался, его смех подхватили остальные.

– Как Милин? – спросил Ксин, когда все успокоились.

– Еще очень слаб, но потихоньку приходит в себя.

– Говори теперь то, о чем я не знаю.

– Все было так, как ты сказал. Когда они занялись тобой, истребители прикончили ту тварь.

– Каким образом? – заинтересовался Ксин.

– Из луков, стрелами с серебряными наконечниками. Стреляли в спину… Сказали, что ближе не удалось подойти… И знаешь, кто это был? Солдат из моей дружины, чтоб ему провалиться! Я уже говорил с десятником, которому он подчинялся. Якобы это был трус каких мало, из тех, за которыми в бою надо следить точно так же, как и за врагом, поскольку они машут мечом с закрытыми глазами и никогда не знаешь, кого зацепят, даже коня под собой порой умудряются убить.

– Понятно, потому он и оказался таким податливым. А тех, кто им управлял, нашли?

– Как в воду канули. – Дарон беспомощно развел руками.

– Плохо. – Ксин вытянулся на постели. – Значит, мы сделали меньше половины всей работы, они могут подослать нам сюда другого…

Дарон грязно выругался.

– Но не сразу, – успокоил его Ксин. – Тот, убитый, был носителем их общего сознания, его смерть должна была основательно их потрясти. Им потребуется время, чтобы прийти в себя.

– Пять дней уже прошло, – мрачно пробормотал Дарон.

– Да, но вряд ли они скоро найдут другого столь же безвольного, к тому же его надо еще и подготовить.

– Сколько? – нетерпеливо перебил его Дарон.

– Самое меньшее три дня, порой даже и месяц.

– Но сколько нужно времени, чтобы восстановить силы после убийства аниманта?

– Дня четыре, пять…

– Значит, в худшем случае у нас есть еще два дня.

– Ты их, пожалуй, несколько переоцениваешь, но два – наверняка.

– Послезавтра начинается полнолуние, это хорошо или плохо?

– Очень хорошо, после Превращения они могут меня под хвост поцеловать.

Дарон радостно потер руки и направился к двери, но неожиданно остановился и резко повернулся:

– А если у них есть другой на замену?

– Об этом ты уже наверняка бы знал. По шее Милина…

Дарон едва не выругался.

– Велю поесть тебе принести, – буркнул он, уходя.

Еще до вечера того же дня Ксин встал и взялся за дело.

Силы вернулись к нему быстро, что, впрочем, никого не удивило, ведь никаких ран он не получил.

Вместе с Дареном они принялись за поиски аниматоров. Безуспешно. Часы, потраченные на расспросы всех близких и дальних знакомых Алькса, убитого дружинника, ничего не дали. Никто ничего не знал, не слышал, не замечал. Да, был такой, никому не мешал, дорогу не переходил, один лишь десятник мог больше о нем рассказать, но почти ничего сверх того, что он уже раньше говорил Дарону: дурак, лентяй и воевать не умел, самое большее можно было послать его стоять на страже, да и то не там, где действительно было что охранять.

– Только толку от Алькса и было, – рассказывал десятник, – что не нужно было серьезных людей посылать глупостями заниматься. Иначе я давно бы уже отправил его на все четыре стороны.

– Кстати, а он случайно не пропадал хотя бы на пару дней, может быть, к бабе какой-нибудь? – спросил Ксин.

– Э, ваше благородие, – махнул рукой десятник, – да кто бы захотел перед таким ноги раздвинуть… Шесть лет, как я здесь служу, – он поклонился Дарону, – ни дня не было, чтобы по два, три, а то и больше раз эту глупую рожу не видеть. Головой ручаюсь.

– Значит, он все эти шесть лет всегда был в дружине, а в последнее время постоянно сидел в замке? – вмешался Дарон.

– Да, господин.

Больше у них вопросов не было. Они отпустили солдата и посмотрели друг на друга.

– Если бы все не успокоилось, можно было бы подумать, что истребители не того, кого надо, убили, – сказал Дарон.

– Если бы ты чародеев не приказал повесить, может быть, они могли бы кое-что рассказать, – задумчиво пробормотал Ксин.

– Э, повесили-то их не сразу, сначала я заставил их разговориться, – глаза Дарона заблестели, – и ты знаешь я никогда стольких интересных вещей не слышал… Вот только об этом они не сказали ни слова.

– Тогда за что…

– За все остальное. Для каждого набралось за что. Закон есть закон.

– Ладно, дело твое, но мы до сих пор ничего не знаем. Разве что только то, что обработали его здесь, в замке.

– И десятник ничего не заметил?.. А может быть, он?..

– Ну да, – язвительно заметил Ксин, – давай после чародеев повесь своих же солдат, вот только интересно, кто этим займется…

– Ну так что?!

– Есть такой кошачий принцип на охоте: ждать и смотреть…

– Да чтоб тебя!!! – рявкнул Дарон.

Они расстались чуть ли не врагами. Весь следующий день ничего не происходило, но и они не сумели выяснить ничего нового. Дарон был вне себя, и, кроме Мары и Ксина, никто не отваживался с ним заговорить. Истребители же забились в выделенную им часть замка и делали вид, будто их там нет. Они даже не пытались что-либо предпринять. Формально они имели на это право, поскольку вампир был убит, а проблема аниматоров, подобно любому заговору, была делом государственных властей, а не их. Берт с удовольствием напомнил об этом Дарону, что привело того в еще большую ярость. Нужно признать, что он попал в слабое место кузена Ксина, поскольку Дарон отнюдь не намеревался до конца своих дней торчать в такой дыре, как Дина, и до бесконечности гоняться за пирийцами. Однако, чтобы подобного не случилось, он не мог позволить себе слишком часто и неприкрыто идти на нарушение закона, каковым, несомненно, являлось сдирание с истребителей шкуры, а именно этим он сейчас бы занялся с особым наслаждением. В конце концов закончилось тем, что он запретил им покидать замок, поскольку больше он ничего сделать не мог, но не было такой силы, которая могла бы заставить их оказывать хоть какую-то помощь.

В то же самое время Ксин был занят тем, что кропотливо восстанавливал день за днем, со всеми подробностями, последние шесть месяцев жизни Алькса. Работа эта была не только утомительной, но к тому же и адски скучной. Иногда ему приходилось расспросить несколько десятков человек лишь затем, чтобы в конце концов узнать, что в данный день Алькс стоял где-то на посту и непрерывно торчал на одном месте с копьем в руке. Точно так же он мог пытаться узнать, где и что в определенное время делали, например, воробьи, – то есть все видели, но никто не заметил… По этой причине он перебрался в замковую корчму и там, ставя сотни кружек, по крупицам собирал сведения.

В первый день полнолуния, незадолго до восхода луны, ощущая легкий шум в голове и немного пошатываясь, он вошел в свою комнату и тщательно запер за собой дверь. Сбросив постель с кровати поближе к камину, он разжег в нем огонь. Помня о том, что скоро лишится человеческих рук, он под завязку набил камин дровами.

Вскоре по комнате разлился жар. Это ему нравилось, в особенности после Превращения. Оно происходило как обычно, с той лишь разницей, что ему снова было немного больно. Наверное, потому, что рядом не было Ханти… К счастью, за последние годы он научился подавлять боль определенными способами медитации.

Когда все закончилось, он немного покрутился на месте, потом улегся на лежавшее на полу одеяло и устроился поудобнее.

Сон свалился на него внезапно и неожиданно…

– Туда, уважаемые господа, там он лежит… – взволнованно говорил показывавший дорогу солдат.

Побледневший Дарон с Ксином и еще несколькими людьми поспешно следовали за ним.

– Вот, видимо, здесь все началось. – Солдат опустил факел и показал красные пятна на выдолбленных в камне ступенях и стене. Дальше крови было все больше. Мелкие потеки сменились брызгами и целыми засохшими лужами. Внизу, в подземелье, приходилось уже искать место, куда можно было бы поставить ногу.

– Проклятие, – буркнул Дарон, – прямо как под эшафотом после хорошей рубки…

– Не думал, что в человеке аж столько крови, – прошептал какой-то молодой дружинник.

Труп лежал навзничь в нескольких шагах дальше. Проводник остановился рядом с ним, подняв факел.

– Вот дерьмо! – вырвалось у Дарона.

От головы несчастного остался лишь кусок затылка, а повсюду вокруг были разбросаны обломки костей и кусочки бело-розового студня. Остальное тело выглядело не лучше, растерзанное чуть ли не в клочья, – вот почему вокруг было столько крови.

Кто-то из солдат поспешно отошел в сторону… Остальные тоже выглядели неважно.

Ксин приблизился с каменным лицом и присел.

– Мозг выеден, – констатировал он. – Свет пониже, – велел он чуть позже.

Он приступил к тщательному осмотру. Вытащив стилет, он разрезал остатки одежды. Все собрались вокруг. Ксин ловко обнажил труп.

– Воды и какую-нибудь тряпку!

Кто-то подал ему бурдюк и клубок пакли. Смочив его, Ксин начал смывать засохшую кровь. Вскоре показалась посиневшая кожа. В свете факела покрывавшие ее раны зияли глубокой чернотой. Он медленно провел пальцами по краям некоторых из них.

– Когти… клыки… – узнавал он их происхождение. – Есть! – неожиданно выдохнул он и показал на плечо трупа. Тело в этом месте осталось почти целым, и четко виднелся овальный ряд отверстий от зубов в коже.

Он встал и посмотрел Дарону в глаза.

– Это котолак, – коротко сказал он.

– Что?!

– Это не мог быть никто другой.

– Ты уверен?

– Величина ран, расположение зубов, ну и то, что осталось от его черепа… Все сходится.

Дарон смотрел на него так, словно не верил собственным ушам. Прошло некоторое время, прежде чем до него на самом деле дошел смысл слов Ксина.

– Идем отсюда! – Он потянул его за рукав. – А вы наведите здесь порядок и выясните, кто это такой, – бросил он солдатам.

Они поднялись наверх и пошли по пустому коридору.

– Надеюсь, ты знаешь, что говоришь, – в этих краях никогда не было котолаков.

– Значит, теперь есть, – ответил Ксин. – Сегодня ночью один из них появился в замке. Видимо, он пришел, когда я спал, иначе я наверняка бы его почуял.

– Ворота были закрыты перед заходом солнца, а ты лег спать еще в облике человека или?..

– Нет, после Превращения.

– Значит, тот, другой, тоже вошел сюда в облике зверя и мог пробраться только по стене, – вслух размышлял Дарон.

– Возможно, – кивнул Ксин.

– Вот только в этом замке, как и в любой пограничной цитадели, стены охраняются сверху и снизу, с обеих сторон! Если Превращение произошло в городе, то почему, дьявол побери, там ни с кем ничего не случилось? Зачем он взбирался по стене в восемь человеческих ростов, лишь для того, чтобы убить случайного солдата?! Тебе не кажется, что это не имеет никакого смысла?

– Ты прав, все указывает на меня… – ледяным тоном проговорил Ксин.

Дарон не осмелился поднять взгляд.

– Ты здесь единственный котолак… – пробормотал он, не глядя на Ксина.

– Я ждал, когда ты это скажешь…

Наступила долгая тишина, лишь раздавались размеренные шаги. Каждый шел так, словно рядом с ним не было другого. Сосредоточенное лицо Ксина не выражало ничего, на лице же Дарона читалось отвращение, смешанное со стыдом.

– Идем ко мне, – первым заговорил котолак. В его голосе зазвучали жесткие нотки.

Вскоре они стояли у дверей комнаты Ксина. Он открыл дверь и начал ее осматривать.

– Я знаю, что дверь была закрыта, – странно спокойным голосом сказал Ксин. Он дотронулся до засова…

– Можно его отодвинуть когтями? – спросил Дарон.

– Да. – Внезапная гримаса искривила губы Ксина.

– Царапины… – сдавленно прошептал он.

Дарон наклонился.

– Это от когтей? – последовал второй вопрос.

– Не знаю…

– Они были здесь раньше?

– Не знаю…

Ксин беспомощно опустился на стул и схватился за виски, а Дарон запер приоткрытую дверь, встал возле нее и больше ничего не говорил.

– Я немного выпил, меня сморило, не помню, что было ночью, я думал, что сплю, – сбивчиво говорил Ксин, – никаких снов не помню, ничего не помню! – Внезапно перед его взором возникли мрачные воспоминания трехлетней давности. Жажда крови… которую помог излечить Родмин. Руки начали дрожать, он спрятал их под мышками.

– Аниматор, – внезапно сказал Дарон.

Ксин резко поднял голову:

– Думаешь… они… меня?.. – Он смотрел на него с отчаянной надеждой на отрицательный ответ.

– Ты был в их власти… – безжалостно напомнил Дарон.

– Да… правда…

– Сегодня все еще полнолуние… – Слова эти обрушились, словно меч.

Ксин посмотрел на него более осмысленно. Потом встал, подошел к лежавшему в углу дорожному мешку и, покопавшись в нем, достал продолговатый сверток.

– Вот, возьми. – Он подал его Дарону.

– Что это? – Тот протянул руку.

– Острия йев, пусть те, кто охраняет Милина, наденут их на свои копья.

– Против тебя?..

– Нет! Не меня, но чудовища, которое необходимо убить! – решительно сказал Ксин и добавил: – Мы должны их найти любой ценой! И как можно скорее!

– Хорошо. Пойду сегодня вместе с тобой в корчму, но сначала отдам соответствующие распоряжения насчет этого. – Он показал на сверток с наконечниками. – Жди меня здесь, – велел он и вышел.

Когда он вернулся полчаса спустя, Ксин сидел на кровати, тупо уставившись в одну точку где-то на полу. Завтрак, который, как обычно, принес слуга, стоял на столе нетронутый.

– Можем идти, – сообщил Дарон.

Ксин машинально кивнул и встал механическим движением, словно кукла.

Известие, видимо, уже разошлось, поскольку, едва они вошли в корчму, всякий шум тотчас же утих. Все взгляды сосредоточились на Ксине, а в воздухе повисло нечто, что сдержало лишь присутствие Дарона.

Началось следствие. Желающих что-либо объяснять не нашлось, а те, кого они по очереди вызывали, отвечали с большой неохотой. В конце концов Дарон обругал нескольких из них на чем свет стоит, но и это не помогло. Все чаще раздавались слова: не знаю, не помню, не видел. Через три часа у Дарона не осталось сил даже на ярость, а сидевший рядом Ксин с каждым мгновением все глубже погружался в трясину безнадежности и отчаяния.

Чудовищность того, что произошло, казалась необъяснимым кошмаром. Словно нечто совершенно невероятное, с трудом помещающееся в его сознании, при одной мысли о котором перехватывало дыхание и била холодная дрожь. Необъятное, реальное и страшное, оно было со всех сторон, словно удушливое облако. Он снова пил человечью кровь и ел человечье мясо.

Он не мог в это поверить, но не верить тоже не мог… ведь это было, было, все время было! Вернулись самые худшие воспоминания, о которых он так долго пытался забыть.

От его прежней гордости ничего не осталось. Теперь существовало лишь отвратительное несмываемое пятно, тяжелое, словно свинец на веках, которые, как он знал, он никогда не осмелится поднять, чтобы взглянуть кому-либо в глаза.

Он стал никем. Жалким рабом звериных инстинктов.

Он представил себе, что пожирает окровавленный мозг, раздирает живот, чтобы добраться до печени… В конце концов, он знал этот вкус, помнил… Его затошнило.

К счастью, он не позавтракал.

– …как раз тогда, господин, он стоял на страже возле тех замурованных пирийцев, – Донесся до него обрывок чьих-то показаний.

– Каких замурованных? – воскликнул Ксин, охваченный внезапным предчувствием.

– Пирийцы – каннибалы, – пояснил Дарон, – но, пока они пожирают друг друга, это нас не волнует. Лишь когда они пробираются на нашу сторону, чтобы отлавливать людей для своих пиршеств, а мы узнаем об этом, то поступаем с ними по уже довольно старому в этих краях обычаю, то есть отправляемся в их земли, ловим всегда втрое больше, чем они, загоняем их в какую-нибудь дыру, вход в которую замуровывается, и держим их там до тех пор, пока они сами друг друга с голоду не сожрут, а потом пока все не сдохнут. Одного или двух выпускаем на свободу, чтобы они могли рассказать об этом своим. Алькс же стоял на страже возле каземата все время, необходимое, чтобы как следует схватился раствор.

– Как долго это продолжалось? – лихорадочно спросил Ксин.

Дарон многозначительно посмотрел на своего собеседника.

– Неделю, господин, – ответил тот.

– А пирийцев сколько было?

– Ровно восемнадцать, господин.

– Какой-нибудь особенный среди них был?

Дружинник беспомощно развел руками:

– Этого я не знаю, господин.

– Я видел! – неожиданно вмешался кто-то еще. – Чародей какой-то ихний был или вроде того…

Корчму заполнил грохот отодвигаемых табуретов и скамей.

– Брать оружие, ломы, молоты и что еще надо! – загремел, перекрывая шум, голос Дарона.

Началась всеобщая суматоха и беготня. Враждебность к Ксину куда-то бесследно улетучилась. Все выбежали из корчмы на двор и двинулись в сторону подземелья. Вскоре разгоряченная толпа заполнила подвалы замка, зажглись факелы.

– Показать мне этот каземат! – приказал Дарон стражникам.

Несколько мгновений спустя они стояли перед каменной стеной.

– Разрушить!

Грохот и лязг заглушили шум голосов. Загремели падающие каменные обломки. Вскоре они пробили стену, и отверстие начало быстро увеличиваться. Четверо с размаху били кирками. Все большие глыбы отваливались под ударами железа.

– Хватит! – Дарон вытащил меч и, взяв у кого-то факел, первым скрылся в дыре. За ним последовал Ксин и другие с факелами.

Свет залил влажную нору. Наступила тишина. Тех, кто ожидал увидеть уже полуразложившиеся, со следами зубов и изогнувшиеся в конвульсиях трупы, ждало разочарование.

– Во имя Рэха, ты был прав, – ошеломленно пробормотал Дарон.

Они лежали нетронутые, ровно, один рядом с другим, образуя круг, а руки их были соединены. Чародей привлекал к себе особое внимание – он лежал на животе, явно замыкая собой этот круг зловещей силы.

Ни один из них никак не реагировал на появление Дарона и остальных, хотя они наверняка еще были живы, – они были погружены в глубокую летаргию и лишь поэтому не умерли. Все были крайне истощены.

Ксин подошел к остолбеневшему Дарону:

– Здесь они не могли прийти в себя после того потрясения, но, видимо, смогли восстановить хотя бы часть своей прежней силы и с ее помощью… – Он не закончил и, опустив голову, подавленно отступил назад.

Дарон наконец опомнился. Глаза его вспыхнули мрачным огнем.

– Добить эту дрянь! – процедил он сквозь зубы.

Подземелье наполнилось свистом мечей, треском ломающихся костей и скрежетом разрубаемого мяса и сухожилий. Солдаты трудились в полном молчании. Никто не произнес ни звука, пока не был убит последний из лежащих. Тогда кто-то доложил об этом Дарону.

Дарон не ответил, лишь огляделся вокруг. Он искал Ксина, но котолака не было. Видимо, он куда-то ушел. «Нужно его найти…» – подумал он, а вслух приказал:

– Вынести немедленно отсюда эту падаль и глубоко закопать!

Он направился к выходу.

Ксина он нашел не скоро. На поиски ушел почти целый час. Лишь под конец его осенило, и он заглянул в корчму. Ксин был там, он спал, уронив голову на стол. Дарон подошел и тронул его за плечо. Котолак не дрогнул – он был пьян до потери сознания.

Грохот кулаком в дверь вырвал Ксина из похмельного сна. Он протер опухшие глаза, выбрался из постели и открыл. На пороге стоял мрачный Дарон.

– Что случилось? – пробормотал Ксин.

– Второй труп, – последовал сухой ответ.

Котолак мгновенно протрезвел:

– Где?!

– На верхней террасе, под твоим окном. Выгляни.

Ксин пошел в указанном направлении и высунулся наружу. Глаза не сразу привыкли к яркому солнцу…

Растерзанное тело лежало в луже крови не дальше чем в ста шагах от стены, в которой находилось его окно… Все как вчера. Он посмотрел на подоконник, и ледяное щупальце схватило его за горло – на камнях белели продольные царапины… Стоявший позади Дарон тоже их заметил. Ксин пошатнулся и медленно, скорчившись, сел на пол.

– Зачем ты пил?.. – Никто не в состоянии был бы определить по голосу Дарона, какие чувства одолевали его.

Ксин молчал.

– Вино здесь совершенно ни при чем, – неожиданно сказал кто-то.

Он поднял взгляд. Над ним стоял Берт, а рядом Аллиро. Видимо, они вошли вместе. Старый солдат смотрел на Ксина с отвращением и ужасом…

– Из-за потрясения, которое он перенес во время схватки с аниматорами, пробудилась его истинная природа, – продолжал истребитель. – Конец всем иллюзиям! Вот она, голая правда!

Он подошел к Ксину и провел рукой по его волосам.

– Смотрите! Даже вылизаться успел!

– Убери лапы, Берт! – рявкнул Дарон.

Аллиро повернулся и вышел из комнаты, а истребитель посмотрел на Дарона.

– Дело ясное, решай, – спокойно сказал он.

– Нет ни одного свидетеля…

– Свидетель лежит там! – Берт показал за окно. – Хочешь, чтобы был еще и третий?

Дарон не обратил на него внимания:

– Ксин, отзовись!

Тот продолжал молчать.

– Ты уже бывал когда-нибудь пьяным перед Превращением? – спросил Дарон.

Ксин отрицательно покачал головой.

– Так, может быть, поэтому?..

– Ты заблуждаешься, Ферго, вино здесь ни при чем.

– Не твое дело, здесь я командую! Ксин, слушай! Я дам тебе шанс. Слышишь? Сегодняшнюю ночь ты проведешь в этой комнате, никто тебя запирать не будет. Ты свободен. До утра… И не пей. Понял?

Ксин утвердительно кивнул.

– Идем! – позвал Дарон.

– Ты с ума сошел, Ферго.

– Молчи!

За выходящими закрылась дверь. Котолак остался один.

Часы ползли в темпе улитки, а он все еще сидел на том же месте, словно страшная тяжесть вдавливала его в пол. Еду ему приносила Мара. Они не разговаривали. Он с усилием заставлял себя есть, ведь нужно же было хоть чем-то заняться.

Наконец, после целого дня мучений наступили проклятые и благословенные сумерки. Превращение вызвало такую же боль, как и прежде, поскольку он пренебрег какими-либо приготовлениями.

Какое-то время он лежал неподвижно, и ничего не происходило, но внезапно он почувствовал, что его сознание гаснет! Отчаянные попытки защититься ни к чему не привели. Он попытался подняться и не смог. Тело перестало слушаться… Безумным усилием воли он попытался удержаться на грани, но сознание сопротивлялось все слабее и слабее…

Блеск зеленых глаз угасал с каждым мгновением, пока наконец не погас совсем, и веки бессильно упали.

– Проснись!

Ксин узнал голос Дарона. Он открыл глаза – было уже утро. Он повернулся, посмотрел на кузена. Можно было уже ни о чем не спрашивать. Все ясно.

– Третий… – сказал Дарон, – на этот раз возле замка, поскольку я не поставил вчера стражу на стены… – тихо добавил он.

Ксин какое-то время смотрел в потолок. Страх неожиданно исчез, спало нервное напряжение. Его охватило какое-то странное спокойствие. Он снова был самим собой. Казалось, к нему вернулись прежние силы…

Дарон все еще ждал его слов. И услышал их.

– Оставь меня одного. Можешь прийти сюда через два часа. Возьми свидетелей, если нужно… – медленно проговорил Ксин.

Дарон облегченно вздохнул:

– Хорошо. – Он кивнул и вышел.

Ксин еще немного полежал на кровати. Потом встал, запер дверь и не спеша оделся. Он надел самую лучшую свою одежду. Тщательно причесавшись, он направился в угол комнаты и взял с полки продолговатый, завернутый в белое полотно предмет. Присев, словно в позе для медитации, он положил сверток рядом с собой. Он освободил камзол на груди, расстегнул рубашку. Ксин развернул ткань – внутри был стилет. Он вынул его из ножен – медь и серебро замерцали двухцветным блеском.

Сжав рукоять обеими руками, он повернул острие к себе.

«Пора…» – подумал он и гордо улыбнулся.

Быстрым, решительным движением Ксин поднял руки вверх…

 

ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВО КОРОЛЕВА-МАТЬ

Первые три дня ничего не происходило. Все это время придворные были охвачены невыносимым ужасом, который, в особенности после захода солнца, превращался в массовую истерию. Люди запирались на ночь в сундуках и ящиках, баррикадировали двери комнат чем только было возможно, а малейший шум или шорох доводил их до безумия.

Всеобщий страх углубляло осознание полной бессмысленности подобных мер, поскольку все знали, что во всем дворце нигде нет достаточно крепких ворот или даже стен, способных сдержать упыриху, которая сумела разрушить столь тяжелую крышку гробницы…

Так что ситуация напоминала пучок пропитанной смолой соломы, которой требовался лишь крохотный огонек, но на четвертую ночь нашлось и это. Какой-то человек, внезапно испугавшись собственной тени, свихнулся со страху и с пронзительным криком начал бегать от двери к двери, колотить в них кулаками и вопить: «Чудовище идет!»

В мгновение ока безумие охватило одно из крыльев дворца. Охваченные ужасом придворные прыгали из окон, давили друг друга на лестницах и в коридорах, несколько человек приняли яд, а десятка полтора, в основном женщины, навсегда лишились рассудка. Лишь дисциплинированность гвардии и хладнокровие офицеров предотвратили дальнейшее распространение паники.

Утром выяснилось, что свыше полусотни обитателей злополучной части дворца пострадали телесно или душевно, кроме того, насчитали двадцать трупов. Ни на одном из покойников не обнаружили ран от клыков или когтей…

Таким образом, Редрен снова был вынужден перестать играть роль собственного шута и решительно взяться за дело, как и подобает монарху.

Сразу же, как только ему доложили о случившемся в подземелье, он отправил в Дину посланника с приказом Ксину немедленно возвращаться, а сам вместе с Родмином занялся выяснением причин разрушения саркофага.

Много времени на это им не потребовалось…

Как ни удивительно, когда тайное стало явным, обошлось без вспышки гнева. Король буркнул что-то насчет того, что виновникам следовало бы кое-что отрезать, а кое-что зашить, но только когда все закончится, и больше к этой теме не возвращался. Видимо, на злость у него просто не было времени, ибо куда более серьезной проблемой оказалось найти место, где упыриха пребывает днем. Не было никаких сомнений в том, что день она наверняка проводит в каком-то из потайных помещений, а по ночам путешествует по системе секретных ходов и коридоров, построенных за века в катимском дворце. Проблема заключалась в том, что все планы самой старой его части пропали около восьми лет назад.

Родмин готов был поверить во что угодно, только не в случайную пропажу…

Начались поиски, но добровольцы, забиравшиеся в этот лабиринт не имея указаний, либо заходили в тупик, либо блуждали по тайным ходам и ничего не находили, пока в конце концов одна из групп, не успевшая выбраться оттуда до захода солнца, не пропала без вести. Их нашли только через два дня. Выглядели они так, словно их смолола чудовищная мясорубка. Останки пришлось похоронить в одном большом ящике, поскольку фрагменты тел невозможно было приписать конкретным личностям.

За все это время королева не нападала ни на кого за пределами своей мрачной обители. Могло создаться впечатление, что она не слишком заинтересована в том, чтобы пугать живших во дворце…

В такой ситуации Редрен довольно быстро поддался на лихорадочные уговоры советников и, чтобы не дразнить упыриху, прекратил посылать усиленные отряды стражи в угрюмую путаницу сырых коридоров. Казалось, будто существует некий неписаный договор. Во дворец начало возвращаться спокойствие. Через неделю жизнь пошла почти своим чередом, и лишь более многочисленные и чаще расставленные посты свидетельствовали о том, что это не так.

Особо надежная охрана непрерывно окружала самого короля и королеву. Даже в спальне их величеств, вокруг супружеского ложа, каждую ночь стояло полроты гвардии. То же происходило и в укромных местах…

Надежды на покой, однако, оказались ложными. Неожиданно исчез недоразвитый карлик, который иногда помогал настоящему шуту веселить короля. Разодранный матрас и смятая постель не вызывали сомнений в том, Кто был тому виной, а отсутствие крови свидетельствовало о том, что его похитили!

Невозможно было определить, что преобладало в разговорах, которые позже вели между собой придворные об этом событии, – страх или, может быть, удивление. Все терялись в догадках, зачем мог понадобиться упырихе этот несчастный придурок.

Ответ пришел быстро, однако он не только ничего не объяснил, но еще больше запутал загадку…

В одну из ночей в комнату Родмина с криком ворвался его ученик Эрто.

– Мастер, в лаборатории творится что-то странное! – заорал он, срывая с мага одеяло.

– Что такое?! – Маг вскочил.

– Там кто-то есть, но дверь заперта!

– Ты вызвал стражу? – Родмин поспешно одевался.

– Да, мастер, но они боятся войти, да и ключей у них нет…

Они выбежали в коридор. Возле лаборатории они застали человек тридцать гвардейцев, а их командир сразу же подошел к Родмину:

– Сейчас все тихо, ваше благородие, но только что слышны были будто бы шаги…

Страшный шум не дал офицеру договорить. Раздался грохот, потом звон бьющегося стекла.

– Это шкаф с банками для ингредиентов, – пояснил маг, – кажется, его опрокинули.

Новый грохот, смешанный с пронзительным треском ломающегося дерева, едва их не оглушил.

– Стол?.. – удивился Родмин.

– Мастер, она там? – испуганно спросил Эрто.

– Похоже на то, дорогой мой…

– Входим? – По голосу офицера явно чувствовалось, что ему хотелось бы услышать отрицательный ответ.

Что-то сильно ударилось о дверь – они аж подскочили от испуга.

– Нет, – исполнил его желание Родмин, – но встаньте тут, на случай, если она выйдет…

Стражники деловито образовали ощетинившийся пиками забор, а маг и Эрто поспешно спрятались за ним.

Звуки бьющегося стекла и ломающегося дерева продолжали доноситься из-за дубовых дверей и стихли лишь за час до рассвета. Однако, прежде чем войти, они дождались восхода солнца, чтобы быть уверенными до конца…

Об оборудовании лаборатории нельзя было даже сказать, что оно уничтожено, – оно было попросту перемолото, и все обломки тщательно перемешаны. Не уцелел ни один кусок дерева величиной больше ладони. Обломки ровным слоем устилали весь пол, и над ними ничего не выступало. В воздухе ощущался запах, с которым до сих пор не приходилось сталкиваться никому. Запахи сала висельников и мандрагоры были едва лишь самыми скромными из его составляющих.

Родмин окинул затуманенным взглядом развороченную груду мусора, которая еще вчера вечером была его лабораторией.

– Зачем она это сделала? – удивился Эрто.

– Сперва отсюда много чего вынесли, – убежденно ответил маг, – и благодаря этому мы никогда не узнаем, что, собственно, пропало.

– Но как она сюда пробралась? – воскликнул командир гвардейцев.

– Видимо, где-то должен быть потайной ход, о котором я ничего не знал, – пробормотал маг.

Тщательно, пядь за пядью, они осмотрели все стены, проверяя даже самые мелкие трещины и царапины. Ничего обнаружить не удалось. Пламя свечи, перемещаемой вдоль стен, не дрогнуло ни в одном месте. Пришлось сдаться.

– Ничего не поделаешь, – махнул рукой Родмин. – Старые каменщики слишком хорошо знали свое дело.

– Мастер, – подал голос Эрто, – ты говорил, что что-то пропало…

– Да, ибо если бы она расколотила здесь все, обломков было бы больше. Так я думаю.

– Но как упыриха могла что-либо взять? Ведь у них нет пальцев? Разве когти годятся для того, чтобы хватать ими предметы?

– Ты прав, не годятся…

– Значит, все это забрал карлик?!

– Они были здесь вместе, и он сделал это по ее приказу.

– Упыриха, занимающаяся магией?! – Слушавший их офицер остолбенел.

– Похоже на то… – заметил Родмин. – Наверняка она похитила этого несчастного, чтобы он ей помогал. Такому легко навязать свою волю…

– Что она затевает?

Этот вопрос в течение ближайших дней задавали себе во дворце еще тысячи раз, а ответ на него, по понятным причинам, больше всего интересовал Редрена. По тем же причинам по его приказу Родмину пришлось провести много часов над усыпавшей пол лаборатории мешаниной магических ингредиентов и черепков, безуспешно пытаясь определить, чего же в ней недостает.

По мнению случайных прохожих и Эрто, который постоянно приносил магу пропитанные уксусом тампоны, чтобы облегчить ему дыхание, абсолютно ничего недостающего там не было…

Тем не менее в конце концов удалось, хотя бы примерно, определить, что именно было украдено, но знание это, полученное ценой потерянных волос, которые пришлось сбрить наголо, так как они слишком сильно пропитались вонью из лаборатории, мало чем могло помочь, ибо обладание похищенными предметами давало королеве слишком много возможностей…

Так что ясно было лишь одно – что ничем хорошим это не кончится, а об этом и так уже всем было известно.

Последовавшие события стали роковыми для барона Алидо ди Мерены, одного из многих постоянных жителей королевского дворца. Его жена, Калия, была среди тех женщин, которые в ту памятную ночь под влиянием превосходящего их силы страха и отсутствия реальной возможности бежать погрузились в собственные, существующие лишь в их воображении миры. Для посторонних они стали безразличными ко всему, безвольными куклами. Никакие слова до них не доходили – они существовали, подобно растениям в человеческом облике.

Барон Мерена, несмотря на совпадающие, и притом далекие от оптимизма, диагнозы медиков, все еще верил в возможность отвести злую судьбу и навещал жену часто, почти каждый вечер, с неугасающей надеждой, что когда-нибудь Калия в конце концов с ним заговорит.

К несчастью, она его даже не замечала, и ничто не указывало на то, что что-либо может измениться. Его пламенные речи, мольбы и поцелуи оставались без ответа.

Алидо чувствовал себя виноватым. Он попросту струсил. В тот вечер он слишком долго играл в карты и не отважился возвращаться ночью по мрачным галереям. Он оставил ее одну… Теперь он хотел исправить свою ошибку.

Войдя в очередной раз в покои жены, он ощутил некое странное беспокойство. Он ничего не заметил, но страх ему не померещился. Он поспешно прошел во вторую комнату, горничная сидела, скорчившись в углу, отчаянно прижимаясь к обитым бархатом стенам. Она дрожала всем телом, а ее лицо с помертвевшими глазами не выражало ничего, кроме звериного ужаса. Когда он приблизился к ней, она издала тихий, сдавленный стон и еще сильнее прижалась к стене.

Странный звук донесся из спальни Калии. Он заглянул туда. Жена сидела на постели, а над ней склонилась фигура в длинном черном одеянии с широким белым кружевным воротником.

– Что ты делаешь? – не раздумывая, крикнул он.

Чудовище повернулось быстрым и плавным движением. Сердце барона словно окатили кипятком.

Из-под гривы седых волос на него с ледяным презрением смотрели красные глаза. Желтоватые клыки матово поблескивали в раскрытой пасти, а выступавшие из рукавов мантии когти размеренно двигались, словно перемешивая воздух.

Он заметил, что манжеты были уже не белыми, а коричневыми от засохшей крови.

– Убирайся! – Слов он не услышал, но ощутил этот приказ так, как будто по мозгу его прошлась скользкая и мокрая тряпка. Он задрожал от отвращения, но не сделал ни шага, продолжая стоять, остолбенев от ужаса.

Упыриха перестала им интересоваться и снова занялась Калией. Она обхватила ее голову когтями, приставив острия двух из них ко лбу женщины.

Зрачки Мерены внезапно расширились.

Послышался короткий хруст пронзаемого черепа – два роговых крючка с легкостью вошли в него на всю длину. Пурпурные глаза упырихи смотрели теперь сосредоточенно и внимательно. Она медленно вытягивала когти из мозга несчастной, совершая ими мягкие вращательные движения. Иногда она снова вонзала их, но уже под другим углом. И снова вытаскивала.

Беззвучный истерический смех сотряс плечи барона. Безумие охватило его разум, словно пламя соломенную крышу. Что-то собиралось в нем, росло, распухало, душило остатки здравого рассудка и инстинкта самосохранения…

– Не-е-ет!!! – Протяжный, дикий вопль сотряс стены дворца. Он подскочил к ней, ослепленный отчаянием и яростью, вытаскивая шпагу.

Когти мелькнули быстрее, чем мысль. Столь же коротким был хруст ломающихся позвонков. Оторванная и размозженная голова ударилась о стену, а когда она упала на пол, она была уже лишь бесформенным сгустком крови, мозга и волос…

Королева повернулась и подошла к противоположной стене. Потайной ход тотчас же открылся перед ней, а в черном прямоугольнике замаячило сморщенное лицо карлика.

Калия встала и послушно двинулась за своей госпожой. Выходя, она окинула безразличным взглядом еще содрогавшееся тело мужа…

Все трое исчезли в темноте коридора, и стена бесшумно сомкнулась за ними. Чуть позже в прилегавшей к покоям галерее послышались лязг оружия и взволнованные крики бегущих стражников.

В ту ночь подобные события имели место еще в двух комнатах замка – там тоже жили чересчур впечатлительные женщины. То же повторилось и на следующую ночь, и так продолжалось целую неделю – каждую ночь исчезали один или два человека.

Упыриха похищала их всегда одним и тем же образом, и только тех, чьи мысли и разум были безвозвратно оторваны от действительности. На посторонних свидетелей она никогда не обращала внимания, позволяя им сбежать или просто игнорируя их присутствие. Лишь в случае хотя бы малейшей попытки сопротивления она убивала – безжалостно и беспощадно.

Таким образом она быстро приучила придворных к тому, что никто из них не погибнет лишь оттого, что случайно встретился с ней… Привычка покоряться сильнейшему все явственнее давала о себе знать. Подобострастие сменяло неразумный страх одних и безрассудную отвагу других. Королева уже могла свободно совершать прогулки по замку – стражники, мимо которых она проходила, делали вид, что ничего не замечают…

Похищения закончились, когда не стало подходящих жертв. Никто не знал, какая судьба была уготована похищенным, – они пропадали без вести где-то в тайных закоулках дворцовых подземелий и путанице идущих внутри двойных стен коридоров.

До полнолуния ничего больше не происходило. Его ждали с беспокойством, но уже не столь сильным, как прежде. Предполагалось, что в это время упыриха начнет выходить в город. Так оно и случилось. В первую же ночь она растерзала в Катиме шестнадцать человек. Это было лишь начало. На вторую ночь погибло тридцать, а на третью – свыше пятидесяти.

Для жителей домов, которые она посещала, не было спасения. Запертые на перекладины и железные засовы двери она вырывала вместе с косяками, разбивала стены и безошибочно находила даже самые хитроумные убежища. Наделенные силой Знаки и Охранительные Статуи превращались в ее присутствии в бесполезный мусор или рассыпались в серую пыль. Нарисованные мелом символы исчезали, стоило ей на них лишь глянуть.

Она часами бродила среди длинных теней по освещенным лунным светом улицам, под взглядом смотрящих на нее из укрытий сотен испуганных пар глаз, а вокруг слышался лишь пронзительный, тревожный вой собак, который утихал и замирал, стоило ей подойти ближе. Лошади в конюшнях, мимо которых она проходила, впадали в безумие, и утром их находили покалеченными или мертвыми, а иногда они даже загрызали друг друга. Более нежные и впечатлительные создания попросту расставались с жизнью, когда на них падала тень упырихи.

Неизвестно, что было причиной тому, что тот или иной дом привлекал ее внимание. Однако, если уж такое произошло, она подходила к дому – и мгновение спустя грохот ломаемых дверей заглушал визг дворняг. Более громкими и долгими были крики погибающих жильцов. Иногда слышался плач детей. Вскоре наступала зловещая тишина, и высокая фигура в черной длинной мантии снова появлялась в лучах серебристого света и не спеша продолжала свой путь в поисках очередного отмеченного судьбой дома. Ужас двигался за ней, словно шлейф ее посмертного платья.

На третью ночь кто-то, кого страх не лишил остатков рассудка, заметил, что ночные похождения упырихи начинаются и заканчиваются в королевском дворце. Оттуда она уходила и туда возвращалась. Весть об этом с быстротой молнии облетела Катиму. Утром многочисленная толпа собралась перед главными воротами дворца. К полудню там стоял уже весь город. Пока люди вели себя спокойно, но офицеры гвардии забеспокоились не на шутку. Силы гарнизона были слишком слабы, чтобы сдержать возможный штурм обезумевшей толпы, а тем более не могло быть и речи о том, чтобы заставить их уйти. Офицеры отправились к Редрену, чтобы убедить его вызвать подкрепление из близлежащей Деремы.

Монарх внимательно выслушал все доклады и предложения.

– И чего они хотят? – спросил он, когда гвардейцы закончили.

– Они знают, что королева прячется здесь, ваше величество…

Редрен поднял брови. Он уже раньше заметил, что с какого-то времени в его присутствии ее перестали называть «упырихой», говоря просто «королева». Это могло многое означать…

– …и требуют…

– Требуют?! – прервал король заместителя Ксина.

– Да, ваше величество, именно так заявили их главари. Бунт носится в воздухе, – добавил он.

– Городские советники и бургомистр тоже там?

– И они, и жрецы. Даже сам Беро.

– Ах так… – Король задумался. – Ну так чего они требуют? – Редрен сердито подчеркнул последнее слово. К такому он не привык.

– Убийства королевы, – последовал вынужденный ответ начальника стражи. Видно было, что произнести эти слова ему стоило немалого труда.

– Не вижу ничего удивительного, – пробормотал король себе под нос и посмотрел на своих подданных. Те, однако, были, похоже, чем-то удивлены… – Но… – громко сказал он, – их ведь больше всего интересует их собственная жизнь после захода солнца, не так ли?

– Наверняка, ваше величество, – поспешно согласились офицеры.

Редрен замолчал. На лице его отразилась напряженная внутренняя борьба.

– Хорошо, – наконец сказал он, – повесьте на воротах замка пергамент с королевскими подписью и печатью, на нем будет мое обещание, что никто больше не лишится жизни…

Офицеры удивленно переглянулись.

– Это первое, – его голос уже звучал твердо и решительно, – а во-вторых, двадцать отрядов легкой конницы из лагеря под Деремой должны стоять здесь еще до завтрашнего вечера, и, в-третьих, немедленно вызвать ко мне Родмина!

Король остался один. Он чувствовал себя намного более одиноким, чем когда-либо прежде. Заложив по старой привычке руки за спину, он начал расхаживать по комнате. Он чувствовал и знал, что в любой день его правление может закончиться. Офицеры гвардии, хотя и невольно, достаточно ясно дали ему это понять. Появился некто сильнее его, и ему готовы были подчиниться. Внешний вид, видимо, не имел никакого значения… точно так же, как и сам проигравший монарх…

Мало было таких, на кого он мог теперь рассчитывать. Ему не хватало Ксина, и он нетерпеливо ждал его возвращения. Он был уверен, что котолак сумел бы с ней справиться…

С ней… Он не мог уже подумать «с матерью» и тем более «с королевой». Для него она стала лишь отталкивающим чудовищем, а о своей вспышке гнева двухнедельной давности он вспоминал с крайним неудовольствием. Ему окончательно расхотелось играть в сыновнее уважение… После преступлений, совершенных ею в городе, он испытывал к ней исключительно отвращение, но не постыдился бы и ненависти. Неужели над его родом тяготело проклятие? Если бы только одно…

Все, что она до сих пор совершала, имело свою цель – он чувствовал это и видел, как она со всей жестокостью исполняла некий мрачный замысел. Он не понимал еще до конца его сути, но уже знал, что королева перед смертью, видимо, задумала нечто такое, что никому прежде не снилось даже в самых кошмарных снах… Его же, Редрена, ничто не сдерживало теперь от того, чтобы уничтожить этот замысел, и притом любой ценой. Давая слово народу, он положил на чашу весов собственную честь, готов был бросить туда же и деремскую конницу, только не против толпы… Чересчур уверенных в себе офицеров стражи мог ждать немалый сюрприз…

– Ваше королевское величество, прибыл его благородие Родмин, – прервал ход его мыслей голос лакея.

– Пусть войдет, – быстро сказал король. – Можешь ли ты, несмотря на понесенные тобой потери, вооружить хотя бы дюжину гвардейцев пиками с наконечниками из дамаста Йев? – с ходу спросил он, не дав магу времени на приветствие или поклон.

– Когда ваше величество желает их иметь? – ответил Родмин, удивленный нарушением этикета.

– Сегодня вечером.

– Да, могу. – Он слегка задумался.

– Превосходно, тогда возьмешь командование ими на себя, ждите упыриху в дворцовых садах, там, где ее видели в последний раз.

Приказ был ясен, но видно было, что Редрен хочет что-то еще сказать. Он стоял нерешительно, как будто колеблясь.

– Родмин, скажи мне, – не выдержал король, отбрасывая прочь все свое монаршее высокомерие. – Кем я, собственно, правил эти пятнадцать лет? Я думал, что людьми…

Маг поднял взгляд и быстро посмотрел на короля: с лица монарха, казалось, упала маска аристократической скуки, открыв лицо смертельно уставшего человека…

Никто из суминорцев до сих пор не видел своего властелина в столь жалком состоянии. Родмин молчал, ожидая, что будет дальше.

– Я знал, мало того, что знал, сам ведь при необходимости этим пользовался… Продажная стая! Ради власти, золота и шлюх они готовы меня ночью в одном мешке с королевой в ров спустить. Впрочем, это мне никогда не мешало, в конце концов королевский двор не обитель кастрированных монахов. Мне эта игра знакома, сам любил в нее играть, но всегда полагал, что всему есть какие-то границы! Ладно, если бы меня когда-нибудь отравили. Что ж, сам виноват, значит, не хватило прозорливости. Посадят сюда какого-нибудь коронованного мясника из Кара, потому что он даст им больше золота, – тоже ничего не поделаешь, в конце концов это такой же человек, как и другие, ну или почти. Но упыриху?! Проклятие! Кто же они такие, если даже это им все равно? Говори!

– Каждый может стать упырихой или вампиром, ваше величество, так уж повелось, и словами здесь ничем не поможешь, – коротко ответил Родмин. – Законы Онно нерушимы, а жизнь при дворе им благоприятствует… – спокойно добавил он.

Редрен замолчал, словно от удара обухом по голове. Впервые до него дошло, что для того, чтобы уничтожить чудовищ, недостаточно их только убивать…

– Иди и делай, как я сказал, – отозвался он после долгого молчания.

Родмин поклонился и скрылся за дверью.

– Спасибо за науку, – прошептал монарх, глядя ему вслед.

В этот день он не хотел больше никого видеть и ни с кем разговаривать. Он провел много часов, беспрестанно всматриваясь в зеркало. Мрачное настроение не покидало его до вечера, а когда наступили сумерки, он приказал подать ему кубок усыпляющего отвара из трав. Ему хотелось спокойно проспать эту ночь и утром проснуться без забот – или не проснуться вообще…

Слуги сняли с него одежду и быстро приготовили постель. Он лег, а вокруг, как обычно, встали вооруженные стражники. Сон пришел почти сразу – спокойный и крепкий.

Отвратительное кваканье ворвалось в мир лениво плывущих сновидений, разбив его в бурую пыль. Еще не до конца проснувшись, он лежал, не открывая глаз, а до его отуманенного разума медленно, словно издали, с большими промежутками, доносились отдельные вопли, крики, звуки ударов, треск ломающегося дерева. Он невольно прислушался, и тогда звуки явно ускорились, следуя один за другим уже почти непрерывно и словно приближаясь к нему.

– Кажется, драка, – наконец понял он и тотчас же полностью проснулся…

Шум и лязг обрушились на него со всех сторон. Замедленная карусель событий обрела нормальный темп. Редрен открыл глаза: он находился в самом центре циклона – упыриха свирепствовала в спальне! Половина охранявших его гвардейцев валялись на полу, словно драные лохмотья, а остальные отчаянно атаковали упыриху, пытаясь пригвоздить ее пиками к стене.

Они сражались бесстрашно, без какого-либо уважения к сверхъестественной твари. Видна была школа Ксина, но, несмотря на это, они не в состоянии были противостоять скорости и силе упырихи и гибли один за другим под ударами окровавленных когтей. Однако и она не оставалась безнаказанной. Изящные стальные наконечники уже несколько раз с хрустом погружались в ее высохшее туловище. Однако каждый раз она ломала торчащие из нее древки, словно палочки, и снова, ощетинившись обломками пик, пускалась в убийственный танец, сея смерть направо и налево.

Кто-то швырнул в нее факел. Он попал, но пламя не охватило обрызганного кровью платья.

В дверях спальни неожиданно столпилась прибежавшая из сада дружина Родмина. Они молниеносно выстроились в две шеренги и, топча трупы, двинулись вперед, загоняя упыриху в угол. Острия Йев словно толкали ее туда одним своим блеском. Уцелевшие гвардейцы с новым энтузиазмом присоединились к прибывшим.

Судьба упырихи, казалось, была решена. Окруженная у стены, она какое-то мгновение словно ждала гибели и, когда она была уже почти у них в руках, вдруг рванулась в отчаянную атаку и, нырнув под рядами пик, налетела прямо на людей. Крик, стоны, суматоха. Сомкнутый строй превратился в беспомощную свалку. Могучие удары когтей разбросал всех в стороны.

Упыриха двинулась в сторону сидевшего на постели короля. Четверо гвардейцев тотчас же бросились к нему, прикрыв Редрена собственными телами. Их доспехи едва не поломали ему ребер.

Солдат из группы Родмина, один из тех немногих, кто еще держался на ногах, подскочил и ударил пикой повернувшуюся к нему спиной упыриху. Магический дамаст до конца вошел в спину королевы…

Она не издала ни звука, так же как и все это время, лишь судорожно дернулась вперед…

Стон изумления и ужаса пронесся по комнате – острие само вышло из ее тела! Подвело самое совершенное оружие против нечисти! Наконечник не развернулся в ее теле шипастым кустом, лишь распух и сморщился, словно краска на мокрой доске.

Теперь они были беззащитны.

Уже никем не удерживаемая, она подошла к ложу и, сбросив лежавших на нем гвардейцев, выволокла из постели Редрена.

«Прикажи им прекратить!», возникла мысль в голове короля. Казалось, в его мозгу копаются чьи-то липкие пальцы.

– Сложить оружие! – К горлу подкатила тошнота.

Солдаты послушно, хотя и с неохотой, положили пики на пол и отошли к стенам.

«Пусть уйдут, а маг пусть останется».

Редрен задрожал от отвращения и упал бы, если бы не державшие его когти.

– Выйдите! Родмин, ты останься, – приказал он, превозмогая комок в горле.

Она отпустила его, когда маг закрыл дверь за последним гвардейцем. Уходя, они унесли раненых. Король и маг остались наедине с трупами и упырихой. Редрен, пошатываясь, подошел к ложу и тяжело сел.

Легким движением когтей она дала знак Родмину. Тот подошел к ней, вытирая кровь со лба.

Королева выпрямилась и скрестила руки на груди. Гримаса отвращения промелькнула на лице мага.

– Я должен передать ее волю, – обратился он к Редрену. – Она заметила, что я легче, чем ты, господин, переношу соприкосновение разумов…

Он на мгновение замолчал, а король посмотрел на него более осмысленно.

– Людей в городе она убивала для острастки. Если ты не будешь послушен, господин, и не выполнишь ее приказов, она растерзает столько твоих подданных, что доведенный до отчаяния народ свергнет тебя с трона. Жители Катимы с этого момента являются заложниками. – Родмин говорил медленно и спокойно. – Ей хватает энергии, и ей незачем больше охотиться, но остановится ли она – зависит только от тебя, господин. Теперь она спрашивает, согласен ли ты на ее условия?

Редрен долго, с бессильной яростью смотрел на упыриху.

– Твой ответ должен быть только «да» или «нет», – добавил маг.

Униженный монарх вскочил, словно намереваясь наброситься на нее с кулаками.

– Она не боится толпы, обыскивающей дворец, и считает, что днем никто не может ее найти. Она хочет быстрого ответа.

Редрен, полуприкрыв глаза, всматривался в стоящую у стены окровавленную мумию. Она тоже разглядывала его, но в отличие от него, смотрела с надменным и ледяным превосходством. Король не в силах был вынести этого взгляда…

– Хорошо… я согласен… – с трудом выдавил он.

– Пока ты будешь править от ее имени, господин.

Завтра ты объявишь о запрете занятий магией, а другие распоряжения получишь позже.

Упыриха направилась к двери.

– Стой, погоди, – крикнул Редрен, – что ты собираешься сделать? Что ты сделала с похищенными?

Она остановилась и повернулась. Родмин снова заговорил:

– С этого момента, господин, мы должны обращаться к ней со словами: Великая Мать.

Король скривился, словно ему плюнули в лицо.

– Похищенные – это избранники, которым через семь лет будет оказана честь служить ей одними из первых. Сейчас же они в безопасности, пока их никчемные трупы превращаются в тела сверхсуществ…

Редрен слушал, остолбенев и широко раскрыв глаза.

– Государство вампиров и упырих?.. – сдавленно прошептал он.

– Да, господин, я передаю все дословно, – ответил Родмин. – Великая Мать считает, что не должно быть так, что сверхсущества прячутся в норах и лесах, а жалкие недоделанные людишки преследуют их и истребляют. Пора положить этому конец. Великая Мать хочет создать новые законы, по которым наградой за заслуги при жизни будет право жизни после смерти…

– Хватит, достаточно! – Редрен закрыл лицо руками.

Упыриха медленно и торжественно двинулась к выходу. Кто-то, видимо, подслушивал под дверью, поскольку ей услужливо открыли. Она вышла в коридор, и столпившиеся там солдаты поспешно расступились, образовав две шеренги. Когда она оказалась между ними, раздалась подобострастная команда:

– На караул!

Раздался быстрый металлический лязг оружия. Гвардия отдавала честь…

 

ИСТРЕБИТЕЛИ

– Ксин, нет! – отчаянный крик и исступленный грохот кулаками в дверь.

Котолак застыл, не довершив намеченного, – это был голос Ханти!

– Ксин, открой, пожалуйста!

Он ошеломленно переводил взгляд с клинка поднятого стилета на дверь и обратно.

– О! Ксин, Ксин… – Голос звучал все жалобнее и тише.

Стряхнув оцепенение, он положил оружие, встал и, поколебавшись, открыл.

– Ты жив… – с облегчением прошептала Ханти, бросаясь ему на шею.

Она чуть не опрокинула его – у него подкашивались ноги.

– Слушай, это не ты, не ты, я была здесь ночью, с тобой, ты спал, я приехала за тобой, только Мара знала, я не верила, я должна была проверить, я боялась. Дарон ничего не знает, я ему не верила, не могла в Самни, – беспорядочно говорила она, пытаясь высказать все сразу. – Я хотела быть с…

Он поцелуем закрыл ей уста.

Крепко прижимаясь к ее губам, он пил ее, словно хотел выпить из нее душу.

– О… – Она обмякла у него в объятиях.

Он отпустил ее, давая ей вздохнуть. Уставившиеся на него затуманенные глаза вновь обрели прежний блеск.

Он запер дверь и, проведя жену в глубь комнаты, усадил на стол.

– Говори теперь медленно и все по порядку, – сказал он, пытаясь придать голосу спокойный тон.

– Никто ничего не мог объяснить, Родмин постоянно от меня отмахивался, а я так за тебя боялась. Тогда я попросила разрешения на отъезд и поехала следом за тобой. Я здесь со вчерашнего утра. В городе все рассказывали о тебе страшные вещи, а я им ничуточки не верила, взаправду, ты мне веришь?

– Конечно, Ханти, продолжай.

– Я остановилась на постоялом дворе возле замка отправила оттуда посыльного к Маре, только ей я доверяла. Она пришла ко мне и рассказала обо всем, что здесь происходило. И о тех убитых, и о шансе, который дал тебе Дарон. Тогда я решила, что сегодня ночью буду с тобой…

– А если бы я с тобой что-нибудь сделал… – он не осмелился произнести слово «убил».

– Это не важно, – она быстро тряхнула головой, – я все равно не смогла бы жить… но ведь я не верила. И я была здесь, а ты все время спал, очень крепко, и ничто не могло тебя разбудить.

– Как ты вошла? – Он посмотрел на дверь.

– Отодвинула засов изогнутой проволокой, то же самое – и когда уходила…

– Ах, так… – Он глубоко задумался. – Значит, я спал?..

– Да, только как-то странно, как никогда раньше, у тебя ведь очень чуткий сон после Превращения.

– Кто знал, что ты здесь была? – спросил он, расхаживая от стены к стене.

– Мара и больше никто.

Он уже почти на нее не смотрел.

– Когда ты вернулся в человеческий облик, я пошла поспать в комнату, в которой спрятала меня Мара. Я радовалась, что все хорошо. А потом она разбудила меня и сказала, что погиб третий и что Дарон думает, будто это ты… Я сразу же прибежала. Остальное ты знаешь, – она чуть улыбнулась.

Ксин поднял с пола стилет, завернул его и убрал. Потом присел на табурет, глядя на Ханти непроницаемым взглядом. Наступила тишина.

Из коридора донеслись поспешные шаги нескольких человек. Кто-то без стука толкнул дверь. На пороге стояли Дарон, Аллиро и Мара.

– Слава Рэху… – прошептал Дарон, глядя на Ксина и Ханти.

– Господин, прости старого дурака! – Аллиро припал к коленям своего командира. – Я думал…

Ксин наклонился и быстро поднял его на ноги.

– Можешь не просить прощения, я думал то же самое, что и ты…

– Господин… – в глазах отважного солдата появились слезы, – я скорее себе правую руку отрублю, чем снова усомнюсь в твоей правоте! – возбужденно воскликнул он.

– Хорошо, хорошо. – Он мягко отодвинул его от себя. – Кто-нибудь еще, кроме вас, знает правду?

Мара отрицательно покачала головой.

– Никто, я сказала только им двоим.

– Умно поступила, – похвалил ее Ксин.

– И что теперь? – деловито спросил Дарон.

– Может быть, сначала сядем? – Котолак широким жестом показал им на кресла.

К нему явно возвращались прежнее спокойствие и уверенность в себе. Он с трудом сдерживал облегчение и радость. Ханти не только спасла ему жизнь. Она еще вернула ему веру в себя, стерла чудовищное пятно, которое тяжелее было вынести, нежели самые страшные пытки. Он снова имел право мыслить и рассуждать…

Способность сохранять дневные мысли и чувства во время полнолуния являлась единственным источником, из которого он мог черпать внутреннюю силу и осознание того, что его существование имеет смысл. Он, Ксин, – получеловек, полузверь, полудемон. Он был всем понемногу. Он должен был иметь свой собственный свод законов. В нем не было места слабости, он не мог себе ее простить, а для поступка, который, как он полагал, он совершил, не существовало оправданий. Истребитель убивает причиняющее вред людям чудовище, и именно это собирался сделать Ксин, когда пришла Ханти.

Дарон нетерпеливо нарушил задумчивую тишину.

– Раз это не ты, – начал он, – нужно найти того, другого.

– Нет здесь другого котолака! Если бы было так, как ты говоришь, он не забрался бы ночью в эту комнату лишь затем, чтобы оставить царапины на подоконнике и дверях.

– Значит, наверняка какой-нибудь помощники.

– Снова заговор?! – вмешалась Мара.

– Наверняка, – подтвердил Ксин, – и кто-то из ваших слуг явно принимал в этом участие… Смотрите: меня валило с ног каждый раз сразу же после Превращения… Есть только одно снадобье, которое дает подобный эффект, – кошачья мята. Видимо, ее добавляли мне в еду или питье!

– Наверняка они делали так, чтобы ты не мог его почуять, – продолжал стоять на своем Дарон.

– Чушь! – разозлился котолак. – Чтобы я поверил в свои несуществующие преступления! Я должен был погибнуть от собственной руки, видимо, таков был план, а царапины ведь – прекрасное доказательство, ты сам в него поверил.

– Так же как и ты… – Дарон скрыл замешательство. – И все-таки получается по-моему, – быстро добавил он, – они позаботились о том, чтобы ты крепко спал, поцарапали что надо, потом привели другого, а впрочем, вспомни, что ты сам говорил, увидев первый труп…

– Но кто это сделал?! О ком вы говорите?! – не выдержала Ханти.

– Естественно, не кто иной, как наши любимые истребители, – язвительно ответил Ксин, – помнишь, какими прекрасными они оказались ясновидцами? – он посмотрел на Дарона. – Только доказательств нам нужно побольше…

– В конечном счете, это мог бы быть и я… – отозвался тот.

– Не обижайся, дорогой мой, но для тебя это чересчур запуганная интрига… – оборвала его Мара.

Карие глаза ее мужа зловеще блеснули.

– Проблема в том, как их добыть, – продолжал котолак, – надо бы их… – Он неожиданно задумался. – Слушай… – обратился он к Дарону, – я хотел бы увидеть тела двух последних убитых.

– Можешь увидеть только сегодняшнего, – последовал ответ, – тех уже похоронили, но будь уверен, выглядели они точно так же, как и тот, первый… – он с отвращением скривился при одном лишь воспоминании.

– Возможно… – Ксин встал и потянулся к висевшему на колышке плащу. Надев его, он надвинул капюшон так, чтобы полностью закрыть лицо.

– Аллиро… – повернулся он к молчавшему до сих пор сотнику.

– Слушаю, господин! – Тот вытянулся в струнку.

– Расскажешь обо всем нашим. Приготовьтесь и ждите моего знака. Иди.

– Слушаюсь, господин. – Сотник поклонился и исчез за дверью.

– Идем, – повернулся Ксин к остальным.

– Но женщины пусть лучше пойдут к себе. – Дарон кивком показал направление.

– Хорошо, – кивнула Мара и увела Ханти.

Дарон и котолак спустились в подземелья замка и вскоре уже стояли перед входом в небольшой зал, где обычно готовили к погребению умерших. Дарон отослал охранявшего помещение стражника, приказав ему немедленно вызвать управляющего Зерена.

Уже обмытое тело лежало на сколоченном из неструганых досок столе. Готовый гроб ждал у стены, а на его крышке лежал подготовленный для заворачивания тела саван. Труп был обнажен, единственное покрывавшее его полотно было наброшено выше плеч, а вырисовывавшиеся под ним очертания ничем не напоминали лица, даже обычной округлости головы…

Ксин подошел ближе; торс, руки и бедра покрывали десятки глубоких ран разной величины и формы. Раны на животе были зашиты, чтобы не вывалились внутренности. Другие, широко открытые, позволяли увидеть разодранные мышцы и местами обнажившиеся кости.

Котолак задумчиво смотрел на тело, потирая подбородок.

– Приходилось когда-нибудь уже видеть таких? – спросил Дарон.

– Да, несколько раз, – ответил Ксин.

– И ты все еще хочешь сказать, что это не…

– Вроде бы все сходится, – проговорил котолак, – вот только… слишком уж сходится, понимаешь? – с нажимом добавил он.

– Нет…

Ксин махнул рукой и, решительно засучив рукава, начал тщательно обследовать раны, одну за другой. Безо всякого отвращения он засовывал в них пальцы, ощупывал с краев и внутри. Вскоре Дарон уже не мог на все это смотреть.

– И чего ты там ищешь?! – раздраженно фыркнул он, повернувшись к Ксину спиной.

– Еще не знаю… – пробормотал Ксин, не прерывая осмотра, – но…

На пороге появился управляющий.

– О, хорошо, что ты здесь! – воскликнул Дарон, не обращая внимания на ошеломленный вид своего помощника.

– Но… – простонал тот, многозначительно глядя на склонившегося над мертвецом Ксина. Котолак даже на него не обернулся.

– Молчи и внимательно слушай, – остановил его Дарон и коротко обо всем рассказал. Глаза управляющего расширились от изумления.

– Быстро! Дайте какие-нибудь щипцы! – возглас Ксина прервал объяснения Дарона. Оба поспешно подошли к нему.

– Что?..

– Здесь что-то есть… – Обе руки Ксина были погружены в открытую рану в левом плече. – Застряло в кости, пальцами не вытащить.

– На что похоже? – заинтересовался Зерен.

– Как будто наконечник стрелы… – пробормотал котолак. – Где щипцы?!

– Шевелись! – нетерпеливо прошипел Дарон.

Управляющий выбежал из комнаты, а Ксин продолжал копаться в рваной ране.

– Это, похоже, все-таки не стрела… – проговорил он чуть позже, – оно изогнутое…

Дарон напряженно смотрел на его руки. Несмотря на самое искреннее желание, он не мог разглядеть в красно-сизой массе ничего особенного.

Ожидание тянулось раздражающе медленно.

Наконец открылась дверь, и в зал ворвался Зерен, размахивая пыточными клещами.

– Не мог у плотников одолжить?! – прикрикнул на него Дарон.

– До камеры пыток ближе было… – оправдывался управляющий.

– Давай! – Ксин вырвал у него инструмент и безуспешно попытался засунуть его в рану.

– Стилет есть? – обратился он к Дарону.

– Есть. – Тот потянулся к поясу.

– Перережь здесь, – показал Ксин, – вот так, а теперь приподними ключицу… спасибо… – Он ловко орудовал клещами. – Есть!

Он резко потянул, и в сжатых клещах появился продолговатый остроконечный предмет.

– Зуб котолака! – воскликнул Дарон.

Ксин поднес добычу к глазам…

– С каких это пор у котолаков железные зубы? – язвительно спросил он.

Дарон выхватил у него клык и тщательно оглядел.

– В самом деле… – выдохнул он.

Они долго молча передавали его из рук в руки.

Лязг оружия, шелест одежд и шаги многих людей раздались на лестнице, ведшей в выделенные истребителям комнаты. Впереди шел Ксин в окружении своих гвардейцев, за ними Дарон с Зереном и полутора десятками дружинников. Процессию замыкали двое одетых в черное урядников и судебный писарь с рулоном бумаг под мышкой, пучком перьев и чернильницей в руках.

– Открывайте, падаль! – Дверные доски задрожали от могучих пинков Ксина.

Щелкнул засов, и в возникшей щели появилось лицо одного из истребителей.

– Чего… – слова застряли у него в горле, когда он узнал Ксина.

– Впусти, у меня дело к Берту…

Тот презрительно скривился.

– Брат Берт не привык беседовать с такими… – Он многозначительно посмотрел на Ксина. – Проваливай, ублюдок! – он попытался захлопнуть дверь.

– Милан… – коротко бросил Ксин.

Дюжий, словно медведь, гвардеец вырвался вперед и быстрым толчком обеих рук проложил дорогу командиру. Истребитель, будто из катапульты, вылетел на середину комнаты, и, прежде чем он успел обрести равновесие, Милан со всей силы ударил его в лицо. Тот зашатался, но солдат не дал ему упасть.

Он молниеносно схватил истребителя за одежду, притянул к себе и, держа за воротник, нанес два быстрых удара открытой ладонью наотмашь и снова поставил его перед Ксином.

– Где Берт? – последовал вопрос.

Тот не мог говорить, кровь из разбитого носа и губ обильно струилась по подбородку. Дрожащей рукой он показал на соседнюю дверь.

Котолак многозначительно кивнул, и Милан, отшвырнув истребителя, будто мешок, к стене, с разбегу прыгнул на дверь. Треск ломающихся петель смешался с поспешным топотом вбежавших за Ксином солдат.

– Обыскать все! Проверить каждый угол! – распорядился Дарон.

Он остановился возле кузена.

– Входим? – показал он на комнату Берта.

Котолак молча кивнул.

Глава истребителей как раз поднимался с пола, потирая челюсть. Милан стоял над ним, чуть расставив ноги, и готовился нанести новый удар.

– Хватит, отойди, – удержал его Ксин.

Гвардеец отступил в сторону. Берт встал, цепляясь за стену, и тяжело оперся о нее.

– Чего вам надо? – с ненавистью прохрипел он.

– В замке по ночам охотится какая-то новая тварь, – медленно проговорил Дарон. – Раны наносит такие же, как котолак, но клыки у нее стальные. Мы решили, что вы наверняка что-то об этом знаете…

– С чего бы это?! – в голосе Берта явно почувствовались беспокойные нотки.

– Об этом мы сейчас узнаем. Будь терпелив, – Дарона переполняло некое ледяное сладострастие, от которого вставали дыбом волосы на затылке.

Ксин молча смотрел на Берта, не отрывая от него взгляда.

В комнату с достоинством вошли оба судьи и писарь. Последний беззаботно сбросил со стола лежавшие там предметы и начал раскладывать на нем собственные орудия труда.

– Господин, мы нашли! – внезапно крикнул вбежавший дружинник. В руках у него было нечто, что он сразу же отдал Дарону.

– Ну вот, пожалуйста… – пробормотал Дарон, показывая всем таинственный предмет. Это была сделанная из железа имитация когтей, насаженная на не слишком длинный деревянный черенок, дополнительно утяжеленный свинцовым покрытием.

– Что-то не похоже это на гребень… – он повернулся к Берту, – на чесалку для спины тоже… единственное, что можно этим сделать, – основательно пораниться. О! Тут даже, как я вижу, кровь есть… – Он положил когтистое орудие возле бумаг писаря, который уже довольно долго скрипел пером по первой из страниц.

Вскоре другой солдат принес подобное же орудие. Оно отличалось от предыдущего только тем, что ряд из четырех стальных крючьев был загнут в противоположную сторону, то есть влево.

Лицо истребителя приобрело пепельный цвет.

– Хватит искать, уже не нужно! – послышался решительный голос Зерена, а мгновение спустя появился он сам, держа в руках какое-то странное устройство.

Берт судорожно сглотнул слюну.

– Ну, вот и все, – сообщил управляющий, – это пасть нашей твари. – Он искоса посмотрел на стоявшего у стены.

Он медленно и тщательно продемонстрировал работу устройства: когда он двигал двумя рычагами, пара стальных челюстей – точная копия пасти котолака – открывалась и закрывалась с металлическим лязгом.

– Хорошо смазано, – заметил он, – ничуть не скрипит! Вот только одного зуба недостает… – добавил он.

Ксин раскрыл сжатый кулак.

– Не этого ли? – Он протянул руку.

Зерен примерил.

– Сидит как влитой…

В следующее мгновение раздался тихий протяжный звон. Котолак извлек меч и не спеша подошел к Берту. Острие клинка коснулось основания гортани истребителя.

– И это тебя прислали, чтобы ты защищал людей от творений Онно…

– Не осмелишься… – тот не сводил глаз с блестящей полосы стали, холод которой ощущал на горле.

– Почему?.. – спросил котолак. – Я всегда убиваю чудовищ…

– Человечность, твоя величайшая гордость, тебе не позволит!

