Утро наступило в два часа дня. Могло бы раньше. Я открыл глаза в десять, попил чаю, затем улегся обратно в постель. За окном было скучно и мерзко. Листьев на деревьях почти не осталось. Серый дождик, низкое свинцовое небо. В такую погоду хорошо сидеть в дорогом кабаке у камина, хотя бы у нас в Останкино, в «Твин Пиксе», пить согревающий чай с облепихой и всячески противостоять стихии. Самые темные дни в году. Но денег катастрофически не хватало. Заявление на разблокировку карты и возврат средств лежало в суде. На два заседания представители компании просто-напросто не явились. Адвокат Лажечников, воодушевленный двадцатью процентами от суммы гонорара, разумеется, старался. Но было понятно, что тянуться эта волынка может долго. Да и вообще убийцы и бандиты были ему как-то ближе, контакт с такого рода подзащитными давался ему легче.
Сегодняшний завтрак состоял из четырех яиц и сухарей. У меня хранились запасы элитных чаев, но пока, в целях экономии, я перешел на варварскую схему: в заварочный чайник закладывал четыре пакетика чая и полностью заливал кипятком. На несколько чашек хватало. Потом добавлял к четырем еще два пакетика, потом еще один — до тех пор пока в чайнике не оставались только пакетики. По крепости, можно сказать, получалось приемлемо. По вкусу — бр-р. Даже говорить не хочется.
Два часа дня. Пора вставать. Надел халат. Что-то я распустился — раньше и дома ходил в джинсах и футболке. Да, безработица действительно воздействует на человека плохо.
Включил компьютер. «Ваше резюме просмотрено», отклика нет, отклика нет, отказ работодателя, еще один. Целый месяц в поисках работы. Скоро начнется второй. Мои коллеги по топ-менеджменту вежливо выслушивали и говорили: «Саша, ты ведь понимаешь, не сейчас». А если я подавал заявление на более низкие позиции, мне либо совсем не отвечали, либо отписывались: «Ваша квалификация для нас избыточна».
Может, в дворники пойти или в охранники, чтобы пополнить иссякающие финансы? Я несколько дней отдежурил в своем и соседнем домах консьержем. Кстати, в библиотеке наших дежурных — несколько тысяч книг. Я дал уроки отстающим школьникам и провел за деньги игру «Что? Где? Когда?» в одной из корпораций. Общий доход за месяц — тысяч сорок. В принципе нормальные люди могут жить на эти деньги даже пару месяцев. Если бы не кредит за дом…
Но у меня не было привычки к почти что полному отсутствию средств. Стоило деньгам попасть ко мне, как я снова начинал тратить их со скоростью человека, получающего очень хорошие деньги дважды в месяц, очень приличные — раз в квартал и совсем приятную сумму — раз в год.
Надо перестраиваться психологически. Тысяч десять у меня еще оставалось. Я старался тратить поменьше, экономить на еде, мало ли что, вдруг эти деньги сыграют какую-то роль.
Да, очередные шесть отказов. Я полюбовался на фотографии Роберта из Гомеля. Девушки безуспешно пытались прикрыться блюдцами, на которых был нарисован Козерог, их зодиакальный знак. Ну да, действительно, если не неделю, то часа два крутиться на шесте за такую чайную пару точно пришлось, это же «Матео». Ценю. Ну и композиция! Вышло хорошо.
Кому я еще не звонил? Тимуру. Одно плохо: он живет не в Москве, а в отдаленном нефтедобывающем регионе. Редкий случай. Но организация, которая входит в топ-20 страховых компаний России, расположена не в столице и принадлежит не частному лицу, а правительству области.
Я нашел визитку. Знакомы мы были шапочно, встречались в основном на конференциях, несколько раз выпивали в Москве, один — в Европе. Как-то я совершенно случайно наткнулся на Тима в «Распутье», где, кстати, бытовало определение «сибирский командировочный» — «человек, не знающий счета деньгам». В тот вечер Тимур совершенно не рассчитывал дозу, и мне пришлось подвезти его на джипе до гостиницы. Может, вспомнит?