Рука Ксина совершила плавное движение вперед.

– Ошибаешься, Берт, ведь я не человек… Не для тебя.

В выпученных до предела глазах истребителя, прежде чем те погасли, мелькнуло выражение ужаса. Он понял…

Тонкая струйка крови вытекла из уголка застывшего в смертельной гримасе рта. Вторая, пошире, потекла по канавке вдоль клинка.

Котолак шагнул назад и опустил поднятый меч, а тело Берта с грохотом рухнуло на каменный пол.

– Ты отобрал хлеб у палача, – сухо заметил Дарон.

– Нет, – возразил Ксин, – это работа не палача, но истребителя, – с нажимом сказал он.

Взяв у писаря чистый лист, он вытер им окровавленный клинок.

– Осталось еще пятнадцать, – напомнил Зерен.

– Выясните, сколь велико участие каждого из них, – обратился Дарон к судьям, – и прикажите шкуру живьем сдирать, если говорить не захотят.

– Скажите, уважаемый, каков должен быть приговор? – спросил один из судей.

Дарон задумался.

– Тех, что собственноручно участвовали в убийстве наших, – на кол. Тех, кто помогал как-то иначе, – повесить, а тем, кто только знал, но не донес, если таковые будут, по две сотни палок и вон из города, – закончил он и посмотрел на Ксина. – Идем, здесь нам больше делать нечего.

Выходя, они прошли через первую комнату, в которой ждали под стражей своей очереди связанные истребители. Ксин молча прошел мимо. Дарон тоже ничего не сказал, лишь на мгновение остановился, посмотрел на них и сплюнул.

Оба кузена расстались сразу же за порогом. Ксин вернулся к себе.

– Все закончилось? – спросила Ханти, вставая ему навстречу.

– Для нас – да, но для некоторых этот день еще только начинается… – сказал он, обнимая ее за талию, и склонился к ней. – Устал я… – добавил он.

– Месть – тяжкое дело, правда? – Она отступила, чтобы посмотреть ему в глаза. – Я знаю, ты его убил…

– Не из мести, – возразил Ксин, – вчера я решил, что уничтожу эту тварь. Вот только тогда я думал о себе…

– Понимаю. Значит, у тебя не было причин для пощады…

– Да.

Он взъерошил пальцами ее волосы.

– Хватит об этом, я хочу забыть. Все кончено.

Он немного помолчал.

– Знаешь, мне тебя так не хватало все эти недели…

– И мне… но, погоди… – она ловко увернулась, – ты ведь что-то говорил насчет того, что устал?

– Но не настолько, .. – он догнал ее одним прыжком, – от меня не сбежишь!

– Вовсе не собираюсь. – Она забросила руки ему на шею.

Одной рукой он невольно погладил ее бедро.

– Что это?.. – Удивленный, он еще раз коснулся платья. – У тебя под ним ничего нет?

– А что, надо? Как раз сейчас… – Она прижалась к нему всем телом.

– Ах ты… – Он толкнул ее на сундук с бельем.

– Что – я?.. – Ее ресницы жалобно затрепетала.

Она медленно приподнимала платье: ступни, лодыжки, колени, бедра, выше… Мгновение он смотрел на нее словно зачарованный и вдруг прыгнул к ней с тигриным блеском в глазах.

Она сразу же присела на сундук и быстро подняла ноги, опираясь пятками о край. Она уже была готова, ждала его…

– Вхо-о-ди… – продышала она ему в лицо, – скорее…

Он протянул к ней руку, другой возясь с застежками плаща. Она задрожала, шипя как от ожога. Желание затмило разум, словно кувшин крепкого вина. Он отчаянно ласкал ее, одновременно возясь с упрямой пряжкой на поясе. Наконец она расстегнулась – он был свободен! Ханти напряглась, чтобы его принять… и тогда…

Стук кулаками в дверь сковал льдом разгоряченную кровь в жилах.

– Господин, откройте! – орал какой-то слуга.

– Что там такое?! – рявкнул Ксин, готовый совершить уже второе за этот день убийство.

– Пирийцы через реку перешли, деревни жгут, людей режут. Хозяин приказал всем, кто может сражаться, садиться в седло.

– Передай, что я сейчас приду! – крикнул в ответ котолак, поправляя одежду.

– Ксин… – послышался жалобный голос, – а я?..

– Помоги доспехи надеть!

– Что?! – Она вскочила на ноги. – Со мной ты уже не считаешься?

– Женщина… – раздраженно сказал он, вытаскивая панцирь, – сейчас не время!

– Нет, так нет! – рассерженно крикнула Ханти, выбегая из комнаты.

Грохнуло, аж задрожали стены.

– А, чтоб тебя… – Он не закончил фразу, вынужденный придержать какой-то ремень зубами.

Во всем замке царила лихорадочная суматоха. Готовили оружие, надевали кольчуги и седлали коней. В корчме же заткнули все бочки, а корчмарь с помощниками принялись молниеносно приводить в чувство тех солдат, кто был неспособен подняться. В ход пошли смазанные маслом перышки и ушаты с водой…

 

ДЕТИ ОННО

Солнце уже несколько часов назад покинуло зенит и не спеша, торжественно, опускалось к серой линии горизонта. Еще не стемнело, но тени значительно удлинились, далеко опережая отбрасывавших их всадников, которые, подобно серо-стальной, меняющей форму туче, мчались по зеленой степи. Трое других приближались к ним с противоположной стороны. Вскоре они встретились, и новоприбывшие собрались вокруг возглавлявшего войско Дарона.

– Они в двух милях отсюда! – крикнул один из разведчиков.

– Их сотни четыре, – добавил второй.

– В самый раз для нас… – пробормотал Дарон, – Присоединяйтесь.

– Это еще полбеды, – обратился он к ехавшему рядом Ксину. – От пирийцев всего можно ожидать. Иногда их трое, а иногда – тридцать тысяч. Одному дьяволу известно, когда и что им в башку ударит!

– Какую выбираешь тактику? – спросил котолак.

– Э, да что там, – Дарон махнул рукой, – тактика! Умное слово из рыцарской школы… Здесь, Ксин, провинция, и никто из них, – он широким жестом обвел свое войско, – ни о чем таком не слышал. С тех пор как пирийский легион перебрался в Кемр, никто уже в боевые порядки не играет, лезут толпой на толпу, и лучшие остаются в живых – вот и вся философия.

– Мне еще так сражаться не приходилось, – заметил Ксин.

– Да, это не ронийские наемники на службе Кара… Вот это были противники! – мечтательно проговорил Дарон. – Ты был под Иинтой через месяц после истории с островитянами? Когда Ормед думал, что мы слишком ослаблены?

– И там, и под Радвой, и всю нандейскую кампанию, – ответил Ксин.

– Но Иинта… там мы им показали по-настоящему…

– Не сказал бы, что мне пришлось тогда применить свои силы. Почти всю битву я простоял с руками за спиной.

– Ты был в охране Редрена?

– Именно, – кивнул Ксин, – только один раз, казалось, начинается что-то интересное, когда Адмис, обходя слева, бросил прямо на нас легкую ледейскую конницу, но ничего из этого не вышло, лучники их разогнали. Мы двинулись лишь тогда, когда карийцы уже бежали сломя голову.

– Это моя работа! – воскликнул Дарон. – Я как раз там был, командовал когортой во время последней атаки. Три тысячи панцирной конницы… Понимаешь, какая это мощь? Пять линий ронийской пехоты смело в мгновение ока!

– Видел, а как же! – уважительно сказал Ксин. – Вы их так в песок втоптали, что даже могил потом копать не пришлось, хватило землей сверху присыпать…

– Да, это была битва каких мало… – мечтательно про говорил Дарон. – Да что там! – внезапно воскликнул он, ударив кулаком по железному набедреннику. – Устроим пирийцам небольшую Иинту, что скажешь?

– Ты же сам говорил… – удивился Ксин, – что они строя не удержат?

– Здесь человек пятьдесят из тех, что были там со мной, да еще и твои. Расставим их вдоль всей линии, а остальные будут их прикрывать.

– Может быть

– Ну, тогда… – Он поднял руку. – Стоять! Всем стоять! Стоять, я сказал!

Раздались громкие крики.

Оба натянули поводья и свернули в противоположные стороны, преграждая путь остальным. Беспорядочно двигавшаяся толпа в конце концов замедлила ход и остановилась.

– Выстроиться в две шеренги, голова к голове, ну! – надрывался Дарон.

Солдаты, удивленно переглядываясь, начали неуклюже исполнять команду. Видя, что происходит, Дарон и Ксин ворвались в толпу и, ругаясь на чем свет стоит, принялись наводить порядок. Более опытные солдаты вместе с гвардейцами Ксина тотчас же пришли им на помощь. Вскоре воцарилась всеобщая суматошная толкотня, а над толпой носились приказы, яростные ругательства и ржание лошадей. Казалось, план Дарона потерпел полную неудачу, однако в конце концов удалось выстроить отряд в две более или менее ровные линии.

– Ну что ж, неплохо. – Дарон посмотрел на свою небольшую армию.

– До тех пор, пока они не тронутся с места, – охладил его пыл Ксин, – ни люди, ни животные к таким забавам не приучены…

– Ничего не поделаешь, пусть будет что будет! – Дарон неторопливо махнул рукой.

Ряд всадников зашевелился и начал двигаться вперед.

– Медленнее! Следите друг за другом!

Ксин и Дарон носились туда и обратно, сдерживая или подгоняя недисциплинированных воинов.

Они преодолели таким образом шагов пятьсот, и строй все еще держался, даже несколько выровнялся. Лошади начали идти увереннее. Движение несколько ускорилось, и вдруг от правого фланга оторвались трое растерявшихся всадников. Дарон помчался туда синий от ярости, после чего, громко объяснив им все мрачные последствия их неправомерного поступка, сразу же загнал их на место.

– Перед атакой придется следить за обоими флангами, – сказал он Ксину, когда они снова встретились.

– Да, – согласился котолак, – там легче всего потеряться.

Они выехали далеко вперед и внимательно осмотрели свое творение.

– Не стоит и мечтать, что они сумеют удержаться в строю хотя бы на мгновение после первой стычки, – сказал Дарон, – но если они хотя бы ударят так, как сейчас стоят, тоже будет неплохо…

– Строй – это не беспорядочная толпа, – признал его правоту Ксин, – своя сила в нем есть, а неуправляемую орду он раздавит, словно кулак нос, – он слегка усмехнулся, – если, конечно, противники раньше не разбегутся… – с сомнением добавил он.

Дарон посмотрел вдаль.

– Сейчас будет их видно, – пробормотал он. – Ты знаешь, что недавно они научились ковать железо? Пока что у них это плохо получается – оружие постоянно то слишком мягкое, то слишком хрупкое. Потом, однако, кто знает… Два, три года… я предпочел бы, чтобы меня здесь уже не было. Напомни о том королю… – Он искоса посмотрел на Ксина.

– Не забуду, – обещал котолак.

– Чтобы, однако, они не научились этому слишком рано, я приказал всем кузнецам поселиться в городах, – продолжал Дарон, – так что из деревень они никого уже не похитят. Крестьяне меня за это проклинают на чем свет стоит, потому что…

– Что это? – неожиданно прервал его Ксин, показывая направо.

Далеко в стороне, чуть позади за идущим войском, появлялись и исчезали в высокой траве какие-то бегущие тени. Их было довольно много. Ксин и Дарон свернули, чтобы приглядеться получше.

– А, это… волки, одичавшие собаки и прочее зверье, – пояснил Дарон. – Они уже давно знают, что там, куда идут солдаты, можно найти кое-что съестное. Сегодня вечером их тоже ждет отменный ужин. Здесь, на пограничье, ночи после сражений всегда принадлежали им…

Ксин напряг зрение: среди зверей мелькала какая-то другая тень… Что-то привлекло к ней его внимание. Он узнал очертания человека и в то же мгновение осознал, какое именно ощущение он испытывал уже некоторое время.

– Да ведь там волколак! – изумленно воскликнул он.

– Вполне возможно, – согласился Дарон, – эти степи, похоже единственное место во всем Суминоре, где никто их не преследует. Я думал, что ты об этом уже слышал. Если рядом такая бестия – можешь быть уверен, ни один раненый пириец к своим не вернется… Как видишь, у нас есть разные способы отбить у них охоту к набегам. Когда-то якобы пытались поселить здесь упырих, но пирийцы без труда перебили их за один день. Другое дело – волколак, уж он-то сумеет спрятаться… Но где он, не вижу?

– Еще дальше, позади стаи, – ответил Ксин.

– Ну да, сейчас же не полнолуние, и ему за ними не угнаться. Смотри, там! – Он неожиданно повернулся.

Не дальше чем в тысяче шагов от них из моря колеблющейся травы вынырнуло множество всадников. Расстояние быстро сокращалось.

– Увидимся после битвы! – крикнул Дарон, сворачивая в сторону солдат.

Они поспешно вернулись каждый на свой фланг и выровняли уже несколько распавшийся строй.

Фаланга конницы мерной рысью двинулась вперед. Крики командиров задавали ей темп и ритм. Сотни копыт размеренно стучали о землю. Топот усилился, когда они перешли на галоп…

Ветер разнес над степью вой пирийцев. Их низкорослые лошадки напряглись, вытянув вперед головы. Уши их были прижаты, и на всем скаку развевались светлые гривы.

Толпа дикарей мчалась прямо на рыцарей. Пирийцы разбились на множество групп, которые, вытянувшись, словно языки пламени, неслись вперед, чтобы поглотить суминорцев.

Навстречу им галопом мчалась живая стена. Блеск серебристого пламени охватил ее, когда солдаты подняли мечи. Боевой клич вырвался из их глоток, пробудив зверя, спавшего в закоулках души.

Ощущение единства и силы заполнило мозги и сердца, соединив их в единый, летящий с бешеной скоростью монолит. Топот копыт стал гимном мощи и силы! Боевой пыл достиг своего апогея.

Первые группы пирийских всадников были смяты и раздавлены с ходу.

Вал железа и копыт с легкостью прокатился по ним, расплющил и помчался дальше. Остальные столпились перед фронтом суминорцев, и вскоре вся варварская орда сбилась в мешанину коней и людей, которая лишь своей массой сдерживала наступающих солдат. Дальнейший путь приходилось прорубать…

Лязг железа и вопли достигли ушей спокойно сидевших хищников. Все облизывались, предвкушая поживу, и жадно сверкали глазами.

Запыхавшийся человек, тяжело дыша, подбежал к ним и присел рядом со стаей…

За мгновение до первой стычки душа сотника Аллиро как будто пребывала где-то далеко. Он отпустил поводья, сжав обеими руками древко опиравшейся о грудь алебарды. Глаза его были закрыты, а на лице застыло странное выражение. Казалось, он не замечал несшей его обезумевшей стихии…

Внезапно, когда в десяти шагах перед ним появились трое пирийских воинов, Аллиро приподнялся в стременах. Движение это, сперва медленное, завершилось с быстротой молнии. Хриплый рев пробился сквозь всеобщий шум. Алебарда, поднятая резким замахом рук, описала короткую дугу назад, а обученный конь, прижав уши и вытянув голову, прыгнул вперед. Могучее лезвие обрушилось с адским свистом.

Блеск стали, вопль, хрип и красные брызги. Троих пирийцев, в том числе одного вместе с конем, смело наземь. У одного, словно шапка, слетела верхушка черепа. Двое других лишились собственных внутренностей, а конь свалился с перерубленным хребтом.

Старый мастер уже снова стоял в стременах. Его оружие обрушилось на новых врагов, словно гром с ясного неба. Длина древка определяла радиус смертоносного круга…

На правом фланге свирепствовал опьяненный схваткой Ксин. Он пробивался вперед, безжалостно уничтожая все на своем пути, и ни один пириец не в силах был ему противостоять. Крики агонии сопровождали каждый взмах его когтистой лапы. Он охотился, словно кот в мышином гнезде, – не было спасения для пирийца, на которого упал блеск его зеленых глаз…

Вертикальные зрачки метали смертоносные искры. Ему, зверю-демону, здесь не было равных…

Находившийся далеко от поля боя волколак, не спуская глаз со сражающихся, облизал пересохшие губы и нервно поскреб в затылке.

Какая-то самка поднялась с травы и, неуверенно приблизившись, заискивающе положила морду ему на колени…

В самой гуще сражения гвардеец Милан налетел прямо на пирийца, которого понесла обезумевшая лошадь. Оба увидели друг друга лишь в последний момент. Милан оказался проворнее, но времени, чтобы поднять меч, у него уже не было. Он успел лишь подставить клинок, противник напоролся на широкое лезвие, пронзившее его насквозь, и ударился грудью о рукоять. Их лица оказались в пол пяди друг от друга…

Дикарь плюнул ему кровью в глаза.

Эти события и тысячи иных эпизодов, порой длившихся лишь мгновение, произошли в течение неполного получаса. Дольше пирийцы не выдержали.

Несколько первых беглецов увлекли за собой всех остальных, и вскоре оставшиеся в живых спасались бегством из устроенного кузенами Ферго ада.

Толпа варваров, до сих пор сдерживавшая рыцарей, распалась во многих местах, и дружина Дарона перелилась через нее, словно вода через проломы в плотине. Началась отчаянная погоня, но пирийские лошади показали свое превосходство, унося своих легко одетых наездников далеко вперед от закованных в железо суминорцев. Однако те гнались за ними до самой Кремневой реки, а там дело довершили лучники, собрав урожай среди переправлявшихся через реку пирийцев.

Обе группы какое-то время грозили друг другу с противоположных берегов, после чего разошлись в разные стороны. Пирийцев вернулось назад меньше половины…

Ксин и Дарон ехали в окружении своих солдат. Радостных возгласов, несмотря на победу, слышно не было. Больше всего это удивляло привыкших к празднованию своих триумфов гвардейцев, которые, сбившись в тесную группу, удивленно смотрели на своих товарищей. Те же производили впечатление утомленных тяжелой работой ремесленников. Задумчивость преобладала над радостью. Для них это была лишь еще одна битва, которую они сумели пережить. Они знали, что рано или поздно придет время последней, с которой они вернутся привязанными, словно мешки, к седлам…

Слишком долго продолжалась безнадежная череда набегов, ответных ударов, засад, стычек и поражений. Ксин понял, почему Дарон так хотел вернуться в Катиму, – ссылка в эти края была смертным приговором, отложенным на неопределенное время…

– Надеюсь, много вреда они причинить не успели? – спросил он его, чтобы развеять мрачные мысли.

Дарон повернул голову.

– Две сожженные деревни… Для них и в самом деле немного, – медленно ответил он, – однако врезали мы им как следует! – Он оживился. – Нужно будет поучить моих сражаться в строю. Хороший способ!

– Расскажи, кто они такие, чего хотят? Добычи, земли?

– Кто их знает, – махнул рукой Дарон, – те экспедиции, из которых хоть один живым вернулся, за реку на неделю пути заходили и никаких селений там не нашли. Мы туда обычно на день-два выбираемся, и, если хорошо пойдет, удается какой-нибудь свежий лагерь окружить и дикарей подчистую перерезать. Это все, что мы знаем. Пленных, за теми исключениями, про которые я тебе уже рассказывал, мы никогда не брали, они, впрочем, тоже. Поэтому никто даже их языка не знает. Если кого без оружия подстерегут – сразу по башке дубиной, а мы им той же монетой платим. Люди давно уже забыли, когда все это началось, но один умник в Катиме рассказывал, будто такое уже пять веков творится. Может быть, и так. Столица далеко, Редрен с карийским султаном каждые несколько лет дерутся, а о нас, наверное, один только дьявол все еще помнит…

Они снова оказались на месте сражения. Почти две сотни тел и несколько десятков мертвых лошадей лежали на утоптанном клочке степи. Те, кто не принимал участия в преследовании, не спеша расхаживали среди убитых. Кто-то вел вереницу из дюжины связанных друг с другом лошадей с переброшенными через седла трупами. Другой шел в его сторону, ведя еще трех… Других укладывали на попонах между двумя лошадьми. Таких было значительно больше.

Пронзительные вопли, временами переходившие в хрип или жалобное поскуливание, раздавались в разных местах истоптанного поля, умолкали и снова возобновлялись. Один из них послышался где-то совсем близко – раненый пириец корчился от боли в нескольких десятках шагов от возвращавшихся. Обе руки его были прижаты к пропитавшейся кровью набедренной повязке. Удар снизу в пах раздробил тазовую кость и вспорол живот. С искривленных в жуткой гримасе губ стекала пена. Вытаращенные глаза уставились в небо.

Солдаты проехали мимо, не обращая внимания на его стоны.

Между двумя скорчившимися телами торчало одинокое, вонзившееся в землю копье. Ксин наклонился, схватил его и, выдернув наконечник из земли, направился к раненому…

– Оставь! – Дарон быстро схватил его за плечо. – Не добивай!

Ксин удивленно посмотрел на него.

– Волколаки не едят мертвечины, забыл?!

Котолак поколебался, но оружие не бросил.

– Сытый ни в одну деревню не полезет, никому не станет вредить…

Ксин кивком признал его правоту и отбросил ненужное оружие. Стоны варвара стихли позади…

Позже, когда солдаты двинулись в обратный путь, небо уже горело ярко-красным светом, освещая колонну неторопливо двигавшейся конницы. Розовые отблески закатного солнца сверкали на шлемах, остриях копий и частях упряжи.

Кузены Ферго, возглавлявшие эту живописную процессию, не собирались, однако, восхищаться ее грозной красотой. Дарон дремал, покачиваясь над конской гривой, а Ксин все время смотрел куда-то в сторону. Знакомый, хотя и неслышимый зов постоянно доносился из глубины колеблющейся травы. Он искушал и призывал, пробуждая почти забытые желания и чувства. Никогда прежде он не воспринимал подобным образом ощущение присутствия другого родственного ему существа.

Что-то далекое и забытое, загнанное вглубь последними годами жизни и лишь временами напоминавшее о своем существовании, теперь явно покончило с прежней робостью.

«Ты не человек, не человек… – настойчиво твердило оно, – ты сам это сказал…»

«Что из того, я давно об этом знал!» – ввязался он в спор с самим собой.

«Почему же ты все время притворялся одним из них? Чтобы забыть о том, каковы они на вкус? Ты добивался их признания! Пытался доказать, что можешь быть лучше, чем те!»

«У меня не было иного выхода, иначе я не смог бы жить среди них!»

«Да, но ты еще и придумал себе человеческую родословную, фамилию, семейный долг и все такое прочее! Зачем? Все это ты сделал через силу, ведь тебя так мало с ними связывает! Достаточно одной лишь капли крови на языке, и все изменится…»

«Я не хочу об этом вспоминать. В конце концов, они признали меня за своего».

«Своим праведным поведением ты убедил их молчать, но разве это что-то изменило? Сверхъестественное происхождение стало для тебя лишь чем-то вроде принадлежности к знатному роду. Ты сам придумал себе свод законов, чтобы никогда ее не лишиться».

«Разве этого мало?»

«Скажешь тоже! Форма без содержания ничто, а разве котолак должен быть лишь вызывающим восхищение придатком к человеку; так же у других – красота или сила!.. к человеку, которым, как ты сам говоришь, не являешься?!»

«Чего же я в таком случае достиг?.. Кто я?..»

«Ты демон, зверь, котолак, а не человек, который умеет играть роль котолака!»

«Я был вынужден… ибо иначе меня ждало бы лишь самое дно… и пожирание трупов».

«Именно! В конце концов, ты – сверхсущество! Почему ты так цепляешься за общество обычных созданий?! Когда ты падаешь, то летишь намного ниже, чем они, но когда взлетаешь… Сделай же следующий шаг! Оставь за собой бездну крови и желания!»

«Что это значит? Я что, должен их теперь презирать?»

«Дурак! Они такие, какие они есть, законов, данных им природой, не изменить, но и они могут быть нужны. Как Ханти тебе…»

«Или как им – собаки, куры и коровы…»

«Ты сам уже не знаешь, что говоришь! Ведь их можно вести за собой… Каждый человек может стать демоном…»

«Наверное, да… но каким?.. И как?..»

Зов Онно пронизал его внезапной дрожью.

«Иди туда!»

«Зачем? Терпеть не могу волколаков».

«Так было прежде. Теперь – нет. Иди!»

– Иду, – прошептал он, послушно натягивая поводья.

Он развернул и пришпорил коня. Тот встал на дыбы, а потом помчался галопом в опускавшихся над степью сумерках.

Сверхъестественное чутье Ксина показало ему кратчайший путь…

Волколак сидел в высокой траве, нетерпеливо ожидая полнолуния. Приглушенный топот копыт тотчас же вырвал его из оцепенения. Он вскочил и, нырнув в кусты, побежал, петляя из стороны в сторону, но звук погони все время раздавался позади и приближался с каждым мгновением. Вскоре он уже слышал фырканье коня и шелест расступающейся травы. Удушающий страх схватил его за горло и повалил на землю. Он застыл неподвижно, а потом жалобно заскулил, когда конь остановился рядом. Он был уверен, что мгновение спустя на него обрушатся удар и боль. Вместо этого он услышал издевательский смех. Подняв голову, он посмотрел вверх. Только теперь до него дошло, перед кем он, собственно, лежит, но все еще не мог поверить собственным глазам. Он видел прекрасного рыцаря в блестящих темно-голубых доспехах, но чутье Присутствия говорило ему нечто иное. Он наверняка бы крайне удивился, если бы только мог удивляться. Однако от этой способности, как и от всех прочих человеческих черт, в нем уже не осталось и следа…

Он встал, отошел на несколько шагов и, приоткрыв рот, тупо посмотрел на всадника. Он был гол и чудовищно грязен, и от него воняло так, что Ксину расхотелось смеяться. Хуже всего были, однако, глаза: вытаращенные, бегающие во все стороны и лишенные выражения… Это была уже крайняя степень озверения.

Котолак задумчиво смотрел на него. Он испытывал отвращение, но чувство это уже не было столь сильным, как когда-то. На этот раз его охватила непонятная грусть.

«Вот он – мой брат…» Он мысленно повторял это полное горечи слово – «брат». «Но – я должен его убить… В любом другом месте, в любое другое время – убить, не колеблясь! Он недостоин жалости, уже поздно что-либо изменить…» Он невольно коснулся охватывавших правое запястье ремешков, словно хотел снять перчатку…

«Для него смерть была бы избавлением. Что было бы таковым для меня? Сколько чудовищ могло бы пойти по моим следам? Может быть, многие, – думал он, – если позаботиться об этом достаточно рано. Однако они до сих пор становились после снятия чар лишь людьми. Они утрачивали не только звериные черты, но и способность к мысленному общению, и прочие свойства сверхсуществ. Мне удалось лишь случайно…» Он тронул коня, развернулся и медленно поехал по степи.

Каким образом сохранить то, что составляет саму сущность демона? Только вместе с пастью, полной зубов, и когтистыми лапами?

Если так, мысленно усмехнулся он, то вампиры наверняка станут вылезать из гробов лишь затем, чтобы подискутировать о поэзии и искусстве! А питаться будут исключительно цветочным нектаром… Он пожал плечами. Упырихи – сочной травой… Впрочем, смешного в этом было мало…

Существует ли другая сторона Онно? Где она?..

Весь мир показался ему мрачным полем боя, на котором вели безнадежное сражение люди и чудовища. В точности так, как когда-то рассказывал ему Родмин. Вот только он, Ксин, был там единственным и бессильным наблюдателем…

Неожиданно словно хрустальный шар, полный ослепительного света, ударил его прямо в лоб. У него аж захватило дыхание. Ну конечно! Как он мог об этом забыть! Та хижина, с умершим отшельником! Те необычные, ускользающие знаки Присутствия, которые он порой ощущал во время прогулок по родному лесу. Русалки, эльфы! Они чуяли его раньше и исчезали всегда быстрее, чем он успевал что-либо увидеть. Поэтому ни он, ни тем более лишенные чутья Присутствия люди не могли ничего о них знать. Однако они существуют!

Теперь он уже мчался сломя голову. Холодный ветер обдувал его виски и разгоряченные щеки.

«Вот оно, решение! – Он все еще не знал, какое именно, но чувствовал, что мысль эта правильная и обязательно нужно ее проверить. – Законы Онно не только вредят природе, но могут ее и обогащать! Да!» – О, как ему хотелось бы сказать это Родмину!

Облегчение и радость словно наделили Ксина крыльями – наконец он нашел и понял самого себя! Он не был уже некой диковинкой, плодом стечения обстоятельств и невероятных случайностей, но творением неизменных правил и нерушимых законов. Тот факт, что он не был зверем, вовсе не являлся редким исключением. Он был больным который просто выздоровел и превозмог болезнь! Других никто не лечил. Осознание этого крепло и придавало бодрости.

«Нужно лишь найти заклинание, снимающее чары… – он на мгновение задумался, – конечно, в безнадежных случаях остаются старые и испытанные методы… поскольку наверняка ничего не удастся сделать с чудовищами, возникшими из мертвых тел и оживающими лишь ночью, упырихами, вампирами; им можно самое большее вернуть человеческий облик. Следовательно, суть в том, чтобы уничтожить пласты зла и ненависти, не затрагивая самих черт сверхсущества. У меня это получилось неважно, к тому же у меня остались все свойства котолака – вот почему мой Зов пугал мирные разновидности демонов. Издали меня не отличить от других… Кроме того, я не умею чуять присутствие людей, а они могут. Значит, я должен уничтожить в себе котолака! Вот только как этого добиться?» – лихорадочно размышлял Ксин. Он даже не заметил, как догнал возвращавшихся солдат.

Он поравнялся с Дароном и снова ехал рядом с ним.

– Куда ты подевался, чтоб тебя?!. – буркнул Дарон, пробуждаясь от дремоты.

Ксин более осмысленно огляделся вокруг.

– Если бы ты знал… – начал он, но ответом был лишь тихий храп. Мгновение спустя его внимание привлекло иное: вдали, над горизонтом, уже сверкал серебристый диск – всходила луна…

– Проснись! – толкнул он Дарона.

– Что такое?!

– Скоро полнолуние. Если мы не успеем вовремя вернуться в Дину, я тут такого вам могу натворить…

Дарон посмотрел на него, а потом на своих людей.

– Не бойся, – успокоил он Ксина, – все будет хорошо, – добавил он и рявкнул так, что даже перепугал лошадей: – Эй, там! Пятьдесят человек остается с ранеными, остальные со мной! – и помчался вперед, не оглядываясь.

Всадники тотчас же двинулись за ним, отделившись от сомкнутой до сих пор колонны.

 

ИРИАН

Подковы высекли искры на булыжниках замкового двора. Ксин и Дарон ворвались на него одними из первых, а остальные столпились в главных воротах мгновение спустя. Солдаты, покрикивая друг на друга и подзывая конюхов, быстро заполнили всю освещенную рядами факелов площадь.

Привлеченная шумом Мара вышла на балкон нижней галереи. Она напряженно вглядывалась в лица вернувшихся, ища среди них мужа и котолака, наконец, заметив их, улыбнулась и помахала им рукой.

– Милин спрашивает, как у вас дела? – крикнула она, пытаясь превозмочь шум.

Оба командира подъехали ближе к тому месту, где она стояла.

– Скажи сорванцу, что степь снова ровная, – весело ответил Дарон, – мы ее выкосили как следует…

У Ксина не было времени ни на разговоры, ни на мысли о том, почему Ханти не вышла его встречать и что это могло значить… Когда они въезжали в замок, две трети лунного диска уже выступали из-за линии горизонта. Коротко кивнув Маре, Ксин спрыгнул на землю и, звеня доспехами, побежал по лестнице наверх.

В свою комнату он ворвался подобно выпущенному из катапульты снаряду. Окно светилось мягким, словно паутина, светом, который сверкающей, будто пролитая ртуть, полосой падал на деревянный пол.

Избегая освещенных мест, Ксин поспешно отстегивал прикрывавшие его тело железные пластины и бросал их где попало. У него уже был весьма неприятный опыт, когда полнолуние застало его в доспехах, и повторять его он не намеревался. Тогда, он повредил дорогой нагрудник и наплечники, сорвав все заклепки и ремешки, но больше всего пострадала тогда голова, застрявшая в не снятом вовремя шлеме…

Пятно света быстро росло, и Ксин, справившись наконец с панцирем, несколькими движениями сбросил одежду и решительно вышел на его середину. Жаркая дрожь пробрала до костей. Он успокоил дыхание, выровнял сердцебиение, расслабился. Превращение началось почти сразу же, так что он успел в последний момент.

Некоторое время спустя он открыл глаза и, выгнув спину, довольно потянулся.

– Как там пирийцы? – голос Ханти застал его врасплох. Похоже, она была в комнате, когда он вошел. Однако его внимание было чересчур занято луной, чтобы посмотреть по сторонам.

«Чтоб тебя… – мысленно обругал он самого себя. – За такое ротозейство можно жизнью поплатиться… К счастью, на этот раз это всего лишь она…»

– Эй, я ведь, кажется, спросила, – послышался ее голос из угла, где стояла кровать.

– Разгромлены, – послал он ей короткое сообщение.

– А я… – произнесла она шепотом, но в голосе ее прозвучало нечто такое, что у него приподнялась короткая шерсть между ушами. Теплая дрожь пробежала вдоль позвоночника до основания хвоста и опустилась к подбрюшью. Он повернул голову и посмотрел…

Она лежала обнаженная, вытянувшись на спине, и в лунном свете ее изящное тело сияло непорочной белизной слоновой кости. Голову, плечи и грудь скрывал густой мрак у стены, а граница темноты и света медленно перемещалась в ритме ее спокойного дыхания. Она ждала…

Ощутив на себе взгляд Ксина, она вздрогнула и медленно подняла ногу, не отрывая ступню от простыни.

Это сладострастное движение искушало, гипнотизировало, туманило рассудок. Он бесшумно подошел к кровати и оперся на нее передними лапами. Из темноты появилась ладонь Ханти и коснулась остроконечных ушей и морды.

Мгновение спустя пальцы погрузились в шерсть на загривке и спине.

Резко зашелестел матрас. Ксин уже лежал рядом с ней. Его холодный нос коснулся ее щеки, а потом переместился ниже, лаская ее плечо, шею, мягкую кожу за ухом и под подбородком.

Она наклонила голову в сторону, давая ему больше места, провела пальцами по его усам. Он не видел, но был уверен, что при этом она улыбнулась…

…Потом он блуждал шершавым языком по ее грудям, все время возвращаясь к их вершинам, по животу, бедрам, ниже…

Внезапное прикосновение когтей повергло ее в дрожь – она даже застонала от сладкого ужаса. Боль пронзила ее, словно дуновение смерти, когда когти прошлись по ее телу, едва не расцарапав до крови.

Эта звериная ласка была подобием маленького камешка, с которого начинается большая лавина. Тихое безумие обрушилось на них, словно одурманивающий туман. Единственное движение лапы освободило все дремавшие в них стихии, и сонное настроение исчезло без следа, подобно развеянному ветром облаку.

Оба тела напряглись во внезапном порыве страсти и соединились в тяжело дышащий клубок. В долю мгновения они уплыли вдаль, исступленно насыщаясь друг другом…

Ханти, лицо которой застыло в гримасе неземного наслаждения, а рот хватал воздух, словно у вытащенной из воды рыбы, казалось, пребывала где-то вне пространства и времени. Ксин же, склонившись над ней и заключив ее в железные объятия могучих, покрытых ощетинившейся шерстью лап, вонзив когти в матрас и деревянное изголовье, ударял, входил, вплывал, пронизывал жидким огнем ее нутро в нечеловеческом, диком ритме. Пасть его то и дело судорожно открывалась и закрывалась, иногда громко клацали страшные клыки, а из горла непрерывно доносился сдавленный хриплый рык.

Затуманенные в забытьи глаза обоих, казалось, ничего не замечали, но вдруг перед ними возникло нечто, что могли увидеть только Ксин и Ханти…

Две пары зрачков мгновенно расширились до пределов возможного…

Она вскрикнула первой, но крик ее тотчас же задрожал, сломался, превратился во всхлипывания, стон и замер на обессиленных губах. Он издал протяжное горловое рычание, словно кот, овладевший кошкой, и яростно набросился на нее, вцепившись зубами в простыню возле ее шеи… потом дернулся, затрясся и рухнул, словно под ударом топора.

Оба лежали неподвижно…

Вскоре в сером, укрывавшем любовное ложе полумраке раздался тихий шепот, шорох, а может быть, вздох – кто-то из них завершил свой полет среди просторов любви и вернулся туда, откуда начал свой путь. Потом к нему присоединился второй, и участившееся дыхание вновь заполнило залитое серебристым светом пространство. Женщина и зверь снова погрузились в уносящий вдаль, полный водоворотов поток разыгравшейся страсти. Течение понесло их в безбрежную даль, чтобы потом еще раз выбросить их, лишенных сил и воли, на сонный берег…

И снова, и снова…

Вся ночь ушла у Ксина и Ханти на безумные взлеты, падения и сладостный отдых – и в конце концов они, сами того не сознавая, глубоко заснули…

Серебряное сияние за окном побледнело и медленно угасло. Тело котолака обмякло, словно разогретый воск, и плавно приобрело человеческий облик. Ксин не заметил этого и даже не почувствовал того, что произошло.

Серые предрассветные сумерки застали уже лишь мужчину и женщину, спящих в объятиях друг друга среди неподвижных волн смятой постели. Такими же нашел их и рассвет, холодное утро, а потом первые часы нового солнечного дня.

Тихий стук ничем не нарушил царившего в комнате сонного настроя. Он прозвучал раз, другой, потом опять повторился после короткой паузы.

Кожа возле уха Ксина чуть дрогнула, потом он сам открыл глаза и приподнялся на локте. Его движение разбудило Ханти. Оба повернули головы к двери.

– Что такое… – пробормотал Ксин, потирая лицо ладонью. – Первый раз за три дня кто-то в конце концов решил не колотить в дверь кулаками. А я уж думал, что привыкну к подобному способу просить разрешения войти… Открыть? – посмотрел он на жену.

Она утвердительно кивнула и набросила на себя часть простыни.

Котолак нагнулся, схватил лежавший возле кровати башмак и швырнул его, целясь в скобу засова. Та с резким лязгом отскочила.

– Путь свободен!

Худой невысокий человек в длинном, покрытом бурой пылью плаще и тяжелых сапогах быстро вошел в комнату и уже собирался поклониться, когда неожиданно наступил на край брошенного Ксином панциря…

Массивная стальная пластина, лежавшая выпуклой стороной вниз, выстрелила вверх, словно из пращи, и ударила вошедшего другим краем в колено. Вместо слов приветствия раздался вопль боли и удивления. Железо злорадно звякнуло и покатилось в, сторону, а несчастный с трудом удержался от грубого слова.

– Кто ты? – спросила Ханти, едва сдерживая смех.

Голос ее звучал гордо и с достоинством, напоминая обоим мужчинам, что она, пусть даже без одежды, ни на миг не перестала быть дамой…

Вдвойне смущенный гость явно лишился дара речи. Он остолбенело смотрел на них с выражением полной растерянности на лице.

– Я… посланник, госпожа, от короля… Гаро меня зовут… – неуверенно пробормотал он.

Безмятежная улыбка тут же исчезла с губ Ксина.

– Что случилось?! – воскликнул он.

Возглас котолака подействовал как холодная вода. Гаро наконец пришел в себя.

– Упыриха, господин… – Дальнейший рассказ уже пошел гладко.

«Значит, все-таки…» – думал Ксин, внимательно его слушая.

Пока тот говорил, Ханти, неожиданно схватив мужа за руку, испуганно всматривалась в его профиль. Неожиданное чувство отчуждения заполнило ее душу, словно черная, удушающая мгла, и до костей пробрал странный холод…

– Отправляемся сегодня, после полудня! – решил котолак, когда рассказ Гаро подошел к концу. – Немедленно извести моих людей!

– Так точно, капитан!

– А ты, Гаро, останешься здесь отдохнуть или поедешь с нами?

– Не время отдыхать, я с тобой, капитан! – решительно ответил посланник.

– Хорошо, иди, приведи себя в порядок, поешь и жди в корчме. Дорогу к ней тебе здесь каждый покажет.

Гаро поклонился и, на этот раз беспрепятственно, вышел, закрыв за собой дверь.

– Давай вставать, одеваться…

– Ксин! – Она неожиданно бросилась ему на шею. – О, Ксин!

– Ханти, что с тобой? – Он удивленно встряхнул ее. – Ну, что?

Она прижалась к нему, словно ребенок, потом отодвинулась и посмотрела куда-то в сторону.

– Нет, ничего, так, бабские глупости… Иногда, когда я с тобой, мне кажется, будто я с кем-то другим… – Она пожала плечами и улыбнулась своей обычной улыбкой. – Подай мне платье.

Лошади, коляска и небольшой отряд гвардии уже стояли готовые в путь. Женщины все еще прощались у подножия замковой лестницы, что-то шепча и целуясь, мужчины же, пожав друг другу руки, стояли, молча глядя друг на друга.

– Глупо все-таки, что мы столько лет зря потратили, воюя друг с другом… – грустно проговорил Дарон, нарушив молчание.

– Да что там, – примирительно сказал Ксин, – однако я рад, что слышу это именно от тебя…

– Что много говорить, стоило все-таки вот так, вместе, по крайней мере мне последние дни скучать не пришлось, – сменил тему Дарон.

– Я бы предпочел обойтись без такого развлечения.

– Знаешь, я, наверное, тоже…

Они коротко рассмеялись.

– Оставим слова поэтам, мы все равно подходящих не найдем, – сказал котолак, – а ведь оба мы думаем одинаково. Пора. Всего хорошего и до встречи в Катиме! Ханти!

– Иду! – крикнула она и подбежала еще к Дарону.

Они обнялись, а он проводил ее до коляски. Две служанки сели туда сразу же за ней, и Ксин вскочил на коня, которого придерживал Гаро.

– Пусть будет что будет. В путь! – Быстрый жест рукой оживил неподвижные фигуры гвардейцев.

Стук копыт и колес повозки стих за воротами замка, среди извилистых улочек Дины…

Этот день завершился для них в маленькой придорожной корчме, всего пять часов спустя. Из-за женщин пришлось отказаться от слишком форсированного марша. Теперь же, в сравнении с предшествовавшей дорогой из Катимы, похоже было, что время в пути затянется самое меньшее на треть. Ксин не скрывал раздражения, а Гаро без конца напоминал о необходимости спешить.

Вечером дошло даже до ссоры, причиной которой стало предложение посланника позволить Ханти и ее служанкам ехать с умеренной скоростью, а они просто оставили бы их позади. Котолак же, помня о недавнем нападении и не желая, чтобы Ханти снова искушала судьбу, решительно возражал. Еще немного, и они высказали бы все, что думали друг о друге, и даже больше, но в конце концов порешили на том, что они свернут с главного тракта и поедут напрямик по проселочным дорогам, малознакомыми путями, но не разделятся.

Идею эту предложил им Аллиро вместе с блюдом жареной дичи и двумя кувшинами холодного пива, так что они согласились без особого сопротивления и значительно быстрее, чем можно было бы этого ожидать вначале, судя по резкости их высказываний.

На следующий день, собрав в корчме достаточное количество сведений, они расстались с удобным трактом и двинулись через незнакомые окрестности. Риск был немалым, поскольку в случае потери дороги и блуждания вслепую они могли потратить намного больше времени, чем на спокойную езду по королевскому тракту. Еще более серьезная проблема могла заключаться в том, где остановиться на ночлег или раздобыть еды, но любопытство взяло верх над сомнениями, поскольку дальнейшее путешествие явно обещало быть чрезвычайно интересным.

Итак, уже несколько часов они ехали по песчаной дороге через смешанный лес, который временами становился реже, сменяясь степью, зарослями или обширными полянами. День был жаркий, но в меру обильная тень хорошо защищала от нарастающего зноя.

Приближался полдень…

Гаро, Аллиро и Ксин обсуждали планы на ближайшее будущее, когда котолак внезапно остановил коня.

– Стойте! – быстро приказал он.

– Почему? – удивился посланник, а Аллиро посмотрел на него с жалостью.

– Видать, господин, вы капитана нашего не знаете, – сухо заметил он, – раз уж он так сказал, значит, наверняка какая-то тварь готова нам пакость устроить…

Гаро забеспокоился.

– Это правда? – поспешно спросил он Ксина.

Котолак утвердительно кивнул.

– Сразу видать, что через дикие места едем… – пробормотал он.

– Но что там?

– Полудница. Обычное дело в таком месте и в такое время, – пояснил Ксин. – Когда солнце высоко и ветер ненадолго стихает, они сразу просыпаются и вылезают… Обычно они прячутся среди стеблей, среди колосьев…

– Здесь же нет никаких колосьев?!

– А откуда им тут быть? Впрочем, жатва уже закончилась… Она вон там, в тех кустах… О! Шагах в ста отсюда, – добавил он.

– Столько народу… пожалуй, она не осмелится?

– Достаточно, если она высунется и в лучшем случае лошадей перепугает, а если кто-то на нее посмотрит, то разума лишится…

– Они что, такие красивые? – искренне заинтересовался посланник.

Котолак не ответил, лишь чуть усмехнулся.

– Не советовал бы разглядывать… – прищурившись, ответил он.

Коляска остановилась рядом с ними.

– И что теперь? – спросила Ханти. – Я не хочу, что бы опять было как там, около…

– Еще помнишь? – удивился Ксин. – Ладно, сейчас что-нибудь придумаем… Аллиро!

– Слушаю, господин!

– Ты ведь был с истребителями, когда их Дароновы заплечных дел мастера обрабатывали?

– Так точно, господин.

– Тогда, насколько я тебя знаю, ты наверняка подобрал кое-что из того, что им было уже не нужно.

Смущенный сотник молча кивнул.

– А стрел с серебряными наконечниками у тебя случайно нет?

– Есть, господин! – обрадовано воскликнул Аллиро.

– Дай мне одну, и побыстрее! – Ксин спрыгнул на землю. – Эй, вы там, а лук у кого-нибудь есть?

– У меня, капитан! – крикнул Милан, вытаскивая оружие из мешка. – Хороший, пирийский, в бою добыл, – сказал он, подавая лук командиру,

– Погодите… – Котолак направился в сторону зловещих кустов и остановился в нескольких десятках шагов от них. Наложив стрелу на тетиву, он медленно натянул лук. Выровнял дыхание, закрыл глаза – в данный момент зрение ему только мешало. Он полностью положился на чутье Присутствия и позволил ему овладеть своим телом.

Зов звучал, пульсировал, пронизывал тонкой дрожью. Его источник, сперва неясный, неуловимый, словно размазанный, начинал собираться в одну четкую точку где-то в пространстве перед стрелком…

Руки Ксина поднялись вверх, в сторону и застыли неподвижно, а пальцы отпустили тетиву, которая певуче свистнула.

Котолак повернулся и не спеша возвратился к своим.

– Все, – сказал он, возвращая лук.

У всех были явно разочарованные лица.

– Вот так, просто?.. – удивилась Ханти. – Даже без крика?

– Не успела, погибла сразу, – пояснил он. – Едем!

– Она теперь там лежит? Можно ее увидеть? – внезапно вырвалось у Гapo.

Ксин с шипением выпустил воздух и сильно прикусил губу, а уголки его рта оказались почти за ушами.

– Иди, посмотри. Найдешь ее в пяти шагах от дороги, – сказал он, с трудом сдерживая смех.

Посланник выехал вперед и, остановившись возле указанного места, спешился, после чего скрылся в зарослях. Мгновение спустя он вышел обратно, притом намного быстрее, чем вошел, почти вылетел оттуда сломя голову.

Громкий хохот Ксина был полон язвительной издевки. Посланник мрачно ждал, пока остальные к нему присоединятся.

– Ну что, разонравилась? – с иронией спросил котолак.

– Мог бы и предупредить, капитан, – обиженно буркнул тот.

– Зачем, в конце концов всегда лучше самому посмотреть и понюхать…

– Да что же там такое было? – не выдержал Аллиро. – Расскажите.

Гаро махнул рукой и недовольно поморщился.

– Разложившийся труп старой бабы, – буркнул он, исподлобья глядя на Ксина, – такой, что, наверное, с год в могиле пролежал, потому как весь червями кишел…

– Так всегда с ними бывает… – Котолак примирительно похлопал его по плечу. – Полудницы сами по себе – нечто вроде бестелесных облаков, которые, как правило, хотя и не всегда, принимают человеческую форму. Они умеют проникать в стебли травы или листья деревьев и пребывать там, пока светит солнце. Видимо, растения каким-то образом помогают им черпать силу из солнечных лучей… А ночью и зимой, насколько я знаю, они прячутся под землю. Это странные существа. И опасные, даже для меня… По этой причине о них известно меньше, чем обо всех остальных демонах. Никто, например, не смог бы объяснить, почему они нападают на людей и почему делают это иначе, нежели другие чудовища, – ведь они терзают не тела своих жертв, но их разум… И притом на расстоянии! А если уж такую удается убить, то земля тотчас же извергает из себя прах той, что дала начало полуднице. Один старый маг как-то раз заметил, что всегда это были женщины, при жизни проявлявшие странную склонность к растениям… Однако самое необычное то, что труп появляется каждый раз там, где убили эту тварь, независимо от того, как далеко находится могила, которая в то же самое мгновение проваливается!

– Не может быть! Ведь… – Гаро тут же прикусил язык.

– Вот видишь! – быстро сказал Ксин. – Ты бы не поверил, если бы не увидел!

– Я до сих пор не могу поверить… – Посланник, слушая котолака, уже полностью забыл о прежней обиде. – Ведь это противоречит законам природы!

– Нет, Гаро, это просто свидетельствует о том, что мы почти ничего в ее законах не понимаем…

Посланник задумался.

– Ты был прав, капитан, – помолчав, сказал он, – тут и в самом деле можно заблудиться, – он показал на окрестности, – но, вижу, как ты и сказал, путешествие, по крайней мере, не будет скучным. Меня только беспокоит одна мелочь… Особенно когда речь идет о силах Онно.

– Что такое? – поторопил его Ксин.

– Если вот так, сразу, в первый же день, с нами такое приключилось, то что будет завтра и потом…

В ответ котолак лишь беспомощно развел руками.

– Малышку за руку цап – и в лес. Украла, сука! Ну, мужики собрались, каждый взял что потяжелее и пошли искать. А как нашли, то так старую стерву излупили, что чуть шкура с нее не слезла, а визжала так, что и пирийцы, наверно, слыхали. Ну, все успокоилось, только ненадолго. Родлиха едва на ноги поднялась, давай тут же в кусты ходить и какие-то травы, или что еще к себе в хижину носить и на засов там запираться. Если б кто раньше сообразил, может быть, было бы все иначе, а так… Малышка вскоре занемогла. Сначала еще ходила, хныкала, но с каждым днем ей все хуже было, и ничто не могло помочь. А потом уже только лежала и плакала, что у нее все болит. Особенно ручки и личико. И ведь даже тогда никто в том злых чар не заметил! Видать, и людям что-то разум затмило… В конце концов умерла девочка… Ида же с горя, хотя кто знает, как на самом деле было, на второй день после дочери глаза навек закрыла. И Дино, которому года четыре было, один остался. Что поделаешь – жалей не жалей, так уж оно бывает на этом свете… Похоронили мы их как положено, а как же, и тут на седьмой день, со смерти, Ириан то есть, смотрим – могила малышки разрыта, гроб когтями разодран и от тела ни следа…

Ксин лишь кивнул и тихо присвистнул сквозь зубы.

– Ну, только теперь у людей завеса с глаз упала. Тут же всей толпой пошли к Родлихе и живьем ее в стогу сена сожгли. Может быть, стоило сперва заставить старую суку, чтобы заклятие попыталась снять, но в злобе напрасно разума искать. Что случилось, то случилось… С тех пор каждую ночь Ириан вокруг деревни бродила, но ни разу никому вреда не причинила, хотя были такие, кто ее в паре шагов от себя видел. Какой-то бродячий мудрец, что потом в края наши заглянул, говорил, будто этот необычно мирный нрав оттого, что душой невинного дитяти чары не могли до конца завладеть и отчасти ее такой, какой она при жизни была, оставили. То есть доброты в ней много еще, и памяти о том, что раньше было, смерть не стерла. И в самом деле была то правда, ибо вскоре бабы стали говорить, что она иногда после захода солнца к постели братишки приходит и сон его стережет. Одна вроде даже видела, как Ириан когтями одеяло на него натягивала, когда малыш во сне раскрылся… С той поры каждый, кто что-нибудь на охоте добыл или в хлеву зарезал, часть мяса всегда на заборе оставлял, чтобы бедняжка подкормиться могла. Так было, пока новое несчастье не случилось: напала на детишек наших лихорадка страшная, и нескольких похоронили, в том числе и Дино, который никогда особенно крепким не был. Ой, что было тогда, что было… Каждую ночь она на могилу малыша приходила и выла, аж сердце разрывалось, а у баб все время глаза на мокром месте были. До сих пор, как вспомнят, снова плакать начинают. Такие уж они есть, прошу прощения, госпожа… – поклонился он Ханти. – А потом, притащился какой-то выродок, из тех, что убивают таких, как Ириан…

– Истребитель? – быстро спросил Ксин.

– Именно! – подтвердил Айро. – Если бы мы только раньше знали, кто он такой и зачем пришел, то сразу бы дубины в ход пустили. А этот паршивец наверняка мастером хотел стать, а для заслуг ему нужно было вомперицу убить – поэтому, хоть никто его о том не просил, он, как солнце зашло, засаду на Ириан устроил. К счастью, все хорошо закончилось – потом она его кишки у нас по заборам развешала… Только после этого она больше людям не доверяла, брата в живых не было, так что и ее саму уже ничто возле деревни не держало. Ушла она в эти края, как раз сюда, где мы сейчас идем, и живет себе спокойно, но чужих по ночам не терпит. Нескольких уже покусала, и так, что те несколько недель подняться не могли. Так что и нам разумнее будет уйти, пока солнце за лесом не скроется…

– Говоришь, здесь ее земля? – с легкой усмешкой спросил Ксин. – А она сама где-то здесь, и притом близко?

– Не иначе, господин.

– В твоих словах больше истины, чем тебе кажется! – Котолак решительно остановил коня и соскочил на землю. – Сейчас вернусь! – крикнул он, исчезая в спутанной массе ветвей.

– Господин?.. – Айро остолбенел, а Ханти внезапно побледнела…

Ксин отошел на несколько десятков шагов от дорожки, по которой они ехали, и остановился перед огромным старым дубом. На высоте пяти локтей от земли в толстом, поросшем мхом стволе зияло обширное дупло.

Даже если бы чутья Присутствия не существовало, одни следы на коре сказали бы ему все…

Он схватился за край дыры, подтянулся и скользнул внутрь. Дерево было почти пустым внутри, и мрачную, угрюмую нору до половины заполняли высохшие листья. Ксин присел и начал их разгребать.

Она лежала не слишком глубоко, может быть, в двух пядях от поверхности. Вскоре он вытащил ее и, прислонив бесчувственное тело к трухлявой стене, стал разглядывать…

Худая, светловолосая, она скорее напоминала какого-то неизвестного хищного зверька, чем упыриху. На ней не было заметно каких-либо столь характерных для подобного рода существ уродств или следов остановленного разложения. Сила Онно преобразовала эту малышку, сохранив некую тонкую гармонию, которая чувствовалась в каждой линии ее тела. Издалека Ириан можно было бы принять за девочку лет четырнадцати, хотя сложена она была совершенно иначе, нежели любая женщина…

Он никогда прежде не видел ничего подобного.

Не раздумывая, он забросил ее себе за спину, после чего выбрался из дупла и на руках отнес ее к своим…

Гром среди ясного неба произвел бы меньшее впечатление, чем появление Ксина с упырихой на руках. Он шел спокойно, выпрямившись во весь рост. Голова Ириан опиралась на его шею, а ее лапы, лишенные шерсти, заканчивающиеся блестящими словно жемчуг когтями, покачивались в ритме его шагов.

Кони заржали, служанки Ханти завизжали, а Айро был просто в ужасе.

– Господин! Что вы сделали?!

Котолак без единого слова прошел мимо него и направился к коляске. Быстрым движением он положил Ириан на сиденье рядом с женой. Перепуганные служанки тотчас же выскочили оттуда с дикими воплями.

– А ну, немедленно назад! – крикнула им Ханти, к которой вернулось прежнее хладнокровие.

Девушки неуверенно подошли к коляске, а Ксин повернулся к проводнику.

– Ты говорил, что ее хотели к королю отвезти? Вот мы ее теперь во дворец и заберем…

Крестьянин лишился дара речи, но и Гаро тоже тупо вытаращил глаза.

– Будто одной там мало… – пробормотал ошеломленный посланник.

– Придворный маг займется вашей Ириан и, может быть, снова вернет ей человеческий облик. Он хорошо умеет снимать заклятия, – пояснил Ксин. «Об этом я и сам кое-что знаю», – мысленно добавил он.

Айро оказался сообразительнее, чем стоявший позади него придворный, поскольку взгляд его стал более осмысленным.

– Раз вы так хотите, господин, то почему бы и нет? – спокойно сказал он. – В деревне только рады будут, когда я там про это расскажу, но что вы станете делать, когда она сегодня после захода солнца проснется? Ведь Ириан никогда не приходилось полнолуния ждать, чтобы из своей дневной спячки выйти…

Ксин потер ладонью подбородок и нахмурился.

– Найди нам ночлег, там подумаем, – ответил он.

– Как скажете, господин, теперь нам спешить уже никуда не надо, так что можем пойти в старый дом, что тут недалеко стоит.

Он показал направление и, схватив под уздцы одну из запряженных в коляску лошадей, повел их в сторону дома. Едва свернув с дороги, они оказались в такой чаще, что коляска застряла в ней через дюжину шагов. Дальше они двинулись, лишь когда Милан и Рино своими двуручными мечами скосили все мешавшие им кусты и деревья…

Сперва подобное путешествие казалось довольно утомительным, но Айро знал, что делает. Вскоре они добрались туда, где грунт был более каменистым, благодаря чему росшая здесь трава достигала самое большее до колен, и все неприятности тут же закончились. Впереди показалась крыша заброшенного дома, а вскоре они уже готовились в нем к приходу ночи.

Ханти после короткого совещания с Ксином взяла руководство в свои руки. Сначала она запрягла, в работу гвардейцев, велев им собирать хворост и греть воду, после чего сама с помощью одной из служанок принялась мыть Ириан и очищать ее от слоя десятилетней грязи.

В это время вторая девушка переделала одно из женских платьев, в которое одели упыриху сразу же после купания. Наконец, чистую и пахнущую травами Ириан уложили на заранее приготовленную постель.

Айро и Гаро, глядя на все это, лишь удивленно протирали глаза, не в силах произнести ни слова. В их понимании подобное не умещалось ни в какие рамки. Лишь Аллиро и остальные солдаты, давно уже привыкшие как к своему командиру, так и к его жене, восприняли происходящее совершенно спокойно.

Остальное время ушло на обычные в подобных обстоятельствах дела, которые закончились уже вечером. Лошадей закрыли в ближайшем сарае, а сами сели ужинать. Заход солнца застал их еще за едой, так что на этот раз они завершили ужин быстрее обычного и поспешно разместились в доме. Большинство забрались на чердак, втащив за собой лестницу. Лишь Ксин, Айро и Ханти отважились внизу ждать мгновения, когда Ириан пробудится от летаргии, подобной смерти.

Котолак присел ближе, шагах в трех от упырихи. Ханти встала позади него, а Айро – у дальней стены. Сверху восемь пар глаз напряженно следили за каждым их жестом или словом.

Ксин бросил взгляд в сторону.

– Открой дверь и оставь открытой, – велел он проводнику.

Тот сделал, что просили, и снова вернулся на свое место.

Снаружи с каждым мгновением становилось все темнее.

В доме давно уже горело несколько восковых свечей, но их слабый свет не разгонял до конца царившего здесь полумрака. Длинные тени предметов и людей слегка покачивались на стенах и глиняном полу, и очертания неподвижно застывших фигур невозможно было разобрать.

Ириан начала оживать…

Ксин почувствовал это еще до того, как она успела открыть глаза, и неприятный холодок пробежал вдоль его позвоночника. То, что лежало перед ним, было не какой-то превращенной в чудовище девочкой, как ему до сих пор казалось, но самой обычной упырихой, готовой без колебаний выпустить им кишки, стоило подобной мысли возникнуть в ее голове. Чутье Присутствия не подтвердило слов Айро: котолак не обнаружил никакой разницы между ней и другой нечистью…

Бежать или гневаться было уже поздно. Ксин напрягся, едва сдерживая ярость на самого себя, и замер, не отрывая взгляда от Ириан. Единственным оружием, имевшимся сейчас при нем, была его кровь, а способ защиты заключался в том, чтобы заставить упыриху его укусить. Он не знал лишь, что делать в том случае, если вместо клыков в ход пойдут когти…

Она вскочила столь быстро, что Ханти и Айро даже не успели заметить ее прыжка – он был подобен блеску меча, рассекающего воздух. Она уже стояла, опираясь спиной о стену. Резкое вибрирующее шипение нарушило тишину, переходя в зловещее кваканье. Взгляд горящих красных глаз Ириан молниеносно пробежался по всей комнате и остановился на лице Ксина. Протяжный горловой звук внезапно стал на полтона тише. Присутствие родственного существа, видимо, застало ее врасплох; она еще раз внимательно посмотрела на Ханти, на проводника, потом снова на котолака, чуть наклонив голову. Открытая пасть закрылась. Когти все ещё слегка подрагивали, но лапы были прижаты к туловищу.

Внезапно нечто иное привлекло ее внимание – платье. Она посмотрела на себя. Кончики когтей коснулись шелковой ткани. Она защемила кусочек и потянула, когти стукнулись друг о друга.

– Ириан…

Она резко подняла голову и пошевелила ушами.

– Ириан… – повторила Ханти.

Она мгновенно повернулась к женщине, вытянув вперед полусогнутые лапы. У Ксина перехватило дыхание, если бы упыриха сейчас напала, то он никак не смог бы защитить от нее жену – Ханти была слишком близко! Любое резкое движение с его стороны могло лишь ухудшить ситуацию.

– Ириан… – В вытянутой к упырихе руке появился гребень, и та напряженно всматривалась в этот предмет.

Котолак стиснул зубы, если бы в этот миг Ириан решила отгрызть Ханти руку, он не смог бы ничего поделать…

Короткий и внезапный вопль обжег его, словно пламя. Упыриха в мгновение ока словно расплылась в воздухе. Шум, лязг и тяжелый грохот! Не думая, ни на что не глядя, он вскочил и в отчаянном, безумном прыжке бросился к Ханти, навалившись на нее всем телом…

Он ждал боли, треска раздираемых мышц, но вместо этого услышал удивленный возглас.

– Опомнись! – послышался сдавленный стон. – Ты меня чуть не убил!

– Что… что случилось?.. – ошеломленно пробормотал он.

– Ну слезь же с меня! Смотри, как я ушиблась… Ведь она убежала!

Только теперь он понял, что весь взмок от пота. Ледяная глыба где-то под сердцем медленно таяла.

– Ушла она, господин, через дверь, ведь открыто было… – поспешно подтвердил Айро.

Ксин встал, глубоко вздохнул и помог подняться Ханти. Они молча смотрели друг на друга.

– Завтра найдешь ее? – неожиданно спросила она.

Он отрицательно покачал головой – с него было до статочно.

– Может, оно и к лучшему… – задумчиво заметила она, – но…

– Ой, с вашего позволения, раз уж нам так повезло, лучше не искушать снова судьбу, – посоветовал проводник.

– Ты прав, – кивнул котолак, – идем спать.

– Нужно подготовить постель, помоги мне, – сказала Ханти.

Ксин склонился над одним из лежавших у стены узлов и начал развязывать опутывавшие его ремни.

– Господин… – В голосе Айро звучало нечто, заставившее его оцепенеть. Очень медленно он повернул голову к двери…

Ириан стояла на пороге, подняв лапы вверх и не издавая ни звука. Потом затрещали доски – на чердаке кто-то резко пошевелился.

Она вошла в дом. Медленно, шаг за шагом, несмело приблизилась к Ханти… Переделанное платье свисало с маленькой жертвы заклятия, словно свободно наброшенная тряпка. Ничего симпатичного.

Ксин наконец успокоился – во всем поведении упырихи чувствовались скорее страх или неуверенность, но не ярость или гнев.

«Она пришла сюда не затем, чтобы драться…» – промелькнула мысль.

Ириан остановилась перед Ханти и внезапно прижалась к ней, совсем по-детски. Женщина отступила на шаг, села, а когда та положила голову ей на колени, взяла гребень и начала расчесывать ее волосы. Ириан закрыла глаза, принимая ласку с робким поскуливанием, а обрадованная Ханти восхищенно смотрела на Ксина.

– Она наша… – прошептала она ему.

С чердака спустили лестницу, и прятавшиеся там начали спускаться вниз. Ириан не обратила на них внимания, даже когда все столпились вокруг нее.

Изумление и неожиданность были столь велики, что никто не решился на какие-либо комментарии. Лишь после долгой паузы Гаро что-то сказал Ксину на ухо, а затем оба вышли из дома и остановились возле сарая, где заперли лошадей.

– Ну, в чем дело? – спросил котолак.

– Капитан, Ириан – это наше оружие? – задал вопрос посланник.

– Не понимаю…

– Ну, она будет сражаться с королевой?

Ксин пожал плечами:

– А зачем ей это?

– Но ведь… она…

– Что – она? – раздраженно прервал его котолак. – Я не для этого ее нашел!

– Но, может быть… как-нибудь ей это объяснить?..

Ксин с сожалением посмотрел на него.

– Даже если бы это было возможно, – холодно сказал он, – то придумай мне хотя бы одну причину, по которой две упырихи стали бы сражаться друг с другом. Ну, я жду!

– Я не знаю…

– И я тоже! – коротко отрезал Ксин. – И перестань, наконец, забивать себе этим голову. Пора спать. Идем!

Не глядя друг на друга, они вернулись в дом. Свет быстро погас, и лишь огонь из очага слегка рассеивал мрак. Постепенно заснули все, за исключением Ханти, которая все еще расчесывала волосы прижавшейся к ней упырихи. Так продолжалось до восхода солнца, когда та снова впала в спячку. Вскоре они снова двинулись в путь, а Ханти, держа на коленях голову Ириан, дремала, отсыпаясь за прошедшую ночь. Ехавший рядом Ксин то и дело задумчиво поглядывал на нее.

– Значит, у нас все-таки появилась дочка… – недоуменно повторял он.

 

ПОСЛЕДНИЙ ПОЕДИНОК

Путешествие через Рогирру, хотя и казавшееся сперва безумным предприятием, вполне окупилось. Они не только ничего не потеряли, но еще и выиграли, поскольку оно продолжалось на целую неделю меньше, чем занял путь в противоположную сторону. Благодаря этому они добрались до Катимы за две ночи до полнолуния, что особенно радовало Ксина.

Через главные ворота города они проехали ранним утром восемнадцатого дня месяца Рыб и, не желая рисковать, остановились не во дворце, а на одном из постоялых дворов. Его хозяин, с тех пор как все приезжие в панике покинули столицу, не имел гостей и потому принял их словно посланцев небес, явившихся, чтобы спасти его от банкротства. От него они узнали, что произошло в Катиме после отъезда Гаро, и о том ужасе, с которым жители столицы ожидали очередных действий Старой Королевы.

Он говорил долго, и собственный рассказ настолько его поглотил, что он даже не обратил внимания на продолговатый сверток, который гвардейцы осторожно извлекли из коляски и отнесли в комнату женщин… Когда он закончил, Ксин тотчас же позвал посланника, немного поговорил с ним, после чего незамедлительно отправил его во дворец.

Родмин появился меньше чем через час, застав их еще за завтраком. При виде старого друга Ханти и котолак сразу же вскочили.

– Похоже, у вас есть для меня какая-то работа? – спросил маг после обмена приветствиями.

– Если б ты только знал… Поешь чего-нибудь? – Ксин сделал приглашающий жест.

– Нет, я уже… – быстро отказался тот.

– А вина?

– С удовольствием,

Ханти взяла кувшин, наполнила и подала им бокалы. Они сели, сделали по глотку.

– Расскажи, что тут творилось… – начал Ксин.

Родмин помрачнел.

– Она правит, а Редрен ее во всем слушается… – проговорил он, отставляя опустевший бокал. – Нет, не доливай, – сказал он Ханти. – Она научила его послушанию… – он вкратце рассказал о событиях во дворце. – А теперь говорите, что за работа, тот человек болтал что-то про заклятия?..

– Ты взял свои Предметы? – спросил котолак.

– Их не слишком много осталось, но кое-что есть… – Родмин коснулся висевшей на поясе сумки.

– Тогда идем!

Оба повели мага в комнату наверху, а когда они оказались внутри, Ксин тщательно запер дверь.

– Вот… – Ханти отодвинула балдахин над кроватью,

– Что это? – удивленно посмотрел Родмин.

– Разверни… – сказал котолак.

– Вы что, все с ума посходили?!

Ксин и Ханти, словно по команде, отрицательно покачали головами. Маг лишился дара речи.

– Я всего… от вас, но… – наконец выдавил он, – если кто-нибудь узнает… тут весь город ночью собственной тени боится, а вы… Живьем растерзают, и притом голыми руками!

– Успокойся и слушай! – Котолак почти силой посадил его рядом с Ириан. – Она не такая… – Дальше он говорил в такой спешке, словно боялся, что Родмин попросту сбежит. – И нужно снять с нее эти чары! – решительно закончил он.

Маг долго смотрел на них отсутствующим взглядом.

– А если узнают… – снова начал он.

– Ты расскажешь?! – резко прервал его Ксин.

– Нет!

– Ну так чего ты беспокоишься? К делу!

Родмин поскреб в затылке.

– Ладно! Пусть будет, что будет… – Он махнул рукой и посмотрел на упыриху. – Помогите мне ее раздеть, – спокойно сказал он.

– Лучше я сама… – Ханти быстро склонилась над постелью, ловко сняла с Ириан платье и уложила ее на спину.

Пригладив ее растрепанные волосы, она отодвинулась, уступая место магу. Тот присел на край постели и, внимательно взглянув на маленькую упыриху, медленно полез в сумку.

– Действительно, – констатировал он, – проклятие не проникло в тело столь глубоко, как это обычно бывает, во всяком случае, внешне этого не видно. Проверим… – Он вытащил серебряный маятник и начал раскачивать его над упырихой. Что-то шепча, он перемещал его туда и обратно вдоль лишь одному ему известных линий. Ксин заметил, как подвешенный на льняной нити кусочек металла явно изменял размах своих колебаний в зависимости от места, возле которого находился. Вблизи ладоней или когтей он резко останавливался, словно что-то притягивало его вниз, а надо лбом и сердцем, напротив, начинал метаться, словно привязанная пчела.

– Хо, хо, кто бы мог подумать… – Родмин убрал маятник и достал следующий предмет – небольшой янтарный шарик. Сильно потерев его о рукав шелковой рубашки, он легким движением бросил его в сторону Ириан.

Золотистый шарик, несмотря на то, что летел прямо к ней, неожиданно изменил траекторию, свернул и упал на постель…

Маг повернулся к Ханти и Ксину.

– Я второй раз в жизни вижу нечто подобное, – сказал он, – первым случаем был ты… – добавил он, глядя на котолака. – У нее все так же, как у тебя. Если, ясное дело, опустить менее существенные различия. Это удивительно тонкое соединение разума совершенно обычной девочки со многими типичными чертами демона. Я говорю «тонкое», но тот, кто с ней это проделал, скорее видел в том свою ошибку, поскольку, если это должна была быть месть, не следовало допускать, чтобы у нее остались воспоминания о прошлой жизни. Сразу видно, что занимался этим начинающий чародей, не слишком владевший своим ремеслом.

– Это была женщина, – поправила Ханти.

– Ах так… – Родмин явно уже думал о чем-то другом.

– Значит, теперь у тебя не должно быть никаких проблем? – воскликнул Ксин.

– Сейчас, сейчас… – осадил его маг, – я еще не знаю, на чем основано действие на нее этого заклятия. У тебя это часть звериной натуры, а она, похоже, была чистокровным человеком.

– Да, ты прав… – Котолак неожиданно посерьезнел.

– Нужно проверить. К счастью, у меня остался еще один… – Он показал им гладкий, прозрачный как стекло шестигранный кристалл. Оба его конца были отшлифованы в переливающиеся всеми цветами радуги острия. Из дали казалось, будто по обеим его сторонам горят разноцветные огоньки. Родмин взял его двумя пальцами и осторожно поднес к Ириан…

Пронзительный высокий тон зазвучал в наступившей тишине, быстро усиливаясь. Звук вибрировал, когда маг начинал покачивать рукой, и смолкал, когда он убирал кристалл. Он изменялся также над каждой частью тела упырихи, по мере того как Родмин перемещал кристалл над ней.

– Проклятие! – неожиданно прошипел маг. – Смотрите! – он решительным движением приложил кристалл ко лбу Ириан.

Жуткий визг едва не свалил их с ног. Мгновение спустя он смолк, но, прежде чем они успели это осознать, со стороны окна раздался быстрый резкий треск. Они посмотрели туда – некоторые стекла покрылись сетью белых трещин…

– Ах-х-х!!! – Родмин зашипел от боли и, бросив камень в угол, начал дуть на обожженные кончики пальцев. – Ничего не выйдет! – буркнул он.

– Что такое?! – спросил Ксин.

– Я не сумею, не смогу снять эти чары.

– Что ты говоришь?! – взорвалась Ханти.

Маг перестал размахивать рукой и внимательно посмотрел куда-то в сторону.

– О, вот он! – Он подошел и тронул носком сапога лежавший на полу кристалл.

Камень был мертв. Он потерял прежнюю прозрачность, потемнел, стал серо-коричневым, а контуры его уже не искрились радужным светом.

– Лишь особая сила могла сделать с ним нечто подобное, – пояснил маг, – это означает, что заклятие было единоличным, то есть снять его может лишь тот, кто его наложил… Все-таки та ведьма кое-что умела…

– Но ее нет в живых!

Родмин беспомощно развел руками, Ханти села, а Ксин начал расхаживать по комнате.

– И нет другого способа? – наконец спросил он.

– Способ всегда есть, нужно только его знать, – ответил маг.

– Может быть, все-таки попробуешь?.. – предложила Ханти.

– Вслепую?

– Именно.

– Нет. Слишком рискованно. Как бы не было еще хуже…

– Может, что-нибудь придумаешь?

– Что? Это безнадежный случай. Я тут ничем помочь не смогу, а тебе советую прекратить забивать себе этим голову, забыл, для чего ты здесь? Да, раз уж о том зашло, Редрен хочет с тобой говорить. Будет ждать в поддень.

Котолак посмотрел в окно.

– Уже скоро, – ответил он.

– В таком случае пойдем вместе. – Родмин направился к двери.

– Как долго вы еще собираетесь прятать Ириан? – спросил он, когда они оказались на улице.

– Я об этом не думал, – ответил Ксин, – мы надеялись, что удастся освободить ее от Онно, а теперь сам не знаю. Может быть, спрячем в Самни или еще где-нибудь… а может быть, все-таки найдется способ…

– На это не рассчитывай, незачем обманывать себя. Мое искусство существует уже свыше тысячи лет, и за все это время никому не удалось преступить законов Окно, хотя говорят, будто это возможно, но это все равно что искать одно дерево в большом лесу…

– О, это я бы еще смог…

– А песчинку в пустыне?

– Уже нет… – Котолак помрачнел.

– Ну вот видишь…

– Ладно, оставим это. Как там моя гвардия? – сменил тему Ксин.

– Негодяи просто взбесились, впрочем, трудно тому удивляться – Редрен прогнулся, значит, нужно слушаться более сильного. С тех пор король для них словно дым – если в глаза не лезет, то и беспокоиться не о чем! Потерял всякое уважение, и все. Лишь сегодня, когда они услышали, что ты вернулся, начали вести себя сдержаннее, поскольку еще не знают, чем все закончится…

До дворца они добрались примерно полчаса спустя. Внешне здесь ничего не изменилось: стражники, мимо которых они проходили, как и прежде, отдавали честь, а встречавшиеся по пути придворные охотно отвечали на приветствия или обменивались поклонами. Никто ни на йоту не отклонялся от правил этикета, но в глазах каждого Ксин вздел один и тот же затаенный блеск, короткий испытующий взгляд – они смотрели холодно, словно зрители на гладиатора, взвешивая его шансы и думая, на кого поставить…

Редрена они застали в небольшой, вряд ли достойной короля комнате. Монарх был один, если не считать дремавшей у него на коленях пушистой белой кошки, и сидел в украшенном богатой резьбой кресле. Когда они вошли, он отложил какие-то бумаги, которые просматривал, и вежливо кивнул. Он хотел что-то сказать, но не успел…

Королевская фаворитка проснулась в тот самый момент, когда Ксин появился на пороге, и обратила к нему взгляд своих прекрасных прозрачно-голубых глаз. Она подняла голову, а из ее изящной, благородных форм пасти раздалось короткое, полное восхищения мяуканье. Она уже стояла, готовая спрыгнуть на пол, когда внезапно Редрен машинально придержал ее за шею…

Яростное протяжное шипение помешало королю заговорить. Разозленная кошка бесцеремонно укусила монарха за палец, затем, вырвавшись, метнулась вниз, прямо к ногам котолака, и начала тереться о них с горловым восторженным мурлыканьем, выказывая тем самым ему самые лучшие свои чувства…

Наступило полнейшее замешательство. Редрен лишился дара речи, маг начал кусать губы, а сам Ксин стоял, с явным усилием пытаясь сохранить безразличное выражение лица. Лишь некоторое время спустя, видя, что кошка не успокаивается, он присел и, взяв ее в руки, начал мягко поглаживать ее шею и спину. Зверек неожиданно обмяк, а Ксин прошел несколько шагов и уложил его на столик Редрена.

– Проснется через час-два… – пояснил он, поднимая голову.

Король с трудом вспомнил, что собирался сказать.

– Ну что ж, садитесь… – Он многозначительно откашлялся.

– Какие будут распоряжения, ваше величество? – спросил Ксин.

– Никаких распоряжений, – ответил Редрен, – ты полностью свободен, делай что хочешь, только скорее! Можешь начать даже сейчас. Хватит глупостей!

– То есть я должен найти ее убежище?

– Да, а потом сожги, растерзай, заколи – впрочем, ты сам лучше знаешь, что делать! А я уж займусь этим проклятым сбродом… – После недель унижений король вдруг перестал владеть собой. – Все против меня взбунтовались, даже такие вот… – Он замахнулся на кошку и едва не сбросил ее со стола, но его остановил хищный блеск глаз Ксина…

– С вашего позволения, ваше величество, – поспешно вмешался Родмин, – боюсь, так у нас ничего не получится.

– А это еще почему? Ведь он почует ее хоть сквозь три стены!

– Дело не в чутье, господин…

– Неважно! Так почему – нет?

– Нужно еще знать путь через эти стены, ваше величество.

– Молотами пробьем!

– Да, и ползамка обрушится нам на головы! – Маг начал терять терпение.

– Не повышай голоса, Родмин, – король наконец опомнился, – но, может, все-таки не обрушится?

– Не думаю, чтобы старые каменщики не предвидели чего-то столь простого, ваше величество, а потом, все стены здесь столь толстые, что для того, чтобы их разбить, может не хватить дня… продолжать?

– Нет, достаточно. Хорошо, что в таком случае делать?

– Подождем, пока она сама не вылезет, – предложил Ксин.

– И что тогда?

– Если это будет во время полнолуния, пусть дело решат когти… – При этих словах его вдруг охватил какой-то странный холод и неясное, неопределенное чувство чего-то необратимого… Никогда до сих пор он не ощущал ничего подобного перед схваткой… – Я готов! – Он решительно отогнал мрачные мысли и спокойно посмотрел в глаза королю.

– Хорошо, согласен, – подумав, ответил Редрен, – а теперь рассказывай, как дела на пограничье…

Остальная часть дня, до самого вечера, прошла спокойно. Сначала Родмин отнес спящую кошку в соседнюю комнату, потом Ксин рассказал обо всем, что произошло в Дине, а все внимательно слушали, время от времени задавая разные вопросы. Единственным щекотливым моментом могла быть история Ириан, но, когда котолак дошел до событий, происшедших в лесах Рогирры, Редрен сам велел ему заканчивать.

– Темнеет, – заметил он, – лучше, чтобы тебя в замке после захода солнца не было, возвращайся к себе.

– Слушаюсь, ваше величество! – Ксин встал, поклонился и исчез за дверью. Кратчайшим путем он вернулся на постоялый двор.

За время его отсутствия там ничего особенного не произошло. Женщины сидели у себя, а гвардейцы, как обычно, отдыхали в главном зале. Единственным, кто не пил, был Аллиро, который в соответствии с приказом следил, чтобы никто не утратил чувства меры и не сказал лишнего…

При виде командира все тотчас же поднялись со скамей, но он легким жестом разрешил им продолжать и, ничего не говоря, сразу пошел наверх. Там, закрыв окна и дверь в комнату, он вместе с Ханти дождался, пока Ириан пробудится от спячки, а потом полночи все трое забавлялись от души.

Разыгравшаяся упыриха носилась по комнате, словно искра, а они безуспешно пытались поймать ее, широко расставив руки. Довольно легко они сумели ей объяснить, что на этот раз она должна вести себя тихо и не скулить, так что радость после каждой удачной увертки она выражала, щелкая когтями, что напоминало аплодисменты. Когда же Ханти, которую утомляли эти дикие состязания, садилась, чтобы немного передохнуть, Ириан сразу же подбегала к ней, напоминая о своей любимой ласке – расчесывании волос.

За несколько часов до рассвета Ханти и котолака сменили девушки служанки благодаря чему они могли идти спать, а упыриха не осталась без опеки.

Ксин, после того как поиграл в догонялки с Ириан и надлежащим образом позаботился о Ханти, испытывал огромное желание поспать хотя бы до полудня. Однако, едва он успел погрузиться в сон, чья-то рука грубо выдернула его в реальность.

Он открыл глаза: было утро, а над ним склонялся Аллиро, трясший его за плечо.

– Ваше благородие, капитан!

– Ну, что там? – рявкнул он,

– Король пришел, и маг Родмин с ним.

Весь сон мгновенно как рукой сняло.

– Где они?

– В комнате рядом.

– А Ириан?

– Ее они уже видели…

У Ксина пересохло в горле. Он молниеносно оделся, выбежал из спальни и, словно снаряд, ворвался в комнату Ириан. Редрен как раз опускал полог над ее постелью.

– Ваше величество…

– Спокойно, не бойся, я уже успел принять к сведению, что упыриха упырихе рознь… Так что входи и закрой дверь.

– Шутки закончились, – со смертельной серьезностью проговорил Родмин. – Сегодня ночью ОНА передала мне свои новые приказы.

– Какие?.. – Котолак несколько поостыл. В эту минуту он думал только об Ириан и о снисходительности Редрена, а новости из дворца волновали его мало.

– Сегодня вечером мы должны отправить в лабиринт как минимум полсотни девушек и молодых женщин, не обязательно девственниц. Понимаешь, что это значит?

– Думаю, да…

– Так что ты собираешься делать?

Ксин, полностью успокоившись, внимательно посмотрел на мага.

– Естественно, никого мы туда не пошлем… – начал он.

– Только этого мне еще не хватало! – прервал его разозленный Редрен. – Толпа из города порвало бы меня в клочья вместе с дворцом и гвардией, если бы я хоть одним словом осмелился дать понять, что соглашаюсь на это условие! Но, с другой стороны, если я этих баб туда не пошлю, то она сама лично посетит мою спальню, чтобы предоставить мне неповторимую возможность увидеть мою собственную печень… – смиренно закончил он.

– В таком случае она не должна застать короля во дворце, – заметил котолак.

– Тогда она убьет других…

– Ну что ж… – развел руками Ксин, – это правда, но, судя по тому, что я вчера успел заметить, ваше величество не слишком расстроилось бы по такому поводу…

– Эх, Ксин… – покачал головой Редрен. – Сволочь ты, конечно, порядочная, но, что бы там ни было, ты прав – эта банда давно уже большего не заслуживает…

– Сомневаюсь, – подал голос Родмин.

– В чем? – спросил король.

– В том, что во дворце она может причинить вред кому-либо, кроме вашего величества. Пока еще люди ей нужны, так что она не сделает ничего такого, что вынудило бы их бежать. Скорее она подождет до полнолуния и снова устроит резню в городе…

– А я подожду ее у входа в дворцовый сад! – воскликнул Ксин.

Редрен радостно потер руки.

– Как раз то, о чем мы вчера говорили! Мы выманим ее из норы, а ты, Ксин, покажешь ей обратную дорогу в преисподнюю!

– Да, ваше величество…

– Итак, все ясно, – подытожил король. – Идем, – кивнул он Родмину, а ты… – он посмотрел на котолака, – возвращайся в постель, поскольку, как мне кажется, ты не собирался сегодня вставать столь рано.

– Да, ваше величество, до свидания.

Когда дверь закрылась за ними, Ксин потер покрасневшие глаза. Спать уже совершенно не хотелось.

Он спустился вниз и велел подать завтрак. Поев, он уселся в углу зала, погрузившись в полусонное оцепенение над кружкой пива. Делать было нечего, оставалось лишь ждать – два дня и одну ночь.

Лениво текли мысли – воспоминания, планы, идеи, запутанные цепочки ассоциаций. Все это появлялось где-то внутри него, меняясь, путаясь и расплываясь.

Временами ему казалось, будто он сам тоже перестает существовать. Все, что творилось вокруг него, куда-то отдалилось, побледнело, затуманилось и стало ему совершенно безразличным. Он был здесь и вместе с тем его не было. Несколько часов спустя рядом с ним присела Ханти и, так же как и он, не произнесла ни слова. Время шло, а они лишь порой обменивались короткими взглядами или улыбками. Ничего больше им не хотелось и не было нужно. Они все понимали…

Так продолжалось до вечера, а ночь прошла так же, как и все предыдущие за три недели. Ксин и Ханти забавлялись играми с Ириан. Весь следующий день они провели друг с другом в постели, их не интересовало ничто и никто. В дверь спальни много раз стучали, но она оставалась закрытой. Лишь наступившие сумерки заставили их расстаться. Ксин оделся и вышел.

Без оружия, в легкой накидке он шел по пустым улицам замершего в страхе города. Перед ним вдали, в сгущающемся мраке вырисовывались большие, черные на фоне свинцово-синего неба очертания королевского дворца. Лишь в его окнах поблескивали огоньки, а вокруг, во всех домах, мимо которых проходил котолак, за закрытыми ставнями таились лишь темнота и глухая тишина.

Добравшись до стены дворцового сада, он застыл неподвижно, скрестив руки на груди, ожидая, пока лунный диск целиком выйдет из-за горизонта, а за мгновение до этого снял одежду…

Они почуяли присутствие друг друга намного раньше, чем увидели.

– Это ты? – пришел вопрос.

– Я…

– Ты был у моей могилы, знаю…

Скрипнула калитка. Она вышла. Они смерили друг друга взглядами.

– Я вижу, что вас двое… Идите со мной, вы мне пригодитесь.

– Что ты говоришь?

– Ты не знаешь, что у тебя две души?

– Нет, ты туда не пойдешь… – быстро добавил он, удивленный ее словами.

– Ты меня не пустишь?

– Да.

Она остановилась, явно застигнутая врасплох.

– Глупец! Тот, кому ты служишь, ушел от меня из дворца!

– Неважно.

– Значит, ты просто выслуживаешься перед людьми!

– Ты сказала…

– При жизни бы я тебя просто на смех подняла!..

– Так попробуй сделать это теперь, ибо клянусь, что сегодня ты никого не убьешь! – он изготовился к прыжку.

Развеселившаяся Ириан неожиданно выпустила из лап тряпичный мячик, с которым играла, и замерла. Она стояла неподвижно, напрягшись, словно во что-то вслушиваясь…

– Подожди! – попыталась она его удержать. – Почему ты так поступаешь? Неужели разумом повредился? Ты демон, а не один из них, и у тебя только два выхода: либо ими править, либо позволить на себя охотиться и в конце концов погибнуть!

– Я могу жить среди них.

– Они лишь по собственной милости тебе это позволили. По собственной милости! Понимаешь? А ты сильнее их, тебе незачем их слушать, ты можешь им приказывать – к чему тебе их опасения, принципы и истины? Ты и я выше этого. Тот, второй, что молчит в тебе, – тоже. А впрочем, по каким законам можно нас судить и кто может это делать? Они? Жалкие существа. Мы можем и должны подчинить их себе или просто уничтожить это убогое отродье, ибо иного пути для таких, как мы, нет и никогда не было!

– Ошибаешься, он был и есть. – Он решил не обращать внимания на странные намеки королевы-матери. Это могло быть ловушкой.

– Какой?

– Для тебя он закрыт навсегда! На твоих когтях кровь невинных созданий…

– Но ты можешь пойти этим путем, котолак? – Он почувствовал в ее беззвучных словах зловещие нотки.

– Наверняка…

– Так я тебя туда отправлю!!! – с быстротой змеи закончила она.

Ксин ждал чего-то подобного. Он увернулся, свистнули когти. Она с грохотом рухнула, ударившись мордой о камни. Он не успел повторить удар – она уже встала. Ее лапы превратились в туманные размытые полосы. Он ответил тем же. Подобное фехтование на когтях продолжалось лишь доли секунды. Они отскочили в разные стороны. Плечо и бок Ксина повлажнели от крови, но и между его когтей застряли многочисленные обрывки платья и бинтов, которыми была обмотана королева.

Они начали медленно кружить друг вокруг друга…

Внезапно он прыгнул вперед, на полпути свернулся клубком и перекатился набок. Она снова дала себя обмануть, нанося удар туда, где его вовсе не было, и при этом полностью открывшись…

Когти попали в цель. Удар бросил ее на колени, а в его лапах остался кусок ее бока. Однако она снова встала так, словно с ней ничего не случилось, и лишь молниеносный прыжок в сторону спас его от потери лапы.

Он отступил на прежнее расстояние и почувствовал, что все бесполезно… Он не знал ее слабых сторон! Ведь у нее не было даже сердца! А все ее превращенное в упыриху тело не жило своей собственной жизнью, ибо было полностью мертво.

Руки, ноги, голова… их сила и скорость движений обеспечивались не мышцами, но одушевляющей их Волей. Это означало, что он мог терзать и рвать ее сколько, захочет, однако, пока он не уничтожит источника этой энергии, он заранее обречен на поражение.

Удушающая судорога стиснула его горло – он понял, что сражается с чем-то таким, что невозможно победить, если не знать, где это «нечто», собственно, находится!

«Ее мозг… – быстро размышлял Ксин. – А если его извлекли из черепа во время бальзамирования? Тогда он все так же лежит в подземелье, – ответил он сам себе, – в отдельной урне…»

Значит, он ошибся, но теперь выбора уже не было. Приходилось драться!

Она двинулась к нему, подобно безжалостному року, и дальнейшая схватка продолжалась уже недолго… Она могла совершить немало ошибок, но Ксина погубила первая же… Лишь однажды он не успел увернуться, и тут же, сметенный могучим ударом, пролетел несколько десятков шагов в воздухе и ударился о стену какого-то дома. Словно груда тряпок, он беспомощно сполз на землю и неподвижно застыл на камнях с переломанными лапами и ребрами.

Он даже не заметил, когда она снова подошла к нему. Она явно не собиралась ждать, когда его исцелит лунный свет… Жуткая тошнотворная боль пронзила его живот. Что-то лопнуло внутри него с глухим треском, и мир вокруг зашатался, словно пьяный.

Схватив котолака за задние лапы, она раскрутила его над головой и с размаху ударила о землю… Хрустнули ломающиеся челюсти и выбитые клыки…

Боли он уже не чувствовал… С полным безразличием он смотрел на хлещущую из размозженной пасти кровь и вытекающую из носа розовую пену.

Упыриха поволокла его в сторону невысокой стены и там еще раз подняла над головой…

Сухо хрустнул позвоночник, и Ксин переломился пополам. Наконец она его отпустила. Несколько мгновений она холодно смотрела на него, после чего коротким, тщательно отмеренным движением ударила лапой…

Когти коснулись сердца…

Ириан неожиданно оживилась и внезапно с писком начала стягивать с себя платье.

– Что ты делаешь?! – вскрикнула Ханти. – Подожди, сейчас я тебе помогу!..

Освобожденная от сковывающей движения ткани, упыриха подбежала к окну и с размаху вонзила когти в деревянную раму.

– Ириан!..

Та вырвала раму вместе с фрамугой и, прежде чем Ханти успела снова открыть рот, исчезла в образовавшемся отверстии.

– Ириан, – Ханти, охваченная дурным предчувствием, не договорила. Резко повернувшись, она выбежала из комнаты.

Ириан с ловкостью ласки прыгнула на крышу крыльца, а оттуда прямо на улицу и, едва коснувшись земли, растворилась в серебристо-сером полумраке.

Она мчалась с быстротой мысли, минуя дома и площади, перепрыгивая через изгороди и заборы. Облако развевающихся волос неслось за ней, словно хвост кометы, а красные глаза пылали местью и яростью.

Протяжный вибрирующий вопль раздался в то мгновение, когда она ворвалась на то место, где только что дрался котолак.

Старая Королева, почуяв новое Присутствие, удивленно остановилась. Маленькая фигурка метнулась над ближайшей стеной, словно мяч, отскочила от земли и помчалась прямо к ней:

– Кто ты?! Чего хочешь?

Ответом ей было змеиное шипение.

Ириан прежде не владела искусством мысленного общения. А то, чему успел научить ее Ксин, она забыла в тот же миг, так что все, что ей хотелось сейчас высказать, соединилось в одной могучей вспышке ярости и отчаяния. Она была меньше и слабее, зато проворнее, и ничто уже не могло ее остановить.

Вой, визг, мелькающие когти, клыки… – на опустевшей улице бушевала адская стихия. Ириан не дала королеве времени даже удивиться, начав рвать ее на мелкие клочки, ловко избегая при этом смертоносных ударов.

Маленькая упыриха не знала ничего о принципах анимации, и потому миг колебания не лишил ее, как Ксина, желания и жажды победить. Уже через несколько мгновений она откусила королеве левую лапу и тотчас же захватила ее голову в широко раскрытую пасть. Стиснув челюсти, она вцепилась в спину чудовищной мумии, не давая себя сбросить, несмотря на отчаянные усилия королевы.

Они упали на землю дергающимся клубком и покатились по камням. Длинная лапа упырихи все время тянулась к Ириан, вырывая ей волосы и нанося раны, но та отталкивала ее, все сильнее и сильнее сжимая зубы…

Череп королевы внезапно хрустнул и с треском раскололся, и мокрая липкая масса заполнила пасть маленькой упырихи.

Значит, тот самый живой мозг, источник силы и воли, находился в высохшем, разгрызенном теперь черепе! Во время бальзамирования он не был извлечен из тела. Ксин усомнился чересчур рано…

В последнем приступе агонии королева поднялась с земли, встала, пошатнулась и вместе с Ириан рухнула к стене какого-то дома – прямо на деревянный люк, закрывавший вход в подвал. Лязгнули выламываемые петли, раздался грохот, и обе исчезли в темной мрачной бездне…

Наступила мертвая тишина.

Запыхавшаяся Ханти выбежала из-за угла одного из каменных домов примерно четверть часа спустя и остановилась, оглядываясь по сторонам. Она ничего не заметила. Нигде вокруг никто до сих пор не зажег света, никто не приоткрыл дверь. Были лишь ночь, пустота и она одна.

Постояв немного, она пошла куда-то, опустив голову, медленно, безо всякой цели…

На соседней улице раздались крики и топот множества ног. Опомнившись, Ханти побежала в ту сторону.

За поворотом замигали факелы и клинки оружия. Гвардейцы окружили ее и узнали.

– Ваше благородие, вы здесь?!

– Где капитан?! Что с ним?!

– Что там случилось?! – кричали они наперебой,

– Перестаньте! Я не знаю, ничего не знаю… – Она разрыдалась.

– Внимание, король! – крикнул кто-то.

Они поспешно расступились, и к ней подошли Редрен и Родмин.

– Мы слышали вой, это не мог быть ни Ксин, ни та… – заговорил король, – не знаешь, кто?

– Наверное, Ириан, – неуверенно ответила она. – Она сбежала от меня.

– Понимаю, но что с Ксином?

Она отрицательно покачала головой.

– Смотри, господин! – Родмин вытянул открытую ладонь, показывая лежащую на ней какую-то странную гусеницу.

– Что там еще?

– Она развернулась! Значит, поблизости нет ни одного чудовища!

– Как это, ведь были целых три?!..

– Но теперь уже ни одного…

– Ты с ума сошел… – Король, однако, задумался. – На каком расстоянии эта дрянь их чует? – спросил он.

– Через полгорода с лишним…

Из тени появился какой-то человек и подбежал к группе солдат.

– Там… там… – пролепетал он дрожащим голосом, показывая куда-то в сторону.

– Что он плетет? – буркнул Редрен. – Давайте его сюда!

Двое гвардейцев направились к незнакомцу и привели его к королю.

– Ты что-то видел?

Тот заморгал.

– Упырих, господин, они дрались…

– Дальше!

– А потом их земля поглотила.

– Что такое?!

– Ну, чтоб мне живым с бабы не встать, правду говорю! Сначала дрались и грызлись, а потом под землю провалились…

– Веди!

– А…

– Быстрее! – тон Редрена подавил все попытки сопротивления.

Вскоре они оказались перед домом, рядом с которым завершилась схватка обеих упырих.

– Вот, здесь!

– Дурак, это же подвал! Наверное, свалились… Эй, вы там, найдите-ка второй вход!

Гвардейцы бросились к двери и, не ожидая согласия хозяев, ловко ее выставили, после чего разбежались по комнатам.

– Есть, нашли! – раздались возгласы солдат.

– Трое с факелами, ко мне! Остальные – к калитке!

Редрен поспешно перешагнул порог, а за ним, кроме солдат, протиснулись Родмин и Ханти.

Подвал был обширный, заставленный рядами бочек, ящиков и целыми грудами самого разнообразного хлама.

– Это, наверное, там… – король двинулся вперед, показывая дорогу, – потому что… – Он внезапно замолчал. – Быстрее! Род… Хантиния… – он нетерпеливо разбросал преграждавший путь мусор, и громкий шум на мгновение заглушил его дальнейшие слова.

– …Мертва. А это кто такая?!

Ханти быстро наклонилась и, присев, коснулась волос неподвижно лежавшей в углу девочки.

– Это Ириан… – глухо ответила она.

– Что-о?!. – Родмин выскочил вперед, чуть не сбив с ног Редрена. – В самом деле…

– Дьявол побери! – раздраженно рявкнул король. – Что тут произошло?!

– Она ее убила… – начал маг.

– Это и слепому видно! – прервал его король. – У старухи башка расколота, а девчонка вся мозгами измазана! Хм… странно, что они у нее не высохли за эти семь лет… Но как эта?.. Она снова человек… Жива?

– Да, господин. – Ханти начала вытирать платком полузасохшую беловатую массу с лица Ириан.

– Как такое может быть? – обратился король к Родмину.

– Я не вполне уверен, ваше величество, – маг внимательно посмотрел на девочку, – но, может быть, она случайно проглотила то, что попало ей в рот, и вследствие этого…

– Господин!

На лестнице раздался крик и топот подкованных сапог. В кругу света появился один из посланных в сторону сада солдат.

– Мы пошли туда…

– И что?!

– Нашли одежду, много крови и это… – Он раскрыл сжатый кулак, показывая несколько выломанных клыков…

Родмин помрачнел, а Ханти очень медленно поднялась…

– Это Ксина? – тихо спросил Редрен.

Она кивнула.

– А где капитан Ферго? – он снова посмотрел на солдата.

– Там его нет, господин.

– Немедленно возвращайся, обыщите все вокруг!

– Так точно, ваше величество! – солдат поклонился и выбежал из подвала.

Король задумался.

– Ну хорошо… – помолчав, сказал он, – вы двое… – он кивнул в сторону стоявших неподалеку гвардейцев, – отнесите Ириан туда, куда Хантиния вам скажет, а вы… – он подозвал других, – проследите, чтобы останки нашей… – он запнулся, – матери… снова оказались на своем месте в гробнице. Исполняйте!

В подвале началось оживленное движение. На землю снова полетел разный хлам, но уже вскоре наступила полная тишина. Приказы Редрена были исполнены. Принесенную в корчму Ириан вымыли, после чего, все еще бесчувственную, уложили в постель, рядом с которой присела Ханти.

Посеревшее и неподвижное лицо женщины ничего не выражало лишь в глазах ее горел какой-то упрямый, полный надежды блеск. Она ждала.

Известия от короля принесли лишь под утро. Солдаты перетряхнули дворцовый сад, все окрестные закоулки, подвалы, чердаки и дома, но тела Ксина нигде не нашли…

 

ПРЕВРАЩЕНИЕ

Ириан проснулась на следующее утро столь просто и обычно, словно после спокойного сна. Превращение не стерло ее воспоминаний. Она не забыла ничего ни из времен раннего детства, ни о тех десяти годах жизни, от которых у нее остался навсегда выразительный знак, а именно глаза – красные, с жемчужным отливом…

Позже, в течение нескольких недель, она быстро вспомнила основы человеческой речи и с энтузиазмом училась всему, что до сих пор было для нее недоступно. А когда с той памятной ночи прошел месяц, она – волей короля формально признанная дочерью Ксина и Ханти, а гвардейцами и придворными прозванная Красноглазой – сама повела солдат в глубь дворцовых подземелий в поисках похищенных женщин.

Их нашли, вернее, их тела, а потом, вынеся наружу, сожгли, ибо все они носили в себе одно и то же пятно Превращения, которое ощущала Ириан.

Единственным среди похищенных, кто не разделил судьбу остальных, был тот самый полоумный карлик. Он пропал без вести, где-то в путанице тайных ходов и коридоров…

Последующие дни и недели прошли уже в обычном ритме дворцовой жизни. Родмин восстановил свою лабораторию, а Редрен, отдав в руки мастера Якоба десятка полтора придворных, наглость которых пришлась ему особенно не по душе в период повторного правления королевы-матери, спокойно вернулся к своей излюбленной роли, стараясь теперь делать все возможное, чтобы наверстать все то зря потраченное, по его мнению, время, когда ему непрерывно приходилось без устали думать и предвидеть. Настали тяжелые времена для придворного шута, нередко становившегося жертвой королевских выходок.

Для Ириан же наступил в конце концов необычный момент, когда ей со всеми почестями вручили первое в ее жизни приглашение на бал. Онемев от счастья, она тотчас же побежала к себе в комнату и, не вызывая слуг, сама принялась выбирать подходящее платье.

Час спустя, сбросив очередное, не слишком ей понравившееся, она, оставшись обнаженной, застыла неподвижно и задумчиво посмотрела вокруг.

Взгляд ее остановился на зеркале. Она подошла к нему и медленно повернулась, неведомо уже в который раз восхищенно разглядывая свое новое тело. Она все еще не могла ему нарадоваться.

Она дотронулась до плеч руками, а потом, коснувшись своих маленьких грудей, обхватила их пальцами, словно взвешивая. Опустив руки к бедрам, она чуть покачала туловищем, глядя, как они гармонично колеблются в такт ее движениям. Наконец, она коснулась живота, осторожно раздвинула ногтями бело-золотистые волоски внизу живота и внезапно быстрым движением подняла руки…

Лицо ее приобрело выражение глубокой сосредоточенности, и в этот момент ее тело охватил вихрь дрожащего света…

Превращение наступило в долю секунды, и теперь перёд зеркалом уже стояла красноглазая светловолосая упыриха, разглядывавшая собственное отражение.

Превращение, видимо, было вполне удачным, поскольку комната тут же снова осветилась таинственным сиянием и Ириан спокойно вернулась в девичий облик. Кроме нее лишь Ханти знала об этой необычной способности и легкости, с которой происходило Превращение.

Красноглазая была воистину необычной девушкой…

Занятая платьями и собственным телом, она не заметила, как приоткрылась дверь, а ощущавшееся уже некоторое время странное чувство ускользнуло от ее внимания на фоне радостного возбуждения…

– Чтоб тебя, да оденься же наконец! Сколько мне еще здесь ждать? – голос Ксина ошеломил ее. Он говорил хрипло, как-то странно…

– Отец, это ты?! – Она поспешно набросила первое попавшееся платье.

– Да, я, – ответил он, входя в комнату. С диким криком она бросилась ему на шею.

– Ханти знает? – спросила она.

– Нет…

– А Родмин, король?

– Нет, кроме тебя, никто меня не видел и не увидит…

– Почему?

– Долго объяснять. – Он махнул рукой. – Я хотел увидеть только тебя.

– Что это? – Ириан прищурилась. – Я ощущаю тебя как-то иначе… Это в самом деле ты?

– Я больше не котолак.

Розовые глаза Ириан широко раскрылись, а Ксин холодно посмотрел на нее.

– Старая Королева, сама того не зная, сдержала свое слово… – сказал он.

– Не понимаю.

– Перед схваткой она обещала мне, что изменит мою судьбу, а потом, когда я уже был в ее власти, она не вырвала мое сердце, лишь пронзила его когтями и таким образом уничтожила не меня, но существовавшую во мне природу котолака. Со мной произошло своего рода Превращение…

– И ты сразу пропал без вести… – с упреком ответила Ириан.

Ксин посерьезнел.

– Прости, но я не стану об этом говорить. Поверь мне, я пришел сюда, как только смог, и только ты можешь меня увидеть.

– А если кто-то другой.

Он отрицательно покачал головой.

– Никому это не удастся, если я сам не позволю.

– Но что дальше?

– Думаю, когда-нибудь ты пойдешь со мной… Ты мне пригодишься, судя по тому, что здесь только что происходило. У тебя немалые шансы достичь намного большего, чем тот котолак.

Она удивленно посмотрела на него.

– Ты видел меня, отец? – спросила она, подрагивая ресницами.

– Нет. Я тебя почуял, я теперь могу намного больше, чем когда-то, и это, как я полагаю, начало моей новой жизни…

Ириан задумалась.

– Ты говорил, что я должна пойти по твоим следам, но как?

Ксин подошел и мягко взял ее за плечи.

– Каждый может найти этот путь, если только по-настоящему захочет, – серьезно сказал он, – помни… – он направился к двери, – достаточно лишь захотеть…

– Подожди… – Она выбежала за ним в коридор, но

Ксина уже не было.

Свет нескольких одиноких факелов сражался с наступавшей со всех сторон темнотой, а бледные, бесформенные тени лениво ползали по стенам и полу. Ириан не распознала магической иллюзии, скрывшей уходящую фигуру.

– Помогите мне! – донеслись откуда-то беззвучные слова. Ощущение Присутствия внезапно затрепетало, словно извиваясь в конвульсиях. Ошеломленная Ириан осталась одна.

Какое-то время она стояла, бледная, в расстегнутом платье, не зная, что делать, но в конце концов несколько оживилась и вернулась к себе.

Медленно, не глядя на руки, она начала поправлять одежду, потом потянулась к украшениям. Рука застыла на полпути. Ириан неожиданно поняла – кто бы ни был тот, с кем она разговаривала, это был не Ксин! Она снова выбежала в коридор, но ничего уже не почувствовала. Что произошло? Что случилось? Чего хочет от нее этот человек, который не осмелился показаться на глаза Ханти и Родмину?.. «Время покажет», – подумала она, подняв голову и постепенно успокаиваясь.

«Ничего ведь еще не предрешено!» – промелькнуло у нее в мыслях. Уже совершенно спокойная, она широко, очень широко улыбнулась…

 

ВИСЕЛЬНИЦА

Камни, мимо которых она шла, словно издевались над ней – безразличные ко всему, покрытые мхом и поблескивающие белизной сколотых краев, угловатые и округлые. Порой ей казалось, будто они глядят на нее, гордясь своей вечной неуничтожимостью, и тогда ледяная судорога сжимала ее горло и сердце, после чего внезапной дрожью пронизывала все тело. Ей так хотелось стать одним из них! Они это знали, наверняка должны были знать, ибо их издевка над ее отчаянной завистью лишь становилась сильнее, постепенно переходя в шелестящий язвительный смех. Лениво, вытянувшись у тропинки или удобно лежа на вдавленном дерне, все они издавали один и тот же пульсирующий шепот: «Ты уходишь… уходишь, а мы остаемся… остаемся… остаемся…»

– Нет! Не-е-ет! – Связанные за спиной руки внезапно напряглись и резко дернули опутывавшие их верёвки. Пальцы сжались в кулак, хватая воздух. – Нет!!! Это не я! Не виновата!.. Я не виновата!!! Пожалуйста!.. Не меня-а-а!!!

Она вырвалась от застигнутого врасплох подручного и с пронзительным криком рухнула на землю. Молчавшая до сих пор толпа заволновалась с глухим ропотом. Судьи в церемониальных черных мантиях, стражники в поблескивавших темной сталью кольчугах и шлемах, разноцветные, словно попугаи, горожане и крестьяне в белых холщовых рубахах, пришедшие из окрестностей Катимы, – все поспешно столпились вокруг, чтобы ничего не пропустить из столь интересного зрелища.

– Пустите меня! Это не я!!! Клянусь! Умоляю… – она снова увернулась от пытавшихся удержать ее рук и всем телом припала к ногам судьи Молино.

Тот отшатнулся, лицо его исказилось в странной гримасе. Отчаянные рыдания, то и дело перемежавшиеся уверениями в невиновности, доносились до всех, вызывая в ответ гневные или издевательские возгласы. Судья Марон слушал все это с неприкрытой радостью, довольный, что осужденная столь хорошо играет свою роль перед народом, но судья Тарес, поморщившись, повернулся к стоявшему рядом палачу.

– Мефин, уважаемый, – буркнул он вполголоса, утирая пот со лба, – успокой-ка эту несчастную…

Точно отмеренный пинок в живот прервал мольбы на полуслове. Мгновение спустя покрытая буграми мускулов рука схватила девушку за шею и поставила на ноги. Несколько сильных ударов по лицу привели осужденную в чувство, после чего двое помощников взяли ее под руки.

Процессия двинулась дальше. Девушка теперь опустив голову, волоча ноги, и спотыкаясь, так что стоявшим по бокам помощникам иногда приходилось ее тащить. Она что-то тихо и неразборчиво бормотала. Кровь, капавшая из разбитого носа и губ, стекала на грубое платье из бурого полотна и на дорогу, ведшую к уже недалекой вершине холма.

Камни смолкли и исчезли. Подъем вверх по склону, нарастающий предполуденный зной, а теперь еще и тошнотворная пронизывающая боль прогнали прочь все чувства и мысли. Она безразлично смотрела на стражника с вилами в руках, который, когда они были в нескольких десятках шагов от цели, выбежал вперед и поспешно отбросил в кусты лежавшие под виселицей останки. Тотчас же туда поспешили трое с лестницей и веревкой, чтобы подготовить новую петлю. Палач неожиданно отошел в сторону и, повернувшись спиной к толпе, остановился возле кустов. Судья Тарес достал из-за пазухи бумажный свиток и хотел подать его Молино, но тот лишь отрицательно покачал головой, тогда Тарес сам подошел к девушке.

– Ридина, дочь шорника Дедо… – громко прочитал он. Шум толпы утих, а палач быстро повернулся, застегивая штаны. – Девятнадцать лет, обвиненная достопочтенным господином Декело…

В погасших глазах Риды неожиданно вспыхнула ненависть. Выпрямившись, она подняла голову.

– Сволочь… – донеслось до обоих подручных, – ты сдохнешь…

– «…в том, что ее чары привели к смерти двоих его детей, вверенных опеке вышеупомянутой Ридины…»

– Ненавижу… ненавижу…

– «Признана виновной и именем нашего светлейшего государя Редрена III, властелина Катимы и короля Суминора, приговорена к смерти через повешение». Подписано единогласно судьями его величества: Таресом, Мароном и Молино.

Кадык последнего из перечисленных резко дернулся.

– Мастер Мефин, привести приговор в исполнение! – Тарес свернул бумагу и отошел от Риды.

– …Ненавижу…

Петля была уже готова. Палач Мефин из Карды, мастер своего дела, ученик знаменитого Якоба из Катимы, ловко взобрался до середины лестницы, опиравшейся о поперечную балку виселицы, схватил раскачивающуюся веревку и, проверив качество подготовленных узлов, дал знак ожидавшим внизу помощникам. Те подвели Риду, подняли ее вверх и с помощью стражника поставили на третью ступеньку. Она не защищалась, будучи уже совершенно безвольной, и лишь ее непрекращающийся монотонный шепот сопровождал каждое действие мастера. Тот соскочил на землю и, упираясь рукой в лестницу, вопросительно посмотрел на судью Тареса. Ответом был утвердительный кивок головы.

– Ненавижу!

Затрещала натянувшаяся веревка. Лестница с глухим грохотом ударилась о землю. Мефин уверенным движением схватил дергающиеся ноги, придержал их и сильно потянул вниз. Среди собравшихся раздались нервные смешки, кто-то сплюнул, кто-то внезапно побледнел и, хватаясь за живот, поспешно двинулся в обратный путь.

Бледный как стена Молино стоял, глядя на происходящее широко раскрытыми глазами.

Вскоре палач дал знать, что все кончено. Собравшиеся зашевелились и, словно волна, начали стекать с вершины Холма Висельников. Тарес подождал, пока мастер Мефин подойдет к нему, без слов вручил ему небольшой мешочек и присоединился к остальным.

Никто больше не оглядывался, чтобы не видеть лица, смотревшего им вслед…

Был полдень.

Из-за тучи медленно вышла полная луна, заливая камни, кусты и траву пепельно-серебристым светом. Пробудились тени. Легкое дуновение ветра оживило их и пошевелило. Полосы тусклого света расползлись в разные стороны, а одна из них скользнула в сторону кустов, выхватывая из темноты уставившуюся в пространство глазницу и два ряда матово поблескивавших зубов, робко лизнула еще какую-то кость, после чего вернулась туда, откуда пришла. Вслед за утихающим шелестом стеблей и листьев раздался долгий, протяжный скрип конопляной веревки о сухую деревянную балку, под которой перемещалось по земле продолговатое черное пятно. Снова дуновение ветра, и снова скрип – монотонная, размеренная мелодия, продолжавшаяся уже с дюжину часов.

Внезапный диссонанс нарушил этот мрачный ритм. Очерёдной стихающий отзвук, вместо того чтобы замереть, сменился внезапным треском. Тень под виселицей задрожала, зашевелилась и ожила! Резкий рывок сотряс все сооружение. Ноги Риды подогнулись и выпрямились, а сама она задергалась, словно в новой агонии. Мышцы напрягались и расслаблялись в беспорядочных судорогах, а грудь снова вступила в отчаянную борьбу за глоток воздуха…

Нечто наподобие облака лунного света появилось над поперечной балкой виселицы, медленно опустилось вниз и, словно туман, окутало содрогающуюся фигуру. Между этим светящимся коконом и сверкавшим высоко в небе диском на мгновение, словно полоса серебристого дыма, сверкнул длинный и прямой светящийся луч. Мгновение спустя он погас, а молочное сияние, пульсируя, проникло внутрь висящей фигуры.

Выступавшие из-под платья босые ступни Риды медленно пошевелились и напряглись, будто она хотела коснуться земли кончиками пальцев. Те и в самом деле несколько удлинились, но тут же выгнулись вместе со ступнями столь сильно и неестественно, что даже хрустнули кости и связки, конвульсивно дернулись, и из них внезапно выросли крючковатые когти.

После ног пришла очередь рук, головы и всего тела. Превращение свершилось.

Вскоре на землю упали сорванные с рук обрывки пут и клочья разорванного платья. Затем когти чудовища вцепились в веревку над головой, подтягивая тело вверх. Острые клыки быстро перегрызли ее, после чего в тишине, царившей над Холмом Висельников, раздался треск, сопровождавший прыжок с небольшой высоты. Еще раз зашелестели кусты, росшие на склоне, и больше ничто уже не нарушило покоя этой ночи.

Наступающий рассвет вырвал из синего мрака большое, неправильной формы пятно городка Карда, разделил его на скопление пятен поменьше, а те под солнечными лучами начали постепенно приобретать форму домов, двух– и трехэтажных зданий, защитных стен и башен. Главная дорога, ведшая к воротам, вырисовалась светло-серой полосой на фоне зелени по бокам, а последней исчезла тень из глубины рва. Застонала несмазанная лебедка, и разводной мост начал медленно опускаться на другой берег. Когда он был уже в нескольких пядях от выложенного красным гранитом конца тракта, рукоятка, видимо, вырвалась из руки сонного стражника, и платформа из деревянных балок, набитых железными гвоздями, с адским грохотом ударилась о камень. Звон цепей и глухой удар эхом отдались вокруг.

На этот звук открылась дверь придорожной корчмы, отстоявшей от моста на несколько выстрелов из лука. Оттуда вышел какой-то человек. Немного постояв на крыльце, он неуверенно, покачиваясь, побрел к воротам. Его шатало из стороны в сторону, и он явно был рад, что в это время на дороге никого нет. Неожиданно он остановился и внимательно пригляделся к чему-то, лежавшему в придорожной канаве.

Еще один, два шага… Человек издал сдавленный крик, развернулся и бросился бежать. Споткнувшись, он рухнул во весь рост, пробежал немного на четвереньках и помчался дальше, вопя и размахивая руками. В дверях корчмы он зацепился сапогом о порог и, подняв облако пыли, остановился у ближайшего стола.

– Гамбо, ты что, рехнулся?! – Корчмарь Рикен отставил кружку, которую протирал, и вышел из-за стойки. – Ну, что с тобой?

Тот, тяжело дыша и издавая нечленораздельные звуки, схватил его за рукав и потащил к выходу.

– Палач… Мефин… п-помощник… – выдавил он только на улице.

– Где?! – В глазах Рикена мелькнуло понимание.

Ответом ему был жест вытянутой руки. Вскоре Рикен уже стоял над канавой. За двадцать с лишним лет работы в своей корчме он повидал слишком много подобных картин, чтобы тратить время на разглядывание. Спрыгнув вниз, он склонился над неестественно выгнутым телом палача. Оно было холодным и окоченевшим. Он с размаху перевернул его на бок и увидел зияющую рану величиной с кулак на шее, чуть ниже волос. На левой щеке трупа виднелись три параллельных глубоких царапины, доходившие до самых зубов. Рикен понял, что здесь ничем больше помочь не может, и направился к лежавшему в трех шагах дальше помощнику. Тот был жив, но страшный удар по голове обнажил мозг и вырвал один глаз вместе с половиной уха. Он был без сознания, неровно дышал, изо рта шла розовая пена. Видимо, у него были сломаны ребра.

На дно канавы упала длинная тень.

– Гамбо, беги за стражниками! Быстро! – не оглядываясь, крикнул корчмарь.

Тень исчезла, а Рикен осторожно занялся раненым. Уложив его поудобнее, он начал подвязывать ребра. В следующий миг он обнаружил, что обломки некоторых пробили кожу и вышли наружу…

На дороге послышался топот множества бегущих людей, лязгнуло железо.

– Рики, что с ним? – послышался голос начальника стражи, седого десятника Тадина.

– Бесполезно. – Корчмарь встал и вытер о фартук окровавленные руки. – Ему уже ничто не поможет, – обреченно добавил он.

– А мастер Мефин?

– По крайней мере уже два-три часа… Тадин спрыгнул в канаву и подошел к помощнику палача.

– Вот зараза… – вполголоса пробормотал он и тут же крикнул: – Эй, вы там! Дайте сюда плащ и два копья! И берите его, только осторожнее! – он отошел, уступая место солдатам, и встал рядом с Рикеном.

– Как ты думаешь, кто это сделал? – спросил он.

Корчмарь со странной задумчивостью посмотрел на него.

– Кто?.. Помнишь упыриху Лирет, пятнадцать лет назад?..

Десятник побледнел и беспокойно оглянулся на близлежащие кусты.

– Как тебе это пришло в голову? – голос его дрожал.

– Лицо мастера… – медленно ответил Рикен. – На щеке у него след от когтей, а кроме того, кто-то перегрыз ему горло.

– Но упырихи кишки выпускают. А у этих…

– Значит, это был кто-то похожий, только с другими повадками.

Тадин быстро повернулся к стоявшим на дороге солдатам.

– Вы, двое! – приказал он. – Немедленно известите судью Тареса!

– Господин, а что с этим беднягой? – спросил один из тех, кто укладывал раненого на импровизированные носилки.

– Несите его ко мне, в корчму, – велел Рикен.

После нескольких десятков шагов внезапно послышался тихий протяжный стон.

– Во имя Рэха! – воскликнул Тадин. – Он приходит в себя… Стойте!

Они поспешно склонились над изуродованным лицом.

– Друг, расскажи, что случилось?!

Открытый глаз неподвижно смотрел куда-то в небо.

– Он тебя не слышит, – пробормотал корчмарь, но тоже приблизил ухо к губам умирающего.

– …висельниц… – шепот был тихим, словно шум дождя за стеной. – …Это она… ви… сель… ниц… ооо…

– Все, конец… – Рикен протянул руку и закрыл единственный, погасший теперь глаз.

– Что-нибудь понимаешь? – Тадин неуверенно пошевелил рукой.

Корчмарь кивнул.

– Висельниц… висельница… Да, есть что-то такое. Разные вещи приходится порой за стойкой слышать, – задумчиво проговорил он и внезапно оживился. – Надо проверить на Холме Висельников!

– Рида?

– Именно, пошли туда кого-нибудь.

– Да, сейчас… – Тадин дотронулся до лба, словно отгоняя дурные мысли. – Эй, четверо ко мне!

– Господин, нести?

– Уже не надо. Оставьте здесь, на обочине. – Рикен даже не посмотрел на спрашивавшего.

Больше никто не произнес ни слова до появления судей. Пришли все трое – спокойный, как всегда, Тарес, надменный Марон и потрясенный вспотевший Молино. Они молча выслушали Тадина и корчмаря.

– «Невинность пострадавшая, ненависти полная, противный природе может плод родить…» – произнес вполголоса Тарес.

– Что это?! Что за бред ты несешь?! – яростно прошипел Марон. – С ума сошел?

– Это старый текст обо всем сверхъестественном, «Закон Онно». Читал? Нет… Так я и думал. Короче говоря: мы вынесли несправедливый приговор! Отправили в петлю невиновную.

– А с чего ты взял, что это она? Где доказательства?!

– Доказательства? О, сейчас узнаем. Я вижу, уже возвращаются стражники, которых послал уважаемый Тадин…

Солдаты подбежали запыхавшись, явно взволнованные. Видно было, что они мчались сломя голову по крайней мере всю обратную дорогу.

– Нет там трупа, нет! – крикнул, задыхаясь, один из них.

– И тряпки рваные на земле! – добавил второй.

Молчавший до сих пор Молино посинел, пошевелил губами, словно рыба; казалось, сейчас его хватит удар.

– Смотри, господин! – Стражник протянул в сторону Тареса руку, в которой держал веревку, так, чтобы ее оба конца были рядом. Контраст между одним – ровно отрезанным острием стилета – и другим – растрепанным и липким от слизи – был весьма красноречив.

– Перегрызена, – пояснил он, хотя это было ясно и так.

Тарес молча повернулся и быстро зашагал в сторону города. Двое остальных судей тут же поспешили следом.

– И что теперь?! – взорвался Марон.

– Она будет мстить, – ответил Тарес с каким-то нечеловеческим спокойствием. – Мефину она отплатила столь же быстрой смертью, как и та, что он причинил ей. Он, наверное, даже не почувствовал, когда она прыгнула ему на спину…

– А тот парень? – Цинизм Тареса заставил Марона рассуждать логично.

– Случайность, просто подвернулся.

– Это из-за вас!!! Все из-за вас! Вы меня заставили! А я знал! Я чувствовал, что это не она! Это вы мне приказали подписать тот приговор! Вы!!! – истерически взвыл Молино.

Тарес прыгнул к нему, схватил за камзол и со всей силы встряхнул.

– Опомнись, ты… Что ж ты, думал, можно нашу неуверенность перед толпой показывать?! Впрочем, закон пока есть закон, и если я и Марон были уверены в ее вине, то и ты, как третий, с нами должен согласиться! Да или нет?

– Да, но…

– Свое «но» можешь ей высказать, если она захочет тебя теперь слушать.

– Погодите-ка… – проговорил Молино, – надо бы побыстрее известие разослать и истребителей вызвать. Ага! И господину Декело обо всем сообщить. А потом…

– Да, только кроме этого есть еще справедливость… – тихо, как бы про себя, сказал Тарес.

Известие с помощью Гамбо молниеносно облетело город. Смесь страха, любопытства и сочувствия Риде, словно туман, заполнила улицы и дома и сменилась полным напряжения ожиданием.

Снова был полдень.

Ах, Рида! Неуловимый, беззвучный и вместе с тем оглушительный крик волнами пронизывал его разум, удерживая его на грани безумия. Пронзительная боль. Когда она уходила, после нее оставалась черная пустота, а когда возвращалась, то, хотя не имела облика, была хуже, чем прикосновение раскаленного железа. Порой, доведенный до безумия, он хватался за голову, словно стремясь разорвать себе череп, вытащить мозг и выдавить из него это дикое страдание. Ему хотелось выть, метаться, биться головой о стену, но вместо этого он брал кружку и выпивал очередную порцию водки. Ничего невозможно было определить, назвать или объяснить, лишь безнадежность и чувство необратимости существовали здесь, в этой мрачной бездне, в которую он непрерывно падал. Новые глотки жгучей жидкости не облегчали мучений, пока наконец большой и тяжелый молот не обрушился и не раздавил все чувства и мысли…

Потом снова все начиналось сначала и повторялось, словно карусель. Время и место перестали иметь хоть какое-то значение. Действительность улетучилась, и в конце концов в залитом алкоголем мозгу не осталось ни единой мысли. Он заснул.

– Мино, может, молока хочешь? Есть кислое. – Неожиданно он увидел над собой толстощекую физиономию корчмаря Хето.

Удивленный спокойствием и тишиной, наступившими в его душе, он медленно, будто боясь их нарушить, взял кружку и выпил. Вкуса он, казалось, не почувствовал, но по крайней мере исчезла жажда.

– Во имя Рэха! – сказал Хето, забирая кружку. – В жизни не видел, чтобы кто-то так надирался… Я уже дважды проверял, жив ли ты еще!

Обрадованный и вместе с тем удивленный неожиданно пришедшим облегчением, Мино выпрямился и оперся спиной о стену.

– Как долго это продолжалось?.. – осторожно спросил он.

– Три дня… – ответил Хето и, видя ошеломленное лицо собеседника, поспешно добавил: – Ну, может быть, без нескольких часов… Ты пришел сюда сразу же, как только закончился суд.

– А деньги? – Он поспешно сменил тему.

Корчмарь обернулся и бросил взгляд на висевшую над стойкой доску.

– Пока что я тебе немного должен. В конце концов, не так-то легко пропить семь золотых…

– Тогда налей.

– Успокойся, Мино! Лучше съешь что-нибудь.

– Отстань, Хето! Не твое дело! – рявкнул он.

– Почему бы и нет, но раз уж ты такой крепкий, то лучше возьми себя в руки! Но, но… ты ведь ничего не знаешь!

– А что я должен знать? – сварливо бросил он.

– Мефин и его помощник мертвы, – Большие кулаки Мино сжались, аж затрещали пальцы.

– Как это?

– После работы они пошли выпить за город, к Рикену. Ну, знаешь, раньше они всегда ко мне приходили, но сейчас Мефин предпочел тебе на глаза не попадаться…

– И был прав! – процедил сквозь зубы Мино.

– Ну вот именно, потому они и пошли туда. А ушли где-то посреди ночи.

– Зачем? Ведь ворота закрыты!

– А я откуда знаю? – неожиданно разозлился Хето. – Видимо, были у них какие-те делишки… Мне-то какое дело! А утром…

И последовал рассказ, во время которого глаза Мино открывались все шире и шире.

– Значит, она жива… – прошептал он, когда Хето замолчал.

– Кто жив? – не понял корчмарь.

– Рида, Рида жива! – воскликнул он и начал ходить по комнате.

– С ума сошел?! Что ты несешь?!

Мино остановился и более осмысленно посмотрел на него.

– Не важно, – медленно проговорил он. – Дай чего-нибудь поесть!

– Ну вот, наконец-то… – буркнул Хето и принялся резать колбасу.

– Коня мне надо и еды на дорогу… – сказал Минос набитым ртом полчаса спустя.

– Куда тебя понесло?

– В Катиму. И сегодня же!

– В столицу… – тихо повторил Хето. – Пять дней пути… Того, что ты мне дал, для этого слишком мало! – Видно было, что он хотел о чем-то спросить, но передумал.

Мино полез в карман, достал большой золотой перстень с сонно поблескивающим кошачьим глазом и подал его корчмарю.

– От отца остался… Теперь хватит?

– Даже слишком!

– Как вернусь, выкуплю. Готовь что надо!

Не прошло и часа, как уличные булыжники заискрились под подковами пришпоренного коня. Мино помчался, словно буря. С грохотом и лязгом он пронесся по узким улицам между домами, а люди разбегались из-под копыт, словно кролики. Загрохотали балки разводного моста, после чего топот стих, заглушенный грунтом дороги. Парень улыбнулся, проезжая мимо о чем-то споривших на обочине горожан, оставил позади корчму Рикена и в облаке пыли помчался в сторону леса на горизонте.

От дикого возбуждения и радости кипела кровь, а ветер развевал ему волосы и холодил разгоряченное тело, забираясь под расстегнутую рубашку. Ощущая под собой ритмичные движения конских мышц, он чувствовал, как его поглощает неодолимая стихия, гимн силы и мощи. Он ощущал это всеми нервами, каждой частичкой мыслей, чувств и воли… Она жива!!! Жива! Неважно, в каком облике! Неважно, где! Все равно! Он попросит помощи и пойдет за ней хоть на самое дно преисподней! Он заберет ее, украдет оттуда, а потом во второй раз уже не отдаст свою любовь ни под какой суд! Ни один палач, ни один закон его не удержит. Хватит! Я люблю, люблю! О Рида! Рида! Рида!!!

Они шагали по коридорам дворца короля Редрена, мимо колонн розового мрамора, комнат с дверями из черного дерева, хрустальных люстр, висевших под высокими потолками, и украшенных изящной резьбой галерей, по сравнению с которыми такие же в кардийской ратуше выглядели куриными насестами, загаженными голубями. Сопровождавшие Мино молодой офицер с нашивками сотника и двое гвардейцев не произнесли ни слова с тех пор, как покинули сторожевую башню. С каждым мгновением Мино становилось все больше не по себе. В грязном плаще и запыленных сапогах, в сравнении с теми, в отполированных до блеска доспехах и щегольски одетыми, он выглядел словно мелкий воришка, пойманный на месте преступления, которого ведут к позорному столбу. Хуже всего было, однако, то, что у дам в роскошных платьях и у пахнущих духами придворных, которые встречались им по пути, явно складывалось точно такое же впечатление.

К счастью, все вскоре закончилось возле одной из дверей из черного дерева. Офицер постучал, и они вошли.

– Госпожа, это тот человек из Карды, который хотел тебя видеть.

– Спасибо, Зефио, можешь идти.

Солдаты поклонились и вышли, оставив Мино в украшенной яркими шелковыми занавесями комнате. Он пребывал в полнейшей растерянности, раскрыв рот, словно тупой провинциальный баран, и не в силах был вымолвить ни слова. У него просто перехватило дыхание! Он всегда представлял ее себе женщиной солидной, может быть, еще не старой, но уж во всяком случае не слишком красивой… Тем временем на кушетке сидела девушка примерно его возраста, в коротком кожаном, стилизованном под доспехи, платье, открывавшем изящные и дьявольски длинные ноги в сандалиях. На плечи ее была наброшена голубая накидка, а руки со сплетенными пальцами лежали на бедре. На пальцах и запястьях ее не было никаких перстней и браслетов, падавшие же на плечи золотистые волосы стягивал на лбу лишь простой серебряный обруч, поддерживавший зеленую тонкую вуаль, закрывавшую лицо от бровей до кончика носа.

– Меня зовут Ириан… – раздался звонкий голос. – Я командую дворцовой гвардией его величества, а ты, господин, кто такой? – нарушила она этикет, не в силах дождаться соответствующего приветствия с его стороны.

Он глубоко вздохнул.

– Мино Дерго из Карды, дворянин…

– Ну да, я забыла добавить: по происхождению я крестьянка.

Он смутился и что-то пробормотал.

– Ладно… – Она встала, подошла к столу, налила вина и подала ему бокал. – Сядь, господин, и говори, с чем прибыл.

– Госпожа.!. – Он сделал небольшой глоток. – У меня была… то есть, наверное, еще есть… девушка, невеста. Зовут ее Рида… – Он говорил торопливо, путаясь в словах и предложениях, лишь бы скорее добраться до сути.

Ириан села и, внимательно глядя на него, молча слушала.

– Но чего ты хочешь от меня? – спросила она, когда он закончил. – Что я могу сделать?

Он помолчал, собираясь с духом.

– Я слышал песни, рассказы… Ты, госпожа…

– Что там обо мне болтают? – резко прервала она его.

– Что ты была упырихой! – выпалил Мино. – Что когда ты была ребенком, на тебя наложили чары и ты умерла… Что ты вышла из могилы… А потом сумела воспротивиться своей природе и в награду за это вернула себе жизнь в человеческом облике.

– Не совсем так. Но пусть будет… – Девушка несколько смягчилась.

– Говорят, у тебя остался знак… – Он посмотрел на нее.

– Да, – она протянула руку ко лбу и подняла зеленую вуаль. – Вот он!

Он был готов к тому, что увидел, и все же невольно содрогнулся – глаза ее были ярко-красными, с каким-то странным, будто жемчужным отливом.

– И потому тебя называют Красноглазой.

– Да, это правда, – она убрала руку, и упавшая на глаза вуаль вновь изменила их цвет с красного на карий.

– Так помоги мне, прошу тебя! Раз смогла ты, госпожа, то, может быть, и Риде удастся? Только ты знаешь, как это сделать!

Наступила тишина. Ириан встала и начала ходить по комнате. Мино не осмеливался даже вздохнуть.

– Хорошо! – внезапно ответила она. – Я помогу тебе…

От облегчения у него чуть не закружилась голова.

– …но я не могу покинуть дворец без разрешения его величества, не могу и оставить солдат без соответствующих распоряжений. Тебе придется подождать.

Он утвердительно кивнул.

– Тогда… – Она хлопнула в ладоши, и из-за пурпурной портьеры выбежала юная служанка. – Хелика, я ухожу, а ты займись нашим гостем, и… – Она замолчала и искоса посмотрела на Мино. – Найди для него немного горячей воды и какую-нибудь чистую одежду… – добавила она, после чего вышла, не оглядываясь на беднягу, у которого неожиданно покраснели щеки и уши.

Она вернулась через три часа с известием, что все устроено и можно готовиться к отъезду. Оставшуюся часть дня они потратили на обсуждение всевозможных вопросов, связанных с поездкой, а на следующее утро встретились у западных ворот Катимы.

– Привет, безумно влюбленный! – крикнула она, увидев Мино.

Она выглядела еще более интересной, чем накануне. На ней был длинный темно-зеленый плащ, прекрасно подходивший к ее неизменной изумрудной вуали. Из-под плаща поблескивала сталь кольчуги. Однако на этой плетенке из железных звеньев все вооружение Ириан заканчивалось. У нее не было никакого оружия, даже стилета. Волосы свободно падали на плечи. Воистину, то был весьма странный вид для командира двух тысяч тщательно подобранных, лучше всего обученных и вооруженных солдат в государстве Суминор.

– Едем, – сказала она с легкой улыбкой.

Какое-то время они ехали молча.

– Скажи, госпожа… – заговорил Мино, – я слышал еще, будто твой отец был котолаком?

– Приемный отец, – поправила она. – Тот, от кого я родилась, был обычным человеком, смолокуром. Его благородие капитан Ксин Ферго, котолак на королевской службе, – она на мгновение задумалась, – командовал гвардией в то время, когда удочерил меня. Это после него я получила этот пост.

– А он?

– Ушел… – Она посмотрела куда-то в пространство.

– А почему ты, госпожа?.. – Он попытался замять предыдущий неудачный вопрос.

– Каприз его величества, – ответила она. – Король решил, что лучше иметь начальников стражи сверхъестественного происхождения, поскольку это удивительно успокаивающим образом действует на всех заговорщиков…

Карда на первый взгляд выглядела так же, как и всегда. Внешне ничего не изменилось за те почти две недели, что прошли после отъезда Мино. На улицах царило оживление, люди разговаривали, торговали, ссорились, а если и прерывали свои занятия, чтобы ответить на приветствие Мино или удивленно посмотреть на Ириан, то лишь из обычного любопытства, свойственного жителям небольшого городка. Жизнь здесь шла в ритме, не менявшемся в течение веков, даже тот необычный случай не смог его нарушить.

– Похоже, меня принимают за твою новую девушку, – сказала Ириан, когда они остановились у корчмы Хето.

– Такие уж они… – с горечью ответил Мино, соскакивая на землю, – известное дело, парень молодой, напился с горя, пережил утрату – и нашел себе новую. Обычное дело, не о чем говорить. Вскоре они вообще забудут, что у нас с Ридой что-то было! Эх…

– Приветствую!!! Приветствую, достопочтенные господа… – При виде Мино корчмарь неожиданно замолчал. – Это ты?!

– Я, я… – мрачно буркнул тот. – Пусти внутрь.

Они выбрали стол в самом дальнем углу, и Хето, не ожидая, пока его попросят, принес две кружки пива.

– Погоди. – Мино придержал его за рукав. – Садись и говори: что с Ридой?!

– А тебя это еще интересует? – Корчмарь бросил взгляд на сидевшую неподвижно Ириан.

– Да, еще интересует!

Хето помрачнел и неохотно проговорил:

– Тарес и Марон отправились на тот свет…

Горячая волна прокатилась по вискам и щекам парня.

– Рассказывай!

– Марона она прикончила в ночь после твоего отъезда. Он пытался защищаться, вооружил помощников и слуг. Ставни и двери на засовы заперли, но забыли про маленькое окошечко в нужнике. Там она его и ждала…

– Ее кто-нибудь видел?

– Нет, но тем, кто судью видел, наверное, на всю жизнь хватит. Весь был в крови, мозгах и собственном дерьме, – он глубоко вздохнул. – Она тише духа является. Никто точно так же ничего не заметил, когда она добралась до Тареса. Тот ее будто даже ждал. Слуг отпустил, все было открыто. Или спятил со страху, или настолько в справедливость верил…

– Во имя Рэха! – Мино даже вздрогнул.

– А потом она настигла господина Декело.

– Что, и Декело тоже труп?! – изумленно воскликнул Мино.

– Какой там труп… – корчмарь сплюнул под стол, – еще хуже! Она язык ему вырвала, а лицо вместе с глазами когтями разодрала. До сих пор лежит с такой раной ото лба до горла, что от одного вида свихнуться можно, и подыхает, в точности так, как она ему под виселицей пообещала…

– А Молино?

– Тот цел – все время в суде сидит, запершись на все засовы. Но от страха у него ум за разум зашел. Никого не пускает, а еду ему под дверь приносят. Только тогда он открывает и можно понять, что он еще жив.

– Другим она не вредит?

– Да оставь ты меня в покое! – неожиданно взорвался Хето. – Зачем мне о ней болтать?! Чтобы и ко мне пришла? Хватит! – он неожиданно встал и ушел обслужить только что пришедшего посетителя.

Ириан толкнула в плечо смотревшего вслед корчмарю Мино.

– Ничего не получится, – тихо сказала она.

– Как это? – Он побледнел, словно стена.

– Слишком много крови, зла. Ей понравилось убивать…

– А ты… – Дорога сблизила их настолько, что они успели перейти на менее официальное общение. – Ты ведь тоже убивала! – яростно прошептал он. – Разве нет?!

– Одного истребителя – да, – кивнула она. – Только это он на меня охотился, а не наоборот.

– А за что?

– Ни за что, упырих убивают просто потому, что они есть.

– Ты правда раньше ничего такого не делала? Не мстила?

– Некому было. Люди из моей деревни сожгли ту ведьму живьем, прежде чем.

– Вот видишь! – торжествующе прошипел Мино. – А за Риду никто ничего не сделал!

– Может, ты и прав, но…

– Послушай! – перебил он ее. – Мы с ней… Мои мать и отец погибли много лет назад. Пожар… Она была для меня всем! Неважно, что низкого происхождения. У меня нет родных, которые могли бы воспротивиться! Мы встречались, я уже копил деньги на свадьбу, она согласилась, она любила меня! Каждый раз, когда я ее спрашивал, оказывалось, что она чувствует то же самое что и я… Понимаешь?! Мы были созданы друг для друга! Это подтверждал каждый день, каждое мгновение вместе с ней! Впрочем… Не знаю, как тебе это объяснить. Взгляд ее глаз говорил все! И я должен теперь ее бросить? Ее, как бы половину меня самого? Когда Декело обвинил ее в том, что она тех ребятишек… Ведь это не она! Наверняка он сам, скотина! Он всегда считал их лишь мусором! Развлекся по-своему, и потом… суд. Нужно мне было развалить башку судьям, палачу, Декело, пусть даже всему городу, и забрать ее! А я пошел и надрался! Вместо того чтобы спасать! Сейчас у меня еще есть шанс… – Он замолчал и посмотрел на нее. – Если я встану перед ней и смогу ее убедить, чтобы она добровольно отказалась от мести и даровала Молино жизнь, – можно ли будет тогда снять заклятие? – спросил он.