— Тимур, добрый вечер!
Там, в Сибири, у них вечер. Звонить лучше всего именно в это время — люди успевают расслабиться после тяжелых трудов.
— Добрый вечер! А кто это? — спросил он.
— Это Саша Лекарев из страховой группы «Златоглавая». — Я не стал уточнять, что давно нет. — Помнишь меня?
— Конечно. Несколько месяцев назад ты катал меня по Москве.
Катал — это мягко сказано. Мне это катание потом обошлось в полную химчистку салона. Но кто старое помянет, тому глаз вон.
— Ты, наверное, слышал, я тут работу меняю.
— Да, что-то читал.
— У тебя ничего нет?
— Так сейчас с вакансиями не очень. Кризис.
— Кризис вообще-то уже заканчивается.
— Тем не менее.
— А у твоих знакомых? Область у вас большая, богатая… В клиентском обслуживании, ты сам знаешь, я царь, бог и воинский начальник.
— Поговорить можно, прилетай, встретимся.
Только этого мне не хватало. Лететь туда четыре часа, и, главное — за дикие деньги.
— Слушай, у вас там севера, белые медведи ходят. Я холода не люблю. Может, ты в Москве будешь?
— В ближайшие пару месяцев не собираюсь. Но через два дня в Берлин лечу, выставка у нас. Погуляем? Мы с тобой там однажды пили. Приезжай и поговорим. Набери меня в пятницу в Берлине. А сейчас, извини, у нас совет директоров начинается, мне выступать.
Тимур повесил трубку. Прекрасно. Если не прилететь, он всем расскажет, что у меня плохо с деньгами. Если прилететь… А я смогу? На поездку в Сибирь денег точно не хватит. А в Берлин можно, туда лоукостеры летают. Стоп. Зачем мне золотая карточка «Аэрофлота»? Сколько у меня миль накопилось? Да я куда угодно долечу.
Через десять минут я был счастливым обладателем билета в Берлин, который обошелся мне в четыреста пятьдесят рублей сборов. Ладно, жизнь-то налаживается. Какие еще имеются лайфхаки? Я посмотрел варианты. Можно добраться в Шереметьево маршруткой от Речного вокзала — сто рублей, а можно от метро «Планерная» — пятьдесят. По сравнению с аэроэкспрессом и такси — колоссальная экономия.
Я пошел собирать рюкзак. Много вещей не нужно. Карточка, на которую я положил последние деньги, зонтик и книжка. «Мне в Париж по делу срочно». В данном случае в Берлин. Давно никуда не летал на один день.
На следующее утро самолет уносил меня в столицу Германии. Привилегии часто летающего пассажира — великая вещь. Мне удалось сэкономить на завтраке. Тем, кто часто летает и зарабатывает на золотую карту, полагается бесплатный доступ в зал, уставленный подносами с соком, чаем, кофе и, самое главное, — тарталетками. Надо постараться сдержать себя и есть медленно, не показывая, что голоден. Такие люди долго в бизнес-залах не задерживаются. Несмотря на месяц голодовки, выглядел я довольно прилично. Смотрелся в этом зале органично.
Через два часа самолет приземлился. Пограничный контроль — никаких проблем, штамп прилета в паспорт. Ко мне обратился один из немецких таможенников.
Я ответил:
— Будьте любезны, по-английски. Немецкий язык у меня в полном пассиве, хотя папа иногда намекает на генетическую память.
— Ванн момент, — вежливо сказал он. — Если по-английски, надо остановиться.
— Какие-то проблемы?
— Нет, никаких проблем. Покажите ваш рюкзак.
— Не вопрос.
Книжка и зонтик несколько удивили моего визави.
— Вы надолго в Берлин?
— На один день.
— А зачем?
Я подумал, что рассказывать ему о переговорах с главой сибирской компании глупо.
— В музей.
— Куда?
— В музей. Слышал, что скоро музей Пергамского алтаря на реконструкцию закроется. И ваш зоопарк я очень люблю.
Таможенник призадумался, но его лицо оставалось каким-то хмурым.
— А вы точно не хотите остаться в Берлине?
— Нет, не хочу.
— И вы не беженец?
— Нет, не беженец.
— А родственники у вас в Германии есть?
— Нет у меня в Германии родственников.
— А ваши родственники в Германии бывали?
Я начинал закипать. Сейчас отвечу, и пусть делают что хотят, хоть депортируют.
— Да, бывали, дедушка был. В сорок пятом году.
Я чуть не добавил — в пехоте, но это было бы ненужным преувеличением. Дедушка служил в ПВО, а в последний год вообще перешел в политические войска, закончил войну замполитом полка, а потом еще полгода прослужил заместителем коменданта в одном из городков, недалеко от Потсдама. В память об этом на даче долго стоял уже не работающий радиоприемник. В детстве я очень любил с ним играть. Клавиши его были отделаны настоящей слоновой костью. Самое интересное в радиоприемнике было не вечное молчание, не запах пыли, а история.
Говорят, что в один из воскресных дней товарищ подполковник торжественно вошел в магазинчик всякой всячины на первом этаже двухэтажного каменного дома, — недалеко, метрах в ста, от той самой площади, где кирха и ратуша со стороны чумного столба, — и выложил на прилавок свое месячное жалованье в оккупационных марках. Пример подавал. Уж не знаю, подал он кому или нет, но все дедовы друзья называли этот шаг только с большой буквы — Поступок.
Мой выпад произвел на таможенника должное впечатление.
— Проходите.
Больше вопросов он не задавал.
Площадь перед вокзалом была заставлена такси.
Не сейчас. Не заработал. «Эс-бан» — наземная электричка — проносил меня над восточным Берлином.
Если вы еще помните книги, которые читали в молодости в наивном убеждении, что книжки надо читать хорошие, то, возможно, вы еще помните Zoo Шкловского. Так что вот вам станция Zoo, вот вам зоопарк.
Через полчаса на меня смотрели сразу три жирафа, изящно покачивая шеями. Сам жирафятник был им под стать. Желтое здание, открытое снаружи и изнутри. Я неторопливо обошел его несколько раз.
Собственно, Берлинский зоопарк с жирафов начинался, поэтому ими гордился. В девятнадцатом веке этих животных было очень тяжело доставить. Когда удалось, конкурирующие зоопарки объявили высочайшие ставки вознаграждения за повторение этого подвига. Майн Рид об этом даже роман написал, «Охотники за жирафами». В нем доставка жирафов в Европу спасает от разорения целую фермерскую семью.
Слоны, львиный рык над зоопарком. Нашел бегемота. Минут десять созерцания подводной части бассейна — и животное показало мне филейную часть во всех подробностях. Да, зачастую жизнь поворачивается к нам исключительно ею. Нет в мире справедливости, жопа бегемота.
Берлинский зоопарк произвел на меня, как всегда, умиротворяющее впечатление. Именно здесь виделись со своими связниками шпионы холодной войны. Если верить детективам. Я знаю, что Штирлиц предпочитал общаться в музеях, но продолжаю представлять его в стенах Берлинского зоопарка.
Тимуру я позвонил еще из аквариума, услышал:
— Прилетел все-таки? Приходи.
— Когда и куда?
— На Кудам, в наш любимый «Мондиаль». Только не рано, часов в пять. У меня тут встреча, выставка, ты же не пойдешь на выставку. А там за айсбаном посидим.
— Хорошо.
Я зашел в Тиргартен — один из самых крупных европейских парков, который превосходил Гайд-парк раза в два. Переделанный Берлин после объединения двух половин невзначай сделал Тиргартен своим сердцем. Если идти дальше, то будет Рейхстаг.
Ландсвер-канал, напоминание о кайзеровских временах. Умилительно-трогательные, как на гэдээровских пазлах из детства, знаки дорожного движения для лодок, укрепленные под сводами низеньких мостов. Кстати, можно будет сесть на скамеечку, что-нибудь почитать. Книжек у меня было накачано много, а Берлин в ноябре — это не Москва. Десять-двенадцать градусов, дыши не хочу. Или просто бегать по парку.