– Если сможешь убедить… – повторила Ириан. – Да, в этом случае, с помощью какого-нибудь великого мага, возможно, и удастся это сделать.

Мино вскочил.

– Тогда идем к Молино!

– Подожди. А если она тебя забыла?

– Нет! Я мало что знаю о чудовищах, но уверен, что самые глубокие и самые сильные чувства нетронутыми проходят через смерть и Превращение.

– Так было со мной… – Она задумалась.

– Значит, и с Ридой тоже! Я должен ее лишь разбудить, напомнить… Ведь она при жизни любила меня как никто другой!

– Суть в том, чтобы ты успел это сделать. Иначе кончишь, как те… – Она встала и бросила на стол мелкую монету. – Идем!

После четверти часа отчаянного стука в окованную железом дверь они уже начали было раздумывать над тем, каким образом можно было бы ее выставить, но тут изнутри большого, наглухо запертого здания из почерневшего камня донесся шорох.

– Ухо-ди, ухо-ди… я не виноват… я не хотел тебя убивать… – раздалось жалобное, писклявое бормотание, напоминавшее собачье поскуливание.

Мино и его спутница беспомощно переглянулись. Если бы Ириан сейчас заговорила, она могла бы своим женским голосом до смерти перепугать судью. Если же Мино назвал бы свое имя, то, хотя и по несколько иной причине, последствия могли бы быть теми же самыми.

– Я знаю, что ты не виноват! – внезапно решился он. – И потому пришел тебе помочь!

– Кто т-ты?

– Мино Дерго! Я пришел, потому что знаю – ты не хотел ее смерти! – поспешно добавил он.

Ответом был тихий нервный смех.

– Это п-правда… – послышалось мгновение спустя.

– Истинная правда! Мы пришли спасти тебя от нее!

– К-кто м-мы?

– Здесь, со мной, – знаменитая волшебница, – пояснил Мино, молясь в душе, чтобы старик не вспомнил случайно какую-нибудь историю об Ириан, в которой упоминалось бы о ее зеленой вуали. – Она тебя защитит!

Наступила глухая, тяжелая тишина. Наконец щелкнул засов.

– Это п-правда? – снова послышался голос.

– Правда, святая правда! – повторил Мино. – Клянусь!

Тяжелая дверь приоткрылась, и в темной щели заблестели бегающие глаза обезумевшего человека.

– Впусти нас. Она больше не станет тебя преследовать.

– Х-хорошо…

Едва они вошли, Молино отчаянным движением всего тела резко навалился на ручку и с дьявольским грохотом захлопнул дверь, словно перед носом у кого-то третьего. Заскрежетали быстро задвигаемые засовы.

– А? – Худое, покрытое щетиной лицо судьи появилось в мигающем свете сальной свечи.

– Веди! Будем ждать.

Не оглядываясь, он послушно двинулся вперед и исчез за поворотом коридора. Заскрипела деревянная лестница. В это мгновение Ириан неожиданно наклонилась, ловко скинула сандалии и молниеносно на цыпочках отбежала куда-то в сторону. Мино, не глядя на нее, пошел за судьей, стараясь производить как можно больше шума. Девушка вскоре вернулась и поравнялась с ними столь неожиданно и тихо, что он даже испугался.

– Я ослабила щеколду на ставнях… – прошептала она, на ходу застегивая ремешки сандалий.

Ждавший наверху Молино ни о чем не догадался. Он провел их в комнату без окон, в которой держали преступников перед началом процесса. Мино посмотрел наверх. Там, на втором этаже, находился зал, где был вынесен приговор.

Они сели на тянувшиеся вдоль стен лавки. Мино и Ириан – рядом друг с другом, а Молино – с другой стороны, точно напротив. Все сидели неподвижно, но огромные тени, вызванные к жизни пламенем свечи, покачивались и дрожали в ритме тишины, царившей в этом мрачном здании, втором по величине после ратуши в Карде, маленькой столицы большого Каладена – провинции Суминора, края, в котором люди и демоны в течение полутора десятка веков вели нескончаемую борьбу не на жизнь, а на смерть, лишь временами пытаясь жить друг с другом в согласии.

Они ждали.

Свеча постепенно превратилась в робко мерцающий огарок, а тот, в свою очередь, сменился светящимся в темноте красным пятнышком. Темнота, однако, не наступила. Сквозь щели в массивных ставнях коридора, а оттуда через открытую дверь в комнату начал проникать мягкий, словно паутина, свет. Полнолуние уже миновало, но блеска выщербленного лунного диска хватало для глаз, привыкших к многочасовому бодрствованию, и для существа, полного силы после недавнего Превращения.

– Есть! – шепнула Ириан на ухо Мино. – Я ее чую…

– Как? – тихий вопрос остался без ответа.

– Идет.

Он напряг слух до предела, но лишь некоторое время спустя услышал приглушенный стук где-то внизу…

– Не-е-е-ет!!! – Молино с пронзительным воплем сорвался с места и метнулся к выходу.

– За ним! – крикнула Ириан.

Они не успели. Темнота с грохотом обрушилась на них, в замке заскрежетал ключ. Мино в отчаянии ударил плечом в запертую дверь раз, другой… пока тошнотворная боль не охватила его внутренности.

– Не могу!

– Отойди! – оттолкнула она его.

Последовал громкий удар, а затем пронзительный треск разрываемого дерева. Волна бледного света, а в ней – скорчившаяся на пороге Ириан.

– Как ты?!

– Не спрашивай! – прошипела она странно изменившимся голосом. – Иди, иначе не успеешь. Быстрее!

Больше не оглядываясь, с одной лишь мыслью, бившейся в висках, он сломя голову помчался вперед. Прямо! Направо! Куда?! Туда! Теперь лестница! Бегом! Еще немного! Сюда, в эту узкую дверь!

Он ворвался в зал заседаний через боковой проход – для преступников. Рида возвращалась сюда через главный вход… Молино, уставившийся в густую тень за порогом, вообще не заметил присутствия Мино.

– За что? За что-о… не меня! Это они-и-и!!! – эхом разнеслись по залу его причитания.

Маленькая и худая, но словно состоящая из узлов мышц и связок, фигурка бесшумно выскользнула из мрака. Плавно и быстро, будто плывя над самым полом, она двинулась к судье.

– Рида!

Чудовище замерло, а его голова с короткой округлой мордой, искривленной в жуткой усмешке, повернулась в сторону Мино и застыла в позе, характерной для висельника со сломанным позвоночником. Неподвижные, синевато поблескивавшие глаза смотрели, однако, куда-то поверх плеча парня, на что-то за его спиной. Но он этого не заметил…

«Она меня узнала!» – мелькнула радостная мысль в ошеломленном ужасом и отвращением мозгу. Он сделал шаг вперед.

– Ты-ы-ы!!! Ты-ы-ы!!! – в безумном истерическом вопле Молино зазвучала ярость. Дрожа всем телом, он отступал в сторону двери за судейским столом, ведшей в совещательную комнату.

– Ты, пада-а-аль!!! – пронзительно взвыл он. – Я убью тебя! Убью-у-у!!! – Он бросился бежать.

Висельница, словно огромная черная летучая мышь, метнулась следом.

– Рида! Рида, нет!!! – Мино преградил ей путь.

Она издала хриплый свист, словно он донесся из гортани придушенного человека. Черный ошейник из затянутой петли и свисающий с него растрепанный обрывок веревки. КЛЫКИ!!! Он инстинктивно прикрыл лицо рукой, прежде чем до него добрались сжимающиеся челюсти. Пронзительная боль от запястья до локтя. А потом на горле Мино сжались когти, с такой силой, что дыхание и крик мгновенно оборвались. Под черепом застучал тяжелый молот, перед глазами закружились темные пятна. Где-то рядом раздалось яростное змеиное шипение, и, прежде чем потерять сознание, он еще успел увидеть между собой и Ридой голову упырихи…

Это была Ириан! Со скоростью выпущенного из катапульты снаряда она набросилась на висельницу и оторвала ее косматые лапы от шеи Мино, который беспомощно свалился на пол. Мгновение спустя оба чудовища, сцепившись, с дьявольским визгом рухнули на ряды деревянных скамей, ломая их и разбрасывая.

Силы их были равны. Правда, пасть упырихи была больше и шире, но более сильные когти висельницы с легкостью разодрали защищавшую Ириан кольчугу и добрались до тела. Брызнула первая кровь, но отчаянно метавшийся клубок ни на миг не замедлил скорости, катаясь с яростным грохотом и треском по погруженному в глубокий полумрак залу.

Жестокая схватка казалась частью ночного кошмара. Помятый Мино уже немного пришел в себя и, смертельно бледный, опираясь на локоть правой, здоровой руки, смотрел на дерущихся тупым, полным отчаяния и недоверия взглядом.

Наконец опыт, разум и ловкость Ириан взяли верх над стихийной яростью и ненавистью Риды. Упыриха ослабила челюсти, выпустив размозженную морду противницы, и ловко выскользнула из ее захвата, усевшись на висельнице верхом. Блеснули и упали поднятые вверх когти.

Бормочущий хрип Риды внезапно затих, а сама она застыла, полностью парализованная. Точный удар, нанесенный когтями родственного существа, подействовал подобно осиновому колу или серебряному клинку.

Но это было еще не все. Следовало завершить начатое. Ириан, уже спокойно, наклонилась и вырвала только что пронзенный источник силы и жизни, после чего разорвала его на куски.

Яркая вспышка на мгновение осветила весь зал. Это освобожденный лунный свет покинул труп, что бы тут же рассеяться по углам и погаснуть. У ног упырихи остался лишь искалеченный труп юной девушки с признаками двухнедельного разложения.

Ириан подождала, пока исчезнут нанесенные ей раны. У сверхъестественных существ они, если не были смертельными, заживали почти сразу же. Вскоре ее окружил мягкий переливающийся туман. Она возвращалась в человеческий облик. То была привилегия, скрываемая в глубочайшей тайне от всех, за исключением короля и нескольких доверенных лиц, награда за то, что пять лет назад она встала на защиту жителей Катимы. Вопреки инстинкту, ведомая воспоминаниями, сохранившимися с того времени, когда она была еще жива, она убила преследовавшую их упыриху. В силу не исследованных доныне законов, правящих миром демонов и людей, она могла с тех пор черпать силу не только из луны, но и из солнца, а также по собственной воле свободно менять облик.

Быстрым шагом, вытирая платком пальцы, которые несколько мгновений назад были когтями, она подошла к неподвижно лежавшему Мино. Казалось, будто увиденное лишило его рассудка. Уставившись в какую-то точку на стене, он беззвучно шевелил губами.

– Я не разбудил ее… не разбудил… – послышался его лихорадочный шепот. – Не удалось…

– Нечего там было будить! – сухо ответила Ириан.

Он удивленно посмотрел на нее.

– Я любил ее. Так любил… Почему?

– В том-то все и дело, – проговорила Ириан, – для такой любви, как твоя, Рида вовсе не была тебе нужна.

– Что-о?.. – голос застрял у него в горле. – Что ты… гово… ришь?..

– Советую тебе на будущее оставить в покое живых и мертвых девиц! Вырезай их себе из камня или из бронзы. Такие легче и лучше меняют форму, которую ты для них придумаешь. Может быть, ты станешь великим художником и шишек на башке и синяков на шее соберешь наверняка меньше… Ты убедил себя в том, что любишь ее, и едва не поплатился за это жизнью. Ну, давай же! Вставай! – крикнула она, но в голосе ее теперь звучали более теплые нотки.

Она склонилась над ним и, не обращая внимания на выступающие из-под обрывков кольчуги груди, обняла его и помогла подняться. Они сели на одну из уцелевших скамеек.

– Тебе повезло… – Она осторожно подвернула разорванный и пропитавшийся кровью рукав его рубашки.

Он никак не реагировал, даже не зашипел от боли, когда она перевязывала его рану.

– Кости и мышцы целы, только кусок кожи выдран.

Будет большой шрам, но ничего страшного, – она встала.

– Куда-а… ты-ы?.. – лишь теперь он окончательно очнулся.

– Ведь нужно найти Молино! – Она направилась к двери, через которую убежал судья.

– Вуа-аль! – поспешно прохрипел он.

– Спасибо… – Красные глаза благодарно взглянули на него. Она нашла лежавшую возле стены вуаль и вышла.

Вернулась она почти сразу же.

– Сматываемся отсюда! – крикнула она. – Скорее! Старый дурак…

– Что с ним?

– Повесился!

 

СВИДЕТЕЛИ

Теплые солнечные лучи гладили щеки, нос и закрытые веки Мино. Рана на предплечье уже почти не докучала, если не считать легкого покалывания. Все его тело безвольно поддалось этой светлой, успокаивающей ласке. Кроме нее, он ничего больше не чувствовал. Черный провал в душе уже не болел, не жег. Он просто был там, как нечто само собой разумеющееся, и Мино мог бы безбоязненно мысленно дотронуться до него. Однако сейчас он предпочитал ни о чем не думать. Он хотел заснуть и растечься в лучах солнца, заливавших балкон в здании суда в Карде, где он теперь сидел, погруженный в ясную полуденную тишину.

Скрип досок и звук шагов Ириан заставили его открыть глаза. Она остановилась перед ним с листом пергамента в руке и оперлась на балюстраду.

– Послушай! – сказала она. – «Шестнадцатого дня месяца Коней, в пятый год Собаки, нами было произведено исследование трупа вомпера, убитого предыдущей ночью в лесу Ларим осиновым колом от руки крестьянина Фрето из деревни Дера. Внешний вид трупа – неразложившийся, невысохший. После вскрытия в груди обнаружено одно необычно больших размеров сердце, занимавшее место легких и соединенное жилой непосредственно с глоткой. Прочие внутренности отсутствуют. Подтверждаю: судья Марон». – Она закончила читать и добавила:

– Подпись Марона имеется.

Мино пожал плечами.

– И что с того? – фыркнул он. – У меня нет никакого желания слушать о всяких диковинках и чудовищах. Спасибо тебе за все, что для меня сделала, но теперь тебе незачем больше со мной возиться…

– Ничего ты не понимаешь! – со злостью прервала его Ириан. – Как ты думаешь, что я здесь делаю?

– По приказу короля временно замещаешь трагически погибших судей его величества, – скучным голосом процитировал Мино текст указа.

– А приехала я в эту дыру лишь оттого, что так захотелось одному дурному и без ума влюбленному сумасброду… Так ты думаешь?

– А что, нет? – Мино удивленно посмотрел на нее.

– Представь себе! Или ты полагаешь, что кто-то с такой должностью, как моя, может просто так, когда придет в голову фантазия, отправиться в провинцию с романтическим крестовым походом?

Недовольное выражение исчезло с лица Мино. Он встал с кресла и через изумрудную вуаль посмотрел в глаза Ириан.

– Тогда почему? – спросил он. – И при чем здесь вампир, который уже четыре года как мертв?

– Кто-то здесь развлекается магией, – ответила девушка. – А это означает, что Рида могла превратиться не только сама по себе.

– Как это? Ведь ты говорила?.. А «Закон Онно»?

– Эта поэма возникла в те времена, когда всего еще не знали. Не каждый невинно казненный человек обязательно превращается в чудовище. Разве что… – она сделала паузу, – ему поможет в этом чья-то злая воля и чары. Думаю, так же было и с Ридой!

Мино побледнел, тяжело сел и схватился за виски.

– Ничего не понимаю! – прохрипел он. – Объясни…

Ириан медленно свернула пергамент.

– Редрена особенно интересуют все преступления, совершенные с помощью магии. Уже несколько раз его пытались подобным способом лишить трона. Моя задача – охрана особы короля и безопасности Суминора. Я получила приказ досконально выяснить все, связанное с Ридой. Та история с вампиром подтверждает, что существует некто, в совершенстве знающий основы некро-креативной магии и использующий их в своих целях. Таких вампиров создают по заказу.

– Что-о?! – Мино остолбенел.

– А вот так, – усмехнулась Ириан. – Обычный вампир – это оживленный или анимированный труп. Он может быть подгнившим или высохшим, в зависимости от того, каким образом проходило разложение до Превращения. Когда он сосет кровь, то весь пропитывается ею, словно губка. Только таким образом он может поглотить содержащуюся в ней жизненную энергию. Большая ее часть, естественно, пропадает впустую. Другое дело, если человека, предназначенного для превращения в вампира, сначала умело убить, а потом соответствующим образом хирургически препарировать, например удалив ненужные кишки и легкие, глотку же подключив к сердцу, – и лишь затем наложить чары Превращения. Такая тварь уже не потеряет бес толку ни единой капли выпитой крови. Она будет сильнее, выносливее, и ей не повредит солнце. Защищенный от разложения мозг легко воспримет приказы и поддастся дрессировке. Для этого достаточно простого управляющего амулета. Много есть таких, кто заплатил бы приличную цену за послушного и держащего язык за зубами убийцу.

– Думаешь, и с Ридой было так же?

– Нет, тут речь шла о чем-то другом. Может быть, о том, чтобы замести следы?

– Какие?

– Об этом знал Декело.

– Он сдох так, как того и заслуживал. И ничего больше не скажет… – Мино мстительно усмехнулся.

– Ты читал документы процесса Риды?

– Нет.

– Жаль. Тогда бы ты узнал, отчего умерли сыновья Декело. Это были чары, замаскированные под обычную болезнь. Очень похожую на ту, с помощью которой умерщвляют людей при создании вампиров с большим сердцем… Думаю, кто-то сделал это для него.

– Отдать на смерть собственных детей?!

– Чему ты удивляешься, сам же говорил, что Декело был скотина каких мало.

– Но чтобы…

– В этом случае легче управлять действиями такого маленького чудовища, а отец остается вне всяких подозрений… Не понимаю, как можно было на такое пойти, но я дурная упыриха и не разбираюсь в извращениях высокорожденных.

– Не преувеличивай, – обиженно буркнул Мино.

– Извини. Дальше могло быть так: убийство всплыло, и нужно было спасать собственную шкуру. Декело обвинил Риду, а тот таинственный маг использовал ее после смерти и избавился от неудобного свидетеля, то есть Декело. Заодно и палач с судьями свое получили. Потом во все это вмешался ты со своими романтическими порывами.

– Я оказался дураком. – Он опустил голову.

– Влюбленным многое прощается, – уклончиво ответила Ириан. – Надеюсь, теперь ты перестанешь наконец страдать и поможешь мне, Я хочу заполучить этого чародея.

– Но сперва я перережу ему глотку! – прошипел парень.

– Лучше оставь это палачу. Ты мог бы резать чересчур быстро, а такие, как он, должны подыхать медленно. Идем. – Она отошла от балюстрады. – Нам нужно просмотреть много бумаг.

Они вошли внутрь и подошли к судейскому столу, на котором по приказу Ириан были сложены все судебные документы за последние десять лет. Часть лежала на полу, двух креслах и столике для писаря. Вокруг ощущался запах пыли и свежего дерева – поломанные во время драки скамейки уже заменили на новые. Мино поставил на место принесенное с балкона кресло третьего судьи, после чего внимательно огляделся вокруг. С той ночи прошло четыре дня, и за это время исчезли все следы поединка чудовищ. Пятна крови смыли, заменили дверь в помещении для преступников. Тела Молино и Риды сожгли. Мино при этом не присутствовал. Вне себя от горя, безразличный ко всему, он заперся у себя дома и сидел там до сегодняшнего утра, когда Ириан уговорила его прийти с ней сюда.

– Эти я уже смотрела, – показала она на кипу бумаг, – займись теми, в том углу…

– Что мы, собственно, ищем?

– Упоминания о чудовищах, чарах и делах, касавшихся Декело. – Она взяла лежавший сверху лист и бегло пробежала его глазами.

– Знаешь, – помолчав, сказала она, – если бы эти судьи хоть немного соображали или по крайней мере чаще разговаривали друг с другом, то до такого бы не дошло. Марон знал о вампире, но отнесся к нему как к теленку с двумя головами, подписал документ о вскрытии и забыл. Тарес, честный дурак, раскрыл убийство мальчиков, но не подумал о том, откуда простая горожанка могла знать столь сложные чары. Молино немного разбирался в магии, но слишком легко поддался влиянию тех двоих. До этого, например, они заставили его отказаться от расследования дела об исчезающих висельниках…

– О чем?

– О трупах с Холма Висельников. Молино заметил, что раз в два-три месяца куда-то пропадает труп одного из казненных. Из тела человека, умершего насильственной смертью, получают множество чародейских ингредиентов. Здесь, судя по количеству случаев, одного только висельничьего сала можно было вытопить столько, что всем магам в Суминоре хватило бы на десять лет. Однако Марон и Тарес решили, что виной всему вороны и дикие звери, и доклад Молино оказался в архиве. Недоучки-идиоты!

– Есть! – прервал ее Мино. – Иск против Декело. Шесть лет назад.

– Чей?

– А чтоб его! Это тот же самый крестьянин, что заколол вампира. Фрето из Деры. Дело о части поля и праве пользования пастбищем. Декело якобы подкупил землемера.

– Чем закончилось?

– Декело проиграл. Землемер отправился на дыбу.

– Ха! Значит, у Декело были причины наслать на Фрето кое-кого с длинными зубами. Интересно, почему ему не удалось?

– Здесь написано, что этот Фрето в молодости был подмастерьем у истребителей.

– И его наверняка выгнали, поскольку ученик оказался способнее мастера. Это на них похоже! Надо с ним поговорить, но как-нибудь потом. Теперь нам уже известно, что Декело знал этого чародея по крайней, мере пять лет. Должны быть какие-то свидетели.

– Или письма… – подсказал Мино.

– Я проверила, нет. Думаю, надо прогуляться на Холм Висельников.

– Почему туда? – недовольно поморщился Мино. – Лучше давай встретимся с тем крестьянином.

Ириан отрицательно покачала головой.

– Не знаю, – серьезно сказала она. – Предчувствие. Я чувствую, что там мы что-то найдем.

– Ну, раз так… – развел руками Мино. – А что с этим? – Он показал на груду бумаг.

– Пока оставим. Будет надо, еще покопаемся. Знаешь дорогу?

Мино содрогнулся.

– Может быть, не столь хорошо, как Рида, но достаточно… – холодно сказал он.

– Не хочешь вспоминать? – Вуаль Ириан сверкнула сочной зеленью. – Пойду с кем-нибудь другим, а ты возвращайся домой и пиши мрачные стихи. Или можешь себе вены перерезать…

– Хватит издеваться! – взорвался он. – Думаешь, такое легко забыть? Я не умею меняться, как ты. Я всего лишь человек!

Ириан вздрогнула. Какое-то мгновение Мино казалось, что она что-то скажет, но она лишь опустила голову и замолчала.

– Отведи меня туда, – наконец велела она.

Всю дорогу до вершины холма они не обменялись ни единым словом. Проторенной тропой они не пошли. Ириан уже с самого начала двинулась напрямик, через кусты и завалы каменных обломков. Несколько раз они натыкались на каменистые осыпи, отступали, петляли и карабкались, цепляясь за пучки травы. Никто не желал принять помощь от другого. Иногда Ириан делала вид, что не замечает протянутой к ней руки. В другой раз Мино упрямо обходил пригнутые к нему ветви и наскоро выкопанные девушкой импровизированные ступени. Она шла впереди, часто останавливаясь и прислушиваясь, он спешил за ней следом, все время размышляя над тем, зачем, собственно, это делает. Он чувствовал себя несколько глупо, но гнев и злость на Красноглазую полностью заглушили чувство вины. Он был сыт по горло ее колкостями и насмешками. Возможно, она поступала так для его же добра, чтобы вырвать его из отупения, но ее слова ранили, а она явно не умела отличить скальпель от мясницкого топора!

Дурное настроение исчезло, когда они оказались на вершине Холма Висельников. Здесь находилось место казни и одновременно кладбище преступников, не имевших права покоиться рядом с честными гражданами Суминора. На этом небольшом клочке каменистой земли давно, однако, не хватало места для новых могил, так что тела казненных обычно висели вплоть до полного разложения. Оставшиеся после ворон отбросы обычно убирали в сторону перед каждой очередной казнью. Черепа, ребра и высохшие руки и ноги производили впечатление чудовищных плодов обильно росших здесь деревьев.

Виселица из деревянных балок могла послужить для десяти осужденных сразу, и именно ее вид заставил Мино забыть о своей злости, сменившейся неподдельным изумлением. На веревке болтался свежий, двух-, может быть, трехдневный висельник. Мино посмотрел на него, на Ириан и снова на него. Нет, он не мог ошибиться! Этот тип с высунутым языком не мог появиться здесь до приезда Красноглазой из Катимы!

Ириан тоже была застигнута врасплох.

– Не понимаю… – удивленно сказала она. – Должны быть двое!

Мино почувствовал, как его челюсть отвисает все ниже и ниже. Девушка повернулась к нему.

– Ну, чего уставился?! Ты же знаешь, что я назначена временным судьей провинции Каладен. Сам мне сегодня об этом напомнил.

– НО..У – От обилия мыслей язык застрял у него в горле.

– Что «но»? Ко мне привели пойманных на тракте бандитов, так что я должна была делать? В Своде Законов черным по белому написано – либо колесование, либо петля. Колесование самой нужно было организовывать, а времени у меня не было. Так что я приказала повесить, поскольку сюда они могли прийти и без меня. Тадин говорил, что они сделали все как надо, так где же тот, второй, дьявол бы его побрал?

– А где ты взяла палача? – В голосе Мино звучало искреннее удивление.

– Этому пьянчужке Гамбо как раз на пиво не хватало, – раздраженно ответила она. – Ты что, ничего не понимаешь? Опять висельника украли!

– Не украли… – Мино посмотрел на перекладину и свисавший с нее обрывок веревки. – Если бы было так, веревка была бы перерезана. Она просто оборвалась.

– И он пошел домой, да?! – со злостью фыркнула Ириан. – Что за сумасшедшие места, даже простой разбойник не может гнить там, где его повесили! Один перегрызает веревку, другой обрывает… – Она устало присела на камень. – Что это?! – Она вскочила словно ошпаренная.

– Где?! – Мино машинально посмотрел на камень.

– Там… – она показала на заросли и внезапно застыла, – что-то есть!

По спине парня пробежал холодок. Ириан раздвинула ближние ветви. Инстинкт подсказал Мино посмотреть вверх. Он увидел обломок скалы величиной с человеческую голову, который завис в воздухе и мгновение спустя устремился вниз,

– Осторожно! – крикнул он, бросаясь к Красноглазой.

Послышался глухой удар и треск ломающихся костей. Камень ударился о землю в шаге от Ириан, раздробив фрагмент какого-то скелета. Над ними разлетелись еще два куска гранита, с треском столкнувшись друг с другом.

– Бежим! – Он потянул девушку за руку.

Под ноги им ударил град обломков и искр.

– Туда!!!

Сломя голову они помчались вниз по крутому склону. Очередной камень отлетел от небольшой скалы и пронесся над самым плечом парня, чуть зацепив ухо. Мино был солдатом. До знакомства с Ридой он три года прослужил младшим офицером во Втором легионе провинции Каладен, а до этого сражался с островитянами в битве под Диной, но никогда прежде ему не приходилось слышать о существовании столь скорострельной и меткой катапульты. Именно об этом он подумал, когда, избегая попадания, отскочил в сторону и с разгону пролетел через разросшийся колючий куст. На нем были кожаные куртка и штаны, но на мгновение ему показалось, что из-за колючек будут вырваны все волосы с ничем не прикрытой головы. Он споткнулся и растянулся на земле. Внизу он оказался с полным песка ртом и с ощущением, будто по нему пронесся табун лошадей. Ириан выглядела не лучше. За несколько последних минут она стала похожа на пугало, ставшее жертвой града. Лишь ее вуаль каким-то чудом осталась цела.

– Что это было? – пробормотал Мино, выплевывая, попавшую в рот траву.

– Не видел? Каменный дождь на вершине горы… – язвительно ответила она, пытаясь прикрыть грудь клочьями блузки. – Ну, не пялься!

– Это что, тот висельник? – Он посмотрел в сторону вершины.

– Не может быть. Ему было за что идти в петлю, а в таком случае ни один чародей не поможет. Здесь что-то другое.

– Другое? – удивленно повторил он. – Откуда ты знаешь?

Ириан задумалась и помрачнела.

– Такие, как я, нелюди… – она подчеркнула последнее слово, – умеют чуять друг друга на расстоянии. Мы называем это чутьем Присутствия.

– И потому ты знала о Риде еще до того, как можно было что-то услышать? – Мино не обратил внимания на слово «нелюдь». У него не было никакого желания обсуждать, кто она такая на самом деле.

– Да. И там, наверху, я тоже почувствовала нечто подобное. Видимо, я невольно ощутила этот зов еще раньше, в суде. Потому меня так сюда и тянуло. Жаль, что я сразу не сообразила!

Она справилась с чересчур любопытным соском и импровизированной заколкой из палочки соединила части разорванной ткани.

– Готово, – облегченно вздохнула она.

– Так расскажи же, наконец, что там было, – не выдержал Мино.

– Кто-то, для кого наш визит был нежелателен. Я никогда еще не встречала такого демона. Это наверняка был не вампир, или волколак, или висельник. Сейчас этого уже не проверить. Он дал нам понять, что мы оказались на его территории. Будет лучше, если больше мы там не появимся.

– Так это дело и оставишь?

– В этой стране, в лесах, в самых разнообразных урочищах и безлюдных местах прячутся тысячи сверхъестественных существ. Я не могу проверить каждое из них, имеет ли оно какое-то отношение к нашему делу. Это Присутствие я ощутила подсознательно, когда просматривала судебные бумаги. Я просто ошиблась. Мы зря потеряли несколько часов…

– А я – клок волос и хорошее настроение! – сердито прервал ее Мино. – Незачем было тащить меня за собой, да еще издеваться над моими воспоминаниями. Надо было подумать!

– Я хотела тебе помочь… – проговорила она с такой горечью, что весь гнев Мино мгновенно испарился. Смутившись, Ириан начала играть прядью своих растрепанных волос. – Я не хотела, чтобы тебя мучили мрачные мысли. Прости, что я была столь безучастна…

Он не знал, что ответить.

– Почему? Почему я? – Он сам удивился собственному вопросу.

– Я бы хотела, чтобы кто-нибудь когда-нибудь полюбил меня так, как ты – Риду, – тихо ответила она. – Идем, пора возвращаться! – Она быстро отвернулась.

Мино почувствовал, что тему разговора нужно сменить.

– Раз ты уже ощущала что-то в городе… – начал он, пытаясь пробиться сквозь нарастающий хаос собственных мыслей, – то почему ничего не заметила по дороге? Обязательно нужно было подниматься на самую вершину?

– До этого я не ощущала никаких признаков Присутствия. Только там, вдруг… Все это время он мог быть в спячке. Может быть, его пробудил наш разговор…

– И что теперь?

– Переоденемся, а потом разыщем того крестьянина из Деры.

– Зайдем сначала к Рикену, – предложил Мино. – Возьмем там какие-нибудь плащи, глупо показываться в городе в таком виде…

Они посмотрели друг на друга и впервые за этот день обменялись улыбками.

Он возникал. Послушный силе Онно, он воплощался в мертвую материю, заставляя ее подчиниться. Ее было мало. Очень мало. Всего лишь горсть, но этого было достаточно, чтобы вместить всю его ненависть. Он начал существовать. Ощутил боль и сухость. Забился в конвульсиях. Он уже страдал, но еще не мог ничего сделать. Он не имел ни формы, ни размеров, а ненависть и жажда мести безумствовали в бестелесном вихре, которым он был. Сущность! Он получил ее, и в то же мгновение его сотряс дикий хохот. О, ничтожные глупцы! Они считали, что смогут его остановить. Никогда! Никогда! Он почувствовал голод. Едва осознав это, он сразу же стал бездонной пропастью, готовой убивать, жаждущей жизненной энергии. Высосать ее из мозга, из крови! Быстрее! Сейчас же! Немедленно! Он рванулся на поиски жертвы, и тут его сдавили могучие клещи чьей-то воли.

– Будь послушен! – Этот приказ подавил всяческое сопротивление. Он стал покорным, словно пес.

– Иди! – Чужая воля подтолкнула его в избранном ею направлении.

Он сполз с остатков костра, на котором сгорел его труп, и взмыл вверх. Для смотревшего со стороны он был лишь облаком подхваченного ветром пепла. Он поплыл над землей.

– Так, хорошо…

Похвалы не требовалось. Он уже знал, что его цель – живое тело, полное текущей в жилах энергии. И сочный от мыслей мозг. Больше в никаких указаниях он не нуждался. Расстояние сокращалось.

Возница обратил внимание на беспокойное ржание лошади. Натянув поводья, он спрыгнул на землю. Достав из-под скамейки острый осиновый кол, он замер, вслушиваясь в предвечернюю тишину…

Он мчался словно одержимый, отталкиваясь от деревьев и кустов. Безумная жажда жгла его, подобно раскаленному железу. Уже близко! Звуки реального мира он воспринимал как приглушенный бормочущий шепот, зато страх слышался чисто и звонко, словно звук колокола. Ужас, охвативший животное, его не интересовал. Ему нужен был человек. Тот пытался уйти от него, но повозка, которую рванула с места понесшая лошадь, сбила его с ног и повалила на землю. Звенящий ужас, заполнивший мозг несчастного, стал знаком к началу пиршества. Он присосался к жертве и начал жадно поглощать – силу, память, сознание, обезумевшие эмоции и еще содрогающиеся мысли. Однако голод его не ослабевал, и это доводило его до бешенства. С еще большей яростью он пытался выдавить из жертвы каждую каплю жизненной энергии. Удовлетворение, однако, не наступало. Разочарованный и разъяренный, он наконец отшвырнул пустую оболочку и начал искать следы другого человеческого существа. И тогда им снова овладела чужая воля.

– Достаточно. Это было испытание. Иди сюда.

Он послушно устремился на зов. Спустя какое-то время, не имевшее дли него никакого значения, он добрался до нужного места.

– Здесь ты отдохнешь… – Он ощутил мягкое прикосновение теплого пепла. Его охватила сонная легкость.

– Будешь ждать, – успел он еще услышать, прежде чем раствориться в небытии.

Когда они въехали в деревню, их крайне удивило царившее там волнение. Люди выходили из домов, переговаривались, прерывали свои обычные вечерние занятия. Все шли в сторону одного из дворов и собирались на дороге перед ним. Из дома доносился женский плач. Мино наклонился и придержал за плечо проходившего мимо крестьянина.

– Что здесь происходит?

– Фрето из лесу привезли.

– Что?! – Ириан даже подпрыгнула в седле.

– Идем туда! – Ее спутник поторопил коня. – Эй, с дороги! С дороги!

Они поспешно протолкались сквозь толпу и, привязав лошадей у забора, вошли во двор.

– Я – судья из Карды! – громко объявила Красноглазая. – Прибыла от имени короля!

Шум утих, все взгляды обратились к ней.

– Я хочу знать, что здесь произошло?

Из дома вышла молодая заплаканная женщина и беспомощно посмотрела на Ириан.

– Входите, госпожа, и увидите… – жалобно произнесла она.

В доме на постели лежал скорчившись сморщенный старик, который, пуская слюни, сосал большой палец правой руки. Рядом, у стены, стояли двое с шапками в руках. Из-за дверей доносилось тихое всхлипывание.

– К счастью, это не он, наверное, это его отец… – прошептал Мино.

Красноглазая отрицательно покачала головой.

– Кто этот человек? – спросила она.

– Мой муж, госпожа, Фрето, – жалобно всхлипнула женщина, а крестьяне торопливо кивнули. Мино лишь теперь заметил, что у старика целы все зубы.

– Сколько ему лет? – продолжала Ириан.

– Весной тридцать четыре исполнилось…

Мино тихо застонал и недоверчиво посмотрел на Красноглазую. Та, однако, не обратила на него внимания.

– Что с ним?

Женщина, вместо того чтобы ответить, разразилась громкими рыданиями. Один из крестьян сделал шаг вперед.

– Мы не знаем, госпожа, мы только крик услышали, прибежали, а он уже так вот лежал. Трудно было его узнать. Потом сюда привезли. Должно быть, полудницу встретил…

Ириан махнула рукой и склонилась над несчастным.

– Он стареет на глазах… – Она коснулась подушки, покрытой слоем выпавших волос. – Жизнь вытекает из него, словно кровь из раны, – добавила она. – Он говорил что-нибудь?

– Где там! – отозвался второй крестьянин. – Словно годовалое дитя что-то там лепетал, а теперь и того нет. Он уже глухой и слепой.

– Знахарка! Знахарка! – послышалось во дворе.

Жена умирающего вскочила и подбежала к двери.

Мгновение спустя на пороге появилась пожилая седая женщина в буром, покрытом заплатами плаще.

– Спасите, мать, помогите! – Хозяйка припала к руке вошедшей.

– Чем могу, помогу, – надменно буркнула знахарка и подошла к постели. Ей хватило одного лишь взгляда. – Здесь мне ничего не сделать. – Она повернулась и направилась к выходу. – Еще до рассвета остынет.

Жена Фрето, рыдая, бросилась к ее ногам.

– Не уходите! Не бросайте! Может, какое-нибудь зелье поможет?

– Зелье – для тела, а у него душа разорвана. Я ее сшивать не умею. Тебе нужен новый мужик! Ты молодая, вся жизнь впереди. Поплачь лучше как следует. – Она обогнула скорчившуюся на полу женщину и вышла.

Ириан толкнула Мино локтем и многозначительно посмотрела вслед старухе. Они догнали ее, когда она выходила из калитки.

– На нашей стороне закон и королевская воля, – начала Красноглазая. – Говори, женщина, все, что знаешь.

– Я чарами не забавляюсь, – со злостью фыркнула та. – Мое дело – болезни и раны. Каждый вам это скажет.

– Но что это чары, ты узнала? – подхватила Ириан.

Мино отвязал лошадей и, держа их под уздцы, двинулся следом. Люди начали расходиться по домам.

– Что я, совсем дура?! Известно, только нечисть могла такое с человеком сотворить.

– Какая нечисть?

– Летун, не кто иной, – сказала старуха. – Доигрался, бедняга…

– То есть?

– Фрето такой уж был, ни одной твари дорогу не уступал. Видимо, на кого-то посильнее себя нарвался…

– Но кто мог эту тварь на него напустить?

– Может, сама по себе?

– Не крути, женщина, иначе в другом месте поговорим! Кто в этих краях умеет трупы оживлять? Не ты ли?

Старуха насмешливо улыбнулась.

– Врать не стану. Что надо – знаю, слова там всякие, знаки, но никогда не пробовала. На что мне такие хлопоты? Пусть уж лучше люди меня уважают, а не проклинают. В тайне подобное все равно долго не сохранишь.

– Тогда кто?!

– Четверть века назад жил тут один такой, что хотел выше всех стать. Способный был, любую тварь мог усмирить, так что и с летуном наверняка бы справился. Но его поймали на каком-то пустяке и у позорного столба выпороли. С тех пор никто его не видел.

– Как его звали?

– Тагеро, госпожа, но зачем тебе? Если он жив, сто раз мог имя поменять.

– Не твое дело. А прозывали его как?

– Принцем, поскольку он все время с таким гордым видом ходил. Из-за этого много смеха было, когда палач ему штаны спустил. Люди пальцами на Принцеву задницу показывали. – Она захихикала.

– В последнее время никто о нем ничего не слышал?

– Что, мол, якобы с его помощью та девица с виселицы слезла? – догадалась старуха и искоса посмотрела на Мино. – Нет, таких разговоров не было. Ни раньше, ни потом.

– Люди все время что-то болтают, а сейчас ничего? Не странно?

– У них других дел хватает… – Знахарка искривила губы в похожей на улыбку гримасе и снова посмотрела на Мино. – Песни о молодом рыцаре слагают, который любимую свою к жизни вернуть хотел…

– Слишком много знаешь, – отозвался молодой человек, глядя в сторону, на придорожные кусты, уже исчезающие в ночном мраке.

– У кого есть глаза и уши – тот знает, – уклончиво ответила старуха. – Если что услышу, дам знать. Мне пора!

Она внезапно свернула и, прежде чем они успели заметить, скрылась в темноте. Ириан удержала Мино, который хотел броситься за ней.

– Многое я пережила, но никогда еще с упырихой столь вежливо не беседовала! – послышалось в кустах, а затем последовал издевательский смех.

Щеки Красноглазой потемнели.

– Думай, что говоришь! – с яростью крикнула она ей вслед.

– Нужно было ее задержать, – буркнул Мино.

– У нас нет хорошего палача, а без пыток ничего больше из нее не вытянуть. – Она махнула рукой. – Лучше уж по-хорошему. Впрочем, кое-что она ведь все-таки сказала… – Ириан задумалась. – Возвращаемся в суд! Бумаги ждут!

Они вскочили в седла, и вскоре топот копыт затих в холодном воздухе.

Знахарка перестала смеяться и двинулась в обратный путь. На небе густые тучи закрывали звезды и лунный серп, так что здесь, в лесу, было темнее, чем на дне чернильницы. Это ей, однако, не мешало. Дорогу она знала наизусть, а место для дома выбрала там, где сама природа даже в самые темные ночи давала достаточно света. Фосфоресцирующее мерцание, просачивавшееся меж стволов и ветвей, безошибочно указывало направление. Источником его была поляна, усеянная сотнями гниющих пней, вокруг которых скопилось множество светящейся трухи, образовывавшей мерцающую мозаику бледно-зеленых пятен разной величины и формы. Холодное призрачное сияние заполняло все пространство, резко контрастируя с черными полосами росших вокруг деревьев, и бесформенным очертанием хижины, крыша которой тоже была отмечена бледно светящимися знаками гнили и разложения.

В нескольких шагах от порога кто-то стоял. Женщина подошла ближе. Это был мальчик лет десяти.

– Что ты тут делаешь, малыш? Заблудился? – удивленно спросила она.

Мальчик утвердительно кивнул.

– Ничего, не бойся, сейчас дам тебе поесть.

Мальчик снова молча кивнул.

– Ты что, немой? – Женщина ощутила некоторое беспокойство. Она протянула руку, чтобы коснуться его щеки.

Когда до нее дошло, что это труп, было уже поздно. Пара маленьких рук вцепилась в нее с силой взрослого мужчины, а длинные острые клыки вонзились в мышцы ниже локтя.

Пронзительный крик наполнил ужасом лесную тишину. Старуха отчаянно дернулась, но не сумела вырваться. Резкая боль пронзила ее до кости. Не владея собой, она судорожно изогнулась, споткнулась и упала. Вампир полетел за ней, не ослабляя захвата челюстей. Она пыталась защищаться. Пытаясь на ощупь отыскать что-либо тяжелое, она наткнулась рукой на кусок трухи и машинально размазала ее по лбу чудовища. Волосы его засияли мертвенным блеском. Он уселся на нее верхом и, нащупав горло, отпустил беспомощную руку. Откинув ее голову назад, он склонился над незащищенной гортанью.

Серебряный браслет соскользнул с запястья и неожиданно оказался в руке женщины. Пальцы схватили металлическое кольцо, словно кастет. Она нанесла удар. Вампир коротко заскулил и отшатнулся. Он пытался поймать бьющую его руку, но безуспешно. Обезумев от отчаяния, она яростно колотила его, безумно воя и плюясь белой пеной. После каждого удара на коже вампира вспыхивал голубой огонек. Теперь уже он извивался от боли, выл и хрипел, пока в конце концов не выдержал и, заплакав, словно маленький ребенок, отскочил в сторону. Женщина вскочила и с криком побежала к хижине. Вампир, однако, не собирался сдаваться. Он бросился за ней и, настигнув на пороге, вцепился в ногу, раскрыв зубастую пасть возле ее бедра. Последним усилием она впихнула ему браслет в горло и оттолкнула задыхающегося противника. Ворвавшись в хижину, она задвинула засов и, тяжело дыша, оперлась спиной о дверь.

Она закрыла глаза…

Волна неизмеримого облегчения – и тут же страшная боль. Кто-то укусил ее в живот! Здесь был второй!!! Ослепительная вспышка взорвалась в мозгу старой женщины. Резко треснула вырванная снаружи ставня. Хижина заполнилась грохотом и предсмертным воплем ужаса. Раздался жуткий хохот. Ноги жертвы застучали пятками о земляной пол. Хруст сокрушаемой гортани прервал безумный крик, сменившийся судорожным бульканьем. Потом стихло и оно. Единственным звуком осталось лишь лихорадочное чавканье.

Облако тумана выплыло между деревьев на поляну и притушило фосфоресцирующее свечение. Темнота сгустилась сильнее. Очертания хижины размылись и исчезли в клубах серой влаги.

 

ОБИТАТЕЛЬ ХОЛМА

До Карды они добрались поздно, и ворота были уже закрыты. Десятника Тадина сегодня на посту не было, и возник скандал, так как стражники отказались опустить мост. Они уступили, лишь когда Красноглазая пригрозила, что сейчас сменит облик, взберется по стене и лично посчитается с проявившими излишнее усердие солдатами. Слава ее уже успела обойти весь город, так что ей не потребовалось объяснять, в чем именно будет заключаться ее расправа. Солдаты с жаром взялись за дело, и четверть часа спустя Ириан и Мино стояли у здания суда. В зале заседаний горел свет.

– Что такое? – удивилась Красноглазая. – Кто там?

Они тихо вошли внутрь.

– Разделимся. Ты иди через главный вход, а я через боковой, – вполголоса велела Ириан. – Давай!

Они наперегонки помчались по лестнице. На втором этаже они свернули в разные стороны, и ступени заскрипели под их сапогами.

Мино на бегу вытащил меч и ворвался в зал, изготовившись к бою. Одновременно в проеме коридора для преступников блеснули когти упырихи. Темноволосый мужчина в черном, украшенном серебряными заклепками камзоле не спеша отложил какой-то документ.

– Спокойно, – весело сказал он. – Думаете, если бы я когда-либо позволил себя поймать, то сделал бы это столь глупо?

– Родмин? – Ириан в замешательстве спрятала руки за спину. Мино опустил оружие. Оба подошли ближе.

– Познакомьтесь… Мино Дерго, бывший жених Риды… Родмин Теро, придворный маг его величества… – представила их друг другу девушка.

Они обменялись рукопожатием.

– Что тебя привело сюда, Род? – спросила Ириан.

– Я должен тебе помочь. Это приказ Редрена. Похоже, я появился как раз вовремя…

– Случилось что-то, о чем мы не знаем? – Красноглазая подняла голову.

– Увы. Я добрался сюда после полудня, расспросил обо всем и еще до вечера велел отвести меня туда, где сожгли тела тех двоих. В пепле от костра я не нашел кусочков костей судьи. Понимаешь, что это значит?

– Может, кто-то забрал?

– Нет, я проверил, никто этого не делал. Я также узнал, что после того как разожгли костер, в огонь не бросили пучка травы Второй Смерти. Как ты могла такое допустить?

– Я никогда об этом не слышала… – удивленно посмотрела на него Ириан.

– Как это?! Ведь я тебе говорил!

– Не говорил… Никогда…

– Что?! – Он повысил голос. – Клянусь головой, говорил!

– В самом деле нет! Я никогда ничего не забываю! – взорвалась она.

Мино с усилием превозмог сухость во рту.

– Перестаньте!!! Что с Ридой?! – крикнул он срывающимся голосом.

Те опомнились.

– За нее можешь быть спокоен, – медленно проговорил маг. – Умирают самое большее дважды.

Молодой человек тяжело вздохнул.

– Я должен был позаботиться о похоронах…

– Еще ничего не потеряно. Вон, та жестянка на подоконнике! – показал Родмин.

Мино вздрогнул, словно ужаленный осой. Лицо его посерело.

– Хватит, а то сейчас мы друг друга поубиваем! – воскликнула Ириан. – Поговорим спокойно. Что могло возникнуть из тех останков?

– Воздушная нечисть, именуемая также летуном.

– !!!

– По вашим лицам вижу, что вы уже кое-что об этом знаете?

– Человека, с которым мы хотели сегодня поговорить, летун превратил во впавшего в детство старика.

Родмин покачал головой.

– И ты уверен, что… – снова начала Красноглазая.

– Хочешь, чтобы мы поссорились?

– Ну ладно, оставим это, что случилось – то случилось.

– Что дальше? – спросил Мино.

Ириан подошла к столу с бумагами.

– Мы знаем, что тот, кого мы ищем, якобы был выпорот на площади двадцать пять лет назад. Может быть, двумя годами раньше или позже. Нужно найти этот приговор.

– Девочка, да ты с ума сошла! – простонал Родмин. – Карда – столица провинции. Здесь судили преступников с одной трети Суминора. По крайней мере раз в неделю кого-то вешали, а у позорного столба за это время могли стоять тысячи!

– Ничего не поделаешь, – ответила Красноглазая, – сегодня нам придется отказаться от сна! И если потребуется, завтра тоже…

Они принялись за работу. Прежде всего выяснилось, что не велось никакого отдельного списка наказанных перед кардийской ратушей. Приговоры складывались просто в том порядке, в каком они выносились, и подобных друг другу никто никогда не пытался собрать вместе. Так, например, рядом с приговором пойманному на месте преступления скотоложцу соседствовало постановление о принесении извинений сброшенной с лестницы теще. К тому же Ириан успела до этого привести более новые документы в такой беспорядок, что они могли бы проторчать здесь до зимы. Пришлось начать с наведения порядка, затем бумаги перетащили в противоположный конец зала и лишь затем взялись за раскопки. Сразу же стало весело.

– «Мино Дерго, дворянин…» – прочитала вслух Ириан, давясь от смеха, – тут стерто… «…лет, за кражу груш из сада горожанина Телино. Десять розог и два часа у позорного столба. Учитывая возраст и титул осужденного, запрещается бросать в него камнями и кошками…» Подпись: Тарес. Так сколько тебе тогда было лет? – рассмеялась девушка.

– Шесть… – буркнул Мино.

– Судья, видимо, решил, что благородное происхождение обязывает, а? – поддел его Родмин.

Парень внимательно изучал какой-то документ.

– Угу… Второй был сыном крестьянина и получил вдвое меньше… – смущенно ответил он.

– Все верно. Тот здесь тоже есть. То же самое дело, – подтвердила Ириан, бросая взгляд на следующую страницу. – Жаль, что я не родилась в этом городе. Может быть, сейчас читала бы свидетельство о собственной смерти… – Она неожиданно помрачнела.

Родмин и Мино замолчали.

Дальнейшая работа шла уже не столь легко и приятно. Принесенные из судебного подвала кипы приговоров походили на большие бесформенные кирпичи, облепленные толстым слоем пыли и мышиного дерьма. Документы хранили плотно спрессованными, благодаря чему в большинстве случаев пострадали лишь поля. Однако под влиянием давления и влажности некоторые бумаги и пергаменты склеились и их приходилось очень осторожно разделять. Это занимало так много времени, что до завтрака, на который они пошли к Хето, удалось просмотреть чуть больше трети судебных решений.

Завтрак прервал Тадин, вошедший вместе с двумя стражниками.

– Госпожа, прости, что помешал, но снова какая-та тварь орудует в наших краях. В деревне Дера… – сказал он, понизив голос.

– Это я уже знаю, – махнула рукой Красноглазая.

– Это еще не все, тамошняя бабка-знахарка…

Все трое как по команде отложили куски хлеба.

– Что с ней? – спросила Ириан.

– Мертва, загрызена. – Десятник подошел к ним и наклонился над столом. – Ее нашли женщины, пришедшие за зельями. Я не хотел отнимать времени у вашего благородия и потому пошел туда сам с солдатами и медиком. Он говорит, что это скорее всего вомпер. Хочешь увидеть тело, госпожа? Мы привезли…

– Нет, сожгите ее, а в огонь бросьте… что? – Она вопросительно посмотрела на Родмина.

– Могильный плющ, или черный вьюнок, – кажется, так это у вас называется? – сказал маг. – Не меньше трех горстей!

Тадин поклонился, и они вышли. Ириан встала.

– Это был наш последний свидетель, – взволнованно сказала она. – Теперь эти бумаги – наш единственный шанс. Нет времени, возвращаемся в суд!

Они без возражений оставили еду и пошли за ней. За работой они уже не старались быть столь осторожными, как прежде. Склеившиеся документы разрывали, едва поняв, что в них нет ничего важного. Груда обрывков росла от часа к часу. На обед они не пошли. Чтобы не потерять ясности мыслей, Родмин и Мино начали жевать кусочки какого-то принесенного магом корня. Лишь вечером Ириан, без конца бормотавшая под нос: «Тагеро, Тагеро…», внезапно встала с кресла.

– Есть! – воскликнула она.

– Читай… – Мино протер слезящиеся глаза. Родмин замер.

– «Тагеро по прозвищу Принц, житель города Карда, сын портного Молсто и его же подмастерье, двадцать один год. За вскрытие могилы и попытку чародейского осквернения тела достопочтенной госпожи Миремис приговаривается к восемнадцати часам у позорного столба и к семидесяти розгам, трижды через каждые шесть часов. Подпись: судья его величества короля Тертрида V, Молино». Есть еще дата… – Она посмотрела внимательнее. – Это было двадцать шесть лет назад.

– И это все? – удивился Мино.

– К сожалению, да, – вздохнула Красноглазая.

Наступила глухая тишина. Они продолжали сидеть, усталые и разочарованные.

– Ну-ка! – вдруг подал голос Родмин. – Покажи-ка мне это!

Ириан пододвинула к нему бумажный кирпич.

– Посмотрим еще, что снизу… – Он потянулся к стилету. Лезвие, приставленное к пачке страниц, вошло в нее на половину длины.

– О, чтоб тебя! – прошипел он. – Мыши себе внутри гнездо выгрызли! Слишком слабо было сжато… – Он осторожно оторвал часть страницы с приговором Тагеро. – Ну вот, пожалуйста, у него был сообщник! Совсем как у Мино… – усмехнулся он и принялся за дело.

Он работал медленно, а остальные двое напряженно следили за его действиями. Наконец в руках мага оказался сильно порванный фрагмент документа.

– Совсем загадили… – пробормотал он. – Эта пачка, видимо, лежала вверх ногами! Еще немного, и от обоих приговоров ничего бы не осталось.

– Ну, читай! – нетерпеливо сказала Ириан.

– «…тель… рода… Карда… помощь… могилы… достопочтенной госпожи Миремис …дцать часов у позорного столба и шестьдесят розог. Подпись: …дья …го … ства …лино».

Девушка посмотрела через его плечо. В верхней части приговора, там, где должны были быть имя и профессия осужденного, зияла рваная дыра.

– Это конец, – голос ее дрогнул.

– Еще нет, – ответил Родмин. – Это рукопись, а рукописи неуничтожимы.

– Не понимаю…

– Сейчас увидите… – Маг отодвинул кипу бумаг и аккуратно развернул остатки приговора. Из кармана он достал небольшой молочно-белый цилиндр и, коснувшись им губ, произнес несколько тихих слов. – Внимание! Не прозевайте.

Он провел магическим предметом по документу в том месте, где когда-то находились самые существенные сведения. Прогрызенная мышами дыра мгновенно заполнилась белым светом. Затем вспыхнули ряды ярко-голубых букв. Это продолжалось недолго, но этого было достаточно.

– «Мефто, местный могильщик…»! – громко прочитал Мино и добавил: – Я его знаю. Он живет за городом, возле кладбища.

– Наконец-то! – облегченно вздохнула Ириан.

Родмин спрятал цилиндр.

– Каждый предмет, созданный рукой человека, обладает душой. Ее же, в случае необходимости, можно призвать, – объяснил он и поскреб затылок.

– Немедленно едем к этому человеку, – заявила. Красноглазая. – На этот раз я не хочу, чтобы меня опередили! Если он еще жив… – внезапно пробормотала она.

– От старости он наверняка не умер, – ответил Мино, – в остальном не ручаюсь.

– В путь! – Она направилась к двери.

– Подождите! – остановил их Родмин и, порывшись в лежавшей под столом сумке, подал им два амулета. Это были кусочки гематита, отполированные до металлического блеска.

– Возьмите. Летуны этого не любят.

– Дай ему. – Ириан показала на Мино. – Я обойдусь.

– Не будь столь самоуверенной! – упрекнул ее маг. – Когтями ты не растерзаешь того, кто на самом деле лишь прах. Держи!

– А ты не идешь с нами? – спросила она, беря талисман.

– Нет. Нужно придумать какой-нибудь способ против этого проклятого облака пепла и пыли. – Маг подошел к окнам и начал их закрывать.

– Тогда до свидания! – Они выбежали из зала.

Улочки Карды утопали в вечернем мраке, которого не рассеивал падавший из окон домов тусклый свет свечей и масляных фонарей. На этот раз проблем с проездом через ворота не было.

– Ну, где это кладбище? – спросила Ириан, когда они выбрались из города.

– За лесом, полчаса пути отсюда. Езжай за мной! – крикнул Мино.

Когда четверть часа спустя они оказались среди первых деревьев, Красноглазая приподнялась на стременах.

– Поспешим, я чую чье-то присутствие! – закричала она.

Сегодня было несколько светлее, чем прошлой ночью. Можно было разглядеть дорогу между стенами черных стволов. Они ехали быстро. Мино впереди, за ним сосредоточенная, настороженная и все более обеспокоенная Ириан.

– Мино-о!!! Осто… – внезапно услышал он ее крик.

Он оглянулся и в то же мгновение вылетел из седла, словно из катапульты.

Ударившись о землю, он инстинктивно сжался и скатился в придорожную канаву. Ржание раздалось одновременно со звуком падения. Ошеломленный Мино встал и огляделся вокруг. Посреди дороги стоял маленький мальчик. Перепуганный конь встал над малышом на дыбы. Тот, не колеблясь, схватил животное за передние ноги и легко, словно собаку, отбросил в сторону. Мино показалось, что все это ему снится. Конь с пронзительным ржанием рухнул на спину в росшие на обочине заросли.

– Осторожно, это вампир! – крикнула Ириан, спрыгивая со своей лошади, которая тоже обезумела. В полете Ириан сменила облик. Второй мальчик, постарше, выбежал из леса и с кваканьем двинулся к ней. Упыриха протяжно зашипела.

Первый чудовищный малыш был уже в трех шагах от Мино. При виде его лица глаза парня удивленно расширились.

– Телин? – вырвалось у него.

Удар в живот лишил Мино дыхания, и он согнулся пополам. Следующий удар, в лицо, отбросил парня далеко назад. Он упал на спину, разбросав руки. Ириан оттолкнула своего противника и несколькими пинками отогнала от Мино второго. Парень поднялся и, пошатываясь, вытащил меч.

«Железо убивает лишь один раз, оно не поможет…» – мелькнуло у него в голове. Другого оружия у него, однако, не было.

Вампиры напали снова. Тот, что побольше, не пытался укусить упыриху, видимо чувствуя, что ее кровь для него – смертельный яд. Он старался лишь придержать и обездвижить Красноглазую, чтобы младший его брат мог беспрепятственно покончить с Мино. Лишь потом пришла бы очередь Ириан. Они не спешили. Время не имело для них значения. Вчера они насытились, так что сегодня у них было достаточно сил для долгой борьбы.

Клинок пронзил туловище маленького чудовища, не причинив ему никакого вреда. Рана мгновенно затянулась. Сталь не могла вступить в контакт с насыщенным силой Онно телом демона.

«Серебро! Серебро! Или хотя бы немного меди!» – билась мысль в голове молодого человека. Есть! Ведь у него была серебряная пряжка на поясе! Едва не распоров себе живот, он провел по ней лезвием меча. Частички темного металла осели на краю клинка. Удар! Вампир с воплем отскочил, словно его хлестнули бичом. Подействовало! Боль, которую причинил ему Мино, заставила тварь его уважать. Шансы несколько выровнялись. Парень снова посеребрил лезвие своего оружия.

Ириан упорно пыталась убить дерущееся с ней чудовище. Тот, однако, был сильнее ее, столь же ловок и не столь безмозгл, как Рида. Их драка скорее напоминала спортивную борьбу, чем поединок не на жизнь, а на смерть. В конце концов они налетели на поленницу дров, которая рассыпалась, подсекая ноги Красноглазой, она рухнула на них спиной, потащив за собой противника. Несколько мгновений они отчаянно пытались встать, теряя равновесие на катящихся поленьях, пока в конце концов не угодили между стволов раздвоенного дерева, о которое поленница опиралась. Еще миг, и они окончательно там застряли. Именно это и нужно было вампиру. Он сильнее придушил бессильно шипевшую упыриху и замер.

К ним двинулся второй, до этого лишь круживший вокруг Мино. Не обращая внимания на сверкающий серебром клинок, он прыгнул к горлу парня. Тот поспешно попятился и в очередной раз провел мечом по пряжке на поясе. Глубоко надрезанная пряжка на этот раз не выдержала и распалась надвое. У Мино свалились штаны.

«Глупо так погибать…» – подумал он. Он лежал на земле, а вампир сидел верхом у него на груди. Сверхъестественно сильный противник с легкостью обездвижил парня и захихикал. Чавкая и чмокая, он приблизил губы к шее побежденного. Мино подумал о Риде… Гаденыш замер, не закончив движения. Потом обмяк и мягко свалился набок. Мино медленно открыл глаза, не в силах поверить в происшедшее, отодвинул от себя неподвижное тело и сел. Перед ним на расстоянии вытянутой руки висела в воздухе голова огромного змея. Глаза его испускали мягкий зеленый свет, а тело исчезало в зарослях. Можно было заметить лишь неясные очертания могучих колец. Неподвижный, нереальный, он казался предсмертным видением, творением гибнущего воображения. Ошеломленный Мино, подумав, ущипнул за щеку себя, а затем лежавшего рядом вампира. Сначала стало больно, потом пальцы схватили нечто, поддавшееся словно мягкая глина и уже не вернувшееся к прежней форме. Значит, мертв был не он, а вампир.

Тем временем в развилке ствола борьба вспыхнула с новой силой. Противник Ириан сменил тактику – теперь уже он решил выбраться отсюда любой ценой. Отчаянно извиваясь и дергаясь, с невольной помощью упырихи он в конце концов освободился и бросился бежать. Вскоре лишь стихающий вдали треск сухих веток был единственным признаком его присутствия. Красноглазая встала и осторожно приблизилась к дороге. Здесь ничего не изменилось. Мино, запутавшийся в собственных штанах, все так же сидел посреди дороги возле трупа вампира, а над ним возвышался, словно статуя, громадный змей. Упыриху охватило удивление, смешанное с недоверием.

– Это ты? – спросила она, по обычаю демонов посылая мысль непосредственно из разума в разум.

Змей медленно повернул голову в ее сторону.

– Да. Холм Висельников – мой дом, – возникло в сознании обоих.

Мино обрел дар речи.

– Что ты с ним сделал? – Он показал на мертвого вампира.

– Укусил… – мелькнуло в мозгу Мино. Одновременно змей раскрыл пасть, в которой, словно лезвия складных ножей, опустились из верхней челюсти четыре ядовитых клыка. Два длинных и кривых и два коротких и прямых.

Затем змей снова закрыл пасть, спрятав свой арсенал.

– Твой яд убивает чудовищ? Кто ты? – неуверенно спросила Ириан.

– Демон, как ты, и человек, как он. – Змей движением головы показал на Мино. – Меня зовут Каад, и я хочу того же, чего и вы…

– То есть чего?

– Я родом с юга, из Амизара. Я был бродячим философом и был счастлив. Один молодой чародей, пробуя свои силы, перенес мою душу в тело выращенного им змея. Он заманил меня к себе, отравил, а потом приказал смотреть, как гниет мое первое тело. Я сбежал и скрывался двадцать лет. Два года назад он снова появился в этих краях. Я жажду мести!

– Откуда ты о нас знаешь?

– Проведенные в одиночестве годы крайне обострили мое чутье Присутствия. Ты об этом не знала, но я следил за тобой с того момента, когда вы… – он чуть запнулся, – покинули Холм Висельников. Я слушал твои мысли. Жаль, что я раньше не обратил на тебя внимания…

– Значит, те камни…

– Да, – признался змей. – Вы застигли меня врасплох. Я как раз спал после сытного обеда и вдруг почуял столь близкое Присутствие. Я подумал, что это бандиты Тагеро…

– Где он сейчас? – прервала его Ириан.

– Я знаю, что он где-то недалеко. Я принял несколько его мыслей, когда он превращал Риду. Он меня тогда чуть не обнаружил.

– Тот вампир – это был сын Декело, Телин, – сказал Мино, завязывая узлом пояс штанов, – Второй – наверняка его брат. Из-за них погибла Рида…

– Значит, несмотря на огласку и суматоху, Тагеро всё же довел дело до конца. Наглая сволочь! Только как? – размышляла упыриха. – Должно быть, выкрал тела из могилы…

– И могильщик ему в том помог! – закончил Мино. – Как и тогда.

Ириан начала принимать человеческий облик.

– Идешь с нами? – обратилась она к Кааду.

– Крайне сожалею, но нет. Я умею только ползать!

Раздалось жалобное ржание одной из лошадей. Это был конь Мино, все еще лежавший там, куда его отбросил вампир. Они подошли ближе. У животного были парализованы задние ноги.

– Видимо, седло перебило позвоночник, – сказал Мино. – Добью…

Он поднял с дороги меч и встал над конем. Схватив рукоять обеими руками, медленно замахнулся. Матово блеснул клинок. Раздался протяжный треск, звук падения головы и шелест невидимой в темноте крови. Мино отступил на шаг и вытер клинок о мох. Он заметил, что рана на предплечье снова кровоточит.

– Где ты этому научился? – восхищенно спросила Ириан.

– Я служил в пехоте. – Он достал из кармана кусок белой ткани и начал обматывать левую руку.

– Дай помогу. – Она взяла его за руку. Ее красные глаза мягко блестели.

Тем временем Каад подполз к мертвому коню и с наслаждением начал пить кровь, вытекавшую из перерубленной шеи.

– Не пора ли нам поторопиться? – неожиданно опомнился Мино.

– Куда? – деловито спросила Красноглазая. – И к тому же без лошадей…

– А могильщик? – ответил сбитый с толку парень.

– Если ты этого еще не заметил, я хотела бы обратить твое внимание на тот факт, что мы угодили в ловушку, – язвительно сказала она. – А раз Тагеро знал, куда мы едем, то ехать туда уже незачем. Мы можем пойти и проверить.

– Откуда он мог знать, что мы будем именно здесь и сейчас? – Мино с сомнением покачал головой.

– Кто-то нас выдал, – холодно проговорила Ириан. – И я узнаю кто!

– Я в этом вовсе не уверен, – задумчиво проговорил Мино.

– Вы понятия не имеете, какое это наслаждение – попробовать свежего мяса! – Змей приподнял голову над конским трупом.

– Свежего? – удивилась Ириан. – А что ты ел вчера?

– А как ты думаешь?

– Ведь не…

– Именно. – Он не дал ей закончить. – Висельника… Нужно же чем-то питать это тело-переросток. Я не могу каждый месяц устраивать переполох в какой-нибудь из окрестных деревень, поскольку из-за нескольких глупых свиней или коров крестьяне притащили бы сюда по мою душу целый легион истребителей. Что же мне остается? Приходится довольствоваться скотами в другом значении этого слова… – философски закончил он.

Лица Ириан и Мино были почти не видны в ночном мраке, засветились лишь красные глаза упырихи.

– Что, удивляетесь? – снова услышали они Каада. – Вы правы. Я тоже сам себе удивляюсь. Раньше я был вегетарианцем.

– И все эти пропавшие без вести трупы – твоих зубов дело? – наконец выдавила Ириан.

– Да.

– И Риду ты тоже… хотел… – Мино замолчал, пытаясь найти подходящее слово.

– Буду откровенным. Столь молодое и нежное мясо не часто попадается… Сочувствую, но ничего не поделаешь, так уж оно есть. Надеюсь, не станешь ко мне теперь относиться как какой-то надменный эльф?

– Нет, – пробормотал Мино. – Спасибо за то, что спас нам жизнь.

– Взамен у меня будет к тебе маленькая просьба. Но это позже.

– Идем, – встряхнулась Красноглазая. – Сделаем что нужно и возвращаемся.

– Подожди! – остановил ее Мино. – А если Тагеро не знает, что мы знаем о могильщике?

– Тогда почему он устроил засаду по пути к нему?

– Эта дорога ведет не только на кладбище. Если он прослышал, что мы часто ездим по окрестностям, то был немалый шанс, что в какой-то раз мы проедем и здесь. Так что достаточно было прислать сюда вампиров, приказав им спрятаться и ждать упыриху и того, кто с ней будет, а потом убить их. Они обладают чутьем Присутствия, а ты сама говорила, что для таких, как они, между днем и ночью нет никакой разницы.

– Да, возможно, – согласилась Ириан.

– Вот только тот, что сбежал…

– Он ничего никому не скажет, – прервала она его. – Вампиры для этого слишком глупы. Они могут самое большее запомнить и выполнить приказ, – объяснила она. – Значит, ты думаешь, на этот раз ему не удалось нас опередить?

– Мы должны быть к этому готовы, – ответил Мино, а прислушивавшийся к ним Каад кивнул головой.

Ириан подошла к остывающим останкам коня и осторожно достала из седельной сумки продолговатый предмет.

– В этой спешке я забыла тебе сказать… Это оружие против нечисти, – она подала Мино небольшой стилет.

– Серебряный? – Он попробовал пальцем острие.

– Из магического дамаста. Это сплав меди и серебра. Следи, чтобы не задеть им меня или Каада.

– Почему?

– Сам увидишь, когда им воспользуешься. В путь! Веди.

– Пойдем напрямик, – ответил Мино, и вскоре все трое скрылись в темноте среди деревьев.

В окне хижины возле кладбища мерцал тусклый огонек. Мино, Ириан и Каад притаились в зарослях в ста шагах от нее. Перед ними простирался поросший редким кустарником луг, неподвижный и молчаливый.

– Чую запах собаки. Во дворе собака! – сообщил змей.

– Но кто в доме? – прошептала Ириан.

– Если сам Тагеро, то мы угодили в переплет! – снова отозвался Каад. – Я не слышу его мыслей. Это или хорошо, или совсем плохо, если он нас ждет… Чуешь вампира?

– Да. Надеюсь, что он нас – нет.

– Он перепуган, обеспокоен, растерян… – читал змей очередные его эмоции. – Можно не волноваться!

– Что будем делать с Мефто? – спросил Мино.

– Он мне нужен живым, – заявила Красноглазая. – Подвиньтесь поближе…

Они наклонили друг к другу головы и немного посовещались, после чего разделились, обходя хижину с трех сторон.