Я сел. И пока мимо меня неспешно текли воды канала, погрузился в новый детективный мир: девочка-химик из Англии, распутывающая головоломное преступление, возвращала королю марки. Мне бы сейчас каких-нибудь марок. У деда была неплохая коллекция. Но самые ценные экземпляры пропали — то ли потерялись, то ли кто-то не удержался и после дедовой смерти прихватил самое интересное. Так что из тяжелой финансовой ситуации марки меня сейчас не выведут. Книга, двести пятьдесят страниц, пролетела за два с половиной часа.
Хотелось есть. Кухня в «Мондиале», старом отеле, никогда не была дешевой. Конечно, двести евро у меня с собой было. Мои последние деньги.
Я грустно осмотрел окрестности. Забавное заведение, украшенное совой с крайне удивленными глазами, которые походили на грампластинки. «Хуперс», — прочел я американскую вывеску. Что они делают в Берлине? Впрочем, я уже понял, что современный город — не Берлин кайзера после ковровых бомбардировок союзников и разделения на две части. Новый Берлин представлял собой мегаполис, идеальный для жизни и почти лишенный истории. Потому и кухня там встречается любая, кроме немецкой. К слову, немецкую кухню мы любим за совсем другие вещи. За много-много мяса.
Я зашел в «Хуперс» — заведение, которое заставляло вспомнить о наших стрип-клубах. Но нет. Девочки в шортиках выглядели скорее как спортсменки. Пиво вполне приличное. Сосиской в сэндвиче был по-берлински большой «кнакер». Чувство голода уползло в глубь желудка и затаилось там.
Что же, вернусь из Тиргартена, обойду зоопарк и прогуляюсь по знаменитой роскошной Курфюрстендамм. Улица, будоражившая души советских командировочных, которым крайне редко удавалось получить доступ в Западный Берлин. О ней упоминал Штирлиц. Нынче это попросту логово дорогих магазинов.
Чуть в стороне был большой «Ка-де-Ве» с самым большим в мире колбасным отделом, куда соваться с моей тощей наличностью нет никакого смысла. Только есть сильнее захочется от запаха. Я медленно шел по Кудам. Некогда знакомые мне бренды — «Прада», «Бриони», «Будапештер». Вот старый друг «Барбур» — английская одежда в охотничьем стиле, поставщик Ее Королевского Величества. Кстати, почти так же хорош, как «Берберри», но гораздо менее раскручен, не так дорого стоит. «Берберри» в России никого не удивишь, тем более подделывают его много, а «Барбур» еще вызывает вопросы: что это, откуда?
Зайти, что ли? Минут через тридцать я вышел с кошельком, в котором оставалась ровно половина суммы, имевшейся у меня на входе. Теперь у меня был фирменный, болотного цвета пакет, внутри которого лежала кофта. Если застегнуть ее воротник на все пуговицы, она делает меня как две капли воды похожим на имперского штурмовика из «Звездных войн», а если не застегивать, то просто на раздолбая.
Зачем я ее купил? Сто евро все равно не спасут, а так зимой хотя бы мерзнуть не буду. Застегнул под горло — и самое оно. Кроме того, надо получать удовольствие. С пакетом из дорогого магазина я произведу гораздо лучшее впечатление. Бегающие глаза и затравленный вид на подобной встрече не нужны…
Я дошел до милого четырехзвездочного отеля «Мондиаль». Он сравнительно недорогой. В старые добрые времена я останавливался здесь, когда приезжал на шопинг.
Вошел в ресторан отеля. В зале сидел татарин с отечным лицом, помахал мне рукой.
Тимур, потомок советских нефтяников, окончил финансовый институт как раз к моменту развала СССР. Интеллигентность и отсутствие хватки не позволили ему выйти в олигархи, но прочные позиции в финансовых подразделениях он занял. На хлеб хватало, на масло и икру — тоже.