Мино выпал самый длинный путь. По большой дуге он обежал все кладбище и, перепрыгнув через стену в его противоположном конце, тихо проскользнул среди могил. Внезапно он услышал шорох и короткое кваканье. В темноте перед ним что-то пошевелилось. Мино поспешно спрятался за каменной плитой. Захлопали крылья, и над черными очертаниями надгробий на мгновение взмыл похожий на летучую мышь силуэт. Выкидыш! К счастью, он не заметил парня. Маленькая тварь кружила явно безо всякой цели, вспархивая и постукивая клювом по камням. Она была опасна лишь для беременных женщин, так что Мино мог ее не остерегаться, но вспугнутое страшилище могло наделать дьявольского шума и к тому же начать сыпать искрами из хвоста. Нужно было что-то придумать. Шарик из гематита все еще лежал в кармане его штанов. Он задумчиво повертел его в пальцах. Родмин говорил только о летунах, но, может быть… Легким движением он бросил шарик в сторону демона. Амулет зашуршал по гравию кладбищенской аллейки и куда-то пропал. Выкидыш, однако, среагировал. Он заметил светящийся предмет и полетел к нему. Какое-то время он разглядывал его, потом клюнул. Рассчитанная на значительно более крупного демона Сила мгновенно его парализовала. Он застыл на месте, словно деревянная фигурка. Мино вскочил, бегом достиг того места, где кладбищенская стена примыкала непосредственно ко двору могильщика, и выглянул из-за нее.

Каад как раз проползал под забором. В тусклом свете ночи он походил на вытекающий из-под штакетника язык густой темной жидкости. Он полз совершенно бесшумно, гипнотизируя мягкостью и плавностью своих движений. Перед ним стояла зачарованная дворняга, не в силах отважиться залаять. Мгновение спустя ей уже незачем было об этом думать. Змей ударил с фантастической быстротой, словно бич, и вонзил ядовитые клыки в горло собаки. Не давая животному времени на предсмертный визг, Каад размозжил его о землю. Протяжно хрустнули ломающиеся кости. Слишком громко! Свеча в хижине погасла. Из-за забора выскочила худая фигура и бросилась к окну. С треском выламываемых ставень и рам Ириан ворвалась внутрь. Каад, бросив собаку, словно сорвавшаяся тетива, ударил в дверь. Куски дерева с грохотом разлетелись во все стороны. В хижине разбушевался тайфун. Мино перескочил через стену и одним прыжком оказался у заднего выхода. Мефто налетел прямо на него. Кулак парня опустился на челюсть могильщика, который, словно мешок, полетел назад, ударившись головой о стену. Извивающаяся масса попала Мино под ноги. Он потерял равновесие и рухнул на Мефто.

– Помоги Ириан! Я им займусь. – Тело Каада, казалось, было повсюду.

Змей концом хвоста помог Мино встать. Тот сразу же вбежал внутрь. Темнота полностью его ослепила. Уже через три шага он споткнулся о какую-то рухлядь и, пошатнувшись, свалил полку с грудой хлама, что добавило несколько новых нот в разыгрывавшийся в хижине кошачий концерт. Шум борьбы доносился откуда-то снизу. Мино сделал еще три шага и с криком свалился в подвал. К счастью, тот не был глубоким. Яростно ругаясь, Мино огляделся по сторонам.

Две пары глаз, одни светившиеся красным, другие синим, метались неподалеку, подобно двум чудовищным мотылькам. Жуткий балет сопровождался шипением, кваканьем и прочими столь же мелодичными звуками. Непонятно было, на чьей стороне был перевес в этом поединке. Мино коснулся рукояти стилета, но, вспомнив предупреждение Ириан, убрал руку. В суматохе магическое лезвие могло одинаково легко ранить любого из троих. Нужен был свет! Немного подумав, он нашел дыру в полу хижины и, подтянувшись наверх, начал искать печь.

Ириан жаждала реванша за то, что произошло в лесу. Врываясь в хижину, она думала лишь о своем противнике.

Она пренебрегла Мефто, и это было ее ошибкой. Могильщик, еще не зная, с кем имеет дело, с первого же мгновения принял бой. Амулет, лишающий силы, ударил упыриху и прильнул к ней, прежде чем она успела коснуться пола. Потом на нее бросился вызванный из подвала вампир. Сейчас, когда он получил новый отчетливый приказ убить, исчезли все его страхи и беспокойство. Стихия в облике Каада, прокатившаяся через хижину, случайно сбросила их обоих вниз. Ириан отчаянно отбивалась, чувствуя медленное, но верное действие амулета, Она заметила Мино, но не могла передать ему ни единой мысли. В голове ее нарастал хаос. Вампир забыл об инстинкте самосохранения. Он грыз ее, пытаясь разодрать зубами туловище и добраться до сердца. Кровь Ириан заполнила его пасть. Стоило ему проглотить хоть каплю, и он тут же бы сдох, но пока этого не происходило. Удары когтей упырихи становились все неувереннее и слабее. Царившая в подвале темнота постепенно давила на разум Красноглазой. Гасли красные глаза. Временами она забывала, что с кем-то дерется. Ей становилось все равно. Лишь бы только закончились боль и страдания. Пол, на котором она лежала, неожиданно дрогнул, наклонился и провалился в черную бездну. А потом вдруг стало светло…

Хижина пылала. Мино спрыгнул в залитый светом огня подвал и бросился к склонившемуся над Ириан чудовищу. На груди упырихи зияла страшная рана. Ослепленный яростью, Мино с хриплым криком схватил вампира за волосы. Стилет ударил подобно молнии. Ему хотелось колоть, пронзать раз за разом, но вырвать лезвие было уже невозможно. Тварь пронзительно квакнула и замерла неподвижно. Мино увидел, как множество металлических колючих веточек, извиваясь, вырастают из головы и туловища вампира. Клинок из магического дамаста разросся внутри демона в шипастый куст, поглощая всю содержащуюся в нем силу Онно.

У него не было времени восхищаться действенностью своего оружия. Схватив беспомощную упыриху, он вытолкнул ее наверх, после чего сам выбрался из подвала. Жар обжег ему лицо. Затрещали балки горящей крыши. Он закинул Ириан себе на спину и, кашляя от дыма, выбежал во двор.

– Ты что, свечу найти не мог? – пошутил при его виде Каад, но тут же посерьезнел. – Что с ней?

– Не знаю…. – тяжело дыша, проговорил парень, кладя Красноглазую на землю.

Оба склонились над ней. Змей первым заметил небольшую пластинку, плотно прилегающую к боку упырихи.

– Оторви это, быстро! – показал он языком.

– Не могу! – выдохнул Мино, бессильно скребя пальцами.

– Возьми нож и отрежь, захватив кожу! Все равно. Быстрее, иначе будет поздно!

После томительно долгих мгновений окровавленный амулет оказался в руке Мино.

– В огонь! – велел Каад.

Лежавший до сих пор без движения Мефто вскочил и бросился бежать.

– Эй! – крикнул Мино, срываясь с места.

Змей среагировал значительно спокойнее. Кончиком хвоста он нашарил небольшой камень, после чего, коротко размахнувшись всем телом, швырнул его вслед убегающему. Раздался звук удара, а за ним – стон могильщика, которому камень угодил в затылок. Беглец рухнул как подкошенный.

– Ну, теперь он уже не будет притворяться, будто он без сознания… – заметил Каад и посмотрел на Ириан. – Рана на груди затянулась! – радостно сообщил он.

– Значит, я не опоздал, – с облегчением вздохнул Мино, таща неподвижного беглеца.

Бесчувственная упыриха самопроизвольно приобрела облик девушки. В этом облике она и очнулась.

– Что со мной? – спросила она слабым голосом.

– Ты была уже одной ногой по ту сторону стены… – Мино показал на кладбище и принялся связывать пленника.

Она попыталась сесть, но не смогла. Каад подставил ей под спину одно из колец собственного тела и помог принять сидячее положение. Всю хижину теперь охватило гудящее пламя, и в его свете змей предстал перед взглядом обоих во всей своей красе. В нем было свыше тридцати шагов длины и около локтя в поперечнике. Широкая голова и все тело были покрыты чешуей, серо-стальной на боках и спине и чуть более светлой с нижней стороны.

– Мне нужно было стать истребителем, как мой приемный отец, – тихо проговорила Ириан. – Многие меня уговаривали. Сейчас у меня было бы больше опыта и я не дала бы себя столь глупо заманить в ловушку.

– Самое главное, что ты жива, – сказал Мино, затягивая последний узел. – Похоже, пора уже отсюда убираться! – добавил он.

– В сарае есть лошадь. Она тебе пригодится. – Каад отодвинулся от Ириан и пополз в сторону границы тьмы.

– Куда тебя несет? – удивился парень.

– Уйду с глаз долой, а то любая скотина, завидев меня, готова на дерево влезть. Я буду неподалеку. Куда ты их повезешь?

Мино немного подумал.

– В корчму Рикена, за городом, – ответил он. – Не хочу снова устраивать суматоху у ворот.

– Хорошо. Потом, когда все сделаешь, подойди ко мне.

Змей скрылся в темноте, а Мино открыл двери сарая.

Лошадь была перепугана, и ее с трудом удалось оттуда вывести. Мино надел узду и, не теряя времени на поиски седла, вытащил лошадь наружу. Первой он посадил на ее спину Ириан.

– Спасибо… – прошептала девушка, когда ее губы на мгновение оказались возле его уха.

Он кивнул, не зная, что ответить. Схватив Мефто, он впихнул его, словно мешок. Могильщик был все еще без сознания.

– Не перестарался ли Каад с тем камнем? – забеспокоился Мино и ощупал голову пленника. На затылке вспухла шишка величиной с пол-яблока, но череп не пострадал. Пожав плечами, он потянулся к висевшему у морды лошади ремню.

– Следи за этой сволочью, – сказал он Ириан, но та лишь сжалась и судорожно схватилась за гриву. Они тронулись с места.

Из-за Красноглазой и пленника Мино отказался от пути напрямик через лес, выбрав более длинную, но более ровную обычную дорогу. Четверть часа спустя блеск огня скрылся за стеной деревьев и все вокруг снова окутала темнота. У них не было никакого оружия, кроме обычного меча, а Ириан с трудом держалась на лошади. Если бы не притаившийся где-то поблизости Каад, в случае нападения они были бы столь же беспомощны, как слепые котята в корзинке. Змей, однако, ничем не выдавал своего присутствия, так что некоторое время спустя одно лишь осознание того, что он рядом, перестало придавать уверенности. Черный лес, наполненный мрачным шумом ветвей, шелестевших на легком ветру, стал значительно более реальным. Неожиданный треск ломаемых веток заставил Мино покрыться холодным потом. Когда же он понял, что это лишь стадо кормящихся кабанов, волна облегчения чуть не свалила его с ног.

Они добрались до места первой схватки. Мертвый вампир вонял уже так, что Мино пришлось ускорить шаг. Чуть дальше он, остановился и поднял что-то с земли. Это была вуаль Ириан. Он подал ее девушке, и та с усилием надела ее на голову.

– Холодно… – Она прижала к груди лохмотья куртки.

Он поспешно снял свою и набросил Красноглазой на плечи.

Корчма Рикена находилась уже недалеко. Хозяин ни о чем не спрашивал. Когда его позвали во двор, он, не говоря ни слова, показал чулан, куда поместили все еще бесчувственного могильщика, после чего запер дверь и отдал ключ Мино. Затем он помог отвести Ириан в одну из комнат, где ее уложили в постель и тепло укрыли.

– Сейчас прикажу принести госпоже горячего вина с кореньями. – Корчмарь заговорил лишь тогда, когда они вышли в главный зал. Несколько утомленных гостей дремали, уронив голову на стол или скорчившись на лавке.

Кто-то храпел.

– Дай и мне, – сказал Мино, тяжело садясь на первое с краю свободное место. – И еще чего-нибудь поесть…

Ему с трудом удалось проглотить несколько кусков. К счастью, горячее вино согрело судорожно сжавшийся желудок и вернуло ясность мыслям. Мино вспомнил о просьбе Каада и вышел во двор. Было тихо, на небе появились первые признаки наступающего рассвета. Густые заросли вдоль другой стороны дороги, напротив корчмы, показались парню наиболее подходящим убежищем. Он подошел к ним, и из ветвей высунулась голова змея.

– Все в порядке? – спросил Мино.

– Никаких знаков, – сообщил Каад. – Думаю, до утра ничего не случится. Ему нужно подготовиться. Наверняка такого оборота дела он не ожидал.

– Думаешь, он уже знает?

– Да. Пожар, и к тому же дьявольски сильная волна Онно. Такого невозможно не заметить. Если завтра он нас найдет, придется весьма жарко.

– Плохо, – помрачнел Мино.

– Об этом потом побеспокоишься, – прервал его змей. – Сейчас у тебя есть возможность отблагодарить меня за спасение жизни…

– Как?

– Поставь мне пиво!

Мино ошеломленно посмотрел на него.

– Ну, чего уставился? Двадцать лет у меня во рту не было ни капли! Иногда меня так скручивало, что один раз чуть узлом не завязался… – Он судорожно выгнулся, словно желая продемонстрировать. – Ну, иди! – подтолкнул он его головой. – Полный бочонок!

– Хорошо, хорошо…

Парень машинально отступил на шаг и, совершенно обалдевший, вернулся в корчму. Когда он заказал бочонок пива навынос и, для маскировки одну пустую кружку, у обычно невозмутимого Рикена отпала челюсть. По своему обычаю корчмарь и на этот раз ничего не спросил, но видно было, что он усиленно пытается понять, в чем дело. Но Мино даже не пробовал что-либо объяснять. Расплатившись, он подхватил бочонок и выбежал на улицу. Каада он застал на том же самом месте.

– Лей! – змей распахнул пасть на всю ширину. Было на что посмотреть.

Мино вытащил затычку, и струя пенистой жидкости забулькала в чудовищной глотке. Мысли Каада утратили форму слов, превратившись в облако пляшущих эмоций. Восхищение, наслаждение, возбуждение и радость слились вместе в мистическом экстазе. Мино словно зачарованный следил за возникавшими у Каада ощущениями. Они были столь отчетливы, что порой ему казалось, будто он сам пьет это пиво. Нет, больше сопротивляться было невозможно! Оставив собственную индивидуальность, он соединился с Каадом, поглощавшим всю гармонию вселенной. Их объединенный разум стал сверхразумом, поднимавшимся к недостижимым вершинам. Они достигли Абсолюта!

– Хватит!!! – Воображаемая действительность рассеялась, а змей протяжно зашипел и лениво огляделся вокруг.

Мино отставил бочонок в сторону.

– Да-а… приятно быть философом! – Холоднокровный мыслитель медленно извлек из кустов остальную часть своего тела и свернулся в некое подобие конуса, укладывая кольцо на кольцо. Голова его оказалась на уровне лица стоявшего рядом Мино, а подвижный конец поднятого вверх хвоста начал вычерчивать замысловатые зигзаги.

– Налей себе. – Каад показал на лежавшую на траве кружку.

– Нет, спасибо. Мне тоже уже хватит… – ответил парень.

– Не стесняйся, – подбодрил его змей.

Мино, немного поколебавшись, присел и наполнил кружку. Встав, он сделал несколько глотков. Вкус холодного пива казался каким-то… обычным. Он почувствовал разочарование.

– Извини, что размахиваю хвостом у тебя перед носом, но я всегда любил жестикулировать, – словно оправдываясь, сказал Каад. Глаза его блестели сильнее обычного. – Ириан уже лучше?

– Пока спит. Но расскажи мне, как ты жил там, на холме? Что-нибудь придумал за все это время?

– В одиночку трудно до чего-либо дойти, если не с кем поговорить. Первые годы я пытался пользоваться покоем и одиночеством, но быстро заметил, что начинаю повторяться. Мое ремесло требует читать, дискутировать и время от времени что-то записывать. Без этого никуда, ибо что же это за труд, написанный хвостом на песке? Я мог лишь часами разглядывать висельников и какое-то время спустя заметил, что частота, с которой они раскачиваются, зависит от длины веревки, на которой они висят, а не от того, как далеко их отклоняет ветер. И то хорошо… – грустно подытожил он. – Дай еще пива!

С помощью Мино он осушил бочонок до дна и посмотрел на небо.

– И совсем никто к тебе не заглядывал? – спросил парень.

– Паре страшилищ я устроил веселую жизнь… Впрочем, об этом вы кое-что знаете… Меня не устраивало их общество. Есть еще эльфы, но они меня презирают. Они такие одухотворенные, а я – пожиратель трупов!

– Расскажи о них. Я слышал лишь, что они существуют.

– Это тоже воплощения силы Онно. Так же, как и нечисть, но они являются ее противоположностью. Они всегда держатся поодаль, и невозможно кого-либо из них встретить, если они сами этого не захотят. У них очень хорошее чутье Присутствия. Кто знает, не эти ли существа – пример того, что могло бы создать Онно, если бы постоянно не сталкивалось с извращенными личностями безумцев и преступников. Думаю, что Онно – это тоже жизнь. Совершенно иная, нежели та, которую мы знаем, подчиняющаяся иным законам, но жизнь. Она попала в наш мир…

– Я знаю, семнадцать веков назад с неба упал огненный камень.

– Именно. И теперь эта жизнь пытается приспособиться к нашей природе. Результаты получаются разные. Такие, как эльфы и русалки, такие, как я и Ириан, и те, ходячие трупы Тагеро! – В словах змея зазвучала ярость.

– Но есть еще… – начал Мино.

– Хватит об этом! – прервал его Каад. – Не, стоит портить приятное мгновение. Знаешь что… – он доверительно приблизил голову к уху парня, – я открою тебе тайну своего происхождения.

– Не понимаю, ведь…

– Речь не о том, что я родился на юге. Речь о том, на что именно этот негодяй воздействовал магией, чтобы в конце концов вырастить эту толстую колбасу, которой я в данный момент являюсь, – пояснил змей.

– Это что, была какая-то разновидность змеи? – спросил Мино, допивая свое пиво.

– Это даже не была змея.

– А что?

– Безногая ящерица. Честно говоря, я всего лишь медянка!

– Э, заливаешь! – махнул рукой Мино. – Они ведь не кусаются и не ядовитые.

– Ну что ж, – Каад смиренно склонил голову, – не каждому дано быть совершенством…

 

БЕГСТВО

Сознание медленно пробуждалось. Появились первые мысли – сперва тусклые и неопределенные, словно обрывки размытой тени. Потом, когда восстановилось чувство осязания, до нее дошло, что она обладает формой и объемом. Вспомнилось слово «тело». Потом вернулся слух. Отдаленные шаги, приглушенные обрывки разговоров. Она почувствовала, что дышит и что не в силах пошевелиться. Поняла, кто она и где находится. Вернулись воспоминания о прошлой ночи, и их было более чем достаточно. Ириан открыла глаза.

В комнате было совсем светло. Дневной свет падал через занавеску из белого полотна, отбрасывая слабые тени на деревянный потолок. Красноглазая с трудом превозмогла тяжесть в мышцах и села. Ее удивила собственная слабость. В груди появилась боль. Она поспешно раздвинула куртку и разорванную, потемневшую от засохшей крови блузку. Между полушариями грудей, чуть ниже грудины, краснел обширный шрам. Дурной знак! Испугавшись, она вытянула правую руку и попыталась превратить пальцы в когти. Ей это удалось, но обычного в таком случае прилива сверхъестественной силы не последовало. Более того, она не сумела удержать Превращение так долго, как ей хотелось. Искривленные когти, вопреки всем ее стараниям, вскоре снова стали обычными пальцами.

«Я потеряла всю силу! – в страхе подумала она. – Нужно выйти на солнце…»

Она спустила ноги на пол и начала безуспешно искать обувь. В конце концов она сообразила, что остатки ее сандалий валяются где-то в лесу, на месте схватки. Скорее всего они сами свалились с ног, когда на них выросли когти. Вздохнув, она потянулась к виску, чтобы поправить покосившуюся вуаль. И снова дурной знак! Серебряный обруч, который всегда, стоило его коснуться, казалось, пульсировал приятным теплом, теперь ничем не отличался от куска обычного металла.

Кто-то постучал в дверь.

– Входи! – Она быстрым движением прикрыла обнаженную грудь.

Вошел Мино.

– Привет. Я принес тебе новую одежду. – Он положил все на столик рядом с кроватью. – Как ты себя чувствуешь?

– Я еще слишком слаба, чтобы драться, – ответила она. – Мне нужно дня два-три…

– Плохо! – Он даже застонал.

– А в чем дело?

– Тагеро отрезал нам путь назад в город. На рассвете Каад пошел на разведку и обнаружил перед воротами какое-то странное завихрение Силы. К тому же поблизости крутится летун в виде маленького облачка пыли… Он избегает случайных прохожих, явно кого-то ждет. Пожалуй, я даже знаю кого! Пока что нам ничего не угрожает, но рано или поздно Тагеро придет идея проверить эту корчму. Нужно отсюда побыстрее убираться.

– Где Каад?

– В чулане, сторожит Мефто. Тот все еще без сознания. Мне это не нравится. Если он сдохнет…

– Знаю, – прервала его Ириан. – Нужно сообщить Родмину.

– Я уже послал человека с письмом. Каад говорит, что тот прошел, но ответа все еще нет. Кто знает, что творится

в городе!

– Надеюсь, Родмин не дал застать себя врасплох… – Она задумалась.

– Мы не можем сидеть здесь и ждать, чтобы в этом убедиться.

– У нас только одна лошадь… – начала Ириан.

– И еще один змей, один меч и одна пара сапог – раздраженно сказал Мино, многозначительно глядя на ее босые ноги. – Никто из нас не имеет понятия о магии, а мы имеем дело с чародеем, прекрасно владеющим своим ремеслом.

– Успокойся, пока что он действует на ощупь.

– Пока.

– Но в одном ты прав, – согласилась Ириан, – нужно бежать. Только куда?

– Главное – начать, думать будем потом.

– Не слишком рыцарское решение…

– Не люблю оставаться без шансов. Одевайся! Я жду во дворе, – он направился к двери.

– Приготовь какой-нибудь еды на дорогу.

– Хорошо. – Он скрылся за порогом.

Ириан поспешно переоделась. Осматривая новую одежду, она заметила, что Мино, вопреки его собственным словам, не забыл о новых сандалиях для нее. Надевая блузку, она с сожалением подумала, что у нее нет кольчуги, которую как раз сегодня она должна была забрать у кузнеца из починки. Рубаха из железных звеньев поубавила бы хлопот с одеждой, превращавшейся в лохмотья после каждого приключения. К тому же не приходилось бы то и дело щеголять перед Мино полуголой.

«А собственно, почему бы и нет?» – неожиданно подумала она и, удивленная подобной мыслью, едва не покраснела. Она выбежала из комнаты. Мино уже разместил на спине лошади могильщика и два набитых мешка. Увидев ее, он направился к калитке.

– А Каад? – спросила она, показывая взглядом на запертый чулан.

– Пролез через окно, – пояснил Мино, после чего отошел, чтобы отдать ключ стоявшему посреди двора Рикену.

– Надеюсь, достопочтенный господин еще заглянет сюда когда-нибудь выпить пивка… – сказал корчмарь.

– Возможно, – ответил Мино, стараясь, чтобы слова его прозвучали как можно более беззаботно.

– На Праздник Девственниц я зажгу в храме шесть больших свечей, чтобы Великий Рэх послал мне побольше таких клиентов!

Храм… жрецы! Парень вздрогнул. Да, это была мысль!

Не подавая вида, он попрощался с хозяином и дал знак Ириан. Какое-то время они шли по дороге, удаляясь от города, потом попетляли по лесу, пока, наконец, не остановились, чтобы подождать Каада. Тот зашуршал в близлежащих кустах несколько минут спустя, но не показался, не желая пугать коня.

– Послушайте! – мысленно передал змей. Конь беспокойно заржал. – Чем дольше я об этом думаю, тем больше уверен, что Тагеро сейчас в Карде!

– Откуда ты знаешь? – воскликнула Красноглазая.

– Я размышлял о том, что бы я стал делать на его месте. Он неожиданно лишился верного помощника и двух вампиров и перестал управлять ходом событий. В такой ситуации он должен покинуть свое укрытие и сам навести порядок. Этот ваш маг, похоже, угодил в переделку! Хорошо, что Тагеро не застал вас в городе. Ты вполне разумно решил остановиться у Рикена…

– Больше везения, чем разума, – мрачно пробормотал Мино.

– Но мы не можем помочь Родмину, – заметила Ириан. – Охотник стал дичью.

– Есть только одно место, где мы можем получить помощь, – заявил Мино. – Нужно идти к жрецам, в монастырь!

Из разума Каада вырвался вихрь мыслей, превратившийся в полный безнадежности вздох.

– Что-то не так? – спросила Красноглазая.

– Плоховато у них с гостеприимством. Когда-то я пытался питаться остатками с их помойки. Когда они сообразили, в чем дело, подбросили мне овцу, отравленную вытяжкой из крысиных хвостов. После этого мне остались лишь деликатесы с Холма Висельников…

– Клянусь, если и теперь они сделают что-то не то, ты получишь на обед живого настоятеля. Слово королевского судьи! – улыбнувшись, пообещала Ириан.

– Туда, – Мино показал направление.

Полный гнева и ярости, он покинул корчму Рикена. Сбежали! Это было уже слишком. Глупый молокосос и упыриха осмеливаются вмешиваться в его планы, большинство которых они даже частично не могли понять своими убогими мозгами! Слишком много времени он потратил, занимаясь этим малозначащим делом. Еще больше раздражало его то, что в основном виноват был он сам. Об этом, однако, он предпочитал не думать. Быстрым шагом он шел в сторону кладбища. Шутки закончились! Их черепа украсят подножие его трона. Он представлял себе, как касается их ногами в мягких туфлях. Таков будет конец всех врагов и бесполезных помощников! Никаких больше союзов с безмозглыми глупцами с непомерными амбициями. Он затопчет, запорет каждого, кто осмелится с ним равняться! Время пришло! Он прошел через кладбищенские ворота и оказался среди могил.

– Ты, ты и ты! – приказал он. – И еще вы двое!

Могилы зашевелились, затрещал разрываемый дерн.

Трупы начали вылезать на поверхность, разбрасывая землю, словно сухие листья. Этих людей когда-то похоронили живьем. Чудовищный ужас, который охватил их, когда они очнулись от мнимой смерти, привел к тому, что они без колебаний подчинились воле, обещавшей им освобождение от этого кошмара. Страх превратился в ненависть и велел забыть о цене. С тех пор они перестали отличать жизнь от смерти…

Он стоял, сжимая в руке Осколок. Подождав, пока те униженно подползут к его ногам, он бросил им несколько мелких предметов, принадлежавших Мино и Ириан.

– Это они! Мне нужны их головы! – приказал он.

Мертвенно-бледные существа с застывшими в безумном ужасе лицами, шатаясь и изгибаясь в лучах полуденного солнца, подползли и запомнили сохранившиеся на предметах следы личностей их владельцев.

– Идите! Растерзайте каждого, кто встанет на вашем пути. – Он поднял Осколок, и сила его слуг увеличилась во много раз. – Ничто больше вас не удержит!

Они разбежались с хриплыми криками и скрылись из виду. Его не взволновали раздавшиеся где-то позади вопли. Даже хорошо, что нашлись свидетели. Пусть расскажут другим о его могуществе! Лишь бы только они не узнали личины, которую он сейчас носил… Он сильнее надвинул капюшон и не спеша отправился заниматься другими делами.

– Бесполезно! – воскликнул Мино, безуспешно растирая виски облитого водой, все еще лежавшего без сознания могильщика. – Ты что, так его крепко стукнул? – обратился он к свернувшемуся рядом Кааду, вместе с которым, воспользовавшись встреченным по дороге ручьем, он уже полчаса пытался привести в чувство Мефто.

– Честное слово, я совсем не сильно ударил, – оправдывался змей. – Мне ведь это хорошо знакомо…

– Оно и видно!

– Череп у него цел.

– Но могла лопнуть какая-нибудь жилка в мозгу! С головой никогда ничего не знаешь. Не надо было вмешиваться, я и сам бы его поймал.

– Я предпочел не рисковать.

– И вот последствия.

Змей с шипением выпустил воздух.

– Перестаньте ссориться, – подала голос молчавшая до сих пор Красноглазая. – Думаю, я знаю, в чем дело. Причина такого состояния – вовсе не обязательно удар по голове…

– А что? – бросил Мино.

– Бывает, что некоторые схваченные заговорщики или изменники, чтобы не чувствовать боли во время пыток, приводят себя в состояние, очень похожее на это. Чтобы обрести подобное умение, нужно предварительно много упражняться, учиться заклинаниям и искусству медитации. Однако благодаря этому можно потом, при необходимости целыми месяцами, лежать словно камень и ждать более благоприятных обстоятельств.

– Значит, он нас сейчас слышит?

– Если я права, то да…

– Чтоб его! Так что мы можем сделать?

– У королевского палача, мастера Якоба, никогда не было хлопот с подобными хитрецами. Он всегда умел найти трещинку в их мысленной скорлупе и добраться до такого негодяя, словно до черепахи в панцире. Проблема в том, что я до сих пор не слышала, чтобы в гильдии заплечных дел мастеров нашелся кто-то еще столь же искусный.

– То есть – придется ехать в Катиму? – задумался Мино.

– Вполне возможно, – сказала вслух Ириан, но тотчас же мысленно сообщила Мино и Кааду: – Это ничего не даст. Мастер Якоб за день до нас уехал из столицы на два месяца, и даже сам король не знает, где он сейчас. Это его обычай и привилегия, которой он в свое время добился от Редрена. На одну шестую часть года он освобождается от всех своих обязанностей, и никто не имеет права его в это время разыскивать. Он просто пропадает, будто в воду канул. Вообще он человек странный…

– Что тогда? – спросил Каад.

– Если мы сами чего-нибудь не придумаем, выхода нет, придется подождать.

– Слишком долго!

– Знаю, но что делать? Укроемся в монастыре… – Неясное беспокойство мелькнуло где-то на дне сознания Ириан и тотчас же исчезло под гнетом множества других, куда более серьезных проблем.

Мино встал и начал собирать вещи.

– Тогда едем, – сказал он. – Впереди еще полдня пути.

Родмин возвращался с поисков магических ингредиентов. Размышляя над деталями рецептуры яда, который должен был уничтожить летуна, он лишь в последний момент заметил стоявшую у дороги фигуру в капюшоне.

– Зря ты встал на моем пути, – сказал Тагеро.

Королевский маг тотчас же узнал этот голос – и остолбенел.

– Ксин? – удивленный до предела, спросил он.

– Да, котолак здесь… – Тагеро откинул капюшон, – но для тебя это не будет иметь никакого значения…

Родмин недоверчиво вглядывался в лицо друга.

– Но как? ? ? Что?.. Откуда?.. – в замешательстве повторял он.

– Ничто так не ослабляет мага, как неподдельное изумление. – Ладони Тагеро молниеносно сложились в Знак.

Сбитый с толку, Родмин не сумел избежать чар. Удар чародейской силы мгновенно пробил в его сознании черную дыру.

На дороге никого не было. Он смотрел на нее и ничего не понимал. Ничего не помнил. Он знал, что должен был что-то сделать, но что? Родмин бездумно зашагал дальше. Четверть часа спустя он был у городских ворот.

На разводном мосту стояли полтора десятка солдат, которые громко о чем-то разговаривали. Они сразу же заметили Родмина.

– Ваше благородие! Ваше благородие! – Они бегом кинулись к нему.

– Чего вы хотите, уважаемые? – вежливо спросил он.

– Трупы из могил повылезали! Вон там… на кладбище… – Перед магом стояли двое стражников без оружия, перепачканные грязью.

– Что ж, бывает, – со снисходительной улыбкой заметил Родмин. – Ибо законы Онно…

Они не дали ему договорить.

– Нас шестеро в патруле было, – прервал его один из стражников. – Мы как раз проходили мимо кладбища, а люди к нам с криком. Ну, мы сразу туда, смотрим… Пять могил разрыто, гробы разломаны, а какая-то баба кричит, что, мол, он туда пошел. Ну, мы сразу туда, куда она показывала, и правда – покойник на собственных ногах идет…

– Если бы ночь была, – вмешался второй, – то мы бы его в покое оставили, но день ясный, нас шестеро, эта дрянь одна, так что мы сразу на него…

– А он как вырвет дерево, прямо с корнями! И на нас, будто с метлой! Мы все наземь полетели. И тварь эта сразу Калидо в лапы, и парня, как тряпку, – на куски!

– Потом Зелито с топором подскочил, так тот ему руку оторвал и голову о землю раздавил.

– Мы тогда бежать, но Лиро, что до этого деревом по шее получил, там остался, а Рето где-то в лесу пропал. Нас двое только…

– Да, да, всякое бывает… – Родмин поправил застежку плаща и шагнул к воротам.

– Но скажите же, господин, что нам теперь делать?! – взволнованно воскликнул Тадин.

Маг удивленно посмотрел на него.

– А почему вы меня об этом спрашиваете, уважаемый?

Десятник ошеломленно уставился на него.

– Но ведь вы, господин, – неуверенно пробормотал он, – ведь вы…

– Вам придется подождать возвращения судьи Ириан. У меня есть сейчас более важные дела. Вы даже представить себе не можете, насколько важные! – заявил он, повернулся и, провожаемый растерянными взглядами, вошел в город.

– Боюсь, мы не дойдем до этого монастыря! – сказала Красноглазая, останавливаясь.

– И я так думаю, – подтвердил невидимый в высокой траве Каад.

– Почему? – спросил Мино.

– Что-то очень быстро приближается к нам, – пояснила девушка.

– Ровно пять чудовищ окружают нас полукругом сзади, – уточнил змей. – У них очень много Силы…

– Может быть, нам стоит поспешить? – предложил парень.

– Это ничего не даст. Лучше всего будет остановиться на том холме… – Каад на мгновение поднял голову и показал, то место, которое имел в виду. – Коня придется отпустить, – бесстрастно добавил он.

– Как ты себя чувствуешь? – Мино бросил взгляд на Ириан.

– Шрам уже исчез, но не знаю, смогу ли я сравниться в силе даже с тобой…

– Выбора у нас нет?

– Нет.

Мино почувствовал, как холодные тиски сдавливают его грудь. Он глубоко вздохнул.

Несколько минут спустя они были уже на указанной змеем возвышенности. Сумки с едой и связанного могильщика положили на землю. Мино хлопком по заду прогнал уже ненужного коня.

– Там растет осина, – сказала Красноглазая. – Я нарежу веток и выстругаю колья.

Мино молча кивнул.

– Я спрячусь в тех зарослях, – сообщил змей, бесшумно отползая в сторону. – Там неплохое место…

Мино вытащил из ножен меч, присел на небольшой камень и достал из кармана штанов половинку серебряной пряжки. Положив клинок на колени, он не спеша, ровными размашистыми движениями начал тереть металлом о металл.

Перед ними и позади них простиралась равнина, поросшая кустами и кое-где отдельными деревьями. Не то луг, не то пуща… Просто дикая земля, еще ждущая корчевщиков и плугов… Лето кончалось, зелень листьев и травы поблекла и посерела от жары. Было совсем тихо. Смолкли птицы. Мино смотрел на корявую угрюмую грушу, росшую примерно в тысяче шагов от холма. Он вглядывался в нее чуть ли не до боли, словно желая, чтобы эта картина навсегда осталась в его памяти. Голубое небо, белые облака, золотое солнце…

В поле зрения появилось маленькое черное пятнышко. Потом еще одно.

Родмин благоговейно разложил на столе необходимые приборы и собранные ингредиенты. Он засучил рукава и, шепча заклинания, бросил в ступку несколько кусочков железной руды. Растерев ее, он добавил сока крапивы и сосновой смолы, после чего перенес все в стоявший рядом котелок. Затем в ступке оказались три высушенных жабьих шкурки и медные самородки. Через час и они превратились в однородный розово-серый порошок и отправились туда же, куда и предыдущие компоненты. Теперь пришла очередь капли мочи жеребца, слизи виноградной улитки и горсти трухи вместе с жуками. Он довел смесь до кипения, тщательно помешивая и время от времени доливая дождевой воды. Родмин был доволен собой. Шло время, и уверенность его лишь росла. Вскоре он уже знал, что у него все получилось!

– Да, – с гордостью подытожил он. – Это будет отличная мазь от облысения!

Удовлетворенный, он отправился обедать.

Они приближались, неся ощетинившиеся сучьями стволы и острые каменные обломки. У одного был большой боевой топор, которым он размахивал словно тростинкой. Они шли вытянувшейся на несколько десятков шагов шеренгой, почти на равном расстоянии друг от друга. Их лица были уже не бледными, но черными, ибо Сила, которую они получили, сжигала их подобно невидимому пламени. Глаза сверкали, словно раскаленные угли. В руках, свободно державших неуклюжее и тяжелое оружие, чувствовалась чудовищная мощь. Кусты пронзительно трещали под тяжестью ног. Адская стихия двигалась вперед, чтобы обратить в ничто оборонявшихся вместе с их примитивным оружием.

Ириан спрятала нож, сунула за пояс три коротких колышка и, подняв с земли длинный, очищенный от листьев заостренный сук, встала с ним, словно с копьем. Облика она не меняла – в данный момент это не имело смысла, – лишь сильнее сжала пальцы на шершавой коре.

Мино был рядом с ней. Сосредоточенно сжав в руках рукоять посеребренного меча, он ждал того, что должно было произойти. Демоны были уже на расстоянии одного броска камня. Не ускоряя шага, они маршировали спокойно и уверенно, в полном молчании, словно палачи, направляющиеся к месту казни.

И тогда ударил Каад. Внезапно поднявшись из травы за спиной первого с краю чудовища, высоко над его головой, он обрушился на него, словно гром с ясного неба. Голова трупака исчезла в пасти змея, а ядовитые клыки вонзились прямо в глаза. Пронзительный визг сотряс горячий воздух и смолк на самой высокой ноте. Змей метнулся к следующему. Суковатая дубина со свистом обрушилась вниз. Каад ловко увернулся и хвостом подсек противнику ноги. Тот зашатался, а голова Каада совершила невероятно быстрое движение туда и обратно, напоминавшее клевок птицы. Казалось, змей всего лишь ткнул тварь носом в бок, но это была иллюзия. Вторая и последняя смерть разлилась в мгновение ока во внутренностях чудовища, которое издало скрипучее кваканье и забилось в агонии, напоминавшей эпилептический припадок. Остальные трое, забыв о Мино и Ириан, с воем бросились на неожиданного врага. Каад не успел отскочить. Удары падали на него со всех сторон. Острый каменный обломок распорол чешую на спине. Что-то вонзилось в горло. Шесть рук схватили змея, чтобы разорвать его на кровавые куски. Однако они недооценили его силы, во много крат увеличившейся от отчаяния. Сражающиеся превратились в обезумевший клубок тел, рук, змеиных колец и голов.

– Вперед! – крикнула Красноглазая, сбегая по склону. Мино опередил ее и первым ворвался в вихрь Силы и ненависти. Один из трупаков в этот момент отвалился от мечущегося клубка, опустился на колени, судорожно прижимая ладонь к плечу, склонился к земле, коснулся ее лбом и повалился набок. В его гаснущих глазах мелькнуло что-то человеческое. Страдание, может быть, страх… Он испустил дух.

– У меня больше нет яда! – В мысленном вопле Каада пульсировала боль.

Над истерзанным телом змея повисла темная, инкрустированная серебром сталь топора. Мино бросился на помощь, но не успел оттолкнуть в сторону падающее железо. Тяжелое лезвие разрубило Каада на две части.

– Не-е-ет!!! – Собственный крик оглушил Мино.

Свистнул клинок меча, рассекая воздух. Рука с топором упала возле извивающегося в конвульсиях тела змея.

Слишком поздно.

– Ка-а-ад!!! – Острие в груди и ледяное дыхание на лице. Блеск и гул словно ста колоколов. Короткий полет во тьму…

Последнее чудовище замахнулось для второго удара камнем.

– Ми-и-ино-о!!! – Охваченная отчаянием, Ириан ударила изо всех сил. Острый кол с хрустом вошел в мягкое тело. Демон резко повернулся, но она, не выпуская из рук оружия, полетела за ним словно привязанная на веревке кукла и снова оказалась позади твари. Она ткнула еще сильнее. Противник взвыл и снова развернулся всем телом. На этот раз Ириан вылетела словно из пращи. От удара о землю у девушки перехватило дыхание. Почти ничего не соображая, она вскочила и выдернула из-за пояса короткий колышек. Чудовище двинулось к ней, хрипя и шатаясь. Из его груди торчал черный от крови заостренный кол. Мгновение спустя оно рухнуло лицом вниз и неподвижно застыло с деревянным суком в спине.

Красноглазая осталась одна среди исковерканных тел. Тишина. Безнадежная тишина. Ириан почувствовала, как внутри нее все куда-то проваливается. Она смотрела на беспомощно извивающийся обрубок Каада, на залитого кровью Мино, не в силах сдвинуться с места. Просто не в силах. Судорога исказила ее лицо, плечи сотрясла дрожь. Гордость, самообладание, отвага – все обрушилось в небытие. Она опустилась на колени и разразилась неудержимыми рыданиями. У нее не было больше сил на то, чтобы оставаться смелым воином, предводителем тысяч других. Теперь она была лишь беспомощной одинокой девушкой, растерянно стоявшей посреди мрачного побоища.

– Ну вот, расклеилась! – мелькнула неожиданная мысль Каада. – Могла хотя бы проверить, в самом ли деле с нами покончено!

– Каад?.. – прошептала она сквозь слезы. – Ты?..

– Это всего лишь хвост. Болит дьявольски, но отрастет. Ну, иди же наконец, а то твой рыцарь совсем кровью изойдет! – змей поднял разбитую голову.

Превозмогая слабость, она бросилась к Мино. Рана выглядела ужасно – она начиналась над ухом и тянулась через затылок до самой лопатки. Кровь хлестала струей, что означало, что сердце еще бьется. Опомнившись, Ириан поспешно оторвала рукава блузки, сложила их в несколько раз и прижала к наиболее кровоточащим местам. Теперь она убедилась, что все кости у парня целы. Каким-то чудом каменный обломок не размозжил череп, а лишь оцарапал его, разорвав кожу и мышцы, словно тупой плуг.

Каад подполз к девушке, наблюдая за ее действиями.

– Такой башкой только стены разбивать! – восхищенно заявил он. – Поверить не могу, что человеческий череп мог выдержать такой удар.

Ириан не ответила. Лишь когда лоб, шея и плечо Мино были обмотаны бинтами, она встала и посмотрела на змея. Его раны перестали кровоточить, но еще не успели затянуться. Серая чешуя была разодрана во многих местах. Он походил на длинную рыбу, неуклюже очищенную тупым ножом.

– Придется ждать полнолуния. Раньше мне не очухаться, – угадал ее мысли Каад. – Поймай коня и погрузи на него тех двоих. Пора идти! Я как-нибудь доползу…

– Нельзя, сам же видишь!

– Предпочитаешь сидеть здесь и ждать летуна? Или новых трупаков, страдающих бессонницей?

Угроза подействовала. Ириан сделала, что он велел. Когда она поднимала с земли Мино, парень застонал и безуспешно попытался открыть глаза.

– Больно… – пожаловался он, словно маленький мальчик. – Больно…

– Все хорошо, любимый, я с тобой. – Она мягко коснулась его лица, чувствуя, что перестает владеть собой, но это уже было неважно.

– Любимый… – нежно повторила она.

– Рида? – Он положил голову ей на плечо.

Чары рассеялись. Робкий радужный мотылек погиб, раздавленный сапогом прошлого. Одно-единственное слово разорвало душу Красноглазой. Каждая его буква казалась кривым когтем. Девушка сжалась, словно обруганная хозяином служанка, и поспешно втолкнула Мино на лошадиную спину. Обернувшись, она заметила, что пронзенный суком урод все время следит за ней глазами. Парализованный, но не мертвый, он бесстрастно наблюдал за ней, словно ученый, пытающийся запомнить черты исследуемого мутанта.

Ненависть взорвалась подобно солнцу. Ириан схватила кол и вонзила его в один из черных зрачков. Треснуло дно глазницы. Дерево застряло в кости. Она встала, подняла ногу.

– Вот тебе! – Она ударила каблуком сандалии. Осиновая палка с хрустом погрузилась в череп. Второй глаз помутнел.

– Вот тебе! Вот тебе! – Она не переставала бить ногой, пока острие не вышло через затылок. Ириан отошла, тяжело дыша и глотая слезы. Она испытывала ни с чем не сравнимое облегчение.

– Все хорошо… – прошептала она. – Все хорошо…

– Готово? – спросил Каад, только что проглотивший отрубленную часть собственного хвоста.

– Да, – спокойно ответила Ириан. – Можно идти.

До монастыря оставалось еще пять часов пути.

 

МАСТЕР ЯКОБ

Красноглазая предложила настоятелю выбор из числа тех, что сразу же делают дальнейшую дискуссию бесплодной, то есть: или он и подчиненные ему монахи оказывают ей всяческую помощь, или все они повиснут на окрестных деревьях. Причиной тому был Закон Чистоты – старый кодекс, принятый вскоре после появления Онно, по которому любое сверхъестественное существо подлежало немедленному уничтожению. С течением времени применение этого закона ограничилось лишь существами, охотившимися на людей или причинявших им иной вред. Только профессиональные истребители и жившие в духе старых принципов монахи не приняли новых обычаев. Теперь и для них пришло время встретиться с действительностью.

С Мино, которым немедленно занялись братья-медики, не было никаких проблем. Мефто тоже без лишних церемоний поместили в запертом на крепкий замок подвале, но от Красноглазой и Каада настоятель в категорической форме потребовал, чтобы они немедленно покинули святую обитель. Девушка оказалась не менее решительной, бросив на весы честь королевского судьи, то есть представителя верховной власти в провинции. После ее слов в келье главы монастыря наступила тяжелая тишина. Кроме настоятеля и Ириан там был еще один монах, лицо которого было полностью закрыто капюшоном. Он неподвижно стоял у стены, столь поглощенный собственными мыслями, что до него, похоже, не дошло то, что сказала Красноглазая. Он даже не дрогнул. Зато собеседник Ириан производил такое впечатление, будто сейчас задохнется. Его круглое, как тарелка, лицо исказилось от злобы.

– Король – безбожник! – наконец заявил он.

– У нашего господина есть сейчас дела поважнее, чем вопросы веры. Обязанность добродетельных подданных – сделать все, что в их силах, чтобы заговор не удался. Поступать иным образом – это измена, и именно так она будет рассматриваться, – ответила Красноглазая. – Так как?

– Это беззаконие! – прошипел настоятель. – Пренебрежение святыми заповедями! И уже не в первый раз! Из-за таких, как… чародеи распоясались! – он инстинктивно сдержался, чтобы не сказать лишнего. – Если бы не…

– За оскорбление чести и достоинства короля предусмотрено наказание от трехсот до тысячи палок. Думай, что говоришь, монах! – Ириан стиснула зубы. – Мне хватит сил, чтобы запихнуть твои слова обратно тебе в глотку!

– О каком законе смеешь рассуждать ты, которая…

– Оскорбление королевского судьи тоже является преступлением.

Настоятель замолчал, загнанный в угол. Видно было, что он пытается найти подходящие слова. Вскоре, однако, он полностью овладел собой, и лицо его посуровело.

– Я уступаю под принуждением, – сухо проговорил он. – Тем не менее я считаю святотатством нарушение святых заповедей, когда на службу приняли существо, которое следовало уничтожить. То, что тебе, госпожа, доверили пост судьи, стража закона, – явное издевательство над самими основами права. То же, что ты стоишь здесь передо мной и смеешь грозить мне от имени короля, – богохульство и святотатство еще большее. Тот, кто находится вне закона, не может на него ссылаться в своих поступках!

– Опомнись, господин! – воскликнула Ириан. – То, о чем ты говоришь, – лишь тень из глубин прошлого. Многое изменилось. Этот закон устарел и уже почти забыт…

– Для нас, слуг божьих, время не имеет значения. Важно лишь то, что король Редрен пренебрег одной из основ своей власти. Делай что хочешь, госпожа, я же немедленно пошлю гонца, чтобы известить обо всем Совет Жрецов. Его величество не в первый раз удивляет и пугает нас своим поведением. Возможно, чаша беззакония наконец переполнилась! – он повернулся и вышел из кельи..

У Красноглазой по спине пробежал холодок. Как она могла об этом забыть? Она собиралась избавить короля от хлопот, а вместо этого лишь стократ их приумножила. Мино! Мино! Если бы по дороге до монастыря она хоть на мгновение перестала о нем думать и хладнокровно взвесила все свои действия, возможно, она предусмотрела бы и такой вариант.

Она раздраженно подошла к окну. В помутневшей от грязи вуали, с всклокоченными и слипшимися волосами, в коротких кожаных штанах и куртке на голое тело, поскольку блузка пошла на бинты для Мино, она походила на богиню гнева после сражения. Однако настоящее сражение было еще впереди!

Она оперлась о подоконник. Внизу, на газоне посреди двора, лежал Каад. Монахи, проходившие мимо, делали вид, будто его не замечают. Истерзанный и истощенный змей не шевелился. Он переоценил свои силы и едва дотащился сюда. Где-то в другом месте, в какой-то из келий, сейчас зашивают израненную спину Мино… Чтоб его! Снова она о нем думает! Все шло не так, разваливалось и рассыпалось, а она думала только об одном! Спокойно. Что может случиться? Этот дурак-настоятель даст Совету Жрецов лишний повод. Редрен уже много лет доводил их своим образом жизни до бешенства. Король-шут! Так они наверняка о нем думают. Ослы… Теперь им подвернулся удачный случай. Достаточно, если они неофициально прикажут настоятелю отказать ей в убежище. Тот же сумеет прогнать ее отсюда иначе как силой. То есть – мятеж… Как судья и начальник королевской стражи Суминора, она не сможет оставить подобное безнаказанным. Она приведет из Карды солдат и в открытую сожжет этот монастырь. Тогда Совет Жрецов объявит, что король преследует религию. Они потребуют отречения, потом обратятся к нескольким недовольным баронам с просьбой о регентстве. Гражданская война, ни больше ни меньше! И ко всему прочему еще этот Тагеро! Такой возможности он не прозевает… Ее снова пробрала дрожь. Неужели Редрена в конце концов подвел инстинкт хладнокровного игрока? Неужели он совершил ошибку? А откуда он мог знать, что она все настолько осложнит? Но что еще она могла сделать? Может быть, новые чудовища уже в пути? Лишь стены освященных сооружений недоступны для переполняющей их ненависти. Ей придется торчать здесь, если она хочет остаться в живых и хоть что-то сделать. Вдобавок ко всему она осталась практически одна. Помощи ждать неоткуда. Она должна была это предвидеть, придумать что-то другое… Слишком поздно. Она сама все запутала. Никто иной. Идиотка! Идиотка! Влюбленная идиотка!

– Госпожа, я жду твоих распоряжений.

Она удивленно вздрогнула. Голос этот не был писклявым фальцетом монаха, оставившего свое мужское достоинство в урне на алтаре бога Рэха, к тому же он показался ей странно знакомым. Она повернулась. Фигура у стены, о существовании которой она совершенно забыла, медленным движением сняла с головы капюшон.

– Мастер Якоб?! – недоверчиво воскликнула Ириан.

Ответом был легкий поклон.

– Что ты здесь делаешь, господин?

– Монастырская тишина, заполненная лишь шепотом молитв, позволяет отвлечься от реальности камеры пыток… – начал палач.

– Ты здесь что, каешься, мастер? – Изумление Ириан было столь велико, что от прежних переживаний не осталось и следа.

Мастер недовольно поморщился.

– Почему сразу покаяние? Ведь я всегда честно исполнял свои обязанности и не совершил никакого преступления…

– Я думала, что…

– Что я скорблю по тем, кого провел через долину страданий? Нет, госпожа. Это очень распространенное, но ошибочное мнение. Да, когда-то под давлением обстоятельств я совершил зло, которое искупила невинная жертва моего брата. Ты знаешь ту историю, госпожа, и тебе хорошо известно, что к моим обязанностям это не имело никакого отношения. Идем… – Он открыл дверь и вежливо пропустил Красноглазую вперед.

– Почему принято считать, что занятие моим ремеслом всегда ведет к очерствению души? – спросил он, когда они оказались в коридоре. – Согласен, так бывает в том случае, когда причинение боли доставляет мастеру наслаждение или когда он делает свое дело с полнейшим безразличием к осужденному. Однако есть еще иной путь, который не лишает мастера возможности духовного самосовершенствования. И я стараюсь этим путем идти.

– Странные вещи ты говоришь. – Любопытство Ириан взяло верх над сомнениями. – Объясни.

Мастер Якоб задумался.

– Есть три вида ответственности, и ни один из них не связан и не смешивается с двумя остальными. Преступник отвечает за свое деяние, судья за справедливость вынесенного приговора, а палач – за добросовестность и тщательность своей работы. Ты, госпожа, – королевский судья, я же – палач его величества. Мы не несем вины за насилие, которое, возможно, как раз сейчас совершается где-то неподалеку. Весь позор падает лишь на преступника и с ним остается. Почему он должен впоследствии падать на других? Я, исполняя свой долг, превращаю причиненные преступником зло и несправедливость в его собственный страх, боль или смерть. Ты, госпожа, в соответствии с законом определяешь меру наказания в зависимости от вины или принимаешь решение о пытках, необходимых для получения показаний. Твоя задача – сделать это по справедливости. Если ты осудишь невиновного, то ответишь за это перед лицом богов или перед другим судией. Я согласен с тем, что исполнение приговора есть зло, но не я его совершаю. Я лишь изменяю облик зла уже существующего и обращаю его против преступника. Однако я не делю его с осужденным, во всяком случае мне нет в этом нужды. Если я не черпаю наслаждения из мук пытаемого или не впадаю под их влиянием в нечеловеческое безразличие неразумной машины, то могу считать, что зло, клубящееся под моими пальцами, не имеет доступа к моему разуму и душе.

– И что помогает достичь подобного? – спросила Красноглазая.

– Глубокое сочувствие, сожаление и горечь, – серьёзно ответил палач. – Это хорошая защита. Открытая борьба вместо того, чтобы запираться в цитадели безразличия с толстыми стенами, удушающими все человеческое.

– Да… – Ириан неожиданно помрачнела. – Ты низший слуга Закона и, если я правильно поняла, без колебаний и душевных сомнений исполнишь любой приговор, даже явно несправедливый, лишь бы он был законно вынесен, ибо это освобождает тебя от ответственности. Однако ты был здесь и слышал, что говорил настоятель. Этот человек поставил под сомнение мое право судить, и, рассматривая его доводы с точки зрения сухих формулировок закона, следует согласиться, что он был прав! И тем не менее ты хочешь мне служить?

– Ты неправильно меня поняла, госпожа, – с обидой ответил мастер Якоб. – Ты забыла об одном. Я свободный человек, у меня есть право выбора, и я могу делать все, что считаю справедливым. Я уже решил и больше не намерен по этому поводу объясняться! – с достоинством закончил он.

– Прости, – смущенно сказала Ириан. – Я не хотела тебя обидеть…

Они замолчали. Красноглазая поспешно искала подходящие слова, чтобы сгладить неловкость. Наконец нашла.

– Я до сих пор не знаю, что ты тут делаешь, господин, – осторожно проговорила она. – Надеюсь, это не тайна?

Мастер Якоб повеселел и улыбнулся.

– С этого, собственно, я и хотел начать, – ответил он, явно обрадованный вопросом, – но сразу же началась та дискуссия… Дело в том, что нелегко собраться с мыслями в камере пыток или в дворцовой кутерьме. Я люблю тишину и покой. Поэтому раз в год я уединяюсь в этом монастыре, чтобы читать собранные здесь книги и писать стихи.

– Что? – Ириан остановилась как вкопанная.

– Я поэт! – решительно заявил он. – Прежде всего поэт! Поэт же должен быть безусловно честен перед самим собой. До самого конца! И потому я служу палачом у его величества. Иначе я не мог бы быть поэтом!

Не оглядываясь на остолбеневшую девушку, он двинулся вниз по лестнице, ведшей во двор. Она пошла следом, не вполне отдавая себе отчет в том, что делает. Изумление лишило ее способности мыслить. Лишь снаружи она несколько отошла от первого шока. Мастер Якоб ждал ее, и легкая улыбка, блуждавшая в уголках его губ, свидетельствовала о том, что он прекрасно знает, какое впечатление произвели его слова.

– Ты удивлена, госпожа? – провоцирующе спросил он.

Красноглазая приняла вызов.

– Интересно… – она сделала паузу, – что думают об этом другие члены твоей гильдии?

Палач рассмеялся.

– Примерно то же самое, что и кроты, которым рассказывают о радуге… Впрочем, хватит об этом! – Он посерьезнел. – Когда я увидел вашего пленника, я сразу подумал, что от него можно добиться толку. Поэтому я и пошел за тобой, госпожа, в келью настоятеля. Теперь я хотел бы увидеть этого человека.

– Хорошо. – Ириан достала ключ от подвала.

Они направились через двор в сторону входа в подземелье. Когда они подошли к газону, Красноглазая остановилась возле Каада. Тело змея приобрело пепельный оттенок. Не нужно было быть знатоком, чтобы догадаться, что это дурной признак.

– Как ты себя чувствуешь? – вполголоса спросила она.

Две пары век сдвинулись вверх и вбок, открыв зеленый глаз.

– Как поклеванная гусеница, – донеслась слабая мысль. – К тому же еще прикусил язык…

Она не могла понять, говорит ли он серьезно или шутит.

– Продержишься до полнолуния? – спросила девушка.

– Может быть. Впрочем, какое это имеет значение?

– Ты прав. Я могу для тебя что-нибудь сделать?

– Помни о настоятеле… – Он закрыл глаз.

– Помню. Ты даже не представляешь, насколько хорошо!

Она повернулась и подошла к мастеру Якобу. Они, спустились вниз и вскоре оказались в камере Мефто. Ириан вставила горящую лучину в железную обойму на стене. Палач присел и медленно провел руками по телу и лицу могильщика, исследуя напряжение мышц, биение сердца, дыхание и рефлекс зрачков.

– Да, это осознанный уход в летаргическое состояние, – сказал он, вставая. – Как звучит приговор, госпожа?

Ириан подняла голову.

– Этот человек, – произнесла она официальным тоном, – был сообщником преступника, нарушающего закон при помощи чар. Он виновен в совершенных и задуманных преступлениях. Перед поимкой оказывал активное сопротивление, чем окончательно доказал собственную вину. Приговорен к смерти через повешение. До этого, однако, он должен сообщить все, что ему известно о чародее по имени Тагеро, которому он служил. Если он скажет правду до начала пыток, настоящий приговор будет передан королю вместе с просьбой о помиловании. Мастер Якоб, с этого мгновения осужденный в твоих руках! – она отошла к стене и встала около факела.

Палач посмотрел на лежащую в полумраке продолговатую фигуру.

– Могильщик Мефто, – медленно проговорил он, взвешивая каждое слово, – ты уже слышал, что тебя ожидает. Я знаю, что ты вполне ясно это слышал. Даю слово, что состояние, в которое ты сам себя ввел, не защитит тебя от боли, которую я тебе причиню. Я – Якоб из Катимы. Меня также зовут Чудовищем из Дворца. Даю тебе четверть часа на то, чтобы развязать язык и начать говорить. Я жду.

Он повернулся и оценил длину горящей лучины, которая должна была остаться по истечении означенного времени, после чего сел рядом с осужденным и склонил голову, касаясь подбородком груди.

Мерцающий свет отбрасывал тени на влажные стены и выпуклый потолок. Здесь не было окна, и лишь через приоткрытую дверь из соединенных железными поперечинами досок попадало еще немного света из коридора. Начинавшаяся у входа размытая светлая полоса пересекала наискось покрытые соломой каменные плиты пола и исчезала во мраке дальнего угла. Прямоугольная сетка скрепленных раствором кирпичей, казалось, подрагивала и шевелилась, когда на нее смотрели краем глаза. Лишь холод и спертый воздух были неизменными и постоянными. Они невыносимо затягивали время ожидания. Холод коснулся обнаженных рук Ириан и забрался под куртку. Палач внезапно поднялся.

– Ты сделал свой выбор, – коротко объявил он. – Теперь запомни хорошенько мое имя, чтобы потом ты мог найти меня на том свете! Госпожа, подай мне стилет, – он протянул руку к Красноглазой. Получив то, что просил, он склонился над могильщиком, схватил его за руку и несколькими точными уверенными движениями лишил пальцы ногтей.

– Пытка начата. С этого мгновения ты имеешь право просить лишь о быстрой смерти, – он отдал Ириан ее кинжал и встал. – Можно идти!

– И это все? – удивилась девушка, поворачивая ключ в замке.

– Это лишь начало, – ответил мастер Якоб. – А теперь прикажи, госпожа, прислать сюда как можно скорее машины и инструменты из камеры пыток в Карде. Мефин пусть тоже приедет.

– Мастера Мефина нет в живых, – сказала Красноглазая. – Он погиб три недели назад. Ты не слышал об этом, господин?

Палач пристально посмотрел на нее.

– Здешние монахи строго соблюдают правило, ограничивающее до минимума вести извне. Их ничего больше не интересует. Вижу, госпожа, у тебя есть что мне рассказать, и немало…

На следующее утро из монастыря выехали трое. Двое направились по дороге в сторону Катимы. Это были монах с письмом настоятеля Совету Жрецов и молодой местный крестьянин, который, соблазненный солидным авансом и обещанием достойного вознаграждения позже, согласился доставить доклад Ириан в королевский дворец. Оба очень спешили и, понимая, сколь многое зависит от того, кто первым завершит свою миссию, быстро разделились, выбрав лишь им одним известные кратчайшие пути. Третьим был тоже парень из ближайшей деревни. Его послали в Карду с поручениями к десятнику Талину и составленным мастером Якобом списком всего необходимого для извлечения на свет правды.

Красноглазая поставила все на карту. Если препятствием, не дававшим прийти к согласию, являлись взгляды настоятеля, то, возможно, она могла еще рассчитывать на его инстинкт самосохранения. Она решила проверить, останутся ли теоретические заверения в непоколебимой готовности присоединиться к сонму мучеников столь же непреклонными, если она гарантирует ему возможность немедленной и необратимой реализации данных идей. Беспокойство она отложила на потом, до того момента, когда выяснится, действительно ли хозяин монастыря намерен пойти по следам славного брата Арнольда Растерзанного. Пока что справедливость данных рассуждений подтверждало выражение лица настоятеля, когда мастер Якоб, выдававший себя до сих пор за королевского чиновника, объяснил ему, какие именно обязанности скрываются за этим обобщенным термином, и объявил о своей лояльности Ириан.

Солдаты прибыли ближе к вечеру. Их было шестнадцать, и в соответствии с распоряжениями Красноглазой они сразу же заняли посты у ворот и на стенах монастыря. Настоятель ограничился несколькими не слишком громкими протестами, после чего заперся в своей келье. Известия из Катимы вселяли надежду. Новые чудовища не появились, а кладбище теперь стерегла группа истребителей, с запозданием прибывших по вызову Марона. Им передали весть о появлении летуна. Так что внешне все было спокойно, но можно было не сомневаться, что это лишь затишье перед бурей. Тагеро явно затевал нечто значительно более изощренное, чем подъем из могил пусть даже легиона мертвецов. Тем временем Родмин открыл на кардийском рынке небольшую палатку, где начал продавать мази против лишая, язв и для роста волос. Слава придворного мага его величества принесла ему десятки клиентов. Лишь Ириан подозревала, что за этим чудачеством кроется поражение, понесенное в столкновении с Тагеро. Разум Родмина, видимо, основательно помутился, а она ничем не могла ему помочь.

На монастырском газоне страдал Каад. Похоже было, что больше, чем раны, ему повредило проглатывание собственного хвоста. Сей странный поступок он объяснял теперь желанием, чтобы новый хвост, который должен был у него вырасти, был не только таким же самым, но и тем же самым, что и прежний.

Мино целый день спал после вчерашних процедур, которым подвергли его братья-медики. По их мнению, рана, хотя и огромная, оказалась не слишком глубокой и должна была быстро затянуться и зажить. Они уверяли, что если примененные зелья и лекарства воспрепятствуют заражению, то парень пролежит лишь дня три-четыре. Пока, однако, Мино все время бредил во сне, упорно зовя Риду, чем доводил до отчаяния и слез сидевшую у его постели Ириан. Никогда прежде ей не приходилось испытывать подобного бессилия. Вдвойне мертвая соперница никак не желала сдаваться! Гнев и страдания разрывали душу той, что одержала победу в поединке в судебном зале. Лишь одно явно вырисовывалось в этом хаосе чувств: гордая упыриха Красноглазая проигрывала внутреннюю борьбу Ириан – простой девушке, влюбившейся первый раз в жизни.

Вечером прибыла повозка, нагруженная орудиями пыток. Двое подмастерьев из Карды под надзором мастера Якоба начали ее разгружать. Сундуки и наполненные железом корзины переносили в помещение, соседнее с тем, где держали Мефто.

Ириан вышла от Мино, когда ей сообщили о прибытии солдат. С тех пор она все время носилась по монастырю, выслушивая доклады и отдавая мелкие поручения. Она остановилась рядом с палачом.

– Когда начнешь допрос, господин? – спросила она.

– Подготовка займет самое меньшее дня два, может быть, три…

– Так долго?! Я думала, еще сегодня ночью!..

Мастер Якоб отрицательно покачал головой.

– Эту разновидность пыток мы между собой называем «черепаховый суп». Суть ее заключается в причинении столь невыносимой боли, чтобы она разорвала все узы воли и ворвалась в разум человека, словно кипяток под панцирь черепахи. Если бы, однако, дело было только в этом, я мог бы начать через несколько часов. Нельзя, однако, допустить, чтобы этот несчастный, когда ощутит всю мощь страданий, через несколько мгновений испустил дух, лишился разума или потерял сознание. Он должен оставаться в сознании и давать показания. Поэтому он сперва должен восстановить силы. Мы будем кормить его через трубку, введенную в желудок, а потом впрыснем в жилы снадобья, которые воспрепятствуют преждевременной смерти и помешательству. Поверь мне, госпожа, излишняя спешка уведет нас в никуда.

– Делай, что считаешь нужным, – вздохнула Ириан. – Но помни, что каждый час промедления – это время, отданное нашему врагу.

– Не забуду, госпожа. – Мастер Якоб повернулся к своим помощникам. – Эй, ты! – крикнул он. – Осторожнее с той бутылью!

Красноглазая вернулась в свою келью. Она заперла дверь на засов и позаботилась о том, чтобы сквозь занавеску на прямоугольном, похожем на бойницу окошке не попал внутрь ни один лучик звездного света. На столе осталась лишь коптящая сальная свеча, которую полчаса назад принес служка-послушник. Девушка раздавила ее ладонью, смяв пламя и размазав горячий жир по доскам стола. Наступила темнота, руку пронзила жгучая боль. Она машинально вытерла ладонь о куртку и закрыла глаза. Все еще было слишком светло! Пульсирующая чернота оказалась недостаточно густой для того, чтобы залить и погасить осознание собственного поражения. Она проиграла. На месте Тагеро она придумала бы тысячи способов освободить Мефто или, по крайней мере, не допустила бы пыток. Возможно также, что Тагеро сочтет, что игра не стоит свеч, и позволит мучить могильщика вволю. Ибо, если даже мастер Якоб вытянет из Мефто сведения, где искать Тагеро, то она ведь все равно не пойдет ловить чародея без кого-либо, кто мог бы ему противостоять. Тем временем Родмин взялся за уличную торговлю! Из-за всего этого ей приходилось сидеть здесь, словно шлюхе в День Добродетели, и молиться всем богам, чтобы встроенные в фундамент монастыря тотемы и талисманы обладали достаточной Силой. К тому же еще настоятель, жрецы, Мино и Редрен… Она зашла в тупик, но больше ничего поделать не могла. Ириан хотелось раствориться во мраке, заполнявшем келью и ее разум.

Первое движение рукой ускользнуло от ее сознания. Лишь мгновение спустя она поняла, что развязывает ремни, стягивавшие полы куртки. Она яростно рванула ее. Освобожденные груди, словно доверчивые зверьки, скользнули остроконечными мордочками между пальцев. По коже пробежала дрожь, обозначившись тысячами холмиков, выросших вокруг каждого волоска. Она сбросила сандалии, штаны и шелковую набедренную повязку. На ощупь добравшись до кровати, она скорчилась на жесткой постели. Внутри у нее вдруг разверзлась клокочущая пустота, а вместе с ней появилось болезненное желание ее заполнить. Между ног обильно проступила влага. Она погрузила руку в мягкие волосы, и невообразимое наслаждение поразило ее, словно внезапный блеск полуденного солнца. Пальцам не давало проникнуть глубже тесное препятствие, готовое пропустить не более чем кончик одного из них. Стало больно. Она убрала руку. Но выше… Поток раскаленных игл прошил низ живота, промчался вдоль позвоночника и рассыпался под веками дождем ослепительных искр. Маленькая скользкая шишечка расплющилась, придавленная кончиком пальца, и ускользнула куда-то вбок. Она снова нашла ее и осторожно дотронулась, словно до капли растекшегося по стеклу масла. Наслаждение и забытье завертелись в танце, унося Красноглазую в царство чувств. Здесь время текло лишь по ее воле. Она замедляла его или ускоряла, упоительно растягивая мгновения или сокращая их до вспышки безумия, пока в конце концов вселенная не взбунтовалась против нее. Все вокруг помчалось вверх, унося Ириан в ослепительную бездну.

Пальцы свободной руки со всей силой впились в полотно матраса, и мгновение спустя рывок когтей выдрал из него клок соломы. Протяжный скрежет и тихое поскуливание затихли в полумраке монастырского коридора…

На рассвете Красноглазую разбудил стук в дверь. Прибыл посланник из Карды с известием, что Родмин пропал без вести.

Стражники во время ночного обхода в здании суда обнаружили открытую дверь в комнату, где маг спал и устроил свою лабораторию. То, что они увидели внутри, могло свидетельствовать, что он был похищен. Разворошенная постель и разбитая банка с каким-то веществом на полу не могли, однако, служить однозначным доказательством.

Очередная опора выскользнула из-под ног Ириан. Правда, она все равно не могла рассчитывать на помощь Родмина, но дополнительная порция неуверенности была последним, чего ей недоставало. Невидимая петля на шее Красноглазой затянулась чуть сильнее. Оставалось лишь ждать. Она села за стол и уставилась на серую паутину в углу между двумя стенами и потолком.

Незадолго до полудня к ней заглянул один из братьев-медиков и сказал, что Мино только что проснулся, а его рана выглядит хорошо. Она поблагодарила за известие и не двинулась с места. Монах вышел. В келью влетела большая зеленая муха.

Несколько часов спустя явился сам настоятель с какими-то претензиями или угрозами. Ей не хотелось его слушать. Она вызвала стражу из коридора и велела вывести его вон, после чего приказала начальнику стражи следить за всеми его действиями.