Когда власть в нефтяном бизнесе перешла к роскошным московским офисам, набитым все время занятыми парнями с йельским и чикагским образованием, Тимур стал финансовым директором одной из немногих в России государственных страховых компаний. Конечно, ее громадный пакет принадлежал не столько области, сколько большим людям этой сферы, и деятельность она вела вполне частную. За несколько лет Тимур из пятого человека в иерархии страховой компании стал вторым, курировал не только финансы, но и все, кроме продаж и маркетинга. И собирался стать первым. Именно поэтому я и хотел попроситься к нему на работу. Блок продаж и маркетинга для него внове, меня он знает хорошо, может предложить должность.
— Привет тебе, сионистский жулик, — засмеялся Тимур, когда я сел за его стол.
— Почему сионистский?
— Ты не знаешь эту историю?
— Нет.
Я старался не общаться с бывшими коллегами по работе. Слишком болезненно это было.
— Ты что, не знаешь, правда? Да Ефимов твой уже выступал. И в компании, и в Ассоциации по борьбе со страховым мошенничеством — по поводу того, что пресек сионистский заговор. Там у Макса твоего большие проблемы.
— А он тут при чем?
— Тоже сионист. От рождения.
— Это, значит, у нас на двадцатом году капитализма такие экзоты водятся?
— Такие люди были всегда. Так что извини, если ты ко мне на работу проситься, то не сейчас. Давай через полгодика приходи. Я тебя возьму с удовольствием. Тем более ты ведь знаешь, в моей жизни намечаются перемены.
— Да знаю я, знаю. А результат?
— Говорю, через полгода назначение получу, наш главный в президенты переходит, тогда смогу никому ничего не объяснять.
Я отступил от роли успешного топа, который приехал в Берлин прибарахлиться между двумя серьезными позициями.
— Ты понимаешь, Тим, у меня сейчас расходы большие были, на жизнь зарабатывать надо.
— Да понимаю я. Ты отдохни, тебя сейчас никто на работу не возьмет. Или в какой-нибудь отстой — три стола, два компьютера. Подожди полгода. Я же знаю твою тачку — вполне достойная. Продай. На полгода тебе всяко хватит. Помнишь, кстати, «Ковбой-авто»?
— Видел в отчетности, но сам не занимался, не по моей дирекции они проходили.
«Ковбой-авто» — совершенно неавторизованный дистрибьютор, который вел такую рискованную политику в области продаж страховых полисов компаний, что сотрудничество с ним и правда превращалось в родео-шоу — десять минут на спине дикой лошади.
— Зайди к генеральному, он мой хороший приятель.
Догадываюсь, какой он хороший приятель.
— Ты с ним нормально общался?
— Встречал пару раз на партнерских банкетах, кажется. Наши полисы продавались хорошо, но в подробности агентских продаж через посредников я никогда не влезал.
— В общем, поговори с ним. Он тебя обижать не будет. Полтора миллиончика, и продаст. Что, на полгода не хватит?
— Полтора миллиона мне бы хватило и больше чем на полгода.
— Ну вот, продавай, загоняй тачку, будет тебе счастье. Давай я ему позвоню.
Не слушая меня, он достал мобилу.
— Олег, привет. Сашку Лекарева помнишь? Шапочно? У него заминка сейчас небольшая. Ты уже слышал? Пусть он у тебя машинку продаст. Надо к тебе обращаться? Не надо? Просто через менеджеров? Ладно, выдели самого вежливого.
«Полтора миллиончика», — повторил я мысленно, вспоминая сухари, которыми завтракал несколько дней назад.
— Зайди к нему в начале недели, поставишь тачку на комиссию. Он у тебя возьмет и загонит быстро. А если что-то в лучшую сторону изменится — отзовешь обратно. И не благодари.
Да, умеют люди помочь, не вынимая рук из карманов. Однако до продажи машины я мог додуматься и сам. Ладно, заход через полгода — это больше чем ничего. Я пожал Тимуру руку и пошел в сторону автобуса. Главное — не показывать, что я не вызываю такси. Идет скучающий турист. Автобус в конце улицы, вот он меня обратно и оттащит. В общем, зря съездил. Хотя нет, свитерок купил.