Муха все еще была здесь. Описывая очередные круги, она зацепилась за паутину, порвала в ней несколько нитей и полетела дальше. Ее монотонное жужжание начало действовать Ириан на нервы.

Помощник мастера Якоба доложил, что приготовления к пыткам идут как надо. Проклятая муха прямо-таки просилась, чтобы ее поймали и раздавили!

Снова посланник из Карды. Истребители обнаружили останки пяти чудовищ с кладбища и решили, что город нелегально нанял кого-то не из их гильдии. Они утверждают, что их обманули, и намерены уйти. Красноглазая поспешно написала Тадину, чтобы он воспрепятствовал этому и публично объявил, что чудовищ убили истребители, а затем выплатил им обычное вознаграждение. Когда она отдавала письмо стоявшему в дверях человеку, муха снова влетела в паутину и на этот раз основательно в ней застряла. Несколько мгновений было тихо, словно сбитое с толку насекомое размышляло над своим положением, но тут же снова набралось смелости и начало трудолюбиво выпутываться из сети. Красноглазая посмотрела на солдата.

– Кроме того, передай Тадину, что он должен сделать все возможное, чтобы убедить их остаться. В случае необходимости пусть удвоит ставки… – Краем глаза она заметила, что в щели между кирпичами, за паутиной что-то пошевелилось. Паук выбрался из укрытия и прыгнул к мухе. С сухим треском взорвался ослепительно белый огненный шар.

– Ложись! – завопила Ириан, бросаясь через порог в коридор.

Взрыв был не слишком громким, но волна Силы нанесла могучий удар. Голубые молнии пробежали по стенам, разрывая кирпичи и камни. По полу застучали обломки. Дверь слетела с петель, келью же заполнило облако пыли и запах, похожий на тот, что бывает после грозы, но значительно более резкий. Гонца отбросило к противоположной стене. С ним, однако, ничего не случилось, лишь лицо его вытянулось в безграничном изумлении.

– Что это было? – пробормотал он.

Ириан подняла голову и встала на четвереньки. С ее плеч и спины осыпалась кирпичная крошка и множество обломков.

– Жизненная сила, – коротко ответила она. – То, что насыщает тело каждого живого существа и покидает его в момент смерти. Судя по всему, в этой мухе с чьей-то помощью ее было исключительно много…

Раздались крики и топот бегущих стражников.

– Госпожа, ты цела?! – спросил начальник стражи, окидывая взглядом келью. В том месте, где находилась паутина, теперь зияла громадная дыра, от которой зигзагами расходились трещины.

– Все в порядке. – Ириан уже встала. – Кто-то прислал мне один маленький сувенир! – язвительно заметила она.

– Не понимаю?

– Сюда влетела муха, насыщенная огромным количеством Силы. Если бы не некий сумасбродный паук, вы сейчас собирали бы меня по кусочкам в корзинку!

– Покушение? – в конце концов сообразил стражник.

Она утвердительно кивнула и посерьезнела.

– Немедленно сообщи всем, что если им жизнь дорога, пусть даже червячка пальцем тронуть не смеют. Это приказ! А ты… – она повернулась к гонцу, – чего еще ждешь?! В Карду! Немедленно!!!

Солдат опомнился и побежал к лестнице. Красноглазая поправила вуаль, один из краев которой разорвался при падении.

– Найдите мне новую келью, – сказала она, дотрагиваясь до трещины. – Чтоб им всем провалиться!

История с мухой решительно изменила настроение Ириан. Осознание постоянной опасности перестало ее беспокоить. Теперь она смотрела на происходящее словно издали. Она оценила тот факт, что еще жива… Ириан решила, что этому можно лишь радоваться, и действительность сразу же стала намного важнее неясного будущего. Так ей, по крайней мере, казалось…

Остаток дня и весь последующий она прожила как в лихорадке, лично участвуя в решении всех вопросов. Она проверяла бдительность стражи, следила, чтобы все ее приказы исполнялись вплоть до мельчайших деталей. Значительно вежливее она стала относиться и к настоятелю.

Чаще всего она заглядывала в помещение, превращенное в камеру пыток. Мефто, обнаженный и с отрезанными веками, уже лежал привязанный к столу, над которым было подвешено большое прямоугольное зеркало. Мастер Якоб спокойно и внимательно дозировал количество вводимых в тело могильщика жидкостей. Помощники же шлифовали лезвия орудий и очищали от ржавчины части пыточных машин. Подготовка велась тщательная и серьезная. Однако из-за медлительности ее Красноглазая не могла там выдержать больше трех минут. Она выбегала из подвала на очередной обход монастыря и постов стражи, чтобы снова вернуться туда через час или два.

Было лишь одно место, которого она избегала – келья Мино. Время от времени кто-нибудь передавал ей, что он хочет ее видеть и просит о встрече, но она не в силах была пойти туда и взглянуть ему в глаза. Она не хотела, боялась, может быть, была рассержена, может быть, ей было жаль его или стыдно перед ним – собственно говоря, она сама не знала почему. Когда она проходила мимо, ее ноги просто сами выбирали иное направление…

Четвертая ночь превратилась в бездну кошмаров. Отчетливее всего Ириан запомнила скелет Каада, с грохотом извивавшийся на мрачной монастырской лестнице, ребра отваливались и ползали, словно белые черви, отраженные в тысячах зеркал. Утром от вчерашней эйфории не осталось и следа. Она лежала в постели, разбитая, вся в поту, тупо глядя в потолок. Ей казалось, будто от нее осталась лишь пустая оболочка, в которой молчаливый, ветер гонял туда и обратно холмы пепла. Ни единого следа жизни, мыслей или чувств.

– Я люблю Мино… – Она прошептала эти слова, словно маг – свое последнее заклинание. Они прозвучали глухо, но их эхо где-то там, на границе сознания и забытья, зазвучало колоколом надежды. Ириан встала с постели, схватила стоявший на столе кувшин с водой и вылила на голову его содержимое.

– Я люблю Мино! – воскликнула она, стараясь перекричать плеск льющейся воды, которая показалась ей дождем, пролившимся на пустыню. Отфыркиваясь, она схватила плащ, накинула его на себя и выбежала за дверь, забыв о вуали. Словно безумная, она помчалась по коридорам, шлепая босыми ногами по отполированным миллионами ног камням. Тени в капюшонах разбегались в стороны.

– Я люблю тебя!

Она ворвалась в его келью.

Он приподнялся на локте и улыбнулся.

– Я так хотел, чтобы ты пришла, ждал тебя. Прости меня… – начал он.

– Она тебя не любила, а я – да! – До нее еще не дошло, что его не нужно ни в чем убеждать. Быстрым движением она сбросила плащ и, нагая, припала к постели, склонившись над ним. Мино мягко взял ее за руку.

– Я знаю, – тихо сказал он. – Но мне так тяжело было с этим смириться. А потом еще признаться перед тобой, что ты… что я… тебя… и притом больше, чем ее, – Он начал целовать ее в грудь. Вздохнув, она поискала губами его губы.

– Ты что, мокрая? – спросил он.

– Не важно… – Она снова склонилась над ним, жадно впитывая его поцелуи.

Она придвинулась к нему. Ладонь Мино, гладившая спину девушки, скользнула к ягодице, а потом коснулась открытого лона. Ириан начала бить дрожь. Пальцы парня неожиданно замерли.

– Ты что… первый раз? – с радостным недоверием спросил он.

Она подняла голову.

– Да, я хочу тебе отдаться, – Горящие красным огнем глаза расширились и повлажнели.

– Любимая моя. – Он крепко обнял ее, целуя шею и плечи.

Она медленно накрыла ладонью низ его живота. От прежней робости не осталось и следа. Она ласкала его все более страстно и уверенно. Ее рука нашла нужный ритм.

– Откуда ты знаешь, как это делается? – удивленно спросил он, тяжело дыша.

– Как-то раз подглядывала за служанкой… – прошептала она ему на ухо. – Хорошая у меня память, правда?

– Иди ко мне! – Он схватил ее за талию.

– Да… – Она ловко уселась на нем верхом, после чего чуть отодвинулась и покачала бедрами, чтобы ввести Мино в преддверие своей женственности. Он почувствовал, как его набухший член проникает через теплую и скользкую щель между бедрами Ириан, а потом находит и натягивает девственное препятствие на пути в нутро девушки.

– Хочешь сама? – тихо спросил он.

– Я твоя, делай со мной что хочешь! – выдохнула она, закрывая глаза. – Я хочу этого…

Ладони Мино сжались на бедрах Ириан. Уверенным движением он притянул ее к себе и вошел в нее до самого дна. Она вскрикнула, вскинув вверх руки.

– Ты… – восхищенно проговорил он.

– Твоя… твоя… твоя! – зарыдала она, поднимаясь и опускаясь.

Он охватил ладонями грудь девушки, поглощая прекрасное, соединившееся с ним тело, наслаждаясь завоеванным на него правом. Она сплела руки на затылке, высоко подняла голову и, наперекор боли, не обращая внимания на окрасившую внутреннюю сторону бедер кровь, начала дикий, бешеный галоп. Влажные волосы метались по плечам и спине, иногда падая на лицо. Дыхание участилось, стало неровным. Мино почувствовал, как в нем поднимается океан жара. У него потемнело в глазах. Ему захотелось взорваться, разлететься на тысячу кусков. Она угадала его намерения. Ее ягодицы напряглись сильнее, а бедра начали ходить еще быстрее. Она была его, они принадлежали друг другу!

– Ты-ы-ы!.. – жидкое пламя взорвалось в ней, обжигая обоих несравненным наслаждением.

– Я! Мы-ы… Да… – прошептала она, падая на него и прижимаясь к бинтам на его груди.

Она не отпустила его. Какое-то время они лежали совершенно неподвижно, вслушиваясь в биение собственных сердец, а потом снова погрузились в гущу вздохов и поцелуев. Охваченные страстью, они помчались открывать новые пространства любовного безумия.

– Готово?

– Да, мастер.

– Крути!

Раздался шорох хорошо смазанных шестерен и ритмичный треск храповика. Ступни Мефто начали выгибаться пальцами наружу. Через несколько мгновений хрустнули рвущиеся связки, и пятки оказались со стороны колен. Могильщик никак не реагировал.

– Хорошо, крути другую ручку! – велел мастер Якоб.

Тело осужденного напряглось и начало вытягиваться.

Сначала лопнули суставы, потом затрещали разрываемые мышцы и сухожилия.

– Теперь руки.

Руки Мефто выгнулись в разные стороны. Челюсти пыточных машин выкручивали и вытягивали их одновременно. Мастер Якоб склонился над лицом пытаемого…

– Есть движение зрачков! Отпустите ручки! Пришло время пальцев…

Помощники втолкнули вывернутые ладони могильщика внутрь небольших зубчатых прессов и схватились за рычаги. Через полтора десятка оборотов брызнула кровь, потом потек костный мозг.

– Готово, мастер, – сказал один из подмастерьев, не в силах больше сдвинуть рукоятку.

– Следующий этап! – приказал Якоб, продолжая всматриваться в глаза Мефто.

Помощники взяли заранее подготовленную, пропитанную смолой ткань и обернули ею изуродованное тело несчастного. Взяв факелы, они равномерно распределили огонь по всей ее поверхности. Помещение заполнилось едким дымом. В воздухе закружились черные хлопья сажи. Еще через несколько мгновений затрещали кожа и жир. По лицу могильщика пробежала внезапная судорога.

– Вижу, ты не слишком прилежно учился этому искусству, – сказал ему мастер Якоб. – Хорошо, это избавит тебя от излишней боли. Мне не придется проходить вместе с тобой всю долину страданий… Стяните обруч на голове! – велел он.

Дикий крик нарушил царившую до сих пор тишину. Мефто забился в конвульсиях. Глаза его вылезли из орбит. Жуткий звериный вопль сверлил уши.

– Кляп! – бросил палач.

Пронзительный вой сменился бессмысленным бормотанием. Огонь погас, обугленные тряпки начали отваливаться, открывая красно-коричневые пятна ожогов. Якоб, немного подождав, взял со стола несколько игл и аккуратно воткнул их в одному ему известные места на теле могильщика. С лица осужденного исчезло выражение невыносимой муки, превосходившей любое человеческое воображение.

– Говори! – Мастер вытащил комок тряпок изо рта Мефто и начал вслушиваться в его прерывающийся шепот, внимательно следя за игрой мускулов на лице лежащего, с которого была содрана кожа.

– Лжешь, – наконец сказал он и воткнул кляп обратно.

Мефто очутился на дне преисподней. На этот раз, однако, Якоб продержал его там значительно дольше и не позволил свыкнуться с болью. Помощники по приказу мастера схватили увенчанные острыми зубьями клещи и аккуратно, раз за разом, начали отрывать куски обожженного тела. Брызнула кровь.

– Осторожно! Не слишком глубоко и не слишком быстро, чтобы не повредить нервы! – командовал Якоб. – Не ведите себя словно мясники, это искусство! Причинение боли подобно ласке. Вы никогда не ласкали женщин? В конце концов истекло определенное законом время второй пытки и осужденному можно было дать новый шанс.

– Достаточно! – остановил подмастерьев палач.

Иглы вонзились в те же самые места. В дополнение к ним мастер Якоб воткнул несколько новых.

Синие губы Мефто пошевелились, будто у издыхающей рыбы. Не было никаких сомнений в том, что воля его окончательно сломлена. В глазах исчезло что-либо человеческое, и теперь они выражали лишь звериное желание избежать новой боли. Обретя способность говорить, он, не ожидая приглашения, начал выбрасывать из себя отдельные слова и обрывки фраз. Мастер внимательно слушал, ни на мгновение не спуская глаз с мышц на лице могильщика. Черты несчастного на этот раз не исказились в гримасе, сопровождавшей произнесение лжи. Через несколько минут шепот затих.

– Теперь я тебе верю, – объявил Якоб и схватил тяжелый тесак. – Вот твоя награда!

Одним ударом он отрубил голову Мефто от истерзанного тела. Отложив топор, он вытер пот со лба и отошел от стола.

– Уберите здесь, – приказал он помощникам и вышел.

Шаги палача затихли в дали подвального коридора, а в камере пыток послышались ругательства и звук отвинчиваемых болтов.

Он лежал будто в полусне, держа Ириан в объятиях. На щеке он ощущал ее спокойное дыхание. Кончики пальцев лениво гладили бархатную кожу. Хотя девушка навалилась на него всем своим весом, он ощущал легкость и блаженство. Ему не хотелось думать ни о чем. Радостное возбуждение лишь некоторое время спустя начало спадать, и сквозь него стали проступать контуры действительности. Он шире открыл глаза. В самом деле, это была она!

– Очень больно было? – спросил он.

Ириан подняла голову.

– Не имеет значения, – ответила она и приподнялась. – У тебя кровь! – она показала на красное пятно на подушке.

– Тоже? – Он чуть улыбнулся.

– Рана частично открылась. Ты не почувствовал?

– Меня намазали какой-то мазью. Шея и плечи совсем как деревянные, – ответил он.

– Из-за меня ты пролежишь здесь самое меньшее еще день…

– Что ж, оно того стоило. – Он поцеловал ее в щеку.

Она начала подниматься.

– Не уходи!

– Я должна позвать медиков.

– Успокойся, ничего страшного.

– Но я хочу, чтобы ты как можно быстрее был здоров! – Она потянулась за плащом.

– Ну, если так… – не без колебаний согласился он.

– Так что с этой минуты будешь лежать спокойно и выздоравливать. – Она погрозила ему пальцем и направилась к двери.

В это мгновение кто-то постучал. Она открыла.

– Мастер Якоб! – воскликнула она.

– Приветствую тебя, госпожа. – Палач слегка поклонился. – Я как раз завершил допрос.

– Мефто?

– Мертв.

– Он что-нибудь сказал? – Ириан снова вернулась в келью.

– Все, что знал.

– Он тебя не обманул?

Якоб устало вздохнул.

– Если когда-нибудь кому-то из осужденных такое удастся, я повешу свой патент мастера на гвоздик в нужнике! – заявил он. – Поверь мне, госпожа, свое дело я знаю…

– Прости, я лишь хотела удостовериться, – вставила Ириан.

– …так же как и способ отличить правду от лжи, – закончил палач.

– Если это не секрет, то не мог бы ты, мастер, объяснить нам, в чем он заключается? – подал голос Мино.

Якоб холодно посмотрел на него.

– Мышцы лица, – сказал он. – Когда человек лжет, некоторые из них остаются неподвижными или располагаются иначе, чем обычно. Боль лишь делает это более выразительным, остальное же – вопрос опыта и умения.

– В таком случае мы тебя слушаем, – сказала Красноглазая.

– То, что до сих пор произошло, Тагеро не планировал заранее…

– Ошибка или случайность, как я и догадывалась, – заметила Ириан.

– Именно, – подтвердил палач. – Хотя, скорее, второе. Так или иначе, его намерениям это помешало. Ему пришлось тратить время на мелочи, которые неожиданно стали опасными.

– Так чего же он на самом деле хочет? – спросил Мино.

Мастер Якоб пожал плечами.

– Того же, что и всегда, – власти над Суминором. По крайней мере раз в три года появляется маг, которому кажется, будто он вобрал в себя всю силу Онно. Пока что все они прошли через мои руки… – Он на мгновение замолчал. – Могильщик не знал подробностей. Он сказал, что у Тагеро теперь новое лицо, с как будто кошачьими чертами…

Ириан замерла, широко раскрыв глаза.

– Он сказал еще, – продолжал палач, – что Тагеро перед всей этой историей собирался отправиться в Кар. Это была часть его плана.

– Не слишком много, – пробормотал Мино.

Красноглазая задумчиво молчала.

– Мефто был лишь мелкой рыбешкой, мнившей себя акулой, – сказал Якоб. – Но это именно он по приказу Тагеро управлял вампирами, созданными из сыновей Декело. Так что справедливость восторжествовала.

– К дьяволу могильщика! – оживилась Ириан. – Из твоих слов следует, что Тагеро должен уйти и оставить нас в покое. Но та муха…

– Приятный сувенир, посланный с дороги, – подытожил Мино.

– Значит, Кар… – удивленно проговорила девушка. – Что он может там искать?

– Этой страной правит враг нашего короля, – напомнил мастер Якоб. – Как раз эти два кусочка мозаики очень хорошо друг к другу подходят…

– Тагеро – при дворе Ормеда V? – Красноглазая нахмурилась. – В качестве слуги или гостя? Одни лишь догадки! – неожиданно взорвалась она. – Ясно лишь одно – мы никаким образом не можем ему помешать! Он загнал нас сюда, будто перепуганных крыс, и пошел делать свое дело. Снова приходится ждать, пока он сам даст о себе знать…

– У нас не было другого выхода, – возразил Мино.

– Ничто нас не оправдывает! – раздраженно бросила Ириан. – Мы должны были его поймать, а вместо этого позволили ему себя одурачить. Это он потрепал нам шкуру и как в воду канул!

– Зато у нас есть шанс не допустить обострения ссоры с жрецами, – заметил Якоб. – Тебе больше незачем сидеть в этом монастыре, госпожа. Если ты отсюда уедешь как можно скорее, возможно, все разойдется, как круги по воде.

– А Каад?

– Я им займусь, – успокоил ее Мино.

– Хорошо. – Голос Ириан дрогнул. – Я возвращаюсь в Катиму.

Они долго молча смотрели друг другу в глаза.

– Тогда – до свидания… – Она быстро повернулась и выбежала из кельи.

– Не забудь о медиках! – крикнул ей вслед Мино. Он хотел крикнуть что-то еще, но передумал.

Мастер Якоб, похоже, только теперь догадался, что произошло в келье до его прихода. Он посмотрел на Мино, на распахнутую настежь дверь и улыбнулся.

– Может быть, я их извещу? – предложил он.

Парень утвердительно кивнул.

– А ты, мастер, – спросил он, прежде чем палач успел уйти, – что теперь собираешься делать?

– Настоятель наверняка не позволит мне здесь больше оставаться, – ответил Якоб. – Тем не менее мне все же хотелось бы завершить одну мрачную поэму, над которой я тут работал. Я уже знаю, как должны звучать последние строфы…

 

РЕДРЕН

По спине шута потек холодный пот. Пытаясь подавить дрожь в голосе, он перешел к финалу:

– …и тогда муж подходит к сундуку, открывает его и говорит: «Как же так, милая моя, – один пояс верности, второй пояс верности, третий, а ты уперлась и носишь именно тот, который не запирается!»

В зале наступила гробовая тишина. Весь двор сдерживал смех, ожидая, когда король начнет первым. Тем временем Редрен лишь поглядывал на паяца из-под полуприкрытых век, и ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Ты меня не развеселил, – коротко бросил он.

– Г-господин, п-п-пожалуйста, – застучал зубами несчастный, – дай мне еще один шанс.

– Это было бы чересчур скучно, – король кивнул страже.

– Господин! – Перепуганный шут окончательно потерял голову. – Смилуйся! На самом деле я вовсе не хотел рассказывать эти анекдоты. Это мне жена велела!

Ярость, душившая короля, на этот раз не смогла сдержать движения уголков губ. Несколько десятков пар глаз тотчас же заметили эту гримасу, и под сводами зала грохнул взрыв смеха. Напряжение спало, освободив могучую волну облегчения, придав раздавшемуся хохоту черты истерической реакции. Можно было уже не опасаться новой вспышки монаршего гнева, начинавшейся обычно с избиения шута. Бедняга только что избежал участи быть выброшенным в окно.

– Ну что ж, у тебя получилось, – успокоившись, сказал король. – Я всегда говорил, что забавнее всего ты бываешь, когда остаешься самим собой!

– Да, господин, конечно, господин. – Шут, согнувшись в поклоне, попятился и исчез в толпе придворных.

Гвардейцы вернулись на свое место. Редрен развернул смятое в гневе письмо, которое получил четверть часа назад, и еще раз пробежал его глазами.

– Или она макового отвара перепилась, или влюбилась, – пробормотал он себе под нос. – В итоге все едино… Во имя Рэха! Только скандала со жрецами мне недоставало! – Он отдал документ стоявшему рядом молодому секретарю, а затем уселся поудобнее в кресле и попытался заставить себя думать. Придворные сплетни, к которым все вернулись после перерыва, вызванного первым прочтением письма Ириан, были совсем не тем, в чем он сейчас нуждался.

– Пусть убираются отсюда к дьяволу! – прошипел он церемониймейстеру.

– Его величество желает побыть в одиночестве! – перевел тот слова короля на язык этикета.

Начался балет поклонов и маневров перед дверями зала. Самые важные персоны, естественно, хотели выйти последними.

– Начальник стражи! – крикнул Редрен.

– Так точно, господин!

Король окинул критическим взглядом замещавшего Красноглазую офицера.

– Терпеть не могу заместителей, – заявил он.

– Так точно, господин!

– Потому что они постоянно твердят: «Так точно, господин!»…

Гвардеец прикусил язык.

– …и вместо того чтобы заниматься делом, все время ищут случая подсидеть свое начальство, – закончил Редрен.

– Но… – Лицо офицера стало, похоже на физиономию оскорбленной девицы.

– За дурака меня принимаешь? Тогда объясни мне, почему ты постоянно торчишь у меня на виду?

– Я всегда готов служить вашему величеству, – выдавил офицер.

– А ты видел когда-нибудь, чтобы эта соплячка-упыриха, которой ты подчиняешься, сверкала передо мной своими красными глазами, если ей нечего было мне сказать? Нет. Иногда даже я не вижу ее столь долго, что забываю, как она выглядит, зато во дворце всегда спокойно, а заговорщики в подвалах или по пути на эшафот, то есть все на своих местах. А может быть, сейчас кто-то подкупает твоих солдат, а?

– Ну… – Бледный как мел гвардеец безуспешно пытался найти какой-нибудь умный ответ.

– Только попробуй ляпнуть что-нибудь о верности и чести, я тебе сам лично кости пересчитаю! С тех пор как в Каре открыли три новых золотых рудника, эти две добродетели для Ормеда больше не проблема.

– Не знаю, господин! – Начальник стражи наконец решился на откровенность.

– Откуда же тебе знать, если ты все время таскаешься за мной, словно стервятник в поисках добычи?

– Позволь мне пойти и проверить, господин, – робко попросил офицер.

– Я тебя не за тем вызывал, – отрезал король. – Хватит глупостей, как раз случилось то, чего ты ждал. – Редрен бросил взгляд на стоявшего словно статуя секретаря.

Кроме их троих, здесь были еще двое гвардейцев у дверей в противоположном конце зала. Несмотря на это, король понизил голос:

– Красноглазая совсем сдурела. Связалась с жрецами и наделала им хлопот. За такое ей пришлось бы лишиться своего поста, но этого не случится. Я достаточно ясно выразился?

– Так точно, господин.

Редрен вкратце объяснил, в чем дело.

– Ты должен проследить, чтобы эта гора родила мышь, – закончил он. – И меня, и ее должны оставить в покое. Если, однако… – он сделал паузу, – по каким-то весьма серьезным причинам тебе это не удастся и Ириан придется уйти, то ты, дорогой мой, наверняка не станешь тем, кто займет ее место. На пирийском пограничье пригодится один тщеславный офицер. Уйди с глаз моих долой.

Заместитель Красноглазой поклонился и быстро выбежал из зала. Король посмотрел на секретаря.

– Как его, собственно, зовут? – показал он на закрывающиеся двери.

– Сотник Саморро, господин, из рода Медарго, дворянин в шестом поколении, восемь лет службы в королевской гвардии.

– Достаточно! – прервал его Редрен. – Второй раз не забуду. А ты, уважаемый Лифен, какой подарочек получил недавно от нашего дорогого Ормеда? – словно невзначай спросил он.

– Прошу прощения, ваше величество? – Лицо секретаря стало похоже на посмертную маску. Зато в глазах короля вспыхнула холодная ярость.

– Вопрос был вполне ясен, – медленно процедил он. – Не думаешь ли ты, будто я поверю, что шпионы этого карийского паяца забыли о твоем дне рождения?

– Господин… – Лицо Лифена утратило восковой оттенок. Теперь он стоял с миной шарившего в курятнике лиса, которому неожиданно наступили на хвост.

– Прекрати ломаться и говори по делу. Если бы я вешал каждого за малейшую нелояльность, то скоро бы сдох от скуки в пустом дворце. Так что там было?

– Молодая рабыня с набором бижутерии.

– Ты с ней уже спал?

– Ни с девушкой, ни с бижутерией, ваше величество, – нервно оскалился Лифен.

Король кивнул.

– Тогда пришлешь ее сегодня вечером ко мне в спальню. Девушку, естественно. Драгоценности можешь оставить себе. Что они хотели взамен?

– Узнавать о проблемах вашего величества.

– Та-ак, – вздохнул Редрен. – И подумать только, что всего два месяца назад ты был мелким чиновником в моей канцелярии.

Наступило неловкое молчание.

– Много ты им наболтал?

– Пока ничего. Я предпочел не рисковать из-за какой-то ерунды.

– Как хорошо иметь надежных шпионов и умелого палача, – весело заметил Редрен и тотчас же посерьезнел. – Значит, ты ждал случая, чтобы продать им нечто действительно стоящее тех денег, которые они на тебя потратили, так?

Лифен уставился в пол.

– Не так, господин. Они давали, ну, я и взял. Я хотел поступить как другие, то есть потом как-нибудь отвертеться.

– Ладно, все в порядке, только ты забыл мне обо всем рассказать. Собственно, подозрительным было именно твое молчание. В этом дворце неподкупные живут недолго, так что те, кто почестнее и поближе ко мне, когда не могут больше путать следы, просто согласуют со мной часть своих доносов, а часть оплаты передают в мою казну. Ну, не смотри на меня так, я ведь тоже хочу что-то с этого иметь! Лишь одна Красноглазая может позволить себе быть честной, ибо ее ничем не подкупить. Благодаря ей я могу рассчитывать на гвардию, а та, в свою очередь, в состоянии удержать в повиновении мелкую дворцовую шушеру, давая им время от времени устрашающий пример. Кроме того, у меня в запасе есть еще кое-что: за последние годы Ормед утопил в карманах моих придворных такое количество золота, что в конце концов им стало ясно, что если он здесь воцарится, то в первую очередь постарается, чтобы все расходы вернулись ему с лихвой. Потому их рвение становится тем меньше, чем больше денег они получают из Кара. Это тайна Редрена, которую ты смело можешь продать за трех новых рабынь. Хотел бы я увидеть физиономию той карийской крысы, когда ей об этом донесут! – рассмеялся король.

Ошеломленный секретарь не знал, что ответить.

– Как видишь, старик Редрен все еще крепко держит тут всех за горло! – подытожил монарх. – Так что можешь выдавать что хочешь, только чтобы ничего существенного, ибо тогда отеческим выговором дело не ограничится. Об истории с жрецами забудь! А теперь убирайся отсюда и дай знать той банде за дверями, что король снова желает развеселить душу их обществом…

– Ваше величество, проще всего будет изменить соответствующий параграф Закона Чистоты. Сделать запись в Своде Законов с более ранней датой, и дело с концом, – сказал неделю спустя верховный судья Катимы, седой шестидесятилетний мужчина с неподвижным лицом и темными внимательными глазами.

– Нет.

– Почему, ваше величество?

– Я не хочу уравнивать в правах демонов и людей. Это может быть опасно.

– Неужели начальник стражи?..

– Лояльность Красноглазой вне всяких подозрений. Я могу полагаться на нее точно так же, как прежде на ее приемного отца.

– Прости, господин, но в таком случае я ничего не понимаю.

– Ведь это же ясно! Речь идет о будущем. Будут следующие короли и новые демоны у них на службе. Сейчас Красноглазая мало того что сама хочет, но еще к тому же и вынуждена верно служить. Она считает, что такова ее собственная воля, но я знаю, что, в сущности, она не могла поступить иначе, ибо только моя милость и мое слово защищают ее от Закона Чистоты. Если же я предоставлю сверхъестественным существам подлинную возможность выбора, то мне придется считаться с тем, что выбор этот окажется весьма разным. Так что я не намерен позволить им строить заговоры или становиться непригодными для монарха. Честь честью, но я должен быть уверен! Зачем вводить их во искушение?

– Раз так, представим это именно таким образом. Подчеркнем роль королевской милости, дающей привилегию…

– Ты с ума сошел! Я должен прямо заявить, что, по существу, она лишь рабыня? Лишить иллюзий? Нет. Закон Чистоты должен остаться неизменным. Мало того, следует его так укрепить, чтобы казалось, будто ни один король сам не в силах его изменить. Официально пусть это будет священная и неприкосновенная преграда из глубины веков, которую можно убрать лишь с согласия Совета Жрецов. Пусть подавятся! Но его применение должно зависеть от короля.

– Это означает, ваше величество, что данный закон обычно будет игнорироваться и применяться лишь в случае необходимости, – подытожил судья.

– Именно! Но суть в том, чтобы никто против моей воли, формально, не мог заставить меня соблюдать его требования. И это твоя задача! На основании Свода Королевских Привилегий ты должен неопровержимо доказать все, что требуется. Жрецы не могут схватить меня за шиворот и объявить, что король не соблюдает Закон. Все должно исчезнуть в облаке туманных юридических выкладок и неоднозначностей.

– Будет сделано, ваше величество. А когда это нужно?

– Точно не знаю, – ответил Редрен. – Когда сюда явится представитель Совета Жрецов с требованием казнить Ириан, все должно быть уже готово. Тебе самому придется сориентироваться.

– В таком случае поспешу исполнить приказ, ваше величество. – Судья встал, поклонился и вышел.

Король посмотрел на секретаря.

– Иди позови начальника стражи. Я хочу знать, что он сделал за эти семь дней.

– Да, ваше величество. – Лифен исчез за дверью, оставив монарха одного.

Редрен потянулся и окинул взглядом комнату. Это был один из пятидесяти небольших кабинетов, служивших для обсуждения конфиденциальных вопросов. Король всегда сам, непосредственно перед встречей, выбирал тот, в котором должна была состояться беседа. Эти комнаты отличались от прочих помещений во дворце тем, что перед каждой из них всегда стояли трое стражников, пытавшихся разными способами создавать у прохожих впечатление, что король находится именно здесь. Подобная комедия разыгрывалась даже во время официальных торжеств с участием Редрена и во время его отсутствия в столице. Простой способ сбить с толку пытавшихся что-то подслушать своей действенностью доводил до бешенства многочисленных карийских шпионов. Полтора года назад их тогдашний руководитель впал по этой причине в депрессию и перерезал себе вены. По крайней мере так говорилось в официальном сообщении.

Монарх задумался. Пока что продолжавшееся полтора десятка лет соперничество между Каром и Суминором стоило Ормеду V многих тысяч золотых, а результатом его были лишь очередные унижения и пять войн, из которых четыре были проиграны, а пятая завершилась ничем, поскольку обе армии увязли в топях Северных Болот и, несмотря на самое искреннее желание, не сумели найти сухого пространства достаточных размеров, чтобы сразиться в решающей битве.

Первой причиной подобной настойчивости карийского султана было невезение Редрена, заключавшееся в том, что очередные супруги рожали ему одних дочерей, одну прекраснее другой, а его сыновья имели исключительно внебрачное происхождение. После двадцати лет отчаянных усилий формального, юридического и будуарного характера, когда четвертая подряд королева родила одиннадцатую прелестную девочку, сдавшийся властелин Суминора решил больше не утомлять дворцовых соблазнителей, создававших до сих пор основания для новых разводов, два из которых не обошлись в свое время без помощи мастера Якоба, и примирился с судьбой. Сама эта ситуация, однако, не являлась непосредственной причиной конфликта. Дело было в том, что Редрен раз за разом отвергал очередные предложения выдать своих дочерей за сыновей Ормеда, которых у того, как обладателя гарема, имелось в избытке. Хозяин Катимы поступал в этом отношении в соответствии с волей суминорского дворянства, понимавшего, что если бы только дело дошло хотя бы до одного такого брака, вопрос наследования после смерти Редрена мог бы быть решен в пользу сына или внука Ормеда. В случае заключения нескольких таких союзов произошла бы полная смена династии и объединение обоих государств. Такая перспектива, однако, никого не привлекала, поскольку всем слишком хорошо был знаком установившийся в Каре обычай султана обрубать лезвием топора всяческие дискуссии с подданными. В Суминоре же единственным, у кого были причины считать монарха тираном, был придворный шут его величества. Все остальные обитатели королевского дворца привыкли видеть в Редрене хотя и непредсказуемого, но, по существу, вполне приемлемого дурачка, о чем целенаправленно и продуманно заботился он сам. Именно этой цели служило постоянное преследование шута – индивидуума, от природы полностью лишенного чувства юмора.

– Здравия желаю, ваше величество! – В дверях появился заместитель Красноглазой.

– Садись, – сухо сказал король. – Я слушаю.

– Я знаю, о чем шла речь в Совете Жрецов. Они уже трижды собирались, чтобы договориться, как воспользоваться подходящим случаем. Во время первой встречи…

– Короче! – отрезал Редрен. – Что они собираются делать?

– Они ожидают, что ваше величество захочет отменить Закон Чистоты, и назначили трех докторов права, чтобы те нашли способ этому помешать. Я с них глаз не спускаю.

– Отлично. – Король потер руки. – Ни в чем им не препятствуй, и пусть твои люди стараются их в этом убедить. Что еще?

– Они составляют обращение к народу. Хотят объявить, что ваше величество впал в немилость Великого Рэха, явным знаком чего является отсутствие потомка мужского пола…

– У меня их сорок с лишним! – язвительно заметил Редрен. – Этого мало?

Офицер замолчал, не зная, что ответить.

– Хорошо, можешь ничего не объяснять, а еще что?

– То же, что и всегда, – безбожие, отсутствие должного почтения к жрецам, неуважение реликвий… Речь идет о том святом образе, который ваше величество велели перерисовать.

– Ничего не могу поделать. Не люблю таких мрачных физиономий… Сейчас он, по крайней мере, выглядит намного лучше!

– Дальше, прекратилась охота на ведьм…

– Толку с этого! Впрочем, неправда! Порой я люблю поохотиться на молоденьких ведьмочек…

– …нечисть свирепствует…

– Как всегда.

– …монастырь разграблен пьяной компанией. Похищены жрицы Рэха.

– Эх, молодость!.. – мечтательно проговорил Редрен.

– Наконец, запрет доступа в королевскую канцелярию и та большая восковая свеча, которую ты, господин, велел выслать верховному жрецу вместо объяснений по поводу твоих поступков…

– О! Тут-то и зарыта собака. Хватит. Чего они хотят добиться?

– Этого они пока не решили. Одни за то, чтобы вынудить ваше величество отречься от престола, но не могут договориться о том, кто потом должен занять трон. Другие считают, что достаточно ограничить твою власть, господин, но тоже еще не решили, до какой степени.

– Позаботься о том, чтобы им хватило тем для дискуссий на ближайшие два месяца. Это все?

– Нет, господин, они послали письмо кардийскому настоятелю с требованием воспрепятствовать Красноглазой.

– Итак, каша заварена. Теперь суть в том, кто будет ее расхлебывать…

– Наверняка не мы! – на пороге стояла Ириан. – Приветствую ваше величество!

– Ты здесь? – обрадовался Редрен. – Когда ты вернулась?

– Час назад, – ответила она. – Как раз успела переодеться.

– Нашла меня без труда? – Король чуть улыбнулся. – Что случилось?

– Тагеро бежал в Кар…

– Подожди, – остановил он ее и повернулся к Лифену и Саморро, который встал, когда вошла Ириан. – Оставьте нас одних!

– Увидимся на докладе, – бросила Красноглазая своему заместителю.

– Что ты там натворила, соплячка?! – прошипел Редрен, когда дверь закрылась. – Перекинуть бы тебя через колено и всыпать так, как еще ни одной упырихе не доставалось!

– Прости, господин. – Она опустила голову.

Король махнул рукой.

– По крайней мере, и то хорошо, что ты сама с жрецами разминулась, – сказал он. – Придется им поискать другой повод. Но они его найдут, не беспокойся! Слишком много желчи скопилось в их преподобных печенках. Ты бросила камешек, и обрушилась целая лавина. – Он показал Ириан на кресло. – Крупного скандала нам не избежать.

– Господин, я… – Она не смела поднять глаз.

– Ладно, я понимаю. Надеюсь, больше ты не устроишь мне такую головную боль. Но – хватит глупостей. Слушай внимательно… – Он передал Красноглазой все, что услышал от Саморро, не забыв упомянуть и о чрезмерном тщеславии сотника.

– Господин, ты должен это знать, – сказала Ириан, когда он закончил. – Это невероятно, но все на то указывает…

Король внимательно посмотрел на нее.

– Тагеро – это мой отец, – прошептала она.

– Ксин?! – Редрен даже привстал.

Ириан молча кивнула.

– Ты говорила, что он – чародей… Ксин не знал магии, – заметил Редрен.

– Я знаю, господин…

– Не сходится! Но чародей мог принять облик Ксина… – король задумался. – Тут явно какая-то хитрость. Будь осторожна, никому ни слова. Теперь рассказывай, что там было!

Слушая девушку, Редрен, сам не зная отчего, вдруг начал присматриваться к позе Ириан и наблюдать за всеми ее невольными движениями.

– Родмин справится, – сказал он, когда она закончила, – за него я спокоен, но вижу, что ты лишилась не только его… – Он замолчал.

– Прошу прощения, ваше величество? – удивилась Красноглазая.

– И девственности своей тоже, – спокойно проговорил король. – Но ты забыла об этом упомянуть…

Щеки и шею Ириан залил пурпурный румянец. В верхней части лица цвет этот перешел в темно-бронзовый, из-за зеленой вуали.

– Откуда ты… господин… – с трудом выдавила она.

Король фыркнул, смутив ее еще сильнее.

– Эх, малышка! – весело сказал он. – Я стреляный воробей и слишком со многими бабами имел дело, чтобы не заметить. Я вижу, как ты сейчас ставишь ноги, и помню, как это выглядело до твоего отъезда. Разницы вроде бы никакой, но она есть! Поверь, в девочках я разбираюсь не хуже, чем Якоб в своих клиентах… Не то ремесло и не те годы, чтобы могло быть иначе!

Ириан смотрела на Редрена широко раскрыв глаза. Сейчас она была похожа на маленькую девочку, застигнутую врасплох за банкой с вареньем.

– Только не расплачься мне тут… – мягко сказал король. – И рассказывай, кто он? Да ему немалая награда за смелость причитается!

Молодая наложница лениво потянулась в голубых складках бархатной постели и мягко, словно кошка, скользнула на другую половину ложа. Там, однако, оказалось пусто. Удивленная, она подняла голову и села. Длинные волосы рассыпались по ее шее и спине. С плеча спадал шелк коротенькой вишневой туники, приоткрывая маленькую остроконечную грудь. Она медленно подтянула стройные ноги, сомкнув изящные и мягкие, словно персик, бедра. Вишневая ткань, свободно покрывавшая ее тело, достигала середины ягодиц. На лице девушки еще читались следы недавно испытанного наслаждения. Она мечтательно улыбнулась.

– Какое чудесное утро! – Редрен в халате стоял у окна, глядя куда-то вдаль. – Редко случается увидеть столь прекрасно освещенные солнцем облака… – восхищенно отметил он. Лишь затем он посмотрел на любовницу. – Только не ревнуй, моя сладкая, – сказал он. – В моем возрасте все больше внимание начинаешь уделять чудесам природы…

Он подошел и коснулся ее колен. Она тотчас же их раздвинула.

– Что, хочешь еще? – Он провел ладонью по влажному низу живота.

– Да, господин… – прошептала она, крепко прижимаясь к нему.

– Если бы Ормед вместо сотен дурней-шпионов присылал мне раз в месяц одно такое создание, как ты, то уже через год загнал бы меня в могилу, и я не имел бы ничего против! – он развязал толстый пушистый пояс халата и опустился на девушку. Та приняла его с такой страстью, словно десять последних лет провела в одиночестве на вершине башни, охраняемой стаей драконов. Редрен не без труда овладел извивающимся под ним стройным телом.

«Что же будет со мной в старости?» – подумал он почти со страхом, ритмично погружаясь в содрогающееся тело молодой женщины.

Стук в дверь! На подобное мог отважиться лишь один человек во дворце. Красноглазая! Это означало, что случилось нечто серьезное.

– Подожди!!! – крикнул он и бросился в отчаянную погоню за ускользающим, словно заяц, забытьем. Наложница укусила его за плечо. Перед глазами Редрена внезапно вспыхнуло воспоминание о величайшем совершенном в жизни безумии, когда он, девятнадцатилетний принц, самовольно пошел в атаку во главе своей конницы на фалангу пикинеров в битве под Амизаром, во время войны с Роном. Адский стук копыт, грохот, шум крови в ушах, а потом могучий удар…

– Входи! – велел он чуть позже, спокойно поправляя халат. Девушка на ложе дрожала как осиновый лист, все еще не в силах прийти в себя. Король опустил балдахин.

– Господин! – Вместе с Красноглазой в спальню вошел мужчина в обычной одежде придворного, но щетина на его лице свидетельствовала о том, что ему пришлось переодеваться быстро и он не успел побриться. Монарх упал в кресло.

– Налей мне вина! – приказал он Ириан, прежде чем она успела что-либо сказать.

Он принял кубок и не спеша осушил его до дна. Те двое выглядели так, словно стояли на раскаленной, жести вместо пола.

– Ну хорошо, я слушаю. – Редрен утер губы.

– Это наш человек из Амизара, – представила Красноглазая своего спутника. – Он прибыл час назад. У него важные известия…

– Я думаю! – прервал ее король. – Ибо в противном случае вы оба ответите за попытку довести меня до разрыва сердца. Говори!

– Толька что обговорены условия мира между королевством Рона и Империей Южного Архипелага. Ренир Великий и Кахар Беспалый пожали друг другу руки. Война окончена, в Амизар стягиваются тысячи отпущенных со службы наемников.

– Почему туда? – деловито спросил Редрен.

– Потому что уполномоченные Ормеда принимают всех с раскрытыми объятиями. Платят за квартал вперед.

Властелин Суминора протяжно свистнул.

– Вижу, наш дорогой Ормед наконец нашел более действенное применение своему золоту.

– Очередные когорты выступают в сторону Нандеи, – закончил незнакомец.

– Коменданты Крепостей на границе Каладена извещены?

– Да, господин.

– Как твое имя?

– Зорето, господин.

– Я его запомню, иди.

– Господин! – Он поклонился, приложив правую руку к груди.

Редрен посмотрел на Ириан.

– Итак, конец ухаживаниям, – спокойно проговорил он. – Девица оказалась чересчур упрямой, придется взять

ее силой…

– Не понимаю, ваше величество? – ответила Красноглазая.

– Все просто, – пояснил король. – Пока что во всех авантюрах Ормеду нужно было лишь одно – разыграть войну таким образом, чтобы потом иметь возможность диктовать условия мира. Естественно, самым важным из них было бы соединение наших родов благословенными супружескими узами. Он хотел склонить меня к тому, чтобы выразить на то согласие, так что, по существу, это было лишь ухаживание. Может быть, чуточку грубое, все-таки полтора десятка тысяч трупов, но ухаживание… Теперь же игра окончена. Слишком много золота, оскорбленной гордости и войска. Добавь к этому еще нынешнюю армию Ормеда, которая не слишком пострадала во время последнего купания в Северных Болотах, и поймешь, чего ждать. Это уже не маленькая приграничная войнушка. Речь идет уже о завоевании всего Суминора! Наш дорогой сосед покончил с намеками и намерен показать себя настоящим мужчиной… В самом деле, я начинаю чувствовать себя девицей, оказавшейся в мрачном лесу, полном разбойников… – вымученно пошутил он.

– Какие будут распоряжения, господин?

– Начинаем подготовку. Ничего другого не остается, – сказал Редрен. – Шли гонцов к наместникам в провинциях, пусть делают все то же, что и обычно.

– Достаточно ли этого? – спросила она.

– Ты права… – Он задумался, – Собери, сколько сможешь, войска с пирийской границы. Только в меру! Я не хочу потерять те земли. Объяви также о прощении для всех разбойников, скрывающихся в лесах Рогирры. Вина с них будет снята, если они встанут на защиту короны. Что еще?

– Крестьяне, – подсказала Красноглазая.

– С этим осторожнее. Дворяне могут косо посмотреть, а тронуть сейчас усадьбы жрецов – хуже, чем сунуть руку в осиное гнездо…

– Я могу распустить неофициальные слухи о том, что им дадут землю, свободу, дворянские гербы. Тогда несколько тысяч наверняка сбежит в войско. Будет кем усилить легкую конницу.

– Хорошо, так и сделай, – согласился король. – Но не это будет твоей главной задачей.

– Слушаю, ваше величество.

Вместо ответа Редрен встал и подошел к ложу.

– Уходи! – коротко приказал он.

– Да, господин…

Девушка, сверкая голым задом, выскочила из постели и выбежала через боковую дверь. Красноглазая не обратила на нее никакого внимания.

Король не спеша вернулся к Ириан и сел напротив нее.

– Сними вуаль, – тихо сказал он.

Она послушно подчинилась. Его Величество Редрен III, хозяин Катимы, король Суминора и суверен Рогирры, посмотрел ей прямо в глаза.

– Если на войне со мной случится какое-нибудь несчастье, ни одна из моих дочерей не должна попасть в руки Ормеда. – Он говорил медленно и отчетливо. – Все принцессы должны будут умереть. Ты лично должна за этим проследить. Поняла?

– Да, ваше величество… – Ледяное дуновение сковало душу Красноглазой.

– Старшие знают, в чем дело, и сделают все сами, – продолжал Редрен, – но некоторые могут не найти в себе достаточно смелости, и остаются еще самые младшие… – Голос его сорвался. – Смерть должна быть быстрой и безболезненной! – закончил он.

– Господин… я…

– Возьми себя в руки. Есть грань, за которой шутки кончаются. Суминор превыше всего. Мои солдаты не должны гибнуть зря. А теперь забудь об этом! Может быть, навсегда. Сегодня мы будем развлекаться! Интересно, у шута уже прошли синяки?

Ириан вернулась к себе потрясенная до глубины души. Сев за стол, она начала писать распоряжения. На первой странице она сделала столько клякс, что в конце концов пришлось ее смять и бросить в миску с углями. Она заставила себя собраться, это получилось легче, чем ей казалось. Рука почти сразу же перестала дрожать…

Управляющему приморской провинции Самина, комендантам крепостей на пирийском пограничье, наместнику Рогирры, тысячникам в лагере под Деремой…

Постепенно к ней возвращалось спокойствие. Вся мощь короны Суминора все отчетливее представала перед ее глазами. Нет, не может быть, чтобы черные мысли Редрена могли иметь что-либо общее с будущим! Очередным движением пера она подняла десятки тысяч копий, топоров и мечей. Ириан облегченно вздохнула. Это было нечто реальное, надежное, так же как опыт и проницательность короля! Все опасения ушли в небытие.

Закончив опечатывать полтора десятка пакетов, она обратила внимание на серый конверт, который до этого поспешно отодвинула в сторону. Она взяла его в руки и разорвала, затем начала читать:

«Любимая моя! Письмо к настоятелю дошло на следующий день после полнолуния, так что мы с Каадом и мастером Якобом встретились с посланником в нескольких сотнях шагов от ворот монастыря. Солдаты ушли днем раньше, так что если в том письме был приказ вышвырнуть нас вон, то мне крайне жаль, что я не мог увидеть физиономии настоятеля. Каад пришел в себя сразу же после восхода полной луны и теперь утверждает, что он первый философ, решивший парадокс змеи, пожирающей собственный хвост. Они с мастером Якобом явно подружились и постоянно спорят на разные темы, от которых у меня болит голова. Мы сидим втроем у меня во дворе, одни, поскольку я на всякий случай отпустил всех слуг. Мастер Якоб все время что-то пишет или разговаривает с Каадом, который, кроме того, целыми часами греется на крыше. Соседи сердятся, о том же, что он сожрал уже половину обитателей хлева, не стоит и упоминать. Так что я тут, собственно, один и думаю о тебе. Кроме того, упражняюсь в фехтовании и с топором. Бегаю с мешками, набитыми камнями. Левая рука еще не настолько сильна, как раньше, шрам немного побаливает. Надеюсь, это скоро пройдет. Кажется, снова что-то начинается на карийской границе. Это правда? О Родмине до сих пор никаких известий. Новый судья Карды, который прибыл три дня назад, говорит, что урна с пеплом Риды всегда будет стоять на судейском столе как предостережение для выносящих приговоры. Когда мы снова увидимся? Я скучаю по тебе. Будь здорова. Мино».

Ириан тяжело вздохнула и с грустной улыбкой опустила руку, в которой держала письмо. Не время сейчас для любви, для тоски, для чего-либо иного! Не время. Медленным, но решительным движением она потянулась к чистой странице пергамента, окунула перо. Слова одно за другим выстраивались в ровные ряды.

«Мино Дерго, дворянину, старшему десятнику войска Его Величества Редрена III, по воле короля незамедлительно явиться в лагерь Первого легиона провинции Каладен для присвоения звания сотника. Подпись: Ириан Ферго, тысячник-капитан Королевской гвардии».

Да, она поступила так, как следовало. Так откуда же эта грусть? Прежде чем она отдала себе отчет в том, что делает, на нижнем поле официального, изданного от имени короля приказа она написала: «Я люблю тебя!» И лишь теперь, смущенная и полная стыда, дрожащими, как у шпиона, руками она сложила и быстро запечатала это последнее на сегодня письмо.

– Хватит вилять! Говори прямо: я или Ормед?

Верховный жрец заморгал и машинально поправил высокий воротник, закрывавший шрамы на шее. Его образ мыслей совершенно не соответствовал стилю рассуждений Редрена. Старые события и новый конфликт лишали их беседу всякой видимости делового обмена аргументами. Беро за последние годы сильно изменился. Он перестал поддерживать истребителей, но его непреклонность в вопросах религии лишь возросла. Он и король производили впечатление пришельцев с совершенно разных планет, которые лишь по воле случая пользовались одним и тем же языком.

– Значит, ты, господин, хочешь нашей помощи… Сейчас?

– Никакой помощи! – Редрен заскрежетал зубами.

– Даже в столь тяжелую минуту ты не намерен смириться и порвать с безбожным прошлым? – искренне удивился верховный жрец. – Зачем же ты пришел сюда, король?

Редрен глубоко вздохнул.

– Война с Каром начнется со дня на день, – еще раз повторил он, пытаясь сохранить спокойствие. – Я хочу знать, на чьей вы будете стороне?

– Нас не занимают преходящие проблемы меняющегося мира. Мы лишь следим, чтобы действия бренной власти были в согласии с законами, данными Великим Рэхом. Если они расходятся, нам приходится напоминать и предостерегать. А ты, господин…

– Хоть горшком называй, только в печку не ставь! – прошипел Редрен. – Для меня важно лишь, что вы суете нос в мои дела!

Брови верховного жреца поднялись, но с его умудренного годами лица не исчезло выражение отеческой снисходительности и заботы.

– Как же так, король? Как могут быть только твоими дела, касающиеся народа и законов, по которым ему выпало жить? Ведь именно нашей опеке вверено благо твоих подданных. Станешь ли ты возражать против того, что основные принципы непостоянства облика Рэха, которые мы провозглашаем вместе с наказом вечного смирения перед хаосом Бытия, важнее всего?

– Не стану, но я пришел сюда не для теологических дискуссий! Принципы – одно, а вопросы повседневной политики – совсем другое!

– Ты ошибаешься, господин. Эти вещи ясным и естественным образом следуют одно из другого. Меня беспокоит, что ты этого не видишь, король.

– Мир не есть Вечность! – взорвался Редрен. – Ты говоришь о том, о чем сам понятия не имеешь!

– И я так думаю, сын мой.

Наступила напряженная тишина.

– Повторяю, – начал в очередной раз властелин Суминора, – могу ли я рассчитывать на ваш нейтралитет во время войны с Ормедом?

– Этот вопрос неудачно сформулирован и касается малозначительной проблемы.

– Вовсе нет!

Верховный жрец пропустил мимо ушей возглас Редрена.

– Нас не волнует монарх чужого народа. Важен король, который правит здесь и сейчас. Именно его неподобающее поведение повергает нас в грусть и беспокойство.

– Во имя Рэха! Ты что, не понимаешь, о чем я?

– Король, ты беспокоишься вовсе не о том, о чем следовало бы.

Редрен почувствовал, что еще мгновение, и он схватится за корону и натянет ее себе на шею, как если бы она была из соломы, а не из металла. Он вскочил и направился к выходу.

– Куда ты, король? – спокойно спросил верховный жрец.

– На войну! – в ярости он едва не выломал золотую ручку.

За дверью ждала Ириан вместе с десятью гвардейцами. Четверо вооруженных стражей храма, которых королевские солдаты вынудили отойти от порога, мрачно смотрели на них. Красноглазая подошла к Редрену.

– Господин?

– Чтоб им в пекло провалиться! – выдохнул король. – Одни увертки и отговорки! Идем!

Гвардейцы деловито выстроились вокруг короля и своего командира. Их тяжелые сапоги застучали по гранитным плитам шедшей вокруг храма галереи.

– Я сам виноват! – в гневе бросил Редрен. – Я позволил им в течение стольких лет набирать вес и значение в обществе! Естественно, в конце концов каждый их шаг начал мешать всем моим действиям. Политическое влияние для них – словно бритва в руке ребенка. Они зарежут ею меня, и себя, и весь Суминор! – продолжал он, уже спокойнее. – Но этот лысый и тощий войдет в королевскую канцелярию только через мой труп! – страстно закончил он.

– Привет, мама!

– Ири! – Хантиния Ферго встала с дивана и подошла к приемной дочери. Женщины обнялись и расцеловались.

– Я пришла попрощаться. Посол Ормеда только что прибыл в Катиму. Король принимает его сегодня вечером.

– Ты уверена, что он привез с собой объявление войны?

– Ничего другого быть не может. Разве что они готовят какую-то новую хитрость. Тогда Редрен разорвет мир. Так или иначе, в оружейной уже полируют королевские доспехи. Скорее всего мы выступим уже сегодня ночью.

Они сели рядом.

– Ты ведь встретишь его там, правда? – В уголках глаз Ханти появились морщинки.

– Наверняка, только не знаю, что я стану тогда делать, – кивнула Ириан. – Боюсь, что я не смогу быть такой, какой он хотел бы меня видеть. Что я не оправдаю его ожиданий. Там я буду тысячником, все время со своими солдатами, а он… Я привыкла, это моя вторая натура, – тихо и медленно говорила она. – Здесь, во дворце, я упыриха, начальник гвардии, меня боятся. Там, с ним, я была лишь девушкой, отдавшейся ему по любви. Как мне соединить одно и другое? Я хочу его, но один раз уже едва ему не опротивела, поскольку была чересчур горда, чтобы высказать свое восхищение перед ним. Насмехаться и язвить было легче.

– Но теперь вы принадлежите друг другу. Вам удалось сделать первый шаг, – ответила Ханти.

– Меня словно вампир укусил в сердце. У меня не было сил, я могла лучше к себе приглядеться. Теперь мне порой кажется, что это была лишь минута слабости, и, когда я в такие мгновения думаю: «люблю», делаю это словно вопреки самой себе. Упыриха ожила и снова начинает брать верх. Я служу Редрену, а он должен иметь рядом с собой хладнокровного демона, а не смазливую идиотку. Я не хочу подвести ни его, ни Мино. Я сама уже не знаю, кто я!

– Упыриха, которая умеет любить.

Ириан подняла вуаль. В ее красных глазах блеснули слезы.

– Я не могу с этим примириться! Не знаю как! Понимаешь?

– Дорогая моя, достаточно захотеть. А ты хочешь?

– Хочу.

– Тогда будь спокойна. Мино желает твоих ладоней, может быть, руки, Редрену же нужны когти. Настоящая проблема возникла бы, только если обоим было нужно одно и то же. Так что все не так плохо, и перестань волноваться!

– Спасибо. – Красноглазая наконец улыбнулась и прижалась к приемной матери.

Они сидели так некоторое время, пока Ириан не выскользнула из объятий той, предназначением которой было понимать и любить демонов.

– Есть еще кое-что… – Девушка посмотрела в сторону. – Мне кажется, что Ксин жив, – быстро проговорила она.

– Что ты сказала?! – Ханти побледнела.

– Если не он сам, то наверняка – его тело. В него вселился чародей, которого я преследую…

Ханти закрыла глаза. Из-под век выкатились две слезинки.

– Книга Зла… – прошептала она. – Когда-то, чтобы спасти Ксина, мы с Родмином воспользовались Проклятыми Чарами. Родмин предупреждал меня, что цена может оказаться выше, чем приобретение…

– Это могло произойти вскоре после схватки с королевой-матерью, – ответила Ириан. – Я его тогда встретила, он вел себя очень странно…

– И ты мне ничего не сказала?! – взорвалась Ханти.

– Он не хотел.

– Потому что знал, что я сразу распознаю обман, что не дам себя провести. – Женщина покачала головой. – Я всегда знала, что он жив. Во сне я иногда слышу его голос… Теперь я уже понимаю, что это не сон. Он просит помощи…

– Я тоже слышала. – Ириан сжала губы. – Тагеро говорил, что королева-мать убила в нем котолака… Это неправда, она его только ранила, ослабила так, что Тагеро завладел его телом и волей.

– Если так, он завладел всеми знаниями и памятью Ксина. – Ханти снова покачала головой. – Это дало ему такую власть, какой до сих пор не обладал ни один маг. Поэтому ему столь легко удалось сломить Родмина. Знаешь… иногда, когда мы были вместе, мне казалось, будто со мной кто-то чужой, – то были мгновения, когда Ксина выглядывал Тагеро. Ты должна снять с него это проклятие, прошу тебя!

– Я не знаю как… – ответила Ириан.

– А это еще что такое?! – рявкнул Редрен, неожиданно останавливаясь не доходя до трона. В Посольском зале наступила мертвая тишина. Придворная капелла прервала парадный марш. Те, кто только что кланялся, застыли неподвижно. Церемониймейстер посинел. Кончик королевского скипетра указывал на лежавший на алом ковре крошечный клочок бумаги.

– Что это за мусор?! Что за балаган?! – прорычал король. – И в таком хлеву я должен принимать наших достопочтенных гостей?

Охваченный ужасом церемониймейстер шагнул вперед и что-то нечленораздельно забормотал. Редрен производил впечатление безумца, который в следующее мгновение начнет крушить все вокруг. Придворные поспешно отступили к стенам. Стоявшая позади короля Красноглазая с каменным лицом кивнула одному из своих сотников.

Гвардейцы, лязгая оружием, окружили мертвенно-бледного сановника.

– Ты пренебрег своими обязанностями. Ты хотел выставить меня на посмешище! – ледяным тоном заявил король.

– Господин, я… – Ноги несчастного подогнулись, и он упал на колени.

– Кто тебе приказывал вставать на колени?! – рявкнул на него Редрен.

Церемониймейстер вскочил словно ошпаренный. Казалось, что еще миг, и он лишится чувств. Король замолчал, не отводя от него взгляда. Мгновения тянулись чудовищно долго.

– Чего стоишь? – наконец подал голос король.

Глаза церемониймейстера вылезли из орбит. Челюсть отвисла.

– Ну, подними же эту дрянь, в конце концов! – приказал Редрен.

Кто-то робко хихикнул. Тотчас же дворец сотрясся от раскатов хохота и возгласов «браво». Хотя все ожидали подобного финала, никто из присутствующих еще минуту назад не мог бы побиться об заклад, что все закончится именно так. Монарх, как обычно, выглядел весьма убедительно, тем более что всем хорошо было известно, что каждая дворцовая охота на карийских шпионов или подавление раскрытых заговоров всегда начинались с подобной вспышки королевского гнева. Не однажды после чего-то подобного по булыжникам двора катились отрубленные головы, а то, что жертвами становились исключительно настоящие виновники, в атмосфере всеобщей суматохи и террора казалось оставшимся в живых чистой случайностью. Но сегодня гвардия явно не планировала маневров, которые король именовал «устрашающим примером».

Редрен запахнул мантию, смахнув из-под руки стоявшего на четвереньках церемониймейстера клочок бумаги – причину всего замешательства. Капельмейстер среагировал со свойственным ему здравомыслием, и оркестр возобновил марш с ранее прерванного такта. Придворные вернулись на свои места, а его величество уселся поудобнее на троне и дал знак скипетром.

– Посол его величества султана. Ормеда V! – прохрипел срывающимся голосом церемониймейстер.

Медленно открылись большие резные двери. Вошли трое – посол и двое рабов, один из которых нес какой-то предмет, покрытый красной тканью с золотой бахромой, а второй – украшенную драгоценностями шкатулку. Они торжественно прошли вдоль ряда придворных и остановились перед первой из семи ступеней, ведших к стоявшему над головами подданных трону.

– С чем прибыли? – Король, как обычно, делал вид, будто он единственный во дворце человек, не знающий, что происходит.

К послу приблизился слуга со шкатулкой. Посол Ормеда молча поднял крышку и извлек расшитую жемчугом перчатку.

Он бросил ее на ступень перед собой.

– Вот вызов моего господина, – громко объявил он. – Я пришел с войной!

– В чем же это мы провинились перед нашим братом Ормедом? – Лицо Редрена не выражало ничего кроме безграничного изумления.

Посол холодно посмотрел на него,

– Мой господин раскусил твой преступный замысел, властелин Суминора! Справедливый гнев Кара падет на твою страну. Нам все известно!

– Что именно? – на этот раз вопрос был вполне искренним.

Посол презрительно выпятил губы.

– Величайшая подлость, о какой когда-либо слышал мир. Снедаемый завистью по причине отсутствия потомка мужского пола, ты возжелал лишить моего господина его любимых сыновей. Ты послал человека, задачей которого было погубить их всех с помощью чар, чтобы твои дочери и дальше могли сохнуть старыми девами! С этого мгновения наша земля стала чересчур мала для двух государств – Кары и Суминора. Одно из них должно быть стерто в пыль. Заверяю тебя, король, что это будет не моя родина!

– Что за чушь?! – Редрен едва не потерял самообладание.

– Даже демоны не могли вынести подобной подлости. Котолак, который тебе служил, ведомый справедливым гневом, оставил службу у тебя, прибыл ко двору моего господина и сообщил ему всю правду о заговоре, после чего указал на виновного.

Раздался все усиливающийся удивленный и возмущенный ропот.

– Тагеро! – вырвалось у Ириан.

– Поскольку всем хорошо известно твое двуличие, вероломный властелин Суминора, – продолжал посол, – я принес доказательство, чтобы никто не осмелился усомниться в правдивости слов, которые я произнес от имени моего господина, – он кивнул второму слуге.

Тот подошел, вытянув вперед руки. Посол Ормеда схватил край свободно свисавшей ткани и быстрым движением сдернул ее. Глазам собравшихся предстал запечатанный сосуд, наполненный желтоватой жидкостью, похожей на белое вино. На дне сосуда покоилась голова Родмина.

Крик ужаса пронесся по залу. Редрен вскочил с трона. Скипетр выпал из его руки. Ириан побледнела.

Посол забрал сосуд у слуги, поднял его высоко вверх, показав всем, после чего в жуткой тишине поставил рядом с лежащей на ступенях перчаткой.

– Моя миссия окончена! – заявил он и, повернувшись спиной к королю, сделал три шага к собравшимся придворным. – Благородные суминорцы! – воскликнул он. – Мой вам добрый совет, подумайте еще раз, стоит ли хранить верность правителю, способному на такую жестокость! Ибо гнев моего господина…

– Вон!!! – прорычал Редрен, словно со дна преисподней. Казалось, сейчас он не выдержит, бросится на посла и, не обращая ни на что внимания, растерзает его голыми руками.

Кариец, похоже, это почувствовал, поскольку тут же замолчал и быстрыми шагами покинул зал. Слуги поспешили за ним.

Король Суминора стоял, судорожно вцепившись пальцами в спинку трона. Он смотрел на лицо Родмина, на его вывернутые белками вверх глаза, на приоткрытый рот. Ярость и ненависть стерли с облика Редрена все человеческое. Губы приподнялись, открыв стиснутые зубы. Скулы дрожали. Если бы сейчас на него наложили чары, он мгновенно превратился бы в волколака. Все вокруг затаили дыхание. Даже Ириан отступила на шаг. Наконец король чуть пошевелился и поднял голову.

– Шута ко мне! – приказал он.

Из толпы выступил смертельно, перепуганный паяц.

– Подойди ближе, мой дорогой.

Несчастный начал подниматься на возвышение. Каждую ступень он преодолевал, словно восходил на горную вершину. Наконец он встал перед королем.

– А теперь рассмеши меня!

Мгновение спустя демонический смех Редрена эхом отразился под сводами Посольского зала; отчего у всех застыла кровь в жилах. Открылись двери, и в зал ворвались вооруженные гвардейцы. Они бросились прямо в толпу придворных, выискивая заранее намеченные жертвы. Началась настоящая охота! Поднялась паника. Независимо от того, был ли кто-то шпионом или нет, все кинулись к окнам. Как всегда, страх оказался сильнее голоса рассудка. На этом все и основывалось. Благодаря этому «устрашающий пример» надолго оставался в памяти. Однако по сравнению с сегодняшним вечером бледнели самые кошмарные воспоминания.

Отряд под руководством Красноглазой окружил плотным кольцом короля и рыдающего шута. Раздавались все новые крики ужаса и мольбы о пощаде. Схваченных выволакивали наружу, во двор. Там, около деревянных колод, уже ждали ученики мастера Якоба с топорами в руках. Первые жертвы с хрустом лишились голов. Во всем дворце стражники одновременно и со знанием дела приступили к исполнению приказов Ириан. Стоявший возле палачей офицер, не обращая внимания на пронзительные вопли и мольбы, спокойно вычеркивал из своего списка очередные имена. Каждый, кто хотя бы раз без согласия Редрена принял карийский дар или золото, не имел права пережить эту ночь. В свете факелов потоки крови на камнях расползались во все стороны и сливались вместе, образуя росшие на глазах лужи. Король отправлялся на войну, и потому в столице не должно было остаться никого, кто мог бы замыслить и воплотить в жизнь какой-либо заговор. Когда слуги помогали королю надеть доспехи, к дворцу уже вели группы изменников, схваченных в городе. Много дней шпионы Красноглазой лезли вон из кожи, использовав все накопленные годами сведения, чтобы к этому моменту все было готово. До сих пор удобнее было делать вид, что о многом просто неизвестно, но Редрен приказал закончить эту игру.

Чтобы не терять времени на переноску груд обезглавленных тел, время от времени окровавленные колоды просто переставляли на другое место. Когда наступил рассвет, у палачей уже затекли руки. Один из них отрубал голову за головой, заливаясь истерическим смехом. По двору бегал обезумевший несчастный, которому неверный удар снес лишь макушку. На восходе солнца его величество во главе верной гвардии покинул Катиму.

Предполуденное солнце освещало колонну войска, двигавшуюся в направлении карийской границы.

 

КОГТИ И СТАЛЬ

Каладен был готов. Самая большая провинция Суминора, граничившая с карийской Нандеей, уже много лет первой противостояла армиям Ормеда V. Четыре могучих цитадели, Денина на краю Северных Болот, Сахен на юге, и Ронт и Авон между ними, образовывали преграду, которой до сих пор удавалось сдерживать очередные набеги. Здесь были сосредоточены почти все войска Каладена. В глубине провинции держали лишь небольшие отряды, задачей которых было поддерживать порядок в городах и на дорогах. Здесь, например, в Карде, от которой до границы было три дня пути, обычно находилось не более пятидесяти солдат. В гарнизоне в большей численности не было необходимости, поскольку до сих пор войны велись и завершались на землях Кара, в Нандае. Крайне редко карийской коннице удавалось создать пролом в поясе пограничных укреплений и продраться на дюжину миль в глубь Суминора. Обычно попытки двух государств померяться силами всегда заканчивались одинаково. Сначала войска Ормеда осаждали какую-либо из главных цитаделей, предпринимая отчаянную, но бесплодную попытку взять ее в течение нескольких ближайших дней. Эта часть конфликта редко продолжалась дольше недели, поскольку именно столько времени требовалось Редрену, чтобы подтянуть дополнительные силы. Осада заканчивалась, а обескровленная в десятках безумных атак армия Кара уходила в Нандею. Потом начиналась погоня, несколько более или менее крупных стычек, иногда решающее сражение, после которого на условиях Редрена заключался мир. Затем в течение нескольких лет Ормед восстанавливал обращенную в руины восточную провинцию, после чего все начиналось сначала. В последний раз, раздраженный отсутствием каких-либо успехов, властитель Кара приказал обойти укрепленную границу Каладена через болота, с севера. Маневр этот, однако, оказался невозможен, и фактически до войны дело не дошло.

Подобный обход с севера никогда больше не пытались повторить. Даже слух о намерении обойти крепость Сахен через леса Рогирры приводил к тому, что в войске дело начинало пахнуть бунтом, а наемники в массовом порядке возвращали жалованье. Рогирра была обителью чудовищ. Упырихи, вампиры и волколаки ночью таились здесь почти за каждым деревом. Днем из своих укрытий вылезали полудницы, утопленники же и василиски поджидали свои жертвы всегда, в любое время дня. Люди забирались сюда редко, так что твари бродили вечно голодные, а запах крови доводил их до бешенства. Проклятыми были эти места. Больше всего чудовищ обитало в лесах, где соприкасались земли Рона, Кара и Суминора. По этой причине граница между Роном и Суминором существовала только на картах, а по единственному тракту, соединявшему оба государства, путешествовали лишь отчаянные головы, которым нечего было терять. Купцы предпочитали пользоваться более длинным, но более надежным морским путем.

Мрачная крепость Сахен, возведенная в том месте, где карийская граница исчезала в глуши враждебного леса, независимо оттого, что предпринимал Ормед, постоянно находилась в осаде. Каждую ночь в темноте под ее стенами вспыхивали красные, синие или желтые глаза, высматривавшие не слишком бдительных стражников. Каменные или кирпичные стены не были препятствием для существ, наделенных мощными когтями. Достаточно было минутной дремоты, мгновения страха, не слишком быстрой реакции, чтобы угрюмую тишину разорвал пронзительный вопль. Стрелы с серебряными наконечниками редко успевали долететь вовремя. Часы ночной стражи переживали лишь те, кого судьба наделила чрезвычайной остротой чувств и прирожденной смелостью. Символом Сахена были укрепленные на крепостных стенах обработанные специальными чарами головы волколаков и упырих. Лес тоже имел свой отличительный знак – на его границе белели обглоданные кости и черепа похищенных из крепости людей. Никто, за исключением жаждавших мученической смерти жрецов, не хоронил эти останки, поскольку поблизости обычно таились василиски, поджидавшие тех, кто приходил оказать мертвым последнюю услугу. Не один преподобный муж удостоился здесь почетного титула Погибшего во Славу Рэха.

Карийцы не осмеливались штурмовать стены Сахена. Первая и последняя попытка захвата крепости десять лет назад стоила им очень дорого. Кроме погибших в сражении, рогирские чудовища каждую ночь брали кровавую дань, прикончив сначала десятки, а потом и сотни солдат. Осада закончилась еще до прибытия подкрепления. Многие из тех, кто пережил этот ад, завершили свои дни в сумасшедших домах. Сам Ормед чудом избежал тогда укуса вампира. С тех пор в Каре появилась поговорка: «Пошел брать Сахен», что означало исключительно жестокую смерть.

Сейчас многое указывало на то, что история повторится. Могучая армия Ормеда собиралась в дне пути к северу от крепости Сахен. До Авона расстояние оттуда составляло два дня пути, что однозначно указывало на место первого удара. Выбор казался весьма странным. Еще более странным было спокойствие, царившее во вражеском лагере. Карийские солдаты и ронийские наемники словно забыли о существовании чудовищ. Возможно, уверенности им добавляло осознание собственной силы, поскольку их было свыше шестидесяти тысяч, и новые отряды все еще прибывали. Подобную мощь редко приходилось видеть за всю историю мира. Разведчики не могли собрать никаких вразумительных сведений. То ли им собирались раздавать какие-то амулеты, то ли предполагалось, что чудовища испугаются такой массы людей, то ли что их уже нет… В воздухе висело ожидание чего-то непонятного и страшного. Сахен подготовился к отражению атак, которые могли продолжаться без перерыва по нескольку десятков часов. На некотором расстоянии от крепости встали дополнительные отряды. Пополнили запасы.

Третья ночь после объявления войны началась так же, как и предыдущие. На стены поднялись обученные стражники, вооруженные луками и копьями с серебряными наконечниками и топорами, выкованными из медных самородков. Зубцы стен освещали лишь щепотки светящейся трухи – это было необходимо, поскольку яркий свет не позволял заметить что-либо в темноте, царившей у подножия крепости и в окружавшем ее рву. С заходом солнца раздались не замолкавшие ни на мгновение крики стоявших на постах солдат, непрерывно извещавших друг друга о каждом замеченном внизу движении и подтверждавших, что они не спят. Упырихи умели взбираться по стенам так же тихо, как коты, котолаки же делали это еще тише. Лишь напряженные до предела нервы и обострившееся внимание могли помешать реальности превратиться в кошмар. Если какому-то чудовищу удалось бы взобраться на стену крепости, это означало верную смерть для нескольких человек. Ни одно оружие не могло сравниться, со сверхъестественной силой и быстротой демона. За каждую насаженную на шест голову приходилось платить чьей-то смертью или тяжкими ранами.

Где-то вдали раздался вой волколака. Он не произвел ни на кого никакого впечатления, ибо был здесь совершенно обычным. Первой твари ответила вторая, находившаяся значительно ближе. Затем послышался пронзительный визг упырихи. Мгновение тишины, и снова вой, уже почти у самых стен! У солдат сильнее забились сердца, руки крепче сжали магическое оружие. Какое-то время ничего не происходило, но потом началось такое, отчего даже у самых отважных волосы встали дыбом. Тьма, окружавшая стены крепости, внезапно взвыла пронзительным хором чудовищных голосов. Внизу вспыхнули десятки пар светящихся глаз, и с каждым мгновением появлялись все новые. Они приближались. Вскоре перед глазами, онемевших от ужаса стражников возникло колеблющееся море светящихся точек. Новые его волны накатывались со стороны леса. Кваканье, вой, шипение и визг слились в один зловещий рев. Задрожала земля. Кривые когти вцепились в щели между кирпичами, подтягивая за собой чудовищные тела.

– Они идут сюда!!! Идут сюда! И-идут… – многократный возглас обежал стены, и безумный ужас охватил всех.

Стражники могли противостоять нескольким, может быть дюжине тварей, может быть нескольким десяткам, но не тысячам! Сверхъестественные силы Рогирры, казалось, поднялись против крепости. Брошенный кем-то факел осветил ползущую вверх подрагивающую массу, облепившую всю нижнюю часть стен. Отдельные тени были уже недалеко от верха. Из чьей-то онемевшей руки с лязгом выпало оружие. Кто-то с криком бросился бежать. За ним кинулись другие. Лишь надежное укрытие могло теперь спасти жизнь! Обезумевшие от ужаса люди начали толпиться на узких лестницах, падать на землю, забиваться, словно крысы, в первые попавшиеся закутки и норы. Тех немногих, кто остался на посту, первыми поглотила переливающаяся через стены волна клыков и ненасытных глоток.

Потом начался сущий ад. Не ориентировавшиеся в ситуации молодые солдаты из новоприбывших линейных отрядов, думая, что это атака карийцев, выскочили во двор с обычным оружием – прямо в лапы смерти. Мгновение спустя чудовища, преследуя убегающих в панике несчастных, проникли во внутренние помещения крепости. Подобной резни до сих пор не описывали ни одни хроники. Чудовища пожирали свои жертвы, не заботясь о том, чтобы их предварительно прикончить. В царившей темноте раздавались пронзительные вопли, хруст раздираемого мяса, чавканье, треск ломающихся костей. Над всем этим не переставая звучал торжествующий хохот демонов. Массивные двери и решетки, за которыми пытались найти убежище полуживые от страха люди, поддавались под напором десятков когтистых лап. После каждого грохота ломающихся стальных брусьев или скрежета выламываемых петель доносился новый предсмертный вой из множества глоток и стоны гибнущих присоединялись к всеобщему хаосу безумных воплей и рева. Там куда еще не успели добраться чудовища, уже царило помешательство, Суминорцы, ожидавшие своей судьбы, теряли все следы человеческого облика. Из глубин подсознания вырывались гейзеры древних звериных страхов, гася разум. От ужаса, превосходившего порог человеческой выносливости, в груди разрывались сердца.

Бойня продолжалась часа два, может быть три. Не было никого, кто мог бы в точности определить время. Потом гибли уже лишь немногие, обнаруженные в закоулках крепости. Большинство чудовищ ушли перед рассветом. До полудня остались лишь василиски, охотившиеся на тех, кто наивно принял свет дня за знак конца кошмара. Когда солнце достигло зенита, в огромной гробнице, которой стал Сахен, не было уже ни одного создания Онно. Даже василиски не угнездились в глубоких подземельях и подвалах и, повинуясь чьему-то могущественному приказу, двинулись в не доставлявшее им никакого удовольствия путешествие по жаре обратно в лес.

Несколько часов спустя границу пересекли первые колонны карийской пехоты. Они не встретили никакого сопротивления. Способные сражаться отряды Редрена отступили на восток и север, в Авон. Путь в Суминор был открыт. Армия Ормеда, словно большая река, потекла вдоль вымерших стен Сахена. Часть войск заняла крепость. То, что они там увидели, навсегда врезалось в память карийским солдатам. Останки и внутренности трех тысяч человек, съеденных, растерзанных, загрызенных или сожженных взглядом василисков, лежали в чудовищных лужах крови. Среди всего этого несколько чудом уцелевших безумцев целовали руки и ноги своим врагам, лишь потому, что те были людьми…

– И что теперь? – Мино положил на стол длинный меч, оставив за поясом короткий, и сел на табурет.

Ириан отошла от входа в палатку. На ней была тяжелая кольчуга, и вуаль больше не заслоняла глаза – она осталась в Катиме.

– Вероятнее всего, жрецы сочтут падение Сахена божьей карой, – ответила она. – Если же Небесный Владыка столь явным образом благоприятствует действиям Ормеда, это доказывает, что гнев карийца праведен и справедлив. Просто, правда? Ведь только мы двое и король знаем, что случилось с Родмином и кто мог созвать легион чудовищ и повести их на штурм. Хорошо еще, что наше дворянство не желает иметь здесь карийскую династию, иначе голова Редрена уже ехала бы в склянке ко двору Ормеда, а я кончила бы свои дни на костре. Лишь по этой причине верховный жрец до сих пор не выступил против короля. Однако это может произойти в любой момент…

– Тагеро, Ормед и жрецы, – язвительно буркнул Мино. – Не думаешь, что этого многовато для одного раза?

В глазах Ириан вспыхнула решимость.

– Если мы завтра разобьем карийцев – заткнем рот жрецам. Они не осмелятся судить победителей, – сказала она.

– Остается еще Тагеро.

– Повелитель чудовищ… – вздохнула Красноглазая. – Ксин сделал его принцем Рогирры! Кто мог такое предположить? Даже Редрен не знает, что предпринять. Похоже, что придется ему отдать эту провинцию…

– Значит, нет никакого плана? – удивился Мино. Девушка молча кивнула.

– Сначала нужно победить Ормеда. Посмотрим, что будет дальше… – Она пожала плечами. – Хватит об этом! Разговорами все равно ничего не решишь. Скажи лучше, как принял тебя командир твоего легиона?

Лицо Мино прояснилось.

– Кажется, я догадываюсь, что тебе хотелось бы узнать.

Ириан покраснела.

– Когда старик прочитал приказ с той припиской внизу, – продолжал Мино, – я заметил, что ему очень хочется что-то сказать. Он смотрел на меня как на заморскую диковинку. Забавно наблюдать за лицом того, кто столь напряженно думает и ничего не говорит. В конце концов он выделил мне мою сотню и отправил восвояси. Но на следующий день пришло новое письмо, на этот раз от Редрена…

– Тоже?

– Именно! Его величество, со своей стороны, повысил меня до старшего сотника, что означает, что я могу командовать отрядом от ста до двухсот человек.

– Сама знаю! – махнула рукой Красноглазая. – А причина?

– «За особую храбрость, проявленную при встрече со сверхъестественным существом…» – процитировал Мино.

Оба рассмеялись. Он неожиданно встал и подошел к Ириан.

– Я люблю тебя. – Он обнял ее и прижал к себе.

– Но… – Она не успела договорить. Их губы нашли друг друга, и ненужные мысли угасли.

– Прошу тебя… не сейчас, не здесь… – Она начала выбираться из его объятий.

– Завтра сражение. Может быть, мы больше никогда…

– Знаю, но прости, я не…

Он отпустил ее и отошел на шаг.

– Не сердись. – Она в замешательстве потупила взгляд.

Он смотрел на нее, ничего не понимая. Потом – уже не хотел ничего понимать, ощущая лишь сжимающие горло сожаление и грусть. Он стиснул зубы.

– Прошу простить меня, госпожа.

– Мино…

– Я повел себя неподобающим образом. Хотел бы еще раз попросить прощения и сообщить, что змей Каад стал разведчиком Второго пехотного легиона провинции Каладен и в настоящее время находится с разведывательной миссией в лесах Рогирры. Все. Он потянулся к мечу. Она молчала. Уголки ее губ дрогнули.

– Старший сотник Мино Дерго просит разрешения идти.

– Можешь идти, – сухо ответила она.

Он сдержанно поклонился и вышел из палатки. Ириан несколько мгновений стояла неподвижно, потом бросилась на постель и отчаянно разрыдалась, словно маленькая обиженная девочка.

Они шли пятью рядами, по сто человек в каждом. Расстояние между рядами составляло два шага. Мино смотрел со стороны на свою манипулу. Справа и слева от них стояли такие же подразделения. В ста шагах за первой линией была вторая, а за ней третья, которую он уже не видел. Он знал, что за ними есть еще последняя, резервная полутысяча. Весь, насчитывавший пять тысяч солдат, Второй Каладенский легион стоял в боевом строю, ожидая приказа наступать. Рядом с ним точно так же расположились другие – справа третий и четвертый каладенский, третий и пятый самнийский, а на левом фланге первый и четвертый самнийский, пятый каладенский и пирийский. Можно было предположить, что где-то за этим вытянувшимся на полторы мили и на шестьсот шагов в глубину фронтом войск стоят еще четыре легиона Старого Суминора, королевская гвардия, три когорты панцирной кавалерии, по тысяче всадников каждая, наконец, небольшие отряды легкой деремской конницы, стоявшие среди подразделений пехоты.

Семьдесят пять тысяч солдат! Вся мощь короны Суминора готовилась сдержать и разбить насчитывавшую почти девяносто тысяч армию Ормеда V.

Мино огляделся вокруг. Местность была неровная. Небольшие холмы и возвышенности сильно ограничивали обзор. В двухстах пятидесяти шагах перед ним возвышался плоский горб, полностью заслонявший находившиеся в полумиле дальше позиции карийцев. По сторонам тоже мало что было видно. Длинные линии тяжеловооруженных пехотинцев исчезали в неровностях местности, поросшей отдельными деревьями и скоплениями кустарника.

Командиров легионов, стоявших на правом и левом флангах, Мино видел на рассвете на совещании командиров манипул. Сам он с того места, где сейчас находился, мог разглядеть знаки лишь четырех ближайших. Повсюду сверкал солнечный свет, отраженный от наконечников копий и стали доспехов. Трава достигала колен.

В общем, это место вполне годилось в качестве поля боя. Здесь не было ям, оврагов, ущелий или обрывов. Лишь огромные плоские холмы. Никаких болот, немногочисленные ручьи. Разведчики все заранее проверили. Пехота и конница могли здесь передвигаться без труда. Однако у главнокомандующих были поводы для недовольств. В таких условиях невозможно было наблюдать за передвижениями всех войск сразу и приходилось полагаться на донесения гонцов. Это увеличивало время каждого маневра, и при этом большая ответственность падала на офицеров среднего звена вроде Мино. Из-за особенностей местности обе армии стали похожи на огромных чудовищ с маленькими мозгами. В бою их головы, хвосты, ноги будут наносить удары по отдельности. Согласование движений отдельных частей этих драконов, то есть легионов, наверняка окажется крайне трудным. Так что стратеги совершили ошибку. Все клонилось к долгой и затяжкой битве.

Со свистом пролетела стрела и упала где-то за манипулой Мино. Он посмотрел вперед. На возвышенности появились силуэты карийских лучников.

– «Крысы»! «Крысы»… – пронесся ропот вдоль линии. Этим прозвищем закованные в железо легионеры обычно именовали легковооруженных пехотинцев.

Новые стрелы застучали по щитам и шлемам. Пока никого не ранило. Мино занял свое место с краю первой шеренги. Лучше не привлекать к себе внимания. Солдаты подняли щиты и наклонили головы. Стрелы, выпущенные со все меньшего расстояния, летели все гуще. Лучники, сознавая собственную безнаказанность, все время приближались. У легионеров для борьбы на расстоянии были лишь копья, и потому наглость противника им приходилось переносить с каменным спокойствием. Стрела скользнула по наплечнику Мино. Еще немного, и стрелки смогут различить слабые места доспехов! Ясно было, что карийцы хотели их спровоцировать. Заставить их сдвинуться с места, вынудить к заранее обреченной на неудачу погоне бульдога за зайцем, чтобы строй смешался и превратился в толпу охваченных бессильной яростью безумцев, бегающих туда-сюда.

Солдаты Мино об этом знали. Потому никто не дрогнул, когда первый из них, которому стрела попала в глаз, со стоном опустился на землю. Легионер из второй шеренги сделал два шага вперед и занял место убитого. За ним то же самое движение совершили "стоявшие в следующих двух рядах. Разрыв в строю переместился в последнюю шеренгу. Мгновение спустя у троих молодых легионеров не выдержали нервы, и они с криками бросились на лучников. Прежде чем они успели сделать тридцать шагов, град стрел с нескольких сторон свалил их с ног. Карийцы добили раненых копьями. Солдаты среагировали подобно автоматам – в строю добавилось три прорехи.

Стрелы неожиданно застучали по щиту Мино. Враги узнали в нем офицера! Он заметил, что они показывают на него друг другу. Они были уже на границе досягаемости копий и не собирались подходить ближе. Трусливые крысы! Он ощутил удар по шлему. Один, второй, третий. Последняя стрела попала в защитный щиток на щеке. Он ниже наклонил голову. Снова в щит. Потом в наголенник. И опять! В земле возле ног торчало около десятка стрел. К счастью, ступни тоже были защищены. Он машинально опустил щит ниже, и, прежде чем успел поднять его снова, две стрелы ударили в нагрудник и наплечник. Чудо, что не в шею! Он почувствовал, как у него начинает закипать кровь.

– Сукины дети!!! – Он не собирался становиться перед ними на колени и прятаться за щитом. В наголенник!

Снова в шлем. Зубы сжались до боли…

Неожиданно он услышал стук копыт. Легкая конница! Деремцы галопом вырвались вперед через разрыв между манипулами. Некоторые из них спрыгнули с коней и схватили луки. Остальные бросились в атаку. Карийцы в панике разбегались в стороны. Совсем как крысы! Вскоре на поле осталось лишь несколько десятков тел. Конники отступили столь же быстро, как и появились, и свернули вправо, в коридор за первой линией манипул. Чуть дальше их уже ждала точно такая же работа… Прежде чем они исчезли, один из них подал Мино бумажный свиток. Тот развернул его и прочитал.

– Готовься! – крикнул он.

Солдаты ответили глухим ропотом. Последняя шеренга разделилась на две половины, каждая превратилась в два полуотряда, вставших с флангов. Их задачей было в случае необходимости заполнить промежутки между подразделениями. Соседние манипулы повторили тот же маневр.

– Вперед!

Они двинулись медленным шагом. Три минуты спустя они достигли вершины возвышавшегося перед ними холма. От открывавшегося оттуда вида захватывало дух. В тысяче шагов от них начиналась огромная неправильная шахматная доска карийских войск. Море шлемов и щитов. Мино оглянулся. То, что он увидел позади, выглядело не менее впечатляюще. Он и его манипула находились в самом центре происходящего. Куда ни глянь – стены из железа, знамена, конные гонцы!

В их сторону двигались отряды противника, каждый по пятьсот человек, выстроившиеся похожим образом. На губах Мино появилась язвительная усмешка. Да, после стольких проигранных сражений им пришлось в конце концов перенять суминорскую тактику. Карийские тяжеловооруженные воины находились чуть ниже, на расстоянии около четырехсот шагов. Последние «крысы» поспешно разбегались в стороны, чтобы не оказаться между молотом и наковальней. В этот момент важнее всего стала полутысяча, идущая на манипулу Мино. Забыв обо всем остальном, он спокойно перешел в середину своего подразделения. Солдаты раздвинулись, освобождая ему место в строю. Он встал вместе с ними. Пора!

Он закрыл глаза, глубоко вздохнул и очень медленно выпустил воздух. Ладонь нашла рукоять меча…

– Длинные мечи! – приказал он.

– Длинные мечи! – громко повторили десятники.

Шипящий лязг пронесся вдоль первой шеренги. Сверкнула сталь. Стоявшие в следующих шеренгах потянулись к висевшим за спиной копьям. Поднялся лес заостренных наконечников. Еще мгновение, еще… Пора.

– Вперед!!!

Горячая волна пронеслась по нервам. Тяжелые сапоги размеренно застучали о землю. Масса закованных в железо людей двинулась с места и начала спускаться по склону, набирая скорость и переходя на бег…

Трава убегала из-под ног. Рука крепко сжимала меч. Отрывистый хриплый крик. Быстрее, быстрее!

Скорость нарастала. Разогнавшиеся шеренги гремели, словно лавина бочек на булыжниках. Боевой рев внезапно пронзил разум Мино. Взрыв эмоций сорвал все тормоза. Исчезли все страхи. Он зарычал как зверь. Пена на губах. Подсознание вернуло воспоминания, загнанные туда силой воли. Отчаяние, ненависть, боль, гнев, разочарование – все это взорвалось ярче тысячи солнц.

– Рида-а-а-а!!!

Он с такой яростью ударил щитом о щит карийского пехотинца, что тот рухнул как подкошенный. Острие с быстротой молнии пробило панцирь. Мино вырвал клинок, наступив на противника. Он не слышал ничьих криков, кроме собственного.

– Рида-а-а-а!!!

Меч свистнул в воздухе. Посыпались искры из ломающегося наплечника. Брызнула кровь. Упал второй кариец. Мино отшвырнул щит, обеими руками схватился за рукоять меча и поднял его высоко над головой.

– Рида-а-а-а!!!

Шлем третьего разлетелся на куски. Изуродованное лицо на мгновение выглянуло из-под разбитого железа. Сталь снова описала круг. Чья-то рука отвалилась от тела.

– А-а-а-а-а!!!

Мино казалось, будто все вокруг происходит во сне. Он видел клинок собственного меча, как тот очень медленно опускается на совершенно неподвижного противника, как лопается нагрудник, как железо погружается в тело врага, а тот опускается на колени и исчезает где-то внизу. После следующего удара от клинка отлетели серебристые обломки. Он повредил оружие! Машинально он повернул рукоять, чтобы воспользоваться второй стороной клинка, и ударил что было сил. Меч раскололся на три части. Бешенство взорвалось подобно пламени, затмило разум. Не обращая ни на что внимания, он схватил карийца за горло! Оба рухнули на землю. Красный туман поплыл у Мино перед глазами. Сжать пальцы! Крепче! Больше он ничего не чувствовал, не желал, не думал. Наступил перелом. Охваченное безумной жаждой убивать, сознание Мино расплылось и погасло.

– Господин! – неожиданно услышал он.

Он очнулся. Его руки все еще сжимали раздавленную гортань карийского пехотинца.

– Господин, вы живы?

Кто-то коснулся его плеча. Мино поднял голову. Вокруг стояли взволнованные солдаты, а рядом присел десятник Касито.

– Все в порядке.

Он отпустил мертвеца и начал вставать. Двое легионеров тотчас же помогли ему преодолеть тяжесть доспехов. Это было совершенно ни к чему. Он чувствовал себя легким, словно птица. Сознание было ясным и спокойным. Глядя на поле побоища, устланное телами, более трехсот из которых оставила карийская полутысяча, столкнувшаяся с его манипулой, и на беспорядочно отступающие отряды врага, он понял, что все зло, все давние обиды выгорели в нем дотла. Он прошел очищение.

На большой, нарисованной в соответствии с данными разведчиков карте лежали девяносто маленьких кубиков разного цвета. Они составляли длинный узкий прямоугольник, три ряда по двадцать семь штук. Девять оставшихся шли за ними отдельной линией. Это был первый резерв. Все манипулы одного легиона обозначались одним и тем же цветом. За главным фронтом, состоявшим из девяти легионов – по три на каждом фланге и в центре, – было разложено еще несколько десятков других кубиков, символизировавших остальные суминорские подразделения. Здесь бросалась в глаза группировка четырех легионов Старого Суминора. Обозначавшие ее кубики были покрашены в коричневый цвет. С противоположной стороны карты находились черные параллелепипеды, изображавшие приблизительное расположение войск армии Ормеда.

Двое офицеров, опираясь на сведения, которые продолжали доставлять гонцы, то и дело вбегавшие в палатку, старались воспроизвести ход сражения. Один из них только что убрал с края левого фланга три желтых кубика, означавших первую линию манипул пирийского легиона.

– Кретины! Подпустили к себе лучников! – Редрен был в ярости.

– Зато нам повезло в центре и на правом фланге, – ответила Ириан, не отрывая взгляда от зеленого кубика, который до этого момента находился в самой середине первого ряда.

– И что с того? – одернул ее король. – Я не могу идти вперед, волоча левое крыло. С такой кучей войска это не шутки! Если вся эта мозаика рассыплется, – он показал на стол с картой, – то сам дьявол потом ее не соберет. Остановить наступление!

Один из ожидавших приказа гонцов выскочил из палатки, словно выброшенный пружиной. Редрен посмотрел на разбитый легион.

– Что за болван командует этим сбродом?

– Мой кузен Дарон Ферго, – ответила Красноглазая.

– Он? Если он переживет эту битву, остаток жизни проведет в поисках пирийцев по кустам! Как-то я совершенно о нем забыл… Крепко ему досталось? – обратился он к офицеру у карты.

– Этого мы в точности не знаем, ваше величество.

– Пошлите туда Первый старосуминорский.

Второго гонца словно ветром сдуло из палатки.

– Дьявол! Час пройдет, прежде чем они исполнят этот приказ. – Король сел. – Надеюсь, до тех пор они продержатся…

Третья линия манипул стояла теперь на вершине холма, с которого они начали атаку. В итоге они продвинулись не слишком далеко. Солдаты Мино снова выстроились в шеренги. Только в трех первых было по сто человек. В четвертой оставалось уже шестьдесят два, пятой не было вообще. Сейчас они находились в какой-то продолговатой впадине с плоским дном, и вражеская армия снова скрылась из виду. Однако из-за своеобразного расположения холмов горизонт оказался достаточно далеко, и идущий на них новый отряд врага начал постепенно вырастать словно из-под земли.

На этот раз это была классическая ронийская фаланга. Наемники шли десятью рядами, по двести человек в каждом, У первых двух линий были пики длиной в шесть локтей, в следующих двух шеренгах древки были на два локтя длиннее и так далее, вплоть до пик длиной в четырнадцать локтей. Они походили на огромное поле пшеницы, с пиками вместо колосьев, и двигались вперед словно железная, заполненная свинцом бочка, используемая для укатывания дорог. В войске до сих пор рассказывали легенды о том, как тридцать пять лет назад Редрен разбил подобную армию лобовой атакой тяжелой конницы и вышел из сражения без потерь. До сих пор не нашлось никого, кто отважился бы повторить подобное безумие.

Мино взял щит, который подал ему Касито, и уже никому не нужный меч. Не спуская глаз от находившихся в двухстах шагах ронийцев, он убрал его в ножны.

– Треугольником влево! – приказал он. Шеренги его манипулы выдвинулись вперед, а возникавшие при этом промежутки начали выравниваться влево. Вскоре строй был готов. Они образовали равнобедренный треугольник, направленный острием прямо в правый фланг ронийцев. Манипула, стоявшая справа от подразделения Мино, сделала то же самое, только напротив левого фланга ронийцев. Таким образом в середине первой линии появился промежуток, через который могли свободно пройти сто человек. Для тех это была лишь щель между досками в заборе… Командиры манипул второй линии тотчас же поняли, в чем дело. Средняя линия тоже превратилась в треугольный клин, который встал справа от группы Мино, образовав вместе с ней подобие двух заостренных ступенек. Манипула же справа, сохраняя расположение в пять рядов, сменила фронт, выстроившись наискосок к ронийцам. Манипулы с левого фланга остались на своих позициях. Третья линия не двинулась с места. Стены из щитов с лязгом сомкнулись. До полудня оставался еще час. К счастью, день был не слишком жарким.

Неуклюжая фаланга не сумела среагировать на быстрый маневр четырех манипул и по инерции обрушилась на ощерившиеся треугольные клыки. Суминорцы уже ждали с короткими мечами в руках. Это было оружие, предназначенное для борьбы в толпе и тесноте. Мино стоял у основания треугольника, который теперь образовывали его люди.

Сотни копий ударились о щиты в поисках щелей, через которые можно было бы пробиться внутрь строя, били в шлемы, пытаясь через отверстия забрал добраться до головы. Грохот и треск ломающегося дерева на мгновение заглушили боевой клич ронийцев. Как и предполагалось, фаланга, сталкиваясь с весьма сильным сопротивлением на флангах, изогнулась дугой, а образовывавшие ее ряды перемешались и превратились в беспомощную толпу солдат, которая волной накатилась на вторую линию суминорской пехоты. Третья выстроившаяся клином манипула смешала эту массу еще больше и толкнула ее на стоявшую наискосок четвертую. В тесной толпе ронийцев возникло замешательство, из-за чего некоторые неожиданно начали натыкаться на пики своих товарищей. И тогда с трех сторон с грохотом и шумом на них упала лавина копий. Вой и крики раненых взметнулись, словно из адского котла. Большинство наемников служили раньше в морской пехоте, и потому на них были не слишком тяжелые панцири. Потери были страшными. Ни одно из летевших наискосок вниз копий не воткнулось в землю… В котле, образованном суминорскими манипулами, забурлило, как в преддверии преисподней. Часть охваченных паникой ронийцев бросились бежать через щель между подразделением Мино и острием клина, стоявшего во второй линии. Ими занялись бездействовавшие до тех пор солдаты с левого фланга. Остальные ронийцы избрали классический метод отступления – бежать сломя голову туда, откуда пришли. Вскоре, кроме груд тел, ощетинившихся копьями, на поле боя остался тянувшийся вдоль строя суминорцев вал трупов, выпотрошенных короткими мечами.

– Чистая работа, – заметил Касито, вытирая клинок о рукав мундира, выступающий из-под налокотника.

– Да, только где теперь здесь снова развернуться? – Мино посмотрел на сваленные в кучи тела. – Придется либо их куда-нибудь перенести, либо отступить…

Внезапно он поднял голову и начал прислушиваться. Шум боя на правом фланге не только не утих, но явно усилился.

– Они наступают на правом фланге! – крикнул очередной гонец, врываясь в палатку.

– Какими силами? – быстро спросила Ириан.

– По крайней мере двадцать тысяч человек. Разные подразделения!

Офицер у карты тотчас же принялся передвигать черные кубики. Гонец давал ему более точные указания.

– Игры кончились, он пошел на все… – пробормотал Редрен.

– Почему там? – удивилась Красноглазая. – Ведь у них была лучшая ситуация на левом фланге!

– Именно поэтому! Ормед наверняка считает, что я послал туда все резервы, – ответил король. – Он сам себя перехитрил. Остальные легионы Старого Суминора – на правый фланг! – приказал он.

– Так точно, господин!

– Подожди! Пусть поддерживают их лишь настолько, насколько это необходимо для отражения атак. Они должны экономить силы. Это карийцы должны истечь кровью!

– Так точно!

– А когда они ослабеют, переходим в контратаку. Понял?

– Так точно, господин!

– Мчись!

– Оставим что-нибудь для поддержки центра, – предложила Ириан.

– Центр держится крепко, и пусть продолжает и дальше! – отрезал Редрен. – Что слышно на левом?

– Они выдержали второй удар, но уже использовали все резервы, – ответил офицер, стоявший у противоположного конца стола.

– Первый старосуминорский восполнит их потери, а то, что от него останется, пусть идет на правый фланг.

– Есть!

– Две тысячи гвардии и панцирников тоже перебросить на ту сторону! – добавил король.

– Всех на правый фланг? – спросила Красноглазая. – Будем выстраиваться фронтом наискосок?

– Не совсем, – ответил Редрен. – Я хочу разбить их сильнейшую группировку и обойти справа, но центр должен остаться там же, где сейчас.

– Но, господин! – воскликнул офицер, занимавшийся этой частью карты. – Ведь это разрушит нам весь фронт! Возникнет промежуток между центром и правым флангом…

– Вот именно! Тогда мы бросим туда тяжелую конницу. Вот так, по диагонали. – Король показал направление. – Если они будут достаточно ослаблены, эта атака разрежет их надвое.

Со скамьи у стены палатки вскочили почти все гонцы. Бегом они бросились к своим коням и мгновение спустя уже мчались, чтобы передать приказы.

Редрен склонился над столом.

– Итак, начинаем решающее сражение! – спокойно объявил он. – Карты открыты, и теперь или пан, или пропал, – добавил он и искоса посмотрел на Ириан…

Возникшая перед Мино проблема с выстраиванием заново рядов решилась сама собой. Через несколько минут подошла вторая ронийская фаланга и ударила по левому флангу и центру его легиона. Те, что справа, могли теперь отдохнуть, но они – нет. К тому же командир наемников оказался значительно умнее своего предшественника. Видя, что происходит, он остановил фалангу перед самым носом у суминорцев и бросил в атаку только три первые линии. Столь небольшому количеству врагов копья не нанесли существенных потерь. Затем рониец посылал новые шеренги и лишь некоторое время спустя, сообразив, что таким образом все равно ничего не добьется, спокойно отступил, сохранив последние две линии в целости. Рубка на мечах оказалась крайне изматывающей, к тому же ронийцы охотно бросали назад копья суминорцев, собрав кровавую жатву и пики. Касито погиб, а у Мино осталась половина манипулы.

Хотя наиболее ожесточенный бой шел на правом фланге, где толпы вооруженных людей, насчитывавшие свыше тридцати пяти тысяч, сплелись друг с другом в чудовищных объятиях, атаки на середину и левый фланг армии Редрена следовали одна за другой. Ормед стремился к тому, чтобы занять в сражении как можно больше суминорских солдат и не допустить, чтобы хотя бы часть из них послали с помощью на правый фланг. Таким образом, каждый из шести оставшихся легионов должен был все время отчаянно защищать свой отрезок главной линии.

В очередном столкновении свежая полутысяча карийских тяжеловооруженных солдат оттеснила отряд Мино на стоявшую за ними манипулу. Их едва не разбили, поскольку неожиданно подошла третья фаланга ронийцев. Видно было, что это подразделение было сформировано из остатков двух предыдущих, поскольку у большинства уже не было пик, но тем не менее они оказались крайне опасны. Только удар манипул из третьего ряда, усиленных десятой, резервной полутысячей, спас их от поражения. Карийцы отступили, чтобы снова перегруппироваться. Не всем, однако, так повезло, как Второму легиону провинции Каладен. Соседствовавший с ним справа Третий Каладенский в результате комбинированной атаки пяти подразделений ронийской и карийской пехоты превратился в беспомощную толпу самостоятельно сражающихся солдат. Лишь принесение в жертву трех отрядов деремской конницы и шестисот человек, посланных на помощь соседям под руководством Мино, предотвратило катастрофу. После этого от собственной манипулы Мино осталось всего сто пятьдесят легионеров. Эту группу распределили по другим полутысячам для восполнения потерь. Это был конец его отряда. Во всем легионе недоставало уже около тысячи семисот солдат.

Боевая сумятица на правом фланге стала перемещаться в сторону карийских позиций. Однако здесь, в центре, словно из-под земли, снова выросли несколько рядов наемных пикинеров, вперемешку с тяжеловооруженными. Усталые и голодные, истекающие потом и кровью, суминорцы в очередной раз сомкнули ряды. Миновала обеденная пора.

– Слишком медленно! Слишком медленно! – Редрен ходил вокруг стола, неодобрительно качая головой.

– Господин, – развел руками гонец. – У нас нет столь решающего перевеса. Ведь с самого начала их было больше. Мы делаем все, что можем…

В это время склонившийся над картой офицер убрал с главной линии дюжину кубиков, в том числе и тот, что обозначал манипулу Мино. Красноглазая прикусила губу. Видно было, что она с трудом сохраняет самообладание.

– Центр начинает разваливаться! – сообщил адъютант Редрена, завершив корректировку расположения войск.

– Мы идем вперед, но они все время получают откуда-то подкрепление, – добавил гонец.

– Наверняка из собственного центра. – Король поскреб в затылке. Он уже давно приказал снять с себя доспехи и стоял теперь в расстегнутой и пропотевшей рубашке. – Нужно связать эти их силы. Что у нас осталось?

– Тысяча гвардии, ваше величество.

– Пусть атакуют центр. Это должно разгрузить правый фланг и подготовить поле для конницы.

– Тысяча – слишком мало для этой цели, – заметил второй офицер.

– Верно. Пусть тогда средние легионы наскребут для них какое-нибудь подкрепление.

Ириан переступила с ноги на ногу. Редрен заметил ее движение и внимательно на нее посмотрел.

– Хорошо, ты возглавишь эту атаку, – коротко сказал он,

– Спасибо, господин!

– Можешь не благодарить. Сам вижу, что еще немного, и ты мне тут яйцо снесешь. Иди!

Красноглазая выбежала из палатки.

 

ТАГЕРО

Солнце наконец перестало палить. Мино, не обращая внимания на жадные взгляды стоявших вокруг легионеров, большими глотками пил воду с вином. Чтобы добыть этот бурдюк, ему пришлось сперва расколоть череп его владельцу, а до этого еще двум другим ронийцам. Он сделал это собственноручно и потому ни с кем не собирался делиться.

Воды было мало, и она предназначалась прежде всего для раненых. По этой причине последняя стычка превратилась в охоту на тех, у кого могло найтись какое-либо питье. Живым не ушел ни один карийский или ронийский пехотинец, у которого замечали нечто похожее на бурдюк или фляжку. В нескольких шагах от Мино добывший бутыль вина воин торговался с тремя обладателями сосудов с водой. Чуть дальше двое легионеров проверяли на раненом карийце, не отравлен ли случайно их напиток. Другие были не столь щепетильны. Неудачники хриплыми голосами клялись всем святым, что после битвы за два глотка воды поставят бочонок пива. Окончательный обменный курс установился в один глоток.

– Старший сотник Мино Дерго?

Мино обернулся. Перед ним стоял какой-то десятник.

– Чего надо?! – Он допил последние капли.

– Вас вызывает командующий легионом. Прошу за мной.

Старый Каледо удивленно посмотрел на небрежно докладывавшего Мино. Доспехи парня были испещрены следами десятков ударов. На помятом щите засыхали потеки крови, а в некоторых вмятинах еще держались клочки волос и кожи. Голубые глаза Мино холодно блестели в треугольных отверстиях забрала, на нем тоже засохли красные брызги. От гребня на шлеме остались Лишь клочья.

– С тобой все в порядке? – спросил командующий.

Вопрос прозвучал сугубо приватно, так что Мино лишь пожал плечами. После девяти часов сражения он ощущал уже каждую заклепку своих доспехов. О костях и мышцах не стоило даже говорить. Ему казалось, что лишь благодаря железу и ремням он еще не рассыпался на куски. Такая работа. О чем уж тут говорить? Расчувствовался, понимаешь, пердей старый! Наверное, сам уже забыл, как это бывает… Мино разозлился. Он мог ходить, драться, и это было самое главное. К чему эти глупые разговоры?

Каледо понял его немой монолог.

– Сейчас подойдет королевская гвардия, – коротко сказал он. – Тысяча человек. Они должны штурмовать центр. Будешь их прикрывать. Возьми резервную полутысячу. Те меньше всего пострадали.

Мино кивнул и ушел. Гвардия… Чтоб их! Пехота легиона никогда их особо не любила. Об Ириан он не подумал. He время. Важна работа, которую необходимо выполнить. У королевского гвардейца был небольшой щит и только один меч, у каждого же четвертого – арбалет. Что ж, хорошо, пригодятся. Они любят сражаться в свободном строю, где для каждого много места… Если, однако, придется поднатужиться, то скорее всего они спрячутся за спины его людей. Об этом стоит помнить на случай атаки. Выучка – лишь для парадов. На это лучше не рассчитывать. Доспехи… Эх! Доспехи гвардейцев, выкованные из благородной стали – столь же прочные, и притом значительно более легкие, нежели панцири, которые носили линейные легионы, – были предметом всеобщей зависти, поскольку обеспечивали большую свободу движений и позволяли быстрее бегать. По этой причине легионеры прозвали их «жестяными крысами».

Вернувшись к себе, Мино занял место командира десятой манипулы.

– Приготовиться к атаке!

Ему ответил глухой ропот. Неужели и они уже сыты по горло?

– Не стонать, падаль! Там должен быть ручей…

Он угодил в точку. Раздался радостный рев. Солдаты из других манипул бросились к ним с фляжками, на случай, если они сюда вернутся.

Мило провел их через побоище и снова выстроил в чистом поле. Он увидел, что Первый Самнийский тоже послал одну манипулу. Неплохо. Теперь они смогут прикрыть с флангов этих королевских любимчиков. Он отметил, что винный напиток все же поправил ему настроение.

– Идут! «Жестяные крысы»! – весть пошла от линии к линии.

Он сразу заметил ее. Она шла во главе колонны гвардии, которая ловко протиснулась между рядами легионеров, а потом перебралась через завалы трупов. Через плечо Ириан была переброшена какая-то сумка или мешок. Волосы были связаны в тугой узел, перетянутый ремнем. Как обычно, у нее не было никакого оружия и доспехов, кроме кольчуги.

– Смотрите! Это же та упыриха! – Теперь на нее обратили внимание и солдаты. – Ну и вырядилась!..

– Тишина в строю! – рявкнул Мино.

Все замолчали. Красноглазая догадалась, чего от нее ждут, и повела своих в промежуток между легионом Мино и самнийцами. Позади гвардейцев она поставила двести пятьдесят арбалетчиков.

«Так бы и дальше», – уважительно подумал Мино.

Она вышла вперед и посмотрела в сторону его полутысячи. Он сообразил, что ей хотелось увидеть командира. Наверняка она уже знает, что это он… Он вышел на два шага вперед и помахал ей рукой. Командир самнийцев сделал то же самое. Несколько жестов, и все ясно. Можно начинать.

– Вперед! – бросил за спину Мино.

Они увидели противника в ста шагах. Те тоже. В карийцев словно дьявол вселился. Они только что перегруппировались, явно с мыслью о правом фланге армии Редрена, и теперь поспешно начали менять фронт. Приятно было доставить врагу подобный сюрприз! Гвардейцы рванулись вперед с диким воплем – толпой, бегом, сломя голову. Манипулы двинулись за ними, словно две почтенные матроны за раскричавшейся детворой.

Они начали спускаться в долину или то, что можно было бы ею назвать при несколько более высоких и узких склонах. Мгновение спустя гвардия ворвалась в ряды карийцев. Началась отчаянная рубка. Мино уже привык не обращать внимания на шум сражения. Он увидел, что Ириан осталась вместе с арбалетчиками.

– Внимание, ручей! – крикнул он.

Весь отряд в мгновение ока превратился в образец дисциплинированности. Строевым шагом они промаршировали к воде и выстроились вдоль берега.

– Первая шеренга, можно снять шлемы!

Сто лиц выглянули из-под забрал. Теперь – пряжка под подбородком, шлем с головы, набрать и пить, пить… Он не дал им времени наполнить фляжки.

– Достаточно! Вторая шеренга!

Все повторилось. Тем временем гвардия из кожи вон лезла, чтобы покрасоваться перед легионерами. На королевских солдат, несомненно, произвело впечатление недавно увиденное побоище. К сожалению, зрители не оправдали их надежд. Мало кто смотрел на подвиги гвардейцев, зато все ругали их на чем свет стоит за то, что замутили воду в ручье. Более благодарными зрителями оказались самнийцы, манипула которых стояла выше того места, где сражалась гвардия. Оттуда слышались даже аплодисменты.

Сопротивление противника вскоре было сломлено. Карийцы попросту бежали, даже не пытаясь создать хоть какую-то видимость организованного отступления. Видимо, на них тоже сказались прошедшие часы сражения. Суминорцы, преследуя их, начали взбираться на вершину возвышавшегося перед ними холма. Гвардейцы, жаждавшие крови, молниеносно преодолели этот путь, заставив прикрывавших их легионеров ускорить шаг. В сравнении с высказываниями, которые за этим последовали, эпитет «жестяные крысы» звучал словно салонный комплимент. Человеческая волна перекатилась через вершину и поплыла вниз. Здесь гвардейцы наткнулись на солидных размеров четырехугольник ронийских пикинеров – свыше четырех сотен. Они окружили их, словно свора борзых медведя. На этот раз стена щитов и пик оказалась непробиваемой. Какое-то время казалось, что королевские солдаты на этот раз обломают себе зубы, но Красноглазая оказалась на высоте. Находившиеся еще на середине склона стрелки неожиданно остановились, некоторые присели, и мгновение спустя двести пятьдесят арбалетных стрел со свистом ударили с горы в середину ронийского подразделения. Вспышка паники разорвала его на куски. Гвардия деловито перерезала оставшихся, после чего двинулась дальше. Они захватили очередные несколько сотен шагов территории.

Теперь перед ними возвышались полукругом пять различной величины холмов. Отряды Ормеда скрылись с глаз. Мино забеспокоился. Что-то было не так. Ведь они врезались в позиции врага столь глубоко, что те должны уже окружать их со всех сторон. Пустота вокруг казалась неестественной. Мино начал прислушиваться. Грохот и крики на правом фланге переместились далеко на запад. Таким образом, наступление развивалось успешно и карийская оборона должна была основательно трещать по швам. Это, однако, ничего не объясняло. Похоже было, что противник отступил преднамеренно. Неужели они освобождали место?.. Внезапно он услышал звук!.. Прежде чем мысль успела достигнуть его сознания, он выскочил вперед. Командир самнийцев тоже уже понял. Мино тотчас же передал ему движением рук знак ромба. Тот ответил тем же.

– Поворот налево!!! – рявкнул Мино что было духу. – Ромб!!! Быстро!

Большинство легионеров сразу поняли, что происходит. Все-таки это были бывалые и опытные солдаты с пяти-шестилетним сроком службы, поскольку только таких брали в резервные полутысячи. Шутки закончились, и два монолита тяжеловооруженных воинов двинулись навстречу друг другу, увлекая за собой фланги всего подразделения. Находившиеся между ними арбалетчики сбились в тесную группу.

– Вперед-три!!! – крикнул Мино.

– Вперед-три! – повторили за ним сотники.

Обе манипулы раскрылись как ножницы, образовав две повернутые друг к другу буквы "V", которые продолжали сближаться, чтобы в конце концов соединиться в один ромб и замкнуть внутри гвардейцев. Это был дьявольски трудный маневр! Однако строй перемещался вполне уверенно. Быстрее!

Гвардия увидела все своими глазами. Ударная группа поспешно отступала, сражаясь с напирающей конницей, которая хлынула из-за всех пяти холмов. Образовался настоящий муравейник из коней и людей. Кошмарный сон пехотинца становился действительностью.

Задние, насчитывавшие по две шеренги стороны ромба соединились, и легионеры развернулись спиной внутрь строя. Передние, тройные ряды, все еще были развернуты, каждый под своим углом, и через образованный таким образом промежуток внутрь вливалась река королевских солдат. Красноглазая разрывалась на части, пытаясь навести хоть какой-то порядок. Когда последний гвардеец скрылся за спинами легионеров, обе стены из щитов, словно бронированные ворота, двинулись навстречу друг другу и сомкнулись. Внешние ряды застыли неподвижно. Внутри все еще бурлило.

Конница не спеша готовилась к решающей атаке. Осознание собственного сокрушительного перевеса позволяло спокойно расставить все отряды и когорты. Они прибыли сюда, чтобы разнести в клочья армию Редрена, и эта толпа отчаявшихся там, внизу, прекрасно годилась на роль достойной закуски. Следовало насладиться ею, как подобает настоящим воинам, чтобы потом было что рассказывать детям и внукам.

Красноглазая усилила тылы дополнительной шеренгой гвардейцев. Арбалетчиков она поставила за тремя передними линиями тяжеловооруженных, а остальных сумела поделить на группы, предназначенные для затыкания возможных дыр. Теперь уже можно было оглядеться и содрогнуться…

А было от чего! Около шести-семи тысяч людей и коней смотрели сверху на неполные две тысячи пехотинцев, у которых к тому же почти не было копий и пик. На лицах одетых в броню всадников появились издевательские усмешки.

– Длинные мечи! – скомандовал Мино.

– Длинные мечи! – Следующий возглас прозвучал одновременно с лязгом извлекаемого из ножен железа.

От сверкающей сталью массы оторвался большой ломоть и заскользил вниз, все быстрее и быстрее. В небо вознесся протяжный вопль сотен глоток. Блеснули клинки. Грохот копыт. Они уже мчались полным галопом. Задрожала земля.

– На колено!!! – Первые три ряда легионеров опустились на одно колено, открывая арбалетчиков.

– По ко-оням! – командиры подождали, пока конница окажется на расстоянии одною броска копья… – Стреляй!

Свистнули тетивы. Вой летящих стрел заглушило пронзительное ржание лошадей. Первый ряд конников рухнул на землю, словно одна веревка внезапно опутала ноги всех животных! Следующие, спотыкаясь о лежащие тела, начали падать на них, образовав беспорядочный завал. Отдельные крики тонули в чудовищном реве. Легионеры продолжали стоять. Однако следующие ряды карийцев все же пробились через груду сваленных в кучу коней и людей. Их было все еще очень много, но они потеряли скорость и не успели снова достаточно разогнаться, чтобы смять строй пехоты.

Какой-то всадник налетел прямо на Мино. Конь встал на дыбы, ударив копытами в щит, после чего обрушился на него всей своей тяжестью и весом сидевшего на нем верхом человека. Лишь титанические усилия стоявших позади Мино легионеров, изо всех сил поддерживавших своего командира, не дали ему упасть на спину и погибнуть под копытами. Едва могучий напор ослаб, меч Мино мелькнул в воздухе и глубоко вошел в бок лошади. Животное с болезненным ржанием снова встало на дыбы. Удар копытом в шлем едва не оторвал Мино голову. Сознания он, однако, не потерял. Второй удар! Конь безжизненно рухнул к его ногам. Всадник, все время пытавшийся удержаться в седле, неожиданно оказался на четвереньках. Прежде чем он успел понять, что случилось, острие клинка Мино пронзило его горло.

Не везде все пошло столь гладко. В нескольких местах образовались большие проломы. Гвардейцы Красноглазой тотчас же бросились туда, чтобы их заполнить. Карийцы, ворвавшиеся верхом в толпу пехоты, погибли в мгновение ока, заколотые копьями со всех сторон. Десятки рук вытолкнули их трупы за первую шеренгу. Сражение быстро завершилось. Конники не сумели расширить проемов в рядах суминорцев или не дать им закрыться. Четырехугольник пехоты продолжал стоять, несмотря на значительные потери. Единственным видимым издали результатом атаки конницы были лишь срезанные острые углы ромба и вкрапления гвардейцев в строй легионеров.

Бесформенное, бешено вращающееся кольцо конницы тесно окружило суминорцев. Внутрь четырехугольника посыпались сотни дротиков, топоров и копий. В большинстве случаев, однако, острия бессильно соскальзывали по щитам, доспехам и шлемам. Арбалетчики ответили более успешно. Стрелы, вылетавшие из-за спин и между головами тяжеловооруженных воинов, раз за разом застревали в конских шеях, головах, боках и телах всадников. Ранение животные падали под ноги разогнавшихся коней. Суматоха нарастала с каждым мгновением. Не помогли посылаемые с холмов подкрепления. Прежде чем нападавшие поняли свою ошибку, вокруг суминорского подразделения лежало уже столько лошадиных и человеческих тел, что вторая непосредственная атака стала уже невозможной. Следовало отступить, приказать нескольким отрядам спешиться и бросить их в атаку как обычную пехоту. Первая попытка такого нападения была попросту расстреляна арбалетчиками и выдохлась в пятидесяти шагах перед стеной легионеров. Командир карийской конницы бесился от ярости и на чем свет стоит ругал себя за собственную глупость. Он должен был сразу ударить всеми силами, и притом со всех сторон! Теперь было уже поздно. Маленькая косточка превратилась в орех, который невозможно было разгрызть. Он подумал о том, что сделает султан, когда об этом узнает, и по спине его потек холодный пот… Уничтожить их! Уничтожить любой ценой! Он пришпорил коня и выехал вперед.

– Три золотых за голову каждого суминорского пса! – рявкнул он. – Кто осмелится отступить, поплатится собственной! Вперед!!!

Масса пеших и конных безумцев вновь двинулась на суминорский четырехугольник. Арбалетчики снова собрали свой урожай, но тех это не остановило. Мгновение спустя вопящая толпа обрушилась на солдат Редрена.

– Короткие мечи!!! – успел еще крикнуть Мино.

Началась резня. Легионеры едва успевали вспарывать животы и горла, натыкавшиеся на их клинки. Гибкие лезвия безошибочно находили щели в доспехах. Гвардейцам, однако, пришлось куда хуже. В толпе их длинные мечи оказались бесполезными, и они сражались стилетами и кулаками, постепенно уступая превосходящей силе противника. Карийская стихия, словно алхимическая жидкость, прожигала дыры в суминорском монолите.

Ничего не дали брошенные в бой последние резервы. Ничего не дали стрелы, летевшие в груди и лица с расстояния двух-трех шагов. Карийцы, вынужденные выбирать между верной смертью под топором палача и весьма вероятной под мечами легионеров, выбрали второе. Суминорское подразделение утратило свою правильную форму. Стройные ряды ломались под безумным напором охваченного звериной яростью врага.

Первые нападавшие ворвались, внутрь четырехугольника. Один из них прыгнул к Ириан. Девушка лишь махнула правой рукой. Ладонь на лету превратилась в когтистую лапу. Кариец не заметил, что именно разорвало ему горло… У следующего противника Красноглазая выбила оружие из руки, свалила с ног и, удостоверившись, что никто на нее не смотрит, быстрым движением перегрызла ему шею. Затем бросилась в толпу сражающихся. Мгновение спустя какой-то карийский солдат вдруг обнаружил, что в его кольчуге зияет дыра, из которой вываливаются внутренности…

Удар! Горячие брызги крови на руке. Выдернуть, клинок. Который это уже раз за сегодня? Почему они не бегут? Почему все еще атакуют? Щит! Так, откинул голову назад… Раскрылся! Удар под подбородок. Так. И в мозг. Все! И вниз. О, язык вывалился. Что там происходит? Сейчас ничего от нас не останется. Это конец. Прочь, падаль! Схватил за щит! Ударить в сгиб руки. Отпустил. Он без шлема. Удар по глазам. Страшный грохот! Что это? Конница? Их? Наша?! Наши!!! О, дьявол! Самое время!

Последний враг упал от удара Мино двумя, может быть тремя минутами позже. Атака тяжеловооруженных воинов смяла спешившуюся конницу Ормеда и спасла разваливающийся четырехугольник. Многим карийцам, однако, удалось избежать разгрома. Суминорская конница бросилась в погоню и скрылась за холмами. Пехота осталась одна на дне усеянной трупами долины. Мино посмотрел на небо. Солнце клонилось к закату. Как приятно дожить до вечера…

– Эй, легионер! – неожиданно услышал он и обернулся.

В дюжине шагов от него стояла Ириан. Ее руки и лицо были красными от крови. Солдаты расступились перед ней, когда она направилась к нему.

– Подними забрало, рыцарь, – с улыбкой сказала она.

Он сделал то, о чем она просила, но не успел ничего сказать. Красноглазая прильнула к его губам. Поцелуй был столь страстным и диким, что Мино в первое мгновение остолбенел, а потом, выронив меч и щит, заключил Ириан в объятия. Казалось, оба пытаются выпить друг у друга душу. Лишь всеобщий смех вокруг и громкие крики «браво» дали им понять, что они здесь все-таки не одни. Даже раненые смотрели на них, позабыв о боли.

– Это все, ваше величество, – сообщил гонец, завершая свой доклад. – Сражение прекратилось с наступлением темноты. Наступление продолжалось до тех пор, пока можно было хоть что-то разглядеть. Битва окончена. Победа! – с энтузиазмом воскликнул он.

– Победа… – Редрен махнул рукой и тяжело сел.

– Ведь мы же их разбили! – удивился гонец. – Они отступили по всей линии… потеряли тысячи… Господин!

– Они лишь разбиты. Не раздавлены, не уничтожены. Этого слишком мало, слишком мало…

Гонец замолчал и беспомощно посмотрел на короля.

– Как называется это место?

– Круглые Холмы, господин.

– Круглые Холмы… – задумчиво повторил король. – Что ж, пусть будет так… Можешь идти.

– Господин! – Солдат низко поклонился.

Редрен остался один.

– Я думал, что моя звезда зайдет все же за более высокой вершиной… – прошептал он и опустил голову на руки.

Сильный порыв ветра встряхнул полог у входа в палатку. Во мраке раздалось скрипучее стрекотание сверчка.

Блеснули ядовитые клыки. Кваканье подыхающего василиска затихло, не успев набрать силу. Каад поднял голову и швырнул маленькую тварь далеко в кусты. Резко зашелестели ветви. Змей прислушался, но чутье Присутствия ничего не обнаружило. Он двинулся вперед. Его большое тело описало несколько быстрых зигзагов. Он снова остановился. Зов Онно. Все тот же самый… Он стрелой метнулся вперед. Нельзя было терять времени. Земля с бешеной скоростью уносилась назад под его брюхом.

На ночь они расположились на склонах самого высокого из пяти холмов. Гвардейцы и легионеры сидели у костров, в которых горели собранные на побоище обломки дротиков, пик и рукояти боевых топоров. На остриях трофейных копий жарились ломти конины. Солдаты разговаривали приглушенными голосами, ожидая, пока мясо будет готово. Деремцы уже забрали наиболее тяжело раненных, и из погруженной во тьму долины доносились лишь стоны подыхающих врагов. Ни у кого не было сил их добивать.

Мино подбросил в огонь несколько обломков дерева и с облегчением растянулся на траве. Он посмотрел на Ириан. Девушка сняла со спины мешок и достала из него хлеб, за ним кусок жареного мяса, завернутый в промасленную салфетку, полный бурдюк и горсть слегка слипшихся сластей.

– Я вижу, ты обо всем подумала! – восхищенно заметил Мино, приподнимаясь на локте.

– Схватила первое, что под руку попалось, – ответила она, ища нож. – Я подумала, что, может быть, тогда ты побыстрее перестанешь сердиться…

– Не о чем говорить. – Он коснулся ее руки. – Хорошо, что ты здесь.

– И ты тоже… – Она подала ему ломоть хлеба с большим куском мяса.

Только теперь до Мино дошло, насколько он голоден. В мгновение ока он проглотил еду.

– Хочешь еще?

Он торопливо кивнул.

– А ты? – спросил он, видя, что она снова режет хлеб только для него.

– Если хочешь, могу съесть что-нибудь за компанию, – ответила она. – Но на самом деле мне это не нужно. Ни есть, ни спать. Так что лучше сначала сам наешься…

Он понимающе кивнул головой.

– Есть что-нибудь попить?

– Только вода. Я могла взять пива, но подумала, что на всякий случай стоит иметь что-нибудь, чем можно промыть раны. Может, хочешь?

– Жаль воды на пару царапин, – остановил он ее. – Большая часть этой крови не моя, – он посмотрел на себя. – Но если у тебя есть что-нибудь от синяков, это было бы превосходно. Я чувствую себя так, словно целый день падал с дьявольски высокой лестницы…

– Ничего такого у меня нет, – развела руками Ириан.

– Что ж, ничего не поделаешь, – он потянулся к бурдюку и сделал один глоток.

– Возьми в рот что-нибудь сладкое, будет вкуснее, – посоветовала она.

– Хорошая идея, – заметил Мино, попробовав. – Что это?

– Кажется, яблоко, запеченное в меду.

– Угу… В самом деле, – он проглотил сладкий комок, – Ночи после битвы все-таки могут быть прекрасными! – он снова лег на спину и уставился на звезды.

Красные глаза Ириан сверкнули прямо над его лицом.

– Ты даже не представляешь насколько, – прошептала она.

– Что? – Он слова поднял голову.

– Идем отсюда! – Он почувствовал на щеке ее горячее дыхание.

Не говоря ни слова, он встал, позвякивая доспехами. Они двинулись вниз, мимо костров. Усталые, занятые едой или погруженные в размышления солдаты не обращали на них внимания. Ириан и Мино вскоре вышли за границу освещенного пространства. Огни костров оставались все дальше позади. В конце концов свет исчез, и мрачный шорох побоища затих вдали. Уже ничто не нарушало темноты и тишины, в которой слышались лишь тяжелые шаги Мино и легкие – Красноглазой. Наконец они остановились. В свете звезд это место казалось вершиной горы, хотя в действительности было лишь едва поднимавшимся над землей холмом. Это, однако, не имело никакого значения. По счастливой случайности здесь не прошел ни один отряд войска, и трава оставалась невытоптанной.

Мино присел и провел ладонью по длинным стеблям, мокрым и холодным от росы. Поднявшись, он медленным движением расстегнул пряжку пояса. Оба меча упали на землю, щит соскользнул с плеча. Ириан смотрела на него, продолжая стоять совершенно неподвижно. Тем временем Мино справился со шлемом и принялся за налокотники. Только теперь он осознал, сколь тяжелым было все это железо! Что-то дрогнуло в нем, охваченное непреодолимым желанием вырваться наружу. Он с грохотом сбросил изрубленные наплечники. Его охватила чудесная легкость! Избавляясь от прикрывавшего бедра и пах кольчужного фартука, усиленного стальными пластинками, он понял, что чувствует личинка, освобождаясь от кокона. Дольше пришлось возиться с пряжками и ремнями основного панциря. На наголенники, сапоги и легкую одежду потребовалось лишь мгновение.

Он ужом бросился в траву. От облегчения и наслаждения закружилась голова. Рассудок остался в груде железной скорлупы. Все нервы говорили о том, что там же осталось и тело… Он проваливался в бесконечность. Миллионы холодных капель стекали по нему словно дождь, смывавший боль, кровь, пот и усталость. Прикосновение земли и звезды, расплывавшиеся в потоках росы, заливавшей глаза… Он летел, попросту летел… Вселенная в экстазе вращалась вокруг.

Неожиданно он столкнулся с Ириан. Она тоже была здесь. Нагая и мокрая от росы, она оказалась в его объятиях.

Он попросту вошел в нее, глубоко заполнив широко раскрытое нутро девушки. Прижался к ее груди и губам, ощутил под рукой ягодицы. Земля ритмично закачалась и почти тотчас же исчезла из-под них, проваливаясь в бездну. Они рухнули в нее, сплетясь, погрузившись друг в друга и дрожа от пронизывающей все тело страстью. Ириан громко дышала, ее голова судорожно металась из стороны в сторону. Мино размашистыми движениями бедер пронзал мягкую и теплую обитель ее женственности, ударяя в ее послушно поддающееся дно, пытаясь пробить колеблющиеся тесные и скользкие стены. Ощущения били столь сильны, что он едва не видел ее нутро из-под судорожно сжатых век! Ему хотелось раздавить девушку в объятиях, превратить ее в сгусток чистейшего наслаждения, а потом взорваться в ней гейзером страсти и забытья. Позволить безумию погасить разум…

Так оно и случилось.

Когда он пришел в себя, первыми его ощущениями были влага и темнота. Он не чувствовал холода. Его охватило странное чувство, будто он вернулся в материнское лоно. Неясные воспоминания казались старше самых старых мыслей. Он попытался пошевелиться и только теперь понял, что лежит, скорчившись, на боку. С огромным усилием он перевернулся на спину. Свет звезд ослепил его, а пустота, неожиданно открывшаяся перед ним, поразила его до глубины души. Он едва не закричал.

– Мой рыцарь… – услышал он тихий, мягкий голос

и ощутил ласковое прикосновение. Это была ОНА. Пришло успокоение. Он снова ушел в себя.

– Мино… – Поцелуи осыпали его живот.

– Ири! – В мгновение ока он вернулся к действительности. – У меня нет больше сил… – прошептал он.

– Знаю, лежи спокойно, рыцарь.

Он хотел ответить ей лаской, и пальцы лишь скользнули по ее бедру. Рука была словно налита свинцом.

– Расслабься… Почувствуй меня… – сказала она.

Мягкими касаниями губ она собирала еще оставшиеся в нем крохи желания, перемещая их языком и собирая внизу его живота. В конце концов она достигла цели. Он ощутил там ладони девушки. Мгновение спустя туда же опустился ее рот, и он снова был внутри нее. Размеренные движения головы Ириан взлохматили длинные волосы, падавшие на Мино. Они отступали и возвращались в быстром ритме приливов и отливов. Столь же частым стало и дыхание Мино. Кровь пробудилась в жилах. Мысли замелькали подобно падающим с деревьев серебряным листьям, распадаясь на еще меньшие клочки и обрывки. Они клубились и вращались вокруг, все быстрее и быстрее. Вот оно!!! Внезапный ураган смел все в один миг.

Красноглазая подняла голову и, вытерев рот, посмотрела на лицо любовника. Мино засыпал, что-то неразборчиво бормоча. Она немного подождала, потом прижалась к нему, положив щеку на его грудь, и замерла. Она не заснула, лишь вслушивалась в спокойное биение его сердца.

Склонившись над столом с картой, Редрен бездумно передвигал туда и обратно один из кубиков. Он знал, что уже ничего не изменить, но его постоянно мучила мысль, что, может быть, все-таки… Однако игра была окончена. Силы его легионов были на исходе. Солдаты Ормеда придут в себя через несколько дней. Пока их прикроют союзники… Твари! Ему нечего было противопоставить их мощи. Он надеялся, что если удастся уничтожить армию Ормеда, Тагеро больше некому будет помогать и он оставит всех в покое. Ведь сами демоны не смогут захватить столь огромную страну, как Суминор. Если бы они могли, то давно бы уже это сделали. Для оккупации нужны люди! У Ормеда их осталось достаточно… Не вполне уверенно выигранное сражение было предвестником проигранной войны. Теперь ему оставалось лишь ждать, пока не произойдет то, чего он в любом случае не в силах был предотвратить. От рокового мгновения его отделяли дни, часы, а может быть, минуты? Однако отвести войска означало перечеркнуть эту пусть небольшую, но победу, потраченные жизни и силы солдат. Что делать?

Неожиданный шорох.

– Приветствую тебя, господин! Я – змей Каад. Надеюсь, ты обо мне уже слышал… – раздалось прямо в мозгу Редрена.

Король быстро обернулся. Пришелец полз вдоль полотняной стены.

– Как ты сумел сюда пробраться? Ведь стража…

– Не говори так громко, господин, иначе и в самом деле сейчас начнется переполох.

Редрен махнул рукой.

– Подумать только, начальник стражи клялся, что сюда даже мышь не проскользнет… – Он многозначительно посмотрел на громадное тело, заполнившее почти половину свободного пространства в палатке.

– Мышь? Может быть… – согласился Каад. – Но я змей, ваше величество.

Король слабо усмехнулся, а Каад выше поднял голову.

– Господин, открой свой разум и выслушай внимательно мои мысли. Времени мало… – Зеленые глаза змея пристально посмотрели на Редрена.

Он понятия не имел, сколько проспал, но вряд ли слишком долго. Неожиданно его сильно тряхнули за плечо.

– Вставай! Что-то не то! – донесся до него голос Ириан, но он не в силах был произнести ни слова в ответ. Она снова встряхнула его, словно мешок. – Вставай!

Он не мог шевельнуть ни единым мускулом. Отупевшее сознание с трудом воспринимало смысл слов Красноглазой. Он слышал, но ничего не понимал.

– Открой глаза! – проник в мозг беззвучный приказ.

Даже ресницы не дрогнули.

Выругавшись, она отпустила безвольное тело. Мино тотчас же снова провалился в сонное небытие. Ириан вернулась, неся легкую одежду, и начала поспешно и грубо его одевать. Резкие сотрясения в конце концов возымели действие.

– Что, что такое? – пробормотал он, с трудом открывая глаза.

Небо светлело предрассветными фиолетовыми красками.

– Что-то нехорошее! Нужно возвращаться. Поторопись.

Она помогла ему встать и повела к месту, где лежало стальное облачение.

– Теперь сапоги и доспехи…

– Во имя Рэха! – прохрипел Мино. Он и без того едва мог двигаться. Мышцы напоминали тряпки, а колени – размякший воск. Когда Красноглазая цепляла на него очередное железо, он был убежден, что сейчас провалится под землю. Лишь щит и шлем она сама взяла под мышку.

– Идем! – крикнула она.

Мино зашатался, словно пьяный. Вот и закончился сон мотылька… Если бы не плечо Ириан, он грохнулся бы на траву, словно сброшенный с постамента памятник.

«Возьми себя в руки!» – мысленно прикрикнул он.

Он зашагал, словно неисправный автомат. В этом уже отнюдь не было ничего романтического! Вскоре ему пришло в голову, что точно так же должен чувствовать себя умерший, которого с помощью магии превратили в живой труп и заставили покинуть могилу… Интересно, подумал он, тяжесть его доспехов столь же мучительна, как и тяжесть тела, вновь обретенного после смерти?

Висельничий юмор после первой дюжины шагов уступил место трезвой оценке ситуации. Привыкшие к напряжению мышцы постепенно восстанавливали силы. В конечном счете он не был голоден и не чувствовал себя невыспавшимся. Пара глотков воды и три медовых пирожных по крайней мере на время вернули ему ясность мыслей. Движения Мино стали более живыми.

– Что происходит? – спросил он, забирая у Красноглазой щит и шлем.

– Я чую Присутствие!

– Чудовища идут? – Он ощутил холодок под сердцем.

– Нет, кажется нет, это что-то другое, – ответила она. – Это как будто один демон…

– Где? – Он инстинктивно обернулся.

– Везде вокруг нас! В том-то и дело. Я первый раз ощущаю нечто подобное. Не понимаю…

Вскоре они добрались до лагеря. Здесь было все спокойно. Солдаты спали у догорающих костров, а часовые бродили между ними. Ириан и Мино поспешно поднялись на вершину и начали осматриваться вокруг. Нигде никаких признаков опасности. Из долины все еще доносились сдавленные стоны и жалобные крики – мольбы о помощи или быстрой смерти. По сравнению со вчерашним вечером изменилось лишь то, что крики стали значительно слабее. С не слишком отдаленного побоища на правом фланге слышались подобные же звуки.. Все нормально.

– Похоже, ты все-таки преувеличиваешь, – заметил наконец Мино и лег на землю.

Ириан сердито посмотрела на него.

– А что, по-твоему, я должен делать? – быстро спросил он.

Она не нашла что ответить и замолчала. Глаза ее погасли.

– Не знаю…

– В таком случае придется ждать. Сядь рядом со мной.

Чуть помедлив, она исполнила его просьбу.

– Ты была просто чудесна, – прошептал он, обнимая ее.

Лицо ее прояснилось, и она улыбнулась.

– Мне хорошо с тобой, – ответила она. – Я люблю тебя…

– Я тоже… Выходи за меня замуж!

– Ты серьезно? – Она удивленно посмотрела на него.

– Еще как. Будь моей женой, – повторил он.

Что-то странное появилось в чертах ее лица.

– Ты сам не знаешь, о чем просишь… – начала она.

– Знаю, – быстро ответил он. – Мне вовсе не мешает, что ты умеешь менять облик. В конце концов, бывают женщины, которые сами по себе чудовища, независимо от внешности… Ты не такая!

– Сумасшедший! – Она не в силах была скрыть веселья.

– Ну так что?

– Ты еще не знаешь всего. – Она посерьезнела. – Я не смогу подарить тебе ребенка. Союзы демонов с людьми остаются бесплодными.

– У тебя такое здоровое тело… – удивленно заметил он.

– Мино, я ведь умерла! Этого уже не изменить и не вернуть. Это тело – лишь оболочка, меняющаяся форма… Оно никогда уже не сможет дать жизнь новому человеческому существу. Понимаешь?

Мино молчал.

– Ты сам когда-то сказал, что я не человек. Это правда.

– Я люблю тебя! – твердо заявил он.

– Подумай еще.

– Я не откажусь от своих слов!

– В таком случае я прошу дать мне время на раздумье.

– Твое право.

– Не будем ссориться. – Она быстро его поцеловала.

– Хорошо, – он коснулся ее щеки.

Ириан неожиданно вскочила.

– Вставай! Это!

Он уже стоял рядом.

– Что?

– Я чувствую, оно пробуждается, – лихорадочно прошептала она. – Смотри!

Светало. Отовсюду, насколько хватало взгляда, из долин и со склонов холмов, поднимался утренний туман. Белые полосы лениво покачивались, сливались и густели. Ветра не было.

– Этот зов словно крик… нет, крики… – быстро говорила Красноглазая. – Это голоса мертвых… вернее, убитых… Мино! Это погибшие в той битве! Они возвращаются!!!

– Карийцы! – раздался позади крик часового.

Они обернулись. Из-за отдаленных холмов выходили толпы солдат Ормеда. С каждой минутой прибавлялись все новые тысячи. Море врагов медленно двигалось в их сторону.

– Тревога!!! – заорал Мино во все горло.

На холме забурлило. Гвардейцы и легионеры, вырванные из сна, хватали оружие и, затаптывая пепелища костров, собирались в свои десятки.

– Оборонительный строй!

Командир самнийцев подошел к Мино и Ириан.

– Что будем делать? – спросил он.

– Мы получили приказ связывать силы врага, – ответил Мино. – Никаких новых распоряжений не было, так что остаемся здесь.

Солдаты начали окружать вершину холма кольцами шеренг. Самниец посмотрел на приближающегося противника.

– Но они же совершенно не готовы к атаке! – неожиданно воскликнул он. – Просто идут вперед и все. С ума сошли!

– И не только они… – пробормотала Красноглазая.

Наплывавший со всех сторон туман заполнил долину, придав ей вид миски с молоком на дне, белый саван покрыл место побоища. Стоны раненых и умирающих неожиданно стали тише, а потом и совсем смолкли. Для суминорцев, привыкших за много часов к этому мрачному хору, подобная тишина звучала зловеще,

– Слышите?! – Командир самнийской манипулы словно забыл о карийцах.

Ириан и Мино молчали, продолжая смотреть вниз. Взгляд самнийца последовал за ними, и его глаза широко раскрылись от удивления. В рядах солдат послышались крики. Необычное известие тотчас же обежало холм.

Туман изменил цвет! Из белого он стал розовым и сгустился еще больше…

– Это кровь! – прошипела, Ириан. – Эта дрянь высосала кровь из раненых. Голодные духи! Тагеро…

Холодное дуновение ветра коснулось лиц стоявших на холме. Розовый туман в долине никак не реагировал на движение воздуха, продолжая подрагивать в собственном ритме. На возвышенности, с которой арбалетчики обстреляли вчера ронийских пикинеров, появился одинокий всадник. Это был деремский курьер. Он направился в их сторону. Ни о чем не подозревая, он ехал прямо в туман… Легионеры обо всем догадались. Предупредительные крики не достигли ушей деремца, но он понял смысл отчаянных жестов, пришпорил коня и метнулся в сторону, пытаясь галопом обойти опасное место. Туман поднялся и потек словно река, заливая ему путь. Он продвигался быстрее мчавшегося по дуге коня и не давал ему ни единого шанса спастись. Мгновение спустя клубы розового дыма окутали лошадь и всадника. Суминорцы услышали тревожное ржание животного, а потом грохот падающего тела. От колеблющейся массы тумана внезапно оторвалось клубящееся облако. Не сразу стало ясно, что это человек, облепленный кровожадным туманом. Несчастный бежал все медленнее, пошатываясь, тащившийся же следом за ним туман приобретал все более отчетливый ярко-красный цвет. Деремец рухнул на землю.

– Идите за ним! – крикнул Мино.

Четверо гвардейцев бросили щиты и бегом помчались по склону. Добежав до лежащего, они подхватили его и понесли к своим. Кроваво-красные хлопья уже отвалились от безвольного тела и исчезали в траве. Один из солдат, скривившись от боли, с отвращением стряхнул рукой маленькое облачко, прильнувшее к его щеке.

Трое командиров тотчас же склонились над гонцом. Кожа на лице, шее и руках была белой как мел, и ее покрывали сотни синих звездообразных крапинок. Агония подходила к концу.

– Какие были приказы?!! – Мино в отчаянии встряхнул деремца.

– Оставь его! – Ириан схватила голову умирающего и прижалась к его лбу. Она оставалась в такой позе, пока курьер не испустил дух.

– Отступление. Бежать… – сообщила она, отпуская труп.

– Там! Смотрите! – внезапно раздался чей-то крик.

Все головы повернулись в указанном направлении. Из-за холмов, окружавших самое большое поле смерти на правом фланге, поднималась громадная розовая стена. То же происходило там, откуда прибыл гонец. Карийцы остановились на расстоянии в двести шагов. Теперь стало ясно, что они пришли сюда в качестве зрителей. Они толпились на вершинах окрестных холмов, выбирая лучшие места. Единственный свободный путь вел между клубами вампирского тумана и ждавшими на холмах толпами врагов. Коридор этот продолжал сужаться. Кровавый туман в долине начал распухать словно тесто…

– Поворот налево! Перегруппироваться! Арбалетчики направо! – послышались приказы. – Вперед!

Суминорское подразделение спустилось вниз в форме буквы "V", плечи которой тотчас же соединились, образуя сомкнутую колонну. Раздался вой обманутых карийцев.

– Быстрее! Выровнять шаг! – кричал Мино.

Бронированная гусеница колонны беспрепятственно переползла через очередной холм. Еще полмили…

Солдаты Ормеда не выдержали. Заметив, что у противника есть все шансы выбраться из ловушки, лишив их зрелища, они с воплями начали сбегать с холмов. Первая атака последовала без какого-либо приказа. Гвардейские арбалетчики реагировали совершенно спокойно. Они сомкнулись, подпустили бегущих на расстояние в тридцать шагов и хладнокровно положили первые две сотни. Остальные карийцы поспешно отступили. Эта стычка имела, однако, те последствия, что всей группе пришлось остановиться и ждать, пока арбалетчики снова зарядят арбалеты. Когда суминорцы наконец двинулись дальше, на них обрушилась туча стрел. Наконечники зазвенели по доспехам и щитам. Крики раненых следовали один за другим.

– Арбалетчикам отступить! Выше шиты! Вперед!

Решительные голоса командиров заставили забыть о страхе. Колонна продолжала двигаться вперед, отмечая пройденный путь рядом неподвижных или корчащихся тел. Среди летевших стрел часто попадались выпущенные из арбалетов. Смерть свирепствовала, но ее танец не в силах был сломить дисциплинированности и решимости суминорской пехоты.

Мино, перекладывая щит в правую руку, заметил, как Ириан вытаскивает стрелу из собственной шеи. Шедший рядом с ней арбалетчик согнулся и упал навзничь. Сзади послышался скрежет ломающегося панциря и короткий хрип умирающего. Еще триста шагов, еще двести, сто…

Клубящаяся стена тумана уже мчалась с невероятной скоростью, закрывая полнеба!

– Бего-ом!!! – Мино призвал солдат напрячь последние силы.

Колонна пошла врассыпную, превратившись в беспорядочную толпу людей, бегущих к свободному безопасному пространству, простиравшемуся у выхода зловещего коридора. Склоненные головы, тяжелое дыхание, стук сапог о землю, лязг доспехов, шум крови в висках, крик, стон и силуэты тех, кто первым миновал край надвигающейся смертоносной волны.

Мино не заметил, когда это произошло. Внезапно всюду забурлило от обезумевших от ярости и ненависти карийцев. Он потерял щит, пытаясь освободить правую руку. Меч пронзил ближайшего врага, но клинок застрял в панцире, и противник, падая, вырвал оружие из руки Мино. В трех шагах от него плечистый ронийский наемник разрубил самнийского легионера, после чего упал сам, простреленный навылет из арбалета. Мино выдернул топор из стиснутой в агонии руки, и мгновение спустя его широкое лезвие снесло с плеч голову какого-то карийца. Мино продирался вперед, со звериной яростью прорубая себе дорогу. Он не видел ничего, кроме лиц врагов перед собой и приближающегося тумана сбоку. За ним нарастал рев ужаса. Кровавый туман ворвался в гущу сражающихся, не щадя никого. Мгновением позже Мино оказался за его пределами. Пробежав еще дюжину шагов, он остановился и обернулся. То, что он увидел, едва не вызвало у него тошноту. Солдаты обеих армий, воя от страха и боли, метались и извивались, пытаясь освободиться от красных облаков, которые охватывали их подобно пламени. Еще немного, и все исчезло в розовой массе. Туман добрался до столпившихся на холмах карийцев, только теперь понявших, что и они станут жертвой чудовища! Бежать было уже поздно. Смертоносные клубы окутали охваченных паникой людей. Каждый поглощенный человек лишь усиливал аппетит тумана, добавлял ему скорости, углублял его цвет.

Мино заметил на расстоянии в несколько сотен шагов холм, несколько более высокий, чем остальные. Он побежал туда и взобрался на его вершину. Открывавшийся оттуда вид дал ему представление о том, что творилось на всем поле боя. Стена кровожадных испарений, поднимавшаяся с вытянувшихся на две мили побоищ, вращалась вокруг собственного центра, одним плечом охватывая войска Ормеда, а другим легионы Редрена. Гигантский алый водоворот поглощал обе армии. От могущества и игры чародейских сил захватывало дух. Мино остался один. Те, кто избежал гибели, разбежались и потерялись в окрестных ущельях и долинах. Гвардейско-легионерская ударная группировка перестала существовать. Он нигде не видел Ириан… От страха и мучительной неуверенности сжало горло. Что могло с ней случиться?!

Тем временем смертоносная стихия уже совершила один полный оборот. Смертельный урожай был собран. Духи, насытившись местью, начали уходить. Кровавый туман сжимался, вращаясь все быстрее и быстрее. Вскоре над полем боя выросла гигантская воронка циклона, которая оторвалась от земли, медленно поднялась вверх и расплылась в небе огромным красным пятном. Внезапно черная молния с дьявольским хохотом прорезала алую тучу, и, чтобы ни у кого уже не оставалось никаких сомнений в том, кто здесь победил, на Круглые Холмы обрушился кровавый дождь…

Верховный жрец подождал, пока стихнет шепот и Совет снова, будет готов слушать. Пришла пора окончательно решить депо!

– Ввиду столь явных и недвусмысленных знаков, мы должны решительно отвергнуть греховные сомнения! – заявил он. – Наш несчастный монарх впал в немилость Великого Рэха и потому должен сложить корону. Не имеет значения, что мы не пришли к согласию в отношении того, на чью голову следует возложить сию драгоценность. Мы верим, что последующие божественные знаки укажут нам будущего короля столь же уверенно, как и сегодня, когда приказывают нам объявить, что священные знамения на теле сего безумного богохульника и безбожника утратили свою силу. Братья по вере! Пусть Высшая Мудрость благословит извечные права Короны Суминора и вернет им прежний блеск! Да будет так!

В наступившей тишине послышался шорох мантий встающих со своих мест жрецов.

– Да будет так! – произнес первый.

– Да будет так! – традиционная формула прозвучала из уст следующего.

Эти три слова повторялись раз за разом. Беро слушал, не в силах скрыть радости. Наконец-то они перестали колебаться! Голос веры превозмог приземленные соображения! Совет жрецов набрался смелости лишь на десятый, день после отъезда короля из столицы, что несколько портило его радость, но это уже не имело значения. Он простил им эту мелкую человеческую слабость. Ведь в конце концов над жизнью суминорского народа снова должно было взойти солнце божественного Идеала!

Странный холод заморозил мысли верховного жреца. Что-то заставило его посмотреть в темный угол зала. Он заметил, что там лежит горсть какой-то серой пыли. Беро с гневом подумал о недобросовестности слуг, но прежде чем он успел что-либо решить, пыль неожиданно поднялась в воздух и приобрела вид обгоревшего человеческого скелета. Демон какое-то мгновение неподвижно висел в воздухе, потом быстро поплыл к верховному жрецу. Слова застыли на его губах. Крик ужаса вознесся к потолку зала. Началась всеобщая суматоха. Пронзительные вопли смешивались с криками о помощи, но никто не бросился спасать жреца. Некоторые из присутствовавших с ужасом поняли, что здесь, в пристроенном к храму, но не являющемся его частью личном дворце верховного жреца, уже не действует защитная Святая Сила! Кто-то звал стражу, кто-то призывал к тому, чтобы сотворить Круг Воли, но голос его тонул во всеобщем шуме. Верховный жрец в объятиях летуна начал вдруг бессвязно бормотать и плакать. Внезапно распахнулись двери и вошли стражи храма с обнаженными мечами в руках. Лица их были лишены какого-либо выражения, а глаза вывернуты белками вверх. Мгновение спустя верховный жрец рухнул на пол, захлебываясь собственной кровью. Стальные лезвия с хрустом вонзились в тела остальных. Вопли убиваемых стихли лишь через четверть часа…

Султан Кара, его величество Ормед V, ехал к видневшейся вдали цитадели Сахен. За ним двигались около двух сотен солдат, уцелевших после магического катаклизма. Это было все, что ему удалось собрать из почти девяностотысячной армии! Слишком многим хотелось увидеть вблизи уничтожение войск Редрена… Масштабы поражения не умещались в голове. Не имело значения, что такая же судьба постигла врага. Душу Ормеда разрывало тупое отчаяние. Такой разгром до сих пор не был увековечен ни одной карийской хроникой. Ни одно из находившихся там описаний гибели врагов государства не могло сравниться по своему размаху с тем, что произошло с карийской армией на Круглых Холмах. Сам Ормед остался жив лишь благодаря необычайной быстроте своего коня. Но погибли его старшие сыновья… Униженная гордость и отцовский траур – вот что он вез с собой из величайшего военного похода в его жизни!

До цитадели было уже близко. Хорошо, что он оставил здесь гарнизон. Солдаты сейчас ему пригодятся. Посланные вперед офицеры наверняка уже известили их о прибытии султана. На стенах царила тишина. Ормед никого там не заметил, но сине-золотое знамя спокойно развевалось на самой высокой башне. Большие ворота были открыты. Отсутствие стражи не обеспокоило подавленного несчастьем султана. Он въехал в ворота, и неожиданно в нос ему ударил трупный запах.

«Неужели они еще не успели убрать тела?» – пронеслось у него в голове. Ржание коня и предостерегающие крики людей за спиной Ормеда прозвучали одновременно. Султан поднял голову, пытаясь сообразить, в чем дело, и в то же мгновение вылетел из седла. Конь встал на дыбы и, танцуя на задних ногах, подковами передних копыт высекал искры на каменной стене. Ормед с лязгом грохнулся на булыжники. В короткой вспышке озарения он понял все.

– Измена!!!

Отчаянное ржание обезумевших лошадей многократным эхом отразилось от стен, окружавших устланный трупами двор крепости. Из бокового, отходившего от ворот коридорчика появился василиск – наполовину ребенок, наполовину пресмыкающееся. Он не спеша направило к неподвижно лежащему султану. Серые веки медленно поднялись, открыв огромные желтые глаза, занимавшие почти половину лица. В этих двух золотистых безднах было нечто, не позволившее властителю Кара отвести взгляд! Вопреки собственной воле он вынужден был смотреть в их доводившую до безумия пропасть. Разум утратил опору и провалился в ничто, словно предмет, помещенный между двумя повернутыми друг к другу зеркалами…

А потом воздух задрожал от жара, моментально сжегшего тело и разум султана. Многолетний противник Редрена без единого стона рухнул в небытие.

Василиск еще долго стоял, не отводя взгляда от своей жертвы. Зажаренная целиком туша Ормеда V потрескивала и шипела в раскаленных докрасна доспехах.

Мино сидел, тупо глядя на лезвие трофейного топора. Прекрасно закаленная сталь во время сражения даже не затупилась и не выщербилась. Фрагменты, густой сетки серебряной инкрустации, глубоко вплавленной в железо, поблескивали из-под слоя засохшей крови. Оба металла проникали друг в друга, образуя как бы два сросшихся между собой лезвия. Таким образом это оружие могло убивать и ранить демонов. Полтора месяца назад подобное же лезвие лишило Каада хвоста.

Мино, однако, все это совершенно не интересовало. Он невероятно устал. Кровавый дождь лишил душу последней надежды. Ему ничего не хотелось, ничего не было нужно, а Тагеро был непобедим! Мрачная уверенность в этом лишала желания хоть что-либо делать. Остатки надежды он потерял, безуспешно разыскивая на побоище Ириан. Несколько последних часов он ошеломленно бродил среди трупов. Теперь нахлынули апатия и пустота. Он был сыт войной по горло. Мино уже не помнил, как давно он бездумно поглаживает ладонью рукоять топора. Несмотря на поражение, отчаяние и огромные потери, над Круглыми Холмами ясно светило солнце. Было не жарко, просто тепло. Природа прямо-таки издевалась над побежденными! В какой-то момент усталость и отупение достигли своего предела. Мино упал на спину и глубоко заснул…

Он проснулся посреди ночи, охваченный странным чувством. Неясное сновидение внезапно угасло. Какая-то мысль металась в мозгу Мино, упрямо пытаясь пробиться на поверхность сознания. Встать и идти! Куда? Зачем? Встать и идти! Что такое, дьявол бы его побрал?! Встать и идти! Он сел, правой рукой машинально сунул топор за пояс. Ириан? Каад? Что-то подсказывало ему направление. На юг. Прямо. Он двинулся туда, пытаясь хоть что-то понять. Пока что ясно было лишь то, что любое сопротивление немедленно ведет к полной утрате власти над собственным телом. Он шел в сторону Рогирры. До полнолуния еще оставалось несколько дней. В свете луны он отчетливо видел окрестности и черную полосу леса на горизонте – именно там начиналось царство чудовищ.

Рогирра была огромным диким пространством, почти полностью находившимся в пределах Суминора. Лишь небольшая северо-западная ее часть формально принадлежала Рону. С юга ее окружали пирийские степи. В течение многих веков на рогиррской границе заканчивалась власть королей из Катимы. Лишь после захвата земель, принадлежавших пирийским кочевникам, Рогирра была присоединена к Суминору. Однако никто не пытался там поселиться. Демоны безраздельно владели западной частью этой провинции, в восточной же устроили свои логова многочисленные разбойничьи банды. Там находили убежище преступники, которым удалось избежать наказания. Подобное разделение Рогирры на территории, часть которых принадлежала нечисти, а часть – находящимся вне закона людям, существовало уже в течение веков. Обе половины провинции существовали в состоянии своеобразного равновесия жизни и смерти, а граница между ними постоянно перемещалась.

Мино шагал всю ночь. До стены деревьев он добрался перед рассветом. На краю леса стояла какая-то фигура. Вскоре он разглядел, что это упыриха. Ириан! Нет! Это была не Красноглазая. Рука мгновенно упала на обух топора. Упыриха не дрогнула. Мино осторожно сделал несколько шагов. Упыриха повернулась и вошла в лее, однако сразу же остановилась и снова посмотрела на Мино. Он понял, что она предлагает ему идти за ней. Любопытство пересилило страх. Мино обнаружил, что связывавшее его волю мысленное принуждение исчезло. Упыриха, несомненно, была не только проводником, но и стражем. Он испытывал лишь какое-то неясное беспокойство, из которого не следовало ничего конкретного. Он просто шел следом за чудовищем, думая, что будет дальше.

В лесу царила темнота, значительно более густая, чем на открытом пространстве, однако и здесь быстро светлело. Мино ускорил шаг, желая лучше разглядеть шедшую впереди него упыриху. Пока что он успел заметить, что в этом уродливом создании не было ничего от своеобразной красоты Ириан. В какой-то момент упыриха оказалась в более светлом месте и обернулась в очередной раз. Мино вскрикнул от ужаса. Перед ним стоял труп женщины, убитой когда-то ударом дубины или чего-то в этом роде. На месте левого глаза и половины лба зияла огромная дыра, заканчивавшаяся на макушке. Размозженные ударом мягкие ткани успели сгнить до того, как наступило Превращение. Видно было, что череп внутри пуст. Разорванные щеки окружали широкую пасть, из которой торчали два ряда остроконечных клыков. Правый глаз горел красным огнем. Сияние такого же цвета исходило из остатков левой глазницы. Когтистые пальцы свободно свисали с вывернутых рук, из-под волокон почерневших мышц виднелись голые кости. Видно было, что сила Онно, воздействуя на прогнивший труп, остановила разложение, после чего преобразовала останки, создав организм, подчиняющийся сверхъестественным законам. До Мино неожиданно дошло, что для Онно не существовало разницы между вонючей падалью и телом, сохранившим большинство жизненных функций, то есть таким, какое имела Красноглазая. Все, что перешагнуло порог смерти, в равной степени подчинялось природе Онно. Кем же на самом деле была Ириан? Название «демон» ничего не объясняло. Это слово лишь маскировало людское неведение. Подобные мысли позволили Мино на какое-то время забыть о мучившем его беспокойстве. Стало совсем светло. Упыриха извивалась и шипела, когда на нее падал дневной свет. Лучи солнца явно обжигали ее, но, несмотря на это, она шла дальше не останавливаясь. Однако Мино не обращал на подобную странность никакого внимания. Дорога становилась долгой, а доспехи напоминали о своей тяжести. Подумав, он отвязал и бросил сначала кольчужный фартук, о который все время цеплялись ветви и сучья, а потом массивные наплечники, защищавшие от ударов сверху. Ему стало несколько легче, и появилась некоторая свобода движений, но усталость удалось обмануть лишь ненадолго. Около полудня появилась навязчивая мысль о том чтобы избавиться от остального железа и оружия… Желание это было очень похоже на мысленный приказ, заставивший его прийти сюда, но на этот раз Мино ему не поддался. Взяв, себя в руки, он раздавил чужую волю, словно червяка. Он по-прежнему был уставшим, но вчерашний душевный надлом был уже в прошлом. Он решил примириться с судьбой.

Упыриха внезапно свернула в сторону и направилась к ближайшему вырванному с корнем дереву. Мгновение спустя она застыла неподвижно. Мино подошел и бесцеремонно толкнул ее носком сапога. Потом пнул. Та не дрогнула – она уже погрузилась в спячку. Мино остался один. Он удивленно огляделся по сторонам. Где-то неподалеку между деревьями более обильно просачивался солнечный свет. Он пошел в ту сторону и вскоре выбрался на большую поляну. Там стояла покосившаяся хижина, а напротив нее рос раскидистый дуб, в тени которого виднелась могила. Две серые струйки дыма медленно поднимались из-под крыши. Мино положил левую руку на рукоять короткого меча и быстрым шагом направился к дому. Пусть будет, что будет!

– Приветствую, рыцарь! Приветствую! Заходите, отдохните…

Мино застыл как вкопанный.

– Так это ты меня сюда привела? – воскликнул он. – Это твоя упыриха?

– Упыриха? – Женщина явно перепугалась. – Я не знаю, господин. Ничего не знаю! Заходите, поешьте, отдохните.

– Ты ведьма? – Он подошел ближе.

– Э-э, какая там из меня ведьма. Я так… только… – Она обезоруживающе улыбнулась.

– Тагеро – твой господин?

– А кто это?

– Не прикидывайся! – разозлился Мино. – За дурака меня принимаешь?!

– Заходите, рыцарь, будьте гостем, всему свое время… – Она жестом пригласила его войти.

– Он сюда придет? Когда?

– Я ничего не знаю, светлый рыцарь, сейчас горячей похлебки вам дам!

Мино осторожно перешагнул порог. Ничего не случилось. Он подождал, пока глаза привыкнут к полумраку. Дьявол!.. В этой топившейся по-черному хижине была печь! Тяжелая, вмурованная печь со сломанной трубой, заканчивающейся под самой блестящей от сажи крышей. Что-то тут было не так. Если уж кому-то захотелось сложить такую большую печь, почему он не вывел трубу на крышу? Бессмысленно!

– Садитесь, рыцарь. – Старуха показала на лавку возле стола.

Мино сел так, чтобы за его спиной оказалась стена. Поправил топор, но вынимать из-за пояса стал. В двух локтях над его головой висел густой серо-голубой слой дыма. Балки, поддерживающие крышу, были едва видны, однако, приглядевшись внимательнее, Мино с удивлением обнаружил, что на них коптится не такая уж маленькая стайка летучих мышей.

«Интересно, живы ли они еще?» – подумал он, с трудом удерживаясь от улыбки.

На стенах висели пучки трав, а на длинных полках стояли многочисленные глиняные сосуды. Пол был земляным. Ведьма склонилась над стоявшими на печи горшками и котелками. Гудел огонь, в нос били запахи трав, дыма и еды. Еды… Мино почувствовал, как его внутренности завязываются в один огромный узел. Он судорожно сглотнул слюну.

– Кушайте на здоровье, рыцарь. – Старуха поставила перед ним миску дымящегося супа.

– Сперва ты! – Он быстро взял себя в руки.

Не говоря ни слова, она взяла ложку и проглотила немного похлебки.

– Ты должна съесть по кусочку всего, что тут плавает, – приказал он.

Она язвительно посмотрела на него и принялась вылавливать куски мяса, мучных клецек и овощей. Она делала это очень медленно, долго жуя и с наслаждением смакуя каждую порцию. Она специально тянула время, дразня Мино, но он с каменным спокойствием выдержал до конца, после чего подвинул миску к себе и сам начал есть. Не торопясь, медленно… Если бы, однако, ведьма перестала на него таращиться, то он наверняка бы повыбивал себе зубы ложкой или попросту подавился. Голодный зверь в его разуме перестал свирепствовать лишь тогда, когда миска опустела наполовину, по усталому телу разлилось приятное тепло. Когда он закончил, старуха убрала со стола а присела на корточки в противоположном конце хижины, убавившись куда-то вдаль.

Тишина и покой. Мино начало клонить в сон. Это было настолько естественно, что он не смог заставить себя хранить бдительность. Опершись о стену, расслабившись, он все глубже погружался в бездну непередаваемого блаженства. Действительность размывалась, исчезала. Продолжая упорно твердить самому себе, что не следует забывать об опасности, он сам не заметил, как заснул…

– Мино Дерго, проснись!

Он вскочил, чуть не опрокинув стол. Рука метнулась к оружию. На месте! Он облегченно вздохнул.

Мелькавшие перед глазами темные и светлые пятна сложились в единую картину. Была уже ночь. Хижину освещал блеск пламени, пробивавшегося через отверстия в печной топке, У стены сидел мужчина в женской одежде.

– Не бойся, тебе ничто не угрожает.

– Ты, Тагеро?! Что за шутки? – Мино стоял напрягшись, готовый драться.

– Успокойся, если бы тебе суждено было погибнуть, твой труп давно бы уже окоченел… – Тагеро встал и не спеша сбросил платье. Под ним была мужская одежда.

– Я хочу с тобой поговорить, а поскольку тебя не удалось убедить оставить оружие в лесу, пришлось прибегнуть к этой уловке… – Хозяин иронически усмехнулся. – Человек, когда он устал и голоден, обычно бывает зол и с ним невозможно разумно разговаривать. Хорошо заточенное железо под рукой еще больше осложняет беседу. Теперь все иначе, не правда ли? – Чародей, в лице которого было что-то кошачье, снял с одной из полок кувшин и две кружки.

– Я не стану с тобой пить, тварь! – прошипел Мино.

– Отчего же? – искренне удивился Тагеро. – Не любишь меня?

– Ты, падаль! Еще спрашиваешь?! – Парень схватился за меч.

– Да, спрашиваю, – спокойно ответил маг. – А что я тебе такого сделал?

– Рида!

– Не я ее обвинил, не я вынес приговор, не я его исполнил. Я дал тебе и ей шанс победить смерть…

– Превращение? – Мино вздрогнул.

– Именно! – кивнул Тагеро. – И при этом я рисковал. Ведь я не мог заранее предвидеть, что она сделает, когда станет висельницей. Если бы она тебя действительно любила, твой план бы удался. Но, увы, невеста благородного Мино Дерго была обычной горожанкой, которой подвернулся удачный случай изменить свое общественное положение. Она хотела выйти за тебя замуж чисто по расчету, без единой капли чувств, эх ты, бедный ослепший дурачок! – с сожалением проговорил он, – И потому после смерти в ней осталась лишь ненависть. Любви же не было никогда! Она выбрала месть, сделала свое дело, а заодно и меня избавила от хлопот.

– А ты многое знаешь. – Мино тяжело упал на лавку.

– Я о многом догадываюсь, хотя, должен признаться, не всегда вовремя, – ответил Тагеро. – Имеешь еще что-нибудь против меня?

– Подосланные вампиры, твари с кладбища…

– Успокойся! – Чародей, пользовавшийся телом Ксина, лишь махнул рукой. – Раз ты жив, то и говорить не о чем. Не к чему рассуждать, что было бы, если бы…

– Есть другие, которых ты убил!

– А тебе до них какое дело? – поморщился маг. – Я никогда не строил из себя святого. Я о тебе спрашиваю!

– Ты планировал заговор против короля, – продолжал Мино, не обращая внимания на последнюю реплику Тагеро.

– Итак, мы дошли до сути дела! – обрадовался маг.

– То есть?

– Ормеда уже нет в живых. Пора и Редрену отправиться следом за ним.

– Чего ты, собственно, хочешь? – В голосе Мино зазвучал ужас.

– Сначала – власти над Каром и Суминором. Потом можно будет подумать о Роне…

– Ты с ума сошел!!!

– Вовсе нет! Получив власть над этим телом, я обрел и соответствующие возможности, – спокойно ответил Тагеро. – Ты сам мог в этом убедиться. Черная магия и знания котолака дали мне власть над демонами. Сейчас я хочу, чтобы ты убил Редрена.

– Что-о-о?!!

Под крышей внезапно послышался шум. Вихрь пыли ворвался в хижину через одно из дымовых отверстий, после чего исчез в трубе. Запищали летучие мыши. Из печи донесся тихий свист. Чародей улыбнулся.

– Ты убьешь Редрена, – повторил он. – Для этого я тебя сюда и позвал.

– Издеваешься или совсем разум потерял?!

– Ни то ни другое. – Тагеро посмотрел на Мино, словно снисходительный учитель на непослушного ученика. – Ты просто сделаешь это! – заявил он. – Живой или мертвый… Можешь выбирать.

– Почему я? – вырвалось у Мино.

– Умный вопрос. Я вижу, ты начинаешь думать, – похвалил его маг. – Ты единственный человек, который может беспрепятственно приблизиться к Редрену. Красноглазая ведь не станет подозревать своего любовника, не так ли?

Мино стиснул зубы.

– Я не стал бы тебя утруждать, – продолжал Тагеро, – если бы мог сделать это иначе. Я уже пробовал, но не получилось… Эта твоя упыриха и Каад слишком хорошо его охраняют… – Неожиданно он посинел и изменился в лице. Он поднес руки к вискам, видно было, что он ведет напряженную внутреннюю борьбу. – Эта бестия хочет вырваться… – прохрипел он. – Не выйдет! Это мое тело… – Он снова более осмысленно посмотрел на Мино. – Поэтому я даю тебе шанс, – сказал он, тяжело дыша. – Стань рядом со мной – и будешь жить. Может быть, даже станешь моим наместником в Суминоре…

– Никогда! – прошептал Мино.

– Ну как же, принципы благородного рыцаря – верность, лояльность и все такое прочее, – язвительно проговорил Тагеро. – Так что воздала мне успокоить твою совесть. Тебе все равно придется это сделать! Если ты еще не понял, повторю. Или по собственной воле, или как управляемый моими мыслями живой труп. Естественно, в последнем случае ты потом будешь для меня уже бесполезен… – Он сделал паузу. – Проблема, как видишь, касается не самого поступка, а того, стоит ли ради пустых моральных принципов расплачиваться жизнью? Заранее говорю, что меня это мало волнует, а никто другой не узнает… Ну, давай! Мне уже наскучила эта болтовня!

– Я ухожу! – заявил Мино.

Тагеро рассмеялся столь искренне, словно услышал лучшую шутку в своей жизни.

– Пожалуйста! – весело воскликнул он, утирая выступившие на глазах слезы. – Вон туда… – Он показал на дверь.

Мино в ярости вскочил с лавки, подошел, дернул за ручку и перешагнул порог. Прежде чем он успел понять, что происходит, могучий удар отбросил его назад. Он с грохотом свалился на пол. В груди разлилась резкая боль. В ушах замер скрежет ломающегося железа. Четыре дыры в панцире. В дверях стояла упыриха, бывшая проводница, подняв когтистые лапы. Если бы не стальная пластина на груди, сердце Мино уже лежало бы на земле. Одежда под доспехами повлажнела от крови. Он увидел над собой кошачьи глаза Тагеро.

– Не думал, что ты настолько глуп, – презрительно бросил чародей. – Жалкий паяц! Подумай над этим, пока я не вернусь. Тебе повезло, что мне нужно еще кое-что сделать… – Он радостно захохотал и вышел.

Мино перевернулся на живот, а упыриха предупреждающе зашипела. Торчащие внутрь заусенцы в панцире вонзились в свежие раны. Парень задержал дыхание, ожидая прыжка упырихи. Ничего, однако, не произошло. Он медленно поднялся и встал на четвереньки. Она все еще была позади него, но в любой момент могла оказаться у него на спине… Он медленно положил правую руку на обух топора, сжал пальцы. Рука чуть дрогнула, когда он вытаскивал топорище из-за пояса. Послышался шорох дерева по железу и коже, и сердце Мино едва не перестало биться. Упыриха не издала ни единого звука, словно ее там вообще не было! Левая рука начала дрожать. Еще две пяди… полторы… одна… половина… еще чуть-чуть… Есть!!! Топор был в его руке! Теперь лишь сменить захват… Спокойно. Упереть топорище в грудь, переместить пальцы… Так. Мино не мог поверить, что упыриха не слышит этого чудовищного стука, от которого, казалось, лопаются виски! Встать на колени…

Звук шагов! Пинок в спину бросил Мино на землю лицом вниз. От ужаса застыла кровь в жилах. Он застыл, прижав топор к себе, словно ребенка. Больше ничего…, ничего… Он перевел дух и пополз к стене. Коснувшись ее, он поднялся, словно цепляющийся за стену паук. Упыриха ему не мешала. Он все еще стоял к ней спиной, тяжело дыша, ему казалось, будто у него в груди дыра величиной с кулак. Из-под панциря текла кровь. Мышцы упырихи успели основательно сгнить до Превращения, так что она не должна быть столь проворной и сильной, как другие. Однако удар должен быть лишь один! Застать ее врасплох! Что она думает?! Что знает?! Мино почувствовал, как у него подкашиваются ноги, слабеют руки. Страх сковывал все члены. Вот она! Подходит! Разворот! Яростный рывок. Кваканье и блеск. Острие обрушилось на плечо твари. Треск костей и пронзительный вой едва не разнесли хижину. Упыриха, свернувшись клубком, каталась по земляному полу, Мино ударил еще раз. Раздался дикий вопль. Упыриха перестала метаться и задергалась в конвульсиях, словно раздавленный паук. Облегчение и отвращение охватили Мино. Он встал над чудовищем, расставив ноги, и обеими руками поднял топор. Свист, удар и тошнотворный хруст. И тишина. Тело упырихи дернулось в последней судороге. Из ран, вместо крови сочилось голубое свечение.

– Отлично, Мино Дерго! – На пороге стоял Тагеро. – В точности то же самое ты проделаешь с Красноглазой….

Мино одним прыжком перемахнул полхижины. Топор в его руках описал широкую дугу. Протяжно свистнуло лезвие. Чародей даже не пытался уклониться. Сталь со всей силой ударила в грудь легко одетого Тагеро… Скрежет, лязг и брызги искр. Мино показалось, будто он рубит железную старю, вмурованную в литой камень. Топорище треснуло вдоль. На рубашке мага не осталось даже следа. Мино отбросил сломанное оружие и, выхватив меч, ткнул в открытое горло чародея. У самой цели клинок застрял в воздухе, который неожиданно приобрел твердость стекла. Мино отдернул руку и ударил в лицо. То же самое. Все бесполезно! Он отступил, тяжело дыша, опустил оружие.

– Ты сделал свой выбор, – холодно произнес Тагеро и, сделав два шага к Мино, что-то прошептал.

Тихий шорох раздался за спиной парня. Он оглянулся. Из печи падал пепел. Серый порошок какое-то время высыпался из-за приоткрытой дверцы, а потом завертелся в воздухе и быстро поднялся вверх, приобретя вид облака. Летун! Мино, бросив меч, наклонился за затупившимся топором. Тагеро не пытался ему помешать. Обгоревший скелет уже висел над землей. Мино отчаянно атаковал. Оружие пролетело сквозь демона, словно сквозь дым. Подобными же были и последствия. Летун лишь слегка покачнулся.

Маг разразился сатанинским хохотом и хлопнул в ладоши. Руки летучего скелета схватили Мино за горло. Холод пронзил все его тело. Сознание парня угасло, но почти сразу же в нем вспыхнул смертельный ужас. Несчастный в отчаянии дернулся назад, но демон уже овладел своей жертвой. Топор выпал из ослабевшей руки. Невидимые клещи вонзились в мозг Мино. Он почувствовал, будто чье-то осклизлое рыло погрузилось в его разум и начало высасывать мысли. Он завыл как зверь, когда эта дрянь добралась до самых сокровенных уголков его души. Тошнотворная судорога сдавила желудок, и стены с бешеной скоростью закружились вокруг. Мино провалился куда-то в бездну…

– Мало разума, много гонора, – разочарованно вздохнул Тагеро. – Все-таки какая наглость, что такие вот вечные мальчишки ходят по свету и портят взрослым людям вкус жизни!

– Ты, Каад, а если ты ошибаешься?

– Тогда все пропало, – спокойно ответил змей. – Тагеро прикажет сделать из моей шкуры сто пар ночных туфель, а твой череп станет украшением его коллекции…

– Перестань! Тоже мне, нашел время для шуток! – Ириан перепрыгнула через кусты и обежала по дуге небольшую группу деревьев.

– Никогда в жизни я не был столь серьезен, как сейчас! – Каад мчался вперед, грациозно огибая любые препятствия. – Я уверен, что именно так он и поступит. Я его подслушивал, когда он об этом думал!

Оба демона мчались во тьме рогиррского леса. Зеленые и красные глаза то и дело вспыхивали за кустами и пнями. Иногда раздавался треск сухих веток под ногами Красноглазой и шелест раздвигаемых ветвей. Эти звуки сопровождались непрерывным шорохом сухих листьев, отбрасываемых в стороны зигзагообразными движениями тела Клада. Упыриха и змей не заботились об осторожности.

– Я чувствую себя так, словно сама лезу в ловушку, – мысленно передала Ириан. – Если эти ядовитые летучие мыши вернутся, Редрена уже ничто не спасет…

– Я говорил королю, чтобы он спрятался в окованном серебром сундуке, – отозвался Каад, – но он заявил, что ни в какой гроб не полезет… Ничего не поделаешь. Не буду же я лежать без движения, завязав хвост узлом, когда Тагеро может давать все что захочет. Нужно действовать!

– Я должна была остаться и оберегать Редрена…

– Не увиливай! – Мысль змея дрожала от гнева. – Ты нужна мне здесь и сейчас. Никто иной. Я не должен был ошибиться! – заверил он. – Впрочем, тебя вовсе не интересует король. Я знаю, что тебе приходится сражаться с собственной семейной тайной. Старое зло требует новой платы. Поэтому ты должна забыть о Мино, его найдут…

Мысли, пришедшие теперь к Красноглазой, не имели словесного облика. Это были лишь боль и слезы…

– Ириан, что с тобой?! – забеспокоился Каад.

– Не знаю… – Мысль дрогнула, словно сдавленный шепот.

Они все еще мчались сквозь черный лес.

– Хватит! – приказал Тагеро.

Летун послушно отступил и завис возле стены. Маг начертал в воздухе тайный знак, и невидимая сила подняла вверх останки зарубленной упырихи и выбросила их за дверь. Тагеро отряхнул руки и присел возле Мино.

– Как себя чувствуешь, отважный рыцарь? – он несколько раз ударил лежащего по лицу. Мино с трудом открыл глаза.

– Плохо тебе, да? Не можешь ни шевелиться, ни думать, и тебе холодно… – ответил сам себе чародей. – Честно говоря, я предпочел бы сидеть тут, пить мед и смотреть, как ты подыхаешь от старости. Но – что поделаешь! Всех удовольствий не получить сразу. Я не могу лишить тебя ни воспоминаний, ни молодости, иначе уважаемая невеста сразу сообразит, что ее трахает кто-то чужой… – Он радостно захихикал. – Я все время объясняю Ксину, что эта его шлюха Ханти чересчур любила подобные утехи, чтобы ей хотелось заметить разницу… Но теперь потребуется тонкая работа, а наш дорогой судья Молино, – он посмотрел на висящий в воздухе скелет, – на такое не способен. Естественно, это не его вина, – продолжал Тагеро, снимая с Мино доспехи. – Слишком хорошо его сожгли, так что, сам понимаешь… Если бы останков было больше, он мот бы стать сожжением. Эти умеют не только терзать душу. Ну что ж… а, с другой стороны, они не столь, скажем так, удобны, как летуны. Жаль. Хотя – нет. Кажется, я несправедлив! В конце концов, наш дорогой судья прекрасно проявил себя во дворце верховного жреца. Ах да, ты же об этом ничего не знаешь! Ничего не поделаешь… – Маг отбросил железо в угол и раздвинул одежду на груди Мино, – Ого… Ничего себе! Впрочем, и хорошо. Эта рана закроет след от пробитого сердца, ведь тебя придется убить. На полностью живых сила Онно действовать не хочет. Такова уж ее природа. Не волнуйся, у меня тут есть такой маленький стилет с пустым внутри лезвием. Кровь вытечет, и все. Твоя собственная будет тебе теперь не нужна. Новую, свеженькую, ты высосешь из Редрена, не так ли? А до этого тебе должно ее очень не хватать… Сытый вампир – плохой вампир. Ну вот! А как там зубы? – Он пальцами раздвинул губы Мино. – Прекрасно! Молодые, здоровые. Они отлично будут превращаться! От беззубых стариков никакого толку. Из дыры в десне даже самый лучший маг клыка не сделает. О! Вижу, ты меня уже понимаешь. Живучая из тебя бестия! Только не пытайся дергаться. У тебя на это никогда не будет хватать сил. И не беспокойся, ты быстро обо всем забудешь! Вот так. Теперь нужен Осколок, который устранит ощущение Присутствия…

До Мино дошло, что Тагеро встал, на мгновение отошел в сторону, а когда вернулся, положил ему на грудь нечто пульсирующее покалывающим теплом. Он услышал шепот заклинаний и увидел над собой блеск стали.

– Прощай, рыцарь!

Протяжно скрипнули дверные петли.

– Каад? – В голосе Тагеро прозвучали удивление и гнев. Страха не было. Он положил стилет и, забрав Осколок, повернулся к змею.

– Не думал, что ты на это отважишься, – заметил чародей. – На что ты рассчитываешь? Третий раз тебе сбежать не удастся!

– Я и не собираюсь этого делать, – сообщил змей. – Я хочу свести с тобой счеты!

– Глупец! Ты уже забыл, что ничего не можешь мне сделать? Что ты скорее сдохнешь, чем сумеешь сломать заклятие, которое я наложил на тебя, когда переносил душу.

– Да, это правда, – ответил Каад, – но тут со мной кое-кто, над кем у тебя нет никакой власти…

В хижину вошла Ириан. Мино с нечеловеческим усилием приподнял голову, но, не сумел ни удержать ее, ни произнести хоть слово.

Тагеро рассмеялся,

– Привет, дочка! Котолак шлет тебе привет. Но ведь ты же оставила Редрена одного! – громко воскликнул он. – Отлично! Вы даже сами не знаете, насколько облегчили мне задачу

Маг хлопнул в ладоши, и летун тотчас же превратился в пыльное облачко и полетел в сторону отверстия дымохода.

– Его вы уже не догоните!

В это мгновение Каад, выстрелил всем телом вверх, словно пружина. Его голова помчалась подобно снаряду и в долю секунды оказалась под крышей, рядом с улетающим демоном. Челюсти змея широко раскрылись, и шипящая струя выброшенного из легких воздуха унесла с собой капли прозрачной жидкости, обильно стекавшей с белых клыков. Оплеванный ядом летун взорвался ярким пламенем. Каад упал на пол, а огненный сгусток, словно шаровая молния, начал метаться по хижине, отскакивая от стен, сбрасывая с полок посуды и пугая летучих мышей. Это продолжалось столь же недолго, как и атака змея. Вскоре демон сгорел дотла и исчез. Судья Молино завершил свое посмертное существование.

Прежде чем Тагеро успел прийти в себя, Каад молниеносно подполз к Мино и накрыл его собственным телом. Дальнейшие события понеслись с бешеной скоростью. Ириан двинулась в сторону Тагеро. Чародей произнес заклинание, и воздух вокруг упырихи превратился в многогранный кристалл. Красноглазая с легкостью выбралась из магической ловушки. Чары не подействовали. Когти поднялись для удара.

– АРАД!!! – Тагеро выбросил вверх руки.

Чародейская стихия разорвала печь изнутри. Наружу вырвался огненный гейзер. Кирпичи, железо, камни, угли, дым, сажа – все закружилось по хижине, которая мгновенно запылала. Крыша занялась словно факел. Там, где была печь, открылась раскалённая пропасть. Тагеро, не колеблясь, прыгнул в нее. Красноглазую остановила мысль Каада:

– Помоги вытащить отсюда Мино!

Упыриха оглянулась. Змей, выполняя роль живого щита, толкал беспомощного парня в сторону двери. Балки, поддерживавшие крышу, уже перегорали. Две из них вместе с охапкой горящей соломы обрушились на Ириан. Она разбросала их когтями и добралась до Каада. Пожар свирепствовал со сверхъестественной яростью. Начали трещать стены. Когда все трое перебрались через порог, хижина рухнула и превратилась в пылающий костер. Однако мгновение спустя заклинание утратило силу. Пламя провалилось под землю, а головешки тотчас же остыли и покрылись холодным пеплом. Лишь тлеющие волосы Красноглазой свидетельствовали о том, что это был не сон.

– Откуда вы здесь взялись? – прошептал Мино.

– А ты? – Ириан, уже в человеческом облике, гасила свою шевелюру.

– Он меня заманил… хотел, чтобы я убил короля… – с трудом говорил Мино. – Пытался превратить меня в вампира…

– Каждый может ошибаться, – Каад беспомощно покачал головой. – Во всяком случае, я был прав, что привел тебя сюда.

– Правда… – вздохнула Ириан. – Но мы должны идти за ним! – она оживилась и подбежала к остаткам хижины.

– Это не так просто, – заметил змей.

Он мог этого и не говорить, поскольку Красноглазая как раз пыталась отвалить первую с краю балку.

– Тут же все замерзло! – изумленно воскликнула она. – Везде полно льда…

– Природное равновесие должно сохраняться, – спокойно ответил Каад. – Сперва был огонь и жар, а теперь вода и холод. Каждое заклинание всегда ведет к соответствующим обратным последствиям. В случае изначальных стихий наступает простая замена противоположностей.

– Ты в этом разбираешься? – спросила Ириан.

– Не настолько, чтобы делать это самому.

– Так что теперь? Он же от нас сбежит!

– Не сбежит. Он в таком же самом положении. Придется подождать, пока все это оттает.

– До утра.

– Или дольше.

– А потом все… сначала? – подал голос Мино.

– Не думаю, – поразмыслив, ответил Каад. – Тагеро не демон и не божество зла. Он порой совершает ошибки, у него нет чутья Присутствия, иногда его можно застать врасплох. К тому же, будучи человеком, он должен есть и спать. Использование, заклинаний отбирает силы, а неожиданный вызов огня, без предварительной подготовки, – это кое-что. Теперь Ксин, может быть, получит свой шанс.

– Но что это за место? – Ириан подняла голову. – Здесь так странно…

– Если не ошибаюсь, под нами источник силы Онно…

Мино от удивления даже сумел сесть. Каад инстинктивно подпер ему спину.

– Огненный Камень! – воскликнула Красноглазая.

– Так я думаю, – согласился змей.

– Здесь… – Ириан замолчала и глубоко задумалась.

Ее неожиданно охватила странная внезапная тоска…

– В конце концов, вы не ответили на мой вопрос, – напомнил Мино.

Красноглазая никак не реагировала. Каад повернул к нему голову.

– Когда я отправлялся на разведку, я чуял, что где-то тут найду его, – начал рассказывать змей. – Так оно и произошло. Мы встретились здесь перед самой битвой. Я сказал, что хочу к нему присоединиться, ибо меня убедило его могущество.

– И он тебе поверил? – прошептал Мино.

– Нет, но решил никак этого не показывать. Он не знал, что за эти двадцать лет я научился слушать мысли. У него не было времени мною заниматься, он тогда готовил тот туман… Когда я заметил, что он делает, то едва не поверил, что он и в самом деле непобедим!

– И ты ему не помешал? – Мино говорил все еще с трудом.

– Я не могу и никогда не мог сделать что-либо против него. Он тоже.

– Он не может… тебя уничтожить? – удивился Мино.

– Чарами – нет, только магическим оружием, так же как и обычного демона, или наслав других чудовищ. Кроме того, бывают моменты, когда он не владеет своим новым телом. Он ведет себя словно безумец, страдающий раздвоением личности. Именно поэтому он не смог причинить вреда Ириан.

– А что было дальше?

– Я сбежал, оторвался от посланных в погоню чудовищ и предупредил Редрена о тумане. Король приказал всей армии отступать.

– Успели?

– Не все. Мы ошиблись относительно направления движения тумана. Большинство гонцов были посланы на левый фланг и в центр. Тем временем духи пришли справа… – Каад на мгновение замолчали – Погибли около десять тысяч человек… Войско разбежалось. Многие из наших остались на Круглых Холмах.

– Бойня… – Мино не знал, что сказать.

– О большей я не слышал, – согласился змей. – Король тоже должен был погибнуть. Тагеро наслал на него ядовитых летучих мышей. Они прилетели днем, вместе с туманом, и были обработаны подобным же образом, как и та муха в монастыре. Это старинный фокус, для которого не нужно использовать силу Окно. Старая магия нашего мира… – Он задумался. – Пришлось позвать на помощь Ириан.

Красноглазая несколько оживилась и посмотрела на Мино.

– Я услышала его мысли, – вполголоса сказала она, – когда утром нас атаковали карийцы, я знала, что ты сумел прорваться, а потом пошла сквозь туман. Он ничего мне не сделал. Духи почуяли, что моя кровь – яд. Я вернулась как раз вовремя, поскольку Каад слишком большой и тяжелый, чтобы сражаться с летучими мышами. Он с трудом отгонял их от Редрена.

– Я искал тебя на побоище, – признался Мино.

– Я думала, ты догадаешься… – Она тоскливо посмотрела на руины хижины.

– Я не мог думать!

Она рассеянно улыбнулась. Мино этого не заметил.

– Откуда ты знаешь, что это здесь? – обратилась Ириан к Кааду.

– Что? – Змей прикрыл глаза.

– Онно…

– Из той ямы под печью Тагеро получил силу, необходимую для того, чтобы навязывать свою волю духам умерших. Не представляю, что еще могло бы там быть, – ответил Каад.

– Он тогда… спускался вниз? – спросил Мино. Его голос звучал все слабее.

– Нет, все время был в хижине. В какой-то момент даже подумал, что ему нельзя туда идти… Значит, это что-то такое, что ему не нравится! Он сбежал туда от Ириан, поскольку не имел иного выхода. Поэтому мне кажется, что нам незачем его опасаться.

– А если ты ошибаешься?

– Два часа назад Ириан задала мне тот же вопрос, – раздраженно ответил Каад. – Отвечу тебе то же, что и ей: тогда мы погибнем! Я ни в чем до конца не уверен. Лучше постарайся заснуть!

Красноглазая встала и сменила облик.

– Пойду пройдусь.

– Только не уходи далеко, – попросил змей. – Большинство чудовищ сейчас снова в Сахене, но кто знает, не успел ли Тагеро позвать кого-нибудь сюда?

– Хорошо, – согласилась она и скрылась в лесу. Она чувствовала, что свершается ее предназначение. Ей хотелось остаться одной…

Мино лег на спину и закрыл глаза. Он заснул, прежде чем успел об этом подумать. Его разбудил сухой треск. Был ясный день. Ириан и Каад разбирали смерзшиеся головешки на пожарище. Оба уже явно потеряли терпение. Красноглазая тащила когтями одну из балок, а змеи приподнимал ее собственной спиной. Вскоре раздался хруст ломающегося льда. Мино быстро встал. Рана на груди заболела столь сильно, что он даже зашипел. После трех шагов у него закружилась голова. Неожиданная волна слабости охватила все тело. Ошеломленный, он рухнул на землю. Над собой он увидел голову Каада и Ириан. Он даже не заметил, когда они появились. Последних мгновений он просто не помнил.

«Потерял сознание…» – удивленно подумал он.

– Мино, что с тобой? – В голосе Ириан звучал страх.

– Не знаю, – прошептал он. – Я проснулся, хотел встать…

– Рана все еще кровоточит, – заметил змей. – А должна уже затянуться!

– В самом деле… – Красноглазая раздвинула рубашку. – Мино, что он с тобой сделал?

– Это был летун.

– Летун?! – забеспокоился Каад. – Что же ты раньше не сказал?!

– Я думал, вы сами догадаетесь…

Оба демона переглянулись.

– Я был уверен, что Тагеро лишь наложил на тебя чары, лишающие силы, – махнул хвостом Каад.

– И что теперь? – Мино оперся об одно из колец Каада и сел.

– Летуны ранят душу, – сказала Ириан. – Из-за этого из нее уходит жизнь. Такие раны никогда не заживают…

– Это правда, – подтвердил змей.

Мино побледнел.

– Значит, я умру? – с усилием спросил он, пытаясь сохранить спокойствие.

– Твоему телу уже не хватает жизненных сил даже для того, чтобы заживить рану на груди. – Каад опустил голову. – Если смерть не наступит от потери крови, то в течение ближайших недель придет глубокая старость…

Красноглазая молчала. Мино избегал ее взгляда.

«Я солдат, – подумал он, – солдат… Смерть – обычное дело…»

– Прежде чем я сдохну, я хочу увидеть его труп, – процедил он сквозь сжатые зубы. – Помогите мне встать!

– Только осторожно, без резких движений, – предупредил Каад. – И как?.. – спросил он чуть позже.

Мино уверенно стоял, слегка расставив ноги.

– Когда не двигаюсь, не чувствую слабости, – вполголоса сказал он.

– Идем! – толкнула змея Ириан. – Нужно сделать проход…

Они оставили Мино и принялись за дело, яростно разрывая, ломая и круша дерево и лед, преграждавшие путь в подземелье. Мино медленно шел к ним. Когда он добрался до пепелища, Красноглазой удалось пробить когтями небольшое отверстие. Каад тотчас же просунул туда голову и уперся, словно огромный живой лом. Вскоре груда обуглившихся балок, скрепленных черным от копоти льдом, с грохотом треснула, поднялась вверх и с треском отлетела в сторону.

– Готово! – Змей распрямил шею и стряхнул с головы грязь и сажу.

Все трое склонились над дырой в земле. Это был выход наклонной шахты, из которой исходил сильный, но не раздражавший глаза свет. Солнечные лучи не в силах были его затмить. Гладкие овальные стены покрывала блестящая стекловидная масса. Ириан вошла туда первой, за ней Каад и Мино. Парень опирался на выгнутую вверх спину змея. Они осторожно преодолели несколько десятков шагов. Тагера мог быть впереди.

Сначала они заметили темное пятно на фоне мерцающего в глубине коридора сияния. Чародей отбрасывал тень длиной в десять с лишним шагов. Многократно отраженный от стен шахты свет смазывал очертания. Тагеро заметил их значительно позже. Ириан, Мино и Каад шли в сторону источника света, и потому тень оставалась позади них. Они появились перед магом словно привидения.

– Стоять!!! Не приближаться! – крикнул Тагеро.

– Идите смело, – неожиданно проговорил он голосом Ксина.

– Отойдите, иначе я похороню здесь себя и вас! – Чародей явно был напуган, – Я прикажу потолку рухнуть!

Угроза подействовала. Красноглазая, поколебавшись, остановилась. Змей выдвинул вперед голову и тоже замер. Наступила напряженная тишина.

– Он лжет, – заявил Ксин, на мгновение захватывая власть над своим телом.

Они бросились вперед.

– Эй! – Мино судорожно вцепился в змея. – С ума сошли? – тяжело прохрипел он. – Он не уйдет…

– Верно! – Красноглазая остановилась.

– Извини. – Каад помог Мино удержаться на ногах.

Они снова медленно пошли дальше. Коридор все время опускался. Искрящийся, дрожащий свет, казалось, находился все на том же расстоянии. Через триста шагов Мино снова стало плохо. Змей заботливо обернул его хвостом и понес, столь осторожно, как только мог. Шли минуты. Кровь текла у Мино по животу – медленно, но непрерывно. Жгучая боль пронизывала грудь. Страх, неуловимый, неопределенный, подавлял любые мысли. Мино искал слова, которые помогли бы ему принять приближающуюся смерть, воплотить ее, назвать, лишить таинственности и страха. Однако все, за что он пытался уцепиться, было слишком маленьким, хрупким, ненадежным. Разум его извивался перед лицом неизбежного, словно червяк под сапогом. Его вдруг охватила уверенность, что существует формула, которая обеспечит ему бессмертие. Лишь бы найти ее! Убедить самого себя, а потом вместе с ней спокойно уйти в ничто. Но все было тщетно. Когда накатывала волна страха, все слова растворялись в ней словно соль в воде, исчезали, теряли смысл. После них оставалась пустота, заполненная жалкими ошметками истин. Единственное, на что он еще был способен, – не скулить, не выть, не рыдать. Хотя, в сущности, и это не имело никакого значения. Насколько легче умереть в бою, от одного удара стали, обрывающего жизнь прежде, чем это успеет понять разум…

– Пришли! – сообщила Ириан.

– Можешь стоять? – спросил Каад.

– Да, – ответил Мино, и змей поднял его и осторожно поставил на ноги.

Шахта здесь расширилась, переходя в камеру, которую наполовину заполняла огромная, похожая на лед глыба, светившаяся подобно раскаленному добела железу. Жар этот, однако, не обжигая и вообще не был горячим. Глыба вырастала из пола и стены, так что то что они видели, могло быть лишь небольшой ее частью, словно вершина айсберга.

– Огненный Камень… – послышалась мысль Красноглазой.

Тагеро стоял, вжавшись в угол между камнем и стеной камеры. Упыриха направилась к нему.

– Давай договоримся по-хорошему, – предложил чародей.

– Незачем с ним разговаривать, – заявил Ксин.

– Помнишь, тогда, во дворце, – обратился Тагеро к Ириан. – Ты хотела пойти по моим следам. Я сказал тебе тогда, что стоит лишь захотеть. Ты хотела…

– Он проверял, удастся ли ему привлечь тебя на свою сторону, – перебил его Ксин. – Я помешал ему, передав тебе свои мысли.

– Просьбу о помощи? – переспросила Красноглазая.

– Да…

Тут Ксин и Тагеро начали говорить одновременно, из-за чего стоящее перед ними существо издавало лишь нечленораздельное бормотание. Наконец верх одержал Тагеро:

– Посмотри, сколь многого я сумел достичь, имея в распоряжении свою магию и знания Ксина о природе демонов. Если бы мне помогла еще и ты, весь мир лежал бы у наших ног.

– Как я могу помочь тебе, отец? – спросила Ириан.

– Убей его.

– Ты не можешь убить только меня. Мы погибнем оба, ибо он живет благодаря мне.

Красноглазая беспомощно посмотрела на своих спутников.

– Он говорит правду, – подтвердил Каад. – Я все время слушаю его мысли.

– В борьбе с королевой-матерью погиб котолак, но в Ксине оставалось еще кое-что, и это нечто выжило только благодаря мне.

– Вопреки твоей воле, – ответил Ксин. – Убей его, Ири, я ничего не почувствую. Убей его как злобную тварь.

– Отец, Я не смогу, – прошептала она.

– Давай договоримся, – повторил Тагеро. – Если сейчас мы прикончим Редрена, ты без труда станешь властительницей Суминора…

– А потом произойдут события, которые все изменят, – отозвался Каад. – Зло никогда не может достичь цели, оно лишь бесконечная цепь причин и следствий. Одна из черт добра – способность перерезать эту цепь, и иногда это требует поступать вопреки логике и рассудку.

– В этой войне я выиграл все сражения, – сказал Тагеро.

– Но войны тебе не выиграть, – заявил змей, – так гибнет твоя логика.

– Я не случайно убедил его прийти сюда, – сказал Ксин. – Моя жизнь совершила круг… Думаю, такова была ее цель. Я прошел этот мир, чтобы познать очищение. Постепенно действительность грубо сдирала с меня все то, что меня с ней связывало. Даже ты, Тагеро, был частью этого процесса…

– Он снова бредит, – заявил чародей. – Иногда с ним такое бывает…

– Ты слишком привязался к действительности, – ответил Каад, – это типично для тех, кто считает себя умнее философов, А это лишь текущая река событий.

– Пора кончать! – прошептал Мино.

Ириан приобрела облик упырихи.

– Скажите Ханти, что я ее любил, – проговорил Ксин.

– Не-е-ет!!! – В руке Тагеро сверкнул серебряный стилет.

Когти Красноглазой мгновенно сжались на запястье чародея. В движениях упырихи чувствовались уверенность и спокойствие. Рванув на себя руку с нацеленным оружием, она вывернула ее и сломала, словно сухую палку. Тагеро пронзительно взвыл, и лезвие звякнуло об пол. Вторая лапа ухватила мага за горло, придушив вырывавшийся изо рта вопль. Ириан отпустила размозженную руку и раздвинутыми когтями закрыла выпученные в непередаваемом ужасе глаза несостоявшегося властелина мира. Сжав голову, она резко дернула ее назад. Хрустнули шейные позвонки, и с резким треском разорвались соединявшие их связки. Шея была сломана, но Красноглазой этого показалось мало: она свернула шею Тагеро и дёрнула еще сильнее. Кожа и мышцы лопнули с чавкающим хрустом. Из разорванных артерий ударили струи крови. Быстрым движением челюстей упыриха перегрызла несколько оставшихся жил, и голова чародея покатилась по стеклянистому полу. Оттолкнув содрогающееся тело, она вновь приобрела человеческий облик и утерла тыльной стороной ладони кровь с лица.

– Как тварь! – напомнил Мино.

– Знаю… – Красноглазая наклонилась и, подняв стилет, с размаху вонзила его в оторванную голову. Потом встала.

– Все кончено, – спокойно подытожил змей.

Ириан молча подошла к Огненному Камню и, поколебавшись, положила на него обе руки, а потом оперлась лбом. Постояв так некоторое время, она повернулась и огляделась вокруг.

Взгляд ее упал на выроненный умирающим чародеем белый камешек, светившийся так же, как и Огненный Камень. Ириан взяла Осколок и, найдя место, от которого он был отбит, приложила его туда. Он тотчас же прирос к Камню.

В это мгновение обезглавленное тело Ксина начало испаряться: исчезали кожа и мышцы, показались белые кости. Все чары, использованные для его создания, теряли силу. Человеческая, звериная и демоническая природы начали отделяться друг от друга. В грудной клетке что-то зашевелилось. Из дыры между ключицами появились острые уши и короткая мордочка. Мгновением позже из скелета выбрался черный котенок. Мяукнув, он подошел к онемевшей Ириан, потерся о ее ноги, после чего, задрав хвост не спеша направился в сторону шахты и вскоре исчез в белом сиянии. Возле Огненного Камня остались лишь белые кости и черный череп, пробитый серебряным острием.

Все трое не смели даже вздохнуть. На их глазах свершился акт белой магии. Они долго молчали, не в силах пошевелиться.

– В этом Камне живут существа, которых Вы и называете эльфами, – неожиданно сказала Красноглазая. – Ксин стремился к тому, чтобы стать одним из них, но

слишком многое связывало его с этим миром. Это и решило вопрос о его последнем Превращении. Последним его желанием было вернуться к Ханти…

– А каково твое желание? – спросил Каад.

– Наверняка не война бок о бок с королем, это я поняла вчера вечером, – ответила она. – Для настоящих созданий Онно понятия войны не существует. Природа Онно не знает войны, даже борьбы за существование. Наш мир, когда они в нем оказались, показался им внушающим ужас и непонятным. Так было вначале. Потом они обнаружили, что тем не менее могут здесь жить и даже размножаться, используя и преобразуя мертвые тела, то есть то, что вышло из бесконечно продолжающейся здесь игры. Самым страшным их врагом оказалась человеческая ненависть. Если труп, который должен был дать начало эльфу, был ею поражен, он превращался в чудовище. Столь же опасной стала позднее злая воля, вооруженная чарами и заклинаниями…

Ириан подошла к Кааду.

– Ты и я, – сказала она, касаясь его головы, – очень странные создания. В нас сплелось столь много противоречий, что мы зависли меж двух миров. Не знаю, как тебя, но меня это мучило всегда. В глубине души я чувствовала, что когти и клыки упырихи – вовсе не то, что я на самом деле должна иметь. Я лишь не знала, как это изменить. Теперь знаю… – она замолчала и медленно сняла кольчугу, а затем остальную одежду. Полностью обнаженная, она подошла к Мино. – Я должна была дать ответ на твое предложение… – она посмотрела ему в глаза.

– Это уже не имеет значения… – прохрипел Мино.

– Ты ошибаешься, мой же ответ – нет. – Она грустно улыбнулась. – Любовь, которую я к тебе испытываю, – часть твоего мира и твоей природы. Это прекрасная составляющая человеческого бытия, но я ее потеряю, когда освобожусь. А освободиться я должна, ради тебя… Чтобы ты мог жить. Смотри! – Она быстро отступила на три шага и, подняв вверх правую руку, превратила пальцы на ней в когти. – Я не думала, что это так просто! – Решительным движением она вонзила когти, в собственное сердце.

– Ирити!!! – Мино отчаянно рванулся вперед и, если бы его не придержал Каад, рухнул бы на пол.

Красноглазая упала на колени, сжалась в комок и вырвала когти из собственного тела. Ее сотрясла сильная судорога. Задрожали руки и спина. Она сжалась еще сильнее и застыла.

– Ири! – Лицо Мино приобрело пепельный цвет. По вискам потек пот.

– Спокойно! – Мысль Каада полна была безграничного удивления. – Я чувствую, она…

– Не бойтесь! – мягко и, звонко прозвучал голос Ириан.

– Ири… – прошептал Мино.

Она подняла голову и встала. Между грудей не осталось даже следа раны. Глаза утратили красный цвет. Теперь из них исходило зеленовато-голубое сияние. Свет Огненного Камня, проникая сквозь тело девушки, делая его мелочно-прозрачным. Материальная сущность куда-то исчезла, осталась лишь форма.

– Это произошло бы и с Ксином, если бы не звериная часть его натуры и Тагеро, – сказала она. – Подойди ко мне, – обратилась она к Мино.

Шатаясь как пьяный, парень сделал несколько шагов.

– Я все помню… – Ириан положила ладони на его грудь.

Могучий горячий поток окатил сердце и мозг. Слабость и боль исчезли. Вернулась сила и ясность мыслей. Угасшие было чувства ожили словно огонь, в который подбросили дров. И самым сильным из них была любовь.

– Ириан! – страстно воскликнул он и хотел было заключить ее в объятия.

– Нет! – остановила она его, предостерегающе подняв руку. Он застыл как вкопанный. Вытянутые руки упали.

– Ириан…

– Это лишь имя, – ответила она. – Я должна уйти.

– Останься!

– А зачем?

Ошеломленный, он не знал, что сказать.

– Я исполнила последнее желание существа, которым была вплоть до этого мгновения. Не знаю, почему это было для него столь важно, но я это сделала. Чего ты еще хочешь?

Мино опустил голову.

– Уже ничего. Прощай, – беспомощно вздохнул он.

Ириан повернулась и вошла в Огненный Камень – просто погрузилась в него и исчезла.

Мино стоял и смотрел. Наконец Каад толкнул его кончиком хвоста.

– Идем отсюда, нам больше нечего здесь делать, – мысленно передал он.

– Но…

– Не пытайся их понять. Они слишком иные.

– Наверное, ты прав, – Мино, сгорбившись, начал подниматься вверх по шахте.

Вскоре они выбрались на поверхность. Была середина дня.

– И что же теперь? – Они посмотрели друг на друга.

– Я отведу тебя на край леса, – ответил змей, – а потом вернусь сюда. Прослежу, чтобы никакой новый Тагеро никогда больше до них не добрался. Стану стражем эльфов. Кто знает, может быть, они меня в конце концов полюбят? Может быть, я сумею понять их природу? А ты?

– Не знаю. – Мино пожал плечами. – Не знаю.

Они углубились в лес и долго брели, не говоря ни слова. В какой-то момент Каад чуть опередил Мино, повернулся, поднял голову и хитро взглянул на него.

– Думаю, я мог бы тебе кое-что посоветовать, – сообщил он.

– Что? – Мино остановился.

– Женись, наконец, на нормальной девушке, парень!